Размышления о смерти Петра Авдеева. Рассказ

Размышления о смерти Петра Авдеева.


       На поминках у Елены Луценчихи народу было немного: Пётр, жена его Наталья, двое племянников, четверо мужиков, копавших могилу, да несколько соседок - старушек. Предчувствуя смерть, она попросила Наталью, так как у неё не было ни детей, ни близких родственников позаботиться её о похоронах, показала, где лежат деньги на погребение. Та всё сделала по человечески: и обрядила покойницу и поминки организовала.
Когда подходили к кладбищу огромная туча с рваными бледно–серыми краями, и почти чёрная в середине выползла из-за горизонта. Солнце беспомощно остановилось не в силах противостоять ей. Она двигалась медленно, неотвратимо, покрывая весь небосвод от края до края. Всё затихло, любой случайный звук казался резким и пугающим. Воробьи спрятались под крыши домов, степенные вороны поспешили укрыться среди густых ветвей, собаки испуганно забились в свои будки в ожидании приближающего ненастья. Первые капли тяжело ударились о землю, отпечатавшись маленькими кляксами в пыли, на мгновение всё прекратилось, но в следующую секунду хлынул ливень. Он трепал листья деревьев, прошёлся по траве, оставляя после себя широкие полосы поникших стеблей, лил на бледное, безмятежное лицо покойной. Что бы вода не налилась в гроб, его накрыли крышкой.
Дождь шёл не долго, и вскоре солнце снова засияло, стараясь своими лучами согреть озябшую землю. Весело защебетали рассевшиеся на заборах и проводах воробьи, деревья и трава зазеленели ярче, умытые небесной влагой. Только людям, промокшим до нитки и с трудом, двигающимся по раскисшей дороге, было не сладко. Всем хотелось переодеться и обогреться, поэтому, похоронили Луценчиху быстро. Старухи шептались, мол, это хорошо, что дождь прошёл, значит, попадёт покойница сразу в рай.
Пётр недолго задержался, выпил немного за упокой души и решил уйти. Уж больно не понравились ему наследнички-племянники, бомжеватого вида мужики лет сорока с блудливыми глазами. Смерть тётки им скорей в радость: дом хоть и плохенький, но продать можно, а деньги пропить. А Петру жаль было тётку Ленку, часто в детстве угощала она его то карамельками, то сладкими вишнями, привечала как собственного сыночка.
 Жизнь у покойницы была не радостной, всё из-за муженька её, Митяя. Умер он пять лет тому назад, эти годы без него, да время до замужества были самыми счастливыми и спокойными для неё. По имени называли его редко, больше называли Пеньком, и действительно, похож он был на пенёк: лысый, маленький, костлявый, весь какой-то замшелый, зимой и летом ходил в рваной телогрейке и кирзовых сапогах. И пахло от него трухой и сыростью. Он не работал, жил на деньги жены, да на пенсию по инвалидности, которую получил пьяный на производстве. После травмы немного прихрамывал, хотя работать ему было можно, но лентяй был редкостный. Забор возле дома покосился, дверь еле держалась, ему хоть бы хны. Ненавидел мужиков работящих, у кого дом был в порядке, в достатке. Обзывал их буржуями недорезанными, грозился поджечь, писал на них кляузы. Зато выпить, да ещё даром любил очень. Соберутся мужики после работы или праздник какой-нибудь, Пенёк тут как тут, хотя и не звал его ни кто. Усядется как голодная собака возле колхозной столовой, всё норовит в глаза заглянуть, смотрит, кусок в горло не лезет. Не выдержит кто-нибудь да нальёт ему. Выпьет, даже спасибо не скажет, будто обязан кто его поить. Домой придёт, требовать начнёт ещё денег на выпивку, жену бьёт, как он выражался - поучает.
 Она была крупнее его, но те устои, идущие ещё с домостроевских времён повелевавшие быть покорной мужу, заставлял её сносить оскорбления и побои. Когда совсем было сил терпеть, убегала прятаться к соседям. Не однажды видел Екатерину растрёпанную, в разорванной одежде, то с разбитой губой, то с заплывшим глазом, с синяками на руках и ногах.
Петру это было в диковину: в их семье отец ни когда не поднимал руку на мать. Однажды он спросил: « Почему тётка Екатерина не даст сдачи, она ведь такая сильная? ».
Мать на минуту задумалась: «У некоторых от слабости характера, а чаще от глупости это бабской. Позорным раньше считалось, если баба без мужика живёт, какой ни есть, а всё же муж. Времена сейчас другие, а некоторые до сих пор отвыкнуть не могут».
Отец, чинивший обувь, отложил в сторону шило, тяжело вздохнул и добавил: «Запомни, сынок: если мужчина бьёт женщину, держись от такого подальше. Если он слабее себя обижает, значит, может любую подлость совершить». На всё жизнь запомнил Пётр эти слова.
 Захотелось курить, но с досадой вспомнил, что сигареты остались в другом костюме. «Не беда, - подумал он, - зайду куплю». В магазине ни кого, кроме молоденькой продавщицы Ирины не было.
- Здравствуй, невестка, - он называл её так, потому, что она встречалась с его сыном. Ирина нравилась ему, красивая, приветливая.
- Здравствуйте, дядя Петя, - девушка покраснела, смущённо улыбнулась. Ей было и приятно и одновременно немного неловко.
Пётр достал из кармана мелочь, разложил её на ладони.
- Если не хватает, потом занесёте.
- Достаточно, - он протянул ей деньги, - мне «Примы». Лёнька давно писал?
- Неделю назад письмо получила. Я сразу ответила.
