Тела из прошлого

 
       Эту историю рассказал мне боцман одной из атомных подводных лодок, с которым я случайно познакомился сидя за общим столиком в ресторане «Северное сияние» заполярного гарнизона Западная Лица.
       Был он голубоглаз, коренаст, с крепкими руками, что чувствовалось при рукопожатии и не погодам седой, как «лунь».
       Выпив немного водки закусили, а затем, закурив, разговорились.
       Как водится, речь зашла о службе и различных ее проявлениях, в которых приходилось участвовать, неизвестных широкой публике.
       О себе боцман рассказал, что после срочной службы на одной из дизельных лодок Первой флотилии КСФ, где он был рулевым -сигнальщиком, командование предложило ему остаться не сверхсрочную в качестве мичмана, с перспективой стать старшиной команды штурманских электриков атомной подводной лодки.
       Со слов собеседника, родом он был из далекого алтайского села и, в принципе, возвращаться домой не спешил. Тем более, что жили там убого и грустно.
       Вот и принял волевое решение остаться служить.
       В числе других матросов - добровольцев, подал рапорт по команде и был направлен в Североморскую школу мичманов, называемую на жаргоне военных моряков «шмонькой».
       И вот перед самым выпуском из нее и распределением по флотским гарнизонам, начальник школы построил весь личный состав курсантов на плацу и объявил, что нужны добровольцы, в количестве тридцати человек, для проведения спасательных работ на дизельной подводной лодке затонувшей в море, в настоящее время отбуксированной на Мурманский судоремонтный завод.
       Перед роспуском строя, как бы, между прочим, пообещал, что добровольцам, которые примут участие в этих работах, будут даны определенные привилегии при сдаче выпускных экзаменов.
       Стоявшие в строю будущие мичмана возбужденно загудели.
При этом каждый гадал, что это за подлодка и где она затонула. Удалось ли кому из команды спастись.
       Так бы продолжалось еще неопределенное время, но последовала команда:
       - Разойдись! Добровольцам записаться у своих ротных командиров.
       Таких набралось больше, чем требовалось
       В итоге были отобраны наиболее крепкие и психически подготовленные курсанты.
       На этом этапе повествования мичман задумался, видать наплыли на него тяжелые воспоминания и заявил, что знай какие это будут спасательные работы, ни в жизнь бы на них не согласился, как и другие его товарищи.
       Затем плеснул себе и мне в стаканы, мы молча выпили и снова закурили.
       « Ну так вот, после отбора мы погрузились в подъехавший грузовик ГАЗ-66 с брезентовым тентом и двинулись из Североморска в Мурманск, на военный судоремонтный завод.
       Там нас высадили и строем отвели на причал, к которому была ошвартована субмарина.
       Это была «Щука» времен Отечественной войны с артиллерийским орудием и покореженными леерами.
       Была она мертвая, с рваной пробоиной в корпусе, покрытая ржавчиной, водорослями и донным илом. Опознавательные знаки на рубке отсутствовали.
       Лагом субмарина была ошвартована к причалу, а с кормы поддерживалась несколькими понтонами и малым буксиром.
       Спасателей на ней было немного.
       Одна команда работала на палубе, очищая скребками и брандспойтами ее от ила, вторая готовила к вскрытию заржавевшие от времени ограждение рубки, носовой и кормовой люки, используя при этом специальные приспособления и газорезки. Пожарные машины с поданными на борт лодки брезентовыми рукавами, стояли в готовности к откачке воды из ее отсеков.
       Уже тогда нам стало не по себе - мы поняли, что спасать здесь некого. В лодке давно погибшие подводники. Но делать было нечего - сами напросились. Стояли на пирсе, угрюмо молчали и жадно дымили сигаретами.
       Наконец поступила информация о том, что верхний рубочный люк вскрыт, приступили к вскрытию нижнего.
       Через некоторое время вскрыли носовой и кормовой люки «Щуки» и установили, что отсеки лодки на добрую половину заполнены водой.
