Чаепитие от полковника

Сергей Трунов

ЧАЕПИТИЕ «ОТ ПОЛКОВНИКА»
Русская традиция: самогон или самовар?



От автора: прототипом главного героя нижеследующего является вполне реальный полковник. И текст публикуется с его одобрения.

Лёгкой для своих 63 лет полковник Харламов спустился с третьего этажа. Собственно и не давал ему никто больше 45, благотворно сказались занятия спортом и жёсткий режим всю жизнь. Даже на отдалённых заставах он примером своим увлекал бойцов-пограничников умываться всегда на свежем воздухе, делать зарядку в любую погоду, бегать кросс. А уж футбол он фанатично проповедовал всегда и везде! При любой возможности устраивал самозабвенно турниры между всеми и вся! Мениск правый да «Ахилл» левый дают себя знать от этих баталий теперь при перемене погоды, но не более того, пользы-то куда как больше! Ещё и сейчас движения его точны и непререкаемо - уверены, сила, и мощь духа в нём чувствуются окружающими без слов. И спортивный костюм на нём сидит как влитой, как раньше форма. Не для красоты вроде «новых русачишек».

Выйдя из дверей подъезда, он вдохнул полной грудью звонко-прозрачный, чисто-душистый воздух сельской местности средней полосы России. Из-за него, в том числе, он и оставил детям свою Московскую заслуженную квартиру и переселился сюда. А ещё из-за тишины, спокойствия и несуетности жизни тут, здоровых природы и пищи, возможности жить, в конце концов, в своё удовольствие! Сегодня он, кстати, планировал со своим прежним сослуживцем-прапорщиком ещё по первой, лейтенантской, заставе – здесь к обоюдному удивлению вновь встретились! – съездить на велосипедах за иргой. Слишком рано не хотелось, намочишь ноги по росе, что за радость? А красотища! Только-только солнышко из-за их дома выглянуло на площадку перед их крылом, где одиноко озираясь и поёживаясь от утреннего холодка сидел Гаврик, выпивоха из соседнего подъезда.  Рядом - справа, в частном секторе, на берёзе во дворе сидел весёлый грач, передразнивавший хозяйскую заливистую собачонку.
- доброго утречка, Викторович! – заискивающе-угодливым голосом, сиплым с похмелья поспешил поздороваться Гаврик.
-доброе, доброе, - усмехаясь в усы, подтвердил офицер, радуясь жизни вокруг, - а ты чего спозаранку?
- да так… - уклончиво ответствовал тот, плутовато отводя глаза в сторону, не замечая того, что взгляд его с вожделением постоянно обращается к углу дома. Тропка, за него сворачивающая, через гаражи вела к частника-самогонщикам.
- а Вы? – нашёлся он, наконец.
- а то не знаешь! Я-то вот на утреннюю пробежку – зарядку, а ты опохмелки, видать, дожидаешься? – скрывать было нечего, и Гаврик только смущенно согласно кивнул.

Через час, разогревшийся и пропотевши основательно, застал за дворовым столиком уже традиционную троицу, суетящуюся в предвкушении «лекарства».  Приятель должен был появиться с минуты на минуту – всё, как обычно, было точно расчитано – и он подсел к компании. Тем более что любил общение.
Все были уже слегка навеселе. На столике сиротливо стоял замусоленный выщербленный многострадальный стакан, пучок на «скорую руку» почищенного зелёного лука, скорее всего выдернутого с ближайшего огородика и обломок иссохшего, с характерно вогнутыми зазубринами-краями, хлеба. К подножию стола на земле была аккуратно приставлена бутылка. Пустая. И все: и Гаврик, и Петруха и манюня нетерпеливо посматривали на заветный край дома. Их напряжение превратилось в деловитую суету, едва только вывернул «гонец», периодически переходящий на полурысцу с какой-то пританцовкой от нетерпения Юрасик. Зная наперёд, что получат отказ, предложили и ему. И всё же облегчённо вздохнули, поняв, что нежданного собутыльника не будет. Деловито привычно разлили, выпили быстро, пуская стакан по кругу, закусили почти воздухом и снова налили. Достали третью бутылку. И на глазах произошло превращение людей, хотя и пьющих забулдыг, но, в общем-то, довольно мирных, не пакостливых, в достаточно неприятную компанию. Гаврик раздухарился, стал, смел до безрассудства и драчлив. Юрасик слезливо - многословен, жалостливо - болтлив. Манюня обернулся подозрительным, сумрачно-озлобленным, всё порывался то на разборки какие-то куда-то идти, то собратьев по стакану задирал дело не по делу. Один Петруха благодушествовал и всех примирительно увещевал. Тяжко трезвому человеку среди таких и потому Харламов, улыбчиво отговорившись от прилипчивых «приятелей» с облегчением поднялся навстречу подъехавшему прапорщику Бурмину. 
Ирги они набрали вволю. Но на обратном пути, вынужденно пережидая неожиданный летний ливень в гостеприимном одиноком жилом домике, Попили травного чая. Малость помогли старушке-старожилке по хозяйству, вспомнили былое времечко. Деревушка тогда была полна обитателей, теперь бросивших её в поисках лучшей доли. «А какие тут раньше праздники бывали!» - посетовала Прасковья Гавриловна. Харламов загляделся на старинный самовар в углу. Бабушка, мотивируя тем, что чая из него она всё равно давно не пьёт – накладно и долго греть, детям не то что самовар, а и ничего тут не надо, а местные пьянчуги того и гляди, уволокут его на металлолом, всучила антиквариат полковнику: - «ты, я погляжу, человек душевный, у тебя ему и самое место!». И денег ни в какую брать не захотела – «Нешто за память деньги берут?». Кое-как ирги хоть под предлогом готовки варенья на зиму упросили взять.

