Гаврош часть 8-ая

       - Наелась? Понравилось? Вот и умница! Это же я тебе покупал... Не будешь, говоришь, больше? - Валерий сцапал у нее с колен пакет, положил к себе и, изображая хищника на охоте, набросился на хлеб. Сложил его пополам и принялся быстро и смешно уничтожать, озираясь по сторонам, вроде опасаясь, чтобы никто не отнял. - Не проси, не дам, самому мало... - послышалось сквозь набитый рот.
       Виноватая и уничтоженная стыдом Женька, с опаской наблюдая за происходящим, начала улыбаться.
       - Вы не подумайте... Меня кормят. Просто, я там, стесняюсь... А у вас почему-то нет...
       - Приедем домой, я тебя взвешу. А в конце справку тебе выпишу, чтобы все видели, как тебе у нас плохо жилось.
       - Не надо никакой справки, - обиделась Женя.
       - Не надо? Ну, как скажешь... - Валерий закончил трапезу, достал носовой платок, вытер губы, руки. Потом скомкал его и прежде, чем убрать в карман, взглянул на Женьку, выбрал место погрязней и провел на лицу. - Морщишься чего? Не нравится быть чистой? Свой платок надо иметь! Поняла? Ох...луком от меня разит, как от настоящего мужика! Ну, поехали, а то нас крокодил ждет.
       
       Отец их заждался. Он даже накрыл на стол.
       - Ну, ты, пахан, просто молоток! - Валерий похлопал его по спине. - Ты даже за хлебом сходил? Сам? Или соседок просил?
       - Сам, - скромно ответил Сергей Данилович.
       - Так...хлеба мне на сегодня достаточно... Может, яичницу пожарим?
       - Разве у нас есть нечего?
       Валерий сам удивился, как не прыснул.
       
       - Ну, ладно, благодарю за компанию. Я к себе пойду, почитаю. А вы сидите, отдыхайте, - отец поднялся и, посмеиваясь чему-то, удалился.
       Черт возьми, нравится мне его настроение!.. Улыбается всё время. Ай да Женька...
       
       - Жень, а ты не первомайская?
       - Да, у меня первого мая день рождения. А как Вы узнали?
       - Ух ты! - как можно удивленнее воскликнул Валерий, игнорируя ее, не менее удивленный, вопрос. - Так ты с моим сыном в один день родилась! - Валерий сходил за календарем, который ему подарил один из отъезжающих вскоре сотрудников. - Ну-ка, посмотрим что это у нас будет...какой день в еврейском летоисчислении... Так, значит, сейчас у нас 1988 год. Женька, представляешь, до середины сентября год пока что 5748. А вот с середины сентября - уже, соответственно, 5749-й. Чудеса! Теперь подсчитаем, что у нас будет первого мая... Так, это равняется 14-му ияра 5748-го года, и будет это вторым днём Песаха. По-нашему - Пасхи. Женька, запоминай! Второй день праздника называется: Шейни. Воскресенье.
       - Вы евреи? - тихо спросила девушка.
       - Женя. Чтобы что-то знать, не обязательно быть евреем! - зло ответил Валерий. - Понимаешь, я вот, прожив прожженным атеистом, только к своим пятидесяти пришел к мысли, к которой надо бы прийти в юности. Надо в жизни побывать, принять и окунуться, хотя бы в трех основных религиях. Много чего, возможно, открылось бы. Не говоря о том, скольких глупостей избежать можно было бы... Ладно, расфилософствовался я... Чего с тобой-то на такие темы говорить. Ты всё равно ничего не понимаешь!
       Перехватив её обиженный взгляд, он с удовольствием потянулся:
       - Всё, хватит дурака валять. Кофе мне что ли налей... Сейчас твоим образованием займемся... Масайка!
       - Кто? - Женя не выдержала и побежала к Сергею Даниловичу.
       
       Валерий налил себе кофе, неторопливо размешивая, уселся на диван и, усмехаясь, слушал, как эта смешная девчонка жалуется на него его же отцу.
       - Сергей Данилович...ну почему он всё время меня обижает? То "гаврош" я, сегодня какая-то "масайка"... Что это вообще такое?..
       
