Выбор

- Ну, и что ты решил?
Сверкнувшая молния осветила сидящих у потухшего костра.
- Нет.
- Но тебе все равно завтра ехать в город...
- Ну и что? Сейчас и на дорогах опасно. Я пошел...
Накрапывал мелкий дождь. Еще немного и начнется настоящий ливень. Нужно торопиться. Он на ощупь поднялся по хорошо знакомой тропинке, еле заметной в наступающих сумерках. На полпути вновь сверкнула молния, осветив окрестности черно-белым стоп-кадром. Дойдя до углубления в скале, он повернулся назад и напоследок предложил оставшимся у костра:
- Здесь места хватит на всех троих.
Те промолчали.
- Как знаете, - он пожал плечами и вошел внутрь.
Устроившись на постеленном спальном мешке, он довольно хмыкнул: завтра он уедет в город и уже вечером увидит ее. Вернее, встретится с ней за праздничным столом, накрытым в честь ее двадцатипятилетия. Вообще-то, один из оставшихся у костра парней – высокий молчаливый малый по кличке «Большой» – был ее братом. Но кого бы она сама хотела видеть на своем дне рождения? Того, с кем росла последние четверть века, или же того, с кем собиралась прожить всю оставшуюся жизнь? Примерно так он сформулировал ситуацию перед Большим, когда встал вопрос кто же из них двоих сможет воспользоваться краткосрочным отпуском. Конечно, он был командиром, ну и что с того? Он был честен со своими подчиненными. Кстати, как они там?
Приподнявшись на локте, он высунулся наружу. Дождя еще не было, но ветер усилился.
Вообще-то, Большой – молодец. Быстро смекнул, что к чему и даже не настаивал на своем визите в город. Не как этот Малыш – второй, который минут десять пытался выцыганить на пару дней у него бронежилет – шикарную английскую экипировку с двумя керамическими пластинами, прикрывающими спину и грудь. По идее, он мог бы оставить латы другу, но очень уж хорошо сидел на нем этот бронежилет, очень уж браво он выглядел в четырехцветном камуфляже новой формы, украшенной поверху атрибутами рыцаря конца 20-го века.
Наутро обшарпанный «Урал», развозивший недельный запас провизии по постам, остановился на обратном пути в паре сотен метров от НП разведчиков-артиллеристов и дал длинный гудок. Через минуту на склоне холма появился он – их начальник, облаченный в чистенький камуфляж и новенький бронежилет. Она должна увидеть его именно таким – бравым и красивым…
- Ты? А где Самвел?
Она была удивлена и обрадована его приезду.
- Он не смог приехать.
Вечером, когда он, изредка поглядывая в сторону своей избранницы, смачно бравировал перед ее отцом фронтовыми байками, в дверном проеме объявилась их соседка, работающая медсестрой в госпитале.
- Самвел... в госпитале, он еще жив...
- Как?!
Два часа безостановочно он проходил перед двустворчатой дверью реанимационного отделения госпиталя.
Как оказалось, через пару часов после его отъезда вражеская артиллерия неожиданно накрыла НП. Осколок по касательной вспорол спину Малыша вдоль всего позвоночника: видимо, после первого взрыва тот успел броситься на землю. Он был единственным ребенком в семье и еще в годы учебы в физико-математической школе мечтал стать футболистом. Большому повезло немногим больше: его просто отшвырнуло взрывом. Осколки практически не задели его, но сильно помяло взрывной волной. Сейчас Большой лежал за дверью: весь в подтеках и синяках.
Раненый умер около часа ночи. К этому времени два маленьких источника в уголках ее глаз уже иссохли от пролитых слез. Она только глухо простонала и отвернулась к стене. Он словно окаменел.
После того дня он ее практически не видел. Избегал. Избегал не того, что она могла бы спросить после смерти брата, а вопроса, который она задала ему до того, во время их встречи: «А где же Самвел?» Она, судя по всему, и не стремилась к встрече с ним. По крайней мере, никто ни разу не дал ему понять, что она спрашивала о нем.
Вскоре закончилась война.
Он уехал в Россию, к однокласснику, переехавшему туда еще до войны. Одноклассник был парнем неплохим, но слишком интеллигентным. Как и многие порядочные люди, он не успел пережить этап окончательного личностного становления, через который на войне проходят очень быстро. Сочетание жизненной школы с врожденными манерами придали их кораблику совместного предприятия достаточную устойчивость для плавания в бурном море российского бизнеса середины 90-ых.
