Свидание

СВИДАНИЕ
(рассказ)

Сколько снежинок в одном кубическом сантиметре снега?
В ту пору деревья стоят уже голые, но снега ещё нет, и только по утрам первая тонкая корка льда чуть сковывает землю.
Стоящий на полу телефон зазвенел. Он зазвонил резко и отрывисто, как это бывает, когда кто-то пробивается по межгороду. В это момент я был настолько занят, что меня, казалось, ничем нельзя было оторвать от моих дел, но эта стальная резкость заставила бросить всё и схватить трубку. Я крикнул: «Алло», но в ответ услышал лишь короткие гудки. Я с досадой положил трубку, но буквально через минуту звонок повторился. Я снова крикнул: «Алло». В ответ в трубке что-то проскрежетало и оборвалось в короткие гудки.
Потом было долгое затишье, словно даже какое-то глубокое, и только через пол часа телефон взорвался звонком. Я поднял трубку… Нет-нет, коротких гудков не было. Там, за километрами тонких медных проводов, стояла непроницаемая тишина.
- Алло, - прокричал я, пытаясь пробиться через невидимый барьер. Но было тихо. Я растерянно пробормотал: - Надо же, говорить не хотят.
Ничего не изменилось. Тогда я помолчал пару минут, напряжённо вслушиваясь и пытаясь уловить хоть какие-то признаки жизни, но, не услышав ничего, положил трубку. В тот вечер телефон больше не звонил.
Сколько километров проводов разделяют неотвеченные телефонные звонки?
Я почти мгновенно забыл о ночных звонках. Ну, не мгновенно, но, по крайней мере утром, я не вспоминал об этом, как будто ничего не было. Но стоило вечером телефону зазвонить, как я отчётливо понял – это продолжение вчерашнего. Я поднял трубку, выдохнул стандартное «Алло». Мне ответил незнакомый женский голос:
- Здравствуйте, это Марина Серафимовна, - с трудом разобрал я.
Связь была настолько плохая, что до меня доносилось только какое-то бульканье, которое кое-как складывалось в слова. По своей привычке я сделал вид, что понимаю с кем говорю, и непринуждённо ответил:
- Привет, тебя плохо слышно.
- Ты можешь перезвонить? – и она назвала номер. Повторять пришлось несколько раз.
- Запросто, - любопытство сделало меня щедрым. Несколько нажатий кнопок и я уже соединялся с Санкт-Петербургом.
На этот раз соединилось очень хорошо. Слышимость была такой, словно звонили из соседней комнаты. Я с ходу, словно прекрасно знаю эту женщину, спросил:
- Как дела?
- Так, нормально. Я нашла твой телефон наведя справки через сеть архивов Эм Вэ Дэ.
«Так, что-то не клеится, - подумал я, - с какой стати меня будут разыскивать через архивы внутренних дел? Это явно не близкая знакомая». Но отступать было поздно, и я продолжил непринуждённо:
- Надо же, сколько усилий, чтобы найти меня.
- Ничего сложного, просто я работаю в архивах, а тебя я давно хотела бы услышать, узнать, как ты живёшь. Столько лет прошло.
- Да, лет прошло много, - протянул я, ещё не понимая с кем говорю, но догадываясь, что лет прошло действительно много.
- А мать мне рассказала, что ты заходил к ней, когда был в Пскове.
Я на мгновение замер, напрягся, и тут передо мной всплыла картина… Двадцать три года прошло…
Что останется, если поймать на руку одну единственную снежинку и дыхнуть на неё?
Что это было? Начало августа, далёкая глухомань, такая далёкая, что порой казалось, что время замерло здесь раз и навсегда, и только десанты стройотрядов один раз в году на один месяц оживляли это захолустье. Интересно, а сейчас, поди, там совсем мёртвая зона.
Но тогда по августам становилось шумно, и почти весело. Почти, потому что по сути там было невыносимо скучно. И от этой скуки заезжие пьяные стройотрядовцы постоянно дрались с местными ребятами, деля неизвестно что и зачем (делить-то было нечего). А ещё все крутили романы, причём если ты хотел чего-то романтического, то ты находил подругу в соседнем стройотряде, а если чего-то более пикантного, то надёжнее было искать среди местных девчонок. У меня получился первый вариант.
