Арх. Star s. Легенда о князе Игоре

       1

       Он был, безусловно, одним из самых ярких народных уникумов, кого довелось видеть мне и моим собратьям по студенчеству, и кого посчастливилось приютить под своей материнскою крышей – пристанищу буйной творческой поросли – архитектурному институту.

       Как и все подлинные самородки, молодой Стребков, естественно, был «не от мира сего», и, при этом - его эксклюзивность носила – самый, что ни на есть - органичный характер.
       Он никогда не стремился быть оригинальным, скорее – наоборот, всеми силами пытался слиться c монолитною студенческою массой, однако - его яркие неожиданные блики так или иначе – высвечивались, выпячивались из неё.

       Это был, действительно, крупный и – во всех отношениях, настоящий - самородок. Цельный и неограненный. И, никакая принудительная культурологическая огранка или насильная эстетизация неспособна была - вытравить из него эту оригинальную, имманентно присущую ему, сермяжную канву…. Так же, как невозможно переделать первородный орнамент – на куске янтаря или природного малахита.

       Стребков был постоянным объектом наших розыгрышей, а если – у нас до этого «не доходили руки» – он тут же и сам выкидывал что-нибудь «этакое»! Если мне не изменяет память, он, как и почти все его уникальные, «коллекционные» сотоварищи – просуществовал в стенах родного Арха весьма недолго, что-то около двух лет….

       Всплыл Стребков на звездном институтском небосводе довольно быстро….
       Его восхождение - к анналам народной славы - началось с мужественного и романтичного дебюта: он и его друг Виталик подрядились на какую-то героическую «халтуру».
       Они взялись копать - то ли траншею, то ли канаву - вдоль улицы Восточной.
       
       Естественно это вызвало живой интерес среди обитателей общаги. Надо знать тех ехидных сволочей, которыми просто кишело наше бедное общежитие № 2, чтоб понять: о князе Игоре, то есть Стребкове, и его непокорной подруге, Канаве - буквально сразу же стали слагать нетленные произведения народного студенческого эпоса: саги, сказания,
легенды….

       * * *

       Дело было глубокой осенью, но Виталик и Стребков мужественно вышли к барьеру этой легендарной дуэли…. Наперекор осенним ветрам и бьющему прямо в лицо – мокрому снегу, они, ни секунды не раздумывая, взяли в свои руки – ломы и лопаты, и принялись рыть этот рукотворный Гранд-Каньон.
 
       Для обогрева, а также для ускорения процесса, наши покорители земель – были вынуждены топить костры - в районе своих раскопок.
       Естественно, это придало ещё больший ореол таинственности и колдовской славы бедному Игорю и его компаньону. Общаговские летописцы просто сходили с ума, ежевечерне комментируя работу одержимых проходчиков.

       Но народу нужен был и живой контакт со своими героями, и самые одержимые поклонники этого землеройного тандема, будучи в сильном подпитии, навещали раскопки.

       Вся эта мистическая эпопея - длилась чуть больше месяца, и многие общаговские остряки и юмористы ходили по вечерам – «смотреть на Стребкова», как ходят в большие театральные салоны: смотреть на Гафта или Калягина.
       Иногда туда гуляли – даже с барышнями, подобно тому, как дворяне, совершали свой вечерний моцион: в Одессе – по Дерибасовской, в Питере – по Невскому, в Пятигорске – к нарзановым источникам….
       Очевидцы рассказывали, что картина была очень зрелищной….
 
       Стребков, голый по пояс, как древнегреческий бог огня Гефест, раз за разом вонзал свой острый лом – в мёрзлую уральскую землю, и пламя костров – играло бликами – на его могучем торсе. Виталик же, уступающий в немой энергетике напарнику, был слабой копией архитектурного исполина….
       Но, тем не менее – творческий дуэт работал очень слаженно, напоминая собравшимся зрителям – далёкие времена горького каторжанского произвола, которым издревле славились здешние угрюмые места.

       Когда же они вдруг останавливались и вздымали руки к звёздному небу, разминая свои затёкшие чресла, то их величавые фигуры напоминали зрителям – двух покорителей уральского хребта – Василия Татищева и Вильгельма де Геннина, воскресших из небытия…. Воскресших и воочию представших перед нами, чтобы вновь наладить успешную работу знаменитой Горной канцелярии и местных казённых заводов.

       По слухам, ночные раскопки на Восточной были очень похожи на таинственный театр теней. Там, в этом сказочном мире - сэнсей Стребков и сёгун Журавлёв,
демонстрировали очарованным зрителям – этот мифологический перфоманс. Монотонные удары их ломов – навевали запоздалым прохожим, грустные мысли: то – о вековом проклятии демидовских каторжан, то – о таинственных гробокопателях эпохи принца Гамлета.

       2

       Потом два будущих зодчих - долго не могли получить деньги за свой титанический труд, ибо за этими деньгами стоял некий посредник, дальний родственник Виталика, студент медицинского института…. Его слава, как начинающего афериста, была широко известна, и катилась далеко впереди своего создателя.

