Современная притча МОЯ ДУША

 МОЯ ДУША
       
       Как сейчас помню раннее утро буйного лета. Буйствовало все вокруг! Зелень в садах и скверах перла, словно тесто из кастрюли. Птицы драли свои уже окрепшие глотки, будто одурели от свежести и прозрачности воздуха, не успевшего еще вобрать в себя гадостный аромат выхлопных газов цивилизации. До этого знаменательного дня меня девять месяцев постоянно дергали. Возможно поэтому, был ужасно уставшим. Не было ни дня покоя. То меня измеряли, то тискали и мяли все, кому было не лень. А студенты-медики все пытались определить расположение моего тела в водной стихии. В то долгожданное для кого-то утро, все меня уговаривали выйти на свет Божий. Сначала, кажется, тихо, но уверено. Только я лучше знал, где мне надёжней всего. И знал это без чужих стенаний и советов. Так нет же, не успокоились. Когда все поняли, от главврача в хрустящем белоснежном халате до последней санитарки, что по-хорошему, не понимаю, стали убеждать меня по - плохому. Старая акушерка даже не побоялась чертыхнуться и крикнуть: « Что ты там застрял!». Ну, это на её совести. Застрял да и застрял. А чего очертя голову лезть этой же головой в холодящую неизвестность и лишать себя раньше времени безмятежности и сытости.
       
       Я, конечно, сколько мог, и сколько хватало сил, упирался. Но себе задавал один и тот же вопрос: « Почему тогда никто не хотел меня понять?» Ведь родиться не всегда безопасно, да и страшно. Но хорошо хоть нашлась сердобольная старушка-акушерка. Сразу видно, что опытная, а значит и терпеливая, не то, что другие. Это она уговорила меня, и ей сразу поверил, что лучше сделать, как велит сама природа. А куда денешься, если срок подошел. Ведь там, где находился долгие месяцы, темно и ничего не известно и там я не мог даже представить себе, что делается на свету. Одним словом, жил до этого дня однообразно и скучно. Правильно говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто раз об этом думать. А ещё рассудил так: «Только выйдя из тьмы на свет, можно узнать, что такое хорошо, что такое плохо». Вот так пришёл к мысли, что надо кому-то и поверить. А без веры и жить не стоит. С этой самой верой в добрые слова и нежные руки, закрыв глаза, с криком ужаса и от боли тоже, я выскочил на свет, словно бросился в омут с головой. А другие также с криком, надеюсь, все же радости и восторга, подхватили меня.
       
       Но о, ужас! Когда сообразил, куда меня из теплого местечка так ловко
выманили, то душа тут же вышла вон. Помню, как от неожиданного поворота
дел, все всполошились, забегали, задёргались. А потом в недоумении
склонились надо мной, приговаривая: «Ну, что ему еще надо было?» Никто не
знал, что со мной делать дальше, даже та самая старушка- специалист с
огромной практикой. Только руками, как курица крыльями, хлопала себя по
своим тощим бокам, пытаясь выдавить из себя какие-то звуки, а они словно
застряли вместе со мной. Зато успел заметить как моя душа, такая крохотная,
нежная и легко ранимая, вылетела из меня белым облачком. И душенька
прошуршала белыми крыльями прямо в дверь. Кто-то и зачем-то
ту дверь не закрыл. Все, конечно, в панике, совсем теряя собственные головы,
бегали вокруг да около меня. А я один сухой и спокойный как никогда.
       
       А сам себе на уме. Думаю, чтоб больше никто меня не дергал - затаюсь, пусть душа вольной птицей по свету полетает, пусть сама найдет себе достойное место. «Достойное» - может, не совсем скромно сказано, для только, что появившейся души. Ну, тогда более подходящие слова: « Для дальнейшего проживания». Чтоб меня же потом не укоряла по всякому поводу, а без повода тем более.

       Помню, лежу себе под стеклянным колпаком - тепло, а когда яркие лампы сверху жарят, то так сомлею, что сплю сутками - какие там мысли. И все так чудно. Жить хочется! Прикрыв глаза, мысленно наблюдаю. Вижу, летит моя душа, и такая она беззаботная, но беззащитная, ну как все новорожденное. Где и у кого ей того опыта набраться, а с неё самой, что возьмёшь? Весит она бедолага совсем ничего. На глаз этак, грамма четыре. Вижу, пристраивается моя душа к кому-то. О, Господи, спаси и помилуй! Глазоньки то открой, душенька. И в кого ты такая бестолковая родилась?
       
