Философские клоунады суфлера Владимира Берзина

В фантазии и тонком знании человеческой психологии господину Мариво отказать трудно. Почти невозможно. Кто бы мог подумать, что женское коварство так сладко и так заразительно! Кто бы мог подумать, что способна учинить женщина из чистой шалости!
И кто мог знать, какой бедой и какими страданиями обернется невинная проделка! Ах, чем бы история закончилась, когда бы не счастливая уловка?!

Кстати, пьеса так и называется - «Счастливая уловка». На сцене красноярского ТЮЗа недавно прошла премьера: мало знакомый красноярцам режиссер Владимир БЕРЗИН поставил спектакль по пьесе мало известного россиянам драматурга Пьера Карле Мариво.

- Это только в России Мариво мало известен, а вообще-то он считается вторым комедиографом Франции после Мольера. В театре «Комеди Франсез», который, кстати, исторически спонсируется государством для поддержания классического репертуара, Мариво - один из наиболее часто ставящихся авторов. Пьесы Мариво пользовались успехом всегда, с тех самых пор, как автор, разорившись, начал работать «на театр».
Именно из-за популярности Мариво на западных сценах я и взялся читать его пьесы. Сначала они показались мне слишком многословными и не очень понятными. Но при повторном чтении я испытал прямо-таки шок: насколько крутые у него ситуации! Все пьесы - о любви, это особая территория, и при этом развитие сюжета идет точно по законам человеческой психологии. Задолго до появления всякого психоанализа! Когда просветители выдвигали идею «совершенного человека», герои Мариво доказывали, что человек непредсказуем. И хотя это комедии, но - трагические. И хотя финалы счастливые, но - искусственные. Другое дело, насколько эту коллизию способен развернуть тот или иной театр.
Мне кажется, сейчас такое время, что именно эти пьесы могут быть интересны зрителям. Люди постоянно испытывают психологические перегрузки, и поэтому они, несомненно, в состоянии воспринимать тонкую психологию драматургии Мариво.

- В таком случае, уместен ли Мариво на сцене ТЮЗа, театра, который по определению предназначен для детей?

- В ТЮЗе есть свой «сказочный» репертуар, пара спектаклей идет уже десяток лет, это хорошие сказки, и они будут пользоваться успехом еще не один год. Но - никакой театр не способен сегодня выжить на детском репертуаре. Хотя бы потому, что дети, подростки - категория экономически зависимых зрителей. Театр для них может быть только очень дорогим - по костюмам, декорациям, гонорарам... И такой детский театр должен быть материально обеспечен. А если «материи» остро не хватает, значит, театр должен быть просто театром - и для детей, и для взрослых. И дело не в названии.

Я никогда не был детским режиссером. И, кстати, знаю очень мало таковых, способных делать именно детский театр, детское кино. Остальным только кажется, что они работают для детей. Я от них отличаюсь тем, что знаю такую свою неспособность и не ставлю детских спектаклей. Поэтому считаю своей задачей создать в ТЮЗе взрослый репертуар, который мог бы быть интересен, скажем, и старшеклассникам, и студентам, и взрослым людям. Чтобы сюда тянулась молодежь. Чтобы приходили те, кто сейчас вообще не ходит в театр, потому что он не отвечает их запросам. И когда я приглашаю людей на свои спектакли, то убеждаюсь, - некоторым из «неудовлетворенных» много лет запросов мои спектакли соответствуют.

- И таким образом при таких взглядах режиссер Берзин вступает в конкуренцию с драматическим театром имени Пушкина...

- Не вступаю я с ним в конкуренцию. Это бессмысленно, и если бы я это сделал, то совершил бы большую глупость. При всем моем уважении к драмтеатру вообще и к его актерам, мне кажется, что театр Пушкина проводит коммерческую политику. Это - модель театра «для всех». Она в данном случае возможна: у драмтеатра есть «раскрученный» зритель, «раскрученное» место...

Зритель, которого жду я и на которого рассчитываю, сегодня ни в какой театр не ходит. А театр, который я предлагаю, достаточно необычен. Необычен прежде всего по тону «разговора со зрителем». Он не рассчитан на всех. Но это не значит, что он рассчитан на какую-то социальную прослойку. Просто есть определенная игровая модель, к которой некоторые люди склонны, а некоторые - нет, и это не зависит от их образования, возраста, социального положения. По опыту я знаю, что мои спектакли могут нравиться домохозяйкам, кандидатам наук, школьникам. И им же могут не нравиться. Все зависит от конкретного человека. От его способности участвовать в определенной игре, от его отношения к этой модели.

- Достаточно сложную задачу вы ставите перед собой...

- Я не ставлю такой задачи - я этим занимаюсь, меня так учили. Только так и понимаю театр, и иначе не могу.

- В Красноярске есть драматический театр, оперный, театр музкомедии и кукольный театр. Каждого «вида» - по одному. А вот какой-то реальной альтернативы ни одному нет и не было.