Это была невысокая стройная девушка со светлыми волосами и с изумительной улыбкой. Я всё время недоумевал, откуда у нас на Руси вдруг могла появиться такая улыбка, полностью соответствующая клише «голливудская».
Это она звонила мне, это с ней я говорил по телефону. Но сколько я не вслушивался в её голос, я не мог уловить и нотки того голоса, каким она обладала целую вечность назад.
Я надеюсь, что голос мой не дрогнул, и я ничем не выказал, что узнал её. Мне вдруг показалось, что это очень важно, чтобы она не услышала моего смятения.
- Как дела семейные? – спросил я.
- Стандартно. Муж, дочь. Дочке уже двадцать лет.
- А я один – никаких постоянных привязанностей.
Можно ли поймать в кулак ветер?
Сколько ж мы были тогда вместе? Пятнадцать дней! Собственно, ничего и не было-то. Просто были пятнадцать дней встреч по вечерам, поцелуев, и… больше ничего. Был и шестнадцатый день… Мы ходили по вечернему Пскову, прячущему облепленные снегом купола в черноте зимнего неба. А когда я проводил её до подъезда, она сказала:
- Не приезжай больше, - и не стала ничего объяснять.
Если время идёт, значит у него есть скорость.
Я забыл её… не сразу, но забыл. Я не могу даже сказать, что процесс забывания занял много времени. В прочем, как можно измерить много времени или мало. Самое главное, что рубцов не осталось.
- Ты бываешь в Питере?
- Да, я на следующей неделе на пару дней заеду в Питер, - и прекрасно уже понимая чего она ждёт от меня, добавил, - Если хочешь, можно увидеться.
- Да, я хочу с тобой встретиться. Позвони мне, когда будешь свободен, договоримся где и когда.
Свободный человек подобен ветру. И чем свободнее он, тем непредсказуемей. А уж удержать на одном месте свободного человека, подобно ветру, невозможно.
Я был в Санкт-Петербурге по своим делам, и ещё утром, подъезжая к городу, я позвонил, и мы договорились о встрече.
Я приехал раньше назначенного времени, потому что уже освободился от своих дел, да и к тому же у меня есть провинциальная привычка приходить заранее. На станции метро «Чернышевская» эскалатор вывез меня наружу. Я вышел на улицу и растерялся. Выход у станции находится в подворотне, из которой, если пойти и влево и вправо, попадёшь на большую улицу. Я немного подумал и решил идти влево, в сторону кинотеатра «Спартак». Собственно, мне пройти-то надо было пару шагов. Можно было и не идти, но мне совсем не хотелось стоять в узком проходе у пивных киосков. Я стал так, что мне была видна вся подворотня насквозь, и если Марина появится с другой стороны, то я, надеюсь, смогу её узнать издали.
На что я ещё надеялся? На какой-нибудь роман? Да, Боже, упаси! Вот чего-чего, а этого мне от неё не надо было. Любопытство? Пожалуй. Желание подсмотреть в прошлое? Вот это ближе. А ещё показать – вот он я, во всей красе… и отчаянно боялся, что показывать уже нечего.
Было немного морозно (чуть-чуть), бесснежно, вечерне-мрачно, и немного тоскливо. Я ждал минут пятнадцать.
Если дыхнуть на одну снежинку, то от неё ничего не останется, даже микроскопической капли воды. Она вся мгновенно испариться.
Она шла оттуда, где был кинотеатр, я правильно угадал направление. С ней была какая-то её знакомая, которая, в прочем, сразу же пошла в метро, а Марина стала у киоска напротив выхода. Видимо, я очень тщательно разглядывал прохожих, примеряя ту, которая осталась в воспоминаниях, под мелькающие передо мной лица. Я узнал её, и первая мысль, посетившая меня, была: «А стоит ли подходить?»