       Вопил и взывал тогда к ней, но все было похоже на писк в пустыне. Пустил слюну сквозь тогда еще беззубый рот и сказал самому себе: «Ведь шаромыга он!» Кто такой шаромыга? Ну, если коротко – тот, у кого шаром покати, а если и будет что-то катить, то все равно этого не сделает или пропьёт. Я-то сразу понял, что шаромыга да ещё такой закоренелый. Шаромыга, и все этим сказано! А моя душа, как ослепла на миг. Пытается помочь ему, а он уже лыка не вяжет, но языком еще ворочает: «Отвяжись, отвяжись, кому сказал…». Это он моей трепетной душе! Вот и вышло, что она к нему, а он от неё, как черт от ладана. Так моя душа ни с чем и полетела дальше.
       
       Конечно, я довольный собой, даже слюнки проглотил, но её поспешил пожалеть. Она же веселая и счастливая улетала от меня. Думала, в свободном полете, да еще и одной, лучше будет. Помню, помню хорошо, как кокетливо крыльями шуршала, все прихорашивалась. Зато после того злополучного шаромыги, только успевала грязь с крыльев смахивать. Но долго моя душа горевать не стала, не такой она родилась на свет. Правда, сам для себя сделал вывод- глаз да глаз нужен за ней. Ну, что она ещё понимает? А тут опять стали меня отвлекать от мыслей и своих забот. Слышу «охи» да «ахи» и причитания в мой адрес. Никуда от них не деться. Даже под колпаком не дают покоя и житья. То подводят какие-то трубочки, то проволочки сунут под пластырь. Воображают себе, что сами поймают мою душу, или ещё чего посмешнее придумали - чтоб моя душа просунулась в какую-то кишку, пахнущую резиной. Ах! Как плохо они её знают. Моя душа широкая и вольная и до такого никогда не дойдёт. Да наоборот, откройте ей все окна и двери, уберите все, что ей мешает свободно передвигаться. И сами увидите чудо!
       
       Ну, да ладно. Бог им судья. На чем я остановился? Да, на причитаниях. Старшая акушерка, значит и самая умная, изрекла: « На свет появиться – то появился, а вот на тебе- без души». А я рассудил так: «Ничего, ничего… кто взял, тот и даст- вернётся моя душа обратно, но зато уже какой!» Вот когда, собственно говоря, надо оставить свои возгласы удивления. Нет, мне просто умышленно кто-то мешал наблюдать за моей душой. Чуть не потерял её из виду. Вдруг вижу - летит она прямёшенько к молодухе. Куда это её опять угораздило? Присмотрелся, чуть лоб не расшиб, поднимаясь под колпаком, так хотелось поближе её рассмотреть. Молодуха-то молодуха, но стерва, как пить дать – стерва и все тут. Ни одну молодую душу загубила, так нет же, ей еще моложе подавай. Обидно стало, не передать словами.
       
       От этой самой обиды даже дергаться стал. Подёргался – подёргался, сколько сил хватило и, вроде, согласился. Но потом от этого так расстроился, что и дергаться перестал. Тут вопли ещё сильнее стали доноситься ко мне под колпак. Кто-то кричал так, будто решил, что если не видит, то пусть хоть услышит: « Уже даже не шевелится!». Эта несуразная фраза была пущена по кругу. А чего шевелиться, если вы сами меня приговорили к этому самому колпаку, где так тепло, уютно и ни с кем не надо общаться. И чего вопить, если вас, всех вместе взятых, все равно не слышу. Вот наивные, да я буду жить, хоть вы меня на элементы разложите! Правда, грешным делом, мысль промелькнула: « Вот влип, так влип!…». И зачем так запросто собственную душу отпустил. Нет, явно слиберальничал. Ну, чему она может у молодухи научиться? И правда, вижу, ожила молодуха, раскраснелась, даже вспотела.

       А сама при этом всем даёт что-то налево – направо. Ну, в общем, всем подряд.
Потом, поостыв немного, кому-то гайки подкрутила, а кого-то оставила, в чем на свет я сам появился. Одно ей имя - стерва! С горя я чуть сам не завопил. Чувствую, и моя душа что-то заподозрила, бьётся и хочет на волю вырваться. Думаю, чтобы глотнуть свежего воздуха. А, на тебе, никак! Цепкой оказалась молодуха. Но тут, на счастье иль беду, кто-то эту самую молодуху, да со всего размаха, как … Видно тот, кому она гайки перекрутила. И она выпустила мою душу, как добычу не по зубам. А та не будь совсем глупой, да наутек, куда там прихорашиваться. Так с грязными, потрепанными крыльями и прошуршала на приличное расстояние. Только тогда и отдышалась.
       
