Лика

Лика мелькнула в моей жизни затем только, чтобы почти сразу беспечно упорхнуть прочь, покружить какое-то время раскрученным волчком на периферии и окончательно раствориться в том бесцветном пятне, что составляет мир за пределами моей жизни. Правда, исполняя описанный маршрут, она умудрилась натолкнуться в коридоре нашего общего блока в студенческом общежитии на Бэнджика – такое ироничное прозвище приклеилось к одному моему однокурснику, выглядевшему как переевший стероидов тяжелоатлет – общение которого с Ликой длилось не многим больше моего, но произвело на бэнджиковскую жизнь, такую размеренную и осмысленную прежде, странное роковое воздействие, спровоцировав мрачные процессы личностного распада и саморазрушения, которые, видимо, и раньше неактивированной миной дремали в закоулках его сознания, дожидаясь своего часа.

Удивительно легковесное создание с копной светлых волос и вечной улыбкой на смазливой мордочке. Было в ней что-то не от мира сего, какая-то червоточинка безумия несомненно угадывалась в удивленном взгляде ее зеленых глаз. Лика была помешана на чем-то декадентско-эсхатологическом, ощущала себя поэтессой и писала стихи, в которых визуализировала Иной Мир, Город Мертвых и Страну Теней. Возможно, она первой предвосхитила появление «готической» контр-культуры, такой популярной в наши дни среди малолетних девочек и задумчивых мальчиков.

Все в тот период бурлило в моей жизни, крутилось безумным калейдоскопом неведомых прежде ощущений, сомнительных знакомств и отчаянных приключений. Неповторимый пьянящий аромат взрослой жизни, бесконечные возможности которой я был полон решимости испытать, ни в чем себе не отказывая. Помню свой первый удавшийся опыт зарабатывания денег. Я и один мой друг – соучастник «проекта» на правах партнера – обзванивали из бесплатного телефона-автомата, установленного в мрачноватом полутемном холле общежития Главного Здания МГУ, фирмы из рекламного справочника, в названии которых присутствовали буквы ТОО (устаревшая организационная форма, подлежавшая реформированию в ООО до нового 1999 года, как раз наступавшего вскоре). Я немного срывавшимся голосом важно требовал к трубке генерального директора или, на худой конец, главного бухгалтера, которым представлялся сотрудником мифической, выдуманной в том же холле общежитя, фирмы «Юрсервис», сообщал об угрожавшем благополучию компании несоответствии ее правовой формы новым требованиям закона и скромно предлагал услуги опытных специалистов в сфере регистрации юридических лиц, готовых за небольшую мзду оперативно исправить упущение. А Лика восхищенно глядела на меня из потертого кожаного кресла напротив.

Помню поход к клюнувшему на незамысловатый маркетинг клиенту. Костюм-тройка, позаимствованный для первой в жизни деловой встречи у другого моего друга, был мне на несколько размеров велик и мешком свисал с плеч. А я, неловко завязывая на шее галстук, пристально вглядывался в свое отражение в зеркале, пытаясь разглядеть в нем будущего себя. В приемной директора ателье меня била дрожь и тряслись руки, но стоило открыть рот, и я, схватив куража, довольно уверенно провел переговоры, вольно оперируя обширными цитатами из классиков цивилистики (клиенту захотелось получить консультацию о существующих организационно-правовых формах юридических лиц) и оказался в итоге настолько убедительным, что нам не только выдали полагавшийся аванс в 100 долларов, но и попросили разработать план принудительного устранения из числа учредителей зарвавшегося партнера ателье. Разменянный в ближайшем обменнике аванс был частично конвертирован в две бутылки шампанского, которые мы весело распивали прямо из горла, двигаясь по заснеженному проспекту Вернадского в направлении улицы Кравченко и оглашая окрестные дворы взрывами разбиравшего нас дикого гогота.

Первые признаки психического расстройства проявились у Бэнджика, когда он, непонятным образом проспав три экзамена зимней сессии, принял решение бросить университет и добровольно уйти служить в армию. Я смотрел на его широкую спину, склоненную над письменным столом, за который он чуть ли не каждый вечер садился писать так и недописанное в итоге письмо родителям, вырастившим его в маленьком сибирском городке в спартанской строгости, чтобы известить их о принятом радикальном решении и как-то его обосновать – и впервые в жизни переживал это жутковатое ощущение, когда замечаешь в казавшемся тебе абсолютно здоровом и адекватном человеке следы чудовищной ментальной дисфункции.

На этот письменный стол я любил складывать ноги, удобно устроившись с сигаретой и кружкой кофе на подоконнике распахнутого настежь окна. Так я сидел и невнимательно слушал ликины загробные вирши, вглядываясь в черноту опрокинутого передо мной Города. Точно также сидел я на подоконнике в тот злополучный день, когда с 21 этажа прямо надо мной выпрыгнула из окна безумная филологиня и, пролетев мимо пакетом с мусором (так идентифицировало мое сознание летящий объект, зафиксированный боковым зрением) - гулко ударилась о бетонную плитку. Именно в этот день из далекого сибирского городка приехал в общежитие бэнджиков папа – узнавать новости об исчезнувшем отпрыске. Помню, вечером, выяснив все детали, он завалился в комнату с пакетами ряженки и кефира и принялся их методично поглощать, попутно просвещая нас о пользе кисломолочной диеты. Мы долго и удивленно слушали. Потом гостивший у нас в свой армейский отпуск Бэнджик рассказывал, как родители попросили его не приезжать пока домой в Усть-Илимск, чтобы их знакомые, наслушавшиеся хвалебных рассказов о чудном мальчике, поступившем в МГУ, не узнали тщательно скрываемой правды.

Забавно, но я совсем забыл о Лике и ни разу не вспоминал о ней до этих выходных, когда неожиданно поймал себя на том, что декламирую в уме одно из ее дурацких четверостишей:

Здесь нет теней и звуки глухи;
Плывут туманы над водой.
Бесчисленны струятся духи
Густой свинцовой синевой.


Я вот все думаю – привет с того света м. б.?