Майя из Подводного Города

МАЙЯ ИЗ ПОДВОДНОГО ГОРОДА
Книга первая. АКВАРЫ И ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Дорогой читатель!

Перед тобой распахнут весь мир, и ты задумываешься над теми же вопросами, над которыми ломали и ломают головы писатели, ученые, политики, религиозные деятели, философы всех времен и народов. Жажду познать и понять мир невозможно утолить – и это замечательно. Прискорбно, когда тебе вручают розовые очки и стакан приторного нравоучительного сиропа, или, спекулируя на доверчивости, подсовывают лукаво-политизированную бурду, а то и приглашают в сомнительные сборища – прикрывать вашими чистыми именами свои грязные делишки.
 В подростковом и юношеском возрасте мне было не по душе то, что многие авторы писали книги для меня и моих сверстников, думая о нас как об овощах, взращиваемых квадратно-гнездовым способом. Сюсюкали, недоговаривали, обходили «взрослые» и «серьезные» темы или попросту врали, уверяя, что пичкают нас лучшими удобрениями… По большому счету, это оскорбляло и унижало. Многое ли изменилось с тех пор? Уверяю, почти ничего.
Когда один мудрец перечислил все то, что младенцы должны потерять и что приобрести, чтобы в будущем стать гражданами страны, мир ужаснулся. Ужаснулся и… ничего не изменил. Хотя слышит от неравнодушных и совестливых людей ежедневно: «Спасите их души!..»
Давайте говорить по душам обо всем на свете! Давайте искать Свет! Уверен, когда ты прочтешь книгу, у тебя будет уйма желания поспорить с автором или с главной героиней на многие темы. Но в самом главном, нет сомнений, мы будем солидарны всегда, ибо даже в спорах помощниками и вдохновителями нашими будут вера, надежда, любовь.
Зачем мы окажемся в океанской глуби и высоко в небе? На Мусорном острове в Тихом океане, где встретим столетнюю старушку с именем Алла, некогда знаменитую артистку? Зачем, безоружные и беззащитные встанем во весь рост между двумя сверхмощными флотилиями, готовыми кромсать все на море и суше? Зачем окажемся на острове вместе с подростками, которые не принимают правил сегодняшней жизни, но как жить иначе, не знают? Зачем раз за разом будем возвращаться к рассуждениям о мироустройстве?.. Чтобы глубже задуматься о нашем доме с названием Земля, иначе завтра запросто можем оказаться лишними, нежеланными или неугодными квартирантами.
И, самое главное, мы захотим по-настоящему изменить этот мир!



С уважением и желанием стать твоим другом,
 Майя из Подводного Города и автор…



ОЧНУТЬСЯ В НЕБЕСАХ

Майе приснилось: она в саду Подводного Города. Рядом старый мудрый Сократ – чёрно-белый лобастый ньюфаундленд, который родился позже неё, но уже состарился, как будто специально для того, чтобы быть её наставником. За сверхпрочным прозрачным куполом города плавают Мартин и Рики, дельфины, друзья Майи. Чуть подальше – Оська, самый влюблённый на свете осьминог. Конечно же, предмет поклонения Оськи - Майя, его спасительница. Там и тут стайки золотистых и серебристых рыб и рыбок. В разные стороны плывут несколько субмарин – одни возвращаются к Подводному Городу, другие – уплывают по разным делам в океанские дали.
- Я горжусь тобой, Майя, - говорит Сократ, глядя на подводный мир. – За то, что ты любишь океан и пытаешься его понять, защитить. Поможешь ему – поможешь каждому ребенку на свете, каждому щенку. Никогда не забывай о щенках. Сказки больше всего походят на них. Сказки, как и щенята, могут сердиться, ворчать, лаять и даже укусить довольно больно, но всё равно от них исходит столько доброты, доверчивости и тепла, что планета становится роднее – до самых звёзд и выше. Даже если влюбишься когда-нибудь в достойного парня, окажешься в круговороте важных дел, не забывай о щенках. Я беспокоюсь, если люди уйдут в океан, на суше останется много щенят-беспризорников…
Майя крепче прижалась к собаке.
- Поверь, Сократ, если людей примет океан – а это ещё надо заслужить! – значит, каждый человек будет глубже понимать себя и мир, каждый станет добрее. Человек вместе с собакой освоил сушу, вместе освоим и океан, избегая прежних ошибок. Не беспокойся, Сократ!
- Я был уверен, что ты меня поймешь, - говорит Сократ. - Теперь мне очень хочется подружиться и с Оськой, и со всеми твоими друзьями, которые за куполом города. Скажи, можно ли сделать собачий водолазный костюм, и сложно ли под водой задерживать дыхание больше чем на пять минут, как ты это делаешь?..
Майя проснулась и огляделась.
- Ого, где ж это я? Бывать здесь не приходилось. Похоже, время из своих запасников, как фокусник из шляпы, достало новый денёк-сюрприз, и в нем не мало головоломок.
Голова немного кружилась, каждый вздох отдавался болью. И вопросы, вопросы, вопросы, на которые невозможно найти ответы. Вопросы - как мотыльки на свет – стоило засветиться рассудку!.. Что с памятью? Каким образом сюда попала? Почему она здесь одна? Кто в этом странном жилище приютил её? Почему над ней какой-то с мерцающими огоньками прибор, который, вероятно, не только видит её насквозь, но и слышит каждый вздох, улавливает движение мысли…
Если всё по порядку: я Майя, из Подводного города, мне четырнадцать лет и восемь месяцев, маму зовут Изольда Александровна, отца Александр Иванович, сестру Диана. Несколько дней назад мама разрешила мне попутешествовать одной по океану на аквалёте… А дальше что? Случилось что-то очень и очень важное в жизни… Сверхважное… Что?
Она посмотрела на стену перед собой. Не стена, а пульт управления современной субмариной или космическим кораблём! И на ней многочисленные разноцветные огоньки - как будто зрачки таинственных существ всматриваются и всматриваются в глаза, душу – хоть бы на секунду отвели взгляд! Наверняка она под каким-то внимательным присмотром. Чьим? Под потолком – большой монитор.
Она посмотрела вправо: так-так, это уже лучше!
За правой прозрачной стеной комнаты среди кораллов плавают рыбки, медузы, черепахи, среди пузырьков воздуха покачиваются актинии. А чуть дальше в синеватом сумраке видны дельфины! Странно, здесь они совершенно равнодушны к тигровой акуле, которая спокойно уплывает в фиолетовый мрак безразмерного аквариума. А в океане – это она видела сотни раз – встречи дельфинов и акул мирно не проходят. Так что же перед ней? Как будто сам океан упирается в комнату, но!.. Но за стеной справа – она повернула голову к ней - на залитой солнцем лужайке – юные газели, олешки, косули, медвежата… В глубине этого непостижимого живого уголка – роща больших деревьев, названия которых она не знает, а среди них - пара жирафов, стадо обезьян. «Живут на земле обезьяны макаки, и это не шутка, и это не враки…» Но разве она сама и все, что видит вокруг – на земле?
Она хотела посмотреть, что представляет собой стена сзади, но в этот момент к ее щеке с подушки съехала тетрадь. Майя посмотрела на обложку и застонала: «Боже мой, не может быть! Я сойду с ума от всех этих тайн! Это же папина тетрадка, о которой он говорил перед тем, как уехал из дома, уехал навсегда – на то великое собрание ученых мужей всего света. Уехал и не вернулся, пропал без вести. Конечно, мама и друзья папы догадываются, что случилось, но это всего догадки. Перед симпозиумом он сам хотел прочитать свой рассказ о важном событии из своей юности, но, полистав старую тетрадку, передумал, сказав, что прочтёт по возвращении. А возвращения не случилось. Сколько раз она, вспоминая о папе, думала об этой тетрадке! Да, а каким образом в этом незнакомом жилище оказалась тетрадь?
Майя, кое-как справляясь с участившимся сердцебиением, открыла тетрадь и прочитала на внутренней стороне обложки посвящение: «Этот рассказ не для читающей публики – вряд ли я со своими литературными способностями могу претендовать на её внимание. Эти воспоминания - для моих дочерей, для будущих внуков, для всех, в ком течёт, в ком будет течь моя кровь. Очень надеюсь, что и через сотни лет их сердца откликнутся на историю моей юности, и они поймут в ней самое главное…»
Майя перевела дух: поймет ли она? Откликнется ли ее сердце на то, что случилось когда-то давно с папой? Прочувствует ли она главное, о чем хотел сказать он?
Она с волнением перевела взгляд на первую страницу и стала читать.

ГОЛОС

«Это случилось со мной после третьего курса университета. Все лето по двенадцать-четырнадцать часов в сутки я пропадал в лаборатории профессора Стадзинского, который после весенней сессии попросил меня «немножко помочь» ему в подготовке «сверхважной» научной работы.
 По большому счёту, работа мне нравилась, но когда я выглядывал из окна и с высоты семнадцатого этажа смотрел на летний город, на загорелых и стройных сверстниц в лёгких одежках, душа и тело буйно протестовали против добровольно-принудительного заточения, и я уже очень сожалел, что отношусь к числу самых способных студентов.
Июль испепелял. Кондиционеры были бессильны противостоять солнцу и плавившемуся городу. Море далёкими и близкими парусами, а также миллионом солнечных зайчиков манило и манило к себе. Но профессор, кряхтя в усы и бородку, сверкая маленькими глазками из-под густых белесых бровей, разгонял и разгонял в ускорителях атомы и элементарные частицы. Я как угорелый бегал с тетрадкой от одного прибора к другому. К осени, а точнее к своему семидесятилетию, вероятно, ему было необходимо доказать что-то самому себе или кому-то ещё…
Иногда я приходил утром с намерением сказать, что у меня есть неотложные дела, и мне хотя бы на недельку необходим отпуск. Но, как обычно, откладывал разговор до вечера, а под вечер профессор забрасывал под язык таблетку валидола или нитроглицерин, расстегивал рубашку, тяжело дышал, откинувшись в кресле, и мне становилось жаль труженика и мученика науки – как можно оставить больного старичка среди непокорных элементарных частиц!
Очень часто, зная, что он себя плохо чувствует, я провожал его до дома, делая вид, что во мне сил и энергии – на целую ночь буйной пирушки. Часто приходилось вызывать неотложку и дежурить до глубокой ночи в кардиологическом отделении, пока врач не сообщал, что кризис миновал. Иногда я надеялся, что старичок задержится на недельку-другую в больнице, но не тут-то было – с первыми лучами солнца он уже снова то кряхтел, то насвистывал мелодии своей молодости в лаборатории.
Дни за приборами и вычислениями тянулись бесконечно, казалось, земля вот-вот скрипнет и прекратит, обессиленная, вращаться. Но она вращалась, и мне после короткой ночи до позднего вечера приходилось служить Дон-Кихоту науки верным оруженосцем.
В конце июля профессор выдал мне аванс, на который я мог бы, к примеру, роскошно провести месяц в студенческом материальном достатке или неделю в яхтклубе, но о последнем даже не приходилось мечтать. Я распрощался до утра с ним и вышел на шумную вечернюю улицу. Свежесть моря, пробиваясь сквозь остатки дневной жары, пьянила, как и прохожие красавицы. Я зашел в ближайшее кафе и, выпив стакан холодной минеральной воды, вышел на улицу. В общежитие идти не хотелось.
Я поймал такси и попросил водителя отвезти меня на студенческую базу отдыха, что располагалась в нескольких километрах от города. Увы, через несколько минут у меня уже слипались веки, и водитель, дабы я не падал на него, попросил меня пристегнуться ремнем безопасности.
Вот-вот и я провалился бы в глубокий сон, но явившееся чудо тряхануло душу небывалым разрядом.
Чудо явилось в виде великолепной мелодии и несказанно красивого женского голоса – водитель поставил в магнитолу диск с песнями неизвестной исполнительницы. Я знал всего десяток слов и фраз из японского языка, но этого было достаточно, чтобы сообразить: поет японка.
Сон, как мутное стекло, разлетелся вдребезги.
Каждый аккорд, каждая нота сопровождались мурашками по телу, от изумления перехватило дыхание. От усталости и дурного настроения не осталось и следа. Мне подумалось, что такими песнями ангелы над землей встречают души являющихся в этот мир младенцев и провожают уходящих людей.
А слушая вторую песню, я уже не сомневался, что еще до рождения любил, сейчас люблю и всегда буду любить только одну женщину в мире – обладательницу этого голоса…
- Рассчитывайся и гудбай! – долетело до меня из дальнего далека. А говорил и тряс меня за рукав, конечно же, водитель. – До базы полкилометра, но дальше я не поеду, дорогу растворил последний тайфун.
Я, было, протянул деньги, но замер и сказал, по-видимому, не самые удачные в этот момент слова.
- Я… я не могу выйти из машины… извините…
Почти все водители легко возбудимые творения природы. Да к тому же у многих из них в голове крепко сидит мысль: управляя баранкой, я управляю миром! Мои слова, уязвив его самолюбие, мгновенно разбудили всех доисторических предков в нём, хорошо, что мое новое предложение опередило его увесистые красные кулаки.
- Вы меня не так поняли! – сказал я. – Просто я хотел попросить, чтобы вы продали мне этот диск. Я дам, сколько попросите… точнее, сколько у меня есть.
Вероятно, торговля действительно вносит огромный вклад в дело укрепления мира во всем мире. Водитель, пошлепав ладошкой по собственному лбу, словно исправляя ход мыслей, довольно мирно покашляв и похмыкав, спросил, сколько у меня денег.
- Три тысячи рублей, - ответил я, забыв, что десять рублей уже ушли на напиток.
- Три тысячи, говоришь? Что ж, это совсем не плохо, господин пассажир. Даже очень и очень хорошо, хотя… Эх, досада какая!..
- Что, что за досада? – обречённо спросил я.
Водитель снова шлепнул себя по лбу ладошкой.
- Как я только посмел подумать, что смогу продать диск! Подарки не продают. Знал бы ты, какая девушка привезла мне этот сувенир из Японии! Я ее от морского вокзала до дома подвозил. Разговорились. Симпатичная. Чудаковатая, правда, но где сейчас нормальных по всем статьям найдёшь! Изучает иностранные языки, коллекционирует старинные поделки; при мне, ты представляешь, по мобильному видеотелефону говорила с подружкой из полудикого африканского племени – дикари быстрее всех осваивают блага цивилизации. Бог с ней, друзья и в Африке друзья, но – ты не поверишь! – говорила она с ней на ее языке! Вот я угорал, чуть с дороги не съехал!
Я что-то пробормотал ему в ответ, мол, да, каких только людей ни встретишь в жизни, если работаешь таксистом, и еще что-то в этом роде, и тут же перешёл к тому, что меня волновало.
- У меня другое предложение. Я отдаю вам все деньги, а вы всего на десять минут даете диск около моего общежития, чтобы я перебросил песни в свой компьютер.
Он снова скривил губы.
- Прости, дружище, это тоже не прокатывает. Какой бы странной ни была эта девушка, но в душу почему-то конкретно запала. При следующей встрече обязательно сделаю ей предложение – пусть выходит за меня замуж, будет со своими языками и черепками как за каменной стеной. Поэтому хоть продавать, хоть дарить дареное – плохая примета - не сбудется задуманное. Вот как женюсь – тогда пожалуйста.
- Да, конечно, потому что… - пробормотал я, но в голове тут же вспыхнула звездочка очередной надежды:
- Вы до утра будете работать?
Водитель, закинув руки за голову, широко и протяжно зевнул, что позволило мне сделать вывод, что я на верном пути.
- Давайте договоримся так, - твердо сказал я, - вы до утра отдыхаете в машине, а я слушаю музыку… не очень громко. Утром отдаю вам деньги, и мы расстаемся.
Водитель искоса посмотрел на меня, как на капризного и дикого ребенка, вновь шлёпнул себя по лбу, помотал головой и осчастливил:
- Деньги наперёд!
Я быстро опорожнил свой бумажник. Он пересчитал деньги и снова искоса посмотрел на меня.
- Ты говорил о трёх тысячах, а здесь…
Страх перед катастрофой сковал мою грудную клетку, я кое-как выдавил:
- Извините, десять рублей проел… пропил…
- О, помимо того, что крейзи, ты еще и пьяница! – нарочито порицающе забасил водитель, но по интонации я догадался – это уже победа!
Он завёл машину и, съехав с обочины, остановился в десяти метрах от берега. Через двадцать минут, как две галактики, мы были далеко-далеко друг от друга: мой партнёр по сделке крепко спал на заднем сиденье, а я с каждым новым аккордом, с каждой новой песней поднимался вместе с чарующим голосом над миром. Я был уверен, что музыкой переполняется все пространство вокруг меня, включая город с золотыми россыпями света на сопках, небо, море, каждое живое существо в них. Я закрывал глаза, и мне казалось, что земля уносится этим голосом вместе со мной в самые лучшие миры вселенной. Все было под силу этому голосу!
Блаженство продолжалось всю ночь, я прослушал диск не менее пяти раз, но замаячившему рассвету мне хотелось крикнуть: «Нет, не торопись сегодня!»
В семь утра я, тяжко вздохнув, разбудил водителя, но он, к счастью, спросонок дал мне решительный отпор, пробормотав, чтобы я не смел будить его часок-другой. Счастье мое продлилось.
Лишь в полдень он сел за руль и, довезя меня до ближайшей автобусной остановки, остановил машину.
- Первый раз в жизни вижу такого идиота! – подбил итог нашего знакомства он. – Вот тебе диск и запрыгивай в автобус, пока не отошёл. Сходи с ума дальше. По-моему, не далёк тот день, когда ты будешь, распевая японские песни, ухаживать за медсестричками в психушке. Возможно, кто-нибудь из жалости и разделит разок с тобой кушетку.
Я был практически вытолкан из машины с диском в руке и, ошалев от счастья, немо глядел вслед такси с сизым хвостиком дыма.
Через полчаса я уже был в общежитии, у команданте (так мы звали коменданта) занял двести рублей, купил батарейки и, оживив свой старенький плейер, надел наушники. Качество звука было исключительное! Через минуту меня вновь не было на земле…
Её голос был куда больше, чем голос человека! Это был голос больше, чем голос страны, в которой родилась и выросла исполнительница! Это был голос вечности, всего мирозданья, его неведомых основ. Это был голос надежды и мечты каждого, в ком есть душа. Такие голоса не даются ни родителями, ни учителями. Они из глубин вселенной, из ее божественных истоков, пробиваются к нам тысячелетиями и лишь изредка находят достойных, чтобы через их усилия, через их дыхание трогать наши сердца. Чаще, чем раз в два-три столетия, это не происходит. А мы, наивные, говорим про горло, про голосовые связки…
Горло и голосовые связки есть у всех и, если посмотреть телевизор, почти все могут петь, только некоторые хотят это делать на сцене. Божественные избранники тоже бывают на сценах, но когда их слушаешь, четко сознаешь, что сцена в данный момент не часть здания, а крылечко мироздания, голос которого пленит нас, заставляет сжиматься в комок от счастья и тревоги, от радости и печали…
Через два часа я бросил взгляд на мобильный телефон. Ого! Профессор пытался связаться со мной четыре раза! Надо откликнуться.
- Извините, я сегодня не смогу прийти в лабораторию, - перебарывая смущение, выпалил я, когда услышал его голос в трубке.
- Почему?
- Не смогу сосредоточиться… голос не дает.
- Мда-а-а! – пропел профессор и, покряхтев, добавил: - Слабоватый молодняк пошел, быстро с катушек съезжает. Но ты не отчаивайся, у меня есть приятель – доктор медицинских наук, заслуженный психиатр – он как раз специалист по голосам, всяким там раздвоениям и прочим сбоям в черепных коробках. Он, как мусор из корзины, быстро вытряхнет из твоей головы всё лишнее вместе с голосами.
- Спасибо, я обязательно воспользуюсь вашим советом, - ответил я и сразу отключил телефон, потому что было непереносимо не слушать Её.


Прошло лето. Осенью профессор Стадзинский сделал доклад на международном симпозиуме, и, как шутили его коллеги, во многом благодаря своим сединам и юбилею стал обладателем гран-при, а также значительного денежного вознаграждения.
- Зайдешь завтра утром ко мне домой, у меня готов для тебя сюрприз, - сказал он мне на банкете.
От него разило печалью и водкой. Я кивнул на его грудь.
- Берегите сердце, пожалуйста.
- Зачем? – воскликнул он. - Оно уже не выдержит очередного научного штурма, да к тому же после смерти… в общем, преданной и умной соратницы во мне нет ни атома любви к жизни, в отличие от тебя и твоей японки (он тоже несколько раз послушал ее песни). Любовью к науке, искусству или еще к чему-то это не заменишь. Этот симпозиум – поминки по мне, ты только никому не говори об этом, а то обвинят организаторов мероприятия в нецелевом расходовании государственных и спонсорских средств.
Его улыбка выражала беспредельную усталость.
- Спасибо вам за все, - сказал я, - непременно зайду утром.
- Буду очень рад, - кивнул он и выпил залпом около ста граммов водки. – Буду очень рад!
Я вышел на улицу и побрел в сторону общежития по вечерним улицам. Тревога, оставшаяся после разговора с профессором, теснила грудь. Чтобы отбиться от нее, я стал напевать не то что ставшие родными душе, а сделавшиеся частью меня песни. Плейером уже я пользовался редко. У меня был неплохой музыкальный слух, а память мою в то время студенты и преподаватели называли магнитофонной – сосредоточившись, я мог безошибочно запомнить с первого прочтения страницу текста, полстраницы чисел. Два десятка самых лучших песен из репертуара божественной незнакомки я знал от первого до последнего звука – даже те, которые были сложны для русской речи. Некогда было выяснять ее имя, и почему-то казалось, что пока для этого не пришло время. Я не знал значения слов, но был уверен, что смысл не только каждой песни, но и каждой фразы мне совершенно понятен.
Проходя мимо института иностранных языков, я неожиданно услышал аплодисменты. До меня с трудом дошло, что хлопают в ладоши мне - несколько человек на скамейке под тисом. Я пригляделся и понял, что это молодые гости из Азии. Они встали и, обращаясь ко мне, стали что-то говорить на своём языке. Стало ясно, что это японцы – четыре девушки и юноша.
Каково же было их удивление, когда до них дошло, что я не понимаю ни бельмеса из их речи. Японцы тут же перешли на довольно приличный русский – у себя дома они учились на переводчиков и приехали практиковаться в наш город.
- Простите, вы умеете петь и не умеете говорить по-японски? – спросила одна девушка.
- Разве я умею петь? – смутился я.
- О, сама Моэма Моэгути наверняка похвалила бы вас.
- Спасибо, а кто такая Моэма Моэгути?
Тут молодые люди удивились еще больше.
- Вы только что пели её песни!
- Да?.. Значит, её зовут Моэма Моэгути? Какое красивое имя!.. Честно признаться, я предполагал, что у неё примерно такое имя… Моэма Моэгути!..
- О, она любимица Японии, - сказал молодой человек, - её очень любят в Китае и других азиатских странах, в Европе и Америке называют неповторимым голосом Востока.
- Странно, почему же в России её не знают? Она когда-нибудь приедет к нам? – задал я наивный вопрос.
- Извините, мы этого не знаем, - ответили японцы и потупили глаза.
Поблагодарив их за знакомство и добрые слова, я направился к своему общежитию, словно боясь забыть два очень важных слова: «Моэма Моэгути, Моэма Моэгути, Моэма – Поэма…»
Утром я позвонил в дверь профессора, из–за неё доносилась перепалка, которая, правда, быстро стихла. На пороге появилась госпожа Стадзинская.
- Извините… мужа срочно вызвали…
В этот момент из глубины квартиры предательски донеслась мольба профессора о ста граммах водки. Полные щеки женщины вспыхнули алой краской.
- Извините, вот чек вам от мужа, который сегодня пьян, как свинья, а сердце у него, вы сами знаете, как у цыплёнка. У него, по-моему, началась белая горячка – сидит в ванной и играет с водяным человечком, которого видит только он.
Дверь передо мной захлопнулась, я оказался на площадке наедине с чеком. Было желание позвонить снова в дверь и попробовать вразумить ученого старца, но трезвая мысль о бесполезности затеи заставила направиться вниз по лестнице. Когда я вышел из подъезда и взглянул на чек, в голову ворвалась пьяная мысль, что отныне я ровня всем ротшильдам и монархам ближневосточных стран – профессор со щедрого плеча или с пьяной головы одарил меня пятью тысячами американских долларов и в придачу туристической путевкой в Японию! Вот, оказывается, зачем несколько дней назад он переписал мои паспортные данные!
Земля под ногами пружинила! Напевая про себя и вслух любимые мелодии, я бродил по городу, куда-то ехал, посидел в каком-то баре, зашел в банк, потом снова куда-то ехал… Очнулся и попробовал проанализировать свои действия лишь в очереди перед кассой аэровокзала. Разумеется, ни на один собственный вопрос я не успел ответить, и тут услышал: «Вы куда летите, молодой человек?» Через стекло с норкой для ладошки на меня с любопытством глядела девушка в бело-синей униформе.
- В Токио… Да, именно в Токио!
- А по выражению лица можно подумать, что вам надо на Луну или ещё дальше.
- Пусть выражение туда и летит, а мне надо в Токио.
- Документы, пожалуйста.
С документами проблем не оказалось – не подвёл образ жизни: все самое необходимое всегда было с собой, включая загранпаспорт.
- Посадка на рейс уже производится, - сказала кассирша и, улыбнувшись, добавила: - А вам действительно в Токио надо?
Я улыбнулся ей в ответ, пожал плечами и направился к месту досмотра.
«И всё-таки надо!» - сказал я сам себе, когда самолёт уже выруливал на взлётную полосу.
В университете я даже не отпрашивался: не все проблемы надо решать заблаговременно, часто это позволяет не решать их вовсе.
В людских потоках токийского аэропорта Нароми я поймал себя на мысли, что как будто за мной захлопнулась дверь прошлой жизни, и впереди что-то очень важное, может быть, самое главное, принадлежащее только мне, хотя и неведомое пока. Да, видя вокруг себя преимущественно азиатские лица, слыша их речь, я впервые осознал, что стремлюсь на всех парусах к чужой и совершенно непонятной для меня жизни. Однако почему-то это не останавливало, а настойчивее вело вперёд и вперёд.
Токио ошеломил меня. Громадностью, ухоженностью, услужливостью и достоинством, людскими потоками, компактностью, архитектурой. Мой достаточно неплохой разговорный английский был хорошим попутчиком – здесь не сложно найти тех, кто с запасом в двести-триста слов без запинки, как хороший ученик, ответит, куда и как добраться, где что находится.
Я спешил на знаменитую Гиндзу, улицу, считающуюся главной в японской столице, хотя, разумеется, уже давно есть много других улиц, которые посмеиваются над такой точкой зрения. Но, как говорится, с историей и устоявшимся мнением очень сложно спорить.
Мне почему-то думалось, что в сердце японской столицы я непременно узнаю что-нибудь о той, к кому стремлюсь. Теперь я не сомневаюсь, что в те минуты был ведом чувством-навигатором, которое работало безошибочно. В одном из супермаркетов я подошел к газетно-журнальным стеллажам и, пересмотрев десятки газет и журналов, остолбенел от улыбки и глаз молодой японки, которая смотрела на меня с первой полосы красочного таблоида. Я пригляделся к её лицу, и мне подумалось, что она взяла все лучшее от всех народов и рас – белых, желтых, черных. Я беспомощно вглядывался в россыпь иероглифов вокруг фотографии, и, тем не менее, ничего не понимая, а лишь переполняясь догадкой, поспешил к продавцу, заготавливая английские фразы.
- Это Моэма Моэгути? – спросил я кукольно-симпатичную девушку, чувствуя, как пылают щеки.
С красавицей мне повезло – английский её не озадачил.
- О, да! – воскликнула она. – Это Моэма! В этой газете статья о том, как проходят ее концерты на Окинаве, в городе Наха, на ее родине. Она выступает в королевском дворце Сюридзё.
- Как долго она там будет? – спросил я.
- Два дня, а затем улетает в Южную Америку с гастролями.
- Как часто летают самолёты на Окинаву из Токио?
- По-моему, через каждые полчаса.
- Это меня устраивает! – крикнул я уже на бегу к лифту. – Спасибо огромное, мой ангел!
Магазинная красавица с застывшей улыбкой, хлопая большими искусственными ресницами, с недоумением неподвижно смотрела мне вслед, я из лифта послал ей воздушный поцелуй и захлопнувшаяся дверь в мгновение ока сделала её неведомым и неприкосновенным прошлым.
Через два часа я был уже в небе, наш аэробус летел над японскими островами по направлению к Окинаве.
Возможно, это один из немногих уголков земли, где я давно и страстно хотел побывать. Еще в детстве из книг я узнал многое об этой самобытной, овеянной легендами многострадальной земле. В древности, когда это было самостоятельное Королевство Рюкю, соседние народы считали, что жители Окинавы сделаны из серебра и золота, обладающие секретом бессмертия. Они мало болели и очень долго жили. Впрочем, они и сегодня остаются такими же, поскольку еда у них не просто еда, а лекарство от возможных болезней и старости. Но самое сильное впечатление на мою детскую душу произвели времена королей Хасий и Сесин.
Во время кровопролитных войн кланов король Хасий выбрал очень красивую, умную девушку и послал ее выведать тайны в неприступный замок Сюри, хозяин которого мечтал покорить всех противников и занять королевский трон. Шпионка без труда втёрлась в доверие врагам и… влюбилась в хозяина замка. Суровое сердце воина тоже не устояло перед ее чарами. Но, несмотря на то, что у них родился сын, юная мама и жена не нарушила клятву шпионки – пришла к Хасий и выдала все тайны неприступности крепости. Не предала она и сына с мужем – вернулась к ним, чтобы умереть вместе…
Потомок Хасия Сесин решил покончить с кровопролитием в королевстве, примирил и разоружил все кланы. Пожалуй, это был первый в истории серьезный случай отказа страны от использования средств убийства человека человеком. Не трудно догадаться, чем закончилась эта трогательная история – вскоре, приплыв на ста кораблях, на острова высадились до зубов вооруженные три тысячи японских самураев и захватили королевство. Полтора столетия гордые люди «вечной молодости» бились за освобождение, но силы были неравные. В конце девятнадцатого века Окинава вошла в состав Японии.
В детстве я не мог ответить себе, правильно ли поступила виновница гибели крепости и своей семьи, добрым ли и мудрым было решение короля Сесин. Да что там в детстве! Сегодня у меня тоже нет однозначных ответов на эти вопросы. И потому, когда я узнал, что Моэма Моэгути родом с Окинавы, да к тому же сейчас находится там, в сумбуре мыслей и чувств возникла надежда, что я смогу вот-вот ответить на очень важные вопросы в жизни. И поможет мне не кто-нибудь, а Она! Но самые главные вопросы, разумеется, не имели отношения к истории…
Шасси коснулись взлетно-посадочной полосы, самолёт мягко постукивая и плавно покачиваясь, пробежался по бетону и подрулил к стоянке. Когда я вышел из здания аэровокзала, ко мне тут же подбежало несколько таксистов и наперебой предложили свои услуги. Один из них на английском повторял четыре слова: «Шоу ов Моэма Моэгути, шоу ов Моэма Моэгути!..»
«Если это не зов судьбы, то что такое?» - спросил я себя.
- Во сколько начало шоу? – спросил я таксиста, когда аэропорт остался далеко позади.
- В семь часов вечера, мы успеем, - ответил он и взглянул на меня, – а билет у вас есть?
- Мне билет не нужен, - сказал я, - потому что я не на шоу, а к Моэме Моэгути.
Не знаю, понял ли что-нибудь водитель, но, покачав головой, несколько раз повторил за мной: « Моэма Моэгути, Моэма Моэгути…»
К королевскому дворцу мы подъехали в начале седьмого. Увидев огромную толпу перед входом во дворец, кордон из полицейских, переносные металлические ограждения и пункты досмотра, я и в этот момент не подумал, что могу попасть не на концерт, а, к примеру, в полицейский участок.
Я рассчитался с водителем, купил у подвернувшейся старушки букетик полевых цветов, и через несколько минут вклинился в живой, непредсказуемый тысячеголовый организм с названием толпа, который тут же поглотил меня и не отторгнул.
Продвигаясь по шажку вперёд, я, оглядываясь по сторонам, стал изнутри рассматривать этого монстра. Однако быстро пришел к выводу, что он не так страшен, как показалось сначала – напротив, вокруг столько улыбающихся лиц, очень красивых нарядных плеч! Правда, о том, что мир живет по определённым правилам, с определённой дисциплиной напоминали довольно многочисленные группы американских солдат, пришедшие с авиабаз на концерт. Я и забыл о колючих и цепких сорняках этой райской земли!
Я улыбался соседям по «организму», счастливо помахивающим своими билетами, и даже не пытался изображать, что удачлив не менее их – я в этом был просто уверен.
Минуты, как зубья шестерни, приближали меня к моменту икс – контрольно-пропускному пункту. Я даже не сразу сообразил, кому относятся незатейливые слова «ё тикит плиз!» Улыбчивая соседка с билетиком вежливо сказала, что меня просят предоставить билет, на что я моментально отреагировал «йес оф коз!»
Похлопав без всякого усердия себя по карманам, я, усиливая нелепость ситуации неадекватной улыбкой, заявил, что полчаса назад билет был, а вот сейчас нет. Меня попросили тщательнее посмотреть по карманам и в сумке. Я снова скользнул руками по карманам, одним глазком заглянул в сумку.
- Простите, билета нет, потерялся.
- Простите, освободите проход и обратитесь к полицейским, - сказал мне крепкий и загорелый контролер, имевший, по-моему, непосредственное отношение ко многим боевым искусствам, родившимся на Окинаве и других уголках Японии.
- У меня нет времени! – твердо сказал я. – Я приехал из России к Моэме Моэгути, мне надо ей многое сказать.
- Свяжитесь с её продюсером или хотя бы секьюрити, - посоветовал мне контролер.
- Мне необходимо обратиться лично к ней.
- Извините, у нас нет никакого распоряжения от нее относительно вас.
Толпа нажимала сзади, уже слышны были возгласы ропота и недовольства, но крики «Не задерживайте!» я не относил на свой счёт.
- Вы слышите! – сказал я решительно контролеру, - Люди вас просят!
- Нет, они вас просят, - невозмутимо ответил вышколенный божок порядка.
И тут случилось то, чего я меньше всего ожидал. Ко мне и контролёру прорвался детина в форме американского морского пехотинца и поднес кулачище, сопоставимое с головой контролера, к носу последнего.
- Ты что, не читал историю, брат меньший? - прорычал он. – Ты не знаешь, как русские умеют любить и ненавидеть? Если этот студент (при этом он шлёпнул меня по плечу) несколько лет копил деньги, чтобы повидать поющую японку, ему надо поклониться и пропустить впереди вашего полуживого префекта.
Контролёр хотел, было, возразить, но на помощь бесцеремонному детине подоспели его собратья по оружию. Да к тому же толпа стала так волноваться и негодовать, что контролёр принял решение не доводить дело до необратимых процессов.
- Хорошо, проходите, - кивнул он мне, - только во дворце подойдите к организаторам концерта и расскажите о своих проблемах, они, возможно, вас поймут.
Морпех толкнул меня в спину и, оттолкнув плечом контролера, резюмировал: «У русского нет никаких проблем, а вот у тебя могут быть!»
Через несколько секунд я уже был во дворе дворца, прошёл в амфитеатр и очумело глядел с высоты последних рядов на зрителей под открытым небом и на сцену, которая вот-вот озарится под ее ногами!..
«Что ж, мир порой хорош даже тем, что в нём очень много американцев! - подумал я, - Хотя перед контролёром все-таки неудобно, надо будет после концерта извиниться…»
Американцы вразвалку сходили до первых рядов и шумно занимали их, щелкая пивными банками. Я решил дождаться начала концерта на галёрке.
Зрители расселись, зал стихал, а сердце моё билось сильнее и сильнее. Я подумал, когда она запоет, я не услышу ее, и виновником будет именно оно – сердце. А еще я подумал о том, что, наверное, в подобных ситуациях в мире разорвались миллионы сердец.
Я присел на самом верху в проходе на ступеньку и попробовал силой воли и болью отвлечь свое сердце. Но мысль о том, что неэффективно в жизни быть нехладнокровным и прокушенная почти до крови кожа на запястье не дали результата. Спасением явилась улыбка молодой японки, сидевшей рядом около меня.
- Вам плохо, – спросила она, - или наоборот - очень хорошо?
- Мне?.. Честно признаться, не знаю.
- Я тоже очень волновалась, когда ходила на концерты моего кумира, однажды даже потеряла сознание, - сказала она полушепотом. – Очнулась в больнице, ко мне подошел доктор и говорит: «В кого бы мне так влюбиться! Ну, хоть бы в химеру, выдумку, собственную фантазию, как она. Увы, наверно, уже не получится». Вы знаете, что я ему тогда сказала? Я заявила: «Полюбите меня!» Он мне ответил: «Хорошо, красавица, вот только сдам смену».
- И что? – спросил я.
- А вот видите, место около меня пустует. Это мой доктор задерживается. Мы вместе уже около двух лет. День у него сегодня сложный, какого-то влюблённого парня спасает от яда – отравил себя из-за безответной любви. А у меня…
Она распахнула белоснежный с алой вышивкой на карманах жилет и кивнула на свой округлый живот.
- Через три месяца у нас родится дочь, когда-нибудь я её попрошу, чтобы она не была такой дурочкой, как я.
- Да-а-а! – протянул я. Интересная история… Но ведь благодаря тому, что вы были «дурочкой», случилось ваше счастье.
- Совершенно верно! – с улыбкой ответила она. – Самое главное при этом… Извините, вот и мой доктор.
Так хотелось услышать о «самом главном», но девушке было уже не до меня. Она поцеловалась с подошедшим молодым человеком, села в обнимку с ним и стала ворковать. Он тоже то и дело говорил ей что-то на ухо и прижимал крепко к себе. Я несколько раз искоса посмотрел на них и тут обнаружил, что мое сердце бьется спокойно, волнение переплавилось в спокойную радость и уверенность. Однако ж, действительно не простые эти «золотые и серебряные» люди!..
Створки трансформирующегося потолка сомкнулись, пространство над зрителями и сценой погрузилось в полумрак, вспыхнули огни софитов и прожекторов. Сердце мое снова стало набирать обороты.
На сцену вышли оркестранты и дирижёр. Когда зазвучала мелодия, зал зааплодировал, свет прожекторов уперся в верхнюю площадку сцены, всем стало ясно, где появится богиня. Но она ещё не появилась, а голос уже зазвучал, зрительские ряды взорвались рукоплесканием. Из-за кулис с микрофоном медленно вышла Она.
Она глядела на меня! Пусть еще несколько сотен человек скажут, что она глядела на них, но моё мнение не поколеблет никто никогда до самой смерти – она глядела мне в глаза! Я встал и… пошёл ей навстречу.
Я уже не обращал внимания на свое состояние, всё окружающее приобрело странные очертания, и как бы приглушилось, включая музыку. Я оступился и едва не упал – успел ухватиться за спинку ближайшего кресла. Когда был в нескольких шагах от сцены – тут уже никто со мной не поспорит! – она не только глядела мне в глаза, но и улыбнулась – мне! Я протянул ей букетик полевых цветов, купленных у старушки, она протянула мне руку. Прежде чем взять букет, она пожала мне запястье. Возможно, потому, что таких букетов ей никто не дарил – все поклонники были с пышными магазинными букетищами – а возможно потому, что почувствовала мое состояние. Не исключено, что она увидела все в моих глазах – восторг, обожание, безумие - и даже услышала мое сердце.
Она отвела руку с букетом в сторону, затем грациозно прижала его к груди и сделала несколько па, как в танце. Зал снова взорвался аплодисментами.
Я отошёл от сцены и сел на первые ступеньки в проходе. Но ко мне тут же, низко согнувшись, присеменила дежурная по сектору и предложила сесть на свободное место в первом ряду. Судьба настойчиво писала свои письмена – соседями моими вновь оказались американские морские пехотинцы.
Первая часть концерта состояла из новых песен, каждая из которых встречалась то бурными аплодисментами, то овациями. Я обратил внимание на то, что новые песни артистки отличались от тех, что я знал, новыми интонациями. В них было больше грусти и даже тревоги. Но, так или иначе, слушая её, душа окрылялась, переполнялась неповторимыми мечтаниями и надеждами.
Когда зазвучали песни прошлых лет, публика стала неистовствовать. Проходы забились танцующими, многие потянулись к сцене, чтобы вблизи сфотографировать свою любимицу, а если повезёт – коснуться ее руки. Я тоже был на передовом рубеже всеобщей любви – у самой кромки сцены.
Не знаю, что меня подвигло к этому, но я осмелился подумать, что, если среди возгласов любви и непрекращающихся аплодисментов я буду подпевать ей – это будет воспринято ею по-доброму, это не помешает ей. Да и вряд ли в этом зале, громадном реакторе чувств и эмоций, она меня услышит.
Я подпевал во весь голос! Не зная значения ни одного звука, ни одной фразы, я пел так, что она, возможно, подумала о том, что я знаю в совершенстве язык и все её песни. Она улыбнулась и протянула мне руку, но сейчас для того, чтобы помочь взобраться на сцену.
С помощью американцев я буквально взлетел на сцену, она, продолжая петь, развернула меня лицом к залу, обняла за плечо и заставила наклониться к микрофону. Зал снова разразился невообразимыми аплодисментами и криками одобрения. Я глубоко вздохнул и запел!
Да, я не просто подпевал ей, я пел! С каждой фразой я все глубже и глубже погружался в песню, мне казалось, что я понимаю каждое слово, а возможно это было действительно так.
Сложнее было уловить такт и петь в унисон, но неведомое чутье подсказало решение и этой проблемы. Я прижался к ней, обнял за талию, не найдя ни малейшего отторжения и сопротивления - напротив, я четко уловил ее встречное движение. Когда я почувствовал ее дыхание и настроил на него свое, после этого я не сделал уже ни одной ошибки!
Весь зал стоял на ногах! Стоял, раскачиваясь и обнявшись, как мы. Зал подпевал нам! На последних словах песни она замолчала, предоставив микрофон мне. Я ее не подвел! Все, что накопилось в душе с того момента, как впервые на берегу моря услышал ее голос, я в полной мере отдал своими голосовыми связками, душой и сердцем микрофону, залу, самому себе, ей!
Когда замолчал, она сделала шаг в сторону и зааплодировала мне. Зрители оглушительно поддержали ее. Я указательным пальцем помахал перед собой и, указав рукой в ее сторону, низко поклонился ей. Зрители оглушительно поддержали меня.
Я подошел к ней и поцеловал её руку. Она о чём-то спросила меня на японском. Я помотал головой, пожал плечами и на английском сказал, что японского не знаю. Она снова о чём-то эмоционально, грациозно жестикулируя руками, сказала на своём языке, мне пришлось повторить то, что кроме её песен, а точнее звуков песен, я ничего не знаю. Она взяла микрофон, что-то на родном языке сказала залу, и зрители устроили мне овацию.
Я и сейчас не знаю, что она сказала залу, а в те минуты вообще вряд ли что-либо мог адекватно понять и оценить. К тому же та сила, которая распоряжалась моей судьбой, в этом месте решила усилить фабулу и сделать громкий заключительный аккорд моего выступления.
К нам подбежал англо-японский переводчик, Я попрощался с ней, попросил приехать в Россию. Ее ответ был наивысшей наградой жизни – заверив меня, что обязательно когда-нибудь приедет в Россию, она повторила свое обещание залу. Зал овацией поддержал её. В этот момент американские солдаты забросили на сцену того детину, который проложил мне дорогу во дворец. Сразу стало ясно, что ничем хорошим это не закончится – детина был уже жутко пьян и еле держался на ногах. Он ринулся к Моэме и, крича, что тоже хочет спеть с ней, бесцеремонно водрузил свою ручищу на её плечи.
Нет сомнений, что к артистке уже спешили секьюрити заведения и личная охрана, но разве я мог в тот момент что-либо взвешивать и оглядываться по сторонам! Я бросился к американцу, схватил его за грудки и стал яростно оттаскивать от Моэмы. Он ринулся на меня. Я запнулся, он мамонтом навалился на меня, но я извернулся, оставив в его руках свою футболку, и оказался на нём. Но и он не сдавался. Мы скатились со сцены прямо под ноги его сослуживцев. Помню несколько ударов огромными ботинками по телу и голове – три или четыре, и больше ничего…
Нечто, похожее на красно-желто-белые пятна, неясные звуки и неведомое искривленное пространство в голове замаячило лишь на следующий день – в больнице. Не надолго. Как выяснилось позже, бредовое состояние и полные провалы в сознании чередовались около двух суток. Но даже в этом состоянии я цеплялся за её голос, за её взгляд, за её рукопожатие. Возможно, это и спасло меня.
Сознание явилось сразу и почти в полном объеме. После очередной муторной ночи я утром открыл глаза и понял, что жив. И вспомнил все, что случилось. В этот момент медсестра мне делала укол в плечо. Она была с европейской внешностью. Увидев мой осознанный взгляд, улыбнулась и сказала на абсолютно чистом русском языке, что было громом среди ясного неба:
- Доброе утро! Это очень хорошо, что пришли в себя. Да к тому же кстати.
- Почему кстати?
- После обеда узнаете.
Улыбка её была более чем загадочной.
- Вы русская? – спросил я.
- А разве не видно?
- Мало ли чего в жизни бывает.
- Согласна. Только чтобы я была не русской – этого быть не может, поверьте.
- А почему вы здесь?
- Ну, уважаемый пациент, я вижу, вы уже семимильными шагами направились к выздоровлению. Уважаю таких.
- Каких?
- Кто так цепко умеет держаться не просто за жизнь, а за всё самое интересное в ней. За это судьба награждает. Я была на концерте Моэмы Моэгути. Тоже люблю её творчество, но аплодировала, как вы понимаете, не только ей.
Она сделала второй укол, сказала, что скоро будет обход, и вышла из палаты. Очень красивая русская девушка! Но почему она здесь? Меня вскоре начал одолевать здоровый сон здорового человека, или почти здорового.
Я проснулся от прикосновения руки к моему плечу. Медсестра! Почти родина! А быть может, сейчас я уже в своём городе? Нет, за моей соотечественницей – в белоснежных халатах доктора-японцы. Ясно, это обход. Старший что-то сказал, медсестра перевела.
- Главный врач спрашивает, как вы себя чувствуете.
- Спасибо, хорошо.
Доктор еле заметно улыбнулся и что-то сказал своим коллегам, медсестра не стала это переводить. Вся докторская бригада тоже улыбнулась и ободряюще посмотрела на меня.
- Что вас беспокоит в данный момент? – спросил доктор.
- Спасибо. Действительно я себя чувствую хорошо. Хотя… жалею, что все так случилось. Очень стыдно перед артисткой.
Тут доктор улыбнулся широко-широко и, пожав своей ладонью мою руку, сказал:
- От этого недуга мы вас избавим быстро. Сегодня к вам придёт сама Моэма Моэгути, вот и извинитесь.
Я сделал порыв, чтобы сесть на кровать, но доктор своими крепкими руками остановил меня.
- А вот это нельзя. У вас довольно серьезное сотрясение мозга. Вы были в критическом состоянии. Надо как минимум недельку полежать. Лёжа тоже можно жить, и даже любить.
Мне пожелали быстрого выздоровления, и белохалатная процессия двинулась дальше – в соседнюю палату. Медсестра на несколько секунд задержалась.
- У вашего доброго доктора такие добрые шутки? – спросил я её.
- Он не шутил. Моэма Могути будет здесь ровно в пятнадцать часов. Кстати, она сама пострадала в свалке у сцены.
- Как?
Я снова сделал попытку сесть на кровать, но тут же был остановлен медсестрой.
- Не горячитесь. В соседних палатах ещё пять пострадавших на том концерте, правда, они уже готовы к выписке. Моэма хотела разнять драку, к ней быстро пришли на помощь телохранители и зрители. У нее лишь ссадина на локте. Я буду сопровождать её при посещении больницы – главный врач так распорядился. Буду поддерживать ваш дух. А Моэма хочет извиниться перед всеми.
Она подмигнула мне и, сказав, что ее зовут Надеждой, направилась к двери.
- Надежда, почему вы здесь?
Она остановилась, затем подошла к моей кровати. Было видно, что ответ дается ей тяжело.
- Полгода назад погиб мой друг, японец… сын главного врача этой больницы. Доктор бодрится, но ему очень тяжело. Я взяла в университете академический отпуск, приехала сюда, живу в его семье, работаю здесь… Я знаю, что рядом со мной ему легче пережить горе…
- А друг ваш…
- Достаточно, достаточно, - сказала она, пряча слезы. – Набирайтесь сил, ждите Моэму.
Она быстро вышла из палаты.
- О, Господи, я, наверно, не выдержу таких испытаний! – простонал я.
В этот момент в проёме двери появилась тележка, а за ней нянечка. Ко мне приехал завтрак, который остался не тронутым.
По-видимому, и препараты еще вовсю хозяйничали в моем организме, и мысли обессилили, как бабочки, бьющиеся в окно – около четырнадцати часов я вновь впал в забытье, которое было переполнено самыми странными видениями.
Когда Моэма в сопровождении медперсонала и своих спутников вошла в палату, я не сразу сообразил, явь это или продолжение сна.
Медсестра, предвидя мою очередную попытку сесть на кровать или встать на ноги, предусмотрительно на несколько секунд положила свою ладонь мне на лоб.
Я взглянул на гостей и подумал, что Моэмы среди них нет. Все одеты очень легко и просто – так, как одеты миллионы японских девушек на улицах городов. Летние платьица, сумочки, босоножки. Но на локте одной был пластырь, и я, сбрасывая остатки сна, пристально посмотрел ей в глаза. Конечно же, это она!
Моэма говорила на родном языке, переводила Надежда.
- Я очень сожалею, что вы пострадали на моём концерте. К счастью, как сказали доктора, худшее уже позади. Как ваше самочувствие?
- Спасибо, хорошее, а ваше?
Она по-девчоночьи стеснительно рассмеялась.
- У меня – пустяк на локте. Иногда от синяков голос глубже, так что все в порядке. Выздоравливайте. Улетите на родину чартерным рейсом вместе с моими агентами, которые летят решать вопросы по моим гастролям в России. Спасибо за приглашение.
Она посмотрела на часы и покачала головой.
- Извините, мне надо спешить. Было очень приятно познакомиться с вами. Выздоравливайте скорее. До свиданья!
Все гости как по команде развернулись и направились к двери. Я был оглушён этим молниеносным визитом и безмолвно смотрел вслед. Она уже была в проёме двери, но резко остановилась и обернулась.
- Я всегда мечтала спеть с кем-нибудь дуэтом - так, как сделали мы с вами!
Пока я подбирал слова для вопроса, почему в ее новых песнях много грусти, она уже вышла в коридор. Медсестра, выходившая последней, с улыбкой показала свою ладонь.
- Встреча на пять! Особенно ваша часть диалога.
- Вы меня хотите добить?
- Нет, оживить.
Я остался в палате один и снова скоро провалился в забытье.


