Я боюсь американцев

       Всего несколько минут, как я прилетел в Нью-Йорк, а он уже поглотил меня. Обрушился гигантской ослепляющей лавой, застелив глаза едким дымом проезжающих машин, взвившейся из-под колёс чуть серебрящейся в свете тусклого солнца, пылью. Меня окружили толкающиеся, пёстрые пешеходы, похожие на огромные кляксы флуоресцентных чернил – взмокшие, с дикими сверкающими глазами, они накрывали меня своими исполинскими тенями, словно похищая весь свет, который в этой стране принадлежал только им, - не мне. Я проходил мимо их распахнутых окон, мимо дылд-многоэтажек, мимо их кофеен, их бесстыдно завлекающих неоновыми вывесками клубов. Всего несколько минут – и я уже задыхался в этом городе.
       Вероятно, на моём лице читался смешанный с тихим недоумением, страх английского провинциала, заставляющий прохожих недоверчиво коситься на мой замшевый пиджак цвета слегка недоваренного сгущённого молока и всякий раз обливать меня каким-то презрительно-настороженным взглядом. Возможно, в моей одежде отсутствовала даже малейшая небрежность – от удлинённых носков франтоватых, щёгольских ботинок до кончика атласного жёлтого шейного платка.
       Какое хладнокровное подозрение затемняло радужки их любопытно-привиденческих глаз! Неужели я испускал флюиды чужеродности? Может быть, они чисто физически ощущали мой непривычный запах? Откуда они знали, что я – посторонний?
       Они были пассивно-агрессивны. Казалось, у них температура тела на несколько градусов ниже нормы. Я кожей ощущал их холод. Наверное, им было неприятно моё присутствие. Моё подглядывание. Мой страх. Моя ненависть. И мои быстрые шаги – вверх по улице, в самый центр их безумного хоровода, который они водили вокруг каждого, кто вторгался на их территорию, крепко сцепляя руки, не давая возможности вырваться тому, кто, по их мнению, представляет опасность. Я уже ощущал их стены, их оковы. Оказавшись в самой гуще враждебных взглядов, которыми они обстреливали меня, словно вишнёвыми косточками из самодельной детской рогатки. Постепенно оторвавшись от скопления этих чужеземных хищников, я завернул за угол и подошёл к газетному лотку. Устало, пробежавшись глазами по заглавной статье, сообщающей о каком-то освободившемся заключённом и мельком взглянув на фотографию, я машинально расплатился и продолжил путь. Пройдя два квартала, я заметил чьё-то настойчивое присутствие за моей спиной. Пиджак сзади так и горел от чьего-то пристально-холодного взгляда. Я обернулся, чтобы обдать его тусклым презрением, и встретился глазами с крупным, длинноволосым брюнетом, всем своим видом выражающим равнодушную уверенность. Его миндалевидные карие глаза лучились прямо-таки ледяной маниакальной бескомпромиссностью. Волосы были сальными и немного запущенными – судя по всему, он был из тех, кто вечно пренебрегает услугами парикмахера, во имя свершения более значимых, а то и глобальных, по его мнению, замыслов. Такой разнузданный сноб. От его нижней губы к подбородку спускалась дорожка жёстких, чёрных волос, что в сочетании с массивным, загибающимся книзу кончиком слегка приплюснутого в верхней части носа, придавало ему вид весьма серьёзный, если не сказать угрожающий. Не иначе граф Дракула вышедший прогуляться до пивной и обратно, решивший извлечь из своего воскресного путешествия как можно больше пользы.
       Я подавил смешок. Пока я изучал его небрежный прикид – грязно-серая ветровка поверх длинной клетчатой рубашки, синие джинсы и чёрные, уже не новые ботинки, - он не спускал с меня глаз, и я в очередной раз мысленно возвёл глаза к небу. Что-то в его лице казалось мне знакомым, но я не мог вспомнить – что именно. Тем более что я в любом случае не мог его видеть здесь, по причине того, что прибыл сюда каких-нибудь полчаса назад. Безумие какое-то. Я должен был убедить себя в том, что сейчас не самое подходящее время сходить с ума. К тому же, я уже слишком стар для этого.
       Я перешёл дорогу. Их полицейский выцеживал на меня терпеливо-выжидательный взгляд из-под своей вшивой фуражки, пока я остолбенело вытянувшись, сверлил взглядом, словно заклинивший на красном светофор, а затем какой-то парень, подбежав к нему, приставил к его виску указательный и средний пальцы, имитируя дуло револьвера и, надувая мальчишески-гладкие щёки, пару раз «пальнув», скрылся в толпе.
       Оказавшись на той стороне, я опасливо оглянулся – не пристал ли ко мне этот сумасшедший? Но из-за большого скопления народу, я смог бы увидеть разве что рукав его куртки или один, переполненный коварством и неясной мне жаждой, глаз. Свернув в более или менее безлюдное место, слушая шелест таких «окультуренных», подстриженных, словно игрушечных деревьев, я ещё раз взглянул на снимок в газете, и из моей груди против воли вырвался отчаянный вздох. Внезапный испуг вывернул кости и заставил непроизвольно сжать челюсти до боли в дёснах.
       За спиной послышались шаги, и я, предварительно обернувшись и наткнувшись на холодный, полный презрения и ненависти взгляд, не помня себя от ужаса, ринулся бежать. Пульсирующая в висках кровь на мгновение оглушила и ослепила меня. В ноги ударялся срывающийся, скользкий асфальт. Я едва не попал под колёса проезжающего грязно-жёлтого такси, но водитель вовремя притормозил, и я мигом оказался в салоне. Отдышавшись, я приказал ему отвезти меня в ближайшую гостиницу и только, окончательно удостоверившись в том, что опасность миновала, свободно вздохнул, вытолкнув невольный, застрявший в горле, глухой, клокочущий смешок.
       Наблюдая в окошко за хаотично пестреющими, сумасшедшими американскими детьми, толкущимися возле будки с, неестественных цветов, химическим мороженным, я невольно содрогнулся и сказал, обращаясь не то к парню за рулём, не то к самому себе:
       - Здесь все что, с катушек съехали? Что у этих людей на уме, какого чёрта им от меня нужно?
       Мне показалось, или он беззвучно рассмеялся, быстро свернув куда-то в сторону – туда, где не было ни души, и машины попадались крайне редко, наводя странное беспокойство.
       - Ну, у каждого может быть свой интерес, - томным, бархатистым голосом отозвался он, и развернулся ко мне в пол оборота. Последним, что я увидел, была узенькая чёрная бородка, идущая от его нижней губы к подбородку и угрюмое, зловещее лицо, искажённое мерзкой похотливой ухмылкой, словно разрезавшей его лицо пополам.


       28. 03. 08.