       Надо добавить, что оба работника, этого архитектурно-траншейного дуэта, неслабо заикались, что позволило мне сотворить с ними одну небольшую шутку, из разряда тех, что в то время, и в тех стенах – считались вполне допустимыми, и не особо осуждались.
       Разумеется, согласно требованиям неписанного этикета, я выкинул свой юморной фортель, когда все эти былые землеройные страсти - наконец-то улеглись, и прежние раны, оставленные драматичной раскопочной эпопеей – уже надёжно зарубцевались.

       * * *

       Спустя пару месяцев после завершения знаменитой «халтуры», я вышел, во время институтского перерыва, покурить на лестничную площадку. Там было достаточно много народу.
       Среди курящих и беседующих стояли и оба покорителя уральских земель.
       - Ссстттреб-ккккофф…. – Сильно заикаясь, начал я. - Ха-ха-хаа - хххалт-тттура есть!

       Курящий народ сразу стих и прислушался: любые «халтуры» среди студентов ценились на вес золота, особенно, особенно, когда не надо искать заказ, а он сам приходит в руки.
       Стребков, сразу же уловил мою иронию с заиканием, однако волшебное слово «халтура» заставило его сдержаться и – не послать меня подальше.
       - Кка-аккк-ая? – С корыстным предвкушением спросил он.
       - Кка - анаву…. Дддо Ччелл - яббинска пррр-орррыть! – Радостно выпалил я.
       Все вокруг засмеялись, а Стребков пробормотал в мой адрес – какое-то незлобивое ругательство.

       3

       Вообще, человеком он был – крайне добродушным, незлобивым, и многие наши выкрутасы – сходили нам с рук.
       Так, например, живя и кочуя в нашей секции, он как-то собрался идти в душ, и, взяв большое махровое полотенце, попросил меня – дать ему мыло. Сославшись на отсутствие мыла, я открыл свой большой шкаф, и предложил ему пасту – для чистки унитазов и раковин…. Она романтично называлась «Санита» – и продавалась в белой пластиковой баночке.

       - А рраз-звве ею моются? – Удивлённо вскинув брови, спросил меня Стребков.
       - Конечно! – С горячей убежденностью ответил ему я. – Конечно, Игорь! Чем же ещё мыться-то, если не этим?
       Далее я повернулся к своему товарищу Сэнди, постоянному участнику многих совместных розыгрышей, и очень душевно спросил его:
       - Саня, ты же мылся ею вчера? Как – она? Нормально моет?

       Сэнди, полулежащему на моей кровати – объяснять ничего не надо было. Он и так – всё понимал с полуслова. Чуть-чуть привстав на кровати, он наклонил к Стребкову свою русоволосую голову, и убедительно потрепав пальцами чистую чёлку, уверенно изрёк:
       - Отлично моет! Вчера голову помыл – смотри сам, какие волосы чистые!

       Последние сомнения оставили Игоря. Наглядный пример убедил его лучше всяких слов.
       Стребков, взяв пасту, с довольным лицом, отправился в душ – куда-то на нижние этажи. К нам, до девятого этажа, вода, увы – часто не доходила….


       Мы обычно бегали купаться вниз, в женские секции, где вода поступала в душ бесперебойно, да и сами душевые кабины были чистыми и уютными…. Не в пример – нашим.
 
       * * *

       Спустя пару минут, после ухода Стребкова, в мою комнату ворвались две возмущенные девчонки с нашего курса. В руках они держали – знакомую баночку с пастой «Санита».
       – Идиоты! – Заорали они на нас, прямо с порога. – Ладно: он ничего не соображает, но вы-то должны думать – с чем вы человека в душ отправляете! Вы ещё б ему – бутылочку с ацетоном дали!

       Немного проорав на нас, они убежали.

       Иногда вода достигала и девятого этажа, и тогда Стребков ходил мыться – в наш душ.
       Купаться он безумно любил! Нас с Сэнди, очень раздражало его демонстративное блаженство, и мы, скрипя зубами, слушали: как он там, в душе, хрюкает и плескается! Так и не сумев смириться с этим, мы придумали для себя - весёлый аттракцион.
       В основу его был положен известный принцип сообщающихся сосудов. Главная роль в этом сценическом действии – как и положено – была отведена Стребкову.

       * * *

       Сэнди вставал на кухне, а я – в умывальнике. Наш секционный душ располагался как раз – между нами. «Гусак» душа – был намного выше обоих кранов: и кухонного, и в умывальнике…. Далее, по боевой команде «Оп-пп!» - мы синхронно, разом, – открывали один и тот же кран – например, холодной воды. Давление воды резко падало! Судя по визгам и громким воплям Стребкова – бедный бегемотик неожиданно оказывался в самом пекле – нашего рукотворного гейзера!

       Когда же, наконец, он приходил в себя, и устанавливал – там у себя – новый температурный баланс, мы, вновь, разом, по команде – открывали краны – но уже – с горячею водой!
       Теперь наш бедный подопечный оказывался – уже в роли полярника, упавшего в холодные арктические воды….
       Крики и мат из душа, достоверно свидетельствовали – о нашей слаженной работе!

