Глава 1
Новосибирск. Кировский район. Улица Немировича-Данченко, 100.
Профессиональное училище-интернат для инвалидов. 28 августа 2002 года.
Алексей откровенно клевал носом, сидя на стуле в актовом зале, где заседала приемная комиссия. Дернувшись, он очнулся и поискал взглядом чернявого паренька, за которым занимал очередь. Ага, вон он. Однако, пора.
Тяжело встав (болела поясница), Алексей пересек зал и сел перед женщиной в белом халате. Хрен ее знает, кто она такая, врач или медсестра, но Алексею она не понравилась сразу. Бывает...
Врач (или медсестра), подняла взгляд от разложенных на столе бумаг и глаза ее на миг округлились. Алексей про себя ухмыльнулся - прекрасно знал, какое впечатление производит на окружающих, особенно на так называемый слабый пол. Ну и плевать.
- Вы кто? - спросила врачиха, справившись с собой.
- Человек Божий, обшит кожей, - Алексей представился.
- Вы приехали поступать? - более спокойным голосом осведомилась врачиха.
Алексей кивнул и уточнил:
- На обувщика.
Врачиха приподняла подведенную бровь.
- Да? Я вам могу сразу сказать: учиться вы у нас не будете. У вас же ДЦП? Ну вот... А какое у вас зрение? Минус восемь? Тем более!
Алексей улыбнулся и посмотрел на врачиху по-ментовски, в переносицу. Та заерзала:
- Нет, ну поймите...
Довольно невежливо Алексей перебил:
- Чтобы попасть сюда, я прошел дома три медкомиссии, три недели тестировался в Центре на Крамском, мне дали два направления на учебу и, наконец-то, я здесь. И тут вы мне говорите... А, простите, вы здесь одна, единолично принимаете такие решения?
И улыбнулся еще шире, не сводя глаз с переносицы обескураженной врачихи. Что, судя по всему, обаяния Алексею отнюдь не добавило.
Весь фокус состоит в том, что невозможно поймать взгляд человека, который сидит напротив и смотрит вроде бы как в глаза.
Поворошив большие конверты, врачиха вытащила один и протянула его Алексею:
- Идите к мастеру производственного обучения, к Светлане Александровне и разговаривайте с ней. Возьмет она - будете учиться, нет - значит не судьба. Желаю удачи.
Алексей встал, отошел от медиков и осмотрелся. Столы приемной комиссии
стояли Г-образно, половина - медики, половина - преподаватели и мастера.
Найдя табличку с нужной фамилией, он присмотрелся к мастеру. Миловидная женщина, лет 40 на вид. Из той породы русских женщин, что и коня на полном галопе тормознет, и в горящий коттедж не побоится войти, подумал Алексей. Ладно, побачим.
Когда подошла очередь, он сел напротив "своего" мастера и поздоровался.
Женщина посмотрела на Алексея и ее глаза потемнели:
- Ты кто? Расписной, надо же, какая честь!
Алексей мысленно охнул. Представился.
- Ах вот кто к нам приехал! - с сарказмом протянула Светлана Александровна. - Прямиком из зоны?
- Почему вы так решили?
- Ну как же! Лысый, зубы золотые, очки затемненные, татуировка на плече, речь тягучая.
Алексей посмотрел ей в глаза:
- Светлана Александровна, у вас неверное мнение. Лысый я почти всегда. Зубы выбили в драке. "Хамелеоны" я ношу из-за светобоязни, возникшей после трех операций на глазах. Татуировка на плече не зоновская и стыдиться мне ее нечего. Жарко сегодня, потому я и в майке. И наконец, я двое суток не спал. И если я буду говорить быстро, то вы меня поймете не сразу.
Некоторое время мастер молчала, нахмурившись, потом вдруг засмеялась.
Красивый смех, приятно слушать, подумал Алексей.
- Ну ладно, ладно, ощетинился он, видите ли, с характером он у нас, -
примирительно сказала мастер. - Давай документы, устраивайся поудобнее, будем беседовать. Итак, Алексей Владимирович, 25 лет, диагноз - детский церебральный паралич, третья группа инвалидности. Когда тебе на ВТЭК?
- У меня группа пожизненно.
- Хорошо, с этим у тебя проблем нет. Только вот почему группа не вторая?
Алексей горько усмехнулся:
- Спасибо, что хоть третью дали, крохоборы. Зато пожизненно, и то хлеб.
- Что, были сложности?
- А куда же без них? - и Алексея поневоле передернуло.
Были сложности, чего уж там. Шесть лет без группы, пока не подтолкнули и не помогли добрые люди, дай им Бог здоровья и счастья. Шесть лет унижений... Бр-р-р! Мороз по коже, как вспомнишь!
Светлана Александровна продолжила беседу:
- Я ознакомилась с твоими работами, тестами и прочими бумагами, которыми тебя озадачивали в Центре. Результаты очень неплохие, мозги у тебя работают хорошо. А вот руки - не очень. Обувщик - это ручной труд, требующий точной координации. Ты уверен, что сможешь учиться и потом работать? Тем более, что у тебя зрение слабое.
Алексей пожал плечами:
- Попробую. Мне главное - моторику наработать.
Мастер кивнула:
- Ну что ж, попробуй. А как у тебя с дисциплиной? Учти: резкие у нас долго не держатся. Куришь? Пьешь? Наркотики? Какие-нибудь фобии есть?
Алексей усмехнулся:
- Светлана Александровна, вы не могли не разговаривать со специалистами из Центра. Не знаю, как они меня охарактеризовали, думаю, не самым плохим образом. Я не резкий, но и не лопух, смею думать. Курю, да, есть грех. Пить - не пью, но изредка выпиваю. Наркотой сроду не увлекался, не тупоголовый. Никакими фобиями или там маниями не страдаю. Комплексы кое-какие есть, не без этого, но тут уже ничего не поделаешь.
- Например? - заинтересовалась мастер.
- Ну... К примеру, не на шутку бесит, когда что-то не получается сделать, а надо.
- В смысле?
- В смысле мелкой ручной работы. Ювелирной, так сказать. Не поверите, но даже элементарное, простейшее - вставить нитку в иголку - и то... Минут десять-пятнадцать, семь потов и девять этажей матов. Такая математика.
Мастер отсмеялась и продолжила:
- Ну, ладно. А теперь представь такую ситуацию: мы предложим тебе учиться в Куйбышеве на социального...
И осеклась, увидев, как Алексей яростно мотает головой.
- Да ни в жизнь! Ни за какие льготы! Я эту идею еще в Центре зарубил на корню.
- Почему?
- Нет, я понимаю - вы хотите, как лучше. Но поверьте: кабинетная, письменная работа - не для меня. Это во-первых. Во-вторых, это далеко. В-третьих, здесь, в Новосибирске, у меня есть и родня, и знакомые. В случае чего, есть куда обратиться. А в Куйбышеве у меня нет никого. Так что - не пойдет.
Светлана Александровна подумала и спросила:
- Ну а если у тебя и обувщик не пойдет? Что, переводить тебя на лозу или переплетчика? В слесаря дэцэпешников не берут. Разве что - часовщиком. Так и это не для тебя. А остальные профессии - женские.
Алексей кое-что вспомнил:
- На лозоплетение я уже пробовал учиться. Год назад, в Барнауле. Не пошло. И если честно, не очень и хотелось. Насколько я знаю, у вас в училище на лозу и переплетов берут тех, у кого с головой не все в порядке. Ну, допустим, изъявил я вдруг такое желание. Да я там рехнусь! И отношение ко мне будет соответствующее. Нет уж, увольте. Или я учусь на обувщика, или еду домой и ищу что-то другое.
Мастер решилась и сказала, прихлопывая ладонью по столу в такт своим словам:
- Ладно, Алексей. Я беру тебя к себе, но пока только на испытательный срок, до первого октября. Это касается не только тебя, это для всех. За месяц вы все должны познакомиться, освоиться, ну и все сопутствующее. Иди пока покури, потом я соберу всю группу, иногородних заселим в общежитие, получите белье, мебель и начнете обустраиваться. Вещей с собой много?
- Да не особенно, пять сумок, сущая мелочь.
- Ну да, всего ничего. Вот только на питание вас поставят дней через пять.
Алексей усмехнулся:
- Четыре сумки - это еда, на первое время.
Вот тут мастер грохнула так, что на нее не смотрели разве что глухонемые.
Алексей спустился со второго этажа, прошел через вертушку на вахте и вышел на улицу. Достал пачку "Терра инкогнито", закурил. В небольшом, но ухоженном дворике было много людей. Некоторые будущие студенты приехали со своими родителями. На лавочках - ни одного свободного места. Кто-то курил, кто-то перекусывал. Галдеж стоял неописуемый, усиливающийся из-за шума машин, мчавшихся в обе стороны по улице имени Немировича-Данченко.
У Алексея были два знакомых парня, уже отучившихся в этом училище. Они
рассказывали ему, что из-за оживленного движения, отмороженных водителей и отсутствия каких-либо переходов, на этой улице погибло немало народа.Эти же "дембеля" и подковали его насчет всего, что касается жизни в интернате.
Студенты-инвалиды делятся на две основные категории: говорящие и глухонемые. Последние, в свою очередь, бывают двух видов: слабослышащие и полные "глухари".И если слабослышащие способны хоть что-то и услышать и сказать, то "глухари" не способны ни на то, ни на другое.Глухари - это особый мир, со своими законами и понятиями, которые нормальному человеку кажутся дикими.
Говорящие же делятся на несколько категорий:
- с физическими недостатками (ампутанты, дэцэпешники, травмированные);
- с психзаболеваниями (умственно отсталые, олигофрены);
- прочие (сердечники, астматики, а также люди, страдающие рассеянным
склерозом, белокровием, артериальным давлением, нарушенным обменом
веществ, и тэ дэ, и тэ пэ).
Некоторые говорящие со временем начинают общаться с глухарями на ихнем
языке жестов. Тут главное - хорошая память. И тогда отсутствие слуха и невозможность говорить - не проблема...
К Алексею подошел тот самый парень, за которым занимал очередь к медикам:
- Ну и как, взяли?
- С ба-а-альшущим напрягом,- ответил Алексей. Протянул руку и представился.
- Колян, - сказал чернявый. - На кого учиться?
- На обувщика. А ты?
- На переплетчика.
Алексей внутренне напрягся и более внимательно разглядел собеседника. Все лицо в шрамах, длинные черные волосы, одет во все черное. Колян, заметив оценивающий взгляд, невесело улыбнулся:
- Ну да, ты правильно подумал. Я - трепанатор. В армии впятером отметелили. Результат, как говорится, налицо и на лице...
Алексею стало не по себе. Похоже, Леха, узнаешь ты здесь и ощутишь массу интересных вещей и впечатлений. Если только Вано и Седой не врали... И если ты здесь удержишься.
Колян спросил:
- Ты по зрению на группе?
- По ДЦП, -ответил Алексей и видя недоумение визави, пояснил: - Детский церебральный паралич.
- А по тебе не скажешь.
- Ты меня еще в работе не видел. Вот там все и проявляется.
Мимо проехал на инвалидной коляске парень лет тридцати. У него не было обеих ног. Колян кивнул:
- Вот кому хреново, не то что нам с тобой.
- Это точно, - согласился Алексей.
Завязался обычный разговор: откуда приехал, начали искать общие интересы.
- Знаешь здесь кого-нибудь? - поинтересовался Алексей.
- Угу. Девчонка одна тут учится, невеста моего кента. Веркой зовут. На второй курс пошла. И пацан с моей улицы - слесарь-второкурсник. А ты?
- Да говорили мне про одного бывшего спецназовца, здесь живет. Он тут навроде смотрящего по общаге.
- Андрей Гуляй?
- Ты и его знаешь? - удивился Алексей.
- Да нет, просто рассказывали за него.
- Ну и как?
- Если коротко, то так. Скорифанишься с ним - проблем не будет. Но если ты черт по жизни - лучше сразу езжай домой.
- Ну, мне немного иначе говорили, но смысл аналогичный.
Вано говорил, что Гуляя поперек шерсти лучше не лохматить, а Седой нецензурно выразился, что будет с лохматившим... Что-то типа того, что лохмативший станет гомосексуалистом. Причем - пассивным, что характерно.
На улицу вышли преподаватели и стали собирать свои группы. Самыми
многочисленными оказались группы "О-134" - обувщики и "Л-136" - портные легкого платья: 26 и 29 человек, соответственно. Причем, что интересно, глухари имелись только в этих группах. И в аналогичных группах второго курса.
Светлана Александровна, собрав своих, повела будущих обувщиков в цех под несчастливым номером 13. Забегая вперед, нужно отметить, что в этот раз из этого цеха к концу второго курса вышло ровно 13 дипломированных обувщиков широкого профиля, ровно половина от первоначального набора...
Парни зашли в цех; один, правда, заехал - без ног, на коляске. Цех как цех, где-то 8 на 4, четыре ряда деревянных столов, табуретки, стулья, шкафы справа, слева - умывальник, трехстворчатая доска и рабочее место учителя. В общем - стандарт.
Когда все расселись, мастер начала свою речь:
- Итак, ребята. Повторю: меня зовут Светлана Александровна. Сейчас будет небольшая вступительная часть, я коротко расскажу, что почем. По идее, вас должно быть 26 человек, по числу заявлений. Сейчас вас гораздо меньше, значит, остальные подъедут позже. Возможно, после испытательного срока кого-то переведут к нам из других групп, кого-то придется переводить от нас. Всякое бывает... Алексей, не мотай головой, я же не про тебя конкретно. В общем, поживем - увидим... Далее. Городские сейчас могут ехать домой. Первого числа, в девять часов утра - линейка. Прошу без опозданий. Тех, кто будет жить в
общежитии, сейчас будем устраивать. Занятия - со вторника. Все, что касается учебы, узнаете после линейки. И еще. У вас впереди четыре дня. Не вздумайте пить! А то начнете сейчас - за знакомство, за нас с вами и черт с ними, за охоту, за рыбалку... Пить будете дома. Сюда вы приехали учиться, получить специальность. Вы все приехали сюда не от хорошей жизни, верно? У нас разговор будет короткий: что-то тебе не нравится - бога ради. Забирай документы и езжай домой, насильно никого держать не будем. А сами имеем право выгнать за неуспеваемость, за систематические прогулы без уважительной причины, за пьянки, за драки, ну и за прочие аморальности.
Кто-то ехидно спросил:
- А трали-вали можно?
Взрыв хохота. Мастер же даже не улыбнулась. Ледяным тоном она отчеканила:
- Потом вместе с ребенком родителям на шею сядете? Или будешь отпираться, мол, не мой ребенок, не виноватый я, она сама пришла, силой женить хотят, а я еще молодой и не нагулялся?! У тебя потом совести-то хватит ребенка своим признать?!
Все обалдели. Ни фига себе, подумал Алексей, что это с ней?
Подавив гнев, Светлана Александровна продолжила более спокойно:
- Особо подчеркиваю. Здесь учатся восемьдесят пять процентов психически неполноценного народа, особенно среди девчонок. Поэтому, ребята, я вас умоляю: прежде, чем дружить, трижды проверьтесь. Даже можно сделать проще: подойдите ко мне и я вас просвещу. Иначе сдуру натворите таких чудес - жизни не хватит расхлебать.
Вот это порядочки, ошарашенно подумал Алексей. За всю свою жизнь он с
подобным сталкивался впервые. Нет, ну было так, что особо бдительные мамаши некоторых его подруг начинали выпытывать через соседей, кумовьев и бабок про него: чем дышит, с кем общается, какие у него жизненные перспективы... Как правило, ничего хорошего из этого не выходило.
Но здесь-то иная ситуевина! Ага, представляю: Светлана Александровна, мне вон та Маруся понравилась, вы не против? Да ты что, с ней тебе никак не можно! Лучше всего тебе подойдет вон та Василиса, иди знакомься... Бред!
Мастер хлопнула ладонью по столу:
- Так, все! Ликбез закончен. Городские - домой, иногородние - за мной!..
ВЫДЕРЖКИ ИЗ БУКЛЕТА УЧИЛИЩА
Администрация Новосибирской области.
Управление социальной защиты населения.
Государственное образовательное учреждение начального профессионального
образования общего типа "ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ УЧИЛИЩЕ-ИНТЕРНАТ
ДЛЯ ИНВАЛИДОВ".
Государственное образовательное учреждение начального профессионального
образования общего типа "Профессиональное училище-интернат для инвалидов"
создано в соответствии с постановлением Государственного комитета обороны за
номер 41/17 от 12. 10. 1943 г. "О создании в г. Новосибирске на базе прежних
учебно-производственных мастерских Профтехшколы для инвалидов
Отечественной войны".
За 60 лет существования училище подготовило более 8 тысяч
высококвалифицированных специалистов из числа людей с ограниченными
возможностями. Училище дает инвалиду не только путевку в жизнь, но и быть
востребованным.
В настоящее время Профессиональное училище-интернат для инвалидов
осуществляет профессиональную подготовку и обучение инвалидов 2-ой и 3-ей
группы в возрасте от 15 до 45 лет по следующим профессиям:
1. ПОРТНОЙ
Портной должен научиться изготавливать женское легкое платье, детскую одежду
и частично мужскую по индивидуальным заказам. Искусство создания костюма
требует от создателя фантазии, вкуса, определенных навыков, которым учат в
училище.
Условия приема: образование 9 классов общеобразовательной школы. Срок
обучения 2 года.
2. ШВЕЯ
(Оператор швейного оборудования).
В программе - пошив несложных изделий. По окончании училища может
выполнять операции швеи-мотористки.
Условия приема: образование 9 классов на базе вспомогательной школы. Срок
обучения 2 года.
3. ОБУВЩИК ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ
(индивидуальный пошив и ремонт обуви).
Могут работать индивидуально и в составе бригады, иногда на конвейерных
линиях.
Условия приема: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок обучения 2 года.
4. СЛЕСАРЬ - РЕМОНТНИК.
Ремонт всех бытовых приборов, должен уметь выполнять работы по разборке,
ремонту и сборке узлов и механизмов.
Условия приема: образование среднее.
Срок обучения 2 года.
5. ЧАСОВЩИК - РЕМОНТНИК.
(Ремонт механических часов).
Перспективно создание кооперативных и индивидуальных частных предприятий
малого бизнеса.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Прием 1 раз в 2 года.
6. ПЕРЕПЛЕТЧИК - БРОШЮРОВЩИК.
Ремонт, реставрация и изготовление полиграфической продукции.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Пием 1 раз в 2 года.
7. ПОРТНОЙ С УМЕНИЕМ РАСКРОЯ.
Условия приема: образование на базе швеи.
Срок: 1 год.
8. ЗАКРОЙЩИК.
По окончании училища работает в ателье по индивидуальному пошиву и ремонту
одежды. Проводит примерку, определяет операции пошива между членами
бригады и проводит сдачу заказа клиенту.
Условия: образование на базе портных.
Срок: 1 год.
9. СБОРЩИК ВЕРХА ОБУВИ.
По окончании училища возможна работа на обувных предприятиях (в том числе
ремонтных).
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
10. ИЗГОТОВИТЕЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ИЗДЕЛИЙ ИЗ ЛОЗЫ.
По окончании может работать на фабриках художественных изделий, а так же в
кооперативах и малых предприятиях, специализирующихся на производстве
изделий народного промысла.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Прием 1 раз в 2 года.
11. СЛЕСАРЬ ПО РЕМОНТУ ШВЕЙНОГО ОБОРУДОВАНИЯ.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
12. ВЫШИВАЛЬЩИЦА.
Условия: 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
Для каждой профессии есть свои требования к состоянию здоровья учащихся и противопоказания. К примеру: астматиков никогда не возьмут учиться на обувщика, так как на этой специальности вовсю работают с клеями и растворителями. Или: олигофрену в слесаря путь заказан. Мало ли что ему в голову взбрендит. Возьмет какой-нибудь штепсель не туда воткнет и привет родне...В общем, оттенки нюансов, так сказать.
...За иногородними группы "О-134", коих набралось шестнадцать человек,
закрепили четыре комнаты, с семнадцатой по двадцатую. С Алексеем, в 17-й, поселились еще трое парней: Вовка, Леха и Кашпал. Колясочник Вовка (тот самый, без ног) приехал из Тюмени. Как выяснилось из
разговора, он, по его словам, "срочную" служил в Казахстане на космодроме Байконур, в роте охраны. О чем свидетельствовала татуировка на правом плече: ракета-носитель "Энергия" с состыкованным беспилотным космическим кораблем "Буран" в предстартовой позиции и ниже - аббревиатура: ВКС. То есть - военно-космические силы. А после дембеля, отдохнув, воевал в Чечне, снайпером. Ноги Вован потерял уже на гражданке, по пьянке попав под поезд...
Леха прибыл из Купино, но последние два года жил в Верх-Туле, в пригороде Новосибирска, у своей любимой девушки по имени Таня. Леха оказался ампутантом - не было левой ноги. Таня тоже оказалась инвалидом: у нее были так называемые "детские ручки"...
Кашпал - горноалтаец чистой воды. По-русски он говорил очень плохо. Судя по нормальному внешнему виду, у него была какая-то внутренняя болячка.
Алексей рассказал про себя. Вован гыгыкнул:
- А я думал, что Алтайский край и Горный Алтай - это одно и то же. Нет? Говорила мне мама - учи географию, а то заблудишься. Зря я маму не слушал... Однако, братва, не пора ли нам пожрать?
В этот же день, когда все более-менее обустроились, Алексей узнал, что в 20-й комнате поселился пацан с Алтая и пошел знакомиться. Вообще, те, кто приезжает куда-либо издалека, стараются найти земляков. Так уж
устроен человек. Оно и понятно - общение, взаимопомощь и, может быть, общие знакомые.
Зайдя в 20-ю, Алексей спросил:
- Мужики, кто из вас из Алтайского края?
- Ну я, - встал с крайней койки обритый налысо крепыш. - А что такое?
- Да расслабься, брателло! - миролюбиво улыбнулся Алексей. - Откуда именно?
- Благовещенский район.
- А я из Алейска. Далековато друг от друга, но все равно, выходит, что мы земляки. Степное Озеро от тебя далеко?
- Да не очень, километров двадцать пять. Ты что, знаешь там кого?
Алексей назвал фамилию своих знакомых. Игорь, так звали земляка, выпучил глаза:
- О, е-мое! Да кто их у нас не знает?! Две семьи врачей? Ну ты и спросил! Я у них в больнице лежал хрен знает сколько раз. А ты их откуда знаешь?
- Друзья нашей семьи. Наши матери в одном классе учились. Ну и все такое прочее.
- Во дела! А я тут сижу и горюю. Думаю: нет, ну как я здесь жить-то буду? Хоть бы один знакомый, что ли, попался. Или зема. Веришь - нет, только подумал, хоп - и ты заходишь! Ништяк, хоть не так грустно будет. Ты на кого?
- На обувщика.
Игорь гулко захохотал:
- Ты не поверишь, я тоже!
- Я знаю, - улыбнулся Алексей.
- Откуда? - удивился Игорь.
- Ты в "обувной" комнате. С семнадцатой по двадцатую - наша группа. Я - в семнадцатой.
- А-а... Понятно. Ты с чем? В смысле, с какой болячкой? А то я смотрю на тебя и понять не могу. Вроде проблемы со зрением, да и говоришь ты, уж извини, плоховато.
- ДЦП, - процедил Алексей.
- Слышал про такое, серьезная штука. А я вот на цыпочках вынужден ходить. В пятнадцать лет с крыши спрыгнул и пятки об щебенку отшиб. Веришь - нет, год вообще ходить не мог, только ползал. Потом кореец один на ноги маленько поставил. Сейчас хожу помаленьку с костылем, разрабатываю. Блин, больно, спасу нет. Но уже не так, как раньше. А то поначалу волком от боли выл...
Четыре дня пролетели быстро. Все приводили комнаты в божеский вид. По ходу марафета вслух было произнесено немало нелестных слов в адрес предыдущих обитателей комнат. Сказать, что комнаты были грязными - значит, ничего не сказать.
Постепенно знакомились. Особо шустрые уже зависали в женском крыле. Шибких пьянок не было, так, пили пиво втихаря.
В 17-й произошли изменения. За Кашпалом приехала его тетка. Они быстренько поговорили и он стал собираться.
- Ты куда?
- Домой. Учиться не буду. Мать умирает. Зовет...
Попрощался и выскочил. Алексей заскрипел зубами. Плохо, очень плохо, когда ребенок растет безотцовщиной. Что же говорить про детей, которые рано теряют матерей? Хорошо, если есть родня, которая поддержит сироту.При всем своем негативном отношении к азиатским и арабским странам, Алексей безмерно уважал их за то, что в них не бросают сирот на произвол.Бедный ты или богатый, но ты примешь в свою семью племянника или племянницу, потерявшую родителей. Поэтому в этих странах практически нет детских домов и интернатов. Не то, что в России...
Вместо Кашпала в 17-ю прибыл Мишка из Тогучина, большой любитель женского пола. Бугаила, каких поискать и сильный, как трое припадочных, он страдает высоким давлением и небольшим дефектом ног.
А как он врал, ребята! Мюнхгаузен в подметки не годится. То Мишка - браконьер, то - телохранитель директора пивзавода, то - спецназовец, то - дальнобойщик...
Вообще, инвалиды очень много врут, на словах делая себя круче, чем они есть. Сначала слушаешь эти байки из склепа, развесив уши, потом начинаешь сопоставлять, анализировать, наконец - просто смотришь, как люди ведут себя в той или иной ситуации. И делаешь выводы.
ГЛАВА 2
Первое сентября. Знаменательный день для всех учителей, учеников, студентов и прочих доцентов. Начало учебного года.
В "сотку" уже приехали второй и третий курсы. Собственно говоря, третьего курса, как такового, не существует. Только первый и второй. Есть третий год обучения на первом курсе по другой специальности, в продолжение к уже имеющейся. А само понятие "третий курс" - выдуман для солидности.
В девять часов утра все собрались в холле возле актового зала. Группы
выстроились квадратом. В центр этого живого, почти равностороннего
прямоугольника вышел мужчина невысокого роста лет пятидесяти.
- Тихо!!! - рявкнул он, перекрывая гомон толпы.
Воцарилась мертвая тишина.
- Здравствуйте! Меня зовут Александр Викторович, я являюсь директором этого
училища. Это - для тех, кто не знает. Значит, позвольте поздравить учащихся и педагогический коллектив с началом нового учебного года!
Переждав аплодисменты, директор продолжил:
- Позже ваши мастера и классные руководители проведут с вами более полный инструктаж, а сейчас - краткое введение в курс дела. Значит, сентябрь у нас полностью - это испытательный срок для всего первого курса. За вами будут наблюдать, как вы учитесь, как работаете на практике, как ведете себя в общежитии, как уживаетесь друг с другом, и так далее. Только не думайте, что после официального зачисления вам можно будет распоясаться. Второй и третий курсы - то же самое и для вас. Никакой дедовщины в училище! Всем ясно? Никаких драк и разборок! А то были у нас тут деятели... Далее. С завтрашнего дня всех ставим на питание. К одиннадцати часам всем группам сдать заявки. После зачисления проживающим в общежитии будут выдаваться мыло, зубные
пасты, стиральные порошки. Запомните: наше училище - единственное в Сибири и одно из трех в России, где учатся инвалиды и где они живут на полном государственном обеспечении. Разве что стипендии не платим, но они вам и не нужны - все получают пенсии. Если мы кого-то выгоняем, то он или она либо учатся в другом учебном заведении ПЛАТНО, либо работают где-нибудь за копейки. Конечно, и наши профессии золотых гор не приносят, но на хлеб с толстым слоем натурального сливочного масла заработаете. Главное - ваше желание научиться, а за педагогами не заржавеет, поверьте мне. Так, все свободны, десять минут на перекур и по цехам на инструктаж. Сегодня, по традиции, учиться не будем. Да, и еще: в семь часов вечера для проживающих в общежитии состоится собрание, в актовом зале. Явка для всех обязательна. Р-разойдись!
Девяносто девять процентов гарантии, что дирик - бывший военный, подумал Алексей.
Обувщики зашли в свой 13-й цех и расселись. Мастер обвела всех взглядом:
- Итак, сначала сделаем заявку на питание, потом побеседуем. Сколько вас в наличии? Двадцать два, а должно быть двадцать шесть. Значит, четверых ждем. А в общежитии сколько? Шестнадцать. Ясно. Минутку посидите, я заявку в медпункт отнесу...
Алексея кто-то толкнул в бок. Он повернулся - ага, не опять, а снова.
- Я тебя сегодня бить буду! Ты мне не нравишься! Мне вообще очкарики не по нутру!
Группа притихла. Алексея этот Юрко уже начинал доставать. Ну и что прикажете делать? Из всех обитателей общаги Юрко прицепился именно к Алексею. За четыре дня - три наезда. И ведь очевидно, что с головой у него рамсы. Очкарик, говоришь, подумал Алексей, наливаясь яростью. Ладно...
И локтем заехал Юрко в грудь. Тот с воплем рухнул на пол. Алексей подскочил к нему, заломил руку и вцепился ему в горло:
- Еще раз залупишься, сука, я тебе гланды без наркоза вырву! Как понял? Прием.
Посиневший Юрко с ужасом глядел на Алексея. Тот, с трудом отцепившись от горла, сел на свое место. Его начало легонько потряхивать - пошел откат...
Вован, выглядывавший за дверь, развернулся на коляске:
- Идет! - и прошипел вставшему с пола Юрко: - Сиди тихо, тварь!
Легкий дэцэпешник Толя, сидевший справа от Алексея, удивленно покрутил
головой:
- Ну ты даешь. Однако, видок у тебя.
Алексей криво усмехнулся:
- Снимаюсь в фильмах ужасов без грима.
Те, кто сидел рядом, грохнули. Вошла Светлана Александровна:
- Чего веселимся?
- Анекдот рассказал, -ответил Алексей. -Шел по лесу ежик в каске. Не смешно, зато про войну.
На этот раз заржали все, кроме глухарей, разумеется. Мастер села за свой стол и заговорила:
- Ладно, посмеялись и будет. Настройтесь на долгую и серьезную лекцию. Ребята, учиться будем так: до обеда - теория, после обеда - практика до пяти часов. Расписание потом спишете с доски объявлений. Наша группа будет называться "О-134", то есть тридцать четвертая группа обувщиков по счету, первый курс. Я думаю, что после испытательного срока группа сократится до двадцати человек, как это обычно и бывает. Посмотрим. Думаю, не надо объяснять, что нужно делать и чего не нужно делать, чтобы быть зачисленным. Что касается свободного времени, то у вас его будет много. Только вот что: старайтесь в город в одиночку
не ходить. Здесь - очень криминальный район, рядом - частный сектор, всяких там блатных, приблатненных, наркоманов - куча. Поэтому - будьте предельно внимательны. При любом наезде немедленно сообщайте мне или воспитателям. И не вздумайте с местными заводить дружбу. Сегодня - они друзья, а завтра они тебя оставят в одних носках. Бывали прецеденты... Был у нас один деятель, запустил к себе в комнату троих лбов, сказал, что это его земляки. Утром проснулся - ни земляков, ни денег, ни вещей... Далее. Если вы куда-то едете с ночевкой - пишете на имя директора заявление, указываете в нем точный адрес и, если имеется, телефон, приносите мне на подпись и отдаете его в воспитательскую. Без разницы, домой вы едете, к родне или еще куда: мы должны знать, где вас искать, в случае чего. Повторяю - в город без особой надобности
старайтесь поодиночке не ходить. Особенно на массовые мероприятия в
праздничные дни. Приведу два примера, чтобы вы не думали, будто я сгущаю краски. В позапрошлом году двое заготовщиков пошли на День города. Шли себе и шли, сердечник и легкий дэцэпешник, навроде Толи. И на Сибиряков-Гвардейцев напоролись на пьяную толпу. Дэцэпешник успел убежать, примчался сюда и делает вид, что ничего не произошло. Потом приехали милиция и "скорая", привезли сердечника, мертвого. Ему одного удара в грудь хватило, чтобы сердце остановилось. Начали выяснять, кто был с ним, раскололи друга этого сбежавшего. "А я испугался, их много было!" - тонким голоском передразнила Светлана Александровна. - И все! Увезли хорошего парня домой в гробу. Его родители сразу лет на двадцать постарели... А в прошлом году вот здесь недалеко, возле остановки, какие-то твари обкуренные на иномарке пытались двух глухонемых девчонок снять. Одна вырвалась, а вторую увезли. Та, что вырвалась, прибежала в училище. Хорошо, парень, с которым она дружила,
говорящий оказался, он и поднял тарарам. Сообщили в милицию, там по всем постам дали описание машины - девка умудрилась номер запомнить.
"Перехват", машинально отметил Алексей.
- ...нашли их, озабоченных. И то слава Богу. Так что, ребята, я вас очень прошу, будьте осторожны!
- А вопрос можно? - подал голос Юрко.
Все насторожились. Алексей подумал: помирать - так с музыкой. Если сдаст, урою не отходя от кассы.
- Можно, - разрешила мастер.
- А вот у меня дядька - генерал милиции...
- Ну и?
- А братан родной - чемпион области по каратэ...
- Ну и к чему ты это?
- Да просто так, к слову.
Дружный хохот. Алексей поглядел на Игоря, потом на Вована. Игорь, вытянув губы трубочкой, многозначительно крутнул пальцем у виска. Вован свел глаза к переносице и вывалил язык набок. Дебил, даун, олигофрен, хромой на голову, дом стоит, а крыша едет - нужное
подчеркнуть...
Отсмеявшись, Светлана Александровна предложила:
- Так, а теперь давайте выберем старосту группы, его заместителя и ответственных за разные дела. Старостой я предлагаю поставить Алексея.
Тот вздрогнул:
- Елы-палы, не было печали. Самоотвод.
Мастер нехорошо прищурилась:
- Какой еще самоотвод? Что за разговорчики? Ответственности боишься?
Алексей ответил:
- Я не справлюсь. На полном серьезе говорю. Это не для меня. Все что угодно, но только не староста. Лучше Леху бугром сделайте.
Мастер посмотрела на Леху:
- Пойдешь?
Тот пошевелил усами и кивнул.
- Так, голосуем. Лес рук. Единогласно.
Леха мечтательно-мстительно прошептал:
- Ох и наплачетесь вы у меня, парни... Ох и нарыдаетесь...
Все дружно фыркнули.
- Так, староста у нас есть, - сказала мастер. -А заместитель должен быть из городских. Кирилл, ты себя хорошо зарекомендовал в том году. Будешь?
Кирилл, вечно жизнерадостный крепыш, хохотнул:
- Люди с годами на повышение идут, а у меня наоборот. Буду.
Толя наклонился к Алексею:
- Мы с ним на заготовщиков год уже отучились. Мы двое и ещеДэн Штык-нож с Ершом.
Алексей про них уже знал. У обоих - легкая степень ДЦП, отразившаяся на ногах. Живут в 20-й.
- Теперь выберем ответственного по кухне. Алексей?
Тот мысленно чертыхнулся. Да не хочу я в актив, елы-палы...
Но ради интереса спросил:
- Что там делать?
- Составишь график дежурств по столовой, будешь подавать заявки на питание в медпункт и контролировать работу дежурных. Все.
Леха шепнул:
- Соглашайся, дурень! Малина же голимая!
Вован поддакнул:
- Подальше от начальства, поближе к народу. И себя, родимого, в еде не обидишь.
Алексей "обреченно" вздохнул:
- Согласен!
Кто-то спросил:
- А можно покурить?
- Ладно, даю десять минут.
На улице уже дымили слесаря-перваки. Сердечник Саня, с кем Алексей был в Центре профессиональной ориентации, спросил:
- Кристинку не видел?
Имелась в виду одна мадам легкого поведения из того же Центра, жившая через комнату от них. Алексей удивился:
- Это чудовище здесь?
- Была. Не взяли ее, короче.
- А вот это жаль. Я бы с удовольствием еще раз с ней покувыркался. Умелая девочка в этом плане...
Пацаны заинтересовались:
- Ну-ка, ну-ка, кто такая, почему не знаем?
- Да была там одна кошелка, - ухмыляясь, пояснил Саня. -Мы ее по очереди драли. Было ведь, Лень?
- Угу. Три подушки зубами в клочья изорвала, клуша.
- Во-во! В голове ни бум-бум, но шлюха - пробы ставить негде.
Пацаны взвыли:
- У-у-у, маньяки! Вдвоем - и на одну! Она после вас там, поди, на учебу не могла ходить?
- Чего?! Да это мы после нее на второй этаж ползком по ступенькам забирались! Она нас до состояния сухофруктов выжимала! Всю кровь свернула, Дракула в юбочке из плюша! А ей хоть бы хны! Скачет по коридору, как та дурочка из "Ералаша" и песенки напевает: "Ля-ля-ля-ля-ля, а мне все мало!"...
Пацаны ржали так, что с тополей сыпалась листва.
- ... гарантирую, вы у меня забудете про все свои болезни и болячки. На теории будете писать так, что ручки будут дымиться, - стращала мастер.
- ... ваш дом на эти два года. Будете убираться в комнатах, дежурить по этажу и по общему коридору. На территории училища каждой группе выделят участок и
вы будете наводить там чистоту и порядок, - чеканила Ольга Борисовна,
заместитель директора по учебно-педагогической работе, а также - преподаватель материаловедения и конструирования. К слову, самые трудные из всех предметов.
- ... есть медпункт, спортзал, библиотека, душ, массажный кабинет, физиокабинет. Для досуга - различные кружки и клубы. К праздникам все вместе готовим концерты, КВНы, развлекательные программы, - объясняла Людмила Анатольевна, зам по учебно-воспитательной работе.
- ... и лучше бы вам не попадать в рапорта. Если кто-то из вас все-таки попадет в него три раза подряд - его выселяют из общежития и он либо едет домой, либо снимает квартиру, - втолковывала воспитатель Надежда Павловна, одна из четырех.
Пацаны жаловались:
- То - нельзя, это - нельзя. А что можно? Туда - не ходи, сюда - не ходи, а то снег в башка попадет, совсем мертвый будешь. Дурдом! Зона!
Другие спокойно пожимали плечами:
- Поживем, осмотримся, обнюхаемся, освоимся - а там видно будет...
Алексей же сильно не переживал по поводу всех этих запретов. Перед поездкой в училище Вано с Седым хорошенько проинструктировали его насчет всего и всех...
ГЛАВА 3
Бугры в 17-й ужинали. Леха стал старостой группы "О-134" и заместителем старосты этажа. Вована избрали физоргом группы и старостой этажа. Алексей - ответственный по кухне и старостой 17-й комнаты. "Бугорская хата", одним словом. Пацаны в общаге ржали - мол, непонятно, кто над кем у вас командует.
Дверь с треском распахнулась и вошли двое. Наглые морды лица, этакие пупы общаги, мальчики на шарнирах. Атас, второй курс пожаловал, извольте бояться и дрожать.
- Хаваете? Это хорошо, это мы вовремя. Ух ты, вот это хавка! Я такое не ел никогда, и даже не видел такое. Так, ну это мы у вас забираем, а то у нас закуска кончилась, а водки, как назло, еще много.
От обоих прямо-таки шибало алкоголем. Алексея начало трясти:
- Вы откуда вылупились, старички?
- А ты че, против нас че-то имеешь?
- Я имею только баб. Вышли вон, вежливо постучали, вежливо вошли и вежливо спросили.
Втораки оторопели:
- Не, ты че, не понял?! Хавку на закусь, бегом!
Леха вмешался:
- Мужики, парашюты с собой есть? Окно-то открыто.
- Щас ты у меня полетишь, в натуре!
Вован, глядя в потолок, проговорил:
- Гуляй сказал - выкидывать.
Алексей ощерился:
- Не, выкидывать мы их не будем, второй этаж все-таки. Только кости переломают и выйдет сплошная похабень. Да и орать будут, внимание привлекут. У меня идея получше: чуток придушить их, а потом...
Один "дед" зарычал и кинулся на Алексея. Тот ударил нападающего кулаком в горло, чисто рефлекторно. "Дед" захрипел и сполз по стене на пол.
Вован, оттолкнувшись от койки руками, обрушился на второго. Оба загремели. Вован, поудобнее устроившись на груди поверженного, прошипел:
- Обзовись, тварь! Кличка?
- Музыка!
- А второго?
- Хохол!
- Сейчас оба встаете и выметаетесь. Вы, твари, по-любому не правы. Если что, я звоню своим кентам, с кем вместе воевал и всему второму курсу - кранты. Это я на тот случай говорю, если Гуляй для тебя не авторитет. Вымогатели, в рот вам "тампакс" использованный. Брысь, пулей!
Оба выползли, шипя и охая от боли.
- Интересные дела, - заметил Алексей, успокаиваясь. - Как этот Музыка не смог из-под тебя вылезти?
- А ты че думаешь, если без ног, значит, легкий? Да ни фига подобного. Вдобавок, у меня кости на культях острые. Ему было очень больно, поверь.
Часа через два, постучавшись, в комнату вошел невысокий худощавый парень лет двадцати пяти.
- Здорово, орлы! Почему трезвые?
- Здорово, Гуляй! - вскинулся Вован. - Так никто не наливает, гады.
Так вот ты какой - знаменитая гроза "сотки", подумал Алексей. В свое время Вано с Седым все уши прожужжали: о, ты что, Гуляй - это сила! Гуляй - это мужик!
Андрей - бывший боец спецназа войск МВД. Был в Чечне, в первую кампанию. В одном из боев был ранен и контужен. В целях социальной реабилитации был направлен в ПУ-интернат. Отучившись три года, так и остался в общаге из-за своей любимой девушки. Работает где придется. Когда пьян - впереди все разбегаются, сзади все рыдают, кто не успел разбежаться. Но зря никого не тронет. Только за дело. По пьяне обожает учить друзей приемам рукопашного боя, коими владеет в совершенстве. Благо, срок подписки о неприменении закончился...
Гуляй посмотрел на Алексея:
- То ли я тебя где-то видел, то ли мне про тебя говорили.
Алексей усмехнулся:
- Скорее всего - второе. Тебе привет от Вано и от Седого.
Гуляй удивился:
- Да ну? А докажи! Что знаем мы трое, чего не знает никто?
Елы-палы, конспирация - Штирлиц рядом не стоял...
- Вано просил передать одно имя - Алина. Можешь за эту тему не рассказывать, я про это знаю, сам там был неделю...
Гуляй заржал:
- Правда, что ли? Ну ты даешь!
- На себя посмотри, - парировал Алексей, ухмыляясь. - А Седой просил передать: вспомни Новый год в Первомайке. Что там было, он не рассказывал ни мне, ни Вано.
- Ну еще бы... Ладно, друг моих друзей - мой друг. Пиво пить будете?
Спускайтесь на улицу.
- А это... Нам же вроде как нельзя? - удивился Леха.
- Знаете что, пацаны? Я вам одно скажу: здесь пьют и трезвенники, и язвенники, и те, кому можно, и те, кому нельзя. Вы попали в "сотку", пацаны. Добро пожаловать в ад!
На улице Немировича-Данченко, в районе остановки ''издательство Советская Сибирь'', помимо "сотки", находятся еще несколько общежитий смешанного типа, где живут студенты, преподаватели и прочий народ, неведомо какими путями попавший в эти общаги. Ближе всех к "сотке" находятся три - "сто семнадцатая", "семерка" и "четверка". И если "четверка" традиционно сохраняет стойкий нейтралитет по отношению к "сотке", то "сто семнадцатая" и, особенно, "семерка" периодически наезжает по пьяному делу на инвалидов.
Так было и в этот раз. Алексей, отдохнув после практики (она давалась очень тяжело, в отличие от теории), решил сходить в 20-ю. И еще в коридоре услышал, как Игорь матерится во весь голос.
- Что за шум, а драки нет? - спросил он, войдя в комнату.
И малость опешил. В комнате было человек пятнадцать: обувщики и слесаря обеих групп первого курса, еще пацаны.
- ...их в рот! Угандошил бы, как делать нечего! Они, суки, видят же, что херово хожу, с костылем, вот и поставили на гоп-стоп, педики корявые! По ногам пинали, уроды тупоголовые! И нет никого...
Во-о-он оно что! Алексей помрачнел и вспомнил себя в четырнадцать лет: в тот вечер его хорошо попинали девять солдат-самовольщиков за то, что у него не было сигарет...
Остальные подавленно молчали. Игорь, обхватив голову руками, раскачивался телом, сидя на своей койке.
Сердечник Леха, слесарь-швейник, протянул:
- Найти бы их..., - и мечтательно улыбнулся, прищурившись.
- Где? То ли они городские, то ли откуда.
- ''Семерочные'' это, судя по описанию, - сказал Денис Штык-нож.
- Очень похоже, - подтвердил Ерш. - Стопудово, это - Окунь и Фут. Короче, мужики, мы с Дэном тут уже второй год. После заготовщиков пошли на обувщиков. Обычное дело, многие так делают... В общем, эти двое - из ''семерки''. Пили с ними пару раз, был грех. Ты, Игорек, не первый, кого они трясут и, боюсь не последний.
- И что, никто ничего не сделал? - спросил Вован. - Можно же было их выцепить и вломить? Наконец, Гуляю сказать, пусть бы он что-нибудь сделал...
- Что он один сделает? Тем более, он на работе целыми днями, почти без
выходных и проходных. Нет, ну базара ноль, он пытался как-то собрать нас в единую толпу. Только вот в последние два года заезды какие-то трахнутые. Никому ничего не надо. Когда пьяные, все - друзья, все - братаны. Как до реального дела доходит - все в кусты. А, типа, нафига мне эти заморочки, меня не тронули - и слава богу...
Олигофрен Сережа, непонятно как очутившийся здесь, ехидно посмотрел на
Вована:
- Ну что. Владимир, звони своим кентам.
Тот быстро ответил:
- А что я им буду звонить? Надо попробовать самим раскидать, не получится - тогда и позвоню.
- Что они у тебя забрали? - спросил Алексей у Игоря.
- Да пытались полтинник выцыганить. Я им говорю: нет у меня денег. Они
попытались плеер забрать. Не получилось, он у меня в кармане был. Тогда стали по ногам пинать. Зема, не заводись, ничего страшного не произошло.
- Это ты так думаешь, - тихим голосом возразил Алексей.
Его начало трясти. Это происходило каждый раз, когда он очень сильно
волновался. На руках вздувались вены, лицо делалось багровым (память от взрыва), рот перекашивался так, что сидящие рядом на всякий случай
отодвигались подальше, белки глаз становились фиолетовыми (последствия трех операций). Глядя в пол, он хрипло сказал:
- Это - быдло. Животные. Жвачные. За таких выкидышей ни один реальный
человек не подпишется. Зуб даю, эти гондоны по ''семерке'' скачками
перемещаются. Их там по-любому дрочат, сукой буду. И эти двое просто
оттопыриваются на таких, как мы. Давить их надо, как клопов. В унитазе топить, жертв абортов. В общем так: если кто их увидит, тихонько, не привлекая внимания, выходим на улицу и хороним этих уродов заживо. Раз спустим такую херню, другой - нас потом задрочат. Оно нам надо? Нет, оно нам не надо. В общем, хороним, а там будет видно.
Окунь с Футом появились в ''сотке'' через день. Они подловили за углом одного слабоумного переплетчика, Семена, избили, отобрали деньги (парень шел в магазин), запугали и спокойно ушли. Трепанатор Колян, сосед Семена по комнате, увидев, что тот плачет и узнав, в чем дело, влетел в 17-ю:
- Семена прессанули!
Вот это они зря, вскипел Алексей, не надо было им этого делать. Семен был похож на его родного брата. Не внешне, по болезни. Почти такой же...
Минут через десять второй этаж мужского крыла ''сотки'', где разместился первый курс, напоминал разворошенный пьяным пасечником пчелиный рой. На улицу вышел почти весь первый курс, за исключением глухарей. Хотя им предложили...
Вообще, глухари - это такой высокомерный народ, что выше некуда. Не все, правда, но большинство. Зато когда им припекало, они бежали за помощью не куда-нибудь к своим, а к говорящим. Со временем им, глухарям, припоминали все хорошее...
Вооружились все, кто чем мог. Ножи, палки, кастеты, отвертки, шилья, газовые баллончики - незаконное начинающее бандформирование, одним словом.
Пока те, кто на улице, ждали остальных, от ''семерки'' пришли две девчонки - Арина и Люба, нынешние подруги Алексеев из 17-й. Познакомились по пьянке, конечно.
- Парни, вы что, на войну собрались? У вас такой вид, будто собрались жмурить всех встречных-поперечных. Что случилось?
Юрко заорал:
- Ваши наших трамбуют, это можно, да?! Ну пусть потом не жалуются!
Девчонки опешили:
- Кто - наши? Кого - ваших? Да не орите вы! Не на базаре. Леша, давай отойдем, а?
Арина посмотрела на Алексея:
- Господи, ну и вид у тебя! Ты, случайно, не заболел?
Алексей никак не мог прикурить - руки ходили ходуном. Арина забрала у него спички и сигарету. Прикурила, сделала затяжку, еще одну, сунула фильтром в губы Алексею. Тот за три захода прикончил "Терру", выплюнул бычок.
- Еще? - участливо спросила Арина.
- Не надо, тошнит уже. Слушай, не лезьте вы в эти дела, душевно прошу. Сами разберемся.
Арина прищурилась:
- Да-а? Милый мой, если есть возможность обойтись без крови, почему бы вам ею не воспользоваться?
- В смысле?
- В прямом. Кто там на ваших наехал? Ну, скажи, скажи. У нас с Любкой в ''семерке'' есть пара парней с нашей группы, авторитетные ребята, тем более у одного из них брат такой же, как ты, даже похуже. Ты же не дурак, сам додумай. Да не косись ты так, не спала я с ним, честное слово. Ну, кто?
И Алексей сдался:
- Фут и Окунь. Как их зовут - не знаю.
Арина удивленно присвистнула:
- Ни хрена себе! Леня, да это первые "шестерки" в ''семерке''! Я тебе отвечаю!
Подбежала Любка:
- Нет, ты прикинь! Знаешь уже? Да им там такое за вас сделают, они сами инвалидами станут, пожизненными! Марату с Андреем скажем, они этих пресмыкающих уработают в легкую. Блин, ну вы и идиоты, мужики! Хорошо, хоть трезвые, а то устроили бы резню. Будьте здесь, сейчас им устроят Армагеддец!
...Девчонки вернулись где-то через полчаса. С ними были пятеро парней. Они подошли к скамейке, на которой сидели полностью в сборе 17-я, 20-я и 21-я:
- Здорово, пацаны! Ну что, поговорим мирно? Кто тут у вас пострадал?
- Вот, они...
Арина, сев Алексею на колени, прошептала ему в ухо:
- Это - Марат. Вон тот, светлый - Андрей, рыжий - Саша, лупоглазый - Окунь, длинный - Фут. Не волнуйся, все нормально будет.
- Ну и кто из нас пятерых вас тронул? - обратился Марат к Игорю и Семену.
- Вон те, двое...
Фут пролепетал:
- Да че вы гоните? Не было нас здесь!
Игорь аж подпрыгнул:
- Слышь, ты, мудак! Я отвечаю перед пацанами: если бы я ходил нормально, я бы вас обоих порвал, как бумагу туалетную. Еще позавчера. Ладно - я, его зачем били? - кивнул он на Семена. - Он и так богом обижен.
Андрей подошел к Алексею и тихо сказал:
- Бог ты мой, как ты на моего брата похож... Один в один.
Алексей ответил:
- А вон тот, Семен, на моего брата похож. Только мой еще похуже будет.
- И моментально поняли они друг друга, - Андрей одним шагом вплотную
подошел к Окуню и Футу. - Ур-р-рою... Шестерить будете, козлы, на две общаги. Где деньги, ****во? Ах, на шлюх спустили... То-то вас и искали долго, озабоченных. Короче, как хотите, но чтобы к вечеру отдали в два раза больше.
Фут приободрился:
- Да базара нет! Пацаны, может, поляну накроем за мировуху, а?
Марат прошипел:
- За упокой бы твой поляну накрыть! Думай, что мелешь! Кто с вами, шестерками, за одним столом сидеть будет? Дешево не отделаетесь, даже не надейтесь. С-суки, жили же спокойно, так нет же, чуть войну не развязали, надо же... Ладно, парни, извините за этот инцидент,
виновные будут наказаны. Деньги тебе, Семен, принесут. Пиво вместе еще
попьем. Что нужно будет - обращайтесь.
Когда пацаны ушли, девчонки стали передразнивать, кривляясь:
- Не лезьте... Не ваше дело... Мы круче всех... Мы всех победим... А-а! У-у! На Речном вокзале, поди, слышно было, как вы орали.
- Серьезные ребята, - задумчиво проговорил Леха.
- Не то слово! - подтвердила Люба. - Ладно, мальчики, пойдемте к вам, погреете малость продрогших одиноких женщин...
Пацаны явственно хрюкнули.
Спустя два дня произошло еще одно нехорошее дело.
В ''бугорскую'' комнату зашли двое: часовщик второго курса Костя Биджо, дэцэпешник, и слесарь-бытовик первого курса Вова Коленвал, астматик:
- ''Бугры'', у нас тут проблема возникла. Ваша помощь нужна.
''Бугры'', переглянувшись, тяжело вздохнули. В этой общаге не могли или не хотели жить тихо-мирно.
Леха посмотрел на Костю:
- Давай, Биджо, излагай.
Тот начал рассказывать. Чем больше Костя говорил, тем больше 17-я обалдевала: второй курс стравливал между собой его и...Юрко. Зрелищ захотел второй курс. Мало того, втораки устроили натуральнейший тотализатор. Делали ставки на дэцэпешника и олигофрена. Не общага, а Лас-Вегас.
- Перебор! - прорычал Алексей.
- И еще какой, - согласился Вован.
- Что делать-то будем? - спросил Леха. - Надо как-то разруливать, товарищ майор.
Алексей поморщился. Вчера Леха увидел его пенсионное удостоверение МВД. Взял, открыл, прочитал.
- У тебя что, отец в Чечне погиб?
- Да. На противопехотке подорвался. В 95-м, в Грозном.
И пошло-поехало: майор, товарищ майор, господин майор...
- Ну так что делать-то?
Алексей, подумав, сказал:
- Да есть у меня одна мысля. Короче, Леха. Если что-нибудь со мной произойдет - позвонишь по этим телефонам. Особо постарайся пробиться по этому, - он подчеркнул ручкой номер на визитке и протянул ее Лехе. - Это телефон службы безопасности.
- Ох и непростой ты человек, господин майор, - покачал головой Коленвал. - Гадом буду, непростой.
Алексей хмыкнул:
- Простыми, Вольдемар, бывают только карандаши, и те не все. Сидите здесь. Биджо, ты со мной.
В дверях Алексей обернулся:
- И еще. Не называйте меня майором. Это звание моего отца и я не имею на него никакого права.
И вышел. Спросил у Биджо:
- Где эти черти?
- В 25-й вроде бы собирались.
Навстречу попался сердечник Леха, слесарь-швейник. Уникальный уникум, как показало будущее...
- Куда намылился, тезка? На какую разборку? Подожди, я с тобой, только в комнату схожу.
Через минуту он выскочил:
- Пошли. Если что, у меня для них сюрприз будет.
И втроем они вломились в 25-ю, угловую комнату на шесть койкомест. Там было человек десять, среди них был и Юрко. Он вскочил:
- А вот и Биджо! Ну че, биться будем? Щас я тебя на счет раз уделаю!
Алексей с ходу заехал ему ногой в грудь и тот с грохотом улетел под дальнюю кровать:
- Блин, как ты мне надоел, Юрко, если б ты знал! Ну, втораки, что с вами делать?
Те набычились:
- Слышь, бугор, мы тебе что, дорогу перешли? Обоснуй наезд!
- Обязательно, только на один вопрос ответьте: вы с рождения дауны или в общаге ими стали? Вам что, жить стало скучно? Ну давайте я вам ее веселее сделаю...
- Сидеть!!!
Алексей резко обернулся. Леха стоял, оскалившись, с разведенными руками, в одной был нож, в другой - газовый баллончик:
- Кого не порежу - того травану!
- Э, резкий, угомонись! Я просто так встал.
- Ты лучше просто так посиди. Так оно спокойней.
Алексей процедил:
- В общем так, втораки. Мне насрать, что вы - второй курс, а мы - первый. Это еще ничего не значит. Я не пугаю, а предупреждаю: еще раз устроите нечто подобное - пеняйте на себя. Если я с вами не справлюсь, сюда приедут мои ребята, которые с вами задушевных разговоров вести не будут... Ясно?
Гробовое молчание. Алексей взбесился и заорал:
- Я спрашиваю - ясно?!
Все аж вздрогнули:
- Да ясно, ясно... Бугор, ты сидевший, что ли?
- Я вовсе даже наоборот. Пошли, пацаны.
Леха предложил, выходя из 25-й:
- Пойдем-ка к нам в гости, - и подмигнул. - Надо стресс снять, а то тебя колотит, как проститутку на морозе.
- У меня всегда так.
- Да я понял, видел уже, - склонился к замочной скважине у 29-й. - Виталя, открывай!
Дверь распахнулась. Виталя, дергаясь, прошипел:
- Что ты орешь, как потерпевший?! Заходите.
У Витали - ДЦП такой степени, что у непривычных мороз по коже пробегал. А те, кто привык - воспринимали его болезнь как само собой разумеещееся.
Алексей нервно хихикнул.
- Чего ржешь в одно рыло? - поинтересовался Леха.
- Анекдот вспомнил.
- Рассказывай, вместе поржем.
Алексей смутился:
- Виталя может жестоко обидеться. Про дэцэпешника анекдот.
- Да ладно тебе, я не обидчивый. Давай, трави.
- Ну смотри, я предупредил... Заходит дэцэпешник в публичный дом, весь из себя трясется, дергается. К нему подходит "мамка" - типа, чего желаете? Он - ей: мол, желаю пять самых лучших баб, какие у тебя есть. Та обалдела: у вас денег-то хватит? Ну, он достает ''котлету'' баксов, отстегивает ей ''косарь''. У "мамки" - глаза по полтиннику. Ладно, говорит, раз такое дело, идите в комнату, девочки сейчас придут, пятеро, самые лучшие, как вы и заказывали. Мужик заходит в комнату, раздевается, ложится на огромный ''траходром''. Заходят пять лялек, все как на подбор. Он им командует: одна пускай держит мне правую руку, другая - левую, третья пускай держит мне правую ногу, четвертая - левую. Крепко держите? Крепко держим. Ну, а ты, пятая, садись сверху. Села? Села. А теперь, все разом - отпускайте!
Пацаны от дикого хохота сломались пополам. Ржали минут пять. Леха, все еще похрюкивая, выдавил:
- Надо же, а? И про инвалидов анекдоты уже есть... Малой, организуй что-нибудь закусить, а?
Саня Малой, астматик, полез в тумбочку. Алексей поинтересовался:
- А где еще один, который с вами живет?
- Черт его душу знает, поди, где-нибудь у баб зависает. Да и фиг с ним. Не по нутру он нам всем, мутный он какой-то...
Алексей покрутил головой:
- Отчаянный ты, однако. Не побоялся.
Леха фыркнул:
- Кого там бояться-то? Лохи конченые. Нас двое, их одиннадцать, сидят,
сократились, шары вылупили. Олени... Ладно, давайте...
Жахнули. Алексей прохрипел:
- Что это?
- Ха-ха-ха! Ты думал - водка? Спирт это, разведенный. Его тут почти все пьют. Убойность - такая же, как у водки, а по деньгам в два раза дешевле выходит. Что, не пил ни разу?
- Как-то не приходилось.
- А мы тут почти каждый день бухаем. Ну, как, колотун прошел? Банкуй, Малой...
Спать разошлись далеко за полночь. Точнее сказать - расползлись.
На улице было холодно, поэтому курить пошли в умывалку на первом этаже. Там уже курили двое незнакомых. Оба на костылях (потом узнали, что у обоих вместо ног - протезы), у одного - сросшиеся клешневидные пальцы рук, у второго пальцев не было вообще, по одному полупальцу на обеих руках. Поначалу волосы дыбом вставали, видя их. Потом ничего, привыкли...
Один из обувщиков, Виталий, тут же до них докопался:
- Мужики, а почему вы такие?
Костя, тоже из "О-134", хмыкнул и негромко, но четко процедил:
- Дебила кусок.
Один из мужиков обернулся к Косте:
- Да все нормально, обычный вопрос, - и, хитро подмигнув, обратился к Виталию. - Видите ли в чем дело, молодой человек. Мы с Валерой раньше были космонавтами. Работали по заказам Главного разведуправления, производили в открытом космосе ремонт и демонтаж спутников-шпионов. И один раз, когда мы шли на посадку, спускаемый аппарат разгерметизировался. Ну, само собой - разреженный воздух, высокое давление, прочие прелести. Нас даже к званию Героев России представили, правда, Путин не подписал.
Во заливает, восхитился Алексей, прилагая усилия, чтобы не заржать во все горло.
У хромых на голову мальчиков и девочек челюсти находились в районе пупка. Таня-Гномик, пигалица ростом метр пятьдесят с кепкой в прыжке, блатная по самое не могу, затарахтела.
Если опустить все маты, то ее гневная речь сводилась к следующему. Типа, президент - редиска, нехороший человек, пожалел какого-то звания для рисковавших жизнью настоящих мужчин...
Вот тут уже никто не сдержался. Глухари недоумевали, конечно. Ну а как им объяснить? Никто пока по-ихнему не волок.
- Господа, кто-нибудь из Оренбурга есть? - спросил ''космонавт''. - Нет? А алтайские есть?
- Какие именно? - уточнил Игорь.
- Ну, в смысле, из Алтайского края.
- А... Я оттуда и вон, Алексей, в очках.
- О! Здорово! Я хоть и живу в Оренбурге, но сам - из Бийска. Позвольте
представиться, господа земляки - Сергей Василич.
И завязался разговор: кто откуда, есть ли знакомые там, там и там и т. д. и т. п.
Прозвенел звонок и все ломанулись на выход. Игорь придержал Алексея:
- Не торопись, зема, успеем. Тут такое дело... Давайте после практики соберемся - ты, я, Леха, второй Леха, Виталька. Кто еще из путевых?
Алексей подумал:
- Костя, Толян. А что такое?
- Да я тут подумал... Пацаны мы или не пацаны? Надо бы нам всем погремухи припаять. Общаться легче будет, да и запомнить друг друга будет проще. А то пока там все фамилии запомнишь - памяти не хватит. А тут назвал погоняло - и сразу понял, о ком базар идет. Как?
- Ну, не знаю. Соберемся, обмозгуем. Из бытовиков кого звать будем?
- Вот кстати, о бытовиках. Не нравятся они мне до ужаса. Какие-то они не такие. Не пойму я их. Мутные какие-то типы. Остальные - их насквозь видно. А бытовики, те бронированные, в натуре.
Алексей хмыкнул:
- Как выражается мой друг Серега по прозвищу Хищник: броня три пачки
маргарина. Не ссы, зема. На каждую броню есть свой пробивной калибр.
Прорвемся. А насчет погремух - идея хорошая, мне она нравится.
После практики собрались в 20-й. Игорь изъяснил суть своей идеи. Всем она, в принципе, пришлась по душе. Начали со своей группы. Первую ''окрестили'' свою мастачку: Мама Света. Игорь вспомнил:
- Она нам как говорила? ''Я вам на эти два года буду и мамой, и папой''. На папу она по известным причинам не тянет, а вот на маму - самое то. Нехай будет Мама Света.
Затем начали припаивать погремухи пацанам из своей группы. Игорь, как
инициатор, говорил больше всех. Остальные только гоготали. В итоге получилось следующее.
17-я комната. Ампутант Леха стал Фюрером. ''Ты у нас бугор группы и усы у тебя в масть''.
Вован-колясочник - Еврей. ''Рассекает на своей тачанке по всей общаге и шкуляет у всех подряд все подряд''.
Дэцэпешник Алексей превратился в Чикатило. ''Не в обиду, зема, но похож ты на него капитально''.
18-я. Слабослышащий бугай Дима - Конь. ''Здоровый как конь и глухарок своих трахает, как конь''.
Слабослышащий Олег, не мудря, получил кличку Моряк, в созвучии со своей фамилией.
Глухонемой Сергей - Вертолет. ''Руками быстро семафорит и фамилия похожа на винтокрылый аппарат''.
Слабослышащий Женя Кузема, добродушный и безобидный увалень, остался без прозвища. ''С его фамилией погоняло не требуется''.
19-я. Казах Бекназар, этакий квадратный паренек (метр семьдесят, как в высоту, так и в ширину), с пудовыми кулаками, хромавший из-за неправильно сросшейся после перелома бедровой кости, также остался без прозвища. ''Или Бек, или Назар, больше и думать нечего''.
Олигофрен Сережа - Колобок.
Горноалтаец Роберт, страшный заика и немного недослышивавший, самый
молодой в группе: Банзай.
Олигофрену Юрко дали новый псевдоним - Косяк. ''Косячит же, падла, по-
черному''.
20-я. Себя Игорь объявил Руденом. Также в этой комнате появились новые
персонажи: Леха Ерш, Денис Штык-нож и психованный Ваня Композитор...
- Стоп, братва! - всполошился Фюрер, - про Мишку-то мы забыли.
Все грохнули так, что дверь в комнате открылась сама по себе. Причина смеха была в следующем: Мишкину фамилию в приличном обществе невозможно было произнести без содрогания. Ибо в вольном переводе она означала - много мужских половых органов... Алексей вспомнил:
- Помните, он нам травил про ''службу в спецназе''? Типа, у него был позывной - Паук. Вот и хрен с ним, пусть будет Пауком.
Городские пацаны группы ''О-134'' тоже не были обделены. Появились: Костя Маршал, Толя Слеза, Саня Ботаник, Максим Калмык, Виталий Резкий и Князь Кирилл.
В конце концов, практически у всех учащихся были свои''опознаватели''. А если честно и откровенно, то у мастеров и преподавателей - тоже.
Сложнее всего оказалось ''окрестить'' девок. Большая часть так и осталась в памяти лишь поименно...
ГЛАВА 4.
Так уж повелось в ''сотке'' - либо что-то происходило, и, как правило, в один день, либо не происходило НИЧЕГО. Вернее даже будет сказать - в один вечер, потому как основные хипежи бывали только после пяти часов вечера, за исключением выходных дней.
Педагоги забили тревогу: в общежитии появились наркотики. Медсестра,
закрывавшая мужской душ вечером, обнаружила два использованных шприца.
Сначала подумали, что это кто-то из диабетиков оставил их, не озаботившись выкинуть в урну. После просмотра всех медкарт выяснилось: среди мужской половины общаги диабетиков нет. Среди девчонок есть, а среди пацанов - ни одного.
Тогда так и не выяснили, кто ширялся. Зато нашли тех, кто завозил в общагу анашу. Как всегда, пацаны пришли в 17-ю.
- Слышь, бугры! Вы тут прохлаждаетесь с бабами, а у вас под носом анашой торгуют. Причем не кто-нибудь, а Косяк...
Алексей взвыл:
- Да в рот его чих-пых, этого Косяка! Все, он меня достал!
Бомбой влетев в 19-ю, Алексей с порога заорал:
- Какая сука начала наркотой банковать?! Ты? Или ты? А может - ты?
Обалдевшие пацаны-втораки только головами мотали: мол, нет, не я. Один из них начал было возмущаться, типа, че ты, Чикатило, рога суешь не в свои дела, но вкатившийся следом Еврей ласково ему посоветовал:
- Рот закрой, чмо!
Алексей выхватил у Юрко спичечный коробок и открыл его: так и есть, травка. И, широко улыбнувшись персонально Юрко, рассыпал ее в открытое окно. Косяк сдавленно икнул.
- Еще раз увижу или услышу про эти дела - вылетишь следом. Понял?
Юрко понуро кивнул. Алексей повернулся к вторакам.
- Что я вижу? Никак хочется меня грохнуть, ага? И хочется, и колется, и мамка не велит? Рискнете?
Те дружно замотали головами, удивляясь, как это Чикатиле пришла в голову подобная глупость, и в мыслях даже такого не было про рисковать, не говоря уже про грохнуть... В общем, все все поняли и осознали и в будущем такого не повторят, честное слово.
Спустя некоторое время Алексей поднимался к себе в комнату, размышляя, чем бы заняться. Навстречу шел Ваня Мороз, трепанатор-лозоплетчик второго курса, с которым у Алексея установились нормальные отношения. Он предупредил:
- Чикатило, у вас в комнате пьяная Арина. Если воспитка спалит - вам кердык. Прими экстренные меры...
Алексей в три прыжка оказался на втором этаже. Дернул дверь 17-й. Закрыто. Постучался условной дробью. Открыл Фюрер:
- Уже не знаем, что с ней делать. Брыкается, кобыла бешеная.
- Зато я знаю. Фюрер, организуй шухер, чтоб Луна не видела...
Алексей схватил Арину в охапку и поволок ее в ванную, благо та находилась напротив. Перегнув ее через борт, открыл кран и сунул голову Арины под струю ледяной воды.
А орет, а лягается, весело подумал Алексей, продолжая экзекуцию. Сучка, будешь знать, как пьяные истерики закатывать.
- Хватит! Буль-буль... Хорош!
Алексей взвалил на плечо обмякшую, кашляющую, мокрую Арину и занес ее в комнату.
- Как она сюда попала? - спросил он у Еврея, отдуваясь.
- Да поди, через третью залезла.
Алексей кивнул. Третья комната на первом этаже называлась ''контрабандной''. Через нее по ночам уходили за ''добавкой'', через нее в ''сотку'' залезали нужные люди... Разумеется, за услуги рассчитывались с жившими в 3-ей девчонками.
- Чикатило, держи ее!!! - завопил Еврей.
Алексей гигантским скачком оказался возле окна и рывком сдернул Арину, уже успевшую взобраться на подоконник. Подхватил ее, падающую и уложил на свою кровать. В целях профилактики впечатал ей пару пощечин:
- Сбрендила, овца?! Экстремалка хренова, елы-палы. Да что с тобой сегодня?!
Арина вдруг вцепилась в Алексея:
- Трахни меня. До потери сознания. Ну!
Фюрер задумчиво поскреб подбородок:
- А она права, это лучший способ ее утихомирить. Пойдем, Вова, не будем мешать лечебной процедуре...
Алексей курил у окна, время от времени поглядывая на спящую Арину. И думал о том, что Вано и Седой ни капельки не врали насчет ''веселой'' жизни в общаге. Создавалось стойкое ощущение, что корифаны малость даже преуменьшили реальность былых событий...
На счету Алексея было уже четыре учебных заведения, два из них, впрочем, незаконченных. И если три общежития в Барнауле были более-менее спокойные, то ''сотка'' разительно от них отличалась. Все тридцать три удовольствия, как говорится. И ведь это только начало. А что дальше?..
В дверь забарабанили:
- Чикатило, открой, это Люба!
Алексей открыл дверь и шепотом предупредил:
- Не орать.
Люба яростно зашипела:
- Хотела бы я знать, где эта дура нажралась. Что она тут отчебучила?
- Да пустяки, собственно говоря. Орала, дрыгалась, в окно хотела выпрыгнуть, еле остановили. Пусть спит, до утра она железно не проснется.
Люба вдруг сказала:
- Бросил бы ты ее, а? Не пара вы с ней.
- Я ее что, на цепи держу? - удивился Алексей. -Пусть уходит, если хочет, я рыдать не буду. И вены вскрывать - тоже.
Люба ехидно спросила:
- А она тебе хоть чуть-чуть нравится?
Вот крокодил в мини-юбке по имени Любка... Алексей огрызнулся:
- И чуть-чуть не нравится, и вообще не нравится. Особенно после этой выходки идиотской. Пусть катится колбаской на все четыре стороны.
- Ну и правильно. Так она что, так и будет здесь ночевать?
- Ни фига подобного. Договорюсь с девками из третьей, пусть у них спит, утром уйдет через окно. Ближе к отбою я ее туда перенесу и финита ля комедия. Пошли на улицу.
Все прошло как по маслу. Алексей поговорил с Надей Пышкой, жившей в 3-й, та все поняла. И перед обходом воспитателя по прозвищу Луна, он перенес Арину.
Утром Надя поведала, что Арина спала у них под кроватью на полу, Луна ее не видела и в семь часов, буквально перед подъемом, Арина была выпровожена из 3-й.
- Здравствуйте, дети!
В комнату зашел Костя Маршал. Такое приветствие уже стало традицией как для Кости, так и для обитателей 17-й комнаты.
- Как прошел вчерашний день?
- Охренительно, - буркнул Алексей. - Весело и непринужденно.
- Кто опять отличился? Чикатил, а что это у тебя коленки такие, будто по ним наждаком шоркали?
- А это он вчера истерику гасил в самом разгаре, народным, так сказать, способом. Ну и разошелся не на шутку, вернее всего, - захихикал Фюрер и объяснил Косте, что было.
Костя захохотал:
- Ой, не могу! Коленки, ха-ха-ха!
Малость успокоившись, он стал рассказывать:
- Чикатил, не обижайся, это я не над тобой ржу, а над собой. Короче, была у меня одна баба-огонь, большая любительница хорошего траха. И в одну прекрасную ночь драл я ее у себя дома, прямо на ковре. На следующий день заходит ко мне сосед Димка. Ну, я ему возьми и похвастайся: мол, завидуйте мне, вчера у меня была ночь любви. Закатываю штанины и демонстрирую ему свои колени, а они тогда ''покрасивее'' были, чем у тебя. И этого Димку ржач сломал. Вроде
успокоится, глянет на мои колени и опять по полу катается. Минут через десять он мне сквозь слезы хрипит: ''-Локти покажи''.
17-я полегла. И началось: Чикатило, а ну-ка, покажи локти, нет, ты погоди, ты локти-то покажи, да не стесняйся ты, здесь все свои, ты лучше локти нам покажи, так, на всякий случай, чтобы мы спокойно себя чувствовали, а то мало ли что...
Алексей накрыл их девятиэтажным матом. Фюрер аж присвистнул:
- А повторить можешь?
- Да пошли вы, остряки-недоучки...
Фюрер все-таки спалился с Любкой, несмотря на все меры предосторожности. И спалился по-дурному. Танюха Белка, невеста Фюрера, приезжала в ''сотку'' каждые выходные, дабы побыть со своим любимым наедине. Любила она Фюрера до беспамятства, это было видно. Приедет, привезет полный пакет всяких-разных вкусностей, дождется, пока все угостятся, со всеми поговорит, покурит и только тогда делает намек: мол, выметайтесь, создайте для влюбленных интимную обстановку.
Уезжала она, как правило, затемно, причем на остановку ее провожал Алексей Чикатило или Мишка Паук.
А в этот день была среда, Танюху никто не ждал, а она появилась, как всегда, с полным пакетом. На этот раз вкусностями были пельмени, пять
полукилограммовых упаковок.
Алексей взял у Семена ключ от бытовой комнаты и 17-я в полном составе, вкупе с Танюхой принялась варить пельмени. В ''бытовке'' были: электрическая плита, холодильник, два стола и стулья. ''Вечно голодные студенты'' варили там еду из домашних или покупных ингредиентов. Также в ''бытовке'' отмечались дни рождений и прочие знаменательные события. Всего же бытовых комнат было четыре.
...Любка, неведомо через кого, узнала, что Фюрер находится в ''бытовке'' и примчалась туда. Поздоровалась и, обняв Фюрера, стала его при всех целовать. У Танюхи глаза стали размером с блюдце.
Все, подумал Алексей, кранты, Танька его порвет, как Тузик грелку. Фюрер, стоя спиной к Таньке, глазами показал на Любку: мол, Чикатило, убери ее нафиг отсюда!
Алексей оторвал Любку от Фюрера:
- Пойдем-ка, родная, я тебе кое-что покажу.
И так, чтобы та не видела, мимикой дал понять Таньке: дескать, не обращай внимания, девочка малость скорбная на голову...
Если быть до конца откровенным, то надо заметить, что Алексей прямо-таки заводился от таких герлов, как Любка: чернявая, с какой-то нерусской примесью, с обалденной фигурой, красивая по-****ски, по ней видно, что в постели она - ураган.
Вот только далеко не всегда подобные бабы отвечали взаимностью. Увы...
Затащив Любку в комнату, Алексей закрылся на три оборота. Эта обезбашенная особа с подначкой спросила:
- Насиловать будешь? Я же вижу, как ты меня хочешь.
Алексей фыркнул:
- Хочу, спорить не буду. Только веришь - нет, силой баб никогда не ломал. Во-первых, сидеть по поганой статье не хочется, а во-вторых, не настолько оскотинел. А в-третьих, вы, девки - дуры. Знаешь почему? Потому что смотрите только на внешность пацана. Ну и на количество денег при нем. Насмотрелись бразильского и мексиканского ''мыла'', кошелки безмозглые.
Любка усмехнулась:
- Ох и нравится мне, когда ты вот так кипятишься, - и внезапно свалила Алексея на койку. - Дуры, говоришь? Кошелки, говоришь?
И Алексей получил порцию одуряющего, изматывающего секса...
Уже вечером, после отбоя, Фюрер поинтересовался у Алексея:
- Ты чем Любку-то занял так надолго?
- Трахал, - не стал лукавить Алексей.
Фюрер вылупился на него:
- Да ну?! И ты мне спокойно об этом говоришь?! Ну и кто ты после этого?
Алексей набычился:
- Молочный братишка, едрить твою налево, вот кто. Я у тебя что, Таньку трахал? Кто тебе Любка? Жена, сестра, сноха? Тебе она никто, просто твоя, грубо выражаясь, подстилка. Правильно? Яволь. Так какого же, пардон, хрена, ты в дыбы встал? И потом. Я больше чем уверен, что это было в первый и в последний раз. Завтра же она в мою сторону и не посмотрит и также будет виснуть на тебе. В конце концов, тебе с ней детей не нянчить, так что завязывай рогоносца изображать.
Минут через пять Фюрер сказал:
- Ну извини дурака, Чикатило. Все правильно ты говоришь. Извини.
- Проехали. Ты лучше объясни, как ты выкрутился перед ними обоими.
- Да как, очень просто. Таньке сказал, что Любка хромает на оба полушария мозга и втемяшила себе, будто влюбилась в меня. А Любке сказал, что Танька - моя сестра, причем жутко ревнивая. Что интересно: обе, судя по всему, поверили.
Алексей очумело потряс головой:
- Ну ты и жук, елы-палы. Это же как надо тебя любить, чтобы проглотить
подобный бред, а?
- Вот в этом все и дело, Чикатило. Учись, пока я жив!
ГЛАВА 5.
Каждый понедельник, в восемь тридцать утра, в ''сотке'' проходит линейка по итогам прошедшей недели. Происходит она следующим образом. Все учащиеся и педсостав выстраивается в холле второго этажа, возле актового зала. Затем старосты всех групп зачитывают итоговые недельные рапорта, где указывается количество учащихся в группе, количество проживающих в общежитии, кто отсутствует и по какой причине, общий табель успеваемости группы (''пятерок'' - столько-то, ''четверок'' - столько-то, ''троек'' - три штуки, а вот ''двоек'' - ни одной, про ''колы'' и речи не ведем), и, наконец - графа ''замечания''. Туда записывались: кто с кем пил, кто с кем дрался и прочие антидисциплинарные проступки учащихся, про которые воспитатели умудрялись узнать.
Наиболее часто в рапортах упоминались слесаря-бытовики и обувщики первого курса. Впрочем, так всегда и было. Алексей знал это из рассказов Вано-обувщика и Седого-бытовика...
И вот - первая учебная линейка, если не считать той, торжественной. Староста ''бытовиков'' Дима Пончик ''заметил'' Серегу Ступню на предмет его ежедневных пьянок и беспричинных пропусках занятий, а Фюрер - Ерша и Штык-ножа, на предмет одной-единственной пьянки. Собственно говоря, Ерш и Штык-нож всего-навсего выпили по бутылке пива. Но их спалила, на несчастье, не кто-нибудь, а Луна, раздувшая из мухи слона.
Директор училища, прозванный Солдатом, распорядился:
- После линейки жду всех вышеупомянутых, вместе с классными руководителями, у себя в кабинете.
Толя Слеза горестно покачал головой:
- Выгонят их, как пить дать. Ерша и Штык-ножа взяли-то с трудом из-за прошлых ''заслуг'' и ясно сказали: до первого залета.
Так оно и оказалось. Выгнали всех троих, даже слушать не стали. Мама Света вернулась в кабинет злее злой собаки.
- Говоришь им, говоришь - как об стенку горохом. В одно ухо влетело, в другое - вылетело. Семнадцатая совсем обнаглела: пьют почти каждый день, второй курс их боится, девки какие-то посторонние у них в комнате чуть ли не ночуют...
Оба-на! Вот это осведомленность! Алексей заскрипел зубами. А Мама Света продолжала песочить всех общаговских. Наконец, она выдохлась и начала задушевным голосом проповедовать. Натуральнейшим образом. Вся группа обалдела.
И на протяжении двух лет не было ни одного урока Мамы Светы, чтобы она не прочитала лекцию религиозного характера. Она истово верила в Бога и пыталась обратить в веру парней своей группы. Приносила литературу и видеокассеты, на все события в мире и в стране смотрела исключительно с точки зрения верующей.По большому счету в этом не было ничего плохого, если бы не одно ''но''... Уж слишком навязчивыми были эти нотации.
Алексей придерживался такого мнения: верь ты хоть в Бога, хоть в Будду, хоть в Аллаха, но не нужно навязывать свою веру другим. Будет только хуже, даже если ты действуешь, исходя из самых добрых побуждений.
Почти все ребята-инвалиды являются стойкими атеистами, резонно замечая: а, собственно говоря, если в этом мире все зависит от бога, зачем он позволил мне родиться уродом? Почему, а главное, за что, я должен страдать всю свою жизнь? Пусть в бога верят те, у кого есть все: здоровье, достаток, любимые...
Алексея трясло. Только что он чуть не подрался с Вовой Роботом, слесарем-бытовиком второго курса. Вова стал куражиться над Евреем, Алексей, как говорится, впрягся за него. Робот, дэцэпешник, оказался очень вспыльчивым товарищем и попер на Алексея, размахивая правым кулаком (левые рука и нога были короче правых).
Дело было на улице. За Алексея, в свою очередь, втянулись местные пацаны, пившие пиво на скамейке. В виду численного превосходства Робот капитулировал и признал, что был не прав.
Со временем Вова и Алексей скорифанились, но это было потом.
В ''сотке'' существовало неписаное правило: ампутант не может бить ампутанта, дэцэпешник - дэцэпешника, глухонемой - глухонемого и так далее. Других - бей, если они этого заслужили, если они не понимают по-хорошему, а бить своего собрата по болезни - западло. Правило это, конечно же, нарушалось, но только теми, у кого с головой был непорядок...
В этот же понедельник была еще одна разборка. В 20-й жил психованный мальчик Ваня, по кличке Композитор, обладающий крайне взрывным характером. И была у него еще одна отрицательность: запредельная жадность. А в общежитиях этого ох как не любят.
Обычно же как? С соседями по комнате ты должен поделиться всем тем, что привез из дома. Тогда и с тобой поделятся. Композитор же никогда не отказывался от угощения, но то, что он привозил - съедал в одно рыло, втихаря. Ему по-хорошему объясняли: мол, Иван, так нельзя
делать, нехорошо это. Думали - поймет. Ни хрена подобного. Ну, парни сгоряча ему и навешали по репе...
Другой бы после этой обработки призадумался, но только не Композитор. Он и раньше пугал всех своим крутым братом. Дескать, у моего братана ''мобила'' есть и золотая печатка и он работает в крутой фирме, значит, мой братан - крутой. Не могите меня трогать, а не то я его позову - и всем вам придет звиздец.
В общем, поехал Ваня за братом и привел его в ''сотку''. Их встретили втроем: Вова Еврей, Вова Коленвал и Серега Огонь. Илья, так звали
брата, оказался полной противоположностью Композитора. Он не стал гнуть пальцы и пускать сопли пузырем. Подошел и спокойно спросил:
- Здорово, пацаны. За что Ваньку избили?
Огонь процедил:
- Мы его пока так, слегка поучили жизни. Жадный он у тебя, через край. С ним пытались по-человечески, он не понял.
- Так вот и я не понял: за что. Примчался, весь в мыле, пена изо рта летит, орет: собирай братву, меня избили! Кто избил, за что избил? Молчит. Ну, поехали, разберемся... Объясните хоть вы, что ли. А то он как воды в рот набрал.
Пацаны коротко объяснили Илье, что к чему и что почем. Тот внимательно
выслушал и повернулся к Ивану:
- Если ты еще раз такое сотворишь, они тебя еще раз изобьют. Ты приедешь ко мне, а я добавлю, мало не покажется. На, бери деньги, дуй в ''комок'', купишь пива, две полторашки ''Толстяка'', отдашь пацанам. Не хочешь делиться - не надо, но внаглую не вздумай нарываться.
Композитор слинял. Илья обратился к Еврею:
- Не трогайте его больше. У него с головой нелады, сами понимаете. Пусть жрет в одну харю в свое удовольствие, игнорируйте его и все дела, договорились? Ну вот и хорошо. Бывайте.
Коленвал озадаченно почесал затылок:
- Вот и пойми этого брата. То ли он лох, то ли настолько крут, что не стал по пустякам рамсить.
- Коленвал, ты это, найди Чикатилу и спускайтесь в душ. А мы с пивом туда подрулим. Заодно и помоемся, и по пиву вдарим.
- Только вы там без нас не салдырьте, а то вдруг вы от Композитора жадностью заразились.
Еврей цыкнул:
- А не пошел бы ты на хутор бабочек ловить? Да не просто пошел, а бегом, мать твою!
Впоследствии Еврей по пьянке много раз хвалился, как он, один, развел на ящик пива одного лоха, брата Композитора, который приехал на разборку лично к нему и у них оказалось много общих знакомых в Тюмени. Якобы из-за этих знакомых Илья и побоялся связываться с Евреем...
И еще. В ''сотке'' почти все уже знали про то, что у Чикатилы есть мечта, насквозь нереальная: ''хаммер''. Если пацаны, не дай бог, заговорят про автомобили, Чикатило тут как тут: мол, о чем вы тарахтите, все равно круче ''хаммера'' только ''хаммер'' и не надо песен.
И тут Еврей заявляет:
- У меня дома, в Тюмени, батя мой пригнал себе из Югославии бронированный ''хаммер'' за сто тысяч долларов. Батя-то у меня богатый.
Чикатило и Руден доказали всем, что Еврей трандит, как трактор ''ЧТЗ'' старого образца.
- Если у него батя настолько богат, что купил ''хаммер'', да еще в броне, который, кстати, стоит гораздо больше, чем сто тысяч, тогда почему Еврей такой бедный? У него коляска на соплях держится. Что, ему родной отец не купил бы новую и получше? И деньгами бы его не подогревал? Сказки...
ГЛАВА 6.
Обувщики-перваки занимались практическим занятием у себя в цехе. Вдруг
влетела Мама Света и с порога заорала на Косяка:
- Ты кого тут убивать собрался, а?! Тебе что, жить спокойно расхотелось? Приключений на свою голову ищешь? Думаешь, тебе твой дядя-генерал поможет?!
Косяк с перепугу выронил обувной молоток себе на ногу, чего даже не заметил. Он покрылся испариной и залепетал:
- Да вы что такое говорите, Светлана Александровна? Кто вам эту фигню сказал?
Мастер испепеляюще посмотрела на Косяка. Тот вжал голову в плечи:
- Я вам в натуре говорю - даже и не думал никого убивать. Нафиг мне это надо?
Мама Света призадумалась. Потом тряхнула головой и пробормотала:
- Нет, это не ты. Ладно, сиди, работай, - и вышла.
Все грохнули. Косяк недоумевал:
- Чуть что, сразу я виноват. Как будто поорать больше не на кого.
Минут через десять мастер снова зашла в цех:
- Алексей, бросай свою пару и за мной.
Тон ее не сулил ничего хорошего. Фюрер вопросительно взглянул на Алексея: мол, чего ты натворил такого сверхъестественного? Тот пожал плечами: сам, типа, не догоняю, с чего бы ради такая честь...
И вот Алексей сидел в комнате мастеров напротив Мамы Светы и мысленно
матерился. Вон оно в чем дело, оказывается. А я уже и думать-то про это забыл...
Алексея приняли за потенциального убийцу. Вся эта канитель началась после вопроса, заданного Алексеем штатному юристу училища: что будет ему, Алексею, если он при самообороне кого-нибудь непреднамеренно убьет?
Некоторые, вполне солидные, люди утверждали - ничего не будет, потому как ты, Алексей, инвалид с детства. Вот и понес черт удостовериться: так это или вовсе даже наоборот?
Юрист, женщина-ампутант, без обеих ног, раньше работала судьей. Она провела разъяснительную беседу: мол, все зависит от обстоятельств, а вообще - упекут за решетку, как делать нечего.
Ну и ладно, значит, в дальнейшем ведем себя насквозь осмотрительно и стараемся смертоубийственных приемов не применять. Был у Алексея один знакомый, бывший морской пехотинец, прошедший в свое время Вьетнам, Камбоджу и Лаос, он и научил кое-чему...
И Алексей начисто забыл про этот разговор. А вот юрист - нет. Мало того, сдала она Алексея со всеми потрохами Маме...
- Сижу я, обедаю. Залетает юрист, вся запыхалась, глаза вытаращенные. Ты только представь себе, как она на своих протезах бежала! У вас в группе, говорит, есть один мальчик, он, как я поняла, кого-то собирается убить! - размахивала руками мастер. - Я сразу подумала на Юрко. А это ты черт знает что надумал! С кем воевать-то собрался?!
- Ни с кем, - буркнул Алексей.
- Тогда к чему такие вопросы идиотские? Ты хоть понимаешь, что тебя выгонят, во избежание возможных последствий? А если не выгонят, то будут контролировать КАЖДЫЙ твой шаг, вплоть до туалета.
- Да елы-палы! - взорвался Алексей. - Ну спросил и спросил, чего из этого трагедию делать? Нет, сейчас выйду на улицу и буду всех попавшихся под руку жмурить. Мне, знаете ли, неохота остаток своих дней пожизненно в тюрьме или в спецпсихушке сидеть. Я, знаете ли, с головой дружу.
И тут его осенило. Нет, ну неужели?
Светлана Александровна усмехнулась:
- Догадался, о чем речь? Правильно, молодец. Да, Алексей, юрист приняла тебя не за дэцэпешника, а за умственно больного. И отреагировала она абсолютно правильно, согласно инструкциям.
- Она что, первый год замужем? Не может отличить дэцэпешника от олигофрена?
