Отражение

25 мая 199… года одна из столичных газет, в разделе хроники сообщала своим читателям:
«Очередное чрезвычайное происшествие произошло в городе. В квартире на Поварской улице был обнаружен труп молодого мужчины, 26 лет, с огнестрельной раной в голове, ставшей  по видимости причиной смерти. Обнаружен также пистолет Браунинг, из которого и был, возможно произведен выстрел. Личность погибшего установили: это Травоядин Бронислав Анатольевич, который год уже снимал комнату по настоящему адресу. Как сообщила корреспонденту хозяйка квартиры, постоялец ничем не беспокоил хозяйку и соседей, редко появлялся в квартире и мало, чем запомнился окружающим. Странностей, наклонностей и особых примет у самоубийцы не наблюдалось. Г-н Травоядин активно занимался мелкооптовой торговлей ширпотребом, и следствие сходится к одной версии, что причина гибели кроется в этой его деятельности. Ведется следствие...»


       На Чистых прудах, на летней террасе ресторана,в тени зеленого плюша  двое за столиком сидят друг против друга за легкой беседой и послеобеденным кофе.Известный своей оригинальностью кинорежиссер Андрей Андреевич Гиппотезов - приземистый,худощавый в очках, седой господин, одет в белую холщевую пару.Визави его - художник-ювелир Корх – высокий блондин, также худощавый с длинными пшеничными волосами, густыми усами и бородкой клинышком, в сером пуловере и черных джинсах говорит седому, с пространной улыбкой:
- Дети...Что может быть реальней достойного испытания?
- Это редкость сейчас...
- Моя орхидея, дикая моя орхидея, в серебро одетая - тоже дитя не родившееся, это чудо зачато моим воображением. Нефритовые фиалки и розы из желтого серебра подрагивают от легкого ветерка моей фантазии. Чудо придется положить в архив моего компа (стучит по голове), пока заказчик сыщется с инвестициями. Теперь, другим ребенком забита голова, я уже эскиз подготовил, взвесил все…И дело вовсе не в солидном заказчике в лице промышленника, к которому теперь заслуженно прислушивается общество, а дело, опять же, опять же, в наших с тобой детях, еще не родившихся, которые ждут своего часа, ждут явиться в этот мир, в мир - несовершенный, такой несовершенный, несовершенный в своей обреченности быть незащищенным,а ведь мы, также точно, ждали своего появления на свет и также рождались. Теперь мы ждем, ждем этого рождения, будто божественную миссию...
- Что же заказал промышленник?
- Как хорошо, что он пришел ко мне, у него хороший вкус, я ему рассказал о своих фантазиях и он согласился. Бронзовая статуэтка… серебристый аист, уж крылья расправил, одной ногой отталкиваясь от земли, клюв его, что по обычаю держит конверт с первенцом - в свертке бронзовом - камушек размером в два карата! Нужно видеть! И ты увидишь первым, обещаю!
- Красиво рассказываете!
- Алмаз настоящий, что в недрах лежал миллионы лет в молчании, а теперь граненный засияет безумным светом камня! У миллионера-то наследник родился, вот он к крестинам и оформил заказ…
- Успеешь?
- Достаточно пока времени, он – умный, не торопит, меня это радует и я в трепетном ожидании…



       Майский день побеждал утро, и улица заряжалась энергией весеннего солнца, как двери зала панихид пироговского морга открылись прямо на улицу, перед немногочисленной скорбящей публикой для публичного прощания. Покойник лежал в малиновом, с траурной окантовкой гробу, который стоял по середине небольшого зала с низким потолком,освещенный софитами, окруженный венками и корзинками с цветами. Где-то заплакала скрипка и стало публике тягостно переносить рождение мысли об апокалипсичности общественного бытия, и все принялись рассматривать лицо покойника и сравнивать с прижизненном его состоянием, тем самым, дискредитируя, и наигрывая процесс длительного прощания с ушедшим.
