Бомж

Ко мне подсел бомж. Достал из замусоленного пакета початую бутылку пива:
– Я ничего, не помешаю? Я пива глотну и пойду, вон, в переход. Переход на кольцевую туда? Да, я туда пойду. Пива хочу глотнуть. Ты как? Я просто пива попью и пойду, – спрашивая и сам себе отвечая (видимо, по привычке), но все же обращаясь ко мне, начал бомж.
Я посмотрел на него: в грязном рыхлом лице мутнели глаза, растущая клочками борода обнимала щербатый рот с гнилыми зубами; мое обоняние принялась насиловать едкая смесь запахов мочи, застарелого пота и алкогольного перегара. Я отвернулся, но не ушел – мне было чертовски скучно тогда, и я решил немного помучиться; а бомж продолжал:
– Ты вообще как живешь? Девушка, наверно, есть? У тебя ведь, знаешь, вся жизнь впереди. Впереди, да?
– Да, – ответил я после некоторой паузы.
– Нет, ты мне скажи, если мешаю. Я тебе мешаю? Ты только нормально скажи, – приняв близко к сердцу мое промедление с ответом, засуетился бомж; меня удивило то, как он это произнес, как-то… по-живому, что ли; я поспешил успокоить его:
– Нет, не мешаете.
– Знаешь, эта Москва; этот большой муравейник – суетятся все. А ты, – бомж пытался поймать взглядом мои глаза, – ты просто человеком оставайся. Человеком, понимаешь?
Я по-прежнему сидел, отвернувшись от него; бомжу, очевидно, было это неприятно, но он терпел и говорил дальше:
– Они носятся все, они насекомые. Я их ненавижу, я ментов, знаешь, как ненавижу. Я бы прирезал парочку, но нельзя. Нельзя резать ментов. Нельзя же, да?
– Нельзя.
– И я о том же. Но они, конечно, суки. Сволочи они! – последнее было сказано со злостью; его эмоция пробежала мурашками по моей коже. Я хотел поговорить с ним, и в ту же секунду старался избежать развернутого диалога; молча, я считал плитки на гранитном полу.
– Слушай, ты молчишь. Я тебя достал? Да ты не молчи. Скажи: достал, я пойду – мне же на кольцевую нужно. А? Что молчишь-то? Ну, пошли меня! Не молчи – ты пошли меня, скажи: иди на хрен! Иди на хрен! Нормально это, по-людски. Я пойму…
Не дождавшись никакой реакции, бомж отвернулся и вздохнул. Положил бутылку пива в пакет, так и не отпив из нее. В этот момент подошел мой поезд, я встал и направился к нему.
– Слушай, друг, счастливо! Слышишь, удачи, говорю! А?
Я ничего не ответил и не повернулся. В вагоне я вжался в мягкое сиденье, прикрыл глаза, а спустя минуту делал вид, что дремлю под железное биение поезда.


Рецензии
А помните эту то ли пословицу, то ли поговорку, то ли кто-то из мудрых, то ли из классиков...Да, в принципе, не важно: *Нужно достаточно долгое время быть жестоким, чтобы потом можно было позволить себе быть добрым и щедрым*. Вопрос только в том, насколько это время должно быть долгим, и когда его уже будет достаточно, чтобы, наконец-то, быть и добрым, и щедрым.

Наталья Галич   16.03.2009 23:18     Заявить о нарушении
Дурацкая пословица или что там, на мой взгляд, впрочем, Галина, вы и сами это прекрасно подчеркнули. Какое время? Сначала жестоким, а потом добрым? Сначала убивать, а потом вымаливать прощение?

Дмитрий Цесарин   17.03.2009 00:12   Заявить о нарушении
дурацкая. И я это подтвердила. С ув. Наталья

Наталья Галич   17.03.2009 22:54   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.