1. Глава шестая. Путь домой

«Во многой мудрости
много печали...»
Библия?

Маленький отряд медленно пробирался вперед, минуя крошечные селения Алиссии, объятые трауром по повелителю. Единый и в самом деле благоприятствовал путникам – все дни их путешествия стояла нежаркая, ясная погода и дожди шли лишь по ночам. Алексар с каждым днем чувствовал себя лучше, он всеми силами стремился в столицу, но ни Сирил, ни Валессий не поняли бы его спешки. А объяснить юноша не мог. Не мог рассказать своим спутникам, что давило ему на сердце, не мог быть собой, и нес на себе тяжелую ношу страшной тайны в одиночестве. Высший прав – это не тот секрет, что рассказывают даже близким, этот секрет опасен как для Алексара, так и для дома служения, опасно и показывать, как он, Алексар волнуется. Даже слугам. Юноша отдавал себе отчет, что одно только его слово, и они мчались бы по дороге днем и ночью, но чтобы это дало? Досужий интерес крестьян, среди которых могли быть шпионы Мираниса? Надо только добраться до столицы... Надо продолжать играть всем довольного, беззаботного богатого, надо быть осторожнее... И так он излишне сорвался после болезни, и так наговорил лишнего...

И Алексар силой заставлял себя не спешить. Он и его спутники медленно проезжали мимо полей, принесших в этом году крестьянам неплохой урожай. Сельские жители были тут же – низко кланяясь проезжающим, они спешили  вновь взяться за работу, сгорбливаясь над богатыми посевами. Сирил частенько заглядывался на молодых женщин-крестьянок, чем вызывал явное неудовольствие щепетильного Алексара и снисходительную улыбку Валессия, Агор носился по полям, перелаиваясь с деревенскими цепными псами и иногда исчезая в лесной чаще, впрочем, все время возвращаясь к ночлегу и кормежке. Как он умудрялся находить хозяина после полдневных странствий, Алексар не имел и понятия, но спрашивать не спешил – он вообще старался не донимать хмурого Валессия вопросами, благо, что служил тот на совесть, и нареканий у аристократа к телохранителю не было. Алексар видел, как напряжен Валессий, слышал короткие совещания телохранителя с Сирилом, и, уж тем более заметил, что служитель слегка расслабился, явно доверяя Валессию гораздо больше, чем в первые дни после их встречи.

Ночи путники, как правило, проводили в домах старейшин, оставляя за гостеприимство хорошую плату. Многого Алексару и его друзьям не было надо – лишь разделить с хозяевами вечернюю трапезу, да провести ночь под крышей, скрываясь от ночных дождей и холода. Алексар все с тем же удовольствием ел простую деревенскую пищу, удивляя своим аппетитом как хозяина, так и обоих слуг, Агор, который, казалось, был всегда голоден, не уступал в Алексару, заглатывая все, что могло бы насытить собачий желудок. Из-за этого Сирил в приступах плохого настроения, которые встречались у него достаточно часто, называл собаку “живоглотом” и нередко повторял, что легче накормить целый отряд, чем этого громадного и бесполезного по сути медведя.

Когда им остался последний день пути, зерно в приютившей их деревне как раз убрали, и крестьяне угостили гостей первым в этом году куском хлеба из муки нового урожая. Досталось даже Агору: собаку кормили до тех пор, пока бедный пес начал воротить от еды кислую морду. Считалось, что это принесет деревне удачу и богатый урожай в последующие годы, в чем Алексар сильно сомневался, но свое мнение юноша предусмотрительно держал при себе, чего нельзя было сказать о Сириле, прочитавшему таки хорошенькой хозяйской дочке пространственную лекцию о вреде “забобонов”. Как много поняла красотка из услышанного, Алексар не знал, но слушала девушка внешне внимательно, теребя в кармане полученную от служителя монетку.

Самого Алексара радовали простые деревенские обычаи. Юноша достаточно легко сходился с людьми, пил горькое пиво с молодыми деревенскими парнями, иногда забывал о своей гордости и подмигивал симпатичным, еще незамужним девушкам. Пару раз молодой человек умудрился даже ввязаться в драку, чем обеспокоил Валессия, относившегося к своим обязанностям крайне серьезно. Сирил же, знавший чему учили молодых людей в доме служения, не сильно-то старался угомонить своего господина – тот сам умел за себя постоять, и в защитниках не нуждался. После пары взаимных взбучек Алексар возвращался с противником в хату старейшины и оба допоздна сидели за кружкой пива. Деревенские, как правило, рассказывали о своих проблемах, а Алексар слушал внимательно, изредка вставляя короткие вопросы. Зачем молодому аристократы были нужны эти «бредни», Сирил не знал, засыпая на середине разговора, а Валессий, как правило, неподвижной громадой сидел у огня, плавными, едва заметными движениями поглаживая мохнатую морду Агора.