       Когда же вся эта процедура – с контрастным душем – нам окончательно надоедала, мы залазили в туалет, находили там, под унитазным бачком – магистральные краны и, уже окончательно перекрывали воду – зарвавшемуся оккупанту!
       И приходилось, ему, намыленному – на нижние этажи - нагишом бежать!

       4

       Спал он обычно на полу. Выглядело это так.
       Мы где-то раздобыли надувной туристский матрац, в зеленую и красную полосочку….
       И, как оказалось, этот легко трансформируемый инвентарь - оказался чрезвычайно полезной для хранения - штукой. Когда мы выпускали из него воздух - он превращался в плоский квадратный блин... Зато - когда мы его накачивали тугими атмосферами – он становился поистине царственным альковом для дорогого гостя – Стребкова.
       Компрессоров в нашей общаге было – хоть отбавляй, и проблем с волшебным надуванием – у нас не было.

       * * *

       Утром, мой дисциплинированный сосед Радик, просыпаясь ровно в восемь часов, вежливо, но убедительно - говорил спящему Стребкову: «Игорь, вставай!»
       Он его всегда, первые пять-шесть раз – Игорем называл.
 
       Радик, каждый раз – с наивностью фанатика верил, что ему удастся пробудить это монолитное изваяние, и они вместе двинутся на занятия в институт.
       Но, вскоре, уже в сотый раз, разочаровавшись в своих надеждах, он решительно переходил – на пресловутый административно-командный стиль.
       - Стребков, вставай! – Рычал он сверху на безжизненного собрата. – Вставай, бл…. блин…. Вставай, я кому сказал!

       После этой фазы – вербальное воздействие на Стребкова – заменялось физическим!
       Выглядело это так.
       Из-под одеяла, прямо на могучую лобную кость спящего бронтозавра, спускалась волосатая нога. Зафиксировавшись – в где-то районе стребковской переносицы, теплая ступня – начинала постепенно раскачивать его безжизненную голову. Крутящий момент и амплитуда вращения ноги - постепенно увеличивалась…. Но безжизненный Тутанхамон на это не реагировал!
 
       Эффект тщетной попытки – разбудить Стребкова был примерно тот же, как и желание растолкать спящую мумию, пребывающую в вечном сне – где-нибудь в саркофагах Эрмитажа.
       В любом случае, весь этот триллер, можно было смотреть (и слушать!) с большим интересом…. Как вечно ненадоедающий фильм – вроде «Иронии Судьбы», или «Кавказской пленницы».

       Завершалась попытка разбудить Стребкова – обычно истеричным монологом, состоящим, в-основном, из отборного мата.
       После этой речи, уже просыпались все соседи в нашей секции, и милые девочки-студентки, живущие этажом ниже.
       Сам же Стребков – был совершенно безучастен к происходящему.
       Взбешенный Радик быстро одевался и уходил на занятия.

       Спустя пару часов – просыпался и Стребков.
       После пробуждения он шёл умываться.
       Процедура умывания – занимала у него почти час. Она была довольно шумной, и, как я уже говорил – неизбежно сопровождалась очень энергичным фырканьем, хрюканьем и кряхтением…. Зато – от неё веяло неистребимым человеческим оптимизмом.
       После чего, примерно к третьей паре, студент Стребков – отбывал на занятия в родной институт.

       5

       Один раз, мы с Вольдемаром Костиным, довольно рано вернулись в общагу.
       Время было около двух часов дня, но Стребков, как и следовало ожидать - ещё спал.
       Более того, он перебрался со своего пневматического лежака, на уютную кровать Радика. Наглухо укутанный одеялом, Игорь мог бы послужить великолепной рекламной иллюстрацией - для медицинской фирмы, выпускающей снотворные препараты.

       Но, главное было – не в этом.
       Забравшись к Радику в кровать, он спародировал страсть последнего – засыпать по тихую музыку магнитофона.
       Неувязка была в одном: Радик спал довольно чутко, и при завершении музыки он просыпался, и отключал свой магнитофон катушечный «Маяк».
       Стребкову же, с его могучим сном, эта задача была не по силам….

       Поэтому, когда мы с Костиным заглянули в комнату, то картина нам предстала следующая. Провод с наушниками, тонул в пучинах одеяла там, где находилась голова меломана Стребкова.
       Сам же магнитофон – продолжал работать. Одна бобина, лишенная пленочной тяги сиротливо застыла в неподвижности. Другая – одиноко вращалась, циклично шлепая развевающимся хвостиком пленки – по выступающим штокам и ручкам.

       Костин, заговорщицки махнув мне рукой, тихо прокрался в комнату.
       Неслышно нажав клавишу, он остановил магнитофон. После чего, с предельной осторожностью, Владимир поменял бобины местами. Аккуратно вставив пленку, он установил её для воспроизведения…. А уже потом - довел все ручки громкости - до максимума!
       Щелкнув кнопкой включения, он крадучись покинул комнату… Мы, прикрыв дверь, примкнули к ней, слушая: что же будет дальше?
 
