Арх. Star s. Путник с медной горы

1

       … Трамвай был жутко переполнен. А пассажиры, между тем, всё прибывали и прибывали – неистово продолжая штурмовать – его открытую дверь. Всякие попытки закрыть её, эту дверь – были абсолютно бесплодны… Гидравлика, немного пожужжав – бесплодно отступала. Наконец, надсадно шлифуя колесами – обледенелые рельсы, изнеможенный трамвай – медленно тронулся с остановки, и натужно пополз - в сторону гостиницы «Исеть».

       - Закройте заднюю дверь! Освободите двери, я сказала! – Истошно кричала из динамика вагоновожатая с сильным восточным акцентом. – Я сказала, трамвай дальше не пойдёт, будем тут стоять – пока не освободите заднюю дверь!

       Эти слова, истерично выкрикиваемые ею, резкими акустическими всплесками заполняли туго забитый людьми вагон, и злили, без того раздраженных безумной утренней толкотней - горожан. Было раннее январское утро, многие из них - опаздывали на работу, и вся эта вакханалия, царящая в переполненном трамвае, лишь усугублялась воплями вагоновожатой….
       А они, эти громкие крики, между тем – выплескивались и выплескивались - прямо на головы измученных пассажиров – из ошалёлого динамика….

       * * *

       …В этот момент, счастливо улыбающийся усатый паренёк, с безмятёжными пьяными глазами, содрал со своей головы огромную меховую шапку и, что есть силы, зажал ею – исторгающий вопли динамик….

       …Эффект был поразительный. Булькающий, неразборчивый голос вагоновожатой – тщетно пытался что-то выкрикнуть из-под мохнатой шапки…. Но, лишённый выхода – захлёбывался где-то - в недрах её густого меха.
       - Гыррлл..Бырррлл...Д-р-р ул-лу…брыххллл…шштуфтк! – Нечленораздельно, вырывалось наружу – из-под головного убора молодого добровольца, а тот – всё сильнее и сильнее вдавливал звукоизолирующий головной убор – в стену с мегафоном. – Дыхх…бырлл…гырлл…др…уудлр! П-п-пы-ы-х!

       Картина была очень комичной: создавалось впечатление, что шапка накинута вовсе не на динамик, а – прямо на истерично отрытый рот - обезумевшей от пассажирского беспредела трамвайщице…. И, что это вовсе не микрофон – задыхается от недостатка воздуха, а она сама, вагоновожатая – пытается сделать судорожный вздох между своими плюхающимися из последних сил: «Бырл…дырл…гырл…»

       * * *

       Сначала, в стиснутом донельзя скопище людей – вспыхнула первая искорка смеха, за нею – вторая, а, спустя несколько секунд – хохотал уже весь трамвай!
 
       Народ заметно повеселел, а сам виновник торжества, молодой человек с соломенными усиками, виновато и радостно улыбался…. И – расшаркивался перед благодарною публикой, словно человек на старорусской ярмарке, выигравший в лотерею – сто тысяч целковых – золотыми царскими червонцами.

       Приглядевшись, можно было без труда заметить, что он обладает на удивление обаятельной и бесхитростной улыбкой, и, что у него – светлые лучистые глаза сибирского дьякона, дарящие людям - чудесное, доброе настроение.

       Причину столь приятного филантропического настроя - этого русоволосого молодца, установить было нетрудно: он был в стельку пьян! Словно маститый театральный маэстро, он уже профессионально и искренне – наслаждался произведенным эффектом, а также - обрушившимися вслед на него за этим – сладкими минутами народной славы.

       * * *

       Это был слушатель рабфака Свердловского Архитектурного института Владимир Жавронок, в миру – просто Вольдемар.
       Он, в столь ранний час, ехал на лекцию в родной институт, и бережно держался за поручень возле двери – чтоб не упасть….
       Пьяные руки плохо держали Жавронка, и его - слабеющее от суетливой толкотни тело, но он все же рассчитывал добраться до дверей родного ВУЗа.