Алексар знал, что спрашивать. Знал, как развязывать языки самым молчаливым. В доме служения учили и этому. Угрюмый и неожиданно тихий, вслушивался он в пьяные речи крестьян, вслушивался внимательно, не прерывая и не вставляя своих реплик, мысленным движением воли вводя беседу в нужное русло. Вместе с простое деревенское вино, которого щедрому господину выделяли вдоволь, этот нехитрый прием всегда приносил свои плоды, и вскоре Алексар, хмуро вглядываясь в кружку, выслушивал во всех подробностях сплетни о новом повелителе: простые люди тихонько шептались, что Миранис вовсе не похож на своих родителей ни внешне, ни по характеру. Говорили, что молодого человека отличают неожиданные приступы гнева и даже некого подобия безумия, от которых пострадали уже многие придворные и слуги. Шептали с жалостью, что все это от плохого воспитания,  что мальчика рано оторвали от дома, сильно притесняли строгие служители, и теперь молодой человек отрывается на своих подданных, нагоняет потерянное во мрачном доме Единого...

Алексар с мрачным лицом выслушивал эти сплетни, а Сирил тем временем, подобно многим служителям из его дома служения, пропадал у местных целителей, записывая древние рецепты лекарств в маленькую книжечку. Служитель объяснил, что Высший планирует присоединить к храму лечебницу. При благословении Единого, дом служения сможет вскоре не только учить, но и врачевать, что принесет служителям новые знания и новый доход. По язвительному замечанию Валессия, второе было гораздо существеннее первого, на что Сирил резонно ответил, что и на добро нужны средства, а их как раз служителям часто не хватает.

Сам телохранитель, в отличие от Сирила, старался не спускать с Алексара внимательных глаз. Мужчине нравился этот сдержанный юноша, но Валессий быстро смекнул, что Алексар задерживается за столом вечером дольше, чем это было необходимо, не спеша уходить на покой. Валессий знал, что это такое – страх перед сном, страх перед ночами, страх перед одиночеством, перед мысленным диалогом со своими демонами... Пытаясь подтвердить свою догадку, Валессий как-то ночью тихонько подобрался к своему господину и почти не удивился, увидев на лице спящего печать страдания. Мальчику явно снились кошмары. Теперешний кошмар заставил Алексара покрыться холодным потом, впиться в серые простыни, и слегка застонать через стиснутые зубы. Валессий, ласково погладив юношу по щеке, осторожно дунул на плотно сомкнутые веки, мысленно попросив плохой сон уйти, дать молодому человеку отдохнуть. Это подействовало: через некоторое время Алексар расслабился, морщинки у его глаз разгладились, пальцы отпустили несчастную простыню, и Агор, бесшумно подойдя к хозяину, лизнул безвольно свисшую с кровати руку спящего...

– Идем, – прошептал Валессий, и Агор слегка зашевелил хвостом, осторожно проскальзывая через полуоткрытую дверь.

На следующую ночь Алексар заметался во власти нового кошмара. Агор, вместе с хозяином прокравшийся в спальню молодого господина, слегка заскулил, и Валессий, на этот раз не в силах справиться со внутренними демонами юноши покачал головой и вышел из спальни, оставив Агора со спящим. Проснулся Алексар на следующее утро на диво отдохнувшим, рядом с ним, согревая его своим теплом, развалился на полкровати огромный пес, поднявший голову с лохматых лап при первом же движении юноши.

– Прости, господин, – прошептал Валессий, когда Алексар вместе с Агором вышли из спальни. – Не видел, как он до тебя добрался.

Алексар изучающе посмотрел на своего телохранителя, но промолчал, принимая из рук невозмутимого Сирила утреннее питье.

– Пахнешь псиной, господин, – прошептал служитель, и от его ироничного голоса чаша чуть задрожала в руках Алексара. Задумчиво выпив свое питье, Алексар вернул чашу Сирилу и ответил:

– Осторожнее, Сирил, слегка забываешься. За такое у нас слуг могли и выпороть.

