Мельников Сергей. Письмо. Рассказ

Письмо.


Игорь медленно поднимался на восьмой этаж, тихо матерясь. Так, наверно, делали все взрослые жильцы верхних этажей, с ненавистью глядя на неработающую шахту лифта. Его хотели установить давно, привезли, подготовили к монтажу. Но то ли украли там что-то, либо не полностью укомплектовали, простояв несколько месяцев, ящики с оборудованием неизвестно куда исчезли.
Достал ключи, открыл двери комнаты. Вернее это была не комната, а бывший холл, который отгородили от коридора деревянной перегородкой, поставили пять коек, из кладовки напротив сделали кухню с электроплитой, установили санузел.
Игорь повесил верхнюю одежду в шкаф, разулся, подошёл к своей кровати, бросил сумку с вещами на пол рядом с ней, прилёг в свитере и брюках. Хотелось просто полежать спокойно несколько минут, расслабившись в сладкой полудрёме.
«Вот я и дома, - невесело подумалось ему, - хотя какой это дом – общага».
Из кухни вышел Андрей:
- С приездом. Как командировка?
- В гробу я эту командировку видел, - со злостью ответил Игорь.

Игоря и ещё троих строителей отправил работать на дальнюю компрессорную станцию.
 Лететь пришлось на вертолёте. Оказалось, это совсем не страшно, хотя с детства, когда, спрыгнув с соседского сарая, он вывихнул ногу, и с той поры побаивался высоты. Внизу маленькими зелёными кружочками, густо натыканными среди белого пространства, стояли сосны и ели. Берёзы, сливавшиеся с высоты со снегом, были почти невидимы, местами тайга расступалась, уступая место огромным, замёршим, занесённым снегом болотам. Часто попадались широкие просеки, где стояли опоры электролиний, отдалённо похожие на скелеты вымерших чудовищ, соединённые между собой тонкими росчерками линий проводов.
Их встретил какой-то местный начальник, человечек небольшого роста, с обрюзгшим квадратным лицом. Глядя на Геннадия, как на старшего по возрасту, печальным взглядом запойного алкоголика, оторванного обстоятельствами от любимого дела – поглощения водки, тяжело сопя толстым сизым носом, невнятно пробормотал:
«Это, вот вагончик, жить будете, это вот, столовая, а это вот здесь меня можно найти, если чё надо будет», - и указал на небольшое двухэтажное здания, рядом со столовой, где, очевидно находилось местное руководство.
В первый день не работали: пока располагались, пока пообедали, проверили, всё ли привезли, рабочий день кончился.
После ужина Геннадий ненадолго исчез, вернулся довольный, достал из-за пазухи три бутылки водки.
Игорь, с некоторых пор, составить компанию им не мог, желудок не воспринимал алкоголь. Достаточно вспомнить, как он мучался, свернувшись клубком, замирая от очередного приступа боли под ложечкой, сам вид водки вызывал отвращение. Хуже было другое: койка ему досталась верхняя, после выпивки напарники садились играть в карты, смоля одну сигарету за другой. Удушливый сизый дым призрачной пеленой всегда висел у потолка. Игорь ни когда не курил, он задыхался от этого угара.
Следующий день начался с тяжёлой работы. Пришлось откапывать из-под снега трубы, тащить их в дом, пошатываясь тяжести, оставляя на снегу неровную цепочку следов. Быстро разнесли по комнатам чугунные батареи. Хорошо хоть погода по сибирским меркам была не холодная, градусов двадцать.
Потом основная работа была у сварщика. Пока он сваривал стыки, Игорь выходил в коридор, садился на корточках, оперившись спиной о покрытую инеем стену, прикрыв глаза, с наслаждением вдыхал свежий морозный воздух, стараясь успокоить головную боль, избавиться от дурноты.