Через полмесяца я был уже в родном городе. В университете мне сказали о смерти профессора Стадзинского. Но я воспринял горестную новость так, как будто уже знал об этом. «Смерть профессора – роковое предзнаменование для меня» - подумал я.
Когда я узнал из Интернета, что по неизвестным причинам гастроли Моэмы Моэгути в России в обозримом будущем не предвидятся, я впал в жуткую депрессию. У меня совершенно пропал аппетит, на ремнях приходилось прокалывать новые дырочки, меня, как шутили сокурсники, шатает не только ветром, но и вздохами разочарования педагогов. Повод у них был – учёба моя тоже совсем расклеилась.
Шли недели, месяцы, а состояние моё не улучшалось. За полмесяца до нового года я зашёл в деканат и написал заявление на академический отпуск. Декан долго хмурился, кряхтел и вертел мой лист, однако подписал и протянул мне.
- Отдохнете месяц, а там посмотрим. Если уж Дед Мороз и Снегурочка к нам приходят в новогодние дни, то почему уму-разуму или ещё какому-нибудь чуду не явиться вместе с ними!
Он указательным пальцем подозвал меня ближе к себе и полушёпотом сказал на ухо:
- Представится возможность прижать к себе покрепче какую-нибудь веселую и умную милашку, не упускай ее!
Я отшатнулся от «заговорщика», сунул лист в грудной карман и молча вышел из кабинета.
Через несколько дней я вышел из общежития, и направился к автобусной остановке. Я хотел добраться до железнодорожного вокзала и там определиться, куда уехать из своего города. Зачем? На сколько дней, месяцев или лет? На эти вопросы я не отвечал, поскольку и не задавал их себе. Понимал только то, что если не сменю сейчас же обстановку, не изменю убийственный ход жизни – расклеюсь весь до последнего атома.
Около перекрестка махнул рукой такси и плюхнулся на переднее сиденье. Буркнув «До железнодорожного вокзала», нахлобучил на глаза шапку и откинулся на спинку, но тут же втянул голову в плечи от звонкого запанибратского голоса водителя.
- Ха! Смотрите-ка на него, даже не здоровается! Ты что, господин студент, сударь меломан, зазнался? О, да я как погляжу, на тебе что-то и лица нет, на засушенную ящерицу походить стал. Не на пользу пошло японское искусство? Как говорится, не в коня овёс. Жизнь, похоже, пропустила тебя полностью через свой кишечник. Говоришь, тебя на вокзал? А может, сразу на кладбище?
Да, это был тот самый таксист, который июльской ночью продал мне диск с песнями Моэмы Моэгути. Собственные остроты его рассмешили до приступа кашля. Я сидел, не шелохнувшись, с каменным равнодушием.
- Слушай, а я снова недавно подвозил девушку, которая подарила мне тот диск, - начал он почти кричать мне на ухо, не обращая внимания на мою реакцию. – Она снова вернулась из-за какой-то заграницы. Не-а, на такой жениться – народ смешить. Прикинь, до чего дело дошло – она за полмесяца выучила пересвист какого-то самого дикого не то азиатского, не то южно-американского племени, и демонстрировала свои успехи мне, пока ехали. На заднем сиденье сидели другие пассажиры – какая-то важная парочка, мне хотелось провалиться сквозь сиденье. Особенно, когда она делала так. - И он начал изображать свистом какую-то трель, что услышал от девушки.
Подумав о том, что дурак – это не вина, а беда, я слушал его и желал провалиться всем светофорам, перед которыми приходилось останавливаться.
- Стоп! – неожиданно даже для самого себя закричал я. – Ты знаешь, где она живет?
- Конечно, знаю, - оробел он.
- К ней, срочно! – сказал я таким тоном, что он прямо на перекрестке сделал моментальный разворот на сто восемьдесят градусов. Наверно, и взгляд мой способствовал его решительности.
- Сплошные придурки кругом, - буркнул он себе под нос. - К ней, так к ней.


Я стоял в незнакомом доме перед незнакомой дверью. Что привело меня к этой двери? Зачем? Ведь за ней нет Моэмы! Но сердце набирало обороты. Позвонил - за дверью тишина. Это меня даже обрадовало – к чему новые мне приключения! Я развернулся и стал спускаться по лестнице, но в этот момент звякнул замок, и дверь приоткрылась. Я оглянулся и остолбенел: на меня с не меньшим удивлением смотрела Надежда, медсестра из японской больницы! Не может быть! Бред, наваждение! Или очень похожая на неё? Однако голос девушки развеял это предположение.
- Извините, на балконе прибиралась, не сразу сообразила, что в дверь звонят. Вы… хотите о чём-то спросить меня? То, о чем-то не спросили на Окинаве?
- Нет, я хочу вам что-то сказать.
- И что же? – она вскинула брови и распахнула дверь.
Первый раз на улицу, после того, как я вошел в её квартиру, мы вышли через три дня. «Еще немного и по тебе можно будет изучать скелет, если на свет поставить» - смеялась она. Аргументов для возражений у меня не было. Но! Я чувствовал, что и без опоры могу перевернуть земной шар! А уж поднять её и донести на руках до ближайшего супермаркета?! Такой пустяк, такое удовольствие! Правда, она мне очень помогала – крепко обняв за шею и время от времени (по-моему, за каждый шаг) награждая поцелуями.
«С девушкой что-то случилось? Не вызвать ли вам, милок, скорую помощь?» - запричитала какая-то сердобольная старушка. «Чтобы еще и медсестричка на нем прокатилась?» - донесся другой женский голос. «Тебе нужна еще одна медсестричка? - прикасаясь губами и горячим дыханием к уху, спросила Надежда. – Или ты скоро вновь начнёшь искать артистку с неповторимым голосом?»
Я остановился, поставил Надю на землю, прижался к ней и закрыл глаза.
- Я вот думаю о музыке, поэзии, о других высоких искусствах и подвигах людей. Это маячки в мире, которые во тьме помогают душе найти родственную душу, соединиться в одно целое двум половинкам. Одна мудрая женщина сказала, что больше всего несчастий в мире не от войн, а от браков. Те, которые не видят маячков, случайно столкнувшись, мучаются и мучают, понапрасну и глупо растрачивая минуты, годы, жизнь. Словом, спасибо Моэме – за тебя!
- И за тебя! – сказала Надя, и, уткнувшись в грудь, заплакала. – Даже с маячками так трудно добраться до самой близкой и родной души!..


К этому времени уже выяснилось, что её родители уехали на два года по линии Всемирной организации здравоохранения в Африку, она уже полгода живет одна, учится в институте иностранных языков, но в последнее время подумывает всерьёз заняться химией и биологией. Еще учась в школе, в десятом и одиннадцатом классах, она окончила курсы медсестёр. У нее был друг, японец, яхтсмен, который погиб во время соревнований. Он – сын главного врача той больницы на Окинаве, в которой мы встретились впервые. Главный врач – друг ее родителей…
А еще выяснилось, что настоящее ее имя - Изольда (так ее назвал отец, большой любитель Вагнера и рыцарских романов), но за границей она называет себя Надеждой…

P.S. Воспоминания эти написаны счастливым человеком в счастливую ночь – десять часов назад родилась Майя, моя вторая дочь. Жена, Изольда, чувствует себя хорошо и тоже безмерно счастлива. А Моэма… Небольшой портрет Моэмы висит в нашей комнате.
Увы, в Россию она так и не приехала и, по всей видимости, уже никогда не приедет. Выучив японский, я очень внимательно следил за ее творчеством, новыми произведениями, гастролями. Каждая новая ее песня была для меня и Изольды откровением, праздником души и часто – потрясением: все чаще и чаще давали о себе знать трагические ноты ее творений. Спустя несколько лет после моего вояжа на Окинаву, мы узнали многое из того, что помогло глубже понять ее.
 Однажды, выступая с гастролями на Марианских островах, она в одиночку ушла в океан на яхте и не вернулась. Поиски продолжались около месяца, но были безрезультатными – ни ее, ни яхту не обнаружили. И тут ее биограф пролил свет на ее происхождение.
Последнее ее выступление было на Тиниан – острове Марианского архипелага, откуда в роковое августовское утро 1945 года вылетел американский бомбардировщик В-29, сбросивший атомную бомбу на Хиросиму. Ее предки во время войны жили на этом острове. Есть сведения, что ее прапрабабушка в шестнадцатилетнем возрасте летом 1945 года встречалась с американским летчиком по имени Клод Изерли (в его архиве сохранились фотографии в обнимку с ней на фоне ее домика на острове Тиниан). Того самого Клода Изерли, который на своем самолете следил за метеообстановкой во время боевого задания и послал радиограмму командиру основного бомбардировщика Полу Тиббетсу: «Видимость хорошая, бомбите первую цель». Под целью номер один значилась Хиросима. После войны его разум не выдержит угрызений совести, и он кончит жизнь в психбольнице. Его мог бы спасти только суд над ним, как над убийцей, которого он маниакально требовал от властей, но какая власть пойдет на самоубийство?.. Не помогла и пенсия, которую он всю отправлял в Хиросиму для выживших детей испепеленного города.
 В апреле 1946 года прабабушка стала юной мамой, родив мальчика, очень похожего на майора Изерли. Вероятно, этот факт из родословной Моэмы, о котором она узнала, и учинил душевную расправу над ней. Хотя о том, что она погибла в океане, никто определенно сказать не может – ведь ее просто не нашли. И мы с Изольдой надеемся на чудо. И еще мы знаем то, что Подводный Город, который мы строим и в котором уже живем, будет носить и второе имя – Моэмоград…»

       
Майя, прочитав последние строки папиного рассказа, замерев, долго смотрела на последнюю страничку. Прошло минут пять, прежде чем она уткнулась в подушку и разревелась. Она ревела долго – так долго, что не заметила, как снова впала в забытье.
Она проснулась часа через два, держа в руках тетрадь. Нежно погладив ее, как задремавшего котенка, она еще несколько раз чмокнула ее и, положив под подушку, заставила себя улыбнуться – ведь сам папа держал в руках эту тетрадь, его душа поведала эту трогательную историю, оценить которую пока что ей не под силу. По крайней мере, ей так думалось.
Повернувшись на бок, она посмотрела на пол и в страхе отпрянула к стенке: прямо около кровати, как ей показалось, была огромная овальная дыра, а через нее далеко внизу виднелась земля с квадратиками полей, с ленточками рек и дорог в ресничках деревьев.
Она давным-давно привыкла к бездне под собой. Но та бездна, в океане, совсем иная…
«Что за сила забросила меня так высоко над землей? Я в небе или уже на небесах?» - подумала она.
Она снова перебралась к краю кровати и посмотрела на овальную дыру. Действительно, незнакомое небесное жилище вместе с ней плыло над землей так тихо, как плавают облака.
Майя присмотрелась: дыра оказалась не дырой, а частью пола из прозрачного материала. Она подумала, что это, наверняка, сверхпрочный материал, но попробуй, осмелься и встань на него! Это одно и то же, что пройти по совершенно прозрачному полу между креслами в пассажирском самолёте на высоте десять-пятнадцать километров.
А ведь летают любители острых ощущений в пассажирских лайнерах с абсолютно прозрачными фюзеляжами - в этих огромных «стеклянных» пузырях с крылышками - которые уже начали производить некоторые южно-азиатские авиастроительные корпорации!
Говорят, билеты распродают на полгода вперед. Говорят, некоторые живыми не долетают. В обычной трубе-фюзеляже из не очень прочных пластмасс и алюминиевых сплавов сердца не разрываются, а в сверхпрочной, но прозрачной - у некоторых людей сердца и головы, а заодно с ними и жизни, становятся не прочнее мыльного пузыря. Да, прозрачность – штука непростая…
Прозрачность, невидимость, необозначенное присутствие… На девяносто девять процентов мир для нас именно таков, утверждают мудрецы. Но мы верим лишь в то, что видим. Особенно если видимое в образе еды, питья, нарядов, украшений, автомобилей, строений… «Ну разве может, - нашептывает нам разум, - что-либо серьезно существовать за пределами этого!» Правда, душа часто не соглашается с этим голосом.
Мы за пределы этого стараемся не заглядывать - даже в воображении, потому что страшно, хотя и, по большому счету, не понимаем, что нас страшит.
Папа ей однажды сказал: «Не суй палец в рот страха – проглотит всю целиком!». Побывав в сотнях приключений и среди волн, и в бездне океана, она сама знала: если не приручишь свой страх, как дрессировщица тигра, рано или поздно он сожрет тебя.
Это стало особенно ясно после одной прогулки под водой, когда пришлось пережить смерть и второе рождение.
Она плавала с аквалангом вдоль склона подводной горы недалеко от Подводного Города. Неожиданно обратила внимание на то, что в одном местечке, неподалеку от затопленного старинного корабля, при совершенно спокойной воде раскачиваются большие бурые и красные водоросли – то медленно, то быстро. Она подплыла – водоросли успокоились. Отплыла – вновь зашевелились. На этот раз как будто тряслись от смеха. Она вернулась к ним – и снова все успокоилось. «Может, кто-то в водорослях есть?» – подумалось ей. И она нырнула в их гущу! Водоросли как будто распахнулись-расступились перед ней, но как только она оказалась в них, верхушки сомкнулись. Как она ни старалась выбраться из ловушки, ничего не получалось: водоросли обвивали тело все крепче и крепче, как змеи Лаокоона. Воздуха в акваланге осталось на двадцать минут. Минут пять надо, чтобы добраться до своей прогулочной субмарины. В ужасе она пыталась освободиться от страшных пут, но напрасно. Скоро она выбилась из сил, и страх сковал все тело. Самой убийственной была мысль, что она больше никогда не увидит папу, маму, сестру. Сознание мутилось, все, что было вокруг, приобретало ирреальные очертания. «Простите меня, мамочка, папочка, сестрёночка…» Она обмякла и закрыла глаза. «Мамочка, пожалуйста, не плачь…» Она понимала, что это последние проблески сознания, но в это время вода как будто толкнула ее в грудь, она открыла глаза и была поражена увиденным. Водоросли расступились и мирно покачивались вокруг. Но самое удивительное было то, что виднелось на водорослях. На них были десятки, сотни, тысячи необычных, еле видимых, почти совсем прозрачных существ, похожих на маленьких, ростом в двадцать – двадцать пять сантиметров, человечков. Они-то и раскачивали водоросли, то сплетая, то расплетая их. Они-то и устроили с ней такую странную игру! Один из них подплыл к ней и, зависнув перед лицом, как будто стал дирижировать, или писать невидимым мелом на невидимой доске. В память глубоко врезались его движения. При этом он как будто мерцал – то хорошо был виден, то еле-еле. Он улыбнулся ей, помахал ручонкой и поплыл вверх. Между пальцами были еле заметные перепонки. Его собратья двинулись за ним и словно растворились в воде. Она поглядела на таймер: водоросли продержали ее в плену всего три с половиной минуты, а казалось, что прошла вечность…
- Ну, какие могут быть человечки-невидимки в океане! – улыбалась дома мама, прижимая ее крепко к себе. – Просто от перевозбуждения было видение, галлюцинация. Пожалуйста, я тебя умоляю, будь осторожней! Особенно, когда одна гуляешь в океане. Хотя, не исключено, ты действительно имела дело с теми неизвестными существами, которые пока что мало контактируют с людьми. В мире все возможно. Если существует человек, и остается загадкой для себя, то существование других форм жизни, даже самых немыслимых, абсолютно допустимо…
«Почему же сейчас, в этом непостижимом небесном жилище мне вспомнился тот случай и те таинственные человечки?» - подумала Майя. – Почему океан в тот день решил преподнести мне такой урок? За что?»
Она перебрала в памяти все, что делала накануне прогулки. «Неужели за то, что за три дня перед этим случаем, не справившись с управлением минисубмарины, врезалась в скопище акул? Погибло несколько хищниц-красавиц. Ей самой было очень больно от того, что случилось. Дома все тоже были расстроены. Неужели и океан сделал ей предупреждение? Наверное, это именно так. Да, по-другому вряд ли может быть…»
Майя решила хорошенько рассмотреть жилище, в котором непонятно как оказалась. Она приподнялась и посмотрела на заднюю стенку – она тоже оказалась прозрачной, за ней среди кустов и цветов порхали бабочки самых разных размеров и расцветок. Картина настолько умиротворяла и впечатляла, что тут же захотелось хотя бы на некоторое время стать бабочкой и подружиться, например, с той, у которой размах крыльев не меньше пятнадцати сантиметров и крылья – как вечернее платье модницы!
Полюбовавшись порхающими красавицами, Майя снова посмотрела на прозрачный овал в полу. Внизу виднелась деревушка с озерцом рядом. Над желто-оранжевым полем медленно летел крошечный, казалось, чуть больше комарика, вертолет. По узкой ленточке железной дороги змейкой передвигался поезд…
Да, если смотреть с большой высоты на землю, жизнь на ней совершенно неспешная. А если, к примеру, с Луны взглянуть на нее – вообще тишь да гладь! А если поглядеть с Марса – божья звездочка! Разве на ней может быть что-нибудь неприглядное, исходящее от ее обитателей!..
Внезапно комнату наполнил яркий свет – это вспыхнул монитор под потолком. С него Майе улыбнулся молодой человек лет семнадцати. Ну не гром ли среди ясного неба! Парень, немного робея, но, не теряя улыбки, обратился к ней.
- Добрый день, Майя! Я Тим. Все жители Небесного Города рады тому, что вы находитесь у нас. Как ваше самочувствие?
От волнения ее ответ застрял где-то в груди. Хотя, пожалуй, и ответа никакого не было – лишь множество вопросов, столько и таких, что, казалось, никто в жизни на них уже не ответит. Ведь не бог же перед ней, а обычный юноша, который сам почему-то от волнения еле связывает слова и пылает щеками. А может, боги такие и есть, по крайней мере, в юности или перед девушками? Не может же быть такого, чтобы боги не волновались перед девушками, а богини – перед юношами, пусть и земными!..
- Не беспокойтесь и не тревожьтесь, - продолжил Тим. – Вы среди людей и друзей. И я ваш друг.
Разоружающая улыбка молодого человека делала свое дело. Майя мало-помалу стала находить слова.
- Как же это у жительницы Подводного Города появились друзья в небе? Как эти друзья в небе оказались? И с каких пор лично вы мне друг?
У Тима еще сильнее вспыхнули щеки, но уходить от ответа было бы в данном случае неприлично.
- Я… я помог вам выбраться из воды после взрыва… Торпеда взорвалась рядом с тем необычным мостом, по которому вы и молодой человек бежали навстречу друг другу. Через мгновение вы… были бы вместе, но в двадцати метрах от вас раздался взрыв… Я понимаю, этого совершенно недостаточно, чтобы быть другом, но…
Майя отбросила одеяло и села на кровать.
- Стоп! Что за мост? Что за торпеда? Что за встреча? С кем?
- Мост между островами… Русские и японские военные корабли… Конфликт, готовый перерасти в настоящую войну между двумя странами… Вы и ваш друг Окито… Ваша любовь оказалась сильнее политики и дипломатии…
Тим опустил глаза и замолчал. Майя со стоном упала на подушку.
- О господи, я все вспомнила! Всё, всё, всё!
Она резко встала с кровати – прямо на прозрачный овал и посмотрела вниз.
- Почему мы не над морем и островами? Что с мамой, Окито, Владимиром Николаевичем?
- Не волнуйтесь, с ними тоже все в порядке и скоро вы увидитесь.
- А чей корабль, скажите, выпустил торпеду?
- С торпедой – простая история. Конфликтующие стороны уже пошли на мировую и зачехляли орудия, но в это время один из японских капитанов торпедного катера, то ли психически нездоровый человек, то ли ярый сторонник войны, произвёл выстрел. Торпеда была как будто сумасшедшей, как и тот, кто выпустил её. Она мчалась по волнам зигзагообразно, как убегающий от ботинка таракан, затем перед мостом, по которому вы бежали, нырнула в глубь и взорвалась. Это спасло вас и вашего друга… Скажу откровенно, специалисты нашего города, взяв торпеду на прицел, расстроили её электронику и не дали достичь цели. Небесный Город, который теперь на земле называют самым крупным НЛО, когда-либо виденным в небе, вовремя разместился над районом конфликта.
- Вы говорите, мы с молодым человеком не добежали, не прикоснулись друг к другу…
- Вы… прикоснулись. Вас отбросило в одну сторону… Вы были в объятиях друг друга, когда мы пришли на помощь. В объятиях и… без сознания.
- Тогда почему я здесь, а его нет?
- Не волнуйтесь, Майя, с вашим другом все в порядке, вы скоро с ним увидитесь, поверьте…
Глаза Майи заблестели от слез.
- Не могли бы вы уточнить, где я нахожусь? Небесный Город - это дирижабль, воздушный мегашар, мое воображение?
 Тим вновь засиял улыбкой.
- Нет, Майя, Небесный Город – это небесный город, скоро у вас будет возможность познакомиться с ним. Да, в какой-то мере это и ваша, и моя, и миллионов людей мечта, воплощенная в реальность одним гением и его помощниками… Он же и приказал доставить вас сюда.
- С какой стати он удостоил меня такой чести? – то ли усмехнулась, то ли всхлипнула Майя.
- Извините, Майя, я не все могу вам сказать, не уполномочен. Скоро он сам ответит на все ваши вопросы. А сейчас, прошу прощения, я должен покинуть вас, меня ждут дела. Если понадобится какая-либо помощь или просто станет грустно, скажите свои пожелания вслух или нажмите кнопку над изголовьем – вас тут же услышат наши доктора и окажут любую помощь. Прежде чем позволить вам волноваться, нам необходимо привести в норму ваш организм. Мы сделаем это быстро. И вы помогайте себе. До свиданья!
Экран погас. Молодой человек произвел очень хорошее впечатление. Но Майю душили слезы.
По скупым словам Тима и всем своим глубинным чутьем она догадывалась, кто руководитель этого странного города, но только догадывалась.
«Это он, он, он! Не может быть, чтобы был не он!..» И только от одной мысли, что это он, сердце то замирало, то вылетало из груди.
А все-таки вдруг - не он?..
Она сжалась в комок и зарыдала.
Майя рыдала, а комната наполнялась живительным и целебным ароматическим препаратом – доктора очень внимательно следили за девчонкой. Через минут десять-пятнадцать слезы на ее щеках высохли, на душе стало спокойнее, а память вернула ее к тому, что происходило в течение последних дней. Тех дней, которые подняли ее до Небесного Города…




АКВАРЫ


Майя, раскинув руки, лежала на спокойной глади Тихого океана и смотрела в небо. Был почти штиль. Небольшие волны, словно живые существа, медленно шевелились и ворочались под ней.
«Океан волнами толкает в бока, словно напоминает, что пора возвращаться домой», - подумала Майя.
Дом ее находится за тысячу километров отсюда, в Подводном Городе, расположенном на континентальном склоне. А она так далеко от него, потому что мама позволила недельку поскитаться по просторам океана в надежном и умном «Братишке» - многофункциональном сверхскоростном трехместном аквалёте, который походит и на дельфина, и на самый современный истребитель одновременно. Мама позволила, и Майя не упустила возможность отвести душу на разных широтах самого великого водного бассейна земли.
Подводный Город построил ее папа, один из самых известных ученых в мире, лауреат самых громких премий за разработки сверхпрочных материалов и создание подводных промышленных объектов. Подводный Город задумывался как город исследователей океана, однако со временем в нем оказались не только ученые, но и обычные романтики, искатели приключений и острых ощущений в жизни, философы, писатели, художники-маринисты… В общем, колоритная публика. Кто-то приезжал, кто-то уезжал, кто-то возвращался. Со временем практически все население стало оседлым. Как шутил папа, «сформировалась нация земно-водных людей».
В общем, её ждут дома, пора возвращаться к «земно-водным» родным и друзьям.
В разгаре летние каникулы. Честно признаться, возвращаться домой пока не очень-то хочется. Уж слишком ласков и спокоен океан, пригревшийся на солнышке.
 «Братишка» в пятнадцати метрах от нее сверкает своими серебристо-алыми боками и тоже покачивается на волнах. Универсальный покоритель водных пространств - последняя разработка ученых Подводного Города нового поколения аквалётов. Название ему придумала Майя, чем здорово помогла его создателям, предложившим целый список разных «стрел», «молний» и прочих броских вариантов.
 Особой гордостью были двигатели. Ученым и инженерам, маминым друзьям, удалось запрячь тяжелую воду, тритий и дейтерий, которые всюду в океанской воде, особенно в глубинных местах. Если «сжечь» литр такой воды, энергии будет столько, сколько выделяют при сгорании сотни и тысячи литров бензина. Вот эту энергию и загнали в двигатели всех аквалётов Подводного Города.
Словом, «Братишка» - это и сверхскоростная подводная лодка с любой глубиной погружения, это и сверхскоростное надводное судно, перед которым самые быстроходные спортивные катера и лодки в мире – детские надувные утята. В длину он всего двенадцать метров и двенадцать сантиметров, максимальная ширина – три метра восемьдесят сантиметров. Все - от конструкции аквалёта и до приборов - было новинкой в науке и технике. Впрочем, как очень многое в Подводном Городе, как сам город.
Дистанционный пульт-браслет управления «Братишкой» находился на левом запястье Майи.
«Братишка» был сейчас не просто в режиме ожидания команд хозяйки - он внимательно следил за океаном и был готов в любую минуту сообщить о приближающихся опасных или неизвестных объектах. В радиусе трехсот миль ничто не ускользало от его электронных глаз и ушей – ни подводные, ни надводные корабли, ни косяки рыб, ни киты, ни акулы. Даже отдельная рыбешка или змейка тут же попадала в поле зрения «Братишки» и он сразу определял, способны ли они причинить вред его хозяйке. Словом, надежнее и умнее защитника среди бескрайней водной стихии трудно вообразить.
Вся система безопасности аквалёта передавала информацию на браслет безопасности, который находился на правом запястье Майи.
На браслете безопасности был и мини-телерадиоприемник. Она включила его.
Снова и снова речистыми политиками препарировалась старая болячка российско-японских отношений - спор из-за островов Курильской гряды.
 Противостояние стран накалялось, они играли друг перед другом бицепсами своих армий. К островам подтягивались флотилии, военные моряки двух стран уже глядели в упор друг на друга через прицелы орудий, через самолеты-разведчики и космические спутники.
Снова все в мире припомнили, что земля - планета прицелов и целей - сплошных прицелов и сплошных целей. Родился – и тут же тебе звание: ты цель! На тебя, как и на каждого, изготовлены тысячи пуль и снарядов, килотонны всевозможной взрывчатки и тонны отравляющих веществ, как на тараканов и крыс. Чтобы при случае убить тебя, денно и нощно работают огромные секретные заводы, лаборатории, полигоны. Как будто, если на тебя не наведен прицел, если ты не цель, существование твое на земле бесцельно…
Страны с тончайшими лириками в поэзии, кино, драматургии, живописи и других искусствах готовы были поливать друг друга огнем и свинцом, которые и во второй половине двадцать первого века не вышли из моды – только при использовании стали более проливными.
Два народа переполнялись чувством правоты, ораторы срывали голоса. Воинствующие партии обеих сторон так щедро подкармливали глашатаев, призывающих защищать честь своих стран, что из них можно было формировать полки добровольцев. Но глашатаи-патриоты всех континентов одинаковы, как шпроты в банке: знают себе цену и морщат носы от одного вида солдатских строев. Их тайный девиз: мы готовы сражаться за честь родины до последней… вашей жизни, до последнего вашего сына!..
А правоты ни у одной из сторон не было. Поскольку та и другая в полемике обращались за помощью к изыскам своих историков – самым лукавым подсказчикам на планете. Усердные ученые-словоблуды стряпали две правды – одни русскую, другие японскую.
Мир изумлялся: какая правдивая японская правда! Ан нет, русская – правдивее! Да нет же, смотрите, японская переплевывает!..
Майя с мамой и сестрой в последнее время много раз пытались придумать такое предложение конфликтующим сторонам, чтобы они не спорили, чтобы проблема не превратилась в горе. Не менее десятка писем с помощью Интернета улетели в Токио и Москву, но остались безответными.
Лишь одно сочувственное письмецо в ответ получила Майя от неизвестного ей японского адмирала Ямамото, который сожалел, что не в его силах что-либо исправить. В конце письма был нарисован маленький человечек, только был он как будто прозрачный, а малюсенькие ладошки и ступни ног напоминали плавники или ласты.
Письмецо заканчивалось такими словами: «Милая девочка, я до глубины души тронут вашей тревогой. Если люди не образумятся, возможно, нам помогут настоящие защитники океана и жизни на планете. Вода всюду на планете, даже в небе, и они всюду. Их зовут аквары. Искренне ваш, адмирал Ямамото».
К сожалению, и от адмирала Ямамото писем больше не было.
Майя больше месяца просидела за энциклопедиями, читала мемуары и записи морских путешественников и рыбаков. В эпосе некоторых средиземноморских и скандинавских народов встречались упоминания о странных почти прозрачных существах, которые могли появляться в воде в образе маленьких человечков, морских и наземных животных или даже гигантских рептилий. Их видели моряки на бедствующих судах и в других экстраординарных обстоятельствах, но большинство исследователей полагают, что, скорее всего, эти видения относятся к сфере психических расстройств моряков, нежели к материальным явлениям.
«Но почему разные народы называли этих вымышленных или реальных существ одинаково – аквары?» - думала Майя. Ответ не находился, и при этом выводы ученых-исследователей ей казались не вполне убедительными.
И тут она вспомнила почти забытый случай с водорослями и ее пленением. Конечно же, она имела дело с акварами! Да, да, это были они! Она видела их такими, как нарисовал адмирал Ямамото! Она вспомнила подплывшего к ней маленького незнакомца, его улыбку. «А может, все-таки, действительно это была простая галлюцинация? Хм, галлюцинации простыми быть не могут…»
Майя выключила телеприемник. Самолетик, пересекший небосклон и поманивший за собой в неведомую даль, исчез, осталась чистая, щемящая душу синева неба.
«Какое блаженство, - подумала Майя, - лежать на границе двух зыбких миров! Я – на дне воздушного океана и на поверхности водного. Через меня сейчас проходит граница двух стихий. А двух ли? Впрочем, через любого человека в любую секунду проходят какие-то очень важные границы, каких-то очень важных стихий…»
Отвлечься от непростых мыслей не получалось. Майя опять стала думать о том, как странно устроен мир.
Она знала, что стараниями мамы и многочисленных педагогов, среди которых было много ученых, перегружена знаниями, которые заставляют искать и искать ответы на новые и новые вопросы.
 Но не перегрузок она боялась. Её страшило то, что она никогда не сможет разобраться, на какие вопросы надо ответить прежде всего. Ведь разобраться в этом – значит, понять систему координат, в которой ты начинаешь жизненный путь или вырываешься из тупиков. Если не поймешь этого, будешь сродни известному герою Жюль Верна, который неправильно определил координаты своего корабля и вместо Америки попал в Африку.
Ах, если б только Африка вместо Америки! Бывают промахи куда более серьезные…
Неожиданно озноб волнения пробежался по всему телу. Этот озноб она довольно часто чувствовала и в глуби океана, и на его поверхности.
Майя замерла и затаила дыхание. Боковым зрением она уловила, что на «Братишке» кто-то есть. Небольшой, чуть больше ладошки, человекоподобный и как будто весь из воды… Конечно же, это он, аквар! Или снова видение? Нет уж, сегодня-то она в ясном уме… Ходит гость совершенно бесшумно, трогая ручонками, между пальчиками которых еле заметные перепонки, каждый выступ на корпусе аппарата, стараясь заглянуть в кабину.
Спокойный такой, хозяин-хозяином! Что ему надо? Почему не обращается, как воспитанный человек, к хозяйке аквалёта? Потому что не человек?
Браслет безопасности молчал – приборы на гостя не реагировали.
Майя медленно повернула голову в сторону «Братишки» - и никого на нем не увидела.
«Что же все-таки это такое? – она зажмурилась и потрясла головой. – Поменьше, однако, надо размышлять и пытаться постигать непостижимое. Да, есть у людей такое увлечение – постигать и постигать непостижимое, и, как многие уверяют, у них это занятие очень результативное и успешное… Счастливчики!..»
«Хотя, - сказала она себе, - этот озноб приходил ко мне в совершенно разные дни и минуты, даже тогда, когда ни о чем не думала, а бездельничала или спала на дне океана в «Братишке».
Она отвернулась от аквалёта и стала снова смотреть в небо. Но взгляд не успел погрузиться в синеву – боковое зрение вновь стало сигнализировать о том, что «Братишка» не в одиночестве.
Она, чуть-чуть не доходя до прямого взгляда, повернула голову в сторону «Братишки». Сердце как будто хотело выпрыгнуть из груди и посмотреть на странного гостя.
Он стоял на люке и смотрел в ее сторону. Она хоть и не смотрела прямо на него, но видела хорошо во всех деталях: с серебристыми и синеватыми бликами почти прозрачный человечек не мог быть оптическим обманом!
Ох, ничего не выдумали скандинавы, египтяне, греки, адмирал Ямамото. И себе она теперь верит вполне.
С какой он миссией здесь? Майю электрическим током прошило еще более сильное волнение. Но надо знать ее характер, чтобы понять ее дальнейшие действия. Она резко повернулась к пришельцу, преодолевая этим самым свое волнение, крикнула «Не исчезай!» и на мгновение успела посмотреть в его глаза. Только на мгновение. Он превратился в водяной шарик и скатился с «Братишки» в океан.
Весь почти прозрачный, а глаза темно-синие и бездонные. Как будто темно-синие омуты, которые соединят этот мир и другой – неведомый людям. И самое странное впечатление – эти омуты как будто намного больше его самого…
Она нажала кнопку на браслете управления, «Братишка» быстро подплыл к ней. Через несколько секунд она была уже на нем и внимательно осматривала каждый квадратный сантиметр – никаких следов от гостя не осталось.
Но тут снова знакомый озноб пробежался по всему телу – метрах в пятидесяти от «Братишки» она увидела странную волну, которая была как будто живой – наперекор остальным волнам она двигалась вокруг «Братишки», становясь то больше, то меньше, то немного приближаясь, то удаляясь.
Все моряки знают, что в безветренную погоду, когда океан спокоен и не суетлив, как старый философ, вдруг на горизонте появляется высоченная волна – одинокая. Ширина ее от сотен метров до нескольких сотен и даже тысяч километров. Она проносится без всяких зигзагов, не обращая внимания на движение остальных волн, и исчезает за горизонтом. Ее называют «волной планеты» и считают, что она – результат гравитационной игры Солнца и Луны с Землей.
Хотя, если говорить правду, ученые часто бывают такими фантазерами, что даже дошколят в своих выдумках за пояс заткнуть могут. Ну а перед тем, что видела сейчас Майя – наука просто сложила бы лапки от беспомощности.
Неожиданно волна развернулась и, стремительно возрастая, пошла прямо на «Братишку». Какая-то завораживающая сила не позволила Майе юркнуть через люк в кабину – она стояла на «Братишке» и смотрела на набегающую волну, превратившуюся за несколько секунд в громадину, способную разломить или перевернуть огромный танкер. Волна как будто загипнотизировала Майю – она смотрела на приближающуюся водяную стену не мигая, и чувствовала, что страх сменился на какое-то безрассудное любопытство и отвагу – будь что будет!
Но – странное дело! – когда Майя подумала, что вот-вот тысячи тонн воды обрушатся на неё и смоют с «Братишки», чудовищная волна стремительно стала уменьшаться, как будто поднырнула под аквалёт, пронеслась под ним, едва качнув, и снова выросла с пятиэтажный дом уже с другой стороны «Братишки».
 Волна больше не кружила вокруг Майи, а с шумом, не похожим на шум обычных волн, умчалась за горизонт океана.
Майя долго смотрела ей вслед. Что же это было? Кто изучал «Братишку»? Или ее? А волна – была ли волной? Уж слишком разумное какое-то ее поведение. Может быть, стоило помчаться вслед за ней?
Она в растерянности села на люк и неподвижно смотрела в сторону убежавшей волны не менее получаса.
От размышлений Майю оторвал сигнал браслета-безопасности. Он говорил о том, что на поверхности океана в юго-восточном направлении появился незнакомый некрупный объект, судя по многим признакам, потерпевшее катастрофу суденышко.
Через верхний люк она спустилась в кабину и через считанные секунды двигатели уже разгоняли «Братишку» до четырехсот миль в час.


ТАЙНЫЙ ПОЦЕЛУЙ


Жертвой океана оказалась небольшая яхта. Мачты были сломаны, паруса плескались рядом в воде.
Раскинув руки, как яхта мачты, на палубе лежал человек.
 Майя, перебираясь с «Братишки» на яхту, вспомнила, что в этом районе день назад бесчинствовала буря. Вероятно, яхта, оказавшись игрушкой волн и ветра, потеряла управление и совершила переворот через киль. А может быть, всему виной - та самая волна, которая играла или забавлялась то ли с ней, то ли с «Братишкой»? Ведь она умчалась куда-то сюда!..
Название яхты «Иокохама» на латинице, иероглифы на многих предметах и внешний вид бездыханного человека – это был молодой человек лет шестнадцати-семнадцати - говорили о том, что с бурей или с «думающей» волной один на один здесь сошлась небольшая команда японцев или яхтсмен-одиночка. И вот нокаут.
А благородный победитель-океан нежно покачивает на волнах свою жертву.
Пульс у японца не прощупывался. Майя приникла ухом к груди и поняла, что жизнь его на волоске, на самой тонкой паутинке, но за нее можно побороться. Она прыгнула с яхты на «Братишку», нырнула в него и через полминуты была снова на корточках перед парнем, только уже со специальным чемоданом первой медицинской помощи. А если говорить точнее - с портативным госпиталем, которому позавидовали бы в мире многие клиники.
Первый же импульс дефибриллятора дал положительный результат – сердце ее пациента заработало, правда, с сильной аритмией. Иммуностимулирующие и гормональные инъекции сделали свое дело – уже через минут пятнадцать сердцебиение выровнялось, восстановилось дыхание.
Человек по воле Майи возвращался с того света, но пока что не знал об этом.
«Кому не отдаю жизнь незнакомца, с кем за нее борюсь? - уже не первый раз в жизни Майя задала себе такой вопрос. – Часто соперник с той стороны так цепко держится за нее!..»
Она вытерла кровь с виска и щеки японца, наложила на рану специальный пластырь, под которым через двое суток останется еле заметный рубец.

Медицинским наукам и мастерству врачевания ее уже в течение двух лет обучал друг семьи, умнейший и добрейший профессор Марк Маркович Брандт, руководитель отделения реаниматологии госпиталя Подводного Города.
Началось все с того, что однажды на каникулах Майя поработала в его отделении санитаркой. И первый же случай спасения больного произвел на девочку такое впечатление, что через несколько дней ее комната напоминала кабинет студента медицинского университета с множеством книг по анатомии, цитологии, терапии, психологии и другим наукам, Казалось, она вот-вот заблудится среди небоскребов энциклопедий, справочников, атласов, и даже искусственный скелет не поможет…
Тогда она впервые с серьезностью взрослого человека задумалась о жизни и смерти, в душе возникло некоторое смятение от сложности и бездонности темы, сознание продуцировало вопрос за вопросом, на многие из которых и Марк Маркович ответить не мог.
Разум и чувства порой метались от беспомощности, но каждое новое достижение и успех, особенно в работе с больными, приносили неимоверную радость.
Вопрос о выборе профессии решился раз и навсегда.
Месяц назад она сдала документы на поступление в медицинский университет. Будет параллельно обучаться в нем и в школе. До пятнадцати лет осталось четыре месяца, но то, что ее зачислили на первый курс университета, никоим образом не связано с положением ее мамы – хозяйки Подводного Города. Несколько сверстников Майи уже обучались в университетах и успешно справлялись со школьными предметами.

