Во сне и наяву. Часть 4. Продолжение 4

VI

Сборная команда КВН состояла из десяти человек. Капитаном единогласно выбрали Леонида Гринько – отличника из пятого «Б». Лёня был двоюродным братом Эдькиных школьных друзей, близнецов. Когда я только пошла в школу, Эдька неоднократно ставил мне этого мальчишку в пример, восторгаясь его эрудицией и быстрой сообразительностью. Однако после того как я первый класс окончила на одни пятёрки, а у Эдика по русскому «выплыла» тройка, упоминания о Лёничке Гринько сошли на нет. Теперь же, во время репетиций, своей самоуверенностью и стремлением постоянно быть в центре внимания, Лёня мне стал напоминать самого Эдика. Такими наблюдениями я поделилась с Маней. И, хотя в качестве доводов приведены были высокие умственные способности, она со мной не согласилась:
 - Ничего подобного, - последовало обиженно-категоричное возражение, словно сына сравнили с кем-то недостойным. – Ваш Гринько натасканный выскочка, а Эдик способный сам по себе. Гринько, этого, вечно напоказ выставляют, Эдик же наш, даже отличником никогда не был, хотя вполне мог бы.
Последние слова мать произнесла так, что мне вдруг стало стыдно за свои отличные оценки, которые я когда-то получала у Зинаиды Фёдоровны. Захотелось тут же сменить тему разговора, но она исчезла сама по себе, потому что раньше обычного пришёл с работы Борис.
 - Ты, что заболел? - встревожено спросила Маня.
 - Да, нет, - на лице отца застыла кислая улыбка, - как я и ожидал, меня подвели под сокращение. С завтрашнего - десять дней в отпуске, остальное обещали компенсировать деньгами.
Маня заохала, запричитала. Передвигаясь по дому быстрее обычного, хлопая себя по ляжкам, она неоднократно повторяла:
 - По своей профессии ты больше работать не будешь! Специалист, конечно, из тебя хороший, но с твоим характером, да ещё и национальностью – не видать больше приличной работы, как собственных ушей...

Домой возвращаться, теперь не было никакого желания. Полкан бегал по двору отвязанный, и как только моя нога ступала на охраняемую им территорию, нёсся на меня с громким лаем и рычанием. Поскольку он был псом не предсказуемым, я с криком возвращалась за пределы двора и ждала, пока Борис привяжет его или хотя бы загонит в будку. Как правило, делая это, отец на меня ворчал, осуждая за то, что непутёвая и даже с собственной собакой поладить не могу.
Скандалы в семье возникали по каждому пустяку. Борис упрекал Маню за неправильно выброшенный мусор, за то что в борще мало капусты и много свеклы, за купленные на базаре груши или сливы, в то время, когда в саду гниют яблоки. Она не оставалась в долгу и взрывалась порой даже от одного его взгляда. Так прошли две недели. А в четверг, после обеда, когда мать уже ушла на работу, к отцу приехали трое мужчин на чёрной «Волге». О чём они беседовали, услышать не довелось. Быстро собравшись, я убежала на тренировку, а когда вернулась, гости уже уехали. Лишь с приходом Мани, из громкого разговора, который меня разбудил, удалось уяснить, что Борису предложили работу в Краснодаре.
На другой день мать сообщила:
 - Папа со следующей недели будет уезжать рано утром в понедельник, а возвращаться после обеда в пятницу.
Теперь Маня ходила по дому и причитала о том, как мне бедненькой все вечера придётся оставаться одной. Она уговаривала не бояться и не расстраиваться, а я, слушая её, опасалась лишь того, что на моём лице предательски выступит счастливая улыбка.