Сирил чуть побледнел, а Валессий отвернулся, скрывая улыбку. Он не имел понятия, что именно сказал служитель его господину, но ответную реплику слышал хорошо, как и хорошо уловил благодарный взгляд Алексара. Видимо, юношу и в самом деле беспокоили кошмары, только горд слишком этот мальчишка, признаться боится. Совсем как... Валессий откинул прочь крамольную мысль, но в тот же вечер потихоньку порылся в рецептах Сирила и сварил Алексару успокоительное зелье. Юноша выпил все до последней капли и в ту ночь проспал спокойно. Утром Алексар встретил друга улыбкой. Это была единственная благодарность, которую он себе позволил. Благодарность, которая заставила телохранителя задуматься еще больше – что такое произошло в жизни Алексара, молодого и влиятельного аристократа, что он так замкнулся, стал столь скрытным и неприступным? Что должно было произойти, что человек настолько боялся показать свое истинное «я», потому что тот Алексар, которого видел перед собой Валессий, был излишне, идеален, что ли, излишне сдержан, излишне незаметен. Будто все время носил маску, маску, которую боялся снять даже ночью, даже во сне.

Но вот путешествие подошло к концу, и до столицы осталось всего ничего. Алексар, мрачный и задумчивый, сидел за столом таверны, в которой они решили скоротать последнюю ночь, Агор лег рядом, касаясь теплой спиной ног юноши, а Валессий сидел у огня, задумчиво вглядываясь в оранжевые всполохи. На улице вновь пошел дождь, и крупные капли, носимые ветром, то и дело били по плотно закрытым ставням частой дробью. Сирил, как всегда, куда-то убежал, посетителей в таверне не было, а хозяин, получив от гостя позволение, отправился уже на покой.

– Что пригорюнился, господин, – решился спросить Валессий. – Домой едешь!

– Нет у меня дома! – тихо прошептал юноша и, увидев удивление в глазах Валессия, быстро добавил. – Чужие там все. Столько времени прошло. Боюсь, что и я там буду чужим.

– Это ваш портрет? – Валессий показал на небольшое изображение, лежавшее на скамье рядом с его господином.

– Да, – коротко ответил Алексар, помрачнев еще больше. – Иди спать, Валессий. Сегодня мне ничего не грозит. Здесь есть Агор, он поможет..., если что.

– Я останусь с вами, господин.

– Не надо, – прикусил губу юноша. – Я хочу остаться один. Сегодня последний день, когда я смогу остаться один. Завтра все изменится.

Алексар тяжело поднялся со скамьи, забыв о портрете. Валессий, покрутив в руках изображение, собрался было последовать за юношей, но его остановил появившийся неоткуда Сирил. Служитель бросил на скамью тяжелый от влаги плащ и сказал:

– Оставь его! Пусть подумает в одиночестве.

– Странный он, – прошептал Валессий.

Сирил лишь пожал плечами, и вновь углубился в чтение своих записей. Служителя явно не сильно-то волновали странности Алексара – ему и своих проблем было достаточно. Проницательный Сирил уже давно подметил склонность Валессия к своему господину и вовсе тому не огорчался: теперь можно было гораздо больше времени посвящать работе, чему служитель был несказанно рад. Как и тому, что его подозрения не подтвердились, и им с Алексаром не придется бороться за жизнь с этим меченным и его медведеподобным псом.

Валессий, не дождавшись от слуги ответа, поднялся наверх в покои Алексара, состоявшие на этот раз из двух смежных комнат. Осторожно открыв двери в спальню юноши, Валессий пустил туда Агора, а сам, расстелив плащ у порога, приготовился здесь провести ночь. Вскоре появился и служитель, явно привыкший к неудобствам походной жизни. Сирил устроился рядом с “меченным” в широком кресле и незамедлительно заснул безмятежным сном человека, лишенного мук совести.

Некоторое время Валессий неподвижно лежал, прислушиваясь к легкому дыханию Сирила и тихим шагам за дверью. Иногда в спальне Алексара тихо поскуливал Агор, встревоженный беспокойством человека. Но вот скрипнула кровать, тяжело шлепнулся на пол Агор, и Валессий заснул, сморенный усталостью. Проснулся мужчина посреди ночи от протяжного стона, смешанного с тихим завыванием Агора. Встревоженный, вбежал телохранитель в комнату своего господина, на ходу вытаскивая из ножен меч. Но в покоях аристократа не было никого чужого – Алексар лежал на кровати объятый сетью кошмара, а Агор сидел рядом на полу и смотрел на хозяина большими, полными понимания глазами.