- А это в ее обязанности не входит, - парировала мастер. - Она не обязана разбираться, кто есть кто. Она смотрит по внешнему виду. Вот скажи честно: тебя принимали за умственно отсталого?
- Миллион и один раз, - фыркнул Алексей.
- Ну вот, видишь. И юрист тоже ошибается. Так что заруби себе на носу: в этом училище нормальному человеку, прежде чем что-то сделать, следует тысячу раз подумать. Понял, Чикатило?
Алексей вздрогнул.
- Да, кстати. Что за ерунду вы понапридумывали? У всех клички какие-то
дурацкие, как у собак. У вас что, имен нет? Ты знаешь, что как корабль назовешь, так он и поплывет?
И дальше последовала религиозная лекция...
Пацаны удивленно смотрели на хохочущего Алексея.
- Чикатило, ты что, с дуба рухнул?
Отсмеявшись, Алексей выдавил:
- Караул, елы-палы. Оказывается, парни, у меня не ДЦП. Я, оказывается,
социально опасный тип, такие дела, - и рассказал про юриста.
Рассказ периодически прерывался гоготом. Маршал пожал плечами:
- Я тебя, Чикатил, когда первый раз увидел, тоже подумал: дебил. Ты не обижайся, но внешность у тебя специфическая. Бывает... Вон, меня сколько раз то за наркомана, то за бухарика держали. Задолбался объяснять, что у меня рассеянный склероз, что я не пью и уж тем более - не колюсь. Так что, Чикатил, я тебя понимаю, как никто другой...
Месяц испытательного срока пролетел быстро. На теории, как Мама Света и обещала, ручки дымились и бумага тлела. Писали много и быстро. Специально для глухарей Мама дублировала конспекты на доске. Кроме нее так больше не делал ни один из преподавателей. Конечно, в штате училища есть сурдопереводчица, но разорваться на четыре части она не могла. Поэтому глухари списывали у говорящих, после учебы, в свободное от пьянок время...
Морока с ними, с глухарями. Такой пример. Два часа ночи. Все уже дрыхнут без задних ног. Сережа Вертолет долбится в 20-ю, грохот на всю общагу. Ему, видите ли, надо переписать сегодняшнюю, в смысле, уже вчерашнюю, тему по материаловедению.
Ему семафорят: ты что спать не даешь, время сколько?! Он в ответ: а мне по фигу, МНЕ НАДО. Ему пробуешь объяснить, что так делать нельзя. Бесполезно. Уперся: МНЕ НАДО или Я ХОЧУ. И ладно бы он один такой непробиваемый был. Так нет же, большинство глухонемых такие.
Некоторые преподаватели тоже зубами скрипели, когда до глухонемых пытались донести элементарные правила поведения, а они только психовали: Я! МНЕ!
Уже собирались их проучить, заставив полетать по комнате в поисках пятого угла, но Гуляй это дело пресек:
- Вы что, обалдели?! Вы не знаете, как они друг за друга жопы рвут. Вы их сегодня отметелите, а завтра здесь соберутся половина глухарей Новосибирска. Они же через одного владеют каратэ или кикбоксингом. Порвут они вас, как с добрым утром. И еще, пацаны, запомните: глухарей отсюда не выгоняют. НИКОГДА. В прошлом году Ырыка нунчаками пробил головы двоим говорящим пацанам. Их выгнали, а этот чурбан нерусский до сих пор учится и в ус не дует. Так что, терпите или перевоспитывайте их...
Выходки глухарей пацаны терпели до ноября, потом не вытерпели...
Зачисление было в понедельник, третьего октября. Конечно, все немного
мандражировали, хотя и не подавали вида.
Мама Света зашла в цех, поздоровалась и начала ''церемонию'':
- Итак, ребята. В течение месяца наша группа лишилась четырех человек: двоих выгнали за пьянку, один перехотел учиться, а у Кашпала, к сожалению, мать умерла. Звонила его тетка и все рассказала... Один парень до сих пор не приехал и навряд ли уже приедет. И вот только что закончился педсовет, на котором рассматривались дёла оставшихся учеников. Результаты, я вам скажу, удовлетворительные. Итак, начнем по порядку...
В принципе, могло быть гораздо хуже. Глухарей зачислили, всех четверых. Городских парней - тоже. А с общаговскими, как всегда, начался разбор полетов.
Еврея Мама предупредила, что если он будет и дальше пить с местными
пацанами, то будет жить на квартире, а если ему это не по карману - поедет домой. Фюреру и Чикатиле влетело за то, что путались с левыми бабами. Косяка без разговоров отправили домой. А Композитора направили во ''Владимирский централ'', то есть в областную психиатрическую больницу, располагавшаяся на Владимирской улице, для прохождения курса лечения. И если Косяк начал возмущаться против такого решения, то Композитор поступил как правильный пацан: молча собрался и, попрощавшись и извинившись за свое поведение, уехал. Его аж зауважали все...
Остальные были зачислены.
Слесаря-бытовики потеряли двоих парней: Серегу Ступню и тувинца Сашу по прозвищу Моя-твоя, чему второй был только рад. Он так и говорил, на радостях напившись:
-Моя учиться не хочет, моя заставили учиться. Моя поедет домой, в Тыва, большие деньги заработать. Моя завтра домой поедет, сегодня моя твоя угощать водка...
Вот так, с подачи Моя-твоя, практически весь первый курс нализался, кто во что смог. Обувщики - в стельку, слесаря-бытовики - в драбадан, слесаря-швейники - в дугу, лозоплеты - в лозу, ну а переплетчики - в хлам.
ГЛАВА 7.
На следующее утро было плохо всем, так как количество выпитого накануне спирта не могло не отразиться на здоровье и самочувствии.
В восемь утра в 17-ю вломился Леха Борман, свеженький, как огурчик. Как будто не пил вчера больше всех.
- Ну что, сукины дети, болеете? Плохо, ага? Зато вчера было так хорошо!
Чикатило простонал:
- Ты сюда издеваться приперся? Иди в ... . Как тебе не стыдно глумиться над старыми, больными инвалидами, сволочь ты бессердечная?
Борман ухмыльнулся:
- Дурак ты, Чикатило. Что, если мне на сердце операцию делали, так сразу - бессердечный? Наоборот, я очень даже сердечный.
И жестом фокусника извлек из кармана куртки бутылку калибра ноль целых пять десятых. Что характерно, не пустую.
- Ускоренная помощь с доставкой на дом. Чикатило, у тебя там не осталось твоей армейской еды? Ею закусывать приятно, ей-богу.
Фюрер театрально замахал руками: дескать, убери сие богомерзкое пойло, сто лет бы его не пить, не нюхать и не видеть. Еврей же себя долго упрашивать не заставил. Чикатило тоже решил не сопротивляться.
Борман объяснил, что похмеляться лучше всего тем, на чем остановился давеча. Тогда толк будет. А давеча был спирт...
К началу учебы 17-я выглядела как люди из приличного общества, в отличие от остальных, непролечившихся.
Маршал и Слеза, каждое утро заходившие в 17-ю, оторопели от того, что
открылось ихним взорам. Костя наставительно сообщил:
- Всегда имейте при себе что-нибудь освежающее дыхание, которое заодно
поможет избавиться от запаха перегара, как делаю это я.
И, достав ''рондо'', раздал каждому по мятной таблетке. Еврей удивился:
- Ты же говорил, что не пьешь.
- Не пью, - подтвердил Костя, - зато курю, тоже запах пакостный...
Мама Света зашла в класс не одна - с ней были два пацана. Слесарь-бытовик Эдя Чебак, живший в общаге и Толик Гамми, тоже слесарь-бытовик, но городской, живший через дорогу от училища.
Руден зло прошептал:
- А эти-то васи чего у нас забыли?
На днях Чебак, родом из Карасука, рыпнулся на него. Просто так, походя. Алексей вмешался. Чебак стал орать, что он позовет грузин и карасукских пацанов.
Ехавший мимо Еврей спокойно так обрезал:
- Давай, зови. Они же тебя и похоронят заживо, когда увидят моих и чикатилских волкодавов.
И Чебак увял - был прекрасно осведомлен, кто есть кто...
И тут мастер ''обрадовала'' группу:
- Этих ребят решением педсовета из слесарей перевели к нам, на второй
испытательный срок. Прошу любить и жаловать.
Ага, как же, сейчас, только шнурки погладим...
- Проходите, ребята, садитесь. Ну, что? Как вчера зачисление отметили? Конечно же, семнадцатая и восемнадцатая отличились, как же без них? Как вы не поймете, что вам нельзя пить...
И началось - Бог, Иисус Христос, святые апостолы и прочая.
Отпроповедовавшись, Мама Света начала занятие:
- Записывайте тему сегодняшнего урока: ''Инструкционные карты сборки обуви клеевого метода крепления''...
Лично Алексею нравилось, как в училище преподавали. Хотя поначалу он
удивлялся, что обувщиков готовят женщины. Оказалось, что свое дело они знают туго. Что касается преподаваемых дисциплин, Алексей с удовольствием отменил бы добрую половину из них. Светлана Александровна потом призналась, что она сделала бы то же самое.
Взять, к примеру, историю. Многие ее проходили в школе. Спрашивается: зачем повторяться? Время, затраченное на историю, куда с большей пользой можно было потратить на практику. Физкультура, бесспорно - вещь нужная. Так же, как и основы безопасности жизнедеятельности. Но вот зачем нужна история, психология, этика и прочая эстетика, было непонятно.
И еще один момент: после занятий делать было абсолютно нечего. Если и были домашние задания, то очень редко. Конечно, были всякие кружки, но в основном для девчонок. Некоторые пацаны устраивались работать, но не каждому удавалось совмещать работу с учебой.
Скучно было в общежитии, другими словами, потому и пили без меры...
На одном из старостатов, (хохмач и балагур Дима Пончик называл их
''стратостатами''), "бугры" слесарей и обувщиков выдвинули такую идею:
использовать более-менее крепких парней из числа общаговских на текущем ремонте училища, но она была категорически отвергнута руководством.
Вот и пили, чтобы не увять с тоски. Воспитатели - тоже люди, и на некоторые попойки они закрывали глаза. Если бы пьяные инвалиды еще контролировали бы себя - было бы замечательно. Но увы...
Как обычно, после зачисления последовали переезды. Кто-то сам просился
перевести его в другую комнату, но чаще всего воспитатели и социальные
педагоги сами решали, кого и куда переселить. На беду, ''обувным'' комнатам первого курса досталась соцпедагог Екатерина Владимировна, тут же получившая кличку Катя СС, поскольку ее методы работы и ее отношение к подопечным были недалеки от эсэсовских. Так что ненависть была взаимной.
Благодаря СС, ''бугорскую хату'' расформировали, как ни сопротивлялись этому сами ''бугры''. На все возражения и доводы был один ответ - если что-то не нравится, забирай документы и уматывай домой. Оставалось только зубами скрипеть и подчиниться.
В итоге получилось следующее. В 17-й остался Еврей, а к нему поселили Чебака.
18-я осталась нетронутой. Фюрера перевели в 19-ю, к Колобку и Банзаю. А Чикатило, Бек и Мишка Паук обосновались в 20-й. Руден был рад только первым двум, а на месте Паука предпочел бы видеть Фюрера. Но против Кати СС не попрешь. Пацаны-втораки, с кем из них удалось наладить более-менее нормальные отношения, только головами качали:
-Попьет она вашей крови, парни...
СС очень любила встревать в личную жизнь учеников. Доходило до смешного.
Была в общежитии такая пара: детдомовская Рита и русский пацан из Горного Алтая Виталя Витас. Между ними была любовь в натуральном виде.
Уже никто и не сомневался, что в конце концов они поженятся.
Рита, довольно тяжелая в общении с другими парнями, отчего-то прониклась симпатией к Чикатиле, в общем то, взаимной. Витас в это время работал, совмещая ее с учебой, копил деньги на свадьбу.
Однажды СС увидела, что Рита и Чикатило сидят вместе в телевизионке и
непринужденно беседуют, обнявшись.
Разоралась Катя так, что даже слабослышащие вышли из комнаты. Под конец соцпедагог пригрозила рассказать обо всем увиденном Витасу и гордо удалилась.
На следующий день в умывалку, где Чикатило курил, ворвалась смеющаяся Рита:
- Чикатило, хочешь хохму? Прикинь, эта дура вчера Витальке наябедничала про нас. А он ей: ''Какой Алексей? Чикатило? А, ему можно''. Видел бы ты ее лицо!
То-то СС и смотрела на меня, скажем так, немного изумленно, понял Алексей.
Короче, доставала она всех качественно.
Фюрер узнал у старосты училища, Юли, как быть. Эта девчонка, с Алтайского края, училась третий год и знала все ходы и переходы, что касалось старостатской деятельности. Она посоветовала маленько потерпеть, а потом, если ничего не изменится, написать общегрупповое заявление - жалобу на имя директора, с просьбой назначить другого социального педагога. Также Юля сказала, что за два года от Кати СС избавилось таким образом четыре группы...
Мама Света как-то раз призналась, что не видит от этих соцпедагогов
никакого толка. Дескать, непонятно, чем они занимаются и какую пользу
приносят.
ВЫДЕРЖКИ ИЗ БУКЛЕТА УЧИЛИЩА.
Для социальной адаптации инвалидов, решения проблем поиска их места в
социуме, выхода из психологического вакуума, определения их способностей и ориентирования в профессиональной среде, при ПУ-интернате создан Центр профессиональной ориентации с выбором профессии для лиц с ограниченными возможностями.
Ежемесячно на три недели формируется группа для профотбора. В ''Центре'', в течение трех недель, инвалиду помогут подобрать профессию, к которой он пригоден и которая его устраивает.
В период пребывания в ''Центре'' инвалид получает квалифицированную
социально - педагогическую и психологическую помощь.
ПСИХОЛОГ - изучает психологические особенности инвалида, определяет
самооценку, социально - психологическую активность, дает оценку интеллекта, пытается прогнозировать степень успешности работы инвалида в той или иной профессиональной сфере и т. д.
СОЦИАЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ - проводит социальную диагностику, выявляет
интересы, потребности, проблемы. Изучает и анализирует его практические навыки, умение общаться, творческие способности.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ОБЩИХ ПРОБ - проверяет уровень школьных знаний по
русскому языку, математике, а так же определяет степень работоспособности.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ - ПРОФКОНСУЛЬТАНТ - проводит профессиональные
пробы - выявляет уровень умений, навыков, способностей.
Время занятий: с 9.00 до 16.00 ежедневно, кроме выходных.
Зачисленные в ПУ-интернат для инвалидов обучаются бесплатно, обеспечиваются общежитием, питанием. Пенсия сохраняется полностью.
К заявлению о приеме на имя директора прилагаются документы:
1. Документ об образовании.
2. Справка бюро медико-социальной экспертизы.
3. Справка формы 086-У с обязательной отметкой ФЛГ и прививок.
4. Справка от нарколога.
5. 4 фотографии 3 на 4.
6. Паспорт.
7. Справка с места жительства (прописка, состав семьи).
8. Собственноручно написанная автобиография.
9. Карта ИПР (индивидуальная программа реабилитации).
Проезд всеми видами транспорта до остановки "Издательство ''Советская
Сибирь''".
Еще до поступления, Алексей уже бывал в ''сотке''. Первый раз с Вано, второй - с Седым. Вторая поездка оказалось более чем приятная в том смысле, что они и водки попили, и девок потрахали. Причем Алексею попалась, как это ни странно, глухарка, обожавшая трахаться с теми пацанами, у кого есть татуировки.
Инга, так звали глухарку, на Алексея внимание поначалу не обращала. Седой тогда поспорил с Алексеем на бутылку водки, что сейчас он, типа, просемафорит Инге кое-что, и та сама запрыгнет на него. В конечном итоге, так оно и оказалось...
Потом Седой объяснил весь секрет фокуса. Глухари изначально, если увидят у человека татуировку, посчитают его за крутого. Инга же вбила себе в голову, что будет трахаться исключительно с крутыми. И Седой, прекрасно знавший об этом заскоке, на этом и сыграл. Инга была первая и последняя глухарка у Алексея. А пожив некоторое время в общаге, он вообще зарекся иметь с ними дела...
Большинство глухарок - очень красивые девчонки, аж дух захватывает. Куда там Синди Кроуфорд и Памела Андерсон попали! Секс - символы, ага, как же. Не видели они русских глухонемых девчонок! А увидели бы - от зависти удавились.
Кстати, если кто-то не видел французский боевик ''Доберман'' - обязательно посмотрите. Актриса Моника Беллуччи великолепно сыграла глухонемую гангстершу. Один в один! Жесты, мимика, пластика, смех, поведение - как будто она и в жизни глухарка. Не говоря уже про красоту...
Женя Кузема стал давать Алексею уроки жестов. И по ходу обучения Чикатило тысячу раз проклял свою болезнь - детский церебральный паралич. Пластики - никакой, одни судорожные движения; мимики - никакой, одни гримасы. Но, как говорится в народе: если долго мучиться - что-нибудь получится. Это не поговорка, это анекдот про дэцэпешника - невесело шутили сами дэцэпешники.
В конце концов, хоть что-то у Алексея стало получаться. Более-менее общение с глухарями налаживалось, в смысле жестов.
Руден страдал. Причем не как-нибудь, а по-черному. Он уже и не рад был, что приехал в ''сотку''.
На Рудена запали глухарки, числом две. Городская Таня Белоснежка и
общаговская Лариса. Вот от них то он и страдал. Руден, парень довольно крупных габаритов, отличался от остальных одной деталью: смехом. Когда он хохотал, то
выдавал такие децибеллы и прочие гигагерцы, что даже полные глухари начинали оборачиваться. Как так выходило - было совершенно непонятно, но факт оставался фактом, глухари его слышали.
С Белоснежкой Руден пробыл недолго. А все из-за того, что у Тани были мозги как у пятилетнего ребенка. Она психовала, если Руден ее не понимал, писала записки, пробуя объяснить, что она от него хочет. Но.
Если бы глухари писали как нормальные люди, так нет же. Пишут они так, что невозможно понять, что они хотят сказать. Глаголы не спрягают вообще, в слове из трех букв делают четыре орфографические ошибки, в предложениях не ставят никаких знаков препинания, а уж слова умудряются так местами поменять, что проще повеситься, чем пробовать расшифровать эти письмена.
А уж ее, Танино, поведение могло вывести из себя кого угодно. Лежит Руден, к примеру, кемарит. Залетает Белоснежка и начинает его, спящего, кусать. Игорь спросонья орет как мамонт, которому яйца прищемили и падает с койки на пол. Не смертельно, конечно, но приятного мало...
Насилу он от нее отделался. Но радость его была недолгой - на горизонте появилась Лариса Два На Полтора.
Лариса в своей комнате, как говорится, держала вышку. Ну и настропалила своих девок бегать в 20-ю. То Рита прибежит, записку от Ларисы принесет и требует, чтобы Игорь писал ответ. То слабослышащая Оля придет и тонким голосом начинает уговаривать Рудена, чтобы он начал дружить с Ларисой, потому что та его любит.
Вот с Ларисой Руден продружил до декабря, потом бросил. С трудом, правда.
Он часто ходил к Ларисе в комнату, общался с другими глухарками и своими впечатлениями и замечаниями делился с Чикатилой, Фюрером и Беком. Из наблюдений Рудена выходило следующее:
ПОЛНЫЕ ГЛУХАРИ НЕНАВИДЯТ СЛАБОСЛЫШАЩИХ;
НЕНАВИСТЬ - ВЗАИМНАЯ;
ГЛУХАРИ - ОЧЕНЬ ЖАДНЫЕ ЛЮДИ, причем настолько, что даже живущие в
одной комнате еду готовят только сами себе, а не группой, как обычно.
У глухарей, как оказалось, был свой авторитет - Дима Боксер, слабослышащий, бывший студент училища. Любая его просьба воспринималась как приказ и выполнялась в максимально короткие сроки.
Руден скорифанился с этим самым Боксером. И в одном разговоре Дима сказал:
- Если мои глухари начнут вести себя по беспределу - бейте их, я разрешаю. Но это на крайний случай. Будут рамсить - я разберусь. Давно их надо проучить, а то они что-то обнаглели...
ГЛАВА 8.
Поначалу те, кто жил в общаге и был издалека, все свободное время писали письма домой и друзьям. Это как в армии: первый год пишешь обо всем, что происходит, потому что это в диковину, а на второй год вроде бы и писать-то не о чем. Конечно же, домой писали, чтобы успокоить матерей: мол, все нормально, все тихо и спокойно, сплошная лепота, ''вышли сала, здравствуй, мама, извини, что так мало написал, до свиданья, мама''...
Зато друзьям писали всю правду о том, как живется на самом деле.
Алексей писал двум своим друзьям: Сереге Хищнику и Косте Близнецу, который в это время служил в войсках МЧС, в роте радиохимической разведки.
В одном из писем Чикатило поклялся Близнецу, что он поставит три литра водки своим парням в общаге, чтобы они выпили за тех, кто служит в МЧС.
До дня МЧС было еще две недели, а пока мастера совместно со студентами
готовились ко дню рождения училища, к седьмому октября.Все группы должны подготовить какие-нибудь номера: песни, танцы, театральные
постановки, ну и прочее. Мама Света стала отбирать в своей группе парней, способных выйти на сцену. Бек, Паук, Калмык, Чикатило и Князь должны были отплясаться под музыку, а Фюрер с Евреем - спеть. Слабослышащий Димка Конь предложил Маме: мол, мы, глухари, поставим какую-нибудь сценку, как в ''Маски-шоу''. Будут одни жесты и мимика, но всем будет понятно и смешно. Мама дала добро.
До концерта все группы репетировали в актовом зале, по расписанию. ''О-134'' репетировала с десяти до двенадцати утра. Светлана Александровна где-то раздобыла пять комплектов театральных костюмов, наподобие цыганских женских юбок с блузками. В этих нарядах обувщики и должны были выйти на сцену.
Алексей попробовал было отказаться от своего участия, но мастер и слышать не хотела об отказе. Или пойдешь на сцену, или поедешь домой...
И если на репетициях все проходило более-менее гладко, то выйти на сцену, где на тебя будут смотреть сотни людей, для Алексея было выше его сил...
Концерт начинался в одиннадцать утра. Все, кто в нем участвовали, последний раз прорепетировали и начали переодеваться. Все, кроме Чикатилы. Для себя он уже решил: пусть выгоняют, но на сцену не выйду. Хватит. Как еще в тот раз уцелел, тогда, в школе, на присяге...
- Что за фокусы? - спросила мастер ледяным тоном. - Что за бунт на корабле? Быстро, переодевайся и не дури.
- Нет.
- Но ты же репетировал, у тебя все прекрасно получается.
- Хоть что делайте - не пойду.
Фюрер засемафорил из-за спины Мамы: ты что делаешь, дебил, она же тебя с потрохами сожрет! Чикатило, засунув руки в карманы штанов, стоял, набычившись, напротив Мамы Светы. Если бы взгляд мог воспламенять, то от Чикатило бы осталась горстка тлеющего пепла...
- Трус! - выпалила мастер, и круто развернувшись, вышла из комнаты.
Толя Слеза спросил:
- В самом деле, Чикатило, ты что? Нормально же все получалось.
- Да в рот вас всех, поймите вы! Все чего-то боятся, и я тоже. Вот боюсь выступать, и все тут!
Пацаны только головами покачали. Зашел Борман:
- А где ваша Маманя? Ушла? Фюрер, давай стаканы, сейчас помаленьку вмажем и пойдем петь, - и он достал из-за пазухи поллитровку.
Чикатило пить отказался. Руден объяснил удивившемуся Борману, что тут
недавно было. Тот уверенно сказал:
- Да ну, понты какие! Подумаешь, выступать не стал. За это не выгонят, будь уверен. Мало ли какие у тебя причины. Мама же у вас не дура, побесится и успокоится. Выпей лучше, а то тебя опять трясет...
Концерт и без Чикатилы прошел на ура. Группа ''О-134'', по итогам жюри, заняла второе место и была награждена чайными кружками. Почему-то одной кружки не доставало и Сережа Вертолет, глухарь, которому ничего не досталось, начал истерику.
Руден потом плевался:
- Немтырь крохоборный, бля! За копейку мать родную удавит, сука рваная. Нет, ну за что их так жалеют, не понимаю... Единственный из наших глухарей, конкретный пацан - это Кузема. Остальные - черти беспантовые...
С чем все были абсолютно согласны. Матвей Полетай, заготовщик-дэцэпешник, удивлялся:
- Я уже третий год учусь, а таких дурных глухарей, как ваши - не помню. У нас в группе тоже были четверо, но они нормальные пацаны были, не то, что ваши.
- А эти, которые сейчас в шестой хате живут, ты с ними как, общался? А то Гуляй про Ырыку рассказывал, что он двоих отделал нунчаками...
Матвей задумался:
- Да вроде не было такого. Может, когда я болел, дома был? А при мне все тихо было, вроде бы. А вообще, пацаны, я вам так скажу... Эти глухари, конечно, среди нас - самые сильные, когда они толпой. А за пределами ''сотки'' с них вся эта спесь слетает. Это здесь они - крутые, а ТАМ - зайцы. Так что не верьте вы этим басням Крыладзе, что они такие - рассякие...
Алексей шел по коридору, когда его остановил физрук Виктор Иванович, по прозвищу Шизик:
- Ты мне время не уделишь? Я с тобой поговорить хочу.
- На какую тему? - удивился Алексей.
- Ты почему ко мне в спортзал не ходишь? У тебя спортивная такая фигура. Чем раньше занимался?
- Да чем... Качался года четыре, маленько кикбоксингом занимался, маленько - айкидо, ''мягким стилем''. Ну и в школьном возрасте чуть-чуть самбо захватил. Все, вроде бы.
- А почему - маленько?
- Я занимался неофициально, нигде не был записан. А когда требовали справку от врачей, что мне можно заниматься и ездить на соревнования, тут же уходил. Меня ни одна медкомиссия не пропускала.
- Ну, качался-то ты долго, - заметил Шизик.
Алексей объяснил:
- Бывший руководитель клуба - мой хороший знакомый. Он и позволил мне без разрешения заниматься. А бросил потому, что выбил сустав на жиме штанги. Потом мне сделали три операции на глазах и заниматься мне категорически запретили.
Шизик подумал и сказал:
- Значит, давай сделаем так. Сходи в медпункт, к Виктории Николаевне, пусть она тебя посмотрит и, если можно, даст справку - разрешение. До декабря потренируемся, потом поедем на параолимпиаду. У тебя все шансы на первое место есть, поверь мне. Сходи, потом подойдешь ко мне.
И Алексей после занятий обратился к главврачу с просьбой обследовать его. Виктория Николаевна просьбу выполнила, но в разрешении отказала:
- Тебе ВООБЩЕ нельзя тяжелым спортом заниматься. Ты что, ослепнуть хочешь? Ты и так наполовину слепой. Забудь про спортзал...
О чем Алексей и сообщил физруку.
Было у Алексея такое правило: выполнять свои обещания. Не хотел он, чтобы его считали пустолаем. Из кожи вывернется, а слово свое сдержит. Редко такое было, чтобы он кого-нибудь наколол. А если и было, то не по его вине. Он себя потом погано чувствовал и всеми силами старался выправить ситуацию. Даже если обещание было дано по пьяному делу...
А тут он не просто пообещал, а поклялся. И тринадцатого октября, в день МЧС, Чикатило и Борман пошли в вино-водочный магазин, благо он располагался недалеко. Борман предложил взять спирт, но Чикатило уперся:
- Я сказал, что водку поставлю, значит водка и будет. Хорошая водка будет, в кои-то веки, вместо спирта-то...
Борман только головой покрутил.
Купив четыре флакона, калибра ноль семьдесят пять, они вприпрыжку помчались назад, к ''сотке''. Способ транспортировки был оговорен заранее. Подойдя к училищу с торца, со стороны 20-й комнаты, Борман коротко свистнул. Из окна 20-й высунулась усатая морда Фюрера:
- Взяли?
- А когда это мы не брали? Спускай трос!
Фюрер вытравил обувную капроновую нитку, которой обувщики прошивают
подошвы. Борман тщательно привязал ее к холщовой сумке и скомандовал:
- Майна! Только аккуратнее, мать твою! Об стенку не шарахни!
- Не учи отца детей строгать! - огрызнулся Фюрер.
Убедившись, что контрабанда прибыла в конечный пункт назначения, Чикатило и Борман перевели дух и, закурив, не спеша пошли в общагу.
- Если бы пузыри разбились, - пробормотал Борман, - у меня был бы инфаркт, со смертельным исходом. Я бы этого не пережил.
Чикатило заржал.
В коридоре их остановила психолог Татьяна Валерьевна, временно подменявшую заболевшую воспитку Надежду Павловну. Валерьяновна, так прозвали психолога, жила в общежитии. Ровесница Алексея, она ему нравилась весьма и весьма. Высокая, черноволосая, черноглазая, приятное лицо, аппетитная фигура. Как подозревал Алексей, была в ней татарская примесь...
- Так, откуда идем? - насмешливо спросила она. - Наверное, за водкой или за пивом бегали, а? Курточки свои расстегните, будьте так добры.
Чикатило весьма натурально оскорбился:
- Какая водка? Какое пиво? Сигареты кончились, за ними и ходили. А на алкоголь денег нет, увы.
- Нет, я не понимаю, почему вас так тянет пить? - всплеснула руками психолог. -Есть ведь и другие занятия, поинтереснее. Можно же организовать конкурсы, игры, в таком духе.
- Лично мне это неинтересно, я уже не ребенок. Я бы куда с большим интересом работал. Но пока я не нашел такую, чтобы совмещать ее с учебой.
- Аналогично, - подтвердил Борман. - Мы же предлагали: дайте нам работу. Так нет же. Вы одного сами понять не можете - мы, большинство, приехало из деревень. А там испокон веков делают только две вещи: работают и пьют. Нет работы - пьют, есть работа - работают, потом все равно пьют...
Валерьяновна неопределенно пожала плечами:
- Ладно, чем сейчас будете заниматься?
- Хвосты по предметам подтягивать...
В 29-й собралось немало народа. Чикатило заранее позвал Гуляя, Огня, Коленвала, Бека, Еврея и Фюрера. Руден зависал у своей глухарки Ларисы. Малой был где-то в городе. Веселый должен был подъехать с минуты на минуту: он каждые выходные ездил домой, благо, жил в рабочем поселке Коченево, что в сорока пяти минутах езды на электричке от вокзала ''Новосибирск - Западный''.
- Вы что так долго? Водка же киснет.
- Да Валерьяновна нас шмонала, наивная.
Разлили по первой. Чикатило сказал тост:
- Чтоб нам никогда не пришлось воспользоваться услугами Министерства по чрезвычайным ситуациям... Вот с этим другом, который сейчас в МЧС служит, я познакомился интересно, -продолжил он, закусывая. -Два года назад я работал киномехаником в нашем клубе. И Костя устроился к нам разнорабочим. Бляха-муха, как мы с ним поначалу дрались! Ну не понравились сперва друг другу, бывает. Что характерно, всегда он
меня уделывал. Что вы хотите - у него черный пояс по каратэ. Потом я на две недели свалился, заболел. Выздоровел, выхожу на работу и крайне охреневаю. Костя передо мной чуть ли на колени не падает! Братишка, орет, прости урода тупоголового! Ну, в таком вот духе. Оказывается, он, пока меня плющило, умудрился попасть в ту компанию, где я всех безмерно уважаю. И начал хвалиться: вот, мол, я у себя на работе каждый день одного фраера метелю, киномеханика Леху... Эти люди сначала Костю обработали, как надо вломили, а уже потом стали ему заяснять, кто я и что, и какие могут быть последствия. Потом эти же люди и мне дали бани, за то, что молчал. И вот с тех пор мы с Костей -
друзья. Чуть что, он сразу же, без разговоров... Не подводил ни разу! И я, пацаны, в который раз вспоминаю песню Игоря Талькова, царство ему небесное: ''Понимаешь, ты не знаешь - где найдешь, где потеряешь''... Ну, вторую пьем за самих эмчеэсников. Мужики нужное дело делают, рискуя своими жизнями, недаром в народе их уважают.
Третью пили стоя - за погибших...
И понеслась пьянка! Начали подходить другие пацаны. Приехал Веселый, привез 0полтора литра самогона, Малой привез пива. Один раз зашли слесаря-перваки - Антон Шрам, Вова Робот и Дима Каратэ, авторитеты среди своих. Увидев Гуляя - присоединились. Обувщики-втораки тоже попытались, но их спровадили: с тормозами никто не хотел общаться, особенно на пьяную голову...
Ближе к вечеру, в 29-й яблоку негде было упасть. Первым отрубился Саня
Кольщик, слесарь-бытовик. Огонь с Коленвалом унесли его к себе, в 28-ю.
Гуляй стал петь под гитару свои любимые песни: ''Не плачь, гитара'' и ''Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь''. Остальные подпевали, кто как умел. Фюрер тоже спел, песню Цоя - ''Звезда по имени Солнце''. Чикатило попросил:
- Спой еще что-нибудь из его песен, а?
- А больше я, к стыду своему, ничего и не умею, - признался тот.
Несколько раз в комнату стучала Валерьяновна. Парни мгновенно убирали
бутылку и стаканы и только потом открывали ей дверь. Психолог заходила, но, видя полное благолепие, недоуменно спрашивала:
- Я не пойму - чего вы здесь все сидите? Ах, просто общаетесь? Ну-ну...
И выходила.
Спустя некоторое время улегся спать Веселый. Ему много и не надо было, чтобы перейти в горизонтальное положение...
И тут проявил себя Еврей. Когда он напивался, то начинал нести всякую чушь. В этот раз он стал с пеной у рта доказывать, что он, будучи в Чечне снайпером, уложил ровно четыреста чеченов, что приклад его ''СВД'' был сплошь в отметках об убитых, что за эти четыре сотни его наградили орденом '' За боевые заслуги''.
Борман прищурился:
- Еврей, ''За боевые заслуги'' - это не орден, а медаль, если мне не изменяет память. И, по-моему, ты также в Чечне был, как и я, то есть - не был.
Чикатило поддержал:
- У меня много ребят знакомых, которые ТАМ были. Я уже про отца не говорю. И у всех есть фотографии ОТТУДА. Ты же показывал только армейские фотки, с Байконура. Короче, Еврей, врешь ты, как сивый мерин. Я тебя еще на бронированном ''хаммере'' подловил...
Еврей взорвался:
- Да пошли вы на ...!
И выкатился из комнаты. В коридоре он заорал:
- Моя фамилия Шумахер и посылаю всех я нахер!!! - и зарычал, имитируя звук гоночного мотора.
Фюрер хихикнул:
- Еврею больше не наливать.
Вдруг раздался страшный грохот. Все вздрогнули, а Чикатило поперхнулся
водкой.
- Шумахер финишировал! - констатировал Коленвал. - Ну что, пацаны, пошли его подбирать...
Все гурьбой высыпали в коридор. Смеялись долго.
Еврей, разогнавшись, проехал через весь коридор и со всего маху въехал в двери, выходящие в холл. От удара он вылетел из коляски и приземлился в одном углу. В другом углу валялась перевернутая ''тачанка'', а между ними вращалось оторванное от нее колесо.
Чикатило с Коленвалом подняли Еврея и, матерясь, потащили его в 17-ю. Хорошо, что двери были открыты, а то бы выбили их к едрене фене. Борман в это время прилаживал колесо на место.
Пока успокаивали разбушлатившегося Еврея - проснулся Кольщик. Прописывая вензеля по коридору, он добрел до дверей туалета и рухнул, блаженно при этом улыбаясь.
Все грохнули с новой силой - из-под Кольщика вытекала лужа. Огонь коротко взрыкнул, подскочил к нему и стал долбить Саню кулаком по лицу.
- Э! Огонь! - Чикатило с Беком еле оторвали Серегу от потерявшего сознание Кольщика. - Ты что творишь, идиот?!
Антоха Шрам тормознул двоих чуваков со своей группы и тихо им приказал, показывая на лежавшего Саню:
- Быстро, утащите его отсюда.
Те моментально унесли Кольщика обратно в комнату.
Пили часов до десяти вечера. Кто-то отрубался прямо за столом и тогда болезного транспортировали к месту жительства. Чикатило, чувствуя, что ему уже хватит, буквально дополз до своей койки и уснул на ней, не раздеваясь.
Фюрер попытался тоже уйти своим ходом, но не рассчитал своих сил и растянулся на полу во весь рост. Прямо перед Валерьяновной...
Только тогда она поняла, что половина мужской части населения общаги - пьяная в дым. Психолог потом долго удивлялась:
- Как они умудрились напиться, когда? Я через каждые полчаса заходила в двадцать девятую и ничего подозрительного не замечала...
Не пьянели только Борман и Бек, хотя они пили больше остальных. Они-то и легли спать позже всех, почти трезвыми.
А Еврей ночевал в... ванне. Как он сам потом рассказывал: проснулся, посидел маленько, подумал, что неплохо бы помыться. Ползком добрался до ванны, закрылся, налил воды, в одежде залез, чуть-чуть поплюхался и уснул... В заполненной до краев ванне.
ГЛАВА 9.
На следующее утро в 20-ю забежал ржущий Чебак:
-Поугорать хотите? Айда в ванну!
Над водой торчало только лицо, причем здорово опухшее.
- А может он уже того? Труп? - предположил Чебак и осторожно толкнул Еврея.
Ноль реакции. Только немного проплыл. Чебак неожиданно для всех гаркнул в ухо Еврею:
- Па-адъе-ем!!!
Видимо, сработали армейские рефлексы... Вова, спросонья хлебнувший воды, перегнулся через борт и его вырвало.
- Ы-ы-ы! - взвыл Чебак. - Проснулся, водолаз Гоша! С добрым утром, страна!
Еврей недоуменно вытаращился на всех осоловевшими глазами:
- А что я тут делаю?
- Ты принимал уанну, - прохрипел Чикатило голосом Анатолия Папанова. - Тебе еще осталось уыпить чашечку кофе. Ты хоть переоденься, чудо в перьях, линейка скоро...
Чебак многозначительно протянул:
- А теперь - гвоздь нашей утренней развлекательной программы. Пошли в
девятнадцатую!
Пацаны, увидев Фюрера, витиевато выматерились. И было от чего.
Фюрер лежал в койке изуродованный, самым натуральным образом. Он весь, с головы до ног, раздулся и был похож на фирменного надувного резинового человечка с логотипа шинной компании ''Мишлен''. Этот, как его... А, Бибендум, во, точно. Самый натуральный Бибендум, только с усами.
- Фюрер, мать твою за ногу и об стенку, что с тобой? Ты разговаривать-то можешь?
- Могу. Ничего страшного, пацаны, это со мной периодически бывает, особенно после пива. У меня же почки долбанутые, ко всему прочему.
Руден захохотал:
- Ни хрена себе - ничего страшного. Ты себя в зеркале видел? Ты сейчас знаешь на кого похож? На Диму Пончика!
Пацаны грохнули. Пончиком Диму прозвали из-за того, что он был неимоверно толстый. Нарушенный обмен веществ, ничего не поделаешь...
Рядом с Фюрером сидела его Танюха. Чикатило спросил у нее:
- Ты когда успела приехать? Время-то восемь часов всего.
- А я никуда и не уезжала. Здесь ночевала.
- Как это - здесь? А Валерьяновна?
- Да она меня и не видела. Я от нее в шкафу спряталась, когда она обход делала...
В общем, в рапорт попали абсолютно все, кто пил. Разумеется, Мама орала на всех, и на виноватых, и на невиновных.
Среди воспитателей существовало такое понятие, как трудотерапия. Все, кто попадал в рапорт, наказывались дежурствами. Провинившиеся подметали этажи и общие коридоры, на радость бабулям-уборщицам; выносили баки с мусором; дежурили в столовой и так далее, в том же духе. Другими словами - наряды вне очереди, как в армии.
Конь с Моряком получили внеочередное недельное дежурство по 13-му и
механическому цехам. Чикатило, Бек и Фюрер залетели на недельное дежурство в столовую. На что Чикатило гнусно ухмыльнулся: напугали ежика голой задницей. А то я без наказаний как будто каждый день не торчу в столовке...
Воспитатели добавили ''штрафникам'': по вечерам подметать пол на втором этаже в течение недели.
Дима Конь, слабослышащий, стал возмущаться. Типа, чуть-чуть пил у друга, что тут такого, я работать не буду.
Глухари вообще чураются любой физической работы. Только куда они, нафиг, денутся с подводной-то лодки? Ушли в ботву, как миленькие...
Мама Света, зайдя в цех, поставила на стол красную коробку с прорезью вверху:
- Вот, изготовлено переплетчиками, по моему индивидуальному заказу. Отныне, кто сматерится на практике - кладет по пять рублей в эту копилку.
Группа зашлась смехом. Ну да, конечно, матерились. А попробуй смолчать, когда попадешь молотком по пальцу, уколешься шилом, порежешься ножом или что-нибудь тяжеловесное само уронится на ногу. И не захочешь, а выдашь такое, что Мама Света краснеет...
Руден, все еще похрюкивая, спросил:
- А можно сразу пятаков накидать на месяц вперед?
Светлана Александровна, отсмеявшись, зарядила очередной религиозный ликбез, на тему о вреде сквернословия...
Под конец она спросила:
- Хотите ''хорошую'' новость? К нам возвращается... Юрко.
Все взвыли.
- Да-да, к нам вернулся наш ''любимый'' Юрко. Сегодня утром он вместе со своим дядькой-генералом приехал. Собственно, никакой этот дядька не генерал, а всего лишь полковник, преподает в милицейской академии.
То-то во дворе с утра и стоит ''волга'' с синими номерами, подумал Алексей. А это, оказывается, Косяк свою ''крышу'' привел. Ну-ну...
Дверь распахнулась и в цех зашли Косяк и здоровенный такой, дородный мужик в милицейской форме. Алексей мельком глянул на его погоны. Точно, полковник.
- Здорово, братва! - развязным тоном поздоровался Косяк.
Все встали, тем самым приветствуя полковника, но никак не Косяка.
Лично для Алексея все милиционеры делились на две группы: менты и мусора. Менты - в хорошем смысле этого слова, мусора - в насквозь отрицательном. Судя по реакции, полковник был из клана ментов. Он кратко со всеми поздоровался, а Косяку впечатал подзатыльник, отчего тот чуть не улетел в противоположный угол:
- Не юродствуй, племянничек. Светлана Александровна, пройдемте, пожалуйста, в кабинет директора, там и поговорим. Не будем мешать ребятам работать. Нет-нет, ребята, не нужно вставать.
Фюрер спросил у Чикатило:
- Ну и как, кто он по твоей классификации?
- Мент. Стопроцентный такой, патентованный мент.
Маршал пробурчал:
- Мусора, они везде - мусора.
Чикатило вскипел:
- Костя, мой отец был не мусором, а МЕНТОМ. И этот полковник - МЕНТ.
Понял? Он что, тебе информацию сливает о работе ментовки? Или ты ему взятку давал? Он тебе что, дело липовое шил? Нет же? Нет. Так почему ты его мусором называешь?
- Для меня они все - мусора. Хорошие они или плохие, все равно - мусора.
Чикатило не стал ввязываться в спор. У Кости имелась одна черта характера - его невозможно было переспорить. Даже Мама Света, после нескольких неудачных попыток, перестала с ним спорить, потому что это было бесполезно: Костя все равно стоял на своем...
Алексей лишь сказал:
- Когда тебе прижмет, не дай бог, ты куда побежишь? В ментовку.
- Все равно, - упрямо ответил Костя. - Мусора, и точка.
Алексей зло сплюнул и пошел курить на улицу. Через несколько минут Маршал вышел следом:
- Чикатило, не обижайся. У тебя своя точка зрения, у меня - своя. Я не хочу с тобой ссориться, давай каждый останется при своем мнении...
Косяка взяли обратно. Его поселили в 17-ю, к Еврею с Чебаком. По лицам
пацанов, живших в общаге, было ясно - спокойно Косяк жить не будет.
На следующий день Юрко доказал, что он - стопроцентный олигофрен: он во всеуслышание заявил, что Еврей - его босс, а сам он, Косяк, ''шестерка'' при боссе...
Так оно, кстати, и было. Косяк опустился до того, что стирал вручную Евреевские трусы.
Олигофрен Сережа Колобок, вечно изображавший из себя насквозь делового
человека, как-то раз обратился к Фюреру:
- Товарищ Фюрер, у меня появилась такая идея - давайте назначим Косяка
ответственным за туалет. И пусть он там каждый вечер убирается сам. А то туда невозможно зайти...
Это была еще одна головная боль всего училища: были такие ублюдки, которые за собой не смывали. И если кого-то ловили на этом деле, мало им не показывалось.
И Фюрер дал добро, поставив в известность Еврея: мол, проследи за своей ''шохой'', чтобы он свои обязанности выполнял.
Чикатило только головой покачал, обалдевший вконец от всех этих пертурбаций.
И он задумался: а не бросить ли учебу? Пока окончательно крыша не поехала?
Алексей где-то вычитал нечто про психические болезни. Американские ученые, проведя исследования, пришли к выводу: некоторые виды психзаболеваний передаются то ли воздушно-капельным, то ли вирусно-капельным путем...
Все равно на практике ни хрена не получается как надо. А если и получается, то криво, косо и коряво.
И Чикатило собрал так называемый консилиум из общаговских парней. Помимо Бека, Рудена и Фюрера, он позвал Леху Бормана, Виталю Веселого, Серегу Огня, Матвея Полетая и Антона Лысого.
Чисто для хохмы Алексей начал со слов из сериала ''Бригада'':
- Ладно, послушайте, пацаны, только поймите меня правильно. Я тут подумал и решил с вами посоветоваться. Короче, я хочу свалить отсюда.
Руден уточнил:
- Откуда - отсюда? Ты что, на хату уезжать собрался?
Чикатило поморщился:
- Да какая хата? Я с дочерью миллионера не сплю. Домой я собрался. Не хочу учиться. Эта ''сотка'' - дурдом натуральный, - сам того не замечая, Алексей уже начал орать и жестикулировать. - Я здесь скоро сам дауном стану, в натуре! Я привык к нормальной, человеческой жизни. Я привык работать, зарабатывать деньги, отдыхать так, как я хочу, делать то, что я хочу. А здесь мне неуютно, пацаны. Мне не хватает моих друзей, моих баб, да всего мне не хватает!
Полетай заметил:
- Это у тебя самый настоящий депрессняк. Мне поначалу тоже было невесело. А теперь что? Третий год, благодаря вашей Маме, учусь и еще столько же по пять раз проучился бы. Ты потом всю оставшуюся жизнь будешь ''сотку'' вспоминать...
- Аналогично! - поддержал Лысый. - Обычно, к концу учебы, отсюда уезжать ох как не хочется, поверь мне. По себе знаю.
Руден покачал головой:
- Лично мне не хочется, чтобы ты сваливал. Ты - единственный земляк, из нормальных, я имею в виду, с кем можно по-человечески пообщаться. И потом, Чикатило, нам всем нужна будет твоя служба безопасности, мало ли что... У нас таких связей, как у тебя - нет. То, что Еврей трандит - это и ежику понятно. На Гуляя надежды мало. Втораки - сами по себе. Да что я тебе объясняю? Сам все понять должен.
- Бабу тебе надо! - вдруг выдал Борман. - Че вы ржете? Я серьезно говорю: Чикатиле нужна баба. И по этому поводу есть у меня одна мысль...
Впоследствии Чикатило признал, что предложенный Борманом способ изгнания депрессии срабатывал как надо, лучше всяких там психологов и прочих там психотерапевтов.
В районе остановки ''Советская Сибирь'' снималось немало "бабочек". Стоили они не так уж и дорого. Рядом с остановкой находилось местечко под названием "карьер", более чем, приспособленное для амурных дел. Всего и делов. А если на улице дубак, то к вашим услугам ''контрабандное'' окно на первом этаже...
И после первого же похода на ''карьер'' Чикатило передумал уезжать. Да и пацанов, если честно, не хотелось бросать, сдружился уже. А еще Алексей сам себе напомнил про один из своих принципов - всегда доводи до конца однажды начатое.
ГЛАВА 10.
В группе ''О-134'' появился новый ученик - Иван, тут же получивший погремуху Хип-хоп. Чуть повыше Алексея, белобрысый, без внешних изъянов.Когда Мама Света начала его расспрашивать о том о сем, до пацанов дошло: Иван - коллега Косяка...
Поселили Хип-хопа в девятнадцатую. Фюрер там уже вешался от таких соседей по комнате:
- Ладно - Банзай, еще куда ни шло. Но Колобок - это что-то с чем-то. Век бы его, падлу, не видеть и не слышать, скунса узбекского. А тут еще и Хип-хоп, здравствуй, жопа, новый год...
А двадцатая, наоборот, хотела сделать так, чтобы Фюрер жил у них, вместо Паука. Увы, Катя СС все еще оставалась соцпедагогом...
Все равно, Фюрер большую часть времени проводил в 20-й.
- Не могу я с ними жить! - жаловался он. - Один раз чуть в окно не сиганул с перепугу. Просыпаюсь ночью, хрен знает во сколько, вижу такую картину: Колобок стоит у окна с протянутыми руками и что-то шепчет. Осторожненько так спрашиваю: ты чего там увидел? Он ко мне поворачивается, у меня пот по спине потек - у него глаза желтые, бешеные. И замогильным таким голосом бормочет: луна большая и белая - это очень плохо. Тьфу!
- Как выражается один мой знакомый мент: страна рожает героев, а пьяная баба рожает дебилов. В натуре, так оно и есть, - сказал Чикатило.
В дверь постучали и вошла Катя СС:
- Так, в комнате грязно. Я когда еще сказала - очистить стены от порнографии? Ах, не будете? Ладно, будем разговаривать по-другому.
Она спятившим метеоритом пронеслась по комнате, сбрасывая все со столов, с тумбочек, с полок, срывая со стен плакаты и вырезки из журналов.
Руден завопил:
- Вы че творите, в натуре?!
СС повернулась:
- Плюс оскорбление социального педагога. Через полчаса вернусь, проверю, чтобы в комнате была идеальная чистота.
- Так чисто же было!!!
- Где чисто? А на полу что валяется? А на стенах что творится? Все, я сказала - полчаса. Потом приведу директора...
И выскочила из комнаты. Руден зло прошипел:
- Кур-рва. Что она к нам прицепилась? У других еще хуже и ничего, как будто так и надо.
Чикатило вскочил:
- Фюрер, давай, садись и пиши телегу, вчерашним числом. Пиши, что она учиняет погромы ежедневно, после того, как мы уберемся, в таком духе, короче. Оскорбляет по-всякому, типа, на наши недостатки тыкает, ну, не мне тебя учить. И убираться не будем до тех пор, пока ее не уберут от нас к чертовой матери. Обурела тетенька, в самом деле, пора ее заставить попрыгать...
Фюрер обалдевшим взглядом глядел на Чикатилу:
- Ну ты даешь! А не пересолим?
- Знаешь, какой у меня один из жизненных принципов? Как ко мне - так и я. Только я или еще хуже или лучше постараюсь сделать, в зависимости от ситуации... Не пересолим, не боись, самое то. Пиши.
И Фюрер постарался от души. Хай поднялся до небес. И все было бы хорошо, если бы не одно ''но''. Катя СС отделалась выговором. И она так и осталась соцпедагогом в ''О-134''.Единственным плюсом было то, что СС стала относиться к обувщикам более доброжелательней. И стала менее придирчивой...
Хип-хоп вел себя так, что полностью оправдывал свой диагноз. Корчил из себя умнейшего человека, наотрез отказался дежурить, объяснив отказ такими словами:
- Я везде живу по своим правилам. И здесь буду жить так, как я хочу. И никто мне не указ.
Мама Света по лицам парней поняла, что Хип-хоп подписал себе смертный
приговор. И дождавшись, пока Иван уйдет, ледяным тоном предупредила:
- Если, не дай Бог, хоть чей-нибудь кулак дотронется до него - обладатель этого кулака поедет домой, без права на возврат в училище.
А вот это было уже более чем серьезно. Без этого права исключались единицы. Если однажды выгнанный имел шанс повторно поступить в ''сотку'', то слова "без права на возврат" говорили сами за себя. Хоть через пять лет, хоть через десять - тебя не возьмут ни под каким предлогом, ты в пожизненном "черном списке"...
Тогда 20-я посовещалась и решила обратиться за помощью к слесарям-вторакам. Те сначала отнекивались, но потом согласились принять участие в деле перевоспитания Хип-хопа. Тем более, что в конце декабря они уходили на практику и терять им было нечего: свое они уже, в принципе, отучились.
На ''дело'' пошли двое: Вова Робот и Слава Дрищ, своим внешним видом
напоминавший напоминающий скелет с венами. В общем-то, неплохой пацан,
только большой любитель почесать языком...
Чикатило их обоих предварительно проинструктировал:
- Короче, пацаны, играете по схеме ''плохой - хороший''. Ты, Вован - насквозь отрицательный персонаж, хмурый, дерганный, психованный. Изредка многозначительно так помахивай своей кувалдой, типа, примеряешься к его челюсти. Для пущего понта ори какие-нибудь угрозы: порву, как туалетную бумагу. А ты, Слава, наоборот - добрейшей души человек. Когда Вова будет ''психовать'', успокаивай его. Так Хип-хоп инстинктивно будет жаться к тебе, хорошему дяде. Может быть, что-нибудь да и выйдет. Должно выйти, по крайней мере.
Дрищ кивнул:
- Постараемся сделать все в лучшем виде.
Потом Слава, выпучив глаза, взахлеб рассказывал. Хип-хоп на обработку не поддался, ни на миллиметр. Как стоял на своем ''ничего не буду делать'', так и остался стоять. Робот уже был на грани того, чтобы и в самом деле зарядить Ивану в торец, да Дрищ не позволил...
- Ладно, пацаны, - нехорошо прищурился Чикатило. - Отныне мы его в упор, падлу, не видим. Он у меня покушает, ага. До отвала нажрется, я его накормлю, воздухом.
Хип-хоп, жестоко обломавшись с обедом, побежал жаловаться не к кому-нибудь, а к директору. Который, в свою очередь, отфутболил его к своему заместителю по учебно-воспитательной работе, к Людмиле Анатольевне.Про нее рассказывали, что она раньше работала в милиции и на пенсию ушла в звании капитана. Фюрер, на одном из ее уроков эстетики, не поленился спросить у Тортиллы (так прозвали Людмилу Анатольевну), насчет ее милицейского прошлого. Тортилла округлила глаза:
- Первый раз об этом слышу. Нет, ребятки, в милиции я не работала и никакого звания у меня нет. А раньше я работала учителем русского языка в исправительно-трудовой колонии для малолетних преступников. Потом уже попала сюда, в училище. В следующем году ухожу на пенсию. Надо же с внуками понянчиться...
Так вот, Тортилле удалось каким-то образом заставить Хип-хопа дежурить в столовой и убираться в комнате. Фюрер с Чикатило хотели узнать, как это у нее так получилось, но зам по УВР своих профессиональных секретов не раскрывала.
Один хрен, через неделю Хип-хопа выгнали из училища. Как то, будучи в подпитии, наорал на Татьяну Степановну, воспитку по прозвищу Косая. Та такое хамство терпеть не стала, доложила директору и на следующий
день Хип-хоп вылетел из ''сотки'', что твоя пробка...
Чему, если откровенно, никто не огорчился, вовсе даже наоборот.
Пацаны ''сотки'' увлеклись татуировками. Еще с самого начала, увидев у Чикатилы дракона, у Фюрера - тигра, а у Еврея - ''Буран'', парни загорелись: тоже хотим ходить с ''синяками''.
Из общаговских, с машинкой умели работать только двое: Саня Кольщик и Колян Рыбак. И Саня, в своей обычной приблатненной манере, пообещал:
- Я, в натуре, попробую смастерить машинку из бритвы электрической. И тогда вы у меня все синие будете, с головы до ног. Мужик сказал - мужик сделал, век воли не видать и на лодке не кататься.
И за три дня собрал эту самую машинку. Не шедевр техники, конечно, но
работала, хоть и с перебоями.
Первый под иглу пошел Руден. Он хотел себе какой-нибудь орнамент вокруг креста, который означает - безотцовщина. Кольщик требуемое сделал. Пацаны, придирчиво осмотрев сие произведение, решили: потянет. И стали записываться в очередь.
Второй был Чикатило. Ему загорелось сделать на груди символ ''инь - ян'', то есть разделенный надвое зигзагом круг, одна сторона которого - черная, а другая - белая. По идее, этот символ означает противоположность составляющих мира: черное - белое, зло - добро, тьма - свет и так далее.
Сделано. Руден, увидев готовое, тоже захотел такой же.
- Да базар тебе нужен, любой каприз за ваши деньги, - ухмыльнулся Кольщик и вытатуировал Игорю символ, только не на груди, как у Чикатилы, а на плече.Руден, трохи поразмышлявши, выдал:
- Не, не пойдет!
- Ты про что? - удивился Чикатило.
- Ну, мы русские? Русские...
- Да какие вы нафиг, русские? - грохнул Бек. - Хохлы хохлами. ''Вышли сала, здравствуй, мама''.
- Да я не про это. Надо какое-нибудь русское значение нашим символам
придумать. А то будешь потом иньянкать... О, придумал! ''Друг друзьям, враг врагам''. Как?
- Браво! - зааплодировал Фюрер. - Я не прикалываюсь, серьезно - круто.
Безотцовщину Кольщик еще сделал Диме Пончику и Ваньке Морозу.
Детдомовский Игорь Соловей попросил сделать ему на плече большое число ''13''. Это - своего рода опознавательный знак практически всех детдомовцев, означающий ''несчастливое детство''...
Колян Рыбак сделал сам себе татуировку дельфина, означающий, по его словам, верность.
Машинка окончательно накрылась на Бормане, когда и он, и Кольщик были
пьяные в дугу. И Саня пытался сделать Борману татуировку ангела на ключице. Мало того, что машинка накрылась медным тазом, так еще и ангел получился кривым и недоделанным и под конец, воспитка Надежда Павловна по прозвищу Родинка, спалила их пьяными, записала в рапорт и конфисковала машинку.
Разбор полетов был короткий. Кольщика выгнали, а его ''клиенты'' получили внеочередную неделю трудотерапии....
ГЛАВА 11.
Чикатило лежал на своей койке и читал книгу, когда в комнату зашел Дима Качок. Хоть он и был астматиком, тем не менее, довольно серьезно занимался бодибилдингом. Прямо-таки фанат строения тела, честное слово. Свободные деньги Дима вбухивал на биодобавки и различное питание, способствующие развитию мышц. И, насколько Алексей мог судить по собственному опыту, Качок работал на массу. В отличие от Алексея, который во времена оны работал на рельеф...
- С тобой можно поговорить? - спросил Качок, поздоровавшись.
Чикатило удивленно приподнял бровь. Дима не курил, с пацанами не пил, да и вообще не пил, поначалу. Не было у них общих тем и точек пересечения, у Чикатилы и Качка. Интересное начало...
- Присаживайся, излагай. Какие проблемы тебя гложут?
Качок поморщился:
- Слушай, давай серьезно, а? В натуре, не до шуток.
Совсем интересно, озадачился Алексей.
- Что случилось-то? Да не мнись ты, елы-палы! Раз уж пришел, значит,
выкладывай.
- Ты с Ариной дружил? - бухнул Качок.
Ах вот оно что, вник Алексей. Влюбился наш Дима, оказывается. Вполне
житейское дело.
- Ну, дружил - это сильно сказано. Так, мимолетное увлечение друг другом. Только я не понял, сейчас-то от меня что требуется? Мы с ней уже давно в ''разводе''.
- Вот ты и объясни, что она за человек. Какой у нее характер, ну и все в таком духе.
Чикатило фыркнул:
- Ну ты и кадр, откровенно говоря. Ну что я о ней могу сказать хорошего? После того, как я в ней разочаровался напрочь? Да ничего!
- Ну а все-таки, - не унимался Качок. - Как думаешь, стоит мне с ней мутить, нет?
- А я откуда знаю?! - изумился Алексей. - Это уже тебе решать. Пробуй, вдруг с тобой она другим человеком станет. Хотя, навряд ли...
Эх, Качок, подумал Алексей. Знал бы ты, что кроме меня, ее уже драли Еврей и Коленвал. А что она в ''семерке'' делает - одному богу известно...
Качок-таки замутил с Ариной, правда, ненадолго. Сумел парень вовремя
соскочить с этого дурного паровоза, раскусил он ее быстро.
Бек, и тот говорил про Арину:
- Это она по ошибке в ''семерке'' прописалась, ей бы к нам. Наш клиент, стопроцентно, наш.
И с тех пор повелось. Если кто-то видит пьяного, к примеру, или человека, который своим поведением выделяется от остальных, все - наш клиент, инвалид на голову, и точка...
До сих пор неизвестно, что же такого наворотили Люба с Ариной, если их за какие-то полдня выгнали из ''семерки''.
Девки примчались в ''сотку'' и стали просить денег на дорогу домой. Арина ринулась по своим бывшим любовникам, которых оказалось намного больше, чем Чикатило с Качком знали. У всех - туз-отказ.
А Любке у кого просить? У Фюрера, конечно, ну и у Чикатилы можно.
Фюрер в то время был в интимном уединении со своей Танюхой. Только тогда Любка узнала, что Танюха - не ревнивая сестра Фюрера, а самая что ни есть почти жена. Еврей любезно просветил...
Чикатило был в комнате один. Бек где-то на улице был, Руден - у своей Ларисы Два На Полтора, Паук тоже зависал у баб.
Любка ворвалась в комнату так, будто за ней гналась ополоумевшая орава
маньяков.
- Ты один? - спросила она и закрыла дверь на замок.
Скользящим шагом она приблизилась к Алексею и встала перед ним на колени. У Чикатилы чуть линзы на очках не треснули от удивления.
Любка, умоляюще глядя снизу вверх, сказала с придыханием:
- Чикатило, родной ты мой. Больше не к кому мне обратиться, кроме как к тебе. Фюрер гондоном дырявым оказался. А ты - человек.
- Встань! - рявкнул Алексей.
Терпеть ненавижу, когда бабы комедию ломают, подумал он, мертвея лицом.
Любка испуганно вскочила. Алексей кивнул ей подбородком на стул и она
послушно села.
- Упаси тебя бог, - отчеканил Чикатило, - мне дифирамбы петь.
Закурив, он продолжил:
- Тебе деньги нужны, так? Ну а я при чем? С чего ты взяла, что я тебе их дам?
- А потому, что ты меня любишь и мне вряд ли откажешь!
Чикатило с минуту оторопело смотрел на нее:
- Ну ты и ляпнула, старуха. Небольшая поправочка, с твоего позволения. Я тебя не люблю. Ты мне нравишься, да, но с любовью прошу не путать. Не знаю я, что такое любовь, поняла? Не было у меня такого. Влюбленности - были, а вот любовь меня пока что мимо обходила... Сколько тебе надо?
- Две сотни, до дома доехать.
Алексей полез в шкаф и вытащил из куртки пятисотку:
- Меньше нет, извини, - сказал он с иронией, протягивая купюру.
- Я тебе верну, честно. Я скоро обратно приеду и верну.
Подошла к Алексею и стала его раздевать.
- Это что, проценты? - усмехнулся он.
- Заткнись! - прошипела Любка и толкнула его на кровать. - Молчи, ради бога. И расслабься, я сама все сделаю...
Фюрер пафосно перекрестился:
- Слава богу, уехала! - сказал он, имея в виду Любку. - А то я уже не знал, как от нее избавиться. Я надеюсь, денег ты ей не дал?
- Дал, пятихатку.
- Сколько?! Ты что, обалдел? Ты хоть знаешь, что мне про нее пацаны рассказали? Она в ''семерку'' поступает уже четвертый раз, четвертый год подряд. И четвертый раз ее выгоняют. Она уже столько раз с инвалидами трахалась, что пацаны со счета сбились.
- Я не понял - ты к чему мне это рассказываешь?
- Да к тому, что я хочу, чтобы ты знал - с КЕМ мы с тобой связались.
Чикатило фыркнул:
- Тоже мне, бином Ньютона. Шлюха, Фюрер, она и в Африке - шлюха. Только у нее своя шиза: нравится ей с НАМИ трахаться, всего и делов. Ну и бога ради и флаг ей в руки и хрен в зубы. Арина, кстати, из той же породы. Нам с тобой плохо было? Вовсе даже наоборот, согласись. Тем более, что в сентябре они нам очень помогли, если помнишь. Ну и всё, забыли про них.
Эту девчонку и имя этой девчонки Чикатило не забудет до самого гроба.
Даже если и правы писатели насчет того, что якобы перед смертью, у человека перед глазами молниеносно проходит вся его жизнь, то, Чикатило был уверен, ОНА будет первой и последней, кого он увидит перед своими глазами.
Наверное, это и есть любовь. Когда ты до конца своих дней будешь думать только о НЕЙ. Пусть ты даже женишься, у тебя будут дети и все сопутствующие радости и заботы. Пусть ОНА не просто разбила, а РАЗВОРОТИЛА тебе сердце.
Все равно. Не признаваясь в этом никому, ты будешь думать о НЕЙ. Ты будешь проклинать тот день, когда ЕЕ увидел и полюбил, ты будешь материть ЕЕ последними словами и в то же время, постоянно, ты будешь сожалеть о том, что ОНА не с тобой, а с кем-то другим. Ты будешь завидовать черной завистью тому, кто станет ЕЕ мужем и отцом ЕЕ детей.
Несмотря на все ЕЕ недостатки, ты будешь помнить ЕЕ только с самой хорошей стороны, потому что плохое со временем имеет свойство забываться.
Ты будешь каменеть лицом и сердце на миг остановится, когда ты увидишь
абсолютно незнакомую женщину, лишь самую чуточку похожую на НЕЕ. И тебе захочется зайти в ближайший магазин, купить бутылку водки, а то и две, выжрать их в одно рыло и забыть о НЕЙ, пребывая в ''волшебном состоянии''. Вот только утром будет хуже вдвойне...
Два варианта. Первый: забыть ЕЕ, колоссальнейшим усилием воли. Второй:
спиться к чертовой матери и пропади оно все пропадом.
Гульнара, Гуля, Гуленька...
Что же ты со мной сделала? Чудовище ты мое...
Самое смешное, что она оказалась родной сестрой Бека и училась не где-нибудь, а в ''семерке''. Собственно говоря, сестер было две - Гульнара и Антоха, по-русски Аня. И обе учились на одну специальность: метеоролог-радист. Жили, разумеется, тоже вместе.
Вроде бы и родные сестры, и мама, и папа - одни и те же, но вот характеры - земля и небо. Гуля оказалась жизнерадостной, цветущей дамой, не чуравшаяся прелестей студенческой жизни. А уж красивая - спасу нет.
Аня же, наоборот, больше была домоседкой и основной упор делала на учебу.
Когда Чикатило первый раз увидел Гулю, сидевший рядом Фюрер шепнул ему:
- Челюсть верни на место, не пугай народ.
Был у Чикатило друг по прозвищу Фикса. Много раз выручали друг друга, а однажды Фикса спас ему жизнь, без преувеличения...
Так вот. Фикса, как-то раз, за полторашкой самогона, просветил Чикатилу:
- Я как баб проверяю? У меня не самая хилая ''тойота'', денег - пресс, одет с иголочки, верно? Я знакомлюсь с бабой с полпинка, благо, язык подвешен как надо. И начинаю ее ухаживать. Рестораны - кабаки, водка - селедка, шашлык - балык. И как следствие - постель. Само собой, баба начинает таять. Как же, такого чувака себе урвала, ага. И вся эта малина продолжается неделю, от силы - две. Потом я резко перекрываю кран и объявляю себя полнейшим банкротом. И смотрю, что из этого получится. Они сначала-то и не понимают, думают, что я их разыгрываю. А денег-то нет, а машина-то не ездит. И так тоже - недели две - три.
Вот тогда и начинает проявляться ихняя вшивость, если, конечно, таковая присутствует. Ну, ты всех моих баб знаешь, вспомни, сколько я пробыл с каждой из них. И делай оргвыводы...
И Чикатило, не будь дураком, перенял у Фиксы этот метод.
И со следующего же дня начал претворять его в жизнь. Что характерно, осечек не было ни разу. До Гули...
Она сначала тоже пугалась его, но, будучи весьма неглупой девушкой, быстро освоилась. Тем более, Бек поручился за Чикатило, в смысле благонадежности последнего. Она не шарахалась оттого, что Чикатило предлагал ей прогуляться по вечернему Новосибирску. Наоборот, она с удовольствием (по крайней мере, Алексей так надеялся) принимала его предложения. И не стеснялась того разительного контраста между ней и Чикатилой.
Вот пила она по черному. Но этим грешат все, кто хоть раз учился вдали от дома, подальше от родительского надзора. Ну, почти все.
Пикантность ситуации состояла в том, что Фюрер тоже влюбился в Гулю, о чем он честно предупредил Чикатилу. А потом и ее тоже.
Уже потом, по прошествии некоторого времени, до Алексея дошло: Гульнара просто играла с ними обоими. Но легче от этого не стало, отнюдь.
Уж если куда более крутые, битые жизнью, прошедшие и Крым, и Рим, мужики с легкостью попадались на крючок к таким вот роковым феминам. Одни после этого оставались в живых, благодаря своим навыкам. Другие - нет...
То что говорить про простых пацанов? А ведь иные из них и таблетки глотают, и вены режут бритвой, и в сараях вешаются, чудики.
В общем, Гуля была в курсе того, какие ЧУЙСТВА к ней питают двое парней-инвалидов. И наверняка, смеялась над ними обоими.
А Чикатило и Фюрер, на полнейшем серьезе, заключили меж собой
''джентльменский договор''. Мол, нам из-за бабы ссориться не резон, поэтому давай поступим мудро: за Гулей ухлестываем оба, каждый по-своему, гадостей друг о друге не говорить, и, если одному из нас повезет, второй уходит в сторону, без обид.
Бек, прекрасно видевший все происходящее, сказал:
- Я в ваши отношения лезть не собираюсь. Мне как-то по фигу, кто у меня зятем будет. Но наши родители и старики будут против русского, категорически. Я как-то раз в дом привел русскую бабу. Едрить твою налево, как они на меня орали, вы бы слышали! Чуть из дома не выгнали. Пришлось с этой телкой все связи рвать, куда деваться...
Но Чикатило твердо решил бороться за свою любовь. Как, впрочем, и Фюрер.
ГЛАВА 12.
Время от времени те, у кого было ежегодное переосвидетельствование, уезжали домой на неделю-другую. Им надо было пройти медкомиссию по месту жительства, собрать все необходимые ГУМАГИ, и только потом ехать на ВТЭК, или, по-новому - БМСЭ.
Как ни переименовывай все организации и предприятия, суть от этого не
изменится ни на йоту. Раньше, к примеру, был ВТЭК - врачебная трудовая
экспертная комиссия. А сейчас, извольте жаловать, БМСЭ - бюро медико-
социальной экспертизы. Что раньше, что сейчас, сидят там практически одни и те же лица, так же максимально усложняют процедуру прохождения комиссии, так же инвалиды всеми фибрами души ненавидят втэковцев, как их называют по старинке. Это Чикатило знал исходя из собственного опыта.
Тем, кто учился, группу продлевали на весь срок обучения. Мелочь, а приятно...
Вот и Лехе Борману пришла пора ехать на комиссию. В этот раз ему должны были дать группу пожизненно. Как и все, кому предстояла эта невеселая процедура, Борман отчаянно матерился.
- Эх, знать бы, что не посадят, взорвал бы этот ВТЭК. Как с добрым утром. Не просто дом, где они сидят, нет. Дом-то здесь не при делах. ИХ самих бы рванул...
- Мечты, мечты, где ваша сладость? - насмешливо протянул Чикатило. - Хотя, в свое время у меня было аналогичное желание. И будь я малость побеспредельнее, я бы это желание осуществил, хватило бы возможностей. Хорошо хоть, тормоза вовремя сработали, а то бы натворил делов...
- Нет, ну ладно, не могут они на уступки идти, хрен с ними. Но ведь они с тебя группу снимут - получат премию. А завтра твою же группу продадут, за нехилые бабульдосы, тому, кому она сроду не нужна. Есть справедливость на свете? Нет! Ладно, пацаны, до скорого, ждите меня и я вернусь.
Борман приехал через две недели. За это время в ''сотке'' ничего такого, из ряда вон выходящего, не произошло. Рутина. Пили спирт, залетали в рапорта, получали втыки от мастеров и классных руководителей, отрабатывали свои порции трудотерапии.
В 20-й, правда, были две небольшие разборочки, из них одна - внутренняя.
Мишка Паук стал буреть. На уроки не ходил, притворяясь смертельно больным. Зато после пяти часов все хвори с него слетали разом, чудесным образом. И он вприпрыжку убегал к своей Альфие. Была такая шустрая мадам, причем шустрая в буквальном смысле этого слова. Маленького роста, чернявая, симпатичная. Вот только диагноз у нее был насквозь психический... В комнате Паук убирался абы как, из-за чего 20-я получала сплошные ''двойки''.
И однажды нервы у Рудена не выдержали. Надо заметить, что к концу октября Игорь стал ходить намного лучше. Он, скрипя зубами и выпучивая глаза от боли, упорно разрабатывал свои покалеченные ноги. И это стало давать результаты. Косил от учебы, конечно, тоже, но до Паука ему было далеко. В общем, дал он бани Пауку, совсем маленько. И тут же, как по заказу, появилась Луна, в миру - Галина Сергеевна, большая любительница читать морали и давать насквозь правильные советы. Разняв дерущихся, она поинтересовалась, в чем дело.
- Да сил уже нет его терпеть! - заорал Игорь. - Только и знает, что у своей дурочки торчать! В общак денег не вносит, продукты из дома не привозит, хотя жрет, сука, за троих. Его очередь комнату драить, а ему хоть бы хны. Вот смотрите, Галина Сергеевна, вот это - Бек. Ему денег дома не дают по той простой причине, что он их пропивает. И деньги идут сестрам. Ладно, понимаем. Но он из дому столько еды привозит, что хватает недели на две. И нам помогает в том, чего мы не можем сделать. Или, взять Алексея. Он еще ни разу дома не был, но он всегда при деньгах. И деньги он вкладывает регулярно. И он не жадный, что
интересно, всегда деньгами выручает. И тоже помогает, чем может. А вот он - я. С деньгами у меня напряг, но ко мне каждую неделю приезжает машина с двумя-тремя сумками еды. И тоже, если смогу - помогу. А от Мишки - никакого толка. Фюрер, и тот все свое волокет сюда, к нам.
Луна терпеливо выслушала и возразила:
- А может, у него семья бедная, у Миши.
- Нет, ну конечно, всякое бывает, я не спорю. Но ты хоть будь пацаном, будь как мы, помогай нам, мы же тоже не двужильные. А он - ночь проспит, день отваляется, к вечеру - он уже у баб. Ну уберите вы его от нас, а? Он же не будет спокойно у нас жить, сразу говорю. Летать он будет, на бреющем...
Луна пообещала подействовать на Маму Свету и Катю СС. Но Паук так и жил в 20-й, до середины декабря.
Борман рассказывал о том, как он проходил ВТЭК... то есть - БМСЭ.
- Я из-за чего инвалидность-то получил? Шесть лет назад у меня начал какой-то там клапан на моторе мозги парить. И отправляют меня, значит, на операцию, вживлять такой же клапан, только искусственный. Как они, РВАЧИ эти, говорили: типа, гарантия - девяносто девять с половиной процентов, что клапан приживется и будет нормально фунциклировать. А после операции оказалось, что я, мол, попал в эти самые ноль пять процента. Ну, а на повторную операцию я уже и сам не согласился, тем более, денег требовали. Сколько - не помню, но до хрена. Вот
поэтому-то я и пью как подорванный... А эта овца, которая меня осматривала, мне заявляет: мол, у вас все нормально, а вот если бы вы пили, то все было бы вовсе даже ненормально. В таком духе, короче... Я про себя думаю: дура ты трахнутая, видела бы ты, курица, КАК я пью! Посмотрел бы я на тебя тогда...
В дверь загрохотали. Малой открыл и в комнату ввалился Конь, кривой, как турецкая сабля.
- Дай гитара! Я играть уметь, дай. Завтра отдать, честно.
Блин, ведь не уйдет, пока не получит то, что хочет. Борман спокойно достал гитару и сказал, помогая себе жестами:
- Знаешь, чья гитара? Андрей Гуляй, знаешь? Сломаешь гитару - он тебя потом самого сломает. Понял? На, держи.
Когда Конь свалил, Чикатило удивленно присвистнул:
- И нахрена козе баян? Она порвет его к хренам...
На следующее утро в рапорте группы ''О-134'' появилось следующее замечание, сделанное Луной: "Глухонемые Дима Такой-то и Олег Сякой-то в час тридцать ночи, пьяные, распевали песни под гитару в умывалке на втором этаже".
Эта хохма вошла в фольклор ''сотки''. Даже сами глухари катались по койкам, давясь смехом, не говоря уже о говорящих, извините за каламбур...
Среди обувщиков второго курса был такой чувырло - Вова Адвокат. Судя по всему, из психически неполноценных. Не сказать, что конченый псих, вовсе нет, но что-то в нем такое было. Один раз, подпив, решил он построить перваков. Дескать, мы, как-никак - второй курс...
Голый по пояс, с татуировкой ''Смерть активу'' на груди, с тлеющей сигаретой в зубах, Адвокат ввалился в 20-ю. Чикатило, уже раздетый, лежал в постели и читал. Больше в комнате никого не было.
- Что за дела? - спросил Алексей.
- А че такое? У тебя че, проблемы? - с полоборота завелся Вова. - Ты че быкуешь? Давно не получал?
- С сигаретой выйди, - потребовал Алексей.
И тут зашел Фюрер и недоуменно остановился на пороге.
- О-о! Еще один! - повернулся Вова. - Щас я вас двоих урабатывать буду!
Фюрер спокойно прошел мимо него и сел на койку Рудена:
- Наехать решил? Ты последствия-то хоть просчитал? Ты чем думаешь, жопой? Свинти по-бырому, пока цел, душевно прошу.
Вова взбеленился:
- Да вы все домой поедете!!! Я вам устрою!
- Домой мы поедем, это понятно, только - после тебя, - процедил Чикатило, наливаясь кровью. - Ты себе уже нажил неприятности, я тебе отвечаю.
Адвокат круто развернулся и вышел. Фюрер тут же вскочил следом.
- Ты куда? - поинтересовался Чикатило.
- К Гуляю, - ощерился Фюрер. - Он как раз бухой в сиську. Сидит и думает, кому бы рыло начистить. Пойду, подскажу...
- Так ничего же не было, по большому-то счету.
Фюрер многозначительно покрутил пальцем в воздухе:
- Профилактики ради, Чикатило, профилактики для.
- А... Ну тады - ой. Тогда - конечно.
Когда зашли Бек с Руденом, Чикатило им сказал:
- Слушайте внимательно, парни, через некоторое время будет большой трах-бабах...
И только он это произнес, из коридора и в самом деле послышался грохот. Чикатило аж сам вздрогнул. Бек округлил глаза:
- Это кто там на кого обиделся?
- А это, судя по всему, Гуляй проводит разъяснительную беседу на тему ''К вопросу о том, как вредно для здоровья задевать двадцатую комнату''...
Вернулся Фюрер, довольно потирая руки:
- Двадцать вторая полностью признала свою вину. Клятвенно заверили, что подобных экцессов больше не повторят. Там Адвокат чуть-чуть полетал, обещал извиниться.
На следующее утро Адвокат действительно извинился перед Чикатилой. Больше подобных наездов, со стороны обувщиков второго курса, не было.
ГЛАВА 13.
Как уже упоминалось ранее, в шестой комнате на первом этаже жили четверо полностью глухонемых обувщиков второго курса. Один был русский, трое остальных - горноалтайцы. Имена у них были настолько трудные для русского языка, что их никто и не запоминал. Горноалтайцев называли по кличкам: Ырыка, Змея и Хан.
Само по себе сочетание ''глухарь - горноалтаец'' ничего не говорит
непосвященному народу. Зато оно многое скажет людям понимающим...
Самые трудноконтролируемые ребятки из всех глухарей. Великолепно развитые физически, владеющие какой-то своей национальной борьбой, они держались крайне высокомерно. Зато когда их ПРИЖИМАЛО, вся спесь с них слетала мгновенно.
Так было и в этот раз. Накануне вечером глухари пили в своей комнате. Уже давно прошел отбой, а они все еще пили. Сколько бы водки ни было, а она всегда заканчивается в самый неподходящий момент. И Хан, как самый трезвый, поперся за добавкой. Время было что-то около
двенадцати ночи. Хан, беспрепятственно пройдя через вахту (охранник даже не потрудился его задержать), дошел до дороги, но так ее и не перешел. По той простой причине, что был качественно СМЯТ так называемым внедорожником - ''тойотой - СУРФ'', она же ''тойота - 4 - раннер''...
Хан, со множественными переломами ног и сильнейшим сотрясением мозга, три недели пролежал в реанимационном отделении, и около месяца - в травматологии. Когда Алексей видел его в последний раз, в июне 2003 года, Хан все еще с трудом ходил на костылях...
В ''сотке'' только о Хане и разговаривали. Как-то, сидя в 29-й, Чикатило поведал пацанам такую историю:
- Лет пять назад поехали мы вчетвером в Горный Алтай, на отдыхаловку. И нам надо было заехать в Горно-Алтайск, к своим кентам. Поехали на машине, в первый раз, города не знаем совсем. Ну и заблудились нафиг. Свернули на повороте, прямо под ''кирпич'', смотрим - ментовский пост. Мы прямо в наглую подъехали к ним, радостно так орем: родненькие, наконец-то мы вас нашли! Спрашиваем, где тут у вас улица Пимокатная? Менты местные, нерусы, на нас шары свои выпучили: какая улица? Мы им давай объяснять, как детям: Пимокатная, где пимы катают, валенки такие. Они что-то там по своему - гыр-гыр-гыр. Один сержант нам и говорит: не знаем мы такую улицу, вы дальше проедьте, там еще один пост стоит, барнаульские омоновцы, у них и спросите. Как мы ржали, это надо было видеть! Ну, что делать, поехали дальше, нашли омоновцев, рассказали им все как было, они вместе с нами поржали. И под конец,
подробно рассказали, куда и как ехать. Дремучий народ, эти горноалтайцы, спасу нет. Как так? Жить в своем родном городе и не знать своих же улиц. Ладно бы эта самая Пимокатная где-нибудь на отшибе была, а то - чуть ли не центр города...Так нет же! Барнаульский ОМОН и то лучше них, оленей, город знает.
- Интересно, а что это барнаульцы делали в Горно-Алтайске? - с подковыркой спросил Фюрер. - Это же другая республика, совсем не ихняя территория.
- Ну и что? Барнаульский ОМОН и Горный Алтай курирует, и Алтайский край. Куда прикажут ехать в рейд, туда и едут. Чечня тоже не ихняя территория, однако и там они тоже были...
Олег Моряк, слабослышащий обувщик первого курса, имел крайне нехорошую
привычку: когда он был пьян, то дергался на всех подряд. Типа, какой я крутой, а вы все - лохи.
Он и ходил-то пьяным, расставив руки в стороны, согнув их в локтях и
переваливаясь. Короче, блатного из себя изображал. Как в анекдоте, право слово: когда трезвый, человек - человеком, когда напьется -
то не так свистишь, то не так летаешь...
На Чикатило, Рудена и Фюрера глухари поперву тоже наезжали, пока Чебак им не объяснил, что лучше этого не делать. Они и не наезжали, пока были трезвыми.
Один раз Конь, сука такая, внезапно вывернул руку Чикатиле и, забрав у него сигарету, вразвалочку удалился. Руден, узнав у трясущегося от ярости Алексея, в чем дело, поймал Коня и доходчиво, жестами, растолковал тому, что если он еще раз вытворит нечто подобное - сядет в тюрьму, надолго.
Руден с Борманом потом говорили Чикатиле:
- Глухари до жути боятся тюрьмы. Поэтому, если не хочешь беспокоить по
пустякам своих парней, говори им про тюрьму, милицию. Покажи им свою ксиву, чтобы они прониклись и они сядут на жопу.
Наутро Конь подошел к Чикатиле:
- Я тебя вчера обида? Извинять, пожалуйста! Больше не будет, честно!
Чикатило жестами просемафорил: на первый раз прощаю, но если подобное
повторится, сюда приедет милиция, мои друзья и переломают тебе все кости, какие есть. И достал свою пенсионку, продемонстрировав ее Коню. Тот забыл про свое похмелье и стал горячо заверять, что все понял...
Неизвестно, чем думал Моряк, когда решил наехать на Бека. И неизвестно, думал ли он вообще. Но факт оставался фактом - Моряк рыпнулся на Бека.
И вот тут Бек себя и проявил. Ему просто-напросто надоело терпеть, когда его стал хлопать по плечам какой-то дохляк. Кулаки у Бека были самую чуточку поменьше, чем голова Чикатилы. И эта, с позволения сказать, кувалда с коротким чавкающим звуком впечаталась в лицо
Моряка. Четыре метра, расстояние от двери до окна, Олег пролетел, не касаясь пола. Когда он с грохотом рухнул на пол, самортизировав о подоконник, то он был уже трезвым. Поднявшись с пола, с ужасом глядя на Бека, держась за челюсть, он бочком-бочком обошел его и скрылся из вида.
Бек молча вошел в комнату и стал вытираться. В коридоре раздался топот ног, приближавшийся к 20-й. Дверь с треском распахнулась и влетел Вертолет. Сначала Чикатило не врубился, что его так удивило. Лишь потом до него дошло: полный глухарь Вертолет... говорил! Точнее, орал во все горло:
- Ты песец! Зачем бить?! Савтра приходить наш много друг, бить ты!
Ух ты, мимолетно восхитился Чикатило, как шпарит! Чудо произошло, не иначе...
В двадцатой мгновенно стало не протиснуться. Примчался Конь, подбежали
пацаны-слесаря. Фюрер, хлопая глазами, недоуменно спросил:
- А из-за чего, собственно, хипеж? Бек?
- Я в рыло Моряку засветил, задолбал уже, баран.
Подбежали воспитка по прозвищу Добрая и психолог. Кое-как разобравшись в происходящем, они стали выпихивать глухарей. Гам стоял невообразимый, оглохнуть можно было. Основное действие переместилось в коридор. Добрая орала, чтобы все расходились по комнатам, Конь с Вертолетом орали, угрожая Беку, Руден с Чикатилой орали на глухарей, угрожая, в свою очередь, глухарям. Бедлам стоял еще тот.
Тут поднялись глухари из 6-й, числом трое. Моряк уже и до них успел сгонять. Они постояли-постояли и обратно спустились, махнув на все руками.
Ну конечно, они же не дураки, втроем на толпу кидаться, ехидно усмехнулся про себя Чикатило, чем бы серьезным они там не владели.
Надо заметить, что почти все были слегка нетрезвыми, так сказать. И глухари, и говорящие. Бек, засунув руки в карманы штанов, спокойно стоял напротив ''танцующего'' перед ним Конем. А тот аж слюной брызгал:
- Ты жить не будет! Мои друзья тебя резать! Я сам тебя резать!
Бляха-муха, надоел мне этот балаган, подумал Алексей.
- Слышь, ты! - схватив за руку Коня, он развернул его к себе. - Ты Боксера Диму знаешь? Ты знаешь, что он сказал? Он сказал, что вас бить можно.
Конь вылупился на Чикатило и как-то неуверенно потрепал себя за ухо: мол, врешь.
- Не веришь? - уже более уверенно продолжал жестикулировать Алексей. - Завтра он сюда придет, ты у него сам спроси. Давайте, все по комнатам, а завтра поговорим, когда трезвые будем...
Валерьяновна удивленно смотрела на еле стоящего на ногах Чикатило. Тот
ухарски ей подмигнул: учитесь, мадам психолог, конфликты гасить.
Руден пробормотал:
- Молодец, зема, вовремя сообразил. Я и забыл про Боксера.
Когда на этаже стало тихо, парни вернулись в свою комнату и закрылись. Фюрер достал из-под подушки пластиковую двухлитровую бутылку, где еще плескалось чуть больше половины.
- Ну что, продолжим чаепитие? Ох и воплей завтра будет, мать-перемать!
- На кого, на нас? - спросил Чикатило. - Да ну! Вот на восемнадцатой завтра оттопырятся, как пить дать. Сначала - Мама, потом - Боксер. Фюрер, ты как, в состоянии переговоры вести?
- Да вроде бы. А что? Ты что там опять придумал, маньяк клонированный?
- Ты вот что. Побазарь с Доброй, толкни ей, что глухари первыми начали, что Бек не виноват. Чтобы она нас в рапорт не закатывала. Понял?
И Чикатило отрубился прямо за столом. Бек аккуратно перенес его в кровать, снял с него очки и уложил. А пацаны пили часов до двух ночи...
Фюрер-таки поговорил с Доброй, но она и так не собиралась записывать 20-ю в рапорт. Мало того, сказала:
- Хотите пить, ради бога - пейте. Вы не буйные ребята, себя умеете
контролировать, в отличие от лозоплетов...
Сущая правда, между прочим. Когда эти слабоумные ребятишки напивались, то, как правило, начинали драться между собой. Не было им резона с другими махаться. Особенно после того, как они попробовали драться с обувщиками, но те их быстренько ушатали...
В коридоре было слышно, как Мама Света орет на глухарей. Досталось им тогда, по полной программе, как Чикатило и предполагал. Потом Мама, смеясь, рассказывала всей группе в цеху:
- То, что Бек врезал Олегу - только с одной стороны правильно. Шелковые теперь будут, надолго. С другой же стороны - ты, Бекназар, мог его покалечить или убить. С твоими то маховиками это не трудно. Но больше всех меня удивил наш Дима. Он сразу же, как проснулся, стал орать на Олега. И даже козлом его обозвал. Он же что вчера своим глухонемым сказал: Бек меня ударил просто так, ни за что. Вот они и встали в дыбы. А сегодня, видите ли, разобрались... Хорошо, что двадцатая вчера трезвая была. А то могло быть хуже.
Молодец, Николаевна, подумал Алексей, не подвела.
А Мама Света, как обычно, начала новую религиозную лекцию. На тему:
агрессивность - нехорошо...
Боксер зашел в 20-ю еще до начала своей тренировки. Внимательно выслушал Рудена, показал большой палец Беку и сказал:
- Пойду добавлю. Сколько раз говорил: ведите себя по-человечески. Не понимают по-хорошему. Буду по-плохому.
Фюрер пошевелил усами:
- Все боялись глухарей, пока двадцатая за дело не взялась. Бригада! Горячая двадцатка! Ну ничего, теперь они нас зауважают...