       После этого руководителем спасательных работ - пожилым капитаном 3 ранга была дана соответствующая команда и спасатели, заведя в люки пожарные рукава, начали откачку воды из отсеков.
       Еще через час вскрыли нижний рубочный люк и сообщили, что центральный пост затоплен. Стали вести откачку и оттуда.
       Затем в центральный пост спустились два спасателя в легководолазном снаряжении и по радиосвязи сообщили, что вода из него откачена, но поступает из других отсеков.
       А еще через некоторое время вскрыли все переборочные люки и усилили работу насосов.
       Через пять с половиной часов лодка была осушена и отсеки стали свободны для доступа в них спасателей.
       Перед спуском в корпус подводной лодки, руководителем ответственным за проведения спасательных работ, мы были разбиты на пятерки и подробно проинструктированы о порядке выполнения работ.
       При этом рекомендовалось тела обнаруженных подводников помещать в специальные «дуковские» мешки, оружие, документы и их личные вещи в легкие алюминиевые ящики.
       Затем команда, - первая пятерка, пошла, - и я вместе с еще четырьмя парнями полез по крутому трапу в центральный пост субмарины. Нам было приказано обследовать его и второй отсек.
       Спускались в полной темноте, оскальзываясь и подсвечивая трап аккумуляторными фонарями. Снизу дохнуло холодом склепа и запахом тления.
       Вот и палуба центрального, с фосфорицирующими в неверном свете шкалами приборов.
       Могильный холод и капли падающей с подволока воды. А среди них застывшие на боевых постах тела подводников.
       У некоторых руки на рукоятях приборов и штурвалах механизмов Видно боролись за живучесть до последнего. Погибли от удушья, но лица спокойные, как у спящих.
       От всей этой картины нас стала бить мелкая дрожь. Отрезвила команда сверху - принять мешки и ящики. Их спустили на штертах.
       Затем приступили к самому тягостному - помещению тел в мешки и подъем их наверх. А они скользкие, холодные и разваливаются в руках. У меня внутри все кричит, вот-вот наружу вырвется, того и гляди наверх брошусь.
       Смотрю, кореша мои примерно в таком же состоянии, трясутся, еле держатся.
       Не помню сколько все это продолжалось, но всех погибших мы аккуратно упаковали и выдали наверх. Туда же подняли и ящик с картами и отсечной документацией, два пистолета «ТТ», бинокль и ППШ, обнаруженные в сейфе.
       Затем кое - как вылезли сами.
       Ожидавшая спуска наверху очередная пятерка шарахнулась от нас как от зачумленных - потом говорили, что на себя не были похожи. Лица зеленые, глаза блуждающие и волосы дыбом.
       На пирс сошли шатаясь, как пьяные и долго «травили», как после качки.
Двое из наших так и не смогли спуститься больше в лодку.
       А я, по совету старшего, не чувствуя горечи, выпил полкружки спирта из стоящей на пирсе канистры, выкурил несколько сигарет и слазил туда еще два раза. Упаковал в мешки и подал наверх еще нескольких моряков, точнее что от них осталось.
       А больше не смог. Психика не выдержала. Подвела она и других наших курсантов.
Тут нужны были закаленные «соленые» мужики, а не мы, салаги, возрастом по восемнадцать-двадцать лет…»
       Затем боцман надолго замолчал и смахнул с глаз набежавшую слезу. От услышанного мне тоже было не по себе.
       - А вот волосы побелели, это там?  - киваю на его седой ежик.
       - Первые да, а остальные позже, в автономках.
Он снова налил в стаканы.
       - Ладно, старшой. Давай помянем души погибших моряков. Вечная им память.
       - Давай, боцман.
       Посмотрели друг другу в глаза, молча выпили, закурили.
       И каждый вспомнил что-то свое, связанное с той войной.
Она ведь по каждой нашей семье прошлась. Так или иначе.
       И не все знают, где могилы их близких. Может в море, как у тех ребят.

       ( из воспоминаний капитана 2 ранга В.П.Милютина)