Жизнь наладилась, появились деньги. Но счастливее он от этого не стал. Пару раз ему намекали на необходимость создания своей семьи. Обычно это происходило в ходе очередного шумного междусобойчика, объединявшего за пиршеством достаточно широкие в прямом и переносном смысле слои местной армянской общины. Каждый раз его собеседники как бы невзначай обращали его внимание на танцующую молодежь, среди которой в зажигательном национальном танце кружилась очередная кандидатура. Не молодая девушка, а именно - «кандидатура». Подобная практичность ему не нравилась. Вообще-то, ему не нравились и сами празднества. В такие дни, после приема обычной дозы алкоголя он становился грустным и замкнутым. В его мозгу всплывали картины войны, ее тяготы, лишения и потери. В такие дни он неизменно возвращался к своим друзьям, сидящим у костра, к ней, ее сухим глазам, полным горя и отчаяния. Вид веселящейся «золотой» молодежи, далекой от всего того, о чем он думал, становился невыносимым. Он понимал, что они тут ни при чем, и что причина недовольства в нем. И тогда он уходил, давая поводы для самых противоречивых пересудов. Впрочем, к этому вскоре все привыкли.
Все шло своим чередом, пока однажды вечером в подъезде своего дома он не столкнулся с молодым человеком спортивного телосложения. Доставая пистолет из внутреннего кармана кожаной куртки, тот на какую-то долю секунды замешкался: видимо, оружие за что-то зацепилось. Этого мига хватило для того, чтобы сбить незнакомца с ног и легонько придушить. На шум прибежал водитель, не успевший вернуться в машину. Вдвоем они скрутили молодого человека и, бросив в багажник машины, выехали за пределы города. В темном лесу, ощутив виском прохладу своего же пистолета, тот довольно быстро и притом в деталях описал «заказчика», а также подробности того, где и как его наняли на это «дело».
А он утром следующего дня смотрел в полные ужаса глаза своего компаньона.
- Почему? – спросил он, удерживая в руке кончики галстука своего друга и вдавливая колено в его грудь.
- Прости, бес попутал, - прохрипел школьный товарищ и компаньон.
Золотой телец. Моисей разбил его идол где-то в Синайской пустыне, но сам образ крепко засел в человеке.
- Зачем убивать? Не мог попросить? Мы же хлеб делили...
Все потеряло смысл.
Он отпустил галстук и слез со стола.
- Твой человек в подвале моей дачи. Заплати ему, он лишил тебя друга.
Дорога домой заняла сутки. Не задерживаясь в Ереване, он взял такси и поехал в город. Не в село, к своим, а именно в город. Здесь он заехал к старому знакомому, жившему по соседству с домом Большого.
- Где она? – спросил он сразу.
Знакомый был парнем понятливым.
- Здесь недалеко, в соседнем садике. Она - воспитательница.
Он узнал ее сразу. Она сидела спиной к окну и гладила головку маленькой девочки, прильнувшей к ее плечу. Остальные дети спали у себя в кроватках. «Отбой», – подумал он. Ребенок поднял головку и посмотрел ему в глаза.
У девочки были ее глаза, ее черты лица. Она перехватила взгляд девочки и повернулась.
- Ты?
Он ее не слышал, он прочитал по ее губам.
- Уложу ребенка и вернусь.
- Не надо. Я ненадолго.
Он внимательно посмотрел на них. Мать и дочь. Одеты просто, даже очень.
- Мама, это чей папа? - спросил ребенок.
- Ничей, - ответил он. – Я друг твоего дяди - Самвела. Ты его не видела.
- Видела, - ответил ребенок, - его фотография висит у нас дома. Мама иногда плачет, когда смотрит на нее.
- Хватит, - сказала мать, нежно поглаживая волосы ребенка и снимая ее туфельки, - тебе нужно спать.
Ему стало невыносимо тоскливо и стыдно за свой дорогой костюм, холеные руки и туфли из крокодиловой кожи. Ему стало стыдно за мир, в котором кто-то где-то выпускает дешевую детскую обувь из дерматина.
Он полез во внутренний карман.
- Не надо, - она покачала головой.
- Ради Самвела.
- Нет.
Она была права. Она уже была не только сестрой Самвела, но и чьей-то женой.
- Прости. Я пойду.
- Прощай.
На улице было свежо. У него ныло где-то в груди…
Мать Малыша всю жизнь работала в продуктовом гастрономе уборщицей. Она всегда мечтала, чтобы сын «выбился в люди». Скудный заработок сильно ограничивал ее планы по устройству жизни сына, и поэтому скромная должность учителя в школе была пределом ее мечтаний. Но все сложилось по-другому.
Пожилая женщина со шваброй наготове стояла у входа в шикарный магазин, в котором уже невозможно было узнать гадкого утенка советской розничной торговли. Она не смотрела на лица, она смотрела на ноги посетителей, вернее,– их обувь, следы которой ей было необходимо быстро стирать с испанской керамики пола. Он долго смотрел на нее, ее седые волосы и морщинистое лицо. Так долго, что она недоуменно подняла глаза с дорогих ботинок странного посетителя, оставшегося стоять в проеме.