        Андрей Андреевич Гиппотезов  сложил перед собой короткие руки замком. Корх в смущении играл глазами. Про него легенды ходят о его любовных похождениях, между тем,в реальности - приличный семьянин,влюблен в свою жену и троих своих маленьких девочек.
- Как скоро коммерсанты по-весеннему уходят и по-военному достойно, - сказал Корх, когда они с другом, в легком потрясении выходили на улицу.
- Предки его – офицеры, а сам он обучался, было время, в военном университете, - отвечал Андрей Андреевич, вдыхая ароматный воздух тополиных цветений. Ему не хотелось разговаривать сегодня.
- А Софья Петрарковна, как же?
- Приболела…да и не желала, больно...
- Привет ей передавай! Здоровья ей и мужества, да и вы – сильный человек, достойны восхищения! – позволил себе псевдоулыбку Корх.
- Передам...


       Андрюшенька долго не мог понять почему нервничают и кричат родители его, когда вот уже скоро они переедут в новый дом и опять они заживут, как прежде, но все таки, уже по-новому. Ему хотелось, не столько побыстрее уехать отсюда, сколько ехать, ехать и только ехать куда-нибудь - в неведомые и неизведанные места, переезжать с места на место, менять знакомых, быть у всех на виду, восхищаться и радоваться этому, познавать, и снова радоваться познанию. Ему уже мечталось, что это и есть настоящая жизнь, к которой надобно стремиться каждому. А сегодня, с утра день сумасшедший: рабочие таскают ящики и узелки, спускают осторожно по лестнице, чтобы не поцарапать дорогую мебель. Папа в строгом черном берете и выцвевшем комбенезоне, бегает всюду с линейкой в руках,объясняет, старается никому не мешать, но мама  заставляет своими ненужными вопросами повышать на нее голос. Мама, в свою очередь, покрикивает на Андрея, который попросту старается не попадаться на глаза взрослым.Андрей стоит у раскрытого балкона, занавески надуваются ветром. Двое рабочих почему-то шутят и смеются когда вокруг тяжелые и будничные хлопоты. Они поднимают громадный старый буфет на ремни, прогибаются и замирают. Андрюша замечает, как что-то  блестящее выпрыгивает из открытой дверцы поднятого буфета, падает на паркет и закатывается под диван. Это видят рабочие и делают по этому поводу остроумные реплики, но не отвлекаются, делают свое дело, уносят тяжелую вещь от пространства, где электрическую атмосферу создают родители. Андрей, дождавшись, когда рабочие покинут гостиную, посмотрел под диван. Игрушку он никогда раньше в доме не видел. Откуда она взялась?  Он хочет достать ее, но не может: короткие руки и он слишком мал, а диван угрожающе низок. Он чувствует, что за ним, за его действиями кто-то, возможно грузчики,наблюдает, заглядывает в гостиную, подсматривает. Окружающие делают вид, что они занимаются своим делом,слушают истеричную речь его мамы, и до мальчика нет совершенно никакого дела. А сами  присматривают за ним. Вокруг совершается игра, правила ему не понятны. Андрюша никому ничего не рассказывает, он идет в ванную комнату за шваброй. Взрослые следят за его действиями, но ничего не говорят, они занимаются мебелью и переездом. Ему очень хочется достать этот необычный предмет. Вот... Совсем рядом!Он уже здесь... в андрюшеных руках - пульсирующий красными и синими звездочками, блестящий серебром, матовый, полупрозрачный кубик.