Так оно потом и было. Рудена глухари уважали за то, что он дружил с Ларисой,
Бека - за то, что сильный и смелый, Чикатилу - за его друзей и за то, что он был справедливый, а Фюрера - за то, что он был другом всех вышеперечисленных. По крайней мере, Женя Кузема именно так всё и расписал...
А к Беку, помимо всего прочего, стала клеиться Ларисина подруга - Рита. Девка, на взгляд Чикатилы, красоты необыкновенной. Хотя Бек и Руден этого взгляда решительно не разделяли. Ну что ж, на вкус и цвет товарищей нет...
ГЛАВА 14.
Биджо шел навстречу Чикатило, закрывая левой рукой левый же глаз. Вид у Биджо был какой-то помятый, какой-то не такой.
- Ну-ка, ну-ка, Фатима, открой личико, - подошел к нему Алексей.
Костя убрал руку. Хороший такой синяк, с душой поставленный, на весь глаз.
- Кто, за что? - спросил Алексей, закуривая.
- Ванька Мороз, - буркнул Биджо. - Дурь ему девать некуда.
Тут в умывалку зашел сам Мороз, злой, как собака. Увидев Биджо, он на ходу размахнулся. И если бы Чикатило не перехватил его руку, Биджо, как пить дать, получил бы еще один фингал.
Иван, вырываясь, заорал:
- Погоди, Чикатило, дай я ему еще врежу, суке! Гондон дырявый!
- Угомонись! - рявкнул Алексей, оттолкнув Мороза. Тот, красный, как вареный рак, тяжело дышал и взглядом буравил Биджо.
- А теперь тихо и спокойно, объясни, с чего ты на него взъелся?
- Зря ты за него впрягаешься, Чикатило. Это же черт натуральный! Гнида
конченная! Знаешь, что он сделал? Вашего Банзая пытался заставить носки стирать. Перед бабами красовался. Чикатило, ты же меня знаешь, я просто так хрен кого трону...
Алексей кивнул. У Мороза было очень развито чувство справедливости. И просто так, действительно, никого и пальцем не трогал, не то что кулаком.
Алексей повернулся к Биджо:
- Это как же, твою мать, прикажите понимать? Крылья расправил?
- Так это... Я, типа, пошутил, я же не всерьез.
- Да ну? Правда, что ли? - протянул Иван. - Ну, извини, брат, погорячился. Только почему Банзай до сих пор плачет? Ты, случайно, не знаешь? А пошли у него спросим, а? Или у пацанов в телевизионке спросим, как ты ему угрожал. Как грозился ему глаза русскими сделать. Что, тоже - шутка? Не знаю, как ты, Чикатило, а я таких шуток не понимаю.
Алексей приблизился к Биджо и прошипел, сделав страшное лицо:
- Не дай бог, это - правда. В таком случае, ты сам будешь у Банзая ВСЕ белье стирать, гарантирую. И пацанам разрешу тебя гонять, как волка позорного. И не дай бог, ты кого-нибудь сдашь. Удавлю, собственными руками...
Народ, смотревший телевизор времен застойного периода, все подтвердил. И через две недели Биджо не выдержал. Он попросил своего мастера досрочно отправить его домой, на практику. Неизвестно, что он там напел, но его просьбу выполнили...
Как-то раз, еще в начале октября, слесаря - второкурсники забухали, не по-детски. И Дима Каратэ попытался заставить Паука сгонять за добавкой. Дело происходило в 20-й, но никто за Паука встревать не стал, хотя все были на месте. Просто хотелось посмотреть, на что Паук способен, как ''боец спецназа''...
Оказалось - ни на что. Тряпкой половой оказался Паук, всего-то. Если бы он действительно служил раньше в войсках специального назначения, он бы смог аккуратненько вырубить Каратэ, легко и ненавязчиво. Вот так и вранье наружу и выходит...
Чтобы в дальнейшем оградить парней из своей группы от подобной ''дедовщины'', Алексей договорился с Антоном Шрамом, наиболее авторитетным парнем среди слесарей, чтобы в будущем такого не повторялось. Шрам пообещал проследить за этим...
Но у Каратэ иногда по пьянке куку замыкало, довольно чувствительно для
окружающих. Под руку ему, как назло, подвернулся Банзай. Каратэ приказал, буквально, сгонять в магазин. Роберт отказался. Тогда Каратэ
стал швырять тщедушного Банзая по всему коридору. Тот еле вырвался и забежал в 20-ю. Дима вломился следом, сперва не поняв, куда он, собственно, забурился. Только потом, рассмотрев Бека и Чикатилу, он ретировался, успев все-таки дать Банзаю пинка.
Алексей, по пояс голый, выскочил из комнаты следом, но Каратэ уже и след простыл. И Чикатило, кубарем скатившись на первый этаж, стал ногой пинать по двери тринадцатой комнаты, где и жили слесаря.
Отпихнув Музыку, открывшего дверь, он ворвался в комнату. Помимо слесарей, там были две девчонки из ''сто одиннадцатой''. Обе лежали со Шрамом, еле уместившись в койке. Все ошарашенно глазели на Чикатило.
Столкнув Хохла, он взял его стул, развернул в воздухе и с грохотом утвердил его напротив койки Шрама. Сел на стул и ощерился, глядя на Антона своим коронным ментовским взглядом:
- Я думал, что ты вышку держишь среди своих балбесов. А мои глаза видят нечто противоположное. Почему так, Антон? Ты своих предупредил, чтобы они моих парней не задевали?
- Обижаешь, Чикатило! В тот же день и довел до всеобщего сведения, отвечаю.
- Значит, один из твоих плюет на твои слова, а следовательно, на тебя тоже. Так выходит, что ли? Сперва один, потом, глядишь - другой. А дальше что будет?
Шрам вскочил:
- Так, короче, Чикатило. КТО? И на кого?
- Каратэ. На Банзая. Чуешь разницу в весовых категориях? Я, сразу признаю, с Каратэ не справлюсь. Но, Антон, у меня есть мои друзья, местные. И не вам или кому-либо с ними тягаться. Мне им звонить? Или сами разрулим?
Антон побагровел и выдал такой отборнейший мат, что ему позавидовал бы
любой боцман. Девки вжались в стенку. Судя по всему, ТАКОГО Антона они еще, бедолаги, не знали. Да и Чикатило выглядел сейчас не лучшим образом...
Добро пожаловать в ад, про себя усмехнулся Алексей.
Шрам, тяжело дыша, прохрипел:
- Найти его, бегом!
Несколько слесарей опрометью бросились исполнять приказ, едва не сшибая друг друга.
Шрам безумными глазами посмотрел на Чикатило. Тот даже не шелохнулся.
Антон криво ухмыльнулся:
- Неплохо держишься, уважаю. Ах да, ты же сын мента, я и забыл... В общем так, Чикатило. Никому звонить не нужно и ты не напрягайся. С Каратэ я сам разберусь. У него третья группа инвалидности, будет первая. Больше ''дедовщины'' не будет, слово пацана даю. За другие случаи не ручаюсь. Если что, на тебя можно рассчитывать? Я же не могу на части разорваться, тоже пойми... Банзай - это Роберт? Малолетка? Понятно. Разберусь, обещаю.
Фюрер вскинулся:
- Слава богу! Вернулся наконец-то. Сударь, да вы мертвецки пьяны!
Чикатило мотнул головой:
- Ик! Я не пьян. Я - труп!
Снял очки, аккуратно положил их на полку и только после этого рухнул на свою койку.
Бек заржал:
- Называется - пошел на разборку, попал к теще на блины. Ну, Чикатило. Ну, перец. Руден, вы все такие, алтайские, крученые?
- Через одного, - буркнул Игорь. - Не мешай слушать.
Руден недавно купил с рук магнитофон, с усилителем и двумя колонками по двадцать пять ватт, каждая. До отбоя он гонял кассеты с блатной музыкой, которая также нравилась Фюреру и Беку. Зато Чикатило эту ''блатную романтику'' и за музыку-то не считал. А после отбоя Руден брал у слесарей китайский магнитофончик с радио и через наушники слушал его. Один раз, ночью, Руден увлекся и загрохотал во все горло. Чикатило с Беком шикнули на него: тише ржи. Руден не услышал, из-за наушников. Во второй раз предупреждать не стали. Просто взяли и закидали его тапочками. Матов было...
Утром зашел Каратэ, весь всклокоченный и суетливый:
- А где ваш Банзай? Ни хрена не помню, что вчера делал. Шрам бани дал. Надо бы извиниться перед Робертом, а то говорят, что я его вчера на пинках носил. Чикатило, только не звони никому, ладно?
- Посмотрим на твое поведение. У вас там, в комнате, ничего не осталось? А то дыня трещит, аж не могу.
- Спускайся, подлечим, - подмигнул Каратэ.
Но похмелиться Чикатило не успел. В комнату ворвался трясущийся Семен и забубнил:
- Чикатило, тебя Рыбак просит зайти, срочно!
Лицо у Семена было белым как мел и глаза были навыкат, едва из орбит не вылезали. Алексей спросил устало:
- Что там на этот раз?
- Зайди, говорю, увидишь...
Рыбак стоял у окна, спиной к дверям:
- Чикатило, ты? - спросил он, не оборачиваясь. - Подойди сюда, будь другом.
Алексей подошел к Коляну и заглянул через его плечо. Твою мать...
На подоконнике стояла литровая банка, куда стекала кровь из руки Рыбака, точнее, из левого запястья.
- Все вопросы потом, - спокойно сказал чуть побледневший Рыбак. - Сможешь найти спирт, иголку с ниткой и бинт?
Чикатило, не проронив ни слова, помчался в 13-ю.
Шрам, слегка опухший, аж передернулся:
- Ты чего такой взмыленный?
- Антоха, спирт или водку, быстро, потом все объясню. Быстрее, Антон, пацан кровью исходит!
К чести Шрама, тот сориентировался мгновенно. Рывком вытащив из-под
подушки полторашку, он метнул ее Чикатиле. Тот, поймав ее двумя руками, выбежал из комнаты и расталкивая встречных, рванул в свою комнату. В тумбочке он нашарил катушку ниток с воткнутой в нее иголкой и рулончик бинта, который неизвестно зачем приволок Фюрер. Пригодился, однако, кто бы мог знать.
И со всем этим Чикатило заскочил в 21-ю:
- Семен, выйди и закрой нас. В комнате никого нет, понял? Соловей где?
- У тетки, в городе.
- Тем лучше. Все, закрывай нас.
Вот где в первый раз пригодились все уроки по ОБЖ, точнее, один урок - ''Первая помощь пострадавшему от ножевого ранения или пореза''.
Ремнем перетянув чуть выше раны, Чикатило спросил:
- Где ты так умудрился?
- А нигде, сам себя полоснул бритвой...
- Ты что, в голову трахнутый, что ли? - изумился Чикатило, пропитывая бинт спиртом. - Ну и зачем?
- Дай бинт, я сам... Понимаешь, Чикатило, тут такая фигня имеет место быть, называется - любовь, причем безответная.
- Понимаю, у самого - аналогично... Только вены вскрывать зачем, баран ты безрогий?
- Ничего подобного! Смотри.
Вон оно что... Рыбак секанул не поперек, а вдоль руки. Ясно.
- Дурную кровь хотел спустить? Как в старину?
- Ну да. Просто настроение какое-то хмарное, ядовитое, что ли, не знаю, как правильно выразиться. А тут еще и Натаха мозги парит...
Чикатило хотел было отпустить кое-что в адрес этой самой Натахи, но не стал. Никогда не лезь в ссоры между женой и мужем, или между влюбленными. Сам же крайним и останешься. Бывали, обжигались, как же...
Кровь уже остановилась и Рыбак взял в правую руку иголку с уже вдетой в нее ниткой. Сам себе сноровисто наложив четыре шва, он попросил:
- Забинтуй, не в падлу.
Чикатило спросил:
- Я что-то не догоняю, ты боль чувствуешь или нет? А то про вас, трепанаторов, столько баек ходит, что вы чуть ли не терминаторы...
Рыбак усмехнулся:
- Смотря какая часть черепа и мозга задеты. Лично я - не чувствую. Меня хоть на ремни режь, я и слова не пикну. Раньше - чувствовал, сейчас - нет...
Алексей раньше никогда не оказывал помощь раненым и порезанным. Не потому, что не хотел, вовсе нет. Просто не было в его жизни ситуаций, таких, где бы пролилась кровь. Своя не в счет, понятное дело...
И до случая с Рыбаком он не знал, испугается ли он вида крови или нет, грохнется в обморок или нет, вырвет его или нет.
Ничего подобного. И крови не испугался, и в обморок не упал, и не вырвало. Ни тогда, ни потом...
ГЛАВА 15.
20-я любила вкусно и сытно покушать. И Мама Света, и парни по этому поводу недоумевали:
- Да что такое? Как ни зайдем, они все время едят! В любое время суток заходим - едят. Вы, парни, уже потолстели. Не замечали? Однако, так и есть.
Чикатило схохмил:
- Есть такой стишок, начало не помню, а концовка такая: ''Ласково мама смотрит на сына, когда ж ты нажрешься, хромая скотина''... Бек, ты глазами-то не сверкай так гневно, я же не виноват, что так придумали. А если так дело дальше пойдет, то к концу первого курса мы будем как Колобок.
- Ага, - кивнул Фюрер. - А к концу второго - как Пончик. Кстати, кто знает, сколько в нем весу?
- Сто семьдесят с копейками, - сказал Чикатило. - Че вы ржете? Он мне сам сказал. Весов пять штук, говорит, уже сломал...
Как-то так повелось, что именно в двадцатой комнате слесаря-швейники, слесаря-бытовики и обувщики устраивали сабантуи.
Чикатило еще в начале октября предложил создать общую кассу. Все, кто
постоянно ел в 20-й, должны были складывать деньги на питание, кто сколько может. Попутно, таким образом, выявляли, кто есть халявщик... И потихоньку старались удалить обуревшего от общего котла.
Таким образом, со временем, от общего стола были ''отречены'' Коленвал и Еврей. Первому прямо в глаза предъявили претензию, а второго - проучили, не без юмора.Еврей любил пить крепкий чай с сахаром. Ну и один раз, когда Еврей заехал в 20-ю на чашку чая, ему вместо банки с сахаром подсунули такую же банку, только с солью.
Надо было видеть его рожу. Еврей, с обидой глядя на гогочущих пацанов, послал всех на ''икс, игрек и что-то еще из высшей математики''.
Впоследствии Еврей появлялся в 20-й только тогда, когда там шел гульбан.
Фюрер, в одной из пьянок, булькнул: мол, мы не толпа, мы - бригада. Сравнение всем очень понравилось. С тех пор началось - бригада, бригада... Даже ''гимн'' себе выбрали - ''Бригада'', в аранжировке группы ''Триплекс''. Дети малые, ей-богу.
Бригада собиралась нехилая, по количеству. Одиннадцать человек, ни много, ни мало. И когда эти одиннадцать ''мафиозников'' собирались вместе, чтобы дружно выпить - было тесно, шумно и весело.
В бригаду входили:
Алексей Чикатило, дэцэпешник;
Игорь Руден, с проблемными ногами;
Бек, с неправильно сросшейся ногой;
Леха Борман, сердечник;
Виталя Веселый, дэцэпешник;
Вова Коленвал, астматик;
Серега Огонь, после мотоциклетной аварии оставшийся инвалидом;
Колян Рыбак, трепанатор;
Вова Еврей, ампутант-колясочник;
Леха Фюрер, ампутант и Андрей Гуляй, смотрящий, так сказать.
Пьянствовали по накатанной схеме. Между первой и второй - промежуток
небольшой, третья - стоя, не чокаясь, за погибших. Фюрер пил третью так: немного постоит, потом перекрестится рукой со стаканом и жахает. Потом и остальные парни переняли эту привычку. Дальше, как водится,
перекур, потом разговоры. Ну о чем еще можно разговаривать? О жизни, о
политике (в которой разбирались самую малость получше, чем макака в
космонавтике), о бабах, о машинах. Мечтали, рассказывали анекдоты, хвалили друзей, проклинали врагов, восхищались одними, ненавидели других.И конечно же, пели песни, а как же. Пьянка без музыки - это не пьянка, а похороны. В общем, все как у нормальных, полноценных людей.
Конечно, воспитатели гоняли ''веселую банду инвалидов''. Наказывали
трудотерапией, но это уже было как-то привычно. Две воспитки вообще смотрели на эти гульбища сквозь пальцы.
Как-то раз, в конце ноября, ушли в запой переплетчики: Рыбак и Игорь Соловей. Последнему вообще было противопоказано пить, так как у него было белокровие.Как только не воздействовали на Соловья! И психолог с ним занималась, и деньги Соловья хранились у Тортиллы, и несколько раз его отправляли в принудительном порядке в наркологический диспансер.
Бесполезно. Как раньше пил по-страшному, так и потом.
В один из вечеров у Соловья переклинило. Чего-то они с Рыбаком не поделили. Соловей выскочил в коридор и стал орать во все горло:
- Ну иди сюда, ты! Пусть все видят, как я тебя уделывать буду!
Надо заметить, что рост Соловья - метр пятьдесят с гаком, при том, что у Рыбака - далеко за метр семьдесят...
Колян тоже был хорош. Вместо того, чтобы хоть как-то успокоить Игоря, он вышел в коридор, где уже помаленьку собирался народ. Рыбак всех попросил:
- Не вмешивайтесь. Сейчас будет американский боевик.
Когда Соловей налетел на Рыбака, тот продемонстрировал нечто такое, отчего у всех отвисли челюсти.
Чикатило сперва не понял. Потом до него, как говорится, дошло: Рыбак неслабо владел айкидо.Он плавно уходил с линии атаки, изящно крутил Соловья, используя его силу инерции, отчего Соловей буквально порхал по коридору.
- Твою мать! - восхищенно прошептал Фюрер. - Это в каких же он войсках
служил-то, а? Где такому учат?
- Самому интересно, - ответил Чикатило. - Никак не мог он в своей деревне этому научиться. Только в армии. Только где? Сколько знаю парней из зубодробительных войск - ни одного айкидока.
Чикатило быстренько перебрал в уме все элитные войска. Спецназ МВД? Не похоже. Воздушно - десантные силы? Не то. Спецназ ФСБ? Вполне возможно. ГРУ? Наверняка. Морская пехота? Отпадает, не тот типаж. СВР? А хрен их знает, откровенно говоря. Так, что у нас еще имеется? Служба
охраны президента обучает своих волкодавов айкидо, точно. Но Рыбак никак не мог там служить, не та комплекция. Остается анекдотический стройбат, где служат такие матерые головорезы, что им даже оружия не дают...
Фюрер сказал:
- У меня три варианта: ФСБ, СВР, ГРУ. Больше не знаю.
- Аналогично. Только вот разведка - вряд ли. Ладно, Фюрер, потом у него спросим, чего голову зря ломать.
Фюрер с Чикатило ошиблись.
Впоследствии Рыбак признался, что да, служил в армии, да, не в стройбате.Вот только не в Федеральной службе безопасности, не в Службе внешней разведки и уж никак не в Главном разведывательном управлении.
- Туда таких дураков, как я, не берут, - рассказывал Колян, криво усмехаясь. - Я служил в ''смертниках'' - ДГМ МО. И неудивительно, что вы про эту спецгруппу не знаете. Формально ДГМ не существует. Это, парни, расшифровывается так: диверсионная группа минирования.
Наша группа относится к ведомству Министерства обороны. Так сказать,
последняя линия обороны. Допустим, идет война. Наши отступают. Вот тогда в дело вступаем мы. Минируем пути отхода, закрепляемся сами и изо всех сил стараемся противника задержать, чтобы наши смогли отступить как можно дальше. Причем группа раздваивается: одни ввязываются в бой, другие в это время пакостят с хвоста наступающих. Кончились боеприпасы - извольте вступить в рукопашку, до тех пор, пока все не сдохнете... Вот в ДГМ и научили убивать и калечить. Был у нас один инструктор, здорово владел ''йосинканом'' - одним из стилей айкидо. Он нас и тренировал. Кстати, Чикатило, ты вроде говорил, что занимался айкидо?
- Да так, мало-помалу. Я только пару приемов и запомнил. Выручало несколько раз, правда. Приходилось применять. Простейшие приемы, но эффективные.
- А ну-ка, продемонстрируй. Я хочу посмотреть и сравнить со своими.
Чикатило и Рыбак встали посреди комнаты, друг напротив друга. Колян внезапно схватил Алексея за шиворот правой рукой. Чикатило, сделав шаг назад и чуть наклонившись, одной рукой вывернул кисть Рыбака и чуток надавил на нее. Колян, ожидавший, судя по всему, другого, от
неожиданности вскрикнул и упал на колени.
- Колян, как так? - не понял Алексей. - Ты же боль не чувствуешь. Что ты тогда орешь?
-Это ДРУГАЯ боль, ее я чувствую. Резанную - не чувствую, а когда кости
выворачивают - чую. Неплохо, Чикатило. А второй?
В итоге Рыбак лежал на полу. Прием сложно описать словами, его нужно видеть. Поднявшись, Колян заметил:
- Ты работаешь в мягком стиле - ''айкикай'', верно? Так вот, мой стиль стоит на пару ступенек выше твоего. Я им могу убить человека, а ты своим - нет.
- Я знаю, - кивнул Чикатило. - Я к этому и не стремлюсь, не та натура.
Алексей не стал упоминать своего знакомого морского пехотинца, научившего кое-чему в одной из пьянок...
Алексей толкнул дверь своей комнаты, намереваясь войти, но та оказалась заперта. Странно, время-то уже к отбою. Где их черти носят?
Чикатило сам только что пришел с улицы. Гулял с девчонками из ''семерки''. Пить - не пили. Дамам захотелось просто побродить по парку и позвали с собой Алексея, на что он с радостью согласился. Ну еще бы...
На условную дробь открыл... Адвокат.
- Не понял, что за дела? - протянул Чикатило, зайдя в 20-ю.
Бек, Руден и Сережа Грань, обувщик-второкурсник, толпились у настежь
распахнутого окна. Перегнувшись через подоконник, они что-то высматривали внизу. Свет был погашен, что совсем интересно.
С улицы послышался свист. Бек что-то скинул вниз. Через несколько секунд в комнате появился новый персонаж. Кто именно, Чикатило в темноте не мог разглядеть. Свет зажгли после того, как закрыли окно. Тем самым персонажем оказался Рыбак, а непонятным предметом - пожарный рукав, который до этого лежал себе спокойно в шкафу, возле бытовки.
Что характерно, Грань, Адвокат и Рыбак были готовыми. И тут Чикатило понял, что тут происходит: Рыбак ходил за добавкой...
- А почему через нас, а не через третью? - поинтересовался Алексей.
- У них на зиму все закупорено, - пояснил Адвокат. - Теперь - до весны. А закроют на зиму у вас, будем сигать через двадцать пятую. Она зимой - самая жаркая хата, ее никогда не утепляют.
Рыбак потом много раз по пожарному рукаву спускался вниз, покупал ''горючее'', и так же по рукаву, возвращался на исходную позицию.
Чикатило один раз спросил у него, зачем он это делает.
- А мне в кайф, - огорошил его Рыбак. - Понимаешь, такое дело. Я в последнее время испытываю острое желание дать кому-нибудь в дыню. Ну не в ''сотке'' же бить, в самом-то деле. Домой отправят быстрее, чем я ''мама'' успею сказать. Потому-то я и хожу, в надежде напороться...
- Ну и как, напоролся?
- Один раз двоих оставил лежать. Не до смерти, не выпучивай глаза. Так, кусты ими украсил, делов-то на пять секунд. Максимум - на семь...
ГЛАВА 16.
И до двадцатого декабря все пьянки, (а они были почти каждый день), протекали относительно спокойно. Никто никого не бил, не было никаких разборок, никто не летал по коридору на бреющем.
А вот двадцатого декабря - как прорвало.
По словам одной девчонки, учившейся уже седьмой (!) год, такого массового побоища не было в ''сотке'' лет пять...
Если спросить у любого из ''сотовой бригады'', какие дни были самые кровавые, то каждый из них, не задумываясь, назовет ровным счетом три даты: 20 декабря 2002 года, 11 февраля 2003 года и 13 февраля, того же года.Это если у кого память хорошая. А у кого с ней на даты плохо - все равно расскажет о событиях, которые произошли именно в эти три дня...
И если декабрьская ''битва'' - в принципе, нормальное явление для всех
общежитий, то в феврале поседели многие из ''бригады''...
Двадцатого декабря произошел беспрецедентный случай: Мишка Паук, съездив домой, привез деньги в ''общак'', полную спортивную сумку еды и две ''полторашки'' самогона. Про последнее он молчал до самого вечера, паразит. А сначала, выгрузив хавку и отдав Чикатиле деньги, он предложил ему съездить с ним в одно место...
- Куда хоть едем? - спросил Чикатило, когда они вышли на улицу.
- А никуда. Пошли вдвоем пива или водки попьем. Да и поговорим заодно, о твоей дальнейшей жизни.
- В каком смысле?
- В личном. Ты какого черта за эту Гульку вцепился? Давай я тебе бабу найду. Потом сам спасибо скажешь!
И Мишка стал перечислять достоинства той, которую он хотел сосватать
Чикатиле. Выйдя из магазина с бутылкой водки и двухлитровым баллоном газировки, они сели на спинку скамейки в каком-то дворе. Откупорили сосуды. Пили прямо из горлышка. Глоток водки, два - три глотка лимонада. Лепота... Если учесть, что пили на полупустой желудок.
И Чикатило закатил речь:
- Идеальная баба, навроде той, про которую ты мне так живописно рассказывал, существует только в сказках и в кино. В реальной жизни так не бывает. Обжигался, знаю... Теперь насчет Гульки. Миха, заруби себе на башке: никогда не лезь в чужую личную жизнь, даже если твои намерения насквозь благородны. Это благородство всегда выходит боком, для всех. Я же тебя не критикую за Альфию. Вот и ты не лезь в душу с сапогами.
- Да ты пойми, на тебя смотреть больно, сердце кровью обливается. Она же тебя крутит, как не знаю кого. И потом, я ведь не зря весь этот базар затеял. На тебя одна баба запала, хошха ты тупоголовая!
Чикатило подавился водкой и закашлялся. Паук похлопал его по спине. Так, что Алексей начал опасаться, как бы позвоночник не ссыпался в трусы.
- Кто такая? И ты-то откуда знаешь?
- Нет, ты в натуре - ишка! Да ты с ней почти каждый день видишься...
Чикатило озадаченно посмотрел на Паука:
- Зато ты такой загадочный, как три рубля одной купюрой. Колись, Кривой, раньше сядешь - раньше выйдешь... Ну откуда я знаю, если я каждый день сотни три баб вижу, всех мастей. НАША?
Паук отрицательно помотал головой, улыбаясь.
- Гулькина подруга. Надька.
- Че-е-во-о?! Да она в мою сторону и не смотрит! Чего ты мне пилишь?
Паук горестно посмотрел вверх:
- Ишка в квадрате, если не в кубе. Чикатило, у тебя вроде бы четыре глаза, а дальше своего носа не видишь. Вот запал ты на Гульку и все! И весь свет она тебе затмила! Для тебя теперь что, других баб не существует?
Алексей тихо сказал:
- Знаешь, Паук, так и есть. Как выражается мой друг Фикса: не ем, не сплю, страдаю я, и понял я, что лав пришел...
Мишка взвыл:
- Как тут все запущено! Смотри, Чикатило, я тебя честно предупредил: тебя любят. Потом локти кусать будешь. Когда и Гулька тебя продинамит, и Надьку упустишь... Допивай и пошли, а то на ужин опоздаем.
После ужина, в комнате, Паук достал из-под матраса три литра самогона:
- Пейте без меня. Я - к своей.
Чикатило догнал водку тремя стопками самогона и плавно перешел в ''коматозное состояние''. А ''бригада'' продолжала квасить. То ли самогон был таким термоядерным, то ли еще что, но у всех, кто его пил, сорвало крыши, напрочь.
В это время, внизу, на первом этаже, пили слесаря-втораки, вместе с
заготовщиками...
Утром, 21-го, Чикатило проснулся задолго до подъема. Открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, резанувшего по глазам. Проморгавшись, он с трудом встал. Как встал, так и сел. Ноги не держали, абсолютно.
А почему это, собственно говоря, в комнате горит свет? А эт-то еще что за натюрморт...
Нашарив на полке очки и одев их, Чикатило аж содрогнулся. Голова Рудена, равно как и подушка, была вся в крови. Собственно, кровь была везде, по всей комнате: на постели, на стенах, на полу, на одежде.
Чикатило заорал:
- Руден!!! - и попробовал снова встать на ноги.
Получилось. На полусогнутых подковыляв к Игорю, он осторожно, как смог, повернул его голову влево. Руден застонал. Из-за засохшей крови трудно было понять что-либо. Ну, хоть живой, и то слава богу.
Заворочался Бек, зашевелился Паук. Чикатило снова заорал:
- Бек! Мишка! Уроды, мать вашу, вы что вчера натворили?! Да вставайте вы, гондоны!
Паук соскочил с койки. Бек нехотя вылез из-под одеяла.
- Что ты разорался? Ох, ни хрена себе... А что вчера было-то, а? Бли-ин, не помню ни черта.
- На кулаки свои глянь, - нервно хихикнул Паук
Бек недоуменно обозрел свои маховики. Костяшки сбиты в хлам, на них тоже кровь...
Руден открыл глаза:
- Идиоты, что же мы натворили, в рот чих-пых.
Дверь открылась и ввалился Фюрер, такой же опухший и благоухающий свежим перегаром.
- М-да, - протянул Бек. - Я сегодня не такой, как был вчера...
Фюрер, сев на койку, пошевелил усами:
- С одной стороны, майор, тебе крупно повезло, что ты вчера вырубился. Тоже бы огребся по самое не хочу, как пить дать. А с другой стороны - ты вчера такие кадры пропустил! В боевиках такого не было и вряд ли будет...
Вздохнув, Чикатило процедил:
- Вертел я твои кадры на одном половом органе. Что вы, уроды, вчера откололи?
Руден, отмывая мокрым полотенцем свою голову, шипя и охая, стал рассказывать:
- Что-что, передрались все, всего и делов. Сначала мы с Беком выцепили Чебака и вломили ему. Как он удирал, ты бы видел! Аж из своих тапочек выпрыгнул. Бек ему вдогонку металлической шваброй запулил, правда, не попал...
- Ну, оно и понятно, - хихикнул Фюрер. - Выражаясь по-научному - скорость бега Чебака несколько превышала скорость полета швабры.
Доигрался Чебак, мимолетно оскалился Чикатило, к этому давно шло.
Чебак поначалу прикидывался, что он абсолютно нормальный человек. А в ''сотку'' попал якобы из-за того, чтобы отмазаться от армии. Это потом стало понятно, что он стоит рядышком с Косяком. Рыпался на всех подряд, грозился своими грузинами... Дорыпался, значит, догрозился.
- Ну а потом Бек куда-то делся, - продолжал Руден. - Гляжу, Еврей катит, тоже кривой, тачанка синусоиду чертит. Вышли мы с ним на улицу покурить. А там солдат какой-то стоит. Еврей на него и попер: мол, ты, салага, прапорщиков уважаешь? Тот: да я их терпеть, сук, не могу. Ну, Еврей и взбеленился. Как он это сделал - понятия не имею. Подрывается с коляски, прыгает ему на грудь и оба падают на землю. Еврей солдата сверху трамбует, я сбоку его пинаю, руки в карманах. Замесили мы его, короче...
- Это вам простой солдат попался, не СПЕЦИАЛЬНЫЙ, - заметил Фюрер. - А был бы на его месте какой-нибудь десантник, к примеру - было бы все с точностью до наоборот. Дальше что?
- Тут выходит Батя, охранник, загнал нас обратно и вызвал ''скорую''. Она минут через десять приехала и забрала этого солдата...
- Хорошо, что у вас хватило ума на Батю не кинуться, - хмыкнул Чикатило.
- А что было бы?
- Да так, ничего особенного. У Бати сын - капитан милиции, в спецотряде быстрого реагирования работает... Комментарии излишни, я полагаю.
Руден, уже полностью пришедший в себя, удивился:
- Откуда ты все знаешь?
- А я раньше в детской телепередаче работал, ''Хочу все знать'' называется. Ты как дите малое, ей-богу.
- А... Ну да. Ну и все. Мы пошли вроде как наверх. Смотрим, Каратэ стоит, Дрищ, еще пацаны и Равиль Татарин. И что-то слово за слово, прибором по столу - Татарин начал с Евреем рамсить. Я за Еврея впрягся, слесаря - за Татарина. И понеслась звезда по кочкам. Я двоих-то положил, а вот Каратэ мне чем-то башню пробил. Кулаком так голову не пробьешь, по любому, что-то у него в кулаке было, отвечаю. Тут наши ссыпались. В итоге - полобщаги передралось.
Чикатило посмотрел на Бека:
- А ты где был в это время?
Бек немного смутился:
- У глухарок зависал.
Все грохнули. Вот это Бек!
- Ты же их избегаешь, как не знаю кто - кого. Чего это ты вдруг?
- А я помню? Я, когда пьяный, что угодно могу натворить. Сам не знаю, на хрена я туда поперся. Вот трезвый - я их вообще не понимаю, а тут сам семафорил, как Вертолет...
Дверь снова открылась и зашла воспитка, Косая:
- Доброе утро, мальчики! Ой, какие вы у меня сегодня красивые, слов нет. Довожу до вашего сведения, что вы все - в рапорте. Как это за что? А кто вчера пил, я, что ли? Откровенно говоря, мало вам вчера местные дали, могли бы и побольше...
И вышла. Чикатило был в ступоре:
- К-какие еще м-местные? Что она буровит?
Руден хмыкнул:
- Молодцы втораки... Посуди сам, Чикатило. Что нам говорить? Что мы вчера пережрались, как свиньи и переметелились? Вот мы и сказали: мол, пили на карьере и там на нас якобы местные наехали и малость нас побили...
Фюрер восторженно усмехнулся:
- За все, что мы делаем - отвечаем вместе! Бригада! А я вчера лежу себе, читаю. Вдруг слышу - грохот, вопли! Встаю, открываю дверь. Не успел выглянуть - мимо носа швабра просвистела. А, думаю, идите вы все нафиг! И обратно - в койку...
- Елы-палы! - вздохнул Чикатило. - Опять разбираться, опять разруливать. Надоело мне все это дело, честно говоря.
- Да ну! - самоуверенно махнул рукой Фюрер. - Ничего не будет. Ну, подумаешь, перепили, подрались. С кем не бывает?
- Бывает со всеми, проходит не у всех. Хорошо, если преподы съедят всю лапшу, которую вы сочинили на ходу... А если нет? А вдруг Чебак возьмет и всех сдаст?
Фюрер нахмурился:
- Блин, точно. Я об этом и не подумал. Надо хоть предупредить его, что ли, чтоб молчал. Пойду, побазарю...
Когда Фюрер вышел, Руден, со смешанным чувством восхищения и презрения, выматерился.
- Это ты в чей адрес? -поинтересовался Чикатило.
- Да в Чебака, в чей же еще. Сначала я его начал охаживать, вот в чем дело. А он, сука, скользкий, как уж. Если бы не Бек - удрал бы в самом начале.
- Так он и у меня выворачивался, только у меня так просто хрен вывернешься. Успел я ему приложить, аж самому приятно. Это потом, когда я хватку ослабил чуток, он и выскочил из тапочек. Только я не помню, откуда швабра-то взялась...
Мама Света, Тортилла и Катя СС в ложь поверили. И Чебак никого не сдал. Мало того, он во всеуслышание заявил, что зла ни на кого не держит, что все понимает, за что он отоварился, понимает, что вел себя неконкретно и откровенно восхищался Беком:
- От Игоря я бы ушел, как тот колобок. Но тут появился Бек. Ну и куда я денусь от этой дурмашины? Как я вырвался, сам не понял, думать было некогда. Давно я так быстро не бегал...
Двадцатая сидела у себя, до сих пор перебирая в памяти подробности вчерашнего вечера. Руден все время повторял, что Каратэ ну никак не мог пробить ему голову голыми руками, то ли кастет у него был, то ли еще что.
Дверь распахнулась и в комнату ворвались двое: Виталя Деловой и Димка Каратэ, легок на помине.
- Слышь, ты! - с порога заорал Каратэ на Рудена. - Ты что на всех углах всякую хрень несешь?! Ты чего, сука, сплетни раскидываешь, а? Не было у меня в руках ничего, понял?!
На Каратэ страшно было смотреть. Глаза бешеные, рот перекошен, лицо багровое. Руден аж передернулся и на всякий случай отодвинулся подальше, прикрывая руками голову, опасаясь, как бы Каратэ снова не впечатал по ней.
Деловой, с важным видом, поддакнул:
- В натуре, не было. Сам видел.
Как вы меня все достали...
- Каратэ, заткнись нахрен, - тихим голосом прошипел Чикатило. - И так башка по швам трещит. Сядь. Сядь, я сказал.
Димка сел на стул напротив Чикатилы. Деловой остался стоять.
- Леня, ну не было у меня в руках ни трубы, ни кастета, - сказал Димка. - Я сам не знаю, как так вышло, но руки у меня были пустые. Это первое. Второе. Ты, Руден, мне вчера ''олимпийку'' порвал. Ты мне должен три сотни, за нее.
- Ты что, опух? - возмутился Игорь. - Какие три сотни? А ты не думал, сколько ты мне должен за голову? Я тоже могу залупить тебе столько, что в жизни такую сумму не поднимешь.
- Ты не прав, - покосился Деловой на Рудена. - Голова - это не вещь, а
''олимпийка'' денег стоит.
- Короче, ничего не знаю, - отрезал Каратэ. - Не можешь себя по пьянке
контролировать, будешь на деньги попадать.
Чикатило вызверился:
- Ка-акие мы блатные, надо же, а... Ты что тут из себя крутого корежишь? Контролировать, смотри ты, как заговорил. Ты сам-то, когда бухой, много себя контролируешь?! За примером далеко ходить не надо, Банзая вспомни! Контролер, мать твою... Не позорился бы, а? Скажи спасибо, что Банзай тебя не сдал, Фюрер отговорил... В общем так. С пьяного спроса нет и давайте без взаимных претензий. Оба хороши. Вопрос исчерпан? Исчерпан. Всего хорошего...
- И тебе не хворать, - буркнул Каратэ, выходя.
Руден тихо прошептал:
- Хана Деловому. Земляк называется, мать его за ногу. Он недалеко от меня обитает и если он после учебы дома будет жить, я ему устрою райское наслаждение, кровью ссать будет, чума ходячая... Спасибо, Чикатило, за то, что впрягся.
- Кушай с булочкой. Руден, я и тебя сейчас проканифолю, уж не обессудь. Тебе не кажется, что с тех пор, как ты начал ходить - ты начал буреть, натуральным образом? Ты обороты сбрось, пожалуйста. Нет, я не говорю, что надо спускать все хамство, вовсе нет. Просто не нужно самому скотинеть. Ты просто границу чувствуй и все будет тип-топ...
Руден познакомился с одной мадам, по имени Саша. Нормальная девка,
абсолютно здоровая, местная, в ''сотке'' у нее училась подруга, тоже Саша. И Саша-первая часто навещала Сашу-вторую. А поскольку Саша-вторая была частой гостьей в 20-й, то и Саша-первая тоже стала туда наведываться.
Ну вот. Между Игорем и Сашей завязался роман. Из-за Саши-то Руден и бросил глухарку Ларису Два На Полтора.
Чикатило по-прежнему волокся за Гулей, не обращая внимания на
предупреждения Паука и других доброжелателей. Чикатило готовился ко второй стадии своей ''коварной операции'': собирался ''перекрыть кран''. И это несмотря на то, что Чикатило питал все-таки искренние чувства к Гуле.
Фюрер же, бабник этакий, вообще работал на три фронта: Танюха, Гуля и
Катенька-переплетчица, влюбившаяся в него со страшной силой. Над чем Фюрер откровенно насмехался:
- Ну и что, что она дурочка? Зато фигурка какая! И потом: ну не отказывать же даме, которая сама под тебя стелится, а? Вот и я про то же...
К концу первого полугодия пацаны шутили:
- Тут уже не понять, кто с кем. Перетрахались все со всеми так, что Санта-Барбара отдыхает...
Мама Света и Катя СС, принципиальные противницы любовных похождений
внутри ''сотки'', пытались хоть как-то повлиять на ход событий. Частично им это удавалось, но за всеми же не уследишь.
В ''сотке'' существовала такое правило: если ты пошел в какую-нибудь комнату, неважно в какую и зачем, то, прежде, чем войти в нее - внимательно послушай, не скрипят ли там койки... И если ты услышал характерный такой, специфический звук - будь человеком, не ломай кайф влюбленным. Иначе тебя потом самого поломают...
Один раз Чебак, шалун такой, влетел в 20-ю:
- Порнуху будете смотреть? Да нет, не по ящику, а у Ящика, гы-гы! Пошли за мной, только тихо.
Все, кто в это время был в комнате, радостно вывалились в коридор и гуськом потянулись к 26-й комнате, где жил Саня Ящик, лозоплетчик. Кроме него, в ней жили еще два пацана, которые практически ни с кем не общались. Даже не знали, как их зовут.
Ящик получил свою кличку за то, что его назначили ответственным за
телевизионку. Какая у него болячка, чем он страдал - полный мрак. Он был абсолютно нормальным в плане психики, ходил ровно, без перекосов, физических изъянов не было. Как то Ящик обмолвился, что у него в ступнях вставлены титановые кости, так как свои он раздробил в аварии. Ему никто не поверил, потому что уже знали, что Саня - мастак на всякие душещипательные и слезоточивые истории...
Пацаны по очереди приникали к замочной скважине и восхищенно матерились, одними губами. Умудрившись не произвести ни малейшего шума, все, один за одним, смотрели на то, что происходило в 26-й и, пресытившись зрелищем, отходили в сторону, уступая просмотровое место следующему.
Пацаны долго потом поражались изобретательности и фантазии Ящика.
Некоторые даже пытались повторить со своими подружками подсмотренные позы. Впоследствии они удрученно признавались, что у них ТАК ни хрена не получилось, то ли гибкости не хватило, то ли ловкости...
ГЛАВА 17.
Приближался Новый год, а за ним - долгожданные зимние каникулы. Все группы готовились, по традиции, к концерту, посвященному этому событию. Также учащиеся ''сотки'' готовились к не менее традиционной пьянке, которая, как правило, начиналась сразу же после окончания торжественной части.
В этот год концерт назначили на двадцать пятое декабря. Сориентировавшись с этой датой, те, кто жил далеко от Новосибирска, уже заранее взяли билеты, дабы попасть домой. Этим не озадачивались только те, кому домой ехать на электричках. Ну и еще - детдомовские, которых на зимние каникулы всегда оставляли в общаге...
Чикатило с Руденом тоже не волновались. Еще черт знает когда договорились добираться до дому на электричках. Слов нет, долгая песня, зато ощутимая экономия на деньгах, да и вместе - веселее. Более того, в попутчики парням напросились две девчонки: слабослышащая и глухонемая. Одной надо было ехать до Барнаула, как и парням, другой - всего лишь до Черепаново...
Ехать договорились двадцать шестого, в пять тридцать утра, чтобы успеть на первую утреннюю электричку и чтобы не ждать долго пересадки. Таким образом, в Барнауле Игорь, Алексей и Оля оказывались часа в два дня.
Оля-то жила в Барнауле, Алексею до своей ''пряхи'', сиречь, до пригородного поезда, надо было ждать до семи часов, а Игорю вообще - до одиннадцати вечера... И вот, наконец-то - Новый год, так сказать. До обеда, как всегда, был концерт, подготовленный силами учеников. Мама Света в этот раз даже и не пыталась привлечь Алексея к выступлению, заранее зная, что это - дохлый номер. Так же не вышли на сцену Маршал, Еврей и Бек. Костя - по причине хренового самочувствия, а Бек с Евреем упороли домой задолго до двадцать пятого, так с билетами вышло.
Дождавшись, когда отпоются и отпляшутся свои ребята и горячо им
поапплодировав, Чикатило, Фюрер, Борман и Веселый пошли в бытовку, варить, жарить и парить. Вообще то, именно эту бытовку хотели занять обувщики - втораки, но по причине своей малочисленности они от этой затеи отказались. И тогда ее прочно оккупировала ''бригада''.
Остальные пацаны, не занятые в готовке, мотались по оптовым рынкам, по
дешевке скупая все необходимые продукты. Алкоголем озадачился Гуляй,
пообещав надыбать пять литров спирта, которые после несложных процедур
превращались в десять литров водки...
Поскольку отсутствовали Бек, Еврей и Рыбак, то на гулянку напросились другие парни - Банзай, Малой и Калмык, отчего-то сдружившийся с Пауком. Также в эту дружную компанию влился Сергей Василич, земляк Чикатилы и Рудена, окрещенный в свое время Мутантом. Бесспорно, кличка жестокая, но более чем точно отражающая действительность... Тем более, что в глаза Серегу так никто не называл и он, до поры до времени, о своей кличке не ведал ни сном ни духом.
Мутант притащил с собой трех глухарок. Барнаульская Оля в то время дружила с Коленвалом и ее присутствие было понятным. Но вот Рита и Лариса Два На Полтора были там, как говорится, ни в звезду ни в свастику.
В общем, компания подобралась разношерстная, но все-таки - своя. Чикатило хотел, ради прикола, позвать Гулю с Надюшей. Хотелось посмотреть, как Фюрер будет выкручиваться из этой щекотливой ситуации - его Танька была здесь же. Но девчонки к тому времени уже были дома.
Конечно же, и Мама Света, и воспитатели, и другие мастера прекрасно знали, что их подопечные будут пьянствовать. Праздник есть праздник, традиции есть традиции, инвалиды - тоже люди...
И все бы хорошо, но в самом начале гулянки имела место быть небольшая
разборка. На этот раз - за Калмыка.
Сидевшие в бытовке парни услышали грохот, крики. Это Равиль Татарин,
ампутант-заготовщик лупцевал Калмыка. ''Бригада'' высыпала в коридор. Калмык не делал никаких попыток как-то защищаться, хотя Макс утверждал, что в свое время занимался кикбоксингом. Ничем он не занимался, судя по всему. Иначе бы не летал от стены к стене.
Борман с Чикатило вклинились между Калмыком и Татарином и аккуратненько так оттеснили их друг от друга. Тут же, рядом стояли Грань и Грудина, из комнаты Адвоката. Они с удивлением вылупились на пацанов:
- Вы че приперлись, перваки? Дуйте отсюда, пока целы!
- Разуй глаза, балбес! - прошипел Огонь. - Ты на кого батон крошишь, чувырло?! Этот пацан - наш. Понял?
Грудина, засунув руки в карманы брюк, пьяно ухмыльнулся:
- А мне по барабану, чей он. Не будет на баб рыпаться... Он на Серегину Гальку что-то там сказал, то ли обматерил ее, то ли на три буквы послал.
Татарин порывался ударить Калмыка, но Борман держал его крепко.
- Вы что, ребятки, очумели? - удивленно спросил Фюрер. - Сами толком не разобрались, из-за чего хипеж и начали тут права качать. Кто так делает?
- А пошли до баб и у Гальки спросим, что к чему, - вкрадчиво предложил Грань.
Все гурьбой ломанулись в женскую половину общаги. Вызвали из комнаты эту самую Гальку, которую Чикатило с удовольствием бы поимел, если бы у нее с головой был порядок...
- Рассказывай, - потребовал Равиль.
- А че рассказывать, че рассказывать? - недоуменно протянула Галька. - Смотрю - идет по коридору симпатичный мальчик, я с ним поздоровалась, а он на меня что-то такое сказал, а я не расслышала. Все.
- Как все? - оторопел Грань. - Ты же орала, что он тебя послал...
- Я не расслышала, мне показалось.
Чикатило с чувством выдал девятиэтажный мат, Галька вздрогнула.
- И все? - насмешливо поинтересовался Чикатило. - Тебе показалось хрен знает что и ты, дура, подняла из-за этого хай? Я фигею в этой ботве!
Он развернулся и пошел прочь по коридору. Проходя мимо Грудины, Алексей усмехнулся:
- Тоже мне, рыцари нашлись, елы-палы... Пошли, пацаны, больше я в такие игры не играю. Надоело распыляться ни за что.
Грудина сказал вслед:
- Смотри, Чикатило, доиграешься. Я, в натуре, позову блатных из Академгородка и ты им пятьсот рублей отдашь просто так, за то, что они приехали.
- Слышь, ты! - ощерился Чикатило. - Эти твои ''блатные'' - где они найдут деньги?
- Какие деньги? - опешил Грудина.
- Откупные. Им ведь придется заплатить за свой наезд. И тебе, кстати, тоже, куда ж ты денешься. Рискнешь, а? Зови своих, я один выйду, пару слов им скажу. Если они не такие дебилы, как ты - пострадаешь только ты один, причем качественно, от своих же. Ну, а если твои дружки с детства по уму недоразвитые - под пресс пойдут все. Я свое слово сказал. Действуй, Маня!
Тут подлетел глухарь Миша из шестой комнаты и стал ожесточенно
жестикулировать Чикатиле: мол, ты их не трогай, они мои друзья, я тебя за них порву, как британский флаг. Чикатило просто-напросто отпихнул Мишу в сторону и презрительно бросил Грудине:
- Переведи ему все, что я только что сказал, ИХ это тоже касается...
И ушел в бытовку. А Фюрер с Огнем еще долго убеждали втораков, что с
Чикатилой шутки плохи и что кровь запросто может политься рекой...
Коленвал потом долго смеялся:
- Веришь - нет, эти двое так расписали, что может быть с непонятливыми, что втораки, в натуре, тряслись, они аж протрезвели. Глухарь этот сразу помчался к своим, пересказывать все эти ужасы. Они теперь тебя за километр обходить будут, вот увидишь...
Гульбан прошел как надо, то есть очень хорошо. Хватило всего и на всех. Чикатило с Руденом много не пили, так как предстояла долгая дорога домой. Впрочем, у Игоря была еще одна причина не пить, насквозь житейская - его подруга Саша. В ту ночь, по словам Игоря, они в первый раз сделали ЭТО. И неплохо сделали, судя по их сияющим физиономиям.
Малой, Банзай и Веселый довольно быстро перешли в горизонталь. Их
складировали в одной комнате, в двадцать девятой, чтобы Борману наутро было с кем похмеляться...
Несколько раз заходили дежурившие в ту ночь воспитатели и соцпедагоги,
проверяя, все ли в порядке. А все было в полнейшем ажуре. Огонь, правда, порывался пойти к вторакам и дать им в дыни, но Гуляй молча поднес к его носу свой немаленький кулак. Огонь утихомирился.
Чикатило попробовал, эксперимента ради, подбить клинья к глухарке Рите
(аппетитная была девочка, чего уж там), но получил решительный отпор.
''Бригада'' ржала долго...
Маленько погодя, к веселой и шумной компании присоединилась другая, не столь многочисленная, но от этого ничуть не менее шумная - заготовщики : Мотя, Антикиллер, Татарин и Горбатый со своей подругой, тоже из их группы. Калмык к тому времени уже уехал домой, получив от "обработанного" Гуляем Татарина извинения...
Руден, проводив Сашу на трамвайную остановку, завалился спать. В бытовке оставались Борман, Чикатило, Мутант и Гуляй. А остальные уже были в отрубе...
Домой Чикатило добрался нормально. Первым делом он позвонил своему другу Хищнику. Серега приехал на своей новенькой ''семерке'' буквально через десять минут.
- Это мы с тобой первый раз так долго не виделись, - сказал Серега, когда друзья обнялись, похлопывая друг друга по спине. - Ну, давай, рассказывай, как оно там ничего. А то ты в письмах такие ужасы писал... Погоди, сначала два вопроса: у тебя деньги есть? А то мы тут складываемся, новый год будем у Фиксы отмечать. И второй вопрос: ты надолго?
- Ответ первый: деньги есть, правда, немного, но это поправимо. А приехал я на две с половиной недели, стандартно, как у всех. Каникулы как каникулы, ничего особенного. А вот потом я уеду и - до лета. Конечно, если раньше домой не отправят...
ГЛАВА 18.
Каникулы пролетели, как ''МиГ-29''. И Алексей уже ехал обратно, в ''сотку''. Ехал так же, на электричках, с пересадками в Барнауле и в Черепаново, без попутчиков.
Первый, кто встретился Алексею на пороге училища, был Семен. Клички у него не было, Семен был один такой на всю ''сотку''.
- Кто из наших уже приехал? - спросил Чикатило, поздоровавшись с Семеном и охранником Батей.
- Бек с Чебаком уже приехали, - прогудел Семен. - И Огонь с Коленвалом тоже здесь. Руден только что звонил, просил передать, что приедет через неделю, у него дома какие-то проблемы. Рыбак у вас в комнате сидит. Фюрера еще нет.
Батя протянул Алексею клочок бумаги:
- Тут еще ваш Еврей звонил, просил, чтоб вы его встретили, а то у него вещей много. Я записал номер поезда, номер вагона и время прибытия. До поезда еще три часа, так что ешь с дороги, собирай ваших и дуйте на вокзал.
Алексей поблагодарил охранника и пошел к себе в комнату, волоча на себе две тяжеленные сумки, попутно здороваясь со всеми, кого еще не видел.
Пинком открыв дверь комнаты, Чикатило радостно заорал с порога:
- Ну что, суки, не ждали? А я приперся! Здорово, инвалиды!
Сидевшие в комнате пацаны также обрадовано взвыли:
- От инвалида слышим! Здоровый нашелся, тоже мне! Здорово, угроза баб!
Обнявшись с каждым, Чикатило сообщил:
- Так, парни. Сейчас быстренько похаваем и отправляемся в путешествие на же дэ вокзал, Еврея встречать. Паровоз прибывает в пять часов, так что время еще есть. По пути зайдем на телеграф, я домой позвоню, своих успокою. Поедете?
Бек пожал плечами:
- Поехали, все равно делать нечего. Хоть поугораем. Может быть, опять Еврей денег нашкуляет, как в тот раз, на рынке...
Пацаны со смеху покатились. Дело было так. В ноябре Еврей предложил съездить на крупнейший оптовый рынок Новосибирска, купить зимних шмоток. И по ходу дела, пока вся банда рыскала по оптовке, Еврею насовали денег, около двухсот рублей. Некоторые торговцы впридачу даром отдали Еврею вещи, которые он хотел купить. В итоге, все, кто ездил на рынок, обратно приехали пьяные в дымину...
Встречать Еврея поехали Чикатило, Бек, Рыбак, Огонь, Коленвал, Чебак и Грань. Пока Чикатило звонил домой, Чебак успел купить ноль семьдесят пять водки. В троллейбусе, когда чуточку ошалевшая контролерша проверила у всех пенсионные удостоверения и села на свое кресло, Чебак с невозмутимым видом достал бутылку, откупорил ее и стал наливать водку на виду у всего народа. Стоявшие неподалеку какие-то пацаны изумились:
- Вы что, рехнулись?
- А мы - инвалиды, нам можно, - ответил Чебак. - Давайте, присоединяйтесь, если хотите.
- Ну вы и беспредельщики! - еще больше удивились пацаны, но от предложенной выпивки не отказались.
В вагоне метро Чебак стал требовать продолжения банкета:
- Давай, Грань, доставай флакон. Ехать долго, а парни замерзли, поди.
Сидевший напротив Чебака молодой парень внушительных размеров достал из кармана дубленки красную книжечку, раскрыл ее и показал Чебаку, ласково при этом сообщив:
- Если ты сейчас не заткнешься, я тебе этот флакон в жопу засуну, донышком.
Чебак мгновенно успокоился, правда, ненадолго. Заметив стоящую в углу вагона симпатичную девчонку, он стал специфически махать рукой, пытаясь обратить ее внимание. Таким жестом обращаются к глухарям, которые стоят неподалеку...
Ноль реакции. Огорченно вздохнув, Чебак уставился в потолок, не обращая внимания на то, что парни ржут, спрятав лица в ладонях. Мент, наклонившись к Беку, что-то спросил у него. Бек, уже не в силах сдержаться, грохнул на весь вагон, перекрывая шум несущегося поезда. И смеялся до самого вокзала.
Выйдя из метро на улицу, Чебак спросил у него:
- Насчет меня, поди, спрашивал?
- Ну. Спросил, все ли у тебя дома.
- М-да, не понимают менты юмора.
- Это уже не юмор, - сказал Чикатило. - А нарушение правил поведения в
общественном месте. Скажи спасибо, что он тебя не повязал. Просто не захотел, а мог бы, запросто.
Спрятавшись от пронизывающего северного ветра под переходным мостом, за широкой стойкой опоры, допили водку, поглядывая по сторонам, чтобы не проворонить милицейский патруль.
Уже стемнело, когда объявили о прибытии тюменского поезда на пятый путь.
- Какой вагон? - спросил Бек у Чикатило.
- Тринадцатый. Везет нам на эту чертову дюжину, обалдеть можно...
Еврей уже был на улице. Рядом с ним стояли два парня в военной форме, но Чикатило не смог разглядеть, к какому роду войск они принадлежали.
- Здорово, старшина! - играя на публику, поздоровался Алексей.
- О, Чикатило, салям алейкум!
Стоящие возле вагона девки шарахнулись в сторону. Побросав окурки, они
шустро залезли в вагон. Пацаны сломались пополам от хохота.
- Видали? - с гордостью сказал Еврей. - Пока ехал - познакомился с курсантами Кремлевского полка. Ну и побухали с ними маленько...
Ясно, подумал Алексей, Еврей асфальтовым катком проехался по свободным
ушам. Чечня, снайпер, старшина, четыреста жмуров, ''За боевые заслуги'' и прочая...
Судя по ехидным лицам Огня и Рыбака, они подумали примерно так же. Ну что поделать, Еврея уже поздно перевоспитывать. Как врал, так и будет врать. И что обидно, многие будут покупаться на эту лапшу. Ну и хрен с ним.
Народ наблюдал следующую картину: по лестнице поднималась донельзя
странная процессия. Бек волок на себе коляску. Еврей рюкзаком висел на спине Коленвала. Чикатило пер на себе огромный рюкзак с торчащими из него протезами, а под мышкой у него были костыли. Огонь с Рыбаком с натугой несли по два мешка, доверху забитые чем-то тяжелым. А вот Чебак с Гранью куда-то испарились. Вся банда пыхтела, ржала и материлась.
Подойдя к автобусной остановке и свалив в кучу все мешки, парни перевели дух и закурили, понося Еврея на чем свет стоит.
- Щас догонимся, братва! - и Еврей укатил к небольшому магазинчику.
Минут через пять он вернулся и вытащил из-за пазухи две бутылки водки, по ноль семьдесят пять каждая.
- Одну купил, вторую бесплатно дали! - похвастался Вован. - А мне что,
отказываться?
Эти две бутылки приговорили тут же, не отходя от кассы. В процессе выпивания к пацанам подошли мужик и баба, неопределенного возраста, одетые во всякий хлам. Бомжи, явно. Скромненько так попросили налить им ''для сугреву''. Еврей, уже пьяный в дымину, начал с ними разговаривать. В итоге Еврей объявил себя Вованом Тюменским и вопя во все горло, стал приглашать бомжей в гости:
- Да век воли не видать, если у вас какие-то проблемы возникнут, найдете меня, Вована Тюменского, в ''сотке'' и я со своей бригадой любой рамс распинаю! Только пыль столбом стоять будет, или я не я буду!
Ошалевшие бомжи тихо слиняли, от греха подальше. А Еврея понесло:
- Так, братва! Ну их в баню, этих лоховозов! Поедем на такси, с ветерком и музыкой, до самого парадного хода!
- Какое, нафиг, такси? - возразил Огонь. - Ты что, больной? Тут ''газель'' нужна.
- А? А, ну да. Значит, поедем на ''газели''! Я сегодня плачу за все! Вон наша, как раз, в нее и грузимся!
- Угомонись, Еврей, там уже люди сидят...
- А нас - рать! Э, шеф! Выгружай всех, плачу за все места! Повезешь одних инвалидов!
- Сколько вас? - процедил наголо стриженый мужик.
- Тебе какая разница? Я все места покупаю, сказал же! Повезешь нас до
Немировича-Данченко. Ну?
А Бек тем временем уже залез в салон ''газели'' и шуровал там. Выгнал троих пацанов, помогая им тычками. Те что-то начали возмущенно возмущаться, но наткнулись на забыченные взгляды Рыбака и Чикатилы. Рыбак выразительно помахал в воздухе кулаком, а Чикатило дружелюбно оскалился:
- Не балуйтесь, хлопцы, не надо. А не то полетите, как фанера над частным сектором.
Те буркнули что-то неразборчивое и отошли к другой маршрутке. Коленвал с Огнем уже закончили погрузку вещей и Еврея. Когда все с пьяными воплями расселись, Еврей скомандовал:
- Трогай, шеф! Немировича-Данченко, сто, училище для инвалидов.
Чикатило сострил:
- Первый подъезд, второй этаж, двадцатая квартира, гы-гы!
Сколько ехали, столько и галдели, орали всякую чушь, пели, причем каждый - свое. ''Шеф'' только морщился. Поскольку все были пьяные и стекла в ''газели'' были запотевшие, никто не видел, куда все, собственно говоря, едут...
- Прибыли, Немировича, - объявил водитель, остановив микроавтобус.
Все радостно завопили и гуськом десантировались наружу. Еврей отдал водиле деньги и вывалился из салона прямо в снег.
- Не понял, - удивленно протянул Огонь. - А где мы есть? Эй, стой! Ты куда нас завез, сука?!
Но ''газель'' уже рванула с места, прошлифовав задними колесами наледь на дороге. Оглядевшись вокруг, Чикатило зло выматерился:
- Отставить истерику! Он нас, гад ездучий, наколол примерно на километр, грубо говоря. Это - перекресток Немировича и Ватутина. Так что - кругом и минут двадцать топаем своим ходом. Авось, протрезвеем, пока дойдем...
И Чикатило, взвалив на себя мешок с Евреевскими ''ногами'', на автопилоте побрел в сторону ''сотки''. Костыли он держал так, чтобы в любую секунду можно было на них опереться. Дойдя до ярко освещенной бензозаправки, Алексей остановился покурить. Остальные отстали. И только тогда его кинуло в жар, когда он сообразил, ГДЕ курит...
Мать твою, зло подумал Алексей сам на себя, мало тебя газом обжарило? На бензинчик потянуло, идиот?! В натуре, ишка с хошхой...
Как то, в одной из пьянок, Еврей докопался до Бека, говорит ли тот по-казахски или нет. Получив отрицательный ответ, Еврей принялся обучать Бека казахскому языку. Я, мол, на Байконуре за два года навострился бегло шпрехать по-ихнему, и тебя научу. Пацаны ржали на всю общагу, глядя на эти кадры. Со слов Еврея, ишка по-казахски - свинья, а хошха - то ли осел, то ли олень, спьяну точно не запомнили. А переспрашивать было лень, да и к чему?.. Нет, это же надо было
додуматься! Русский учит казаха казахскому же языку. Фраза для коллекции Михаила Задорнова, который писатель - сатирик... Кстати, Алексей воочию видел написанный на бетонном заборе ''шедевр'' русского
языка, про который Задорнов упоминал в одном из своих концертов: "ДА
ЗДРАВСТВУЕТ ТО, БЛАГОДАРЯ ЧЕМУ МЫ, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО!". Действительно, существует такая достопримечательность...
У обочины резко остановилась милицейская ''пятерка'' с опознавательными знаками вневедомственной охраны. Из нее выскочили двое: лейтенант и сержант.
- Эй, друг, не торопись!
Сержант подошел к Алексею справа, лейтенант - слева, чуть поодаль, взяв Чикатилу на прицел своего ''АКСУ''.
- Документы! - потребовал сержант.
- Да бога ради, - Алексей, стараясь не делать резких движений, достал из кармана куртки свое милицейское удостоверение.
Сержант, внимательно изучив его, кивнул:
- Ясно, извини за беспокойство. Ты как, нормально себя чувствуешь? Может, подвезти?
- Спасибо, ребята, не нужно. Я не один. Да и идти недалеко.
Лейтенант, опустив автомат, усмехнулся:
- Поди, тех ждешь? - он указал стволом на согнувшихся под ветром пацанов.
- Ну да, мы с одной общаги. Что, уже проверяли?
- Разнимали мы их, - засмеялся лейтенант. - Они там драку затеяли, меж собой. У вас там все такие? И дерутся, и смеются. Вы поаккуратнее, что ли...
- Ой, лейтенант, ну напились на радостях, давно не виделись. Это они не дерутся, а ваньку валяют. У нас так не дерутся, честно говоря.
- Да? Ну тогда ладно, друг, не болей!
- Спокойного дежурства, ребята!
И ''пятерка'' умчалась. Чикатило, дождавшись, пока подойдут остальные,
обматерил их. Пацаны удивились:
- Ты чего лаешься?
- Вы что, парни, с дуба рухнули? Это хорошо, что менты нормальные попались. А то уехали бы сейчас в шестое отделение...
- А мы что? Мы ничего, это Бек начал шалить, - пожаловался Коленвал. - Ни с того, ни с сего начал своими кувалдами размахивать. Мне в ухо зарядил, а с Огнем стал в снегу валяться. Блин, у меня завтра ухо будет как лопух.
- Ты что, обиделся? - захихикал Бек. - Я же шутейно. Давай во второе ухо дам, чтобы одинаковые были.
- Иди ты! - шарахнулся Коленвал.
- Падла, сильный, как бык, - пробормотал Огонь, отряхиваясь от снега.
Пока банда инвалидов дошла до ''сотки'', Бек еще раз, прямо возле самого порога, помял обоих слесарей.
Дверь в семнадцатой Чикатило выбил ногой, так как ключ от комнаты был у Чебака, а сам Чебак был неизвестно где. Еврей, сняв с себя армейский бушлат с нагрудной нашивкой ''Вооруженные силы РФ'', протянул деньги Рыбаку:
- Сгоняйте с Беком, водяры возьмите.
- Еврей, может хватит, а? Лучше Чикатиле отдай, в ''общак''.
Вова упрямо мотнул головой:
- На ''общак'' деньги есть. А сегодня я угощаю, пить, так пить! Дуйте, говорю!
В конце концов, пришлось разнимать Рыбака с Евреем, когда они начали
вспоминать свое армейское прошлое. Сначала все было тихо - мирно, потом Еврей вдруг заорал, разорвав на груди свою камуфляжную майку:
- Ну давай, давай, врежь мне! Покажи, чему тебя научили! Покажи, как ты умеешь убивать!
Чикатило в одну секунду стал трезвым. В его мозгу вихрем пронеслось: если Рыбак съедет с катушек, Еврей - труп, в буквальном смысле.
Рыбак уже вставал с койки, лицо у него стало вдруг МЕРТВЫМ, когда Чикатило вклинился между ними. А там и Бек встал:
- Еврей, тебе уже спать пора. Давай, поехали баиньки.
Рыбак несколько секунд тупо смотрел СКВОЗЬ Чикатилу, потом его отпустило. Он крепко обнял Алексея и... заплакал. В комнате воцарилась абсолютная тишина, прерываемая всхлипами Рыбака.
Пускай проревется, подумал Алексей, стиснув зубы.
Сколько раз он наблюдал такие картины! Когда бывший мент или военный,
напившись, впадали в пьяные истерики. Не жилось бывшим опогоненным
спокойно, не хватало им того напряга, который они испытывали на службе. Тосковали они по своим СИСТЕМАМ, пытаясь заглушить эту тоску алкоголем. Алексей эту тоску ох как понимал! Вот только алкоголь - это не выход из положения...
Еврей опять устроил себе водные процедуры. И опять уснул в ванне, Ихтиандр недоделанный. Мама Света в последний раз его предупредила:
- Еще одна такая ночевка - и ты поедешь домой, ты меня уже достал своими выходками! Дома будешь в ванне ночевать, если она у тебя есть, конечно. Ты меня понял?
Вова понуро кивнул. И на перемене сказал всем:
- Да пусть выгоняют, мне по фигу! Приеду домой, найду блатных. Они мне давно предлагали киллером стать. А что вы ржете? Ни один мент не додумается, что я - убийца...
- Дурак ты, Еврей, - молвил Чикатило. - И уши у тебя холодные. Заруби себе на носу одну простую истину: никогда не считай ментов дурнее себя. Это я тебе на тот случай говорю, если тебе так называемые блатные все же действительно предложили эту работу, в чем я лично глубоко сомневаюсь. Тоже мне, Александр Солоник нашелся. Не смешил бы людей, а?
Неделю Чикатило с Беком жили в комнате вдвоем. Первым приехал Руден,
сверкая синяком под левым глазом. Смеясь, он поведал:
- Я в сентябре сюда приехал с ''фонарем'' под этим же глазом, уехал на каникулы с ''фонарем'', опять же, под левым глазом. И сейчас - та же песня. Блин, я в натуре, скоро на это моргало ослепну, ха-ха-ха! Ну, а вы тут как?
Борман рассказал о недавней хохме:
- Тут к глухарям в гости один вася приходил, весь из себя крутой. Стоит такой в раздевалке, курит с важным видом. И на меня: типа, я - крутой, я восемь лет боксом занимаюсь, я тут любого отделаю... Я ему семафорю: мол, я сейчас Бека найду, налью ему стакан спирта и все, тебя уже никакой бокс не спасет. Он шары выпучил, спрашивает: а кто такой этот Бек? Я ему твои, Бек, габариты отметил, потом говорю, показывая на его башку: у него такой кулак, как твоя дыня. Тут ваши глухари заходят, этот вася к ним: кто такой Бек? Е-мое, я думал, меня сдует от ихней жестикуляции. И на меня: ты только Беку ничего не говори, ладно?
Что правда, то правда. Глухари, узнавши, что Бек пьет, закрывались в своей комнате до утра. Единственный, кто спокойно себя чувствовал - Женя Кузема. Его Бек искренне уважал, да и не только Бек, откровенно говоря...
Затем приехал Фюрер, все каникулы проведший у своей Танюхи. На вопрос Мамы Светы, почему он так долго отсутствовал, Фюрер, не моргнув глазом, соврал: дескать, от Верх-Тулы вся дорога была заметена, автобусы не ходили. А сам хвалился пацанам: мол, решил Таньке побольше внимания уделить, а то девка совсем изголодалась...
Последним прибыл Паук, заявив, что после Нового года он проходил
переосвидетельствование в БМСЭ.
ГЛАВА 19.
В одно прекрасное январское утро, перед началом уроков, в 20-ю влетел
запыхавшийся Князь. Переведя дыхание, он выпалил:
- ''Хаммер''!
Пацаны тут же забыли про завтрак и толпой выглянули в окно. Пусто, один древний ''ГАЗ-69'' стоит возле одного из гаражей.
- Да нет! -засмеялся Кирилл. - Не здесь, а возле Речного вокзала. Ты, Чикатило, просил сказать, если увижу. Вот я и говорю. Возле Речного вокзала есть один автосалон под открытым небом, там сегодня твой любимый ''хаммер'' выставили на продажу...
Что там говорить, все уже знали про мечту Чикатилы, включая Маму Свету. Весь участок стены над койкой Чикатилы был сплошь заклеен вырезками из журналов и компьютерными распечатками ''хаммеров''. Вот только в живую, этот автомобиль - легенду пока увидеть не удавалось, сколько не ездил Алексей по Новосибирску. Жутко хотелось увидеть, не говоря уже о том, чтобы поездить на нем...
Чикатило аж ходуном заходил, чем развеселил парней. На смех заглянули Борман с Веселым. Узнав причину хохота, они стали подкалывать:
- Чикатило, ты смотри, не кончи прямо тут, гы-гы!
Всю теорию Чикатило просидел как на кактусе. Учителя с удивлением
поглядывали на Алексея, но никто ничего не спрашивал. Еле дождавшись
окончания уроков, Чикатило, наспех пообедав, ворвался в свою комнату и стал переодеваться.
- Что, на ''хаммер'' поехал смотреть? - фыркнул Маршал. - А на практику?
- О чем ты говоришь, какая практика? - возмутился Чикатило. - Она и так у нас каждый день. А тут такое событие! Тебе не понять, ты не фанат по тачкам.
Бек тоже стал одеваться:
- Я на практике все сделал, так что, я с тобой. Там что-нибудь Маме напилите.
- А зачем ей пилить? - ответил Костя. - Так и скажем, поехали на мечту Чикатилы смотреть, пусть посмеется.
- А в-в-вы к-к-уда, Бек? - в комнату зашел Банзай. - О! Я с в-в-вами!
И тоже умчался одеваться. Куда ехать к этому автосалону, Чикатило уже знал, сразу же спросил у Князя.
Только вот Кирилл, объясняя, перепутал левое с правым и в итоге парни пришли совсем в другое место, прямо противоположное конечному пункту назначения - к автовокзалу. Один таксист, у которого Чикатило спросил дорогу, рассказал, как и куда нужно идти. Бек до самого автосалона материл Князя, Сусанина хренова.
Когда Чикатило увидел, наконец, свой ''хаммер'', он перестал что-либо слышать и видеть. Все внимание было сосредоточено на нем, Его Величестве Хаммере. Длиннющий, широченный внедорожник с кузовом ''универсал'', черного цвета, излучал волны мощи и превосходства над окружающими его людьми и автомобилями.
Охранник и консультант - продавец с любопытством смотрели на то, как
Чикатило нарезает круги вокруг этого мастодонта, восхищенно и виртуозно при этом матерясь. Жаль, что тогда у Алексея не хватило смелости попросить открыть дверцу машины, чтобы посидеть внутри.
На лобовом стекле ''хаммера'' мелом были написаны некоторые его техданные: год выпуска - 1995, пробег - шесть с половиной тысяч километров, салон - кожаный, коробка - автомат, шестилитровый дизельный двигатель о восьми цилиндрах, расход на сто километров - 18 литров солярки, мама, роди меня обратно! Цена - ровно 50000 долларов...
И тут Чикатило запоздало всполошился: фотоаппарат забыл взять, дебил! Так, стоять, без паники. Нужно сначала разрешение на съемку спросить.
- Отец, вопрос можно? - обратился Алексей к охраннику лет сорока пяти. - Понимаешь, такое дело. Мы сами из Казахстана, в командировке находимся. Ну вот. А наш шеф просил ему ''хаммера'' легального найти, купить его хочет человек. И я его вполне понимаю. Можно мы его сфотографируем? А фото в Казахстан уйдет факсом. Дня через три приедут люди и купят эту баржу...
Ох как складно вру, сам себе удивился Алексей. А Бек с Банзаем стояли рядом и кивали головами: да, мол, из Казахстана, ага, в командировке...
- Ну, я не знаю, - протянул чуточку ошалевший охранник. - Я бы разрешил, конечно, что тут такого. Знаешь что? Вон, видишь, мужик идет? Это - хозяин всей этой богодельни. Лучше у него спроси.
Чикатило рванул на перехват.
- Друг! Извини меня, пожалуйста, гада такого. Один вопрос. Разреши нам
''хаммер'' сфотографировать, а?
- Да ради бога, мил человек! Хоть всю стоянку снимайте, хоть на фото, хоть на видео...
- Благодарю! - просиял Чикатило. И вновь обратился к охраннику: - Мы приедем завтра, сейчас с собой фотоагрегата нет. Ты уж, отец, передай по смене, чтобы нас пропустили, хорошо? И, если можно, расскажи, откуда он у вас появился.
- Ты про легальность, что ли? Успокойся, машина насквозь чистая, без
криминального прошлого. Мы ее сами просвечивали, через Интерпол. Ну, не мы сами, честно говоря, а хозяин машины. В угонах не числится, железно. Хозяин - шишка из городской администрации. Если говорить совсем уж откровенно, то машину он не покупал, а получил ее как взятку. Аппарат по проходимости - что-то с чем-то. Сам бы взял эту машину, да зарплата маленькая... Так что приходите,
фотографируйте, вас пропустят, я завтра утром своему сменщику накажу.
Обратно Чикатило ехал в подавленном настроении. Причина была в следующем: отчетливо понимал Алексей, что никогда в жизни ему не купить машину своей мечты. Что ''хаммер'' был, есть и будет мечтой, причем насквозь несбыточной...
Вечером уже все знали, что Чикатило ездил на встречу с ''хаммером''. И Мама Света, вопреки ожиданиям, не распекала парней за пропущенную практику. Она только с грустью посмотрела на Алексея и начала очередную лекцию на тему ''Не сотвори себе кумира''...
На следующий день фотографироваться рядом с ''хаммером'' поехали аж пять человек: Чикатило, Бек, Банзай, Веселый и Борман. Веселый с Борманом, увидев мечту Чикатилы, уронили челюсти. На территорию автостоянки их пропустили беспрепятственно. Охранником на этот раз был молодой парень. Он проводил компанию круглыми глазами и только головой кивнул, когда Чикатило ему сказал:
- Вас должны были предупредить, мы из Казахстана...
Сначала Чикатило сфотографировался на фоне ''хаммера'', один. Потом уже всей бандой. Борман поинтересовался:
- На нем сигнализация стоит или нет? Мы же машину руками мацали, и ничего. Отключили, наверно?
- ТАКОЙ машине, Борман, сигнализация, по идее, нафиг не нужна, - ответил Чикатило. - Но она стоит, ее просто продавец отключил, я видел.
Пацаны уже собрались уходить, а Чикатило все стоял, задумчиво глядя на
''хаммер''. Бек с Борманом, заметив это, подошли к Чикатиле, молча взяли его под руки и потащили к выходу.
- Я, конечно, тебя прекрасно понимаю, - сказал Борман. - Машина стоит того, чтобы о ней мечтали. Но, по крайней мере, в этой жизни тебе ее не купить. Только если кто-нибудь тебе подарит. И то, на солярке разоришься. На этом баркасе только вокруг заправки ездить...
Чикатило, в который раз, думал о том, что в ЭТОЙ жизни ему не достичь ничего из того, что хотелось. Хотелось или служить в спецназе, или работать шофером, или работать автослесарем, или работать в МЧС, спасателем. То есть заниматься тем, к чему душа тянулась. Однако, здоровье, здоровье и еще раз здоровье плюс ДЦП...
И в тот же вечер Чикатило напился, в хлам.
ГЛАВА 20.
Остаток января прошел более - менее спокойно. Не пили слесаря, не пили
обувщики. Теперь первый курс был предоставлен сам себе, так как второй курс практически в полном составе ушел на практику. Общежитие наполовину опустело. Как это ни странно, но стало еще скучнее, чем в первом полугодии. Раньше хоть со вторым курсом периодически разборки были, хоть какие-то острые ощущения были. А теперь и тех нема.
Зато воспитки нарадоваться не могли, видя сплошную лепоту. Ну понятно, для них-то это было хорошо, а пацаны на стенку лезли от тоски. И так продолжалось около двух недель...
На любовном фронте у Чикатилы произошли небольшие изменения. Он стал
дружить с подругой Гули - Надюшей. Паук, сукин сын, оказался прав насчет нее. Неровно она к Чикатиле дышала, как оказалось.
В конце января у Фюрера и Ани, которая Антоха, были дни рождений. Фюрер предложил девчонкам совместить оба мероприятия и отметить их в ''сотке''. Те не возражали.
Заранее договорившись с воспиткой, Надеждой Павловной, насчет разрешения погудеть в бытовке, парни стали активно готовиться. Гулянка получилась на славу. Пили, пели, танцевали. Вот тогда-то Надюша и дала понять Чикатиле, что он ей небезразличен. Откровенно признаться, Чикатило по-прежнему сох по Гуле, но ему начало надоедать то, что Гуля никак не могла определиться.
А тут Фюрер, после одной из вечерних прогулок с Гулей, заявил Чикатиле
открытым текстом:
- Уговор наш помнишь? Ну так вот, Чикатило, хочешь - обижайся, хочешь - нет, но Гулька сегодня сделала мне официальное заявление: она - со мной. Так что, такие дела... Чикатило, я тебя умоляю, перестань так на меня смотреть. Все по-честному. А для тебя так даже лучше. Можешь со спокойной совестью дружить с Надюшей. Потерял одну, нашел другую.
- Я не смогу так! - бешено заорал вдруг Чикатило. - Понимаешь?! Не. Смо. Гу.
- Не понял, как - так? Тебе чего надо, дурень? Тебя такая баба любит! Хватайся за нее всеми конечностями! Нет, я понимаю, что ты Гульку любишь. Только вот, за что? За что ты ее любишь? За красоту? Речи нет, красивая. Ты ее хоть раз целовал? Нет. А я неоднократно. Ты ее трахал? Нет. А у нас все к этому идет, на всех парусах. Не завтра, так послезавтра. Она тебе слово ласковое хоть раз сказала? Нет. А ты бы послушал, как она мне слух ласкает. Так нахрена ж ты так по ней убиваешься? Тем более... Блин, не хотелось тебе этого говорить, но
придется. Иначе тебя ничем не пробьешь. Они в июне заканчивают учебу и
уезжают по распределению. Гулька с Анькой уедут в Якутию. Угадай с одного раза, кто с ними третьим поедет? Молодец, Чикатило, садись, пять! Она меня спросила: если позову с собой, поедешь? Я, конечно, обалдел сперва. У меня просто слов не было, одно мычание. Ну, я согласно и промычал...
- Погоди, Фюрер. Я не понял, какая Якутия, куда ты собрался? А Танька?
Фюрер поджал губы и с важным видом заявил:
- Таньку, конечно, жаль бросать, но Гулька для меня важнее. Танька - это пройденный этап...
И Чикатило, поверив словам Фюрера, скрепя сердце, отошел в сторону, как и договаривались. Он стал дружить с Надюшей.
Что Алексея в ней удивляло, так это то, что Надя страдала астмой, но при этом у нее не было группы инвалидности. А может и была, но скрывала это. Кто их поймет, женщин?
Гуля рассказывала, что у Нади несколько раз были приступы астмы. Хорошо хоть, баллончик этот с собой носила. Правда, один раз Надя его забыла взять, когда пошла с Гулей в ''сотку''. И там ее приступ и достал... Хорошо, что у Коленвала был такой же аэрозоль или как там его...
Как потом Чикатило орал на Надю! Как он ее костерил, это надо было слышать и видеть. Вот тогда-то ''семерочные'' девчонки увидели вживую триллер - ''Чикатило в ярости''...
Из-за того, что произошло в ''сотке'' в течение февраля, как уже упоминалось, многие поседели. Причем не только пацаны - свидетели и участники всех этих дебилизмов, но и некоторые из педсостава...
Кто в этом виноват? Прежде всего, конечно же, виноваты были сами парни. Виновата была вся ''бригада'', все без исключения. Потерпевшие были виноваты в том, что под влиянием и под вливанием в организм непомерного количества алкоголя, не разобравшись, полезли в разборки. Пострадавшие были виноваты в том, что они довели потерпевших до той кондиции, когда всякое терпение лопается. Остальные были виноваты в том, что вовремя не уследили, не пресекли...
В феврале вся ''бригада'' как с цепи сорвалась. И все опять начали пить. Причем напивались до такой степени, что каждый раз утром, с дичайшего похмелья, вспоминался бородатый анекдот, про американского летчика, который нализался с русскими летунами: лучше бы я вчера умер...
Но, с другой стороны, в пьяном виде жить было гораздо веселее, что ни говори. Веселье било ключом и все - по голове.
Бек, который пил больше всех, по количеству, запустил в обиход ''бригады'' такую поговорку - живешь спокойно до первой нашей пьянки. Обычно такими словами пацаны честно предупреждали какого-нибудь провинившегося в чем-либо. Как правило, если предупрежденный не исправлялся, эти слова претворялись в жизнь. Но это были уже крайние меры.
И если пацаны предпочитали пить сугубо в своей компании, то Чикатило с
Фюрером почти всегда пили исключительно с Гулей и Надей. Иногда к этой
четверке присоединялись другие девчонки, ''семерочные''. Пили в основном на улице, возле карьера. Только в лютые морозы собирались в ''сотке'', в двадцатой комнате. Места хватало всем, так как Руден с Беком перетащили из умывалки длиннющую скамейку, а также где-то конфисковали еще один стол. В крайнем случае, если в 20-й собиралось особенно много народа, вокруг столов ставили тумбочки.
Все было бы хорошо, если бы Чикатило сумел выкинуть из головы Гулю. А как ее выкинешь, когда Гуля - вот она, рядом сидит. Надя прекрасно чувствовала ЗАЖАТОЕ состояние Чикатилы. И только один - единственный раз сказала ему:
- Не пойму, чего ты со мной, ты же Гульку любишь...
Чикатило тогда тихо психанул. Схватил со стола бутылку водки, где оставалось чуть меньше половины, и в четыре глотка опустошил ее. Спустя некоторое время он отключился...
А Фюрер, штуцер ему в ухо, как будто не замечал того самого паскудного
настроения Чикатилы, после прогулок с Гулей начинал красочно пересказывать все диалоги, которые были во время этих прогулок.
- Эх, Чикатило, слышал бы ты ее слова в мой адрес! Все, она - моя. И до лампочки мне, что их родители будут против. Мы с Гулькой их просто перед фактом поставим, и пускай они протестуют сколько влезет. Тем более, что мы будем жить в Якутии. Теперь надо думать, как с Танькой мирно порвать...
Ну, что еще Чикатиле оставалось делать? А ничего, только зубами бессильно скрипеть. И тихо спиваться.
Чикатило, вместе с остальными обувщиками, сидел в своем цехе и работал на сборке обуви. Тяжелая была работа, кропотливая. Но, когда он был с похмелья, получалось все, что удивительно. Казалось, должно быть наоборот, ан нет! Вопреки всем и всему, лучше всего у Чикатилы получалось работать именно в похмельном состоянии. Впрочем, у Веселого, Полетая и Лысого дело обстояло точно так же... Во где загадка природы, а не всякие там аномальные явления и прочая чертовщина. Впрочем, никто из вышеперечисленных не ломал голову над
этим феноменом. А зачем, собственно говоря? Работается, и ладно.
Почти вся обувь, по словам Светланы Александровны, которую собирали
обувщики, шла в новосибирские и областные детские дома, приюты, дома
престарелых. Некоторые экземпляры обуви выдавались самим учащимся ''сотки'', в рамках Декады инвалидов, проходившей, как правило, в декабре.
- Слышь, Чикатило, - сказал Фюрер. - У нас сегодня стрелка в шесть часов, возле карьера.
- Ты что, обалдел? Какие шесть часов? Я так рано не встаю.
Князь захохотал:
- А на ''хаммер'' поехал бы смотреть?
- С превеликим удовольствием! То ''хаммер'', а то стрелка какая-то, разница же огромная.
- Ты это, кончай прикалываться. Нас девки наши звали. Попросили закуску организовать, хорошую. Пойло у них свое будет. Так что, берем после практики пельмени, варим их и - на карьер. Ферштейн?
- Яволь, герр обергруппенфюрер!
Дверь распахнулась и в цех заглянул Борман. Он с хитрой ухмылкой поманил Алексея. Тот вздохнул:
- Во, еще один фашист пожаловал по мою душу.
И в это время в цех зашла Катя СС. Вся группа полегла от смеха. Чикатило, так, чтобы соцпедагог, не дай бог, не услышала, прошептал:
- Третий рейх в полном составе, елы-палы, хайль Гитлер, короче...
И сквозанул мимо СС. В коридоре Борман протянул ему несколько фотографий. Чикатило оживился:
- Ну, наконец-то, дождался! Всем сделали?
Это были фотографии с ''хаммером''. Борман кивнул:
- И даже более того. Специально для тебя, Чикатило!
И вытащил из-за пазухи большущую фотографию, где Чикатило был запечатлен с ''хаммером'' один.
- В комнате на стенку приклеишь, пусть все смотрят и охреневают.
- Вот за это, в натуре, огромное тебе спасибо! - расстроганно сказал Чикатило. - Молодец, Борман! А я и не додумался до этого, хошха пархатая...
В цехе фотография пошла по рукам. И каждый, кто смотрел ее - восхищенно матерился вполголоса. А Чикатило улыбался этак горделиво, как будто ''хаммер'' и в самом деле был его собственным.
- Почему не работаем? - в цех зашла Мама Света. - Ах, вот оно что. Ну-ка, дай посмотреть. М-да... Алексей, неужели ты и в самом деле наивно полагаешь, что ты его купишь?
- Нет, Светлана Александровна. Я и так знаю, что не куплю. Обидно, конечно, но пускай хотя бы одна моя мечта так и останется мечтой. Но если вдруг мне так фантастически повезет и ''хаммер'' у меня все-таки появится, я вам обещаю - я на нем приеду сюда, под окна училища. А потом поеду по своим друзьям. И не надо на меня смотреть таким жалостливым взглядом, я вас умоляю. Я всего лишь мечтаю. Как говорится - мечтать не вредно, вредно не мечтать...
На карьер Чикатило не пошел. По той простой причине, что его скрутило
буквально за час. В принципе, в этом не было ничего удивительного - по стране широко шагал очередной вирус гриппа. Не смертельно, однако, приятного мало.
В ''сотке'' тоже свирепствовал этот самый грипп. И Чикатило не стал
исключением, грипп и его сломал. Фюрер, видя такое гнусное положение дел, на карьер пошел сам. Девчонки уже были там, числом четверо, вся пятьсот двадцать пятая комната в полном составе.
- Ты один? - удивились они. - А Чикатило где?
- Дома. Ну, в смысле, в комнате. Срубил его гриппозный грипп, как ту елочку, под самый корешок. Так что, айда к нам. У нас уже швейники собрались тусоваться.
- Как это - к вам? - не поняла Надя. - Это что получается? Лешка лежит больной, а мы - сидим, пьем? Как-то не по-людски будет.
- Да мы его усыпим, - хмыкнул Фюрер. - Борман уже над лекарством колдует, Менделеев болотный. Так что, Чикатило будет дрыхнуть без задних ног, как под общим наркозом, Борман гарантировал.
Девчонки переглянулись и пожали плечами: ну если Борман гарантировал...
Бормановское ''лекарство'' оказалось простым до безобразия. Он дал Чикатиле таблетку аспирина и заставил запить ее... спиртом, которого налил полный двухсотграммовый стакан. Смесь оказалась настолько убойной, что Чикатило вырубился уже минут через десять.
Он не видел и не слышал ничего из того, что происходило в комнате. А впрочем, на что там смотреть? Пьянка есть пьянка, и пишется с мягким знаком, аминь.
Утром Чикатило проснулся и ужаснулся. Вся постель была насквозь мокрой от пота.
- Как самочувствие? - спросил Руден.
Чикатило прислушался к себе и констатировал:
- Бывало и похуже. Жить можно, вот только слабость во всем теле, аж самому противно.