       Через несколько секунд - послышались громкие аккорды музыки. Звук доносился до нас – через дверь – из-под толстого одеяла, из наушников! А, эти наушники, в свою очередь, были надеты – на экспериментальную голову Стребкова!

       Через несколько мгновений, мы услышали судорожное скрипение кровати, и, следом – раздался громкий щелчок выключателя магнитофона.
       Мы чуть приотворили дверь, и заглянули в комнату.

       Ошарашенный Стербков сидел на кровати, и оторопело смотрел куда-то мимо нас. Глаза его отсвечивали безумным блеском, волосы были всколочены…. Он напоминал собой – персонажа фильма ужасов, воочию узревшего какое-то жуткое видение – вроде графа Дракулы!

       В исторической живописи столь же безумно выглядит Иван Грозный, сгубивший собственного отпрыска…. Однако, для передачи всего сгустка эмоций, отображенных на безумной физиономии Стребкова, Репин, пожалуй, был бы слабоват.

       Мы с Костиным закрыли дверь и убежали.
       

       6

       Вскоре прежние страсти улеглись, и судьба уже подкинула нам новый сюжет, связанный с именем нашего уникума.
       В тот день мы пришли с занятий – уже с Сэнди.

       Стребков, как всегда, безмятёжно спал, а на столе лежал большой карандашный рисунок, исполненный на половинке листа ватмана.
       Рисунок был непроработан, и, по характеру, больше напоминал эскиз, набросок….

       * * *

       Я держал это бледное творение в своих руках, и сразу понял, что рисунку явно не хватало размаха, штриха и авторской уверенности.
       Время исправить этот недостаток у нас было: его хозяин крепко спал. Таким образом, нам, добровольным помощникам – серьёзных помех, он создать не мог.
       Чем мы незамедлительно воспользовались.

       На рисунке был изображён торс обнаженной гипсовой Венеры. Он, судя по рисунку, стоял на деревянном постаменте.

       Венера была – безрукою, безногою и безголовою….
       Она – словно взывала к нам: «Дорисуйте же меня, ребята, ну дорисуйте, мало того, что мне голову и руки оторвали, так ещё и дорисовать меня – никто, по-человечески, так и не сподобился!» Нам стало жаль богиню. Ну, и конечно, обессиленного автора рисунка, спящего в метре от нас.

       Мы кинули в угол свои дипломаты и засучили рукава…. Стать первым реставратором стребковского шедевра – выпало мне.

       Груди Венеры показались мне скучноватыми и чересчур скромными…. Я решил начать именно с них…. Собственно, ничего другого и – не было!
 
       Левую грудь Венеры, я быстро увеличил до размеров стандартного футбольного мяча…. Она, эта грудь – словно налитой спелый плод, прямо таки пузырилась – над пуповиною онемевшей от счастья богини.

       Нанеся на реформированный фрагмент женского тела, соответствующие блики и тени, я передал эту эстафету – потирающему от нетерпения руки – наследнику великого Дюрера – Сэнди.
       Тот, уязвленный моей смелой трактовкой мифологического образа, с не меньшим рвением – принялся за дело.

       Ему, соответственно, – досталась правая грудь….
       И он вложил в эту грудь – всю свою нерастраченную экспрессию Я стоял рядом, и помогал товарищу по цеху – горячими советами и деликатными замечаниями.

       * * *

       В отличие от «моей», «его» грудь – тугим пожарным брандспойтом – сползала на край кафедрального табурета, и, грузно перевалив через этот край – огромным налитым арбузом – висела в пространстве между самою Венерою и полом.
       Я ахнул от зависти! Сэнди – превзошёл меня!

       Хотя торс Венеры был безногим, но, если б можно было, мысленно, представить себе эти ноги, то, воссозданная Сэнди грудь, вполне б достигала – их колен!
       После композиционного решения образа в целом, мы приступили к изнурительной штриховке…. Она должна была придать нашему модернистскому шедевру – вполне благопристойный и классический вид.

       7

       Наконец, наше творение было готово….
       Осталось ждать пробуждения восторженного Стребкова и его нежных, полных благодарности, слов.
       Однако, все получилось несколько иначе.

       Проснувшийся Стребков – флегматично бродил по комнате и секции в трусах целый час, потом, столько же – умывался. На наше творчество он, поначалу, вообще не обратил – ни малейшего внимания.

       Уже чуть позднее, когда туалетные процедуры, наконец, были закончены, он, шумно сопя, подошел, к столу….
       И, наконец, – он увидел «свой» рисунок!
 
       Судя по внезапно застывшей в воздухе тишине, дыхание его полностью остановилось! Он, словно сфинкс, безмолвно взирал на собственный шедевр…. Да, да – ведь под ним стояло его собственное имя: «Стребков И. гр. 102.»

       Игорь остолбенело смотрел на своё творение, и не мог понять – какие же космические силы – правили его рукой? Мы с Сэнди – смущенно молчали.

       Немая пауза длилась достаточно долго…. Стребков напоминал русоволосого норвежского викинга, к которому акушерка вынесла негритёнка…. При этом – настойчиво уверяя изумленного папашу, что это – его родной сын!
       Он, с недоумением разглядывал собственный рисунок, и не узнавал своего младенца!