       А этот предатель наверняка одобрительно поглаживает её по голове и нашептывает: "Ничего, ничего - не нервничай. Он всё равно скоро уйдет, и у нас снова будет всё хорошо".
       
       - Масаи, Женечка, это такое очень интересное племя. Они проживают в Кении.
       - Ничего себе! Я что - из племя?!
       - Нет, деточка, что ты! Ты не из племени.
       - Так почему же он обзывает меня масайкой?
       - Видимо, из-за формы твоей прически. У масаев женщины наголо бреют головы. А мужчины, напротив, носят длинные волосы, - рассказывая, Сергей Данилович, мелко посмеивался. По голосу сын понял, что беседа доставляет тому несказанное удовольствие.
       Отпив глотка два, Валера не выдержал и пошел к ним.
       Ну так и есть - идиллия, - проворчал он про себя.
       Отец сидел в кресле, девчонка, обхватив голову, у него в ногах: демонстративно спиной к двери.
       - Ну я же не лысая...
       Валерий прислонился к косяку, приложил палец к губам, чтобы отец не выдавал его присутствия, одобрительно кивнул и застыл с заинтересованным видом.
       Отец приободрился и продолжил:
       - А ты, Женечка, как думаешь, отчего они так поступают?
       - ...Не знаю...
       - Не торопись, ты подумай. Представь, как выглядит место, где они проживают: Африка, саванна... Я тебе подскажу. Таким образом эти люди подражают своему божеству. Подумай, кого они видят вокруг себя.
       - Женщины - лысые, а мужчины - волосатые?
       Валерий зажал рот и скрылся в коридоре. Он решил, что лучше слушать оттуда. Так для нервов спокойнее.
       - Вроде того, - спокойно ответил отец.
       - А-а-а-а...ну тогда они подражают солнцу и луне.
       - Неправильный ответ, но мысль интересная. Потрудись теперь объяснить, отчего ты так решила.
       Валерий вернулся.
       - Потому что у солнца лучи, а луна - гладкая.
       - Оригинально... Но, все-таки, подумай еще, Женечка. Вспомни, как я тебе задал вопрос. Кого видят перед собой эти люди?
       - Не знаю...
       - То есть, они видят кого-то очень сильного, которому им хочется подражать, - терпеливо направлял ее Сергей Данилович.
       - Львы? - сомневаясь, спросила Женя. И тут же радостно вскрикнула: - Точно! Львы! У мужчин - гривы, у женщин - грив нет!
       - Да, Женечка, - даже больше нее обрадовался отец. - У львов - гривы, и масаи-мужчины подражают львам. А у львиц грив нет, потому масайские женщины бреют головы.
       -...Но я всё равно не масайка, - насупилась Женька.
       - Конечно нет. Ты у нас - очаровательная девушка, - отец и вправду погладил девчонку по голове.
       
       - Женя, опять на полу сидишь? Что за манера? - как ни в чем ни бывало вклинился Валера.
       Но ему никто не ответил.
       - Пап, представляешь, у Женьки тоже первого мая день рождения. Праздничная она у нас...
       - Я знаю, - сухо ответил отец.
       - Откуда?!
       - Я по-твоему глухой? Об этом говорилось несколько минут назад.
       - ...Между прочим...кто-то мне обещал кофе налить.
       Женя встала и пошла на кухню.
       - Вам вторую чашку?
       Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
       
       - Жень, а может быть ты моя дочка? Тебя случайно там, в роддоме, не подменили?
       - С кем?
       - Кем. Кто ж тебя русскому-то учил, девочка моя дорогая?
       - О, у нас была очень хорошая учительница по русскому-литературе! Строгая такая... Мы с ней словарики специальные писали, летучки...
       - Что за летучки?
       - Ну...это просто. Приходишь на обычный урок, сидишь себе как ни в чем ни бывало, а тут, как снег на голову, её объявление противненьким таким голосочком: достали листочки, пишем сочинение. И по классу такое горькое: о...о...о...опять сочинение! Но Вы знаете, с тех пор мне ничего не стоит что-то написать.
       - Ну да?
       - Вот честно-честно! Вот выбирайте, Валерий Сергеевич, любой предмет. А я сяду и на Ваших глазах о нем историю напишу.
       - Ох, хвастунишка... Ладно, заинтересовала. А, была ни была, давай, попробуем! - Валера глянул вокруг, и его взгляд остановился на крошечном карандашном огрызке. Он повертел его в руках и с размаху шлёпнул о стол. - Давай, садишь и пиши мне рассказ про карандаш.
       - Только Вы уйдите в комнату. А то я стесняюсь...
       