- Ну, это нормальное явление, - заметил Маршал. - Только постель долго будет сохнуть. На уроки ты, ясное дело, не пойдешь, так?
- Да уж, куда мне. Дня два буду в себя приходить, не меньше. Ничего, раз в год можно поболеть. Мама, правда, орать будет...
Парни фыркнули. Был такой пунктик у Мамы Светы: кричать на заболевших.
Дескать, не можете пересилить себя, поддались какой-то мелкой болячке,
расклеились...
Не кричала она только на троих: на Фюрера, на Банзая и на Паука. Остальные огребались по полной программе.
- Ложись на мою шконку, - предложил Руден. - Сейчас развесим твое бельишко, а уходя - включим обогреватель. Блин, когда нам стекло новое вставят, а? Заколебались уже напоминать. На улице такой дубак, что хоть в холодильнике грейся, е-мое.
Руден, складывая свои продукты между рамами окна, перестарался. И продукты, в один прекрасный момент, выдавили внутреннее стекло. Хорошо, что в тот момент никого рядом с окном не было...
И всем обитателям 20-й приходилось спать одетыми, под двумя одеялами. Это потом уже, плюнув на все обещания комендантши общежития, парни купили стекло и сами его вставили...
-...как ты спишь. Борман в доказательство потормошил тебя - ноль реакции, сопишь себе в две дырочки, - рассказывал Фюрер. - Бабы на тебя полюбовались, спящего красавца, особенно Надька. Сели за стол, и все пошло по накатанной колее. Попили мы ужасно хорошо, лучше некуда. Надька потом возле тебя легла, я с Гулькой, уж извини, в одном углу сосусь. Борман эту, черненькую, к себе увел. Бек Ирку раздевает, прямо здесь, при всех. Руден со своей Сашей воркует о чем-то интимном. В общем, полная благодать... В конце концов, все получилось, как в
анекдоте: пришла Павловна и всех разогнала к чертовой матери. Она и тебя сгоряча хотела в рапорт закатать. Кое-как ее убедили, что ты не пьяный спишь, что ты гриппер подхватил и, наглотавшись колес, ушел в нирвану...
ГЛАВА 21.
Чикатило с Фюрером, забыв про еду, сидели, озадаченные так, что дальше некуда. Руден находился в 28-й комнате, уединившись со своей Сашей. Коленвал, смеясь, говорил, что одна из коек издает характерные скрипы, с ужасающей амплитудой. Бек был в душевой. И Мама Света, зайдя в 20-ю и застав в ней двоих квартирантов, из четверых, огорошила их новостями. И двое парней, потеряв аппетит, теперь ломали голову, думая, как выйти из этой вонючей истории. Причем выйти требовалось так, чтобы не потерять авторитет в глазах пацанов. И попутно, помочь Маме Свете. Хотя, если быть предельно откровенными, в ЭТОЙ просьбе больше всего хотелось отказать. Категорически не хотелось встревать
именно в эту разборку. И не встряли бы, обратись к парням кто-то другой, а не Мама Света. Другому бы отказали, не моргнув глазом и не покривив душой. Но своей мастачке парни отказать никак не могли...
На Сережу Вертолета наехали, как это ни странно, городские глухари. И за что-то требовали деньги.
- Ваша комната самая авторитетная во всей ''сотке'', - сказала
Светлана Александровна. - Вас если не боятся, то уважают, это факт. К вам прислушиваются практически все. Поэтому, ставлю перед вами задачу: выяснить, за что городские требуют у Сергея деньги и не допустить его избиения. Как вы это сделаете - ваши проблемы. Считайте, что я вам дала карт - бланш, если вы, конечно, понимаете, о чем идет речь...
Парни понимали.
- Можно уточнить? - спросил Фюрер. - Откуда вы узнали про наезд на Вертолета?
- А он побежал к Алле Филлиповне, а та сразу - ко мне. Ну, а я, естественно, к вам.
- Так почему переводчик не спросила у него - за что? - удивился Чикатило.
- Спросить-то она спросила, только молчит наш Сережа. Только плечами
пожимает. В общем, так. Городские дали ему срок до послезавтра. Послезавтра, в шесть часов вечера, они придут сюда, человек десять - пятнадцать. Сами догадаетесь, что ему будет, если он деньги не отдаст? Или объяснить?
- Не надо, не первый год замужем, - буркнул Чикатило.
Ежу понятно, что Вертолет скорее удавится, чем отдаст деньги.
- Бляха-муха, ну и где ихнее клановое братство? - выдохнул Чикатило, когда мастер ушла. - Про которое нам все мозги пробили. Жопой чую, Фюрер, дело нечистое.
- Адекватные ощущения, - кивнул Фюрер. - Собираем бригаду, будем думать.
- Такие дела, парни, - Фюрер перевел дыхание, объяснив пацанам суть проблемы.
В 20-й собралась вся ''бригада'', до единого человека. Все подавлено молчали. Оно и понятно, никому не хотелось впрягаться за глухаря, который вдобавок натворил неизвестно что. Ну не могли городские глухари просто так, от делать нечего, поставить Вертолета на деньги.
- Я немного знаю этого Ваню, - сказал Гуляй. - Он хоть и глухарь, но связи у него - мама дорогая. И дерется он чуть похуже меня. Кто-то, видать, из наших бывших спецов ему рукопашку ставил. Димку бы Боксера сюда, но его сейчас в городе нет.
- Так, стоп машина! - вскинулся Чикатило. - Я чего-то не догоняю. Кто такой этот Ваня? Откуда он взялся? Почему мы раньше про него не знали? Все говорят, что у глухарей один-единственный авторитет - Боксер. Так?
- Так то оно так, да не совсем, - ответил Гуляй. - Боксер в основном общается с глухарями. А Ваня - с крутыми ребятами. С говорящими, естественно. Если Боксера глухари уважают за его справедливость, то Ваню они боятся, как смерть, из-за его связей с крутыми.
- А они, вообще, есть, связи эти? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило. - Допустим, есть. Тогда возникает другой вопрос: а так ли эти ребятки круты?
- Чикатило, ты что задумал? - с тревогой спросил Огонь.
- Тихо! - рявкнул Чикатило. - Заткнитесь, пожалуйста, Чапай думать будет...
Несколько минут в комнате висела оглушающая тишина. Затем Чикатило
расплылся в довольной улыбке, которую не знающий его человек легко мог
принять за идиотскую.
- Уй, мать-перемать! - взвыл Фюрер. - Вот когда он так лыбится, мне уже заранее жаль тех типов. Делись соображениями, мы тебя внематочно слушаем.
- Ты можешь своему дядьке позвонить? - спросил у него Чикатило. - Дело в том, что я не уверен, что мои эсбешники приедут. Завтра, после занятий я к ним поеду, поговорю. Но на всякий случай подстрахуй меня. Далее. Руден, ты в хороших отношениях с Валерой? Поговори с ним за этого Ваню. Коленвал, будь добр, сгоняй за Вертолетом. Устроим ему допрос. Посмотрим, что он нам лепить будет... К остальным такая просьба: пройдитесь по комнатам, поговорите с пацанами. Нужно сделать
так, чтобы городские глухари не пошли на прорыв. Толпа должна стоять возле вахты, на всякий пожарный. Кто послезавтра дежурит? Из охранников, я имею в виду.
- Батя, - сказал Гуляй. - Я ему сегодня позвоню, предупрежу. Если что, его сын сюда подтянется в два счета.
У Чикатилы были кое-какие сомнения насчет Фюрера. Он сходил в 21-ю и
попросил Семена кое-что сделать для него. Семен, возбужденно гудя что-то неразборчивое, ссыпался вниз, на вахту...
Коленвал привел Вертолета. Вместе с ними пришел Женя Кузема, в качестве переводчика. На один - единственный вопрос: за что с тебя трясут деньги, Вертолет компостировал мозги без малого два часа. Ни Фюрер, ни Чикатило не могли понять, что Вертолет, через Женю, хочет сказать. Он твердил одно и тоже: Ваня - плохой мальчик, требует много денег, если я не отдам, он меня убьет, у меня нет много денег. В таком духе, короче. И так крутили, и сяк - бесполезно. За что? Не знаю, но Ваня - плохой, денег нет.
Наконец, Чикатило, вконец вымотавшись, предложил Фюреру:
- А что мы мозги насилуем? У него в городе родня есть, вот пусть она его и вытаскивает. Не хочет отвечать - не надо. Пиши записку его сестре, у тебя кучерявей получится. И пусть он катится ко всем чертям!
И жестами объяснил Вертолету: иди к сестре, передашь ей эту записку.
Вертолет кивнул и улетел. Женя тоже вышел, но вернулся через пару минут.
- Сережа ушел сестра. Леша, послушай. Ваня плохой, я знать. Когда Сережа деньги даст, Ваня думать: слабый, лох. Надо Женю пугать, Женя тоже меня боится. А у меня друзей нет, брат или сестра нет. Что делать? Я деньги отдать, Ваня скажет: мало, давай еще! Пожалуйста, помоги! У тебя много друг крутой, у меня - нет...
Вот оно что! А вот это, ребятки, другой разговор. Беспредел надо давить в зародыше, в эмбрионном состоянии, так сказать. Вот тебе и братство! Которого, как оказалось, и в помине нет. Обалдеть не надо, до чего додуматься: запугал всех своими крутыми друзьями, теперь спокойно доит их, как коров. Интересно, а Ванины ''крутые друзья'' об этом знают? Или они есть Ванин вымысел?
В любом случае, надо было подстраховаться. За Женю впрягаться не стыдно, не то, что за Вертолета.
- Фюрер, я пошел в душ. Давай, дядьке своему звони, - сказал Чикатило и вышел.
Посмотрим...
Когда Чикатило через час зашел в комнату, там сидели Гуля с Надей. Поцеловав Надю, он спросил у Фюрера:
- Ну, как?
- А никак. Не могу я до него дозвониться. Четыре раза набирал, без толку.
- Откуда ты звонил?
- Как это откуда? С вахты, разумеется. Только зашел и девчонки пришли. Вот, ввожу их в курс дела.
- Может быть, мы сможем чем-то помочь? - поинтересовалась Надя. - Вы только скажите, мы половину ''семерки'' поднимем.
Чикатило фыркнул:
- И кого вы приведете? Одних баб? Ага, представляю: заходят это глухари в ''сотку'', а навстречу им толпа пьяных девок. И все - чужие. А главное, здоровые. А инвалиды в это время из-за угла выглядывают и издевательски хихикают: а вот вам, вот какую мы вам подлянку приготовили. Вы же их порвете, зверюги. И никакой рукопашный бой им не поможет. А то я не видел, как бабы дерутся... Мы с пацанами, у себя дома, такую битву наблюдали - боевики отдыхают. Бабы наши стенка на стенку дрались, школа против школы. Так туда даже менты не полезли
разнимать. Потому, что жить хотели. Нет уж, не надо нам вашей помощи, сами справимся. По крайней мере, попробуем. А не получится, тогда в дело вступят мои друзья. Во всяком случае, я очень на них рассчитываю. Завтра я к ним сгоняю, почирикаю за нашу проблему. Послушаю, что они скажут. Даже если они откажут мне в помощи, в запасе пара вариантов разрешения этого конфликта есть.
Гуля достала из пакета полуторалитровую пластиковую бутылку:
- Закрывайтесь, будем пить. Мы сюда две бутылки водки залили, ноль семьдесят пятых.
Чикатило встал:
- Вы пока без меня пейте, мне надо к пацанам сходить, кое-что им объяснить. И кое-что выяснить...
Семен как раз поднимался по лестнице. На немой вопрос Чикатилы он только отрицательно помотал головой.
Вот сука, зло подумал Алексей, хоть бы краснел, что ли, когда брешет.
Фюрер, сам того не ведая, попался в элементарную ловушку, устроенную
Чикатилой. Никуда он, тварь такая, не звонил. Семен все это время проторчал на вахте, по просьбе Чикатилы. Фюрер там и близко не появлялся. Что и требовалось доказать.
Ладно, теперь у меня руки развязаны, мысленно оскалился Чикатило, как
говорится, кто не спрятался - я не виноват...
Пацаны сидели в 29-й. Чикатило передал им просьбу Куземы. ''Бригада''
обрадовано взвыла:
- Так с этого-то и следовало начинать! Нет базаров, за Женьку мы все выйдем! Это совсем другое дело! Только это, Чикатило. Ты своих все равно подтяни, мало ли что. Фюрер дядьке звонил?
- Никуда он не звонил, хмырь позорный, - и Алексей поведал парням о
своей проверке. - Так что, имейте в виду и поменьше ушами хлопайте. Фюрер - это второй Еврей, я в этом убедился. Еще посмотрим, как он послезавтра себя поведет. Я не удивлюсь, если у него протез сломается в самый неподходящий момент или еще что-нибудь в этом роде...
Выйдя из 29-й, Чикатило натолкнулся на Вертолета. Тот жестами поведал: к сестре сходил, муж сестры завтра придет, поговорить.
- Ты где так долго ходишь? - Накинулась Надя, когда Чикатило зашел в свою комнату. - Мне же скучно.
- Да так, небольшие подготовки проводил.
И тут Надя бухнула:
- Чикатило, а это правда, что ты в милиции работал? Говорят, что у тебя звание майорское.
Алексей оторопел:
- Кто тебе такое сказал? Во-первых, я в милиции никогда не работал, а только хотел работать. В школу милиции пробовал поступить, было дело. Во-вторых, никакого звания у меня нет. Отец мой в звании майора погиб. А у меня с какой стати звание, да еще майорское?
- А ты знаешь, - встрял Фюрер, - что по закону звание погибшего отца
автоматически переходит к его старшему сыну? Не знал? А это - факт, между прочим.
- Что ты буровишь? - возмутился Чикатило. - Где ты этот закон откопал? А если какой-нибудь генерал-майор погибнет, а у него две дочери останутся, близнецы? Что, обе будут генерал-майоршами?
- Про дочерей не знаю, - упрямо гнул свое Фюрер. - А про сына черным по белому в Конституции написано, сам читал.
- Ты лучше пей поменьше, - посоветовал ему Алексей. - И не пори ерунды...
На следующий день Чикатило отпросился у Мамы Светы, чтобы съездить к
знакомым из службы безопасности одной довольно известной в Новосибирске фирмы. Фирмой владел сводный дядька Чикатилы, брат его отчима. Борисыч, как звал его Алексей, к сводному племяннику относился как к родному. Узнав, что Алексей собирается учиться в Новосибирске, он сам предложил:
- Если будут какие-то проблемы, смело обращайся. У меня в штате есть один паренек, мой заместитель по непонятным вопросам, так сказать, ха-ха! Решает все проблемы с наездами, откуда бы они не возникли.
Начальник службы безопасности, другими словами. Я тебя с ним познакомлю и в дальнейшем будешь общаться с ним. И не стесняйся. Новосибирск - город опасный...
Коленвал увязался с Чикатилой. Мол, все равно делать нечего, мастак опять забухал, занятий нет. И вместе они поехали за ''консультацией'', как съязвил Чебак.
На входе в фирму стояли два охранника, которые уже знали Алексея в лицо. Поздоровавшись с ними, он спросил:
- Борисыч у себя?
- Нет, он в Якутию улетел. Где-то через недельку будет.
- А Серега, главный ваш, где?
- А тоже где-то мотается. В чем дело, Алекс? Проблемы?
- И нешуточные, - вздохнул Алексей. - Свяжитесь с ним, если можно, а? Пусть сюда приедет, мы подождем на улице.
- Да брось ты! Идите к девкам нашим, они вас чем-нибудь вкусным угостят. Сейчас свяжемся, не беспокойся.
Серега приехал через час.
- Пошли в мой кабинет, там поспокойней. Присаживайтесь, рассказывайте, что и кто вас гложет.
Внимательно выслушав Чикатилу, Серега задумчиво сказал:
- Ну что, все ясно. Разводом этот ваш Ваня занимается. Знакомо такое понятие? Это решается элементарно. Значит, так. Когда они должны за деньгами прийти? Завтра? Ну вот. Завтра и послезавтра у нас предстоят небольшие напряги. Мы будем рыскать по городу, но, если ты позвонишь мне на сотовый, в течении пятнадцати - двадцати минут мы приезжаем и разводим уже его, Ваню этого. И всех, кто с ним будет. Устраивает вас такой сценарий? Ну вот и замечательно...
Когда Чикатило с Коленвалом ехали обратно, в ''сотку'', первый спросил у второго:
- Признайся, Вольдемар, ты ведь специально со мной поехал, а? Чтобы убедиться, что я не трандю?
- Ну-у, ты не обижайся, но были у пацанов некоторые сомнения. Теперь я вижу, что зря мы так, по отношению к тебе. Блин, теперь хоть знать будем, что у нас нехилая ''крыша'' есть.
- Так, стоп! - Чикатило прикурил сигарету. - У кого - у нас? У ''бригады''? Запомни одну вещь: ''крыша'' есть у меня одного. По крайней мере, ты в этом убедился. И только я буду решать, когда и в каких случаях мне звать СБ. И я не собираюсь при каждом рамсе напрягать их. А то у них своих проблем мало. Если уж совсем будет плохо, тогда да - я к ним обращусь. А так, все остальные - решаем сами. Без посторонней помощи. Яволь?
- Угу, - уныло кивнул Коленвал, - намек понял.
Часов в шесть вечера в ''сотку'' приканал зять Вертолета, тезка Чебака, тоже Эдик. Блатной по самые уши, пальцы веером, волосы стаканом, сопли пузырем. Вертолет привел его в 20-ю. Фюрер объяснил этому зятю, что к чему. Зять встал в дыбы:
- Да вы че, пацаны, опухли? Да Серега сорокалетнего мужика чуть насмерть не забил! Куда этот Ваня-то лезет?! Ну, выйдите вы все, да вломите этим бомбилам! Че вы за мной-то посылаете?
Ну и все в таком духе. Быдло, подумал Чикатило, гондон штопаный. Нашел место, где выделываться, шваль...
А вслух сказал:
- Слышь, кореш! Серега твой родственник? Вот ты за него и выходи, и вламывай, если ты такой крученый, как тут рисуешь. А сорокалетнего и я могу до смерти забить, если он заведомо слабее или бухой.
Зять стушевался:
- Базара нет! Я выйду. И пацанов блатных с собой приведу. И больше глухари эти здесь не появятся.
И ты тоже, мысленно добавил Чикатило.
И вот наступил тот день, когда всё должно было либо решиться, либо, наоборот, еще сложней запутаться. Почти весь первый курс, так же, как и в сентябре прошлого года, вооружался всем, что попадётся под руку. До обеда все учились, как положено. А после обеда группа обувщиков перешла в режим ожидания. Ну, а где обувщики - там и слесаря, обоих направлений.
Вопреки всем писаным и неписаным правилам, инвалиды начали ''заправляться горючим''. Собственно говоря, на любую разборку полагается идти трезвым. ''Сотка'' же этим правилом откровенно пренебрегла...
В четыре часа дня в 20-ю пришли девчонки из ''семерки''. Помимо Гули с Надей, пришли пять ихних подруг, знакомые по прошлым пьянкам. Разумеется, от предложенной выпивки они не отказались. Надя опять затянула свою песню:
- Нет, ну давайте мы выйдем, если не одни, то вместе с вами, а?
Чикатило, уже хорошо ''заправленный'', молча посмотрел на нее. Этого взгляда оказалось достаточно, чтобы девчонки больше не затрагивали эту тему...
Алексей пошел на вахту, проверить, все ли спокойно. Навстречу попалась
Валерьяновна, психолог:
- Так, я не поняла. Ты что, пьяный?! Какой повод у вас на этот раз?
- Похороны, - ляпнул Чикатило.
- Как-к-кие ещё похороны?! - опешила психолог.
- Будущие. Правда, самим ещё неясно, кто кого хоронить будет. Но то, что они состоятся - это стопроцентно.
- Да вы что, с ума посходили?! Какие похороны?! Опять драться с кем-то
собрались?!
- Татьяна Валерьевна, все вопросы зададите завтра, оставшимся в живых. А сегодня закройтесь в своей комнате и никуда не выходите, ладно?
Городские глухари оказались на редкость пунктуальными. Тютелька в тютельку, ровно в шесть часов вечера, они прибыли в ''сотку''. Правда, вместо обещанных десяти - пятнадцати человек пришли всего семь глухарей.
Дверь в 20-ю распахнулась и в комнату вполз Еврей, на карачках, поскольку был он без коляски.
- Чикатило, они пришли! - выпалил он. - Семеро лбов.
- Фюрер, общий сбор, - спокойно сказал Чикатило. - И не дай бог, вы, бабьё, туда сунетесь. Переломаю все кости, какие есть.
Чикатило кубарем скатился по лестнице, на бегу успев услышать, что Фюрер орет на весь второй этаж:
- Пацаны, на выход!!!
Ничего и никого Алексей уже не боялся, по той простой причине, что был, как выражался Борман, ''кривой в дугу''. Пробегая мимо воспитательской комнаты, он услышал, как ему вслед кричит Галина Сергеевна, она же Луна.
Выскочив за ''карусель'' вахты, Чикатило прямой наводкой подошел к Ване и жестами показал: пошли на улицу, поговорим. Ваня обращение высокомерно проигнорировал. Тогда Чикатило, недолго думая, схватил его за шиворот пальто и потащил Ваню на выход. Ошалев от столь хамского обращения, тот даже и не пытался вырваться. Остальные глухари тоже ломанулись вслед за своим главарём.
Только Чикатило собрался отмахиваться от насевших на него глухарей, как вдруг из темноты появились четверо - Вертолет, его сестра, зять Эдик и какой-то мужичок в очках. Они вломились в толпу глухарей, оттеснив их от Чикатилы. И все стали ожесточенно жестикулировать, кроме мужичка. Этот мужичок вытащил из кармана кожаной куртки какое-то удостоверение и стал махать им перед носом Чикатилы:
- Видишь эту ксиву? Видишь? Догадываешься, где я работаю? В КОНТОРЕ я
работаю, понял? Так вот, передай этим уродам, которые ни хрена не слышат, что если они ещё раз залупятся на Сергея - ими займутся очень серьёзные люди!
Мужичок этот еле стоял на ногах, с трудом ворочая языком, поскольку был ещё пьяней, чем Чикатило.
- А где блатные-то? - ''удивился'' Алексей. - Эдька нам втирал про каких-то блатных, а привел то ли мента, то ли комитетчика. Ты откуда именно?
- Неважно, - буркнул мужичок и отошел.
И всё. На этом вся разборка благополучно закончилась. Городские глухари смылись, родственники Вертолета - тоже. Чикатило зашёл в ''сотку'' и сказал:
- Всё, ушли.
На вахте собрались почти все пацаны первого курса. Они стояли, надежно
перегородив выход. Можно было ручаться, если бы глухари рванулись в
общежитие, то их бы на вахте и затоптали.
Вот так родилась очередная легенда ''сотки'': как Чикатило в одиночку разогнал городских глухарей... Еврей, Коленвал и Фюрер, рассказывая кому-нибудь про это дело, откровенно преувеличивали роль Чикатилы. Ну, выскочил один, против семерых, что-то там начал им втолковывать, а те взяли и испугались. Да так, что больше в ''сотку'' и носа не казали...
Луна наорала на Алексея, просто так, под руку подвернулся. Чикатило в ответ психанул, зашел в комнату, взял последние деньги. И с девчонками пошел пить водку на карьер.
В ''сотку'' он вернулся далеко за полночь. Редко так было, что выпив больше своей обычной нормы, он ещё стоял на ногах и всё соображал. Так оно получилось и в тот раз. Пацаны, конечно же, ещё не спали. Сидели и гадали, что предпримут глухари, которые городские...
Эта история не имела никаких последствий, ни для Вертолета, ни для остальных глухарей, ни для ''бригады''. Мама Света, зайдя в 20-ю на следующее утро, поинтересовалась:
- Ну как, разобрались?
- Какой там! - хихикнул Фюрер. - Алексей, в одно рыло, выскочил к ним. Через две минуты их уже и в помине не было.
Светлана Александровна наверняка уже была в курсе дела. Не могли ей не сказать. Всяко - разно, и Луна, и Валерьяновна, уже доложили ей об имевшем место инциденте. По крайней мере, обязаны были доложить.
Мама Света пристально посмотрела на Чикатилу, но ничего не сказала, ни
плохого, ни хорошего.
Чикатило лежал на своей койке. Просто лежал. Ничего не хотелось делать, никуда не хотелось идти. Пацаны, с подачи Бормана, опять глушили спирт. Слышно было, как они галдят в 29-й.
Чикатило уже начал дремать, когда в комнату забежал Семен, бледный и
трясущийся:
- Чикатило, тебя на вахту вызывают.
- Кто?
- Не знаю, первый раз их вижу. Какие-то пацаны, с оружием, на двух джипах.
Чикатило опешил:
- С каким ещё оружием?!
- Ну это, у них пистолеты торчат, видно же - куртки-то нараспашку.
Ни хрена не понимаю, смятенно подумал Чикатило. Ванины дружки, что ли?
Встав с койки, он пошел в 29-ю, постучался условной дробью. Открыл Малой:
- Передумал не пить?
- Да нет, я по другому поводу. Борман, ты ещё баллончик свой газовый не израсходовал? Нет? Дай его мне, а? А то там ко мне со стволами приехали. Помирать - так с музыкой...
Пацаны притихли:
- Кто приехал?
- Дед Пихто! - огрызнулся Чикатило. - Я откуда знаю? Дай баллончик, и я пошёл. Хоть одному, но больно сделаю.
Борман вскочил:
- Один ты не пойдёшь! Пошли вместе. И никаких ''нет'', я друзей не бросаю...
Засунув охотничий нож устрашающих размеров в рукав ''олимпийки'', он достал из тумбочки ''черемуху'' и перебросил её Чикатиле.
Остальные даже не пошевелились. С одной стороны, правильно. Никому не
хочется лезть под пули, ещё неизвестно, кто стоит на вахте. С другой же стороны, Борман же пошёл! Глупо, конечно, с ножом и баллончиком идти на пистолеты. Но Чикатило с Борманом пошли...
Идя по коридору первого этажа, Алексей заметил:
- Что-то на вахте тихо. Обычно же гвалт стоит, сам знаешь. Прикинь, сейчас выходим, а там куча трупов валяется в живописных позах...
Борман только хрюкнул. Чикатило вытащил ''черемуху'' из кармана штанов, прикидывая, сможет ли быстро её вытащить, в случае чего. Вроде бы сможет.
Выйдя на вахту, парни увидели следующее. В одном углу сжались в ужасе
глухари, городские, только другие, не имеющие отношения к давешним
эксцессам. В другом углу застыли несколько девок, которые постоянно ошивались возле охранников. Любительницы сплетен, другими словами.
Охранник же, дед по прозвищу Тарас Бульба, внимательно читал газету,
старательно изображая, что вокруг него нет никаких странностей.
А посерединке стояли пятеро жлобов. У двоих из них и в самом деле, из-под курток выглядывали кобуры со стволами. Только не боевыми, Чикатило это доподлинно знал, а газовыми, марки ''Айсберг''. Жлобы были насквозь знакомые.
- Отбой воздушной тревоге, Борман, - облегченно выдохнул Чикатило. - Это свои, приехали о моем самочувствии поинтересоваться. Парни, вы хоть морды попроще сделайте, а? Глядишь, люди к вам потянутся.
Эсбешники Борисыча дружелюбно оскалились. Один из них, Паша Ходунец, бабник жуткий, даже ручкой сделал, проказник этакий.
- Как оно ничего? - спросил Серега. - Проблему-то свою решили?
- Да вроде бы, - пожал плечами Чикатило. - Я тут сгоряча подумал, что это вчерашние приехали, мстить.
И продемонстрировал баллончик. Паша ухмыльнулся:
- Только не стреляй, ладно? Я сегодня бронежилет забыл одеть, ха-ха!
- Вы как тут оказались? - спросил Чикатило. - Я же не звонил.
- Потому и заехали, что не звонил. А может, тебя уже мочканули. Думаем, надо заглянуть, проверить. Ну что ж, это хорошо, что у тебя всё хорошо. А то Борисыч нам головы бы поотрывал.
- Нет, парни, извините, что потревожил, - покаянно сказал Чикатило. - Просто ситуация была насквозь незнакомая. Я и не знал, как правильно сделать.
- Всё нормально! - успокоил Серёга. - Всё ты правильно сделал. Надо будет - ещё раз приезжай, ничего страшного в этом нет. Давай, будь здоров!
Парни вышли во двор. Там стояли два джипа, "тойота-лэнд-круйзер-100" и
"мицубиси-паджеро". Эсбешники не спеша расселись по машинам и джипы
неторопливо отчалили от ''сотки'', дав по гудку.
- Ни фига себе! - выдал Борман. - Это что, и есть твоя служба безопасности?
Чикатило кивнул. К Алексеям подбежал Моряк и жестами спросил: это твои, типа, крутые друзья? Борман, тоже жестами, нагнал страху: да, мол, очень крутые, приезжали Ваню убивать, жаль, что его здесь нет, а то убили бы, как пить дать...
Моряк, округлив глаза, упедалил к своим, пересказывать. Вернее,
пережестикулировывать. Борман тихо засмеялся:
- Ну, всё! Теперь разговоров будет... Как же! Чикатило, друг крутых и ментов!
- Ага, особенно ростовских, - хмыкнул Чикатило.
Борман сначала не понял. Потом он ржал долго, до самого отбоя...
А после отбоя Руден, уже лежа в койке, сказал парням такое, отчего у них встало дыбом все, что встаёт.
Руден смог выцепить слабослышащего Валеру только сегодня. Вообще то, Валера приезжал в ''сотку'' практически каждый божий день. Он всеми правдами и кривдами пытался завоевать глухарку Риту. Каковая его категорически отвергала, поскольку ей нужен был всего лишь один пацан, причем говорящий - Бек. А тот, в свою очередь, всячески избегал Риту, чего Чикатило откровенно не понимал...
Руден поговорил с Валерой за всё, что касается Вертолёта и Вани. И Валера выдал Рудену нечто противоположное. Из его рассказа выходило следующее: Ваня всё делал правильно, ставя Вертолёта на деньги. Вот почему Серёжа, змей мелкий, дуру включал...
Когда Вертолёт учился в Искитимской школе-интернате для глухонемых, там был один слабослышащий, который ''держал вышку'', Саша. И Вертолёт этому Саше ''шестерил''. Спустя некоторое время Саша умер. Так вот, ВЕРТОЛЁТ ПРЫГАЛ НА САШИНОЙ МОГИЛЕ И ОРАЛ "СВОБОДА!".
Ваня был одним из друзей этого Саши. И когда глухари увидели, чисто случайно, прыгающего на могиле Вертолёта, они рассказали об этом Ване. Ваня поклялся найти Вертолёта, выбить из него деньги и отдать их Сашиным родителям. И Ваня так бы и сделал, не обратись Вертолёт к сурдопереводчице, та - к Маме, а Мама - к двадцатой комнате. По правде сказать, Чикатило сомневался, что Ваня отдал бы деньги родителям своего друга, но хрен его знает...
Чикатило изумленно покачал головой:
- Ни хрена себе, расклад. А Кузема, он то здесь с какого боку? Он же в Кемерово учился. Ему этот Ваня, по идее, что шёл, что ехал.
Руден ответил:
- Кузема здесь не при делах, стопудово. Его Вертолёт загрузил по полной программе. Женя и купился. Впрочем, мы тоже лоханулись, причем качественно.
Чикатилу затрясло. С трудом справившись с яростью, он процедил:
- Я вам клянусь, пацаны. Если я увижу, что Вертолёта ГАСЯТ - я подойду и помогу, тем, кто его будет гасить. С-сука, тварь, гондон... Бля, это надо же! Всё, отныне ни в какие впряги за глухарей я лично не пойду, кроме Куземы. А остальные пусть хоть поубивают друг друга, мне всё равно.
''Бригада'' придерживалась аналогичного мнения...
ГЛАВА 22.
Девятого февраля не выдержали нервы у Бека, в очередной раз. Долго он смотрел на всё гадство, творящееся в ''сотке'' и, в частности, в двадцатой комнате.
Дело касалось Паука. Мишка, сделавший в декабре первое и последнее вливание в ''общак'', на этом счёл нужным остановиться. Он, вдобавок ко всему, так и не убирался в комнате по-человечески, так и продолжал пропускать уроки. Что было обидней всего, ему всё сходило с рук. Ко всему прочему, у Мишки случайно обнаружили склонность к крысятничеству. В итоге, Бек, копивший всю грязь в душе, девятого февраля, во время пьянки, не выдержал...
Как обычно, гуляли в 20-й. Толпа была шибко большая: Бек, Руден, Чикатило, Фюрер, Борман, Веселый, Малой, Рыбак, Огонь, Коленвал. К Фюреру нагрянула его Танюха, поэтому Гули с Надей не было. А Фюрер, судя по всему, рвать с Танюхой пока не собирался. Более того, после случая с глухарями, Чикатиле в душу закралось сомнение, насчет Фюрерского рассказа, про предложение Гули...
Так получилось, что в этот раз, со всеми постоянными участниками сабантуев, были двое типов - Паук и Дятел. Мишкина Альфия свинтила домой, поэтому Пауку некуда было деваться. А Дятел забурился просто так, настроение у него было игривое. Более того, он был не один, а со своей кралей, слабослышащей Олей, той самой, с кем до Нового года дружил Коленвал.
Сначала всё было нормально, всё шло как обычно. Разговоры, танцы-шманцы. Один Руден немного грустил. Причем причина грусти была такова, что пацаны по полу катались от смеха: его нынешняя подруга Саша умудрилась скорифаниться с его бывшей подругой, глухаркой Ларисой Два На Полтора. Пикантность состояла в том, что обе находились тут же, в 20-й.
И вот, по ходу гульбища, Дятел распоясался. Орал всякую ерунду, якобы подпевая магнитофону, скакал по комнате, как жеребец. Чёрт его маму знает, что на него нашло. Может, Олю свою удачно трахнул, и его
переполняло от гордости. А может - наоборот, опарафинился перед ней, глуша неудачу веселухой.
Руден, глядя на Дятла изподлобья, задумчиво проговорил:
- А ведь ты сегодня огребешься, родной.
- А мне пофигу! - рявкнул Дятел, приплясывая.
А Бек сидел, молчал, ни на кого не глядя. Руден переглянулся с Чикатилой, многозначительно поиграв бровями: дать ему бани или не стоит? Алексей равнодушно пожал плечами: а как хочешь, мне все равно.
- Так, кто меня пойдёт провожать? Чикатило, ты как?
Это Танюха стала собираться домой. Алексей протянул:
- Не, я в таком виде не могу. Меня ветром сдует, точно тебе говорю. Нехай Паук с тобой топает, а то он сидит тут, как дурак и не пьёт.
Коленвал тоже поднялся:
- Я с вами. Проветрюсь. - и тихо сказал, кивнув на Олю. - Не могу я рядом с ней сидеть. Спирт поперёк горла встаёт...
А Дятел всё горланил. Наконец, он выдохся и сел за стол:
- Ну чё, пацаны, наливайте! А то обижусь!
Никто не пошевелился. Дятел обвёл всех мутным взглядом:
- Вам чё, в падлу мне спирту налить? Вы чё, меня за пацана не держите?
- А ты себя ещё ничем не проявил, - процедил Огонь, - чтоб тебя реальным пацаном считать.
- Во-во! - кивнул Фюрер. - Ты здесь вообще по ошибке находишься.
Дятел ткнул пальцем в сторону Чикатилы:
- Он - реальный? Интересно, а чем это он успел себя проявить?
- Ты стрелки-то не переводи, не на железной дороге работаешь, - сказал Чикатило. - Я своими делами хвастаться не буду, не в моей натуре.
Бек молча встал, вылез из-за стола, вышел на середину комнаты. И, когда Дятел начал сыпать блатными словечками, грозясь своими земляками, сделал один шаг, схватил его за шиворот и поднял со скамейки. Развернул Дятла к себе лицом, несколько мгновений изучал его.
Удар! Второй! Третий! Четвертый! Дятел согнулся пополам, закрываясь руками. А Бек продолжал наносить скупые, но страшные удары. Дятел завизжал по-бабьи, пытаясь вырваться, но хватка у Бека была железная.
Парни кинулись отрывать Бека, однако, это оказалось непросто. Ибо у Бека и в самом деле сила была немерянная.
Девчонки сидели, закрыв ладонями рты. Оля вообще была белее снега. Наконец, Бек выпустил Дятла и тот рухнул на пол, всё ещё визжа.
- Заглохни! - прошипел Руден. - Тебя, суку, по-хорошему предупредили. Бегом в умывалку, чмо! Оля, помоги ему!
- Сдурел? - осведомился Борман у Бека. - Он же тебя сдаст, как пить дать...
- Пускай, - сверкнул глазами Бек. - Выгонят - перед отъездом вообще в снегу закопаю, до весны хрен кто найдет.
Весёлый пьяно хихикнул. Остальные, глядя на него, тоже фыркнули. Вскоре парни ржали гомерическим хохотом, складываясь пополам.
Чикатило, всё ещё похрюкивая, сказал Беку:
- Ты свои скуловороты отмой, а то они все в крови...
Выйдя из комнаты, они направились в сторону умывалки. Дятел уже шёл оттуда, весь мокрый, опухший. Сделав непроницаемое лицо, он хотел обойти Бека с Чикатилой. Однако, Бек ужом скользнул в его сторону. Дятел не успел увернуться. И Бек с новой силой принялся охаживать его. Чикатило скатился по лестнице, схватил одного лозоплёта по кличке Карась и прошептал ему:
- Стой на стрёме! Если Луна появится - дай знать. Понял?
Карась, сам детдомовский, схватил всё на лету:
- Разборка?
- Мозги вправляем, - ощерился Чикатило. - Карась, не подведи, бога ради.
Тот кивнул:
- Вправляйте спокойно.
На втором этаже уже была сплошная лепота. Проходя мимо комнаты глухарей, Чикатило ради интереса толкнул дверь. Закрыто, что и следовало ожидать...
- Ты успокоился? - спросил Чикатило, зайдя в умывалку.
- Не знаю, - хихикнул Бек. - Всё, Чикатило, это - кранты. Теперь я на каждой пьянке буду косячникам морды вскрывать. Пока кто-нибудь мне не вскроет...
- Тогда не пей.
- А не пить я не могу, - развёл руками Бек. - Я тогда совсем сдохну.
- Да ты от алкоголя быстрей сдохнешь, - заметил Чикатило.
- Ну и плевать, одним дебилом на земле меньше станет...
Народу в комнате поубавилось. Глухарки, вместе с Дятлом, ушли к себе, в женское крыло. Весёлый и Малой уже пребывали в отключке. Их уже перенесли в 29-ю. Остальные сидели как пришибленные. Посмотрев на зашедших Бека и Чикатилу, Руден сказал:
- Если Дятел сдаст - как всегда, толкаем нашу версию. Начал кидаться на Бека, отоваривали Дятла все вместе. В смысле - успокаивали. Должно проканать...
Тут вернулись Коленвал, Паук и... Танюха.
- Не понял, - недоуменно протянул Фюрер.
- Опоздали мы на последнюю маршрутку, - объяснил Коленвал. - А такси, знаешь ли, дороговато. Да и денег всё равно нет.
- Блин, - озадаченно почесал затылок Фюрер, - сегодня же Луна дежурит. Ну, и куда тебя прятать?
Это он к тому сказал, что Луна каждую комнату осматривала, как хороший
офицер внутренних войск шмонает камеры зэков. Скольким она кайф поломала - одному богу известно...
И тут Бек, до этого волком глядевший на Паука, вдруг вскочил и, обхватив правой рукой его шею и пригнув Мишку, левой начал молотить Паука, прямо в лобешник. Танюха с воплем кинулась отрывать Бека от Паука. С таким же успехом она могла бы попытаться сдвинуть танк с места. Чикатило, равнодушно глядевший на это месиво, вспомнил басню Крылова ''Слон и Моська''...
Руден тоже успел пару раз приложиться к морде Паука. Вытерев кулак
полотенцем, он зло выдохнул:
- Говорили же Луне, что будет летать. Вот и получите...
Фюрер поднялся:
- Так, парни. Я переезжаю к вам. Иначе от Паука завтра к утру один труп останется. А Мишка пусть на моё место переселяется. И плевал я на этих соцпедагогов.
Если не считать склонность Фюрера к вранью, то в целом он был неплохим
пацаном. И деньгами выручал, и парней ''бригады'' всячески отмазывал, если те куда-нибудь врюхивались, и мелкие рамсы разруливал, бывало.
Это потом уже он обурел до беспредела...
Наутро, обновленная 20-я получала от Мамы Светы и Кати СС прежестокий втык. Пункты разноса были следующими:
А) постоянные пьянства; с чем парни были абсолютно согласны.
Б) самовольное переселение, без разрешения коменданта и социального педагога; с этим пунктом парни попытались было спорить, но были, мягко выражаясь и грубо говоря, лишены права голоса.
Под конец разноса парни получили порцию трудотерапии - месячное дежурство по столовой. А также, были награждены очередной лекцией религиозного характера.
А вот это уже было интересно, без дураков. Так как тема лекции была такова: "ПОЧЕМУ люди становятся или рождаются инвалидами".
С медицинской точки зрения, люди рождаются инвалидами по нескольким
причинам, среди которых доминируют две - генетическая несовместимость
родителей и проживание вблизи радиоактивной местности. Это при том, что эти причины нередко СЛИВАЮТСЯ в одну. На втором плане стоят общеизвестные причины: родители-алкоголики, родители-наркоманы. Ну, а становятся инвалидами всего лишь по двум причинам: по неосторожности,
своей или чужой, и по дурости, проистекающая от чрезмерного употребления алкоголя и наркотических средств. Всего и делов...
Однако, по глубочайшему убеждению Мамы Светы, существует единственно
верная причина. Если её выразить коротко, то она выглядит примерно так: ребёнок рождается инвалидом потому, что именно ему предстоит расплачиваться за прижизненные ошибки своих родителей, своих бабушек и дедушек, своих прабабушек и прадедушек, и так далее. И становятся инвалидами исключительно по той же причине. Вот только СТАТЬ инвалидом - это во сто раз хуже, нежели им родиться. А значит, у того, кто им СТАЛ, ошибки и грехи предков были гораздо более тяжёлые.
И Чикатило волей-неволей призадумался. Ладно, допустим - Мама Света права и её теория оказалась правильной. Это что тогда получается? Что каждый инвалид просто обязан будет проклянуть ВСЕХ своих предков, начиная от Адама и Евы и заканчивая своими родителями? Нет, ну не говорить же им мысленно искреннее ''спасибо''? Мол, спасибо вам огромное, товарищи и господа предки, за то, что вы в своё время хорошо накосячили, да так, что это на мне и отразилось... Нет, ребята, тут есть какая-то нестыковка. Не знаю, правда, какая, но она есть, точно...
Да я что, серьёзно? Чикатило про себя фыркнул. М-да, занесло же в религиозно - философские дебри. Алексей вспомнил уроки истории. Ведь вера в бога - это просто вера, не более того. Появившаяся со времён Древней Руси, причём взятая у византийцев, что характерно. А ведь история России пошла бы совсем по другому пути, возьми древляне не христианство, а буддизм или ислам...
ГЛАВА 23.
Нет, ну в самом деле, почему? Почему самые страшные события из жизни
''бригады'' произошли именно в феврале, с разницей в два дня?
Конечно, по сравнению с войной в Чечне, то, что было в ''сотке'' - это детский сад, если не ясли. Но, во-первых - разный контингент людей, во-вторых - места разные. Если Чечня - это самая что ни есть зона боевых действий, где схлестнулись интересы нескольких стран, которые обычному человеку понять трудно, то ''сотка'' - это, по сути своей, санаторий, как ни крути.
Наверно, всё дело было в том, что в училище смешались три группы инвалидов: с физическими недостатками, с психическими и глухари. Если бы для каждой категории существовали бы отдельные училища, многие трагедии можно было избежать.
Но, увы. В России всё, абсолютно всё, идёт не так, как в нормальных
цивилизованных странах. Даже через рабовладельческий строй Россия умудрилась перепрыгнуть, если отследить историю. И ещё развитой капитализм пытаемся построить, чудаки...
Чикатиле, для профилактики, врачи прописали одну процедуру - банки. Хорошая вещь, простая, как перпендикуляр и при этом - эффективная. Банки ставили часиков в десять вечера, поэтому Алексей был рад, что наступила некоторая передышка в пьянках. Вернее, это он не пил. А вот остальные - увы, керосинили по-чёрному.
Не зря Костя Маршал, инвалидом СТАВШИЙ, неоднократно предупреждал
пацанов, что когда-нибудь они допьются. Он сам получил инвалидность из-за алкоголя. В смысле, из-за неумеренного употребления оного. Рассеянный склероз - штука по настоящему страшная. Человека, болеющего им, в любой момент может парализовать, на всю оставшуюся жизнь...
Но кто бы Костю слушал? А зря. Ох, как зря...
В медпункте сидела медсестра, абсолютно незнакомая. Ну да, эта-то овчарка заболела, а эта, видно, на подмене. Ясно.
- Слушаю вас, - произнесла медсестра, оторвавшись от книги.
- Собственно говоря, у меня банки в это время, - сказал Чикатило.
- Фамилию вашу назовите. Да, всё верно. Проходите, раздевайтесь.
Алексей едва удержался, чтобы не ляпнуть "Покуда?". Медсестра выглядела очень даже ничего. Высокая, статная, чернявая, с толстой длинной косой. Конфетка, одним словом. За косу Чикатило и окрестил медсестру Василисой.
- Ложитесь, - сказала медсестра и обернулась.
Чикатило стоял перед ней, голый по пояс. Бровь Василисы изумленно изогнулась - это она увидела татуировки.
Родная, вздохнул Алексей, ты ещё моей погремухи не знаешь. Поглядел бы я на тебя тогда.
Минут через десять процедура закончилась. Василиса, пока Чикатило одевался, сделала какую-то отметку в журнале регистраций.
- Завтра у вас последний раз, - сообщила она. - Больше ни на что не жалуетесь?
- Да нет. Вроде бы ничто пока не беспокоит, - пожал плечами Алексей. - Спасибо вам.
- На здоровье!
Алексей, выйдя из кабинета, подумал: ах, какая женщина, мне б такую.
Поднимаясь по лестнице, он услышал возбуждённые крики. Да мать вашу, что опять?
Борман стоял, держась рукой за челюсть и сплевывал кровь прямо на пол. Коленвала трясло. Огонь жутко матерился.
- Хочешь новость? - криво усмехаясь, спросил Дима Пончик. - Рыбак сбрендил. Борману вон, три зуба выбил с одного удара. Беку нос сломал, опять же, с первой попытки. Фюрер его сейчас успокаивает...
- Вы что, тормоза?! - опешил Чикатило. - Да Рыбак его порвёт к дремучей матери! Где они?
- У Рыбака в комнате, - сказал Огонь. - А мы что? Фюрер сам туда пошёл, говорит: Луну караульте.
- Бек где?
- В нокауте Бек, - нервно хихикнул Коленвал. - Блин, такой чёткий удар был, ты бы видел! Ну, Бека и вырубило. Мы его в вашу хату перетащили.
Тут из 21-й комнаты вышел Фюрер, на первый взгляд - целый и невредимый. Встав на пороге, он хрустнул пальцами.
- Успокоился вроде бы, - сказал он.
Коленвал с опаской заглянул в комнату. Потом он круглыми глазами поглядел на Фюрера:
- Ты что с ним сделал? Ты его бил, что ли?
- С чего ты взял? - удивился Фюрер.
- Так это... А откуда лужа крови на полу?
- А это он сам, я здесь ни при чём. Это он головой об пол бился, крича: "Служу России!". Не трогайте его, пусть спит.
Чикатило протянул:
- Кажется мне, други, что я что-то пропустил. Ну-ка, все, в двадцать девятую, и рассказывайте.
- Сидели мирно, пили тихо. Всё, как обычно. Никто ни на кого не рыпался. Тут Рыбак, сидел - сидел, потом просит Бека: ударь меня, говорит, хочу силу твоего удара на себе почувствовать, - возбуждённо рассказывал Борман, время от времени болезненно морщась и потирая челюсть. - Ну, ты же Бека знаешь, его хлебом не корми, дай только кому-нибудь в дыню дать. А тут такое счастье, надо же - ударить просят. Короче, зарядил Бек ему в фанеру. И понеслась звезда по
небосклону. Рыбак вскочил, встал по стойке ''смирно'', отдал честь, заорал: ''Есть''! И чётко так, смачно, врезал Беку, прямо в переносицу. Аллес, нокаут. Тут меня черти понесли на Рыбака. Как он от ударов уклоняется, ума не приложу. Я - и так, и этак, не могу его, падлу, зацепить. Тут мне и прилетело...
Вдруг раздался душераздирающий вой, какой-то нечеловеческий, полный тоски и боли. Так воют те, кто потерял нечто такое, без чего дальнейшая жизнь не имеет смысла. Пацаны содрогнулись.
- Рыбак! - сдавленно просипел Коленвал.
Выскочив в коридор, парни увидели Луну, недоуменно озиравшуюся. Борман, первый заскочивший в 21-ю, с разбега ударил Рыбака кулаком в горло. Колян, пытавшийся встать с кровати, упал обратно.
- Вяжем его! - заорал Огонь. - К койке привязать надо!
Колян отчаянно брыкался, размахивая руками и ногами, никого к себе не
подпуская. Чикатило взглянул на его лицо и содрогнулся. Ничего человеческого, абсолютно ничего. Абстрактная маска, пародия на лицо,
вся в крови. Вытаращенные глаза, отливающие желтизной. Оскал, каких у зверей нет.
Луна, бестолково мечась по комнате, умоляюще кричала:
- Коленька, миленький! Успокойся, бога ради! Я тебя прошу, успокойся!
Парни навалились на Рыбака всем скопом, пытаясь прижать его к койке, лишить движений. Дима Пончик, сто семьдесят пять килограммов чистого веса, сел Рыбаку на ноги, заявив с довольной ухмылкой:
- Ниже пояса он блокирован. Кто-нибудь, ремень дайте, ноги ему привязать.
Потом уже, Пончик долго ходил озадаченным, пытаясь понять, каким образом Рыбак умудрился скинуть его. Да так, что Дима отлетел к противоположной стенке, едва её не проломив.
В комнату вбежали ещё несколько чуваков, не из ''бригады'', поглазеть на бесплатное кино.
Огонь, красный от натуги, рявкнул:
- Брысь отсюда!!!
- Галина Сергеевна, вызывайте ''скорую''! - крикнул Фюрер. - Его усмирять надо!
Луна бомбой выскочила из 21-й. Фюрер удовлетворительно мотнул головой:
- Порядок! Видит бог, не хочу я этого делать. Но придётся...
Коротко взмахнув рукой, Фюрер ударил Рыбака ребром ладони, чуть пониже уха. Рыбак на несколько секунд обмяк и парни, воспользовавшись короткой передышкой, быстренько, но надёжно спеленали его, привязав затем к кровати.Чикатило, шумно дыша, повернулся к Семену:
- Догони Луну! ''Скорую'' не надо, пусть медсестру сюда приведет, с
успокоительным, быстро!
Семен исчез. Парни, семь человек, как насчитал Чикатило зачем-то, вытирали пот с лиц. Коленвал несколько раз пшикнул ингалятором себе в рот. Борман, усмехаясь, повернул рукой лицо Рыбака к себе:
- Ну вот, теперь можно и побеседовать по душам за мои зубы...
- И за нос Бека тоже, - добавил Фюрер. - Сучонок, такого боевика из строя вывел, а! Ну и кто ты после этого?
Рыбак снова взвыл, так, что Малой шарахнулся. Пацаны грохнули. Борман
констатировал:
- Во-во! Правильно! Волк ты позорный, точно. Курвёныш...
- Хана Рыбаку, - тускло сказал Чикатило. - Домой поедет. Бляха, завтра хипежу будет, в рот меня мама целовала...
- Во Владимирский централ он поедет, а не домой! - в комнату зашёл Руден, в верхней одежде. - Бек где?
- Спит, - ответил Фюрер. - Погоди, а ты откуда знаешь?
- Да там Луна орёт на весь этаж, её даже глухари слышат, по-моему. Сейчас сюда припрутся, с медсестрой. Пока до вахты добежала, телефон ''скорой'' забыла с перепугу. Хорошо, её Семен тормознул. Ну, драконьте, что тут и как.
Руден только что проводил на трамвайную остановку свою Александру. И, так же, как и Чикатило, не присутствовал в разыгравшейся драме.
Руден, выслушав Бормана, зло хмыкнул:
- Кранты. Пойду, разденусь, да на Бека взгляну, как он там.
В комнату ворвалась Василиса, за ней - бледная Луна. Медсестра несла шприц в упаковке и какую-то ампулу. Подойдя к связанному Рыбаку, она пощупала ему пульс, потом положила руку на его грудь. Вдруг она спокойнейшим голосом произнесла:
- Развязывайте его, быстро. У него сердце остановилось...
Чикатило похолодел. И вместе с Борманом кинулся распутывать верёвки и ремни на теле Рыбака. Руки и ноги почему-то не стали развязывать. И правильно сделали...
Василиса начала делать Рыбаку прямой массаж сердца. Секунд через пять, в абсолютнейшей тишине, раздался торжествующий рык Коляна:
- А-а, суки!!! Как я вас, а?! - и он пытался вскочить.
Но из-за привязанных конечностей он только выгнулся дугой. Медсестра
шарахнулась, прямо на Чикатилу, тот еле сумел её удержать и сам чуть не упал.
- Вы в порядке? - поинтересовался он у Василисы.
Та молча кивнула, глядя на Рыбака расширенными от ужаса зрачками. Чикатило аккуратненько потеснил её к окну и она в изнеможении села на подоконник, благо, они все - низкие.
Так, хватит, вскипел Чикатило. Наклонившись над Рыбаком, он обеими руками схватил его за голову и заорал тому прямо в лицо:
- Заткнись, солдат! Заглохни, кому сказал, сука!
Рыбак сфокусировал взгляд. Более - менее осмысленно посмотрев на Алексея, он тихо прорычал:
- А-а, Чикатило. И ты здесь? Почему тебя там не было? Я знаю, ты бы меня остановил. Тебя бы я не тронул, ни за что на свете. Тебя и Гуляя...
Чикатило мельком глянул на Василису. Так и есть, теперь вытаращилась на него. Ну, спасибо, дружище... Теперь хрен я с ней познакомлюсь, она меня к себе на пушечный выстрел не подпустит, железно.
- Укол сможете поставить? - спросил Алексей, не глядя на медсестру. - Колите в руку, переворачивать его не будем.
Выйдя в коридор, он подошел к Семену:
- Ночуешь у нас. А я - у вас. А сейчас надо кровь в комнате отмыть. Сам сможешь?
Семён испуганно замотал головой. Фюрер, стоя рядом, негромко сказал:
- Я помогу. Иди спать, Семен, только постель свою возьми.
- Я к Сашке Ящику лучше пойду, - прогудел Семен. - Он все равно один в комнате спит. Чего я вас буду стеснять?
- Как хочешь. Мы все равно спать не будем, по крайней мере, я - точно не буду.
- Я тоже, - кивнул Чикатило. - Пропал мой сон, что, в общем-то - объяснимо...
И Фюрер с Чикатилой всю ночь просидели в 21-й, каждый час выпивая по бокалу кофе. Но Рыбака отключили надёжно. Всё равно, отвязывать его не стали.
А Бек, посреди ночи, встал. И Чикатило, зашедший в свою комнату за кофе и сигаретами, увидел его плачущим. Неясно, правда, отчего он плакал - от боли или от обиды. Скорей всего, от обеих причин сразу.
Вот и осуществилась твоя мечта, подумал Чикатило, что характерно - довольно быстро. Как это дико бы не звучало. Бек сам признался пацанам, что мечтает о том, чтобы кто-нибудь дал ему люлей. И ладно бы, скажи он это по пьяне. Так нет же, был абсолютно трезвым, даже не с похмелья...
- Выгонят его, как с добрым утром, - задумчиво сказал Фюрер, имея в виду Рыбака. - Луна ещё лохмаче распишет в докладной, чем оно на самом деле было.
- Это точно, - хмуро кивнул Чикатило. - К гадалке не ходи, распишет так, что Пушкин с Гоголем позавидовали бы. Сучонок, не мог в дежурство Доброй побуянить, а? С ней бы можно было договориться.
- Запросто. Я бы её уболтал, не напрягаясь.
Что было, как ни удивительно, сущей правдой. Имелся у Фюрера такой талант - мог уговорить практически любую особь женского пола, на что угодно. И иногда он своим талантом беззастенчиво пользовался, как в личных целях, так и в интересах ''бригады''...
Но Луна, в отличие от Доброй, была в этом плане абсолютно непробиваемой. Поднимала из совершеннейшего пустяка такую пыль, что все диву давались. Вот только случай с Рыбаком, как ни крути, пустяком всё же не был, по меркам ''сотки''. И Коляну оставалось жить в общаге дней пять, от силы. До линейки, на которой огласят окончательный приговор, обжалованию не подлежащий.
Жаль, тоскливо подумал Чикатило, бог ты мой, как же жаль! За полгода все как-то привыкли друг к другу, скорифанились. А Рыбак, несмотря на свою БОЛЯЧКУ, всё же был хорошим пацаном. И то, что он СТАЛ инвалидом - не его вина. Единственное, в чём он был безоговорочно виноват - в том, что пил. Нельзя ему было пить, никак нельзя. Рано или поздно, но он бы СОРВАЛСЯ. Это был бы вопрос времени. До сих пор, никто из ''бригады'' не знает точно, был ли Рыбак в Чечне. Сам он про это ничего не рассказывал. И никто не спрашивал. Не было так принято - с
сапогами в душу лезть. Захочет - сам расскажет, не захочет - его право. А всё-таки, по мнению всех парней, Рыбак там был, судя по всему. Ну откуда бы он знал методы проведения диверсий и засад? Откуда бы он знал тактико-технические характеристики почти всех видов стрелкового оружия? И наконец, его армейская травма. Уж не в рукопашном ли бою с моджахедами его так уделали? Одной службы в диверсионной группе минирования мало. Нужно пройти через ''горячую точку'', чтобы стать ТАКИМ.
Хотя, быть может, Чикатило со товарищи и ошибались. Кто знает?..
ГЛАВА 24.
Иногда эта самая ночь, с тринадцатого на четырнадцатое февраля, потом долго снилась Чикатиле. Не во всех подробностях, правда, - отрывками. Но и этого хватало, чтобы по ночам орать во сне и просыпаться в поту...
И ведь было же неясное предчувствие! Было! Чикатило и сам не мог толком объяснить, что он чувствовал. Первый раз это было примерно за неделю до того, как в декабре первый курс схлестнулся со вторым. Чикатило в тот момент рассказывал ржущим пацанам про то, как он со своими друзьями малость подшутил над девчонками - официантками в баре.
Вдруг Чикатило на полуслове запнулся. Дыхание перехватило так, что Алексей согнулся пополам. Пацаны переполошились, кинулись помогать.
- Эй, эй! Ты что, умирать собрался?
Чикатило, чуть отдышавшись, тупо уставился в одну точку и прохрипел:
- И здесь достало... Всё, хана. Ждите событий, парни. Когда меня вот так ломает, это означает только одно - что-то будет.
- В смысле? - не понял Руден, - хорошее или наоборот, плохое?
- Не знаю, честно. Но будет, стопроцентно...
Как правило, предчувствия не обманывали. После того случая Фюрер, когда в комнате никого не было, посоветовал Чикатиле:
- Ты это... Старайся не показывать свои ломки, сдерживай их. А то, фиг их знает, как пацаны это поймут. Скажешь, например, что будет что-то очень даже хорошее, а на деле выйдет вовсе даже наоборот. Ты же крайним и останешься...
Чикатило хмуро кивнул. И нахрена мне такой талант, в смятении подумал он, от него и в самом деле, никакой пользы. Но в том-то вся и штука, что эти ломки накатывали внезапно, резко. Иногда их удавалось скрывать, иногда - нет. Трудно, знаете ли, скрыть то ощущение, что
тебя как будто ударили под дых.
День святого Валентина, на взгляд Алексея, праздник всё-таки хороший, добрый, несмотря на то, что импортный, взятый с Запада. Влюблённые лишний раз делают друг другу подарки, признаются в любви. Всё красиво, с душой, по-человечески.
Перед Чикатилой ребром встала такая проблема: кому признаться в любви, кому сделать душевный подарок? Хоть он и дружил с Надей, но по-прежнему тосковал по Гуле. О чём, что характерно, обе прекрасно знали. И делали вид, что всё нормально. Что Чикатилу бесило несказанно. Поломав голову над этой промблемой, он нашёл воистину соломоново решение: никому ничего не дарить.
Тем более, к Фюреру приехала Танюха, что автоматически исключало
присутствие ''семёрочных'' девчонок в ''сотке''. Да они бы и так не пришли, по той простой причине, что в тот день они работали. Гуля, Надя и Аня умудрились найти работу в каком-то пельменном цехе. До обеда учились, а потом ехали работать. По этой причине дружеские встречи в тёплой, непринуждённой обстановке происходили реже, чем обычно.
Именно поэтому Чикатило и Фюрер в ту злополучную ночь были абсолютно
трезвыми. Зато Руден с Беком напились от души. А всё из-за того, что к Рудену приехала Саша. Лариса Два На Полтора предложила пить вместе. Ну а где Лариса, там и Рита. А где Руден, там и Бек.
Пацаны пришли в комнату к отбою, хорошо накачанные алкоголем. Чикатило с Фюрером уже лежали в своих койках и лениво переговаривались о том, о сём. Руден, хохоча, проговорил:
- Ё-моё, не было печали. Я, блин, не знаю, что мне с этой глухаркой делать. Прикиньте, пацаны, она моей Саше семафорит - мол, брось Игоря, потому что я его люблю. Всё, пока я отсюда не уеду, она будет с каждой моей бабой знакомиться и отбривать от меня. Дёрнуло же меня с ней переспать... Бек, ты смотри, Риту не вздумай трахнуть. Иначе запутаешься в нешуточных сложностях, как я.
- Да нахрена она мне нужна?! - удивился тот. - Ни поговорить с ней, ничего. Ещё жесты ихние придётся учить. Нет, нафиг мне такое счастье? Вон, Чикатиле везёт, на него ни одна глухарка не западает.
- Да уж, - подтвердил Руден. - В натуре, Чикатило, везёт тебе, как не знаю кому. Они же на внешний вид смотрят, кошёлки.
- Знаете что? - лениво проговорил Алексей. - Я вам уже рассказывал про одну глухарку, ту, которая меня чуть ли не изнасиловала. Сыт по горло одной, аж жрать охота. Нет уж, парни, мне такое счастье, как и Беку, даром не нужно. Так что, зёма, будешь ты у нас за всю комнату с глухарками отдуваться. Что поделать, карма у тебя такая, вместе с чакрой.
- Какой ты умный, Чикатило, - издевательски восхитился Фюрер, - спасу нет. Куда нам, убогим, до тебя.
Чикатило добродушно ощерился:
- Позвольте внести два немаловажных уточнения, убогие. Во-первых, я не умный, а начитанный. А это само собой подразумевает второе уточнение: был бы умный - был бы богатый. Не самые хитромудрые философские высказывания, конечно, зато полностью отражают нынешнее моё положение в данный момент... Блин, как я выразился, а? Аж самому понравилось.
Пацаны грохнули. Фюрер сквозь слёзы выдавил:
- Ты сам то понял, что сморозил? Спиноза, мля...
- Айда покурим, Бек, - предложил Руден. - Попутно глухарей наших пошугаем. Может быть, у них догонимся...
И Бек с Руденом вышли.Если бы у Чикатилы был дар заглядывать в будущее хотя бы минут на пять - десять, он бы не пустил их. По крайней мере, постарался бы сделать так, чтобы пацаны из комнаты не выходили. Увы, не было такого дара. И машины времени тоже не было...
Фюрер опять агитировал Чикатилу:
- Ты пойми одно, балбес. Гульку тебе не добиться при всём твоём желании. Во-первых, она мне по-русски сказала, чётко и ясно, что будет со мной. Во-вторых, ты, не в обиду будь тебе сказано, не в её вкусе, абсолютно. Это она мне сказала, а не я придумал. Надьку бы пожалел, дурень! Девка по тебе откровенно сохнет. Согласись, что она не самая плохая баба, а? Ну так держись за неё всеми конечностями! А вдруг? А может быть, тебя судьба сюда не просто так занесла? А ради того, чтобы вы с ней встретились, а? И зажили бы с ней счастливой семейной парой, каких, кстати говоря, в нашей стране удручающе мало.
- Всё сказал? - ледяным тоном осведомился Чикатило. - А теперь я тебе речь толкну. Насчёт Надьки ты откровенно прав, признаю. Вот только есть одно ''но''. Дело в том, что я никогда не женюсь на той бабе, которая мне не нравится. С Надькой я завис лишь потому, что нет пока у меня других вариантов. Далее. Гульку я буду добиваться до тех пор, пока не добьюсь своего. Или пока она мне в глаза не скажет, что она с тобой. Тогда, речи нет, я от неё отвяжусь. Ибо умные люди на этот счёт придумали мудрейшую поговорку: насильно мил не будешь.
- Айн момент, - вскинулся Фюрер. - Уж если ты обратился к народному
фольклору, позволь отпарировать аналогично. Как насчёт другой поговорки, тоже придуманной не менее умными людьми? К примеру, стерпится - слюбится, а?
- Не спорю, такое тоже случается. Но я то себя, любимого, лучше знаю. Поэтому я тебе авторитетно заявляю - эта поговорка ко мне не подходит. Потому как...
Дверь с треском распахнулась. Первым влетел Бек, хохоча во всё горло. Следом ковылял Руден с... костылём, матерясь так, как Чикатило не умел, пожалуй что.
Бек стянул с себя олимпийку. Думать было некогда. Чикатило резко соскочил с койки, аж в глазах потемнело.
- Фюрер, бинт! - заорал он, подскочив к Беку.
Но тот уже сам слетел с кровати. Метнув один рулон Чикатиле, Лёха сунул в зубы второй рулон и, прыгая на одной ноге, подскочил к Рудену.
У Бека кровь била фонтаном из плеча и чуть пониже лопатки, забрызгивая всё вокруг. А Бек, словно не замечая этого, стоял и смеялся, засунув руки в карманы штанов. Зрелище было настолько диким, что Чикатило на миг усомнился, что всё это происходит наяву.
- Руку подними! - крикнул он Беку. - Идиот, руку подними, говорю!
Бек нехотя поднял правую руку, продолжая смеяться. А Чикатило, пачкаясь в его крови, пытался наложить повязку. Некогда было придавать повязке должный вид. Главное - остановить кровотечение...
Туго затянув узел на плече, как учили, Чикатило оглянулся. Фюрер проделывал точно такое действие на ноге Рудена, у которого кровь хлестала из коленного сгиба.
- Кто?! - рявкнул Чикатило, перекрывая стоны и мат Игоря.
- Колобок, сука жирная! - простонал тот. - Бля, только ходить начал... Опять на костыли вставать, твою мать!
В комнату ворвались пацаны: Рыбак, Борман, Огонь, Коленвал. Глаза у них стали квадратными, когда они увидели, что происходит. Рыбак
подлетел к Рудену и стал помогать Фюреру. Борман с Огнём подскочили к Беку и Чикатиле.
- Откуда кровь?! - гаркнул Огонь на Чикатилу. - Где порез, спрашиваю?!
- Это не моя - его, - кивнул Чикатило на Бека, которого осматривал Борман.
- Коряво наложил, Чикатило, - заметил он. - Зато грамотно, кровь почти не льётся.
- У тебя связки перерезаны, под коленом, - сказал Рыбак Рудену. - Не смертельно, жить будешь. А вот ходить будешь на костылях, месяца два...
В комнату тихой сапой вошла воспитка - Косая, которую ненавидели практически все пацаны.
- Ну, что, доигрались? - молвила она, кутаясь в шаль. - Допились, мальчики?
- Чем издеваться, лучше бы медсестру позвали, - рявкнул Руден.
- Да ну? - изумилась Косая. - Правда, что ли? Молодую нашли?
Она стояла слишком близко от двери и в этом была её ошибка. Когда в комнату вломился Колобок, её ударом двери просто впечатало в стену.
А Колобок, не заметив этого, встал на пороге, сжав кулаки. Из его носа обильно текла кровь, падая на рубашку, но он не обращал на это никакого внимания. Вперившись в Бека взглядом зомби, Колобок процедил:
- Что, сучары, досталось?! Я вас на куски порву, падлы, дайте только оклематься!
- Ну давай, сейчас и рви! - заорал Бек.
И ринулся было на Колобка, но на нём гирями повисли Борман с Огнём. Колобок тоже рванулся в комнату. Однако... Рыбак, немыслимым финтом оказавшись в углу, где стояли швабра с веником, схватил швабру. Волчком крутнувшись, он концом ручки нанёс короткий удар в корпус Колобку. Тот охнул и свернулся эмбрионом.
- Попробуешь рыпнуться, забью до смерти, - мрачно пообещал Колян. - Мне уже терять нечего...
Косая, высвободившись из западни, вытолкала Колобка в коридор. Обернувшись на пороге, она сказала:
- Я вызываю милицию, - и хлопнула дверью.
У Бека снова пошла кровь. Вся комната была в крови - палас, пол, стены, дверь. Выйдя в коридор, Чикатило обалдел. Расстояние между девятнадцатой комнатой и двадцатой было сплошь в крови. На полу были большие пятна крови, на стене слева - красные потёки и полосы. Из двадцать девятой выглянул полусонный Весёлый:
- Что за шум, а драки нет? Тва-а-ю м-мать! Что я пропустил, Чикатило?
- Колобок Бека с Руденом порезал, - процедил Алексей.
- Ни хрена себе! - охнул Виталя. - А ты-то чего в крови?!
- Бека перевязывал. С него там хлестало, как из Бахчисарайского фонтана. Весёлый, не в службу, а в дружбу. Слетай за медичкой, а? Пацанов зашнуровывать придётся, чует моё сердце...
Виталя без лишних слов ссыпался на первый этаж. А Чикатило в изнеможении присел на корточки возле стены. Слишком много крови, ошалело билось у него в голове, слишком много для одной группы...
Он сидел, привалившись к стене, тупо уставившись в одну точку. Очнулся
Алексей, когда чья-то рука дотронулась до него. Чикатило поднял голову - на него смотрела новенькая медсестра, по прозвищу Василиса.
- Тебя порезали? - почти спокойно спросила она.
Чикатило мотнул головой:
- Это не моя кровь. Пойдёмте...
Пропустив Василису вперёд, Алексей вошёл следом.
- Господи ты боже мой! - тихо выдохнула медсестра.
Если у Рудена нога была забинтована более-менее на совесть, то раны Бека были выставлены на всеобщее обозрение. Забинтовать их никак не получалось, уж очень неудобные получились раны. И кровь из Бека всё лилась, несмотря на все усилия.
- В медпункт, быстро! - скомандовала Василиса и обернулась к зашедшей Косой. - Придётся ''скорую'' вызывать, их зашивать нужно. Я этого сделать не смогу, нет необходимых приспособлений...
- Я знаю, - кивнула воспитка. - Уже вызвала, уже едут.
Чикатило переглянулся с Рыбаком. И оба невесело усмехнулись. Мысли у них, судя по всему, шли параллельным курсом. Рыбак, без сомнения, смог бы в комнатных условиях заштопать парней. Пускай кустарно, но смог бы... Но официальная машина была уже запущена, ничего не попишешь.
Чикатило с Рыбаком пошли в умывалку, отмываться от крови, пока не засохла. Спустя некоторое время туда приковылял Фюрер, тоже отмываться.
- Надо бы комнату отмыть, - сказал он. - Блин, ну ни хрена себе! Зачем они вообще пошли к Колобку? Идиотов куски!
- Комнату пока не трогаем, - хмуро ответил Чикатило. - Менты уедут - тогда и займёмся уборкой. Ёлы-палы, по любому, всю ночь не спать.
- Да уж, какой там нафиг, сон, - кивнул Рыбак. - Кстати, пацаны. Спасибо вам. За всё спасибо. И извините, если сможете...
Фюрер с Чикатило удивлённо вылупились на него.
- За что спасибо? За что извините?
- То есть как это, за что? - Рыбак, в свою очередь, тоже удивился. - Да за всё, ё-моё. За то, что относились ко мне путёво, за то, что усмирили, за все беспокойства, связанные со мной.
- А-а, вон ты про что... Речи нет, благодарность мы, пожалуй, примем. А вот насчёт извинений - ты не по адресу. Извиняться тебе следует перед Борманом и Беком. Согласись, что мы правы.
- Абсолютно, - кивнул головой Рыбак. - И всё равно...
- Да брось ты! Свои люди, сочтёмся. Пошли к нам.
В комнате уже сидел Весёлый:
- Пацанов увезли в травмопункт, - поведал он. - Только вот обратно их навряд ли привезут. Пешком будут добираться.
- Это плохо, - вскинулся Чикатило. - Рыбак, может, рванём марш - броском, а? По-любому, их в тридцать четвёртый увезли. Пять минут хорошего бега.
- А как из ''сотки выходить?
- Да-а, - озадаченно протянул Чикатило, - это большая проблема, пожалуй что.
- И потом, - резонно сказал Фюрер. - Почему именно тридцать четвёртая
больница? На Сибиряков тоже травмопункт есть. Уж оттуда-то они дойдут, всяко-разно.
Бека с Руденом привезли через час, что удивило всех. В смысле, что их привезли, а не пешком пришли. Руден объяснил:
- На земляка напоролся, тоже с Алтая. Он там водилой на ''скорой'' работает. Познакомились, я его и попросил нас привезти.
Чикатило, улучив момент, попросил:
- Так, потерпевшие. Сейчас вы быстренько нам растолковываете, за каким хреном вас понесло к Колобку. Ежу понятно, что не на чашку чая вы к нему пришли, а он вас угостить категорически отказался.
Руден помрачнел:
- Да сил уже не было смотреть на его выкрутасы! Вот и попёрлись мозги
вправлять. Откуда мы знали, что у него нож обувной под матрасом заныкан? Короче, пацаны. Официальная версия будет такая - мы впряглись за Банзая. Типа, он не мог в комнату попасть, Колобок закрылся и, своих колёс наглотавшись, завалился спать. Ну, мы и помогли Банзаю комнату открыть. А Колобок на нас спросонья с ножом кинулся. А мы, типа, защищались...
Бек, молча куривший, невесело хмыкнул. Фюрер, прищурившись, спросил:
- А реальная версия какова? Что на самом деле было?
- А практически всё так и было, - откликнулся Руден. - За исключением
некоторых моментов. Что Банзай не мог в комнату попасть - правда. Мы с Беком за это просто ЗАЦЕПИЛИСЬ. Повод нашли, короче. Бек просто дверь выдавил, вместе с косяком. Колобок сидел в кресле. Не спал, конечно. С ходу начал права качать: мол, кто вам позволил ко мне врываться? Ну, мы с Беком по паре ударов ему сделали... Он упал на колени, типа, прикрылся. А сам нож из-под матраса выхватил и мне под колено. Я ору: Бек, уходим! И первый выскакиваю. Чувствую - нога отнялась. Тут Татарин мимо шёл. Я ему говорю: быстрее, костыль дай. У него глаза на лоб - кровь увидел. А Бек пока выходил, Колобок ему сзади два раза
и всадил, сверху вниз.
- Плохо били, значит, - заключил Фюрер. - Если он после двух пар на ноги поднялся. Ладно, ты, но Бек-то... У тебя-то удар такой, что ты лошадь с первого раза валишь, а?
- Не лошадь, а жеребца, - хмуро уточнил Бек. - Да я не сильно бил, так, для профилактики. Странно, я даже не почувствовал, что он мне перо всадил... Сюда зашёл, слышу, Чикатило орёт под ухо: руку подними. Я сперва не понял. Потом уже стал боль маленько ощущать.
- В рот меня мама целовала! - взвыл Чикатило. - Вы, в натуре, не тормоза, а гораздо хуже. Вы стоп-краны. Табун терминаторов. Один вообще боли не чувствует, другой - чувствует, но попозже... Я куда попал, а? У меня от вас скоро волоса на жопе поседеют! Я уже про голову не говорю. А им хоть бы хны, гляньте-ка! Чё вы ржёте, мать вашу?
Дверь открылась, вошла Косая. За ней вошли два молодых парня в кожаных
куртках и девушка в дублёнке, с папкой в руке.
- Вот, полюбуйтесь, - злорадно сказала Косая, указав пальцем на Бека и Рудена. - Вот они, любители подраться...
Шесть пар глаз зло вперились в воспитку. Если бы пацаны знали, что им ничего не будет, Косой не поздоровилось бы. Сначала бы оттрахали, во все дырки, потом бы убили... И ведь прекрасно же знала, стерва, какие мысли крутятся в голове у парней. И упивалась этим, что они ей, при всём желании, ничего не сделают.
Парни в кожанках оказались оперуполномоченными уголовного розыска шестого отделения милиции, а девушка - следователем, того же отделения. Сначала увели Бека. Чикатило заметил:
- Ничего он им не скажет. Будет им мозги парить, отвечая невпопад. Скоро отпустят. А вот за тебя, Руден, возьмутся вплотную, потому как язык у тебя подвешен, даже чересчур.
- Что ты меня пугаешь? - вскинулся Игорь. - Да я у себя в деревне нашего участкового не раз по пьянке лупил!
- Ты сейчас не в деревне! - отрезал Чикатило. - Новосибирские опера - хваткие ребятки, ты уж мне поверь.
- Верно, - поддержал Фюрер. - Вон, у Танюхи моей, отец раньше опером работал. Крутой мужик.
- Ладно, - махнул рукой Руден. - Поглядим. Вы, главное, нас отмазывайте. Как ты там говоришь, Фюрер? За всё, что мы...
- ... делаем - отвечаем тоже вместе! - закончил Фюрер.
- Вот-вот, - мотнул головой Руден. - А уж я в долгу не останусь, отвечаю...
Потом их всех увезли в отделение - Рудена, Бека и Колобка. Но и там пацаны стояли на своём. Правда, неизвестно, что Колобок говорил ментам. По большому счёту, что бы он ни говорил - это было всем абсолютно безразлично. Какой дурак всерьёз воспримет слова олигофрена? Да никакой. И если уж Руден и Бек выставляли себя насквозь потерпевшей стороной, то менты, перед тем, как отпустить всех троих, спросили - будет ли кто-нибудь писать заявление? Все трое ответили отрицательно.
И все трое благополучно вернулись в ''сотку'', пешком. В четыре часа утра. Без приключений, что было удивительно. Хотя могли по ходу дела продолжить разборку. Ох, как могли! Заранее исход трудно было бы спрогнозировать...
Бек остаток ночи проспал. Руден тоже заснул под утро. Чикатило, Рыбак и Фюрер всю ночь отмывали комнату и коридор от крови. От этого зрелища Чебака и Коленвала, заглянувшие в 20-ю, затошнило. Коленвала ещё и прополоскало вдобавок.
Еврей, сука такая, пока пацаны суетились, пил у своей дурочки Алёны. Когда приехали менты, он стал кидаться на них, вопя что-то невразумительное. Опера, не скрывая презрения, посоветовали ему ехать спать. Рыбак с Чикатилой, выскочив на шум, увидели, как Еврей раскатывает на своей коляске вокруг оперативников. Обменявшись жестами, парни стали действовать. Рыбак, подойдя к Еврею, незаметно и молниеносно нажал какую-то точку на шее Вована, отчего тот обмяк. А Чикатило, развернув коляску, закатил Еврея в его комнату. После чего они невозмутимо продефилировали мимо чуточку обалдевших оперов,
жестикулируя друг другу. И только оказавшись в комнате, грохнули...
А в восемь часов утра пришла Мама Света. С каменным лицом посмотрев на обитателей 20-й, она тихо, спокойно сказала:
- Встали. К директору в кабинет, сейчас же.
Бек молча вскочил с койки. А Руден, идиота кусок, стал бить на жалость:
- Я не могу идти, Светлана Александровна, нога болит.
Чикатило зажмурился в ожидании грома и молний. Однако, их не последовало. Мастер, посмотрев на Рудена так, что тот передёрнулся, отчеканила:
- Не сможешь идти - приползёшь. Пять минут, время пошло. Алексей, помоги ему.
Чикатило кивнул. Когда Мама Света вышла, он прошипел Игорю:
- Ты что делаешь, баран безрогий?! Засунь язык в задницу и не
вздумай ей перечить! Молча всё делай, понял?
- А что я такого сказал? - удивился Руден. - Нога-то в самом деле болит.
- И что? Ты думаешь, что тебя пожалеют? Да ни хрена подобного. Какие же вы дебилы, в рот вам конфету! Говорил же, предупреждал: угомонись, а то угомонят... Нет, блин, залили полные баки, шары выпучили. Море им, видите ли, по колено. И чего вы добились, олени? А ни хрена...
- Кроме того, что вы домой поедете, - поддакнул Фюрер.
- Слышь что, пацаны, - поморщился Руден. - Кончайте на мозги смолу капать, без вас тошно.
- Нет уж! - взорвался Чикатило. - Ты послушай, чтоб тебя до самых печенок продрало! А дома порассуждаешь, коровам хвосты крутя. И придёшь к такому же выводу, что я был прав...
Директор училища не стал выслушивать ни Бека, ни Рудена, ни Колобка. Ему было достаточно прочитать рапорт Косой. Это потом уже, когда Солдат остыл, был созван педсовет. На его голосование выставили девять кандидатур, кого оставить, а кого исключить: Руден, Бек, Колобок, Косяк, Еврей, Огонь, Рыбак, глухарки Рита и Оля.
Результаты голосования были вполне ожидаемые. Большинство педагогов
высказалось за то, чтобы глухарок оставить в училище. И то же большинство проголосовало против того, чтобы вышеперечисленных парней оставить для дальнейшего обучения...
Утром в ''сотку'' прибежала Гуля, которой Косая позвонила ещё ночью. А ближе к обеду приехал их отец. Как он орал на пацанов из двадцатой! Его зычный голос был слышен по всей общаге. В принципе, мужик орал на них абсолютно справедливо, поэтому никто и слова не пикнул ему против шерсти. Гуля, и та огреблась. Чикатило с Фюрером кинулись было её защищать, но Гуля сделала на языке глухарей жест: не надо. Конечно, маленько и ''семёрочных'' девок поднатаскали, в смысле жестов. Авось, в жизни пригодится, кто знает...
Дядя Саша, так по-русски звали отца Бека и Гули, попытался договориться насчёт того, чтобы Бека всё-таки оставили в ''сотке''. Но Солдат был неумолим:
- Если я его оставлю, меня перестанут уважать. Я не имею права идти против решения педсовета.
И отец уехал, строго-настрого наказав Беку ехать домой, а не куда-нибудь:
- Домой, понял? Тебя уже наша скотина заждалась. Гуля, позвонишь, когда он уедет, хорошо?
- Да, папа...
Весь день пацаны были как пришибленные. Двадцатая отсыпалась после очередной бессонной ночи, положив на учебу с прибором. Остальные же учились. В обед вся "сотка" стала свидетелями такой картины: в столовой на отдельный стол выставили еду. и по столовке, в абсолютной тишине прошествовал Колобок, сияя свежими фингалами под обоими глазами и хорошо опухшим носом. И ладно, пройди он к столу один. Нет, к столу его конвоировали Мама Света и Катя СС. И ел он, гондон, под их чутким присмотром. Охраняли его, понимаете ли. Даже в туалет водили под охраной, предварительно выгоняя из него парней... И так продолжалось до тех пор, пока Колобка не препроводили домой. Слов не было, были одни маты...
А вечером примчалась Саша. Та вообще криком исходила, что твоя сирена. Руден страдальчески морщился, пытаясь остановить её. Бесполезно - Саша закусила удила. Лишь потом, выдохшись, она разревелась, уткнувшись лицом Рудену в плечо.
- Что ты сразу истерику закатила? - бурчал Руден. - Подумаешь - ногу порезали, велика беда. Вон, на Бека посмотри, ему ещё хлеще досталось.
- А вдруг ты больше ходить не сможешь? - ляпнула Саша. - А впрочем, какая разница? Всё равно тебя выгнали уже, считай.
- Тьфу на тебя, дура! - в сердцах сплюнул Руден. - Что ты мелешь? Накаркать хочешь? Да я тебя потом найду...
- ...и горло перережу! - закончил Рыбак. - В самом деле, Александра, что ты херню несёшь? Будет он ходить, я тебе, как Чикатило выражается, авторитетно заявляю. И ходить будет, и бегать, и прыгать. Поверь мне, я в этом маленько разбираюсь. У него под коленом связки перерезаны. Ему месяца два поменьше ногу тревожить нужно, всего и делов.
- Вот кстати, Рыбак, - встрепенулся Игорь. - Объясни-ка, зачем нам в раны трубки вставили?
- А это специально, чтобы через них вся параша вроде гноя выходила. Неудобно, спору нет, но необходимо. Иначе раны загноятся, будет ещё хуже.Бек, тебе ещё несказанно повезло, что у тебя артерия не задета...
- Во-во, - подхватил Фюрер. - Истёк бы кровью за три - четыре минуты. И хрен бы тебя спасли... Это я тебе как несостоявшийся медик говорю.
- Так что, дружище, запомни это число - четырнадцатое февраля, - сказал Чикатило. - Это - твой второй день рождения. Так что - с днём рождения!
ГЛАВА 25.
В понедельник, семнадцатого, была самая мрачная линейка, особенно для
''бригады''. Как обычно, старосты групп зачитывали рапорты. Самое большое количество замечаний было, конечно же, у обувщиков первого курса - группы "О-134". Небольшая, с позволения сказать, хохма произошла в тот момент, когда Рыбак, староста своей группы, зачитывал замечание о самом себе...
Директор, собрав рапорты, задумчиво поворошил их, потом негромко сказал:
- Значит, четырнадцатого числа, мы провели заседание педсовета, на котором рассматривали один - единственный вопрос: оставлять всех вышеперечисленных нарушителей дисциплины или нет. В ходе голосования мы пришли к такому решению: отправить домой девять человек. Восемь человек из первого курса и одного - из второго. Более того, один человек, первокурсник, исключается из училища без права на возврат. Далее. Из обувщиков первого курса, помимо исключённых, уходит ещё один человек, в академический отпуск, по состоянию здоровья. Глухонемых девушек мы решили оставить, до первого замечания. Больше поблажек им не будет, хватит. И так мы вас жалели-жалели... Больше жалеть не будем. Не понимаете по-хорошему - езжайте домой. Чтоб вы знали,
группа "О-134" была на грани расформирования. Так что, обувщики, благодарите Светлану Александровну, что она спасла группу... Далее. Мастерам групп, из которых исключаются учащиеся, довести до сведения всё, что было решено на педсовете. Разойдись.
Парни ждали, что Мама Света будет орать, рвать и метать. Обычно, перед тем, как начать разнос в пух и прах, она мутным взором убийцы со стажем осматривала всю группу. В общем, все подсознательно ждали ОБЫЧНОГО. И были к этому готовы, уже привыкшие к подобным выволочкам.
Однако, когда мастер зашла в цех, все пацаны тихо ошалели. Потому что лицо Мамы было ДРУГОЕ. Такой её никогда не видели, честное слово. Спокойное такое лицо, умиротворённое, как у святых на иконах, ей-богу.
Когда Мама заговорила, группа ещё больше одурела:
- Ну что, ребята? На сегодня новости таковы: группу покидают пять человек. Миша взял академический отпуск, до сентября. Уехал уже?
Фюрер кивнул. Мама Света продолжала:
- Вова, - обратилась она к Еврею, - ты должен покинуть училище сегодня, до часу дня. Приказ директора. Сдавай инструменты и собирайся. Обходной лист отдашь старосте, он его сделает как нужно.
Еврей начал было бормотать про то, что у него много вещей и ему нужны
помощники, чтобы добраться до вокзала. Мама спокойно отрезала:
- Никто с тобой не поедет. Мир не без добрых людей, не пропадёшь.
Но потом, подумав, сдалась:
- Ладно. Эдик, Анатолий, Саша и Кирилл - поможете ему собрать вещи и
посадите на поезд.
Чебак, Гамми, Ботаник и Князь свернули работу и вышли из цеха. Мастер, ни на кого не глядя, жёстким голосом произнесла:
- Приучили на свою голову. Без посторонней помощи ничего сделать не может. Размяк, как тесто. Не мужик, а тряпка половая... Ладно, дальше поехали. Игорь и Бекназар, к вам обращаюсь. Сроку вам - до среды, чтобы доделать все дела и уехать отсюда. Что касается Сергея, то его уже отправили домой с социальным педагогом...
И правильно сделали, подумал Алексей, иначе кто-нибудь сделал бы из него неживого мертвеца. Кто-нибудь по пьянке бы не выдержал, многие уже давно точили зубы на Колобка. И была бы новая кровь...
- Также домой едет Николай из группы переплётчиков. Из слесарей - бытовиков исключены Сергей, который после аварии и Саша, сердечник - детдомовец. Юрко уже уехал? - вновь спросила Мама у Фюрера.
- Уехал, - ответил тот. - Мишка его до Черепанова довёз и посадил на автобус. Потом вернулся и в тот же вечер уехал сам. Светлана Александровна, один вопрос, если можно. Кто исключён без права на возврат?
- Переплётчик, - нехотя ответила Мама.
- Интересное кино, - поднял голову Чикатило. - А почему он, а не Колобок? Что получается, Рыбак опасней его? Глупости это...
- Знаешь, почему так получилось? - спросила мастер. - Да потому, что Галина Сергеевна более расписала происшедшее в её смену, нежели Татьяна Степановна. А директор наш смотрит не по человеку, а по бумажкам. Такие дела. Что касается остальных... Учимся, как раньше. Если в группе или в общежитии произойдёт нечто подобное, с кровью - я больше группу отстоять не смогу. Вас расформируют. А за меня не беспокойтесь, я без работы не останусь...
От её тихого голоса веяло такой неумолимостью, что парни сидели как на иголках. Не по себе было группе, другими словами. Даже те, кто ни разу не нарушил дисциплину, кто ни разу не залетал в рапорт - и те чувствовали себя не в своей тарелке. Хоть бы заорала, что ли. Но нет, даже тона не повысила, отчего делалось вовсе уж жутко...
Еврей позвонил с вокзала в три часа дня, позвав к телефону Маму. Та, поговорив с ним, зашла в цех:
- Вова плачется, - невесело хмыкнула она. - Кричит: бросили его
сопровождающие на произвол судьбы, один Саша с ним стоит, и тому, видите ли, домой скоро надо. Кирилл на работу уехал, а эти два друга вообще на полпути с метро сошли... Поезд отходит в восемь вечера. Алексей, поедешь? А ребята тебе ужин в комнату принесут.