       Затем он начал покачивать изумлённой головой – то вправо, то влево…. Он, видимо, полагал, что подобные манипуляции – позволят видоизменить изображение…. И рисунок, словно картинка на голограмме, тоже изменится.
       Но, судя по его остолбенелой роже – ничего не менялось!

       * * *

       – Гос-с-с - по - дди! - Наконец выдавил он. – Там в-в-веддь… н-н-не т-так!
       Я подошёл к нему, и, насупив брови, стал внимательно рассматривать лист – как эксперт Эрмитажа….

       Не находя никаких причин, чтоб усомниться в подлинности шедевра, я пожал плечами, и пристально посмотрел на него, как бы сообщая Игорю всею энергетикой: «А что тут, собственно может быть не так? Тысячи спецов до тебя проверяли – и всё так было! Недоверчивый ты наш!»

       Сзади к нам неслышно подошёл Сэнди.
       Взяв у Стребкова рисунок, он пристально просмотрел на него, и оскорблено хмыкнул:
       - Не так? А что тут, собственно – не так? Мы ж её уже на занятиях рисовали – такая она и есть! Прямо не рисунок – а будто фотография получилась!…. Здорово, у тебя, Игорёха, вышло! Просто копия!
 
       С ватмана на нас смотрел мастерски отшлифованный торс древней богини Венеры. Её кожно-венерическое покрытие – вовсю сверкало телесными бликами, словно её усиленно натирали дорогим трансмиссионным маслом.

       Правая грудь богини, выпученная словно шар, свисала до самого края постамента, и завершалась – где-то в районе пупка. Стой в эту минуту, рядом со Стребковым, знаменитая Памела Андерсон, её б наверняка хватил удар - от женской зависти к античной сопернице.
       Правая же грудь, лоснясь, словно перекормленный удав Боа, сползала к краю фанерного табурета, и лениво перевалившись через него, свисала вниз – огромною каплей.

       - Всё так! – Ещё более уверенно заявил Сэнди.
       Им двигала обида уязвлённого творца. И он твёрдо добавил, глядя на ошеломлённого Стребкова:
       – Правдивость изображения – изумительная!

       8

       Стребкова же, судя по всему, раздирали противоречивые чувства.
       С одной стороны, он прекрасно видел, что нарисовано – много, старательно и хорошо!
       Однако, такая экспансия женских грудей его пугала; но, не будучи специалистом в этой отрасли естествознания, он как-то смутно догадывался, о наличии в данной работе – некой художественной гиперболы….
       Его пугали эти, извините, – внезапно разросшиеся сиськи Венеры!
 
       Он, конечно, понимал, что всякий художник имеет – неотъемлемое право на собственную трактовку образа, но…. он подсознательно понимал, что пока он беспечно почивал, мы с Сэнди вполне могли приложиться – к его рисунку….

       А там как он сам не обременял себя посещением родного института, то и крыть ему – было нечем! Откуда он знал – какого размера груди – у настоящих богинь?

       Но каким бы тугодумом не был Стребков, и каким бы значимым не был наш художественный авторитет, он выбрал вполне рациональное решение.
       Схватив со стола спорный рисунок – он умчался с ним в коридор, чтоб услышать мнение – других профессионалов.

       Буквально спустя минуту его – это мнение – услышали и мы!
       Где-то неподалеку, за приоткрытою дверью, послышался первый всплеск гомерического хохота. Вскоре к задыхающемуся в истерике голосу, присоединился второй, тут же третий….
       Вскоре – целый хор заходящихся от дикого хохота голосов - доносился из коридора!

       Создавалась впечатление, что вражеская разведка запустила в нашу секцию – целое облако веселящего газа, и у её обитателей наступил приступ массового психоза!
       Мы с Сэнди обменялись молчаливыми взглядами и это было – немое совместное коммюнике, которое можно было б озвучить так: «Ну, и что тут смешного? Мы, два мастера классического рисунка, ухайдакали целый час, чтоб из какого-то блёклого полуфабриката – создать настоящий шедевр…. И вот теперь он – устраивает нам показательный экзамен? Да есть ли у него совесть после этого?»

       * * *

       Совести у Стребкова, видимо, совсем не было, потому что, спустя минуту, он вернулся в комнату и схватив резинку, стал безжалостно уничтожать – налитые груди древнеримской богини.
       Так, у нас на глазах, едва появившись на свет, погиб один шедевров античного модернизма. Все это было ужасно!
       Злобный догматик Стребков в считанные минуты уничтожил – созданные нами – вековые символы плодородия и материнства!

       9

       Расстроенные, мы взяли два пустых холщовых мешка, и отправились по женским секциям, где было дикое изобилие – пустой стеклотары….
       И, уже спустя двадцать минут, грохоча наполненными мешками, мы дружно шагали к местному пункту приема стеклотары…. Этот источник творческой радости, расположенный в маленьком магазинчике, не раз помогал нам – конвертировать пустые бутылки – в полные, а далекую мечту – в близкое счастье!
       Заодно – нам удавалось прикупить и немного провианту.