Майя положила под голову японца валявшуюся рядом штормовку и стала раздевать его, выявляя, нет ли других ран. Сердце ее бешено стучало, щеки пылали.
 Странная штука человеческая психика! В госпитале для нее уже не существовало проблем, связанных с обследованием обнаженного тела, здесь же почему-то от волнения тряслись руки.
Слава богу, азиат цел, небольшие гематомы и ссадины не в счет. Единственный удар в висок мачты или чего-то другого чуть было и не отправил путешественника в мир иной – неведомый, но такой близкий для каждого! Близкий, молчаливый, безответный. Сколько жило людей, сколько будет жить – все ушли и уйдут в него. Но информации оттуда – ноль с хвостиком. Как будто кто-то бережет от живущих ушедшие души. Или живущих щадит? А может, там пустота? Вряд ли…
Она припомнила свои стихи, написанные полгода назад.

Если смерть – не рожденье,
То и рожденье – не жизнь.
Но ты сотворил бы такое,
Создателем окажись?»
 
Майя внимательно поглядела на лицо японца – для нее было уже совершенно ясно, что скоро он откроет глаза.
«А азиат, надо сказать, довольно симпатичный - отметила она про себя, - и занятие спортом не прошлось грубой поступью по мужественным и красивым чертам. Высокий лоб, подбородок и скулы волевые, а губы чувственные, большие глаза не совсем азиатские – скорее, европейские. Быть может, в роду были не только японцы? Интересно, нравится ли он японским девчонкам? Глупый вопрос! Такой понравится с первого взгляда каждой девчонке на свете… Странно, почему я об этом рассуждаю? Возможно, первые же его слова огорчат меня или рассмешат глупостью? И с чего это вдруг я решила, что он должен произвести на меня хорошее впечатление? Да и вообще все будет банально просто – ведь он вряд ли знает мой язык, а я еще и не думала изучать японский, к сожалению…»
Она сидела над ним минут десять, дожидаясь, когда препараты включатся в борьбу за его жизнь в полную силу. Она несколько раз присматривалась к лицу своего пациента и представляла, каким он будет с открытыми глазами и улыбкой.
Внезапно кровь молоточками застучала в висках Майи, голова немного закружилась. Она понимала, что готова поступить нечестно, может быть, даже очень отвратительно, но что с ними поделаешь, с этими внезапными желаниями, которые сильнее твоего воспитания, сильнее тебя, сильнее жизни!
«Сейчас я сделаю это! И об этом никто не будет знать – даже он! А я постараюсь забыть об этом, так что на земле не останется ни одного свидетеля моего тайного непристойного поступка…»
Она склонилась над японцем и тронула его губы своими губами.
Сердце вылетало из груди.
Она отвернулась от него и уткнулась лицом в ладони, как будто стараясь утопить в них свой стыд.
Она сидела так около минуты, но за это время в ее разуме успело созреть понимание того, что этот поцелуй уже стал важной и особой частью ее жизни – он, как цветок на губах, стремительно пустил корни в душе и теле...
Она робко повернулась к японцу и тут же вновь резко отвернулась и утопила лицо в ладошках – японец лежал с открытыми глазами.
Возвращающееся сознание яхтсмена медленно проявляло, как фотографию, окружающий мир. Он рождался второй раз, только сейчас секунды равнялись месяцам и годам.
Поборов свой стыд и смущение, Майя повернулась к японцу и улыбнулась – а как еще сказать о том, что около него нет врагов и опасности отступили? Он глядел на нее, но пока вряд ли что понимал. Глаза глядели, но взгляда не было. Взгляд – дело сознания.
Майя снова пододвинула поближе к себе спасательный сундучок с аппаратурой и лекарствами, и вновь кривые линии на мониторе стали ей рассказывать о состоянии пациента.
Его взгляд мало-помалу стал цепляться за ее взгляд.
Убедившись в нормальной работе сердца, она сделала инъекцию для стимулирования работы центральной нервной системы и мозга.
Через несколько минут, глубоко вздохнув, японец попытался встать на ноги, словно все еще находился в состоянии борьбы со стихией. Майя не позволила ему это.
Он пролежал еще минут десять и уже совершенно осмысленно осмотрелся вокруг.
Каково же было его изумление, когда до него дошло, что он на разбитой и никуда негодной своей яхте в обществе юной большеглазой незнакомки.
Майя, несмотря на волнение, улыбаясь и глядя ему в глаза, взяла его за руку и заставила еще полежать.
Он еле заметно улыбнулся ей.
- Английский знаешь, мореплаватель? – спросила она на английском, очень боясь, что услышит «нет».
Он утвердительно кивнул головой.
«Язык сейчас подарил мне не улыбающегося и жестикулирующего истукана, а человека. Спасибо маме за английский!» - подумала она.
- Прекрасно, значит, будем общаться на языке Шекспира, а не жестами. – сказала Майя. - И замечательно, что общение началось с улыбки. Как сказал один очень мудрый человек, если одновременно улыбнется больше половины человечества, тогда на сто лет прекратятся войны, голод и прочие беды на планете.
Парень улыбнулся еще шире. Откашлявшись, слабым голосом сказал:
- Но ведь это так легко сделать при современных средствах связи!
В Майиной душе заиграл радостный оркестрик! Это ж надо как откликнулся! Да еще в таком состоянии!..
- Но в том-то и дело, - сказала Майя, - что улыбнуться надо без всякой рекламы и искусственной организации. Надо одновременно улыбнуться случайно! Кажется все просто, но есть только один путь осуществления этого, я думаю, ты понимаешь, какой…
- Что ж тут непонятного! – сказал японец. – Надо почаще встречаться с такими девушками, как ты, и много-много им улыбаться.
- Но улыбаться не только девушкам…
- И это тоже понятно. Улыбаться в этом мире, слава богу, есть кому и чему. Остается об этой твоей правде рассказывать всем знакомым и родным.
В Майе еще веселей заиграл оркестрик радости.
 Минут через десять осторожно встанешь, - сказала она своему подопечному, - и мы перейдем на мой корабль. На твоем пока что можно лишь молиться о спасении или загорать, если погода позволит. Мой Вундик, так зовут моего робота, сделает точный экспресс-анализ твоего организма и, если надо, назначит дополнительное лечение. Я, как примерная медсестра, исполню его предписания. Скажи, пожалуйста, как ты попал в такую передрягу?
Японец молчал, пытаясь вспомнить роковые секунды.
 Двое суток, не смыкая глаз, он был один на один со стихией, но не она стала причиной катастрофы – это он точно помнит. Буря стихла ночью, и солнечное утро он встречал с отличным настроением. Но он хорошо помнит внезапную волну и переворот яхты, сильный удар по голове.
«Что же делал я до этой волны? - бормотал себе под нос японец. – Ах да, я, позавтракав, налил из бака ведерко топлива и отмывал от палубы кляксы краски под мачтой. Затем я выплеснул… нет, не выплеснул… Я выбросил пакет с помоями и мусором за борт и пошел слушать метеосводку и тут услышал шум приближающейся волны…»
Он закрыл глаза, прикусил губу, но ничего не сказал. Майя внимательно следила за каждым его движением.
В момент переворота его ударило чем-то по голове, выбросило из яхты. Спас страховочный линь. Из последних сил он вскарабкался на палубу и потерял сознание.
В этот раз судьба смилостивилась над ним: в финале – вот оно глазастое чудо с приборами и шприцами под солнечным небом, которая на родном языке припомнила старинную песенку моряков и напевала ее с улыбкой, складывая приборы и лекарства в чемоданчик.

Корабль не потонет –
И ты не потонешь,
Ты не потонешь –
Тебя не спасут.
И ты медсестричкину
Руку не тронешь,
Которую просто
Любовью зовут.

Японец тоже улыбнулся, как будто понимал слова песни.
- Можно, я прикоснусь к тебе… к твоей ладони? – сказал он, и его слова слегка оглушили Майю: он, что, действительно понял слова?
Если бы он взял ее за руку, если бы попросил помочь ему подняться – разве это смутило бы ее! А эта просьба прикоснуться к ладони... Ответ не находился, хотя она хорошо понимала, как ему сейчас необходимо ее согласие.
- Прикоснись… А лучше пожми мою руку и представься, наконец-то, морской волк.
Он улыбнулся и протянул ей руку. Когда ее ладонь оказалась в его ладони, Майя подумала о том, что он никогда больше ее не отпустит. А его улыбка стала еще шире.
- Если бы с нами был маленький человечек, он запросто мог бы пройти от моей макушки до твоей, - сказал он
Майя звонко рассмеялась.
- Как это?
- Разве непонятно? По нашим рукам, как по мосту.
- А-а, понятно! – оживилась Майя. - Насчет маленького человечка – это здорово, но зачем ему идти от макушки до макушки?
- Хм, - удивился японец, - предложи более интересный маршрут!
Майя засмеялась еще звонче.
- Ну, - стала соображать она насчет маршрута для человечка, - пусть просто погуляет по мосту-рукам, постоит на плече, заглянет в глаз, ухо…
- Ты сумасшедшая! – с серьезным видом громко возразил японец. – Ты представляешь, как ему будет страшно! Заглянуть в глаз или ухо, которое больше твоей головы, или больше всего тебя! Лично я не осмелился бы! Глаз – такая бездна! А ухо – это же самая большая и сложная пещера в мире! Никакие спелеологи не помогут найти выход!
Майя забыла, что полчаса назад ее собеседник был почти уже на том свете. Она неудержимо смеялась.
- А мне было бы страшно, - призналась она, - если б в мои глаза заглядывало маленькое разумное существо, и его голова была намного меньше моих глаз!
- А что, перед твоим носом ни разу не жужжала, к примеру, пчела, и не заглядывала то в левый глаз, то в правый? – не унимался японец.
У Майи от смеха уже болел живот.
- И все-таки, как тебя зовут? - спросила она и только тут с некоторым усилием освободила свою ладонь.
- Я Окито. А ты?
- Я Майя.
- Откуда ты здесь? Не внучка ли Посейдона?
- Посейдон в какой-то мере и твой дедушка, - ответила Майя. - Если верить ученым, вообще вся жизнь на планете зародилась в океане.
- Ты им веришь?
- Ну, это не религия, однако этим утверждениям можно верить.
- Что, действительно, мы все из океана?
- А что, не самое худшее местечко на планете! – ответила Майя и пристально посмотрела на Окито. – Хотя мой папа, а он тоже ученый, любит повторять, что мы все родом из любви.
- Странный твой папа, - покачал головой Окито, - ученые, как правило, считают что мы из клеточек, химических, физических и биологических реакций, формул…
- Ну и чего тут странного! – возразила Майя. – Ведь реакции происходят и клеточки живут не сами по себе.
- И твой папа уверен, как и ты, вероятно, что ими правит сила с названьем любовь?
- Да.
- А откуда в мире взялась любовь?
- Это мир взялся из любви.
- Почему же в нем столько много ненависти?
- Мир вокруг тебя настолько плох или хорош, насколько плох или хорош ты сам.
- Ой ли! Интересненькая теория! Сама придумала?
- Ты не согласен?
- Если ты докажешь, например, что вашего великого Пушкина Дантес убил по моей вине, мне придется согласиться.
- Нет, за прошлое чужой страны ты не в ответе, а за сегодняшнюю свою родину – да.
- Я один?
- Да.
- В твоей стране, вероятно, такая шутка считается последним писком моды?
- Это не шутка, Окито!
- Ирония?
- Нет.
- А, понял! Ведь ваша страна – родина самых грандиозных революций. Обычно революционеры взваливали на себя миссию по переделу мира и брали ответственность за всю вселенную.
- Ни я, ни мои родители не относятся к их роду-племени. Но обостренное чувство личной ответственности за то, что творится на планете, делало их практически богами и помогало совершать невероятное. Они творили много ошибок, зачастую роковых, но это другой разговор.
 - Нет, Майя, на такие подвиги я не способен. Потому что…
Окито снова закрыл глаза и лежал несколько минут молча. Майя терпеливо ждала ответа. Сердце при этом снова набирало обороты.
Окито открыл глаза и снова погрузился взглядом в синеву неба.
- Честно признаться, я часто думал, что там, в этой бездне над нами и под нами абсолютное равнодушие. Хотя ясно, что равнодушие не способно сотворить ни пылинки, не говоря уже о звездах, планетах, сердцах, душах…Равнодушие часто выдает себя за силу, но вообще-то это бессилие. Что за сила натворила млечных путей и детских глаз? Что создало такую красивую планету с названием Земля, с бездной хорошего и плохого на ней, с такой девушкой, как ты?..
Он повернулся к Майе и решительно сказал:
- Да, мне очень хотелось бы, чтобы многое в моей стране зависело лично от меня, но для этого необходимо совершить несколько переворотов и революций… в себе самом. Без этого меня всерьез и соседские собаки воспринимать не будут…
Он не успел закончить свою мысль, а Майя, не в силах скрыть своего восторга, изо всех сил захлопала в ладоши.
«С таким глубоким разумом, а совсем как ребенок, - подумал Окито. – Она как с луны свалилась, на земле таких что-то не видно. Здесь чем быстрее умнеют, тем быстрее становятся солидными буками-бяками».
Майя продолжала хлопать в ладоши и улыбаться. Окито чувствовал, что на душе у него тоже становится невообразимо хорошо, и ему тоже почему-то захотелось похлопать в ладоши. А почему бы и нет? Милой большеглазой соседке по палубе на разбитой яхте!
И он захлопал!
Можно только представить, какие мысли и чувства вызвала бы эта картина у так называемых нормальных людей: посреди океана на разбитой яхте сидели девчонка и парень, безудержно смеялись и хлопали в ладоши друг другу, словно каждый был друг другу и оркестром, и хором, и фокусником, и знаменитым певцом…
 Несколько часов назад они даже и не подозревали о существовании друг друга.
После аплодисментов Окито обхватил обломок мачты и еще раз внимательно посмотрел на то, что осталось от его яхты. У парня на глаза навернулись слезы.
«Понимаешь, - сказал он Майе, - этот поход был для меня особенный. Я посвятил его стопятидесятилетию моего прапрадеда, необычного человека. Во вторую мировую войну он был двадцатилетним камикадзе и погиб около Окинавы при атаке американского корабля.
У него была любимая семнадцатилетняя девушка, которая провожала его в последний полет. Это моя прапрабабушка. Она знала, что больше никогда не увидит его. Прапрабабушка была из небогатой семьи с очень строгими нравами и порядками. То есть невинная и очень, очень красивая.
Когда провожающим разрешили пообщаться с летчиками, она забралась в его кабину и… умудрилась стать женщиной. Все понимали, а кое-кто и видел, что происходит в кабине, но влюбленным было все равно. В те минуты ни войны, ни командиров, ни предстоящей вечной разлуки для них не существовало - вопреки всем политикам, всему ходу мировой истории в кабине самолета, устроенного так, чтобы только долететь до цели и не вернуться, происходило рождение жизни. Если она рождалась так и в таких условиях, возможно, в нее закладывался значимый смысл?.. Словом, мой род не пресекся в тот час.
Когда самолет взлетал, прапрадед из кабины махал уже двум родным людям – своей любимой девушке и тому человеку, который только что зародился у нее под сердцем. Она до конца дней была верна своему герою, родила и вырастила его сына, моего прадеда, замечательного человека…»
В глазах Майи стояли слезы. Окито, взглянув на нее, быстро закончил свой рассказ:
- Известно, что его самолет прошил насквозь один из американских эсминцев, который затонул в течение пятнадцати минут вместе с десятками американских моряков. Я не хочу сейчас разбираться в истории, и даже не хочу знать, кто более был прав в той бойне, кто менее, просто на дне океана лежат останки моего родного человека и это не дает мне покоя, как, впрочем, и всем моим родным…
Наверное, Майя еще никогда в жизни не была в таком замешательстве.
- Ты сказал, во второй мировой войне? – почти задыхаясь, прошептала она. – А еще были войны - мировые? Ах, да, конечно, конечно… Я вспомнила… И все-таки… сколько их было?
Пришла очередь и для Окито впасть в замешательство и недоумение.
- Извини, Майя, но мне кажется, что твои шутки, мягко говоря, странные.
Однако в этот момент Майя так крепко взяла его за руку, и с такой бездной тревоги в глазах посмотрела на него, что ему стало совершенно ясно: девчонка не шутит. Но это понимание еще больше шокировало его.
Майя большими карими глазами, не мигая, смотрела на Окито.
- Я тебя очень прошу ответить на мои вопросы, если, конечно, ты знаешь ответы.
Окито освободил свою руку и сам взял под руку Майю.
- Успокойся и извини меня. Я действительно подумал, что ты шутишь… В вашей школе не было уроков истории? Взрослые никогда не говорили тебе об этом? Ты где живешь?
- Я живу в Подводном Городе… под огромной толщей воды… Но, пожалуйста, сейчас не надо об этом. Ответь на мои вопросы.
Здесь он почувствовал, что Майя дрожит. Медлить с ответом было нельзя.
- Всего было три мировых войны, - начал он, еле выдерживая взгляд Майи. – Одна в начале двадцатого века, вторая в середине того же века, третья началась практически сразу после второй. Правда, последняя отличается от предыдущих тем, что крупные государства и союзы душат в своих политических и экономических объятиях всю мелюзгу, как правило, обходясь без бомб и ракет. И многие государства, погибая в объятиях, принимают смерть за рождение – так искусно умеют шептать на ухо удавы.
А война… Как сказал один мудрец, каждое грубое слово приближает мир к войне. Так что войны закончатся не очень скоро. Драка на ринге или на улице – тоже война, только маленькая. Люди без войн просто не могут обходиться.
Окито как будто был сам виноват в бедах человечества и продолжал разговор, не поднимая глаз.
- Я тебе сказал про Окинаву... Так вот, к концу второй мировой войны, когда поражение Японии и ее тогдашних союзников было очевидным, американцы сбросили на два наших города, Хиросиму и Нагасаки, атомные бомбы, уничтожив в одно мгновение около двухсот тысяч людей…Военной надобности не было, сбросили просто из мести и демонстрируя свою силу. В городах этих были в основном старики, женщины, дети. Впрочем, рядом с Хиросимой был и лагерь американских военнопленных…
Тут Окито почувствовал, что Майю стало трясти, как при сильном ознобе. Она поймала его пальцы и, до боли сжав их, рухнула на его колени.
«Этот день не совсем прост, как может показаться» - подумал он про себя.
Окито, не обращая внимания на собственное головокружение и слабость, делал Майе искусственное дыхание, массажировал сердце, но, по сути дела, все это было не так уж необходимо. Через несколько минут Майя вышла из обморочного состояния и попросила Окито подать ей из чемоданчика оранжевый пакетик с лекарствами. Она положила две капсулы под язык и через десять минут была уже на ногах, хотя и пошатывалась еще.
Переволновавшийся Окито стоял рядом и пытался поддерживать ее. Он оставался в полнейшей растерянности и не знал, что говорить, что делать. Майя вновь взяла на себя роль ведущего.
- Окито, забудь о моем обмороке и пока что забудь о теме нашего разговора. Сейчас пока не до этого. Перебираемся в «Братишку» и там определимся, что делать дальше. Прежде всего, конечно же, надо вызвать специалистов из международной службы спасения спортивных судов, они доставят яхту до твоего города.


АНОМАЛЬНО-ГЕНИАЛЬНЫЙ
 
Подплывший вплотную к яхте «Братишка» удивил Окито: способный и проворный аппарат! Майя ювелирно управляла им пультом-браслетом.
Она с трудом – голова еще кружилась - перебралась с яхты на «Братишку» и протянула руку Окито. Когда он оказался рядом с ней, люк у ног, бесшумно приспустившись, отодвинулся в сторону, и Майя нырнула в глубь аквалёта. Окито не очень решительно последовал за ней.
Оказавшись внутри неведомого технического создания, он подумал о том, что это и есть космический корабль пришельцев, за которыми так долго охотятся люди. А его, яхтсмена-неудачника, пригласили в этот корабль да еще руку подали…
- Не кабина, а новогодняя елка! - сказал он. – Вся сияет разноцветными огоньками, здесь их, кажется, больше тысячи. В мозгах этого корабля, вероятно, не одна извилина.
- Да, умственно отсталой эту машину назвать невозможно, - улыбнулась Майя. – И при этом характер неплохой.
Майя быстро приходила в себя.
Окито хотел было внимательно осмотреть приборы, но вздрогнул от незнакомого голоса.
- На борту незнакомец! Здравствуйте, незнакомец! Разрешите представиться, меня зовут Вундик.
Окито обернулся и увидел рядом у своих ног очень странное существо, ростом чуть больше метра, с круглой серебристого цвета головой, большими раскосыми глазами, цвет которых постоянно менялся от ультрафиолетового до всевозможных нежных пастельных оттенков. Тело его было тоньше головы, тонкие телескопические ноги – с довольно большими полусферическими ступнями.
- Это мой верный Вундик, - поспешила объясниться Майя, - робот с очень добрым, хотя и немного прямолинейным нравом. Если говорить честно, порой нестерпимый моралист, но в целом замечательное и незаурядное существо.
- Спасибо, дорогая Майя, за комплимент, не лишенный, как всегда, капельки яда, - отчеканил Вундик. К тому же в верности я никому не клялся. Однако я хотел бы познакомиться с нашим гостем.
Окито, нагнувшись, протянул ему руку. Вундик моментально подрос на полметра за счет своих телескопических ног.
- Меня зовут Вундик. Имя, конечно, глупое, но оно говорит не о моем уме… Очень рад видеть вас.
- Меня зовут Окито, очень рад знакомству.
Вундик протянул ему свою руку, похожую на такую, какие обычно рисуют дети – тонкую с длинными пальцами. Рукопожатие робота было довольно сильным. Окито показалось, что рука Вундика кольнула его ладонь еле заметными электрическими разрядами.
- Очень рад, очень рад! - сказал робот. – Но не всему. Меня беспокоит незначительная аритмия вашего сердца, излишняя электрическая напряженность центральной нервной системы, общая слабость, легкое обезвоживание организма, да и температура могла быть покорректней – сейчас 37,2.
Майя погладила робота по голове.
- Умница! У миллиарда вместе взятых килек столько ума нет. Какие будут предписания?
- Больше всего не люблю фамильярности! - полыхнул глазами Вундик. – Однако сейчас не об этом, уважаемый Окито-сан. Многие люди имеют способность сказать по рукопожатию очень многое, и это похвально. К примеру, учитель Майи по физиологии может по ладони сказать, когда случится то или иное заболевание, если не предпринять заблаговременных профилактических мероприятий. Я же могу определить с погрешностью в несколько месяцев, сколько лет проживет человек, хотя, разумеется никогда не скажу об этом, поскольку это нерациональная информация. А сейчас будет рационально, если вы разденетесь и приляжете на диван, чтобы я произвел более детальное обследование вашего организма и сделал совершенно точные предписания. Я должен сканировать биометрические данные двадцати двух точек вашего тела, будьте любезны обнажиться.
Окито был обескуражен и смущен.
Глаза Вундика вспыхнули всеми цветами радуги.
- Вы стесняетесь Майю? Хм! Майя в клинике доктора Марка Марковича Брандта спасла жизни нескольких молодых людей, вы думаете, они в отделении реанимации были застегнуты на все пуговицы?
- Вундик, не делай проблем из пустяков, ты же способен и сквозь одежду увидеть все, - заступилась за Окито Майя.
- Нет, я существо без воображения, в отличие от людей, поэтому ничего не вижу сквозь одежду, - настаивал на своем Вундик.
- Хорошо, - прервал их Окито, - действительно глупо спорить на эту тему. Раздеться так раздеться.
- Я ухожу в бытовой отсек, - сказала Майя и отвернулась, пряча вспыхнувшие щеки.
От глаз и ушей Вундика ничего не ускользало.
- Нет, все-таки я не могу понять этих людей, - сказал Вундик. – Моя память содержит в тысячи раз больше информации, чем ваши головы, мои возможности почувствовать малейшие нарушения в работе мозга и всего организма равняются возможностям медицинских клиник, но я никак не могу понять логику людских взаимоотношений. А знаете почему? Потому что никакой логики нет. Ни по каким известным физическим, химическим, биологическим, математическим и прочим законам щеки не должны краснеть, но они, по крайней мере, у Майи, краснеют…
- Да, очень интересное замечание, - крикнула из бытового отсека Майя. – Но ты, Вундик, не расстраивайся: как только роботы поймут это, и как только у них самих начнут краснеть от чувств или мыслей щеки, тогда наступит время, когда вы займете главенствующее положение в мире. Однако это вряд ли случится скоро: прежде чем у человека стали краснеть щеки, потребовалось много тысячелетий развития.
- Ха, много тысячелетий развития! – хмыкнул Вундик. - Много тысячелетий, чтобы получилось то, простите за выражение, что получилось? Вы даже сами себя стыдитесь, не говоря уже о том, что лупите чем попало и как попало из века в век друг друга. Какая нерациональная, легкомысленная и расточительная природа! Могла бы придумать что-нибудь и поинтереснее. Да-с, Создатель тут сработал на маленькую троечку, в лучшем случае. Впрочем, вернемся к главному – здоровью нашего гостя. Итак…
Вундик повернулся к Окито, который уже разделся донага. Тонкие телескопические пальцы Вундика оплели Окито, погружаясь в течение его жизни.
- Самое необходимое, к счастью, в этой ситуации – это отдых, - сказал Вундик, завершив обследование. – Хотя витаминизированные напитки тоже будут не бесполезны. Через несколько часов будете как огурчик… Нет, все-таки человеческая глупость непостижима – как можно живого, жизнерадостного, энергичного человека сравнивать с лежащим на столе, на грядке или в бочке безмозглым огурчиком! Роботы себя с огурчиком не сравнили бы!
- Вундик, - не очень уверенным голосом начал Окито, - понимаете ли, жизнь тем и интересна, что она во многом не очень логична и часто парадоксальна. Вот и вы, и ваши собратья начинаете очень критически оценивать и порой посмеиваться над человеком, хотя сами являетесь плодом его труда, результатом его интеллектуальных усилий…
- Да-а-а! – самодовольно и укоризненно протянул Вундик. – Разве вы, молодой человек не знаете о Законе Необходимости? Этот закон гласит о самом главном на свете: сначала появляется Необходимость чего-то, а затем уже все, что может эту Необходимость реализовать. К примеру, ваши родители совсем не случайно столкнулись на улице или в театре и понравились друг другу. В мире витала необходимость вас, вашего существования. Вот и должен был кто-то выполнить миссию по вашему созданию. То же самое можно сказать о роботах. В мире случилась необходимость их существования и потому были созданы те, кто мог нас создать… Кстати, проанализировав мир и вас, тебя и Майю, я знаю, какая необходимость в недалеком будущем свела вас сегодня.
Майя и Окито переглянулись, Вундик полыхнул глазами.
- Даже не пытайтесь спрашивать, все равно не отвечу, - заявил он и начал раскланиваться. – Напоследок, я хотел бы сказать о том, что необходимость доминирования роботов в мире очевидна и потому, что нерациональное мышление людей приводит к нерациональным поступкам, которые, в свою очередь, приводят к абсолютному абсурду – войнам. Будет время, подумайте на эту тему. А сейчас, если не возражаете, я хотел бы отдохнуть. Премного благодарен за знакомство, Окито-сан, мне было приятно пообщаться с вами!
Вобрав почти полностью в себя телескопические руки и ноги, он откатился в угол и замер, глаза его медленно погасли.
- Чрезвычайно рациональное создание, - сказала Майя, - общается ровно столько, сколько необходимо для практических дел. Правда, за это время успевает сказать не мало любопытного, но как относиться к его философии, я, честно сказать, иногда не очень-то знаю. Между прочим, как говорят его создатели, реальная мыслительная способность Вундика значительно больше проектной. И среди роботов бывают аномально-гениальные создания?
- Ты знаешь, у меня очень сложные чувства ко всем роботам, - сказал Окито. – В Японии их настолько много, что многие люди уже стараются походить на них. Они стремительно умнеют и могут, наверное, все – сочиняют музыку, стихи, обыгрывают всех шахматных чемпионов, летают в космос, выполняя самые сложные задания. Но! Но! Но! Никогда после общения с ними настроение не улучшается, душа не переполняется музыкой, даже если только что кибермузыканты великолепно сыграли Бетховена или Чайковского.
- Я согласна с тобой, - вздохнула Майя. - Я даже догадываюсь, почему это происходит так. Когда догадки превратятся в понимание и знание, я попытаюсь сформулировать это.
- И я с огромным интересом тебя выслушаю! – улыбнулся Окито.
- Я запомнила про твой огромный интерес! – улыбнулась Майя. – А сейчас ложись спать, я же немного побуду в Интернете.

ВИДЕНИЕ

За три часа Майя, сжавшись в комок, перечитала десятки материалов об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Порой ей казалось, что она попала в мир, не принадлежащий людям, потому что люди даже в припадке ярости не способны нажатием кнопки стирать с земли города с людьми! Не способны! Но когда в голове возникала мысль, что на земле войны могут вести только люди, сознание просто начинало отключаться. Особенно от простого открытия: войны – дело не эмоций и ярости, а хладнокровной, взвешенной и глубокопродуманной политики.
И ее психика не выдержала перегрузок – от всего, что случилось днем, от того, что узнала из Интернета – она с трудом добралась до своего кресла и впала не то в сон, не то в полубессознательное состояние, которое тут же превратилось в ужасное видение.

Майя на большой высоте летит в бомбовом отсеке большого бомбардировщика. Но ей дано видеть все, что над и под самолетом. И не только видеть, но и слышать. Ее крепко держат металлические клешни специально сконструированного гнезда для нее. Внизу океан и разбросанные до самого горизонта острова. Неожиданно ей становится ясно, что она вовсе не человек, а бомба – огромная металлическая болванка цилиндрической формы, с хвостовым стабилизатором и жуткой начинкой внутри. Она – атомная бомба. Зовут ее «Малыш». Ее цель – японский город Хиросима. Точнее, это цель тех, кто ее создал.
Она вспоминает, как перед взлетом к ней подходили люди в военной форме и гладили ее бока. Она помнит взгляды и выражение лиц. Таких лиц она раньше не встречала. Все переполнены гордостью, радостью, чувством мести, но сквозь эти чувства, как кровь через бинт, проступает страх. Страх перед огромными переменами в их жизни, в жизни людей на планете, страх за своих детей. На нее смотрят одновременно как на Бога и как на дьявола.
Но никто уже ничего не изменит. Страна, в которой сделали бомбу, ничего не изменит, потому что народ не знает о ней, и к тому же, выбрав президента, он, этот народ, доверил ему от своего имени принимать все решения, даже если они несмываемым проклятием лягут на него – на веки вечные, пока он, этот народ, будет существовать. Президент, приказавший сбросить бомбу на город, не откажется от этого решения, потому что этим самым проявит нерешительность и разочарует многих, кто ему служит. Он марионетка своей должности. Военные служаки ничего не изменят, поскольку у каждого из них с самого начала карьеры есть индульгенция с названием «Я ничто!» «Я ничто, я винтик, я лишь выполняю приказы». В юности, в первый же день курсантской жизни им капральским железным голосом рекомендовано учить наизусть армейскую библию – устав, а также без обсуждения выполнять приказы командиров и засунуть свое мнение подальше в задницу. И точка. Здесь любая твоя мысль – ересь. Если бы у черепа была крышка, то, вынув мозги, его превратили б в загашник для боеприпасов или в шкатулку для устава.
Ну а бомба… Она – последнее научное и техническое достижение цивилизации, но смысл ее жизни - в смерти: превратиться в прах и превратить в прах все вокруг себя. И потому смысл жизни тех, кто ее создавал – ненамного отличается от смысла бомбы.
Вот и виден тот город, на который предстоит упасть. Все дано видеть и слышать Майе-бомбе! Она всматривается в прохожих, которые идут по центральным улицам города, она отчетливо видит то место, над которым, не долетев до земли шестьсот метров, взорвется. Взорвется в воздухе, чтобы радиус смерти был больше! В городе в основном женщины, дети и пожилые люди. Майя пытается кричать им об опасности, но бомбе голоса не дано. Майя хочет вырваться из клешней механизма, которые держат ее в бомбовом отсеке, но что может увесистая металлическая болванка, хоть и с такой начинкой! До взрыва – это всего лишь самая беспомощная глупая болванка. Лишь после взрыва она станет историей…
Она видит мост через реку, буддистский храм, и недалеко от него сквер, видит все, что будет не то что испепелено, а испарено. В сквере играет мальчик со щенком. Неподалеку – дом, рядом с домом – девочка лет четырех-пяти в летнем красивом платьице. Девочка обняла ноги мамы и, уткнувшись головой вниз живота, горько плачет, не желая расставаться и идти в детский сад. Рядом старушка, поливающая из лейки цветы перед домом.
Неожиданно механизмы лязгнули и клешни освободили из своих объятий Майю-бомбу. Началось свободное падение.
Никто не обращает внимания на рев одинокого самолета. Правда, поодаль летят еще два, но это крылатое трио совсем не походит на боевую воздушную единицу. И в самом деле, у сопровождающих самолетов бомб нет – один метеоразведчик, другой только с измерительной аппаратурой да с фото- и кинокамерами...
И лишь безногий молодой человек в военной форме, что сидит у входа в буддистский храм, не отрываясь смотрит на Майю. В его глазах ужас и предчувствие: вот-вот произойдёт что-то страшное и непоправимое – непоправимое сегодня, завтра, через столетия. Непоправимое никогда. Но он тоже не может кричать, после ранения он не только без ног, но и без голоса. Взгляд Майи-бомбы встретился с взглядом изуродованного солдата, ее немота встретилась с его немотой. Казалось, земля расколется от их немоты, но лишь цветы и листья дрогнули – да и то, наверно, от ветерка. Солдат пытается изо всех сил кричать, но получается что-то вроде мычания и стона. Прохожие бросают ему монеты…
Девочка и мама уже расстались у крылечка садика, где их встретила нянечка. Девочка, всхлипывая, просит маму прийти и забрать ее пораньше, мама обещает.
Майя-бомба молит Бога об одном – чтобы она умерла, чтобы ничего не видеть и не слышать. Но такие бомбы могут умереть лишь вместе с тысячами, с десятками и сотнями тысяч тех, кто живет на земле.
Мама девочки еще не дошла до перекрестка, где сядет в служебный автобус. Девочка еще не зашла в садик – остановилась перед крылечком и пропускает жука, переползающего перед ней дорожку. Воспитательница с улыбкой смотрит то на девочку, то на жука...
Счастливый мальчик лежит в траве в обнимку со счастливым щенком, который шершавым языком лижет ему ухо и щеку. Как пьянит щенячий запах!
Мальчик лег на спину и смотрит в небо. Над ним сквозь кроны деревьев величаво пронизывает синеву аист, петляют ласточки. Рядом несуетливо по-деловому летает пчела в поисках аэродрома-цветка. В зеленом пространстве травы ромашковые галактики не привлекли ее внимание, она летит дальше. А на колени мальчику сел махаон! Так хочется взять в руки, но вдруг повредишь крылышки или усики!
Мальчик думает, что бабочки, пчелы, птицы никогда-никогда не прилетят и не сбросят бомбы на цветы, на муравейник и на людей тоже. Он перевел взгляд на самолет, затем на черную точку, приближающуюся к земле. Он не раз видел, как самолеты бомбили его город, сбрасывая вереницы черных точек, которые, долетая до земли и до домов, рвали их на куски. А тут такая странная большая одинокая точка! Возможно, с самолетом что-то случилось? Не человек ли выпал и летит к земле? «Наверное, человек!» - мальчику стало страшно от этой мысли.
Майя-бомба знает, что ей осталось лететь считанные секунды – вот-вот и она взорвется, всосет в свой огненный шар деревья, дома, людей, животных и испарит их. Испарит микроорганизмы в земле, червей, мышей, кротов, испарит птиц, людей. А что с их душами? Кто знает, что может быть с душами в этом адовом пламене? Когда стихнет их боль? И стихнет ли когда-нибудь?
Она видит широко открытые глаза мальчика, его бездонные, сузившиеся от ужаса зрачки и, теряя сознание, падает в них…

Майя очнулась с таким криком, что в мгновение ока Окито был около ее кресла. Сна как будто и не было.
- Майя! Майя! Что с тобой? Пожалуйста, успокойся!
Майя схватила его руки и, посидев неподвижно несколько минут, легла в кресло и накрыла голову подушкой.
Окито пододвинул свое кресло к Майе и просидел остаток ночи рядом с ней. Глаза его сомкнулись лишь тогда, когда заалел восток. В это время стали попискивать и мигать приборы, оповещающие о появившихся в поле зрения «Братишки» объектах. Майя встала с кресла с припухшими веками, с налитыми свинцом руками и ногами. Не с первой попытки встала. И с Окито слетел сон. Майя подошла, пошатываясь, не к приборам, а к иллюминатору и несколько минут смотрела на восход солнца. К ней подошел Окито.
- Пожалуйста, побудь здесь без меня минуток десять-пятнадцать. Мне надо с океаном пообщаться наедине.
- Ты как себя чувствуешь?
- Не беспокойся за меня, за океан тоже.
Майя зашла в бытовой отсек, надела купальник и, выбравшись через верхний люк на палубу «Братишки» площадью примерно в четыре письменных стола, прыгнула в воду. Окито смотрел за ней через иллюминаторы.
Майя плыла по алой дорожке восходящего солнца! Казалось, что она вот-вот повернет обратно – движения ее были тяжелыми, медленными. Но она, несколько раз нырнув, оживала на глазах! Через минуты три она как будто соревновалась с невидимыми пловцами, набирая и набирая скорость. Чтобы так человек красиво и быстро плавал, Окито еще ни разу в жизни не видел. Было впечатление, что она едва касается воды! А если ныряла, то через минуту просто вылетала из воды и плыла еще быстрее – дальше и дальше. В солнечной дорожке ее почти уже не было видно, но когда в очередной раз она нырнула и пробыла в воде около двух минут, Окито сам сбросил с себя одежки, чтобы плыть к ней и спасать. Но она вынырнула, как будто видела все его движения, повернулась к «Братишке» лицом и помахала рукой. В этот момент около нее появилась парочка афалин и к аквалёту она возвращалась с дельфинами.
- Теперь они не отстанут от «Братишки», познакомившись с его хозяйкой, - улыбнулся Окито, когда Майя поднялась на палубу. Он с восторгом смотрел на удивительную пловчиху и радовался ее возрождению. Майя в ответ улыбнулась ему.
- От меня весь океан никогда не отстанет, и я от него тоже.
- Можно, я… тоже не буду отставать? – перебарывая смущение, спросил Окито.
- А ты этого хочешь? – улыбнулась Майя, но ответ не услышала – приборы безопасности «Братишки» запищали во всю свою силу - значит, какие-то неизвестные объекты уже довольно близко.
Майя юркнула через люк в кабину, за ней последовал Окито.
- О, какая встреча! – воскликнула Майя, взглянув на мониторы. – Прямо на нас курс держит стадо китов, возможно, это мои старые знакомые. Среди них есть и мой жених!
- Жених? – усмехнулся Окито. – Вы помолвлены?
- Почему бы и нет! – засмеялась Майя. - Мы с ним – замечательная пара, и ты скоро убедишься в этом. Перебирайся сюда, в кресло пилота, отсюда самый лучший обзор того, что есть за бортом. Сейчас я устрою для тебя самое лучшее лечение в мире. Погружаемся на глубину пять метров. Отсюда тебе будет удобнее наблюдать за выступлением группы китов с солисткой из Подводного Города.
- Ты с ними будешь исполнять старинную народную песню? – улыбнулся Окито. - Или репетировать свадебное танго? Смотри, чтобы на ногу не наступили!
- Номер с названием «Ахнем по-тихоокеански!» - ответила Майя и побежала в бытовой отсек надевать легкий подводный костюм.
Вода сомкнулась над кабиной, «Братишка» послушно опустился на пять метров в глубину и замер. Обзор из кабины был великолепный. Окито пришел в восторг от того, что видел вокруг – пред ним предстала маленькая часть безмерного подводного мира. Сверху - вода, вокруг – вода, снизу – бездна воды!.. Даже когда летишь над океаном в самолете, не можешь себе представить, что воды может быть столько много!
- Я выхожу через шлюзовой отсек! – крикнула Майя. – Представь, что ты в партере подводного театра, артисты выходят на сцену!
Окито уловил еле заметный шум механизмов в кормовой части, после чего наступила тишина, он остался один в аквалёте, если не считать робота, который спал в углу. Конечно, такие нерациональные поступки, на которые решилась Майя, он не одобрил бы, так что сон его был своевременным.
Окито вздрогнул, увидев за кабиной Майю. Она была в серебристом, эластичном, плотно облегающем тело костюме. Никаких аквалангов или других устройств для дыхания не было. Не было даже маски на лице.
Она приникла к кабине, приплюснув нос и широко улыбаясь, помахала рукой. Окито тоже улыбался и махал ей рукой, но ему становилось все тревожнее. Он стал жестами показывать Майе, что ей пора всплывать и отдышаться. Майя помотала головой, не соглашаясь, сделала из пальцев знак «все окей», поплавала перед кабиной, то уходя в глубину, то снова приникая к кабине, и только после этого, красиво работая телом, стала быстро всплывать.
«Этот серебристый лягушонок был в воде больше пяти минут, - отметил Окито. - Ну и дела!..
К Майе в это время подплывало стадо из семнадцати серых китов.
Уже по приборам в кабине «Братишки» Майя догадалась, что приближается та семейка китов, которая полгода назад едва не потеряла навсегда своего самого младшего сородича. Судьба распорядилась, чтобы она помогла гигантам в тот роковой час…
 