Чикатило кивнул. А Мама Света напомнила:
- Да, кстати, насчёт заявок на питание. Пока пусть остаётся по-старому. Со следующей недели будешь подавать новые заявки и попутно, переделаешь график дежурств. Что не так? Не мотай головой, я же вижу, что ты чем-то недоволен. Давай, выскажись.
- Зря вы так с парнями, - изо всех сил сдерживаясь, чтобы лицо не ПОПЛЫЛО, сказал Алексей. - Нет, я не про вас лично, а про педсовет этот. Неправильно вы решили насчёт них, несправедливо. По крайней мере, четверых можно было оставить, максимум - троих. А вы всех в одну кучу свалили, и правых, и неправых. Зато глухарей все почему-то жалеют... Непонятна мне политика училища, категорически.
- Объясняю первый и последний раз, - вздохнула мастер, - коротко и доходчиво. Большинство баб, которые здесь работают - бабы и есть. Истерички, проще говоря. Знал бы ты, какие тут сплетни плетутся и заговоры делаются... А парней я отстаивала, как могла, поверь мне. Думаешь, только вам они как родные стали? И мне тоже. Теперь понятно?
Чикатило хмуро кивнул. Чем меньше заведение, тем больше всяких мелких
внутренних распрей, это азбука жизни, сталкивались, как же...
С Чикатилой увязались ещё четверо пацанов: Банзай, Коленвал, Женя Кузема и Рыбак. Колян ещё оставался в ''сотке'', заявив, что уедет в последнюю очередь, после того, как проводит всех остальных.
Еврея на вокзале нашли быстро. С ним был только один Ботаник, слинявший сразу, как только парни подошли.
- Мамка на меня ругаться будет! - загудел Саша. - Я ещё в шесть часов дома должен быть. Так что, я побежал!
- Где эти васи? - спросил Чикатило у Еврея, имея в виду Чебака и Гамми.
- Хрен их знает, - пожал плечами Еврей. - Мы и не заметили, где они сошли. Пиво будете?
- Давай...
Оглядев груду мешков и сумок, Алексей поинтересовался:
- Ты мне вот что заясни, Еврей. Зачем тебе всё то, что ты стырил в ''сотке''?
Надо сказать, что Вова тащил в комнату всё, что плохо лежало в цеху и в так называемой ''колодочной''. Запчасти, материалы, колодки - всё. Все это видели, но все молчали...
- Как это зачем? - вскинулся Вова. - Дома мастерскую открою, буду работать. А зачем я буду всё это дело покупать, когда есть возможность свистнуть? Я же не у Мамы лично украл, а у училища, а значит - у государства. Тут, Чикатило, своего рода игра - кто кого хлеще обманет...
Алексей хмыкнул:
- Государство, Еврей, своё ещё возьмёт. Ему эти твои мелочные кражи, знаешь ли, по барабану. Я не удивлюсь, если скоро будут потихоньку у НАС льготы отбирать, всучивая взамен крошечные деньги... Которые у нас долго в руках не пробудут, потому как цены полезут вверх. Сколько раз такое было... И что самое печальное, хуже всех придётся таким, как ты - любителям посинячить до посинения. А я больше чем уверен, что дома ты будешь так же бухать, как и здесь. Тебе просто некогда будет работать. И потом, чему ты успел научиться? А ничему...
Через час Еврей отправился в Тюмень. Надо было видеть, как парни грузили вещи и Еврея в вагон. Выстроились цепочкой, закидали мешки, потом тюки, затем сумки. Под конец разобрали коляску, зашвырнули её в вагон и сверху, прямо в тамбуре, посадили Еврея. Проводница дальше не пустила, объяснив, что вагон и так загружен под завязку. И вообще, Еврей превысил лимит багажа чуть ли не втрое...
- Вот по кому, а по нему я грустить не буду, - уверенно сказал Чикатило.
С чем пацаны согласились.
Вечером, когда Чикатило с пацанами приехал в ''сотку'', состоялся тяжёлый разговор со всей, пока ещё, ''бригадой''. Не было только Огня, который свинтил практически сразу после линейки. В последнее время у него РВАЛО во время попоек. И от него избавились, как от ''прямой угрозы жизни и здоровью учащихся''... Впрочем, остальные парни тоже попали под эту формулировку, те, которых исключали. Со второго курса вылетел, как оказалось, Вова Адвокат, в пьяном виде осмелившийся послать Косую на три буквы и в пять. Косая этого не спустила...
Чикатило тоже решил ехать домой. В конце концов, виноваты во всех этих
инцидентах были все, а не только те, кого выгоняли. И если уж пообещались за всё отвечать вместе, так надо эти обещания выполнять. Иначе ты не мужик.
Собравшиеся в 20-й парни были мрачнее мрачной тучи. А чему веселиться,
спрашивается? Решительно нечему...
- В общем так, пацаны, - сказал Алексей, закурив. - Не знаю, как вам, а мне дальше учиться в ломы. Поэтому, я тоже того, домой собрался.
- А смысл? - спросил Руден. - Оно тебе надо? Ладно, нас выгнали, потому что мы, в натуре, идиоты. Нас правильно выгоняют, в принципе. А тебе зачем уезжать? Учись дальше.
- С кем учиться?! - вскипел Чикатило. - В группе остаются ровным счётом три нормальных человека - Маршал, Слеза, Фюрер. Кроме последнего, остальные - из города. Что мне по вечерам делать? С кем общаться? Фюрера вот-вот снова в больницу положат. А мне что, в комнате одному торчать?
- А нас ты в расчёт, значит, не берёшь? - обиделся Борман. - Спасибо, друг.
- Борман, я пока что речь веду о своей группе. Потом и про вас поговорим. Ну, так что? Делать, как обещались? Или по-другому?
Руден щёлкнул пальцами:
- Погоди, Чикатило. Я, кажись, понял, в чём дело. Хочешь, мы тебя освободим от обещания? А заодно, всех остальных. Учитесь, пацаны. И не надо из-за нас себе жизнь ломать. И потом. То, что мы уедем, вовсе не означает, что мы сюда больше не вернёмся. И нам надо будет твёрдо знать, что нас здесь встретят насквозь знакомые типы, которым можно доверять. Бек?
- Дурью не майся, - буркнул тот. - Учись давай. Я на следующий год снова приеду, родители заставят.
- А я буду сюда наведываться, просто так, - сказал Рыбак. - Просто посидеть, пообщаться. Не уезжай.
- И потом, Чикатило, - задумчиво сказал Борман. - Ты не думаешь, что твой отъезд может вызвать цепную реакцию? Что за тобой остальные потянутся? Сначала Фюрер, потом я, Весёлый, да все, ё-моё! Да и Маршалу со Слезой будет тоскливо...
- В рот вам мокрую сигару, - тяжело вздохнул Чикатило. - Второй раз уехать не даёте. Нет, точно говорю, у меня крыша когда-нибудь потечёт... Ладно, раз вы так повернули, так и быть - останусь. Чёрт с вами, если вы меня повязали - я вас тоже того, адекватным образом. Попляшете вы у меня, короче, вприсядку и в три притопа...
На той беседе не было одного - Гуляя, который в то время работал. И на
следующее утро разговор получил неожиданное продолжение.
Чикатило натуральным образом валился с ног, так как не спал всю ночь. В пять часов утра четверо парней - Бек, Руден, Рыбак и Чикатило вышли из ''сотки''.
Руден ехал домой, Бек поехал с ним, а Рыбак и Чикатило их провожали до самой электрички.Пацаны решили ехать с Речного вокзала, так было ближе. Поскольку на улице стоял жуткий мороз, Чикатило на прощанье отдал Рудену свою зимнюю шапку - ушанку, из меха Чебурашки и рыбьей кожи. Чикатило вообще предпочитал одеваться дешево и сердито. А в этой шапке было три достоинства: во-первых, несмотря на искусственные материалы, из коих она была сделана, в ней было очень тепло; во-вторых, она выглядела вполне даже ничего, пока новая; в-третьих,
её хрен кто снимет, по той простой причине, что она нафиг никому не нужна...
Долгие проводы - лишние слёзы. Поэтому прощались скупо, быстро, благо,
электричка стояла всего три минуты.
Чикатило боролся со сном, сидя в умывалке с Фюрером. Сидели, курили,
спокойно разговаривали, никого, как говорится, не трогали.
Вдруг в умывалку буквально влетели трое, решительно неуместно выглядевшие все вместе - Гуляй, Маршал и Чебак. Следом за ними ворвался Толя Слеза. Парни выглядели так, будто собрались метелить и Чикатилу, и Фюрера. Гуляй, сделав страшное лицо, сказал:
- Если вы, двое, отсюда всё-таки уедете - я узнаю об этом через две минуты. Я лично вас догоню, отобью вам всё, что отбивается и сброшу обоих под поезд. Вы меня знаете, если я так говорю, значит так оно и будет.
Маршал кивнул:
- А я помогу. Вы что надумали, дурики? Куда собрались?
- Так дела не делаются, пацаны, - сказал Слеза. - Нас осталось мало, так что давайте уж до конца вместе быть.
Фюрер и Чикатило вытаращились на них, забыв про сигареты.
- Короче, я вас предупредил, - прошипел Гуляй. - Вздумали уезжать - давайте, линяйте. Только ни один из вас до дома не доедет, зуб даю.
И круто развернувшись, вышел чуть ли не строевым шагом. Чебак, хмуро
глядевший на пацанов, ляпнул:
- Я своих грузин на уши поставлю, чтобы вас найти, имейте в виду.
- Чебак! - рыкнул Слеза. - Скройся!
Чикатило поднял на парней красные глаза и устало спросил:
- Ёлы-палы, какое вам дело, уедем мы или нет? Вы-то от этого ничего не теряете...
И тут Костя, добродушнейший человек, ЗАГОВОРИЛ. Да так, что у Чикатилы
мороз по коже пошёл. И глядя на него, Алексей первый раз, за всё время, испугался Маршала. Лицо у Кости стало ЧУЖОЕ, абсолютно не подходившее тому человеку, которого все знали. Даже голос стал отдавать металлом:
- Приедешь ты домой, и что? Опять киномехаником работать, за копейки? Это пока ты не женат, тебе будет хватать этих грошей. А женишься, ребёнок появится? Что ты будешь говорить жене? "Извини, родная, я не умею деньги зарабатывать?" Ты потом будешь проклинать самого себя, за то, что не доучился. Ты своему ребёнку в глаза не посмеешь посмотреть, когда он попросит купить ему что-нибудь, а ты не сможешь. Он тебе потом в морду плюнет, когда вырастет. И правильно сделает. Есть возможность учиться - учись, не выделывайся. Получай профессию, она тебе лишней не будет, по-любому. Это - что касается тебя... Теперь про нас. Вы уедете - с кем нам прикажешь общаться? С Чебаком? С Ботаником? С Гамми? Большое спасибо, но мы не слабоумные, как они. Да мать вашу! Ради чего, ради кого уезжать?! Куда нам с Толькой идти, кроме вас?! О себе ни хрена не думаете, так хоть о других подумайте!
- Вот оно что! - протянул Фюрер. - Шкурный интерес, а?
- Ну да, - спокойно подтвердил Костя. - Он самый. Некому больше в нашей группе доверять, кроме вас. Так что, думайте. А Гуляю я помогу, в случае чего, жопой клянусь...
Вот это да, оторопело подумал Чикатило, вот это расчесал! Твою мать, Алексей, пора взрослеть, однако. Хватит с тебя юношеской романтики, пожалуй. Пора на жизнь по-взрослому смотреть, давно уже пора...
Рыбак уехал домой в тот же день, после обеда. Зайдя в 20-ю комнату попрощаться, он увидел, что Чикатило дрыхнет без задних ног. Рыбак не стал его будить, только черкнул коротенькую записку: "Я сюда ещё вернусь. Поэтому не прощаюсь".
Фюрер говорил, что Рыбак плакал, выходя из ''сотки''...
ГЛАВА 26.
Чёрт её маму знает, почему остатки ''бригады'' восстали, после того, как её личный состав сократился чуть ли не наполовину. Скорее всего, даже наверняка, причина "восстания" была простой, как одноимённый карандаш - обида. На себя, на непонятную политику училища, на преподавателей, на хромых на голову учащихся и глухарей, которым делались всяческие поблажки... Короче, на весь мир.
Ну, восстание - это слишком громко сказано, скорее - злостное неповиновение. Которое заключалось в двух вещах: в течение двух последующих недель пацаны не ходили на занятия и вовсю глушили благородный напиток под гнусной кличкой ''разбодяженный спирт''.
В одной из попоек парни вспомнили об одном незаконченном деле, которое
''бригада'' начала, но не довела до конца. Дело было, если можно так выразиться, ТУХЛЫМ, воняющим за километр. Вот уж не думали, что некоторые педагоги и воспитатели способны на такую гнусь...
В ''сотке'' завелись "дятлы", или проще говоря - стукачи. Некоторые из них добровольно освещали администрацию училища о происходящих в нём
безобразиях, по причине своей подлой натуры, другие - как ни странно, были завербованы, самым натуральнейшим образом. С одной стороны, завербованных трудно в чём-либо обвинять, потому как за свои
поступки они не отвечают, ибо не дружат с головой. Что, впрочем, не мешает им сливать педсоставу достоверную информацию. С другой же стороны, стукачей не любят, мягко выражаясь. Нигде. И при первой же возможности припоминают им всё хорошее и весёлое...
Выявить стукачей оказалось не так уж и сложно, как казалось вначале. Не сложно, но времени было затрачено изрядно. Чикатило сразу же предложил способ, который себя впоследствии оправдал. Каждому подозреваемому впаривали дезинформацию, а потом, через надёжных людей, наблюдали за его поведением. Рано или поздно, кандидат в ''барабанщики'', если он таковым и был, сломя голову нёсся к воспитке или к своей мастачке. С их стороны тут же следовали проверки и меры пресечения. Парни делали недоумённые лица, начисто отрицая всё на свете. "Какая пьянка?! Да бог с вами, сидим вот, пельмени кушаем, какао с чаем прихлёбываем, за жизнь светски беседуем..." И брали стукача на заметку, приговаривая полюбившуюся фразу: живёт спокойно до первой пьянки...
И если бы не случаи с Рыбаком, Беком и Руденом, эти самые ''дятлы'' давно бы порхали по ''сотке'' бабочками. Коих успели выявить немалое количество. К нешуточному огорчению Чикатилы, среди завербованных оказался Семён. Алексей сразу же предупредил пацанов:
- Его не вздумайте бить, хлопот не оберёмся. Я с ним сам поговорю, по-хорошему. Он же жертва наших педагогов. Вот увидите, больше он барабанить не будет...
Семён лежал на своей койке, уставясь в потолок бездумным взглядом.
- Семён, у тебя курить есть? - спросил Чикатило, зайдя в комнату. - Угости, будь добр, а то мои благополучно скончались.
- И я заодно покурю, - прогудел Семён, вскакивая.
К слову, курить он стал, пребывая в ''сотке''. А перейдя на второй курс - и пить научился. За два года совместного проживания Соловей научил своего соседа по комнате и курить, и пить...
Сейчас Соловей находился в очередной ''командировке'', на лечении, и Семён жил в комнате один. И Чикатило начал свою обработку, затянувшаяся без малого на полчаса. Насколько Алексей знал подобных Семёну людей, с ними надо было разговаривать по методу "пряник - кнут". Сначала Чикатило задушевным тоном припомнил Семёну сентябрьские события. Потом, злым голосом обрисовал ему те последствия, которые непременно были бы, не вмешайся ''бригада'' в его проблему. И под конец, когда Алексей стал журить его за необдуманные действия в отношении парней, столь много для него сделавших, - Семён разрыдался, что и следовало ожидать...
Путаясь в слезах и соплях, Семён клятвенно заверил, что со стукачеством он завязал, отныне и навсегда.
- Нет, Семён, совсем завязывать не надо, - сказал Чикатило, поняв, что
переборщил. - Продолжай информировать воспиток там, мастачку свою, кого хочешь. Вот только старайся больше не упоминать о том, что происходит в трёх комнатах: в двадцатой, в двадцать восьмой и в двадцать девятой. Если спросят про них, отвечай - всё нормально, всё тихо...
Семён приободрился. И окончательно успокоившись, назвал Алексею четыре
фамилии, обладатели которых, как оказалось, барабанили не в пример хлеще, нежели те, кто хромал на оба полушария...
Некоторые стукачи оказались вовсе даже и не стукачами, а стукачками. Их со спокойной совестью сплавили девкам, которые верховодили в женской половине общежития. Что они с ними сделали, это надо было видеть. Злые молодые девки, знаете ли, зрелище не для слабонервных. Особенно, когда они дерутся... Порхали клочки по закоулочкам, короче.
Ну, а парни... А, чего уж! Били стукачей, жестоко и долго, заодно обрисовывая им их же будущее, если они не возьмутся за ум и не бросят свои паскудные привычки закладывать кого не надо.
Конечно, попадались упёртые типы, которые не понимали с первого раза.
Прибегали мастачки, с дико вытаращенными глазами, чьими учениками были
наказанные. Но парни, предельно честно глядя в глаза, говорили этим горящим жаждой мести дамам, что имело место быть не нападение с целью избиения, а вовсе даже наоборот. Самооборона чистейшей воды, хоть пополам тресните. Ничего, сходило с рук, выходили сухими из воды, как те гуси...
Что было самым удивительным, ни Мама Света, ни другие мастера и классные руководители, не реагировали на ''восстание''. Даже воспитки, против своего обыкновения, никого из ''восставших'' в рапорт не записывали.
А в ''бригаду'' влились, в прямом и переносном смысле, двое новых персонажей - Денис Вехотка и Серёга Мутант, оказавшиеся столь ярыми любителями покуражиться, что поначалу все одуревали. Конечно, с ними общались и до ихнего ''вливания'', но по большей части - эпизодически.
И если Денис был свой в доску, бесхитростным пацаном, то Серёга был ему полнейшим антиподом. Про таких говорят - хитрожопый. С ним боялись спорить воспитки и мастера, потому что это заранее было бесполезным мероприятием. Загрузит так, что не унесёшь... А уж любитель путешествий - мама дорогая! Хлебом не корми, дай куда-нибудь смотаться.
Вся Серёгина хитрожопость, как и любое другое, имело две стороны. Хорошая - это то, что Мутант постоянно кого-то отмазывал, порой вытаскивал из самых безнадёжных, казалось бы, ситуаций. Именно благодаря его усилиям многих парней оставили в училище, хотя при другом раскладе их давно бы уже выпнули, с радостью. А плохая заключалась в том, что Мутант был очень жаден на деньги. Откровенно психуя, когда кто-нибудь ему на это намекал.
В конце концов, идеальных людей не существует изначально. А уж среди
инвалидов и подавно.
После февральской ''чистки'' последовало очередное перезаселение. С целью освобождения комнат парней стали утрамбовывать по-новой. И только комнаты обувщиков первого курса так и остались закреплёнными за ними, все четыре, только жили теперь в них по два человека. Хотя сначала Катя СС хотела сделать так, чтобы в них жили по четыре парня. Из этого следовало, что к Чикатиле и Фюреру подселили бы Банзая и Чебака. А это было бы неправильно, категорически неправильно.
После того, как в это дело вмешалась Мама Света, картина стала выглядеть следующим образом: 20-я комната - Чикатило и Фюрер, 19-я - Кузема и Вертолёт (на радостях вопивший "Свобода!", что лишний раз доказывало правдивость рассказа глухаря Валеры...), 18-я - Конь и Моряк, 17-я - Банзай и Чебак. Вот такое положение дел устраивало практически всех.
Сначала две пары (Чикатило с Надюшей и Фюрер с Гулей) пили водку в 20-й комнате ''сотки''. В тот вечер дежурила Косая, которая имела обыкновение заглядывать в комнаты три раза за всё дежурство - по приходу на работу, перед отбоем и на ''подъёме''. Так что парни не боялись спалиться.Хорошенечко подпив, Чикатило предложил Гуле:
- Пойдём в коридор, почирикаем... - и выведя сестру Бека из комнаты, прислонил её к стене. Глядя её прямо в глаза, продолжил: - Гуленька, родная моя, единственная и неповторимая! Я тебе сейчас, уж прости, выскажу всё, от А до Я. А ты уж выслушай, будь добра...
- Хорошо, я слушаю, - Гуля улыбнулась так, что у Чикатилы сердце ухнуло куда-то вовнутрь организма.
- Что ты со мной делаешь, а? - прошептал Алексей. - Я же голову от тебя теряю, совершенно. Неужели ты не видишь, что я тебя, дурочку этакую, люблю? Что ты глазки вытаращила так удивлённо? Да, люблю! Хотя, сам не понимаю - за что. Вроде бы у нас с тобой ничего не было, а вот поди ж ты, люблю. Гуль, ты мне хоть отлуп дай, что ли? Чтобы я уже точно, наверняка знал, чего мне ожидать... Подумай, определись, с кем ты будешь, со мной или с Фюрером. Если со мной - я тебе клянусь, я из кожи наизнанку вывернусь, чтобы ты была счастлива, чтобы ты не пожалела, что выбрала меня. Посмотри мне в глаза, пойми - я не шучу! Какие шутки, мать - перемать?!.. Ну, а если всё-таки его, - Алексей кивнул в сторону комнаты, - ну, тады, как говорится, ой. Тут я уже ничего не сделаю. Насильно мил не будешь...
- Дай мне маленько времени, - тихо сказала Гуля, упрямо глядя в пол. - Чуть-чуть, ладно? Я всё понимаю, но... Я должна подумать, взвесить. А это лучше всего делать на трезвую голову, согласись.
- Твоя правда, - вздохнул Чикатило. - Пошли пить дальше... Ты только долго не думай, ладно? Хуже нет - ждать и догонять...
И чего их потом на улицу понесло? За каким хреном? Тем более, что на улице зима. Сидели бы себе, в сухости и в тепле, благо - и выпивки, и закуски было более чем достаточно. Так нет же, бляха - муха! Распихали по карманам чикатилской камуфляжной жилетки бутылки с водкой и лимонадом, пакет с закуской, оделись и попёрлись на свежий воздух...
Несколько слов нужно сказать про эту самую жилетку Чикатилы, так называемую ''разгрузку''. Жилетка стала в ''сотке'' если не легендарной, то уж знаменитой точно. Сшитая Мутантом по индивидуальному заказу, она имела ровным счётом двадцать три кармана различных размеров. В них можно было переносить всё, что душа пожелает. Из-за чего Чикатило и заказал её Мутанту. А тот, уже по ходу
дела, внёс в конструкцию жилетки свои усовершенствования...
Особым спросом жилетка пользовалось у ''контрабандистов'', то есть у тех, кто хотел незаметно пронести в ''сотку'' всяческий алкоголь, не прибегая к крайним мерам вроде третьей комнаты или пожарного рукава... Потому как без шмона и не увидишь, что в жилетке лежит и где, особенно, если поверх неё одеть куртку или пуховик. Чикатило, как-то раз, лично пронёс в общагу две полторашки лимонада и две бутылки водки, ёмкостью по ноль семьдесят пять каждая. Причём - на виду у
всех. А никто и не заметил...
- Парни, побудьте здесь, а? - попросили девчонки. - Мы по-быстрому, к себе в комнату и обратно.
Чикатило с Фюрером лишь пьяно кивнули, стоя в обнимку, поддерживая друг друга. В ''семёрку'' попасть постороннему человеку было практически нереально, в отличие от ''сотки''. Стой на вахте и жди, пока дежурный не позовёт тебе кого ты вызвал. Помимо злющих тёток на вахте, там ещё имелся стационарный пост милиции, где круглосуточно дежурили отнюдь не хилые ребята. И в случае чего, за три минуты туда подъезжали дежурные наряды вневедомственной охраны или
патрульно-постовой службы, которые редко с кем миндальничали. И будешь ты, вульгарно выражаясь, бодать ментовские кулаки своей пьяной рожей. Нам бы такую охрану...
- Чикатило, друг мой! - возопил Фюрер. - А не отойти ли нам с дороги? По малому делу, а?
- Абсолютно глубокая мысль, герр оберст! - икнул Чикатило. - Абсолютно с вами согласен! Я бы даже сказал - полностью.
И ампутант с дэцэпешником, кривые, как турецкие сабли, качаясь и спотыкаясь, полезли в сугроб. Якобы затем, чтобы их не засветили. Хотя темень стояла - хоть моргала выколи.
В снег они рухнули почти одновременно, плашмя, не успев выставить руки
вперёд. Чикатило, яростно и весело матерясь во всё горло, выплёвывая попавший в рот снег, встал первым. Проверил содержимое карманов, вроде всё цело, ничего не разбито.
- Фюрер, твою мать за ногу, через коромысло и об стенку! Ты долго так лежать собрался?
Тот промычал что-то неразборчивое. Чикатило, жизнерадостно взвыв, помог ему встать. Утвердив Фюрера на ноги, заботливо отряхнул его, понося на чем свет стоит. А тот только глупо улыбался.
Малую нужду парни справили вовремя, как раз успели до появления девчонок. А то были бы кадры, ещё те.
Дальше последовало продолжение банкета на карьере. С трудом забравшись на самую верхотуру карьерной вышки, на ''своё'' место, откупорили бутылку. Чтобы спастись от пронизывающего ветра, парни попытались укутать девчонок в свои пуховики. Но, поскольку Гуля и, особенно Надюша, были дамы отнюдь не субтильного телосложения, то ничего у них не получилось. С хохотом и шуточками, мол, хлипкий мужик пошёл - бабу за пазухой спрятать не может, они расстегнули свои дублёнки. Ну, Чикатило-то пристроился, более-менее, а вот Фюрер не смог, чем вызвал новый взрыв смеха.
Тут Надюша неожиданно спросила у Чикатилы:
- Это правда, что у тебя ребёнок есть?
Алексей напрягся. Вот сучонок, подумал он в адрес Фюрера, оповестил уже, гад безногий. Лучше бы тебе вместо ноги язык ампутировали...
- Это с какой стороны посмотреть, - тяжело вздохнул Чикатило.
- Как это? - не поняла Гуля.
- А так... Был у меня один ЭПИЗОД с новосибирской девчонкой, её бабка у меня в городе жила. Познакомились в одной тусовке. Не с бабкой, конечно, а с девчонкой... Тили-тили, трали-вали, ночка тёмная была, короче говоря. Потом она уехала. Единственное, что я про неё знаю
- её имя, Вика. Проходит около года, встречает меня эта самая бабка и говорит: так и так, Вика от тебя сына родила, Никиту. Только ты, сынок, Вику не ищи, она с родителями переехала в Ленинград... Старики же не говорят Санкт-Петербург, они его по старой памяти Ленинградом так и называют... Можно было бы, конечно, её найти, хватило бы возможностей. Вот только - зачем?
- То есть как это - зачем? - пробубнил Фюрер. - А сына увидеть не хочешь?
- А где гарантия, что это мой сын? - вопросом на вопрос ответил Чикатило. - Бабки, Фюрер, это такой народ - хлебом не корми, дай только языком почесать. Запутают всё так - ни один Шерлок Холмс до истины не докопается... Ладно, допустим - нашёл я её. И что? Замуж она за меня не пойдёт и сына мне не отдаст, даже на время, ежу понятно. Хай оно так всё и останется, так лучше... Вот, кстати, невыдуманная история из жизни моего друга Фиксы, как раз в тему. Сидит это он,
бедолага, с похмелья поутру болеет. Вдруг, откуда ни возьмись - заходит его давняя подружка, так сказать. Что характерно - подружка с пузом, приблизительно шести - семи месяцев. Она тычет пальцем в свой живот: видишь, спрашивает у друга, это - твоя работа. Ну, Фиксу просто так врасплох хрен заставишь, не тот типаж. Он что делает? Ослепительно так улыбается и восторженно орёт: милая, родная, я так рад, что просто словами не выразить! Давай, говорит, рожай. Если у ребёнка будут такие же золотые зубы и родимое пятно на плече в виде моей татуировки - речи нет, я признаю, что это мой киндер и женюсь на тебе, прямо из роддома в ЗАГС поедем...
- И что дальше? - спросила Надюша, когда все отсмеялись.
- А что дальше? Наш город - маленький, все друг друга знают. Выяснилось, что эта будущая мамаша приходила ещё к четверым потенциальным папашам. В результате, полку матерей - одиночек прибавилось, что и следовало ожидать...
Обычно парни провожали девчонок до самых дверей их ''семёрки''. Только в этот раз вышло всё с точностью до наоборот. Гуля с Надюшей волоком пёрли Фюрера, который никак не хотел идти своим ходом, по причине насквозь житейской - перебрал. Чикатило плёлся сзади, рисуя вензеля, что твой художник.Во дворе ''сотки'' Фюрер всё-таки навернулся. Когда стали его поднимать, процесс поднятия напоминал сказку про репку: Чикатило - за Надьку, Надька - за Гульку, Гулька - за Фюрера. Тянем - потянем с матами, поднять не можем. Более того, падают все персонажи сказки, образуя кучу - малу.
Непонятно, как Чикатило с Фюрером попали бы в свою комнату, если бы не
Борман и не охранник Батя.Борман, возвращавшийся с ''добавкой'', сначала не понял - кто во дворе валяется и уже хотел было прошмыгнуть в ''сотку'', мимо валяющихся на снегу тел, которые весело ржали. Однако, на пороге училища, он услышал знакомые голоса и не менее знакомые матерные хитросплетения слов, коими выражаться мог только
один человек - Чикатило.Приглянувшись, Борман понял, что на снегу валяются свои, которые нуждаются в транспортировке. Чикатило-то мог идти своим ходом, а вот Фюрер - ни в какую. Кое-как подняв его, Борман дотащил Фюрера до вахты. У Бати глаза на лоб полезли, когда он увидел, в каком состоянии находятся два инвалида. Он протянул ключи Борману:
- Открывай второй этаж со стороны актового зала, - сказал Батя тихо, - да смотри, чтобы Косая вас не увидела. Если что - я её задержу, пока ты их не перенесёшь.
Борман взвалил на себя мычавшего Фюрера и, пыхтя, потащил его наверх.
Чикатило, вихляясь и спотыкаясь, поплёлся следом. Борман открыл двери и уже хотел было снова тащить Фюрера. Но тот отлепился от стены, отстранил Бормана, прохрипев с важным и гордым видом:
- Не надо! Я сам...
Сделал один - единственный шаг и плашмя грохнулся на пол. Борман аж присел:
- "Я сам!" - передразнил он, беззвучно смеясь. - Мудак с усами!
Поднял Фюрера. В это время из радиомастерской вышел Коленвал, который
услышал звук падения и решил посмотреть, кто же это так громко падает.
Борман кинул ему ключи и жестами показал Вове, мол, отопри вторую дверь с той стороны. Коленвал понятливо кивнул и хихикнув, ссыпался вниз. Борман снова взвалил на себя ''рюкзак'' в виде Фюрера и бегом (!) помчался по коридору. Чикатило лишь вытаращил глаза в неподдельном изумлении и поковылял следом, мотаясь от стены к стене, как мячик для пинг-понга.
Коленвал уже открыл дверь и успел поставить пацанов, чтобы они высматривали воспитку. Поэтому до двадцатой комнаты парни добрались без остановок и атаса. Отобрав ключ от комнаты у Чикатилы, который безуспешно пытался попасть им в замочную скважину, Борман открыл её и втащил Фюрера вовнутрь.
- Фу, тяжёлый, чёрт! - отдуваясь, выдохнул Борман. - По-моему, у него один протез весит больше, чем он сам...
Чикатило пьяно гыгыкнул.
Кажись, обошлось, подумал он, прежде чем рухнул на койку и захрапел. Борман лишь усмехнулся. Укрыв обоих покрывалами, он погасил свет и вышел из комнаты, закрыв её чикатилским ключом.
На следующий день, созвонившись с Гулей, Фюрер и Чикатило, пошли на встречу с ними. Проходя мимо того места, где они вчера упали в сугроб, Фюрер резко остановился.
- Чикатило, иди сюда, - позвал он звенящим, напряжённым голосом. - Смотри...
Чикатило, приглядевшись, длинно присвистнул. В снегу отчётливо отпечатались силуэты с раскинутыми руками. И примерно в трёх сантиметрах, если навскидку, от обоих силуэтов голов, из снега, торчали три арматурины... Продвинься Фюрер с Чикатилой маленько вперёд - и они бы своими дурными тыквами нанизались на эти стальные прутья, как куски мяса - на шампур...
ГЛАВА 27.
Гуля ворвалась в комнату как вихрь, злая, как сто кавказских овчарок, причём - которых две недели не кормили.
- Где Бек?! - выкрикнула она с порога. - Я вас спрашиваю: куда он уехал?!
Чикатило переглянулся с Фюрером.
- Тебе водички дать? - ехидно осведомился Алексей. - Или, быть может - водочки налить? Успокоения нервов для, а?
- Иди ты! - огрызнулась Гуля. - Вы сами скажете или мне к вашей Маме идти? Где Бек?
- К Рудену поехал, на Алтай, - ответил Фюрер. - Так что - успокойся. Доехали они, всё нормально, звонили. А что такое?
- Родители вчера звонили, - объяснила Гуля, - полчаса на меня орали. А я откуда знаю, где он? Ни он ничего не сказал, ни вы. Идиот... Зачем он туда поехал?
- А просто так, - пожал плечами Чикатило. - Руден предложил, Бек согласился, сели - поехали. Я не знаю - Бек же должен был домой позвонить. Так что, родителей своих успокой, скажи - всё нормально, поехал на Алтай, раны зализывать...
Гуля изрыгнула порцию высококачественных и высокооборотистых матов, в адрес Бека. Парни лишь уважительно на неё покосились.
Резко выдохнув воздух, Гуля спросила:
- Пить будете?
Парни снова переглянулись, в некотором замешательстве.
- Что такое? - не поняла Гуля. - Чего вы мнётесь?
- У меня финансы запели романсы, недели на две, - объяснил Чикатило,
решивший, что давно уже ПОРА. - Может быть, месяца на два, не знаю. Не от меня зависит...
- Присоединяюсь к предыдущему оратору, - буркнул Фюрер, глядя в окно.
Гуля фыркнула:
- Я-то думала - что-то серьёзное. У вас нет - у нас есть. Одевайтесь, минут через двадцать встречаемся на повороте, как всегда...
И вышла. Чикатило посмотрел на Фюрера круглыми от удивления глазами:
- Ни хрена себе... Вот такое у меня, если откровенно, первый раз. Нет, честно. Другая на её месте начала бы язвить, подкалывать, мол, что вы за мужики, у которых денег нет, да вы вовсе даже и не мужики! Сколько раз такое было, и не у одного меня... А тут - на тебе! Я в шоке, честно. Блин, повезёт ведь с ней какому-нибудь балбесу!
- То есть, я - балбес? - притворно изумился Фюрер.
Чикатиле эти его театральные выступления уже надоели, изрядно.
- Слушай, Фюрер! - набычился он. - Завязывай врать, а? Слушать уже противно, ей-богу. Тебе сказать, на чём я тебя дважды подловил? Нет, сказать?
- Ну, скажи...
- Изволь. Первый раз - на том, что ты якобы звонил своему дядьке четыре раза, когда у нас рамс с глухарями был. Помнишь? А второй раз - после каникул. Ты говорил, что у вас в Купино живёт один крутой авторитет, который якобы ездит на ''хаммере''. Я тебя ещё просил сфотать его, помнишь? Так вот, Фюрер. Ты забыл две вещи. Первая: я - сын мента, как-никак, и кое-чему научился у отца и у других
ментов... Вторая: рано или поздно, любая ложь вскрывается. Ты никуда не звонил, даже из комнаты не выходил. Я спецом пацанов попросил посмотреть за тобой... А самая крутая иномарка у вас в Купино - ''ауди''. Модель, правда, не знаю, но что ''ауди'' - точно. Ты и дальше будешь стоять на своём?
У Фюрера даже уши покраснели.
- Недооценил я тебя, - констатировал он. - Но кто ж знал, что ты такой дотошный? Тебе бы и в самом деле, в ментовке работать, с твоими способностями.
- Да ну, какие там способности? - ухмыльнулся Чикатило. - Я же говорю, научили кое-чему. Вот Чебак, честно тебе признаюсь, мне не по зубам. Шибко вертлявый, сука. Но, в конце концов, я не мент. А он, помяни моё слово, доиграется. Настоящие менты когда-нибудь его за жопу схватят, если он не остановится в своих шалостях... Ну что, пошли?
- Подожди, оденусь.
Чикатило с Фюрером вернулись в ''сотку'' незадолго до отбоя, продрогшие, как партизаны зимой 1812 года. Хоть они и были пьяные, а дошли на своих ногах.
Пьянка получилась хорошей, весёлой. Пили, как обычно, на карьере.
И совсем одубев от мороза, пошли греться в ''четвёртую'' общагу. Вот туда-то можно было заходить спокойно - ни вахты, ни охраны там отродясь не было, что не мешало ей иметь репутацию самой спокойной общаги в районе.
Веселье началось, когда встретили самого натурального янкеса, учившегося в каком-то то ли институте, то ли университете. Фюрер с
Чикатилой насмешили девчонок, пытаясь разговаривать с янкесом на его родном языке, хотя ни тот, ни другой, английского языка практически не знали, ибо в школе оба изучали немецкий.
Но по пьяне чего только не бывает! Заплетающими языками парни поведали
Джоссу, что они есть '' рашн инвалидз, вери кранг мэнз, просто тудэй мы немного передринкали, со своими бьюти гёрлфрендами''... Джосс прекрасно всё понял, в свою очередь на ломаном русском сообщив пьяной компании, что он ''льюбит Сибериа, льюбит рашн баб и уважайт инвалидз''. Гуля с Надюшей со смеху умирали, глядя на эти кадры. Но постепенно и они втянулись в эту беседу, которая продолжалась минут сорок.
Вдруг все услышали громкий храп, слышимый откуда-то с пола. Это Чикатило, исчерпав свой словарный запас английской мовы, присел на корточки возле горячей батареи и уснул, сотрясая своим храпом стены коридора. Смех сотряс всё общежитие.
Из какой-то комнаты выскочила бабуля и пригрозила вызвать милицию. Фюрер ткнул пальцем в храпящего Чикатилу и сказал ей:
- Мать, нам ментовка не страшна. Он и есть самый что ни на есть мент, майор милиции. Менты - тоже люди, и им тоже надо расслабиться...
Бабка в ответ подняла вонь на тему ''Упадок нравов в милиции''. Еле разбудив Чикатилу, компания тепло попрощалась с Джоссом и покинула здание, от греха подальше.
Умудрившись пройти в комнату незаметно для Луны, парни первым делом
сварганили себе кофе. Но Чикатиле, на пьяную голову, этого показалось мало.
- Ты куда намылился? - спросил Фюрер, увидев, что Чикатило не собирается ложиться спать.
- Да это... Я, по-моему, почки себе на карьере продул, что-то побаливают. Пойду, в ванной трохи посижу, прогреюсь. Блин! Сколько можно на таком дубаке пить?!
- А что ты предлагаешь? - развёл руками Фюрер. - В комнате пить? Давно в рапорт не попадал?
- Да лучше уж в рапорт, чем в больнице потом валяться. Всё, не знаю, как ты, а я больше на улице в такую погоду пить не буду. Здоровье дороже. Перед Луной отмажешь?
- Базар тебе нужен...
В последнее время среди проживающих в общаге появилась новая мода -
принятие пенных ванн. Тем шампунем, что выдавали в ''сотке", стирали носки, а потом уже стали добавлять его в воду, благо, пены он давал больше чем надо.
Чикатило закрылся в ванной, отрегулировал воду в смесителе, выкурил ''Яву'', разделся и, кряхтя от удовольствия, погрузился в воду.
Лепота, хорошо-то как! Тепло проникало в каждую клеточку тела, водичка
журчала, умиротворённо действуя на организм... Чикатилу разморило, глаза стали слипаться, тело расслаблялось. Не хотелось вставать, хотелось пролежать всю ночь в этом блаженном тепле... Чикатило уснул, а водичка всё журчала, всё прибывала и прибывала...
Коленвал зашёл в 20-ю и внимательно посмотрел на Фюрера.
- Опять с бабами пили? - хмыкнул он. - И охота вам? По такому-то морозу.
- Когда рядом с тобой находится твоя любимая дама, - наставительно произнёс Фюрер, - никакой мороз не страшен.
- Это тебе, может быть, и не страшен. А даме твоей? И вообще, бугор, раз уж вы так спелись и спились - водите вы их сюда, пока можно. Блин, я как вспомню, как мы раньше тут зависали - ностальгия пробивает, честно. Какая банда была, ё-моё! А сейчас что? Швейники - отдельно пьют, редко когда с нами скооперируются, мы - по большей части - тоже отдельно, Гуляй заработался в доску, вы с Чикатилой, вообще, мудрее всех, с бабами бухаете... Кстати, а Чикатило где?
Фюрер с тревогой посмотрел на часы:
- Долго он что-то купается, уже полчаса прошло. А ну-ка, пошли глянем, на всякий пожарный, мало ли что...
Не получив ответа на яростный шёпот, Фюрер скомандовал:
- Дуй на стрём, а я двери ломать буду. Он там, похоже, уснул, сучонок! Бормана бы сюда...
- Кривой твой Борман, в дугу, спит уже! Давай, только постарайся потише!
Фюрер рванул на себя дверь ванной. Хлипкая щеколда с треском вылетела и дверь открылась. Из ванной повалил пар. Фюрер в два шага оказался возле ванны и увидел, что Чикатило безмятежно спит. Вода уже была возле самых ноздрей. Фюрер беззвучно выматерился и, схватив Чикатилу за волосы, вытянул его голову из воды.
Какой крепкий алкогольный сон, язвительно хмыкнул про себя Фюрер и влепил пару хлестких пощёчин Чикатиле. Тот замычал и с трудом разлепил глаза:
- Тебе чего надо?
- Тебе что, жить надоело?! - шёпотом проорал Фюрер. - Ты чуть не захлебнулся, урод! Тоже мне, Еврей - два, бляха-муха! Выныривай, мать твою! Начитался книг про боевых пловцов и туда же! Быстрей, говорю!
Чикатиле лень было одеваться. Он вылез из ванны, нацепил свои очки, сунул ноги в домашние туфли. И в костюме Адама потихоньку пробежал расстояние от ванной до комнаты. Фюрер, спеша следом, зажимал рот рукой, чтобы не заржать на весь этаж.
Когда он зашёл в комнату, Чикатило уже лежал в постели, не озаботившись одеться. Давясь смехом, Фюрер выдавил:
- Как ты сзади сексуально выглядишь, гы-гы! Блин, если бы сегодня Косая дежурила и она бы тебя увидела в таком виде - кранты бы тебе пришли, стопудово! Она бы тебя изнасиловала, точно тебе говорю! Прибашмачил бы ей, а?
- Хороша Маша - да не наша, - промямлил Чикатило, проваливаясь в сон...
Утром Чикатило, глядя Фюреру в глаза сказал ему:
-Ты, конечно, гад редкостный. Но... Вчера ты мне жизнь спас. За что я тебе, конечно, благодарен. Меньше всего хотелось сдохнуть в воде, паскудная смерть получилась бы... В общем, за мной должок, имей в виду.
- Ой, да ладно тебе! - отмахнулся Фюрер. - Свои люди, сочтёмся, не переживай.
Маршал, сидевший тут же, лишь сказал:
- Дебил ты, Чикатило. Первый раз тебе повезло, второй раз, допустим, тоже повезёт - уйдёшь ты от костлявой. Но вот в третий раз - хрен ты от неё увернёшься. Это если по максимуму... А по минимуму - получишь первую группу, вместо своей третьей. Такая тебя судьба ждёт, если не бросишь пить.
- Костя, дорогой ты мой, - проникновенно ответил Чикатило. - Тебе хорошо говорить, ты дома живёшь, не в общаге. Чисто ради эксперимента поживи с нами, хотя бы недельку, а? Посмотришь на то, что мы видим, послушаешь то, что мы слышим. Сам запьёшь, чтобы с ума не сойти.
- Не запью, - отрезал Маршал. - Я свою цистерну уже выпил. Я на те деньги, что пропил, самолёт бы мог купить...
- Ага! - съязвил Фюрер. - А дальше, как в анекдоте: только вот нахрена он тебе нужен? Самолёт, я имею в виду.
- Нет, вы оба - тормоза! - потемнел лицом Маршал. - Мало вам Рудена с Беком? Мало вам Еврея? Рыбака? Всё, хватит. Я вас больше перевоспитывать не буду... Я просто уверен в том, что вы ещё не раз меня вспомните. Потом, когда ВСТРЯНЕТЕ...
- Слушай, Маршал, - вскипел Чикатило. -Ты, когда пил, сам к таким вот советам прислушивался? По любому - нет. Ну а чего сам теперь морали читаешь?
- Речи нет, не прислушивался, - не стал спорить Костя, - потому что дураком был. И хочу, чтобы другие, просто-напросто, моих ошибок не повторили. У вас и так здоровья нет ни хрена, так совсем его угробите. Смотри, Чикатило. И думай. У тебя голова не для того, чтобы ты в неё ел...
Прав был Костя. Тысячу раз прав...
ГЛАВА 28.
Была у Бормана такая привычка - продавать что-нибудь из своих вещей, когда у него кончались деньги, благополучно пропитые. Чаще всего он мог сбагрить ту вещь, которая ему нафиг была не нужна, какая-нибудь безделушка. Но в этот раз он превзошёл самого себя. Зайдя в 20-ю, Борман закрыл замок на три оборота.
- Чикатило, купи ствол, а? - предложил он. - Недорого продам, как другу...
И вытащил из-за пояса штанов пистолет. Чикатило отметил, что ствол Борман таскает в правильном месте - сзади и справа. Никуда не провалится и не выпадет, а выхватывается мгновенно, если, конечно, хорошенечко потренироваться.
Пистолет был не боевой и не газовый, что не мешало ему быть довольно опасной игрушкой, - газобаллонный, пневматический "МР - 651". Ствол стрелял двумя видами боеприпасов: обычные сферические пульки и свинцовые шарики калибра четыре с половиной миллиметра. У пистолета имелись два сменных барабана. У одного были шесть отверстий для пулек. А для шариков у пистолета имелась канавка на стволе, сверху, и отдельный барабан, для передачи шариков непосредственно в дульный канал. Вот шариков можно было запихать аж тридцать два.
Корпус рукоятки пистолета - съёмный. Снимаешь корпус, вставляешь в пазы рукоятки обычный сифонный баллончик, аккуратно всё это дело закрепляешь, делаешь два - три пробных выстрела, заряжаешь шариками под завязку и всё - пистолет готов к труду и обороне.
Баллончика хватает на три полных заряда шариками, правда, последний заряд получается уже дохлым. Зато первый, без дураков - смертельный. Особенно, если знаешь, где находятся у человека уязвимые точки...
У Чикатилы загорелись глаза. Ну, питал он к оружию слабость, что там скрывать. Нормальные, в принципе, увлечения, истинно мужские: автомобили, оружие, женщины, кино, книги, музыка. Нечего стыдиться, право слово. Наоборот, гордость испытываешь, что есть у тебя хоть что-то, чем ты интересуешься...
- Сколько? - задал Чикатило один - единственный вопрос, поскольку других и не требовалось, в принципе.
Борман назвал цену. В общем - то, да, цена божеская, учитывая то, что в оружейном магазине такой же, только новый, пистолет стоит в два с половиной раза дороже. Что характерно, эти игрушки продаются абсолютно легально, даже разрешения не нужно, в отличие от того же газового, нарезного или гладкоствольного оружия.
- Я тебе в придачу отдаю шарики, пульки, все прибамбасы в комплекте и ещё - подмышечная кобура, которую я, кстати, отдельно покупал, - торопливо сказал Борман, видя, что Чикатило размышляет.
- Была - не была! - махнул рукой Алексей. - Неси свои прибамбасы. Уговорил - покупаю.
Борман просиял:
- Нет, Чикатило, ты не думай, что я тебе барахло впариваю. К чему мне эти заморочки? Ну, сам понимаешь - трубы горят, мочи нет терпеть.
- Угу, - кивнул Чикатило, - понимаю, когда вынимаю...
Сделка состоялась, к обоюдной выгоде обеих сторон. Алексею давно уже хотелось иметь в своём распоряжении какое-нибудь насквозь легальное оружие. Мало ли какие сюрпризы будут, Новосибирск - город опасный, тут Борисыч прав на все двести процентов. Хорошо, что тогда сумел от двоих пьяных малолеток отбиться. Суки дурные, рожа им, видите ли, не понравилась... Так что, нужно вооружаться и в случае чего - отстреливаться, может быть, и не придётся, достаточно будет припугнуть. Ну, а если всё-таки не поймут по-хорошему - опыт в стрельбе имеется, будем надеяться, что не растерял... Если какая-нибудь банда пьяных идиотов докопается, волкодавов Борисыча рядом не будет... Ну. Алексей, что-то у тебя мысли похоронные возникли, ёлы-палы! Одним словом - прорвёмся!
Как Чикатило с Фюрером не подгоняли ремни кобуры, как не регулировали - один хрен, быстро выхватить пистолет не получалось никак. Да и сама кобура была жутко неудобной вещью. Чикатило весь изматерился, пока не плюнул на это дело. Хорошо, что в продаже оказались поясные кобуры. Алексей, съездив с Весёлым в ''оружейку'', купил такую, под габариты своего ствола. Приладив её на пояс джинсов и потренировавшись чуть-чуть, Чикатило воспрял духом. Получалось не хуже, чем у киношных ковбоев из всяких там вестернов. И всё равно, возникло одно ''но''. Поскольку дура, а с ней и кобура, были довольно габаритными штуками, то приходилось одевать длинную куртку, чтобы их не было видно. Хрен
его знает, если откровенно, то ли заберут менты ствол, то ли нет. Поэтому Чикатило, выходя из общаги вооружённым, всегда брал с собой документы на пистолет.
Нет, честное слово, с оружием чувствуешь себя намного уверенней. Не сказать, что ты стал крутым, но всё же - настроение улучшается.
Забегая вперёд, надо отметить, что пистолет Чикатиле пришлось применить в городе всего один раз, когда какой-то пьяный дебил натравил на него немецкую овчарку. С перепугу Чикатило разрядил в собаку весь запас заряда. Урод этот, хозяин собаки, слинял при первых же звуках выстрелов. Овчарка осталась лежать на дороге, подрыгивая лапами, а сам Чикатило по-быстрому сделал ноги, от греха подальше. Дело было в частном секторе, выстрелы были тихие, по сравнению с
реальным оружием, поэтому шухера никто не поднял...
Костя Маршал, увидев пистолет, повертел его в руках и хмыкнул:
- Не спорю, вещь хорошая. От мелкого хулиганья, может быть, и спасёт. Но, если захотят убить всерьёз - он тебе не поможет...
- Так я вроде ничего такого пока не сделал, - пожал плечами Чикатило, - из-за чего меня стоило бы убивать. Однако, если что - те васи, что нападут, дешево не отделаются, уж я постараюсь...
И Чикатило всё это время, куда бы он не ходил и не ездил, постоянно таскал пистолет на себе, в наплечной кобуре или в поясной, в зависимости от погодных условий. К счастью, никто и не думал нападать на Чикатилу, с самыми что ни на есть злодейскими помыслами. Соответственно, и у Алексея не было случая воспользоваться дурой, не считая той овчарки. Правда, один раз, бухая с девчонками во дворе ''семёрки'', было дело... Ну, тогда вся эта орава - как с ума
посходила. До сих пор вспоминать стыдно, ей-богу.
Дело было двадцать третьего февраля, тогда ещё не ''красный'' день календаря. Но в этот раз праздник выпал на субботу, поэтому почти все мужики, даже те, кто отродясь не служил в армии, праздник начали отмечать ещё в пятницу, после работы...
Накануне девчонки пришли в 20-ю и предложили отметить День защитников
Отечества вместе. Парни сникли. Выражаясь словами незабвенного Попондополы из советской кинокомедии ''Свадьба в Малиновке'' - нема золотого запасу... На что девчонки жизнерадостно расхохотались:
- Да ладно вам! Подумаешь - денег у них нет, какая досада! Это - ваш праздник, поэтому мы вас и кормим и поим. Кончайте ломаться, в самом деле! Всё мы понимаем...
Не зря ковбой Билли предупреждал другого ковбоя, когда тот забурился в бар выпить стаканчик виски: никогда не пей эту гадость, привыкнешь - и жизнь твоя не будет стоить и ломаного цента. Для тех, кто не понял юмора - кадры из фильма ''Человек с бульвара Капуццинов''...
Так и здесь. Повадились отчего то вдруг все пить одну и ту же водку, под названием ''Честное слово''. На вкус - водка как водка. Вот только чердаки с этой водки сносило напрочь, с завидным постоянством. Без разницы, здоровый ты, или инвалид, результат был у всех один и тот же. Как выражалась одна из олигофренок - дом стоит, а крыша едет.
Сначала пили в 20-й, потом - на улице. Потом одна из девчонок открыла двери ''седьмого'' училища, взяв ключи у своей мастачки, якобы для того, чтобы в тишине и спокойствии тщательней подготовиться к предстоящим контрольным работам. Там и пили, с комфортом разместившись в раздевалке.
Фюрер возьми и ляпни:
- Новосибирские менты Чикатиле оружие подогнали. Всё чин - чинарём,
разрешение, регистрация, боеприпасы...
Чикатило было хотел опровергнуть эту фигню, но Фюрер, незаметно для
девчонок, состроил ему страшную маску: заткнись, пусть думают, что это и в самом деле так. Солидности ради, короче.
- А он заряжен? - спросила Гуля, вертя пистолет в руках.
- Конечно, - ответил Фюрер. - Стал бы Чикатило его пустым таскать, ага, как же.
- Ты хоть стрелять-то умеешь? - с подначкой спросила Ира.
Чикатило встал, забрал пистолет у Гули, взял со стола коробок спичек и прошёл в дальний угол раздевалки. Поставил коробок на красный ящик с песком, Алексей вернулся назад, на ходу снимая пистолет с предохранителя. Надюша всполошилась:
- Да ладно, ладно, верим! Не надо стрелять, грохоту же будет!
- Не будет, у него глушитель имеется, встроенный, - ухмыльнулся Чикатило.
Что было откровенным враньём. Откуда у ''воздушки'' глушитель, скажите на милость, да ещё и встроенный? Ну, девчонки в оружейных тонкостях не
разбирались, Фюрер промолчал из солидарности, так что враньё девчонки
скушали и не поперхнулись.
Не прищуриваясь, он поднял ствол обеими вытянутыми руками и, прицелившись, плавно нажал на спусковой крючок. Раздался короткий резкий хлопок. Ирка взвизгнула. А коробок улетел за ящик. Подняв его, Чикатило продемонстрировал Ирке небольшую дырочку в коробке, в правом верхнем углу, объяснив:
- Руки чуть дрогнули в последний момент, хотя целился точно в центр. Теперь веришь?
- А в человека сможешь выстрелить? - округлив глаза, спросила Ирка.
- Не знаю, - честно ответил Чикатило. - Дай бог, чтобы не пришлось проверять...
Сколько водки не бери - её всегда будет мало. И кончается она, зараза, на самом интересном месте. Однако, девчонок эта скоропостижная водочная кончина не опечалила. Они пошли в магазин и купили ещё, опять же - ''Честное слово''.
Погода стояла чудесная, поэтому продолжение банкета устроили на лавочках, возле ''семёрки''. Что началось потом, после распития добавочной порции, можно выразить одним словом - сумасшедствие. Причём групповое...
Вроде бы всё было нормально, весело. Вдруг Гуля соскочила со скамейки и бросилась бежать, ни с того, ни с сего.
- Как мне всё это остозвиздело! - кричала она на бегу.
Люди, шедшие ей навстречу, в испуге шарахались. Фюрер, а за ним и Ирка, кинулись её догонять, причём Фюрер БЕЖАЛ, что было насквозь нереальным, при его-то протезе.
Вся эта троица бегала, как ополоумевшие, через дорогу и обратно. Было слышно, как истошно визжат тормоза и шины машин, как возмущённо рявкают клаксоны. Хорошо, что не было ни одной аварии, что было, откровенно говоря, прямо-таки удивительно...
В конце концов Гуля забежала в ''семёрку''. Фюрер было рванул за ней, но вовремя сообразил, чем это чревато и вернулся к Чикатиле с Надюшей. Надюша поднялась:
- Побудьте здесь, парни. Сейчас мы её, суку истеричную, живо успокоим.
Фюрер, тяжело дыша, набулькал себе полстакана водки и одним махом жахнул, не поморщившись. Вытер пот со лба, закурил:
- Быстро бегает, лань трепетная, бля...
Чикатило, тупо глядя в никуда, пробормотал:
- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша... Фюрер, надо завязывать с этим гнилым делом, ик... Уже башни сносить начало, не к добру это.
- Да ну! Мы-то нормальные. Я не пойму, с чего ради у неё завихрения начались, - мотнул он головой в сторону ''семёрки''. - Выпили всего ничего, ни в одном глазу, ни в одном ухе.
Девчонки вышли минут через двадцать. Гуля, как ни в чём ни бывало, засмеялась:
- Ну что, скучаете?
Чикатило вперился в неё мутным, тяжёлым взглядом. В голове у него пронеслось: достать шпалер, малость наискосок, снизу вверх, выстрелить ей в глаз, баллон полный, первый заряд, гарантированная смерть... Гуля оторопела:
- Ты что на меня так смотришь? Аж мороз по коже...
Чикатило опомнился, потряс головой.
- Дура ты всё-таки, Гульнара... - буркнул он. - Ни хрена ты в жизни не
понимаешь, откровенно тебе скажу.
- Вот оно что, - протянула Гуля. - Вон ты про что... Не определилась я ещё, Лёшенька, не обессудь.
- И долго ты намерена определяться? - спросил Фюрер, тем самым признавшись, что в наглую врал Чикатиле.
Гуля лишь пожала плечами. Надюша сидела рядом с Чикатилой, понурив голову. Ирка выразительно поглядела на Чикатилу и покрутила пальцем у виска: ну ты и дурак!
В это время, справа от них, проходили двое мужиков. Проходили - мягко сказано, вернее, ковыляли на полусогнутых. Тоже отмечали День защитника, не иначе...
- Не, братан! Вон, видишь? - орал один. - Вон и выпивка, и тёлки! Пошли с ними познакомимся! Эй, бабы!
- Пошли отсюда! - уговаривал второй. - А то мы сейчас огребёмся, там ещё пацаны сидят, если ты не заметил.
- Фигня война! Пацаны подвинутся! А не захотят - подвинем! Бабы! Айда с нами! Бросьте вы своих лохов!
Чикатилу затрясло. Он молча вытащил пистолет, снял его с предохранителя.
- Стой! - рявкнул Фюрер, но Чикатило уже подбегал к этим двоим.
Даром что был пьяным, а кое-какие уроки дали о себе знать. На бегу подпрыгнул, оттолкнувшись от земли левой ногой. А правая в это время впечаталась в грудь тому, кто не переставал орать, отчего он кубарем покатился по дорожке. Второй дёрнулся было на Чикатилу, но увидел нацеленный на него ствол. Попятился, выставив руки:
- Эй, эй! Братишка, ты чего?
- Трипперный ишак тебе братишка, - задыхаясь от ярости, отчеканил Алексей. -Поднимай своего кента и хромайте на пятой скорости. Пока я вас, выкидыши, свинцом не нафаршировал, как утку яблоками. Бегом!
Тот пнул валяющегося на снегу собутыльника:
- Вставай, падла! Говорил же, не выпендривайся! Как жопой чуял, что на мента нарвёмся! Всё, командир, уже уходим...
Тут подбежали Надюша с Иркой, обняли Чикатилу:
- Пойдём, пойдём! Они больше не будут, они уже уходят.
Усадив его за столик, Надюша налила ему водки на два пальца:
- Пей, защитничек. Твою мать, ну нахрена ты полез, спрашивается?! Жить
надоело?
Вместо ответа Чикатило сгрёб её в охапку и впился в её губы. Фюрер
присвистнул:
- Во, это по-нашему!
Потом был повтор пройденного, в том смысле, что у Гули опять замкнуло. На этот раз за ней бегали уже всей оравой, но так и не догнали. Так же бегали через дорогу, туда-сюда. Так же визжали тормоза, мяукали клаксоны иномарок, преимущественно - из страны Восходящего солнца, то бишь Японии. Как их ещё не сбили - непонятно. И уж в чём особо повезло, так это в том, что не попались на глаза патрулям. Недаром всё-таки говорят, что больше всех везёт дуракам и пьяным. Правда, до
поры до времени...
ГЛАВА 29.
Что вчера было? Таким вопросом озадачился Чикатило, едва продрав глаза. Судя по опухшей и задумчивой роже Фюрера, он тоже пытался вспомнить вчерашний, бурно проведённый вечер.
Ага, что-то вспоминается понемногу... Двор ''семёрки'', короткая стычка с двумя залётными, мелькающие машины... Так, ладно. А дальше?
- Как мы домой попали? - спросил Чикатило хриплым голосом.
- Ползком, - хмыкнул Фюрер. - А мимо воспитательской, вообще, по-пластунски, гы-гы.
- В рапорт, естественно...
- Ничего подобного, вчера Добрая дежурила.
- А-а... Повезло, однако. Ну, а дальше?
- А вот дальше, друг мой, начинается самое интересное. Мы с тобой, видишь ли, друг другу в любви объяснялись, - и увидев, что у Чикатилы удивлённо вытянулось лицо, Фюрер расхохотался и уточнил: - К Гульке, я имею в виду...
Чикатило кое-что вспомнил:
- А мы на полу не сидели в обнимку? Ревели ещё, по моему, а?
- Ага, было дело. Не веришь? У Бормана с Коленвалом спроси. Мы же не
закрылись ни хрена, и они зашли. Увидели, как мы тут истерим, и снова вышли.
Чикатило сокрушенно помотал головой:
- В натуре, дебилы. Чего мы в слёзы-то ударились? С чего ради?
- Это всё водка, я так полагаю. И вообще - наболело...
Без Бормана Чикатиле с Фюрером пришлось бы хорошенько помучиться с
жутчайшего похмелья. А так - ничего, Борман пролечил, причём качественно.
После обеда пришли Гуля с Надюшей, свеженькие, как огурчики. Чикатилу всегда удивляла эта ихняя способность - сколько бы они не выпили накануне, - всегда выглядели на все двести. Ни бледности, ни опухлости, ни мешков под глазами, ничего подобного. Свежие, бодрые, весёлые, как будто и не пили никогда. Обалдеть...
Пацаны, знаете ли, после таких вот длительных и множественных вливаний
выглядят не в пример красочнее, если кто понимает, о чём речь...
На язвительное предложение Гули, насчёт снова сделать, как вчера, Чикатило взмолился:
- Девки, ну вас в баню! Давайте хоть один день передохнём, а? Крыша уже протекает от бухалова, в самом деле! Нет, я серьёзно, как хотите, а я пас.
- Аналогично, - кивнул Фюрер. - Мне сегодня уехать надо, дня на два.
Чикатило недоумённо уставился на него, а тот, незаметно для девчонок, показал ему кулак. И двумя жестами пояснил: потом расскажу...
Когда они зашли в комнату, Чикатило спросил:
- Ну, что за тайны мадридского двора?
- Ты про что? А, ну да... Тут такое дело, понимаешь ли. Танька сегодня приедет. Хочет меня забрать на пару дней, у неё роды куда-то едут. Дальше объяснять?
- Не дитя, понял уже. Фюрер, знаешь что меня интересует?
- Когда я Таньку брошу. У тебя на морде лица этот вопрос во-о-от такими буквами написан, - Фюрер развёл руки в стороны. - Скоро, Чикатило. Не сегодня - завтра. Это вопрос времени.
- А если Гулька всё же со мной будет? - прищурился Алексей. - Тогда?
- Чикатило, я не знаю, что там она тебе пела, но мне она говорила, что будет со мной.
- Да-а? - протянул Чикатило с видом крайнего простодушия. - Странно
получается, потому как вчера она по-русски сказала обоим: ещё не определилась. Уж что - что, а это я помню, как ни удивительно.
- Не знаю, - отрезал Фюрер. - Мне говорила - со мной.
Чикатило задумчиво уставился в потолок:
- Устроить вам очную ставку, что ли? То-то вы оба извертелись бы, как караси на сковородке...
- А смысл? - быстро спросил Фюрер, даже чересчур быстро. - Отмажется она от всего, как пить дать.
- Да это я так, чисто теоретически рассуждаю...
Нет, всё-таки права поговорка - горбатого только могила исправит. Если пьют, то до могилы, если врут - тоже до неё, сколько не убеждай, что тебя постоянно ловят на лжи. Бесполезно. Так же и будет по ушам ездить, наивно считая себя самым хитрым и ловким, в смысле базара...
- И ещё, - вдруг тихо сказал Фюрер. - Независимо от того, с кем Гулька будет, а Таньку я всё равно буду бросать. Надоела она мне. Я знаю, что она меня любит, прекрасно знаю. Но я-то её - нет, вот что печально...
Чикатило внимательно к нему присмотрелся:
- А ведь ты, дружище, пожалуй что, и вправду бросишь. Только вот что... Вновь вынужден обратиться к русскому народному творчеству, то есть к поговоркам, ибо они сплошь и рядом излагают истину, чтоб ты знал. Есть такая истина, насквозь житейская, прямо-таки жизненная: имеем - не ценим, потерявши - плачем.
- А ты сам, хоть раз, по ком-то плакал? - вскинулся Фюрер.
- Отец... - с застывшим лицом процедил Чикатило.
- Тьфу ты... Чикатило, ну извини дурака! Не подумавши спросил. Извини...
- Я, чтобы ты знал, ревел по двум человекам, из всех, кто у меня умер - отец и мой друг по кличке Батя... Вот этих двух близких мне людей будет не хватать всю мою оставшуюся жизнь. Остальные, слава богу, живы. Вот что, Фюрер. Хоть наизнанку вывернись, хоть как, но завтра вечером ты должен быть здесь. Завтра годовщина со дня смерти Бати, поэтому я проставляюсь.
- Сделаем, - серьёзно сказал Фюрер. - Как он умер-то, друг твой?
- Глупо умер, если откровенно, - Чикатило закурил и продолжил: - Я и узнал-то о его смерти спустя месяц, жена его потом письмо написала... Как там на самом деле было, я не знаю. Наташка, жена его, писала, что он повесился. Батя стремился стать зажиточным, чтобы хоть как-то двоих короедов прокормить. То ''гербалайфом'' занимался, то ещё какой-то СМУТНОЙ торговлей, но всякий раз прогорал. В итоге стал таксовать на дедовском ''москвиче''. Всё вроде бы нормально было, скопил денег, купил вазовскую ''четвёрку''. И в один прекрасный день попал в аварию. Бросил машину, пришёл домой. Жили они в общаге. Открыл шкаф, привязал верёвку к перекладине, на которую плечики вешают, петлю - на шею... И упал плашмя на пол. Ну, Батя в пограничниках служил, там учат всякие
хитрые узлы вязать... В общем, он не мучился, по крайней мере, так менты сказали... А ремонт машины, кстати, обошёлся бы в десять тысяч, максимум, по ценам двухтысячного года... Вот и гадай, то ли он из-за денег покончил с собой, то ли достали его все и всё.
- М-да... Люди гибнут за металл, который презренный. Ты с ней сейчас
общаешься, с женой друга?
- Я её, если честно, в глаза ни разу не видел. Тогда и у меня время паскудное было, не до поездок было. Я, веришь - нет, четыре года проходил в камуфляже и в солдатских ''берцах''. По той простой причине, что денег не было на цивильную одежду. Даже и такие дни бывали, что и на хлеб денег не было, мать лепёшки пекла... Я четыре года курил один ''беломор'', ёлы-палы! Иногда, когда уже совсем туго было, у соседа самосад брал. У себя на работе, на киноаппаратах его сушил, во время сеансов, потом шинковал и курил. И пусть мне детдомовские не тарахтят, насчёт того, что я не знаю, что такое жить впроголодь. Хлебнул досыта, знаешь ли... А насчёт жены друга - нет, не общаюсь, нет такого желания, откровенно говоря. Пусть сама выкручивается...
- Это жестоко, Чикатило.
- Ничего, зато жизненно. Иммунитет вырабатывается, понимаешь ли. У нас, когда отец погиб, многие его так называемые верные друзья от нас просто отвернулись. Похоронить помогли, всё такое, а вот дальше - шиш. Ничего, выкарабкались. Это сейчас мы живём более-менее нормально, по сравнению с тогда. Сильно жить хотелось, потому и выжили. Отчим более-менее нормальный мужик. У нас с ним, конечно, отношения далеко не идеальные, но ничего... У некоторых родные отцы - звери, натуральные. Повидал, знаю...
- Привет! - в комнату впорхнула Танюха. - Ты готов?
- Всегда готов! - браво рявкнул Фюрер. - Ладно, Чикатило, не скучай. Как говорится: жди меня и я вернусь.
Ну, и что делать? Домашних заданий нет, обуви на ремонт нет, денег нет, ни хрена нет. Книги перечитаны на три-четыре раза, музыка задолбала, по всем радиоканалам - одно и то же, почти все пацаны уехали на выходные домой, Борман с Мутантом куда-то упедалили, по телевизору - ничего интересного. Генеральной уборкой заняться, что ли? А пожалуй что, всё равно делать нечего, хоть таким макаром время убить...
Уборка уже подходила к концу, когда в дверь постучались условной дробью. Алексей открыл дверь. На пороге стоял тот, кого Чикатило меньше всего ожидал увидеть - Мишка Паук.
- Здорово, хошха пархатая! - громогласно выпалил он, дружелюбно скалясь.
- Во, бляха... Здорово, ишка! Ты как тут?
- А! -махнул Паук клешнёй. - Надоело дома сидеть, решил вас навестить. А где все? Вы что, вдвоём живёте? Ничего не понял...
- А, ну да, ты же не в курсе. Я теперь с Фюрером, Бека с Руденом выгнали, вместе с Рыбаком, Евреем, Колобком, Огнём, Адвокатом и ещё двоими...
Паук выпучил глаза:
- Ни фига себе! Что вы тут наделали?
Чикатило коротко рассказал Пауку о событиях полуторанедельной давности. Паук, пока Чикатило рассказывал, периодически изрыгал сложносочинённые конструкции, целиком и полностью состоящие из сплошных непечатных и нецензурных слов.
- Такие вот грустные дела, - наконец закончил Чикатило. - Так что, группа почти ополовинела... Осталось нас ровным счётом четырнадцать человек, вместо первоначальных двадцати шести. Жопа, короче...
- Да уж, - с убитым видом произнёс Паук. - Вот это новости недели... А Фюрер-то где?
- У Таньки, буквально час назад уехал, завтра будет.
- А пацаны, в общем-то, правильно сделали, что вас здесь тормознули, молодцы. Скучно, должно быть, теперь, а?
- Вот уж ни хрена подобного! Не дают нам скучать, видишь ли...
В комнату вломился Семён:
- Чикатило, там тебя сестра Бека спрашивает. Позовите, говорит, Алексея, и Мишкину фамилию называет...
Алексей спустился на вахту и, пройдя через карусель, накинулся на девчонок:
- Вы что, сдурели?! Вы бы ещё Мишку Чикатило позвали, совсем весело стало бы.
Гуля и Надюша засмеялись, Алексей аж заслушался. Чистый такой смех,
приятный на слух, век бы его слушал, особенно Гулю... Бляха - муха, смятенно подумал Алексей, как же тебя добиться-то, а? Как сделать так, чтобы ты стала моей? Попал в переплёт, ёлы-палы, первый раз этакое в моей жизни. Прямо-таки треугольник получается - люблю одну, меня любит другая, подруга той, которую люблю. Нарочно не придумаешь, короче...
- Чикатило, пойдём с нами, а?
- Куда?
- А куда нам ещё идти, как не на карьер? Бросай все свои дела и пошли. И не говори опять, что у тебя денег нет.
- Так ведь в самом деле нет. Я, извиняюсь за банальную пошлость, с дочкой миллионера не сплю. Это во-первых. А во-вторых, я уборку не закончил. И наконец, я не один.
- В смысле? - изогнула бровь Надюша. - Ты что, бабу какую-то завёл?
- Ты ещё букву "Ф" изобрази, - ядовито посоветовал ей Чикатило, чем вызвал у девчонок новый приступ смеха. - Изобрази мне ревнивую жену, потом схвати вон ту скамейку, и об мою голову ею, чтобы у меня в будущем всякая охота отпала баб других в комнату водить. Можешь даже заорать что-нибудь такое, например: ''Ах ты, такой - сякой, да чтоб ты жил на одну зарплату! Чтоб ты ходил только в белых тапках!'' В таком духе... Паук приехал, в гости, так сказать.
- А у него деньги есть? - хитро поинтересовалась Гуля.
- Он мне не докладывал, знаешь ли, - пожал плечами Чикатило. А про себя подумал: лучше бы их не было. А если всё же есть, то их очень быстро не станет.
И тут его осенило:
- Сдаётся мне, мадамы, что вы уже маленечко того, вовнутрь приняли, так сказать... Нет, ну точно! Сколько уже успели, признавайтесь.
- Да по чуть-чуть, поллитра на две персоны. Сущий мизер...
- Ага, как всегда. Сначала мизер, потом ещё один мизер, ещё, и ещё. В результате - домой ползём на бровях...
- Ну, а что делать, такова се ля ви, - усмехнулась Надюша. - Значит, Мишка приехал, говоришь? А ну-ка, свистни его сюда, мы с ним мило поболтаем. А у тебя, дорогой мой, ровно двадцать минут на то, чтобы закончить уборку и выйти на улицу. Ферштейн?
- Яволь, фрау. То есть - фройляйн...
Конечно, Чикатило мог бы гордо и непреклонно отказаться. И предаться пошлому ничегонеделанью. Мог бы, но не стал. Потому что, хуже, чем ждать и догонять, только, вот именно - бездельничать. Уж лучше провести вечер в пьянствовании, тем более, в хорошей компании.
Мишка помог Чикатиле по быстрому убраться и ровно через двадцать минут
парни были на улицеВопреки бородатому анекдоту, тому самому, где женщины похожи на трамвай, потому как постоянно опаздывают, девчонки уже стояли на излюблённом месте встреч, где совсем недавно Фюрер с Чикатилой едва не нашли свою смерть, идиотов куски...
Перво-наперво, девчонки раскулачили Паука, выманив у него изрядную долю денег, оставив только на дорогу домой. Когда Гуля с Пауком ушли за водкой, Алексей спросил у Надюши:
- Меня давно интересует такой вопрос: тебе сколько лет?
- Ты что? Дамам не положено такие вопросы задавать.
- Это незнакомым дамам не положено, а знакомым - можно. А то фигня какая-то получается - дружим, а я твоего возраста не знаю.
- Тридцать один, - сказала Надюша с самым невинным видом.
Чикатило ухмыльнулся:
- Родная моя, у меня с собой вилки нет. Всю лапшу, которую на уши вешают, рукой снимаю. Не тянешь ты на тридцать один, никак не тянешь.
- А на сколько тяну?
- На шестьдесят два, - Алексей легко уклонился от кулака Надюши. Смеясь, он выставил перед собой руки: - Да шучу, шучу! Нет, серьёзно, сколько?
- Я же тебе говорю - тридцать один. Веришь ты мне или не веришь, дело твоё, а мне - тридцать один год.
- Поздновато для студенческой жизни.
- А мне что, лишняя профессия помешает? В Штатах вообще студентами можно стать и в пятьдесят, и в семьдесят, ежели такая блажь возникнет. И ничего, учатся же люди. А я чем хуже? Вон, ваш Мутант тоже в студенты подался, хотя он старше меня. Учится же человек. Вот и меня с работы сократили, а другой нет. И поехала учиться, чтобы зря время не терять. Что тут такого? Тем более, что не замужем и детей нет, что не особенно и огорчает.
Ладно, подумал Алексей, потом у Ирки спрошу. Он не понимал, зачем Надюша сочинила всю эту историю, а в том, что она сочинила, он ни капельки не сомневался. Загадочности на себя напускает, что ли? Если это так, то неудачно. Точнее выразиться - неумело.
Подошли Паук с Гулей. Она прямо - таки сияла, а вот Мишка, наоборот,
откровенно грустил. Ну а кто тебе виноват, про себя усмехнулся Чикатило, что ты позволил себя раскрутить? Сам же и виноват...
- Воркуете? - иронично спросила Гуля. - Пойдёмте быстрее, надо поддать, потому что стало холодать.
- Да ты прямо поэтесса, - хмыкнул Алексей. - Агния Барто отдыхает.
- А ты думал! Я такая, талантливая.
Когда на карьере Мишка вытащил из пакета бутылку водки, Чикатило
содрогнулся - опять ''Честное слово''.
- Кто водку покупал? - тихо спросил он.
- Я, - отозвалась Гуля. - А что такое?
- Другую взять не могла?
- А что тебе в этой не нравится? Водка как водка.
- Я, дорогая моя, за тобой больше бегать, как в тот раз, не буду, учти. Начнёшь выкидывать какой-нибудь фортель - сразу же врежу. Мне такие фокусы ни к чему.
- Ой, да ладно тебе! - Гуля налила в пластиковый стаканчик водку и протянула его Чикатиле. - Пей.
Алексей мелкими глотками выцедил алкоголь, резко выдохнул, закусил чипсами и буркнул, жуя:
- Как выражается мой друг Джонни, - вот за что я её, падлу, люблю...
Согреться никак не получалось, холодало всё сильней. И вообще, мура это всё - насчёт того, что водка или другой крепкий алкогольный напиток в холод якобы согревает, а пиво в жару охлаждает. Ерунда на постном масле. Один дурак сказал, другие обрадовано подхватили...
Недолго думая, решили пойти в ''сотку'', в двадцатую комнату, разумеется. Пока шли с карьера, навстречу повстречалась Ирка.
- Вы куда это дружной кодлой?
- А к Чикатиле в гости. А ты куда одна?
- Да я вообще-то к вам шла...
- Ну и присостыковывайся, - великодушно пригласил Чикатило.
- С превеликим удовольствием!
Охранник Батя, увидев девчонок, вскочил:
- Алексей, тут такие дела... Воспитатель сказала, чтобы никого в общежитие не пускал, пока она не удостоверится в благонадёжности посетителей.
Узнаю Луну, мимолётно оскалился Чикатило.
- Вызовите её по громкой связи, будьте добры, - попросил он Батю.
Луна появилась на вахте буквально через две минуты. Поскольку она знала в лицо девчонок, то дала добро на вход.
Сняв с себя дублёнки, Гуля с Надюшей уволокли Мишку в коридор, чтобы тот покараулил их, пока они попудрят носики. Момент был самый что ни есть подходящий, и Чикатило экстренно допросил Ирку насчёт Надюши. Ирка от души посмеялась над ними обоими:
- Сдурела она, что ли? Да и ты тоже хорош. Восемнадцать ей, и нигде она не работала. Откуда знаю? Детский вопрос, в самом деле. Паспорт её видела - это раз. Второе - мы сдавали трудовые книжки в приёмную комиссию, а у неё её не было. Бегала в издательство покупать. И третье, наконец, - поменьше верь пьяным бабам...
- Да я и так не поверил, - ответил Чикатило. - Но проверить не мешало. Тридцать один год, надо же было додуматься, а? Ну, я ей устрою, жертве безработицы...
Несмотря на то, что ''бригада'', как таковая, перестала существовать, ''общий котёл'' всё же сохранился. Двадцатая по-прежнему была самой затареной комнатой, в смысле еды. Да и Чикатило пользовался тем, что по-прежнему был заместителем старосты группы по кухне. Уж с кем, а с работниками пищеблока у Алексея были чуть ли не панибратские отношения. Поэтому хорошая закуска в комнате имелась, в любое время суток.
Может быть, эта попойка и закончилась без всяких последствий, если бы не Паук. Он, чуток отмякнув, пустился в глубокие философские рассуждения на тему: ''Надо учиться, надо бросать пить, и вообще, надо браться за ум''...
Чикатило долго слушал его пьяное нытьё, потом не стерпел:
- Кто бы говорил? Ты сам-то учился?! Ни хрена ты не учился! Не был бы таким хитрожопым - жил бы сейчас здесь, а не дома. Тебя по-хорошему предупреждали? Не один раз. Ты за ум взялся? И не подумал даже. Нет, ну речи нет, мы все далеко не ангелы. И Фюрер, и Руден, и Бек, и я в том числе. И мы между собой ссорились, а с Руденом вообще один раз подрались... Но мы хоть друг друга уважаем, мы смогли как-то притереться. У нас тоже свои болячки, но мы учились. Мы тоже бухали, но мы, опять же - учились. Мы делали всё, что можно и что нельзя, но при этом - ВМЕСТЕ! Ты понимаешь, о чём я тебе хочу сказать? Так что, не тебе нам мораль читать...
И тут Гуля качественно ошарашила всех. Ну ещё бы, никто и не ожидал от неё подобной прыти. Она вскочила из-за стола и коротко размахнувшись, довольно умело впечатала кулак в левую скулу Паука. Его голова нелепо мотнулась. Все повскакивали и стали оттеснять Гулю от Мишки. Чикатило, смеясь, обнял её так, чтобы ее руки были блокированы. Гуля отчаянно вырывалась, но Алексей рявкнул ей в ухо:
- Врежу ведь! Брыкайся сколько влезет, всё равно не вырвешься.
И Гуля обмякла. Алексей усадил её на койку, присел перед ней на корточки, гладя её, целуя и шепча что-то нежное и успокаивающее. Она вдруг разрыдалась. Чикатило сперва растерялся, потом снова принялся её успокаивать.
- Это у меня водка выходит, - всхлипывая, прошептала Гуля.
Через некоторое время истерика закончилась. Гуля, вскочив, стала одеваться.
- Проводишь нас? - спросила она у Алексея.
- Конечно.
Дождавшись, когда все оденутся и выйдут из комнаты, Чикатило закрыл дверь комнаты на ключ. Гуля неожиданно схватила его за руку и побежала, тяня его за собой. Алексей неуклюже топал следом, на поворотах его чуток заносило и он врезался в стены. Всё это его несказанно развеселило и он захохотал во всё горло, как обкуренный.
- Ну и к чему этот кросс? - спросил Чикатило, когда они выскочили на улицу.
- А просто так, захотелось поскорее на свежий воздух...
Чуть погодя из ''сотки'' вышли Ирка, Надюша и... Мишка. Гуля, заметив его, коротко взрыкнула, подскочила к Мишке и со всего маху зарядила ему в торец.
И Мишка исчез. Вот только что был рядом, бах, и нет его, нигде не видно. Как сквозь снег провалился, в самом деле. Чикатило недоуменно озирался, пытаясь разглядеть в темноте, где Паук всё-таки есть, но ничего не увидел.
Гуля кинулась бежать, за ней с воплями бросилась Ирка. Надюша, сцапав за руку Алексея, потянула его за собой, надеясь догнать девчонок. Что, конечно же, ей не удалось, тем более, ржущий на весь квартал Чикатило вздумал изобразить себя якобы едущим на лыжах...
Когда запыхавшаяся Надюша, с Чикатилой на буксире, подбежала к крыльцу
''семёрки'', Гуля со всей мочи колотилась в дверь, с отборным матом в адрес вахтёрши требуя её открыть. На что привыкшая ко всему на свете тётка предпенсионного возраста никак не реагировала.
- Нет, мы что, так и будем на улице ночевать?! - завопила Гуля. - Тёть Зин, ну откройте же, в рот вас мама целовала!
- Общежитие закрывается в десять часов, - раздался по ту сторону двери
сварливый голос вахтёрши. - После двадцати двух часов никого не пускаем.
- Слышь, ты, калоша старая! - взбеленился Чикатило. - Девчонки не виноваты, что автобус в пробку попал! Открой дверь, душевно прошу!
- А ты там не ори, сопляк! А то сейчас милицию вызову!
- Бабуль, я тебя умоляю, вызови поскорее. Тогда и девчонки быстрее домой попадут.
В дверях открылось маленькое окошечко. Алексей сунул туда руку с закрытым удостоверением, на обложке которого было написано тиснёной позолотой ''Управление внутренних дел''.
- Да какой ты мент? - выглянула в окошечко тётка. - Может, у тебя и пистолет есть?
Чикатило молча расстегнул куртку и повернулся правым боком к свету, чтобы вахтёрша рассмотрела кобуру со стволом. Лицо тётки вмиг переменилось и она загремела засовом, бурча под нос что-то неразборчивое, навроде того, что ходют тут всякие тёмные личности, не пойми кто...
- Бабуль, ну что ты шуршишь? - с укором спросил Чикатило, пошатываясь. - Менты - тоже человеки, им тоже расслабиться треба...
Гуля с Иркой первыми проскользнули мимо вахтёрши. Надюша поцеловала
Алексея и спросила:
- Завтра увидимся?
- Там видно будет, не знаю. Придёте, а там посмотрим.
И, пожелав друг другу спокойной ночи, Чикатило не спеша побрёл в ''сотку''.Зайдя в комнату, разделся. И уже хотел было закрыться и лечь спать, как в комнату вломились Борман, Мутант, Вехотка, Весёлый и... Паук. Чикатило вытаращил глаза:
- Ты где был, сучонок?
- А, так, - махнул рукой Мишка, пряча глаза, - гулял...
- Гуляют с бутылкой, - фыркнул Весёлый, - а ты так, прогуливался. А вот мы сейчас гулять будем, и пофигу нам всё и все.
И Борман выудил из рукава своей ''олимпийки'' полтора литра спирта, уже готового для употребления.
Кстати говоря, процесс разведения чистого девяностошестиградусного спирта Алексей впервые наблюдал как раз в ''сотке''. Спирт и вода смешиваются в пропорции один к одному, желательно в ''полторашке''. Затем, завинтив пробку, несколько раз с силой переворачивают сосуд, как это делают бармены, смешивая коктейли. Потом, когда сэ два аш пять о аш хорошенечко переплетётся с аш два о, бутылку переворачивают вверх дном и резко бьют раскрытой ладонью по её донышку. Снова несколько раз встряхивают и, быстро открутив пробку, подносят зажжённую спичку к горлышку бутылки. Из горлышка с рёвом должно вылететь небольшое реактивное пламя. Если оно вылетело, значит, пойло получилось знатное, приятного вам времяпрепровождения...
Ну, как пили спирт и кто кого разносил - это неинтересно. Ничего особенного, всё как всегда, если не считать того, что Мутант, изрядно подпив, разорался на Луну, когда та, по своему обыкновению постучала ключом по двери и напомнила, что время - уже половина первого ночи.
Серёга высказал ей всё, что можно и что не можно... Итог: все - в рапорте, Луна накатала докладную Солдату.
- Подотрётся она потом своей докладной, - зловеще прищурился Мутант, когда Луна ушла. -Солдат же не дурак, понимает, что НАМ нужно пар выпускать. И никто нас за пьянство не выгонит, итак уже народу мало осталось. Если ещё и нас разогнать - преподы одних только дурачков и дурочек учить будут, и без толку. Да ещё и соцзащита дирику может ввалить, за испорченную отчётность... Так что - пьём спокойно, аминь!
ГЛАВА 30.
Конечно же, наутро имела место быть разборка с Мамой Светой. Сначала она вломила Коню с Моряком, в результате чего те получили недельный двойной наряд вне очереди - и по столовой, и по цехам. Потом взялась за Чикатилу.
- Домой захотел?! Можешь забирать документы!
- Вы мне это официально говорите? - встал Алексей, положив на стол
инструменты.
- Сядь, шустрый! - ласково прошипела Мама Света. - Вскочил... Работай давай, работай. И попутно меня слушай, и не перебивай. Ты зачем с этим Сергеем связался? Ладно, я понимаю - молодые парни слесаря, но этот-то портной тебе зачем? Он же хитрый, как сто евреев. Ни рук, ни ног, а туда же - в бутылку... Зачем связался, спрашиваю?
- Во-первых, он - мой земляк, во-вторых, я тоже не малолетка. Что он хитрый и жадный - знаю, но на этом сыграть можно не один и не два раза, что я и делаю, небезуспешно. И наконец, помимо всего прочего, он ещё и умнейший человек. С ним побеседуешь - массу полезного узнаёшь, честное слово. Нет, ну а с кем мне ещё общаться?
- Вот и Эдька мне тоже самое говорит, что и ему не с кем общаться...
Тоже мне, авторитета нашла, мрачно подумал Алексей. Нет, ну с чего ради благоволить этому недоумку, который перед Мамой изображает богом
обиженного, а при нас ту же самую Маму хает на все лады?! Слышали бы вы, дорогая наша Мама Света, его слова, откровенно ублюдочные, в ваш адрес, посмотрел бы я тогда на вас... И ведь, тварь такая, знает же прекрасно, что Мама вытащит его из любого дерьма, вот и ныряет в него, совершенно не думая о последствиях...
Между тем, Мама продолжала разнос:
- Тут у нас ещё и Роберт номер отколол - сдружился с Валерой, портным. Роберт, тебе что, своих земляков мало, а? Зачем тебе эта дылда великовозрастная? Или ты у него, как вы выражаетесь, шестеришь?
Банзай испуганно помотал головой:
- Нет. Я просто.
- Да ты не бойся, - нажала на него мастер. - Если он тебя заставляет что-то делать - ты скажи, мы его живо приструним. Нет, не заставляет? Ну смотри...
И Мама стала внимательно изучать табель успеваемости, время от времени
бормоча: мол, безобразие, учиться не хотите, как вы ещё умудряетесь
контрольные работы на ''хорошо'' сдавать, и вообще, раньше, до вас, ребята учились гораздо охотнее...
- Алексей, я не поняла, в чём дело? - удивлённо протянула мастер. - Почему у тебя по истории одни ''тройки''? Ты же мне говорил, что в школе это был твой любимый предмет, наравне с НВП, а?
- Так оно и есть.
- А по оценкам этого не скажешь.
- А это и есть главная загадка. Нет, честно, сам ничего понять не могу - отвечаю правильно, ведение конспекта - близко к идеальному, контрольные сдаю как надо, а получаю одни ''трояны''.
- Мы с ним даже все ответы сравнивали, - поддержал Маршал, - один в один, что у него правильно, что у меня. Только у меня стоит ''пять'', а у него - нет... И это при том, что никто ни у кого не списывает.
Мама Света хитро прищурилась:
- Слушай, Алексей, а может она в тебя влюбилась, историчка наша?
Все говорящие заржали, кроме Чикатилы, которому было не до смеха.
