Как он не дал мне стать жадной

Хотела придумать что-то оригинальное к Празднику Смеха, и, как назло, только серьезное вспоминается – жизнь такая! Пришлось потрясти архив студенческих воспоминаний, там, ведь, и из ничего пробивало. Это я том же, о милой Одессе с Юмориной каждый день. Этот город многому учит, меня, например, на всю жизнь отучил от жадности…Вот, попроси, последний сухарь, что сейчас, уставясь в дисплей, грызу от душевной переполнености, - всё что осталось на сегодняшний день, сразу отдам… Не думай, что когда-то была уж такой жадной, просто случай вышел, а всё, ведь, со случая начинается…

Ну, значит, застенчивой третьекурсницей снимала я у милых старичков летнюю комнатку поближе к пляжу «Лузановка» в пос. Котовского, от города не близко, зато, как говорят в Одессе, «вода у берега чище и себе дороже», то есть квартира дешевле.

Тут звонит из родного Кишинёва Мила, моя старшая, вечно заражающая увлечениями и интересами подруга, успевшая уже закончить тот же самый факультет того же учебного заведения, и сообщает об отъезде нашей Верочки.
Верочка, Вера Петровна Перелешина, наш бывший преподаватель, доцент, умница, сочетающая редкую интеллигентность и неподкупность с разящим юмором урождённой одесситки (за что её обожали студенты и ненавидели коллеги), собирается утром следующего дня из своей одесской квартиры отбыть на какую-то встречу в Париж - в то время редкое событие. Мне же, как и другим её бывшим кружковцам, предлагалось собраться вместе и проводить преподавателя в аэропорт.

Приезжаю, как договорились, пораньше в центр на Бебеля; кишинёвская компания уже здесь, и каждый чем-то на коммунальной кухне занимается. - готовят прощальный завтрак. Я тоже взялась очищать кожуру не то с перца, не то баклажана, который постоянно выпадал из моих рук. Как и прежде на лекциях, я не могла оторвать завороженного взгляда от удивительной Верочки, живо раскрывающейся в этой необычной для меня обстановке.

Разумеется, я не прикоснулась к еде во время весёлого студенческого застолья со стихами песнями и анекдотами на все провокационные темы, где самой
искрометной была перешагнувшая за сорок Вера. Как можно при Божестве что–то глотать кроме духовного?

Всё это продолжалось до аэропорта, и только, когда её самолёт взмыл в небо, инстинкты возвратились, и меня, не успевшей дома позавтракать, обуял какой-то фантастически анормальный голод, а перед глазами так и маячили неопробованные разносолы с Верочкиного стола.

Надо сказать, что в то время я была настолько худючей, что одной кильки на день за глаза хватало, а тут… В общем, началось. Сразу сбегаю от подруги и становлюсь в очередь в аэропортовкий буфет, притянутая видом крутящихся на гриле кур. Получаю огромную вожделенную ляжку, куда там до них хвалёным американским окорочкам, и не успеваю дойти до стойки, как её нет…а очень хочется (сейчас уже просто невозможно), прикупить ещё впрок. Вторичная очередь меня, обычно не умеющую устоять на месте, нисколько не смущает. Получаю аккуратненько в целлофане ещё две, кидаю в летнюю под сарафан котомочку, не думая оставляю на прилавке половину своего оставшегося бюджета.

Пока из центра добралась до посёлка, уже обеденное время, и эта постоянно томящая мысль о курице в котомке, но не в автобусе же… Не успеваю переступить порога квартиры, как уже приглашена гостеприимными старичками отобедать жареной рыбкой, на что вежливо отказалась, сославшись на замечательный обед у преподавателя. Это же нечестно, угощаться их рыбкой и не поделиться окорочками, которых только два, и самой хочется...

Вот сейчас я это и осуществлю на пляже, на своей накидочке, чего-там! Однако, заметив мои спешные пляжные приготовления, хозяин сообщает, что тоже непрочь пойти к морю, предлагает попить с ними чайку, а потом вместе и отправиться… Как отказать? Накинул он свою панамку, идём. По дороге как обычно рассказывает военные байки, я - ноль. Все мысли о том, как июльская жара соседствует с теми, а целлофанчике.

-Я, дядя Василий, пожалуй, прокачусь на катере в порт, жарко!
- Хорошее дело, поехали дочка, - отвечает. - У меня как участника войны, бесплатный… Он не договаривает, встретив мой отчаянный взгляд, и сразу меняет своё решение. Подумал, наверное, добрый человек, что мешает девчонке с кем-то встретиться, повернул назад.

Как обожаю я, стоя у самого бортика, вдыхать острый солёный воздух,
наблюдать как катер разрезает волну и мысленно уходить в сверкающие на солнце, зеленовато-коричневые пласты… Никогда не занимаю сидячих мест, а тут надо куда-то спрятаться и съесть поскорее, чтобы не мучило… Как же! Все сидящие плотно прижаты друг к другу; парочки ещё ухитряются там целоваться, но втиснуться уже некуда. Так и прибыла на конечную: Одесский порт не солоно хлебавши.

Поднялась по любимой Потёмкинской лестнице, около двухсот ступенек. Солнышко выдало изумительный по красоте закат, фантастически отражающийся в море, чем и любовались сейчас со скамеек Приморского бульвара. Можно было найти местечко, но там вкушали, грациозно держа за палочку, нежное одесское эскимо, не Куринную же ляжку…
Мои двадцать лет не выдержали этой конкуренции, и я развернулась вниз по лестнице, но не по центральной, а одной из боковых, вдоль заброшенной поросли, куда даже при свете дня не рискуют спускаться в одиночку. Однако, только свернув в это поросль, и смогла перевести дух.
       Я не спешила, выбрала местечко на пенечке, раскрыла котомку и развернула пакет… Тут видно крепкий запах распаренных кур вывел на меня трёх голодных бродячих собак. Они тактично сели поодаль, не сводя с пакета сверкавших в темноте глаз...
О, с кем, с кем, а с ними-то уж я поделюсь всегда… Разделила всё на четыре части, себе – самую маленькую, и мы поужинали.

Так этот мудрый и весёлый город навсегда спас меня от соблазна не делиться с ближним, пагубный порок, который едва ли не более всех других не приемлю у себе подобных.