Вечерами опять появлялась водка, игра в карты, табачный дым. От всего этого Игорь ходил очумелый, уставший, не выспавшийся. Ему не хотелось возвращаться в опостылевший вагончик, но другого жилья не было. Мужики, оторвавшись от вечного нытья своих жён, расслаблялись после работы по полной программе. Игорь был самым молодым и холостым, его мнение ни кто не брал в расчёт.
Даже прогуляться по лесу было невозможно. Единственным местом, где можно было пройтись вечером, была дорога к вертолётной площадке. Вдоль неё стояли надевшие белые снежные рукавички на ветви, красавицы сосны, и сбросившие листву, ставшие похожими на уродливых корявых старух берёзы. Зимой городскому человеку в тайге делать нечего, может резко измениться погода, ударить мороз, подняться метель и сгинет он без следа. Летом в лесу намного лучше, воздух наполнен приторно-сладким запахом багульника, смолистой хвои, сырой болотистой земли, покрытой мягким зелёным мхом.
За неделю смонтировали отопление, обрадовавшись возможностью работать в тепле. Вечером уходили, всё было нормально. Ночью отопление встало, когда пришли утром, лёд, образовавшийся в трубах и батареях, разорвал их. Печально посмотрев на гибель своего дела, вернулись в вагончик. Геннадий бросился звонить в контору, когда пришёл обратно, сказал, что начальник участка долго ругался и приказал возвращаться. Да и к этому времени деньги у всех почти кончились.
 Все вертолёты, казавшиеся с земли маленькими серебристыми рыбками, парящими в небе, деловито гудя, проносились мимо. Только после обеда один из них приземлился. Геннадий подбежал к открывшейся двери:
- В Сургут? - с надеждой в голосе спросил он.
- Нет, - лётчик мотнул головой, - в Локосово.
- Загружаемся, - Геннадий махнул рукой, - оттуда на «кукурузнике» можно улететь.
Всем уже надоело находиться здесь, хотелось улететь куда угодно, хоть к чёрту на рога.
 Полёт продолжался не долго. Взлётное поле в Локосово представлял собой огромное заснеженное поле, а зданием аэропорта являлась большая деревянная изба. Внутри, возле перегородки толпилось несколько человек, желающих улететь. За окошком сидела пожилая женщина, лет шестидесяти, судя по всему, кассир, диспетчер и начальник аэродрома в одном лице.
Посреди избы стояла печка сделанная из большой двухсотлитровой бочки, в углу бачок с водой. Вдоль стен прибиты к полу широкие деревянные лавки.
На улице почти сразу стемнело, и о возвращении домой можно было забыть. Куда идти, где спать – неизвестно.
« А можно нам, - спросил начальницу аэропорта Василий, сварщик, работавший с Игорем в паре, - здесь переночевать?».
То ли ей стало жалко четырех непутёвых мужиков, то ли изба ещё служила залом ожидания, женщина согласилась: «Ночуйте, дрова под навесом».
Игорь лёг на лавку, подложил под голову сумку с вещами. Рядом с ним сел Геннадий:
- У тебя деньги есть.
- Немного, только на билет.
- Займи нам. На водку не хватает.
- А как улетим?
- Завтра улетим, бесплатно, отсюда много вертушек в Сургут летает.
- Ладно, только схожу в столовую, поужинаю, что останется, то вам отдам.
Игорь с удовольствием поел наваристого борща в столовой, напарники довольствовались четырьмя бутылками водки и чёрным хлебом. После трапезы они легли спать, Игорь же долго ворочался на жёсткой скамье, пытаясь уснуть. Вроде бы задремал, но проснулся через пару часов. Дрова в печке прогорели, она быстро остыла, и в избе сразу стало холодно. Мужики, согретые водкой, этого не чувствовали, Игоря начало трясти от холода. Он встал, вышел на улицу, взял из-под навеса рядом с крыльцом три толстых берёзовых чурбака, закинул их в печь. Почти потухшие угольки лениво вспыхнули оранжевыми язычками, неторопливо лизнули чёрно-белую бересту, не собираясь разгораться. Игорь долго ворочал поленья, раздувал огонь. Под утро история повторилась, он опять замёрз, снова пришлось растапливать печь.