- Мне трудно сказать, была альтернатива или нет. Вообще ТЮЗы в свое время, в 60-70-е годы, были территорией особенной и достаточно популярной. И не только у детей - в первую очередь у молодежи. Потому что зачастую там шел какой-то иной разговор, чем в драматических театрах. Это было. Просто в какой-то момент ТЮЗ в этом смысле перестал существовать. Эту проблему я ощущаю по сей день. Были уже какие-то статьи в газете, телевидение обо мне что-то рассказывало, какие-то слухи ходят... «Ах, мы знаем, такой скандальный режиссер!» - но спектаклей моих они не видели. Я знаю, что есть люди с определенными запросами, которым мои спектакли соответствуют. И часто это люди состоятельные, и они могут заплатить гораздо боьше, чем стоят билеты. Более того, для них театр может стать не просто культурным мероприятием в субботний день, когда больше некуда пойти, а - частью жизни. И это очень большая категория людей, это молодежь.

- В таком случае, куда сегодня ходит молодежь, которая могла бы ходить в Ваш театр? Как отдыхают, где развлекаются ваши потенциальные зрители?

- Я думаю, что им не до развлечений. У них достаточно напряженная жизнь в новой экономической, политической, социальной ситуации, напряженная и интересная. Им, как и мне, не нужно развлечений. Мне нужен... скажем, акт, который бы меня освобождал от моих проблем. Я смотрю какие-то клоунады, которые меня освобождают, в них есть какая-то философия. Человек десять минут пытается отлепить от ладони жевательную резинку, и от этого не оторваться, в этом вся жизнь.
Театр - это не развлечение, а необходимость. Как чтение, как идея. Чем бы нормальный человек не занимался, как бы не жил - ему все равно нужна идея. Даже если он склад сторожит.

- На спектакле «Счастливая уловка» зал был заполнен едва ли на треть. В чем же дело? Насколько это нормально для вашего театра, насколько типично?

- Я сейчас не располагаю точной информацией, сколько билетов продано, сколько людей пришли. Но и это, в общем, инициатива любителей моего творчества, если можно так сказать. Я считаю, что нужно привлекать зрителя любыми доступными способами, чтобы люди просто знали, что в ТЮЗе что-то есть, что-то происходит.

- Приучить зрителя к театру?

- Дело не в том, чтобы приучить, а в том, чтобы просто знали. А я не сомневаюсь, что на такой театр может быть большой спрос.

- Давайте вернемся к «Счастливой уловке». Насколько вы довольны тем, что идет сейчас на сцене?

- Насколько доволен? Я предпочитаю на такие вопросы не отвечать. Это - цеховое дело... А вообще я редко бываю доволен. По объективной причине. По-моему, театр в годы застоя пострадал более всего. Актер превратился в работника государственного учреждения. И он уже не актер. Чтобы было понятнее, я могу привести в пример героинь Островского. Часто они - актрисы. И всегда эти женщины - вне закона, выше закона. Новый социальный тип. Актер - человек не привязанный, он отвечает только сам за себя. А сегодня психология театрального человека: скажите, что сделать, и я сделаю. Актер должен быть автором, художником, но это в нем давно истреблено.

Это не значит, что невозможно делать спектакли: есть иные человеческие резервы, люди хотят работать. Во всяком случае, со мной им работать очень непросто, но сказать, что я сталкиваюсь с отрицанием моих предложений, нельзя. Скорее - с инерцией.

* * *
- В российском театре утерян институт продюсерства. Продюсер - это специалист, решающий «ребусы» типа: если взять вот этого актера, вот этого режиссера и вот эту пьесу и собрать их воедино, то получится нечто интересное для такой-то категории зрителей, которая потенциально готова платить за это деньги. Сложнейшая задача, решение которой требует многих талантов и знаний, владения социальной психологией, понимания искусства, экономических возможностей и еще очень многого.

В нашем государстве отсутствует культурная политика, концепция поддержки искусства. Нынешняя концепция: дадут тому, кто громче попросит. Во всем мире существуют государственные программы, связанные, например, с сохранением традиций или стимулированием поиска в искусстве. Весь мир вкладывает в современное искусство большие деньги. Если уж на то пошло, настоящий театр питается, растет из каких-то безумных идей и постановок. Западные «звезды», зарабатывая деньги на телевидении, на каких-то шоу, вкладывают их в постановки «оф-оф Бродвей», в самые безумные проекты. Не имея такой программы, такого подхода мы превратим театр в то же, во что уже превратились, например, архитектура и скульптура. Принцип-то прост: хорошее искусство дорого, а плохое - дешево. Вот и все.

- А что, на Ваш взгляд, является традицией российского театра?

- Малый театр, Александринка - это наши традиции. МХАТ - это изыск авангарда XIX века. Есть школа Малого театра, а школы МХАТа нет.
- Но о ней говорят.
- Говорить можно что угодно. Если уж на то пошло, есть система Станиславского, но я не уверен, что МХАТ на сегодняшний день владеет ею.

1997