       Нам надо было немного выпить, чтоб пережить случившееся….Великое творение погибло. На душе было грустно и гадко.
 
       Но, после того как приемщик стеклотары отслюнявил нам – законные четырнадцать рублей, наше настроение заметно улучшилось….
       И, вскоре, оно органично трансформировалось – в желание мстить, мстить и мстить негодяю – за поруганное искусство, за бедный образ – безрукой, безногой и безголовой богини.
       Пепел старого Клааса стучал в наших оскорблённых сердцах….

       * * *

       Но расстройство наше – было недолгим. Буквально спустя пару дней, мы с Сэнди, обнаружив на столе – чей-то эпюр по начертательной геометрии, который назывался «Тени в перспективе», также оказали автору этого чертежа – незамедлительную помощь.
       В итоге тени, уходящие в перспективу от небольшой часовенки на эпюре – извивались и стелились столь причудливым образом, что любой художник-авангардист – умер бы от зависти.

       Даже сам автор чертежа – а им оказался, конечно же, Стребков – в изумлении ахнул!
       Человек, абсолютно далёкий от начертательной геометрии – как впрочем – и от всех остальных наук, он, в очередной раз проснувшись после обеда, в очередной раз – оцепенел – увидев свой, «отреставрированный» нами, уже начертательный, шедевр.

       Тени, на его революционной работе, не просто извивались вокруг несчастной церквушки, словно десяток змееподобных лент Мебиуса, – им была придана строгая научная гармония.

       Это была великая иллюзия. Мы нанесли на этот сумасшедший чертёж все необходимые детали, прямо указывающие – на многочасовое и технически выверенное построение! Со всеми точками, изломами и тонкими линиями, неумолимо доказывающими прохождение тени именно в этой точке, и – именно по такой причудливой траектории, спирали.

       Увидев всё это, Стребков недоуменно почесал затылок, однако, уже наученный горьким опытом, нас – в качестве экспертов – привлекать не стал…. Он неслышно свернул свой чертёж, и смылся куда-то вниз, видимо – на восьмой этаж, где девчонки из его группы – помогли ему во всём разобраться.
       Нам он – уже не доверял.

       10

       То ли вторым, то ли третьим – по последовательности – проектом, предлагаемым студентам Арха, на первом курсе – была так называемая «отмывка». Это был проект, где отрабатываются, в первую очередь, технические навыки по грамотной передаче студентами – своего творческого замысла.

       Иначе говоря, это было – точное, скрупулёзное воспроизведение на ватмане – фрагмента колонны древнегреческого или древнеримского архитектурного ордера…. Из тех, что отражены в трудах античного классика – Витрувия.

       Суть данной техники состояла в многократном, многодневном, попросту – изнурительном нанесении одного слоя слаборазведенной туши – за другим…. До воссоздания умопомрачительного, гиперреалистичного эффекта.
       
       Некоторые институтские мазохисты настолько преуспевали в этом, что «отмытые» ими колонны визуально смотрелись натуральными, и по реалистичности изображения – даже превосходили настоящие.
       Так и хотелось потрогать их рукою – настолько достоверно отображались они на ватмане. Серовато-просвечивающие тени – хранили в себе отголоски древнего эллинского тепла, а витиеватые римские ордера, причудливо извивались, словно вываливаясь – прямо на зрителя – своими растительными орнаментами.

       Для большего эффекта обычно использовалась знаменитая китайская тушь. Она давала изображению – большую глубину и прозрачность, наполняя проект поистине божественным свечением.

       * * *

       Естественно, Стребков тоже не захотел оставаться в стане отсталых проектировщиков, и тоже решил исполнить свой проект – китайской тушью…. О ней он – уже не раз слышал от своих восторженных сокурсников.
       Розыск этого поднебесного раритета – он решил начать с меня.

       - Д-д-ди - дди- м-м-а! – Спросил он меня, заглядывая в мои тёплые, отеческие глаза, – а у тебя е-е-сть – ккки-ттт-айсс-скк-кая тттушшь?
       Я сделал небольшою паузу, и, наконец, найдя нужное решение, уверенно кивнул головой. В такие минуты – перед каждым очередным надувательством – мне приходилось выглядеть перед Игорем – предельно честным и серьёзным человеком.
       - Есть где-то! – Твёрдо ответил я. – Только, надо поискать её в шкафу!

       Далее, я залез в головою – в недра своего шкафа, и долго копаясь в нем, наконец-то нашёл, то, что искал. Это был толстый короткий кусочек жирного рисовального соуса, завернутого к серебристую фольгу.
       Незаметно переместив его в карман спортивных штанов, я вылез из недр шкафа, и выпрямился.

       - Нету…. Может я её – дал кому-то? Кто-то – вроде недавно просил её у меня! – Растерянно вымолвил я. - Сейчас подожди, я спрошу у Мотора, по-моему – это он – у меня её взял!
       Далее я действовал – по придуманной схеме.