       Иличевская Евгения.
       Рассказ про карандаш.
       Появился я на свет, как сейчас помню, ярким и красивым. Но поначалу, от несмышлености своей, казался самому себе очень длинным. Помню щекотку, когда меня впервые заточили. Жил я тогда у доброго чертежника в коробке с простыми карандашами. Но в отличие от меня, мягкого, все мои остальные братья были твердыми. Видимо, и с характером у них было не все в порядке, потому что они частенько ворчали по поводу того, что я чаще оказывался в хозяйских руках и именно на мои плечи ложилась ответственность по завершению чертежа. Так разве я был виноват? Вовсе нет! Это все моя мягкость! И потому, меня чаще других затачивали, и оттого я раньше времени повзрослел и заметно укоротился. Чертежнику стало сложно удерживать меня в руках, и я поселился на другом столе: среди цветных карандашей и иностранцев фломастеров. Новая хозяйка мне очень понравилась. Она играла со мной в разные игры. Мы рисовали с ней на листке бумаги деревце, цветочек или кошку, а потом плотно заштриховывали, будто погружая рисунок в туман. Потом она бежала к отцу и просила, чтобы тот всмотрелся внимательнее и угадал, что там за густым грифельным полотном. А тот переворачивал листок и, рассмотрев продавленный силуэт, все же никак не мог угадать, что мы такое нарисовали. Так что, много лет я был нужным, красивым, счастливым. И никак не ожидал, что в какое-то мгновенье окажусь изгрызенным кошкой. Девочка прорыдала надо мной, даже обточила с двух сторон, но как прежде - больше не любила. Я перешел в руки к бабушке. Та записывала мною телефонные номера, всевозможные счета и как-то забыла меня на почте. Потом я кочевал из сумки в сумку, из кармана в карман, пока не оказался в этом доме. Долгое время я, бесхозный и изрядно запылившийся, провалялся на вздрагивающем холодильнике, среди новых, но дружелюбных соседей: ярких шариковых ручек, железных остро пахнущих лекарствами коробок, пробок от шампанского, потемневшей серебряной ложки, пока чьи-то пальцы не подхватили меня сегодняшним утром. Потом совсем не больно (ну, вот честное слово: не больно!) стукнули мною о стол и передали в другую руку: поменьше. Давно я не лежал на человеческой ладони. Забытое ощущение. И потому, поначалу, задохнувшись от счастья, ничего не мог записать. Кто-то занервничал и посильнее надавил на грифель, и вот тут-то я и очнулся. Поудобнее устроился в теплых пальчиках, которые тут же сжали меня поплотнее, чтобы записать эту мою нехитрую историю.
       
       - Всё, готово! Идите!
       Валерий трусцой вбежал в кухню и недоверчиво взял у Жени исписанный листок. Какое-то время он читал, потом отложил его и недоуменно уставился на нее. Смотрел долго, не отрываясь.
       - Это кто написал? - наконец спросил он. Спросил тоном человека, которого злостно разыгрывают.
       - Как кто? Я,.. - недоуменно ответила Женя.
       - Когда?
       - Сейчас...
       - Папа, а ну-ка, иди сюда.
       Отец долго шуршал газетами, наверно снял тапочки и теперь никак не мог их найти. Валерий сходил к нему:
       - Так ты здесь сидел?
       - Да.
       - На кухню не заходил?
       - Нет.
       - Ну, ладно, сиди... я так просто...
       