На какую только глупость не способен человек в своём желании выпить. Так и случилось. Ночью потеплело, пошёл снег, серой стеной закрывший горизонт. Самолёт одиноко темнел размытым пятном на краю лётного поля, похожий на съёжившуюся, от мороза птицу.
Начальница пришла утром, закрылась у себя. Кроме их никого больше не было, да и кому придет в голову лететь в такую непогоду.
 Все сидели молча, мужики маялись с похмелья, Игорь злился на них: « Ага, улетели, как же. Верхом на метле теперь полетим, и поесть нельзя, денег нет ». Из еды была только половинка неровно разломанного чёрного хлеба, валяющегося на подоконнике. Настроение было настолько отвратительное, что даже не хотелось целый день есть.
Вечером женщина, закончив свои дела, ушла домой. Снег всё так же продолжал падать с тёмного небосвода. У Игоря разыгрался аппетит, он отломил кусок уже начинающего засыхать хлеба, налил кружку воды.
Хлеб был безвкусный, мякоть липла к зубам, подсохшая корка царапала нёбо. Кое-как утолив голод, попытался уснуть. Всю ночь снилась какая-то муть, несколько раз просыпался, один раз выходил за дровами. Снежинки за окном медленно кружились в лунном свете, тихо падали на землю под звуки только им слышимого вальса.
 После обеда следующего дня снегопад закончился. Первый приземлившийся борт летел в город. Ещё час пришлось добираться на вахтовом «Урале» домой. Единственным его желанием было побриться, принять ванну, привести себя в божеский вид.

- Тебе письмо. В тумбочке лежит.
- Спасибо, Андрей.
« Наверное, сестра, Люба написала», - мать была полуграмотной, с трудом могла расписаться, сестра жили с ней, изредка присылая весточку из дома. Но почерк на конверте был не знаком и в графе «от кого» значилась фамилия Иванькова Татьяна.
« Ни чего себе, - удивился Игорь, - откуда она узнала адрес? Искупаюсь, потом прочту».
Первым делом он сбрил многодневную щетину, уже не колючую, шелковистую.
Набрал в ванну немного воды, слегка прикрыл кран. Ему нравилось, когда медленно поднимающаяся тёплая вода обволакивает тело, согревает, расслабляет, а потом, утекая, унесёт с собой усталость и раздражение, дарует силу и спокойствие. В такие минуты вспоминается всё приятное и думается только о том, что всё будет хорошо: свой дом, крепкая любящая семья, достаток.
 
 Это происходило, вроде бы и не так давно. Игорь уже месяц отдыхал после службы дома, обдумывая дальнейшее житьё. Оставаться в станице не хотелось, где работать, в колхозе, что ли по полю с тяпкой бегать. К технике его не тянуло, трактористом стать то же не прельщало. Скорее всего, поедет в город, устроиться на завод, где есть общежитие, а там видно будет.
Днём было жарко, к вечеру лёгкий ветерок разогнал духоту. Игорь решил немного прогуляться вдоль реки, подышать свежим речным воздухом. Навстречу ему из темноты шла женщина с мальчишкой лет десяти. В ней он узнал Иванькову Татьяну, которую все называли Ванькиной.
Почти в любом селении есть такие женщины, которые, как говорят, пользуются дурной славой. Вырастают они, зачастую в семьях, где нет отца, а если и есть мужчина, то это часто горький пьяница. Супруги часто сорятся и дерутся, а ещё чаще вместе пьют водку. Если женщина одна, то от трудностей и невзгод сама постепенно привыкает топить своё горе в водке, весь её мир и заботы сводятся к тому, где достать ещё выпить.
Редко кому из их детей удаётся уйти от этой грязи, пьянства, разврата, чаще следуют дорогой родителей, рано узнают вкус водки, рано становятся женщинами. Тянет мужиков к таким доступным женщинам в поисках новых ощущений, хочется показаться самому себе эдаким героем - любовником. И не важно красива она или нет, важно повысить свою значимость в своих глазах или глазах других, вот я её, мол, так и так, а она подо мной… Блуд, одним, словом.