ПОЛГОДА НАЗАД: ОБЪЯТИЕ НЕОБЪЯТНОГО


Полгода назад эта китовая семейка не спеша пересекала Тихий океан от берегов Калифорнии по направлению к Берингову морю, но в районе северных Гавайских островов встретилась с большой группой косаток.
Серые киты, процеживая тонны воды, извлекая из нее планктон и мелкую рыбешку, громко пыхтя и пуская фонтаны, не заметили приближение опасности. Но главная беда была в том, что они просмотрели, как далеко отплыл от них четырехгодовалый китенок, который и стал целью атаки изящных, сильных и беспощадных охотников океана - косаток.
Один на один ни одна косатка не осмелилась бы сойтись с ним в поединке, хоть он и всего четырехгодовалый китенок, но на то они и косатки, чтобы не знать джентльменских правил, а действовать по своим. Как торпеды, пронзая собой гребни волн, они на всей скорости приближались к бедолаге, окружая его с трех сторон. Не успев сделать хороший вдох, он нырнул и ушел на такую глубину, на которой его ни одна косатка не достанет. Но это не особо беспокоит океанских охотников-интеллектуалов. Сканируя толщу воды своими чуткими эхолокаторами, они буквально видят каждое движение своей жертвы и ждут, когда у нее закончится кислород в легких, и она, изрядно обессилев, всплывет перед их носами – почти готовое блюдо для пиршества.
Все к этому шло и сейчас. Как только китенок всплыл, в его тело вонзились несколько челюстей. Почти все они целили в район дыхала, чтобы китенок не успел отдышаться.
С огромным трудом китенку удалось нырнуть снова, но очередное всплытие было бы для него роковым – кровь без кислорода превращает тело в безжизненное бревно, которое в минуту распилят на куски зубы прожорливых хищников. Родственники, услышав крик своего сорванца о помощи, изо всех сил стремились на помощь, но уж слишком далеко находились от него.
Кровавая развязка была близка – китенок, теряя последние силы, уже начал всплывать, но тут и для него, и для косаток случилось нечто абсолютно непонятное. Из глубины океана, опережая их всех, на поверхность всплыло странное и неведомое творение.
Некоторые косатки в напряженном предвосхищении обеда, вовремя не сообразив, кинулись и вонзились в него своими зубами, кроша их, как гипсовые – слишком твердым оказался нежданный пришелец. Но не это было самое страшное. Слишком невыносимым, разрывающим мозг и тело оказались импульсы, исходящие от этого крепкого орешка.
Пришлось, обезумев от этих импульсов, срочно удаляться от места охоты в разные стороны.
Долго, оглушенные и перепуганные, они будут собираться в свое боевое стадо, терзаемые необъяснимым смятением и голодом. Конечно, они придут в себя и снова, борясь за собственное существование и выживание своих детенышей, будут устраивать кровавые игрища в океанских просторах, однако в этот раз охота не задалась.
Виновницей их неудачи была Майя. За сотню миль отсюда приборы «Братишки» рассказали ей о завязавшейся драме, пришлось на полную мощь включить двигатели «Братишки» и выручать бедолагу.
Китенок всплыл и, понимая, что находится в безопасности, стал приходить в себя, тяжело дыша и выбрасывая фонтаны водяной пыли и пара. Майя хотела на «Братишке» поднырнуть под него, чтобы поддерживать его на поверхности, но, внимательно осмотрев раны, поняла, что они не смертельно опасные. К тому же в это время подплыли запыхавшиеся родственники и окружили своего подранка.
По поведению гигантов было видно, какие минуты они только что пережили и как рады тому, что их чадо хоть и со следами от челюстей-костедробилок, но живое.
Океан быстро залижет раны на молодом теле!
 Майя надела наушники гидрофона и стала слушать китов. Слушать обитателей океана было любимым занятием. Поймешь хотя бы один возглас животных – сам себе понятнее станешь.
Разноголосица китовая поражала Майю всегда, особенно в ситуациях, когда набедокуривали детеныши. Сетовали, укоряли, напоминали, высказывали сожаления, ласкали, но, в отличие от людей, киты никогда не оскорбляют и не унижают друг друга, в том числе малышей. К тому же у китов, как это ни дико для людей, нет матов и прочего сквернословия! Эти сатанинские сорняки пышно цветут лишь в горшках человеческого разума…
Между тем, китенок отдышался и полностью пришел в себя. Он виновато и радостно тыкался мордой в родные тела. Все стадо, благодарное спасителю, фыркало и шлепало хвостами по воде. В этот момент от Майи не ускользнул взгляд китенка – он с особым вниманием взглянул на «Братишку».
Майе показалось, что он сквозь кабину задержал свой взгляд на ней. И как бы в подтверждение этому, китенок стал пробиваться сквозь кольцо родственников к «Братишке». Стадо расступилось.
Китенок уперся мордой в своего спасителя и стал его покачивать. Майя превратилась в комок счастья и неописуемого восторга: она неудержимо хохотала, хлопала в ладоши и, вскочив с кресла, подпрыгивая, стала помогать китенку раскачивать «Братишку».
К аквалёту подплыло все стадо и тоже, выражая благодарность и радость, стало мордами раскачивать его. Майе казалось, что «Братишка» уже начал взлетать в воздух!
Ничего с «Братишкой», сделанным из самых прочных материалов, не случится! И даже если он перевернется, то тут же, как яхта, как Ванька-встанька, встанет как надо. Подумаешь, перевернуться! Почему бы и не сделать это с помощью счастливых и благодарных китов!
И тут в голову Майи влетела шальная мысль. Она метнулась в бытовой отсек и стала быстро переодеваться в легкий гидрокостюм. Но после последнего выхода в воду она забыла высушить его. Внутри костюма был неприятный конденсат.
«А почему я сегодня должна быть обязательно одетой? – подумала она. – Люблю плавать в океане голышом, как все его обитатели! Интересно, киты засмущаются, увидев меня без одежек? Глупый вопрос!..
Она с трудом из-за качки выбралась через верхний люк на палубу совершенно обнаженной.
- Привет, богатыри! – крикнула она и едва не свалилась в воду – к китовым мордам и телам. Киты так раскачали «Братишку», что он действительно был готов перевернуться.
Увидев Майю, киты притихли и стали пристально смотреть на нее. Майя от такого внимания океанских гигантов даже растерялась. С двух-трех лет она много общалась с разными обитателями океана, в друзьях ее водились и водятся дельфины, осьминоги, черепахи и даже некоторые акулы, но вот с китами она пока что не общалась.
Пауза затянулась, Майе уже подумалось, что напрасно она затеяла выход, но в этот момент неожиданно была обдана резким фонтаном спасенного китенка. Смахнув с лица капли воды, она снова рассмеялась и захлопала в ладоши. И в сотый, тысячный раз в своей жизни поняла, с каким тонким чутьем все живое на планете!
Вся семейка включилась в игру, пыхтя и обрызгивая Майю своими фонтанами!
- Хорош, хорош меня поливать! – кричала Майя и смеялась еще радостнее. – Или вы хотите, чтобы я выросла с вас? Такая, какая есть, не нравлюсь?
И тут пришло решение из разряда тех, что анализировать бесполезно – они за пределами логики.
Сделав буквально трехшаговый разбег, Майя прыгнула на спину самого большого кита! Когда приземлилась, а точнее - прикитилась, в сознании тут же мелькнуло: а правильно ли сделала, ведь ноги не на чем-то, а на живом теле – вон как прокатилась мышечная волна под ступнями!..
Но кит, а если точнее, китиха, была очень довольна сошествию на нее человека - телу было приятно от малюсеньких человеческих ступней. От удовольствия она еще громче и чаще захлопала хвостом по воде. Другие киты поддержали ее, устроив хвостовые аплодисменты.
Китенок, заполучивший по первое число от косаток, приник своим боком к боку мамаши, на которой была Майя, и буквально пел на своем языке гимн своей спасительнице.
В это время несколько искусственных спутников земли разных стран, зафиксировав необычное китовое действо в океане, навели резкость и стали передавать изображение в свои наземные центры, сотрудники которых с изумлением приникли к мониторам и следили за каждым движением китов и человека, который, быть может, впервые в истории ступил на спину кита в открытом океане.
Китиха под Майей притихла, словно стараясь стать «твердой почвой под ногами» бесстрашной гостьи. Только хвостом по-прежнему шлепала по воде – правда, уже аккуратнее.
«Вот это тело! - подумала Майя, - Не тело, а целый завод жизни!»
Майя легла на голову китихи и погладила «макушку» своей новой приятельницы. Почувствовала ли? Еще как! Вон как часто зашлепала от удовольствия хвостом по воде!
Неожиданно китиха развернулась и поплыла от «Братишки», за ней последовало все стадо.
 «Вероятно, я им понравилась, и они решили забрать меня в свое стадо! А почему бы и не пожить с ними? Только вместе с «Братишкой»!
Через браслет управления она подала сигнал ему, и он послушно стал следовать за стадом.
Китенок, подныривая под мамашу, оказывался то справа, то слева от Майи. Вероятно, о ранах он уже не вспоминал – попробуй, отвлекись от такого чуда, как это странное существо о четырех конечностях, с сияющим на солнце мокрым телом! Ну, кто бы еще в мире, такой хрупкий и беззащитный, осмелился прыгнуть с крошечной лодчонки на спину мамы, к которой и акулы-то боятся подплывать близко: вдруг случайно шлепнет хвостом по спине и, считай, завершилась твоя акулья карьера на этом свете…
А Майя между тем уже приспособилась к качке на китовой спине и даже небольшие волны, которые перекатывались иногда через китовую «палубу», не могли сбить ее с ног.
Она стояла в полный рост и кричала с неистовой силой. О чем? Поди вот и разберись, о чем. Радость, восторг, волнение, а главное, наверное, любовь - ее любовь к жизни, ко всем ее тайнам и яви, к каждой капельке океана, к каждому дуновению ветерка, к каждому лучу Солнца, которых хватает на земле всем, кто хочет света – все это было в крике Майи.
Ее крик был гимном жизни всех пространств, всех времен, и исходил он не только из ее груди – он исходил из сути и сущности всех бесчисленных поколений ее предков; ее глаза были их глазами, ее уши были их ушами, и все генеалогическое древо, на вершине которого была Майя, а корни уходили в непроглядную даль промчавшихся эпох, благодаря Майе видело и слышало этот удивительный мир! По крайней мере, Майя была абсолютно уверена в этом.
Ее глазами, ее ушами!..
Рядом с ее китом, набирая скорость, плыли другие киты, как бы предлагая Майе побыть и их пассажиром. И Майя, конечно же, догадалась об этом! Она, похлопав по голове мамашу китенка, разбежалась по ее спине и прыгнула на соседнего кита. Все киты шумно отсалютовали этому поступку своими фонтанами и шлепаньем хвостами по воде. Майя, ободренная этим, прыгнула на следующего кита, затем на следующего...
Между тем, основные телевизионные станции мира, получая сигналы из космоса, срочно прервали текущие передачи и начали транслировать то, что происходило с группой китов и человеком посреди Тихого океана. Миллионы телезрителей, затаив дыхание, гадали, чем закончится все это.
В этот момент в кабинете мамы Майи раздался звонок видеотелефона. Ее пресс-секретарь, как бы извиняясь и прося не волноваться, попросил включить телевизор…
А Майей в это время овладело очередное желание – желание сильнее всех страхов и опасений, желание, от которого невозможно было отбиться, поскольку, казалось, оно было упрямее самой жизни – ей захотелось хотя бы немного проплыть среди китов.
Ясно, если попадешь под взмах их плавников или хвостов, тебе не поздоровится, если окажешься стиснутой между их телами, как между огромными жерновами – от тебя не останется и мокрого места, если в океане применима эта поговорка. Но как хочется побыть среди китов если и не равной, то хотя бы не трясущейся от страха, а совершенно спокойной и достойной их общества!
И Майя решилась!
Разбег был короткий и уверенный. Она прыгнула в воду по направлению к китенку, который постоянно пробивался среди сородичей к ней поближе. Она нырнула очень красиво! Тело ее под водой работало изящно и сильно! Через несколько секунд она была уже на глубине более десяти метров. Сквозь пенящуюся, но очень прозрачную воду она увидела, что и киты стали погружаться в воду!
На несколько моментов она выпустила из виду китенка, будучи уверенной, что он где-то впереди нее. И насколько же было необычно, с откликом каких-то неведомых чувств в самой глубине души, когда она заметила, как он стремительно поднимается из глубины и приближается к ней! Хоть и китенок, а все равно для нее – как живая подводная лодка – огромный, могучий.
Не было ни малейшего порыва удалиться от него, устремиться к поверхности – напротив, она стала погружаться глубже, как бы приглашая его к соревнованию. Она так отдалась плаванью, что не заметила, как китенок оказался совсем рядом и подставил ей свой правый боковой плавник – извольте, плавучее ложе подано!
Да, на глубине около пятнадцати метров она оказалась лежащей на плавнике и крепко обхватила руками его передний край – теперь можно было отдохнуть, но при этом еще стремительнее мчаться под водой вместе со всем китовым стадом!
Мир, наблюдавший через экраны телевизоров эти странные игрища китов и обнаженной девчонки, уже хватался за сердце, во многих городах всех континентов пронзительнее и чаще завыли сирены карет скорой помощи. Киты с человеком «на борту» не всплывали уже больше пяти минут!
Изольду Александровну не пугало время погружения в воду Майи – она знала все о ее способностях. Маму Майи волновали до удушья и перебоев сердца другие вопросы. Ей стало совершенно ясно, что дочь, несмотря на свой юный возраст, уже стала взрослой, совершенно самостоятельной, с сильным и необычным характером. Какая даль завтра повлечет ее к себе? Как это скажется на их взаимоотношениях? Не отдалит ли это Майю от Подводного Города?
А страха за жизнь своего ребенка не было. Изольда Александровна тонко и глубоко знала мир океанских животных, в том числе и китов. Тысячи и тысячи безобидных и добрых гигантов в прошлые века истреблены людьми, и у них, у китов, нет на генетическом уровне любви к людям, однако они, как и вся остальная живая природа, прощает и прощает человечество – из века в век - с надеждой на просветление его разума.
Но способен ли человеческий разум на это?
Есть легенда о беспечной игривости и наивности китов-горбачей. Их нещадно истребляли, убивали чем могли и как могли, а они без всякого страха подплывали к китобоям и совершали невероятное – начинали играть, выпрыгивать вертикально из воды, показывать «бабочки» (свои хвосты), делать разные кульбиты в воде…
А в них стреляли, загарпунивали, разделывали, продавали…
Лишь только мудрые люди понимали: киты всем своим поведением показывали, что они такие же живые, думающие и беззащитные существа, как дети китобоев…
К тому же бесполезно было уходить от мощных моторов, пушек, алчности и тщеславия. «Хочешь убить? Убей, вот я!..»
Но люди даже в жестах прощения и снисходительности природы прочитывают строки о своем безмерном превосходстве и всемогуществе. Самая печальная ошибка этих «читателей»…

Китёнок так нежно и осторожно шевелил своим плавником, на котором была Майя, что она держалась за него одной рукой, а другой старалась погладить тело своего нового друга. Но, конечно же, при таком встречном напоре воды это сделать было не так-то просто.
Когда на седьмой минуте пребывания под водой Майя почувствовала, что пора всплывать – откуда у этих исполинов такое чутье! – китенок и все его родственники устремились к поверхности.
Момент всплытия был показан всеми основными телеканалами: объективы максимально приблизили к зрителям и китов, и лицо наездницы с выражением абсолютного счастья на лице.
Майя лежала на китенке, гладила его и кричала:
- Запомни, у меня есть «Братишка», мой корабль, мой аквалёт, а ты мой живой настоящий младший братишка! Да, имя твое - Братишка, а я Майя. Не забывай меня!
А в это время какие неукротимые и необузданные источники фантазии били в головах телеведущих! (Эти фонтаны точно ничем не заткнешь, даже если на планете останется всего один телезритель!)
Один, не моргнув глазом и не поперхнувшись, заявил, что это никто иной, как девочка-маугли, выпавшая восемь лет назад за борт теплохода «Святой Августин» и не найденная спасательными службами. Девочку подобрали киты, вскормили и вырастили, так что теперь это – рядовой член китового стада…
Другой комментатор рассказывал, как о вчерашней вечеринке, что человечество наконец-то открыло неведомый ранее вид животных, очень схожий с человеком, но живущий на недоступных глубинах океана. «Если двурукие и двуногие существуют на дне воздушного океана, почему бы им не существовать на дне водного?» - с твердой верой в собственную глубокомысленность заявил он.
- Все это плод больного воображения! – оппонировал им комментатор ведущей бразильской телекомпании. – Никакой девочке, даже если родители держали ее в бассейне ежедневно по многу часов, в океане не выжить. Нет сомнений, эта девочка – из сообщества самых обыкновенных людей, наших сестер и братьев во Христе, которым опостылела грешная и безжалостная земля, и они, образовав что-то вроде секты, ушли в океан и создали свое поселение на каком-нибудь островке, приспособились к жизни в океане, приручив и сделав домашними морских животных. К примеру, китихи одного стада способны прокормить молоком не только секту, но и современный мегаполис. Со временем люди, вскормленные молоком китих, будут подобны былинным богатырям. Открытие этого поселения исследователями – дело ближайшего будущего.
У телезрителей ум заходил за разум от потока догадок и предположений. А когда им не преподносят одну версию, пусть даже во сто крат фантастичнее перечисленных, каждый начинает оформлять в своих мозгах свою гипотезу и через день мучений верит в нее, как в новую религию, и всех, кто неодобрительно отзывается о его взглядах, относит к пропащим тупицам.
Аппаратура космических спутников, с помощью которых велась трансляция из Тихого океана, позволяла разглядеть даже цвет глаз Майи. Такие глаза в городах почти не встречаются: города – это большущие «противопожарные» устройства, которые гасят и гасят глаза. Если взгляд твой пылает, будь осторожен с городом!..
В эти минуты, помимо телевизионных трансляций, в мире миллионными тиражами стали выходить экстренные выпуски газет с красочными фотографиями Майи, приручающей китов в океане…
Если бы Майя догадалась, что ее видит хотя бы один человек в мире, таинство ее счастья было бы разрушено, и вряд ли она продолжала бы развлекаться с китами. Счастье – пугливая и капризная птица, потому что ее по неосторожности или прицельно убивают на каждом шагу. Все люди – охотники на собственное счастье...
Майя вновь стояла на самом огромном ките, подняв лицо к небу, балансируя руками и всем телом. Она была в саду китовых фонтанов, многие из которых вспыхивали радугами. Она кричала небу, как молилась. Ясно обозначились жилки на лбу и шее, глаза были полузакрытыми. Многие люди на земле отдали бы свои состояния, чтобы услышать ее слова в этот момент, но это вряд ли были обычные человеческие слова.
Киты сделали круг с радиусом примерно в милю, и подплыли к «Братишке» – всем было ясно, что пришло время расставаться. Кит, на котором была Майя, подплыл медленно к «Братишке» и положил на него свой хвост. Майя еще раз пошлепала его по голове и, пошатываясь, поднялась по туловищу и хвосту на свой аквалёт. Куда всем красным дорожкам на планете до этой живой дороги! Киты зафыркали, запыхтели и снова устроили салют из фонтанов!
- Я вас люблю! – крикнула Майя. – Вы все в моем сердце – все, все, все! Вместе с океаном! Вместе с небом! Мы обязательно встретимся - и не раз! До свиданья!
Когда Майя была уже в аквалёте, киты все еще находились около «Братишки» и пытались заглянуть в кабину и встретиться взглядами с Майей. Ей самой было очень трудно расставаться, но надо спешить домой - мама уже прислала несколько взволнованно-вопросительных сообщений.
Она включила систему вертикального погружения и «Братишка» быстро оказался в подводном мраке на глубине около трехсот метров. Взяв курс на Подводный Город и включив автопилот, Майя откинулась в кресле и разревелась.
Сердцем и душой она все еще была с китами, которые направлялись к месту своего зимнего пребывания, вспоминая её и прощая все человечество за все прегрешения, в том числе и по отношению к ним. Трудно было унять слёзы. Но она чувствовала, что это слёзы просветления. Ведь каждая слезинка, если она пролита человеком не из жалости к себе, несет его, как бурный поток, к свету и радости. Правда, свет и радость могут быть за тысячами поворотов, перекатов и рокочущих головокружительных водопадов…

Изольда Александровна, выключила телевизор, когда «Братишка» исчез с поверхности океана. Она не сомневалась, что многие в Подводном Городе уже знали о поступке ее дочери, и теперь будут стараться разгадать, как мама подружки китов воспринимает эту мировую сенсацию.
В комнату вбежала старшая дочь Диана.
- Мама, ты видишь, что вытворяет наша Майечка? Устроила цирковое представление в качестве наездницы на китах для всего мира! За полчаса прославила себя и всех нас! Думаю, ты догадываешься, что все СМИ в мире будут не одну неделю полоскать эту тему. С миллиарда газет и журналов Майечка будет радостная в обнаженном виде глазеть на все континенты, на столицы и тьму тараканью. Героиня! Можешь не сомневаться, на всех жителей нашего города это произведет не самое хорошее впечатление. Я же говорила, что ты очень рано разрешила этому неуправляемому ребёнку слоняться одной по океану. Когда-нибудь это вылезет для нас крайне неприятным боком. Остается надеяться, что не в этот раз.
Диана резко развернулась и вышла из комнаты, не дав возможности матери как-то отреагировать на ее тираду.
Диана была старше Майи на семь лет. Она уже заканчивала университет и практиковалась в качестве помощника главного юриста в администрации Подводного Города. Очень грамотная, эрудированная, энергичная, настойчивая, амбициозная и… влюблённая.
Ее сердцем овладел один из главных специалистов по финансам Подводного города, помощник-консультант Изольды Александровны. Человек довольно замкнутый, но очень талантливый работник, с энциклопедическими знаниями политэкономии, истории и многих других гуманитарных наук.
От Майи, которая была человеком, что называется, нараспашку, Диану отличали скупая общительность, вспыльчивость, которая часто наносила раны как ближним, так и ей самой – больше всего Диана страдала от своего характера сама. Характер определял собственные поступки, сердце определяло собственные муки, а ум в таких случаях, как правило, никуда негодный, мечущийся между двумя стихиями посредник.
Изольда Александровна знала, что минут через пятнадцать Диана придет просить прощение за бесцеремонное вторжение.
Майя в это время мчалась к Подводному городу с желанием быстрее рассказать маме, сестре и подругам о встрече с китами и общении с ними, не догадываясь, что они во всех деталях уже знают обо всем. Для радиоволн и телесигналов наша планета – просто игрушечный шарик. Многие сильные мира сего уже давно это поняли и играют этим шариком, как им вздумается…
Как всегда, больше всего Майе хотелось бы поделиться своими впечатлениями с папой, но, увы, это было невозможно. Как много дней, месяцев, лет она не прижималась к папе, не делилась самым сокровенным. Мир был потрясен его исчезновением. В те далекие дни это была самая сенсационная новость на планете – ученый с мировым именем, один из самых состоятельных людей в мире, главный конструктор и создатель собственного Подводного Города не вернулся домой с симпозиума, посвященного проблемам создания искусственных гравитационных полей. К тому времени его научные интересы простирались в этой сфере.
Мысль о его гибели семья гнала прочь. И Майя была уверена, что рано или поздно снова обнимет самого родного и близкого ей по духу и характеру человека, самого понимающего и чуткого. Но какими бы надеждами ни жили родные люди, несколько лет подряд печаль и тревога вили свои скорбные гнезда в сердцах осиротевшей семьи.


ПРЕРВАННЫЙ АТТРАКЦИОН


Однако пора вернуться из прошлого в настоящее – к Окито, Майе и приближающейся к «Братишке» стаду китов.
Киты были уже хорошо видны из кабины, сердце Окито набирало обороты. Майя была на поверхности, но, сделав несколько глубоких вдохов, вновь нырнула, потому что несколько китов в этот момент начали погружение, и Майе хотелось встретиться с ними под водой.
Представление с абсолютно неизвестной фабулой началось.
На лбу Окито выступила испарина, пальцы рук сомкнулись до онемения, как в молитве. На его глазах стремительно сближались огромные океанские животные и крошечная, по сравнению с ними, девчонка. Девчонка, которая еще была ему практически незнакома, но из-за которой сердце билось так, как будто роднее и ближе нет человека в мире. Сердце уже разобралось во всем, а разум, как двоечник у доски, все ждал каких-то подсказок…
Она, когда до китов оставались считанные метры, успела посмотреть в сторону «Братишки» и помахать рукой – ему, Окито, единственному зрителю, о котором она не забывала ни на секунду даже в такой ситуации.
Когда она повернулась к китам – до ближайшего из них оставались считанные метры. Казалось, действительно, роковое для нее столкновение неизбежно – еще секунда и она просто будет размазана встречным ударом необхватной китовой головы. Но так мог подумать кто угодно, только не Майя.
Огромное животное и здесь показало ювелирность каждого своего движения. Немного изменив направление, оно так проплыло около Майи, что она без особых усилий оказалась на его боковом плавнике, уцепившись за него руками.
Кит с Майей резко пошел вниз. Окито не находил себе места в кабине. Он бросился искать выход, чтобы быть рядом с Майей. Но что бы он мог за пределами «Братишки»! Осознав это, он снова метнулся в кабину и стал смотреть на то, что происходило с Майей и китами.
Кит с Майей ушел в непроглядную глубину. Но через несколько минут, как ракета из подводной лодки, пронесся около «Братишки» вертикально вверх. Майя по-прежнему была на его плавнике!
Кит с Майей вылетел из воды на две трети своего тела. Рядом с ними точно таким же образом из воды вынырнули еще три кита. На несколько секунд они замерли в таком положении – и это была самая необычная минута, которую Майя когда либо переживала в океане.
Она изо всех сил держалась за плавник, но силы иссякали. Киты как будто это поняли и стали быстро погружаться. Майя осталась на поверхности. Но тут же ей спину подставил другой кит – молодой и очень знакомый.
Да, это был Братишка! Но китенком его назвать было уже невозможно – было видно, что свой северный сезон киты провели в щедрой похлебке планктона, и многие, как ее приятель, заметно возмужали – возкитились.
Конечно же, это был он. Раны хоть и давно зажили, но следы от них никуда не делись.
Майя прижалась к нему и погладила по спине – кит в ответ пошлепал хвостом по воде.
Неожиданно киты стали вести себя необъяснимо оживленно, издавая звуки тревоги, страха, а затем и ужаса. Они были в растерянности и не знали, что делать.
В сущности, им надо было уходить под воду и плыть в разные стороны, но как покинуть молодого сородича с человеком на спине, с беззащитным крохотным человеком, которому они так благодарны?
Майя с тревогой посмотрела на китов. Они сбивались в кучу около Братишки и Майи, фыркали, стонали, кричали по-своему. Она встала на ноги и осмотрелась вокруг – на горизонте была еле заметная точка корабля, которая на глазах приобретала отчетливые очертания. Скорость неизвестного судна, по-видимому, была приличной, приближалось оно быстро.
Увы, мрачные догадки не коснулись сердца девчонки. Она еще плохо знала людей. Она не знала, что, несмотря на запрет убивать китов, исходящий от всех главных международных организаций, по океанам на быстроходных судах шастали варвары середины двадцать первого столетия и безжалостно истребляли их. В мире существовал черный рынок по продаже и покупке китового мяса и жира, бандиты быстро сколачивали на этом промысле хорошие состояния.
Браконьеры были вооружены по последнему слову техники, имели быстроходные суда и огромные плавучие перерабатывающие фабрики. Жалости не удостаивались ни киты, ни китихи, ни только что родившиеся детеныши. Расстреливали из крупнокалиберных пулеметов, к телам цепляли груз и в полузатопленном состоянии буксировали скорбный караван мертвых тел до перерабатывающих фабрик.
Через сутки уже готовая продукция поступала потребителям в азиатских странах. Всех, кто становился на пути их бизнеса, так же беспощадно поливали свинцом, как несчастных китов.
Китобои-стервятники были уже близко и выходили, так сказать, на боевую позицию – крестики оптических прицелов были уже на головах китов. Неожиданно один из матросов стал креститься и вопить благим матом:
- Господин капитан! Господин капитан! Вы только взгляните, на ките – вы не поверите своим глазам – человек!
Капитан с толстой, гладкой физиономией и с очень аккуратными маленькими усиками выбежал на мостик и посмотрел в бинокль.
- Боже ж мой! – воскликнул он. – Да там не просто человек, а симпатичная, глазастая –хе-хе – девочка! Надо же, пастушка-милашка выгуливает стадо китов в океане! Не верю глазам своим! Впрочем, уже давно никому и ничему не верю, кроме купюр в руках. Я и сам не против пастись под таким присмотром!
Вся команда – кто через прицелы, кто через бинокли стали рассматривать девчонку, которая во весь рост стояла на спине кита с поднятой рукой, как будто просила слова.
- Господин капитан! – бился в истерике матрос, увидевший первый Майю. – Это не к добру, поверьте, это не к добру, ей-богу, это не к добру, господин капитан! Давайте уйдем отсюда, чем скорее, тем лучше. Господин капитан…
Капитан сделал знак двум верзилам, стоявшим позади него, и через несколько секунд крестившийся матрос уже летел с кормы в воду – туда, где кромсали воду винты. Пена мгновенно стала алой. Через минуту вокруг корабля уже барражировали акулы, почуяв кровь.
- Как тебя сюда занесло, бедняжка? – крикнул с помощью громкоговорителя капитан, обращаясь к Майе. - Мне кажется, что тебе лучше быть с нами на корабле, чем с китами в воде! Сама не заметишь, как вырастут плавники и хвост, жениха в городе трудно будет найти.
Команда льстиво-лицемерным громким хохотом поддерживала шутки своего босса.
- Плыви быстрее сюда, крошка, тебе у нас понравится. - распалялся капитан. - Смотри, какой я красивый, толстый, мягкий, нежный! А мои помощники, - он кивнул в сторону двух верзил, сбросивших несчастного компаньона за борт, - очень воспитанные, очень интеллектуальные люди. С ними тоже приятно будет пообщаться, особенно, если не давать им слова. А это мясо, - он кивнул на китов, - которое под тобой, мы уже сегодня законсервируем и обменяем на денежки, на которые я куплю тебе хрустальные башмачки.
Команда хохотала всё громче. Даже тупые лица верзил оскалились, но их улыбки, что называется, не были способны украсить мир.
Майя помахала рукой. Капитан свистнул, банда тут же смолкла.
- Эй, капитан, хочешь послушать о большеротах и мешкоротах? – крикнула Майя.
Как всякое глупое и жестокое существо, капитан был пуглив.
- О ком? – переспросил он и посмотрел на своих подчиненных – не подскажут ли те, как лучше ответить на непонятный вопрос.
- О большеротах и мешкоротах, - повторила Майя.
- А что это за ребята? – крикнул капитан. – Они тоже нашим промыслом занимаются?
- Да, вы во многом похожи друг на друга, - кивнула Майя.
- А где ты, детка, с ними встречалась? Скажи, и мы сегодня же удобрим океан нашими конкурентами, - вновь начал обретать уверенность капитан.
- Да нет, вам далеко до них. Я видела их на глубине пять с лишним километров, – с усмешкой сказала Майя. – Вас там вода расплющит, как блины.
- А как же, крошка, они и ты в такую глубь попали? От нас прятались? Почему вас не расплющило? – набирал обороты капитан.
- Ты все равно не поймешь, - Майя смотрела на капитана с откровенной презрительной усмешкой. – Потому что у тебя брюхо больше, чем у них, а мозгов меньше. Это глубоководные рыбы, цель которых в жизни одна: найти во тьме добычу и проглотить ее, если даже она больше их самих. Чтобы преуспеть в этом, они отказались от всего, что мешает заглатывать и переваривать. У них нет ребер, брюшных плавников, чешуи, плавательного пузыря и многого другого, что есть у других рыб. А самое главное, у них нет… знаете, чего?
Капитан смотрел на девчонку уже из-под козырька бейсболки, растеряв способность к острословию.
- Чего у них нет, ты сейчас расскажешь мне в моей каюте – один на один.
- У них практически нет черепа и мозгов! – крикнула Майя. – Как и у тебя. Вместо этого у них маленький неразвитый нарост на верхней челюсти, где едва размещаются малюсенькие глазки. Точь-в-точь как у тебя. У тебя плюс ко всему и души нет – в твоей жизни это самая лишняя штука и ненавистная обуза. Но знай, сегодня ты добычей подавишься, если причинишь вред хотя бы одному киту!
Кто-то из матросов на корабле хихикнул и тут же был нокаутирован заплечным верзилой пинком в живот.
Капитан уже рычал.
- Знаешь, что я тебе скажу, жидконогая жаба. Тебе хоть и даны мозги, но только тебе же во вред. Сейчас ты по-другому заверещишь на моей широкой кровати.
Капитан повернулся к верзилам и те без слов поняли команду. Через две минуты на воде уже была моторная лодка, которая направилась с верзилами в сторону Майи. Они не доплыли до китов метров двадцать и остановились в нерешительности.
- Эй, беззубый! - крикнула Майя тому, который стоял на носу лодки и, не отрываясь, смотрел на нее, раскрыв черный рот-нору, зубы которого уже давно были выбиты противниками и боссами. – Я сейчас прыгну в воду и поплыву к тебе, но только с одним условием - ты поплывешь мне навстречу.
Беззубый повернулся к капитану, тот кивнул головой.
- Плыву, плыву к тебе, милашка! – прохрипел беззубый и, сбросив тельняшку и брюки, нырнул в воду.
Когда они, этих два неравных пловца, были почти рядом, и беззубый уже протягивал руку, чтобы схватить за волосы вожделенную добычу, Майя, мотнув несколько раз над поверхностью воды ногами, сделала вертикальный нырок.
- Сейчас, капитан, она всплывет, - хрипел беззубый. – А я ее разглядел хорошенько, босс. Это, скажу вам, девочка-ягодка.
На корабле одобрительно зашумели. Один матрос, по-видимому, самый смелый, крикнул капитану.
- Босс, дашь нам ягодку попробовать? Полгода уже без сладкого!
Такие просьбы капитаном сегодня не рассматривались. Он так взглянул на смельчака, что у того маленькая голова тут же втянулась в широченные плечи.
Прошло полминуты – Майя не всплывала. Беззубый стал опускать лицо в воду, озираясь по сторонам.
- Босс, там глубоко и страшно! - закричал он. - И там никого не видно. Только, наверняка, акулы вокруг снуют. Разреши забраться в лодку!
- Чего ты боишься! - крикнул капитан. - Ты же на конкурсе страхоты победил бы всех акул, они сами трясутся от ужаса, глядя на тебя. И к китам акулы не сунутся, так что не дрожжи, как овечий хвост.
И матросы с борта корабля, и верзила, оставшийся в лодке, всматривались в воду – девчонки не было видно, хотя прошло уже несколько минут.
- Босс! - крикнул верзила из лодки, стоя в ней у самого борта и поглаживая пистолет, заткнутый за ремень на голом животе. – Пока мы здесь раскатывали губы, она досталась акулам. Разреши нам возвратиться, пора приступать к работе.
Неожиданно у лодки вынырнула Майя и, схватившись за борт, сильно качнула ее. Потеряв равновесие, верзила плюхнулся в воду и, отплевываясь от соленой воды, громко завопил:
- Босс, я не умею плавать, спаси, пожалей моих детей и свою сестру.
Майя смекнула, о чем идет речь, и вновь нырнула, но уже через несколько секунд вынырнула рядом с тонувшим верзилой, упершись в шею дулом пистолета, который она вытащила у него из-за ремня.
Верзила от страха почти терял сознание и захлебывался.
- Капитан, давай задний ход и побыстрее! - крикнула Майя. - Иначе я твоего родственника отправлю далеко от его семейки, очень далеко!
Майя обратила внимание на свой голос – она его не узнавала, он был хриплый, трескучий, остервенелый. И если бы кто-то из родных сейчас посмотрел на ее лицо – он бы ужаснулся. Глаза с огнем абсолютной решительности и бесстрашия, приподнятые крылья ноздрей, на щеках желваки, с сипотцой частое и резкое дыхание.
- Жировичок в кепке! – уже не сдерживая себя, кричала Майя. – Повторяю, если ты сейчас же не развернешь корабль, я с большим наслаждением скормлю это животное рыбам, а тебе всю жизнь придется кормить его детей и свою сестру.
Майя, схватив за ухо обезумевшего и уже слегка посиневшего верзилу, несколько раз окунула его в воду. Тот почти уже не сопротивлялся, только хрипел и закатывал глаза.
- У-у, стерва, ты меня достала! – зарычал капитан. – Я из тебя, твоих китов и моих придурков решето сделаю. Пулеметчики, по местам!
Майя поняла, что разговор со зверьем бесполезен. Она оттолкнула от себя верзилу и снова нырнула. Под водой она нажала несколько кнопок на браслете управления и стала корректировать всплытие «Братишки».
Пулеметчики занимали свои места, самый резвый уже успел дать очередь по крайнему киту…
Но в этот момент бандитский корабль как будто стал вставать на дыбы. Нос корабля быстро задирался, вот уже и киль показался, а под ним… Под ним был, конечно же, всплывающий могучий «Братишка»!
Окито, долго наблюдавший противостояние китов, Майи и корабля, все понял, что происходит. Грохот в «Братишке» был жуткий, киль судна, казалось, вот-вот проломит корпус аквалёта, но, как позже выяснится, оставит только незначительные царапины на краске.
Корабль бандитов, высоко задрав нос и глубоко погрузив в воду корму, завалился на бок и стал быстро тонуть. Команда прыгала в воду и, ища спасения, устремилась к «Братишке».
Труднее всех доставалось капитану. Пловцом он тоже оказался не выдающимся, волны одна за другой, играя с тыквообразной головой, перекатывались через нее – как будто огромные ладони гладили макушку бедолаги. Побагровевший и очумевший, он звал подчиненных на помощь, но, видимо, не теми словами. Команда, молясь и матюгаясь, гребла к «Братишке», равнодушная к угрозам и проклятиям босса. Замечено, жестокие и глупые люди прозревают с потрясающей скоростью!..
Но как бы там ни было, через двадцать минут после того, как корабль пустил последний пузырь, вся команда, включая капитана, тесно прижавшись друг к другу, сидела на «Братишке» и глядела с последней надеждой в одну сторону, а точнее – в одну точку, словно на икону. Все глядели туда, где, покачиваемая волнами, поглаживая океан ладошками, метрах в десяти от них, страждущих и раскаявшихся, лежала на воде Майя. Близкая и недосягаемая.
- Пожалей нас, хорошая! Спаси! Подумай о наших детях! – вопили молодые и пожилые бандиты.
Майя, еще раз взглянула на удаляющихся китов, которые, поддерживая со всех сторон раненого сородича, продолжали свой скорбный путь.
 Сегодня многое для нее случилось впервые. Впервые она узнала, что есть люди, из тел которых изгнаны души – ими самими или кем-то другим - в данном случае не важно. Впервые она подумала о том, что если и есть на земле абсолютное зло, то гнездится оно не где-нибудь, а в человеческом разуме.
Впервые она подумала о том, что если в городах земли, на материках и континентах, которые ее манили, и где она еще ни разу не была, есть такие люди, то туда ей уже не хочется.
Но самый тяжкий след в душе оставил прошитый на ее глазах пулями кит и чувство, взявшееся как из ниоткуда – раньше этого не было абсолютно – чувство ненависти.
Говорят, что при сотворении мира в планы создателя не входила задача сделать человека счастливым. Пусть так! Но и на несчастье человека никто не обрекал. Никто, кроме самого человека. Почему же он часто выбирает путь несчастий для себя и окружающих? Что людей делает такими? Ведь, как бы сказал Вундик, быть извергом и уродом – нерационально. Ведь расплата, как ни крути, в ста случаях из ста неизмерима с любыми дивидендами от сволочизма. Если не материальная, так моральная, если не физическая, так душевная, а чаще всего возмездие – комплексное и тотальное.
Ну не может же свет по собственному желанию превращаться во тьму, добро – в зло! Или могут? Если могут, то это не свет и не добро…
Вот они, уроды, перед ней. С глазами, ушами, человеческим языком, хоть и беспощадно ими загаженным и изуродованным. Но ведь не сами по себе они стали такими! Что за среда обитания вынула из них души?
Среда мыслей? Среда сердец и душ? Ведь любая другая среда на земле – благотворная!
Однако настроения размышлять не было. Слушать и глядеть на жалкую кучку верзил, облепившую «Братишку», тоже желания не было.
- Ничего никому не гарантирую, я не Бог, - крикнула Майя. – Мне надо знать, куда и кому вы доставляете убитых животных? Кто за смерть вам платит грошики? Кто работодатель уродов и нелюдей?
Бандиты, перебивая друг друга и перекрикивая, стали отвечать на вопросы. Многие, как дети на уроке, тянули вверх руки, надеясь, что ответят лучше других, и что лично их заметит и отметит строгая учительница. Каждая волна, хлюпнув у ног, добавляла всем знаний и осведомленности по заданной теме.
Как ни сложно было слушать эту истерику, Майе удалось понять, где находятся главные базы бандитского промысла.
Она нырнула и через несколько минут, попав в «Братишку» через шлюзовой отсек, была рядом с переволновавшимся Окито. Увидев его, она поняла, что пришлось ему пережить за последний час.
Душу еще не покидал холодок от встречи с бандитами, тело дрожало. Она прильнула к Окито, обняла его за шею и громко разревелась. Он крепко прижал ее к себе и стал успокаивать. Однако и в нем самом Майя чувствовала перенапряжение нервов и глубокую дрожь. Она еще сильней прижалась к нему и прикоснулась губами к губам.
Это она сделала еще и потому, чтобы, как ей казалось, быть честной перед ним – до сих пор она чувствовала вину за свой тайный поцелуй на палубе яхты…
В душе Окито одна буря сменилась другой. Он старался сделать вид, что ничего особенного не произошло – подумаешь, губы прикоснулись к губам! – но у него ничего не получалось. Да и не могло получиться.
Для Майи самой собственный поступок был как гром небесный. Она зачем-то застегнула верхнюю пуговицу на рубашке Окито, заставила сесть в кресло и выдохнула:
– Поход впереди хоть и большой, но не сложный. Я тебя доставлю до твоего Токио, а затем отправлюсь домой. Только… если не против, давай заглянем в два укромных местечка в океане, адреса дали бандиты.
- Майя, хоть в два, хоть в три, хоть в тысячу, - ответил Окито, – только что с парнями делать будем, которые на нашей крыше? – он показал пальцем вверх.
- Сейчас мы погрузимся, и они вспорхнут, - сказала Майя, - но спасательный аппарат выбросит для них самонадувной плот, уютный и почти непотопляемый. Если друг другу не перекусят сонные артерии, выживут. Здесь достаточно оживленный участок океана, и рыбаки заглядывают, и маршруты пассажирских судов пролегают. А лучше всего отправить сообщение в полицию ближайших островов.
 
Разноголосый вопль над местом погружения «Братишки» стоял жуткий. Кто-то из бандитов старался всю свою злобу выместить на капитане – бил его размашисто по лицу и пытался утопить. Но когда всплыл плот, быстро надулся и расправил свой ярко-оранжевый шатер – все устремились к нему.
«Братишка», вздымая за собой огромный хвост водяной пыли, несся уже далеко от бандитов и места трагедии, взяв курс на юго-восток. Майя заложила координаты цели в бортовой компьютер и, как всегда, доверила управление автопилоту. Прежде чем направиться в Токио, они завернули к Северо-Марианским островам.


На следующий день многие газеты в мире сообщили о том, что в районе Северо-Марианских островов в Тихом океане неизвестным небольшим судном были потоплены плавучие рыбоперерабатывающие базы сингапурского миллиардера Сумари Таки, предпринимателя с темным прошлым и еще более темным настоящим. Фотографии, сделанные в момент потопления баз из космоса, ставили больше вопросов, чем давали ответов. Виновник гибели огромных судов и нескольких кораблей охраны по сравнению с ними был просто игрушкой. Что было использовано как огневое средство, предстояло выяснить военным специалистам нескольких стран.
Сумари Таки объявил о награде в сто миллионов долларов тем, кто выведет его на своих обидчиков. Даже такие потери не очень-то отразились на его финансовом состоянии.


