оно

*
И наступило время прощаться с жизнью.
Не так, как это сделал твой полудруг Лешка, оповестив всю сеть о приготовленной веревке. Когда ватага живых и виртуалов устроила дикий флэшмоб по спасению Лешки, ты написал ему: «Не повесился?», - сгорая со стыда за Лешку.
Ты не готовился так, как Лешка… Эта жизнь сама уходила от тебя, не уходя. Долго и нудно прощаясь бурчащими новостями из телевизора и скрючив тебя на диване, и зажав твой рот, чтоб ты не выл; придавив твои глаза болезненной повязкой зажмуренных век, чтоб ты не плакал, как ребенок.
-Хорошо, что не ночью. Хорошо, что не ночью – умолял ты пространство вокруг себя за пытку осознанного одиночества. И вглядывался в потустороннего лучника на далеком утесе в кровавом пейзаже под собственными веками. Ты жаждал, чтоб лучник обернул к тебе бронзовый взгляд Анубиса, медленно поднял тяжелый лук и пустил бы в тебя прекрасную звенящую стрелу.
Ты вспоминал девушку с печальным лошадиным лицом, нараспев читающую свои странные бессмысленные стихи. И как ты полюбил ее. Только потому, что ее любили все. И как ты спохватился, заметив однажды, что она по-прежнему некрасива, а стихи ее по-прежнему бессмысленны. И что где-то затерялась круглолицая хохотушка, не писавшая стихов.
Теперь, когда ты не смеешь быть таким безумно смелым, как Лешка, и умоляешь лучника обернуться, все – жена, дочь с таким же понурым лошадиным лицом, круглощекая, ее неродившаяся от тебя круглощекая дочь… все, и даже звуки, отслоились от тебя и тонкими , в микрон, лепестками фольги со слабыми оттисками их разных профилей, бесшумно и коротко порхнув, затихли в поддиванной пыли.
И ты знаешь, что наступит ночь. И лучник все так же будет глядеть со своего утеса не на тебя. А к тебе придет другое, темное. Из детских внезапных кошмаров, от которых мокли твои трусы. Оно будет входить и слепо искать тебя посреди ночи. Всю бесконечную ночь искать… Еще из ссаного детства ты знаешь, что нельзя открывать глаз, пока оно ходит и задевает тебя колышащимися лохмотьями ужаса. И нужно встать с зажмуренными намертво глазами, прижаться мерзнущей спиной к стене и простоять так до утра. И ты готов, но не можешь. Потому что вдруг ощущаешь, что ноги тихо осыпаются бежевым песком пикселей. Ты весь осыпаешься. С ног - и выше.. Шелестящие квадратики разлетаются и ложатся туда, где накануне упала полупризрачная чешуя-портреты. Вокруг и на… Оно ходит и молча ищет. А от тебя осталась лишь смазанная картинка с далеким лучником.