Бабы в своих пересудах перемоют все косточки, плюются ей в след, а иная, узнав, где её муженёк провёл время, норовит выдрать ей кудри.
Недолог только весёлый бабий век. Водка, да дурные болезни подорвут здоровье, детишек может родить много, часто неизвестно от кого, таких же неустроенных, не обласканных материнским теплом, как и она в своё время.
Он знал Татьяну ещё до службы, она была старше его лет на пять. Часто видел её, когда приходил к матери на работу. У неё были рыжие мелкие кудряшки и веснушки на тонком остром носике. Поджав пухлые сочные губы, она всегда сидела чуть в стороне от других женщин, думая о чём-то своём, вертя в руках веточку или цветок.
- Привет, Татьяна! Гуляешь?
- Днём жарко было, сейчас хорошо. Так я сарафан прямо на голое тело одела.
- Пойдём вместе погуляем. А ты, - Игорь обратился к мальчишке, - быстро домой!
Тот обиженно посмотрел на него и убежал.
- Куда двинем?
- Ко мне домой. Тётка Наталья от мужа ушла, у нас сейчас.
Её дом стоял на пригорке, недалеко от центра станицы. Мать Татьяны, Зинаида, была статная женщина лет пятидесяти с квадратным скуластым лицом, с косой завитой в пучок на затылке. Она сидела за столом со своей сестрой, такой же крупной похожей на Зинаиду женщиной, но чуть ниже её ростом. Лица у обоих раскраснелись от выпитого самогона.
- Ой, проходи, Игорёк, садись. Сейчас рюмку ещё поставлю, - голос у неё был сильный, зычный, - слышала, ты из армии недавно пришёл.
- Я на флоте три года служил.
- Всегда говорила: хороший у Ольги сын растёт, не пьяница, не хулиган. Давай выпьем за встречу.
Игорю явно польстило такое мнение о нём:
- У вас помидорчиков солёных не найдётся, мне самогонка плохо идёт.
- Принесу, - она соскочила со стула, засуетилась.
Игорь сидел рядом с Татьяной, жар от её тела согревал ему ногу, хотелось засунуть руку под сарафан, ощутить тепло и мягкость женского тела.
Ему неловко было признаться кому-либо, но в двадцать один год он ещё ни разу не был с женщиной. Весь его опыт близкого общения с ними заключался в осторожном прижимании к груди одноклассниц во время танцев на школьных вечерах, да две соседские девчонки поцеловали в щёку, когда он уезжал служить. Он сам удивлялся, почему так, хоть и не красавец, но и не урод, простой весёлый парень.

 Хотя была одна возможность, когда их подводная лодка стояла на ремонте в Риге, кто-то привёл девушку, мол, показать, как служат моряки-подводники. Да так и осталась она в первом отсеке, насильно ни кто её не удерживал.
Игорь был верхним вахтерным, сидел на скамейке у самой кромки пирса. К нему подошёл его почти земляк, адыгеец, Махмуд, неповоротливый толстяк ( Игорь всегда удивлялся, как тот пролазит через переборку), с маленьким, заплывшими жиром глазками на широком, с обвисшими щеками лице:
- Хочешь, иди, я тут пока вахту нести буду, если вдруг кто-нибудь из проверяющих приедет.
Игорь спустился в отсек. На койке сидела девушка лет шестнадцати – восемнадцати, небольшого роста, худенькая, стройная. Черные волосы до плеч были слегка растрёпаны, лицо круглое, со светлой, нежно-молочной кожей. Она подняла тёмно-карие глаза, удивление и лёгкий испуг промелькнул в них, как, ещё один?
Он сам не знал, как вести себе с ней:
- Ты…, это…, раздевайся, что ли…
- Я устала, - лицо её исказила плаксивая гримаса, - больше не могу, хочу спать.