       11

       Я знал, что Стребков – как, кстати, и я – никогда еще не видел – как выглядит в первородном виде она, эта самая китайская тушь! Вот я и решил – воспользоваться этим обстоятельством!
       Метнувшись к 904-й комнате, я приоткрыл её дверь, и, с удовлетворением убедился, что Сафон – дома. Это было главное!

       Вячеслав философски возлежал на своей кровати, разглядывая потолок, и лениво ковырялся в носу. У его изголовья висела – собственноручно изготовленная им картина, где вечнозеленые ели, на вечнозеленом фоне – тонули в безумном вихре вечнозеленой пурги. Столь необычная авторская трактовка придавали картине особый, мистический смысл.
       Я знал, что Сафон поддержит меня – в задуманной афере.
       И, ничего лишнего – ему объяснять не надо!

       * * *

       Сафон, в отличие от нас, не страдал тягой к избыточному идиотизму, однако к любому здоровому начинанию в этом направлении он относился – вполне лояльно…. И, при необходимости – был неплохим ассистентом.
 
       - Слава, Стребков тушь китайскую ищет! – Торопливо забубнил я прямо с порога. – Слава, я вот – нашел жирный соус, дай ему – вместо туши! Вместе поприкалываемся, как он будет его – водою разводить!
       Сафон мгновенно сообразил, что от него требуется, и, приподнявшись на кровати, как античный герой – указал мне на одну из книжных полок, развешанных вдоль стен.
       – Положи его вон туда, между книг. И веди Стребкова ко мне!
       После чего я задумчиво вернулся в свою комнату, и столь же задумчиво – уселся на краешек своей кровати.

       - Блин, – спустя минуту, сокрушённо сказал я Стребкову, - ту тушь, что я давал Мотору – он уже израсходовал! Ну, у кого, у кого же – она ещё может быть? Подожди, Игорь, дай я посижу, подумаю: у кого ещё из наших ребят – может быть китайская тушь?
       Я подпер голову кулаком, изображая из себя роденовского мыслителя. Стребков смиренно стоял рядом. Его глаза были наполнены надеждой.

       Наконец я, «внезапно осенённый», вскинул просветленные глаза к потолку и, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
       - Господи! Да, да, вспомнил! Вспомнил, наконец! Это же – Сафон! Конечно, у Сафона! Это ж он, Сафон - позавчера хвастал, что ему удалось достать где-то – немного китайской туши!

       12

       Мы вместе отправились к Сафону.
       Я – уверенно, впереди, Стребков сиротливо, по-бабьи, семенил рядом. Отворив дверь в сафоновскую комнату, мы вошли.

       – Слушай Слава, – обратился я к Сафону, – выручай! Игорю срочно нужна китайская тушь…. Дай, ради бога, хоть немного! Нужно, очень нужно, понимаешь: человеку проект делать надо!
       Сафон – полными бесчувственного равнодушия глазами – рассматривал нас, переводя взгляд то – меня, то – на Стребкова. Туда и обратно.

       Чувствовалось, он мучительно размышляет – делиться ли с нами последними граммами – драгоценной китайской туши.
       – Вв-выырр- ууччай, Сс- ллавва… Нн-ну, ппо-по- по –зарез, поз-зза- рез нн-нн-надо! – Взволнованно подтвердил Стребков, видя, что прижимистый Сафон колеблется.

       Сафон, обречённо вздохнув, слез с кровати, и стал, ворча, шариться на книжных полках, отыскивая затерявшуюся тушь.
       Наконец он, с большим трудом – обнаружил её.
       Я увидел в его руках знакомый цилиндрик – завернутый в серебристую фольгу.

       – Ты хоть знаешь, как её разводить-то нужно? – Глядя прямо на Стребкова, спросил Сафон.
       Тот молчал.
       - Берёшь маленькое зеркало, и сильно трёшь – кусочком туши, по его обратной, шершавой стороне. Макнешь её вводу – и снова трёшь! Надо – над стаканчиком с водой! Чтобы чистый раствор – от трения – туда, в стаканчик, с зеркала стекал! Понял?
 
       Стребков молча кивнул.
       - На! - Сафон подал ему черный кусочек соуса. – Что останется – обратно принесёшь!

       * * *

       Тут требуется сделать небольшое пояснение.
       Дело в том, что в отличие акварели, или, например, рисовального угля, в состав соуса входит такой компонент, как жирное вяжущее. Рисовать им, соусом, можно, но вот растворить его в воде – нельзя.
       Это всё равно, что пытаться растворить в воде шоколадное масло, оконную замазку, или пластилин.

       Стребков же, взяв где-то небольшое зеркальце, ушёл на кухню: растворять китайскую тушь – по сафонскому рецепту.
       У него, естественно, ничего не получалось. Но, хитрый Сафон – на достигнутом не успокоился, и решил пойти дальше.

       13

       Спустя пять минут он вышел на кухню и закурил….
       Потом, брезгливо и скептически посмотрел – на бесплодное занятие Стребкова. Тот, с одержимостью древнего Сизифа тщетно пытался растворить в воде – нерастворимый соус.
       Потом, словно не выдержав, Сафон – на правах старшего товарища, раздраженно сказал:
       – Дай-ка, я попробую!