       Он увидел ее в полусинематографическом клубе, где мало пьют, но рассказывают много биосуперсахарных историй, похожих на извечные фабулы новелл эпохи модернизма. На меланхолическом ее лице, центральной частью выделялся чувствительный, кончиком задранный к верху, носик. Он поймал себя на мысли, что боится заглянуть в ее темные, как безлунная ночь, раскосые глаза, ожидая увидеть в них недосягаемую высоту ее прошлого, и он стал рассказывать ей свою скучную, выдуманную историю своей ничтожной жизни. Ее губы рождали мечты о диванах и подушках, а ее затылок и изящная спина, а также высокий гладкий лобик, уносили в головокружительный аэрополет, последствием, которого стало их торжественное бракосочетание. Ее коротко остриженная головка держится на тонкой шее, как стебелек держит белый колокольчик ландыша, а бронзовая ее кожа отдает  весенним безумием цветущей полупустыни, где уже успел заблудиться одинокий сумасшедший путник. Она призналась ему, в тот вечер, что не верит его глупому смешному признанию и поведала, что тот странник, после долгого скитания по пустыне, изнывая от жажды, обнаружил воду, в виде лужи. В ней утолив жажду, он всмотрелся в отражение, и обнаружил в ней отражение своей жизни, не той которую прожил, а той, которую  мог бы прожить, но не прожил. Тогда парень понял, что есть истинное, и что есть истинное отражение.
       Софи была легкомысленна, истерична,но умела создавать домашний уют; не стала его музой, но стала его женой - любящей и терпящей свои и его причуды. Она моложе его, внешне совсем ощутимо: когда они встретились ей двадцать шесть, ему уже за сорок. Тем не менее, жили гармонично, как живут совершенно разные по темпераменту люди. Андрей не верил в случайность их встречи. Детей у них не было, и это было обстоятельством возрастающей неудовлетворенности и неловкости друг к другу.
       Следующим другим обстоятельством их идиллии стал Травоядин, с которым он застал Софи в отеле Savoy во Франкфурте, куда прибыл на день раньше, с тем, чтобы съездить в Амстердам и успеть обратно.Софи должна была лететь в Испанию и короткое, но эмоциональное свидание, стало очередным испытанием. Он дал сильную пощечину молодому человеку и заметил про себя, что бьет совсем незнакомца, и они с Софи потом долго рассматривали пятнышко крови на синем халате Травоядина, обнаружив схожесть пятна с очертаниями голубя с расправленными крыльями и открытым в немом крике клювом.
       Травоядин, похожий на ленивого хомяка, недоросшего до  человеческой особи, был уверен не столько в своей личности, уже устоявшейся, сколько в своей тайной программе, построеной им духовно, когда однажды он столкнулся с этой необходимостью и развитой им достаточно успешно в последствии.
Видя, что Гиппотезов сильно возбужден и волнуется, он обратился к нему со следующим спичем:
- Вы меня, конечно, будете продолжать бить, и бить страшным интеллигентным образом, жестоко, к тому же, беспощадно ко мне, к моему здоровью и нещадно к своему собственному. Но я хочу успеть сказать, прежде чем, вы занесете свой член в мою несчастную задницу, одну важную для вас идею, о которой вы догадываетесь, но еще не осознаете, что вы – очень и очень простодушный в своем гневе, потом устыдитесь, устыдитесь своего поступка! Вот...так! Вы будете стыдиться, спустя короткое время того поступка, который  должен был бы разрешить, если не проблему, то хотя бы возникший диссонанс  тех отношений, которых мне не следовало бы трогать. Вы будете жалеть и себя, несчастного, и меня, будете жалеть, и плакать над своей любимой женой - Софией, чью женскую совесть и честь вы намерены теперь защитить. Конечно, я – ничтожество и низкое, гнусное существо, которое достойно всеобщего осуждения и вашего, поскольку вы - выше и чище меня и всего... всеобщего. Общество меня осудит и я приму это с смирением признавая вину, поскольку вижу, и вы видите, и Софи, что это общество из себя представляет. Но от вас, от ваших рук, от вашего ***, я не приму суда - суда, карающего ваши же души. Я не приму! Мои муки и ваши муки- это также муки Софи. Вы поймите же! Насилие над вашими же тайнами и ошибками, вот что это! От этого вам стыдно будет, как и мне мучится в стыде от этого происшествия, происшествия для меня очень постыдного, недостойного меня, в душе офицера. Спасибо! И еще, хочу добавить, прежде чем вы занесете свою карающую руку, совершенно искренне, что я люблю, честно люблю, честно люблю…вашу супругу. Вот теперь спасибо!