Игорь совсем растерялся. Было во всем этом, что-то не то, неправильное, что-то мерзкое, скотское, всё должно быть иначе, хотелось, что эта первая женщина была нежной и ласковой. Он махнул рукой, поднялся на верх.
- Что так скоро? – спросил Махмуд.
- Да, не нравится она мне, - соврал Игорь.
- Твоё дело, я, пожалуй, схожу.
Он скрылся внутри лодки.
Над головой светили яркие звёзды, ветер игрался с волнами, они ласково и нежно, что-то шептали ему, тихонько плескались о причальную стенку.
Вернулся Махмуд, его глаза возбуждённо блестели, он нервно жестикулировал:
- Захожу, она, говорит, устала, не могу больше. Я ей отвечаю, ни чего не знаю, ложись быстро, ну, и я её…, худая вот только.
- И куда её теперь, три часа ночи, домой, как доберётся?- Игорь был зол сам на себя, что ему не хватило решительности добиться своего.
- Дмитриевский договорился, сейчас её заберут ребята с ракетного катера. Вон, они уже идут.
Дмитриевский, торпедист с их лодки, в сопровождении двух моряков шёл вдоль пирса. Они спустились в отсек и через минут пять вышли вместе с девушкой.
- Старшина, - Игорь обратился к одному из них,
широкоплечему блондину, - ты учти, с ней шесть человек было.
- Мы её сейчас в душ, помоем, - ответил он, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу, - нормально всё будет, - и поспешил догонять ушедших.
« Странные эти бабы, неужели всё это им нравится? », - удивился Игорь.

Вернулась Зинаида с тарелкой красных маринованных помидор, поставила на стол, где уже стояла милая русскому человеку закуска: солёные огурчики, квашеная капуста, зелёный лук, варённая в мундире картошка, чёрный хлеб и порезанное тонкими полосками, розовое с прожилками сало.
- Ты, - Игорь обратился к Наталье, - от мужа ушла, с чего это?
- Ушла, - она кивнула головой, - ну, его, не рыба, не мясо. Ходит, не моется, воняет от него, раз в неделю бреется. Я ведь,- Наталья подняла руку, потрясая кистью, на её пропитом лице сияло некое подобие торжественности, - женщина, женщина! Меня ценить надо! – локоть её соскользнул со стола, и она чуть не свалилась на пол.
- Ну, что наливай, ты тут единственный мужик, - предложила мать Татьяны, повернулась к стене, - мам, пить будете?
С кровати поднялась седая растрёпанная старуха, сонным, пьяным взглядом окинула сидящих людей за столом:
- Не буду, - прошамкала она беззубым ртом, и опустила голову на подушку.
Игорь с трудом проглотил сивушную мутную самогонку с омерзительным вкусом.
- Споём, - вдруг предложила Наталья:
- На лужочке, на лужке конь гулял на воле…
Она еле ворочала языком, и вместо весёлого мотива получилось нечто непонятное, тягучее. Игорю стало скучно, хотелось ещё выпить, но в бутылке оставалось совсем немного:
« Что дальше? Тут мать, бабка и тётка её. Опять облом? ».
Татьяна наклонилась к нему:
- Пойдём к Сашке Филимонову.
- Ты его знаешь, - удивился Игорь.
- Знаю. Всё хочет жить со мной.
- А ты?
- А я не хочу.
- Тогда допьём и пошли.
С Сашкой они познакомились в магазине. Он был не местным, приехал из города. Отец его был военным в чинах, недавно умер, оставив хорошее наследство. Сашка купил небольшой домик и
потихоньку спивался, тратя деньги отца. Местные алкаши знал, что у него всегда можно выпить на халяву.
Небольшого роста, он двигался не спеша, говорил медленно, выпячивая толстые, вечно мокрые губы. Разговаривая, часто поглаживал волосы, тёмные, блестящие, спутанные, будто ни когда не мытые. Про себя Игорь называл Филимонова колобком: круглое его лицо казалось вылепленным из серого пористого теста.