       Наклонившись над стаканчиком с водою он быстро и энергично – потёр непокорным кусочком соуса по мокрому зеркалу, и с его шероховатой поверхности в в стаканчик быстро закапали – тёмные капельки туши! Стребков в изумлении вытаращил глаза!
       Сколько он не бился – ничего подобного у него не выходило! А тут – раз! раз! – и дело пошло!

       * * *

       Секрет был прост. Сообразительный Сафон загодя, у себя в комнате, отковырял ногтём кусочек настоящей китайской туши! Которая, в отличие от соуса – очень легко растворялась в воде.
       Соприкосновение ногтя, а вернее – сгустка туши, засевшей под ногтём – с водою, и вызывало нужный эффект…. А вовсе не усиленное трение соусом о зеркало, которое так усердно демонстрировал пораженному Стребкову – искушенный аферист Сафон.
       Вода в стаканчике, естественно, – моментально потемнела.

       – Сильнее, надо тереть, Игорь, сильнее! Силы, что ли – у тебя совсем не осталось? – Пренебрежительным голосом сказал Сафон, и, бросив зеркальце на стол – перед ошарашенным Стребковым, важно удалился в свою комнату.

       Тот, с изумлением, посмотрел – вслед уходящему покорителю заграничной туши. После чего – он с утроенной энергией принялся тереть, что есть сил – непокорный соус!
       Как мы узнали позднее – он сломал три зеркальца.
       Соус, однако, так и остался непобеждённым!

       14

       Последнее упоминание о Стребкове до нас – донесла беспокойная людская молва.
       Его имя прозвучало на большом общеинститутском собрании. Такие форумы традиционно проводились раз в году, иногда к ним добавлялись какие-то не менее звучные мероприятия, вроде заманчивой дискотеки.
       Мне не посчастливилось навестить этот высокий конгресс, однако два эпизода, пересказанные его участниками – очень заинтересовали меня.

       Первым было упоминание о моем антикварном шкафе, обильно обклеенном нереализованными талонами: на колбасу, масло, мясо, мыло, молочные продукты, - и ещё бог знает что.
       Так вот, когда на этом благородном собрании – кому-то из руководства нашей Альма-матер – задали из зала вопрос: почему иногда задерживают выдачу талонов на продовольствие, то, кто-то из боссов нашего института, быстро парировал в микрофон: «…У вас, в общежитии № 2, в одной из комнат, стоит шкаф – сверху донизу обклеенный этими самыми талонами, которых вам, якобы – так катастрофически не хватает! Вы же ими шкафы обклеиваете!»
       Эту реплику – тут же донесли до меня….
       Поначалу мне было неуютно, что мой бедный шкаф полез вверх по рейтингам популярности, тем более – весьма нежелательной…. Однако, со временем, когда первые тревоги схлынули, его трепещущий талонами фасад приносил мне тихую радость, как нежная коллекция бабочек или коммунальных махаонов.

       * * *

       Второй эпизод, произошедший на этом шумном общеинститутском конгрессе – касался именно нашего скромного героя, духовного пасынка мировой архитектуры – Игоря Стребкова.
       Его высокое имя прозвучало, когда, в своем пламенном выступлении, декан факультета общеобразовательной подготовки товарищ Золотухин, гневно изобличал студенческие пороки.
       
       Остановившись на таком популярном в студенческой среде, и очень гадком увлечении – как пьянство, он привел красноречивый пример, как студенты Арха, прибыв на какой-то крупный комсомольский съезд, вместо того, чтоб проникнуться великими идеями чучхе, нажрались там, и вели себя – как последние сволочи!
       «А студент Стребков – пытался получить своё пальто в гардеробе – по трамвайному абонементу!» - Подытожил свой монолог наш декан – красноречивым и поучительным примером.

       Учитывая, что тот самый комсомольский собор – тоже проходил во Дворце Молодёжи, то Стребков, требуя выдать ему его зипун – по проездному документу, вместо традиционной гардеробной бирки, – грубо опорочил не только самого себя, как частное лицо, но и нанес сокрушительный удар – по репутации всего института!
       По крайней мере, так считал – искренне возмущённый Золотухин.
       Стребков же вскоре покинул стены родной Альма-матер, и, несмотря на внешний трагизм этого события, его, увы, следует признать скорее закономерным, нежели неожиданным….

       * * *

       Когда пройдут тысячи лет, и благодаря новейшим технологиям – кто-то захочет скрупулезно восстановить историю, то, наверняка среди тысяч других монументов, памятных стел и прочих увековечиваний – в районе нынешней улицы Восточной – появится небольшой памятник – скромному студенту Арха….
       Прообразом памятника вполне может стать и самобытный студент Стребков….
       Он, по замыслу ваятеля, словно древнегреческий Бог – будет вонзать свой огромный карающий лом в упрямое чрево – непослушных уральских недр.
       И игривые блики вселенских зарниц будут весело прыгать – по рельефам его бронзового тела, напоминая им, космическим пришельцам, что и у нас, на Урале – были свои античные герои….