Весь остаток дня и вечер Харламов самозабвенно, с годами выработанным армейским усердием    чистил и любовался Самоваром. «До чего  делать умели!», - думал он восхищённо, любовно рассматривая добротно сработанную утварь. Не терпелось «провести ходовые испытания», как он сам выражался и, по здравому разумению, решил перенести их на утро.

И назавтра так же бодро, как и в предшествующий день, но уже с самоваром в одной руке и ведром воды в другой, вышел на двор. Всё с той же неизменной будто погодой. И тщательно отдраенный предмет старины не замедлил радостно подмигнуть утреннему солнышку, будучи водружён на стол. Завидев его из своего оконца в надежде выпросить «полтинник» на «поправку» после вчерашнего заторопился туда Гаврик. Впрочем, сияющий самовар стёр его заискивающую гримасу.  Будучи, однако, человеком по природе неплохим и к полковнику относясь с искренним уважением, он, как обычно, поздоровался: - здоров, Викторович! Ай, самоваром разжился? Глякось - ка, как блестит! Чего это ты его сюда вытащил? Продавать что ли?
зачем такую красотищу продавать? Ща водички налью, испытывать буду. Если желаешь чаю, беги за кружкой! – пошутил он. Но Гаврик воспринял всерьёз: - коли опохмелиться нечем, надобно «из штопора» выходить. Так что чай самое то!
- обожди, надо ещё дрова раздобыть. И заварку, раз такое дело.
- насчёт дров будь спокоен, щас найдём, - и делово, это он умел,  как обычно при выходе из очередного запоя принялся за дело. Для чего целеустремлённо затрусил за дом к гаражам. Через десяток минут появился уже с охапкой: - вот, когда-то на шашлык готовил! Поверх лежал туристский топорик.
Вскоре самовар задымил, зачадил с неумения обоих «кочегаров» вначале, но быстро управились, и зафырчал довольно. Суетой у стола были привлечены и прочие завсегдатаи. Подходившие «на разведку» и вовлекавшиеся самопроизвольно во всеобщую деятельность. Гаврику Харламов выдал сто рублей для закупки заварки и баранок, зная, что тот, решив бросить пить, намерения своего никогда не менял и вообще был в любом состоянии до щепетильности честен. Потом его приятель прапорщик принёс юфтевый сапог, кто-то старый, со сбитым носиком громадный заварной чайник. Появились на столике и кружки, сахар, мёд, лимон, печенье и Бог весть чего ещё! Стали выглядывать и подходить и иные жители, заинтригованные происходящим. Вернулся улыбающийся и счастливый удачной покупкой хорошего чая Гаврик, а тут и самовар «подошёл».

И началось «чаепитие от Полковника», как кто-то метко назвал потом данное действо. Все сидели чинно, чай попивали степенно, беседы вели мирно. Пару раз ходили за водой. Вскоре уже на площадке рядом играли детишки, по тротуару прогуливались молодые улыбающиеся мамаши с колясками, а на скамейках сплетничали бабушки. При компании выпивох такое было невозможно.  «Манюня» даже угостил пробегавшего малыша конфеткой со стола умильно улыбаясь.
смотри, Викторович, твой самовар как людям жизнь-то осветил, - шепнул ему сослуживец, - прямо праздник!
- да он всегда у человека в душе, праздник-то, - возразил тот, надо было лишь его наружу чуть толкнуть. Наши предки отлично это знали. Зря, что ли,Русские купцы не попойками дела венчали, а чаепитием. Самоварным! И, заметь, не какие-то там купчишки-скоробогатеи. А настоящие, матёрые! Купчищщи! На весь мир известные. Ку-у-у-да там нынешним «олигархам».
И самовар, вчера ещё в чердачной пыли почерневший от человеческого вероломства, вновь оказавшись в привычном кругу людей словно тоже преобразился, ожил будто. Покровительственно пыхтел, урчал по кошачьи благодушно, щедро одаривал кипятком друзей. Ведь все они для себя незаметно становились его друзьями. А значит и друг другу ближе. В его зеркальных боках отражалось постепенное, глазу сразу незаметное, но неуклонное изменение лиц. Напряжённые повседневными заботами они оттаивали, словно размораживались изнутри чаем. А вернее всего теплом человеческого участия. Нехватка которого так остро ощущается сейчас.