Нет-нет, ничего страшного в ней не было. Ну, пополнела немного, но и я ведь тоже. Мимо меня прошла, не узнав меня, солидная уверенная в себе женщина, которую, не вглядывайся я в лица, ни за чтобы не признал.
Что же заставило меня задуматься? Мне трудно описать. Эти крашенные в белое волосы начёсанные в высокую причёску, или абсолютно безжизненный взгляд? У неё был вид продавщицы промтоварного магазина времён предперестроечного затишья. Ухоженный и безвкусный. Тот самый вид, который так любят большинство мещанок, и который не переношу я.
И всё-таки я решился подойти.
Если и можно измерить расстояния, то провода не самое лучшее мерило.
Я приблизился как можно непринуждённей. Словно расстались мы только вчера, я выдавил из себя заранее приготовленную фразу:
- Ну, привет, - надо же, как звучит банально.
- Привет, ответила она, пристально разглядывая.
- Что будем делать, куда пойдём?
- Давай пройдёмся, здесь есть парк.
Мы прошли через арку. Дорожки были оледенелыми, земля покрыта слоем инея, дул противный питерский ветер, выдувающий все желания.
- Как живёшь-то? – спросил я.
- Как и все.
- Вы же были в Калининграде?
- Да, мы давно перебрались сюда. Дочка стала подрастать, надо было что-то делать.
- А там что, жить нельзя?
- Сравнил. Это же Питер.
- А я вот в Питер не хочу. И в Москву не хочу. Не люблю большие города.
- Ну и зря. Здесь возможностей больше.
- Человек может реализовать себя где угодно. Географическая точка твоего нахождения значения не имеет. С мужем живёшь?
- Живу. Куда он денется.
- Что так скептически?
- А как ещё? Что я не знаю что такое муж? Всё нормально. Он присутствует.
Разговор как-то не вязался. Я чувствовал, что она чего-то не договаривает, хочет решиться что-то сказать, но останавливается, натыкаясь на преграду моего безразличия. А мне действительно было безразлично. Рядом со мной шла абсолютно чужая, незнакомая женщина, не имеющая никакого отношения к той хрупкой девчонке, с которой я миллион лет назад крутил стройотрядовский роман.
Я шёл рядом с ней желая только одного – быстрее сбежать, а так как мне это не удавалось, то я трепался о своих жизненных достижениях, а она только изредка поддакивала. Лишь один раз она вставила:
- Ты живёшь только для себя.
- Мы все живём только для себя. Любой человек живёт в первую очередь для себя, потом для своих близких, для потомства. А уж всё остальное – это амбиции, опять-таки свои родные. А я тебя с трудом узнал, - признался я.
Она засмеялась.
- А ты изменилась. Но ты меня вообще не узнала, прошла мимо. Значит, я тоже изменился.
- Значит тоже.
- Ладно, пошли в метро, - не выдержал я, но при этом постарался не выдавать нетерпения.
Мы спустились вниз, доехали до станции «Владимирская», перешли на «Достоевскую». Тут выяснилось, что нам ехать в разные стороны.
- Я рад, что мы встретились, - беспечно сказал я, - интересно было посмотреть, тебя увидеть.
- Я тоже рада, - у неё на глазах появились слёзы, - я была рада тебя видеть. Звони если что. Пока.
Если тебе удастся сосчитать снежинки в одном кубическом сантиметре снега, никому не говори об этом, потому что их хватит только на одну слезу.
Она выдержала, и слезинки так и остались за нижними ресницами, да в уголках глаз. Подошли поезда, и мы сели в свои вагоны Двери лязгнули, отрезая кусочек уходящей в прошлое действительности. Я стоял в трясущемся вагоне довольный тем, что встреча (не свидание) закончилось, что мне (надеюсь) удалось показать ей (из чувства потаённой как бы мести), что я удачно устроил свою жизнь, и при этом я абсолютно не понимал, что это не я мстил ей за тот, в общем-то, правильный, отказ, это время отомстило всем нам за то, что мы не умеем оглядываться.


05,11,12.12.2005
Геннадий Моисеенко