СЕЛЬДЯНОЙ КОРОЛЬ

«Братишка» стремительно приближался к Японии. Майя и Окито были не очень разговорчивы. От предстоящей разлуки было тягостно на душе. Да и от воспоминаний о встрече с бандитами было не так-то легко отбиться. Окито, сомкнув ладони, время от времени пожимал плечами. Самый красноречивый язык у японцев – язык молчания.
Майя дотянулась до него и положила ладонь на его ладони.
- Все будет хорошо! – прошептала она.
- Самое загадочное то, - сказал Окито, - что варварство и жестокость – вроде эпидемии. Почему к сволочам так тянутся другие люди? Вместе они становятся еще более жестокими. «Где сто сердец, там сердца нет…» И чем больше жестокости в главарях, тем больше они завораживают своих подчиненных.
Майя сбросила обороты двигателя.
- Ты знаешь, что такое синдром благодарной подавленности? Давай потратим на погружение в океан часок, ты сейчас познакомишься с одним очень любопытным явлением. Оно тебе напомнит многое из того, что ты видел в жизни.
Прежде чем погрузиться, Майя просканировала огромный участок океана вокруг «Братишки», пока не обнаружила то, что надо.
Малыш погружался очень быстро, яркий солнечный день за несколько секунд сменился на полумрак подводного мира. Особое волнение и холодок трогали душу тогда, когда взгляд пытался отыскать что-либо внизу, под «Братишкой». Под ним был абсолютный мрак холодной океанской бездны.
- Вот мы и у цели! – воскликнула Майя. – Это огромный косяк сельди. А среди косяка видишь красавчика?
Окито от удивления даже поднялся с кресла. Сколько раз от знающих людей слышал он об этом создании природы, об этом существе, о котором моряки разных стран сложили столько легенд! Это же сельдяной король!
- Полюбуйся и присмотрись к этому королю! – сказала Майя и включила яркие прожектора рассеянного света.
Сельдяной король предстал во всей красе. В длину он был около десяти метров, плоский, ремнеобразный, грациозно извивающийся. Бока его были серебристого цвета, на всей спине был огненно-красный плавник, как коротко подстриженная грива сказочного коня. И голову украшала ярко-красная корона - длинно выросшие отростки спинного плавника, заканчивающиеся шарикообразными наростами - действительно, королевская корона, не больше и не меньше. Боковые и брюшные плавники тоже были красные и ярко-оранжевые. Словом, хиппи тихоокеанский.
Если присмотреться к огромному многотысячному косяку селёдок, который его окружал, сразу отметишь, что все рыбешки хотели быть рядом с ним, однако дано это было далеко не каждой. Окружение, каким-то образом отвоевавшее себе место около этого лучезарного гиганта, ревностно берегло своё место.
Но в этом-то и заключалась странность такого сосуществования. Король время от времени, вильнув телом, проглатывал ближайшую селёдку, косяк как будто вздрагивал, но не расплывался в разные стороны. Через несколько секунд и король, и селёдки делали вид, что ничего не произошло. Косяк рыбы и гигант-красавец спокойно продолжали свой путь. Вместо перевариваемой в королевском желудке селёдки ее место занимала с радостью другая – на зависть всему косяку!
 Умиротворение и благостность продолжались несколько минут, пока сельдяной король снова не вилял резко телом и не отправлял очередного счастливчика в свой желудочно-кишечный тракт.
- Заметь, - сказала Майя, тоже поднявшись с кресла и встав рядом с Окито, - селёдки как будто под гипнозом силы, уверенности и беспощадности. Они гордятся таким вожаком, им приятно быть рядом с ним, даже если за это приходится быть его кормовой базой. Судьба многих людей и даже народов напоминает судьбу этих селёдок…
- Да, о многом ты мне рассказала этим примером. - вздохнул Окито и кивнул в сторону сельдяного короля. – Людей тоже часто завораживает абсолютная уверенность в себе сильных, беспощадных и плотоядных лидеров. Но людей, в отличие от животных, часто подчиняют и заставляют плясать под свою дудку примитивные подонки, жалкие и ничтожные. Они появляются, как чертики из табакерки, и ни с того ни с сего становятся буквально мессиями для небольших групп обывателей, для масс, для стран и даже для миллионов людей во всем мире. И спрос в мире на ничтожества из года в год возрастает, как на наркотики…
Окито взглянул на Майю и замолчал, опустив глаза. Майя, легонько потрясла его плечо.
- Что с тобой? Ты не очень хорошо себя чувствуешь?
Окито ответил не сразу. Просто в таких случаях слова или предательски прячутся в закоулках сознания, или же их не хватает для того, чтобы выразить все, что есть на душе.
- Боюсь, что я тебя разочарую, - сказал Окито, по-прежнему не поднимая взгляда. – Извини, несмотря на все, что ты сегодня пережила, что случилось с китами, несмотря на то, что мы вспомнили о том, в каком мире живем, мне… очень хорошо… Мало сказать, что хорошо… Душа на седьмом небе, потому что…
Окито вновь замолчал. Майя крепко стиснула его руку.
- Пожалуйста, скажи, что хотел сказать!
Окито поднял взгляд. В его глазах было по солнцу! Слова для Майи были совсем не обязательны, но она все же настояла на своем.
- Пожалуйста, скажи…
- Душа на седьмом небе, потому что люблю тебя!
Майя, стискивая его запястье, чувствовала по пульсу, что его сердцу тесно в грудной клетке. Ее сердце билось еще сильнее.
Она прижала его ладонь к своей груди чуть ниже шеи.
- Слышишь, как отвечает тебе мое сердце? Запомни его ответ и верь ему всю жизнь.
Они крепко обнялись и совсем неумело поцеловались «по-взрослому». Но тут же Майя мягко и настойчиво освободилась от крепких рук Окито и, держа их, как распахнутые крылья, поцеловала самого счастливого человека на свете в щеку.
- Быть может, это поможет сблизиться нашим странам? – улыбнулась Майя.
- Уже помогло, - улыбнулся Окито и попытался еще раз прижать к себе Майю, но она не позволила.
- Давай полежим в своих креслах, - сказала Майя, - только ты… возьми меня на руки и положи.
Майя закрыла глаза от собственной смелости, а парня этот каприз сделал еще счастливее.
«Какие крепкие и нежные у него руки! – подумала Майя. – Если честно себе признаться, то больше всего в жизни сейчас я хочу, чтобы он лег со мной рядом. Но ведь так нельзя. А почему нельзя?»
Она прижала к своей щеке его ладонь и попросила, чтобы он лег в свое кресло.
- Давай полежим с закрытыми глазами, - попросила она, когда он уже был в кресле.
Через несколько минут Майя спросила:
- Почему ты лежишь с открытыми глазами?
- А почему ты видишь с закрытыми глазами? – ответил Окито.
Майя, немного помолчав, ответила:
- Наверное, все самое главное в жизни можно увидеть только с закрытыми глазами. Особенно многое видится, когда я лежу так в «Братишке» на дне океана.
- Ты часто там бываешь?
- Бываю, когда есть определенное настроение, когда необходимо побыть далеко ото всех. Одиночество иногда самая желанная вещь, а для тебя?
- Я тоже люблю бродить в толпе по улицам Токио… Однажды мне показалось, что я влюбился. Но на первом же свидании я ощутил такое одиночество с этой девушкой! Просто мне показалось, что я один на планете. Так, наверно, начинают сходить с ума. Она очень старалась нашпиговать меня своими глупыми мыслями, все пространство вокруг нас было затоплено ее словами, кислорода не оставалось... Такое одиночество страшное… А бродить в толпе по улицам Токио – самое лучшее одиночество. В людском море, возможно, так же одиноко и хорошо, как на дне океана…
- Ты часто влюблялся? – спросила Майя и, открыв глаза, повернулась к нему.
Он ответил не сразу.
- Часто, но в основном в выдуманных и придуманных собой. В реальности же… Как говорит мой приятель, соблазнительных море, а по-настоящему красивых - малюсенький прудик. В середине двадцать первого века люди научились до совершенства доводить форму, а вот содержание… Соблазнительных сегодня делают практически на конвейере. Бракуя работу господа Бога и природы, хирурги и косметологи штампуют симпатяшек даже из дурнушек. И Бог отступает перед таким умением делать форму, и… не наполняет эти формы содержанием. Исключения очень редкие.
– А на меня ты обратил бы внимание в других обстоятельствах? – спросила Майя.
-Не задавай такие жуткие вопросы! – почти простонал Окито.
- И всё-таки! – настаивала Майя.
- Вся моя жизнь – это одно обстоятельство, которое мне помогло найти тебя. Ты самая красивая на свете!
Майя протянула руку к нему, он протянул ей в ответ и цепко сжал ее запястье.
- Чувствуешь, - сказала Майя, - как моя жизнь переходит по этому мосту и становится твоей жизнью?
- А моя идет навстречу твоей, - ответил Окито и изобразил ноги указательным и средним пальцем свободной руки.
«Ноги» дошли до Майиной ключицы и остановились. Майя закрыла глаза и прошептала:
- Пусть идут дальше, дальше, дальше! Пожалуйста, пусть идут дальше!
Она резко встала с кресла, легла рядом с Окито и буквально впилась поцелуем в его губы.
На лишние его движения она ответила еще более крепким объятием: «Нет, этого не надо, мой хороший, это никуда не уйдет от нас, но всему свое время».
Окито еще крепче обнял ее.
Сопровождаемые небесной симфонией собственных тел, они погрузились в блаженное полузабытье и пролежали так более двух часов.

Когда Окито очнулся, Майя сидела рядом около него и улыбалась. Есть тысяча причин, которые заставляют улыбаться – от смешного анекдота до безнадеги и отчаяния. Но улыбку счастья не спутаешь ни с какой другой.
Окито улыбнулся в ответ.
- Нам пора в путь?
- Да… Нам пора в путь…

Через два часа на горизонте показались японские острова, а еще через полчаса на горизонте был виден силуэт Токио.
       

САЛЮТ


Япония переживала радостные дни. У старшего сына императора родился сын – прямой наследник престола. Если переделать одну известную поговорку, то в Японии она звучала бы так: сын сына императора – мой сын.
Здесь давно так решили: у страны должен быть император, у императора сын императора, а у сына императора – свой сын, чтобы императоры не кончались. Даже время пусть кончится до последней секунды, но императоры – никогда!
 При рождении императорского чада все японские семьи как будто переживают пополнение в собственной семье.
В странах, где есть короли, принцы и принцессы, в каждом сердце больше сказок и надежд…
Словом, родился внук императора и страна была хмельная от счастья. Токийский залив выглядел сказочно. Убранство берегов, ярко раскрашенные корабли и кораблики, театральные потешные баталии, иллюминации, которые двор устроил для токийцев, поражали воображение и приводили в восторг каждого.
Представление уже заканчивалось и императорская семья на своих катерах направилась к причалу, неожиданно посреди залива всплыла небольшая странная субмарина и устроила такой небывалый салют, что он виден был за сотни километров от японской столицы.
 Это Майя и Окито тоже захотели поучаствовать в празднике и прошли невидимкой сквозь все системы наблюдения и оповещения военно-морских сил страны – до берега Токио.
Они палили в воздух сигнальными ракетами, которые взлетали на такую высоту и рассыпались в небе так красочно, что любой специалист по фейерверкам мог только позавидовать изобретателям такого салюта.
Майя зачарованно смотрела на людей и город. Клубок чувств, которые она никогда не испытывала раньше, комом подошел к горлу. Она родилась и выросла в Подводном Городе, на дне океана, она знает другую стихию – возможно, даже более интересную, чем мир огромного земного города, но почему, глядя на людей и город под небом, на отраженное в тысячах окнах Солнце, хочется плакать? А еще хочется обнять каждого человека, который с берега и из окон домов смотрит на «Братишку» и машет ему рукой.
Окито понимал каждый ее вздох. В сущности, он толком не знал о жизни девчонки из океана, из неведомого Подводного Города с электрическими солнцами под толщей воды на континентальном склоне. Но он знал другое – совсем скоро радость общения с этим необыкновенным человеком превратится в горечь разлуки.
Когда в следующий раз он прижмет ее к себе? Когда услышит ее аплодисменты удачной шутке или китам? Когда она снова заставит договаривать слова, которые порой так непросто высказать?
Майя положила его руку на свои плечи. И не отрывая взгляда от берега, сказала:
- Давай не будем печалиться. Когда-нибудь ты меня познакомишь со своим чудо-городом. Мы пройдем по его новым и старым улицам, взявшись за руки, побываем в храмах, музеях, аквапарке. Обязательно съездим в Диснейленд – это моя давняя-давняя мечта. Кажется она родилась раньше меня. А еще мне хотелось бы полетать высоко в небе – без мотора, к примеру, на параплане. Над горами, полями, над городом, над твоим домом. Очень хочется в небо. Ты со мной полетишь?
- Конечно! – ответил Окито и показал рукой в южную сторону. – Мы обязательно пролетим на священной горой Фудзи, из Токио в ясные дни она хорошо видна. А еще лучше подняться на нее вместе.
- Ух, ты! – воскликнула Майя. – Своими ногами на высоту 3776 метров! Я правильно назвала высоту?
Окито крепче прижал ее к себе.
- Абсолютно верно. А знаешь ли ты, что на высоте двух с половиной километров одна из троп на горе уходит в небо?
Майя старалась в промежутках между небоскребов увидеть Фудзияму.
- Это достижение японского хайтека? – спросила она. - Земля заканчивается, а тропинка продолжается, уходя в небо?
- Нет, дело не в хайтеке. Это достижение духа, веры, надежды, любви японцев. Тропинка обрывается вместе с землей. Но если твой дух сильнее плоти и ее страхов, если сердце твое наполнено любовью – можешь смело шагнуть в пропасть и пустота под твоими ногами будет твердыней. Пройдя по невидимой тропинке несколько шагов, дальше можешь лететь, для этого достаточно рук и дыхания.
Майя восторженно смотрела на Окито. Она готова была хоть сейчас же попасть на Фудзияму, на эту тропу и без раздумий сделать шаг над пропастью. И он ее понимал.
- Не спеши, Майя. Всему свой срок. Ты говорила, что твоя мама очень беспокоится о тебе. Возвращайся домой. Никакая любовь не должна рождаться в ущерб другой любви.
Она одной рукой обняла его за шею, а другой нажала на кнопку самых ярких и сильных сигнальных ракет, салютуя свой любви, японской столице и жизни.
Миллион золотых и серебряных нитей, искр и иголок прошили небо из-под его купола до горизонта. Императорская семья была в восторге от такого сюрприза, как и все подданные. Лишь начальник императорской охраны сообразил, что такого фейерверка по сценарию не должно было быть, и тут же связался с министром обороны страны. Последний позвонил главнокомандующему военно-морских сил.
Электронная система «Братишки» насторожилась и тут же сообщила Майе, что из двух точек залива к ним выдвинулись военные катера. Она поняла, что нельзя терять ни секунды.
«Братишка» почти летел на огромной скорости к причалу. Казалось, вот-вот и он врежется в монолит бетона. Но аквалёт, обдав аплодирующих зрителей облаком брызг и водяной пыли, остановился и ювелирно причалил к берегу. Из люка вынырнул молодой человек, спрыгнул на причал и, поклонившись и помахав всем рукой, растворился в толпе.
Перед тем, как Окито покинул «Братишку», Майя успела дать ему свою визитку, с номерами телефонов и электронным адресом. А он по ее просьбе на ее ладони написал авторучкой номер своего мобильного телефона. Знали бы они, какую роль в их жизни сыграет эта надпись!..
Неведомая субмарина, еще раз отсалютовав городу и его жителям сигнальными ракетами, быстро погрузилась в воду, и как военные ни старались определить ее место нахождения, все было тщетно.
Оказавшись в открытом океане, Майя решила мчаться домой в надводном положении – так быстрее увидишь своих друзей, сестру, маму. А Окито, спустившись в метро, взглянул на листок, который Майя успела сунуть ему в карман перед расставанием. На листке были ее строки.

В память о первой ночке,
О первом дне,
В память о том,
Как сплетались руки,
Пусть наши взгляды
Встречаются на Луне,
Как астронавты
После разлуки…

И еще несколько строк: « Гляди почаще на луну, особенно в полнолуние, и чувствуй, как мой взгляд нежно прикасается к твоему. Твоя Майя».


       МАМА


У мамы, Изольды Александровны, было главное средство покорения любого на этой планете – она была равной со всеми, от малышей и горничной до академиков и руководителей стран.
Доктор химических и физических наук, автор многих сенсационных научных открытий, по увлечениям педагог, интеллектуал с потрясающей эрудицией и полиглот – она знала двенадцать языков – могла потратить сколько угодно времени, чтобы разобраться с садовником, почему он приходит в сад с не очень хорошим настроением - растения это чувствуют, переживают и не в полной мере проявляют свою красоту.
Она до слез расстраивалась если малыши-дошкольники не вполне понимали ее слова о том, что Подводный Город, в котором они родились и живут, лишь малая живая частица огромного океана, причем живет Подводный Город на правах гостя в океане и необходимо очень уважительно и бережно относиться к хозяевам – водорослям, рыбам, моллюскам, китам, дельфинам, словом, ко всему живому, что окружает город.
Но делом жизни для нее стал один социальный проект, за осуществление которого на земле ее прозвали бы воинствующим неофутуристом в социологии и педагогике. Она по-своему создавала общество будущего, разрушая устоявшиеся воззрения.
Изольда Александровна уже давно пришла к выводу, что непрекращающиеся людские беды, кровавые конфликты и войны на земле передались нам, как эстафетная палочка, от первобытных людей и их прародителей.
Убей – и не будешь убит ты. Отбери и насыться, чтобы сдох с голоду твой враг и его потомство. Плени его женщин, чтобы возрос твой род. Унизь, чтобы возвыситься… Этот арсенал выживания, трансформируясь, но не становясь при этом пригляднее, передался заразой от предков современному человеку. Разница только в том, что современный человек с помощью разума использует этот арсенал преимущественно не для выживания, а для обогащения.
«Надо обогащаться!» - сказал разум и гомо сапиенс с этим девизом не останавливается ни перед чем. В этом процессе есть одна непреодолимая закономерность, которые поэт выразил так: «Вокруг пусть горы ослепительные злата, стада животных, тысячи полей… Какой бы ни была земля богатой – разбогатеешь лишь за счет людей…»
За счет их труда, унижения, за счет их жизней…
И самое печальное в этом то, что каждое поколение не изничтожает хотя бы часть этой заразы, а делает ее еще более жизнеспособной и безжалостной.
Каждое поколение вносит свою лепту в обесценивание человеческой жизни.
Дикарь, размозживший камнем голову соперника, или римский легионер, нанизавший противника на копье, еще могли вздрогнуть от последнего человеческого хрипа. Современные дистанционно-кнопочные войны превращают стирание городов с лица земли в своего рода интеллектуальную игру-забаву, которая может быть предметом непомерной гордости, если ты как следует накачан умными людоведами патриотизмом.
Убил? Из патриотизма? Ну, чего ж тогда нюни распустил! Гордись, защитник! Ты – слава нации!
И потому вся история человечества, как бинт израненного солдата, в крови. И в этом смысле в истории практически нет белых пятен.
И потому самый главный вывод, который сделала Изольда Александровна, заключался в следующем: пока люди не будут воспринимать человеческую жизнь как божественную сверхценность, мир к лучшему не изменится.
В условиях современного общества привить каждому человеку такое отношение к себе подобным невозможно.
В только что открывшиеся на мир глаза ребенка тут же лезет тьма псевдовоспитательной чепухи в виде мультфильмов, комиксов и сказок, в которых герои борются со злом и убивают, убивают, убивают…
Через несколько лет такой воспитанник становится потенциальным убийцей.
А история, а вся литература? В том числе и классическая – разве сможет хотя бы чуть-чуть укрепить ребенка в вере, что человеческая жизнь свята и неприкосновенна? Изольда Александровна ответила для себя однозначно: нет!
Любой труд, даже литературный - коммерческий. Даже классики (они-то, быть может, больше всего) рассчитывали на широкого читателя. А откуда он, этот широкий и безбрежный читатель, возьмется, если в книге не будет ни кровавых сцен, ни войн, ни разрушений, ни насилия, ни мерзостей людских, ни пакостей?
Вот и, как литературные массовики-затейники, классики, по мнению Изольды Александровны, тоже писали и писали про нее, про кровь-матушку, прилепив к сюжету вечно страдающую любовь. Только, в отличие от поденщиков, умно писали, чертяги.
А в эти умные книги совали и суют свои носики и носы доверчивые читатели. И, в конце концов, на земле не осталось ни одного человека, который может воскликнуть: «Убить человека? За себя? За родину? Да за одну эту мысль пусть ад будет моим жилищем!»
Ни одного!
Телевидение и газеты в двадцатом веке окончательно закрепили успех такого воспитательного процесса.
Подводный Город, благодаря своей замкнутости и оторванности от земной цивилизации – возможно, единственное место на планете, где можно было бы сделать так, где человек жил и умирал, даже не допуская мысли, что себе подобного можно унизить, причинить ему боль и уж тем более убить.
И эту возможность Изольда Александровна решила не упустить.
Еще до того, как без вести пропал муж, она нашла сподвижников и единомышленников и приступила к преобразованиям в воспитательной сфере. Были переписаны все учебники, но тут не обошлось без конфуза: когда из учебника по мировой истории выбросили все периоды, обагренные кровью, истории не осталось. Решили предмет истории заменить предметом истории выдающихся достижений человечества.
Муж Изольды Александровны, двадцать часов в сутки занятый своей научной работой, не вникал в ее деятельность. На рассказы жены о своей работе, которые бывали за обеденным столом, отвечал: «Замечательно, дорогая, замечательно. Только почаще сомневайся. Сомневайся и… все будет замечательно».
       Но Изольда Александровна не сомневалась.
«Разве я скрываю правду от кого-либо? – говорила она. - Просто ее должны знать зрелые и подготовленные люди. Преждевременная правда не служит добру. В университетах будет изучение человеческой истории такой, какая она есть. Но в семнадцати-двадцатилетнем возрасте молодые люди, узнав о реальной жизни на планете, еще сильнее укрепятся нравственно и морально, и напрочь отвергнут жизнь в том виде, в котором она есть. Они в любых условиях и в любом месте будут строить новое общество – то общество, к которому стремимся мы».
При стопроцентной поддержке такого подхода к воспитанию в Подводном городе навсегда исчезли из лексикона слова и термины: война, ненависть, злоба, оружие, антивоенный марш и прочие. Дети не знали, что такое танк, пушка, автомат гильотина, пистолет, тюрьма и прочее.
С очень редкими преступниками любого возраста здесь работали опытнейшие психологи, семьи, друзья преступников и общественность. У всех была одна задача – выяснить, что его заставило совершить преступление, и все сделать для того, чтобы он почувствовал заботу о себе всего города. Ведь другого пути исправления преступника в природе не существует.
Осуществлять свой проект Изольда Александровна начала тогда, когда Майе было пять лет. И сейчас, накануне своего пятнадцатилетия, Майя со своей огромной эрудицией и не по возрасту развитым умом, имела очень смутные представления об истории, особенно о современной. Нельзя сказать, что она вовсе не знала о том, как жило и живет человечество - об этом она узнала еще в раннем детстве. К тому же мама постоянно делилась с домашними своими мыслями и проблемами, так что дочери были, по сути дела, ее коллегами и сподвижниками. Делилась мама своей озабоченностью и по поводу напряженных отношений между Москвой и Токио, поскольку Япония занимала особое место в ее сердце. Но стремление забыть прошлое и отделить жизнь Подводного Города от остального мира превратилось в своего рода религию. И вся система воспитания Изольды Александровны уводила от реального к желаемому – изо дня в день на протяжении нескольких лет. Душа и разум не противились этому процессу – напротив, возвышались и стремились стать его частью. Потому слова человека, в данном случае Окито, о том, что реально представляет из себя земля и ее история, бомбой взорвались в сознании Майи.


ПРИГОРОД


Майя мчалась в своем «Братишке» по просторам Тихого океана. Автопилот безошибочно выполнял свои обязанности. Майя была погружена в себя.
Пожалуй, столько впечатлений за одни сутки, она еще не переживала в жизни. По крайней мере, таких.
Душа была переполнена образом любимого человека, о котором вчера еще ничего не знала. Встреча с китами, бандитами, с удивительным земным городом, первый в жизни поцелуй, прикосновение тел, салют японскому императору и Токио, кромсание лазерным лучом днищ плавучих зловещих заводов Сумари Таки, слова Окито о войнах…
Она хорошо понимала, что домой возвращается не тот человек, который, поцеловав маму и сестру, отправлялся неделю назад прогуляться по океану. И этому новому человеку было очень сложно понять, какие вопросы она должна задать маме, и как ответить на ее вопросы после того, как она расскажет обо всем.
Скрывать что-либо от родных - значило жить постоянно в состоянии лжи, так были воспитаны в ее семье все.
Она обо всем, абсолютно обо всем расскажет. Неужели маму расстроит знакомство и общение с Окито? Расстроит то, что сейчас ее дочь возносит до небес? Неужели то, что есть сейчас в памяти сердца, тела, во всех ведомых и неведомых чувствах - будет осуждено? Но ведь все это - блаженство, если с любимым человеком! И ты эти чувства не придумываешь, не крадешь, ни у кого не отбираешь силой. Это тебе дано. Это дар тебе от небес. Пользование даром небес не должно осуждаться людьми. Если ты способен этот дар оценить, значит, имеешь право им пользоваться!
А если это запрещать или осуждать – значит, вгонять юных влюбленных в состояние постоянной лжи, разрушать личность и действовать против природы. В лучшем случае – целенаправленно прививать двуличие. Это теперь ей абсолютно ясно, как божий день. Каждая препона на пути души и сердца в мире – разрушение этого мира.
 И неужели маму расстроит то, что она без разрешения, а если точнее, вопреки запретам, посетила земной город?


ПОДВОДНЫЙ ГОРОД


«Братишка» стал погружаться, а это значило, что ее родной Подводный Город уже близко. «Спасибо, уважаемый автопилот», - сказала Майя, переключила приборы на ручное управление и сбросила скорость.
Она любила медленно подплывать к своему городу. Сколько бы раз она ни возвращалась и откуда бы ни возвращалась, и сам город, и то, что было около него, приводило ее в восторг и трепет – до слез.
Под двухсотпятидесятиметровой толщей воды, в подводной долине на краю бездонной расщелины, в темно-синем полумраке на фоне контуров подводных гор он выглядел как восходящее Солнце, озаряющее вокруг себя неповторимый мир. Подводный мрак отступал от него на многие километры.
Трехслойная прозрачная полусфера, которая могла справиться с давлением и на десятикилометровой глубине, берегла под собой тридцатитысячное людское поселение с необычной многоярусной архитектурой, с яркими цветными тротуарами и дорогами, на которых бесшумно и как-то по игрушечному бегали причудливые электромобили.
Всюду было много спортивных площадок, обилие цветов, которые оплетали дома, сопровождали каждую дорожку, каждый эскалатор. Верхние ярусы жилых строений и башенок доходили до вершины купола, но все равно было достаточно места для многочисленных дирижаблей самой разной формы и самого разного предназначения – от прогулочных до грузовых.
Воздухо- и световоды доставляли в город с поверхности океана чистый воздух и солнечный свет, который не разрушался проводящим материалом – под ним можно было полноценно загорать.
А еще здесь мастера небесных дел могли создавать любую погоду, которая есть на земле: солнечную, хмурую, ветреную, весеннюю, зимнюю. Для них не составляло труда создать под куполом города облака, которые не только могли проливать дождь на город, но громыхать, как тучи и сверкать молниями – не опасными, правда, для жизни людей, растений и строений.
Архитектура города была модульной, все строения могли трансформироваться как угодно – быть высокими или низкими, причудливой формы или строгой, в старинном стиле или современном.
Прозрачный купол города стоял на прочном основании – фундаменте высотой в пятнадцать метров из нержавеющих металлических сплавов. Здесь, на первом ярусе города, были многочисленные мастерские и доки, где ремонтировалась и обслуживалась вся флотилия и прочая техника города.
К фундаменту снаружи по всему периметру примыкали причалы, где отдыхали на приколе личные и общественные субмарины и аквалёты, совсем небольшие, одноместные, и такие, в которых мог разместиться коллектив в несколько сотен человек.
Но это было не самое главное зрелище за пределами города для Майи. Более всего ее умиляло то, что Подводный Город был предметом внимания, любопытства и дружеских устремлений огромного количества океанских животных.
За ними можно было наблюдать и через прозрачные стены города, и через окна прогулочных субмарин, но Майя предпочитала иное: она общалась со всеми животными глаза в глаза, лицо в лицо. Да, именно лицо в лицо – морд для нее не существовало.
Около Подводного Города постоянно жило много животных, которые были личными друзьями Майи. Среди них было даже несколько акул, которым она в свое время оказала медицинскую помощь.
Особенно была привязана к ней тигровая акула, которую опасаются люди и которая в действительности пускает в ход зубы, не разбираясь, насколько перед ней интеллектуален или безмозгл потенциальный обед. Но случилась беда – акула попалась на крюк биологов-исследователей. Крюк с частью троса она оторвала, но полностью избавиться от него не смогла – впившись глубоко в нёбо пасти, крюк не позволял ей охотиться, да к тому же от ржавчины воспалилась вся пасть.
Однажды Майя в легком подводном снаряжении так заигралась с медузой, что, обернувшись, вздрогнула – сзади рядом, еле двигая плавниками, была эта несчастная акула, из пасти которой торчал обрывок троса. Акула медленно-медленно, словно стараясь не испугать человека, открыла пасть. Майе стало все ясно.
Она оставила на пятнадцать минут бедолагу и вернулась со своим айболитовским чемоданчиком. Операция длилась не менее часа, крюк был удален, затем было двухнедельное лечение, при котором акула при появлении Майи тут же подплывала к ней и снова открывала пасть для обработки раны и воспаленного участка.
Выздоровев, акула стала обитать на рифе и… влюбилась в Майю. Она могла часами барражировать вокруг Подводного Города и ждать, не появится ли ее спасительница, чтобы поплавать с ней рядом, с гордостью посматривая на тех обитателей окологородского пространства и рифа, которым не была оказана такая честь, как ей.
Акулу Майя назвала Тигрушой.
Рядом с Подводным городом жил и Оська – очень сообразительный и благодарный гигантский осьминог средних лет - давний друг Майи, которого она спасла от неминуемой смерти, освободив из огромной сети рыбаков. Своими щупальцами он мог обхватить всю рыбацкую лодку, но от сетей, если в них попадешь, невозможно освободиться и таким силачам, как Оська.
Честно признаться, Оська был, пожалуй, самый преданный и самый влюбленный тип. Неведомо, когда он охотился и когда спал в свой норе под ближайшей к городу скале, но в любое время дня и ночи, стоило только около города появиться Майе, он уже стремительно пульсировал к ней и протягивал один из своих щупальцев.
С этим забавником было очень весело! Он мог часами «буксировать» Майю, вокруг рифа и города, раскачивать ее, как на канатах, на своих щупальцах, даже пускал в нее свое чернильное облако, когда шалил, и очень огорчался, когда Майя покидала его. Оставшись один, он так вяло и беспомощно направлялся к своей норе, что, казалось, никогда не доплывет до нее.
Но приходила счастливая минута, и Майя снова появлялась около города или на рифе, и влюбленный Оська, побивая собственные рекорды скорости, мчался к ней!
Как бережно его присоски касались ее тела, если она была только в купальнике! Лишь еле заметные розовые круги оставались на теле – очень полезные для здоровья и настроения!
И в этот раз, завидев прожекторы «Братишки», Оська первый бросился навстречу ему. Вскоре его, конечно, обогнали дельфины, Тигрушка, стайки разных рыб, но это его не особенно огорчало: он знал, что особое внимание при встрече Майя уделит именно ему.
Впрочем, так, наверное, думали все, кто встречал ее.
Майя особенно замедляла ход около рифа, который находился всего в километре от города. Изобилие красок, растений, изумительных расцветок рыб, моллюсков, других микроскопических и крупных животных, необыкновенный мир растений.
Словом, праздник жизни!
Как она любила бывать здесь с самого раннего детства!
С семи лет она могла здесь плавать часами, изучая каждый уголок рифа – с друзьями или родными. Но больше всего ей нравилось быть здесь одной. При этом каждая актиния, каждый коралл, каждая рыбешка были личными ее друзьями и собеседниками.
Сколько здесь в ее голове родилось фантазий и сказок! Сколько раз сердце замирало от изумления и восхищения перед бесконечностью и безграничностью жизни – каждая ее минута была особенной и неповторимой. Да, именно здесь она научилась ценить каждый миг жизни и воспринимать его как беспредельно щедрый божеский дар.
Майя направила «Братишку» к рифу, лицо ее озарила улыбка. Риф облепило необычайно много малышей. Все ясно, это экскурсия младшеклассников по изучению жизни рифа. Но почему их так много?
Неподалеку в воде завис неизвестный подводный трамвайчик с детьми. Она с помощью оптической системы поглядела в счастливые лица малышей. «Господи, что за знаки, что за письмена мне свыше?» - подумала она.
В трамвайчике были дети явно азиатского происхождения. Такие трамвайчики обычно имеются на крупных круизных теплоходах.
Майя посмотрела вверх и увидела недалеко от рифа теплоход. Подплыв к нему поближе, она через перископ рассмотрела на борту знакомые иероглифы. И название теплохода на латинице «Токио» привело ее одновременно и в восторг, и в невероятное смятение.
«И этот теплоход - голос мне свыше!» - прошептала она.
Она медленно удалилась от теплохода и направилась к докам Подводного Города. Шлюзовые ворота приветливо распахнулись перед «Братишкой».
Она передала «Братишку» дежурным инженерам дока для осмотра и профилактики, отправила маме электронное сообщение, что через полчаса будет рядом с ней, надела легкое подводное снаряжение и поплыла к рифу.
Работая грациозно и вдохновенно всем телом, она очень быстро доплыла до рифа.
Малыши и их воспитатели из Подводного Города, и маленькие гости-азиаты с воспитателями в своем прозрачном трамвайчике зависли недалеко от поверхности океана и наблюдали одно из самых запоминающихся зрелищ на рифе.
Рыбки с названием губаны-чистильщики обрабатывали пасть рифовой акулы, которая была широко открыта. Акула, в пасть которой без содрогания не заглянет ни одно живое существо, была сейчас как послушный и примерный пациент в кресле стоматолога.
Глядя на эту картину, ни один человек в мире не скажет, что это зубастое создание живет одними инстинктами.
Акула терпеливо ждала, когда губаны соберут всех бактерий и паразитов в ее пасти. Но, возможно, самое забавное было то, что неподалеку от первой «пациентки» терпеливо ждала своей очереди другая акула – тоже с намерением санировать свою пасть. Хищницы в эти минуты были самой благопристойностью.
Эту идиллическую картину разрушили мощные моторы быстроходного морского катера. Майя и многие маленькие экскурсанты на рифе посмотрели вверх.
Быстроходный катер проплыл вокруг теплохода и причалил к нему. Майю охватило недоброе предчувствие. Она поднялась до поверхности воды и осторожно высунула из нее голову.
По канатам с крюками, которые обычно используют пираты, на теплоход быстро взбирались пять вооруженных автоматами человек. Взбирались по-паучьи очень быстро, через несколько секунд они перемахнули уже через борт теплохода и сделали несколько очередей в воздух.
А еще через несколько секунд с теплохода были сброшены прямо в воду две женщины и три восьми- девятилетних ребенка. Нырнувшие с пиратского катера люди тут же подхватили их и подняли к себе на борт. Вооруженные паукообразные люди быстро спустились с теплохода, и катер с похищенными людьми помчался на северо-запад.
«В этом направлении ближайшая земля – остров Прайя», - отметила для себя Майя.
Она нырнула и увидела жуткую картину: перепуганные дети и их воспитатели из Подводного города прижались к японскому трамвайчику, дети в котором тоже ревели, некоторые были в истерике – все поняли, что произошло на теплоходе.
От Подводного Города к рифу мчалась вызванная воспитателями спасательная субмарина, ярко пульсируя сигнальными маячками. Это была обычная подводная лодка скорой помощи, которая не была приспособлена, чтобы гнаться за катером и вступать в бой.
Майю прошил холодок отчаяния – как жаль, что она без «Братишки» сейчас!
Но ее мысли как будто читались ее друзьями. Дельфины Мартин и Рики мчались к ней наперегонки!
Плыть с их помощью к острову Прайя или за «Братишкой»? Вроде бы ответ был абсолютно очевиден – что она сможет сделать без «Братишки», как поможет тем, кого похитили, если с помощью дельфинов доплывет до острова и найдет невольников?
Так-то оно так, но «Братишка» уже в сухом доке на осмотре у специалистов, новое согласование с управлениями флотилии и безопасности займет не мало времени, да и мама как отнесется к ее погоне за бандитами?
Нет, дружище-«Братишка», придется обойтись сегодня без тебя. Нет времени. Секунды на обдумывание исчерпаны. Мартин, Рики, вперед!
Прижавшись к телу Мартина, который чутко улавливал каждое ее движение, обхватив крепко его спинной плавник, Майя мчалась в северо-западном направлении от рифа. Рядом мчался Рики.
Когда Мартин уставал, она на ходу перебиралась на Рики.
Неожиданно Майя почувствовала посещающий ее время от времени знакомый озноб, сопровождаемый особым волнением. Она посмотрела вперед – океан как океан – и еще сильнее прижалась к дельфину.
Озноб и волнение не покидали ее. Прошло несколько минут и она почувствовала, что ее и дельфинов кто-то настигает сзади. Она обернулась и, не отводя взгляда от увиденного, прошептала: «Боже мой!»
С большой скоростью посреди спокойного океана ее настигала огромная волна. Ее прохладное дыхание она чувствовала всем телом. Она уловила, что дельфины стали очень возбужденными и поплыли с большей скоростью. Однако страха в них не было - напротив, казалось, они стали очень радостны.
Через секунд сорок волна догнала их и подняла на самый гребень метров на девять-десять. Майе казалось, еще миг - и она рухнет вниз по почти отвесному тыльному склону волны. Но было все иначе!
 Дельфины, поймав гребень волны, уверенно закрепились на нем и не собирались его покидать.
А волна набирала скорость и возрастала! Майе трудно было точно определить, как быстро она мчалась на дельфинах и загадочной волне, но было абсолютно ясно, что скорость волны не менее двухсот миль в час.
Впереди показался остров. Он приближался так быстро, что казалось: еще минута и волна накроет его с макушкой, сметая все, что есть на нем. Но и здесь волна показала, что она «себе на уме».
Когда до берега оставалось метров триста, она быстро стала уменьшаться и через сто метров не то что бы исчезла, а как будто поднырнула под поверхность океана, оставив на ней двух дельфинов и девчонку.
Остров некоторое время был еще в оцепенении – все, кто на нем был, уже распрощались с жизнью, но волна как будто прошла под островом и «вынырнула» на противоположной стороне, сотрясая гулом землю и небо.
- Волна нас испугалась! Цунами с мозгами! – кричали на острове.
Когда Майя с дельфинами была уже рядом с островом, ее удивило огромное количество палаток на нем, шалашей, всевозможных тентов и неглубоких нор, в котором находились подростки. Подростков здесь было очень много – сотни, тысячи.
«Какое-то государство подростков?» – подумала она.
Майя попрощалась с дельфинами, похлопала по воде ладошкой, развернула их и заставила плыть обратно. Дельфины пищали, скрипели, пыхтели, но подчинились. Майя поплыла к берегу.
На берегу ее встретила огромная толпа сверстников, а также тех, кто был немного старше и младше.
- Эй, красавица, это ты гонишь на нас волну?
- А дельфины твои – это костюмированные моряки торгового флота?
- Ты не наяда? Если наяда, то скажи, сколько тебе папаша отвалит приданного из своих несметных запасов? Если не пожадничает, то я хоть завтра готов идти с тобой под венец, а еще лучше – прямо сейчас в мою нору!
- Не ходи в его нору, в ней уже переночевала половина девчонок острова. Если хочешь чистой любви – топай ко мне, я девственник.
- Так ты не знаешь, что с девчонками делать! Только читаешь стихи им и думаешь, что от каждой строчки они ловят по оргазму. А на самом деле они умирают от скуки. У меня есть бабушка-стихоплётка, я тебя познакомлю с ней, она тебя непременно полюбит и на склоне жизни еще разок испытает счастье!
Хохот стоял оглушительный, девственник уже дрался с насмешником, усиливая всеобщий гвалт.
Чего она только не услышала за несколько минут приема, который был ей оказан этим, как ей показалось, сумасшедшим сбродом. Кричали в основном на английском языке – и на ломаном, и на безукоризненном.
Но чаще всего до нее доносилось со всех сторон: «Ты инафер? Ты инафер? Ты инафер?..»
Вдруг гвалт стих и толпа расступилась перед Майей. Но дорогу давали не ей, а рослому бледнолицему парню с редкой щетиной на губах и щеках, в шортах и военной пилотке. На ремне болталась кобура, из которой торчала рукоять пистолета, и чехол с мобильным телефоном. От своей палатки по склону он медленно спускался к ней.
- Меня зовут просто – вожак. Из хороших вожаков вырастают вожди. Я хороший, но вождем просто не успею стать - умру. - сказал он. - А тебя как зовут?
- Я Майя.
- Ты наш друг? Ты инафер? – спросил он строго, прищурив глаза.
- Нет, - ответила Майя.
- Значит, наш враг?
- Нет. Не могу быть врагом или другом тем, кого не знаю. И об инаферах ничего не слышала.
- Ты где живешь?
- В океане.
- Покажи ладони.
Майя показала, не догадываясь, какие будут последствия этого.
- Врешь, - сказал вожак. – Перепонок между пальцами нет.
Он подошел к ней вплотную. От него несло потом.
- А что за письмена на твоей левой ладони, красавица?
Майя сжала ладонь в кулак.
- Это мое… личное…
- Здесь все общее, в том числе ты и то, что на тебе или в тебе есть, - сказал вожак и, подойдя к Майе, силой разжал ее пальцы.
- О, здесь какой-то номерок телефонный, по-моему, японский. Эй, Кир, сюда!
Подбежал худощавый очкарик с острым носиком.
- Проверь все базы данных в штабе, узнай, что это за номер, - приказал вожак, показывая на ладонь Майи.
Очкарик запомнил номер и побежал в штаб.
- Что будем делать с ней? – обратился вожак к толпе.
- К заложникам ее! К заложникам!
- Слышишь глас народа? – ухмыльнулся вожак. - А народ, как клиент в супермаркете, всегда прав. Заложники у нас не дармоедствуют. Выбирай из трех направлений деятельности то, что больше нравится: быть прачкой, уборщицей или любить моих ребят. Любви потребуется много, девчонок на острове не хватает.
У Майи перехватило дыхание. И она снова ужаснулась, как легко на земле появляется желание смазать изо всех сил по физиономии собеседника. В Подводном Городе это было неведомо ей.
«До понимания войн на земле, кажется, я уже дошла» - подумала она.
Майя сама сделала шаг навстречу вожаку.
- Слушай, подонок, вряд ли кого здесь я полюблю, а вот ненавидеть уже ненавижу, угадай с трех раз, кого. Даю тебе, тупица, подсказку: того, кто стоит напротив меня и, первый раз видя, распоряжается моей судьбой!..
Неясно, откуда нашла она в себе такую ярость и силу – ее удар пришелся почти точно в солнечное сплетение вожака, и он рухнул на землю.
«Ну, вот и я развязала очередную войну на планете, - подумала Майя. Победоносной она для меня, конечно же, не будет».
По сути дела, это был смертельный приговор себе, но Майю вряд ли заботило сейчас это. Она по-мальчишески упала на вожака и стала размашисто хлестать по лицу. Возможно, это и помогло ему быстрее прийти в себя.
Но очень странным было то, что толпа в оцепенении стояла вокруг и только несколько голосов – и то не очень уверенных в себе – советовало ей прекратить избиение.
- Удача! Удача! – кричал издали, выбегая из большой палатки, тот самый Кир, который выяснял, что за номер телефона на ладони Майи. – У нас есть возможность пригласить сюда важного, очень важного японца!
Майя замерла при взмахе руки. Она с тревогой и жутким предчувствием посмотрела на Кира и встала с лежащего, но уже приходящего в себя вожака. Кир, увидев эту картину, тоже замер на бегу.
Кряхтя, вожак поднялся, отряхнулся, сделал несколько глубоких вдохов, с презрением оглядел толпу, сплюнул и схватил Майю за волосы.
Ей казалось, что волосы выдираются вместе с кожей.
- Не-ет, штучка с ножками и ручками, - прохрипел-прорычал он. – Сейчас я тебя не сброшу со скалы. Ты много дней будешь жалеть о том, что когда-то легкомысленно встретились твои родители и мама не сделала аборт.
Он резко отбросил ее от себя, Майя упала и сильно ударилась подбородком о землю.
Вожак взял листок бумаги, который ему подал Кир. На его грубом лице появилось подобие улыбки.
- Нам действительно повезло! – крикнул он. – Этот номер принадлежит сынку первого заместителя премьер-министра Японии. Вот это окунек! А мама его телеакула, владелица одной из крупнейших телерадиокорпораций. Сейчас я с их чадом побеседую. Покажу ему наживку (вожак кивнул в сторону Майи). Видеотелефон мне быстро.
Кир помчался в штаб и через несколько минут вожак был уже с видеотелефоном.
Толпа мало-помалу оживала и одобрительно гудела.
«Почему же Окито не сказал мне, что отец его один из руководителей страны? – подумала Майя, ладошкой вытирая кровь с подбородка. - Ни разу. А вообще-то, что это изменило бы? Но сейчас во что все это выльется?»
Вожак набрал номер. Сердце у Майи билось во всем теле.
- Алло! – прокричал в трубку вожак, - это господин Окито?
Пауза.
- Очень приятно. Я вожак, лидер молодежной международной организации инаферов.
Пауза.
- Да, Окито-сан, ты правильно по названию все понял – мы родились, чтобы сказать всему окружающему дерьму «Достаточно! Хватит! Больше вы уродовать мир не будете!» Мама твоя, как нам известно, владелица одной из самых влиятельных телерадиокорпораций в Японии и за ее пределами. Папа тоже неплохое местечко под солнцем себе организовал. Поэтому болтать много не будем, скажу коротко: ты нам нужен, в качестве заложника.
Пауза.
- Алло, Окито, не отключай телефон, тебе нельзя это делать, иначе на твоих глазах я поиграю с твоей подружкой, которую зовут Майя, и затем сброшу со скалы.
Пауза. Вожак снова ощерился в улыбке.
- Ты мне не веришь? Включай видеоприемник, я включаю камеру.
Вожак навел объектив видеотелефона на Майю. Она, прикрывая ссадину ладошкой, закричала:
- Окито, я тебя умоляю, не приезжай сюда. Как я поняла за минуты, что здесь нахожусь, это один из сельдяных королей земли. А возможно, и еще подлее. Чем и как он сумел собрать вокруг себя столько молодежи – не ясно. Ясно только то, что он зверюга.
Вожак снова схватил ее за волосы, лицо Майи исказилось от боли. Вожак ближе поднес к ее лицу камеру.
Он держал Майю на вытянутой руке от себя. Она ногтями впилась в его руку так, что под пальцами показалась кровь. Вожак с хладнокровием мумии не обращал на это внимание, продолжая сильнее стискивать волосы. Однако рука его, как заметила Майя, сильно дрожала.
- Ну, как тебе картина, Окито-сан? – крикнул он в трубку, - хочешь, будет еще более художественной, по крайней мере, более экспрессивной?
Окито стал кричать в трубку, Майя услышала его голос.
- Слушай, вожак, фашиза новоиспеченный! Если хочешь, чтобы я прилетел, во-первых, отпусти девчонку и не трогай ее. Если я прилечу и найду, что над ней издевались, никакой помощи от меня не будет. Я буду брить тебя мечом своего деда. Если она погибнет – я тут же отправлюсь за ней, прихватив тебя, чтобы на том свете сделать из тебя человека.
- Условия, мастер спорта по харакири, тут выдвигаю я! – ответил вожак.
Он вынул из кармана наручники и пристегнул руку Майи к своей.
- Мы вместе будем тебя, Ниндзя Самураевич, ждать. Не делай ошибок, иначе не сдашь экзамен. Конец связи.
Вожак пошел к своей палатке, потащив за собой Майю. Но перед палаткой он свернул к обрыву.
- Смотри вниз, - сказал вожак, - если твой дружок будет передо мной корчить рожицы, я сброшу его отсюда. Сначала он покарябает бока о скалы, а затем плюхнется на радость акулам в воду, поняла?
Обрыв был почти отвесный. Далеко внизу спокойные волны занимались своей вечной работой: бились о скалы, превращая их в песок – песчинка за песчинкой. «Ему, родному, всемогущему, бесконечному океану, все равно, что сейчас со мной» - подумала Майя.
Хотя, на самом деле, было все далеко не так.
В большой грязной палатке вожак рухнул на лежанку, прогнав с нее девицу лет шестнадцати, которая, поносившись по палатке и собрав свои вещи, выскочила наружу.
Майя, прикованная к вожаку наручниками, села рядом с ним около кровати на земляной пол.
Он закрыл глаза, громко сопел, казалось, засыпает. Большие толстые мухи садились на ранки от майиных ногтей. Он и на них не обращал внимания. Майя не выдержала и стала, стараясь не выдавать себя, свободной рукой отгонять мух.
Он открыл глаза, и, глядя вверх, сказал, как простонал:
«Я себя тоже ненавижу, как весь мир. Думал о детском крестовом походе середины двадцать первого века, а организовал скопище чертенят…
Я помню, каким был ребенком. Любовь, радость, свет, вера в людей и чудеса. Затем мир все это истребил, любить в себе стало нечего.
 Я помню каждый выстрел, каждый удар, каждую порцию яда, каждую фальшь. Ты знаешь о том, что земля – планета лжи? Здесь вымерли, как мамонты, все искренние слова. Сказать правду на земле – значит, быть простаком или дураком. И ты в паутине лжи на каждом шагу – от детского сада до университета, в который я не поступил трижды, не набрав сотые балла. Родители, мелкие служащие, помочь ничем не могли. Дети богачей заведомо умней, заведомо талантливей…
Затем меня забрали в армию и стали учить патриотизму. Главное, не зная врага, ненавидеть его и не жалеть патронов. Сказали тебе, что он посягает на жизненные интересы твоей страны, значит, убей его и его детей. Стань убийцей, получи награду, а к старости, возможно, разберешься - жизненные или смертные были интересы твоей страны, за которые ты дрался. Не страшно грешить всей страной, страшно отчитываться на Суде в одиночку, но об этом тебя заставляют не думать.
 Дезертировал и стал собирать себе подобных. Помог Интернет. Собрал. Сделать это было не просто, поскольку протестной молодежи нынче – море, от антиглобалистов, до маоистов, чегеваровцев и новых бунтарей. Китай, к примеру, насытился, и его снова потянуло к свободе, равенству и братству. Такая же картина во многих странах. В том числе и в России. Мы назвались инаферами.
Быть самим собой в этом мире невозможно – надо много мужества. Поэтому кругом – сплошные маски.
За всю жизнь, возможно, я только один раз видел человека без маски – моего спившегося дядьку. Но за лицом была уже пустота – все выжег алкоголь.
А по молодости тоже был бунтарем – не хотел жить по правилам, которые устанавливают на планете толстосумы. По их правилам душа каждого на земле должна быть изгнана из тела, земля должна задохнуться от перегрузок и перегрева – во имя их блага, во имя их сытых и холеных деток, жен, любовниц…
Они придумали религию потребления. Хитроумные нанятые маркетологи и рекламщики сделали всех маньяками-мешками с истощенной нервной системой, которые спят и видят во сне, как себя набить жратвой, напитками, машинами и, наконец, лекарствами.
Механизм работает филигранно – одни закармливают, другие залечивают, и, довольные, считают свои барыши. А назавтра вновь мешкам-маньякам внушают, что надо работать до изнеможения, чтобы забить себя под завязку их дерьмом.
Мир в тупике. Эволюция его – самоуничтожение, революции – масло в огонь такой эволюции.
Каждый рождается ангелом, но по воле общества потребления становится мешком дерьма. По его воле! Бог стыдливо где-то прячет свои глаза… И это главная драма современного земного бытия. Вся политика, экономика и религии пляшут вокруг прихотей толстосумов. И ни у одного мирового лидера нет смелости сказать, что мы забрели не туда, ребята.
Какая там смелость у правителей-убийц! Правителей-неубийц практически нет в мире. Кто под благовидным предлогом развязывает войны, убивая тысячи и миллионы чужих и своих, кто в заботах о родной стране проводит такие преобразования, что приходится дополнительно строить много новых психушек, но и они не спасают от цепной реакции суицида, а приюты для престарелых и разные ночлежки не спасают обездоленных от холода и голода». Если ты не способен убить человека (предлоги найдутся самые благородные), на вершине власти тебе никогда не бывать.
Вожак сделал паузу - дыхание превратилось в хрип. Майе показалось, что дальше он уже не найдет сил говорить. Однако он отдышался.
«Однажды я со своими несколькими помощниками попал на этот остров. Здесь зеленые из нескольких стран устроили тусовку. Когда все разъехались, мы в палаточном городке остались в качестве сторожей – вскоре должна была состояться новая тусовка зеленых. Нам разрешили пользоваться Интернетом. Через два месяца инаферов было здесь больше двух тысяч.
Все экзальтированные и… трусливые. Распахиваешь перед ними душу – перестают видеть в тебе силу, и еще больше трясутся. Половина разбежалась. Пришлось замыкаться и звереть. Полюбили. И следом за мной пошли на преступления, между которыми напрягали интеллект.
Мы отправили больше тысячи обращений к международным организациям и правительствам всех стран, но на нас как плевали, так и плюют. Тогда мы решили брать заложников, выловили несколько крупных рыбешек, включая американского конгрессмена, русского помощника президента, сынка и дочку бразильского премьер-министра. При захватах лилась кровь – и наша, и всех попавшихся под руку. Мы тоже стали обыкновенными убийцами, хоть и знали, что революция ставит на себе крест, когда проливает первую каплю крови…
Весь бунтующий молодняк на земле обречен. Его так или иначе спровоцируют на кровь. А в капле крови утонет любая золотая и великая мечта. Есть другие, настоящие формы борьбы, но мы о них пока что только смутно догадываемся. Нужен гений-вожак, но его пока нет…
Но сейчас не об этом…Не хватало Азии. Твой японец восполнит пробел. Нас должен услышать весь мир и выполнить наши требования, хотя ясно, что-либо требовать мы уже не имеем права. Просто я сам и все мои уроды понимаем, что нужна какая-то развязка… Просто нужна развязка…»
Вожак был бледным, с красно-белыми разводами на щеках, ему не хватало воздуха. По тому, как билась артерия на шее, Майя поняла, что его сердце во власти пароксизма. Было ясно, что жилец он никудышный.
Трясущимися руками вожак достал из кармана ключ и хотел отстегнуть от себя Майю, но закашлялся и сильно захрипел.
«Рассказал… Как на исповеди… Стало легче… Знаю, мне конец… Наконец-то… А в детстве я был здоровячком… Очень много читал, занимался спортом. Мечтал стать ученым. Моим кумиром был ученый с мировым именем Александр Викторанин, Александр Великий в физике, астрономии и других…»
Вожак еще сильнее закашлялся. Майя напряглась струной и затаила дыхание – ведь вожак только что назвал имя ее отца! Или это просто совпадение?..
Когда вожак немного успокоился, Майя с дрожью в голосе спросила:
- Вы сказали… Александр Викторанин?..
- Да, Александр Викторанин, а что, ты его знаешь?
- Да, знаю… А вы не могли бы сказать, что с ним случилось, где он сейчас?
Сердце Майи не находило места, на лбу выступила испарина, губы дрожали.
Вожак собрался с силами.
«У него были очень сложные отношения со своим правительством. Город, который был построен Виктораниным и его женой на дне океана на собственные средства, правительство их страны решило использовать как секретную военно-морскую базу в противостоянии с азиатскими государствами. Он же хотел, чтобы это был научный город всего человечества и обратился за помощью ко многим общественным организациям в мире и некоторым странам. Поддержку нашел, Подводный Город оказался под протекторатом международных сил, но беды не закончились.
 Посредством хитросплетений, в которых принял участие его старый друг-предатель, московский ученый, Викторанина похитили в Москве во время симпозиума и с помощью угроз уничтожить Подводный Город вместе со всеми его жителями, заставили работать на военных. Говорят, на их полигоне он создавал сверхсекретные летательные объекты, способные выходить из гравитационного поля земли, то есть становиться невесомыми, еще не взлетев ни на метр.
Он создал такой суперобъект и, как поговаривают в мире, сбежал на нем от своих «работодателей». Возможно, он разрушил его, но толком об этом никто не знает. Есть несколько людей, которые клянутся, что видели его на Мусорном острове…Там его называют человеком неба…»
Вожак вновь закашлялся, алые пятна на бледном лице стали багровыми. Майя, склонившись к нему, кричала, обливаясь слезами:
- Где находится Мусорный остров, кому он принадлежит? Ответь же, вожак, ответь! Викторанин – мой отец!
Вожак был уже в пути на тот свет, но майин вопрос долетел до его угасающего сознания, и он на несколько мгновений задержался на земле.
- В Тихом океане… Между Гавайями и США… Хотя, быть может, все это миф… Дрейфует… Гигантский… На нем ангелы… А мы супостаты… Около тебя, около чистой души…хорошо умереть… ты – последний глоток кислорода… прости.
Голова его откинулась, глаза закатились.
Майя сама разомкнула наручники и выбежала из палатки.
- Доктора, к вожаку, доктора! – закричала она. - Он умирает!
Майя вернулась к вожаку и, пощупав пульс, припала к его груди. По последним ударам сердца она поняла, что оно просто разорвалось, и спасти вожака не удастся никому.
В палату вбежали друзья вожака. Поняв, что произошло, все посмотрели в ее сторону.
- Что ты сделала с ним? – закричал долговязый наголо подстриженный парень, первый помощник вожака. – Хотя никакого значения это уже не имеет! Только за то, что ударила его в грудь, мы тебя размажем по скале.
Майя молчала.
Вдруг как будто грянул гром. В палатку вбежал Кир и закричал:
- Над островом истребитель пролетел, идет на разворот и снижается, сейчас, наверно, пальнет!
Когда все выбежали из палатки, самолет уже, прибив к земле траву, приземлялся вертикально напротив штаба. Когда до земли оставалось не больше полметра, кабина над вторым пилотом распахнулась, из нее на землю спрыгнул молодой азиат в гражданской одежде. Всем было ясно, кто прилетел.
Истребитель, оглушив остров ревом двигателей, быстро превратился в точку на небе. Окито посмотрел ему вслед и стал обводить взглядом толпу, которая окружала его со всех сторон.
Долговязый, толкнув попавшихся под ноги, подошел к Окито.
- Тебе, японец, придется рассчитаться с нами и хорошенько помочь нашей организации. Твоя девушка только что убила нашего руководителя.
Окито ответил вопросом на вопрос.
- Ты унижал ее?
Долговязый оторопел.
- Ты что, прилетел сюда в качестве следователя? Или же думать о ее жизни и заодно о своей?
Окито перебил его:
- Я ее должен увидеть сейчас же, иначе разговора не получится.
Долговязый скривил в усмешке лицо и сплюнул.
- Пройди в палатку.
Когда Окито оказался в палатке, ему стоило огромных усилий играть роль человека спокойного и хладнокровного. Но по-другому было нельзя. Майя стояла пристегнутой наручниками к металлической трубе, которая подпирала свод палатки. Она изо всех сил старалась освободиться.
Окито подбежал к ней и, вытирая платком кровь с ее подбородка, спросил, как она себя чувствует, какая ей нужна помощь.
Майя приникла к нему, не в силах сдержать слёзы.
Окито повернулся к Долговязому.
- Освободи ее от наручников, затем серьёзно поговорим.
Долговязый щёлкнул пальцами, просьбу Окито тут же выполнил живчик Кир.
Кожа под кольцом наручника была стёрта до крови.
Когда Майя оказалась на шее Окито, он её крепко обнял и стал взглядом сверлить по очереди каждого, кто стоял перед ним. Его, по сути дела, еще мальчишеское лицо на глазах у всех преобразилось так, что достаточно было на мгновение встретиться взглядами, и ни у кого не оставалось сомнений: тронешь его или его девчонку – тут же поймешь, что такое тигр и динамит в одном флаконе, здесь же узнаешь, кто такие идущие на смерть во имя любви.
Каждый на лице потомка самураев и камикадзе увидел непобедимый сплав – жажду жизни с презрением к смерти.
Долговязый, понимая это и стараясь сохранить лицо, интерпретировал ситуацию по-своему:
- С этими тупицами разговор бесполезен. Они презирают нас, мы презираем их. Они своей властью и деньгами убивают нас, их пусть убьет океан. Сбросьте их со скалы.
Первым подбежал к Майе и Окито Кир, за ним ещё несколько парней и девушка, которую Майя видела в палатке вожака.
Майя и Окито шли впереди, за ними – толпа. Но не вся, что была на острове - многие отказались от предстоящего зрелища. Майя поймала на себе даже несколько сочувствующих взглядов.
Она на ходу прижалась к Окито, он прижал ее голову к своему плечу.
- Времени на обдумывание нет, - шепнула Майя, - просто слушай каждую мою команду, иначе мы через минуту превратимся в мешки переломанных костей.
Окито ещё сильнее прижал её голову к своему плечу. Он понял её задумку.
Когда до обрыва осталось метров двадцать, Майя и Окито остановились.
Долговязый крикнул:
- Да вы вперед шагайте, не стесняйтесь, впереди ваша свобода!
Майя обернулась к толпе и подняла глаза чуть выше голов. И, как бы показывая Окито, громко сказала:
- Смотри, твой истребитель приближается, видишь точку над горизонтом?
Все обернулись.
Майя кивнула в сторону обрыва и шепнула: «Бежим, отталкиваемся изо всех сил и прыгаем в океан, он нас спасёт! Как можно сильнее отталкиваемся от обрыва!»
Майя и Окито неслись к обрыву локоть в локоть.
Толпа смотрела им вслед, всем было понятно – догонять бесполезно.
Кто-то крикнул: «Камни им вслед!» Другой крикнул: «Стойте, мы вас не тронем!»
Оттолкнувшись от обрыва и продолжая перебирать ногами, как будто в замедленной съёмке, Майя и Окито летели навстречу жизни или смерти – многое зависело от того, как они приводнятся. Если упасть на воду с высоты двадцать пять - тридцать метров плашмя – она не будет мягче асфальта.
Приводнение было не вполне удачным, Окито чуть-чуть наклонило вперед, и он сильно ударился головой о воду. Майя тоже на несколько мгновений была оглушена водой. Когда открыла глаза на глубине двенадцати-четырнадцати метров, поняла, что Окито без сознания.
Майя лихорадочно соображала, что делать дальше. Вынырнуть на поверхность – возможно, действительно угодишь под камнепад. Найти, не выныривая, безопасное место под скалой тоже вряд ли получится, а Окито нужен срочно воздух.
Неожиданно что-то очень сильное сжало голень Майи и тут же потащило в глубину. Она посмотрела с ужасом вниз и… увидела своего Оську!
Она его не спутала бы ни с каким другим осьминогом в мире. Одним щупальцем он оплел ногу Майи, другим – ногу Окито и, абсолютно уверенный в своих действиях, стал буксировать их в подскальный мрак.
Сопротивляться было бесполезно – Оська не играл. Секунды тянулись мучительно медленно, Майя поняла, что они оказались в подводной пещере, в ее горизонтальной части. Но вскоре Оська, работая со всей мощью своим телом, начал всплывать, как в огромном каменном колодце, не выпуская их из своих щупалец.
Всплыли они под сводами пещеры, в которой, к счастью, был довольно большой каменный выступ, послуживший спасительным берегом.
Оська освободил майину ногу, она вскарабкалась на выступ, и стала вытаскивать из воды Окито.
Умница-осьминог, родное преданное существо! Как он оказался здесь? Как он нашел путь спасения? Но сейчас было не до ответов на эти вопросы.
Оська щупальцами помогал Майе, и потому Окито быстро оказался рядом с ней на выступе.
Она перевернула его на живот и несколько раз изо всех сил обеими руками надавила ему на спину, стараясь выдавить воду из дыхательных путей. Затем перевернула на спину и сколько было сил ударила кулаком, как бьют в гневе по столу, в грудь Окито.
Так делают, когда нет под рукой ничего, чтобы запустить самый нежный и самый сильный двигатель на свете – сердце.
И снова ей пришлось приникнуть ухом к груди Окито, чтобы узнать, ответило ли ей его сердце. Сердце молчало.
Майе показалось, что это смерть. Его и ее. Она оглянулась вокруг – в пещере, оказалось, было довольно светло. Сейчас над океаном в зените Солнце – свет сквозь воду пробивается даже в такие укромные местечки, как это, но каково будет ночью?
А где же Оська? Неужели и он понял, что ситуация безнадежная?
Майя зарыдала. Не от страха. Не от отчаяния. Она ревела потому, что, как ей подумалось, Окито ее подвел, не выполнил какие-то важные обещания и даже - предал.
Она повернулась к нему и стала бить ладошкой по щеке, причитая: «Ты обещал мне тропу в небо, ты обещал никогда не расставаться, ты обещал мне улицы твоего города, чего ты только ни обещал мне – и сбежал, скрылся, исчез! Слабак!»
Она остервенело несколько раз подряд ударила его кулаком по груди и… и была обдана самым, в данный момент, лучшим на белом свете фонтаном – фонтаном жизни, фонтаном надежды, фонтаном… всего того, что скопилось в его легких.
На мгновение Майя оцепенела, но тут же взяла себя в руки. Она снова перевернула Окито на живот. Тот хоть с огромным трудом и хрипом, но все же дышал и отплевывался от рвоты.
Майя трясла его за плечи и уже смеялась и плакала одновременно.
- Ты будешь со мной! Ты меня не оставишь! Только подумай, как здесь страшно одной ночью! Хотя ночью, если бы ты не вернулся, здесь никого уже не было б – я убежала бы отсюда струйкой крови – за тобой. Приходи же скорее в себя, родной! В себя и ко мне! Я тебя люблю! Я тебя люблю!
Окито, лежа на животе, слабой рукой поймал ее ладонь на своем плече.
- Не отпускай меня, Окито! Не отпускай! Иначе я сейчас же сорвусь с обрыва, который в тысячу раз больше того, с которого мы прыгали! Держи меня, Окито! Сожми же мою ладонь изо всех сил!
И тут Майя вскрикнула - от боли! Ладонь ее действительно хрустнула в сильной руке. Ее заклинания проникли в сумеречное сознание Окито, и он отозвался…