       Когда звуки природы, гармонировавшие между собой, создавали удивительные по красоте звучания аккорды, а фиолетовый налет над бескрайним океаном сосен, нависшими над утесом, акварелью ложился над Филями,Гиппотезов с Софи сидели на высоком берегу в плетенных креслах и заново открывали для себя летнее утро. Софи была в огромной пляжной шляпе, в накинутым на плечи газовым кардиганом, прикрывающем легкое пляжное белоснежное платье. Утренняя свежесть реки отражалось на ее прекрасном лице, а руки, белые и воздушные лежали у нее на коленях. Гиппотезов же в панаме, в полинявшем, полосатым халате, в круглых темных очках, небритый, а потому некрасивый, сидел в позе уставшего страуса, закинув одну ногу на другую так, что вывалившиеся его гениталии были заметны дятлу, сидящему на лапке сосны. Пара наблюдала, как внизу, на песчаном берегу, у темной воды реки, Травоядин в пляжных трусах, с сачком гонялся за бабочками, олицетворявшие его стремление к жизни, безусловному, неограниченному лидерству над смыслом.
- Он будет жить с нами, - произнесла Софи задумчиво и тоном, не терпящим возражений.
       Далее, Софи рассказала, что Травоядин занимается коммерцией, в той ее части, которая предполагает оптовую закупку оджи за границей и оптовую ее распродажу в отечестве. В этой, его сфере он новичок, но уже преуспел, благодаря своему таланту, врожденному авантюризму и беспредельной чувствительности к капризам коммерческого климата. Далее, пуская зачем-то слезу, она рассказала, что юноша – недоучившийся тип, что он бросил военный университет, что у него никого, даже родителей нет, что он, хоть и снимает комнату, но живет в полном одиночестве, не имея умных собеседников и здорового секса, зато, и это главное, у него много амбиций и тайн, с которыми он успел поделиться с нею и теперь она делиться этим с Андреем, что он не имеет цель останавливаться на этом этапе его теперешней деятельности, что он хотел бы заниматься делом более прибыльным и удовлетворявшем его метафизически. Это похвально, сказала она тогда в задумчивости, не с точки зрения практичности, но с точки зрения его стремлении к гармонии и естеству, в которых бы обрели бы элементарный и абсолютный смысл все объекты субъектов и субъекты объектов.
- Всю жизнь, - отвечает Гиппотезов Софи тем же тоном, - я тщетно пытаюсь объяснить мою роковую запутанность с действительностью. Даже устал думать о практичности такого положения дел. Стоит ли драматизировать тот процесс, который уже начат и еще не завершен? У Травоядина есть идея, которая при должном рассмотрении удачно ложится на картину совершенства практики. Одно ясно, со всей очевидностью, что я бессилен перед судьбой, подарившей мне очередное испытание.Неужели мне предстоит снова почувствовать себя ребенком? Поступай так, как считаешь нужным!