       А я, если честно, даже обрадовался за неё - взрослеет ни по дням и часам, а уже по минутам. В общем, что там обсуждать - сбежала моя душа куда-то подальше от людей. Может, стыдно стало, хотелось бы верить. Затаилась… Прямо подобно мне. Но ненадолго. Я то хорошо знал мою душу. Всю свою еще короткую жизнь какие-то эксперименты и сплошные беспокойства. И точно, вижу, зашевелилась моя душа, опять стала прихорашиваться и в дорогу собираться. Куда она на этот раз лыжи намылила? Что ещё задумала? Даже не знаю. Куда-то молча мчится обиженная. Надо же… это я должен быть обиженным и убит горем. Из последних сил мысленно за ней. Даже запыхался сам и пот градом. Да выключите вы эти лампы хоть на минуту! Неужели не понятно - такая жарища думать мешает.
       
       Ах, вот в чем дело! Решила моя душа в животное вселиться. Но это уж слишком, да ещё без моего на то согласия. А впрочем, подумал я тогда, что ни делается- все к лучшему. Это препятствие тоже надо взять, и через все пройти. Кого же она выбрала на этот раз! Что… что? Собаку? Собаку, да ещё какую-то дворняжку. Час от часу не легче. Нет, чтоб благородных кровей выбрать, ну да ей виднее. Может она права. Важно то, что это первое живое существо, которое насильно не тащило мою душу, но и в приюте не отказало. Началась новая жизнь для моей души - молодой и неопытной. Дворняжка тоже довольно быстро пришла в себя. И так же быстро из несчастной и робкой превратилась в ту, о которой пишут на воротах: « Во дворе злая собака!». К моему несчастью дворняжка оказалась городской, предпочитающая жить в душных и загазованных городах.
       
       Вот наивный! Обрадовался, что хоть теперь поживу подальше от цивилизации и пообщаюсь с матушкой природой, если таковыми можно считать наши леса и реки. Тем временем дворняжка, казалось, вообще не спала. Она преданно охраняла покой своих и чужих хозяев, и даже тех, кто её об этом вовсе не просил. Ее пронзительный лай будил по утрам и не давал спать по ночам. Такой преданности не выдержал даже собственный хозяин и дал дворняжке отставку. Вот когда моя душа серьёзно задумалась.
Она ведь родилась не глупой, но понять не могла, почему дворняжку за её же усердие все стали пинать, гонять и даже травить. Однажды не выдержали ни дворняжка, ни моя душа.
       
       В который раз бросилась она сломя голову на все четыре стороны, забилась в каких-то девственных, так ей тогда показалось, зарослях. Отдышалась, а потом как разрыдается, да так сильно, что даже я услышал. Ну и долго же она рыдала. Рыдала до тех пор, пока не стала тихо всхлипывать. Ох, помню, тоже переживал! Ничего, ей это полезно. А как, скажите набраться ума. Только делал вид, что спокойный, но сердце чуть не разрывалось от жалости. Весь мокрый, ещё бы, столько пережить. Делать нечего. Надо принимать беглянку обратно. Кажется, достаточно помоталась по свету, созрела для серьёзной жизни. Но сам паузу выдерживаю, пусть больше не воображает себя незаменимой.
       
       Наконец не выдержал, тихонечко позвал мою душу. Боже, как она обрадовалась. Уговаривать даже не пришлось. Тут же привела себя в порядок, навела марафет снаружи и внутри. Крылышки опять стали чистыми, прозрачными и лёгкими. В глазах одни слова благодарности и преданности до конца дней моих.

       Уже без всяких сомнений, окрепшая и возмужавшая, стала биться над стеклянным колпаком. А я дал ей последнее испытание - найти самостоятельно одну единственную дорогу к моему сердцу. Помогать ей не стал. А куда она денется, если захочет жить. Так и вышло. С величайшим трудом протиснулась она под колпак, прижалась ко мне и прошептала: «Лучше новорожденного тела ничего нет!». Я, конечно, от восторга нашего примирения как крикнул. Сам от себя этого не ожидал. Ой, что тут началось! Такой переполох. Все забегали, заохали, заахали, запричитали пуще прежнего, указывая на меня пальцем: « Задышал, порозовел, зашевелился!». А та самая старенькая и опытная акушерка не без гордости произнесла, тогда для меня самые дорогие слова: « Значит, будет жить и долго!»


       * * *