- А что? - хлопнул его по плечу Кирилл. - В жизни всякое бывает, даже такие вот коллизии. Нет, правда, молодая, симпатичная, все преимущества, для тех кто понимает.
- Да нафига мне эти преимущества? - взвыл Чикатило. - Если она в меня
втюрилась - так пускай скажет мне с глазу на глаз. А то начала меня загадками бомбить, как будто без неё их мало. И пусть не путает личное с работой, это редко когда хорошо заканчивалось...
Нет, парни, подумал Алексей, даже если это и серьёзно, всё равно - связываться с Истеричкой мне не с руки, всяко - разно. Это она только прикидывается, что вся такая из себя примерная. Сталкивался с подобными ''оборотнями'', чего уж там, есть опыт общения, еле ноги унёс...
В цех заглянул Весёлый и поманил пальцем Чикатилу. Тот вышел в коридор. Виталя ему шепнул:
- На вахте ваши бабы стоят. По моему, с ними что-то не то.
- Во, ёлы-палы! - удивился Алексей. - А что это они в такую рань приканали?
- Сам удивился, - пожал плечами Весёлый.
Чикатило вышел на вахту, где действительно стояли Гуля с Надюшей.
- А чего это вы какие то не такие? - присмотрелся к ним Алексей. - Как будто вы в смерч попали. Что стряслось?
Девчонки переглянулись:
- Ничего не стряслось, - и нервно хихикнули.
- Вы сказки-то не травите. Пришли бы вы с утра пораньше, ага, как же, да ещё и в будний день. Ну?
- А ты ругать нас не будешь? - медовым голосом спросила Надюша.
- Совсем лохмато, - опешил Чикатило. - А там посмотрим, вы, главное,
расскажите.
- Пошли на улицу, - предложила Гуля, оглянувшись вокруг.
- Ой-е-ёй, - тихо протянул Алексей. - Чует моя жопа, что дело - швах.
- Ну, не совсем швах, но где-то около того...
И девчонки поведали Алексею о тех происшествиях, имевшие место быть после того, как вчера они попали в свою общагу. Чикатило от удивления забыл, что в таких случаях нормальному пацану нужно материться. Ибо то, что девки натворили, было достойно того, чтобы на некоторое время забыть про маты.
Как выражался Евгений Леонов в фильме ''Полосатый рейс'': хотите - верьте, хотите - не верьте, а дело было так...
Гуля с Надюшей, придя к себе в комнату, уже собирались спать. Но тут
неожиданно им принесли долг. В наше время, если вам приносят долг - это всегда неожиданно и, прямо скажем, приятно, что и говорить. А вся пикантность заключалась в том, что долг девчонкам отдали не деньгами, а водкой - пузырь калибра ноль семьдесят пять того же ''Честного слова'', чтоб ему вчера разбиться... И Гуля сдуру закусила удила - мол, чем добру пропадать, треба это добро оприходовать не отходя от кассы. Что девчонки и сделали. Опустошив флакон, они принялись творить безобразия: для начала - перевернули в комнате всю малогабаритную мебель, некстати попавшуюся под пьяные руки, потом разбили окна в своей комнате и в туалете, затем вульгарно передрались между собой, как-то умудрившись не поцарапать друг друга и не повыдирать волосы. Но и это ещё не всё. Для усмирения распоясавшихся девок была вызвана бригада ''скорой помощи'', которая прибыла довольно оперативно. И Гулю с Надюшей увезли в психиатрическое отделение тридцать четвёртой поликлиники, в смирительных рубашках, где они пробыли до трёх часов ночи. Девчонки как-то сумели убедить дежурную смену врачей в том, что пьяный психоз у них прошёл и их отпустили. Около часа они пешком шли до своей общаги, ещё с полчаса их в неё не пускали. В общем, девки были на грани изгнания. Опять же, сумели уболтать всё руководство общежития, чтобы их оставили...
- Мать вашу за ногу, об стенку поперёк и вдоль через шлагбаум! - в совершенном обалдении выдохнул Чикатило. - Две дурочки с переулочка.
И следом за этим выдал такую нецензурную конструкцию высотой с небоскрёб, что девчонки в комическом ужасе закрыли ладонями уши.
- Чикатило, ты лучше, чем лаяться - приласкал бы и поцеловал, что ли, а? - грустно сказала Надюша. - И без твоих словоизлияний тошно.
- А у меня садистские склонности вдруг появились, - криво ухмыльнулся Алексей. - Маньяческие, я бы сказал. Знаешь такой анекдот? Нет? Женится садист на садомазохистке. Первая брачная ночь. Она в нетерпении срывает с себя всё: ''-Давай, давай, сделай мне больно!'' Жених - садист руки на груди скрестил и с издевкой: ''-Не-е-ет, ты погоди, погоди!'' Вот и я так же... Нет, ну вы даёте, в самом деле! Вам обеим пора на инвалидность оформляться, по психе. Вы обе - наши клиентки, в натуре! Вы в ''сотке'' с психами не общались, случайно?
- А как же? - обрадовано вскинулись девчонки. - Общались, конечно. Особенно с двумя, мы их фамилий не помним, только погремухи - Чикатило и Фюрер, не знаешь таких?
- О-о-о! - взвыл Чикатило с серьёзным выражением хари морды. - Первые психи на деревне! Остальные рядом с ними - нормальнейшие человеки, честное пионерское... А если серьёзно - если ещё раз кто-нибудь из вас возьмёт ''Честное слово'' - не обессудьте, разобью об ваши дурные головы, не посмотрю, что женского пола. Я ясно излагаю?
- Ты только Фюреру ничего не говори, - попросила Гуля. - А то и он орать будет...
- По любому, будет. Потому что я ему всё-таки скажу. И никаких ''не надо''. Пусть и он на вас оттопырится. Чтоб у вас в следующий раз и тени мысли про всякие выходки не возникало.
Алексей помолчал, затем прикурил ещё одну сигарету и глядя на девчонок, деланно равнодушным тоном сказал:
- И последнее. Если вы всё-таки устроите ещё одну выходку, подобной
вчерашней, я приеду в это психотделение со своими знакомыми ментами и буду вас бить, долго и жестоко. Ох, как я вас бить буду, мать моя женщина! Вы у меня обе криком изойдёте, это я вам гарантирую.
- А сможешь? - с иронией поинтересовалась Гуля. - Мы ведь тоже умеем
кулаками махать...
- Ни капельки в этом не сомневаюсь, - усмехнулся Чикатило. - Вот только ты один момент упускаешь, очень даже существенный: когда я вас буду избивать, вы ни одного движения не сможете сделать, по той простой причине, что вы будете в рубашках не по вашему фасону и размеру, то есть в ''смирилках''. Дошло? Вижу, что дошло, вон как побледнели...
Конечно же, это были сплошные понты. Никуда Чикатило бы не поехал, ясен день. Просто он хотел, чтобы баб как следует тряхануло. Что и было достигнуто, судя по их изменениям в лицах.
Гуля опомнилась первой:
- Слушай, Чикатило, мы же потом всё равно из этой психушки выйдем. И куда, как ты думаешь, мы в первую очередь пойдём?
- Ко мне, конечно, что тут думать. Мстить будете, обидчику вашему...
Поприкалывавшись друг над другом эдаким извращённым образом, бабы
засобирались к себе, отсыпаться. Напоследок Чикатило всё-таки приласкал обеих жертв палёной водки, но поцеловал, конечно, одну Надюшу. Гулю он просто чмокнул в щёку. Хотя ему до жути хотелось сделать наоборот...
Борман уже второй день находился в ''сухом состоянии'' и поэтому
выглядел неважно. Откровенно говоря, кто его знает, может быть действительно алкоголь помогал ему. Пьют же те, у которых рак в запущенной стадии? Говорят, что водка или другой высокоградусный напиток помогает заглушить боль. По мнению Алексея, алкоголь только убыстряет прогрессию неизлечимой болезни, что приводит к более быстрой смерти. С одной стороны, это плохо. А если посмотреть с другой, то всё правильно - лучше быстрая смерть, чем долгая и мучительная...
Борман несказанно обрадовался возможности выпить, даже сам вызвался сгонять в частный сектор за спиртом. Особую пьянку Чикатило закатывать не хотел, так что был литр чистого спирта на пятерых.
Раньше, с непривычки, этот литр качественно свалил бы пятерых парней. Раньше, но не теперь. Привыкли организмы к этому донельзя мерзкому пойлу, адаптировались, так сказать. Пьянели, конечно, но вырубались вовсе уж от непомерного количества выпитого разведённого спирта. От водки торкало быстрее, а самогон в ''сотке'' не употреблялся с декабря месяца. Конечно, будь инвалиды богатыми людьми, они бы не пожалели денег на всякие там виски и коньяки. Максимум пенсии для того времени был, имеется в виду - по инвалидности - около тысячи семисот рублей. Максимум. Для сравнения: в новосибирском ГУМе бутылка виски ''Джонни Уокер'' стоила тогда ровным счётом десять тысяч рублей...
Так что разговор на этот раз завёлся про несовместимость цен и пенсий
инвалидов. Многие парни придерживались такого мнения, что если бы пенсия была больше, настолько, чтобы не работать, то инвалиды жили бы лучше. Однако, Мутант и Чикатило были с ними частично не согласны:
- Ладно, допустим, получили мы вдруг такую офигенно большую пенсию.
Допустим, денег много, можно не работать. Во-первых, мы от больших денег быстрее в могилы уйдём, либо от завистников, либо от алкоголя, либо - ещё хуже - от наркоты. Работать? А нам в падлу будет работать за смешную зарплату. Так? Так. И что делать? А нечего. Более того, не нужны будут училища типа нашего, не нужна будет соцзащита и всякие там общества инвалидов. Сотни тысяч людей, причём с высшим образованием, потеряют работу. В общем, будет как в начале девяностых, только гораздо хуже... А теперь - оборотная сторона медали. Ежу понятно, что для нормальной жизни нашей пенсии не хватает. Тут, парни, идёт
искусственно-естественный отбор, так сказать. Захочешь выжить - выживешь, даже с теми крохами, что у тебя есть. Не захочешь, значит - не судьба. Зато те, кто выживает, обладает таким иммунитетом, какой не у каждого здорового человека есть. Так что нам нужно работать, а не сидеть дома и сопли жевать, себя жалеючи. Инвалидом родился? Что поделать, с каждой семьёй может случиться. Но ты должен держаться, даже не должен, а обязан. Ладно - мы, ещё не самые ХУДЫЕ. Есть и такие, что на пожизненно к койке прикованы. И ничего, они не унывают,
анекдоты травят и песни поют...
Когда спирт закончился, Чикатило с Фюрером оделись, спустились на вахту, позвонили девчонкам в ''семёрку'', вызвали их на постоянное место встреч. Фюрер, узнав про баб, долго и витиевато выражался насквозь непечатными словами. Так что девки, как Чикатило и сказал, огреблись и от Фюрера.
Когда девчонки ушли к себе, Фюрер сказал такое, что Чикатило остолбенел от неожиданности:
- Тебе не кажется, дружище, что девки наши передрались из-за тебя?
- Ты что, сдурел?! Я-то здесь при чём?
- А что? Смотри сюда, я сейчас попробую мыслить, как они. Значит, что мы имеем? Ты любишь Гульку, так? Надька любит тебя, дураку ясно. Однако, проблема в том, что они - подруги. Трезвые, они хрен разборку меж собой начнут. Догоняешь? Классика любовного жанра, с поправкой на местные реалии.
- Ага, а зачинщик драчки, конечно же, Надька, так, что ли?
- Ну конечно! Если выразить коротко, всё равно получится длинно. А именно: Надька считает Гульку виноватой в том, что ты запал на неё, а не на Надьку... Ну, понял?
- А то! Понял, конечно. Был бы дурак, тогда бы не понял. Не, Фюрер, лажа это, голимая лажа!
- А почему? Только потому, что у тебя раньше никогда не было таких ситуаций? Ну дык, всё когда-нибудь случается в первый раз.
- Всё равно, - не согласился Чикатило. - Не столь уж я значимая персона, чтобы из-за меня бабы дрались. Из-за чего тут драться-то? Я бы ещё понял, будь я насквозь неотразимым или сказочно богат. Но ведь нет у меня ни неотразимости, ни богатства. Если честно, Фюрер, я со своей внешностью не всегда могу себе шлюху купить, веришь - нет? А ты говоришь - из-за меня... Понты это всё, я тут ни при делах.
Фюрер от Белки приехал, разумеется, не с пустым карманом. Он и стал
инициатором продолжения пьянства, но в гораздо более узком кругу - он и Чикатило. Один из лозоплётов собрался было идти за спиртом, но был ими перехвачен. Алексей дал ему свою ''контрабандную'' жилетку и лозоплёт упедалил. Через ''таможню'' спирт прошёл благополучно,
воспитка ничего не заподозрила. Впрочем, в тот вечер дежурила Павловна, которую глухари на языке жестов звали Родинка, а она сроду не шмонала народ, в отличие от Луны. Да и Косая нет - нет, да и обыскивала проходящих через вахту парней...
Обложившись учебниками для пущей наглядности, Фюрер и Чикатило
приступили к ''трапезе''.
- Слушай, Чикатило, давно хочу тебя спросить, - после третьей стопки произнёс Фюрер. - Ты так смачно стреляешь, что при твоём зрении и координации движений просто удивительно. Признайся, ты какую-то подготовку проходил? Ну не мог ты взять ствол и сразу попадать куда надо, никак не мог. В таких делах тренировка нужна. А?
Чикатило ответил не задумываясь:
- Если ты имеешь в виду официальные тренировки по стрельбе, то из них у меня был только обычнейший тир, где из ''воздушек'' пуляют. Я, конечно же, просил ментов знакомых, чтобы они хоть раз взяли меня с собой на стрельбища, но, сам понимаешь, никакой дурак не возьмёт. А вот в приватной обстановке, подальше от лишних глаз - да, меня и отец учил стрелять, и другие ребята в погонах. Что было - то было, чего уж там. Как видишь, учителя у меня были неплохие...
Помолчав немного, Фюрер вдруг бухнул:
- Тебе людей приходилось убивать?
- И ты туда же?! - наигранно вспылил Чикатило. - Да мать вашу, ну сколько раз вам объяснять, что я страшный только снаружи?! А изнутри я вовсе даже добрый, пушистый и ласковый...
Фюрер крякнул, пытаясь заглушить смех:
- Ну, мне-то можешь не рассказывать, какой ты есть - я и так знаю. Я к тому спросил, что один раз, лет шесть назад, я нечаянно застрелил одного мужика...
Чикатило вытаращил на него глаза. Во, дела...
- Есть у меня дома один хороший знакомый, опер, - без запинки начал Фюрер. - Опер как опер, таких сотни тысяч. Несколько раз он меня выручал из щекотливых ситуаций. Ну вот. И как-то раз едем мы с ним на его ''девятке''. А у него в тачке - рация. И вот по этой рации идёт объява: так, мол и так, один чувырло сделал ноги из КПЗ, последний раз его видели в районе недостроенной пятиэтажки, принять все меры к немедленному задержанию, преступник вооружён и очень опасен, всё в
таком духе, короче. Ладно. Опер подтвердил приём сообщения, круто
разворачивается и прёт прямым ходом к этой самой пятиэтажке. И вот дальше, Чикатило, начинается сплошной боевик с перестрелками. Только мы подлетели к этому дому, а мы были, как это ни странно, первыми, эта сука открывает огонь по нам, из ''калаша''. И лупит, тварь такая, очередями. Опер орёт: сиди здесь, не высовывайся! А сам, короткими перебежками, - к дому. И вот сижу я в машине, как дурак, пули свистят, страшно мне до ужаса. Тут опять рация: типа, не суйтесь в дом, будет работать снайпер. Я им, уродам, ору в ответ: какой, в жопу, снайпер,
сотрудник милиции в зоне поражения! Не знаю, что меня толкнуло. Пошарился я в бардачке, нашёл там ''ПМ'', и тоже рванул к дому. На ходу прикинул, где этот стрелок ворошиловский: ага, третий этаж, фигня война. И то ли он меня увидел, то ли услышал, то ли нутром своим почуял, не знаю, но он меня, сука, чуть не срезал. Хорошо, я за стену вовремя отпрыгнул. И такая меня злоба взяла! В общем, я руку из-за угла высовываю и веером высаживаю всю обойму, не видя, куда стреляю. В
итоге, этот хрен моржовый словил две пули - в живот и в голову. Насмерть, само собой. Опер этого трупа потом на себя взял, разумеется. Меня там как бы и не было, естественно. Такие вот дела, Чикатило. Конечно же, было расследование, а как же? Комиссия вынесла вердикт: применение оружия признать правомочным, претензий к сотруднику нет. Если бы ты видел, как мы потом с этим опером квасили, ёкарный бабай! Его жена на стенку лезла от злости...
М-да-а, подумал Чикатило, кто-нибудь, далёкий от методов работы
ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ментовки, может быть и слопал бы эту вермишель, давясь и чавкая, но только не я...
Во-первых, откуда у периферийных ментов снайпер? Во-вторых, ни один
здравомыслящий мент не будет возить в БАРДАЧКЕ СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ
МАШИНЫ левый ствол, по той простой причине, что он ему просто ни к чему. В-третьих, ни один здравомыслящий опер не повезёт с собой на захват вооружённого мужика насквозь постороннюю гражданскую личность. И наконец, ни один опер не пойдёт на захват один, без подстраховки, это ежу понятно. И потом, откуда у сбежавшего из КПЗ взялся автомат?
В общем, как говорят в народе - фигня на постном масле. Фюрер в очередной раз выдал сплошную липу, будучи в подпитии. Нет, но до чего складно-то, едрён - батон...
ГЛАВА 31.
Весну в 20-й комнате ждали с нетерпением, потому что ужас как надоело дубеть. Мало того, что комната находилась на наружней стороне училища, открытой всем ветрам и морозам, так ещё и были проблемы с отоплением - батарея была совершенно холодной, скорее всего - из-за воздушной пробки в системе. И если в других комнатах температура была нормальной, то ''горячая двадцатка'' ложилась спать одетой и под тремя одеялами. Фюрер, как староста группы, несколько раз писал сигнальные листы штатному сантехнику, но тот даже и не думал хоть как-то реагировать. То ''потом'', то ''завтра'', то ''послезавтра''...
Первого марта в ''сотке'' полдня стоял легонький переполох, источником которого являлся Бек, внезапно нагрянувший в училище. Поэтому в 20-й яблоку негде было упасть. Собрались практически все пацаны, с кем Бек был в хороших отношениях. Разумеется, в спешном порядке были вызваны Гуля с Аней.
Погостив у Рудена, Бек заехал в училище забрать свои вещи. Поскольку у Бека, как правило, не было денег, то ему хотели дать сёстры, на билет. Но Чикатило с Фюрером решительно взбунтовались против этого.
В итоге, пацаны наскребли в своих карманах даже гораздо большую сумму, чем надо было. Отложив на автобус, остальные деньги были потрачены на еду и питьё в дорогу, ибо ехать Беку предстояло ровным счётом шесть часов. А дома его ждал ''тёплый приём''...
- У нас ведь как принято? - сказал Бек. - Если с одним из нас хоть что-то более-менее этакого происходит, - собирается весь клан, вся родня. Сначала орут все, потом всё заканчивается охрененной пьянкой... Я ещё в дороге буду, а они, родственники наши, уже будут скапливаться. Короче, дадут мне бани. И никого не волнует - прав я или нет, всем надо свой ум показать, бля...
Немного помолчав, пацаны спросили про Игоря.
- Лежит, матерится от боли и обиды, - ответил Бек. - У него там рана гноиться начала. Вроде бы как ничего страшного, трубку только другую вставили.
- А у тебя как?
- А у меня уже швы сняли, заживает помаленьку.
- Покажи-ка, - встрепенулся Фюрер. - И я тебе точно скажу, всё у тебя в порядке или нет.
Бек молча обнажил плечи и спину. Парни, сталкиваясь лбами, стали разглядывать его раны. Зрелище было ещё то, не для слабонервных. Если шрам под лопаткой выглядел более-менее презентабельно, если можно так выразиться, то шрам на плече выглядел вовсе уж жутко. Какая-то раскоряченная медуза с начинавшим уже грубеть наростом по центру...
- Такое ощущение, что тебя штопали два разных хирурга, - заметил Чикатило. - Если под лопаткой тебя зашивал опытный врач, то плечо работал в сиську бухой коновал.
- Да нет, вроде бы один и тот же штопал. Ну, как там у меня дела, Фюрер?
- А всё ништяк. Никакой инфекции, заживает нормально. Метки, конечно, будут неслабые. Память о ''сотке'' - на всю жизнь. Только ты поменьше плечо дери, дурень.
- Так чешется же, сука, мочи нет!
- Знаю. Так и должно быть. Всё равно - терпи.
- Жрать с нами пойдёшь? - спросил Чикатило. - Пошли, накормим хоть по-
человечьи.
- Ни в жизнь! - отрезал Бек. - Не хочу, чтобы на меня вся шарага пальцами тыкала. Я здесь, в комнате, похаваю.
- Тогда жди нас...
Бек уехал после обеда, пообещав писать письма, насколько у него будет свободное время. Пацаны хотели его проводить до автовокзала, но Бек наотрез отказался:
- Не надо из-за меня суетиться. Доеду сам, не маленький... - и вышел из комнаты.
Чикатило глухо проговорил:
- Ёлы-палы, только стали привыкать, что его с нами нет. И, нате вам, пожалуйста, - появился, взбаламутил всем души, теперь опять привыкать.
- А скоро, Чикатило, и меня в больницу положат, вот тогда тебе совсем кисло будет, - невесело усмехнулся Фюрер. - Зато, с другой стороны, хата полностью твоя, что хочешь, то и твори.
- Ну, Чикатило тогда оторвётся по полной, - хихикнул Борман. - Баб будет водить со всей округи. Слышь, Чикатило, ты потом хоть койкам все болты с гайками подтяни, смажь их, что ли. А то они у вас так скрипят при ''туды-сюды-обратно'', аж самому бабу охота, ей-богу. Пацаны иной раз стоят в коридоре и вовсю комментируют весь этот приятный процесс, особенно Чебак...
Вся банда загоготала во все глотки.
- Вот оно в чём дело, оказывается, - протянул Чикатило. - То-то я во время приятного процесса периодически и слышал ваш ржач. А это вы тут веселуху устроили, кони ретивые...
В тот же день, вечером, в ''сотке'' возник ещё один насквозь гнусный персонаж - Колобок, мать его так-разэтак. Явился как ни в чём ни бывало и попросился переночевать. Луна его, как это ни странно, впустила. Только повела она его не в мужское крыло, где многие Серёжу удавили бы с превеликим удовольствием, а в женское, в комнату, где жила подруга Колобка, крайне гнусная особа, по кличке Крокодилица. Эта самая, с позволения сказать, дама отличалась тем, что откровенно, чуть ли не у всех на виду, сдавала с потрохами, особенно Косой, которая всячески приветствовала стукачество. Само собой разумеется, у
Крокодилицы был психический диагноз - олигофрения.
- Мать-перемать! - орал Борман, лупя кулаком по столу. - Ну почему так, а?! Почему Бека пустили только для того, чтобы он забрал свои шмотки? А какого-то гондона дырявого, который вдобавок чуть убийцей не стал, пускают для того, чтобы он переночевал! Где справедливость?! Ну, Луна, ну, тварь лохматая! Сучар-р-ра, я ей устр-р-рою... Её Солдат р-р-раком поставит, прямо у себя в кабинете...
- Разбежался, - фыркнул Весёлый. - Не станет Солдат свой член об Луну марать. У него для этих надобностей бабы помоложе имеются.
- Только что так, - с убитым видом буркнул Борман. Чуть погодя он заметно оживился. - Ну, тогда я напьюсь! Хоть так, хоть этак, но у Луны спокойного дежурства не будет. Кто со мной?
- Мог бы и не спрашивать, - за всех ответил Чикатило. - Пить - так всем, чтобы потом вместе получать прежестокий втык.
- Тогда давайте по сусекам скрести...
Главное - начать, а там всё пойдёт как надо. Где-то в середине попойки, Борман с Чикатилой решили устроить небольшой переполох на ''своём'' этаже, с непосредственным участием шпалера. Для начала они продемонстрировали глухарям пробивную мощность пистолета, расстреляв вдребезги поллитровую стеклянную бутылку из-под пива.
Конь и Моряк были в ступоре. Конь, малость придя в себя, с подначкой сказал:
- Бутылка стекло слабое. Банка кофе железо пробить.
И выставил на стол, наивный, жестяную банку из-под кофе. Банка, после
произведённых по ней прицельных выстрелов, стала похожа на дуршлаг.
- А зеркало? - не успокаивался Конь.
Борман презрительно фыркнул и в три выстрела выхлестал всё зеркало, висевшее у них в комнате. Чикатило, изобразив на лице превосходство и иронию, жестами предложил глухарям: мол, давайте вашу шкуру на прочность испытаем. На что Конь зажато хихикнул, а Моряк спросил, опять же жестами: почему не слышно звука? Дескать, я один раз слышал, как пистолет стреляет. Громко, однако. Борман просемафорил: типа, это не простой, а особый ствол, для бесшумного ведения стрельбы...
Нет, а в самом деле, пистолет при выстреле издавал хлопок не громче, чем если бы человек хлопнул в ладоши. Такому стволу цены бы не было в
спецподразделениях, будь он раза в два помощней. А уж с глушителем - был бы вообще идеальным оружием...
Потом Борман куда-то исчез. Только что был рядом - бац! - уже нет его. Весёлый хмыкнул:
- Точно вам говорю - это он к одной марусе на сеанс секса упедалил.
Ну, кенты Бормана прекрасно были осведомлены о том, что он каждый раз,
пребывая в ''волшебном состоянии'', периодически заглядывал к одной
слабоумной даме, которая сама раздвигала перед ним ноги, без малейшего нажима с его стороны. Никто из парней не осуждал Бормана, у многих рыльце было в пушку, откровенно говоря. Слабоумные - тоже человеки, им тоже охота потрахаться. Так почему бы и не воспользоваться оказией?
Забегая вперёд, надо отметить, что до середины мая всё проходило тихо-мирно и к обоюдному удовлетворению. Потом - грянуло...
Борман вернулся, как говорится, цветущим и пахнущим. Парни приветствовали его мощным утробным рёвом, вовсю изображая руками и телом характерные движения. Борман, давно уже привыкший к подобным хохмам, лишь довольно крякнул:
- Моё от меня не уйдёт. Учитесь, пока я жив.
Мутант, выпросив у Чикатилы пистолет, в это время пытался выстрелить из него. Что, учитывая его обрубки, совсем не получалось. Серёга и так пистолет крутил, и этак, и правильно, и рукояткой вверх - не получается, хоть тресни. В конце концов Чикатило отобрал волыну, спьяну булькнув Мутанту:
- Серый, не хочешь в туалет - не мучай задницу, только без обид.
- Да какие обиды, Чикатило? Давай лучше выпьем! За нас с вами, за хрен с ними!
Под занавес пьянки на втором этаже стало темно, как у негра в одном месте. Ни одна лампочка на этаже не горела. Причина этого всеобщего негорения была простой, как перпендикуляр. Это Борман и Чикатило перестреляли все до единой лампочки, соревнуясь друг с другом в меткости. Пять - три, в пользу Бормана...
Луна, поднявшись на второй этаж и оказавшись в полной темноте, стала ломиться в ближайшую комнату, молотя со всей дури ключом по двери. Уже из-за вот этой манеры, так стучаться в комнаты, Луну хотелось убить.
Леденящий душу звук, ей-богу. Многие пацаны, за время каникул отвыкнув от этих звуков, поначалу не на шутку пугались, снова спросонья услышав эту мерзкую дробь...
Комната, как назло, оказалась двадцатой. Поскольку Чикатило был уже в отрубе, а Луна никак не успокаивалась, гремя железом по дереву, то Фюрер, с трудом допрыгав до двери, всё-таки открыл Луне. Ей срочно понадобилось узнать, отчего это свет не горит. Фюрер сходу навешал
воспитке лапши: мол, было кратковременное короткое замыкание, вследствие чего лампочки и сдохли. Луна чуточку угомонилась и, пожелав Фюреру спокойной ночи, торопливо удалилась. Староста группы обувщиков долго матерился вполголоса и, поскольку Луна отбила у него всю охоту спать, он пристегнул протез, оделся и пошёл к Борману, который тоже не спал и естественно, всё слышал.
Тут неожиданно на пороге комнаты возник Чебак, тоже маявшийся бессонницей...
Утром Чикатило вышел из комнаты, немного пошатываясь и страдальчески
поглаживая лысину. Сначала Алексей не понял, почему он внезапно остановился, потом до него дошло, как до жирафа: лампочки в коридоре горели, все до одной, а на полу не было ни малейших намёков на осколки.
Выкурив натощак сигарету и приняв ледяной душ, Чикатило ворвался в 20-ю, на ходу яростно растираясь полотенцем и дрожа от всего вместе - и от холода, и от похмелья.
- Ни хрена не понимаю, - недоумённо пожаловался он Фюреру, который
преспокойно валялся в кровати и курил.
- Ты про что?
- Про свет в коридоре...
- А-а... Ну, это объяснимо. Это мы втроём ночью ликвидировали последствия ваших с Борманом стрельбищ. Тоже мне, тир надыбали халявный, мать вашу, стрелки ворошиловские, снайперы - недоучки.
- Скорее всего, не недоучки, а недоумки, - мрачно поправил Чикатило.
- Причём - во всю голову, - охотно подхватил Фюрер. - В общем, скажи спасибо Чебаку...
- Во, ёлы-палы! А он-то здесь при чём?
- Очень даже при том. Ты знаешь, что в углу коридора есть одна неприметная дверь? Что там находится, знаешь?
- Ну. Склад комендантши. И что?
- И то. Чебак этот склад аккуратненько вскрыл, благо, сигнализации там отродясь не было...
- Погоди, - не понял Чикатило. - Как это так - вскрыл? Чем?
- А ему кто-то из слесарей-втораков по слепку ключ сварганил. Вот Чебак туда изредка наведывается, если ему или кому-нибудь что-то понадобится... Ну вот, Чебак, выходит, очень даже крепко вас с Борманом выручил. Я на шухере стоял, Чебак вскрыл этот склад, нашёл там лампочки, а Борман их тихонечко ввернул. Потом мы коридор подмели и всё, как будто так и было. Так что, Чебак хоть и олигофрен, но по части где что достать, не потратив ни копейки - это он мастак, что ни говори. А самое главное, что никто ни до чего не докопается. Всегда можно всё свалить на комендантшу - а может быть она сама подворовывает, а на нас бочку катит...
- Ну вы и даёте! - покрутил головой Чикатило. - А я-то думаю, то ли у меня вчера пьяные галлюцинации были, то ли что. Да нет, думаю, стреляли мы вчера, точно. А тут такие дела. Одним словом - молодцы, речи нет...
Многие могут подумать, что инвалиды в ''сотке'' ничем другим не занимались, кроме учёбы и пьянства. Тут нужно сделать небольшое пояснение. В основном - да, учились и пили. А вы проведите хоть один день в ''сотке'', где вместе с нормальными людьми обитают и те, у кого психдиагнозы. Посмотрите, что они вытворяют, как они держатся, как разговаривают между собой. Это - тихий ужас. К этому невозможно привыкнуть, хоть ты два года проучись, хоть двадцать два. Это - во-первых.
Во-вторых, педагоги прекрасно осознавали, что учащихся ''сотки'' больше никуда не возьмут учиться, если только у их родителей - денег куры не клюют. Поэтому педагоги хоть и наказывали за пьянки, но слишком мягко, опять же, из-за специфического контингента ''сотки''. И выгоняли лишь тех, кто вовсе уж перегнул палку, при этом давая им шанс поступить в училище ещё раз.
В-третьих, в некотором смысле, во всех пьянках было виновато так называемое ''полное государственное обеспечение учащихся''. То есть инвалиды были обеспечены практически всем: жильём, едой, одеждой, обувью, средствами личной гигиены. Причём учащиеся ни за что не платили, ни копейки. Деньги тратились в основном на спиртное и на курево.
В-четвёртых, несмотря на все заверения педагогов, режим учёбы был щадящий. Не было дополнительных нагрузок в виде домашних заданий и работы.
В-пятых, многие ребята хотели заниматься каким-нибудь спортом, но им
заниматься не давали - запрещали медики. А бутылка или стакан весят гораздо меньше, нежели штанга, гиря или гантеля...
Вот пять основных причин, по которым народ в ''сотке'', как выражаются моряки, - заливают трюмы по самую ватерлинию. Будь в ''сотке'' одни лишь ''физические'' инвалиды'' - одной причиной было бы меньше. Будь режим построже, а наказания повесомее - ребята всё равно пили бы, но уже с оглядкой и не так много. Не будь обеспечения - деньги бы шли на то, чтобы содержать самих себя во время учёбы. Была бы нагрузка, хотя бы в виде работы - было бы не до пьянок. Как видите, любая из этих причин, по отдельности, стоила того, чтобы квасить без меры. А их - целых пять, да ещё и в куче...
Конечно, были в училище такие ребята, которые и работу находили, и спортом занимались. Даже ездили на соревнования и нередко занимали первые места. Но таких было очень мало...
Частенько бывало так, что в ''сотке'' одновременно бухали, к примеру, обувщики и лозоплёты или, скажем, слесаря и переплётчики. И уж совсем не редкостью были столкновения между ними.
Когда люди с психическими отклонениями пьют, у них частенько случаются
мозговые завихрения. Они могут без причины ударить кого-нибудь, кто заведомо слабее их. А то и на сильнее их иногда могут кинуться, впоследствии огребаясь по самые помидоры...
Были среди лозоплётов-перваков такие типы - Витя Беспалый, Антон Колосок, Рома Карась, горноалтаец с непроизносимым именем, по кличке Циклоп и Дюха Квазиморда. У Беспалого, амбала ростом метр восемьдесят, были ампутированы все пальцы на обеих руках. Колосок, судя по всему, был из психов. У Карася зрение было ещё хуже, чем у Чикатилы - минус одиннадцать. У Циклопа один глаз был нормальным, зато другой - сплошное бельмо. У Дюхи же было такое лицо, что на него было страшно смотреть - челюстно-лицевая патология. Тем, кто помнит сериал ''Человек, который смеётся'', будет понятно...
Если эта гоп-компания пила, в ''сотке'' становилось жарковато. Ибо всех их объединяло одно - перепив, они начинали бушлатиться либо на своих же, из своей группы, либо, что ещё хуже, на слесарей или на обувщиков.И если за эту психованную пятёрку лозоплётов никто не впрягался, то за обувщиков шли в ''бой'' слесаря, и наоборот, - за слесарей рвали задницы обувщики. После одной из таких потасовок, наутро лозоплётчики предложили обувщикам и слесарям выпить на мировую. С той целью, чтобы в дальнейшем сосуществовать в мире и согласии...
И те, не будь дураками, согласились. А зря...
Сначала вроде бы всё шло нормально, тихо-мирно. Когда закончилась первая порция спиртного, за добавкой рванули все вместе. Некоторое время пацаны пили на улице, во дворе ''сотки''. Лозоплёты клятвенно заверяли остальных парней, что они уважают как обувщиков, так и слесарей. Беспалый, уже хорошо клюкнутый, убеждал:
- В натуре, пацаны, бывает с нами такая вот хрень - переквасимся, чердаки перекосит, море по колено и всё, мы - супермены. А наутро, верите - нет, ни хрена не помним. Что делали, кого били, на кого рыпались - вообще не помним. Я один раз по пьяне вломил Циклопу, он кровью истекал, под ним лужа целая скопилась... Утром просыпаемся, Циклоп спрашивает: кто меня вчера бил? А никто и понятия не имеет. Потом уже пацаны наши, которые не пили, всё нам и рассказали. Я к чему? Жить надо дружнее, вот что. Мы все одной бедой повязаны, у кого-то одна болезнь, у кого-то - другая, и нам не нужно между собой
собачиться. Нет, в натуре, пацаны, вы извините нас, если что не так. Мы потому и проставились сегодня, чтобы с вами замириться. Вы реальные пацаны, мы тоже не лохи, поэтому давайте держаться вместе, в натуре! Нам вместе ещё полтора года жить...
Другие бы ребята, не знавшие лозоплётов, может быть и поверили в эту речь, но только не обувщики со слесарями, только не они. Борман поделился своими соображениями с Чикатилой и Фюрером, отозвав их в сторонку:
- Гладко стелит, мужики. Я так думаю: сейчас, пока лоза ещё не шибко кривая, всё будет в норме. А вот когда они шары по самые зрачки зальют - тут возможны варианты, я полагаю. Или они действительно хотят типа исправиться, и дёргаться не будут, или всё будет как всегда...
- Борман, ты прямо-таки мои мысли читаешь, - заметил Чикатило. - Я
аналогичного мнения про всё происходящее.
- Что-то мне подсказывает, - вставил Фюрер, - что второй вариант будет верней, нежели первый. Ладно, если что, нам не привыкать им в дыни давать. Да и Гуляй с нами. Он их один порвёт, если что.
Чикатило не стал делиться с парнями своими некоторыми подозрениями насчёт Гуляя. Даже если они и вправду верны, не следует орать об этом на всех углах. Конечно же, с Борманом стоит поделиться своими наблюдениями, с Мутантом тоже, а вот с Фюрером - даже и думать нечего, уж он-то Гуляя боготворит...
- Пошли к нам в комнату, - предложил Карась, пританцовывая от холода. - Иначе мы тут ласты склеим, в натуре.
В двадцать пятой хате, в самом деле, можно было устраивать танцплощадку, людей этак на двадцать, места бы хватило. Поэтому продолжение ''мировухи'' последовало именно там, а не в двадцатой или в двадцать девятой, как обычно. Карась, осоловевши в тепле, приняв на грудь ещё пару порций высокоградусного алкоголя, первый перешёл в лежачее положение. Квазиморда тоже рассолодел, но не укладывался, а сидел на своей кровати, со своей жуткой ухмылкой глядя в стену. Те, кто случайно натыкался на Дюху взглядом, торопливо отводили глаза -
настолько СТРАШНО тот выглядел...
Когда среди пацанов зашла речь о том, кто из них больше всех знает крутых и блатных, Чикатило понял, что верным оказался всё-таки вариант номер два, что и следовало ожидать.
Так оно и вышло. Всё больше распаляясь, пацаны стали уже не говорить, а орать друг на друга, с пеной у рта доказывая, что именно он, а не кто-то другой знает та-а-а-ких людей, что все остальные им и в подметки не годятся. Особенно старался Беспалый, который орал, что у него почти все родственники мужского пола отмантулили не по одной ходке и именно они, со своими кентами - уркаганами уложат штабелями всю остальную шушеру, посмевшими назвать себя блатными.
Короче, гвалт стоял ещё тот.
Молчали лишь двое - Чикатило и Борман, но не потому, что им нечего было сказать. Просто они достаточно пожили на белом свете и немало повидали, чтобы понять одну простую истину: своими заступниками, зачастую вымышленными, как раз и бахвалится тот, у кого их на самом деле нет и не было. По ходу жизни эта истина себя оправдывала не раз и не два. Серьёзный человек просто - напросто спокойно предупредит один - единственный раз. Спокойно. Предупредит. Без всяких жутких угроз, не распуская пальцы веером и сопли пузырём, без всякой блатной фени. От таких людей и следует ждать действительно нечто такое, что может не на шутку осложнить жизнь тем, кто намеренно нарывался. Поэтому Борман с Чикатилой сидели молча, не встревая в этот насквозь тупоголовый спор, имея все основания полагать, что в случае чего лозоплётов ухайдокают в два счёта. Зато все остальные, включая Фюрера и Гуляя, аж слюной
брызгали, доказывая, что именно у них впряга круче всех. Назывались какие-то фамилии, клички, сроки отсидок, должности, звания, и тому
подобная информация, как будто оппоненты, услышав их, просто обязаны были бы собрать задницы в горсть.
Как этого и следовало ожидать, перепалка перешла в откровенную махаловку, инициатором которой стал Колосок. Он подковылял к Борману и Чикатиле:
- А вы чё молчите, как немые? Или вам сказать нечего? Раз вам сказать нечего, значит вы - лохи. А лохов надо бить...
Борман зыркнул на него прищуренным, недобрым взглядом, будто смотрел в
прицел ствола:
- Шлифуй базар, чертила! Ты кого за лохов держишь, тростинка?
- А чё ты мне сделаешь? Да я кикбоксингом занимался!
Борман успел уклониться от удара ногой, а Чикатило - нет. Удар пришёлся в плечо. Алексей вскочил. И вовремя. Потому как Колосок и не думал успокаиваться. Поймав под мышку ногу Антона, Чикатило сделал простейшую подсечку и Колосок, потеряв равновесие, загремел на пол. Борман подскочил к Антону, присел возле него и без замаха ткнул его кулаком в солнечное сплетение.
Колосок задохнулся и свернулся эмбрионом. Вот тут всех удивил Беспалый. Как ему не больно было бить своими руками без пальцев, Чикатило так и не понял. Но факт: Витя бить умел. Он нанёс всего лишь
три удара. От первого - с подоконника слетел на пол Циклоп и больше не встал. От второго - точно в кровать отправился Колосок, уже успевший подняться, да так там и остался. Третий удар достался Квазиморде. Стопроцентный нокаут.А у Вити даже дыхание не сбилось. Он повернулся к парням и виновато развёл изувеченными руками:
- Замирились, называется... Давайте расходиться, пацаны. Скоро обход, надо комнату в пристойный вид привести. И всё-таки, у меня круче подмога, чем у всех вас, вместе взятых...
Чикатило мысленно сплюнул. Да хрен с ним, в сердцах подумал он, пусть думает так, если ему это нравится. Один чёрт - он не прав, категорически...
ГЛАВА 32.
Накануне Всемирного женского дня Восьмого Марта, который, несмотря на
пышное название, отмечается исключительно в России, Чикатило предпринял ещё одну попытку сблизиться с Гулей.Ему вдруг остро захотелось расставить все точки, в русском варианте - над ''ё''.
Алексею просто-напросто надоело играть в любовь с Надюшей, надоела вся эта неопределённость. На этот раз, решил он, или Гуля всё-таки будет со мной, или никто из них больше в ''сотке'' не появится.
Как известно, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, а путь к сердцу женщины - через её уши, ибо женщина любит ушами.
И надо же было такому случиться, что Фюрер, послушав Чикатилу, тоже решился в последний раз на тот же самый шаг. Откровенно говоря, сначала Чикатило верил, что Фюрер тоже любит Гулю. Это потом уже, разобравшись в характере Фюрера, он понял, что Фюрер просто
колотит понты, так сказать. Если человек любит кого-то, он добивается любви своим путём, а не дублирует действия соперника. Стоило Чикатиле заикнуться про подарок к 8 Марта, Фюрер тут же, как выражался Чебак, - подбаянился, то есть подстроился.
Чикатило посоветовался с Маршалом, большим знатоком женских душ, - на
предмет, чтобы эдакого подарить любимой девушке. Костя, недолго думая,
предложил купить какую-нибудь бижутерию:
- Бабы любят такие безделушки и носят их с большим удовольствием. Если и потеряешь - не жалко, потому как стоят они всего ничего. Нет, конечно, если у тебя немеряно бабла, тогда можешь купить пимпочки из натурального золота. Но ты-то не миллионер, верно? Вот и не выделывайся, не занимай ни у кого денег, купи бижутерию и не ломай голову. Если баба тебя любит, то она тебе и за этот подарок будет благодарна, поверь мне.
Фюрер тоже слышал весь этот разговор и тоже купил бижутерию, сукин сын.
Гуля никак не отреагировала на оказанные ей знаки внимания. Вообще никак. И Чикатило на неё, впервые за всё время знакомства, жутко обиделся. Гордо отклонив её предложение пропьянствовать все выходные и праздничные дни, Чикатило уехал к себе домой, где его ждал очень приятный сюрприз: в отпуск приехал его друг детства Джонни, живший в то время на Камчатке.
Джонни - это прозвище, а зовут его Женька. Кутила жуткий, остряк - Петросян отдыхает, имевший на тот момент троих детей - двух близнецов, сделанные им одной даме, впоследствии укатившей в Якутию, и сына от первой официальной жены. Вторая жена в тот момент была беременной. Потом уже, после рождения дочери, Джонни шутил, что у него, мол, двое левых детей и двое правых...
Дружба между ними ещё более окрепла, когда Чикатило в буквальном смысле спас всю его семью от беспредела. Дело было в середине девяностых. Джона подставил его так называемый друг, сперев на него воровство документов из машины, что Джон никак не мог сделать, не та личность. Вот только хозяин машины, не став разбираться, послал своих ''шестёрок'' - наркоманов к нему домой, с требованием: или заплатишь, или вырежем всю семью. Джон, весь в слезах, пришёл к Алексею домой и попросил помочь. Алексей сгоряча хотел было позвать на помощь своих знакомых ментов, но Джон в испуге замахал руками: не хотел давать этому делу официальный ход, боясь, что это затянется надолго.
К счастью, у Алексея имелись связи в криминальном мире, куда он и обратился с просьбой эффективно разобраться в этом непростом деле. Ребята из ''общака'', узнав, кто является хозяином машины, кто приходил к Джону домой, и кто подставил Джона, - проблему решили в течении двух часов. Настолько эффективно, что потом эти наркоманы обходили Джона десятой дорогой, едва завидев издалека...
На всякий пожарный, сразу после этих разборок, Алексей три дня жил у Джона дома, чтобы в случае чего или поговорить с непрошеными визитёрами похорошему, или валить их подручными средствами, до приезда основных, так сказать, сил.
Обошлось. А Джон до сих пор с содроганием, как он сам признался, вспоминает о том деле.
- Если бы не ты и не твои связи, кто его знает, может быть и меня в живых бы не было, и Ирки, и Серёжка бы не родился... Век помнить буду.
За те два года, что Алексей не видел Джона, тот нисколько не изменился. Встречу отметили в одном баре, поговорили за жизнь, ну и всё такое прочее.
По домам разъезжались на такси, так как идти пешком они были уже не в
состоянии. На прощание Джон сказал:
- В середине апреля мы с Алёнкой полетим назад, на Камчатку, через
Новосибирск. Если я позвоню, приедешь в аэропорт? А то нам там целый день самолёт ждать.
- Базар тебе нужен, - промычал Алексей. - Звони - обязательно приеду, хоть в будний день, хоть в выходной.
- А с учёбой как? Тебя отпустят?
- А я что, отпрашиваться буду? Возьму и уеду, мои парни меня отмажут, не в первый раз...
Первое, что увидел Чикатило, открыв дверь своей комнаты, было лежащее на полу письмо. Послание оказалось от Рыбака, уже второе за время его отсутствия. Кроме Рыбака, в ''сотку'' писал Бек. Руден и Еврей периодически звонили на вахту, приглашая к телефону или Чикатилу, или Фюрера.
Всех изгнанников объединяло, помимо исключения из училища, ещё одно -
''теплейший'' приём дома. А мастачка Рыбака вдобавок накатала его матери письмо, в котором правды было примерно процентов сорок. Мастачка выставила Рыбака капитальным чудовищем, беспредельщиком и тираном. Якобы Колян заставлял всех пацанов поголовно пить с ним, а если те отказывались, то он их жестоко избивал, бедняжек... Уж кто - кто, а ''бедняжки''-то Рыбака знали почти досконально, в отличие от мастачки переплётчиков.
Чикатило распечатал конверт, прочитал письмо и тихонько выпал в осадок. Ну, Рыбак, ну, кадр...
Колян прислал два стихотворения собственного сочинения. И они настолько понравились Алексею, что он решил их сохранить.
''Вот, от нечего делать, занялся вот этой стихоплётной ерундой. Надеюсь, оцените...''
Учиться в ''сотке'' нам досталось,
А осень только начиналась,
Когда мы прибыли сюда.
Мы теперь - другие люди,
Только вряд ли мы забудем
Где и как нам водку жрать.
А мы помним то, что нужно,
Выпивать - так вместе, дружно.
Мы тогда устроили запой.
В ''сотке'' было нас с десяток,
Но за это в день расплаты
Семеро поехали домой...
И каждый день зарок даём,
Что с понедельника не пьём,
А сами пьём.
И так проходит день за днём,
И плачет каждый день Луна,
Орать замучилась она.
А нам плевать на это свысока...
Конечно, не шедевр художественной поэзии, но всем, кто эти стихи читал, - очень понравилось. Чикатило сравнил этот опус с произведениями Виктора Цоя. То же самое, сначала кажется, что читаешь бессмысленный набор слов, но только тот, кто жил в этой среде (или в похожей), поймёт, что за этой бессмыслицей стоит жизнь и судьба тех, кто жил в ''сотке''.
Зато второе стихотворение с полным правом можно было назвать шедевром
военной прозы. На взгляд Алексея, ТАК написать мог только тот человек,
который побывал на войне, пребывая отнюдь не в тылах...
РОССИЙСКОМУ СПЕЦНАЗУ ПОСВЯЩАЕТСЯ.
Я помню дорогу на Грозный,
Погибших друзей имена,
Я помню, как ночью холодной
Нам путь освещала луна.
Я помню, как нам говорили:
''Под Грозным вас всех перебьют''.
И мы под огнём отходили,
Не закончив работу свою.
Я помню, как мы умирали
От гнева чеченских стволов.
Как ''вертушка'' потом прикрывала
Наш запоздалый отход.
Я помню, как мы прорывались
К ''вертушке'' по мокрой земле.
Я помню, что нас тогда было
Всего двадцать пять человек.
Мы дрались, патрон не жалели,
Прижимая к щеке автомат.
А позже в ''вертушке'' летели
Уже лишь двенадцать ребят...
Я помню, как плакали тучи,
Как дождь под ногами краснел.
И что до последней минуты
Я вспоминал о тебе...
Ты запрещала мне, мама,
Понапрасну людей убивать.
Но до сих пор ты не знала,
Что сын твой ушёл воевать.
Не суди меня, мама, так строго
За то, что пишу я сейчас.
Но трусить пред смертью под Грозным
Мне не позволил спецназ.
Честь нашу мы не забыли,
Наш ярко-красный берет.
Потом и кровью сложили
В боях наше братство навек...
Гуляй, как никто другой знавший войну не понаслышке, прочитав письмо Рыбака и узнав, что тот служил в ДГМ, удивлённо выпучил глаза:
- Ни хрена себе! Ё-моё, а ведь были же у меня подозрения, что он непростой парнишка. А потом думал, что раз он переплётчик, то не может он быть спецназовцем, не мог он быть в Чечне. А оно вон как оказалось... Ну что ж, если он приедет в ''сотку'', если я его увижу - обязательно с ним потолкую. У нас с ним много общих тем найдётся, я полагаю... ДГМ, надо же, а?..
- А ты его не хотел брать к себе в группу, на занятия, - заметил Чикатило.
- Так нет, ну я-то думал... А впрочем, если он действительно такой верчёный боевик, - тем более, чему я его научу, если он и так всё умеет?
Дело было в сентябре, после достопамятной разборки с ''семёрочными''. Гуляй тогда приказал Еврею и Фюреру составить списки тех, кто смог бы заниматься рукопашным боем по методу спецназа МВД, с той лишь разницей, что основной упор будет делаться на самооборону.
''Бугры'' накатали список на большую половину первого курса, кто хотел бы заниматься, но Гуляй большинство кандидатов забраковал, в том числе и Рыбака.
Группа рукопашников из восьми человек прозанималась ровно две недели, после чего сенсэй Гуляй в очередной раз ушёл в дикий запой. Но кое-каким приёмам Андрей успел всё-таки научить. На взгляд Алексея, эти приёмы были чересчур уж сложными, чтобы их проводить мгновенно и эффективно. Поэтому со временем они, приёмы, забылись...
Как это водится, пацаны, собравшись вместе после столь непродолжительной разлуки ( ну что такое пять дней?), отметили это дело. Пили, как всегда, спирт.
Гулянка протекала весело и непринуждённо. И всё было бы замечательно, если бы у Фюрера не исчезли деньги...
Он обнаружил пропажу утром следующего дня. Полез в барсетку, доставшуюся ему в наследство от Рудена, достал из неё сигареты, закурил и изменившимся голосом сказал:
- Атас, Чикатило, у меня деньги пропали.
- Какие деньги?
- Я от Таньки косарь привёз, последний взнос за дублёнку, ты же в курсе.
- Я в курсе, что ты Банзаю косарь должен, а что он у тебя был - я не знал, ты мне ничего не говорил. Поищи получше, может быть где-нибудь в каком-нибудь кармашке лежит.
Спустя несколько минут Фюрер обречённо вздохнул:
- Нету. В ''сотке'' - крыса. Зови народ, будем решать, что делать.
Ещё через несколько минут в 20-й собрались Весёлый, Борман, Малой, Коленвал, Мутант и Гуляй. У всех были похмельно - злые лица, что было понятно - за всё время учёбы это была вторая денежная кража. Первая была два месяца назад, у Тортиллы украли четыре тысячи рублей, прямо из кабинета вынесли сумочку. Правда, её потом подкинули к порогу кабинета, без денег, разумеется. Кража, само собой, осталась нераскрытой...
- Я так думаю, что деньги свистнули, - сказал Фюрер, - когда мы все дружно попёрлись курить в умывалку. Потому что в тот момент комната оставалась открытой, все свободно ходили туда-сюда. Бляха-муха, ведь все свои были!
- Да нет. - возразил Борман. - Не все. Баб куча была, бытовики, отродясь с нами не пившие, были, заготовщики были. Ты кому-нибудь про деньги говорил?
- Вообще никому, даже Чикатило про них не знал. В общем, что у нас получается? Вы все, здесь присутствующие - вне подозрений. Остальных надо как-то проверять.
- Дениса Вехотку тоже не подозревай, - сказал Борман. - Он не станет воровать, зуб даю.
- Думаешь?
- Отвечаю. Вехотка - не крыса.
- Ладно. В итоге нам надо проверить... - Фюрер воздел глаза к потолку и про себя стал считать, беззвучно шепча. Сбился со счёта: - До хрена, короче.
- А как ты проверять собрался? - поинтересовался Весёлый.
- Не ''ты'', а мы, - посмотрел на него Фюрер. - Я вас попрошу, чтобы мы все это дело раскрутили до конца. Есть у меня трое подозреваемых, начнём с них.
- Кто? - спросил Чикатило. - Давай, скажи, а потом я выскажусь, сверим.
- Чебак, Дятел и Бобёр.
- Частичное несовпадение, - хмыкнул Алексей. - Я тоже, в первую очередь, подумал на Чебака. Но вчера его с нами не было. Или он заходил?
Парни, наморщив лбы, вспоминали вчерашний вечер:
- Да вроде бы не было... Нет, я его не видел... Я его тоже не помню... И я...
- Значит, Чебак отпадает, но не совсем. Далее. Дятел - да, это я согласен, целиком и полностью, он мог эту мерзопакость сделать. Когда у Тортиллы бабло ушло, она тоже его пыталась на чистую воду вывести. Бесполезно, правда. Поэтому к делу надо глухарей подключить. Почему - объясню позже. Или сами уже поняли?
- Один ты у нас самый умный, - с сарказмом произнёс Гуляй. - А остальные - дураки. Ежу понятно, зачем - чтобы за его бабой приглядели, на предмет каких-нибудь денежных подарков. Так?
- Не все мозги ты, оказывается, пропил, - покосился на него Чикатило.
- В ухо дать? - осведомился Гуляй.
- Чё ты быкуешь? - чуть отодвинулся Алексей. - Я пошутил.
- Я тоже. Давай дальше, речь двигай.
- Хм... Насчёт Бобра. На него я не думаю. Согласен, паренёк он с гнильцой. Но на крысятничество он вряд ли пойдёт.
- Я тоже так думаю, - поддержал Мутант. - Из него Маша-Масяня, с кем он дружит, с моей группы, она из него верёвки вьёт. Пластилин ходячий, бля... Как она захочет, так он и делает, и ни слова поперёк. Кто вчера у нас из баб был?
- А как всегда, - ответил Борман. - Саша была с Иркой... Так, стоп машина! А что это у нас эта, как её, Марина делала?
- Стукачка, что ли? - не понял Фюрер.
- Она самая. Сдаётся мне, что эта тварь спокойно могла в твоей барсетке порыться. И потом, она ведь детдомовская, верно? Вот тебе, Фюрер, кандидат вместо Бобра. Бабы за неё очень много всяких нехороших вещей травят. Косметику у них тырила, ловили её на этом деле. У Надьки - старосты деньги один раз ушли, а Марина потом блатные сигареты смолила, пацанов пивом угощала.
- Может, стипендия? - предположил Чикатило.
- В те дни детдомовские никакой стипендии не получали, узнавали. Вопрос - откуда дровишки? Что не из леса - это точно. Бабы на неё тогда хорошенько насели, она сказала, что якобы встретила в городе своего дядьку и тот ей отслюнявил маленько филок. Лично мне в это плохо верится.
- Ладно, - пожевал губами Фюрер. - Марину я сам бабам сдам, пусть они ей пресс-хату устроят. Ты, Чикатило, с Куземой потолкуй, насчёт Дятловской Оли. Посмотрим, может что-нибудь путнее и получится... Только мне что делать? Банзаю так и так, деньги отдавать надо.
- Не проблема, - вскинулся Гуляй. - Посчитаем, сколько нас вчера бухало, косарь делим на всех, и до пятнадцатого числа сдаём деньги. Если пропажа находится - отдаёшь. Нет - мы не обеднеем. По-честному?
- За всё, что мы делаем - отвечаем вместе, - напомнил Фюрер. - Найдём
крысу - она у меня кровью умоется...
Через несколько дней пацаны вновь собрались вместе, чтобы поделиться
собранной информацией, проанализировать её и сделать выводы. Кузема каждый вечер, перед отбоем, заходил в 20-ю и жестами выкладывал: Дятел
никаких подарков своей Оле не делал. Девчонки, пользующиеся авторитетом в женском крыле, устроили стукачке Марине такой допрос, что позавидовали бы гестапо и абвер, вместе взятые. Марина, ревя в три ручья и ползая на коленях, клялась и божилась, что денег не брала. Само собой, Марина сдала всех Косой. Воспитка хотела было написать докладную Солдату, но не успела, потому что за всех вступилась Тортилла, давшая добро на розыск вора. Оказывается, Фюрер, без
труда просчитав все действия Марины и Косой, опередил их обеих, поговорив с замдиректора по УВР о имеющихся непорядках в ''сотке''. И Тортилла просто-напросто укоротила Косую...
Тут в расследование, неожиданно для всех, вмешался Чебак. Хрен его знает, как и от кого он узнал, что входит в число кандидатов в ''крысы'', но это факт - он об этом узнал. Эдька пришёл в 20-ю, сел напротив Фюрера и при всех, глядя ему прямо в глаза, заявил без вступления:
- Я знаю, вы думаете, что это я взял твои деньги. Думайте что хотите, ваше право. Только я при всех говорю - мамой своей клянусь, я не брал. Да, я - раздолбай, не отрицаю, но до такого скотства я бы не опустился. У чужого, базара нет, я бы деньги украл. У своих же, с кем я учусь и живу - никогда.
- А кто тогда, Чебак? - спросил Фюрер. - Кто мог взять?
- Да кто угодно, если по идее. Даже я мог. Но это не я, жопу ставлю. Если хотите, я тоже, вместе со всеми, буду искать. Через тех же глухарей, к примеру.
Фюрер было открыл рот, но Чикатило, из-за спины Чебака, замаячил ему: мол, пускай пробует, там видно будет. И Фюрер согласился:
- Ладно, действуй. Может быть, ты и не такой уж пропащий, каким кажешься...
В общем, итоги были неутешительные. Вор никак себя не проявил, что, в
принципе, следовало ожидать. Гуляй сказал Коленвалу:
- Зови остальных, кто тогда с нами пил.
- Баб тоже?
Гуляй вопросительно взглянул на Фюрера. Тот отрицательно помотал головой.
- В общем так, мужики, - начал Гуляй, когда собрались почти все, за исключением Малого и Татарина. - Нас тогда было четырнадцать человек, верно? Косарь делим, таким образом, на тринадцать персон. Итого сколько?
- По семьдесят шесть девяносто два на рыло, - посчитал на клочке бумаги Чикатило. - По восемьдесят, короче.
- Лады, нехай будет по восемьдесят, - кивнул Гуляй. - До пятнадцатого числа все должны сдать Фюреру деньги. Всем ясно?
И тут выступил Бобёр:
- А почему это мы должны? Мы деньги не брали, пили совсем мало, а туда же, в общую кучу? Я так не согласен!
Бобра поддержал Электроник:
- Правильно он говорит, так не пойдёт. Надо сначала найти того, кто деньги взял, и с него уже требовать.
Гуляй немигающим, тяжёлым взглядом поглядел на них и тихо сказал:
- Оба встали и пошли нахер.
Бобёр начал было качать права, но Гуляй его перебил:
- Повторяю для особо одарённых - исчезните. Больше повторять не буду...
Бобёр с Электроником торопливо встали и вышли из комнаты, провожаемые
ненавидящими взглядами пацанов.
- Ты того же мнения? -спросил Гуляй у Пончика.
- А я что, ушёл? - спокойно пожал плечами Дима. - Я с вами.
- Хорошо. Чикатило, сделай-ка новый расчёт, с учётом поправки.
- Девяносто рублей девяносто копеек.
- Короче, - поморщился Борман. - Что вы мозги парите? Давайте по сотне
скинемся, всего делов. А то сидят тут, копейки считают, слушать противно.
- В самом деле, - хыкнул Весёлый. - А то бы каждый горсть мелочи впридачу к куче купюр волок. По сотне, и всё!
- Я до пятнадцатого не смогу сотню поднять, - буркнул Коленвал.
- Ничего, я за тебя вложу, - сказал Гуляй. - Уж мне-то ты вовремя отдашь.
- Ну да, - вздохнул Коленвал. - Попробуй тебе вовремя не отдай, как же. Сразу же коридоры короткими станут...
Все грохнули. Гуляй, несмотря на его частые запои, если и занимал деньги, - старался отдавать их вовремя. И требовал того же с других, если кому-то занимал сам.
Нужная сумма была собрана за два дня и Фюрер, наконец-то, выкупил у Банзая дублёнку.
Чёрт его душу знает, почему так вышло, но все пацаны почему-то решили, что деньги украл всё-таки Дятел. Решили на сразу, конечно, а постепенно, вспоминая всё, что он выделывал, как в общаге, так и на учёбе.Масла в огонь подлили соседи Дятла по комнате, показав рапорт группы, где в замечаниях чаще всего был отмечен как раз Дятел: пропуски занятий, приход в комнату в пьяном виде и так далее. А Чебак вспомнил, что ещё до его перевода к обувщикам он жил в одной комнате с Дятлом и у Чебака исчезли некоторые вещи...
ГЛАВА 33.
В общем, все были уверены, что обе кражи - дело рук Дятла, только вот доказать этого не мог никто. Любой мент подтвердит вам, что одним из самых труднораскрываемых преступлений и является кража, без разницы, какая. Если вор не оставил своих ''пальчиков'', если вора никто не видел, если не найдёшь при обыске ворованных вещей - дело можно считать классическим ''висяком''.
Ну, отпечатков пальцев никто из парней снимать не умел. Дятла за руку никто не поймал. Тщательный обыск его вещей ничего не дал.
Однако все, включая Тортиллу и Гуляя, были на все сто процентов убеждены: вор - Дятел. И оставался только один способ раскусить его: экстренное потрошение...
Фюрер на всякий случай ещё раз заручился поддержкой Тортиллы. Та попросила лишь об одном: потрошите, только как можно аккуратней, чтоб следов не было...
Процедурку назначили на ночь, на после отбоя, когда Дятел вернётся, либо из города, либо от своей глухарки. Однако, всё пошло маленько не так, как изначально задумывалось...
После обеда, когда обувщики уже работали у себя в тринадцатом цехе, туда вломились двое взмыленных швейников - Борман и Весёлый. Мамы
Светы в цехе не было, поэтому пацаны внаглую прошли к столу, за которым сидели Фюрер, Слеза и Чикатило:
- Такие дела, мужики, - немного смущённо сказал Борман. - Дятел смылся.
- Как это? Когда? Куда?
- Его с утра на учёбе не было. Ну, мы ничего такого не подумали. Он с нами в столовой пожрал. И пока мы курили - он втихаря свинтил. Опять же, сперва ничего не заподозрили, мало ли, может, он к своей ушёл.
- А я потом за своей курткой в шкаф полез, - продолжил Весёлый. - Смотрю, а ни Дятловской кожанки, ни его сумки спортивной нет.
- С-сука! - прошипел Фюрер. - Гондон пупырчатый! Ну и что делать?
- Перехватывать его, падлу! - предложил Чикатило. - Во сколько у него паровоз отходит?
- Нет, Чикатило, - покачал головой Борман. - Дятел, если и уезжает домой, то только на автобусе, а он отходит в три с чем-то.
- Ладно, - быстренько просчитал Чикатило все варианты. - А паровоз всё-таки во сколько у него отходит?
- Что-то около восьми вечера, - ответил Весёлый. - Точно не помню.
- Ясно. Значит так, парни. Сейчас я звоню своим, попрошу их снова приехать. Если они приедут, то мы поедем на автовокзал. А вы одевайтесь и дуйте на ''железку''. Возьмите с собой ещё кого-нибудь, Коленвала хотя бы, Вехотку. И шарьтесь там, на вокзале, до упора, пока я не приеду. Если увидите Дятла, не дайте ему, козлу, уехать. Свистните ментам, что ли, якобы он у вас мобильник украл, а вы его поймали... Если я вас на вокзале не найду, значит, вы - в отделении, там я вас и найду. Кстати, Борман, дай ''трубу'', я прямо отсюда и
звякну...
Закончив разговор, Чикатило улыбнулся, нехорошо так, с прищуром:
- Закрутилась карусель, парни. Фюрер, пошли переодеваться, через пятнадцать минут приедет машина. А вы, - обратился он к слесарям, - дуйте на вокзал.
Фюрер с Чикатилой, выйдя на двор, успели выкурить по сигарете, прежде чем к ним подъехала белая ''тойота - калдина'', за рулём которой сидел глава СБ, Сергей.
Сев в машину и поздоровавшись, парни рассказали о своих проблемах. Сергей усмехнулся:
- М-да, не можете вы спокойно жить. Значит, вы уверены, что деньги спер этот самый Дятел?
- Ты знаешь, уверены, - сказал Чикатило. - Он, наверное, почуял, что его вот-вот за жабры возьмут. Иначе, с чего бы ради он так резко свалил? Слушай, у меня такой вопрос: если мы его не найдём, у вас связи в Карасуке имеются?
- Увы, - покачал головой глава СБ, - у нас там своих интересов нет. Да и вообще, мы с периферией не работаем, не наш профиль. Ладно, не вешайте носы, если этот урод ещё в городе - мы его найдём, никуда он с подводной лодки не денется. Куда едем?
- У тебя со временем как? Нам бы желательно оба вокзала прошерстить.
- Нет, пацаны, боюсь, что не получится. На автовокзал мы сгоняем, а на же дэ - навряд ли, у меня другие планы. А что вы, никого не можете послать туда?
- Да нет, почему? Четверо парней уже ломанулись туда. Я им сказал, чтобы в случае чего, они ментов задействовали.
- Правильно сделал. Ладно, поехали. Сейчас я пару звонков сделаю, помолчите пока.
Сергей нажал несколько кнопок на своём сотовом:
- Здорово, Боря!.. Ты где?.. Сможете на автовокзал приехать?.. Надо одного васю там найти... Ну, всё тогда, через десять минут, возле моста... Эти парни, - пояснил он Алексеям, - всю территорию автовокзала держут. Если вдруг этот ваш Дятел уже уехал, - пересаживаетесь к ним в джип и мчитесь догонять автобус. Эти же парни, если он действительно деньги свистнул, они у него быстро признание
выбьют...
Чикатило увидел в зеркало, что у Фюрера глаза сделались размером с тарелку. И усмехнулся про себя: пойдёт писать губерния...
Потом Сергей позвонил ещё одному человеку...
Сергей припарковал ''тойоту'' возле чёрного ''джипа гранд чероки'', который в народе ласково обзывали '' джип большой, широкий''. Возле ''джипа'' стояли двое парней, коротко стриженные, в чёрных кожанках и в солнцезащитных очках. Из нутра ''джипа'' изрыгались звуки рок-группы ''Раммштайн''.
- Сиди здесь, - сказал Чикатило Фюреру и вылез из машины вместе с Сергеем.
Тот представил Чикатилу парням и объяснил им суть дела. Боря и Роман, так звали парней, синхронно почесали в затылках, потом Боря спросил:
- Фотографии его с собой нет? Нет? Плохо. Быстрей бы нашли. Ладно, не
проблема. Ты иди к карасукскому автобусу и скажи водиле, если он там, чтобы не уезжал, пока мы не подойдём. Как он одет, вася этот?
Чикатило объяснил и описал внешность Дятла, насколько смог понятней.
Автобус на Карасук стоял на стоянке, но шофёра в нём не было. Чикатило закурил и встал так, чтобы солнце светило ему в спину. И стал внимательно осматривать окрестности стоянки, пытаясь взглядом выцепить знакомую сутулую фигуру. Два раза ему казалось, что он нашёл разыскиваемого, но оба раза оказывалось, что это были совсем другие пацаны, не Дятел.
Минут через десять Алексей увидел, что Сергей машет ему рукой. Чуть погодя к ним присоединились и Боря с Романом.
- Что, водилы не было? - спросил Боря.
- Никого не было. Ни водилы, ни Дятла.
- Ну вот, слушай сюда. Рейс на Карасук отменили, потому и водилы нет. Под твоё описание никто не подошёл. Никто из частников сегодня на Карасук не уезжал. Вывод: здесь его нет. Либо он рванул на железнодорожный вокзал, либо он хоронится где-то в городе. У этого васи есть тут родня?
- Нет, узнавали. Никого нет.
- Ну, тады ой. Больше ничем помочь не можем, извини.
- Угу. Ладно, парни, благодарю за всё и извините за беспокойство.
- Слушай, друг, одну минуту. Ты не обижайся, но тебе никто не говорил, что ты ужасно похож на одного маньяка?
Фюрер, опустивший заднее боковое стекло и всё слышавший, хихикнул:
- А у него даже погоняло в масть - Чикатило...
Парни зашлись в хохоте. Роман сквозь смех спросил:
- Правда, что ли?
Алексей чуть смущённо кивнул и парни грохнули с большей силой. Боря, всё ещё похрюкивающий, похлопал Чикатилу по спине:
- Без обид, ладно? Нет, правда, похож до ужаса... Ладно, друг, бывай. Будут проблемы - обращайся.
Выехав с территории автовокзала, Сергей спросил:
- Обиделся?
- Да ну, с чего? Ну похож и похож, ну и что тут такого? Что я, юмора не понимаю, что ли?
- Ну и молодец. Так, вас обратно отвезти?
- Его отвези, если не трудно, - кивком показав на Фюрера, сказал Чикатило. - А меня возле Речного высади, будь добр.
- На же дэ поедешь? - догадался Сергей. - Жаль, не по пути. Да и дела надо делать. Ничего, вам там помогут...
- Кто?
- А увидишь. Будь здоров! Звони, если что.
- Угу. Привет твоим парням, Борисычу тоже.
Когда Чикатило вышел из метро на площади Гарина - Михайловского, он увидел, что возле киосков стоят Борман, Весёлый, Вехотка и Коленвал. Он подошёл к ним:
- А вы почему не в зале ожидания?
- А что там делать? - пожал плечами Борман. - Мы уже всё обшарили, Дятла там нет. И что характерно, Чикатило. Ходим мы, ходим, вдруг подваливают к нам трое. Это не вы, говорят, ''крысу'' ищете? Мы обалдели. Мы, говорим. Они: ну и как, нашли? Да нет, говорим, пока глухо. Эти пацаны говорят: давайте, мол, вместе поищем. Ну, мы по второму кругу весь вокзал облазили - пусто, как в барабане. Ладно. Пацаны кричат: мол, здесь его искать - дохлый номер. К восьми часам подтягивайтесь к поезду и если он там - мы его снимем. Так что есть
предложение: поехали домой, поедим, и к восьми часам приедем обратно. А кого тут четыре часа торчать, как те тополя? Ну как?
- Добро, так и сделаем. Быстрее, вон одиннадцатый автобус стоит...
У Фюрера глаза до сих пор были круглые:
- Ну, Чикатило, ты даёшь! Пацаны эти твои - насквозь реальные, нет базара.
- А ты сомневался?
- Поначалу - да, теперь - ни на грамм...
- Ещё бы твою крутизну увидеть, про которую ты нам все чердаки пробил. А?
Фюрер вильнул взглядом:
- Ты про моего дядьку? Я по-прежнему до него не могу дозвониться.
Старая песня, подумал Чикатило, нет у тебя никого. Иначе бы ты, сучий потрох, за мою помощь не вцепился, как репей...
- Хочешь новость? - хитро ухмыльнулся Фюрер. - Дятел здесь, в ''сотке''.
- Как?!
- Раком. Пока мы по всему Новосибу за ним гонялись, он преспокойно сюда вернулся. Сейчас он у своей бабы завис. И ещё. Я тут маленько подстраховался. Снова пообщался с Тортиллой, попросил её, чтобы Дятлу не отдавали документов до тех пор, пока он либо деньги не отдаст, либо пока мы не отучимся.
- Мудро, - согласился Чикатило. - Только мне непонятно, чего он обратно припёрся? Валил бы на паровозе, мы бы его там сняли, по любому.
- Ну-у... Все чего-то не любят и Дятел не исключение. Вот не любит он на поездах кататься, автобусы ему подавай, желательно - иномарочные.
- Я ему, курве, дам автобус, - прошипел Чикатило. - Блин, надо отбой делать, ёлы-палы! А то потом свои же на бабки поставят, за напрасный труд...
И только он это сказал, как в комнату влетел Борман, протягивая мобильник Чикатиле:
- Звони своим, отзывай всех! Дятел, оказывается, здесь.
- Ты что, мысли читать умеешь, что ли? - Алексей вытаращил на Бормана глаза. - я про это не успел подумать, и ты - тут как тут...
Фюрер захохотал, глядя на них обоих:
- Ой, не могу! Видели бы вы себя со стороны...
Дятел отчего-то завалился спать не у себя в комнате, а в соседней, у Коленвала с Вехоткой. На что он рассчитывал, хрен его пойми. Наверное, думал, что про это никто не узнает. Если это так, то он глубоко ошибся...
Ровно в двенадцать ночи, когда на этаже более-менее стало спокойно, Коленвал встал со своей койки, тихонько подошёл к двери и открыл её. В комнату гуськом просочились Фюрер, Чикатило, Борман, Весёлый и Чебак.
- Дрыхнет? - весело поинтересовался Борман. - Придётся прервать его сладкие грёзы, мы же не будем ждать, пока он выспаться изволит...
И со всей дури обрушил свой кулак на спину Дятла. Тот аж дугой выгнулся. Сев в кровати, он проморгался:
- Сдурел?!
- Не ори, гондон, а то зубы пересчитаю, с недостачей. Проснулся? Давай, вставай, разговор есть.
- Да отвалите вы, я спать хочу! - и Дятел, укрывшись, снова лёг, спиной к пацанам.
Фюрер, ощерившись, одной рукой скинул с него одеяло, а другой впечатал Дятлу в бок.
- Да вы зае..., - но крик заглушил Чикатило, всем телом навалившись на Дятла и прижимая к его лицу подушку.
- Я тебя последний раз предупреждаю, - прошептал Борман, склонившись к лицу Дятла. - Ещё раз заорёшь, - и работы у стоматологов будет больше. Чикатило, ты аккуратней, не задуши его.
- Не боись. Ну что, поговорим? - и Алексей убрал от лица Дятла подушку, готовый снова накинуть её, если тот вздумает орать.
- Ладно, ладно, - испуганно прошептал Дятел, - слезь с меня, давайте побазарим. Только покороче, а то я спать хочу, в натуре.
- А это уже целиком и полностью от тебя зависит, - сказал Фюрер. - Где деньги, сука?!
Дятел уставился на него:
- Какие деньги?! Вы что мне шьёте?!
- Ты, тварь, дуру не включай, - выдохнул Фюрер, приблизив своё лицо к
испуганной роже Дятла. - Те бабки, что ты у меня из барсетки стащил, плюс четыре косаря Тортиллы. Лучше по-хорошему отдай бабло и мы тебе ничего не сделаем, даже Тортилле сдавать не будем.
- Так это... Погодите, пацаны! А с чего вы взяли, что это моя работа?
- Дедуктивный метод, Дятел. Слышал про такой?
- Ну...
- Загну. Интересно, кто тебе нас сдал, что ты так резко домой собрался? Даже если бы твой рейс не отменили, ты бы всё равно не уехал. А если бы уехал - не доехал бы. Так чего ты именно сегодня хотел свалить?
- Учиться надоело.
- Да ты что?! Правда, что ли? Прямо до такой степени надоело, что ни обходной лист не сделал, ни постель не сдал, ни с довольствия не снялся? Ты нас что, за идиотов держишь?! Где деньги?
- Да не брал я никаких денег! - взвизгнул Дятел. - Почему именно я?!
- Смотри сюда, гондон! Три разных человека, разными путями, по своим каналам, вели расследование, каждый - своё. И все три человека, независимо друг от друга, вышли именно на тебя. Параллельно, за тобой следили. В общем, это сделал ты, а не кто-то другой. Дальше. Вот рапорт вашей группы. Читаем. Везде - одно и то же: ''не был на теории, не был на практике, перед отбоем находился в нетрезвом состоянии''. Что характерно, эти записи стали появляться именно после того, как у
Тортиллы ушли эти самые четыре косаря... Потом всё тихо. Надо полагать, что ты все деньги пробухал. После двенадцатого числа - опять ''не был... не был... был замечен''...
- И что? Совпадения... - буркнул Дятел, буравя взглядом пол.
- Многовато для совпадений. Скорее - закономерность. В общем так. Вот тебе два варианта. Первый - отдаёшь деньги, в два раза больше, чем взял. Итого - десять косарей. Восемь - Тортилле, две - мне. Я из-за тебя, членососа, в долги залез по самые яйца. Где ты деньги возьмёшь - меня не волнует... Вариант второй - если мы не получим через две недели долги, тобой вплотную займутся волкодавы Чикатилы, которые, кстати, сегодня тебя и искали. А им ты должен будешь намного больше, чем червонец, поверь мне...
Тут встрял Чебак. Глядя на Дятла равнодушным взглядом зомби, он стал
бомбардировать его именами и кличками карасукских авторитетов, которые и дома, вздумай Дятел всё-таки сбежать из ''сотки'', сумеют его достать и тогда жизнь его, Дятла, станет вовсе уж грустной... Свою лепту внёс и Чикатило, назвав одну фамилию, обладатель которой имел нехилый пост в Карасуке и приходился Чикатиле седьмой водой на киселе, совсем далёким родственником...
На Дятла было тошно смотреть, до того он раскис, чуть ли не ревел. Перед тем, как выйти, Фюрер отобрал у Дятла его паспорт и пенсионное удостоверение, дабы связать того по рукам и ногам. Теперь домой Дятел мог разве что уйти пешком. Или на попутках...
Вся эта история закончилась так. На следующее утро Дятел зашёл в 20-ю и попросил у Фюрера свою пенсионку, якобы для того, чтобы съездить к одному человеку за деньгами... Фюрер сдуру, на радостях, надо полагать, отдал Дятлу и удостоверение, и паспорт. Больше Дятла в ''сотке'' никто не видел.
А Чикатиле позвонил Сергей, глава дядькиной ''безпеки'', и предложил
встретиться в Центральном парке, попить пива. И вот, бродя по парку, попивая ''третью'' ''Балтику'', Сергей объяснил Алексею:
- Борисыч об этом разговоре, надеюсь, не узнает. Можешь, конечно, ему
рассказать, но, право же, не стоит. У нас с тобой чисто приватный разговор. Ты пойми одно. Один раз ты нас напряг за глухаря, второй раз - за деньги своего соседа по комнате, не за свои. Ты, пожалуйста, больше так не делай. Ладно, мы с тебя денег не берём за свои услуги, потому что с тебя, по большому счёту, и взять нечего... Но я больше не могу людей срывать по пустякам. У нас - глобальные цели, глобальные задачи. В общем так. К нам обращайся только в том случае, если
действительно существует угроза для ТЕБЯ, а не для кого-то. Я понимаю, что ты хочешь как лучше, но и ты меня пойми.
- Я всё понимаю, Серёга. Вот только пацаны, чуть что, сразу идут ко мне. Они на меня надеются, они верят в то, что я им смогу помочь. А теперь что? Мне их посылать куда подальше? И кто я после этого буду? Сейчас хоть какой-никакой, а вес я там имею. И ко мне прислушиваются. А потом меня свои же и заклюют, вот в чём парадокс.
- Не заклюют, не бойся. Вот тебе визитка, держи. Этот человек - ''прикормленный погон'', майор милиции. Не продажный, боже упаси! Нормальный мужик, хороший мент. Просто работаем с ним по принципу взаимопомощи. Ну, если быть предельно откровенным, то этот мент получает у нас вторую зарплату, нигде не отмеченную, ни в каких ведомствах... Так вот, этот майор и будет твоей ''палочкой - выручалочкой''. Твоим средством поддержания авторитета, так сказать. Он в курсе, потом ему позвонишь, встретишься с ним, побеседуешь. И
если майор решит, что не сможет ТЕБЕ помочь, вот тогда - милости просим в нашу ''зондеркоманду''...
ГЛАВА 34.
Нет, это уже чёрт знает что! Как пели в одном советском шлягере: ''ни минуты покоя, ни секунды покоя''... Эти слова как нельзя точно отражали жизнь в 20-й комнате.
С самого утра и до поздней ночи в комнату заходили пацаны и девчонки, кто просто так, пообщаться, а кто, что было чаще всего, - поделиться своими проблемами, выслушать совет, а то и получить практическую помощь в виде решения этих самых проблем. Иногда даже городские ребята - учащиеся ''сотки'' - обращались к Фюреру и Чикатиле за какой-либо помощью. Голова шла кругом от всех этих чужих забот.
Мама Света, прекрасно знавшая о положении дел, как-то раз сказала:
- А не надо было приучать их всех к себе.
- Минутку! - возмутился Алексей. - Кто, как не вы, усиленно хотел сделать меня старостой группы? У меня хватило ума отказаться, так нет же - Фюрера им сделали. Мало того, Еврея в своё время ''бугром'' этажа сделали... А чуваки в первую очередь бегут куда? Правильно, к начальству, каковым мы и являемся. Насквозь неофициально, правда, но всё же. Кстати, вы в своё время тоже не побрезговали к нам обратиться...
А про себя подумал: мы же и остались виноватыми. Ёкарный бабай, да если бы вы хоть половину правды узнали, о том что на самом деле было, вы бы, педколлектив, за голову схватились, в непритворном ужасе. Мы, конечно, в первую очередь себя спасаем своим враньём, но и вас жалеем... Вам вовсе даже не обязательно про правду знать. Чего вы не знаете, то вам и не повредит.
Вот и Коленвал припёрся со своими проблемами. Что интересно, пришёл не к Гуляю, за которым всё время следовал как тень, а в 20-ю.
- А Фюрер где?
- Уединился Фюрер.
- С кем? - хохотнул Вова.
- На этот раз с Белкой.
- В каком ''номере''?
- А вот этого, Вольдемар, я тебе хрен скажу, потому что ты сразу же начнёшь туда ломиться. И всю малину, пардон, обгадишь. Подождёшь, ничего с тобой не сделается.
- Да ты пойми, я же не просто так его ищу, а по делу. По очень крупному делу.
- Что это за дело такое? Говори, если у тебя времени ждать нету, я потом Фюреру передам.
- Короче, наехали на меня в больнице...
Коленвалу скоро надо было ехать на БМСЭ, а для этого, как правило, нужны всякие медицинские справки и прочие документы. А для этого, в свою очередь, надо пролежать три недели в больнице на обследовании. Желательно подгадать так, чтобы сразу из больницы пройти эту комиссию. Иначе эти кровососы в белых халатах, эти Дракулы наших дней, могут зацепиться за то, что у всей этой макулатуры истечёт срок действия. И пошлют на повторное обследование...
Жуткая муть, дебилизм, бюрократия, чтоб ей сгореть синим пламенем.
И вот Коленвал, находясь на обследовании в областной больнице, подвёргся прессингу со стороны своих соседей по палате, троих пацанов, одного возраста с Вовой. Они забрали у него часы, взятые им у Фюрера, и ещё какие-то вещи.
- Прямо вот так вот, подошли и забрали? - уточнил Чикатило.
Коленвал кивнул:
- И сказали, что отдадут их взамен на деньги. Я пытался у них отобрать, да куда там. Один из них так мне врезал, что я чуть не умер там же. Их трое, я один. Что я могу сделать?
- А чего ты к нам-то пришёл? Иди к Гуляю, он с ними и без нас разберётся, - посоветовал Чикатило и с сарказмом добавил: - А что? Его же хлебом не корми, дай только кому-нибудь в дыню дать. Тем более, есть повод...
- Да что он там один-то сделает? - махнул рукой Вова. - Они его там базаром так загрузят, что он ничего и не сделает. У этого, который меня ударил, язык подвешен будь здоров, в три счёта с ног на голову всё перевернёт. И останется Гуляй насквозь виноватый...
- Можно подумать, что Фюрер сможет их переболтать, - проворчал Чикатило.
Тут дверь распахнулась и вошёл Фюрер, сияя как отполированный.
- Выполнил, так сказать, свой супружеский долг! - возвестил он и первый расхохотался своей шутке. - А что это у вас, други мои, морды такие кислые? Али что стряслось? Улыбнитесь, парни, жизнь прекрасна!
- Жизнь хороша, когда пьёшь не спеша, - пробурчал Чикатило.
- Истину глаголешь. Так... У кого из вас неприятности?
- У меня, - тяжело вздохнул Коленвал. - Короче, такая история...
Вечером, когда Вова ушёл в больницу, как на эшафот, Фюрер кликнул всех пацанов в 20-ю, включая и Гуляя.
Борман с Вехоткой наотрез отказались идти в областную на разборки.
- Нахрен он нужен, этот Коленвал? Ещё неизвестно, что там на самом деле было. Ну, мало ли, что Коленвал рассказал. У каждого своя правда, вы это не хуже нас знаете. Нет, за него мы не пойдём. И вам не советуем..
Фюрер посмотрел на Чикатилу:
- Ну, что? Вызываешь своих волкодавов? Или сами попробуем всю бодягу
распинать?
- Сами. Хватит людей зазря беспокоить. А то привыкли на других надеяться. Пора уже самим хоть что-то сделать.
- Грустно, - сник Фюрер. - Ладно, сами так сами. Только ты ствол с собой возьми, на всякий случай.
- А что толку? Всё равно баллончик скончался, а новый покупать - денег нет. Да и зачем он нужен, ствол-то? Если вдруг дело до махаловки дойдёт, мы их что, не ушатаем? Один Гуляй чего стоит, ты тоже в этом деле подкован, да и я кое-что могу. Справимся, поди.
- Хрен его знает. Это смотря кто к нам выйдет. А то появятся трое, как Гуляй, и будем мы потом носами траншеи рыть.
- Да брось ты! - махнул рукой Чикатило. - Я тебе вот что скажу. У меня почему-то сразу возникло такое ощущение, что эти типы - неконкретные ребята. Почему? Ну ты сам посуди. Стали бы нормальные пацаны, как говорится, мелочь по карманам тырить? Не стали бы. А тут - часы, жилетка, минирадио... Это же мелочь, по большому счёту-то. Если честно - у меня тоже нет ни малейшего желания идти на разборку. Борман прав: то, что Коленвал рассказал, ещё ничего не значит. Вертолёт тоже до хрена чего ''наговорил'', а что в итоге получилось?.. Помнишь?
- Век бы не помнить... Так я не понял: ты с нами или нет?
- Да с вами я, с вами, - Чикатило вдруг хитро улыбнулся. - Вы же без меня пропадёте.
- Вот за что я тебя и уважаю. Дай я тебя расцелую, а?
- Ой, отстань, противный!
И оба заржали.
На том и порешили: завтра, после практики, втроём двигать в областную.
Как назло, на следующий день была очередь Чикатилы дежурить по цеху,
поэтому, когда он влетел в свою хату, Фюрера уже не было.
- Давно упедалил? - спросил Алексей у Маршала, который переодевался в
комнате. У Кости был свой ключ, который он сделал, спросив разрешения у обитателей ''горячей двадцатки''. Обитатели нисколько не возражали, ибо кому-кому, а ему они доверяли.
- Да минут пятнадцать назад. Напялил твою наплечную кобуру, сунул туда шпалер и гордо удалился. Видел бы ты его рожу, когда он вооружался...
- Да уж, представляю. Коммандос, бля. Вот баран безрогий, а! Сказал же ему русским языком: не бери шпалер, всё равно он пустой. Нет, ёлы-палы, всё равно схватил. По тыкве бы ему настучать этим шпалером, чтоб в другой раз не выделывался. Стопудово, если там рамс будет, он начнёт махать им. Отберут ведь и в жопу сунут. И правильно сделают, кстати... В какой они корпус пошли, не в курсе?
- Понятия не имею. Слушай, Чикатило, может мне с тобой пойти, а? Попробую этих чуваков убедить, чтобы они так больше не делали. Думаю, у меня получится...
И в облике Кости вновь промелькнуло что-то насквозь чужое, тёмное, страшное. Чикатилу передёрнуло.
- Костя, у тебя что, своих забот мало? Оно тебе это надо? Хоть ты не распыляйся, а? Было бы там что серьёзное, а то - детский сад, ей-богу. Ладно, я помчался ужас наводить, сеять хаос и панику, а ты угощайся тем, что в тумбочке и за стеклом. До завтра!
Выбежав из ''сотки'', Чикатило успел увидеть, что через дорогу, на крыльце ''седьмого'' училища, стоят несколько девчонок, среди них - Гуля, Надюша и Аня.
Ну, поскольку Алексей не на шутку оскорбился на Гулю, а перед Надюшей
надоело ломать комедию, - он не стал перебегать дорогу, чтобы с ними
пообщаться. И свернув направо, побежал в сторону областной больницы, не обращая внимания на крики девчонок...
Даже не добежав до издательства ''Советская Сибирь'', Чикатило уже выдохся. Дыхание стало прерывистым, лицо покраснело. Вдобавок ко всему - закололо в правом боку. Совсем разрегулировался, переходя на быстрый шаг, самокритично подумал Алексей. А ведь были времена, бегал по два - три километра, особо не напрягаясь. Тут же его второе ''я'' возразило: тогда и ты, и твои друзья-соседи тренировались, готовясь к поступлению в школу милиции. А сейчас тебе вредно спортом заниматься, тебе про это сто раз врачи говорили...