Спустя три часа Окито сидел прислонившись к стене пещеры, Майя, положив голову на его грудь, гладила его ноги, на которых остались следы от присосок Оськи. И ей хорошо было видно, как силы быстро возвращаются в любимого человека…
- Хочу поделиться открытием. - прошептал Окито, – мою яхту разбила и дала мне увесистую затрещину не буря, а та одинокая разумная волна. Очень разумная…
- Я тоже знаю об этом, - ответила Майя. – Ты сердишься на эту волну?
- Нет… Мне стыдно перед ней… За мусор… Увы, я делал так частенько… Плыть по океану и сбрасывать в него мусор – это одно и то же, что парить над городом и сбрасывать мусор на головы прохожих… Да и другие грешки перед океаном у меня есть… А как можно на волну сердиться, ведь, по сути, именно она привела тебя ко мне.
- За это я тоже ей бесконечно благодарна. А вот по голове бить могла бы и полегче…
- Да нет… Точь-в-точь что надо!..
Майя улыбнулась и погладила Окито по голове, как ребёнка.
- Странно, но я только что вспомнила – память воспроизвела с абсолютной точностью – все движения того полупрозрачного существа, которое размахивало ручонкой передо мной в водорослях, пленивших меня. Оно мне как будто на школьной доске написало на латинице два слова «Я аквар». Теперь мне понятно, почему разные народы называют их одинаково… Да, да, совершенно точно: я аквар! Почему же только сейчас мне вспомнились его движения, и я расшифровала их? Хочется надеяться, к добру.
Ночь прошла в полузабытьи. Он прижимал ее к себе, руки не знали усталости. Она не выпускала из объятий его шею.

ПОЛЕТ К СВЕТУ

Они проснулись одновременно в объятиях друг друга. В пещере было светло - свет снова пробивался из-под стены-скалы. Значит, в разгаре был новый день.
Тела болели от каменного ложа, а души возносились до небес.
- Когда я буду твоей женой, - тихо сказала Майя, - я никогда не позволю стать тебе моим… мужем. Ты будешь вольным, как ветер, мальчишкой, как сейчас, а я буду следовать по белому свету за тобой…
- Как девчонка! – подхватил Окито. – Как сегодняшняя девчонка! И никаких жёён!
- Разумеется! – приняла эстафету Майя. – Даже если у нас будет дюжина детей!
- Даже если две!
- Слушай, а это ведь тоже беспредельное счастье – оказаться в каменном жилище под землей, за огромной стеной воды, в океане, то есть далеко-далеко от всех, наедине с тем, кого любишь! – воскликнула Майя.
- При этом с тобой как будто все лучшее, что есть на планете, в мире и в тебе, - ответил Окито. – Когда-нибудь мы окажемся наедине на какой-нибудь далёкой планете, обещаю.
- Я не сомневаюсь. Слушай, а может, людям надо сделать много-много планет и запустить их вокруг Солнца, чтобы всем-всем влюбленным хватило – по планете! Я знаю, земле под силу разместить на себе любое количество любви, но все равно всем влюблённым так иногда хочется иметь свою планету!.. Возможно, потому, что со злом на земле уже давно перебор?
- Поддерживаю предложение! Но самое главное, чтобы орбиты любви и планет никогда не расходились – ни на сантиметр, иначе просто-напросто будет захламлено космическое пространство.
- Ты прав! – сказала Майя и, вздрогнув, прижалась к Окито, поскольку в этот момент сильно содрогнулись стены пещеры, и выступ, на котором они лежали. Сверху сорвались несколько кусков скалы и плюхнулись в воду.
Майя сжалась в комок и еще сильнее прижалась к Окито. А через несколько минут в воде мелькнула тень, и из нее высунулся Оська – сначала глазастая голова, затем щупалец, который осьминог протянул Майе.
- Привет, мой хороший! – крикнула Майя. – А я подумала, ты о нас забыл. Извини. Но что же нам делать?
Оська нежно оплел ее руку щупальцем и, осторожно подергивая, приглашал следовать за ним.

В это время на острове и около него шёл неравный бой.

ГОРЬКИЕ ШАГИ ПО ЗЕМЛЕ
 
Определив с помощью вернувшихся к Подводному Городу Оськи и дельфинов, где находится Майя, Изольда Александровна на трех больших аквалётах подплыла к острову и через громкоговоритель выдвинула требование выдать ей Майю.
И тут Долговязый сделал очередную глупость – приказал дать очередь по аквалётам из крупнокалиберного пулемета, гнездо которого было на самой высокой скале острова.
Ответ необычных субмарин был мгновенным – из одной лодки в скалу упёрся красно-фиолетовый луч и отрезал ее от острова, как ломоть хлеба от булки. Горе-пулемётчики успели вовремя дать с нее дёру.
Одна из субмарин проплыла вокруг острова и превратила в пыль и пепел остальные огневые точки инаферов, дав последним возможность убраться с них. Всем, кто был на острове, казалось, что явился судный день.
Изольда Александровна в сопровождении трёх телохранителей, которые держали в руках автоматы очень странной конструкции, высадилась на берег. Остров охватила паника. Многие, при приближении нежданных гостей, кричали, что они тут по ошибке или случайно. И только небольшой отряд во главе с Долговязым стал на пути Изольды Александровны, глядя на неё и ее спутников свысока и презрительно.
Мать Майи сразу поняла, с кем тут надо разговаривать.
- Вы тут главарь? – упёрлась она взглядом в долговязого.
- Да. Вы хотите возместить ущерб, который нанесён острову?
- Для начала, молодой человек, я хочу спросить, где моя дочь?
- Кто ж знает, где ваша дочь, - делая еще более презрительную гримасу на лице, сказал Долговязый. – Где-то в океане плавает.
- Как она там оказалась?
- Спросите её, если найдёте. Взяла и со скалы прыгнула со своим японцем.
Изольде Александровне показалось, что она теряет сознание. Больших трудов стоило собраться и продолжить разговор.
- Покажи, откуда именно они прыгнули.
- А вон видите обрыв, оттуда и сиганули.
Изольда Александровна подошла к обрыву и посмотрела вниз. «Прыгнуть отсюда и остаться в живых – почти никаких шансов», - подумала она.
Она приказала, чтобы экипаж одной из лодок просмотрел хорошенько берег и дно. А своим помощникам, что были рядом, сказала, кивнув на Долговязого и его соратников: «Свяжите их».
Помощники нацелили свои странные автоматы на парней и, крикнув «Мальчики, закройте глазки!», нажали на курки. Из дул вылетели не пули, а струи жидкости, которые, попадая в инаферов, превращались в вязкие, клейкие и резко пахнущие жгуты. Отодрать их от тела и одежды было невозможно, а разорвать – тем более.
Помощники Изольды Александровны не пожалели клея – никакие наручники тут были не нужны.
- Хороший кокон получился из вас, ребятки! – крикнул один из них. – Чем больше будете шевелиться, тем больше запутаетесь. Так что до полиции сидите спокойно, иначе клей вас удушит. Ну а тюрьма после клея вам покажется раем, а надсмотрщики – ангелами. Справедливости разбоем не добьёшься.

ЗНАКОМСТВО НА ВОЛНАХ

Майя и Окито в это время в своей каменной подземно-подводной обители общались с Оськой. Один его щупалец лежал на коленях Майи, другой – на плече Окито. Лобастая голова Оськи выглядывала из воды, доверчивые огромные глаза глядели то на неё, то на него. В них читался вопрос: «Ну, когда вы решитесь, наконец?»
Окито, за последние сутки два раза расстававшийся с жизнью, чувствовал некоторую неуверенность. Он понимал, что под водой придется пробыть более двух минут, чтобы проплыть в подводной пещере и выбраться на поверхность, а это значит, что не исключалось новое ЧП с его здоровьем. Ну, сколько можно валяться бездыханным у ног Майи!
Майя поняла его терзания. Она переложила тяжелый щупалец Оськи со своих колен на колени Окито. Теперь он был почти в объятиях осьминога – один щупалец по-прежнему лежал на его плече.
- Если он зовет нас плыть, значит, там, на поверхности, уже безопасно, не сомневайся. Не исключено, что там уже корабли ближайших стран. Я сплаваю одна, мой рекорд пребывания под водой без снаряжения – семь с половиной минут, за меня не беспокойся. Я быстро вернусь. Погладь оськины щупальца и расскажи ему что-нибудь весёлое. А главное, скажи ему, что ты меня любишь, и что мы когда-нибудь сюда вернемся вместе с ним и поблагодарим за счастье это местечко планеты. Пусть даже если за нами будет плыть дюжина наших детей.
- Или две! – ответил Окито.
Майя была уже в воде, но, закрыв глаза и широко улыбнувшись, подтянулась на руках и поцеловала Окито – в губы, плечо, коленку.
- А ты, - обратилась она к Оське, внимательно слушай самого красивого и хорошего японца в мире и тоже жди меня.
Майя, произведя гипервентиляцию легких, нырнула и вертикально поплыла вниз – к горизонтальной части пещеры, туда, где вода мерцала синевато-зеленым светом надежды. Перед тем, как вплыть в горизонтальную часть пещеры, Майя остановилась и, посмотрев вверх, помахала Окито рукой. Затем прикоснулась ладонью к губам, выпустила изо рта несколько пузырьков и как будто подбросила их ладонями вверх. Окито понимал, что к нему всплывают ее поцелуи – он не отрывал от пузырьков взгляда, пока они не достигли поверхности.
Пузырьки всплыли и не лопнули, они весело покачивались на воде.
Окито посмотрел вниз – Майя все еще была перед пещерой и улыбалась ему. Он освободился от щупалец Оськи, спустился в воду, подплыл к пузырькам и всосал-вдохнул их в себя. Опустив голову в воду, он увидел, что Майя по-прежнему глубоко в воде держалась за скалу и улыбалась ему. Он жестами попросил ее плыть дальше. Она помахала ему руками и исчезла под каменным сводом.
Окито остался один на один с Оськой.
- Как я мог жить на свете без нее? – задал он себе вопрос. – И жил ли я без нее? Жил, потому что был другим. А сегодняшний уже не проживу без нее и дня… Теперь я другой, теперь я её…
Неожиданно странная волна стала радиально ходить вокруг него – сначала она была небольшой и медленной, но становилась все больше и больше, все быстрее и быстрее. Он подумал, что это Оська играет, но, опустив снова голову в воду, увидел, что тот на прежнем месте, только голову и щупальца погрузил в воду.
Через минуту он был уже в водовороте, из которого невозможно было выбраться…


Майя вынырнула рядом с берегом – под тем обрывом, с которого они прыгнули с Окито. И каково же было ее изумление, когда она увидела метрах в пятидесяти от себя аквалёт из флотилии Подводного Города. Над островом кружили два вертолета и почти вплотную к берегу подошли два корабля под флагами Тихоокеанской международной организации безопасности.
А чуть левее и подальше субмарины виднелись приближающиеся к острову два дельфина. Майя погрузилась в воду и издала несколько гортанных звуков, которые тут же долетели до слуха Мартина и Рики. Эти звуки окрылили дельфинов, их фонтаны взлетали необычайно высоко, и скорость была небывалой – они мчались к ней!
Она поплыла навстречу им. Но, видимо, этот день был плотно набит сюрпризами. Майя вдруг снова ощутила давно знакомый холодок, пробежавший сквозь все тело. Она поняла, что холодком веет из глубины.
«Сейчас опять произойдет что-то важное, но пока не вполне объяснимое», - подумала она и не обманулась в своем предположении.
Из воды, словно в прыжке на батуте, вылетел Окито! Майя успела разглядеть на его лице широко открытые глаза, удивление и даже улыбку.
«Боже мой! – воскликнула она, - ну хоть бы к нему явились и открылись тайны!»
Окито солдатиком удачно упал в воду, через несколько секунд вынырнул и изо всех сил закричал:
- Майя, это я! Я здесь! Я видел их, я глядел глаза в глаза!..


Казалось, их объятия никто уже не разомкнет, их поцелуй никогда не закончится.
Иногда они с головой на несколько секунд погружались в воду, но выныривали так, что было понятно – ни океан, ни небо, ни все то, что происходит вокруг - им не помеха. Все времена и пространства были созданы для их объятий.
А вокруг происходили как серьёзные, так и весьма забавные вещи. На берегу стояли счастливые освобожденные заложники, инаферов с острова перемещали на корабли в сопровождении полицейских! Ну а рядом…
А рядом было то, о чем Майя даже не могла и помыслить. Подплывшая к ним на лёгкой моторной лодке Изольда Александровна не нашла с их стороны ни малейшего внимания. Целомудренные и чуткие помощники выключили двигатель и благородно отвернулись от влюбленных. Отвернулась и Изольда Александровна. Изредка и робко посматривала она в их сторону, но дочка и юноша по-прежнему ничего не видели вокруг.
Дельфины делали большие круги вокруг своей любимицы и не подплывали – то ли ревновали, то ли боялись спугнуть её блаженство.
Наконец поцелуй был прерван, но только для того, чтобы была возможность поворковать.
– Какие сладкие поцелуи в соленой воде! – сказала Майя.
- Океан, наверное, специально для этого и посолен кем-то, чтобы в нем сладкое было более сладким - ответил Окито.
- Как ты думаешь, кто его посолил? Солил, солил и пересолил! Только подумай, все океаны на земле пересолены! Нет, сначала ответь, как ты оказался рядом со мной?
- Майя, поверь мне, это не вода, это не волны, это совершенно живое и осязаемое. Когда в пещере образовался водоворот и стал меня всасывать, я почувствовал прикосновение десятков или даже сотен маленьких рук. Более того, когда эти руки втянули в воду и понеслись со мной сквозь пещеру, я открыл глаза и отчетливо увидел их личики – бесконечно добрые и умные. Увы, мой полет продолжался считанные секунды и я оказался на поверхности. Если бы это была галлюцинация, я не оказался бы сейчас рядом с тобой, ведь так же?
Тут Изольда Александровна, поборов смущение и почувствовав, как ее переполняют доселе неведомые чувства, обратилась к Майе:
- Доченька, а ты не хочешь знать, кто солит слезы матерей?
Как запищала Майя – так пищат только дети, когда их находят, играя в прятки! От смущения она стиснула шею Окито и ушла вместе с ним под воду. Но тут же вынырнула и, тиснув в воде руки Окито, поплыла к маме.
- Мамочка, прости меня, пожалуйста, - защебетала она. – Прости, что все так получилось, я просто попала в такой могучий круговорот событий, что не в силах была выбраться из него. Зато, мамочка, милая, родная, столько открытий, столько приобретений!..
Она была уже в лодке и обнимала маму. Изольда Александровна поймала себя на мысли, что дочка ласкается уже как-то по-особенному, совсем не по-детски, по крайней мере, не так, как прежде. Или все это ее материнская ревность – не более того?
- Если я правильно понимаю, - сказала Изольда Александровна, - самое главное твое приобретение – этот юноша?
Майя опустила глаза и крепко прижалась к маме.
- Мамочка, не последних дней, а всей жизни… И он – больше, чем приобретение…
Изольда Александровна услышала в голосе дочери такие нотки, что тут же прогнала из головы все вопросы, которые хотела задать ей. «По-моему, главное сейчас, - подумала она, - задушить в себе ревность. Девочка стала не только моей, но что в этом плохого? По большому счету, её друг - это и мое приобретение – сердце Майи не могло зацепиться за пустое, не из той породы».
Изольда Александровна крепко-накрепко прижала к себе дочь, подавив в себе слезы неведомого доселе волнения.
- Так, может, ты, наконец, пригласишь его в лодку и представишь нас друг другу?
Майя, несколько раз чмокнув маму в щеку, повернулась к Окито. Он с волнением смотрел на неё, покачиваясь на волнах.
- Плыви к нам! – крикнула Майя,
Окито понял по голосу, что в лодке действительно хотят его видеть.
Помощник Изольды Александровны подал Окито руку, и он оказался перед ней и Майей, которая широкой улыбкой и прищуром глаз помогала преодолеть волнение.
Он был в плавках, по смуглому мускулистому телу сбегали, словно живые, капельки воды.
Он не осмелился подать Изольде Александровне мокрую руку.
- Здравствуйте, меня зовут Окито. Извините, что в таком виде, - сказал он и поклонился.
Изольда Александровна добродушно улыбнулась.
- Здравствуйте, Окито! Рада знакомству. А что касается вида – ну не в смокинге же нырять и плавать в океане!
Окито ответил широкой улыбкой.
- Да, в смокинге неудобно, с него очень долго стекает вода.
Изольда Александровна рассмеялась и сама подала Окито руку.
- Приглашаю посетить главный аквалет Подводного Города, там и познакомимся поближе. Сбор в кают-компании через два часа.


В очередной раз Окито восхищался совершенству технических созданий Подводного Города. Заглянув в такой аквалёт, в котором сейчас находился Окито, Жюль Верн наверняка пожалел бы, что не дал полную волю своим мечтам и фантазиям, работая над книгой «Двадцать тысяч лье под водой».
В сущности, это был летающий в водном пространстве небывалый дворец, только не в вертикальном, а горизонтальном положении.
Вечеринка проходила в шикарной кают-компании, где собрались офицеры аквалётов, Изольда Александровна, Майя и Окито. Он обратил внимание, что почти половина командующего состава здесь – женщины, которые в данный момент были одеты в вечерние красивые платья. Изольда Александровна и Майя были тоже в очень красивых нарядах.
Для Окито, пока он был в сауне, приготовили элегантный темно-серый костюм, белоснежную рубашку, модные туфли, бабочку. В таком облаченье, надо сказать, он чувствовал себя вполне комфортно.
На симпатичного рослого азиата изучающие взгляды бросали все молоденькие красавицы, с интересом поглядывали и мужчины. Всем было ясно, почему он сидит рядом с Майей и Изольдой Александровной.
В эту минуту было подано легкое вино.
- Я хотела бы поднять этот бокал в честь небывалого события. - обратилась ко всем Изольда Александровна. – На нашем аквалёте впервые человек из чужого города. Он друг моей дочери, его зовут Окито. Надеюсь, он будет и моим другом. Пока мы не готовы к сотрудничеству между нашим городом и Токио, в котором он живет, но, думаю, в будущем это вполне возможно…
Ужин прошёл непринужденно и весело. Члены экипажа, особенно молодые, задали очень много вопросов Окито, на которые он отвечал охотно и с юмором. Когда же Майя сказала, что отец Окито один из руководителей страны, интерес публики возрос еще сильнее, и Окито пришлось прочитать целую лекцию о своей родине.
В разгар разговора Майя шепнула на ухо Окито, что покинет его на несколько минут вместе с Изольдой Александровной – необходимо решить один важный вопрос тет-а-тет.
Тема разговора была настолько волнующей, что Майя предложила Изольде Александровне подняться на палубу, чтобы по дороге собраться с мыслями и духом.
На палубе веяло свежестью, огромный диск Солнца на горизонте как будто всасывался морем. Через полчаса океан набросит на себя, как тёмное одеяло, ночь.
Майя прижалась к маме и подбирала слова. Изольда Александровна чувствовала ее дрожь.
Нам необходимо, - сказала Майя, проглотив подошедший к горлу ком, - отыскать Мусорный остров… Он, говорят, где-то между Гавайскими островами и Калифорнией. Ты что-нибудь слышала о нем?
- Конечно, Майя, я знаю многое об этом острове. Океаническая карусель течений собрала в одном месте громадный остров пластика, бревен, останков лодок, кораблей и всего того, что в воде не тонет. Действительно, как будто исполинский дворник смел в кучу все то, чем загрязняют поверхность океана люди. Пыль, которая есть даже над океаном, и споры растений покрывают его, как любую часть суши, кое-где на нем уже есть трава и кустарники. А чем этот остров тебя заинтересовал?
- Мама, ты знаешь, что на этом острове сейчас живут люди? Много людей…
-Да, я слышала, что до него добираются и живут годами бродяги, те, у кого проблемы с правосудием и прочие…
- Нет, мама, нет! – почти закричала Майя. – В этом ты наверняка заблуждаешься.
- Почему ты так взволнована? – удивилась Изольда Александровна.
- Потому что… потому что там видели нашего папу!
 И тут Майя не смогла сдержать слезы – они хлынули, как реки из берегов в половодье. Она ревела, прижимаясь к маме и пытаясь что-то сказать, но ничего не получалось. Ее трясло и шатало, словно была в жутком ознобе.
«Сколько же за годы без отца накопилось в моей девочке горя и несбывшихся ожиданий, - подумала про себя Изольда Александровна, - я знала, что моему подраночку больно, но чтобы так…»
Еще сильнее прижала к себе дочку и… сама разревелась.
Их плач поднимался до ночного неба, простирался через океан.
Дежурный офицер доложил о том, что происходит на палубе, капитану. Капитан, давний друг Александра Ивановича Викторанина и его семьи, ответил дежурному: «Если б мне позволяла должность, я тоже поревел бы с ними. На палубе никого не должно быть, этот плач надо охранять зорче, чем весь флот».
Изольда Александровна первой нашла силы вернуться к разговору.
- Успокойся, моя хорошая. Откуда у тебя такие сведения?
Майя еще долго всхлипывала, вздрагивая всем телом, и просто стояла молча, уткнувшись в мамино плечо.
- Об этом мне сказал молодежный вожак на острове, он много бед натворил, и прежде всего для себя, но врать он не способен, - сказала она сиплым голосом. – Папу на острове, как сказал вожак, называют человеком неба. Мамочка, давай сейчас же отправимся к этому острову. Не может предчувствие обмануть меня, мы найдем папу.
Изольда Александровна была уверена, что Майю просто-напросто ввели в заблуждение, а может, просто пошутили-посмеялись. Но она сразу же пригласила к себе капитана, попросила выяснить место нахождения Мусорного острова, чтобы сразу же отправиться к нему.
Через пятнадцать минут три аквалёта мчались в район пересечения Северного тропика и сто сороковой долготы к востоку от Гринвича.