- Тебе чаще пишет, чем родителям. Подожди, три месяца осталось служить.
- Заходите ещё, дядя Петя.
Идти домой не хотелось: дочери ещё в школе, дел особых не предстояло, было почему-то грустно и неспокойно.
«Пойду, посижу у родника», - подумал он.
Это было его любимое место, полянка в конце улицы, где он жил, почти сплошь поросшая ромашками, только возле небольшого родника с чистой прохладной водой был небольшой островок луговых трав, донника, мятлика, клевера и росли четыре красавицы ивы.
Давно, ещё до армии встречался он здесь с одной девушкой, Леной. Хотя дальше поцелуев дело не дошло, тогда он в первый раз почувствовал себя мужчиной. И до сих пор помнил он тонкие, горячие пальцы Лены у себя на шее, мягкие губы, запах свежести исходящий от неё, такой волнующий и манящий. Но не сложилось: он ушёл служить, Лена уехала учиться в город, там вышла замуж. Вернувшись, он часто бесцельно бродил по улицам, ему было обидно и досадно, что девушка предпочла другого. И как-то так получилось, он оказался на том самом месте их встреч. Родник был заброшен, забит опавшей листвой, мелкими ветками, немного осыпался. Раньше за источником смотрел старик Пахомыч, утверждал, что вода в нём лечебная. Никто точно не знал так это или нет, но прожил дед почти девяносто лет. В тот год, когда Пётр ушёл служить, Пахомыч умер и больше за ручьём ни кто не ухаживал.
Петру захотелось пить, но вода была мутная и затхлая. Он стал на колени, руками стал вычерпать черную склизкую листву, выбрасывать ветки и под его рукой будто забилось сердце. Ручей ожил, задышал, запульсировал, с каждым ударом становился чище и светлей. И на душе у Петра становилось чище и светлей. На следующий день он пришёл с лопатой, хорошо очистил источник, а чуть позже укрепил его камнями, смастерил лавочку, посадил четыре тонких прутика ивы.
Он слышал, что Лена работала в городе учительницей. Она иногда приезжала домой, но Пётр ни когда не подходил к ней, не хотел, что бы о Лене судачили старухи.
Издали наблюдал, как она ходила беременной первый и второй раз, как росли её дети. Замечал морщинки на её лице, усталость в глазах, но подойти не мог. Только однажды случайно встретившись, растерялся и только смог сказать: «Здравствуй, Лена». «Здравствуй», - ответила она, даже не назвав его по имени, и поспешила по своим делам.
Пётр снял с сучка кружку, специально принесённой для этого, зачерпнул воды. Маленькая капля сорвалась с железного ободка, блеснув россыпью бриллиантовых искр, и соскользнув по узкому листку мятлика, упала на увлажнённую после дождя землю. Пил он медленно, маленькими глотками, хлебнув в жару студёной родниковой воды можно запросто застудить горло. Напившись, достал сигарету, закурил, усевшись на скамейку, стал смотреть, как неторопливо плыли облака, постоянно меняясь, превращаясь то в смешную рожицу шута в остром колпаке, то в фантастическое животное с крыльями. Жаворонок пел свою песню, растворившись в небесной лазури, и казалось, поёт само небо переливчато и звонко.
Лёгкий ветерок, далеко разносивший приторно-сладкий запах ромашки, слегка коснулся гибких ветвей ивы. Она закачалась, затрепетала, застонала как девушка от нежного поцелуя. Пётр дотронулся до тонкой зеленоватой коры, погладил ствол: «Правильно, что Лена за меня замуж не вышла. Кто я? Тракторист всего лишь. А она учительница. Её там, в городе, наверное, многие знают. Умри я и на похороны ни кто не придёт».
 В этот момент болезненной судорогой, перехватив дыхание, пронзила мысль: где-то там, в небесной выси есть и его часы, отмеряющие данную ему жизнь. Каждая песчинка, упавшая вниз, есть мгновение его жизни, удар сердца, вдох воздуха. Сколько там осталось песчинок – неизвестно.
Он представил себя лежащим в гробу, заплаканные глаза матери, жены, дочерей. Ему стало интересно, кто ещё придёт к нему на похороны. «Понятно, что будут мать, отец, жена, дети. Опять же братья и сёстры, родные и двоюродные. Хотя Лёха, едва ли, приедет, далеко живёт, да и не родной я ему брат. А кто ещё?», - Пётр задумался, - «Соседи, конечно, вся улица. Мужики, с которыми в бригаде работал. Емельянов Василий, Сазонов Серёга, Валерка Минеев, сколько лет с ними дружим, со школы ещё».
Он сидел ещё долго прикидывал, сколько народу будет у него на похоронах, и получалось около сотни человек. «Не каждого в городе так уважают, как меня», - он даже немного загордился.
Он вспомнил, как в детстве любил ездить в город, ему нравилось рассматривать высокие здания, разноцветные витрины. Постепенно мысли его переключились на повседневные заботы: у трактора подтекает масло, в сарае крышу надо менять, скоро сын вернётся, как там у него всё сложится? Он и не заметил за раздумьями наступление вечера.
Небосвод очистился от облаков, только там, где село солнце два перистых облака длинными узкими полосами растянулись у горизонта. Нижнее облако, насквозь просвеченное последними закатными лучами, сияло яркой позолотой, верхнее светилось малиновым цветом, предвещая ветреннюю погоду на следующий день. Тонкая серая полоска сумеречного неба разделяло их.
Вскоре яркие краски стали угасать, и вот уже первая засеребрилась первая звездочка. Пётр медленно поднялся, отряхнулся и не спеша, пошёл домой.