Минут через двадцать Чикатило подходил к областной больнице, включавшей в своей территории, помимо поликлиники, пять корпусов с палатами, морг и крематорий.
Так, ну и где их всех искать? Коленвал - астматик, значит, лежит он в этой... как её... забыл, короче. Ладно, будем методично заходить в каждый корпус, они - либо в коридоре, либо, что вероятней всего, на улице.
Они отыскались в самом последнем корпусе, в пятом - Фюрер, Коленвал, Гуляй и трое пацанов, двое из которых были явно деревенскими или сельскими, а третий - явно из небольшого города. Он-то, судя по его тарахтенью, и был тем самым, у которого язык подвешен - мама не горюй...
Стояли пацаны не в коридоре и не на улице, - во входном тамбуре.
- Здорово, чуваки! - ощерился Чикатило, одним движением руки сбивая на
затылок свою ''менингитку''.
Больничные пацаны чуточку шарахнулись к стене. А Чикатило, закрепляя успех, ощерился ещё шире и спросил:
- Как оно ничего? - и обратился к Фюреру: - Ну что? Ломаются?
- А это смотря в каком смысле, поскольку их два. В данный момент - ломаются как целки, прости, господи, мою душу грешную!
Это он у Мутанта нахватался...
- А что так? - Алексей применил ''ментовский'' взгляд, глядя на ''языкастого''.
- А ты кто такой? - вытаращился тот.
- Я Чикатило, - с простецким видом представился Алексей. - Только в отличие от моего реального прототипа, я не баб режу, а таких непонятливых, как ты. В общем так. Предлагаю два варианта. Первый: ты отдаёшь все вещи, которые ты забрал у Вольдемара и мы про тебя забываем. Это - хороший вариант. Второй, он же не хороший: в противном случае лично я тебе устраиваю грустную жизнь в наше и без того невесёлое время... Ты так криво не ухмыляйся, этак недоверчиво. Я
потому до сих пор и жив, что многие идиоты покупались на мой внешний вид. И жестоко за это расплачивались, поверь мне...
- Слушайте, мужики. Вы, вообще, откуда? Где живёте-то?
- Это имеет значение? - холодно поинтересовался Фюрер. - Лично я - купинский, Чикатило - с Алтая. Дальше что?
- А местные-то среди вас есть?
- Я местный, - хмуро бросил Гуляй. - Ты что-то против имеешь?
- Да бог с тобой! Я просто, если честно, восхищаюсь вами, кроме шуток. До чего же вы, инвалиды, горой друг за друга стоите. Вот только, пацаны, при всём моём уважении к вам троим... Его, - ''языкастый'' презрительно зыркнул на Коленвала, - я за пацана не считаю. Это тряпка, а не пацан. Кисель фруктовый... Я не знаю, как он там у вас себя поставил, но здесь он оказался полнейшим гондоном. Мы, если
честно, даже не ожидали. Шутя, особо подчёркиваю, шутя, рыпнулись на него - да, было дело. Реальный бы пацан, он бы хоть как-то защитился, теми же угрозами. А ваш Вова знаете что сказал? Берите всё что хотите, только не лезьте ко мне... Наверное, надеялся, что мы всё ему отдадим. А с чего ради? Мы не украли, не отбирали, не били его, даже пальцем не тронули... Нужны вещи обратно? Выкупай. Я так понимаю, что шмутки-то и не его? Иначе бы вы не пришли...
Фюрер задумчиво взглянул на Коленвала:
- Это правда? Что ты сам отдал?
Коленвал уставился в потолок, временами тяжело вздыхая.
- Во-о, молчит, - удовлетворённо протянул ''языкастый''. - А раз молчит, значит, правда. И не надо меня, браток, неприятностями пугать. Любой блатной скажет, что я правильно сделал, ибо лохов надо наказывать. А менты там, или всякие твои ''секьюрити'', про которые нам Вова травил, - они на такую мелочь не подпишутся. И тебя в довесок высмеют... Поэтому предлагаю вам свой вариант: Вова выкупает у нас ваши вещи, и мы все, включая вас, без Вовы, разумеется, накрываем поляну. Я вас зауважал, честно, но у меня свои принципы и я их стараюсь соблюдать.
В какой-то момент Чикатило пожалел, что с ними нет Маршала. Интересно было бы послушать словесную дуэль. Это нам нечем возразить, а Маршал просто так бы не отступил...
- И как ты умудряешься до сих пор небитым ходить? - по инерции удивился Фюрер.
- Интуиция, браток, помноженная на опыт. Вова у меня далеко не первый
''клиент''. И надеюсь - не последний. Это - мой хлеб, я так себе на пропитание зарабатываю и мне это нравится...
- Доиграешься ты когда-нибудь, - предостерёг Фюрер.
- А это уже как масть ляжет, - пожал плечами ''языкастый''. - Постараюсь выскользнуть.
Двое его корешей за всё это время не проронили ни слова, лишь изредка хмыкая и гыгыкая, где было нужно. Впрочем, Коленвал вообще не проронил ни звука, будто его здесь и не было.
- Ну так как, насчёт поляны, согласны? Чьи это вещи, кстати?
- Ну, мои, - шевельнул усами Фюрер.
- Вот и требуй теперь с Вовы, чтобы он деньги искал. Просто так не отдам, говорю же - принципы не позволяют. Конечно, можете нас прямо тут отфуярить, но тогда, братва, вы будете вовсе уж не правы. Я на вас и ментов, и блатных натравлю, моё право. Как видите, я с вами предельно откровенно базарю. Ну что, по рукам?
И он протянул руку стоявшему ближе всех Чикатиле. Тот, не вынимая рук из карманов, пожал плечами:
- Я с тобой за руку не здоровался. Извини, сам понимаешь - принципы...
И вышел на улицу вслед за Гуляем. Андрей был мрачнее тучи:
- Тварь он, конечно, та ещё. Но он по-своему прав. Если Коленвал действительно лоханулся, а я этому склонен верить, тогда - положи мы их мордами в грязь - будем насквозь виноваты, как ни печально...
Прошло минут пять, прежде чем вышли Фюрер с Коленвалом.
- Сучий потрох! - восхищённо высказался Лёха. - Не дай бог ему в будущем к власти прорваться! Всю страну обует и не поморщится...
- Ты, оракул хренов! - напустился на него Чикатило. - Ты нахера пистоль взял, балбеса кусок?
- Да так, думал, что-нибудь серьёзное будет. На крайняк припугнул бы...
- Дай сюда, пугало. В очко бы тебе его засунули. Тоже мне, Рэмба...
Фюрер великодушно простил Коленвалу все его ''косяки''. Вова не стал выкупать его вещи, но в качестве компенсации отдал ему свою жилетку, которая, в отличии от Фюрерской, была из натуральной кожи и стоила больше, чем синтетика, часы и радио...
ГЛАВА 35.
Учащиеся ''сотки'' до сих пор не переставали удивлять Чикатилу своими
''подвигами''. И ладно, если бы всё это происходило в нормальной общаге, а не в столь специфической, как ПУ - интернат для людей с ограниченными возможностями. Порой Алексей думал, что уж чем-чем, а возможностями сделать какую-нибудь пакость инвалиды обладают как раз вовсе уж неограниченными...
Поначалу, когда Алексей только-только, с подачи Вано, собирался поступать в ''сотку'', он рассуждал так: это должна быть спокойная шарага, поскольку люди - насквозь больные, а раз больные - то и ведут они себя тихо - мирно. И даже рассказы Вано и Седого не могли поколебать его уверенности - мало ли, может, пацаны просто преувеличивают. В общем, интернат просто обязан был быть если не раем земным, то по крайней мере - курортом, как минимум.
Оказалось, что в действительности всё оказалось с точностью до наоборот. Не зона, конечно, и не война, но всё же... Хватило, чтобы поседеть. Другими словами выражаясь - добро пожаловать в ад, дамы и господа, леди и джентльмены!
На этот раз виновником этого ''торжества'' был один из глухарей, по кличке Ырыка. Вот это уже было верхом беспредела, тут глухарь даже олигофрена Косяка умудрился обойти.
Банзай, Коленвал и Чикатило после обеда собрались ехать на оптовый рынок, пополнять ''общий котёл''. День был будний, но все уроки и всю практику почему-то отменили. Чему, ясное дело, никто из учеников не огорчился.
За углом ''сотки'', на дороге, которая ведёт одновременно и в ''семёрку'' и на карьер, стоял довольно свежий, выпуска года этак девяносто девятого, белый как снег ''марковник'' - ''тойота-марк-2'', довольно-таки популярный в Сибири и на Дальнем Востоке седан бизнес - класса. Стёкла ''тойоты'', как это водится, были наглухо затонированы.
Как только парни поравнялись с машиной, у той распахнулись обе задние дверцы и из неё вылезли двое бритоголовых. Качки, одним словом.
- Эй, пацаны, секунду!
Пацаны остановились. Качки вразвалку подошли к ним и оба пристально
поглядели на Банзая. Тот, видно было, сразу растерялся. Чикатило подумал: плохо, что кобура наплечная...
- Мы не с тобой позавчера базарили? - спросил один качок у Роберта. - А то у вас, у чурок, морды одинаковы.
- Н-н-нет, н-н-не со мной, - от испуга Банзай заикался ещё хуже.
- Да нет, Артём, - возразил второй качок. - Тот повыше был, и к тому же, глухой. А этот - заика.
- В чём дело, пацаны? - спросил Чикатило у качков.
- Ты отсюда? - спросил у него Артём, кивнув на здание училища.
Чикатило кивнул:
- Кого ищете?
- Глухонемого одного, нерусского. Может, знаешь? Погоняло у него Ырыка.
- Знаю такого, только сегодня я его не видел. А что такое?
- Да надо у него должок один забрать.
- Эт-то проблема, пацаны, - фыркнул Чикатило. - Глухари, знаете ли, если и отдают долги, то очень нескоро и с большой неохотой. Сталкивался, как же.
- Ничего, - зловеще протянул второй качок. - Нам долги не отдавать - себе дороже выйдет. Может, сгоняете, позовёте его?
- Нет, пацаны. Вам надо - вы и ищите, это ваши проблемы.
И Чикатило пошёл к своим парням, которые уже отошли и стояли неподалёку. На ходу обернулся, взглянул на номер машины и достав ручку, записал его на руке. Так, на всякий пожарный...
Часа через полтора, когда пацаны возвращались обратно, ''тойоты'' уже не было. Зато в ''сотке'' царил натуральный переполох. Возле вахты стояли толпой чуть ли не все глухари училища, как девки, так и пацаны. Рядом с ними отчаянно жестикулировали сурдопереводчица и мастачка обувщиков второго курса.
Поскольку Чикатило зарёкся встревать в дела глухарей, он хотел пройти мимо, но ему наперерез кинулся Кузема:
- Лёша, послушай! Ырыка комната шесть украсть документы и деньги, все.
- Ну, а я что сделаю?
- Ты говорить два мальчик, белая машина. Я видел.
- И что?
- Ырыка говорить, они украсть.
Вот оно что... Однако, резкие мальчики, чересчур даже.
- Как они украли? - спросил Алексей.
- Спокойно прошли через вахту, - пояснила подошедшая мастачка, Бабуля. - Зашли в комнату, обшарили её, нашли документы и все деньги. И спокойно ушли.
Алексей оглянулся. Ну да, на боевом дежурстве - Тарас Бульба, дед лет
семидесяти. Ему, понятное дело, не резон кидаться на молодых и сильных. Те, в случае чего, дали бы ему по голове и фамилии бы не спросили...
- Ты их видел? - спросила Бабуля.
- Подходили они к нам, спросили про Ырыку. Я сказал, что не видел его. Всё.
- А номера, случайно, не запомнил?
- А зачем? - простодушно пожал плечами Чикатило, засунув левую руку в карман. - Они же нам ничего плохого не сделали, даже не грубили. Вызывайте милицию, она для таких вот дел и существует.
- Ну а саму машину сможешь описать? Ты же в них разбираешься...
- Машину опишу, а вот номер - увы. Если что - я в двадцатой комнате.
Догнав Банзая с Коленвалом, Чикатило жестами показал: пошли в нашу
комнату...
- Короче, парни. К нам подходили эти, из белой ''тойоты''. Спросили про Ырыку и всё. Номер я не записывал, понятно? Иначе хлопот не оберёмся. Я-то выкручусь, если что, мне не в первой, а вот вы огребётесь по самое не хочу. Хотите спокойно дальше жить? Тогда держитесь моей версии. Банзай, тебя это в первую очередь касается. Если менты тебя спросят про этих жлобов, стой на своём: спросили и
всё, номера не помню. Ясно?
Пацаны кивнули и вышли из комнаты. Сидевший на койке Фюрер деланно
невозмутимо поинтересовался:
- Может, пояснишь смысл этого не совсем понятного мне инструктажа?
Ну, Фюрер не сдаст, в этом плане на него можно облокотиться, подумал Чикатило, и посвятил его во всё происходящее.
- Эти, из ''марковника'', - наркоторговцы, я полагаю, - начал рассуждать Фюрер, когда Чикатило закончил. - Чисто логически размышляя, получаем следующие выводы. Первый: эти торгаши ''дурью'' отдали товар на реализацию глухарю, глухарь наркоту сбагрил, деньги решил оставить себе...
- Навряд ли, - возразил Чикатило. - Какой из глухаря продавец, сам посуди? Смех один. Скорее всего дело было так: глухарь взял ширево в долг. А деньги отдавать ему стало жаль. Знаешь, почему я склоняюсь к своей версии?
- Да понял я уже. Шприцы в душе, так?
- Угу. Совершенно верно. Едрить твою налево, ну это уже конченное хамство. Ладно там, бухаем мы не по-детски. Что мы, что глухари. Но наркота - это уже ни в какие ворота не лезет... Ёлы-палы, знать бы, что ничего не будет - убивал бы, и наркоманов, и торговцев. Жаль, что сейчас нет расстрельных команд - а то бы я туда попросился...
- Ты про те, которые смертные приговоры исполняли? - уточнил Фюрер. - Угу, слышал я про такие. И даже одного мента знаю, который раньше там служил...
И Фюрер, в который уже раз, начал на ходу сочинять всякие истории, якобы услышанные им от этого самого мента. Дескать, мент клялся и божился, что в лучшие времена его команда почти каждый день намазывала лоб зелёнкой десятку - двум ''вышакам''.
Чикатило вполуха слушал его, рассуждая о том, как поступить правильно и при этом остаться живым. Сдать с потрохами этих наркодилеров? Всё равно, кто-нибудь из них рано или поздно выйдет. Или откупятся, или толковый адвокат отмажет. И тот, кто выйдет, вспомнит троих инвалидов, с которыми они незадолго до ареста беседовали. Сами убивать они не станут, пошлют какого-нибудь наркошу - отморозка. И ствол не поможет, подойдёт этот киллер сзади, а там уже, как пишут в объявлениях, возможны варианты - либо одноразовый китайский ''ТТ'', либо ''перо''...
И тут Чикатило вспомнил модификацию ''марковника'' - "Grande". А ведь это зацепка, пожалуй что...
В течение дня, как всегда, в 20-ю заходили парни и девчонки, на этот раз - чтобы поделиться с новостью дня: шестую комнату обокрали, унесли все деньги, какие там только были, и документы Ырыки: паспорт, пенсионное удостоверение, справку БМСЭ, карточку страхования и лист временной прописки. Надо полагать, качки из ''тойоты'' решили хоть как-то осложнить жизнь должнику. А могли ведь и вещички, наиболее путние, в сумку покидать и вынести. На память, так сказать.
Заходил и Чебак, по секрету поведавший, что Ырыка, помимо того, что сам ширялся и накуривался, ещё и помаленьку фарцевал травкой. Эдька
признался, что несколько раз брал, в смысле за деньги, у глухаря анашу, которую и скуривали в ''бытовке'', вместе с Гамми и Адвокатом. Для поднятия настроения, ага...
Чикатило с Фюрером полдничали. В комнате также находились Коленвал с
Вехоткой, от нечего делать рассматривающие висящие на стене вырезки с
изображениями ''хаммеров''. Парни восхищались его видом, размерами, чем услаждали слух Чикатилы, как будто все эти армейские джипы принадлежали исключительно ему. В конце концов Денис с Вовой пришли к такому выводу: ''хаммер'', бесспорно, вещь хорошая, только нафиг она нужна, такая дурмашина - и сама дорого стоит, и запчасти стоят, как японская микролитражка конца девяностых, да и ездить на ней будешь разве что вокруг заправки, учитывая зверский аппетит джипа. На что Чикатило, немного обидевшись, резонно возразил: мол, если у тебя нашлись этакие деньжищи на такую культовую машину, - значит у тебя найдутся деньги на то, чтобы её содержать.
- Я, парни, настолько болею этим ''хаммерм'', о чем мои друзья прекрасно знают, что они мне анекдот про него нарыли. Рассказать? Слушайте. Стоит ''хаммер'' на заправке, бензобак набивает. Час стоит, два стоит, за ним уже очередь выстроилась. А он всё заправляется. Сзади него стоит шестисотый ''мерин''. И стекло переднее опускается, у ''мерина'', из окна распальцованная грабля появляется: ''-Эй, на джипе! Двигатель-то выключи!''
- Во-во! - заржали пацаны. - Это если и анекдот, то он из реальности взятый, не иначе...
Раздался стук в дверь и на пороге явилась Катя СС, сосредоточенная и хмурая. Что характерно, без своей обычной тетради, куда она заносила оценки за чистоту в комнатах своих подопечных.
По наши души, сообразил Чикатило. И точно, соцпедагог скомандовала:
- Алексей, Владимир, пойдёмте со мной в шестую, опишите милиции всё как было. Где Роберт?.. А впрочем, он и не нужен, вас двоих будет достаточно...
В шестой уже было людно: Ырыка сидел с испуганным видом, слабослышащая
Таня - подруга Хана, староста училища Юля (обе - с Алтайского края), ещё две девки - глухарки и молодой, моложе Алексея, лейтенант - участковый.
- Вот эти парни, - объявила Катя СС, - видели тех, из иномарки.
Мент оторвался от протокола опроса потерпевшего, взглянул сначала на
Коленвала, затем на Чикатилу и лицо его на секунду выразило удивление - Алексей сам смотрел на него по-ментовски...
- Где научился? - поинтересовался он.
- У отца.
- Он что, тоже мент?
- Был, погиб в девяносто пятом... Мина...
- ТАМ?
Алексей кивнул и мысленно заорал: мать-перемать, да не знаю я, как он погиб, ДО СИХ ПОР не знаю!!! Никто не хочет правду говорить...
- Присядь, - предложил лейтенант. - Как оно всё было?
И Чикатило рассказал всё, кроме эпизода с номером. Коленвал подтвердил.
- Ну, а машина-то какая была, не знаешь?
Держитесь все, кто слышит, подумал Алексей и выдал, как читал:
- Белая японка, праворульная ''тойота-марк-2'', девяносто восьмого - девяносто девятого года выпуска. Инжекторный двигатель, объёмом в два с половиной литра, сто семьдесят кобыл под капотом. Машина в версии ''гранд''. У машин в такой версии обычно имеется полный электропакет, плюс - цифровой спидометр, вместо стандартного стрелочного. Диски - литьё, пятиспицевые, в форме звезды. Пятнадцатидюймовая резина, низкопрофильная, ''Йокогама''. Регистрация - местная, регион - пятьдесят четвёртый. И ещё. На машине стоит двойной патрубок выхлопов, что может быть простым наворотом, поскольку двигатель - четырёхцилиндровый.
Участковый, соцпедагог, Коленвал и староста училища смотрели на Чикатилу с некоторой оторопью. Лейтенант опомнился быстрее:
- А теперь, будь добр, тоже самое, только помедленней... - и нацелился ручкой в отрывной блокнот, положив его поверх наполовину исписанного бланка допроса...
Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Менты получили более чем хороший ориентир, а паршивцам из наркомафии нечего будет предъявить Чикатиле, сами виноваты, нечего на разборки ездить на таких приметных аппаратах... Алексей, вернувшись в комнату, протянул Фюреру клочок бумажки с номером:
- Если вдруг что... Знаешь, куда звонить...
- Я визитку посеял, - виновато развёл руками Лёха.
- Бляха... Ладно, не беда, в моей записной книжке найдёшь, в разделе
''Новосибирск''...
- Не можешь ты спокойно жить. Нахера ты вообще сказал, что видел этих васей?
- Это не я сказал, во-первых, а Кузема. Во-вторых, я тебе уже говорил, что всеми клетками своей души ненавижу этих вы****ков - наркош. И если уж мне в этой жизни не суждено стать ментом, как я хотел - извиняйте, хлопцы, бананов у мене нема, в том смысле, что я в меру своих способностей буду палки в колёса вставлять. И плевать мне на всё...
И всё. Больше менты к Чикатиле и Коленвалу не обращались. Если и нашли эту ''тойоту'', то наркоманы, или кто они там, никак не связали это с инвалидами. Поскольку ВИЗИТЁРОВ не было. Ну, а если не нашли, то это целиком и полностью вина ментов - плохо искали.
Ырыка, падла такая, стоял на своём: мол, я не знаю никого и ничего. А поскольку никто ничего не сказал участковому насчёт его фарцовки, глухарь считался личностью насквозь потерпевшей. Не выгнали его, короче говоря. Более того, соцпедагоги помогли ему в кратчайшие сроки восстановить все документы, какие у него спёрли...
ГЛАВА 37.
Надо заметить, что учащиеся ''сотки'' очень любили фотографироваться. К концу учёбы практически у каждого была довольно-таки солидная стопка фотографий. Конечно, в основном ''щёлкались'' во время всяких пьянок - гулянок или где-нибудь в городе, возле чего-то более-менее достопримечательного, чтобы дома показать друзьям - подругам и при случае ввернуть этак небрежно: а это мы стоим там-то и там-то...
Вот тогда-то Чикатило и понял, почему парни и, особенно, - девчонки смотрят на него, когда он выпивает, малость охреневшими взглядами...
Как-то раз Борман умудрился запечатлеть Чикатилу как раз в тот момент, когда он выцеживал из пластикового стаканчика спирт. Потом, сделав фотографии, он показал Алексею одну из них, ту самую. Чикатило, глядя сам на себя, откровенно содрогнулся: мать-перемать, ну и маска... Словами этого не объяснить, эту маску надо видеть, тогда всё станет ясно. Хотя нет, можно - такое ощущение, что на фото изображён пьющий человек с врождённой челюстно-лицевым изъяном...
Из всех праздников, существующих в России, Мама Света признавала лишь
церковные. Остальные она бы, будь её воля, отменила. Даже любимый русскими женщинами Восьмое марта Светлана Александровна трактовала по своему, по религиозному... А уж всякие крещения, посты и прочие пасхи - это она уважала.
На чём и сыграл хитрейший Мутант.. В воскресенье была Пасха и Серёга
предложил:
- А не отметить ли нам, господа обувщики, этот безусловно святой праздник? Погода на улице чудесная, грех водочки не попить. Даже если и пережрёмся, как свиньи - Мама на вас орать не будет. Праздник ведь, она сама, поди, дринькает, в честь этого. Ну, как?
- А пожалуй что, - согласился Фюрер. - Вон, солнышко блестит, травка зеленеть начинает. Чикатило, что скажешь?
- А где пить? Везде грязь, на карьер сейчас разве что в сапогах пройдёшь.
- Вот так всегда, - заметил Мутант. - Чикатило всю романтику опошлит... Возле ''протезки'' сухо и чисто, если тебя это успокоит.
- С кем пить? - не унимался Алексей. - Бормана нет, Весёлого нет, Вехотки нет, Гуляй на работе. С кем?
Фюрер взглянул на будильник:
- Вот-вот Танька приедет, ближе к обеду Весёлый подтянется. Оба, что
характерно, будут не пустые, это точно... Всё равно же делать нечего. А? Шибко нажираться не будем, хотя... кто его знает, поглядим.
- Что пить?
- А вот сейчас дождёмся обоих, там и порешаем. Скорее всего, спирт, даже наверняка. А, впрочем, какая разница?
- Финансовая разница, - буркнул Чикатило. - И так денег осталось с гулькин хрен...
- Ты больной, что ли? Откуда у Гульки хрен? - подковырнул Фюрер и видя
секундное замешательство Чикатилы, расхохотался.
- Вроде умный, а дурак, - съязвил Алексей. - Хохмочки у тебя, прямо верх остроумия, бля...
В итоге, на ''протезку'' пошли ввосьмером: Мутант, Фюрер, Чикатило, Белка, внезапно приехавший из дома Борман, Весёлый со своей подругой Надей и увязавшийся за всеми Коленвал.
На ''протезке'', то есть протезной фабрике, работали как специалисты по изготовлению ножных и ручных протезов, так и обувщики не ниже третьего разряда, специализирующиеся на ортопедической обуви. Текучесть кадров на фабрике была не шибко большая: большинство работников ценили своё место работы. Алексей подумывал о том, что если он всё-таки отучится и получит диплом, - попробовать устроиться туда на работу. Но потом, после зимней экскурсии туда, всей группой, - передумал. Мужики производили обувь с фантастической скоростью, о которой Чикатило мог только мечтать...
Для начала Коленвал с Белкой, собрав первую порцию финансов, сходили в
магазин, располагавшийся на первом этаже училища, где была ''своя'' продавщица, втихаря банковавшая водкой, поскольку официально её как бы и не было...
Вот тут настала пора прояснить некий феномен с этажами. Глядя на училище прямо в упор, с фасада, ясно и чётко видно, что ''сотка'' имеет всего два этажа, ни больше ни меньше. Но... Обойдя училище и глядя на него с тыла - начинаешь протирать глаза, недоумевая - так же ясно и чётко видишь ТРИ этажа. Спереди - два, сзади, хоть тресни - три.
Ларчик открывается до обидного просто, никаких тебе полтергейстов и прочих параненормальных явлений. Весь фокус заключается в особенностях холмистой местности, на которой, собственно, и расположен практически весь Новосибирск. Многие здания и строения просто-напросто ВРЕЗАНЫ в пологие склоны холмов. Сан-Франциско по-сибирски, короче. А сначала, наивно полагаешь, будто у тебя вдруг начался оптический обман зрения... Так что, справедливости ради, надо сказать, что ''сотка'' - всё-таки трёхэтажное здание. Магазин - это первый этаж, официально числившийся подвалом. Общежитие, соответственно, третий этаж, официально, опять же, называемый вторым...
Водка, слава богу, была нормальной, не худой памяти ''Честное слово'', мозги б её не вспоминали. Мутант, обеими кистями рук держа стаканчик с водкой, неумело, скорее - иронично, перекрестился:
- Ну что, господа, Христос воскрес?
- Уже доложили, - откликнулся Фюрер, вспомнив анекдот про незабвенного
Ильича.
- Христос акбар, - хмуро процедил Чикатило, осушив свой сосуд.
- Воистину акбар, - поддакнул Коленвал.
Серёга, жуя пельмень, взглянул на них поверх очков:
- Нехорошо богохульствовать, господа. Веру, хоть какую, нужно уважать. Особо подчёркиваю - ВЕРУ, а не религиозный фанатизм.
- Слышь что? - зыркнул на него Чикатило. - Хоть ты заткнись, а? Дня нет учебного, чтоб мы лекцию по религии не слышали... Дай хоть на выходных от них отдохнуть, будь человеком.
- В натуре, Серый, - поддержал Фюрер. - Тут Мама наша каждый день мозги обрабатывает и ты туда же. Смени кассету.
- Ладно, - произнёс Мутант с подковыркой. - Поговорим про ''хаммер'' - великий и могучий внедорожник всех времён и народов...
- Не надо! - взвыл Фюрер. - Он мне уже по ночам снится, бля буду...
Борман спросил:
- Слышь, Чикатило, ну вот представь себе такую ситуёвину... Допустим, подгоню я тебе твою мечту на колёсах, и попрошу за неё всего... ну, скажем, десять косарей зеленью... Возьмёшь?
- С полпинка! - решительно кивнул Чикатило. - Возьму денег у дядьки, ради такого случая в долги залезу. Насрать, года за три рассчитаюсь...
- Точно, больной, - поставил диагноз Борман, покрутив пальцем у виска. - Смотри, поймаю на слове-то...
- Я сказал? - набычился Чикатило. - А раз сказал, значит - сделаю. Ты мне только подгони, а там уже мои проблемы, не твои.
Борман присмотрелся к нему, щурясь:
- А ведь возьмёшь, чует моё изрезанное сердце. Нет, не пойму я тебя никогда, насчёт этого. Чем ''уазик''-то хуже? Ведь тоже армейский джип...
- Сравнил! - фыркнул Чикатило. - Хрен с трамвайной ручкой... А если честно, дамы и мужики, то не знаю. Просто в один прекрасный момент увидел его фотку в журнале и понял - моя тачка! И другой мне не надо. Это я вам к чему объясняю-то. Это я вам на тот случай речь толкаю, что вдруг кто-то из вас ПОДНИМЕТСЯ, в финансах, имею в виду. Вдруг кому-нибудь захочется мне на старости лет подарок сделать...
На этот раз взвыли уже все, дружно:
- Ы-ы-ы! Вон ты какой, северный олень! А мы-то гадаем - чего он так усиленно вкручивает? А оно вон как! Ну ты и жук, Чикатило!..
- Опачки! - тихо воскликнул Фюрер. - Справа по борту, сорок пять градусов...
Все синхронно повернулись по заданному ориентиру. М-да, хрен спокойно
посидишь...
Прямо на них целеустремлённо пёрлись два молодых пацана, явные акселераты - здоровые, широкоплечие бугаи. Головы налысо бритые, идут чуть неестественно, как наркоманы после дозаправки... А, собственно говоря, почему ''как''? Это и есть самые что ни есть, доподлинные наркоши: стеклянные глаза, движения, как у роботов, тупые выражения лиц, прямо-таки братья - близнецы...
- Зда-а-ро-о-во, бра-а-тва-а... Типа, познако-о-мимся, а?
Танька Белка вдруг сделала шаг и со всей силы залепила одному из них оплеуху, у того аж голова дёрнулась.
- Своих не узнал, сукин сын?! - рявкнула она. - Очнись, хмырь! Кому говорю?!
Тот наконец смог сфокусировать свой взгляд на Белке:
- О-о-о, Танюша! Ты как здесь?
И они обнялись, на удивление всем. Обалдевшие, Чикатило с Фюрером
переглянулись: мол, кто такие, почему не знаем?
- Спокойно, ребята. Знакомьтесь - Вова, мой бывший одноклассник. Кстати, - подмигнула она Фюреру: - брат той самой Кати, что по тебе сохнет, переплётчицы...
Фюрер на миг изменился в лице, но быстро с собой справился. А Вова, растягивая ударные гласные, тупо уставился на него:
- Дык это... По тебе, что ли, Катька дома слезами умывается?
- В смысле? - изумился Фюрер.
- Ну дык... Люблю, орёт, Лёшеньку - обувщика, всем сердцем... А он, гад такой-сякой, как будто меня не замечает... Повешусь, орёт, вены перережу, под поезд кинусь, под трамвай лягу...
У Фюрера на лбу появились крупные капли пота.
- Что, прямо так и заявляет?!
- Натурально... Только кто бы её, дуру, слушал...
Фюрер запаренно взглянул на Чикатилу:
- В рот компот, полный маразм... Угораздило же, а?
Чикатило мысленно поморщился: в целях непонятно чего, Фюрер сказал Белке про эту переплётчицу. Якобы, не знает, что с ней делать, достала своими признаниями в любви. Нету Таньки в ''сотке'' - Фюрер валяет Катеньку, как хочет. Танька в ''сотке'' - Фюрер вместе с ней смеётся над дурочкой, разумеется, не говоря ей про постельный амур...
А Фюрер с самым серьёзным видом заявил Вове, указывая на Таньку:
- Вот эту подругу видишь? Вот она и есть моя без пяти минут жена...
Вова, по прежнему тупо, посмотрел сначала на Фюрера, затем на Белку:
- В натуре, что ли? Во, дела... Вася! Этих не трогаем, это - свои...
Вася, второй наркот, стоял, покачиваясь:
- А нам пополам. Свои, чужие, порвём и не моргнём...
- Поэт, - с сарказмом ощерился Чикатило, выпив ещё.
Справимся, подумал он. Ствол на поясе, выхвачу в момент, у них, на счастье, движения ватные, заторможенные...
Вася услышал и разлепил глаза:
- Это кто сейчас сказал? Кто меня сейчас поэтом обозвал?
- Ну, я...
Вася подошёл к Чикатиле:
- А ты кто такой? Очки сними... - и потянулся рукой к его лицу.
Ну, это мы уже проходили... Без труда поймав Васино запястье, Чикатило провёл самый простейший приём айкидо, один из двух, каких знал. Вася рухнул на колени и взвыл:
- Уй, бля, отпусти! Пусти, а то хуже будет...
Левой рукой удерживая Васино запястье, Чикатило правой достал пистолет и сунул его под нос наркоману:
- Сдаётся мне, что будет вовсе даже навыворот. Вова, добром уйдёте, или как?
- Это кто? - опешивший Вова повернулся к Белке. - Мент, что ли?
- Почти что. Ты помнишь, что я дочь мента? Ну вот, а он - сын мента. Чуешь неприятности? Чикатило, да отпусти его, он больше так не будет... Не будешь, Вася?
- Не буду, я ж не дурак, я жить ещё хочу...
Чикатило руку отпустил, но пистолет убирать не торопился. Вова спросил:
- Настоящий или игрушечный?
- Да нет, не игрушечный, - пробормотал Вася. - Я своей мордой железо отчётливо чувствовал... Пойдём, братан, отсюда. Пусть пьют, не будем им мешать.
- Ага, а то ещё потом стрелять в нас вон тот чувак станет. Ладно, братва, с праздником вас и до скорых встреч в эфире!
- И вам тем же концом в то же место, - зло прошептал Фюрер. - Блин, Катин брат, надо же... Танька, а ну-ка дай полный расклад по этим наркотам: где живут, с кем повязаны, и всё такое.
- А зачем тебе?
- На всякий пожарный, мало ли что.
- Да успокойся ты. Ничего такого особого в них нет. Живут они оба на Затулинке. То пьют, то колются, то просто накуриваются, в зависимости от настроения. Крутых друзей у них нет и никогда не было. Обычные раздолбаи, каких миллионы. Этот Вова со мной в одном классе учился, прекрасно знает нашу семью. Как и мы его, впрочем...
- Так, стоп, - озадачился Фюрер. - Это что получается? Когда я тебе про эту Катю рассказывал, ты уже про неё и без меня знала?
- Ага, - хихикнула Танька. - Вот только про то, что она на тебя ''упала'' - это я от тебя и узнала...
- Та-а-ак... Почему сразу не сказала, что ты её знаешь?
- Я говорила, ты просто по пьяне запамятовал. Я тебе русским языком сказала, что знаю всю её семейку, соседствовали с ними раньше. И про Вову говорила. Чем ты слушал?.. Так что, ничего они нам не сделают, при всём их желании повыделываться...
И то хлеб, подумал Чикатило, ещё неизвестно, чем всё кончилось бы. Называется - повезло.
Водка кончилась и все стали скрести по карманам, на добавку. Ну и наскребли, конечно, на литр чистого спирта, путём несложных махинаций превращающийся в два литра пойла. Как выразился Мутант - божественный шнапс...
То место, где брали спирт, находилось в частном секторе, примерно в километре от ''сотки'', и называлось оно ''ключик''. Потому как на заборе того дома был прикреплён вырезанный из железа ключ, стилизованный под старину, не иначе, как из книжки про Буратино.
Пошли втроём - Чикатило, Борман и Коленвал. К ''ключику'' шли все вместе, а вот на обратном пути Чикатило отчего-то захотел пойти по короткому пути, непосредственно через частников. Пацаны пошли назад так же, как и пришли, ну а Чикатило рванул своим путём.
Поражало то, что среди откровенно убогих домишек нередко попадались
навороченные коттеджи в два, а то и в три этажа. Вот этого Алексей откровенно не понимал. Есть деньги на постройку хорошего коттеджа? Ну так строй его там, где он будет гармонично вписываться в окружающую среду, не в элитном районе, но хотя бы в более-менее престижном. Так нет же, строят там, где коттедж этот - ни к селу, ни к городу. Чем только паскудят вид улицы. Ага, как же, у соседей - хибары, а у меня - приходи, кума, любоваться - натуральный дворец, куда деваться... Надо полагать, все эти ''вентиляторы'' таким макаром тешат свой комплекс неполноценности, ежели пытаются выделиться столь извращённым образом. Проходили мы, помнится, эту тему на уроках психологии...
- Рекс, фас!
Чикатило резко обернулся. По дороге, прямо на него, вывалив из пасти алый язык, неслась немецкая овчарка.
Некогда было экспериментировать в духе Данди-крокодила, который, если верить австралийским кинематографистам, мог загадочными жестами и пассами гипнотизировать любую зверюгу, от коров до львов. Брехня, конечно...
Чикатило даже испугаться толком не успел, рука сама рванула из поясной кобуры пистолет. Предохранитель, расположенный на самом спусковом крючке, был уже снят. И Чикатило вдавил спуск.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Алексей всё ещё стрелял, хотя запас шариков уже кончился и пистолет хлопал вхолостую.
Овчарка лежала на дороге, суча лапами и взвизгивая. Ну, конечно, заряд был первый, убойный... Пьяного вы****ка, хозяина собаки, уже не было видно, свинтил при первых же хлопках, урод корявый, пидер гнойный...
Вот теперь-то и начался запоздалый отходняк. Алексей, кое-как засунувший трясущимися руками пистолет в кобуру, развернулся и пошёл дальше, тяжело дыша, как после километровой пробежки. С трудом закурил. Хотелось заорать во всё горло, просто так, чтобы сбросить нечеловеческое напряжение, скинуть испуг, разрядиться. Бля, хорошо, что на улице никого нет, смятенно подумал он, а то бы началась свистопляска...
Борман пристально посмотрел на Чикатилу:
- Ты чего красный такой? Что стряслось?
- Налей, а? - хрипло попросил тот.
Спирт был ещё неразбавленным, но Чикатило выцедил его как воду. Танька
поднесла к его рту пельмень:
- Жуй!.. А теперь рассказывай.
И Алексей коротко рассказал про овчарку. Все синхронно присвистнули, лишь Мутант подковырнул:
- Врёшь, поди?
- Сходи, взгляни. Тут недалеко...
- И пойду. Кто со мной?
С ним пошли Борман и Весёлый. Пока они ходили, Чикатило скурил три ''явы'' подряд и дважды приложился к полторашке.
- Ну-ка, ствол покажи, - попросил Фюрер. - Ты что, весь боезапас изнахратил?
Чикатило угрюмо кивнул. Фюрер зачем-то понюхал дуло, повертел пистолет в руке, поставил его на предохранитель, хотя надобности в этом не было, уже не было, неумело сделал им пару оборотов на указательном пальце и рукояткой вперёд протянул его Алексею. Сказал:
- Верю. Да и видок у тебя... Такое не сыграешь, пожалуй что.
Господи, подумал Чикатило, в очередной раз повезло. Ах, как крупно повезло-то! Что Борман продал ствол, что взял в привычку везде его таскать на себе, что был заряжен под завязку. Порвала бы эта дура мохнатая, как с добрым утром, порвала бы. И что бы я сделал против неё, голыми-то руками? В конце концов, не спецназовец, отнюдь... Видать, жить сильно хочу, раз тело, практически на автопилоте, всё выполнило само. Бляха-муха...
Минут через пятнадцать вернулись пацаны, с круглыми от удивления глазами.
- А не зря я тебе ствол-то продал, а? - прищурился Борман. -Пригодился ведь? Ну вот, видишь...
- Как ты так стрелял? - спросил Мутант. - У собаки вся морда в дырках. Сдохла, короче...
- Хозяину бы этому так же! - зло процедил Весёлый. - Только не до смерти и в жопу... То-то врачи бы в хирургии посмеялись, в жопе пинцетами ковыряясь, гы!
В тот день Чикатило нажрался в стельку, ежели говорить по обувному жаргону. Когда на улице стало холодать, все дружной толпой попёрлись в 29-ю и продолжили банкет там. Это был единственный случай, когда Чикатило применил пистолет в действии. Не было у него другого выхода, всего и делов... И это был разъединственный раз, за все два года, когда Чикатило вырубился позже всех, даже позже Бормана.
Разумеется, никто из посторонних об этом случае с собакой так и не узнал. А Мама Света, тут Мутант оказался прав, Фюрера с Чикатилой не репрессировала, хотя прекрасно знала, что они напились. Только кулаком погрозила...
ГЛАВА 38.
Чикатило рывком проснулся. Да нет, не во сне приснилось, в дверь кто-то тарабанил. Взгляд его упал на будильник. Мать вашу, полседьмого только, даже ещё подъёма не было... Нет, ну кто это такой настойчивый и упрямый?
Это оказался... Семён. Когда Чикатило открыл дверь, щурясь от яркого света, он радостно прогудел:
- Встал? Наконец-то... Дуй на вахту, тебя там к телефону вызывают.
- Кто? - задал Алексей насквозь идиотский вопрос.
- Не знаю. Бате сказали - срочно... Давай быстрей, человек уже пять минут ждёт!
Первой мыслью было: что-то случилось дома. Вроде бы никакому дураку, из числа знакомых и друзей, не пришла бы в голову такая идея - просто так звонить в такую рань. Значит, что-то стряслось...
И Чикатило окончательно проснулся. Натянув штаны, он выскочил из комнаты и ссыпался по лестнице, голый по пояс, мимо молоденьких практиканток из кулинарного техникума, чуть не сбив их. Девчонки, взвизгнув, размазались по стенке, пропуская лысого, в татуировках, оскаленного и с вытаращенными глазами какого-то чумного. У Алексея мелькнуло в голове: сто процентов, записали в умственно неполноценные... Ну и плевать.
Батя - охранник, изумлённо покачал головой:
- Ну ты и спать...
Схватив протянутую трубку, Чикатило выдохнул в микрофон:
- Да! Слушаю!
И облегченно ссутулился, услышав знакомое:
- Здорово, Лёлик... Это я - Джонни...
Ну да, конечно, поезд на сей раз прибыл без опоздания, в шесть - десять, сообразил Чикатило, как же я сразу-то не подумал, дурень.
В общем, самолёт на Камчатку улетал в два часа ночи и Джону с Алёнкой
предстояло зависать в аэропорту восемнадцать часов, до объявления посадки. Посему Джон и приглашал Алексея вместе скоротать время, пока его жена не нашла заначку на пиво...
Чикатило расхохотался, как от облегчения, так и от предстоящего приятного времяпрепровождения.
- Ждите, часа через два буду...
Спросив у Бати, на чём можно добраться до аэропорта, Чикатило, уже спокойным шагом, вернулся в комнату и растолкал Фюрера.
- А? Что? - вскинулся тот.
- Проснулся? Слушай меня внематочно... Я сейчас ем, сгребаюсь и уматываю на весь день в аэропорт, квасить пиво. Помнишь, я тебе про своего друга рассказывал, с Камчатки? Звонил он, только что, ждёт меня в ''Толмачёво''.
- Ну а я при чём?
- То есть как это? Очень даже при том, будете меня отмазывать. Быстренько, придумай отмазку, для заявления.
- А что тут думать? Пиши, что поехал провожать свою мать, делов-то. А мы с Маршалом, делая честные глаза, так и подтвердим.
Чикатило написал заявление для Мамы Светы, протянул его Фюреру и спросил:
- Денег одолжишь? Рублей двести?
- Базар тебе нужен? Потом можешь не отдавать, в ''котёл'' сбросишь.
Чикатило шутовски шмыгнул носом:
- Считай, что я умилился от твоего благородного поступка и скупо пролил мужскую слезу...
Фюрер заржал:
- Ну ты и сучонок! На, держи. Сильно не напивайся, а то потянет тебя на подвиги. Авиалайнер там захватишь, или стюардесс возьмёшь в заложницы, хо-хо! Шучу, конечно, только имей в виду: постарайся уехать оттуда не позднее девяти вечера, иначе пойдёшь оттуда пешком. В аккурат, к завтрашним занятиям и приползёшь. После девяти маршрутки и автобусы там не ездят, только такси. Почему - не знаю...
Аэропорт запомнился двумя деталями, связанные с деньгами. Первая - дикие цены, практически на всё и в особенности - на еду и питьё. Поэтому, если вы не долларовый миллионер (или хотя бы рублёвый), то,
отправляясь в аэропорт надолго, постарайтесь запастись продуктами питания. Иначе - разоритесь.
Вторая деталь, вообще, рассмешила. У Джона оказалась заначка на пиво,
тысячерублёвая купюра. Друзья, выйдя из здания аэровокзала, битых полчаса переходили от одного киоска к другому: нигде не было сдачи...
- Новосибирск! - рычал Джон, озверевший от беготни. - Деревня! Расскажи кому - не поверят ведь!
Так и не купив двух бутылок пива, Чикатило предложил:
- Айда к таксистам, авось они разменяют...
Так оно и вышло. Первый же водитель маршрутной ''газели'', на просьбу
разменять тысячу, полез в карман. В итоге, у Джона оказалось двадцать
пятидесяток. Направляясь к киоску, Джон сказал, скорчив зверскую рожу:
- Ну, если у этих крохоборов и с полтинника сдачи не будет... Разнесу на клочки, я уже на грани белого каления...
Сдача нашлась, чему друзья обрадовано взвыли:
- Наконец-то! Дорвались до пива, слава богу!
Чикатило ржал на весь аэропорт, когда Джон, отхлебнув пива, свёл глаза к переносице и дебильно улыбнулся, вдобавок высунув набок язык:
- Лепота!
Чикатило не раз говорил Джону, что с его чувством юмора и мимикой клоуна ему надо работать в ''Маски - шоу'' или в ''Каламбуре''. В самом деле, великий талант пропадает...
Ещё поездка в аэропорт запомнилась по одному автомобилю, что характерно - не ''хаммер''. На стоянку возле аэровокзала зарулил шикарный седан, почти что лимузин, премиум-класса - ''ауди-А-8'', 2003 года рождения. Двигатель у него был не самый мощный в гамме ''А-восьмых'': объём - четыре и два литра, мощностью в триста тридцать пять лошадиных сил. Есть ''А-восьмые'' и помощнее - с шестилитровым двигателем о двенадцати цилиндрах, под капотом таких монстров
прячутся аж четыреста пятьдесят ''кобыл''... К слову, это одна из немногих элитных машин, которая оснащается полноприводной трансмиссией. ''Ауди'' была с номером, где фигурировали аж три буквы "Н".Потом уже Борман пояснил, что машины с такой буквенной серией принадлежат городской администрации Новосибирска, а расшифровывается это тройное "Н" очень даже незамысловато - ''Не хочешь Неприятностей - Не лезь''...
Джон подтвердил, что да, после девяти вечера в город возможно добраться только четырьмя способами: такси, электричка, до которой ещё нужно дойти, попутка, и, наконец - свои же собственные ноги. Поэтому лучше всего уехать на последней маршрутке. Надо ли говорить, что в ''сотку'' Чикатило прибыл не то, чтобы готовый в усмерть, но где-то около того. С непомерного количества пива, ребята, тоже можно и вырубиться, и болеть с похмелья, как с водки. Проверено на себе...
Фюрер, несмотря на его положительные качества, всё же иногда откровенно бесил Чикатилу, своим непредсказуемым поведением. Конечно же, дело касалось Гули, и только её. То он заявляет, что всё, прошла любовь - завяли помидоры, то вдруг громогласно объявляет, что они с Гулей, извольте радоваться, снова вместе. Да и Гуля, как нарочно, то делает вид, что в упор не замечает Чикатилу, то наоборот, зовёт его с собой прогуляться. Тут у любого крышу сдует...
Вот и сейчас, сидя с сигаретой на своей кровати, Фюрер разглагольствовал:
- Всё, амба! Я её больше добиваться не буду, не мальчик, в конце концов. То тебя крутит, то меня, то вообще - левых охмуряет.
- Не понял, - вызверился Чикатило. - Какие такие левые?
- ''Семёрочные'', мать их за ногу! Стою это я в тамбуре, курю. И что я наблюдаю, как ты полагаешь? А наблюдаю я такую, прямо скажем, нерадостную картину: идёт моя... твоя... тьфу, бляха... наша Гуля посередине, а по краям её нежно так двое чувырл поддерживают. Пьяные, само собой. Ладно, думаю, я с тобой потом потрещу за жизнь, в частности и вообще. И пока ты пивасил в аэропорту, она к вечеру заявляется. Спросила, где ты есть, я ответил. И вот, значит, приглашает Гуля меня чинно прогуляться. Я на неё в ответ клыки оскалил: типа, ты совсем уже обнаглела, родная! Она глазами эдак недоуменно хлопает - мол, за что такое ко мне обращение? Ну, я ей всё высказал, от и до... Обиделась, конечно...
Чикатило, посмурнев, признался:
- Первый раз у меня такое. Раньше я своим бабам давал только лишь один шанс, ни за кем так упорно не волочился...
- И много у тебя их было?
- Да как тебе сказать? Не столь много, как хотелось бы, но и не столь уж и мало. Вот только замуж за меня предлагал выйти лишь трём, Гулька будет четвёртой...
- Это... Ты с ума сошёл? - недоумевающим голосом протянул Фюрер. - Дохлый номер, авторитетно тебе заявляю! Дохлее не бывает.
- А что? - пожал плечами Чикатило. - Попытка - не пытка, за спрос в лоб не дадут. Попробую. Вот только это будет мой последний раз, в том смысле, что больше с ней общаться не буду. Я её избегать стану, чтобы её лишний раз не видеть.
- Круто берёшь, маньяк.
- Самое то. Кто знает, герр оберст, как у неё жизнь сложится. Если хорошо - бога ради, я за неё только рад буду. Если плохо - пусть потом локти кусает, меня или тебя вспоминая. Хотя... Навряд ли она будет таким сантиментам предаваться. Не знаю. ****ь, ну нахера она тут появилась?!
В возгласе Чикатилы было столько боли и отчаяния, что Фюрер испугался. Он стал уговаривать его не кипятиться, выбросить Гулю из головы, мол, какие твои годы, у тебя ещё всё впереди, будет много баб, найдёшь себе такую же, а может, и получше...
В комнату зашёл Мутант:
- Вечер добрый, господа! Кофейком не угостите?.. Чикатил, ты чего такой мрачный? Погоди, попробую сам угадать. Шерше ля фам?
- Фемине фатале, - огрызнулся Чикатило.
- Ага, я так и знал! Слушай, маньяк, я тебя прекрасно понимаю. У самого когда-то был амур с мадам казахской национальности. Ну, там малость по другому было, но конец - почти такой же...
- Это как? - удивился Фюрер.
- А вот... Была в моей жизни одна фройляйн, тоже Гуля. Только у вашей - полное имя - Гульнара, а у моей - Алмагуль. Но не в этом дело. Значит, приходит ко мне домой один человек, простой, как перпендикуляр. Обычный работяга, никакой не крутой, не блатной, ничего такого. И с ходу берёт быка за рога: так и так, мол, гуляли мы давеча с девочками по вызову и попалась мне одна лялька обалденной красоты, нерусская. В общем, говорит, Серёга, надо девке помочь, схорониться ей
надо, недель на несколько, пока весь шухер не устаканится... Ну, я возьми и согласись. Жила она у меня полтора месяца. Имел я её на завтрак, на обед и на ужин. Прихожу с работы, дома - чистота и порядок, всё постирано и выглажено. А уж как она готовила! Я на восемь кэгэ поправился... И до того я к ней прикипел, что когда она уезжала, я чуть ли не рыдал, уж очень удобная была дама. И хозяйственная, и красивая, и умная. А уж трахалась - мама не горюй!..
- СОСКОЧИТЬ хотела, надо полагать, а? - предположил Чикатило. - Вообще-то, насколько я знаю, в ''эскорте'' никого силой не держат...
- Я не знаю, что она натворила, - ответил Мутант. - Кто я такой, чтобы к ней с расспросами лезть? Но факт, её я не забуду...
- Ну и к чему ты это рассказал? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило.
- К тому, что не надо за ними гоняться. Нет, ну я понимаю - раз, второй, третий. Но не вечно же, мать твою! Мозги крутит? Плюнь и разотри. Любовь? Это не любовь, Чикатил, а нервотрёпка... Кстати, маньяк, у меня идея возникла, хо-хо! Сможешь у себя дома бабу приютить?
- Да я последние лет пять только об этом и мечтаю! - завопил Чикатило. - Я тоже человек. Я тоже хочу, чтобы у меня была семья. Вот только до сих пор ни хрена не получается, хоть вой...
- А может, не тех выбираешь? Ну вот, видишь... Ну так как, насчёт приютить? На время, а там видно будет. А?
- Да без проблем! Нет, серьёзно, - не вопрос. Я понял, что ты задумал. Давай попробуем, чем чёрт не шутит.
- Добро. Если что, мы сажаем её на самолёт, в Барнауле встречаешь, а там - по обстоятельствам...
А в самом деле, подумал Чикатило, может что-то да и выгорит. Ведь не зря же считается, что самые верные жёны - как раз бывшие проститутки.
Лет восемь назад был такой случай. Алексей с Джоном попали на одну пьянку, где бухали военные из ракетной дивизии, войск РВСН. И один капитан пожаловался, что до сих пор не может оттрахать ни одну бабу, так как они сознание теряют, чуть ли не в самом начале процесса. Разумеется, капитана подняли на смех, в том плане, что ему никто не поверил. Тот, недолго думая, спустил штаны с трусами, взял со стола стакан и надел его прямо на свой член. Вояки притихли. Капитан, стоя с закрытыми глазами, чуток напряг нужные мышцы. И стакан... разлетелся
на мелкие осколки! Какие у всех были глаза - это надо было видеть... Тут один прапорщик предложил капитану:
- Слышь, Михалыч! Есть у меня одна тёлка, любит потрахаться до одурения. Вот она-то под тобой ни в жизнь не отрубится. Наоборот, ты на ней сдохнешь...
Короче, капитан поспорил с прапором на ящик водки. Оно и понятно, оба были уже хорошо поддатые, кровь забурлила и никто не хотел уступать.
Прапор бомбой выскочил на улицу, сел в свою ''шестёрку'' и умчался. Вояки радостно потирали руки: кто бы ни проспорил, а пить-то всем вместе... Прошло минут сорок, вернулся прапор с этой самой тёлкой лет тридцати. Довольно симпатичная, не худая и не толстая, белобрысая. Не Клава Шифер, но и не, прости господи, Валерия Новодворская... Дамочка оказалась вовсе даже своим мужиком, компанейская, без комплексов. Пропустив пару стаканов, она взяла капитана за руку и увела его в соседнюю комнату. Все, забыв про водку, затаили дыхание. Минуты через три послышался короткий протяжный стон. Вояки еле сдерживались, чтобы не заржать. Но, когда ещё секунд через десять в дверях появился капитан, в одних трусах, и виновато развёл руками - ракетчики грохнули, даже проигравший прапор, и тот гоготал, до слёз. Сейчас капитан, теперь уже - майор, женат на этой самой белобрысой тёлке,
имеют двоих сыновей, живут и в ус не дуют...
Так что, правильно пел Игорь Тальков: понимаешь, ты не знаешь, где найдёшь, где потеряешь... А с Гулькой не сегодня - завтра будем иметь серьёзный разговор. Надоело. Пора бы уже и определиться, или я, или Фюрер, или никто из нас...
Гуля пришла на следующий вечер, одна, без подруг. Чикатило как раз изволил пить кофе, как истый аристократ или не менее истый дегенерат.
Фюрер зависал в одной из комнат с Белкой. А они постоянно уходили в какой-нибудь другой ''нумер'', поспокойней. Ибо 20-я, как уже неоднократно отмечалось, спокойствием как раз не отличалась.
- Привет! Ты один?
Чикатило ''недоуменно'' осмотрелся:
- Надо же, и вправду один, а я и не заметил...
Гуля засмеялась, отчего Алексею на миг стало откровенно паршиво. Он чуть не взвыл от тоски, чуть не заорал: да что же ты со мной делаешь?!
Не заорал, конечно, не взвыл, сумел сдержаться. Подумал отрешенно: сопьюсь, к херам...
- Кофе? Чай? - предложил он Гуле.
- Нет, спасибо. Долго есть будешь?
- А что?
- Пойдём, прогуляемся. Девки там, в общаге, к экзаменам готовятся. А у меня настроение какое-то не учебное. Даже не знаю, как я диплом защищать буду, хотя мастачка наша говорила, что я ''иду на красный''.
- Ты сдашь, - уверенно сказал Алексей. - И диплом защитишь, куда ж ты
денешься? Вот только, что потом? Якутия?
- Не знаю. Честно говоря, мне туда ехать не улыбается. Мы недавно посидели с девками, порешали, что дальше делать. В общем, мы втроём - Надька, Анька и я - либо останемся работать здесь, в городе, либо будем поступать ещё куда-нибудь. Хотим на штукатуров - маляров, но не знаем, получится или нет. Но от Якутии надо отмазываться, по любому.
- Угу, - согласно кивнул Чикатило. - Ездили мои родственники в эту Якутию, по работе. Муть, говорят, тихий ужас...
- Вот и я про то же самое. Ладно, посмотрим... Не поняла... Ты зачем пистолет с собой берёшь?
- А я теперь без него никуда не хожу. Знаешь, Гуль, бывшие менты всё-таки правильно говорят: привыкнешь к оружию за время службы, а потом без него, как без штанов. Так оно и есть.
Не успели Чикатило с Гулей переступить порог, нос к носу столкнулись с
Фюрером и Белкой. Танька была несказанно удивлена и не скрывала этого, а Лёха, сделав непроницаемое лицо, буркнул ''привет'' и с независимым видом прошмыгнул в комнату.
- Чего это он? - удивилась Гуля. - Как будто с прошлого года мне тысячу должен.
- В смысле?
- Ну, не остановился, не поговорил. Кстати, кто она ему? Я про Таню...
- А хрен их знает, откровенно говоря, - искренне сказал Чикатило. - Не забивай голову. Лучше настройся на серьёзный разговор.
- Шибко серьёзный? - лукаво покосилась Гуля.
- Ну... Не знаю, как для тебя, а для меня - очень даже шибко. Сейчас, в парк придём и поговорим. Там тихо, умиротворяюще, и орать не придётся...
Собственно говоря, парк - это слишком громко сказано. Небольшая территория за жилыми пятиэтажками, с асфальтированными дорожками, скамейками и озелененным участком. Другими словами - общий двор, где резвится детвора, молодые мамы гуляют с колясками, собаководы выгуливают своих питомцев, а по вечерам на скамейках тусуется молодёжь, с гитарами и, непременно, с пивом, а то и с водкой. Сами здесь пили не один раз, и не два...
- Опять будешь мне в любви признаваться? - кокетливо спросила Гуля.
Чикатило мысленно чертыхнулся, взял её за руку, остановился и развернул её лицом к себе.
- Не опять, а снова... - поправил он. Помолчал, собираясь с духом, резко выдохнул: - Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. Выходи за меня замуж?
Гуля некоторое время обалдело смотрела на него, хлопая своими раскосыми чёрными глазами. Горы бы свернул ради неё, пронеслось в голове Алексея. Банальность, конечно, но так и есть...
Гуля вдруг засмеялась. Потом поцеловала Алексея в щёку и сказала:
- Молодец, не ожидала. А теперь послушай меня внимательно, пожалуйста... Я не хочу замуж. Ни за тебя, ни, боже упаси, за Фюрера, ни за кого другого. Вообще не хочу. Далее. Ты меня любишь, это понятно и, не скрою, - приятно. Но... Я тебя тоже люблю, только - как друга, понимаешь? Семейная жизнь не для меня, пойми. Я люблю повеселиться, походить в кафешки, на дискотеки, побухать в хорошей компании. Я молода и, смею надеяться, красива, я хочу погулять, насладиться
жизнью, покуражиться. Ты - серьёзный парень и я не та, которая тебе нужна. Совсем не та. Пожалуйста, бога ради, не обижайся, но - нет...
Чикатило подавленно молчал, дымя сигаретой, что твой маневровый тепловоз. Что-то подобного он, если честно, и ожидал. Но, бог ты мой, как же он яростно желал услышать желанное ''да''... Бог свидетель, несмотря на всё, он любил, любит, и будет любить её, до самой смерти... Это груз, ребята. Кто не любил, тот не поймёт. Только тогда он понял, что чувствовала Надюша. Понял и мысленно попросил у неё прощения: извини, не сложилось...
- Обиделся? - тихо спросила Гуля. - Прости, пожалуйста.
- Всё нормально, - глухо отозвался Чикатило. - Уважаю тех людей, которые не постесняются правду в глаза высказать.
Сопьюсь, отстранено подумал он. ****ь, да за что мне это?! За какие такие грехи?! Я же не смогу её забыть, никогда не смогу, я-то самого себя лучше знаю....
- Гуль?
- Аюшки?
- Сделай мне, пожалуйста, всего одно одолжение, а?
- Если смогу, сделаю.
- Думаю, что сможешь... Я тебя попрошу лишь об одном: пожалуйста, бога ради, ради всех святых - не приходи больше к нам... Ты умная, поймёшь...
И Чикатило, резко свернув вправо, пошёл в ''сотку'', чувствуя, как лицо стягивает, кривит вовсе уж страшно. Он шёл, низко опустив голову, но не оттого, что СЛОМАЛСЯ, нет - просто не хотелось пугать своей маской людей, они-то здесь при чём?
Зайдя в комнату, Чикатило, не глядя на Фюрера с Танькой, снял с себя куртку. Повесил её в шкаф, закрылся на три оборота. Достал пистолет, подошёл к окну. Глухо сказал, по прежнему ни на кого не глядя:
- Одеялом накройтесь, что ли, не дай бог рикошетом зацепит... - и сдвинул предохранитель на спусковом крючке.
Фюрер без лишних слов повалил Таньку на кровать, лёг сам и укрыл обоих
покрывалом, изнутри чуть приподняв его, чтобы было как в шатре. Грамотно, в общем.
Над дверью в их комнате была прибита полка из ДСП, а на ней стояла коробка, где хранились всякий инвентарь с инструментом. Чикатило, держа ствол обеими руками, разрядил весь запас шариков в эту коробку. Несколько раз промахнулся, потому что было слышно, как отскочившие от полки шарики ударяют то в окно, то в койку, то в стоящие на столе банки. Два шарика срикошетили в самого Чикатилу, - в правое колено и в грудь. Танька, сжавшись под покрывалом, периодически взвизгивала.
Когда хлопки смолкли, Фюрер осторожно выглянул из-под покрывала:
- Идиот! - заорал он. - А если бы тебе в морду попало?!
- А плевать, - тусклым голосом ответил Чикатило. - Ничего бы не было.
Тут завопила Танька:
- Чикатило, баран ты безрогий! Что на тебя нашло?!
- А ничего особенного, выяснили отношения, только и всего...
- Во-о-он оно что... - протянул Фюрер. - Следовало бы догадаться по твоей чёрно-белой фотографии... Расскажешь?
- А зачем? - пожал плечами Чикатило, пряча кобуру с пистолетом под подушку. - И так всё ясно, я полагаю. Есть что выпить, а? Нажраться охота, до полной потери человеческого облико морале.
Танька тихо присвистнула. Фюрер округлил глаза:
- Откуда? У нас это дело долго не залёживается, сам знаешь.
Чикатило открыл дверь на условный стук. Вошёл Борман:
- У вас ничего из спиртного не завалялось, случайно?
Танька с Фюрером сложились пополам, от хохота. Чикатило обескуражено
протянул:
- М-да... Аномалия, однако, не иначе...
Борман растерялся:
- Что вы ржёте, кони педальные? Спросить нельзя?
- Ой, не могу... - выдавил Фюрер, переведя дыхание. - Два сапога пара, в натуре... Борман, ты - кадр. Не успел Чикатило поинтересоваться насчёт бухла - и ты нарисовался, туда же.
- А-а... Займите денег, кто-нибудь, а? Напиться тянет, мочи нет. Чикатило?..
- Да есть у меня, есть. Я тебе и занимать не буду, пошли кого-нибудь за спиртом, пусть литру возьмут. Держи. Пьём вместе, у меня аналогичное желание, какое совпадение... Сегодня кто дежурит? Добрая? Тады ой, пить - так пить. На ещё, пусть полторашку берут.
Борман аж просиял:
- Где пьём?
- А у нас и сядем. Закуски навалом, музыка есть. И пошло оно всё, куда
подальше...
Чикатило, Борман, Фюрер и Мутант пили без продыху ровно неделю. За неделю две комнаты, 20-я и 29-я, четыре раза попадали в рапорт. Но на это всем было наплевать свысока. Когда дело доходило до разборов с мастерами и воспитками, в дело вступал Мутант, а иногда и Фюрер. Чикатило же, с Борманом, все упрёки и угрозы слушали молча, не вступая в перепалку. Выгонят - подчинимся, не выгонят - тоже ничего. В общем, оба они плыли по течению, ни во что не вмешиваясь. Просыпались утром, опохмелялись, завтракали, шли на учёбу, потом на практику, получали свои порции трудотерапии, отрабатывали их и вечером, после ужина, напивались опять, в дымину.
Иногда у Чикатилы, по пьяне, замыкало ку-ку, и он начинал строить всех, кто ему не нравился. Однажды ворвался в шестую комнату, к глухарям, хотел дать бани Ырыке. Выковыривали Чикатилу оттуда свои же - Конь с Куземой. А глухари - втораки сидели, суки, как мыши под метлой... Один раз пошвырял по комнате Колоска, вспомнив ту пьянку, у лозоплётов в комнате. И совсем уже ни в звезду ни в Красную Армию - накинулся на Банзая, рыча тому в лицо: ''-Из-за тебя, урода, реальных пацанов повыгоняли!''. Затем переключился на Моряка, лупя его куда ни попадя: ''-Лохи, говоришь?! Ты крутой, говоришь?! А вот как бы не так...'' Кузема с Вертолётом насилу оттащили тогда Алексея от Моряка, который был ни жив ни мёртв...
Единственный, перед кем Чикатило потом долго извинялся - Банзай. А перед остальными - не посчитал нужным, перебьются.
ГЛАВА 39.
Странно, что даже после этих выходок Чикатилу не выгнали. Хотя, по идее - должны были, просто обязаны. Но нет, даже на педсовет не вызывали.
Зато в конце апреля выперли сразу троих лозоплётов: Ящика, Беспалого и
Квазиморду. Хотя, нет, Квазиморда ушёл сам - не захотел дальше учиться. И ведь никто же его не удерживал. Что было вовсе странно, поскольку он, в отличие от других, скорбных на голову парнишек, особой ''свирепостью'' не отличался. Наоборот, учился нормально, в рапорт практически не залетал, а пил крайне редко. И то, напившись, практически сразу заваливался дрыхнуть.
Витьку Беспалого выгнали с подачи Надежды Павловны, когда та увидела, что стало с Циклопом после того, как Витька избил его. Как это ни парадоксально, но Витька всё сделал правильно. Циклоп, будучи подшофе, начал буянствовать. Наехал на Семёна, вспомнив некстати, как тот его сдал воспитке. Ну и начал качать права. Беспалый тоже был в предкоматозном состоянии, но ещё соображал. Он пытался по хорошему разрулить щекотливую ситуацию, но Циклоп и слушать ничего не хотел. Забычив шары, он тупо продолжал терроризировать Семёна. Беспалый, видя, что все уговоры бесполезны, привёл последний аргумент: тремя
сокрушительными ударами разбил рожу Циклопу, в хлам. В это время Родинка делала обход. Зайдя в комнату Семёна, она увидела следующее: на полу, в луже крови, лежит Циклоп, над ним исполняет дикарский танец Беспалый, жутко вопя нечто вовсе уж невразумительное, а в углу комнаты, на полу, сидит съёжившийся Семён, белый, как снег...
По идее, их должны были выгнать обоих, и Циклопа, и Беспалого. Но, как это водится, воспитка составила докладную, исходя из того, ЧТО она видела. Никто не стал докапываться до истины, Циклоп стал пострадавшей стороной, Беспалый, соответственно, виновной, а Семён - вроде как ни при делах. И Беспалый стартовал из ''сотки'' быстрее крылатой ракеты...
От кого, а от Ящика такого выбрыка не ожидал никто. Залетавший в рапорты исключительно по двум ''статьям'' - кража изделий из лозы и последующая их продажа на площади Маркса, а также нахождение его подруги Ирки в его комнате после отбоя, - Ящик на этот раз сошёл с ума, натуральным образом. И ведь не был он тогда ни пьяным, ни обкуренным, ни обколотым - достоверно известно.
Коленвал вломился в 20-ю и с порога заорал:
- У Ящика крышу снесло!
Фюрер, стоявший ближе к двери, выскочил первым. А там и Чикатило выглянул. Со стороны 27-й, и в самом деле, доносились звуки, свидетельствующие о нешуточной свалке - крики, вопли, удары, охи, маты... Семён держался за челюсть - это, оказывается, Ящик его угостил, когда Сёма полез успокаивать буяна. Потом из 27-й колобком выкатился Соловей, тоже подраненный - Ящик умудрился засветить ему в левый глаз.
Во, подумал Чикатило, прекрасный шанс набить морду и встряхнуться, при этом оставаясь незапятнанным... И вдвоём с Коленвалом они влетели в комнату к Ящику.
- Валим его, на пол! - скомандовал Чикатило и врезал Саше в грудь кулаком. Вроде бы и удар был нехилым, нанесённый по всем правилам, как учил Гуляй. Однако, Ящик на это никак не среагировал - не упал, не согнулся, даже не пошатнулся. Коленвал попытался провести бросок через бедро, но в итоге сам оказался на полу, в недоумении хлопая глазами. Секундой позже возле него приземлился Чикатило - Ящик исхитрился свалить и его.
- Едри его маму! - прокряхтел Алексей, вскакивая. - Сопротивляется ещё, курва!
И нанёс удар ногой под коленный сгиб Ящика. Тот упал на правое колено и тут же на него обрушился Вова, припечатывая того к полу. Чикатило ребром ладони нанёс несколько ударов по бицепсам Ящика, чтобы у него отнялись руки. Помогло. Тогда вдвоём они перевернули Сашу на живот, завели ему руки за спину и скрутили их чьим-то ремнём, валяющийся на полу. Чикатило вытер пот со лба, встал и обернулся, тяжело дыша. На пороге комнаты стояла Косая и с любопытством, как показалось Алексею, смотрела на происходящее, скрестив руки на груди. Ящик, повернув голову, заметил воспитку и заорал на неё:
- Что, довольна, сука?! Иди сюда! Развяжи мне руки! Я тебя трахну так, что у тебя дым из ушей пойдёт! Ну?!
Косая ни на йоту не изменилась в лице. Молча развернулась и вышла в коридор. Коленвал, стоя возле Ящика на коленях, наклонился к нему и двумя пальцами нажал ему на лицо под верхней челюстью:
- Дебил, ты что творишь?! Выгонят же, урод!
В ответ Ящик взвыл и попытался укусить Коленвала. Вова успел отдёрнуть руку и костяшками пальцев несильно врезал ему под нос, отчего Саша ужом заизвивался на полу. На протяжении всего этого времени Ящик не затыкался ни на секунду - выл, рычал, хрипел, издавая жуткую какофонию звуков. Всё равно, до Рыбака ему было, как до Китая раком...
Через несколько минут в комнату зашла медсестра, которую ненавидели
практически все пацаны, на что ей, понятное дело, было начихать. Она сделала Ящику укол и вскоре тот уснул. Парни переложили его на койку, развязали ему руки и вышли из 27-й.
Все сходились в одном мнении - кранты Саше, вылетит, как пить дать. Косая такого хамства в свой адрес не простит...
На следующее утро Ящик зашёл в 20-ю:
- Простите меня, пацаны. Особенно вы, - обратился он к Чикатиле и Коленвалу. - Сам не думал, что сотворю вот такое...
- Вот, кстати, - вскинулся Фюрер. - Не соизволишь ли нам объяснить, что на тебя вчера нашло?
- А всё подряд, - сгорбился Ящик. - Мать жутко заболела, отсутствие денег. Думаете, я от нечего делать корзины с вазами тырил и продавал? Ага, делать мне больше нечего. Да тут ещё и Ирка, тварь такая, хвостом завиляла. А я её люблю, без дураков. Вот и слетел с катушек...
Чикатило благоразумно промолчал - сам не без греха.
- Даже если меня и выгонят, - продолжал Ящик. - Домой я не поеду, мне там, в Кургане, ловить нечего, абсолютно. Я останусь здесь, в Новосибе. Нравится мне этот город. Устроюсь куда-нибудь на работу, сниму комнату у какой-нибудь бабки, буду жить и работать.
- А мать? - вкрадчиво поинтересовался Коленвал.
- Там есть кому о ней позаботиться, - отрезал Ящик. - Я хочу с нуля свою жизнь построить, без чьей-либо помощи, сам.
- Так не бывает, - покачал головой Чикатило. - Пословицу такую знаешь? Один в поле не воин? Ну вот...
- Всё равно, я попробую, - упрямо сказал Саша.
- Да ради бога, флаг тебе в руки и - вперёд, с песней...
Как и предполагалось, Ящика всё-таки выгнали. Педагоги рассчитывали на то, что он сразу же поедет к себе, в Курган, к больной матери. Но Ящик сделал всё по-своему, как и говорил - остался в Новосибирске, несмотря ни на что. Поселился в Северо-Чемском жилмассиве, в том же самом доме, где жил Костя Маршал, что оказалось не более, чем совпадением. А работать он устроился на площади Маркса, в летнем кафе, с которым у Чикатилы связаны самые мерзкие воспоминания...
Мама Света зашла в кабинет, где обувщики изучали теорию, положила на стол классный журнал, поправила причёску и сказала:
- Сегодня, ребята, у нас будет необычный урок. Нет-нет, никаких лекций, никаких видеофильмов, ничего подобного. К нам в училище приехали гости - мужчина и женщина, из Швеции. И с ними сопровождающая, из соцзащиты. Зачем? Дело в том, что у шведов, как это ни странно, нет такой системы по оказанию социальной помощи ихним инвалидам. У них нет аналогов нашей соцзащиты, нет училищ, подобных нашему, ничего нет. И они решили восполнить этот пробел. Эти двое
шведов сейчас ездят по городам России, где имеются училища-интернаты,
собирают всю информацию о работе НАШЕЙ системы. Потом они у себя дома
проанализируют всё, что собрали и, исходя из этого, попробуют сделать как у нас, только, я думаю, гораздо лучше... Если по ходу дела у кого-нибудь возникнут вопросы - пожалуйста, можете их задавать. А пока, чтобы не терять времени, давайте запишем тему сегодняшнего урока...
Раздался стук в дверь и в кабинет вошли трое. Швед оказался очень худым и очень высоким мужчиной, прямо-таки баскетболист какой-то, этакая коломенская верста по-шведски. Его спутница выглядела обычнейшей женщиной, не зная и не скажешь, что она иностранка. Импортные люди, что удивительно, были одеты совершенно даже обыкновенно: оба - в джинсах, в свитерах крупной вязки и в кожаных куртках. Сибиряки, и только. Разве что лица у них были чуточку иного типа, НЕНАШЕНСКИЕ, одним словом.
Зато третья женщина была из тех, на кого засматриваются практически все мужики с нормальной ориентацией. Красивейшая дама, роскошно одетая. Это и была работница соцзащиты и, по совместительству,
переводчица. Рядом с ней шведка откровенно не смотрелась, по всем статьям.
Группа встала, как и положено воспитанным ученикам. Шведы синхронно
замахали руками: мол, что вы, не нужно утруждаться, к чему эти церемонии. Но парни сели только после знака Мамы Светы.
Швед, увидев образцы обуви, изготовленные предшественниками группы ''О-134'', сразу же схватился за цифровой фотоаппарат, висевший у него на груди. Сделав несколько снимков, он спросил что-то у переводчицы, судя по всему - на английском. Та перевела:
- Он интересуется, вся ли обувь сделана руками инвалидов?
- Да, конечно, - кивнула мастер. - Это дипломные работы наших ребят, которые уже отучились. Могу вас заверить, что повседневную обувь делают так же красиво, как и эту... Дима!
Алексей обернулся и хмыкнул вместе со всеми: Конь подскочил к шведу,
разглядывая фотоаппарат. Швед, поначалу немного удивленный, понял что к чему, снял камеру с груди и с широкой улыбкой протянул его Коню. Тут уже удивился Дима. У него аж глаза стали круглыми. Он обернулся к Чебаку и жестами спросил: подарок? Вот тут уже грохнули все. Эдька бытрыми жестами всё разъяснил. Конь, так и сяк повертев ''кэнон'', с видимым разочарованием протянул его обратно шведу и сел на место. Мама Света, из-за спины гостей, показала ему кулак.
Шведка задала вопрос и социальный работник перевела:
- Спрашивает, много ли у вас в группе глухонемых ребят?
- Четверо, - показала на пальцах мастер импортной гостье. - Трое слабослышащих и один полностью глухонемой...
Шведка, что очень не понравилось Алексею, смотрела на всех парней с явной жалостью. А НОРМАЛЬНЫМ инвалидам эти взгляды ох как не по нутру. Терпеть ненавидят, когда их жалеют и сердобольничают... Сопровождающая, видимо, поняв это, перевела ещё несколько вопросов и ответов и поспешила увести иностранцев в другой кабинет.
- Садитесь, - махнула рукой Мама Света, когда гости вышли. И, поскольку Чикатило сидел прямо напротив неё, она заметила его изменившееся лицо:
- Лёша! Чем недоволен?
- Да так...
- Ну а всё же?
- Эти шведы... Они ходят здесь, как по зоопарку... Как же, экзотика, рашен инвалидз...
- Угу, - добавил Маршал, далеко не жизнерадостно. - Будто мы - смертельно больные и не сегодня - завтра перемрём.
- Во-во, - поддакнул Фюрер. - Вы-то у них за спиной стояли, не видели, КАК шведка на нас смотрела... Вам бы тоже не понравилось.
Мастер посмотрела на них по очереди, невесело хмыкнула:
- Как в зоопарке, говоришь... Ладно, продолжаем урок...
Вечером, после ужина, Чикатило направился на улицу перекурить, но на вахте его остановил охранник дядя Серёжа:
- Это ты в двадцатой комнате живёшь? Будь здесь, тебе сейчас звонить будут, по межгороду. Какой-то парень. Сказал, что раньше с вами учился...
Или Руден, подумал Чикатило, или Еврей, больше некому. Бек звонить не будет, Рыбак с Огнём - тем более, у них дома и телефонов-то нет.
Дядя Серёжа был ''нашим клиентом'', по двум причинам - пил безбожно, даже находясь на смене и у него на правой руке не было четырёх пальцев...
Чикатило снял трубку:
- Да, слушаю.
- Здорово, зёма! Не забыл ещё?
- Забудешь тебя, как же... - иронично протянул Алексей. - Здорово, Руден! Как оно ничего?
- Да ничего, нормально. Уже ходить начал. Всё, нога уже капитально зажила, как Фюрер с Рыбаком и говорили. Группу, правда, сняли...
- А почему?
- А сказали, не полагается... Да и хрен с ними, я по другому вопросу звоню. Тут меня глухарки достали...
- В смысле? - удивился Чикатило.
- Да это... Лариса, бывшая моя, настропалила Олю эту, которая с Дятлом дружила, и она теперь мне почти через день звонит. Задолбали уже, - Руден захохотал. - Лариса тебя любит, говорит. Спрашивает, а ты её любишь?
- Делать им нечего, - проворчал Чикатило.
- Так вот и я про то же самое! Ну, ты знаешь же - будут звонить теперь до самой смерти...
Вот это была ещё одна отличительная черта глухарок: если те пацаны, в которых они влюбились, уехали домой - откровенно тосковали, всяческими правдами - кривдами узнавали номер телефона и всё, тушите свет, пацаны... Так же и Оля тосковала по Дятлу, и Адвокатова Катя, и Рита - по Беку.
- Ну, а я что могу слелать? - спросил Чикатило.
- Зёма, ты - мой последний шанс, в натуре говорю. Ты им скажи, глухаркам, что я, типа, женился, что у меня жена ревнивая, скандалы закатывает. В таком духе. Блин, ну я уже не знаю, что с ними делать, честное слово! Хоть телефон обрезай. Выручай, зёма.
- Да сделаем, без проблем. Ёлы-палы, Руден, это же шухеру будет до небес...
- Знаю, - снова захохотал Игорь. - Пусть, вам не привыкать. Зато от меня отстанут, может быть... Вы-то как?
- А всё так же, только уже без вас. Пьянки, разборки, трудотерапия. Ящика помнишь? Выгнали. Долго рассказывать, мы тебе потом напишем, обалдеешь... Скучно тебе дома, поди? После ''сотки''-то?
- Не то слово! Вы мне по ночам снитесь, ей-богу. Ладно, Чикатило, давай закругляться, а то мать орать будет...
- Хорошо. Держись там, Руден. Даст бог, ещё увидимся...
- Надеюсь. Ладно, передавай всем пацанам привет, скажи - скучаю. Давай, будь здоров!
- Ты тоже!
Чикатило положил трубку и в обалдении покачал головой. Ну, глухарки, ну дают! Блин, это хорошо, что мы вовремя сообразили не давать Рите телефон Бека, а то он дома с горя вздёрнулся бы, на первом же фонарном столбе.
- Кто звонил? - спросил Фюрер, когда Чикатило подошёл к парням.
- Руден... - и Чикатило кратко пересказал телефонный диалог.
Как пацаны ржали - это надо было слышать... А Чикатило продолжал:
- Ну что, осколки бригады? Надо спасать Рудена. А посему - запускаем глухарям дезу, всем без исключения, ради вящей правдоподобности: Руден женился, жена ревнивая, скандалы с мордобоем и тэ дэ...
- Вай-вай! - взвыл Фюрер. - Они же нас затерроризируют!
- Да уж! - с чувством сказал Мутант. - Нет, вот сделал же господь созданий - красивые, сильные, талантами нехилыми блещут, а вот поди ж ты, тупые, как валенки...
Моралисты парней бы осудили за такие слова, но что поделать, если всё так и обстояло. Глухари и в самом деле талантливы во многом, что касалось работы, сделанной руками. Ибо ни у кого из инвалидов руки так не развиты, как у глухарей. Ну, ещё пожалуй, у безногих...
В тот же вечер 20-я комната подверглась массированной атаке глухарей. Все, и особенно девчонки, хотели узнать - правда ли, что Игорь ( а глухари называли его ''игОрь'', с ударением на ''О'') женился? Руки уже устали жестикулировать им одно и то же: да, женился, просил, чтобы больше не звонили, жена очень ревнует, бьёт Игоря... Глухари уходили, ожесточённо семафоря друг другу с такой скоростью, что Чикатило с Коленвалом не успевали понять, о чём идёт ''речь''. И буквально
через пять минут, вместо одних приходили другие и всё повторялось... На Ларису Два На Полтора жалко было смотреть, не ожидала девка таких вот пертурбаций. А Рита снова взялась за своё - дай ей номер телефона Бека. И Чикатило, хрен знает в какой раз, объяснял: у Бека дома телефона нет...
Вот эта карусель продолжалась три или четыре дня. Потом глухари угомонились. Но Лариса, Рита и Оля, изредка заходили в 20-ю, напившись, вновь и вновь расспрашивая про Игоря и Бека, бедолаги...
И Чикатило, в единственный раз в своей жизни, не пожалел о том, что глухарки на него не клюют, как говорится. С одной стороны - да, это хорошо, что глухарки такие верные, но с другой - запарился бы от них отмазываться, про относительно спокойную жизнь можно было бы забыть, напрочь...
ГЛАВА 40.
Самые долгие выходные - праздничные дни - приходятся на май: они по
количеству лишь самую малость уступают зимним каникулам. И если на Первое мая Чикатило, вместе со своими братьями, рванул на Алтай, в деревню, где все они и родились, где и пробыли четыре дня, то на Девятое мая он остался в ''сотке'' - хотелось, вопреки строжайщим предупреждениям, выйти в город, на народные гуляния...
В 29-й, на месте Дятла, поселился Лёха Шмат, сердечник, как и Борман,
перенёсший операцию на сердце. Поначалу у Шмата была всего одна вредная привычка - курение. И только попав в двадцать девятую, снюхавшись со всей бандой, стал пить, материться и волочиться за бабами. Стал своим в доску, короче...
На Горскую поехали вчетвером - Мутант, Весёлый, Шмат и Чикатило. Они ещё с обеда пили пиво, поэтому к вечеру были уже хорошенькими. Чикатило, как всегда, взял с собой пистолет, в поясной кобуре. На Набережную Оби решили не ехать, чтобы, если вдруг не смогут попасть в
общественный транспорт, далеко не переться на своих двоих. Да и народу там было - вишне негде упасть, не говоря уже о яблоке...
Остальные пацаны разъехались на праздники кто куда: Борман - домой, Коленвал с Вехоткой - тоже, Фюрера забрала Танька. Вообще-то он ужас как не хотел ехать к ней, но Белка закатила скандал, чуть ли не с битьём тарелок, и бугор обувщиков сдался.
...Еле вылезли из переполненного ''рогатого'', внутри которого было как в час пик. А впрочем, он и был, только разве что внеплановый.
Маленько побродив по парку аттракционов, затарились пивом и взобрались на небольшой холм, откуда открывался прекрасный вид на правый берег. Сели прямо на землю, откупорили бутылки и принялись неторопливо потягивать пиво, благо - время ещё было и до салюта, ради которого, собственно, пацаны и приехали, оставалось часа два-три. Мутант с Весёлым беззлобно прикалывались над Шматом, который уже вовсю улыбался, пошатываясь, так же беззлобно огрызаясь, слегка заикаясь. А Чикатило был не в духе: он видел Гулю, хорошо поддатую, в компании трёх пацанов. Его она не заметила, так как Чикатило сидел в тени
деревьев. Зато он прекрасно расслышал, как Гуля громко похвасталась, проходя мимо ''сотки'':
- А вот тут в меня влюбились аж двое, один даже замуж звал...
Пацаны, сопровождавшие её, громко и, как показалось Чикатиле, издевательски заржали. Чикатило дёрнулся было, но на нём повисли Мутант с Весёлым:
- Куда?!
- Нет, ну пустите, - вяло проговорил Алексей. - Я им ничего делать не буду, просто по яйцам постреляю...
- Чикатил, - укоризненно поглядел на него Мутант. - Что ты, в самом деле, как ребёнок? Не пори горячку, пусть себе идут... И кончай ты сам себе мозги выкручивать, верно тебе говорю. Не любит она тебя, понимаешь? Не любит, заруби себе на носу. И не стоит себя накручивать, это добром не кончится. Плюнь и разотри.
- Бляха, да я всё понимаю! - взорвался Чикатило. - Умом понимаю, что она из меня верёвки вьёт, вот только сердце, ****ь, в смертной тоске заходится, когда я её вижу...
И вот Чикатило, сидя на траве, попивая пивцо, пытался вернуть себе хорошее настроение, которое было утром, но ни хрена не получалось.
Салют был так себе, далеко не фонтан. А может, так только казалось. Люди вокруг радостно вопили при каждом разрыве фейерверка, Шмат тоже что-то орал, Мутант, вообще, тряс в воздухе своим костылём и тоже старался во все лёгкие. Весёлый больше хлопал в ладоши и Чикатило, посмотрев на них, лишь самую чуточку улыбнулся и подумал: завидую я вам, ребята, вашему природному пофигизму, жаль, что я не такой, глядишь, и жить было бы легче...
- Ну что? - спросил Мутант. - Надо домой ехать, однако. Неохота чего-то пешком пилить. Чикатил, ты с нами?
- Нет, пройдусь пешком, развеюсь.
- Ну, смотри, давай без приключений...
А не было никаких приключений, всё обстояло как нельзя лучше. И до ''сотки'' Алексей дошёл минут за сорок, никуда не торопясь, выглядывая по пути какую-нибудь автомобильную ''экзотику''. Но в этот раз ничего путнего на глаза не попалось. Если честно, каждый раз, когда Алексей выходил или выезжал в город, он надеялся увидеть ''хаммер''. Хотелось посмотреть, как он едет, хотелось услышать звук его двигателя. Увы, "первый" ''хаммер'' Алексей больше не видел, хотя пацаны, жившие в Новосибирске, с гордостью говорили: мол, у нас в городе аж три ''хаммера'' ездят...
И тут Чикатило вспомнил, как через некоторое время после того, как он с парнями ездил на ту автостоянку, фотографировать ''хаммер'', Князь сообщил, что её, стоянку, выпотрошили какие-то летчики-налетчики, проникнув на её территорию ночью, застрелив охранника и угнав три "сотых" ''лэнд-круйзера''... Пацаны тогда цинично угорали - мол, хозяин наверняка запомнил троих ''командированных из
Казахстана'' и сейчас на Чикатилу, Бека и Банзая уже объявлен розыск...
На следующее утро в комнату зашёл Весёлый, по своему обыкновению открыв дверь могучим пинком. Даже не оглядываясь, можно было по звуку определить - ага, это Виталя культурно так вошёл...
- Скучаешь?! - жизнерадостно завопил он с порога.
- Отдыхиваю, душой и телом.
- Да-а? А где баба?
- А в окно успела выпрыгнуть.
- Шутник, - проворчал Весёлый. - Слушай, Чикатило, имею до тебя одно
предложение: поехали ко мне домой, а? Что тут два дня делать? Поехали, не пожалеешь.
- Можно, в принципе-то... Долго ехать?
- Да ну, меньше часа. На Западной площадке сядем и - до Коченева. Тебе у нас должно понравиться. А там, глядишь, и вообще туда после учёбы переедешь... Чуток поработаем, мне кое-что сделать поможешь, баню натопим, домашней хавки порубаем, самогонки попьём. Заодно с моими познакомишься, кусаться не будут, не боись... Поехали?
Виталя оказался прав: Коченёво Алексею очень понравилось. Небольшой рабочий посёлок, тихий и спокойный, весь утопает в зелени, чистый и опрятный. Особенно пришлась по вкусу коченевская колодезная вода, не шедшая ни в какое сравнение с новосибирской хлорированной. Курорт, право слово. И если бы у Алексея были бы свободные деньги, он не задумываясь переехал бы в Коченево, на постоянное место жительства. Да и те люди, с кем Чикатило успел там познакомиться, радушно приняли его: Виталькина семья, соседи, его друзья, друзья родителей...
И Чикатило взял моду: практически каждые выходные ездил в Коченево, с
превеликим удовольствием помогая Весёлому в работе, с не меньшим
удовольствием общаясь с Виталькиной мамой, тёть Галей, его младшей сестрой Иринкой, с подругой матери, тоже Галя, да со всеми, короче.
Вот там-то по настоящему и отдыхаешь, душой и телом, даже если работаешь. Чикатило с удивлением понял, что он соскучился по домашней повседневной работе, которой в ''сотке'' сроду не было, трудотерапия не в счёт...
А какие в Коченёво девушки! Кровь с молоком! Вообще, Алексей вывез из Коченёво стойкое убеждение, что самые красивые и по характеру далеко не самые вредные женщины, из числа деревенских, живут как раз там. Городские женщины - это отдельная тема... У Чикатилы было с чем и с кем сравнивать - помотался в своё время немало, и по деревням, и по городам...
В общем, влюбился Чикатило в Коченёво, капитально. Уж больно там хорошо, жаль, что не получилось туда переехать, ах, как жаль...
Май две тысячи второго года от Рождества Христова в ''сотке'' протекал довольно-таки бурно, прежде всего - из-за хорошей погоды. Было тепло, зеленела травка, светило солнышко, девчонки надели короткие юбочки и у многих, после зимней спячки, вновь взыграли гормоны.. Прямо как в одной полупошлой песенке: лето наступило, расцвела капуста, у меня возникли половые чувства... Любой мужик согласится, что с началом весны женщины становятся ещё прекрасней, сексуальней...
С наступлением тепла на карьере вновь стало оживлённо - вокруг котлована с водой размером с небольшое озерцо студенты из ближлежащих общаг и училищ пили пиво и водку, жарили шашлыки или сосиски, особо безбашенные, ''объевшись ваксы'' ( проще говоря - перепив ), ныряли в воду, оглашая истошными воплями всю округу - водичка была ещё холодноватенькой...
Чикатило вышел во двор и закурил ''яву'', не золотую, а простую, в мягкой пачке. Эти сигареты обладали двумя ''достоинствами'' - были самыми дешёвыми из всех сигарет с фильтром и самыми крепкими. Одной сигаретой запросто накуривались двое-трое пацанов. Крепче них только сигары или ядреная махорка. Чикатило посмеялся про себя, вспомнив один забавный эпизод, бывший с ним в Барнауле, в офтальмологической поликлинике...
Алексей лежал там, дожидаясь своей очереди на операцию, третью по счёту. Вместе с ним лежал один парнишка, Игорь, которого привезли из Чечни. У него было осколочное ранение в голову, после которого у Игоря начались проблемы со зрением. Денег и у Алексея, и у Игоря хватало и тратить их оставалось разве что только на сигареты да на шоколадки для девчонок из медперсонала... Ниже ''бонда'' не опускались, каждый день покупали на пробу новые, относительно дорогие пачки сигарет. Несколько раз покупали сигары и сигарильи. В один прекрасный вечер парни, уже изрядно пресытившись импортным табаком, решили отведать нашего, отечественного. И они попросили одного деда свернуть им на двоих ''козью ножку''... Дед, посмеиваясь, предупредил:
- Да вы от моей махры помрёте! Она же термоядерная...
На что пацаны только презрительно фыркали. Дед, всё ещё похехекивая, скрутил им цигарку толщиной в большой палец. Пацаны, поблагодарив деда, зашли в курилку...
Им хватило по одной затяжке, полной грудью. Назад в палату оба буквально ползли по стеночке, кашляя и перхая, выкатывая глаза и согнувшись в три погибели. Под дружный хохот стариков, сидевших в коридоре, парни еле-как добрались до своих коек, сделали по несколько глотков воды и упали спать...
...Чикатило успел заметить только размазанное чёрное пятно в воздухе, даже хоть как-то среагировать не успел, как оказался в железных тисках обьятий.
- Здорово, Чикатило! - прохрипел кто-то прямо в ухо. - Ну-ка, попробуй
вывернуться...
Бесполезно, скрутили его грамотно. Хотя... И Чикатило резко дёрнул головой назад, пытаясь попасть невидимому сзади в предполагаемый нос, один раз такой фокус здорово помог... Видимо, просчитав действия Чикатилы, напавший сзади отпустил его и отскочил подальше. Алексей крутанулся на сто восемьдесят градусов, сжимая кулаки. И разжал их, узнав того, кто стоял в метре от него и с хищной ухмылкой смотрел,
чуть прищурившись:
- Примерно вот так и снимают часовых...
- Рыбак!!! - заорал Чикатило, кинувшись с распростёртыми обьятиями. - Курва ты такая! Чуть заикой меня не сделал, хошха!
- Так ведь не сделал же...
Друзья крепко обнялись, лупя друг друга по спине от избытка чувств и вопя нечто невразумительное, но насквозь радостное.
Рыбак, оторвавшись, внимательно посмотрел на Чикатилу:
- А ты изменился, слушай. Не кардинально, но всё же... Морда более жесткой стала, что ли, старше. Да и глаза тоже... А так - тот же самый, старый добрый Чикатило.
- Я тебя тоже люблю, - проворчал Алексей. - Ты как здесь?
- Как-как... Паровозом, естественно. Я же обещал приехать? Ну вот, сдержал слово. Зови остальных, что ли, будем брататься. Знал бы ты, как я по всей этой шараге скучал! Вы мне снились даже, правда.
- Во, и ты туда же, - удивился Чикатило. - Тут не так давно Руден звонил, то же самое базарил. Бек писал - аналогичная картина... Карась! Ты - наверх?
- Ну! А что?
- Свистни там сам знаешь кому - у нас гость, дюже дорогой.
- Ага, вижу. Базара нет.
- Ну, рассказывай! - потребовал Рыбак, когда Карась скрылся. - Пока вся эта шобла не выползла...
- Слушай! -спохватился Чикатило, вспомнив о правилах приличного поведения. - Ты, наверное, жрать хочешь? Пошли к нам!
- Не пустят ведь...
- Да ну, брось. Сегодня свой дядька дежурит, с ним завсегда дотрещаться можно. О, а вот и он вышел.
Чикатило подошёл к дядь Лёше, с которым скорифаниться оказалось легче, чем выпить пива, с последующей процедурой...
- Дядь Лёш, парня одного пропустишь, а? А мы тебе потом, всей бандой, пива купим.
- Кто такой? - деловито поинтересовался охранник.
Чикатило молча указал подбородком на Рыбака. Дядь Лёша замялся:
- Тезка, я бы с удовольствием, да тут такая незадача вышла... В общем, недавно на улицу выходил директор. Позвал меня на крыльцо, показал как раз на этого чернявого и сказал: " -Не вздумай его пропустить на территорию общежития. Узнаю - уволю на...!". Не веришь - спроси у Сёмы, он рядом стоял. Так что, тёзка, извини, но... Тем более, воспитка сегодня - Луна. Я тебе, конечно, ничего не говорил, но на твоём месте я бы закинул его через третью. И попробуйте только
спалиться... Кишки через жопу вытащу, всей банде, понял?
Чикатило криво ухмыльнулся, свойски подмигнул охраннику и отошёл. Сев рядом с Рыбаком, он покачал головой:
- Тебя ещё помнят, отнюдь не с хорошей стороны...
- Да я слышал, - кивнул Колян. - Забыл тебя на радостях огорчить... Было дело, да - выходил Солдат, подозвал этого мужика и дирик ему что-то внушал, на меня зыркая. Следовало ожидать, в принципе. Ладно, переночую на лавочке...
- На фуявочке! - вызверился Чикатило. - Плохо о нас думаешь, Рыбак. Ты будешь ночевать у нас, будешь накормлен и напоен, зуб даю. Вот насчёт бабы - сложно, сразу говорю.
- Ну, ты даёшь! - изумлённо уставился на него Рыбак. - А если спалимся?
- А мы себя будем тихо-тихо вести... Запомни, Рыбак: я всегда помогу тем, с кем я охрененно сдружился. А если всё-таки спалимся - фигня, домой поедем вместе... О, начали стягиваться, молодец, Карась...
Вся банда, чтобы не мозолить глаза кому не надо, рванула на автобусную
остановку, отмечать приезд Рыбака. Особо решили не напиваться - предстояла сложнейшая операция по контрабандированию Рыбака в двадцатую комнату, поэтому парни купили несколько полторашек пива, поудобнее устроились под крышей остановки и разговаривали, разговаривали...
Когда на улице стало темнеть, Мутант, Фюрер и Коленвал пошли договариваться с девками из третьей комнаты. Даже если бы те и отказали в помощи, у парней было два запасных варианта. Первый: Рыбак лезет в 20-ю по пожарному рукаву, второй: лезет на крышу магазина, оттуда - в двадцать пятую, по покрывалу и пулей - в ту же 20-ю...
Охранник, получив условный сигнал, по громкой связи вызвал Луну, якобы к телефону. И, как только воспитка умчалась на вахту, Рыбак молнией метнулся на второй этаж. В 20-й уже всё было готово для встречи дорогого гостя: еда, чай, койка и два места, где Рыбак смог бы заныкаться, раздайся в дверь неусловный стук. Оба места заранее обмозговал сам Рыбак, прекрасно знавший расположение всех предметов мебели в 20-й. Кто-нибудь другой наверняка не смог бы воспользоваться этими ''тайниками'', но только не Колян, прошедший в своё время
неслабую подготовку. К слову, обоими местами Рыбаку всё же пришлось
воспользоваться...
Парни знали примерное время предотбойного обхода воспитки. Поэтому, когда Луна была в девятнадцатой, - Колян преспокойно запрыгнул на подоконник и держась за него, задом вылез наружу, в распахнутое окно. Чикатило перекинул через подоконник своё покрывало и Рыбак, вцепившись в его нижний край, повис на нём. Чикатило с Фюрером изо всех сил держали покрывало, пока Рыбак не сполз по нему и не встал на решётку, закрывающего окно пятой комнаты, где жили Мутант с Крабом, которые предварительно погасили свет...
Чикатило, быстренько накинув покрывало на свою постель, взобрался на
подоконник и всмотрелся вниз: порядок в танковых войсках, Рыбака внизу не видать, не зря он был одет во всё чёрное.
Как только Луна, предварительно заглянув под койки и в шкаф, никого не найдя, разумеется, - вышла из комнаты, пожелав спокойной ночи, - Фюрер с Чикатилой понимающе переглянулись и синхронно хмыкнули. Луна ещё разов несколько будет стучаться в комнату, так что не стоит обольщаться и нужно быть к этому готовым...
Второй раз Рыбак мгновенно нырнул в шкаф, практически бесшумно залезши под нижнюю полку, где стояла обувь. Луна, поторопив парней с едой (Рыбак наедался), вышла. Рыбак вылез из шкафа, оттряхиваясь от пыли и шёпотом матерясь. Ночь прошла спокойно, никто больше в комнату не стучался.
Встали утром часов в шесть, Рыбак выпил чашку кофе и вылез из комнаты через окно, по покрывалу, крикнув снизу приглушенно:
- Куртку кинь! Колотун на улице, мама родная...
Уехал он после обеда, вместе с Адвокатом, который, как оказалось, тоже ночевал в ''сотке'', у Чебака. Парни наложили Рыбаку в сумку еды и воды, на двоих и изгнанники, тепло поблагодарив за все хлопоты - свинтили. Ехать им было в одну сторону, на одном поезде - до Куйбышева, а там их пути-дорожки расходились...
Через полторы недели 20-я получила от Рыбака письмо, где он сообщал: до Куйбышева доехали нормально, а вот дальше, не дождавшись своего автобуса, Рыбак пёрся через лес двое с половиной суток, около шестидесяти километров - пешим ходом... То-то Рыбак и вёз с собой плащ-палатку, камуфляж и толстый свитер. Ничего, писал, дошёл нормально, спал в лесу, на деревьях, малость простудился...
- Сдурел он, что ли? - недоумённо пожал плечами Чикатило, прочитав письмо.
- А почему? - возразил Фюрер. - Он же говорил, что ему природа нравится, помнишь? И заодно, видать, себя проверил на выносливость, вспомнил, чему его в армии учили.
- Только что...
ГЛАВА 41.
В тот день практически все глухари были напуганы до предела, когда они
увидели, что вытворяют на улице пьяные говорящие. А напуганы они были
потому, что всё видели, вот только ничегошеньки не слышали. Потом уже,
протрезвев, Чикатило подумал, что он сам, если бы был глухонемым, - испугался бы не в пример сильнее. Как известно, пугает незнакомое, насквозь непонятное.
Ведь о том, что у Чикатилы имеется пистолет, знали только четверо глухарей, из его же группы. А они, что странно, никому из своих об этом не ''рассказывали''. Странно было потому, что глухари мало-мальские новости разносят чуть ли не со скоростью света...
Эта идея пришла в голову Борману, озверевшему от скуки и жаждавшему хоть каких-нибудь развлечений. Он поделился ею со всеми и, после
непродолжительного шлифования, идея была принята на ''ура''. Надо сказать, что в тот момент и Борман, и все остальные, были слегка нетрезвые. В противном случае - сработали бы тормоза и идею ни за что в жизнь бы не претворили. И если уж совсем откровенно - Борман ни за что не додумался бы до этого, будучи трезвым...
На ''дело'' вышли втроём - автор идеи (Борман), владелец оружия (Чикатило) и автор сценария (Фюрер). Немного покачиваясь, втроём вышли во двор, изо всех сил притворяясь, что вышли просто так, свежим воздухом подышать.Закурив, придирчивым взглядом осмотрели предстоящее место диверсии. Народу на улице было многовато, но что поделать, не загонять же их всех на пинках в общагу? Авось никто не сдаст...
- В воздухе? Или на земле? - задал Борман вопрос, до истинной сути которого не допетрили бы Холмс, Штирлиц и Коломбо, вместе взятые.
- Конечно, на земле! - категорически сказал Чикатило. - Ближе, да и удобнее...
- Ну, давай, начинай, - кивнул Борман. - Фюрер, готовь пакет...
Чикатило вытащил из бокового кармана камуфляжной жилетки пистолет,
предварительно оглянувшись по сторонам. Снял с предохранителя, прицелился в сидящего на бордюре голубя и плавно потянул спусковой крючок. Хлоп! Голубя будто смело с бетонной окантовки двора. Борман подбежал к нему, схватил его и, держа его за крыло, опустил в раскрытый пакет.
Вот тогда-то глухари и забеспокоились. Они не могли понять - как так? Пистолет при стрельбе должен плеваться огнём и громко бабахать, сами в кино видели. А тут - ничего подобного и в помине нет! А голубь-то - мёртвый! Эстафету по уничтожению пернатых перенял Борман, с одного выстрела СНЯВ ещё одну птицу. Она даже до земли не долетела, Борман успел её подхватить на лету и швырнул в пакет. А глухари сидели пнями, раскрыв рты...
- Дайте я попробую! - взыграл у Фюрера охотничий азарт. Он протянул пакет Чикатиле: - Подержи-ка дичь...
Хлоп! Промах... Хлоп! Голубь, кувыркаясь в воздухе, упал на землю, бешено молотя крыльями по асфальту, пытаясь взлететь. Борман подобрал добычу:
- Живой ещё, гляди-ка... - погладил его по тушке. - Даже добивать жалко.
Фюрер, молниеносно выкинул руку, двумя пальцами обхватил голову голубя и с вывертом дёрнул. Голова осталась между пальцами, из обезглавленной птицы хлестнула кровь, растекаясь по асфальту.
- Ну, ты и монстр! - выдохнул Чикатило, раскрывая пакет.
- А что его мучить? - пожал плечами Фюрер, швырнув голову в урну. - Опачки...
Это глухарки, все до единой, зажав руками рты, ломанулись ко входу, не вынеся такого зрелища и вконец обалдевши. Рита, пробегая мимо с расширенными от ужаса глазами, на бегу провела пальцами по подбородку: мол, дураки...
- Так, ещё одного бьём и хватит, - решил Борман. - Так, где ... Ага!
С первого выстрела он попал голубю в крыло, со второго - добил. Поднял с травы, сунул в пакет, отдал пистолет Чикатиле и скомандовал:
- Ноги! Фюрер, ключ от бытовки дай...
Схватил ключ и пакет, вприпрыжку помчался наверх. А Чикатило с Фюрером сели на скамейку, закурили. Фюрер вытащил из рукава ''олимпийки'' плоскую пластмассовую фляжку, открутил пробку, протянул Чикатиле:
- Глотнёшь?
Чикатило понюхал - в ноздри шибануло спиртом.
- Какие пошлости, - иронично-презрительно скривился он. - На улице, из горла, да ещё и без закуси?! Фи, сударь, вы дурно воспитаны! Не иначе, как в хлеву... А впрочем, я тоже не аристократ...
И сделал большой глоток, тут же занюхав рукавом собственной рубашки. Так же поступил и Фюрер, только занюхивать не стал, затянулся своей ''арктикой''.
- Гульку видел, - сообщил он. - Приходили всей толпой - Надька, Ирка, Анька, ещё две бабы... Ты как раз к брату ездил.
- И что? - хмуро поинтересовался Чикатило. - Опять, поди, понтануться хотела?
- Да нет, в принципе, никакх понтов. Денег просила занять, я отказал - типа, нету. Спросила тебя, я сказал, что ты тоже пустой. Ещё просила сапоги ей на халяву отремонтировать, зимние. Ты извини, Чикатило, но ты - баран. Догадался?
- Опять про Надьку? - покосился Чикатило. - Задолбали вы меня, ребята,
откровенно говоря.
- Не пойму я тебя...
- И не надо. Ты сам от Таньки сдёрнуть хочешь? Не срослось? Вот и у меня тоже не стоит... Не лезьте вы в мою личную жизнь, душевно прошу. Со своими сначала разберитесь... Сапоги где?
- В комнате, в шкафу. Погоди, ты что, ремонтировать их собрался? Сдурел?
- Пока просто взгляну, а там видно будет. Если ремонт лёгкий - с меня не убудет, сделаю. Если тяжёлый - даже и не прикоснусь, зазря уродоваться я не собираюсь. Что там, кстати?
- Понятия не имею, я не смотрел. Мне пополам - я их делать вообще не буду, хоть лёгкий, хоть тяжёлый... Что, пошли дичь готовить?
- Иди, я докурю пока...
Зайдя в комнату, Чикатило выматерился во весь голос - на столе лежала куча перьев, под столом и в мусорном ведре - тоже. Свиньи, вскипел Чикатило и яростно заорал, высунвшись в коридор:
- Борман, твою мать!!!
Из бытовки выглянул Весёлый:
- Чего шумим?
- Вы, сучьи потроха, аккуратнее не могли голубей общипать?! В комнату страшно зайти, в рот вас чих-пых!
- Гы-гы... И ты из-за этого и разоряешься? Мы сами уберёмся, только потом. Заходи сюда. Крикун, блин...
И только Виталя закрылся, как раздался стук в дверь. Что характерно, ключом... Ну, так и есть, Луна.
- Так, ребятки, что вы здесь делаете? - она подошла к электроплите. - М-м, как вкусно пахнет! Что варите?
Борман, честно глядя воспитке в глаза, сморозил:
- А это мать моя курицу привезла. Суп варим...
- А где его хранить будете? - воспитка заглянула в холодильник. - Полный, ставить некуда.
- Да вы что? - натурально изумился Борман. - Да эти крокодилы всё сожрут и костей не выплюнут! Ещё и кастрюлю вылижут и скажут ''мало''! Так что, Галина Сергеевна, боюсь - холодильник не понадобится, даже наверняка.
Луна посмеялась вместе в парнями и на полном серьёзе предупредила:
- Вы, ребятки, курочку-то хорошенечко проварите, а то магазинная птица
особой...
- Да она же домашняя, - перебил её Борман. - Ну а так, конечно, проварим...
Луна вышла, напоследок сказав, чтобы потом убрались в бытовке, а пацаны её горячо заверили, что непременно так и сделают.
- Курица, говоришь? - ''задумчиво''спросил Чикатило и пацаны вновь грохнули. - Домашняя, говоришь? М-да, обманули воспитку, редиски, нехорошие человеки...
Голуби были сьедены, несмотря на то, что оказались малость сыроватыми. Под полторашку разведённого спирта они пошли нормально, никто потом в туалет не бегал.
Никто тогда из педсостава не узнал, что в ''сотке'' есть какое-никакое, а всё же оружие. Никто не осмелился стукануть, хотя могли, и ещё как. Чикатило с Фюрером, проснувшись поутру, в первую очередь про это и подумали. И, после непродолжительного совещания, перепрятали пистолет, вместе с наплечной кобурой, засунув его за батарею.
Утром Мама Света тревожно спросила:
- Кто-нибудь знает, куда Толя подевался? Никто не знает? Алексей, Костя, может быть, вы вдвоём съездите к нему домой? Узнаете, в чём дело, я вам адрес напишу. Я бы позвонила, да у него телефона нет. Шутка ли, две недели не появлялся...
Мастер имела в виду Слезу, который и в самом деле, как сквозь землю
провалился. Нет, ну в самом-то деле, мог бы изыскать способ дать о себе знать: мол, жив-здоров, лежу в больнице, сыт по горло, жрать хочу, приезжайте чаще в гости, я вас видеть не могу... А то - ни слуху, ни духу, ни писем, ни телеграмм...
Но Маршалу с Чикатилой никуда не пришлось ехать, потому что Слеза объявился буквально после обеда. Группа работала в цеху, когда зашёл Толя и как ни в чём ни бывало спокойно поздоровался. Мама Света вперилась в него тяжёлым взглядом:
- Ну и как это всё понимать? Где вы изволили пропадать столько времени?
- Уезжаю я от вас, Светлана Александровна, - огорошил всех Толя.
Чикатило, Фюрер, Маршал и Князь даже работать перестали, удивлённо
вылупившись на него. А мастер растерялась:
- То есть как это - уезжаешь?
- А вот так у нас в семье всё повернулось. Переезжаем мы жить аж в Подмосковье. Потому меня и не было, весь в хлопотах был, тут не до учёбы. Пока с документами вопросы улаживали, пока вещи собрали, пока продавали всё, что с собой не повезёшь, пока дом продавали, переоформляли - всё в таком духе...
- Ну а что, у тебя нет возможности доучиться? До конца, как положено? Жил бы в общежитии, подселили бы тебя в двадцатую комнату... - Фюрер с Чикатилой непроизвольно дёрнулись и Мама Света это заметила. - Ага! Вон у них глаза как загорелись... Что, третьим возьмёте?
- Да запросто! - откликнулся Чикатило. - Давай-давай, Толян! Сам же базарил, что нас мало осталось... Никуда это Подмосковье не денется, за год-то. А на следующий год, глядишь, и я с тобой до Москвы сгоняю, сто лет там не был...
Слеза на несколько секунд призадумался и все аж вперёд подались, уже
приготовившись обрадованно взвыть. Взвыть-то взвыли, только огорчённо,
потому что Слеза покачал головой:
- Я бы с удовольствием остался, мужики. Только это не от меня зависит. Отец уже туда уехал, дотарахтелся насчёт работы для меня, в обувной мастерской. Извините, мужики, но не получится, завтра вечером мы с матерью уже укатим, на паровозе... Светлана Александровна, пожалуйста, выполните одну мою просьбу? Мне нужна справка, что я отучился здесь столько-то дней, прослушал столько-то часов каждой лекции. Я её должен буду там, на работе, предъявить.
- Хорошо, сейчас пойду сделаю, - мастер встала и вышла из цеха.
Видно было, что ей очень не хочется терять ещё одного своего воспитанника, одного из самых лучших. Да и парням не хотелось, чтобы уезжал один из НОРМАЛЬНЫХ, слишком их мало осталось в группе, по пальцам можно пересчитать...
Вечером в комнату зашёл... Ящик. Как уже говорилось, домой он не поехал, остался жить в Новосибирске. И периодически появлялся в ''сотке'', исключительно для того, чтобы хоть ненадолго уединиться со своей Иркой. Которая, кстати, не чуралась перепихнуться с другими пацанами, наплевав на высокие чуйства Ящика. Один раз, двое поддатых парней полушутя-полусерьёзно предложили Ирке потереть ей спинку в мужском душе. Пошла...
- Чикатило, ты что в воскресенье делать собрался? - поинтересовался Ящик.
- Вообще-то, к Весёлому собираюсь поехать. А что такое?
- Да понимаешь, какое дело... Ты же знаешь, где я работаю?
- Ну, на Маркса, в летнем кафе. Слушай, давай без долгих вступлений, покороче.
- Угу. Короче, я тебе предлагаю подработать. Пока - на один день, а там посмотрим. Если тебе понравится - бога ради, я тебе буду хоть каждые выходные уступать. А в воскресенье я Ирку хочу куда-нибудь сводить.
- Условия какие? - деловито спросил Чикатило.
- В принципе - неплохие, мне нравится. Работаю с восьми до восьми, иногда до десяти. Работой особо не грузят, кормят три раза в день, бесплатно. Я там даже ночую иногда, вместе с охранником пиво всю ночь дуем.
- Что делать?
- Утром - расставить столы и стулья, в течении дня разгрузить пару ''шиньонов'' с товаром, на тележке, со склада, привозить пиво в кегах и в упаковках, когда оно заканчивается. Несколько раз вынести мусор, в пластиковых мешках. Вечером - собрать столы и стулья, помочь охраннику зашнуровать тент. Всё. Сотня в день.
И Чикатило согласился...
В воскресенье он встал в шесть тридцать утра. До площади Маркса, если идти пешком - минут десять-пятнадцать, не больше. И без десяти восемь Чикатило доложился о прибытии трём сидящим за столиком женщинам. Они с некоторым сомнением обозрели Алексея, но ничего не сказали: Ящик их предупредил заранее.
Сначала было не так уж и тяжело. Алексей расшнуровал верёвки на тентах, открыл с их помощью два входа-выхода, расставил пластиковые столы с пластиковыми же стульями. Подъехал красный ''каблук'', под завязку набитый коробками с чипсами и прочими орешками. Коробки были лёгкими, машина опустела за какие-то полчаса - на склад приходилось топать окружным путём, из-за невозможности подогнать ''москвич'' вплотную.
Когда подошла очередь пива, вот тут-то и пришлось попотеть: одни только пустые кеги весили около пятнадцати килограмм, а полные - вообще были неподъёмные. Ничего, справился.
Охранники, все поголовно одетые в камуфляж различных расцветок, с некоторым изумлением смотрели на красного от натуги очкарика, которому, по их мнению, здесь было не место, о чём они не постеснялись сказать Алексею. Он в ответ криво усмехнулся, вытирая пот со лба:
- Знаете такое выражение, мужики? ''Джентльмен на мели, в поисках удачи''? Это - про меня, в самый раз... Вот только, чует моё сердце, здесь мне этой самой удачи не найти.
- Эт точно! - не стали возражать охранники. - Хрен её здесь кто найдёт, не только ты. Тут удача - только у хозяйки этого шалмана...
К часам двенадцати стало похуже. Народ всё прибывал и прибывал, и пиво
кончалось с обратной пропорциональностью, Чикатило уже замучился таскать эти кеги. Да и на помойку приходилось ходить всё чаще. Она находилась на пустыре, за метро и приходилось вытворять чудеса маневрирования, что бы, не дай бог, не задеть кого-либо мешком. Тут же на голову и оденут... Какие-то нерусы, не то азербайджанцы, не то таджики, сжигавшие мусор на этой самой помойке, недоумевали поначалу:
- Куда Сашу дел? Где Саша?
- Ваш Саша с бабой прохлаждается, - огрызался Алексей. - Сегодня я за него.
- Вай, зачем тебе эта грязный работа? Чистый работа мало, да?
- На чистую работу так просто не попадёшь, там своих хватает, без меня... Блат нужен, понимаешь? А у меня его нет. И потом, я здесь - в первый и последний раз...
Никто Алексея кормить даже и не собирался. Это стало понятно уже после того, как время обеда уже миновало. Аккуратненько прозондировав этот вопрос, он рванул в ''сотку''.
Фюрер, узрев взмыленного Чикатилу, тихонько присвистнул:
- Не для тебя этот калым, явно. Пойдёшь дорабатывать? Или забьёшь на это дело?
- Да нет. Если уж подписался, нечего труса праздновать. Насчёт ужина
распорядись, будь добр.
- Дык это... А что там Ящик трандел? Насчёт трёхразового питания?
- Вот в том-то всё и дело, что трандел. А я, идиота кусок, поверил...
После обеда работалось уже не так рьяно. Чикатило наматывал километраж по нехитрому маршруту: кафе-склад-кафе-помойка-кафе. Пот лился градом, заливая глаза, из-за этих мусорных мешков одежда стала настолько грязной, что казалось - её не отстираешь никакими ''ариэлями'' и прочими там ''тайдами'', которые в рекламных роликах лихо справлялись с зело невыводимыми пятнами. Клиентура кафе, в массе своей состоящая из простого народа, на Алексея смотрела брезгливо-высокомерно, с превосходством, словно миллионеры - на нищих. Он, лавируя между столиками, то и дело натыкался на этакие взгляды, отчего становилось не по себе.
А так тебе, барану, и надо, мысленно сказал сам себе Чикатило, не будешь верить кому попало. Развесил уши, осёл самаркандский...
Эта, с позволения сказать, работа продолжалась почти до полуночи. Алексею ещё повезло, что успел вскочить в троллейбус, судя по времени - последний, шедший уже в депо или как там оно у них называется.
В комнату Чикатило не вошёл, а буквально ввалился, еле держась на ногах. Фюрер посмотрел сначала на часы, потом на него:
- Это и есть - с восьми до восьми? Мать твою, Чикатило! Ты отпахал, грубо говоря,четырнадцать, ну пусть, пятнадцать часов. И это - за какую-то сотню?! Да на одном половом органе я бы вертел такую работу!
Чикатило молча разделся, свалил в таз грязное бельё, задвинул его подальше под кровать, сел и закурил:
- Фюрер, ты прав, я не спорю. Хрен я, конечно, больше на такой приработок пойду. Только, веришь-нет, бывало и похуже, гораздо хуже. Я бы мог тебе перечислить те виды работ, с которыми мне пришлось столкнуться, но на это много времени уйдёт... Да ты можешь и не поверить. Я просто расслабился, понимаешь? Я, чтоб тебе понятней было, РАЗМЯК, находясь здесь. У нас здесь - сидячая работа, особо не перетруждаемся. И это плохо, а вдобавок - страшно. Когда мы отсюда выйдем, нам будет очень паскудно. Лично я с ба-а-альшим трудом буду возвращаться в тот, прежний ритм работы. И то, если захочу...
Просекаешь, о чём я? Мы здесь разленились, Фюрер. Капитально. Возьмись я за сегодняшнюю работу года этак четыре назад - я бы даже и не вспотел... А завтра, насколько я себя, любимого, знаю, я буду валяться трупом... Пойду, обмоюсь, а то разит от меня, поди...
- Лёша! Лёша, вставай! Пора на линейку!
Кто-то тормошил Чикатилу, пытаясь его разбудить. Алексей с титаническим усилием разлепил веки - над ним стояла Мама Света. Он пошевелился, пробуя встать. И застонал от боли, охватившей всё тело. Мышцы отказывались подчиняться сигналам мозга, отзываясь на них тупой, ноющей болью...
- Светлана Александровна, не трогайте его, пусть лежит, - попросил Фюрер.
- Что такое? - по голосу можно было понять, не глядя, что мастер грозно нахмурилась. - Перепил вчера?!
- Да если бы... Скорее - переработался. Он вчера, в смысле - уже сегодня, - полпервого ночи приполз, натурально. Грузчиком поработал, дурило.
- Вот оно что... - Мама Света хохотнула. - Мышечная реакция, а?
- Ну конечно. Сами понимаете, ученик из него сегодня аховый. Хоть бы к завтра оклемался...
- Ну, ладно. Пусть откисает, раз такое дело. А ты давай побыстрее, тебе рапорт зачитывать.
- Сейчас буду... - и когда мастер вышла, Фюрер спросил: - Ну, как я тебе выходной день устроил, а?
- Мерси боку...
- Кушай на здоровье. Ладно, дрыхни дальше, я тебя закрою.
- Я вот лежу и анекдот вспомнил, прямо точно про меня... Война, идёт бой. Ползёт наш боец по полю, видит - воронка от снаряда. Скатился он туда, а там раненый. Говорит: "Добей, браток, сил нет терпеть...". Ну, боец, делать нечего, выполз из воронки, подальше откатился, швырнул туда гранату. Взрыв. И тихий голос: "Спасибо, браток...".
Фюрер, сквозь смех, спросил:
- Это ты к тому, чтобы я тебя тоже добил? Спи уж, браток, хе-хе...
Чикатило провалялся целый день, только к вечеру смог встать и маленько
походить. Он даже есть самостоятельно не мог, ложка из рук падала. Хорошо, Белка приехала, она и кормила его, и поила, просидев с ним до конца занятий. В последнее время Танюха приезжала в ''сотку'' чуть ли не каждый день. В то время она жила в Центре на Крамском, проходя там курс профориентации - готовилась к поступлению в ПУ-интернат. Чему Фюрер был откровенно не рад...
Парни, выслушав все подробности того калыма, единогласно сходились в одном мнении: Чикатило - дебил, в том плане, что позволил Ящику взвалить на свои уши не один килограмм высококачественной макаронной продукции... С чем он был согласен на все сто восемьдесят процентов, без всяких обид. Пожалуй что, именно с того дня он и стал меньше доверять всяким словесам, стал больше анализировать услышанное...
А вот ко всяким кафешкам у Чикатилы выработалось стойкое отвращение.
Поработав там всего один день, он узнал всю эту беду изнутри. Ну, почти всю...
Это и в самом деле - сифилис. Когда хозяева экономят на всём, даже на своих рабочих. Не говоря уже про ''многоразовые'' пластиковые мешки, которым изначально полагается быть одноразовыми, как презерватив. Когда хозяева накрывают роскошный стол представителям налоговой и санитарной инспекций, а те закрывают глаза на явные нарушения в декларациях и санитарных условиях. Когда хозяева ящиками сдают пустые бутылки, скрупулёзно пересчитывая мятые десятки, на пять раз проверив ''выручку'' на калькуляторе. Когда посетители кафе свысока смотрят на запаренных работяг, как бы говоря: "Мы - люди, а вы - быдло"... Хотя, по большому счёту, сами практически ничем не отличаются от него...
ГЛАВА 42.
Чикатило, вертя сапоги и так и сяк, никак не мог понять, с какой стороны к ним подступиться. В том смысле, что опыта было маловато, и он не знал, как их можно отремонтировать. Гуля пришла одна. Узнав, что ни Чикатило, ни Фюрер за них даже и не брались, она взмолилась:
- Парни, мне ходить не в чем, а вы... - и пустила слезу, натурально.
Чего Чикатило, понятное дело, не смог вытерпеть. И он клятвенно пообещался сапоги отремонтировать...
- Маме покажи, - хмуро посоветовал Фюрер. - Ох ты и баран! На слезу купился, Ромео четырёхглазый...
- Я её люблю, - с застывшим лицом отчеканил Чикатило. - И в отличие от
некоторых товарищей, не буду показывать пальцем, - нисколько не притворяюсь. Я всё понимаю, Фюрер. Только потом я буду точно знать, что я перепробовал все средства, чтобы её добиться. Один чёрт, мне недолго мучиться осталось...
- Как это?
- Ну, в том смысле, что она скоро уедет, на два года. Я так думаю, что им придётся ехать в Якутию, практику отрабатывать. И когда она вернётся сюда, в Новосиб, нас здесь уже не будет... Оно и к лучшему, время всё лечит...
Чикатило самонадеянно вообразил себя специалистом в области ремонта обуви, за что вскорости и поплатился. Мама Света подробно объяснила, как правильно сделать ремонт, но Алексей решил сделать посвоему. Вооружившись шилом, он уселся на свою кровать, по-турецки сложив ноги и принялся за дело.
Борман, Фюрер и Коленвал сидя напротив Чикатилы, вели свои разговоры,
изредка поглядывая на пыхтящего и крывшего матом Алексея...
Вдруг Чикатило дёрнулся всем телом, обвёл круглыми глазами пацанов и сказал:
- Ой... - и продемонстрировал им левую руку с торчащим из указательного пальца шилом. - Называется ''доигрался хрен на скрипке, слишком музыку любил''...
Парни непроизвольно захихикали, всё громче и громче. И вскоре ржали так, что в комнату стали заглядывать любопытные рожи.
Чикатило осмотрел свой травмированный палец: шило вошло глубоко, вместе с крючком, аккурат в средний сгиб пальца. Скверно... Боли почти не было, Чикатило был слишком взбудоражен, чтобы её чувствовать.
Первый опомнился Борман:
- Ну-ка, покажи... Потерпи маленько...
И он потянул шило на себя, потихоньку его вращая. Чикатило взвыл:
- Стоп, бляха, больно!
- Крючок, похоже, за сухожилие зацепился, - почесал затылок Борман. - Давай шило сквозь палец тихонько проэтоваем, крючок бокорезами откусим и всё вытащим.
- Шило жалко, ёлы-палы, - сказал Чикатило, чуть дрожа. - Я его четыре дня делал...
- Ну а как ещё? - пожал плечами Борман. - Остаётся только рывком выдирать. Палец в клочья порвём...
- Резать, - подал голос Фюрер и объяснил: - Сделать надрез на пальце, вытащить крючок, перерезать сухожилие и всё. Тем более, что на ручке шила помечено, с какой стороны крючок. Вот он, сверху. Значит, резать - тоже сверху. Не так уж и сложно. Решай сам...
- А ты сможешь? - засомневался Чикатило.
- Смогу. Хоть я и не закончил медучилище, а резать научили, штопать и
перевязывать - тоже. Лезвие есть?
- Ножом, - подсказал Коленвал.
- Не пойдёт, - мотнул головой Фюрер. - Лезвие нужно, или скальпель, только где бы его ещё найти...
В комнату заглянул Дима Качок:
- Вы что тут орёте? В коридоре слышно...
Чикатило продемострировал ему свою ''композицию'' и Качок побледнел, шумно сглотнув.
- Лезвие есть? - спросил у него Фюрер. - Неси быстрее, щас мы Чикатилу резать будем. А то - всё он да он режет... Пора уже и его малость покоцать...
- Шуточки у тебя, - скривился Чикатило. - Специфические...
Качок принёс новенькое лезвие, ещё в упаковке. Фюрер развернул его и пересел на стул, поближе к пострадавшему:
- Ну, маньяк, не дрыгайся. Борман, подержи его, что ли. Слабонервных просим покинуть операционную.
Это было сказано для Качка и Коленвала, поскольку все уже знали, что эти двое крайне болезненно переносят вид крови, чуть ли не до рвоты... Вова с Димой слиняли из комнаты.
- Ну-с, начнём, пожалуй. Все готовы? - Фюрер ''прицелился'' лезвием.
- Всегда готовы! - синхронно прошептали Борман и Чикатило.
Фюрер с коротким замахом пластанул лезвием по пальцу Чикатилы. Тот
вздрогнул, но не проронил ни звука. Борман ногой придвинул таз, чтобы кровь лилась в него, а не на пол. Фюрер присмотрелся к разрезу:
- Пардон, дружище. Маленько не туда попал...
- Спасибо большое! - съязвил Чикатило. - Страна понесла невосполнимую
потерю, лишившись одного из самых выдающихся хирургов, в твоём лице...
Фюрер внёс поправку, резанув по пальцу ещё раз. Пошевелил ручку шила и из разреза показался крючок, и в самом деле с зацепившимся за него красной ниткой сухожилия. Фюрер аккуратненько перерезал его и освободил шило, кинув его в таз. С иронией взглянул на побледневшего Чикатилу:
- Пациент скорее жив, чем мёртв. Да ты челюсти-то разожми, дурень. Борман, перетяни ему палец, пониже распила... Вот так, ага. Блин, надо что-нибудь твёрдое подложить, а то будет палец сгибать, и рана будет открываться... В неудобное место ты шило загнал, долго заживать будет. Так, что бы подложить, а?
- Карандаш, - подсказал Борман. - Отломи, сколько нужно, всего и делов.
Фюрер так и сделал, подложив огрызок карандаша под палец и туго всё это дело забинтовал, предварительно попшикав на него одеколоном.
- Операция прошла успешно, - торжественно молвил Фюрер, вытерев пот со лба. Закурил. - Молодец, Чикатило, вёл себя достойно.
- Не язви, - буркнул Алексей, тоже закуривая.
- И не думаю. Другие, помнится, истерики закатывали в аналогичных случаях... И в обмороки падали, случалось. Ну, что? Будешь дальше ремонт делать?
- Нет, ну их... Отдам Вертолёту, он путёво сделает. Напиться бы сейчас...
- А в чём дело-то? - оживился Борман. - Давайте комнату примарафетим децл, хавку возьмём и - к нам. Я ещё с утра в ''ключик'' сгонял, так что - полторашка уже готова...
Хорошо сидели, пили, впрочем, тоже неплохо. Последний стакан разведённого спирта достался Чикатиле, который уже буровил что попало, окосев . И только он поднёс стакан ко рту, как в дверь постучали, насквозь неусловно, но нагло, требовательно. Весёлый открыл дверь и в комнату вошёл Мутант. Поскольку Чикатиле было уже всё равно, он не спрятал стакан со спиртом, а по=прежнему держал его в руке. Мутант с одного взгляда оценил обстановку и конечно же, догадался, что у Чикатилы в стакане находится если и вода, то непременно ''огненная''... И он завопил:
- Чикатил, оставь мне хоть половину!
А в дымину бухой Алексей поднял левую руку, с забинтованным пальцем:
- Их бин больной, ик! Их бин бытовая... не-е, производственная, точно, травма! Самому л-лекарства м-мало, вот!
И зачем-то опустил забинтованный палец в стакан. Наверное, для того, чтобы как следует продезинфецировать рану. Заразы опасался, конечно. Кому охота без пальца-то остаться?.. Некоторое время продержав палец в спирту, Чикатило решил, что рана уже достаточно обеззаражена. Вытащил палец из стакана, помахал им в воздухе, подул прямо на бинт и в три глотка осушил спирт.
И потихоньку стал заваливаться набок. А поскольку лёг он там же, где и сидел, то есть на койке Весёлого, а не на пол, то очень быстро Алексей захрапел.
- Труп! -поставил диагноз Фюрер. -До утра не проснётся, всяко-разно...
- Здесь оставим? - спросил Борман у Весёлого.
- А я где спать буду? - пьяно хихикнул Весёлый.
- А к Чикатиле подложим, пусть его утречком тряханёт, слегка, - предложил Мутант. - Нет, ну какая сволочь, а? Выдул спирт в одно рыло, вместо того, чтобы поделиться с товарищем... Никакой солидарности...
- Борман, сможешь его перенести? - кивнул Фюрер на Чикатилу, уже успевшего свернуться калачиком. - Погоди, я комнату открою... А то Косая у вас его увидит, сразу поймёт, что он в коме. А так скажу - заболел, мол, напился таблеток и вырубился...
Потом пацаны долго вспоминали этот случай, Чикатило тоже ржал вместе со всеми. У этого случая было несколько продолжений, то есть на пьянке дело не закончилось.
Косая не стала записывать Чикатилу в рапорт, поверив в то, что он заболел. Ну, тут уже Фюрер постарался, капитально грузанув воспитку медицинской терминологией.
Утром Мама Света поинтересовалась у Чикатилы:
- Что с рукой, Лёша?
- Порезался, палец с салом перепутав... - грустно ответил Алексей. И добавил под дружный гогот: - До того по салу соскучился, до того торопился его покушать...
Сапоги, разумеется, Чикатило делать больше не стал, перепоручив это дело Вертолёту. Глухарь сделал всё, очень качественно, и затребовал за работу некоторую сумму. Чикатило денежку отдал, предупредив Фюрера, чтобы молчал про это как жопа в штанах, если вдруг Гуля спросит...
Надо сказать, что подобного рода травмы были не так уж и редки, среди учащихся ''сотки''. Кто шило себе в руку загонит, кто ножом порежется, кто молотком по пальцу себе врежет, да так, что под ногтем образуется синяк. Чаще всего, конечно же, травмировались обувщики и лозоплёты. В принципе - обычнейшее дело, никто не застрахован. И никто из этого не делал трагедий, руководствуясь нехитрой поговоркой: в следующий раз будешь осторожней. И были...
Грянуло всё-таки. Допились всё-таки, довыкобеливались. Сами педагоги потом признавались, что ТАКОГО они не видели за всё время работы в ''сотке''...
А началось всё с того, что Борман решил продать ''трубу''. Прекрасно зная, что Чикатило давно уже хотел купить мобильник попроще и подешевле, он к нему и направился.
- Чикатило, купи у меня сотовый, а? Как раз то, что тебе надо...
У Бормана был ''эриксон'', по отзывам - весьма даже неплохой аппарат. Конечно же, далеко не новый, не самый навороченный, без дублирования русских букв на кнопках. Ну и что? Звонки принимает? Только так. Звонить можно? Да хоть куда. Сообщения можно писать, отправлять и принимать? Влёгкую. Ну и всё, на первое время пойдёт, а там будет видно. Ещё Чикатилу этот телефон устраивал своими размерами, что для него было жизненно важно. ''Кирпич'' начала девяностых годов
- это пошлость. А маленькими телефонами Чикатило управлялся с большим
трудом, из-за своей болезни. Сущая мука, если откровенно. Пробовал.
''Эриксон'' же был золотой серединой, по размерам. К тому же управлять им было очень легко, а главное - удобно. А уж за ту цену, которую просил Борман - сам бог велел купить. Вдобавок Борман отдавал всё, что идёт к телефону в комплекте - SIM-карту, с тремя долларами на счёте, свой номер телефона, зарядное устройство. В общем, покупка была выгодной со всех сторон, грех упускать такую возможность. То, что у Чикатилы не было денег, оказалось вовсе даже не проблемой - деньги имелись у Фюрера. И он занял Алексею нужную сумму.
Так у Чикатилы появился первый в его жизни мобильник. Зачем? Ну как же! Чтобы звонить в ''зондеркоманду'', если возникнет такая нужда, майору милиции, братьям, да мало ли... Другими словами - цивилизация наступает и нужно сделать так, чтобы она тебя не задавила.
Причина, по которой Борман продавал телефон, была насквозь тривиальной - хотелось хорошенько выпить, а денег не было. Да и мобильник ему был без надобности, так как работу Борман бросил, успев поработать грузчиком на развозной ''мазде'' всего две недели.
Короче говоря, и Борман был доволен, и Чикатило был просто счастлив. Но на этом стороны не разошлись каждый в свою сторону, вовсе нет. Борман закатил, в буквальном смысле, пир на весь мир, то есть - на несколько комнат. Лучше бы он этого не делал... Если бы на той пьянке были только пацаны, всё бы обошлось. Но Борман позвал ещё и девок. Их было трое: белобрысая Саша, чернявая Ира, слабая как на ум, так и на передок и Надька, подруга Весёлого. И понеслось! Пили водку, запивая её пивом, затем стали фотографироваться.
''Ёрш'' сделал своё дело - Чикатило отрубился первым. Его организм, привыкший к спирту, не шибко-то и противостоял смене напитка. До такой степени не противостоял, что Чикатило уснул прямо в 29-й, на койке Малого. Пацаны Алексея переносить не стали, всё равно Малой был на работе, в ночную смену. А ещё, Фюрер в это время зависал в 20-й с одной мадам по имени Марина...
Чикатило проснулся от того, что кто-то тормошил его. Это оказалась Надежда Павловна:
- Доброе утро! Ты в рапорте. Возмущаться будешь?
- За что в рапорт-то? - прохрипел Алексей, стараясь не делать резких движений.
- Как это за что? - удивилась Родинка. - Ты же напился вчера до такой степени, что не смог даже в свою комнату уйти. В смысле - уползти. Я тебя вчера даже разбудить не смогла. А уж в каком виде вы все вчера были... В общем, готовтесь к педсовету...
- Где очки? - спросил Чикатило у Весёлого, когда воспитка ушла.
- Сверху, на полке, - хриплым голосом отозвался Виталя, тоже мучившийся похмельем. - Каюк всем, накуролесили мы вчера...
- А что такое? А то я ни хрена не помню.
- Что бы ты помнил? Ты самым первым трупом оказался. Это мы с Борманом
чудес навертели. А Коленвал с Вехоткой помогали...
- Рассказывай, - потребовал Чикатило.
В течение всего повествования Чикатило не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться. Дело пахло изгнанием, хорошо, если с правом на возврат. Запросто могли лишить этого права, как делать нечего.
Когда Чикатило уснул мертвецким сном, Борман решил незатейливо приколоться. Вдвоём с Коленвалом они сняли с храпящего Чикатилы штаны и трусы, задрали ему футболку на грудь и под хихиканье пьяных девок протянули к его члену руки. Тут их Вехотка и щёлкнул...
Затем Борман хотел было срулить к своей безотказной дурочке, но передумал, вовремя сообразив: а зачем куда-то переться, если в комнате имеются аж две кандидатуры на снятие спермотоксикоза? Масла в огонь подлил Весёлый, который устроил траходром прямо в комнате, наплевавши вдвоём с Надькой на то, что в комнате полно народа. И Борман, глядя на эти возбуждающие кадры, стал раскручивать Сашу на секс. Та оказалась очень даже не против...
Однако, после Саши он не успокоился, к сожалению. А поскольку Саша уснула, едва Борман с неё слез, он стал крутить Иру, на то же самое дело. В конце концов Борман кинул-таки несколько палок этой Ире, в перерывах не забывая опрокинуть стаканчик - другой водки с пивом.
Когда Борман пресытился, наконец, - всех удивила Ира. Оказалось, что она жаждет продолжения. И удовлетворять дурочку полезли Коленвал с Вехоткой, меняя друг друга.
По большому счёту - ничего из ряда вон выходящего в двадцать девятой комнате не происходило, бывают коллизии и похлеще. Подумаешь - перепились и перетрахались. Никого силой не ломали, в конце-то концов, вся эта Кама Сутра (вернее, Кама с вечера) происходила с обоюдного согласия. Всё бы ничего, но пацаны забыли про один нюанс и не учли один из оттенков этого самого нюанса...
Дальше - больше. Раздухарившись, парни устроили в комнате самую натуральную порностудию. Сфотографировали для начала Весёлого с Надькой, в тесном переплетении обнажённых тел. Потом пошло-поехало: Борман с Сашей, Борман с Ирой, Коленвал с Ирой, Вехотка с Ирой. Над девками изголялись самым непринуждённым образом, принимая перед фотоаппаратом позы, подсказанные пьяным и оттого разгулявшимся воображением...
И вот - финишная прямая. Воспитка, зайдя в комнату, увидела такое, от чего она долго приходила в себя. Борман валялся на полу со спущенными штанами возле Саши, Чикатило валялся на койке Малого, опять же - со спущенными штанами, сверкавший своим ''хозяйством''. Весёлый сидел на своей койке, глупо и счастливо лыбясь в пространство. Вехотка ждал своей очереди на Иру, пока та делала минет Коленвалу...
Но и это ещё оказалось не всё. Надежда Павловна, опомнившись, начала наводить порядок в комнате. Первым делом она выгнала из комнаты Иру, потом Вову с Денисом. Пыталась разбудить Чикатилу и Бормана - не вышло. Тогда воспитка вышла в коридор, кликнула трезвых пацанов и баб, сидевших в телевизионной. Бабы унесли на себе Сашу, пацаны закинули Бормана в его кровать, одев и его, и Чикатилу...
И тут к Родинке подвалила Ира, с заявлением - дескать, меня изнасиловали. И в качестве доказательства, протянула Надежде Павловне тот самый фотоаппарат, содержащий плёнку с компроматом. Для тех, кто не понял - дурочка Ира и была тем самым оттенком нюанса.
Фюрер, вышедший из комнаты на шум и гам, разумеется, всё слышал. Он понял: если не изьять плёнку, парням - звиздец, полный и безоговорочный. Педагоги не пожалеют времени и денег, отдадут плёнку на проявку и печатание. А полученные фотографии послужат натуральным вещдоком, на основании которых Бормана, Чикатилу, Коленвала и Вехотку выгонят к нехорошей матери, как пить дать.
Весёлого это не касалось, по той причине, что Надька была племянницей
Солдата...
Теперь надо было ломать голову, как выйти из этой щекотливой ситуации, с минимальными потерями для остатков ''бригады''. И Фюрер развил бурную деятельность, мобилизовав практически весь здравомыслящий состав общежития. Впрочем, один пацан из психически нездоровых, был-таки задействован - Чебак.
Фюрер сходил в воспитательскую комнату, якобы узнать все подробности
происшедшего. Истинная цель визита заключалась в том, что надо было убедиться в том, что фотоаппарат ещё лежит там. Остальное было уже делом несложным, по крайней мере - для Чебака. Как только обитатели первого этажа свистнули наверх о том, что воспитка ушла в женское крыло, Чебак открыл ключом воспитательскую, проник туда, вытащил из фотоаппарата плёнку, положил его так же, как он и лежал, вышел, закрыл комнату и молнией сделал ноги. Откуда у Чебака был ключ от комнаты воспитателей - один аллах ведает, у Эдьки много чего неположенного было...
-...надо что-то делать, чтоб не выгнали, - закончил Весёлый. - По любому, будет и педсовет, и нас на разбор поведут всей вчерашней толпой, и преподы будут дважды голосовать, явно и тайно... Здорово, стёбарь-перехватчик! Как головка, не болит? А голова?
Это встал Борман, очумело глядя на кавардак, царивший в комнате. Везде, где только можно, валялись пустые бутылки из-под водки, пустые полторашки, стаканчики, объедки, пустые сигаретные пачки, пара использованных презервативов и один целый, зато надутый, словно шарик.
Тут же в комнату вошёл Фюрер, встал на пороге, обвёл всех и всё непроницаемым взглядом. Задумчиво сказал:
- Картина Репина ''приплыли''... В общем так, братва. Времени у нас мало, поэтому про похмелье забудьте, нужно в темпе заметать следы. Чикатило, тресни по стенке, нехай Вовка с Денисом подбегут... Слушайте сюда. Чикатило вчера с вами не пил, ясно? Он вчера пришёл в общагу УЖЕ в виде трупа, не смог попасть в свою комнату и пришвартовался у вас. Ты, Алекс, сам уж что-нибудь сочини на эту тему, понял?.. Далее. Остальные, в ритме брейк-данса, бегут в фотоателье, проявляют плёнку, вырезают компромат. Остальное пусть лежит у кого-нибудь в тумбочке, на открытом месте, чтобы сразу заметили, если полезут искать...
- Кого искать? - не понял Борман. - Зачем искать?
- А, ну да... Борман, ты - баран, полный и законченный. На тебя Ирка, дебилка эта, заяву накатала, что ты её злодейски изнасиловал. И в качестве доказательства отдала воспитке фотоаппарат, с плёнкой... Ага, дошло... Да ты не ройся в тумбочке, там пусто. Фотик у воспитки, а плёнка - вот она, родимая...
Фюрер достал из кармна ветровки чёрный футлярчик и подбросил его на ладони.
- Педсовет - в одиннадцать, - продолжил Фюрер. - Предупредите баб насчёт Чикатилы. И пулей - в ''кодак''...
- Мне лучше уехать, - сказал Борман. - Недельки на две. Потом они хрен что докажут, не смогут.
- Как хочешь, - ответил Чикатило. - Вообще-то, верно. Линяй. За две недели тут всё уже устаканится. А мы весь огонь на себя примем.
- Оно тебе надо? - возразил Борман. - Ты, главное, себя отмазывай. Мутанта подтяните, что ли, пусть тоже на педагогов своим базаром повоздействует. Ладно, собираемся...
Чикатило с Фюрером зашли в свою комнату, сварганили себе чай и кофе, каждый сам себе, и сели завтракать.
- За Сашу я не беспокоюсь, - рассуждал Чикатило. - А вот насчёт той дуры меня обуревают сомнения, причём нешуточные. Ещё неизвестно, кому преподы поверят, нам всем или ей.
- Знаешь, что на нас работает? - хитро прищурился Фюрер. - Вот именно то, что она дурочка. Мало ли что она может наговорить, доказательств у преподов уже нет и не будет. Это... Я вчера с твоей мобилы домой звякнул. Не в претензии?
- Да ну, какие там претензии... Как у тебя дела-то, с Мариной?
- Лучше не бывает, - довольно хохотнул Фюрер. - Знаешь, маньяк, а она не такая уж и простодушная, как я поначалу думал. Оказывается, умная девка. Вот с ногами ей категорически не повезло...
- Да уж, - согласился Чикатило. - Ну а всё же, не стыдно тебе её дурить? Она-то на тебя всерьёз запала...
- Ну, я не виноват. А отказывать бабе - не в моей натуре, сам знаешь...
Дверь распахнулась, влетела Мама Света:
- Приятного аппетита! - с сарказмом воскликнула она, нависнув над столом. - Неймётся вам, а? Уже до откровенных изнасилований докатились?
- Кто докатился-то? - недоумённо вопросил Фюрер. - Мы-то здесь при чём?
- Ну, не вы лично, - поправилась Мама Света. - Я говорю про вообще. Но вы-то тоже в этих делах замешаны.
- Ни в коем разе! - сказал Фюрер в общем-то чистую правду. - Вот это уже мимо нас.
- Пили вчера? - грозно спросила мастер.
- Из нас двоих пил только я, - вступился Чикатило. - И то, в городе, а не здесь. Друга встретил неожиданно, вот на радостях и напились с ним...
- Почему ночевал в двадцать девятой?
- Я, когда уходил, ключ забыл здесь, в комнате. Пришёл в общагу, сунулся домой, а Лёхи тут не было. Вот и забурился к соседям.
- А я в это время свою Таньку провожал на остановку, - добавил Фюрер. - Я и не знал, что он там спит, это мне уже потом Надежда Павловна сказала...
- Так, значит... - протянула Мама Света. - Девчонок насиловали? Голыми
фотографировались?
- Понятия не имею, - честно ответил Чикатило. - Говорю же, я зашёл к ним и тут же упал...
- Ох, как вы меня, м-мать вашу, достали с этими пьянками, если б вы знали... В одиннадцать - педсовет. Сейчас идёте на занятия, я за тобой зайду. Понял меня?
Чикатило с Фюрером поглядели друг на друга, одинаково офонаревшие. Впервые они услышали от Мамы Светы, пусть и печатную, но всё же брань.
- М-да-а... - удивлённо буркнул Чикатило.
- Погоди, - хихикнул Фюрер - С нами она ещё и пить начнёт, мы такие...
Когда Алексей и Мама Света подошли к учительской комнате, там уже стояли с понурым видом почти все ''порнозвёзды''. Не было только одного Бормана, который от греха подальше ударился в бега...
Пацаны успели-таки сгонять в фотомастерскую и проявить там плёнку. Там же её и посмотрели, через аппарат, соединённый с телевизором. Вставляешь в этот чудо-аппарат плёнку, включаешь телевизор и смотришь на экран, вручную протягивая плёнку. А на экране получается такое изображение, как будто смотришь на уже отпечатанные фотографии.
Конечно же, они ржали на весь зал. Даже посторонние люди, случайно взглянув на изображение, округляли глаза... Особенно ржали пацаны над одним, весьма пикантным кадром: четыре волосатые руки тянутся к члену Чикатилы...
Придя в общагу, пацаны по быстрому ''смонтировали'' плёнку, отрезав голимую порнуху. Спохватились уже после того, как в 29-ю зашла зам по УПР и изьяла ту половину плёнки, на которой были вполне пристойные кадры. Оказалось, что впопыхах пацаны не отрезали кадр с Чикатилой и руками...
...В учительскую позвали всех, ради кого педсовет и был созван. Чикатило оглядел состав: Мама Света, Тортилла, мастачка портных по кличке Люба-Вася, мастер слесарей-швейников Михалыч, мастер бытовиков Палыч, учительница физкультуры, всеобщая любимица учеников - Любовь Юрьевна, по прозвищу Камээс...
Чикатило немного воспрял духом: картину немного портили Палыч и Люба-Вася, но в принципе, нынешний состав педсовета внушал некоторые надежды. Можно было побарахтаться, и ещё как...
На повестке дня было несколько вопросов:
1) было ли изнасилование Иры;
2) как и почему Алексей оказался в 29-й;
3) кого исключить, а кого оставить, из всех собравшихся учеников.
Парни и девки, кроме Чикатилы и, разумеется, Иры - стояли на своём: никакого изнасилования не было, вообще ничего не было. В ответ на это Тортилла зачитала докладную Родинки, то место, где она описывала - в каком виде валялись ''обвиняемые''. Хорошо ещё, что в силу старой закалки Родинка не написала в докладной насчёт минета... Вот тогда крыть было бы абсолютно нечем. А так - отмазались, заявив: мол, ничего уже не соображали, где и кто находится, раздевались, чтобы лечь спать, но не хватило сил довести задуманное до конца.
Потом преподы взялись за Чикатилу. Алексей, изображая некоторое смущение, начал вешать им лапшу: шёл это он по городу, никого не трогал, и вдруг повстречал своего земляка, которого не видел уже года три. Оказалось, понимаете ли, что этот самый земляк учится в Новосибирске. Ну, само собой, на радостях дерябнули бутылочку водки, ноль семьдесят пятого калибра, после чего расползлись в разные стороны, клятвенно пообещав заезжать друг к другу в гости. Как попал не к себе? А не помню, провал в памяти...
Самое интересное, что все остальные полностью подтвердили эту туфту: сидим, опять же, никого не трогаем. Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, вваливается Алексей - еле на ногах держится, глаза в кучу, ни бэ, ни мэ, ни хрю. И падает на койку. Да, конечно, раздели, сняли очки, уложили как надо, заботливо укрыли. Какие штаны, какие трусы?! Ах, докладная... Ну, наверное пытался сам раздеться, да сил не хватило. Как, впрочем, и у нас...
Где Борман? А фиг его знает, домой уехал, быть может, он ещё вчера собирался, дела задержали... Да не было никаких изнасилований! Вы поменьше эту малохольную слушайте, а то она ещё не то может наговорить, клеветница бесстыжая. Никого не насиловали, одну её, бедненькую, ага, как же...
Фотографии? Вон те, что у вас на столе лежат? Ну, фотались, конечно, не без этого. А что тут такого? Вполне естественное дело, память, как-никак. Какая порнография? Ах, Ира сказала? Ну-ну...
Под конец Тортила устало потёрла глаза:
- Хорошо поёте, главное - складно. Ну-ну, вот только не лепите мне тут
оскорблённую невинность, ладно? Я ещё и не такие оперы выслушивала... Это вы так думаете, будто самые умные и хитрые. Мы тоже не дураки наивные. Послушайте-ка лучше моё личное мнение. У вас появились деньги и вы решили их пропить. Я больше чем уверена, что вы в комнате у швейников творили такое, что если бы стены умели краснеть, они бы сделались алыми... Что же вы так лопухнулись-то, а? Всю компру вырезали, а Алексея оставили... Торопились, а? Я верю, что он с вами не пил, что он забурился к вам в комнату и упал, верю. Но вот остальное, вами преподнесённое, извиняюсь - лажа. Конечно, один за всех и все за одного - это хорошо. Только не во всех случаях. Ваше счастье, что мы ничего не можем доказать... Отправляйтесь-ка по группам, пишите объяснительные, желательно - правдивые. Денис, ты останься, с тобой ещё не закончили беседовать. Остальные - свободны...
- Пишем то же, что и говорили, - тихо сказал Чикатило, когда вышли из
учительской. - Иначе всем - хана, и правым, и неправым.
Зайдя в ''обувной'' кабинет, где в это время шёл урок материаловедения, Алексей спросил:
- Можно войти, Ольга Борисовна?
Зам по УПР посмотрела на него поверх очков, усмехнулась как-то непонятно, загадочно:
- А, это вы, Алексей. Проходите, садитесь, - и проводила его смеющимся
взглядом.
Мельком взглянув на неё, Чикатило понял - видела фотографию...
- Что вам сказали на педсовете? - поинтересовалась Борисыч нейтральным тоном.
- Писать объяснительную, - буркнул Алексей. - Всем сказали - писать.
Обернулся - Фюрер и Маршал вопросительно глядели на него. В ответ Чикатило выразительно пожал плечами: мол, сам не знаю, чем всё кончилось, всё ещё впереди...
Он написал примерно до половины, когда Борисыч обратилась к нему:
- Алексей, разрешите задать вам один вопрос? - тот машинально кивнул. - Это правда, что вас Чикатилой называют?..
Ржач не смолкал минут пять. Все пацаны, кроме глухарей, разумеется,
растянулись на партах, не переставая гыгыкать и хахакать. А глухари, увидев что-то явно интересное, повернулись к Чебаку за разъяснениями, а тот ржал громче всех. Алексей обалдело покрутил головой:
- Есть такое дело.
Зам по УПР, уже откровенно веселясь, спросила:
- А по отношению к женщинам вы тоже, как настоящий Чикатило?
Новый взрыв хохота. Алексей, мысленно выматерившись, запротестовал:
- Ольга Борисовна, вы же умная женщина. Если бы я был такой же, как реальный Чикатило - я бы здесь, перед вами, не сидел. Не с моим здоровьем на такой промысел по ночам выходить... Говорят - похож, внешне. Потому так и окрестили... А вы-то как узнали про мою кличку?
- Девчонки просветили, с которыми вы вчера соизволили забавляться. Они ещё до педсовета писали объяснительные лично мне. И в них дружно написали - Лёха Чикатило... Ей-богу, чистая правда! Мне плохо стало, когда я это всё прочитала, у меня волос дыбом встал - я точно помню, что у нас нет ученика с такой фамилией... Я в шоке, побежала к девчонкам - кто такой? Они мне описывают: обувщик первого курса, лысый, в очках, с двумя фиксами во рту, весь испортаченный, живёт в двадцатой комнате... Тогда я и поняла, что они вас имеют в виду. Кстати, что такое ''испортаченный''?
- Весь в татуировках, - пояснил Алексей.
- Это вы-то весь в татуировках? - непритворно изумилась Борисыч.
- Да ну! Девки малость преувеличили. У меня их всего две, на плече и на груди...
Овцы драные, подумал он, не могли фамилию запомнить, сколько раз у нас
были... Во, ситуация, ёлы-палы! ''Ералашу'' и не снилось.
А пацаны аж заходились, хлопая ладонями по партам, сгибаясь, смахивая
выступившие слёзы. И тут до Чикатилы дошло, насчёт всей этой писанины. Точно такие же штучки применяются в уголовном розыске: сначала одна бумага, малость погодя -другая, ещё спустя некоторое время - третья и так далее. Потом эти бумаги вдумчиво изучаются и выискиваются новые подробности или несостыковки в показаниях. И делаются соответствующие выводы, ''клиента'' берут за жабры, если считают нужным... Ну да, конечно, Тортила же работала в колонии, запросто могла нахвататься оперских примочек...
Голосование педсовета - это классическое ''казнить нельзя помиловать'' или, учитывая реальность, - ''исключить нельзя оставить'', где одним-единственным знаком препинания решаются судьбы людей.
Представьте себе обычный лист бумаги с написанным на нём фамилией и именем того, чью судьбу предстоит решить. А внизу - этот самый приговор, два варианта которого варьируются в зависимоти от того, куда влепишь роковую запятую. Так вот, у Вехотки получилось так, что знак препинания стоял ПЕРЕД словом ''нельзя'', когда как у остальных - ПОСЛЕ...
ГЛАВА 43.
Прошло две недели. В двадцатой комнате произошли некоторые изменения -
Чикатило остался жить один. Как и говорил Фюрер, его положили в областную больницу, в урологическое отделение. У Фюрера, помимо ампутированной ноги, имелась ещё одна нездоровая болячка - очень плохие почки. Ему, дураку, как никому другому, нельзя было пить, вообще. А он только беззаботно отмахивался - мол, зараза к заразе не пристаёт...
Оказалось - ещё как пристаёт. В один чудесный день почки дали о себе знать, да так, что Фюрер до самого приезда ''скорой'' валялся на койке в позе эмбриона, яростно матерясь.
И то ли Чикатиле почудилось, то ли на самом деле так оно и было, но во всех жестах и движениях Фюрера проскальзывала некоторая фальш, этакий
наигранный драматизм. Уж больно вовремя он слёг в больницу, прямо аккурат за неделю до экзаменов...
Чикатило поделился своими соображениями с Маршалом. Оказалось, что Костя думал практически идентично Алексею:
- Нет, ну не хочешь ты учиться, тогда зачем жопу-то мучить? Сиди ты дома, живи на одну пенсию... Так нет же, он у нас и такой, и сякой, и крутой, и навороченный. Я знаешь, когда понял, что он безбожно трандит? Как-то сидели мы все здесь, в комнате. И зашёл разговор о спорте, кто чем раньше занимался... Фюрер и заявляет: я раньше качался, так у меня объём груди был сто пять сантиметров, а объём бисепца - пятьдесят три... Я сначала-то не понял, где тут что-то не то, потом дошло. Говорю ему: это что же получается? Что у тебя грудь
была больше бисепца в два раза?.. Стихоплёт, бля...
- М-да, - протянул Чикатило, осматривая своё тело, уже порядком зажиревшее. - Где моя былая атлетическая фигура? Нема, остался один целлюлоз... тьфу! Целлюлит, во! Перепутал, бывает.
Костя захохотал:
- Ты бы ещё сказал - целлофан... Скучно тебе здесь, а?
- Я бы не сказал. Пить стараюсь поменьше, работать стараюсь побольше, благо - обувь на ремонт несут. Шибко сложный не берусь делать, учён с того раза... А по мелочи - с удовольствием копаюсь.
- Я тоже дома иногда кое-что ремонтирую. Кстати, Чикатило, ты мне вчера звонил?
- Угу, только тебя дома не оказалось.
- Во-во! Прихожу вчера вечером домой, смотрю - брат мой, Женька, сидит на диване с задумчивым видом, подперев голову кулаком. Я ему: ты чего? Он мне: тебе звонил какой-то маньяк, не то Фишер, не то Джек-потрошитель...
- Ну, Костя... - Алексей шутовски оскорбился. - Это пошлость, знаешь ли - меня с какими-то забугорными отморозками путать... Я ведь и обидеться могу.
- Я Женьке так и сказал. Он пообещал, что больше так не будет.
- То-то же...
После занятий пришёл Весёлый:
- Слушай сюда, Чикатило. Предлагаю завтра совершить вояж к Борману, в
Болотное.
- Это ещё зачем?
- Экзамены на носу - раз, - Виталя стал загибать пальцы. - Мы у него ни разу не были вместе - два. Наш мастак просил к нем у сьездить - три. И наконец, беспокоится за него его так называемая невеста - Танька, чуть ли не ревёт. Поехали? Я-то у него уже был, а ты - нет. Сьездим, посмотришь, в какой он дыре живёт...
Из общаги вышли чуть свет, доехали до железнодорожного вокзала и сели на электричку ''Новосибирск-главный - Болотное''. Пилили на ней без малого три часа, пытаясь хоть маленько поспать, устраиваясь поудобнее на жёстких деревянных скамейках. Весёлый в конце концов плюнул на все эти устраивания и завалился на скамейку, растянувшись на ней во всю длину. Чикатило же так делать постеснялся, справедливо опасаясь газовой атаки, которой было не миновать, сними он свои полуботинки типа ''конверт'', из искуственной кожи, на клиновидном каблуке... Усмехнулся своим мыслям, вспомнив слова Ольги Борисовны: вы - будущие обувщики и в силу своей специальности будете засматриваться, особенно в тёплое время года, на женские ножки, точнее - на обувь, которая имеется на этих самых ножках...
И ведь засматривались, оценивая исконно мужским взглядом красоту ног, а попутно - профессиональным - красоту, стиль и качество обуви.
Пацаны - обувщики, отправляясь в магазин или на базар покупать обувь,
доводили до тихого бешенства продавцов и консультантов, грузя их обувной ''феней''. А молодые девчонки из магазинов смотрели на них, как на пришельцев из других миров, не понимая ни слова. Не говоря уже о киргизах или узбеках. Простой пример. Говоришь им: покажите, пожалуйста, во-он те полуботинки типа ''тренинг'' на клиновидной подошве из поливинилхлоридной массы. В ответ - немой вопрос в круглых от недоумения глазах. Хотя речь идёт об элементарных кроссовках... Издевались, конечно, садюги...
Приехали, наконец. Конечная станция, где слезли Весёлый и Чикатило, не зря была так названа - Болотное. Точно в цель, дырень ещё та... Полуразвалившиеся домики, с покосившимися заборами. Заросшие травой огороды, хотя самое время высаживать большинство овощей. А уж грязи - сусанинские болота отдыхают... По крайней мере, так выглядит большинство улиц Болотного. Тихий ужас, честное слово, тоска зелёная. Как люди тут только живут?!
Домик Бормана выглядел так же запущено и серо, как и большинство его
собратьев по улице. Хорошо хоть, двор был более-менее ухоженным. Всё равно, бурьяну - по колено.
На парней залаял невероятно грозный собак, из породы дворняг. Глядя на
Весёлого, уверенно перевшего прямо на облезлое чудовище, Чикатило сделал логический вывод, прямо-таки гениальный - дворняга не укусит. По крайней мере - не должна.
Так и оказалось. Весёлый яростно цыкнул на псину и та, поджав хвост, забилась в дальний угол конуры, обиженно повизгивая. Виталя взбежал на отчаянно скрипящее крыльцо и вполголоса выматерился: на двери висел здоровенный амбарный замок...
- Приплыли, - резюмировал Чикатило. - Стоило ехать...
- Мать-то на работе, это ясно... - почесал затылок Виталя. - А вот что мне не терпится узнать, так это - где этого гестаповца черти носят... Вот ур-род, а? К нему кореша нагрянули, а его дома нет. Нехор-рошо, очень даже неконкр-ретно.
- Возникает насквозь закономерный вопрос, - Чикатило закурил. - Что делать будем? Идти назад ехать?
- Ну уж нет! - зловеще прищурился Весёлый. - Не для того мы сюда ломились, чтобы замка с собачкой испугаться... Так-так-так, где же спрятан этот золотой ключик?.. Ага, нашёл...
Виталя выудил ключ откуда-то из щели в крыльце и стал открывать замок.
Чикатило ухмыльнулся:
- Классика уголовщины. Незаконное проникновение на частную собственность, взлом той самой собственности.
- Ты ещё про кражу вспомни...
- А она будет?
- А как же? Что это за взлом без кражи? Заходи. Если что - сидеть будем вместе...
Внутри домик выглядел так же убого, как и снаружи. Бардак царил неимоверный, даже описывать не хочется.
- Что тут красть? - печально спросил Чикатило. - Тут впору нести сюда что-нибудь, как в том анекдоте...
- Как это что? Еду будем тырить, конечно. Так сказать - заправляемся на обратную дорогу.
И Виталя в хорошем темпе осмотрел все места, где могли лежать какие-нибудь сьестные припасы. Каковых, впрочем, оказалось вовсе уж мизер: полсковородки жареной картошки, две корки хлеба и полбанки свиного жира.
- Хорошо хоть, чаю додумались купить, - уныло протянул Весёлый. - Ну, что? Греем картошку, кипятим воду, едим-пьём? Если за это время никто не появится - пишем маляву с извинением, закрываем хату и - на вокзал.
- А пожалуй что, - согласился Чикатило. - Ты пока грей всё это дело, а я пока Борману записочку настрочу, с матерками через каждое печатное слово...
Трапеза уже подхолила к концу, когда парни услышали, что в дом кто-то входит.
- Похоже, свои, - сказал Чикатило. - Раз собака не тявкает.
Вошла женщина, лицом очень похожая на Бормана. Посмотрела на жующих
парней, немного ошарашенно. Узнала Виталю:
- Здравствуйте, мальчики! А где Лёха?
- Сами хотели бы знать, тёть Валь.
- Как это? А он что, не с вами?
- Не-а. Вы извините нас, тёть Валь, но мы сами замок открыли. Борман в тот раз, когда я у вас был, показывал, где ключ спрятан...
- Понятно, - сказала тётя Валя, снимая куртку. - Борман, значит? Ты вроде - Весёлый, так? А ну-ка, подождите, попробую угадать... Ага, ага... Чикатило, нет?
- В точку, - улыбнулся Алексей.
Мать Бормана оказалась приятной в общении женщиной, свойская, добродушная. Малость поговорив о том о сём, парни спохватились:
- А где Борман-то?
- Он мне сказал, что у вас три недели не будет занятий. Побыл дома два дня и уехал в деревню, к бабке...
Вот же осёл туркменский, подумал Чикатило. Забурился так, что хрен его
найдёшь.
Тётя Валя пристально посмотрела на друзей сына:
- Что он натворил?
- С чего вы взяли? - довольно натурально удивились парни.
- Да мне показалось, что он в училище что-то наделал и теперь скрывается...
- Да ну, ерунда какая! Мы что, не можем просто так приехать, в гости? Всё верно, у нас занятий сейчас нет, вот мы и катаемся к тем, кто недалеко живёт. Всего и делов. Так что успокойтесь, всё нормально...
Через полчаса парни засобирались:
- Пойдём мы, пожалуй. Засветло в Новосиб успеем. А оттуда - в Искитим...
- А туда зачем? - спросила тётя Валя. - У вас там кто-то живёт?
- Ага, целых двое, один, правда - слабослышащий. Но к нему-то нам как раз и не надо...
Вздор, конечно. Врали матери Бормана внаглую, импровизируя на ходу. Но не говорить же ей всю неприглядную правдочку? Вот именно...
Парни вышли из дома, напоследок извинившись перед тётей Валей за столь
нахальное вторжение. А подходя к калитке - увидели просунутое между
штакетинами письмо. Чикатило, мельком обернувшись, прикинул траекторию меж письмом и тётей Валей, стоявшей на крыльце. Аккуратненько сместился чуть вправо:
- Весёлый, прикинься, что не можешь щеколду открыть. Я на отправителя гляну...
Днём раньше, днём позже - и Борману бы не поздоровилось. Потому как письмо было из ''сотки'', от Тортилы.
- Что я делаю, что я вытворяю... - протянул шёпотом Чикатило, пряча письмо в карман жилетки. - На какие только пакости не пойдёшь ради друга...
Выйдя на дорогу, прямиком ведущей к переходному железнодорожному мосту, Весёлый молча протянул руку. Чикатило его прекрасно понял и дал ему это злосчастное письмо. Недолго думая, Виталя вскрыл конверт, вытащил оттуда двойной тетрадный лист в клеточку и положил его к себе в сумку. А конверт рвал на мелкие кусочки, раскидывая их по ветру, приговаривая:
- Какие мы с тобой нехорошие ребята, ну просто редиски. А нехрен было на Бормана донос строчить.
В электричке Весёлый прочитал письмо, временами громко хмыкая, похихикивая, один раз вообще заржал на весь вагон.
- Что там? - поинтересовался Чикатило.
- Погоди... На, почитай и зарыдай. Точь в точь, как в случае с Рыбаком, как под копирку написано...
На нечто подобное Рыбак и жаловался в своё время. Как и Коляна, Бормана выставили вовсе уж беспредельщиком: и парней-то он лупит со страшной силой, заставляя их пить с ним чуть ли не на брудершафт, и девок-то насилует, обманом и подлостью заводя этих невинных и непорочных созданий в свою комнату, и порнографию-то он распространяет чуть ли не по всему Новосибирску, и много ещё чего...
Блевотина, одним словом. Борман сроду никого не заставлял пить, тем более - с побоями, бухая исключительно с проверенным в делах народом. Баб он тоже не силой укладывал в койку, а по взаимному согласию. Что, согласитесь - две большие разницы. Ну, а порево - это да, было, но не до такого же перебора...
Потом, кстати, пацаны всё-таки напечатали те самые фотографии. Пересмотрели их, ржавши сами над собой во всё горло, потом отдали их тем, кто на них был снят. Кто-то оставил их на память, кто-то сжёг, от греха подальше...
Тортила, узнав, что Борман вернулся в ''сотку'', сразу же вызвала его к себе в кабинет. А что она уже могла сделать? А уже ничего. Ира, дурочка эта, уже и сама не знала, что говорить, запутавшись в конец. Надо заметить, что девчонки, которые симпатизировали Борману, легонько так и ненавязчиво подвели Иру к тому, что всё это ей привиделось в пьяном угаре: и сама пьянка, и фотографии, и всё сопутствующее... А все остальные твердили одно и то же: дело было так, а не эдак. Хотя всё было совсем не так, как было на самом деле...
Бормана не выгнали. И правильно, в общем-то. Какой смысл выгонять за то, чего совсем не доказано? Правильно - нет смысла. Так пускай уж сдаст экзамены, отработает практику, получит диплом и уедет домой...
Но вот тогда становилось непонятно - почему же не дали доучиться Вехотке? Уж он-то борогозил не в пример тише, нежели Борман там, или Чикатило. Единственное, что он себе позволял, напившись - это препираться с воспитками, когда те его спаливали. Опять же, Мутант, будучи в изрядном подпитии, на воспиток вообще орал дурноматом, едва те делали ему замечания. Ничего, сходило с рук...
В общем, как была непонятна вся эта система училища, так и осталась насквозь нерасшифрованной. Как раньше выгоняли тех, кого можно было оставить и оставляли тех, кого надо было выпереть в первую очередь - так и потом, ничего не изменилось. Почти ничего...
ГЛАВА 44.
В конце двадцатых чисел мая в ''сотке'', по традиции, сдавал экзамены первый курс училища. Потом, отдохнув два-три дня (читай - пробухав), первый курс в течении июня месяца проходил практику у себя в цехах и мастерских. Второкурсники же, наоборот, в конце мая начинали изготавливать дипломные работы, подтягивали ''хвосты'', и в конце июня сдавали уже выпускные экзамены.
Это было сделано для того, чтобы оба курса не мешали друг другу, что было, в принципе, довольно грамотно придумано. Собственно говоря, к экзаменам первый курс начал готовиться ещё загодя. Как сказала Мама Света, обувщики на этот раз умудрились закончить курс обучения
гораздо раньше запланированной даты. Поэтому оставшееся время писали билеты по двум основным дисциплинам - спецтехнология и материаловедение.
И Мама Света, и Ольга Борисовна твердили всё время:
- Даже не думайте, что на экзаменах мы вам будем делать какие-то поблажки. Ничего подобного! Наоборот, будем, как вы выражаетесь - валить. Так что - учите, учите и ещё раз учите, как завещал великий Ленин...
Тут впору вспомнить анекдот про студентов, который полностью отражал
отношения учащихся ''сотки'' к предстоящим экзаменам. Значит, представьте себе: медицинский, педагогический и политехнический институты. Начало учебного года. Послал бог на землю ангела: мол, посмотри, как там студенты учатся. Ангел возвращается через три дня, докладывает: меды и педы зубрят, политех бухает. Середина учебного года, опять бог послал на землю ангела, с тем же заданием. Тот через три дня опять доложил: меды и педы зубрят, политех бухает. Конец
учебного года, уже перед самыми экзаменами. Снова послал бог ангела. Тот вернулся с несколько иным изложением происходящего в институтах: меды и педы зубрят, политех богу молится. Бог обрадовался: вот политеху и поможем...
Так и в ''сотке'': весь год пробухали, а перед экзаменами надеялись на ''авось''. Конечно же, кое-кто усиленно писал загодя ''шпоры'', а как же иначе...
Борман выдумал новейшее средство, позволявшее парням пить спирт практически при открытых дверях. Да что там, хоть при воспитках, хоть на уроках. Главное - не чокаться и не выдыхать резко в сторону, перед выпиванием... Средство было, по общему признанию, гениальным. Конечно, спустя некоторое время воспитки всё-таки догадались, в чём тут фокус и приняли адекватные меры, но всё равно, несколько недель парни их дурили по-чёрному...
Как-то раз Борман зашёл в 20-ю в приподнятом настроении, размахивая зажатой в руке полторашкой:
- Ну что, пацаны, кваску не желаете?
- А давай, пожалуй что...
Весёлый, глотнувший первым, поперхнулся, лицо покраснело,он закашлялся. Малость оклемавшись, он накрыл Бормана потоком отборнейшего мата. А тот ржал:
- Ну, как квасок-то?
Практически в каждом хлебном магазине можно купить стандартную
килограмовую упаковку сухого кваса, что Борман и сделал. Только потом он этот самый квас смешал со спиртом, Менделеев хренов, алхимик современности...
И ведь что характерно. Пьёшь вроде бы спирт, а прёт от тебя квасом. И в полторашке, сколько её не нюхай, пахнет квасом.
Воспитки долго не могли понять, как это обитатели общаги умудряются пьянеть, если они сами видели и нюхали, что пацаны пьют квас, только квас, и ничего, кроме кваса. А пацаны так и угорали. Сядут в комнате дружной толпой, обложатся учебниками и конспектами, полторашку с ''квасом'' - в центр стола и поехали. Воспитка раз зайдёт - всё в порядке, сидят, учат, от жары спасаются квасом. Второй раз зайдёт
- та же самая картина. Перед отбоем все - трупы... Да что такое?! Когда и где они успели?!
Всё рассекретила Луна, уже ближе к отбытию учащихся на каникулы. Как-то она зашла в двадцать девятую, в целях проверки. В тот день стояла дичайшая жара, все буквально обливались потом. Пацаны пьют свой ''квас'', вдруг заходит Луна:
- Добрый вечер, мальчики. Как тут у вас дела? Всё нормально? Пьяных нет? Опять квас пьёте? И не говорите, сегодня жара просто ужасная... Можно и мне глоточек сделать?..
И прямо из горлышка сделала большой глоток... Как она тогда не померла? Еле продышалась, а продышавшись - ''квас'' конфисковала. Огреблись тогда все, по самое не хочу и не могу...
Вот так учащиеся ''сотки'' готовились к экзаменам.
Чикатило, Борман, Робот и Дрищ вновь попытались воздействовать на директора, насчёт ремонта училища собственными силами в период каникул. И вновь получили категорический отказ. Хотя у всех четверых был некоторый опыт работы на разного рода стройках и ремонтах зданий. Чикатило одно время работал на бетономешалке и на отбойном молотке, а также на его счету было несколько коттеджей, окрашенных лично им. Борман имел некоторую практику в плотницком деле. Робот, до поступления в училище, работал вместе со своим родным братом на кладке цветного бетона. А Дрищ подрабатывал на кладке тротуарной плитки. Всяко-разно, рассуждали парни, они бы справились бы с ремонтом училища.Но нет, директор решил привлечь к работе наёмную бригаду со стороны. Как только парни не пробовали его убедить, даже предлагали расписки написать, на тему добровольного соглашения на работу - бесполезно, Солдат стоял на своём...
Желание работать в училище объяснялось просто. Во-первых, никто из парней не хотел возвращаться домой, в деревни. Во-вторых, всем надоело безделье, мелкие подработки в счёт не шли. В-третьих, парни хотели за лето подзаработать немного денег, чтобы прикупить себе то, что каждый хотел.Конечно, можно было остаться в городе, снять квартиру на четверых, устроиться куда-нибудь на другую стройку. Но этот вариант парни, хорошенько подумав, отмели. За квартиру надо было бы платить немаленькие деньги, на работу добираться как минимум час, работать предстояло бы от рассвета до заката, а ещё надо было добраться домой, приготовить еду и, не выспавшись, назавтра чуть свет снова на работу...
А работа в училище - идеальнейший вариант. Никуда не надо ехать, поесть можно тут же (Чикатило уже заранее договорился с завхозом насчёт основных продуктов), помыться можно тут же, постираться тоже можно. А главное - ни за что не платить. И пенсии бы накапливались, и заработали бы больше, меньше потратившись... Но - не проканало. В училище стали работать китайцы.
О том, КАК группы обувщиков, слесарей - швейников и слесарей - бытовиков сдавали экзамены, можно выразиться одним словом - беспредел. Не совсем, чтобы капитальный, но всё же - редко кто из студентов так делает...
Мандраж перед экзаменами, конечно же, присутствовал - это в порядке вещей, ничего постыдного в этом нет. Борман же этот самый мандраж попросту заглушил, настоятельно порекомендовав всем пацанам влить в себя по стакану спирта, после чего почистить зубы или зажевать мятную жвачку. Алкотестеры, конечно же, эти ухищрения бы не провели, но в том то всё и дело, что не было их у экзаменационных комиссий. Мало того, накануне этих самых экзаменов пацаны сроду не заглядывали в учебники и конспекты! Они пили ''квас''... Поэтому в спирте была аж двойная необходимость - снять и похмелье, и мандраж. Потом, уже после экзаменов, пацаны горячо благодарили Бормана за науку. А и в самом деле, экзамены прошли как по маслу. Пацаны, малость расслабленные
алкоголем, на вопросы отвечали спокойно, особо не напрягаясь. В голове, словно сами по себе, сформировывались чёткие ответы на дополнительные вопросы преподавателей. Речь лилась спокойно, никто не запинался (кроме Банзая, но тот сам по себе был заикой и никто ему, разумеется, не наливал), движения были плавные и уверенные (даже у Чикатилы, Весёлого и Моти).
Пожалуй, это был единственный случай, когда зловредный во всех смыслах спирт действительно принёс пользу, значительно облегчив такое трудное дело, как сдача экзаменов.
Распорядок дня был заранее обговорен с Мамой Светой: до двенадцати часов дня - сдача, с двенадцати до полвторого - подведение итогов и ''раздача'' категорий, в три часа - общий сбор в цехе и объявление результатов экзаменов.
Мама Света зашла в цех ровно в три часа, вся из себя сияя:
- Так, все собрались? Все. Ну,что? Поздравляю вас с успешной сдачей
госэкзаменов! (Группарадостно загалдела). Сейчас я зачитаю вам, кому какой разряд присвоили, разъясню план действий на июнь и... Ох и напьётесь же вы сегодня, а? (Группа смущённо похихикала, заверяя, что - не очень). Да ну, а то я вас не знаю... Напьётесь, конечно, повод есть... Ладно, это всё лирика, переходим к делу. Начнём так - кто где сидит. Итак, Серёжа - второй разряд, сразу через первый перескочил, молодец. Обувь - высокого качества, отвечал хорошо, замечаний никаких нет... Женя - второй разряд. Обувь - маленько похуже, чем у Серёжи, но всё равно - на должном уровне. Ни одного замечания, отвечал хорошо,
тоже молодец... Эдик, ты меня, признаться, удивил. Наверное, под шпаргалку ответ писал, а? Да ладно вам, что вы, как дети? Были у вас шпаргалки-то, чего уж там... Эдик - первый разряд и тот - с большой натяжкой. Намёк понял, Эдик? То-то... Саша - первый разряд. Отвечал неплохо, но вот качество обуви - не очень. Подтянись, Саша, иначе второй разряд не получишь... Максим - пока первый разряд. Ты очень много болел и очень много пропустил. