b

Ты стоишь и рассматриваешь свои уши уже битый час перед зеркалом. В них, как ты считаешь, скрыт изъян, который портит тебе жизнь. Уши тонкие, на просвет даже розоватые с прожилками сосудов как у кроликов. Ты касаешься своих мочек указательным и большим пальцем, сначала справа, потом слева. Нервно оттягиваешь мочки в той же последовательности, а потом касаешься обеих мочек одновременно. Хрящевая основа твоих ушей тонкая и мягкая, словно это всего лишь утолщение кожи. Ты хочешь сделать свои уши более осязаемыми, чтобы их можно было мять и получать при этом удовольствие, которое возникает, когда ты разминаешь себе, например, нос или растираешь веки. Или долго и с усилием чешешь себе голову расческой, но не с тем, чтобы уложить свои короткие волосы, а чтобы помассировать кожу головы. Твой скальп нежен и требует особого внимания. Кожа на голове тонкая, любящая массаж с пристрастием. Если ты долго не растираешь себе кожу на голове, тебе становится не по себе, и кажется, что скальп немеет и перестает быть твоим. Ты хочешь трогать его, чесать ногтями, поливать холодной водой и разрыхлять расческой с частой гребенкой. Ты часто просишь мимолетных знакомых помять тебе губы и щеки кончиками пальцев. Ты не скрываешь, что тебя забавляет такой способ завязывания дружбы, ибо он вызываешь недоумение и сразу проверяет человека на прочность. Тебе нравится, знакомясь, смотреть человеку прямо в лицо с наименьшего расстояния, чтобы не упустить никаких деталей его внешности. Ты предпочитаешь расстояние в две ладони, не более. Мелкие черточки лица не спрячешь с такой интимной дистанции. Сначала ты всегда смотришь на губы. И в этом ты не отличаешься ни от кого, потому что на губы смотрят все. Тебя же интересуют губы не ожидающие близости. С недавних пор ты находишь радость в том, чтобы обнажить беспомощность чужих губ, их сухость и трепет. Влагу этим губам ты дашь немного позже, после того, как насладишься их замешательством. При первом же знакомстве ты вкрадчиво намекаешь на то, что у тебя есть одно желание. А потом выпаливаешь, что хочешь всего-то, чтобы новый знакомый растер твое лицо пальцами. Прикосновения к губам особенно интересуют тебя. Почему – ты не знаешь, есть только одно смутное воспоминание из детства, которое невольно приходит на ум. Твой ум – гнилая лодка с кучей тряпья, из которого выросли все твои знакомые, но которое жалко выбросить в реку. Про запас ты складываешь его, подтыкая одно под другое. Эта одежда хранит телесное тепло людей с их запахами, движениями, позами, мечтами, возбуждениями, ласками, оргазмами, выделениями, включая трупные. Ты неизбежно теряешь знакомых. И их тела, живые, движущиеся, теплые, которые тебе так хочется потрогать (иной раз совершенно невозможно удержаться и не потрогать теплую кожу сидящего рядом человека). Кожа рук тоже привлекает тебя, потому что ее теплота, как ты считаешь, формирует дополнительный портрет человека, но более яркий нежели визуальный. Кожу рук хочется ласкать. Кожу лица хочется целовать. Женщины целуют друг друга. Мужчины жмут друг другу руки. Женщины целуются долго, проникая жадными языками друг в друга. Мужчины добела сжимают друг другу кисти рук, меряясь силой до хруста в суставах. Женщины предпочитают женщин. Мужчины – мужчин, но в женских платьях. Ты глупо ухмыляешься в зеркало, поглаживая свои уши. Сейчас, мне кажется, что ты обожаешь их. Сейчас ты попросишь меня сделать тебе массаж лица. Или, возможно, самый обычный массаж. Ты любишь массаж по утрам. Особенно, когда он застает тебя врасплох, во сне. Поэтому, ты не попросишь меня о массаже. Ты пойдешь одеваться, но не в спальню или в гостиную, а на кухню. Утром ты предпочитаешь бокал сухого вина, чем напоминаешь мне неоаристократов. На самом деле, у тебя нет с ними ничего общего, а ты просто с ежедневно медитируешь, фиксируя внимание на ощущениях и непроизвольных движениях, возникающих при попадании вина в рот, на корень языка, затем после спазматического сглатывания (сколько неизбежности в этом простом движении!) – в пищевод, по мере приближения вина к диафрагме ты теряешь нить ощущений, но продолжаешь делать вид, что отслеживаешь все, что происходит внутри тебя. Твой желудок, подобно заждавшемуся эмбриону, с хлюпаньем всасывает вино и медленно распределяет его по своей скользкой внутренней поверхности. Ты хмелеешь, и все происходящее надоедает мне. Но я не могу ничего предотвратить, потому как у меня нет права голоса. Ты шевелишь правой рукой и подносишь ее к лицу. Затем ставишь локоть на стол, а кистью придерживаешь отяжелевшую голову. Левой рукой ты придерживаешь правую руку. Твоя правая нога согнута в колене, а стопа упирается в пол. Твоя левая нога также согнута в колене, но стопа касается пола лишь наполовину. Бедра согнуты в тазобедренных суставах, а три седалищные точки упираются в кожаную обивку стула. Ты делаешь глотательное движение, быстро закрываешь веки и снова открываешь их. Минуту практически не движешься, если не считать движений грудной клетки и плеч при дыхании. Снова закрываешь и открываешь веки. Отнимаешь правую кисть от лица, делаешь отводящее движение плечом, затем разгибаешь локтевой сустав, берешь указательным и большим пальцами бокал вина, сгибаешь локоть, делаешь приводящее движение плечом, засчет нового движения в локтевом суставе поднимаешь бокал до уровня твоего рта, делаешь небольшое движение нижней губой, несколько обнажая зубы, прислоняешь скругленный край бокала к нижнему ряду зубов, затем делаешь едва заметное содружественное движение в плечевом, локтевом и лучезапястном суставах, в результате чего вино выливается через край бокала, попадает тебе сначала на зубы, затем, преодолев их уровень, вливается в рот, попадает на кончик языка, ты продолжаешь начатое движение в суставах руки, новая порция вина переливается через зубы и просачивается меж них, попадая в рот, ты решаешь, что для глотка вина во рту уже достаточно и делаешь небольшое движение в локтевом и лучезапястном суставах, в результате чего бокал отдаляется от твоих зубов и нижней губы, ты смыкаешь губы, делаешь новое аккуратное движение языком, распределяя вино во рту, чтобы ощутить вкус всей поверхностью языка, и не успеваешь ты осознать, что пора сделать глоток, как мышцы глотки сводит судорогой, гортань подпрыгивает, натягиваясь на глотку, язык сжимается в мясистый ком, выталкивая вино в теплую глотку, затем язык расслабляется, ты ощущаешь приятное жжение в горле, продолжаешь движение в суставах руки, ускоряешь его, в результате чего круглое основание ножки бокала касается кухонного стола, ты разгибаешь большой и указательный палец правой руки, делаешь отводящее движение в локтевом суставе, затем вновь приводящее, но на этот раз и в плечевом суставе тоже, после чего максимально сгибаешь руку в локтевом суставе, ставишь локоть на стол, кисть руки разгибаешь до предела, ставишь подбородок на область костей запястья, расслабляешь мышцы правой руки, затем слегка сгибаешь правый коленный сустав (наверное, от удовольствия), после чего начинаешь движение левой рукой, для этого делаешь отводящее движение небольшой амплитуды в левом плечевом суставе, сгибаешь в руку локте, делаешь движение в лучезапястном суставе, а также фалангами большого и указательного пальцев левой, чтобы отломить маленький кусок моцареллы, затем, вновь сгибая руку в локтевом суставе и отводя плечо, начинаешь подносить сыр к губам, в этот момент ты ощущаешь под языком выделение слюны, которая будет направлена на размачивание во рту сыра, делаешь нетерпеливое движение торсом, чуть сгибая позвоночник и расслабляя прямые мышцы спины и ременные мышцы шеи, приоткрываешь рот, слегка опускаешь нижнюю губу. Ты жуешь сыр не открывая рта. Этому тебя учили в детстве. В течение последних трех секунд мы вместе получали удовольствие, хотя и от разных элементов одного общего действия, потому что ты настаиваешь на том, что я должен всегда делиться с близкими. В особенности тем, что дано мне безвозмездно, с рождения. Ты собираешься вытереть губы салфеткой, но я опережаю тебя и сам ловко промакиваю твой рот за тебя. Это легкий подхалимаж, потому что я надеюсь заслужить сегодня твою благосклонность. Я не скрываю своего желание угодить тебе. Ты встаешь из-за стола и снова отправляешься в ванну. Смотришь на себя в зеркало. Подходишь ближе, чтобы видеть свое тело лучше. Рассматриваешь себя. Затем делаешь полшага вперед и вновь рассматриваешь себя, внимательно щурясь. Делаешь полшага назад и вновь изучаешь себя, как будто ищешь различия между этими двумя позициями. Ты тревожишься, так как тебе определенно кажется, что с расстояния в два шага от зеркала ты выглядишь одним человеком, а с расстояния в два с половиной – уже иным. Ты требуешь подать тебе рулетку. Я незамедлительно протягиваю тебе строительную рулетку, оказавшуюся у меня в кармане. Ты аккуратно измеряешь расстояние от зеркала до себя в обеих позициях. Я вижу твое беспокойство, но ничего не могу сделать. Ты ждешь слов утешения, но я не могу ничего сделать для тебя. Ты говоришь что-то бессвязное о прикосновениях к лицу, рукам, о нежности, которая на поверку оказывается похотью, о том, что влюбленность и любовь – совершенно различные вещи, о необходимости мыться каждый день не менее двух раз, о новых средствах по уходу за кожей, о красоте и уродстве, которое тоже способно быть притягательным, ты говоришь о том, что женщина и мужчина не то же самое, что мужчина и женщина, о том, что твое тело страдает от непонимания, ты говоришь о смерти, о гниении, о бактериях обитающих в почве, о необходимости бороться с террором со стороны бактерий. Я по-прежнему ничего не могу для тебя сделать, я молчу. Ты стоишь без одежды перед зеркалом с рулеткой в руках, обращаешь ко мне свой крик, ты требуешь поддержки и понимания. А я ничего не могу сделать для тебя. Потому что меня нет.