       Он вернулся на кухню, где сидела расстроенная Женя. Она сама перечитывала написанное, но как только заслышала приближающиеся шаги, отложила листок в сторону, будто не брала. Валера сел напротив, подпер кулаком щеку и, как впервые увидев, изучал её пронзительным взглядом.
       - Что я опять не так сделала? - наконец не выдержала Женя.
       - Что не так сделала, спрашиваешь? Сама не догадываешься?
       - Нет...
       - Поразила меня до невозможности! Ну, я всегда знал, что ты не так проста, как кажешься... И как я тебя раньше-то не раскусил?
       - Что я такого сделала?!
       
       Валерий смотрел на неё растроганно, с полными влаги глазами. Девчонка же, растерялась окончательно, совершенно не понимая, что происходит.
       - Женечка, ты сама-то хоть понимаешь, что ты со мной наделала? Как мне жить после этого? Боже ты мой...девочка ты моя...страшненькая...
       Женя недовольно нахмурила брови.
       - Страшненькая, страшненькая... Но вот душа у тебя красивая... И если найдется на свете человек, который сможет её распознать, то будешь ты с ним самой счастливой на свете... Понимаешь, о чем я говорю?
       - А...
       - Нет!
       - Как Вы можете знать, что я хотела сказать?
       Валерий усмехнулся...
       - Глупышка, да ты подумать не успеешь, а я уже всё про тебя знаю... ...Не волнуйся, ты еще встретишь такого человека. Эх, передать бы мне тебя с рук на руки... Ничего, сама...сама найдешь. Жизнь у тебя долгая впереди. Непростая. Вот только не разбрасывайся ты в ней. Не разбрасывайся и себя не теряй... И вообще, Женька, живи так, чтобы тебе перед собой никогда стыдно не было. Понимаешь меня? Ну, чего надулась как мышь на крупу? - Валерий рассмеялся, а Женька рванула в коридор.
       Она стояла возле зеркала и рассматривала свою заплаканную физиономию.
       - Ничего я не страшненькая...а очень даже симпатичная! Мне все говорят, что я хорошенькая... - и разревелась пуще прежнего.
       - Угу, особенно сейчас.
       - Это всё из-за Вас! Вы меня до слез доводите!
       Валерий возвышался у нее за спиной, не притрагиваясь, и они рассматривали друг друга в зеркальном отражении. И тут ему стало неловко. Он, подавляя непонятно откуда нахлынувшее стыдное волнение, больно стукнул себя по лбу.
       - Тебе-то, дуреха, чего реветь? Это я должен плакать, что такой невозможно для тебя старый! ...Хотя, будь я помоложе, в жизни бы на такую соплю внимания не обратил.
       
       Отец вышел в коридор и застыл с недоуменным видом:
       - Что здесь происходит? - он строго взял сына за рукав сорочки.
       - Ничего, папа. Не слышал новость? Нет? Так слушай: Женька наша в писательницы заделалась! Иди вон, полюбуйся на её художество, на столе валяется, - он показал в направлении кухни. Отец послушно туда поплелся.
       
       - Женька, а тебе задание. Чтобы каждый день мне по новому рассказу записывала. Поняла?
       Та, согласно кивнув головой, побежала к своему скарбу, вытянула оттуда толстую тетрадь в изумрудном переплете и взволнованно спросила:
       - В такой можно?
       - Ну,.. можно и в такой, - он взял тетрадку, перелистал и снова на нее уставился.
       - Да,.. там я немного примеры решала... Но с другой же стороны можно писать...
       
       - Ну всё, товарищи, давайте прощаться. С вами хорошо, но мне бежать надо. Всё у нас есть, живите. А я, если можно, буду к вам в гости заглядывать. Женя, завтра-послезавтра на базар съездим, - Валера лукаво подмигнул обоим и тихо прикрыл за собой дверь.
       
       ...И всё-таки она Серого дочка. ...А, может всё-таки моя? Мне эту загадку теперь в жизни не разгадать! - Валера спустился во двор, случайно поднял голову наверх и посмотрел на окно.
       Провожают, черти, - он улыбнулся им широко и довольно.
       
       Вот так, Серый... Опять ты мне помогаешь...
       
       ...........