       В то лето, солнечное утро подарило Гиппотезову свой призрак. Он выходил на крыльцо старого отцовского дома в Нижних Мневниках, размышляя о собственных открытиях, сделанных накануне. В паре шагов от себя, в траве, он заметил шевеление, торжествующей в то утро флоры. Тревожась за свое душевное равновесие, он преодолел это небольшое расстояние, пригнувшись к земле, обследовал участок травы, ставший вдруг в его глазах лесом. В зарослях, тщетно пыталось скрыться обыкновенное земноводное – лягушка с серо-зеленой спиной, усыпанной большими и малыми пятнами-бородавками, и черным кантом двух плавных линий по бокам. Размером с полевую мышь, она замерла под взглядом, оставив попытки найти свой путь в то утро. Андрей же понял, что проваливается в тот самый вечер на даче Логистиковых, когда они с отцом приехали вместе с новоявленной мачехой – представителем неартистического мира, а мира педагогов-энтузиастов, в котором важным составляющим низменно оставалось порядок и закон; когда он мальчиком получил первый урок мужества, когда в саду встретил такое же земноводное,когда с удивлением, достойным ученого, заглянул в подрагивающие черные глаза лягушки, открыл, что беззвездная ночь еще продолжается. Тогда, десятилетним он испытал странное незнакомое чувство эрекции, грозящим ему катастрофой.Ему понравилось быть гипнотизером,во взгляде земноводного, он заподозрил отрадное чувство своего всевластия, которое страдало от ущербности нужного ее применения. Глаза лягушки говорили об опасности и готовности ее к прыжку в неизвестность, как единственном варианте разрешения ситуации.
              Ему показалось любопытным поведение лягушки в одинаковой ситуации, что в разных временных и пространственных участках оно сходно. Тогда, он вспорол животному брюшко, убедившись в правильности иллюстрации внутренностей лягушки в учебнике по природоведению, но его попытки найти источник гипнотического блеска выпуклых глаз оказались тщетными.
В отличии от известного отца, он снимал научно-популярные фильмы и утолял этим свои амбиции, как и теперь, он тешит себя рекламными роликами и мечтает о звездном музыкальном клипе.
       Теперь Андрею Андреевичу Гиппотезову нужно было открыть нечто другое...


Однажды Гиппотезов говорил тихо Софи:
- Чего-то не хватает в последнее время?
- Я думала, вы обрадуетесь исчезновению нашего юного друга...
- Что-то пропадает, что-то прибавляется... Много думал о наших с вами отношениях, все больше, о вас - белой роковой женщине, о той роли, которую вы сыграли так гениально со мной, с моей судьбой. Вы оказались великой актрисой, вы все расставили по своему разумению, не спросив меня - своего друга и спутника, и поступили в итоге мудро, как всегда. Я с вами согласился, ведь вы , как всегда правы, и вы делаете все верно. Но жертвой я себя не чувствую…
- Он жертва...Ты - прав!Я поняла, одну простую вещь, что я ошибалась тоже…я - ваша…ваша и была…И буду с вами навеки!
- Я  люблю искренне...
- Возвращаюсь к вам безоговорочно...Я - вся!
- А я, безоговорочно, вас люблю...
- Я ошиблась жестоко в нем!Кара мне до конца моих дней! Прости! Можно я встану на колени перед вами?
- Ну, что вы! Он мне открыл глаза на многое!
- Узнала я, какие черные люди бывают! Маска слетела! Он понял, что ничего не добьется, и дьявольский план его не удался. Он и раскрыл свою сущность: страшный, низкий он человек, способный на гнусное преступление... Я говорила: у него цель есть и идея, это верно! Только средства к цели - только для него самого. Он ради этой цели по трупам пойдет, он через мать свою перешагнет, через жену, через детей, через вас! Он сам мне проговорился, что в лес хочет уйти и на людей охотиться. Вообще, берегитесь, Гиппотезов, он задумал вас уничтожить!
- Он – как черный ангел. Мне с ним вместе идти в черных его объятиях...А вы – легкомысленная, экстремальная женщина! Вы, наверное, сознательно мне больно хотели сделать? Видели, как я падаю, так вы на меня ногами встали...причем, вместе в вашим любовником? Вы думали, он пришел гармонировать нашу семью, что всем будет хорошо. Не знаю, добился ли он своего? Только низко всё это и подло. Мне не так больно, как должно было быть. Я поборол в себе вашу низость и безнравственность...Но ничего...ты правильно все сделала...Это твой выбор, Софи. Ведь, я вовсе не падаю,как оказалось. Вы – оба мне глаза-то и открыли своим выбором. Я такие предметы теперь вижу, которые на виду были, а я, слепой, не видел. Я летаю... и ощущаю себя победителем, но не в том , о чём ты думаешь, своей светлой головой. Жалею тебя и люблю, какая ты есть, как боль твою вечную.