Валессий спрятал меч и подошел к спящему. Огромный пес тотчас подвинулся, уступая мужчине дорогу:

– Сар, Сар, что это за крики! – метался в бреду юноша. – Что это, Сар! ... Берегись! Сар, не... не трогай... это, Сар! – юноша внезапно вскочил с кровати и устремил безумный взгляд на Валессия.

Лишь через несколько минут кажущиеся полностью черными глаза наполнились смыслом:

– Это ты, Валессий...

– Что случилось, господин? – участливо спросил мужчина. – Опять кошмар? Вы забыли выпить на ночь зелье?

– Не забыл, – мрачно ответил Алексар, отирая со лба испарину, – просто теперь не помогло. Ничего, Валессий, просто старые долги, которые надо оплатить. Это напоминание, друг мой, просто неприятное напоминание, и ничего больше.

Валессий нахмурился, но Алексар уже вновь замкнулся, жалея об излишней откровенности. Ну и зачем он опять разговорился, поддался слабости? Приснился ему Красавчик, так то не новость, наверное, не стоило ему пить порошков Валессия, от них он стал слишком чувствителен... Не стоило вообще подпускать телохранителя так близко, надо было закрыть на ночь двери своей спальни, как закрыл он дверь в свою душу и сердце! Надо было, но сделанного не воротишь...

Алексар прикусил в досаде губу и отвернулся от телохранителя, всеми силами давая понять, что разговор окончен. Телохранитель так не думал. Что-то тревожило его в кошмарах мальчика, но вот что?

Никто и не заметил, как слышавший каждое слово служитель задумчиво прикрыл дверь и отправился досматривать прерванный так некстати сон. Он был единственным, кто в эту ночь спал спокойно: Валессий сел на ковер, посланный у камина, и уставился в огонь, Алексар, не в силах более заснуть, неподвижно лежал кровати с закрытыми глазами, погрузившись в полудрему воспоминаний...

... Алексару казалось, что он попал в ад. Маленький мальчик с широко открытыми глазами, стоял он один на огромном дворе и смотрел, как на ступеньки опускаются пушистые снежинки. Было тихо. Слишком тихо. Слишком страшно. Алексар с трудом оторвал взгляд от ступенек и увидел перед собой мальчика с пушистой метлой, ростом такого же, как он, только глаза были на оттенок светлее, и взгляд – упрямее и настойчивей.

Незнакомый мальчик что-то раздраженно сказал, но Алексар не понял, сделал шаг назад, поскользнулся на гладких ступеньках, и упал бы, если бы не железная хватка незнакомца.

– Пусти меня! – прошептал Алексар, стараясь не заплакать. Он хотел домой, к маме, к ее теплым рукам, а попал в этот страшный дом служения, к этому страшному мальчишке!

– Новенький, – прошептал незнакомец, воровато оглядываясь. – И алиссиец! Ты только выть не вздумай – здесь этого не любят. И про маму, что защитит и приласкает, лучше забудь. Здесь ты сам, как и я.

– Отойди от меня, я приказываю! – поднял подбородок Алексар.

– А это ты брось! – ответил незнакомец. – Здесь все равны, и приказывать ты никому не можешь. Ты никто – слуга служителей. Как смешно, правда? Дома за тобой тоже все бегали? За мной тоже. Но здесь – не дом. И никому не говори, что мы разговаривали... помни, даже в доме служения я тебя достану!

Раздались шаги, и Алексар хотел что-то сказать, но тут его сопровождающий, даже не посмотрев на мальчика, быстрым шагом направился к карете. Алексар хотел пойти за ним, но кто-то мягко положил руку ему на плечо, и мальчик впервые встретился глазами с Высшим. И впервые в тот день дал обещание, которого не собирался исполнять – никогда и ни с кем не говорить на родном языке до опущения дома служения. Алексар был слишком зол на родителей, чтобы подчиняться – если взрослые его предали, заперли в этих страшных стенах, то почему он должен их теперь слушаться? Только стоя перед Высшим, Алексар впервые понял, как прав тот мальчик – тут он один...

Алексар вздохнул и перевернулся на другой бок. Он не был один... тот самый мальчишка, что встретил его на ступеньках дома служения, стал ему лучшим другом...

Последняя версия - ноябрь 2008