- Седа-майрик!..
Она потчевала его чаем с карамельками и вафельным тортом из «стратегических» запасов: несмотря на его отчаянные попытки, она так и не позволила ему кое-что прикупить из магазина.
- Как ты?
Она молча кивнула на старый комод, на котором стояли две фотографии в простеньких рамках. Два молодых человека. Отец и сын. Отец Малыша умер в молодости: несчастный случай на производстве. Ему было 28. Малыш до этого возраста не дожил.
- Ты ужинал? У меня есть отличный рисовый суп с куриными потрохами.
- Я могу чем-то помочь?
- Как, - улыбнулась старушка, - ты этого нахватался в России? Где это видано, чтобы мужчина помогал накрывать на стол?
- Нет, Седа-майрик, я имею в виду деньги.
- Зачем? - она присела на краешек старой тахты. – Зачем мне деньги?
Это был стон человека, потерявшего все.
-Прости.
Он вышел на улицу. Слишком много ударов и переживаний за последние несколько дней. Слишком много…
Он выпил половину бутылки еще до того, как подоспела закуска.
- Что смотришь, братишка? Неси вторую.
Вторая тоже быстро закончилась. Он никогда не был любителем выпить, и сейчас просто топил комок, подступивший к горлу.
Темнело. Он попросил телефон.
- Здравствуй, это я, - сказал он в трубку, - мне нужна машина. Да, сейчас. Нет, я в порядке. Поеду один. Что, жалко машины? Тогда, я ее покупаю. Не твое дело. Да или нет?
Есть люди, которые в порыве нахлынувших чувств вечером едут на могилы близких. Он не такой. Он притормозил, не доезжая до кладбища. На минуту уткнувшись в руль, судорожным движением сорвал с шеи галстук и выбросил: ездить на могилу друзей как на праздник? Затем, развернувшись посреди улицы, поехал на восток и вскоре выехал из города. Трасса была практически пустынна. Лишь дважды по встречной полосе проехали легковушки, на пару секунд ослепив его светом своих фар.
Куда он ехал? В село. Что он им скажет, когда начнутся расспросы о жизни, о том, о сем? Он резко вдавил педаль тормоза в пол, и автомобиль, жалобно взвизгнув, вылетел в кювет, где пару раз перевернувшись, грузно плюхнулся на колеса.
«Надо уходить, сейчас рванет, - пронеслось в мозгу. – А может, лучше остаться?.. Изыди».
Он прошел не более ста метров по невспаханному полю, когда сзади ночную тьму вспорола яркая вспышка света, и раздался грохот.
Неужели рвануло? Нет, это была молния. Наверное, скоро пойдет дождь. Ну и пусть. Он снял с себя пиджак и отбросил в сторону: одежда не делает человека красивым. Как поздно он это понял! Потрепанный, с царапинами и ссадинами, он шел неизвестно куда в ночной тьме, не в силах более противостоять голосу своей совести: «Бронежилет спас бы Малыша: керамическая плита прикрыла бы ему спину. Малыш был бы жив, а его мать не мыла бы полы в магазине, а нянчила бы внуков. Он мог бы стать футболистом или бизнесменом. Какая разница, он был бы жив. Сантиметр глины спас бы ему жизнь... А Самвел? Самвел должен был быть на дне рождения своей сестры. Если бы Большой поехал в город, то все было бы по-другому. Они оба были бы живы. А она не вышла бы замуж за другого…»
Идти стало труднее, дорога вела его в гору. Он резко остановился. «А что было бы с ним самим, если бы он остался на НП, а бронежилет отдал другу? Смерть? Да, он мог бы погибнуть. Если бы он был на месте Большого, то взрывная волна смела  бы его. Ну и что? Разве ему тогда было бы хуже, чем сейчас? Наверное, нет. Уверен ли он в этом? Одна жизнь взамен двух... Да, одна взамен двух. Его взамен его друзей. Взамен Самвела и Малыша. Боже!»
 - Ну, и что ты решил?
Сверкнувшая молния осветила сидящих у потухшего костра. Что-то очень важное и знакомое так же ярко сверкнуло и погасло в его мозгу.
- Да!
- А ты разве не собираешься завтра поехать в город?..
- Нет, передумал. Поедет Самвел. Я пошел...
Накрапывал мелкий дождь. Еще немного, и начнется настоящий ливень. Нужно торопиться. Он на ощупь поднялся по хорошо знакомой тропинке, еле заметной в наступающих сумерках. На полпути вновь сверкнула молния, осветив окрестности черно-белым стоп-кадром. Дойдя до углубления в скале, он повернулся назад и напоследок предложил оставшимся у костра:
- Здесь места хватит на всех троих.
Те промолчали.
- Как знаете, - он пожал плечами и вошел внутрь.

Степанакерт
12.12.07