       В тот же день, когда состоялся разговор с Софи, вернее уже глубокой, но теплой весенней ночью, Гиппотезов входил в город по дороге, которую ему указал одинокий философ, встретившийся ему, после изнурительного перехода через знойную пустыню. Путник верно указал дорогу, сказав что дорога будет изменяться по ширине и по названиям, это Андрей Андреевич понял, когда увидел табличку с надписью «Покровка».Возвращаясь с важного для него рандеву и радуясь возможности ночного променада, на набережной он намеревался сесть в уютный таксомотор. Маросейка оказалась спящей и безветренной улицей, но город периодически напоминал о себе, разрезая тишину механическим шелестом проезжающих авто. Как обычно, горели огни рекламы магазинов и кафе. Гиппотезов рассматривал, созданные светотенью рисунки, которые пришли к нему из фантастического детства и ранней юности вместе с ветром непобежденной тоски. Вдруг, он остановился, оглянувшись назад: ему послышались гулкие шаги сзади, будто кто-то приближался к нему из его детства и убегал обратно, его не захватив. Никого. Повторилось несколько раз, с периодичностью: ему явно слышались шаги, кто-то шел за ним или возможно прятался. В какой-то момент, темная приземистая мужская фигура, в некотором отдалении, останавливалась всякий раз, когда останавливался он. То, что не увидел Гиппотезов, хорошо разглядел ткач, шедший в ту ночь из Армянского переулка: молодой мужчина брел нетвердой походкой, в просторным плаще. Он высматривал что-то впереди и прятался, точно следовал за кем-то или видел свою, ему одному, видимую цель; и виден в руке юноши топор, который блеснул, казалось, дьявольской искрой неотвратимости человеческого порока.



       В сквере Девичьего Поля немноголюдно, только старушки да разноцветные дети у сказочных деревянных домиков создавали стереофон для царствующей здесь радости бытия. Гиппотезов и Корх по обе стороны окружали Софи, придерживая ее за локоть. Все трое были в трепетном, радостном смятении, поскольку Корх внезапно известил своих друзей о том, что супруга его вновь на сносях и ожидается рождение уже четвертого ребенка в его семействе. Однако, вскоре разговор зашел о снах, которые были значительны в последнее время в их жизни. Корх рассказывал тот сон, который его ошеломил своим зловещим признаком:
- Будто бы, нахожусь я в городе огромном, внешне неживом, пустынном и мрачном. Солнце укрывалось за серой дымкой смога, и, должно быть, от этого было сумрачно вокруг и пасмурно, да время было вечернее, после душного жаркого дня, стояла духота. Город -огромный организм и видим мною поочередно, с разных, меняющихся друг с другом ракурсов: то сверху, то плавно спускаясь вниз, то пролетая по пустым улицам. Ни поток машин, ни толп пешеходов...не видно. Впрочем, со временем люди стали появляться. На одной из улиц (что-то подсказывало, что это Тверская) я увидел парочку девушек, совсем молодых и красивых, по-летнему легко одетых. Они шли по противоположной стороне улицы и о чем-то увлеченно разговаривали, держа друг друга за руки. Светлое обстоятельство среди мрачности пустого города. А над улицей высилась, почти нависала над городом башня, подобная той, что мы видим на картине Брейгеля. Башня видна далеко и ее высота, как бы угнетает окружающий ландшафт, ломая пространство. Тут я замечаю при внимательном и долгом рассмотрении,что башня, как бы, ненастоящая, словно, ее кто-то вырезал из какого-нибудь гламурного журнала,в увеличенном, конечно, варианте и приставил ее к небу. Потом, я оказываюсь вдруг, в одной комнате, где нахожу две огромные картонные коробки, расписанные узором примерно, такие какие используются для упаковки праздничных подарков. Коробки эти с откинутыми крышками ждут, как будто, своего обладателя. В них на розовых подушках что-то лежит. Я подхожу, ожидая сюрприза, и вижу что-то круглое в зловещих черно-бурых пятнах. Я наклоняюсь… и вижу…ваши головы, Андрей…и ваши Софи…отрубленные головы….Простите!
- Успокойтесь же, вы, чудак, вы, право, это уже прошло давно! – рассмеялась Софи.
Гиппотезов, немного промолчав, стал рассказывать свой сон:
- Однажды, мне приснилось, что нахожусь я в гостях у моего знакомого Галактионова, вместе с Софией Петрарковной (супруга хихикнула). Мы пьем чай, кто-то рассказывает легкие смешные истории, кругом много народу, одни смеются, другие танцуют или слушают музыку. Одним словом, пошлая обстановка кругом. Мне вдруг захотелось выйти на минуточку по нужному делу, я оставляю супругу, гостей, выхожу в коридор. Когда, в прихожей я вдруг останавливаюсь напротив одной комнаты и зачем-то захожу туда, сознавая, что это вовсе не туалетная комната. Я обнаруживаю, что это детская, и вижу сидящего спиной ко мне на ковре мальчика, занимавшимся чем-то своим делом, может быть, играми. Немного осмотревшись, я, должно быть, хочу спросить мальчика о туалете, хотя я прекрасно знаю, где находится в доме это физиологическое место. Я подхожу к нему со спины его, а он, так запросто, оборачивается ко мне лицом, словно обрадовался моему появлению, словно ждал моего появления или то, что я составлю ему компанию в его дурацких играх. Нет уж, увольте, я уже давно не ребенок, поверьте! Вы сейчас будете биться в истерике и возможно обвинять меня во лжи, только, только, как только мальчик этот обернулся, то я увидел... себя! Да, да, самого себя,такого, какой я был когда-то в детском возрасте! Точной копией того, кто изображен на моих потускневших фото. В руках он держал не менее занятную вещь – кубик правильной формы, блестящий кубик с мерцающими звездами, сияющими внутри фигурами и испускающими на лицо ребенка яркие блики света. В этот момент, меня занял тот факт, что мальчик оказался моим двойником. Почему вы не смеетесь?
- Андрей, может, хватит комедию-то ломать! – Корх покачал головой, после длительной паузы, нависшей над компанией.
- Действительно, может быть, хватит, Гиппотезов! – серьезно вторила Софи, вытирая платком свои очаровательные глаза.

- Я знал, что вы мне не поверите! Я же давно избавился от лжи, в отличии от вас. Сон привел меня в замешательство и тревогу. Но был еще один случай, хотя не знаю, сон ли это? Опять не поверите! Вновь видел себя со стороны, но этот случай, воспринят был мною, как неизбежность.
При этих словах произошло непроизвольное замешательство и все трое остановились. Софи и Корх посмотрели на Андрея Андреевича, побледнев и собираясь сказать что-то важное.
- Андрей, можно вас на минуточку! – Софи взяла мужа за руку, при этих словах, и они свернули от аллеи в сторону густых зарослей акации и каштанов, оставив Корха в полном одиночестве.
Пара шла по лесу, и Гиппотезов заметил,что меж деревьев мелькали какие-то строения. Софи держа его за руку, подвела к какому-то нелепому возвышению над землей, которое имело форму креста и указала на него, сказав:
- Андрей, вы умерли, умерли, умерли, уже, совсем давно!
Гиппотезов подошел к кресту, прочитав свое имя, окаменел:
- Когда же это произошло? Почему же, я не заметил этого важного для меня события? Вот же надпись...Вот же дата... Рождение...Смерть...Вот...тысяча девятьсот...девяносто...Этого не может быть!!!!