Они с Татьяной перешли речку через мостик, вышли на небольшую полянку. Игорь обнял её, она обмякла, опустилась на землю. Что было потом…? Запомнилось, что долго не мог расстегнуть пуговицу на брюках, её задранный сарафан и белые полные ноги, ёрзающие по траве.
Сашка ещё не спал. Увидев гостей, обрадовался, достал початую бутылку водки, нехитрую закуску, что нашлась в его доме.
- Хороший сегодня вечерок, - Игорь поднял полную стопку.
- Закуси помидором Татьяна, я его для тебя уже порезал и посолил, - и как бы случайно коснулся её плеча.
       - Вот зараза, - Игорь стряхнул несколько крошек с брюк.
- Что случилось? - поинтересовалась Татьяна.
- Пуговицу оторвал, когда брюки снимал.
Фраза, брошенная вскользь, имела чёткую определённую цель: эта женщина моя, и пресечь всякие намерения Сашки заигрывать с Татьяной. И тот понял всё. Убитой птицей промелькнула угасшая искорка надежды. Он сумрачно взглянул на них, налил половину стакана водки, молча выпил.
Они ещё немного посидели, потом Игорь проводил Татьяну домой, по пути время то времени останавливаясь и целуясь.
Вечерами он снова встречался с ней, немного погуляв, отправились на заветную полянку, поросшую низким кустарником, ставшей для них любовным ложем, где только грустный шёпот речного переката нарушал ночную тишину.
Через месяц он уехал в город, устроился работать на завод, получил общежитие. В середине осени, ещё солнечной и тёплой неожиданно заболел гриппом и решил съездить домой, отлежаться там.
Сойдя с автобуса, сделал крюк, что бы зайти к Татьяне.
Подойдя к калитке дома, негромко позвал её. Она вышла из летней кухни, немного удивлённая:
- Здравствуй.
- Здравствуй, что так долго не приезжал?
- Работа, дела. Некогда было.
- Наверно, нашёл себе другую, городскую?
- Ни кого я себе не нашёл, - ответил Игорь, и была правда. Познакомился с несколькими девушками, но дальше знакомства дело не шло. – К тебе можно прийти вечером?
Татьяна перегнулась через калитку, подозрительно посмотрела по сторонам. Её поведение ему не понравилось.
- Приходи.
 Последние лучи спешили скрыться вслед за солнцем, золотым туманом покрывая верхушки деревьев на горе, первые звёзды робко, несмело слегка мерцая, зажглись в сумерках.
Он был ещё не совсем здоров: болела голова, тело ломало, движения были вялые, замедленные.
Не дойдя немного до Татьяниного дома, увидел двух мужиков, нетрезвой походкой зашедших к ней во двор.
« Теперь понятно, что она так озиралась, и чёрт с тобой, - Игорь развернулся, пошёл домой.
Больше он туда не приходил.
Проработав два года на заводе, как и мечтал, уехал Север. И тут неожиданно получил это письмо.
« Интересно, что там написано », - Игорь вышел из ванны, взял конверт, надорвал его. Там была всего одна страничка, исписанная крупным корявым почерком.
 « Здравствуй, Серёжа!
Я попросила у Любы твой адрес, ты её не ругай за это.
Ты уехал, но ни как не могу забыть наши встречи, всё время вспоминаю. Тяжело мне жить без тебя. Если хочешь, я к тебе приеду.
У меня всё хорошо, работаю в лесничестве.
Очень жду ответа, напиши мне.
До свидания. Татьяна ».
Такое простенькое, короткое письмо.
« Что ей ответить? – думал он, засыпая, - собственно говоря, она меня предала, хотя жениться на ней я не собирался. Сама виновата. Так и напишу, сама виновата, а то будет мне ещё письма слать. Оно мне надо? ».
Он вырвал из тетради листок, и аккуратно, стараясь писать ровнее вывел первые слова: «Здравствуй, Татьяна!»…