       2

       …Вольдемар обладал удивительным даром: будучи, по природе своей – человеком «второго плана», он умел выдать на-гора какой-нибудь – настолько эффектный номер, что любая записная «прима», одержимая приступами человеческого тщеславия – просто лопнула бы от зависти. Не зря – после его фортелей, многие завзятые институтские «авангардисты» - просто рты от зависти открывали….

       А вообще-то, такое дарование, вот этот самый «второй план» - не столь уж часто встречается среди творческих людей, где каждый второй - представляет себя – чуть ли не графом Толстым, или, как минимум – Тулуз-Лотреком.
       Заметим, что все трюки Вольдемара выходили у него безо всякой потуги, и вполне естественно…. И, обязательно сопровождались небывалой - по своей доброте и открытости – лучезарной улыбкой.

       Когда он появился на рабфаке, он поначалу казался неотрывной тенью своего более яркого и немного резковатого товарища - Олега Сюткина. Но, когда эта «тень» приобретала хоть небольшую, хоть временную автономию, - как и в упомянутом выше эпизоде – с глушением трамвайного радиоголоса, то она вспыхивала столь ярким свечением, что мгновенно затмевала собой - многие штатные «лампочки» и «светильники».

       * * *

       Сюткин был родом из Ревды, Жавронок – из Дегтярска, и эта пара была парадоксально схожей, и, в то же время – удивительно разной….
       Позднее Сюткин погиб, сплавляясь по острым порогам бешенных горных рек, и Вольдемар – долго в стенах альма-матер не задержался, отправившись в родной Дегтярск.

       Один раз, во время сдачи зачетов по физкультуре, на озере Шарташ, я стал свидетелем уникального эпизода, где главное сценическое действо опять, по праву, легло на плечи несравненного Вольдемара.

       Рабфаковские группы в этот день - бежали стометровку, и данное мероприятие – приравнивалось к получению зачёта по физкультуре, что резко повышало его статус. Соревнования близились к завершению, и оставалось совершить пару последних забегов; после чего, эти занятия - можно было считать законченными.

       Почти все студенты, уже пробежав спринтерскую дистанцию, пошли переодеваться, чтобы ехать в город, на Карла Либкнехта, в институт, на вечерние занятие по рисунку. А пока, тут, у края гравиевой дорожки остались лишь пара преподавателей - с журналами и секундомерами в руках, да трое студентов, должных бежать стометровку последними….
       Взмах руки! – и заключительная пара бегунов стремглав понеслась от старта - к вожделенной линии финиша….

       3
 
       …В этот момент, на тропике, виляющей между вековых сосен и зелёных кустов, показался весёлый и бесшабашный Вольдемар.
       Он решил явиться на занятия - под самый «занавес» - что, впрочем, было весьма характерно для его свободолюбивой натуры. Неторопливо шагая по лесу - в изящной болоньевой курточке и джинсах, он вразвалочку подошел к преподавателям, цокая новомодными полусапожками на каблуках, и небрежно держа увесистый дипломат подмышкой.
       Он был изрядно навеселе, что, впрочем – тоже было - его вполне естественным состоянием.
       - Жавронок! Вы где ходите? – С возмущением накинулась на него преподавательница физкультуры. – Я вот возьму – и не допущу вас – до сдачи зачета!

       …Не говоря ни слова, Вольдемар – с традиционною улыбкой – поставил на землю свой тяжелый (видимо, от портвейна «777») «дипломат», и, расстегнув дутую элегантную курточку, молча принял позицию «на старт», где уже стоял - в аналогичной коленопреклонной позе – какой-то студент, последний участник спринтерского забега.
       Именно ему и махнул второй преподаватель, рассматривая позу поддатого Жавронка – не более, чем – как клоунское фиглярство.
       Однако, у самого Вольдемара, на это счёт – видимо было совершенно иное мнение….

       Прямо в своей развевающейся курточке, в тесных и тугих джинсах, в явно «небеговых» блатных полусапожках – он, что есть силы, ломанулся со старта, мгновенно, уже в начальном отрезке дистанции – оставив далеко позади своего оторопевшего конкурента…. Тот, как и все окружающие, – просто ошалел от такой страсти – новоявленного спринтера!
       Он тщетно попытался настичь – невесть откуда взявшегося соперника! Появившегося в последнюю минуту, и насквозь пропитанного «спиртовым допингом»!

       * * *

       Но ещё больший шок ожидал сраженных наблюдателей чуть позднее…. Когда Вольдемар, подобно гоночному болиду, стремительно пересёк финишную прямую, тот тут – вылезли глаза на лоб – уже и у преподавателей!
       Жавронок показал - лучшее время дня!
       И это – среди рабфаковских групп, где всегда, в численному составе – превалировали натренированный «армейские мальчики», причем, в отличие от Вольдемара - экипированные в отличные спортивные костюмы, и соответствующую духу соревнований – беговую обувь!

       Можно также добавить, что буквально получасом ранее, по этой же самой дорожке пронеслись, раздвигая огнедышащей грудью, потоки уральской атмосферы такие завзятые спортсмены-разрядники как два Владимира – Безденежных и Кильченко, да и лихой бегун Виктор Микрюков, частые участники общегородских соревнований города Свердловска!
       А, помимо них - и другие рослые и лихие дембеля, с крепкими торсами и мускулистыми ногами….
       Отмечу, что и у меня был – взрослый спортивный разряд по лыжным гонкам….
 
       Однако, факт остается фактом: Вольдемар Жавронок, вальяжною пьяною походочкой – заявившийся под самый занавес спортивного дня – «влегкую» обошёл всех своих титулованных конкурентов!

       * * *

       Впрочем, это был далеко не первый – сногсшибательный спурт легендарного дегтярского бегуна Жавронка.
       Свидетелем и даже соучастником одного из них – мне довелось стать – непосредственно на залитом огнями фонарей – свердловском проспекте Ленина.

       В тот зимний вечер, изрядно налакавшись в родной общаге дешёвого портвейна, мы отправились прогуляться поздним вечером в город. Время было уже около десяти вечера, но нас, разгорячённых выпитым, поманила за собой – эта неизбывно дремлющая внутри - жажда приключений.
       Забегая вперёд, отмечу, что вечерний Свердловск не обманул нас, подарив маленькую авантюру, в результате которой - мы едва не стали жертвами массового мордобоя.
       А началось всё довольно безобидно, я бы даже сказал – легко и искромётно.

       4

       Усевшись на какой-то трамвай, следующий, судя по времени – уже в парк, мы выкатились к гостинице «Исеть», а там, покинув тёплое чрево вагона – отправились своим ходом - прошвырнуться по залитому жёлтым светом фонарей – проспекту Ленина.

       Уже в трамвае - Вольдемар не смог удержаться от частенько практикуемых им – сцен пантомимы и театральных реприз….
       Комично одетый в роскошную и явно великоватую ему - овинную дублёнку Сюткина, он, шатаясь, разгуливал по трамваю, перемещаясь от поручня к поручню…. Он едва держался на ногах. Дубленка на нём была – на два размера больше, цвета «кофе с молоком», с густо отороченными белым вьющимся мехом рукавами, и столь же богатым – белым широким воротником.

       Большая лыжная шапочка с какой-то вышитой иностранной надписью – типа «Karhu» сползла ему прямо на усы, и он больше напоминал не слушателя подготовительного отделения ВУЗа, а скорее, осужденного, приговоренного к повешению, которому уже - надели на голову капюшон, но потом, зачем-то – отпустили, вдруг, погулять…
.
       Из-под самой шапки были видны – только его соломенные усы, и он разгуливал по трамваю в своей огромной шубе, словно нижегородский сторож в тулупе….
       При этом, Вольдемар, демонстративно держа в руках – позаимствованный у кого-то в общаге – проездной, с очаровательною, пьяною улыбкой показывал его поочередно - всем пассажирам трамвая….
       Даже тем – кто категорически не хотел его видеть. В смысле – и сам проездной, и – его экзотического обладателя.

       Демонстрируя свое право на проезд – Жавронок громко бормотал, широко улыбаясь, на весь вагон: «Проездной! Проездной! У меня – проездной! Дело прошлое, мать писала! Проездной, товарищи - у меня!»
       При этом он, очень театрально и любезно - раскланивался и расшаркивался перед смеющимися пассажирами.

       Затем он занял позицию возле передней двери, и, избрав в качестве любимого зрителя какую-то добросердечную бабулю – раз за разом, улыбаясь, повторял ей: «Бабушка! Бабуля! Ты не веришь? Ты мне - не веришь?! Проездной ведь у меня! Дело прошлое, мать писала!»
 
       Старушка стыдливо улыбалась ему в ответ, словно он был сватом, пришедшим на её крестьянское подворье, и дожидающимся с хлебом-солью – её строгих родителей….

       * * *
       
       В районе Восточной мы подобрали двух скучающих на остановке девиц, и – шумным щебечущим квартетом – отправились вместе с ними – сторону УПИ.
       Девицы учились в каком-то техникуме, чья общага располагалась возле кинотеатра «Искра», и соответственно, в сторону этой общаги – лежал наш путь. Ласковый Вольдемар сразу пленил девиц своим добросердечным воркованием, и те были просто в восторге от ниспосланного молоденького Санта-Клауса, с блестящим архитектурным будущим. Сам же Клаус – завораживающе рассказывал им что-то: и о мировой архитектуре и большой человеческой любви…. И, время от времени – поддергивал свою роскошную дубленку, которая – и это бросалось в глаза - была явно велика…. Она едва не волочилась по снегу, и он изредка спотыкался – в её развеивающихся полах….

       5

       Однако, стоило нам завернуть с проспекта Ленина, за угол, в одну из тёмных подворотен, как идиллическая обстановка резко поменялась. В двухстах метрах, у самого входа в вожделенную девичью общагу - чёрным роем зловеще гудела большая агрессивная толпа.
       - Ой, ребята, давайте быстрее отсюда, давайте быстрее назад! – В один голос защебетали встревоженные девчонки.

       Дело, судя по всему – пахло керосином. Из огромной зарешёченной арки, расположенной справа – на нас хищными волчьими глазами смотрели сквозь решетки озлобленные аборигены.
       Как я понял позднее – мы попали на этот зубодробильный карнавал в самый разгар массовой стычки между «местными» и студентами техникума, вывалившими на защиту родной общаги.

       Сопровождаемые прощальными возгласами девиц, мы развернулись и быстро потопали назад, к освещённому проспекту…. Но тут нас окликнули, причём, – в довольно грубой форме.
       Мы подошли вплотную к решетке арки, и прямо на нас, в упор, злобно дыша - уставились две дюжины враждебных глаз – аборигенов местного Бронкса….
 
       Они что-то спросили, причём, тоже - в довольно хамской манере, на что Вольдемар сражу же ответил им - на родном дегтярском наречии.
       Я не помню дословно – его едкую фразу, могу лишь сказать, что самым культурным и добрым – в этой реплике, было слово - «петухи»….

       Этою характеристикой местного истеблишмента Жавронок не ограничился, и, не медля - попытался пнуть сквозь толстые прутья решетки одного из местного парламентариев, стоявшего в авангарде - наших оппонентов…. Его нога просто чудом не застряла между прутьями решетки, иначе б я писал сейчас эти строки, скорее всего, шрифтом Бейля…. Или – просто диктовал бы их на магнитофон – с помощью сурдопереводчика – в каком-нибудь местном доме инвалидов.
       Когда оторопевшие от нашей наглости аборигены осознали, что о них думает Вольдемар, дело пошло несколько веселее….

       * * *

       Презрев опасность, исходящую от многочисленной студенческой братии, «местные» сразу бросили на произвол судьбы – извечный вражеский конгломерат, и переключились полностью на нас. Они немедленно помчались куда-то в темноту от своей непреодолимой решётки, и, уже спустя несколько секунд, словно химеры и вурдалаки из фильма «Вий» - стали отовсюду вываливаться на улицу - из дыр подворотен своего мрачного двора….

       Мы – решили уклониться от публичных дискуссий с ними, и взяли с места в карьер….
       Вылетев на освещенный проспект Ленина мы, уже на полном форсаже, помчались в сторону спасительной Восточной!
.
       Лютые аборигены с диким улюлюканьем гнали нас – по заснеженному Бродвею дремлющего Свердловска.
       Картина была весьма живописной и не уступала по зрелищности вестернам дикого Запада, или историческим фильмам о последних днях мореплавателя Кука, съеденного папуасами.

       6


       Я поначалу всерьёз перепугался за Вольдемара, особенно – учитывая его весьма габаритный наряд, однако, когда его спина быстро замелькала передо мной – я понял, что пока – у нас есть шанс на спасение….
       И оно – к нам пришло….В виде квартета невесть откуда выскочивших, наперерез нам – милиционеров в чёрных полушубках…. Стремительно летящие за нами аборигены моментально рассыпались по близлежащим дворам и подворотням, однако доблестные стражи порядка - все же сумели пленить одного из них, не сумевшего вовремя затормозить, и влетевшего - на полном ходу - в их заботливые объятия.

       Нас бегло допросили, и, к чести Жавронка, он не «сдал» представителям власти нашего недавнего врага, отказавшись признать в перетрусившем индейце – одного из озверевших преследователей….
       - Не знаю, вроде не он…. – Сказал Вольдемар ближайшему сержанту на его вопрос: «Он ли, этот мерзавец и хулиган – что бежал за вами, с целью побить вас?»

       В итоге нас отпустили, испуганного аборигена – тоже, и мы спокойно побрели по Восточной, в сторону общаги…. Здесь мы были в относительной безопасности, ибо в те далекие годы - местная шпана обычно вела бои с чужаками строго на своей территории, а мы уже покинули их пределы, и, выражаясь юридическим языком – находились в нейтральных водах….

       Но Жавронок не был бы Жавронком, если б дело ограничилось одним или двумя нештатными эпизодами с его участием. Его неизбывная натура жаждала новых приключений, и они сами шли – навстречу своему любимцу.
       Спустя несколько дней, после той злосчастной и красочной погони, я спустился на второй этаж, в рабфаковскую секцию, где по доброй традиции, бушевала очередная пьянка. Вольдемар, как и положено, был в центре внимания, и девчонки шумно хлопотали возле него….
       - Смотри, Легенда, какая у меня шишка! – Обратился он ко мне. Он иногда называл меня так.
       Я потрогал его темечко. Шишка была весьма представительной, и занимала обширную часть его неугомонной головы. Понимая, что это – вовсе не следствие какой-то вздувшейся вулканической породы, я поинтересовался у него, где он сумел приобрести такой элегантный холмик?

       * * *

       Оказалось, во время грандиозной пьянки, устроенной – в нашей секции – легендарной старшекурсницой Нифонтовой и её малюсенькой, чем-то смахивающей на Лию Ахеджакову, беременной подругой, они поняли, что водка кончается, а денег было всего пять рублей. Водка же, у ночных таксистов – стоила десять.
 
       Недостающую пятерку тут же нарисовали, и Вольдемар, как истинный джентльмен, отправился в ночь – на поиски «огненной воды». Заветный пузырь он приобрёл на углу Короленко и Мамина-Сибиряка, и сразу же шмыгнул в тёмный двор, расположенный на задворках нашего любимого гастронома.

       7

       Таксисты в ту пору – были наглою и сплоченной братией, отчего водитель, быстро распознавший подделку – из-за низкого качества бумаги, выхватил из-под сиденья «монтажку» - и помчался на поиски – своего миловидного покупателя.
       Жавронок, между тем, спокойно преодолевал тёмное пространство двора, вожделенно сжимая в руках - драгоценный сосуд.
       Удар по голове, внезапно настигший его, вернул Вольдемара - от иллюзорных грёз - на бренную матушку землю, и лишь верная меховая шапка спасла его голову от полного самурайского расчленения.

       По свидетельствам самого Вольдемара, обескураженный вероломной выходкой ночного спекулянта, он инстинктивно развернулся и, в стиле чемпиона мира Олега Маскаева, послал недруга в глубокий нокаут…. Тот, взмыв над вековыми сугробами улицы Луначарского, перелетел через невысокий штакетник и, согласно законам всемирного тяготения - приземлился на заснеженный придомовой газон.
       Его немезидова монтажка – улетела в другую сторону.

       Вездесущие приподъездные бабки - завизжали отовсюду, и Вольдемар, прихватив оброненную шапку перешёл – сначала на иноходь, а потом – на аллюр, и, набирая скорость устремился к родной общаге!
       Там жалостливые девочки встретили его – как уцелевшего героя арктической экспедиции Амундсена, и с оханьями и причитаниями стали приглаживать его огромную шишку – свидетельство вечной и неугасимой борьбы за права ночных потребителей.
       Вольдемар же, быстро войдя во вкус стал носиться по всем секциям, демонстрируя приобретённую выпуклость – как свидетельство своего мужества и непрерывно растущего ума. При этом – он приобретал себе, заслуженную славу - жертвы неупорядоченной передвижной торговли и незаконного предпринимательства.
       В этот кульминационный момент я и застал его.

       * * *

       Хочу отметить, что Жавронок - стал одним из первых приобретателей водки – среди нашего поколения студентов - столь экзотическим способом.
       Кроме того – он, стал первой – хотя и не последней, на моей памяти – жертвою таксистского произвола.
       А вот более поздние представители этого благородного промысла – уже умудрялись попадать в лапы представителей соответствующих органов, которые на литературном сленге - принято именовать компетентными, а их несложную аббревиатуру – мне даже произносить - как-то не хочется.
       Скажу лишь, что рано или поздно - деятельность любого рисовальщика купюр – заканчивается их горячими объятьями.

       И последнее: впоследствии, ни до, ни после – я никогда не слышал о приобретении водки – с использованием пятирублевых купюр. Наши «восточные первопечатники» предпочитали отображать в своем творчестве – только десятирублевые гравюры, - они более легки в воспроизведении, а, следовательно, более безопасны. Таким образом, Вольдемара по праву – можно считать – и в этой области пионером, а по сумме трех подвигов – «трижды Героем студенческого труда».

       8

       Теперь же наш герой, увенчанный роскошною шишкой на своей весёлой головушке, ласково притулился на кровати возле роскошного плеча институтской баскетболистки Марины Поповой. Он приобнимал – растаявшую от его внимания Марину, и хитро подмигивал мне.
       Самым пикантным в имидже этой пары, было то обстоятельство, что дама была выше кавалера – минимум на две головы. Марина смущенно улыбалась, польщенная столь мужественным кавалером, сам же кавалер широко улыбался своей обаятельной улыбкою окружающим и заговорщицки шептал – и это, разумеется, слышали все:
       - Женюсь! Ей Богу, женюсь! Дело прошлое, мать писала! Женюсь!
       И – с безумно трогательным и счастливым лицом – прижимался щекою к плечу своей габаритной невесты.

       Но, потом, его природная тяга - к эпатажу и фиглярству – взяла своё, и пьяный Вольдемар, с той же заговорщицкой мимикой стал показывать незаметно – всем вокруг - пальцем жест, изображающий вырывание зуба.
       Глядя на его хитрую рожу, несложно было прочесть – что он изображал таким метафорическим и зрелищным намеком. Дело в том, что у Марины, где-то в глубинах её рта – изредка блистал золотой зуб. Может быть – даже два. И теперь – никаких сомнений – по поводу дальнейшей судьбы этого драгоценного зуба – уже ни кого не возникало.
 
       Судьба этого зуба, по замыслу Вольдемара, теперь – окончательно была решена, и именно об этом – телеграфировал окружающим он – своими загадочными знаками. Вот для чего он и сватался к бедной Марине: его выразительная жестикуляция, прямо указывала на корыстные цели этого притворного сватовства.
       Судя по всему – он рассчитывал похитить этот зуб, сразу, как только его неопытная невеста опьянеет и заснёт.
 
       Все это смотрелось безумно комично, и все окружающие – просто покатывались подыхали со смеху. Самое прикольное, что и смущённая Марина, будучи вовсе не пьяной, давно разгадала его «тайные» манипуляции своего жениха, однако терпела весь этот идиотский комикс ради хорошего настроения окружающих, и Вольдемар отрабатывал этот карт-бланш с лихвой….А может, она и в самом деле - считала эту партию – не столь уж плохой, даже – несмотря на скорую потерю золотого зуба?
       На Вольдемара же – каждая её новая улыбка действовала просто завораживающе, и, всякий раз - после мелькания золотого блеска – он вспыхивал и оживлялся, словно бык, – после демонстрации красной тряпки.

       * * *

       Недолго проучившись – в среде архитекторов-ландшафтников - он навсегда исчез из институтских коридоров.
       Впрочем, такая участь постигла – многие неординарные натуры, которых по праву можно считать – как звездами буйной студенческой братии Арха, так и звездами, осеняющими и без того лучистое ночное небо - над улицею Восточной.

       9

       Впрочем, спустя полгода после своего исчезновения – он вновь появился на Восточной. Вместе с братьями Сюткиными.

       Его визит в некогда родную общагу был ознаменован грандиознейшей пьянкой и разбитым унитазом.
       Фаянсовый экспонат погиб в ходе небольшой драчки, которые, вообще-то - в нашей общаге не практиковались и не приветствовались…. Она, скорее - явилась следствием буйства со стороны молодого Сюткина, который в ту пору – ещё не был студентом Арха, а ещё только намеревался стать им….
       Таким образом, этот юный ландскнехт - уже в столь раннем возрасте показал свою заочную причастность к буйному духу настоящих арховцев, даже ещё не ступив на торжественный подиум – для получения студенческого билета.

       О своей жизни - в родном Дегтярске Вольдемар рассказывал немного, но даже один эпизод - из его короткого повествования, сразу реанимировал в памяти – воспоминания об этой эту незаурядной личности.

       * * *

       Он рассказал, что, выйдя ночью из одного дегтярского ресторанчика он поневоле стал соучастником драки, которые, в те годы, были типовым и обязательным элементом любого приличного гуляния.
       Поначалу драка проходила, как ей и подобает, между посетителями ресторана, но затем в нее вмешались – представители дегтярской милиции. Да, в ту далекую пору - милиция частенько активно ввязывалась в уличные побоища, резко пресекая их, а не наблюдала за ними издали.

       - Меня кто-то ка-а-ак стукнул, а уж тут - и я кому-то врезал, потом – снова меня чем-то огрели, но тут и я – ка-а-ак дал!!!– С упоением рассказывал Вольдемар о ежевечернем досуге города Дегтярска. – Потом смотрю: мимо меня – милицейская фуражка катиться! Ну, я тут же поддел её ногою, взял в руки и одел – себе на голову!

       Далее, по словам гражданина Жавронка, он увенчанный милицейским головным убором, с золотою кокардой на красном околыше – гордо раздвинул ряды дерущихся земляков, и, с чувством глубокого человеческого достоинства, – спокойно побрёл в сторону родного дома.
       Буквально через два квартала - его подобрал милицейский «Уазик». Заслуженный отдых он провёл в местном РОВД, размышляя о преходящести всех радостей и горестей - скорбного земного бытия.

       Он с умилением рассказывал нам всю эту забавную историю, беспрестанно улыбаясь – своими лучистыми глазами.

       Но больше всего в ней мне понравился его финальный, полный искреннего недоумения вопрос. Он - никак не мог понять: как же они, дегтярские милиционеры, обнаружили его в ночном городе, по каким приметам?
       Он был очень трогателен – в этой своей пьяной недогадливости и, как всегда, непревзойдённо мил…. А искренность его недоумения – перешагивала все мыслимые и немыслимые границы.

       «О, святая простота!» – Прошептал мне откуда-то издали – голос Яна Гуса.
       Я думаю, что почти каждый из тех, кто помнит Вольдемара – наверняка б подписался - под этой фразой….