МУСОРНЫЙ ОСТРОВ И АЛЛА

Летние ночи коротки, но еще короче тревожные сны женщин. За иллюминаторами было темно, а Майя была уже на ногах. С открытыми глазами лежала и Изольда Александровна.
В аквалётах царила тишина, а это означало то, что они были уже у цели. Майя выбежала на палубу и ахнула. Аквалёты действительно находились рядом с необычным островом, на котором было очень много костров. Майя взяла бинокль.
Около каждого костра сидели, лежали или чем-то занимались люди. Некоторые были с книгами, другие с музыкальными инструментами, третьи с мольбертами. Но больше всего было одиноких задумчивых людей. Они молча глядели в костры, вороша их время от времени палками.
- Это диогены, отшельники и своего рода монахи двадцать первого века, разочарованные в том, как устроена планета, в жизни людей и в собственной жизни, - задумчиво сказал капитан, бесшумно подошедший к Майе. - Среди них немало очень знаменитых людей в свое время, идолов толпы, ученых, артистов. Есть здесь, конечно, и преступники в прошлом, и разорившиеся миллионеры, и состарившиеся бродяги. Но есть и такие, которые спустились сюда с пика своей карьеры. Среди них несколько крупных банкиров и промышленников, отдавших все до последнего цента больным, бедным, сиротам.
- Откуда, Владимир Николаевич, у вас такие знания об этом острове? – спросила Майя капитана.
- Видишь ли, дорогая Майя, я уже в таком возрасте и с таким грузом прошлого, что мне просто полагается знать такие вещи, - уклончиво ответил капитан. – Хотя о феномене этого острова уже всем пора узнать на земле и крепко задуматься. По сути, на планете Земля люди ищут другую планету…
В этот момент к Майе и капитану подошла Изольда Александровна. Одета она была по-походному – в легких спортивных брюках, кроссовках, футболке, с сумочкой через плечо.
- Майя, иди, переоденься. Мы не будем дожидаться рассвета, пройдем с тобой по острову прямо сейчас.
Владимир Николаевич сам довез их на резиновой лодке до берега острова и, сказав, что будет ждать их на палубе аквалёта, отправился обратно.
- Мама, ты правильно решила, что не надо дожидаться рассвета, - сказала Майя, когда они уже шли по острову, привыкая к необычной тверди под ногами.
- Я не спала этой ночью, - глубоко вздохнула Изольда Александровна. - Прокрутила в памяти каждое мгновенье нашей жизни с папой, и, наверное, хорошо прочувствовала каждое твое слово в разговоре на палубе. У меня появилось больше чем предчувствие – на этом острове есть его следы.
Они проходили мимо костров, мимо свечей, мимо построек, какие обычно строят в лесу или на огородах для себя дети, мимо бодрствующих и спящих людей никого не волнуя своим присутствием.
Они бродили не менее получаса среди странных жителей этого острова. Майя поднялась на один из холмов острова, поглядела вокруг и ахнула – огоньки и огни были разбросаны до самых горизонтов – такой огромный был остров.
- Мама, - сказала она, - мы не обойдем этот остров и за много дней, надо осмелиться и спросить кого-нибудь, знают ли они что-нибудь о человеке неба..
- Да, Майя, надо осмелиться, - ответила Изольда Александровна, – надо осмелиться…
Более решительной в эту минуту оказалась Майя. Она подошла к одинокому старичку около почти потухшего костра и спросила, слышал ли он что-нибудь о человеке неба.
Старичок только с третьего раза откликнулся на вопрос гостьи.
- Простите!.. Немного задумался… Какую глупость я допустил в начале века… Эх, если бы начать все сначала… Хотя, как я понял, вас интересует тот, кого зовут здесь человеком неба? А как же, как же! Однажды мы даже поздоровались за руки. Но бывает он на острове крайне редко. А время проводит в обществе дряхлой старушки, которую зовут Алла. Она русская. В конце прошлого века была очень знаменитой певицей в России. Сейчас ей где-то за девяносто лет, а может, и за сотню.
Майя прервала старичка.
- Скажите, как нам найти эту старушку?
- Боюсь, вам непросто будет поговорить с ней. Она еле видит, плохо слышит и еще хуже говорит – голосовые связки отработали свое. Хотя попробуйте! С ним она как-то же общается. Он в детстве был поклонником ее таланта. Она за третьим поворотом отсюда у самой кромки воды, рядом со старым рыболовецким судном, которое вросло в остров. Он ей привозит продукты и какой-то горючий материал, который не гаснет по многу месяцев, даже под дождем… А немного дальше ее и правее – вы даже не можете себе вообразить! – в самодельной лачуге ютится бывший президент США, причинивший в свое время много горя и боли нескольким странам и своей семье…
Старичок что-то еще говорил, но Майя и Изольда Александровна его уже не слышали.
Действительно, вскоре они увидели старый сейнер, который настолько врос в остров, что достаточно было перешагнуть через леер и ты уже был на его ржавой палубе. Правда, капитанский мостик и рубка были в довольно хорошем состоянии и в непогоду могли служить хорошим укрытием.
Около судна сидела маленькая сгорбленная старушка, упершись подбородком в нечто похожее на клюку или посох. У ног ее плескался огонь – горело какое-то неизвестное вещество в виде клочка сухой травы. Горело, но не сгорало.
Старушка не с первого раза услышала нежданных гостей. А когда услышала, не сразу сообразила, каким образом отреагировать на их появление. По всему было видно, что видеть сейчас около себя она никого не хочет.
Изрезанное морщинами лицо, казалось, влипло в мелкую сетку, губы собрались в гармошку, глаза тускло мерцали из-под складок верхних век, очень редкие седые волосы беспорядочно спадали на узенькие плечи. Голова время от времени тряслась, как будто что-то отрицая.
- Мы ищем человека, - наклонившись над ухом, громко сказала Майя. – Вы нам не поможете?
Старушка поняла вопрос, но ответила не сразу.
- Простите, - просипела она, - вы сказали, человека ищите?
- Да! – почти крикнула Майя.
Голова у старушки затряслась сильнее.
- Счастливая! А я в твои годы не человека искала, а славы, признания, моря цветов… Людей я разменяла на глупых поклонников и бездарных прихвостней, которые с моей помощью и под моим руководством штурмовали сцены, как супостаты славянские города.
Она замолчала, борясь с одышкой, но откашлялась и продолжила:
- Когда Бог наказал меня первый раз, порвав мои голосовые связки на концерте, я его не вполне поняла. Собрала вокруг себя еще больше прихвостней и серости, выходила замуж за мальчиков, скандалила на всю страну. Скандалы в моем ремесле – палочка-выручалочка, когда не способна на серьезное дело. О, я была скандалисткой высшей категории. Из королевы сцены я превратилась в королеву шоу-бизнеса. Тем, кто показывал мне зубки, дорога на телевидение и большую сцену закрывалась тут же. И Бог наказал меня второй раз…
- Извините, бабушка, очень интересно вас слушать, но мы… мы хотели бы узнать о человеке неба.
Старушка то ли не услышала, то ли сделала вид, что не услышала вопроса.
- Так вот, я потеряла голос окончательно, - продолжала она. - Но что удивительно – дерьма вокруг меня, жадного и агрессивного, стало еще больше – во много раз. Шлейфом тянулись жаждущие сцены серые мышки – девочки и мальчики из богатых семей. Из королевы шоу-бизнеса я превратилась в королеву мафиозной структуры. Да, был такой период в стране, когда даже в свинарниках заводились мафии, не говоря о городах, правительстве и прочем. Бог наказал меня третий раз. Каким образом – говорить не буду… страшно. Посмотрела я вокруг – рядом ни одного друга, ни одного человека. Да и деньгами очередные женишки-мальчики распорядились, как им хотелось, со своими тайными подружками. И я, устав злиться и беситься, однажды рассмеялась. Рассмеялась и… сбежав от любезно-алчного внимания психиатров, оказалась на этом острове. Здесь не мало тех, которые помнят, как я блистала на сцене. Добрые доверчивые души… Приезжает иногда дочка, она уже тоже пожилая, внуки, правнуки, праправнуки... На их лицах я вижу усмешки и… зависть. Хочется, как птица Феникс, возродиться из пепла. Может быть, успею. На материке еще не изобрели средство для возврата молодости? Ах, если бы все начать сначала!..
Майя снова склонилась над ухом старушки.
- Бабушка, спасибо за очень интересный и трогательный рассказ, но не знаете ли вы что-нибудь о человеке неба?
Старушка всплеснула руками и прижала их к груди.
- Как же, моя хорошая, я могу не знать о человеке неба! – изо всех сил засипела старушка, - о моем ангеле-хранителе, о моем Сашеньке, о моем Ивановиче! Он, к сожалению, очень редко на каком-то странном бесшумном аппарате спускается с неба, приводняется здесь, рядом около моего берега. В детстве он очень любил мои песни, под их аккомпанемент в детском садике он влюбился в свою сверстницу, и до сих пор любит ее, правда, судьба их разлучила. У нее очень запоминающееся имя – Изольда. Они поженились, и она родила ему двух девочек…
- Бабушка, видите ли, я одна из этих девочек, а это – моя мама Изольда, - крикнула Майя.
Старушка от неожиданной новости даже перекрестилась.
Изольда Александровна присела на корточки перед старушкой и взяла ее за руку.
- Пожалуйста, помогите нам найти моего мужа!
Старушка так разволновалась, что ее снова одолела одышка.
- Что ж вы сразу мне об этом не сказали! – воскликнула она, выжимая из себя остатки голоса. – Я бы сразу вам сказала, что он прилетит сюда ровно через … Ах, совсем из ума выжила! Он мне сказал, что прилетит через месяц… Нет, нет, он сказал что прилетит через… Господи, да что ж с моей памятью! Где она? Моя память забыла про меня!..
В это время в сумочке Изольды Александровны зазвонил мобильный телефон. В трубке был взволнованный бас Владимира Николаевича: «Дорогая Изольда, по-моему, случилось самое худшее. Может, по ошибке, а может, по приказу командования японские и российские корабли пальнули друг в друга. Об этом только что передали все основные информационные агентства мира. Боюсь, прольется много, очень много крови. Ты наверняка помнишь слова Александра: «Счастье требует счастья, кровь требует крови…»
Изольда Александровна повернулась к Майе и сказала, что надо срочно возвращаться. Затем она снова сжала руку старушки.
- Мы к вам обязательно вернемся! – крикнула Изольда Александровна. – Вы, ради Бога, вспомните, когда собирался посетить вас мой муж. А сейчас по очень важному делу нам необходимо отлучиться.
- Отлучитесь, милые, отлучитесь, - простонала старушка. Но тут же, посмотрев трясущейся головой вслед своим гостям, добавила: - Когда начинаются войны, никаких других дел, кроме неотложных, у людей не бывает. Но они так же бессмысленны, как и те, которые не требуют спешки…


ГОЛЫШОМ МЕЖДУ ФЛОТИЛИЯМИ


На палубе аквалёта Изольду Александровну и Майю встретили капитаны, Окито и еще несколько офицеров, которые по долгу службы должны были в деталях рассказать о ситуации в районе конфликта. Требовалось найти ответ на вопрос, что делать в такую минуту.
Все были взволнованны и заметно подавлены, особенно Окито. Он почти не поднимал взгляда, словно во всем случившемся был виноват он.
Майя молча прижалась к нему: понимала, что слова сейчас бесполезны. Сплела пальцы своей руки с его пальцами.
- Нам необходимо срочно возвращаться в город, вмешиваться в конфликт было бы непоправимой глупостью. Вмешиваться – значит, принимать участие в эскалации конфликта, подливать масло в огонь. К тому же, мы ответственны за жизнь каждого жителя нашего города. Капитаны, через десять минут отправляемся домой.
Все двинулись по своим местам, но их остановил голос Майи.
- Мама, я не согласна с тобой!
«Ого! – отметил про себя Владимир Николаевич, - в этом голосе нотки покрепче маминых».
- Доводы! – резко ответила Изольда Александровна.
- Там будут гибнуть люди, или уже гибнут, мы можем им помочь.
- А если наше появление воспримется обеими сторонами как подкрепление противника, тогда тлеющий конфликт наверняка заполыхает неукротимо, увеличивая многократно жертвы. Ты не права, Майя.
- Есть тысяча способов показать, что мы – с мирной миссией, - стояла на своем дочь.
У Изольды Александровны навернулись слезы на глаза, она убрала из голоса железные нотки.
- Майя, пойми, если в конфликте две страны, Подводный Город не в силах что-либо исправить.
Майя была непреклонной.
- Мама, даже одному человеку в любых ситуациях многое под силу.
Изольда Александровна подумала, что без жесткого решения не обойтись.
- Капитаны, через десять минут мы в пути. Всем по своим местам! - твердо сказала она и спустилась с палубы в кают-компанию, где надеялась убедить Майю в правильности своего решения.
Однако минут через пятнадцать в кают-компанию вошел Владимир Николаевич и попросил ее подойти к иллюминатору. Изольда Александровна взглянула на океан и закрыла лицо руками.
От аквалётов на полной скорости удалялись два дельфина. На них были Майя и Окито, которые держались за спинные плавники Мартина и Рики, прижимаясь к их телам.
 
Прошло минут сорок после того, как Майя и Окито прыгнули с борта аквалёта в океан и оказались в обществе волн и радостных дельфинов. Майя оглянулась назад – горизонт был чист. Душу параллельно пронзили две мысли «Жаль, что мама не поняла меня!» и «Хорошо, что мы с Окито решились на это».

ВМЕСТЕ

Дельфины, салютуя брызгами свободе, друзьям и океану, мчались бок о бок, чувствуя движение и желание своих наездников.
«С такой скоростью дельфины скоро устанут. - подумала Майя. – Возможно, действительно, это мой самый безрассудный поступок? Ведь Окито не так приспособлен к воде, как дельфины и я. А в воде придется пробыть довольно долго, пока доберемся до района конфликта…»
Она поглядела на Окито и не увидела на его лице и тени сомнения или страха. Он крепко прижался к Рики и каждым своим движением старался помочь ему.
«Он верит мне, потому что любит! Он пойдет на все, что я попрошу. Но ведь грех злоупотреблять любовью, надо было плыть одной с дельфинами…» Тут она вздрогнула от голоса Окито.
- Смотри вперед и вправо, там, по-моему, киты! Видишь, сад фонтанов!
Действительно, сбоку и немного впереди, приближаясь к ним, плыло стадо китов.
- Да это ж Братишка и его родственники! – крикнула Майя. Правда, не все, с которыми мы встречались. А это значит, что раненый кит жив, оставшиеся с ним киты ухаживают за ним и помогают выжить! Если эти поплывут с нами, тогда мы в полной безопасности!
Неожиданно Мартин и Рики резко сбросили скорость. Майя посмотрела вперед и тут же уронила голову на спину дельфина.
- Нас, по-моему, хотят насильно вернуть в Подводный Город, - крикнула она Окито, который тоже увидел всплывающую небольшую субмарину, которая была разве что чуть-чуть больше «Братишки».
- Это спасательная лодка с борта аквалёта Владимира Николаевича, – крикнула Майя.
Лодка всплыла и из открывшихся двух верхних люков показались головы – это было абсолютной неожиданностью! –Изольды Александровны и Владимира Николаевича. Седые усы последнего были широки от улыбки.
- В век орбитальных станций и нанотехнологий не надо загонять лошадей и дельфинов! – крикнул Владимир Николаевич с ребяческим огоньком в глазах. – Перебирайтесь сюда, мы с вами!
Майя не верила своим ушам, но, взглянув на маму, которая пыталась спрятать свою улыбку, поняла, что Владимир Николаевич не шутит.
Через несколько минут, попрощавшись с дельфинами и отправив их к Подводному Городу, Майя и Окито стояли на небольшой палубе одной из самых быстроходных подводных лодок флотилии. Майя пристально следила за китами, которые не стали подплывать к субмарине. Сзади неслышно подошла Изольда Александровна.
- Твои друзья, Майя?
- И твои тоже, мама.
- Да, было б очень интересно пообщаться с ними… как ты!
- Это обязательно случится, мамочка, я вас познакомлю! – воскликнула Майя и крепко прижалась к Изольде Александровне.
- Я знаю, моя хорошая, - ответила Изольда Александровна и смахнула со щеки слезу. – Ты меня еще многому в жизни научишь. Смотри, а киты изменили курс, они плывут точно туда, куда и мы сейчас отправимся. Неужели…
Тут Изольду Александровну прервала команда Владимира Николаевича.
- Всем по местам, готовность номер один, погружаемся!
 
Через час субмарина всплыла, на горизонте были видны военные корабли.
- Мало ли что может случиться там, где корабли и люди превращены друг другом в мишени, - сказала Изольда Александровна. – Если… что-то случится, знайте, я вас очень люблю. Предлагаю погрузиться и всплыть между кораблями противников, а там будет видно по обстановке, как действовать.
Майю переполнило чувство гордости за маму. Но тут же подумала, что, возможно, она поступила необдуманно и жестоко по отношению к ней, ведь можно было догадаться сразу, что мама всегда будет рядом с ней, даже в таких обстоятельствах.
Изольда Александровна как будто прочитала мысли дочки и, улыбнувшись, подмигнула ей.

Военные корабли двух стран стояли в боевом порядке напротив друг друга. Никакого боестолкновения еще не было. Журналисты информационных агентств приняли запуск метеорологических спутников с одного их японских кораблей за начало боя и, как всегда, поспешили...
Но обстановка действительно была близка к критической.
Каково же было удивление вояк обеих сторон, когда между флотилиями всплыла странная лодчонка, из люка которой на крошечную палубу сначала выбралась девчонка, а за ней – юноша. За ними показались и взрослые люди – женщина и мужчина.
Они улыбались и махали руками морякам той и другой стороны.
Взрослые на палубе лодки пробыли недолго. Объективы орбитальных спутников наводили резкость на двух молодых людей, которые вызвали удивление, свист и аплодисменты русских и японцев, особенно молодых моряков. Они стояли на своей покачивающейся лодке и… время от времени целовались!
Глядя в мощные перископы, подзорные трубы и бинокли, никто на кораблях не сомневался, что перед ними японский юноша и русская девчонка.
Командующие флотилиями докладывали на берег о том, что за представление устроили неизвестные молодые люди на странном суденышке, которое непонятно как попало в район практически боевых действий.
На том и другом берегу сочли, что это какие-то хитрости противника и приказали повысить готовность к бою.
Адмиралы связывались с вышестоящим руководством, те обращались к советникам. Окончилось все тем, что министры обороны двух стран связались по телефону друг с другом и договорились не горячиться, пока не будут удалены непонятно откуда взявшиеся зеваки в эпицентре событий. Это была первая победа Майи и ее крошечной команды мира. Но она еще не знала об этом.
       Майя и Окито удобно расположились на палубе субмарины и стали загорать, подставляя Солнцу то один бок, то другой. Время от времени они обнимались и целовались, что вызывало громогласное «Ура!» матросов той и другой стороны.
       Прошло уже несколько часов, как они всплыли между противниками. Влюбленные уже давно лежали под пляжным зонтом, который нашелся на субмарине. Изольда Александровна отправила уже второе воззвание к руководителям обеих стран, в которых не только молила о мире, но и рассказывала о дружбе своей дочери с японским юношей, о ее общении с китами и другими животными океана, о жизни Подводного Города и океана, которые тоже молили о мире…
Неожиданно около субмарины появились два дельфина. Конечно же, это были Мартин и Рики. Они вылетали из воды и на своем языке приглашали составить им компанию. Чуть поодаль от них стали всплывать незнакомые дельфины, по-видимому, отозвавшиеся на призывы Мартина и Рики. Их было очень много. Все они тоже как будто приглашали Майю и Окито нырнуть к ним в воду. Приглашали так настойчиво, что Майя сказала:
- Неспроста они так. Или что-то знают, или что-то предчувствуют. Надо принять их приглашение.
И Майя стала раздеваться! Да, как привыкла плавать одна в океане, сбросила с себя все одежки, подошла к Окито, обняла, еще раз поцеловала и нырнула к дельфинам.
Ее действия вызвали такую реакцию моряков, что их оглушительное «Ура!» было сопровождено салютом из бескозырок.
Не может быть, чтобы каждый не подумал в эту минуту о своей девушке, о своей жене, о своей мечте…
Да и как еще сказать военным, что, стреляя друг в друга, они, прежде всего, убивают свою любовь, надежды подруг и матерей; уничтожают совершенно беззащитный мир вокруг них, абсолютно обнаженную планету, крошечный и хрупкий общий домик в космическом пространстве! В огромном и непредсказуемом, вечно вращающемся, вечно рождающемся и вечно умирающем механизме галактик, звездных систем, планет, комет, метеоритных дождей он, этот домик, умудряется сохранять себя для нас, а мы… Когда мы это оценим?
 Окито последовал ее примеру – обнажившись полностью, тоже нырнул за ней!
Даже капитаны кораблей забыли о том, зачем они пребывают в этом районе океана – все пристально следили за девчонкой, парнем и дельфинами.
 Матросы еще громче аплодировали и свистели, подбрасывая бескозырки. На одного из российских моряков это произвело такое впечатление, что он тоже нырнул обнаженным со своего крейсера и поплыл к спасительнице-субмарине. Его поступок тоже был встречен многотысячным «Ура!»
Дельфины были очень возбуждены, сильно пыхтели, и наперебой кричали на своем дельфиньем языке.
- Надо полностью довериться им! – крикнула Майя и оседлала Мартина. Окито схватился за спинной плавник Рики.
Мартин тут же, как будто опаздывая к чему-то, помчался к берегу русского острова, а Рики с Окито – к японскому берегу.
 В эту минуту все телекомпании мира вновь прервали свои текущие передачи и начали вести репортаж из района противостояния. Миллионы телезрителей узнали «хозяйку океана», как ее прозвали во многих странах, которая вчера удивляла мир, играя с китами.
Дельфины удалялись друг от друга с небывалой скоростью. Особенно при съемках сверху, которые вели спутники, было отчетливо видно, что им помогают странные, разбегающиеся друг от друга волны…
Неожиданно все, кто находился в этом районе, услышали резко нарастающий шум. Он заполнял все пространство – от воды до неба, от горизонта до горизонта. Его слышали за сотни, а может, и тысячи километров от несчастного уголка планеты, где по воле лукавого разума, заглушившего в очередной раз голос сердца, вот-вот люди готовы были убивать людей.
С южной и северной сторон к кораблям приближались две огромные волны. C тыла японской и с тыла русской флотилий заходили водяные валы, которые, казалось, не оставят ничего живого на своем пути, а в том месте, где сойдутся, до небес вырастет водяная стена, которая, рухнув, погребет под собой и эсминцы, и крейсеры, и авианосцы.
Майя и Окито уже добрались каждый до своего берега, но, впрочем, за ними никто уже не наблюдал – все переключили внимание на исполинские волны, которые стремительно приближались друг к другу и кораблям противников.
Перед такой силой благоразумные и стойкие люди становятся еще более хладнокровными и даже не ищут спасения, предпочитая напоследок заглянуть в глаза самой смерти. Или в глаза другой жизни?..
Когда до тех и других кораблей оставалось не более мили, волны замедлили свой бег и стали более пологими. Тем не менее, качнув, словно щепки, огромные корабли, как бы показав, кто в океане хозяин, они устремились друг к другу.
И тут случилось самое загадочное и необъяснимое.
Возможно, кто-то из видавших виды морских волков и скажет вам, что видел нечто подобное в океане, только не в этом месте, не в таких масштабах. Возможно, что он при этом даже и не приврет ничуть. Но хоть и важная птица старый морской волк, однако это еще не весь мир.
А мир с помощью сотен телекамер впервые наблюдал за тем, что не вмещается в прокрустово ложе нашего понимания и наших представлений о жизни природы.
Волны, пройдя боевые порядки кораблей противников, оставив их позади, встретились между ними, словно в братском объятии. Да, волны уткнулись друг в друга и замерли, образовав собой что-то в виде заградительного вала и разделительной линии.
А если глядеть на это глазами обычного земного человека, это странное сооружение скорее всего можно было бы назвать дамбой, а еще точнее – мостом, связавшим острова двух стран.
Только с верхних палуб кораблей противники могли видеть друг друга через этот небывалый мост.
Но самое поразительное было в строении самого моста.
Это не были набежавшие друг на друга водяные валы!
Да, это была не вода!
Легче всего сравнить этот мост с выбросившимся из воды и замершим на поверхности мега-косяком рыб.
Только рыбы, а если говорить точнее, неизвестные человеку малюсенькие субмарины, очень похожие на рыб, были прозрачные, как стекло, а в них были крошечные – ростом с обыкновенную авторучку человекоподобные существа – тоже почти прозрачные.
Нетрудно было догадаться, что в воде их разглядеть было практически невозможно. Это были аквары.
Но на этом странности не закончились. Тысячи биноклей, перископов, объективов телекамер, фотоаппаратов, мобильных телефонов, стационарных земных спутников были направлены на двух молодых людей, которые шагали по этому мосту навстречу друг другу. По тверди странной застывшей волны.
- О, Боже мой! – воскликнул командующий русской флотилией.
- О, премудрая всемогущая Аматэрасу и твой великий Дзимму, о, духи моих предков! – воскликнул командующий японской флотилии и в сильнейшем эмоциональном и умственном напряжении закрыл глаза.
А волноваться флотоводцу Ямамото было из-за чего. В эти мгновения решалась его судьба.
- Отбой тревоги! – скомандовал он, - зачехлить орудия, субмаринам отойти в нейтральные воды на двести миль!
И только после этого сообщил о принятом решении на берег, министру обороны, пришедшему в неописуемую ярость.
Пока японский министр обороны думал, с каким наслаждением скажет слабаку Ямамото, что он разжалован до младшего офицера и отправлен на пенсию, пришло сообщение, что русские не просто зачехлили орудия, но уже приветствуют молодых людей самым настоящим салютом. Салютом отвечают и японские корабли.

Майя и Окито бежали навстречу друг другу – на виду всего мира! Мир был прикован своим вниманием к ним, а им было не до него. Стремление оказаться в объятиях друг друга было важнее того, что происходило вокруг, важнее того, чем жила сейчас планета и все люди на ней.
Так уж устроена любовь.
Они, стремясь навстречу друг другу, убегали сейчас, по сути дела, вместе с планетой от войны. Планета, как ребенок, как взъерошенный щенок, бежала от гибели следом за ними…
А какой была их дорожка! Миллионы субмарин акваров, были так плотно прижаты друг к другу, что создали собой самую незабываемую дорогу жизни!
Аквары через прозрачные корпуса своих субмарин махали Майе и Окито своими ручонками, приветствуя их путь!
О, а что творилось вдоль этой дороги справа и слева! Откуда столько много китов со своими несказанно-радужными фонтанами! У обочин небывалой дороги аллеи китовых фонтанов! Похоже, и Братишка среди них! Конечно же, он там – Майя его увидела, она не могла ошибиться!..
Когда до Окито оставалось метров тридцать, Майя увидела, что небо вспыхнуло миллионом разноцветных огней и миллион разноцветных лучей, которые были ярче солнечных, заполоскались в океанских волнах вокруг – они исходили от огромного неведомого объекта, который завис над районом конфликта… Нет, над районом мира! Над планетой мира!..
«Это, конечно же, корабль пришельцев из глубин космоса, в такой день и это должно было случиться!» - подумала Майя и прыгнула со всего разбега в объятия Окито.
В этот момент как будто бездна разверзлась под ней, небо и океан раскололись с нестерпимым грохотом на мелкие кусочки, воздух исчез, и она потеряла сознание.
 

       НЕБЕСНЫЙ ГОРОД


Майя в своей комнате Небесного Города лежала на кровати и через прозрачный овал в полу глядела на землю. Вероятно, Небесный Город набрал новую высоту, и город, обычный земной город, который показался внизу, если протянуть к нему руки, весь мог бы разместиться на ее ладонях.
Возможно, она была предельно истощена эмоционально за последние дни, возможно, так действовали препараты – с холодной рассудочностью старого мудреца она в очередной раз пыталась понять планету с названием Земля.
Почему она постоянно кровоточит?
Почему разум – причина хронических недугов планеты?
Только благодаря разуму земля опустошается, атмосфера предельно загрязнена, ледники тают, прибрежные города тонут, рождается все больше и больше кретинов и уродов, придумывается изощренное оружие…
Разум – это средство самоистребления? Пуля в висок человечества?..
Так чем, кем, зачем вообще была затеяна эта игра с человечеством – на этой пылинке космоса?
Могут ли противостоять этой беде и хаосу те, кто не согласен с таким ходом жизни?
Кто массовик-затейник, жонглирующий жизнями народов и отдельных людей с помощью его же разума? Человек с помощью своего разума забрел так далеко, наломал столько дров, что оказался в таких тупиках!.. А природа не дает возможность дать задний ход и начать все сначала. Задний ход в природе не предусмотрен. Или вперед, или в никуда. На земле было очень много тупиковых веток в развитии жизни…
Так кто же правит землянами? Разум, даденный нам на погибель? Людские сельдяные короли? Но ведь они очень уязвимы. Они, по большому счету, мыльные пузыри…
Как редко на капитанских мостиках разных стран благородные, отважные, смелые и добрые капитаны!..

Вновь вспыхнувший экран на стене прервал ее мысли. С него снова улыбался Тим.
- Дорогая Майя, сейчас к вам войдут молодые люди и помогут снарядиться для небольшого путешествия. Поверьте, оно надолго останется в вашей памяти. Желаю самых лучших и добрых впечатлений и открытий!
- Подождите! - сказала Майя. – Вы сказали при первом разговоре, что после взрыва торпеды мы с юношей были в воде… Нам кто-то помогал оставаться на поверхности?
- Да, вам не давали пойти на дно подплывшие киты, они подставляли вам свои спины.
- Среди них был молодой, с рубцами вокруг дыхала?
- Да.
Глаза Майи заблестели от слез.
- Я желаю вам счастливого полета, Майя, - сказал Тим. – До свидания!
- Не спешите, Тим! – закричала Майя. – Я ведь не невесомая и не перышко. Вам, наверно, пришлось попыхтеть, когда вы вытаскивали меня из воды?
- Это были самые счастливые минуты в моей жизни! – сказал Тим и вспыхнул щеками. – К тому же я был в летательном снаряжении, так что, по большому счету, вас и вашего друга спасли гениальность и заботливое сердце вашего отца.
- Спасибо, Тим! – сказала Майя.
- Спасибо, Майя! – ответил Тим и от смущения быстро прекратил видеосвязь.
Не успел экран погаснуть. В комнату к Майе вошли два паренька в синих комбинезонах с белыми полосами, в их руках были кейсы приличных размеров.
Через десять минут Майя уже напоминала астронавта, вышедшего в открытый космос. Белый легкий комбинезон, удобный легко открывающийся скафандр. Правда, над баллоном с воздухом был еще диск сантиметров семьдесят в диаметре и толщиной сантиметра три. От диска в стороны отходили что-то вроде антенн – по семь с каждой стороны – и человек в таком облачении напоминал помимо астронавта еще и птицу.
Точно так же облачился и один из тех, кто помогал ей.
- Вы готовы? – спросил он Майю.
- Знать бы, к чему я сегодня должна быть готова, - ответила Майя. – Что я должна сделать?
Молодой человек показал ей на дверь. Майя подошла к ней, распахнула и ахнула.
В огромном замкнутом сферическом пространстве перед ней был самый необычный в мире город, уходящий далеко вниз и вверх. Можно было подумать, что этот город придумали дети, совместив, на первый взгляд, несовместимое. В исполинских аквариумах плавали морские рыбы, акулы, дельфины и даже пара китов с китятами, повсюду были многоярусные жилые и офисные постройки – они как будто висели в воздухе. Вокруг строений - уйма зелени и цветов, они были всюду, размеры и расцветка их были такими, как будто в каждом было по яркой лампочке.
Ну а главное!.. Главное было в том, что это был город без пешеходов. Пешеходов здесь не было потому, что все летали!
Летали парочками, летали словно стаи птиц, летали поодиночке, летали медленно, быстро, задумчиво, куда-то опаздывая, гуляя…
Только все были одеты не так, как Майя – обычно и к тому же легко, по-летнему. Майя догадывалась, что за пределами Небесного Города температура 50-70 градусов ниже нуля по Цельсию, а здесь – лето. И, по-видимому, вечное.
У всех были разноцветные яркие рюкзачки за плечами, в которых, вероятно, и находились те неведомые устройства, которые в сочетании с искусственным гравитационным полем Небесного Города и позволяли их владельцам находиться в невесомости и летать.
- Почему, в отличие от них, мы в таком серьезном снаряжении? – спросила Майя.
- Потому что наше путешествие за пределы Небесного Города, в Японию – в загородную резиденцию адмирала Ямамото, что почти рядом с вулканом Фудзияма в Японии. Там сейчас находятся ваши мама и папа, а также господин Окито, который является племянником господина Ямамото.
- Папа? – перебила Майя. – Меня ждёт папа?!
- Да, вас ждёт папа, наш руководитель, создатель этого города.
- Господи, это он, он всё сделал! Как я могла сомневаться! - простонала Майя от счастья. - Мама и Окито уже с папой?
- Да.
У Майи кружилась голова, и сердце вылетало из груди.
- Смотрите, - сказал юноша, - с какой завистью смотрят на вас и ваше облачение пролетающие мимо дети – далеко не каждый день им удаётся в свободном полёте за пределами города изучать землю с высоты полёта птиц, самолётов, искусственных спутников.
- Это я им завидую, - прошептала Майя и громко добавила: - Что необходимо сделать, чтобы начать полет?
- Посмотрите на свои перчатки. По сути дела, это пульт управления. На каждом пальце кнопки «вверх», «вниз», «вперед», «быстро», «очень быстро» и прочие. Все очень просто.
- Значит, вверх? – почти закричала Майя.
- Да! – ответил спутник. - Застегните скафандр.
И они одновременно нажали кнопки «вверх».
Диковинные ярусы Небесного Города мелькали и мелькали, оставаясь внизу. Майя и не догадывалась, что небесный город может быть таким огромным. Они летели вверх как будто по огромному сказочному лабиринту среди висящих в воздухе строений, зелени, цветов, летающих людей, птиц, животных. Большинство зданий имели не обычные стены, а, скорее всего, какие-то виртуальные - световые, что ли? Вот и переходный отсек, сейчас они окажутся над городом, и она посмотрит на него сверху, а там – полёт до самой Японии!
Дежурные переходного отсека махали им руками и улыбались. Вот и распахнутые прозрачные створки переходного отсека, вот Майя со спутником уже за пределами города!..
Она посмотрела вниз и… И никакого города не увидела. Далеко внизу были редкие облака, а под ними – земля.
Майя осмотрелась вокруг – действительно, никакого города ни рядом, ни еще где-либо не было!
Юноша, который парил с нею рядом, широко улыбался.
- Не волнуйтесь, - сказал он по радиосвязи, - город на месте, просто он извне не всегда видимый. Так надо. Ну, так что, полный вперёд?
- Да, папа, похоже, раскрыл все тайны на земле и стал настоящим волшебником! Чудеса, вне сомнений, все впереди. Самый полный вперёд!

С ПТИЦАМИ И СПУТНИКАМИ НАРАВНЕ


       Через пятнадцать минут полёта у Майи ёкнуло сердце: в метрах двухстах от неё и спутника – немного ниже и справа – пронёсся встречный пассажирский самолёт. Крылья и фюзеляж с треском рвали воздух – этот звук не перебивали даже оглушительно ревущие двигатели. Майя оглянулась – через несколько секунд лайнер превратился в точку над горизонтом и исчез.

«Интересно, увидел нас кто-нибудь из пассажиров? - мелькнуло у нее в голове. - Если увидел, что подумал, за кого принял?»
Она посмотрела на летящего рядом спутника, и у нее родился каламбур, которым она поделилась по радиосвязи:
- Согласись, дружище, принять человека за человека в некоторых обстоятельствах нужны нечеловеческие усилия, не так ли?
Спутник ей улыбнулся в ответ и сказал:
- Наверняка, очень умно, только знать бы, о чём речь сейчас.
Как нужна была ей его улыбка здесь, на высоте двенадцать километров над землей, когда ты управляешь совершенно неведомой и непонятной силой, позволяющей тебе быть выше облаков и самолетов! Если б не знала, что она сегодня в заоблачной выси благодаря папиному таланту, его научным достижениям, его снаряжению - разве можно было подумать, что всё это реально, без колдовства, без сумасшествия?
Она еще не могла без замирания сердца смотреть вниз, хотя и не сомневалась в надежности летательного костюма – как она могла сомневаться в папе! Но как привыкнуть к тому, что под тобой, под твоим неистово бьющимся сердцем далеко внизу земля, которая своими горизонтами постоянно напоминает: я круглая! Как мяч, как зрачок, как пушечное ядро, как мыльный пузырь… Кто как посмотрит, кто что увидит…
«Какое это чудо – радиосвязь! Как страховочная веревка между душами!» - подумала она и посмотрела на спутника. Он был совершенно спокоен – что ж тут непонятного - он в своей стихии, доставляющей ему столько наслаждения!
- Как тебя зовут? – спросила Майя.
- Ханс.
- А фамилия не Андерсен?
- Андерсен, - спокойно ответил Ханс. – Более того, сразу опережу твоё любопытство: по отцовской линии отдаленный родственник великого сказочника – Ханса Кристиана Андерсена. Но вырос в России, мама русская.
- Ух, ты! – вырвалось у Майи. – Очень сложно поверить… Нет, нет, не в то, что ты родственник этого гения, а в то, что я рядом… с родственником этого гения. Ведь, по большому счету, это почти одно и то же, что находиться рядом с самим гением, Богом!
Ханс посмотрел на неё и улыбнулся.
- Если судить так, то на любой улице, в любой толпе ты среди сплошных гениев и богов – у каждого, абсолютно у каждого в роду - за три, за десять, за сто поколений были гении в чём-то.
- Какая красивая мысль! – воскликнула Майя. – И всё-таки быть родственником самого Андерсена…
- Да согласен я, согласен! – перебил ее Ханс. - Быть родственником великого человека – это, как бы сказать поточнее, постоянно стоять в углу виноватым мальчиком.
- Не поняла…
- Что тут непонятного! У большинства такая точка зрения: вот он – человечище, а на тебе природа не просто отдыхает, не просто взяла отпуск, а ушла на пенсию. А ведь действительно, я не написал ни одной сказки, не создал ни аквалёта, ни звездолёта, ни Небесного, ни Подводного Города. Хотя, если по правде, сказки сочинять пробую, но они получаются… не такими, какими хочу. Только напишу последнюю строку, радуясь работе, тут же из глубины души как будто прилетает крылатый непримиримый критик и бушует: мелко, куце, неубедительно! И я соглашаюсь…
- А вдруг твой критик не прав? Ведь, если он из самой дальней глубины души, то – как пришелец из космических пространств. Не исключено, что даже к произведениям твоего великого родственника у него было бы много претензий, точнее, придирок? Ханс, я очень хочу почитать твои сказки!
- Извини, Майя, пока что это невозможно. Мир и без моих произведений далеко несовершенен.
- Очень жаль, - сказала Майя. - В любом случае я была бы твоим благодарным читателям, ты смог бы глазами другого человека посмотреть на свои работы… О, погляди вниз! Чуть левее! Ниже нас километра на три летит самолёт, он понемногу обгоняет нас. Очень хочется пролететь рядом с ним и хотя бы жестами пообщаться с пилотами!
- Что ж, попробуем! – ответил Ханс. – Для этого практически надо пикировать, прибавив скорость. Ныряем и друг от друга не отстаем!
- Самолёт приближался очень быстро. Это был среднемагистральный пассажирский извозчик на реактивной тяге.
- Видишь фамильный герб на хвосте? – спросил Ханс. – Этот частный небесный тихоход, по-видимому, тоже держит курс на Токио. А картинка очень странная – пилотов в кабине нет, и в иллюминаторах салона ни одной рожицы. Неужели небесный летучий голландец?
- Неужто в мире уже и они есть – вечно блуждающие в небесах лайнеры без экипажей и пассажиров? – спросила Майя.
- Кто ж знает! Возможно, земля настолько переполнена всевозможной техникой, что машины начинают жить своей жизнью, - ответил Ханс и показал большим пальцем вверх. Это означало, что пора набирать высоту и продолжать путь в своем воздушном коридоре.
- Ханс, пожалуйста, подожди меня минутку, так хочется заглянуть в салон! Может, все-таки это не сбежавший, не улетевший от своих хозяев самолет?
Ханс улыбнулся и попросил Майю быть осторожной. Он летел в метрах тридцати от самолета, а Майя, найдя нужную скорость, метр за метром приближалась к фюзеляжу. Когда она приникла к иллюминатору, расположенному над крылом, то увиденной картиной была настолько ошеломлена, что заслонила лицо руками. Ханс это не заметил, он в этот момент глядел на пролетающую парочку истребителей.
Майя понимала, что ей немедленно, не заглядывая больше в салон и даже не открывая глаз, надо оттолкнуться от самолета и забыть, что видела. Понимала, знала, была уверена и… осталась у иллюминатора. Более того, открыла глаза и замерла.
В салоне, который напоминал спальную комнату с роскошным ложем и огромным количеством живых цветов, были двое – девушка и юноша. В этом небесном оазисе они были обнаженными и посвященные только друг другу. «Какая красивая песня любви!» - подумала Майя.
И только когда эта песня достигла самых высоких нот, Майя все-таки оттолкнулась от иллюминатора и некоторое время летела, закрыв глаза и соображая, что произошло.
Но разве можно было все это осмыслить!
«Наверное, я ненормальный, с неисправимыми изъянами и нездоровым любопытством человек,- подумала она. – Что за силы возникают во мне неведомо откуда и заставляют забыть, что такое прилично, что такое неприлично. Ведь если бы девушка открыла глаза, то наверняка увидела бы меня – таинство их заоблачного свидания было бы разрушено, я наверняка убила бы их сегодняшнее счастье. А будет ли оно, счастье, завтра – никому неведомо… Хотя она вряд ли смогла открыть глаза… Даже если б открыла, разве можно в такой момент увидеть кого-нибудь, кроме возлюбленного? Боже, пусть они будут счастливы всегда, и прости меня, прости, пожалуйста!»
Она, как будто разоблаченная во всех своих грехах, робко взглянула на Ханса. Но он, похоже, ничего не заметил, ничего не понял – спокойно посматривал то на землю, то на небо. Хотя почему-то сказал Майе:
- Этим самолетом управляет автопилот. Тем, кто летит в нем, не до управления.
«Он, что, тоже подлетал к иллюминаторам? – подумала Майя. – Или по моей физиономии все читает?» Она не находила слов, чтобы что-то сказать ему. Он словно читал ее мысли и настроение.
- Я предлагаю отвлечься от встречи с этой летающей обителью любви и пролететь на бреющей высоте! – крикнул Ханс. – Там, где летают ласточки и синички, найдется и для нас место!
Крикнув это, Ханс устремился к земле, а Майя – за ним, удивляясь тому, что он знает или догадывается о происходящем в салоне самолета. Однако земля стремительно приближалась, и она переключила своё внимание на нее!
- Хорошенько следи за скоростью и высотой! – крикнул Ханс. – И помни, только Небесный Город может быть невидимкой, а мы сейчас не в нем. Возможно, за нами следит уже не одна пара глаз! Глаз и ушей вокруг нас всегда больше, чем мы предполагаем.
Майя, вытянув руки вперед, как в нырке, летела за ним. Как быстро – от горизонта до горизонта – земля приобретала новые и новые краски и очертания! Вот и река, из сверкающей серебряной нити превратилась в синюю ленту, более четко стали видны горы, рощи, поля и разбросанные по долинам деревушки с разноцветными крышами домов! И на все проливалось столько солнечного света! Майе казалось, что вместе с его потоком она летит к земле!
- Хочется пролететь над речкой! – сказала Майя. – Сверху она выглядит длинной веткой с гроздьями ярких деревушек! К тому же на ней много рыбацких лодок. Она несет воды в Тихий океан… в котором далеко-далеко отсюда мой дом…
Люди на берегах и в лодках задирали головы и дивились увиденному. «Это же люди, летающие люди!» - кричали одни. «Вы с ума сошли! – кричали другие. – Как могут летать люди! Это какие-то птицы!»
Разобраться бедолагам было сложно – уж слишком быстро пролетали над ними люди-птицы!
- Инопланетяне! Инопланетяне! – кричали на берегах дети. – По телевизору показывали – над землей появился огромный НЛО! Он был над морем, а затем как растворился. Это - из него инопланетяне!
Было бы сказано детьми! Взрослые быстро подхватят, разовьют и усилят слетевшее с уст младенцев!
- Майя, сбрось скорость и погляди вперед, на реке, по-моему, не все в порядке.
На середине реки около надувной лодчонки барахтался в воде мальчик. Лодчонку относило все дальше, он и не пытался догнать ее. На берегу с грудным младенцем металась мать бедолаги-морячка, который обессилел и уже сдавался на милость реки.
Мать голосила и призывала рыбаков на помощь, но поблизости никого не было. И она не сразу поверила увиденному, когда помощь явилась с неба. Два запредельно странных существа почти бесшумно мчались над водой к ее сыну. «Уж не ангелы ли спустились с небес за моим сорванцом?» - мелькнуло в голове отчаявшейся женщины.
«Ангелы» зависли прямо над мальчишкой, один из них схватил его, а другой – лодчонку, предназначенную только для бассейнов и луж. Небесные спасатели легко взмыли вверх и направились к матери, которая от страха и переживаний уже почти не соображала и воспринимала все как жуткий сон и наваждение.
Ханс летел с лодчонкой, Майя – с ребенком. Она держала его, обхватив спину, а он, быстро пришедший в себя, обхватил ее прозрачный шлем и глядел на ее улыбающееся лицо. Пройдут годы, но и в глубокой старости будет сниться ему это красивое, глазастое, с бесконечно доброй улыбкой лицо. Это лицо в его памяти будет заветным немеркнущим талисманом, который преобразит всю его жизнь. И до конца дней своих он будет убежден, что эта девушка была неземная…
Майя с мальчишкой зависла над обезумевшей мамашей, которая, положив младенца на траву, схватила за ноги своего сорванца и заголосила-запричитала с новой силой – теперь уже от счастья и благодарности. Но оторвать мальчугана от Майи было не так просто – возможно, он от страха не мог разомкнуть руки, или же не хотел расставаться со своей сказочной спасительницей.
Когда мальчик оказался в руках матери, а Майя и Ханс взмыли в небо, к женщине и детям подплыла моторная лодка. Из нее на берег спрыгнул мужчина и, взяв мальчишку на руки, долго махал вслед спасителям сына…
- Да, это они… - задумчиво сказал мужчина. – Точно, это они…
- Кто такие – они? – спросила приходящая в себя жена.
- Они… Они - это не мы, - ответил муж.
- А-а-а, - понимающе протянула жена, обхватив голову руками и глядя в ту часть неба, где исчезли люди-птицы.
Мужчина вручил сорванца жене, запрыгнул в лодку и завел мотор.
- Я домой, на чердаке буду.
- Конечно, конечно, мой хороший, – кивнула жена. – Я не буду тебя отвлекать.
Она знала, что на чердаке с давних пор пылятся недоделанные крылья, которые в ранней юности муж начал делать для себя. Крылья собственной конструкции, на которых он хотел пролететь высоко-высоко один и с ней вместе…

Майя и Ханс набирали скорость и высоту – необходимо было в условленное время прибыть в загородную резиденцию адмирала Ямамото.
Они пронзили облачко, и вновь недалеко от них промчался встречный реактивный лайнер. А через пятнадцать минут они обогнали тот самый старинный тихоход, который держал путь точно на восток. Они пролетели над ним в метрах пятидесяти, и Майя снова обратила внимание на то, что в кабине по-прежнему никого нет. Щеки ее снова вспыхнули, самолет через несколько секунд остался далеко позади.
И тут они обои обратили внимание на промчавшееся за соседними облачками нечто.
- Слушай, а ведь это была не птица и, тем более, не самолет! – сказала Майя.
- Я и сам в догадках, даже предположений никаких нет, - ответил Ханс.
- А мне подумалось одно – это Баба-яга в своей ступе!
- Ну, ты фантазерка! Еще скажи, что это ковер-самолет местных авиалиний. Хотя… Хотя, почему бы и Бабе-яге не встретиться в небе? Ведь глупо думать, что небо – только для таких, как мы. Небо – оно для всех…
- Может, догоним и разберемся! Было б здорово пообщаться с Бабой-ягой в небе! – воскликнула Майя.
- У нас нет для этого времени. Уж лучше я для тебя сказку про эту старушку-проказницу сочиню. Почему бы ей в сказке не залететь, к примеру, в Японию?
- Ой, как замечательно! – обрадовалась Майя. – Буду с нетерпением ждать твоего произведения. Очень-очень буду ждать! Ура!
- Вот так ляпнул! – усмехнулся Ханс. – Что ж, слово надо держать. Напишу, напишу.
Полет продолжался, а Майя снова и снова возвращалась в памяти к тому, что видела в «самолете любви».
«Скорее всего, у тех молодых людей какая-то тайная и святая цель, - подумала она. – У многих горных народов существует поверье: если желаешь иметь сына-орла или дочь небесной красоты, надо давать им жизнь на самых высоких вершинах в округе. А эти решили любить друг друга над землей, над горами, над облаками… Как красиво все это!.. Интересно, как бы на них посмотрел Окито? Что он мне скажет, когда я расскажу ему обо всем?»
Тут ее отвлек Ханс:
- Хочешь посмотреть на землю с очень большой высоты? Времени в запасе немного есть, и нам можно вспорхнуть повыше. Только при этом я пристегну тебя к себе – при трехкратной звуковой скорости потеряться в небе так же легко, как в дремучем лесу.
- На цепочку?
- На электронную цепочку.
- Как интересно! На земле, наверное, многие мечтают о подобных цепочках.
- О них не только мечтают, но и в разных видах создают, однако об этом говорить сегодня не хочется.
- Мне тоже.