Как всегда, в субботу уроков было мало, и к двенадцати часам даже десятиклассники школу покинули. Приближаясь к нашему двору, я почувствовала приятно щекочущие нос, особо аппетитные запахи, что свидетельствовало об ожидании гостей. Но поскольку кроме родственников, уже давно к нам никто не приходил, этот факт не поднимал настроение, а угнетающе его подавлял. Быстро пообедав, пришлось соврать, будто меня ждёт Валя. Конечно, никакая встреча в мои планы не входила – все подруги в эти часы занимались уборкой. Однако надо же было придумать повод, чтобы лишний раз не сталкиваться с человеком, которого в глубине души хотелось видеть мёртвым...
 - Подождёт твоя Валя, - возразила мать, - я, тут, сама не управляюсь, мне помочь надо.
 - Помочь? Чем? - Манино решение немного удивляло, так как в моей помощи, готовясь к приёму гостей, она обычно не нуждалась.
 - Сейчас нет. Чуть-чуть попозже.
Я ушла в детскую. Прошло несколько часов, но необходимость в моих услугах не возникала.
 - Ты не ушла к Вале? – спросила Маня, когда мой силуэт снова показался на веранде.
От удивления я некоторое время не могла произнести ни слова, потом, слегка переведя дыхание, нерешительно вымолвила:
 - Ты же сказала, что тебе моя помощь нужна...
 - Ещё как нужна! – оживлённо поддержала Маня. – Сходи-ка на огород, нарви там петрушки.
Я молча поплелась выполнять поручение, думая о том, что если бы вопреки привычному своему поведению, на этот раз мать не послушала, а куда-нибудь ушла, не исключено, что она бы не обратила на это внимание. Накрыв по просьбе матери стол и не получив новых заданий, я решила, потихоньку улизнуть, но как только направилась к двери, услышала лай собаки. Знакомые фигуры, неспеша приближающиеся к дому, заставили меня в панике убежать в детскую.

В комнату заглянула Белла Наумовна. На её приветствие я смогла лишь молча кивнуть. Подойдя поближе, женщина погладила меня по голове.
 - Я всё поняла, - сказала она, глядя сквозь стенку, оделяющую детскую от спальни родителей. – Когда тебя дрожащую у нас увидела, к сожалению, только тогда поняла, какую непростительную ошибку совершила. Скажи, - она на секунду заглянула мне в глаза и снова устремила взгляд на стенку, - что я могу для тебя сделать?
Я хотела закричать, что она должна оставить меня в покое, что если пришла к родителям, то пусть с ними и общается. Абсолютно не понятно было, о какой ошибке идёт речь, потому что это слово ассоциировалось с ошибками в тетрадках. Я хотела ей сказать, что мне абсолютно всё равно, как она училась в школе, но язык во рту задеревенел, а глаза испуганно уставились на дверь, где в любой момент мог показаться второй гость. Хрипловатое бубнение звучало совсем рядом. Перехватив мой взгляд, Белла Наумовна слегка улыбнулась.
 - Можешь его не боятся. Теперь он боится меня. Я его сильно-сильно отругала, и он никогда больше ничего тебе не сделает. Он не только к тебе никогда не подойдёт, но даже смотреть в твою сторону уже не будет.
Гостья говорила очень тихо, почти шёпотом, и только картавое «р» особенно ярко вырисовывалось на фоне этого шипения. Смысл всего ею сказанного я не улавливала и даже не пыталась. Хотелось куда-нибудь убежать, провалиться, исчезнуть, причём навсегда. Однако на какое-то время исчезла она, и все взрослые, о чём-то оживлённо беседуя, сконцентрировались на веранде. Вспомнив, что гости, как правило, редко заглядывают в спальню, я тихо проскользнула туда, и, чувствуя жуткий озноб, раскрыла отделение шифоньера, где хранилась верхняя одежда. Сняв с вешалки шубу, натянула её на себя, озноб немного уменьшился. Однако громкие голоса переместились с веранды в кухню, и цигейковая шуба больше меня не согревала. Только идея, залезть в шифоньер, выдала какую-то порцию тепла. Тихо затворив за собой дверцы, я погрузилась в темноту громоздкого ящика, радуясь большому количеству тёплой одежды под рукой.
 - А где ребёнок? – послышалось Манино недоумение. Судя по громкости можно было понять, что она заглянула в зал.
 - Оставь её в покое, - раздался голос Беллы Наумовны, - и запомни: я тебя пока не трогаю, только потому, что не хочу лишить девочку матери, - на слове «пока» она сделала акцент.
Наступила тишина. Интересно, куда это она надумала забрать Маню, подумала я, но тут же эта мысль ушла на задний план, подавляемая внезапно появившимся громким голосом Коли:
 - О чём тут женщины секретничают?
 - Пора садиться за стол, - непривычно тихо для таких слов, объявила Маня.
Разговор за столом и звон посуды слились для меня в единый шум. Довольная тем, что нашла хорошее укрытие, я мечтала о том, как когда-нибудь, подобно Эдьке, уеду из этого дома навсегда.


VII

В первый же вечер своего одиночества, закрыв за ушедшей Маней дверь на ключ, я начала изучать содержимое ящиков, которые при родителях можно было открывать только в поисках чего-то конкретного. Мне же нравилось ковыряться там просто так, примеряя слегка облезлые перламутровые бусы или рассматривая старую губную помаду. В одном из ящиков хранились некоторые письма, там же была пожелтевшая телеграмма от отца, оповещающая, что он защитил диплом на «отлично». Повертев в руках пачку конвертов, я подумала, что теперь, когда никто не стоит над головой, можно было бы написать письмо бабушке, но так же, как и несколько лет назад, сделать это без разрешения Мани побоялась.
На другой день моё любопытство удовлетворялось содержимым ящиков шифоньера. Ковыряясь среди Маниных носков и капроновых чулок, я наткнулась на бумажные упаковочки. Они лежали по две штучки, и только у одной из них пара была оторвана. «Презерватив» - прочитала я. Слово показалось созвучным со словом «резервуар», о котором шла речь в учебнике арифметики. Правда, на то, из чего в больших количествах вливается-выливается вода, запечатанная вещичка походила мало. Я повертела её в руках, посмотрела на свет и даже понюхала, однако распечатать, во-избежании Маниных гневных воплей, не решилась. Пересчитав и запомнив, что их пятнадцать штук, я уложила всё, как было до моего вторжения, и аккуратно задвинула ящик.

В среду, как и обычно, Маня пришла с работы пораньше. Она попросила меня приготовить чай, и мы с ней какое-то время мирно беседовали. Мать с интересом слушала, как идёт подготовка к КВН, и радостно улыбнулась, когда я сообщила, что хоть и пробегаю четыре круга во время разминки в числе последних, но остановок, как раньше уже не делаю. Потом сославшись на усталость, Маня предложила нам обоим пойти спать.
 - Но я пока не хочу, - последовало моё возражение, - ведь ещё не поздно. Давай, ты пойдёшь спать, а я у себя в комнате книжку немного почитаю.
 - Ни в коем случае, - категорично возразила мать. – Если в твоей комнате будет гореть свет, я уснуть не смогу.
 - Я дверь закрою, или ты в спальне закрой.
 - При чём здесь дверь, - внезапно вспылила Маня. – Говорю же, пока ты не спишь, я тоже уснуть не смогу, а у меня сегодня день на работе тяжёлый был, просто с ног валюсь.
Пришлось подчиниться и улечься в постель. Несмотря на Манину усталость, свет в спальне не гас, а когда вдруг залаял Полкан, она быстрыми шагами выскочила в коридор не в ночной сорочке, а в халатике. Гадая о том, так быстро ли мать оделась или столь долго раздевалась, я вдруг погрузилась в мелкую дрожь, потому что на веранде раздался Колин голос. Маня провела гостя в зал, но свет там не включила. Послышалась очень тихая, но оживлённая беседа, сопровождаемая изредка негромким смехом. Потом снова тишину на улице нарушил лай собаки, в дверь постучали.
 - Кажется, Белла, - громко прошептал гость.
 - В спальне за дверью стул, - ответил ему тихий Манин голос.
Зачем из спальни тащить стул, если их в зале три стоит, - удивилась я. Мать, тем временем, по-прежнему не включая свет, провела гостью в зал.
 - Туфли мужа я и в темноте узнаю, - слова Беллы Наумовны смешались с её негромким смехом. – Можешь не прятать, я не за ним пришла. Мне надо с тобой поговорить, ну а он, если хочет, пусть тоже слушает.
 - Белла Наумовна, что с Вами? – услышала я надменное Манино возражение. – Кроме нас двоих и спящей Светы, в этом доме никого нет. Свет же я не включаю, чтобы её не разбудить. Какие там туфли Вам померещились – понятия не имею. Хотите, сейчас всю обувь с веранды сюда принесу?
От удивления я даже дрожать перестала. Если бы Эдька когда-нибудь мне рассказал, как однажды был свидетелем подобного поведения Мани и родственников, ни за что б ему не поверила! Но мне пришлось услышать всё своими собственными ушами: взрослые и, на мой взгляд, достаточно серьёзные люди вдруг надумали играть в какие-то, совсем уж детские, игры.
 - Не кричи, ребёнка разбудишь, - только эти слова Беллы Наумовны удалось уловить. Потом она перешла на очень тихий шёпот, и дальше невозможно было понять ни слова.
 - Вы если хотите, можете с Колей расходиться, а я, вот, своего мужа бросать не собираюсь, - последовало Манино возражение, на какое-то, не услышанное мною предложение родственницы.
Снова зашуршал шёпот, потом чёткие Манины слова:
 - Белла Наумовна, Вы конечно уважаемый в нашем городе человек. Я и сама Вас очень ценю, как врача. Но здесь Вы мне не указ. Это моё личное дело.
После следующей тихой фразы гостьи, Маня выдала свое мнение настолько громко, что если бы я и спала, то наверняка бы проснулась:
- Это мой ребёнок! И я сама знаю, как мне себя вести со своим ребёнком.
Меня не волновало, что говорят две женщины о своих мужьях, но вот последняя фраза, в которой речь шла явно обо мне, сильно заинтриговала. Однако разговор на этом закончился.
 - Подумай серьёзно обо всём, что я тебе сейчас сказала, - донеслось до моих ушей, прежде чем Белла Наумовна покинула наш дом.

Несколько минут стояла тишина, и казалось, что Коли, действительно в нашем доме нет. Может, тихонько незаметно улизнул? У Эдьки иногда получалось так от меня прятаться, когда я была маленькой. Однако мои предположения были ошибочными.
 - Я побежал, - раздалось бубнение, - Мне надо дома раньше её появиться...
Проводив родственника, Маня тихо прошла в спальню и наконец-то выключила там свет.

На другой день я настолько торопилась домой, что даже подружек после уроков дожидаться не стала. На моё счастье, Мане не нужно было в Районо, и на работу она тоже ещё не ушла. Бросив портфель и даже не переодевшись, я выбежала на веранду. Непонятное недовольство, оттеняющее лицо матери не подавило во мне желание задать вопрос:
 - Мам, а почему вчера вечером гости так странно себя вели?
 - Какие гости? – вскинулась вдруг Маня, словно я предложила ей бросить все дела и рассказывать мне сказку про Белого бычка. – Не было вчера никаких гостей! Ты что забыла, как мы с тобой пили чай, а потом пошли спать?
 - А потом пришли гости, - напомнила я ход событий, - но как-то странно, не вдвоём, как обычно, а сначала дядя Коля, и только после него тётя Белла. А ты ей зачем-то сказала, будто дяди Коли у нас нет...
 - Что за бред ты несёшь? - прозвучало Манино возражение не громко, но я на всякий случай попятилась к двери, так как мне показалось, что мать готова меня ударить. – Тебе всё это приснилось, - настойчивым тоном добавила она.
 - Как это приснилось? Я же слышала...
 - Что ты слышала? – на её бледном лице вырисовалась скептическая улыбка.
 - Да, это... Ну.., сначала тётя Белла посоветовала тебе папу бросить...
 - Какие глупости! Он же её племянник, - на слове «племянник» мать сделала насмешливый акцент, - Если я нашего папу брошу, ему без меня будет очень плохо, - серьёзно и даже с некоторой угрозой произнесла она, - Но Белла Наумовна не могла посоветовать то, от чего её племяннику станет плохо.
Вопрос совместного или раздельного проживания родителей меня интересовал мало. Не ради этого я бежала сломя голову из школы.
 - Но, она ещё обо мне что-то сказала, - это было основное, что возбуждало моё любопытство.
 - О тебе? Что?
 - Не знаю, я не слышала.
 - Откуда же знаешь, что речь шла о тебе? – морщинки на лбу и переносице стали глубже обычного.
 - А ты ей ответила, что я твой ребёнок, и ты сама знаешь, как себя со мной вести.
 - Ерунду какую-то ты городишь! - Маня даже слегка вскрикнула. - Тётя Белла тебя любит и не могла мне посоветовать что-нибудь плохое.
 - Но почему плохое? – удивилась я, - Может что-то хорошее.
- Если бы она мне что-то хорошее посоветовала, я бы поблагодарила её за совет и послушалась. Я, ведь, тоже тебя люблю и прислушиваюсь всегда ко всем хорошим для тебя советам. Так что, видишь, этого просто не могло быть. Такое можно было услышать только во сне. Конечно же, тебе всё приснилось!
Манино лицо снова растянулось в улыбке, и хотя последние слова она произнесла очень дружелюбно, ощущение, что внутри неё таится желание, меня ударить, почему-то не покидало. Я молча пошла мыть руки к обеду. Несмотря на слишком частые последнее время упоминания Мани «приснилось», а может быть именно благодаря им, я вполне отдавала себе отчёт, что происходило во сне, а что в реальности. Но с другой стороны её враньё было уже вполне привычным явлением, и у меня даже не возникло желание, задать себе вопрос, зачем она это сделала. Лишь чувство неудовлетворенности, что так и не докопалась до истины, касающейся лично меня, неприятным осадком осело в моих мозгах.

В следующую среду мать не настаивала на том, что мне необходимо, как можно быстрее, улечься и выключить свет. Она долго шуршала газетой в спальне, а я, дочитав «Хижину дяди Тома» и утерев слезы жалости к героям, быстро уснула. Проснулась от неприятных и непонятных звуков. Не сразу до меня дошло, что Маня с кем-то в зале шепчется. Две фигурки, Манина и Колина, тихо хихикая, прошли на веранду, там зажёгся свет. Вернулась мать одна, открыла холодильник и вышла из комнаты с банкой молока. Потом она поставила молоко на место, и вскоре в доме наступила тишина и темнота. Однако мне не спалось. Сердце неприятно колотилось от сознания того, что Коле удалось проникнуть в дом мною незамеченным. А если бы он не к Мане, а ко мне в комнату вошёл?..

Утром, наливая чай, я обратила внимание на грязный от молока стакан, одиноко покоящийся в углу кухонного стола.
На уроках никак не удавалось сосредоточиться. Мысли о том, помоет ли Маня до моего возвращения посуду или нет, постоянно лезли на передний план, но не любопытство руководило мною на этот раз.

Маня заканчивала уборку. Увидев меня, она суетливо посмотрела на часы.
 - Ты уже из школы вернулась? А я, вот, завозилась – даже и не завтракала сегодня.
Обед пришлось разогревать мне. Пока руки машинально елозили спичкой по коробке, глаза непрерывным взглядом впились в стакан из-под молока. Его одиночество скрашивала, оставленная мною с утра чайная чашка. Теперь-то мать уже не скажет, что всё это мне приснилось... Дождавшись, когда контуры полной фигуры приняли неподвижное положение рядом со мной за столом, я поинтересовалась:
 - Мам, зачем вчера дядя Коля сюда приходил?
Конечно же тот разговор, из которого следовало, что Коля может здесь появляться, когда захочет, так как убить его некому - в памяти моей сидел тяжёлым и неподвижным грузом. Но на этот раз я решила уговорить мать, отменить эти визиты хотя бы вечерами, поскольку спать в присутствии такого гостя было выше моих сил.
 - Что за дядя Коля? Когда приходил? – искра какого-то испуга исказила весь Манин облик, её взгляд, в одно мгновение пробежав по всей комнате, внезапно замер на моём лице. Зелёные глаза, уподобившись болотной тине, затянули меня в некоторое оцепенение. Несмотря на холодок, пробежавший по всему телу, я, перестав жевать и набрав для решительности в грудь побольше воздуха, уверенно произнесла:
 - Вчера. Поздно вечером. Я уже спала, потом проснулась.
- Спала? – Маня понимающе кивнула, и болотная трясина глаз перекинулась с меня на стоящую рядом с ней тарелку. - Так это тебе приснилось, - выдала она тоном, не терпящим возражений.
От слова «приснилось» меня неприятно всю передёрнуло, будто холодная толстая змея проползла по моей спине. Но все эти ощущения вдруг вызвали приступ одержимости:
 - Как это приснилось? Почему, если ты не хочешь мне отвечать, говоришь «приснилось»? Я сама знаю, когда мне приснилось!
 - Откуда ты это знаешь? - она оторвала глаза от тарелки и насмешливо, зло улыбнулась.
 - Когда мне что-то снится, я просыпаюсь – и рядом ничего нет. А тут мне снился другой сон, совсем другой, и дяди Коли там не было, а когда я проснулась, он выходил вместе с тобой из зала и шёл в коридор. Я потому и проснулась.
 - Просто к тебе на смену одного сна пришёл следующий. Так бывает. У многих людей бывает, - философски высказалась Маня. Она старалась говорить спокойно, даже поучительно, однако напряжение на лице сохранялось.
 - Но не бывает, чтобы всегда это было в один и тот же день! – не отступала я.
 - Как это, в один и тот же день? – напряжение сменилось искренним удивлением.
 - А так, что случается это всегда в один и тот же день, в среду. И когда Белла Наумовна приходила тоже была среда. Почему один сон не сменяет другой в остальные дни недели? Если бы я слышала, как ты с ним разговариваешь, например, в четверг, а я знала бы точно, что тебя нет, тогда конечно... тогда может быть и сон... Но я тебя слышала, и ты была при этом дома.
- Что же ты слышала? – опять проступило напряжение, оттенённое на этот раз любопытством.
 - Ты попрощалась с ним, выпила молока и пошла спать. Вон стакан стоит. Ты его не помыла, а сюда поставила.
 - Так это я сегодня утром молоко пила...
 - Этот стакан стоял, ещё когда я в школу собиралась! Я, ведь не спала, когда сама себе чай наливала, поэтому ты уже не скажешь, что этот стакан мне сегодня утром приснился. А кроме того, ты же сама мне сказала, что с самого утра сегодня не завтракала. Это же мне не приснилось? В доме, ведь, убрано!
 - Фу-ты, совсем с тобой запуталась, - по Маниному лицу пробежали белые пятна, на носу выступил пот, но она изобразила улыбку, и слегка усмехнувшись, произнесла, - Ну, конечно, молоко я пила вчера вечером. Просто от твоей бестолковой болтовни, мне уже показалось, что это сегодня утром было. А впрочем, какая разница: вчера пила я молоко или сегодня, - произнесла она с наигранной задумчивостью, растягивая слова.
 - Как это, какая разница? Ты же молоко пила после того, как дядя Коля ушёл!
 - Говорю же тебе, не было вчера здесь никого. Тебе приснилось.
 - Это что же получается, - закричала я, - ты мне завтра скажешь, что мы сейчас с тобой не разговаривали, а обедала я одна?!
- У тебя что-то с нервами, - фыркнула Маня, - Разве можно так волноваться из-за какого-то сна?
 - Но это был не сон!
 - Ну, хорошо-хорошо. Хочешь думать, что это был не сон, пусть будет так. Всё равно мне некогда сейчас с тобой спорить. Я к урокам ещё должна подготовиться. Убери, пожалуйста, со стола и помой посуду. Не забудь тот злосчастный стакан тоже вымыть, а то, глядя на него, ещё какую-нибудь небылицу выдумаешь, - покидая стол, закончила разговор Маня.

(продолжение следует)