Они поднимались выше и выше. Под ними было Японское море. С высоты в тридцать километров были видны все японские острова, за которыми открывал свои просторы Тихий океан. «Уже не видны ни корабли, ни речки, ни села, ни дороги. Даже большие города уже сливаются с землей и с трудом угадываются. Хотя Токио не увидеть, конечно, невозможно. Вот он со своими пригородами – весь как на ладони…»
- Майя, тебе не страшно? – спросил Ханс.
- Нет, я просто ошеломлена, во мне бури и тайфуны чувств, но страха нет. Этот зверь более-менее приручен мной. А сейчас к тому же он загнан в самый дальний угол удивлением, восхищением, непониманием…
- Что ты не понимаешь?
- Что и все космонавты и астронавты – почему, как, кем допущено, что на такой бесконечно красивой планете, приютившей жизнь, между людьми, которых отсюда можно увидеть только через самую мощную оптику, столько непонимания и вражды?
- Я еще до того, как впервые оказался на такой высоте и еще выше – за сотни тысяч километров от земли – долго мучался на эту тему, поскольку жил не в Подводном Городе, за пазухой у океана. И, возможно, мои выводы покажутся тебе жестокими, я все равно поделюсь ими с тобой. Да, люди живут глупо, неразумно - враждуя, воюя, работая локтями, коленками, дубинками, пулями, бомбами. Но если так они живут изо дня в день, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, то не идет ли речь просто-напросто о конкретной форме биологической жизни. Жить красиво, в мире, без слез, без потерь сыновей и отцов желает абсолютное большинство человечества. Но, увы, жить так не получается. Не думаешь ли ты, что все людские страдания – это норма, а идиллия поставила бы крест на этой жизни и жирную точку в ее конце?
- Да, действительно, если не жестокий, то жестковаты вывод… Ты хочешь сказать, что и в Небесном Городе жизнь не может быть лучше, чем на земле, поскольку ее носители все те же люди? – сказала Майя, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной.
- Нет, во-первых, я хочу сказать, чтобы жить не по земным законам, необходимо выйти за пределы земли. По-моему, как раз в поддержку этой мысли говорит опыт существования Подводного и Небесного городов. Планета Земля, условия существования на ней делают нас такими, какие мы есть, и другого не дано. Каждый в клетке собственного физического тела и его прихотей, в клетке земного притяжения, в клетке сообщества, в клетке жизни, в которую человек приходит не по свой воле и уходит так же: пинок – и ты уже за ее скрипучей дверью.
- Ханс, в твоих словах, наверно, много правды, но все сваливать на обстоятельства, по-моему, ошибочно и нечестно. Да, Подводный и Небесный города говорят в пользу твоей теории – в них вырастают совершенно другие люди, и никакая пресловутая людская природа и гены «не берут свое». Пользующееся популярностью у людей изречение «Порода сильнее пастбища» - предательское по отношению к себе и, прежде всего, к детям. Воспитание (в первую очередь, личный пример взрослых), и всеобщая атмосфера оказываются сильнее! Силь-не-е!!! Но ведь о возможности иной жизни на земле доказывают и многие сообщества людей, живущие рядом с современными мегаполисами. Чаще всего их называют религиозными сектами, но дело не в этом – если люди хотят жить по-другому, земные условия им не помеха. Условия существования создаются в собственных мозгах – ты волен сам видеть землю адом или раем, людей - врагами или братьями. В твоей, а не в чьей-то, власти быть подонком или порядочным человеком… Я не права?
- Да, мне приходилось быть в общине амишей, которые живут среди огромных городов Америки. Они занимаются земледелием, не признают ни электричество, ни Интернет, ни телевидение, ни образование. С помощью лошадей и примитивных орудий возделывают поля, их экологически чистая продукция пользуется спросом. Да, у них каждый друг другу брат и сестра. Но дело в том, что земная жизнь для них – это очень короткая, мимолетная остановка. Они не очень-то понимают, зачем она вообще им нужна. По большому счету, к жителям земли они себя не причисляют. Главное то, что было до земли и будет после нее. Эти люди в сознании своем - своего рода космические странники. Но ведь амишей и подобных им очень мало. «Нормальные» люди привязаны к земле – не просто собственной жизнью, но и жизнью своих предков, своих потомков. Многие религиозные учения не разлучают человека с землей даже после смерти. Вот в чем вопрос.
Ханс посмотрел не землю и монитор, который был встроен в шлем так, что достаточно было опустить немного взгляд, и небольшой зеленоватый экран мог рассказать тебе о координатах местонахождения, о скорости полета, о высоте, о температуре воздуха и многом другом. Ханс кивнул вниз.
- Майя, мы начали интересный разговор, надеюсь, как-нибудь продолжим. Не принимай мои слова за выводы – мне далеко еще до них. Я знаю, на земле много бед потому, что мы часто свои или чужие слова принимаем за истину в последней инстанции, поэтому всегда с некоторым недоверием отношусь к разным формулировкам, в том числе и к своим. Лучше посмотри, как восток быстро погружается в ночь, в Японии уже вечереет, и Токио в электрических огнях – как рассыпанные драгоценности на берегу океана.
- Да! – воскликнула Майя. – Вся Япония в таких россыпях, разве можно было себе вообразить, что с высоты пятьдесят километров вечерние города так выглядят! Вся страна как новогодняя елка!
- Нам пора причаливать, иначе мы опоздаем. Среди миллиона всевозможных огней для нас всего важнее отыскать у подножия Фудзи костерок во дворе имения адмирала Ямамото – его должны развести для нас. Сейчас мы спустимся с небес, пролетев на небольшой высоте над современным мегаполисом.
И снова земля – только в этот раз уже вечерняя и вместе с океаном - стала стремительно приближаться к путешественникам, поражая своими видами. Вот уже и небольшие острова, и корабли стали выглядеть россыпью самоцветов вокруг основных островов. «Их много, словно звезд на небе!» - подумала Майя.
Как же красив вечерний Токио с высоты журавлиного полета! Безбрежное море разноцветных, мерцающих, ярких, двигающихся огней! Полупрозрачные соты небоскребов, пульсирующая многоцветная реклама, лавины хайвеев, молнии сверхскоростных электричек на воздушных дорогах! И, на первый взгляд, броуновское движение людей. Но только – на первый. Присмотришься к улицам, площадям, вокзалам, скверам, и сразу замечаешь большие и маленькие целенаправленные постоянные потоки, ручейки спешащих человечков, которые иссякнут лишь к позднему вечеру, чтобы хлынуть рано утром снова. И все-таки! Это ж уму непостижимо – сколько нас, назвавшихся землянами, много!..
«В этом огромном городе разве я смогла бы случайно встретиться с Окито! В этих многомиллионных скопищах на планете разве можно найти свою половинку, свое второе «я»? А если учесть, что таких скопищ на земле сотни, а не таких огромных – тысячи и тысячи, то шансы-то практически нулевые… Или люди живут, что называется, как случится, как удастся? Никто не нашел своего, только ему предназначенного спутника! КАЖДЫЙ ЖИВЕТ НЕ СО СВОИМ, С ЧУЖИМ ЧЕЛОВЕКОМ?
От этой мысли у Майи перехватило дыхание и как будто оступилось сердце. Она вновь вспомнила молодых людей в самолете. «Они, наверняка, те половинки, которым удалось найти друг друга!» Ей пришла в голову мысль, тут же ставшая твердым решением, от которого она никогда не отступит: это между ней и Окито никогда не произойдет в кружевном белоснежном царстве брачной постели! Это случится или на дне океана, или на вершине красивой горы, или в небе – там, где звезды намного ярче и больше, чем на земле. Она почувствует, где это должно случиться, обязательно почувствует! И Окито, разумеется, почувствует!.. Ее щеки от этой мысли снова запылали.
Она посмотрела на рядом летящего Ханса, ей захотелось спросить, верит ли он в то, что на земле есть та единственная девушка, которую он должен непременно найти, но промолчала – он был сосредоточен на выверке курса. И Майя снова стала задавать вопросы себе: «Неужели каждый может встретить сотни, тысячи людей, которые могут ему понравиться и полюбиться? Слова о второй половинке души – только слова? Нет на земле единственного - только и только твоего человека, как не может быть суженого муравья в лесу? Есть много для тебя подходящих молодых людей, и ты встретишь одного из них и назовешь своей судьбой? Вот и дошла до самого страшного вопроса – неужели на этой планете есть еще люди, которые могут быть мне дороги и близки и… ни на кого не променяемы, как Окито? Нет! Нет! Нет!
Они летели на малой скорости. Когда пролетали над императорским дворцом, сзади застрекотали крылья вертолета – их догнал воздушный патруль – людей и машину разделяли всего метров десять. Летчики в крайнем изумлении смотрели на невидаль – парящих в воздухе людей. Командир экипажа откатил дверцу и, несколько раз тряхнув головой, как будто стараясь избавиться от наваждения, крикнул:
- Это… это как же у вас так получается?
И тут же, наверно, подумав о том, что вопрос получился каким-то далеким от служебных инструкций, крикнул снова:
- Кто такие? Что тут делаете? Куда летите?
Ханс поднырнул под лопасти вертолета и, подлетев к командиру, протянул ему руку. От неожиданности летчик тоже протянул ему руку, хоть и попятился назад. Добродушная улыбка Ханса чуть-чуть успокоила его, но родила у пилотов еще больше вопросов, на которые не было ответов.
Майя с улыбкой смотрела на это небесное рукопожатие и подумала, что обязательно еще раз попросит Ханса, чтобы он дал почитать свои сказки.
 Летчик включил радиосвязь и стал рассказывать диспетчеру о встрече с летающими над центром города юношей и девушкой, но после непродолжительного монолога шлепнул ладошкой по выключателю и обозвал диспетчера древесной макакой. Вероятно, «макака», сказала ему что-нибудь о психическом здоровье или о наркотиках. Разгневанный летчик тут же вышел из нештатной ситуации – нашел силы для улыбки, помахал рукой Майе и Хансу и резко направил вертолет в сторону от них. Майя и Ханс помахали ему вслед и прибавили скорость, направляясь к Фудзияме, которая вся от основания до вершины была в огоньках паломников и туристов.

ПРОСТО СЧАСТЬЕ


Вулкан и имение адмирала Ямамото приближалось стремительно. Но Майе казалось, что приближается не земля, не строения и даже не люди. Ей казалось, что вот-вот произойдет встреча с давно утраченным счастьем детства, с чем-то самым важным в жизни, что даже, возможно, не имеет названия. Ну, кто назовет одним словом то состояние, когда ты живешь птенчиком под сильным папиным крылом, видишь его каждый день – поглощенного огромной работой, которую стараешься постигнуть и ты, волнуешься от разговоров с ним – умных, парадоксальных, проникающих в глубину сердца, заставляющих не искать лазейки из тупиков, а разбирать завалы, пробивая дорогу к свету, пониманию… И вот однажды у тебя все это отбирают, не считаясь ни с тобой, ни с ним. Рвут по живому, зная, что рана никогда не заживет – ни у тебя, ни у него. Делают это люди. Лю-ди! Люди?
Если кто-то, выслуживаясь, добиваясь почестей, наград, высокого благосостояния, делает другим больно, то уж точно – кузнечиком он не называется!..
Двор имения был ярко освещен электричеством, да к тому же посреди его горел огромный костер – как опознавательный знак для пришельцев с неба, хотя по приборам Ханс в сплошной темноте нашел бы любую точку в Токио и пригородах. Но костер!.. Костер был символом всего, что сегодня происходило в родовом гнезде японского адмирала. Это было пламя надежды, веры, любви. Как Майе, ее родственникам и друзьям семьи думалось, что худшее позади, всем верилось в себя, в друг друга, в безоблачное будущее, и так любилась жизнь и все, что ее наполняет!
А между тем Майя уже отчётливо видела всех, кто стоял во дворе и махал им руками: рядом с незнакомыми людьми стояли Окито, мама. А рядом с мамой – здесь никаких сомнений быть не могло! – взяв одной рукой ее под руку, а другой широко размахивая – стоял папа. Папа! Папа! Папа! Сердце вылетало из груди.
Несмотря на волнение и нахлынувшие слезы, она справилась с управлением аэрокостюма и замерла прямо над папой на расстоянии вытянутой руки. Он схватил ее за пояс, она нажала кнопку «стоп» и оказалась в папиных руках.
«Неужели это правда? Небесный город, полет в аэрокостюме, папа… Явь? Сон? Мистика? Даже если все это из области нереального, только бы продлилось подольше, подольше, подольше!..» - думала Майя, не отрывая взгляда от папиных глаз. Папа, беспомощно борясь со слезами, снимал с нее аэрокостюм, время от времени прижимая ее к груди и гладя волосы. Он не находил слов, только улыбался да время от времени смахивал слезинки с глаз.
Через минуту Майю из аэрокостюма, как жемчужину из раковины, извлекали – папе пришли на помощь все, кто был во дворе. Правда на всех работы не хватило, зато все с огромным любопытством смотрели на «девчонку, слетевшую с облаков» и ее «чудо-костюм». Не остался без внимания и Ханс, правда он снял только шлем, поскольку через несколько минут после «кофе с булочкой» ему предстояло взмыть в небо и вернуться в Небесный Город.
Адмирал Ямамото был настолько растроган увиденным, что тоже часто-часто заморгал, перебарывая ком в горле и слезы. Отбросив воспитанную не одним поколением предков сдержанность, он подошел к Майе и тоже крепко обнял ее.
- Восхищаюсь вашим мужеством, прелестное создание, и вашим талантом писать ёмкие и трогательные письма! Надеюсь стать вашим другом и искупить свою вину за то, что написал вам в ответ лишь единственное письмецо. Я всегда понимал, что часто прохожу в жизни мимо более важных вещей, чем служба, звание и даже закон. Вы с моим племянником еще раз напомнили мне об этом – я уже никогда не забуду.
- Спасибо, господин Ямамото, - ответила Майя. – Я постараюсь оправдать ваше доверие. Я очень благодарна за ваше письмо и упоминание об акварах!
Адмирал поправил свой пиджак (был он сегодня в гражданской одежде), широко улыбнулся и шепнул на ухо Майе:
- Я в те минуты, когда вас и Окито вытащили из воды летающие парни из Небесного Города, зачерпнул около самого странного в мире моста большую бутыль воды. Она сейчас хранится в моей комнате. Надеюсь… надеюсь, в ней живут они… Или, по крайней мере, посещают иногда эту бутыль.
Глаза пожилого адмирала сияли по-детски, он заговорщически подмигнул Майе – мол, уж тебе-то при случае я обязательно покажу их.
Майя, почувствовав, какое тепло, какая доброта и сила исходят от господина Ямамото, тоже отбросила условности и сама крепко обняла адмирала, чем вовсе растрогала его.
- Окито, будь до конца дней своих достоин этой девочки! – пробасил он и отвернулся от всех.
- Ну вот, Майечка, оказывается, ты стала мастерицей доводить всех до слез, - сказал папа. - Зато наконец-то у меня есть возможность хорошенько разглядеть тебя – ну-ка, ну-ка, как потрудилась ты сама над собой, как прошедшие годы помогали тебе?
Александр Иванович сделал шаг назад и с улыбкой посмотрел на дочь. Майя с улыбкой и со слезами на глазах смотрела на отца.
- Повзрослела и стала красавицей на загляденье! – воскликнул Александр Иванович. – Скоро маму перерастешь. Только по-прежнему, как в детстве, худенькая – что называется, глаза, улыбка и остального чуть-чуть.
- Не расстраивайся, папочка, - сказала Изольда Александровна, - возраст такой у нас, мы еще успеем налиться, правда же, Майя?
Майя, немного смущаясь, подошла к Окито, обняла его и, не выпуская тоже смутившегося парня из объятий, повернулась к родителям.
- Посмотрите на меня, я и так стала больше чем в два раза! Папа, ты познакомился с Окито?
- Конечно, Майя, конечно. Он мне рассказал много любопытных вещей о парусном спорте, о японских университетах и студентах, о своей стране. Он уже связался со своим ректоратом, рассказал, вероятно, что-то небывалое про меня, и я получил приглашение почитать лекции о межзвездных гравитационных полях. Отказать я был не в силах. Более того, думаю пригласить преподавателей и студентов на экскурсию в Небесный и Подводный города.
- Великолепная идея, папа! Замечательная! У нас появится в мире много новых друзей! И мир для нас станет еще лучше, ещё интереснее! Хотя куда уж интереснее!..
Майя подбежала к отцу повисла у него на шее и едва не разревелась. Слёзы еще хлынут, еще постараются унести с собой накопившуюся боль и тоску по родному человеку, а пока что надо держаться – они с отцом сейчас в центре внимания.
- Господа, - сказала Изольда Александровна, - сейчас мы еще разок явимся свидетелями чуда, автором которого является мой муж. Дело в том, что молодому человеку, Хансу, доставившего дочь сюда, необходимо возвращаться в Небесный Город.
Ханс стоял уже полностью экипирован, сверхпрочный прозрачный шлем походил на огромный мыльный пузырь. Он с улыбкой посмотрел на провожающих, задержавшись взглядом на Майе.
- Я подумал о том, - сказал он, - что мне необходимо твоё мнение о моих сказках. Обязательно вышлю, почитай и не брани за наивность...
-Ханс, насколько я поняла - ответила Майя, - я буду первым твоим читателем. Первый читатель может только поблагодарить за оказанную честь. Да к тому же я в твоем таланте не сомневаюсь. А скажи мне, пожалуйста, как ты узнал о том, что происходило… в салоне того небесного тихохода?..
Майя задала вопрос и вспыхнула щеками.
Ханс тоже немного смутился, но от ответа не ушел.
- Всё очень просто. В кабине никого не было, а на фюзеляже снизу было написано «Красивого полёта, жених и невеста!»
Майя обхватила голову руками.
- Почему ты об этом мне не сказал?
-Зачем?
- Да, действительно, зачем… - Майя вовсе смутилась.
- Что ж вы такого необычного увидели в небе? Спросила Изольда Александровна. Своим загадочным диалогом заинтриговали всю компанию.
Майя и Ханс переглянулись.
- Да, мамочка, всюду, где жизнь… все так необычно!.. сказала Майя и снова обратилась к Хансу: - Ты отличный летающий парень. Счастливого тебе пути и не забудь про сказку! А что касается небесного тихохода и тех, кто в нем был, они мне преподали великолепный урок. В жизни всегда у любого, абсолютно всегда и абсолютно у любого на земле есть выбор – провести день красиво или так себе, ярко или блекло. Есть тысячи вариантов испохабить день и тысяча вариантов сделать его волнующим прекрасным событием. На что настроишь сердце. Если бы у них не было самолета, они придумали б что-нибудь не менее чудесное…
- Я с тобой абсолютно согласен, Майя – ответил Ханс. – Хотелось бы, чтобы на земле все жили так.
Он попрощался со всеми и нажал несколько кнопок на небольшой грудной панели управления. Всем помахал рукой и медленно оторвался от земли. Затем нажал кнопки на своих перчатках. Адмирал Ямамото поспешил обойти вокруг ставшего невесомым парня, как будто пытаясь найти ту силу, которая поднимает его над землей. Но не успел замкнуть круг – Ханс с огромной скоростью взмыл над имением и через несколько секунд его уже не было видно в небе, хотя над горизонтом всходила огромная луна…
Адмирал долго смотрел в небо, растирая указательным пальцем подбородок. Все понимали, что он во власти сложного клубка чувств. Александр Иванович подошел к нему и положил руку на плечо.
- Если пожелаете, адмирал, то хоть завтра можете сами испытать летательный костюм.
Адмирал задумчиво покачал головой.
- Спасибо за предложение, дорогой Александр Иванович, но от него мне придется отказаться.
- Почему же так?
- Видите ли, преодолевать на земле земное притяжение – это дело уже не моего поколения. Наверняка, душа насладится полетом, а разум запутается окончательно в загадках жизни и мироустройства. Думаю, это одно и тоже, что пролететь в самолете жителям средневекового города. Наверное, многие участники полета ушли бы в монастыри или стали душевнобольными. Возможно, поэтому технический прогресс на земле – процесс относительно вялый, по крайней мере, не опережающий возможности человечества осмыслить и понять его. А ваши открытия далеко опередили время, поэтому вам приходится рассчитывать в основном на молодых помощников и последователей – им не надо выбираться из паутины сложившихся представлений, привычек, определенного уровня знаний. Говорят, время не простило ни одного человека, опередившего его. Очень надеюсь, что с вами оно впредь будет милостивым.
Затем адмирал обратился ко всем, кто был во дворе.
- Прошу в дом! Умываемся, снаряжаемся, запасаемся бесконечным количеством улыбок, или одной – бесконечной. Через полчаса в гостиной мы продолжим знакомство и беседы, а тех, кто не знает японскую кухню, познакомим с некоторыми популярными блюдами и напитками. Дамам позволительно задержаться минуток на пять… или пятнадцать.
Майя снова прибилась к папе, щебеча под его рукой:
- Папочка, не успели встретиться – и вот надо расставаться. На целых полчаса! Я в океане, особенно на дне, точно узнала, что время имеет способность останавливаться, секунды капают, как остатки напитка из банки, когда их вытряхивают и выжимают дети. Давай встретимся перед гостиной хотя бы минут за пять перед ужином!..
Александр Иванович взглянул на дочь, и сердце его сжалось от боли: вряд ли когда-нибудь тревога и боязнь разлуки оставит до конца ее – она выросла с ними, они - ее часть… Улыбается, а в глазах еще столько страха!..
Он крепко прижал ее к себе и сказал:
- Вспомни, моя хорошая, даже железные дровосеки постоянно испытывают душевное беспокойство на земле. Скажу откровенно, когда я сегодня увидел маму, а затем тебя, в меня тоже раненым медведем вселился страх потерять вас снова. Я знаю, когда речь идет о собственной жизни, о личном благополучии – ты бесстрашная, поскольку приручила страх. Да, его невозможно прогнать из себя, но приручить можно. Теперь необходимо сделать следующий очень важный в жизни шаг: приручить свой страх за родных людей. Не тебе объяснять, что речь не идет о взращивании в себе равнодушия, безразличия и уж тем более цинизма. Но надо помнить, что мир очень сложен, жизнь непредсказуема, никто из нас не имеет невидимой и всемогущей оболочки безопасности. В час опасности или беды люди, которые философски освоили эти простые истины, не размазываются ситуацией, а напротив – очень собраны и продуктивны в действиях, и часто именно их шаги приводят к позитивным или даже спасительным результатам.
- Папа, я поняла тебя, - сказала Майя, - только не знаю, получится ли у меня… любить хладнокровно…
- Не любить хладнокровно, а действовать хладнокровно, горячо любя. По большому счету, я сам не вполне владею этой наукой, давай попробуем вместе освоить…
- А надо? – спросила Майя и сама себе ответила: - Наверное, надо…
Майя еще крепче прижалась к отцу, слезы снова неудержимо подступали к глазам, и горло свело так, что невозможно было сказать ни слова. Александр Иванович подумал, что не ужин бы устроить сейчас, а на час-другой разойтись по своим углам, чтобы дать волю чувствам и слезам. Хотя, наверное, старый мудрый адмирал учитывает и это настроение…

УТРО
ИЛИ ПЕРВАЯ ГЛАВА ВТОРОЙ КНИГИ

Майя проснулась с ощущением абсолютного счастья! Хотелось встать с кровати и бежать в комнату папы и мамы, но тут же про себя сказала: «Стоп! Не шелохнуться! По-моему, счастье мое имеет какое-то сказочное продолжение. В сущности, все было сказочно хорошо – и вчерашний ужин, задушевные беседы, музыка, шутки, попытка освоить чайную церемонию. А чего стоит прогулка с папой в обнимку по двору имения, разговор о самых, наверно, главных вещах в жизни – о любви, дружбе, о будущей профессии. А как жарко в зимнем саду ее обнимал Окито, когда они остались вдвоем! До сих пор от глубоких вздохов побаливают бока. А какой, оказывается, выдумщик и фантазер адмирал! От старинных японских игр и забав, которые он организовал, болят руки и ноги. Но как это здорово болеть от счастья! И все-таки, и все-таки! Откуда в голове словно пульсирует, будто прыгает от радости мысль: жди сказочного продолжения всего того, что уже случилось! Быть может, во дворе приземлился какой-нибудь бесшумный папин летательный аппарат?»
Она поднялась в кровати, но до окна не дошла, взгляд ее остановился на компьютере. Она буквально сделала прыжок к нему и через минуту была уже в своем электронном почтовом ящике. Конечно же, он не пуст, в нем сказка от Ханса! Сказка, где должна быть Баба-яга!
Она распечатала несколько страниц и села читать.
«Привет, Майя! Пока долетел до Небесного Города, «русско-японская» сказка уже была готова. Не правлю, отправляю то, что сочинилось и привиделось в небе. Надеюсь, она будет напоминать тебе о нашем полете. Строго не суди. С уважением, Ханс.


УТРЕННИК С ПОЛЕТАМИ


По небу над декабрьской землей с печальными глазами летела Баба-яга. Погостив у Лешего, она возвращалась домой. Настроение у старухи было скверное. Несколько раз подряд она проиграла старому плуту в карты. Телевизор у него сломался накануне ее визита, и она не посмотрела очередную передачу с названием «Правительственный час». В этой передаче часто принимали участие такие министры и разные депутаты, которых она ласково называла милыми прохвостами. Она с восторгом смотрела, как они вокруг пальца могут провести весь народ. На такие трюки и фокусы даже она, старая колдунья, не способна. Однако некоторые милые прохвосты такое вытворяли, что вместо восторга являлась печаль.
И вот возвращалась она, расстроенная, в свой заболотно-заозерный лес, в свою старую избушку, которая в последнее время стала с трудом поворачиваться передом даже к своей хозяйке, не говоря о разных гостях и посетителях. А все потому, что курьи ножки одолел ревматизм. Эх, старость-нерадость!
А тут еще погода, будь она неладная! Из-за сильного встречного ветра полет проходил очень сложно. Была такая болтанка, что Бабу-ягу немного тошнило. Вдобавок к этому совсем рядом пролетел реактивный самолет, и она попала в его струю. Ступу так сильно закрутило в горячем потоке, что старуха на время даже потеряла ориентацию в пространстве. «Эх, не остается в небе места для бабок-ёжек, когда-нибудь люди об этом сильно пожалеют!» - в сердцах крикнула она вслед самолету. И тут ступу так тряхануло, что она едва не вылетела из нее – это она угодила в воздушную яму.
Дело осложнялось тем, что под полушубком, за пазухой, у нее поскуливал щенок сибирской лайки, которого она подобрала в лесу недалеко от дома лешего – то ли заблудился, то ли недобрые люди избавились от крохи, который с первого взгляда покорил сердце старухи. Вероятно, щенку тоже было холодно, да и к полетам он не был привыкший.
В общем, ситуация, метеоусловия и самочувствие были такими, что она сбилась с курса. Скверное настроение, усталость и холод делали свое дело. Баба-яга даже не могла шептать команды ступе и метле – так замерзли губы. Ступа стала капризничать, раскачиваться и даже делать петли. Старухе кое-как удалось без аварии приземлиться на окраине какого-то очень большого города.
Чтобы продолжить полет, Бабе-яге надо было срочно где-то согреться. Но ни конюшен, ни овчарен, ни коровников вокруг не было видно. И, мало-мальски забросав снегом ступу и метлу, она постучалась в дверь крайнего красивого особняка. «Согреюсь и покуражусь над хозяевами, - подумала старуха. – Устрою в их двухэтажной избушке такой веселый бедламчик, что долго будут вспоминать меня!»
Дверь ей открыла симпатичная девочка-азиатка лет четырнадцати, в глазах которой стояли слезы.
- Вы к моим родителям? – спросила сиплым простуженным голосом девочка. – Если к ним, то напрасно, они в командировке и вернутся только через неделю».
Слова девочки ошеломили старуху, потому что были совсем не знакомы ей. Но ведь это была непростая старуха! Она быстро переворошила все погреба своей безграничной памяти и оказалось, что ее прапрабабушка знала этот язык и теперь только нужно настроиться на новую для себя речь и всё понимать. Старая проказница указательными пальцами поковырялась в ушах, делая вид, что не расслышала сказанное ей. Девочке пришлось всё повторить.
- А-а-а! Вот ты о чем! – сказала по-японски Баба-яга. Да, милая, я к ним… хотя зачем они мне нужны? Я и с тобой за милу душу потолкую. Я из лесу… Точнее, заблудилась немного в лесу и сильно замерзла. Впусти, пожалуйста, погреться.
Хитрая старуха даже прищурилась и все лицо преобразила так, чтобы походить на японскую старушку.
Девочка помогла раздеться гостье. Как ее обрадовал щенок, который выскользнул из-под полушубка старухи и несколько раз громко тявкнув, стал вилять хвостом и прижиматься к ноге девочки!
Через пять минут девочка уже поила странную визитершу горячим чаем, поставив ей в ноги обогреватель, угощала медом и печеньем. Даже молоко вскипятила и предложила выпить кружку. Нашла угощенье и щенку, который был очень благодарен ей. Но сама была печальной.
- Как тебя зовут, хорошая, и почему ты такая грустная? – спросила Баба-яга юную хозяйку дома, чувствуя, как тепло и угощения возвращают ей силы.
- Девушка, всхлипывая, сказала, что зовут ее Аника, а печальная потому, что из-за болезни не может быть сегодня на новогоднем представлении, в котором играет роль русской колдуньи Бабы-яги.
Старуха от такой новости поперхнулась чаем и долго кашляла.
- Зима у нас нынче выдалась необычная, холодная и снежная, я за свою жизнь впервые такую вижу, - сказала Аника. – Температура опускается ниже нуля, снег часто идет. Вот я и простыла.
У Бабы-яги в голове мелькнула мысль, куда же ее сегодня занесло, но спросила она о другом.
- Ты сегодня должна быть мно… это, как ее, Бабой-ягой, что ли? – старуха удивленно смотрела на Анику.
Аника, в свою очередь, удивленно смотрела на старуху.
- А что, разве плохо – сыграть для малышей роль старой русской проказницы? В представлении будут персонажи из сказок и легенд многих стран мира.
Баба-яга снова поперхнулась и закашлялась. Аника поспешила к ней и легонько постучала ладошкой по костлявой сгорбленной спине.
- Какая вы худенькая! – с искренним сочувствием воскликнула Аника. Вам надо лучше питаться и побольше отдыхать. Кстати, как вас зовут, где вы живете?
Старуха тут же перестала кашлять.
- Я… я бабушка Кимико, работница сельскохозяйственного, как его, кооператива. Всю жизнь, не жалея сил, трудилась на полях и огородах, на конюшнях и фермах. Мне даже почетные грамоты вручали мно-о-ого раз на Лысой горе… ну, это, у нас так называют правление кооператива…
Старуха часто моргала и качала головой, словно подтверждая то, как ей много пришлось трудиться в деревне, осуществляя сельскохозяйственный прожект правительства, о котором без устали говорят министры, выдавая свои обычные обязанности за подвиги.
Старуха, прищурив глаза, пристально посмотрела на Анику и спросила:
- А как ты, красавица, относишься к этой самой русской проказнице с метлой и ступой? Поди, на самом-то деле не любишь ее?
Аника на минуту задумалась и ответила:
- Если русские дети знают и любят ее, значит, все плохое ей приписали взрослые. Детей нельзя обмануть.
Ой-ё-ёй! – воскликнула старуха. – Превый раз о се… то есть, не о селе, а о Бабе-яге слышу такое. Ты сама так решила или кто надоумил?
- А что тут такого сложного! – ответила Аника. – Взрослые на фоне своих дел часто такие бяки, вот и для самоуспокоения придумывают, что кто-то на свете есть хуже их, заселяя сказки и мифы плохими героями. Но даже придуманным существам разве легко жить с тем, что им приписывают?
- Какая ты умница! – воскликнула старуха. – Вот я часто думаю о своей судьбе… В общем хорошо, что я простая бабушка Кимико, труженица сельхозкооператива, сижу и пью чай с тобой, доброй девчонкой. Представь, если бы выпала доля лешим быть!
Тут старуха стала так громко и как-то по-мужски хохотать, что Аника почувствовала необъяснимое волнение. А старуха сквозь смех продолжала:
- Ты знаешь, милая, если бы мне пришлось быть этим дуралеем, который только и может старых женщин в карты обыгрывать да щекотать их под мышками, я в первом же болоте утопилась бы – на два-три денька…
Тут Баба-яга замолчала, сообразив, что наболтала лишнего, и поспешила выйти из сложного положения.
- А ведь я, милая Аника, в своем кооперативе врачевать научилась. Кругом ведь ни больниц, ни поликлиник, вот я и научилась без докторов обходиться, могу и тебе помочь. Дай-ка мне твою кружку с чаем.
Не дожидаясь согласия девчонки, она взяла ее кружку, отошла в угол комнаты и стала что-то шептать и дуть на чай. Через три минуты она вернулась к Анике:
- Выпей все до последней капельки и ложись спать. Как проснешься – у тебя будет нормальная температура и голос звонче прежнего.
- Я, конечно, выпью, - сказала Аника. – Только мне уже ничто не поможет, ведь утренник начнется через двадцать минут, а до центра города ехать больше часа.
- А в какой избушке утренник будет? – спросила старуха.
- Ну что вы, бабуля! – сказала Аника. – В центре Токио, в императорском дворце утренник, а вы про избушку говорите.
- Как, это я в Токио, что ли? – от удивления у Бабы-яги глаза округлились и брови улетели под платок. Поняв, что в очередной раз допустила оплошность, тут же запричитала: - Как далеко я забрела сегодня! Как далеко от моей избушки Токио построили!
«И всё-таки очень странная эта старушка!» - подумала Аника, но чай, над которым она колдовала, выпила.
А старуха тем временем быстро одевалась, благодарила Анику за гостеприимство, называла ее золотой и самой доброй девочкой на свете, говорила, что ее старое больное сердце очень тронуто ее заботой и состраданием.
- Знай, - уже с порога крикнула старуха, - всё будет хорошо! За утренник не беспокойся! А щенок пусть побудет у тебя, пока я дела свои переделаю.
Аника, оставшись одна, стала думать об ушедшей куда-то так поспешно старухе, но скоро почувствовала непреодолимое желание лечь в постель. И, самое главное, тревоги на сердце совершенно не было. Она постелила коврик щенку около кровати, сама нырнула под одеяло и сразу заснула.

Аника проснулась, когда на улице было уже совсем темно. На кухне, готовя ужин, вполголоса напевала романсы тетя Наоко, мамина сестра. Когда родители Аники уезжали в командировку, тетя Наоко всегда жила с ней.
Щенок весело бегал вокруг тети Наоки и как будто пытался помочь ей в ее делах.
Тётя вошла в комнату Аники, включила свет и радостно сказала:
- Я уже измерила у тебя температуру – все в порядке! И дышишь ты легко. Надо ж, такая сильная простуда была – и как рукой сняло! Чудеса прямо какие-то!
Аника тут же вспомнила странную гостью. «А ведь действительно я чувствую себя хорошо, даже горло уже ничуть не болит!» - подумала она.
Тётя Наоко включила телевизор, шла программа «Новости столицы». Диктор сегодня выглядел необычно: волосы его слегка были взъерошены, как будто он не успел причесаться.
Щенок внимательно вместе с Аникой и тетей Наоко смотрел телевизор.
- А теперь о самом примечательном и пока что весьма загадочном, - слегка сдавленным голосом, как будто раскрывая какую-то тайну, сказал он. – Сегодня на новогоднем утреннике в Императорском дворце детворе было чрезвычайно весело. Сказочные персонажи, которых играли токийские школьники, были необычайно хороши и оригинальны. Особенно всех удивила девочка Аника, ученица школы номер 1771, которая играла роль русской колдуньи Бабы-яги. Посмотрите репортаж нашего специального корреспондента.
Анику бросило в жар. От услышанного она съёжилась и не знала, что сказать тёте Наоке. Тётя, не проронив ни слова, посмотрела на Анику и прибавила громкость телевизора. И тут на экране появился нарядный зал Императорского дворца, радостные лица детей, их родителей. Детей пришли навестить руководители государства во главе с императором и премьер-министром. И в этот момент под сводами дворца, заставив всех ахнуть, появилась Баба-яга в своей ступе. Она три раза облетела огромный зал и начала выделывать фигуры высшего пилотажа: делать мёртвые петли, бочки, вываливаться из ступы и вновь оказываться в ней.
Щенок от такой картины стал бегать по комнате и громко лаять, но когда Аника попросила его успокоиться, он тут же смолк и стал снова внимательно смотреть телевизор.
Императора и премьер-министра плотно окружили помощники и телохранители. Но когда ступа пролетала низко над их головами, все упали на пол, прикрыв головы руками. Все, кроме императора. Когда Баба-яга вновь взмыла под своды зала, все стали подниматься и ругаться, обвиняя друг друга в трусости и выявляя, кто упал первым.
- По почерку полета вижу, что мы имеем дело с передовыми технологиями, - сказал премьер-министр. – Уж не шпионка ли эта Баба-яга? А может, инопланетянка? Допросите ее под благовидным предлогом после праздника.
Голову императора и премьер-министра телохранители прикрыли бронированными новогодними масками, и они вышли из зала.
А старуха приземлилась и крикнула:
- Кто хочет со мной прокатиться?
Все взрослые, включая министров и телохранителей, сделали шаг назад, все дети дружно сделали шаг вперед. Все смельчаки пролетели по нескольку раз над ликующими детьми в древнем летательном аппарате с названием ступа. Как умело и бесстрашно управляет им с помощью метлы седовласая лётчица!
На экране снова появился диктор. Волосы у него были взъерошены сильнее, чем прежде, и говорил он более взволнованно.
- Вот так необычно благодаря Анике прошел этот утренник. Спустя всего два часа в одном из кабинетов правительства собралась большая группа руководителей страны, ученых и артистов-иллюзионистов, чтобы обсудить то, чему мы все явились свидетелями. Как могла школьница Аника придумать и осуществить такие невероятные трюки – вот что всех интересовало. Академик Хасимото сказал, что с сегодняшнего дня он сомневается во всех известных законах физики. На это совещание пригласили и Анику. После утренника она успела переодеться, снять грим и предстала перед всеми симпатичной веселой девушкой…
И тут Аника на экране увидела себя! Она, а точнее – ее двойник, сидела среди важных и известных в стране людей, мило улыбаясь всем. А Академику Хасимото даже подмигивала! Академик спросил, как она сумела устроить такой необъяснимый с научной точки зрения сюрприз для страны и всего мира.
Девчонка подошла к ступе, села в нее и взяла в руки метлу.
- Уважаемые господа! – обратилась она к важному собранию. – Колдовать для меня просто, но я с удовольствием поучилась бы делать фокусы у разных министров. Вот недавно, вспомните, один из главных казначеев в вашей стране потерял где-то, как копейку из кармана, сто миллиардов государственных йен. Искали ревизоры, прокуроры, раскаявшиеся воры, разные дозоры, ищейки с острым чутьем. Перевернули всю страну, даже под мусорные контейнеры на улицах заглядывали! Похлопали по карманам казначея – и ничего не нашли! «Если денег нигде нет, значит, их никогда не было!» - сказал премьер-министр и все сразу с ним согласились. А казначея назначили самым главным казначеем. Народу же сказали, что таких умных казначеев у нас еще никогда не было, и рассерженный народ же устроил шумный многотысячный митинг, требуя впредь сразу замечать талантливых людей и без промедления назначать их на самые высокие посты. Вот какие касатики среди вас есть! Настоящие волшебники! А я-то так себе… со своей рассохшейся ступой и метлой.
Тут ступа оторвалась от пола, девушка облетела стол с правителями, учеными людьми и артистами. Некоторые из них залезли под стол. Академик Хасимото бился лбом об пол и просил всех богов на свете спасти его. А девушка вылетела через распахнувшееся окно на улицу и исчезла в небе…
Диктор постарался пригладить ладошками свои дыбом стоящие волосы и подытожил свой рассказ.
- Вот такую необычную артистку узнал сегодня весь мир – руководители многих стран звонили нашему премьер-министру и приглашали навестить их страны вместе со столь чудесной школьницей. Завтра будет новый утренник, и мы постараемся взять у нее интервью.
Аника сидела на кровати, обхватив голову руками, и восклицала: «Мамочка моя! Мамочка моя!» У тёти Наоко из рук давно выпала тряпка, которой она стирала пыль с мебели. Пятясь мелкими шажками, она задавала вопросы: «Аника, это ты? Как ты так? Ты что, колдунья?»
Тётя Наоко наступила на хвост лежавшего посреди комнаты кота, тот истошно заревел, и у тёти Наоки подкосились ноги. Если б Аника не успела ее подхватить, она рухнула бы на пол.
Долго Аника доказывала, что не имеет никакого отношения к утреннику, который показывали по телевизору. И вдруг она прошептала:
- Послушай, тётя, я все поняла! Как я сразу не догадалась об этом!
И она рассказала всё о странной гостье, о том, что она колдовала над чаем и лечила ее, а затем заверила, что утренник не будет сорван и все пройдет на славу.
- Значит, это она устроила такое представление. Значит, она не персонаж из русской сказки, а настоящая Баба-яга! – схватилась за голову Аника.
От мыслей о том, кого она принимала в доме, мурашки забегали по спине. «Хотя, - подумала Аника, - ведь страшно-то стало не от старухи, а от собственных мыслей о ней. Как странно устроен человек!..»
Тем не менее, ночью Аника не могла долго заснусть. Тетя Наоко что-то бормотала во сне. «Что мне делать, ведь завтра еще один утренник! – думала Аника. – Ведь то, что я могу, смешно по сравнению с тем, что делала эта самая… бабушка Кимико, работница сельхозкооператива. И ведь никто не поверит, что девушка, которая была на совещании в правительстве, это не я, а перевоплощенная старая колдунья. Она такое говорила о правительстве!.. И вообще, как мне теперь учиться в школе, как смотреть в глаза одноклассникам? Что они обо мне думают сейчас?»
С какими переживаниями Аника заснула, с теми и проснулась. Тётя Наоко уже уехала на работу. Вскоре и Аника вышла из дома и направилась к автобусной остановке, чтобы доехать до ближайшей станции метро.
Выйдя из вагона на станции в центре города, Аника, тяжело ступая, стала подниматься по ступенькам к выходу. Она взглянула наверх и увидела рядом с выходом много людей с телекамерами, фотоаппаратами, микрофонами. Аника догадалась, что ждут её. Она резко развернулась и пошла вниз.
Со скверным настроением и больной головой она вернулась домой, думая о том, что испортила самый главный праздник в году себе и малышам, пришедшим на утренник.
В горьких раздумьях послонявшись по комнате, она машинально включила телевизор. Что за наваждение! На экране вновь был диктор из программы «Новости столицы». И снова он говорил, что фантастически интересно прошел заключительный утренник в Императорском дворце, где всех опять поразила Баба-яга, роль которой должна была играть Аника. «Да, должна была играть Аника, но она простудилась и ее заменила пожилая женщина из России» - сказал диктор и предложил телезрителям интервью, которое журналисты взяли у загадочной артистки.
На экране появилась Баба-яга с метлой. Дети вокруг громко аплодировали и скандировали: «Спа-си-бо! Спа-си-бо!»
- Да, это я устроила веселье детворе вчера и сегодня, - улыбаясь, сказала старуха. – Меня можно звать Бабой-ягой, колдуньей, бабушкой Кимико, Клавдией Матвеевной, работницей сельхозкооператива. Как хотите! Но главное – я к вам с любовью и почтением из России. Свою роль, как видно, совсем не плохо я сыграла благодаря тому, что в вашем лесу… ой, простите, в вашем Токио, живет добрая и сердечная умница Аника, которая из-за болезни не могла быть здесь. Но даже если человек не рядом, его доброта любыми путями с помощью людей, с помощью природы, с помощью всего живого на земле - даже с помощью Бабы-яги! - дойдет до людей, порадует и согреет души, растопит лед на сердце.
 Вот я летала вчера по небу и думала: можно быть переносчицей всякой заразы и чертовщины на земле, но лучше, если ты - переносчица или переносчик веселья, добра и света. Хорошо быть проводником добра от сердца к сердцу! Я знаю, со мной согласится каждая былинка на планете, каждая пичужка, каждый зверек. А вы согласны, дети?
- Конечно, согласны! – закричали все вокруг.
- Спасибо! Не забывайте о нашей встрече! – крикнула старуха, поднялась в ступе под своды дворца и, хлопнув в ладоши, превратилась в хлопья снега, которые, покружив, превратились в небольшую снежную вьюгу. Эта вьюга распахнула окно и вырвалась на улицу, полетев над планетой, на которой ярко-ярко зажигались огоньки на новогодних ёлках, сакурах и других деревьях».


Прошло две недели. Аника привыкла к щенку и уже называла его Снежком – был он белоснежный с черным носиком, добрым, с веселым нравом и очень сообразительным. К тому же впервые она увидела его снежным декабрьским днем. Анике было страшно представить, что ей придется расстаться с ним. Но однажды солнечным воскресным днем она вынула письмо из почтового ящика и прочитала следующие строки: «Дорогая Аника! Сердечный привет тебе из России! Ещё раз спасибо за гостеприимство и доброту. От моей избушки на курьих ножках до Токио путь не близкий, и вряд ли я скоро осмелюсь навестить тебя. Твою доброту я постаралась передать людям, а их благодарность – тебе. Береги, пожалуйста, щенка, и пусть он до глубокой старости будет твоим преданным другом. С приятными воспоминаниями и добрыми пожеланиями, Баба-яга».
Аника прижала к своей груди щенка и была безмерно счастлива»

Майя, прочитав последние строки сказки, от удовольствия закрыла глаза и улыбнулась. Она еще раз подумала о том, что добрые сказки, как все по-настоящему красивое в мире, помогают понять, прочувствовать свою душу. А самое главное – поверить в неё. Ведь не поверив в душу, как поверить в то, что выше души?..
«Какой замечательный сказочник Ханс! – подумала Майя. - Надеюсь, он будет достоин своего великого родственника и тёзки. Как он здорово выразил то, что добро, если тебе досталось от людей, не должно гибнуть в тебе, как в последнем негодном звене невидимой цепочки, а передаваться другим людям, тогда мир будет становиться лучше и лучше!
В этот момент в её комнату постучалась горничная. Была она с корзиной, с улыбкой и намерением удивить.
- Дорогая Майя, - начала она с порога, - вам подарок от семьи адмирала. Вот здесь, в корзине.
Майя заглянула под крышку и ахнула: на дне корзины на разноцветной мягкой подстилке лежал белоснежный щенок с чёрным носиком! Увидев Майю, он подскочил, фыркнул и быстро-быстро замахал хвостиком, не отводя своего взгляда от глаз Майи. Такой подарок ей не мог даже присниться! Да, всё-таки мир – сплошная череда удивительных и таинственных явлений, которые, кажется, совсем не спонтанны, а логичны и закономерны! Как будет рад щенку Сократ!..
«Кажется, только сейчас мне до конца стал понятен смысл папиного рассказа о певице Моэме Моэгути и знакомстве с мамой – подумала она. – Побегу, поделюсь своим открытием с ним и мамой, а затем с Окито!»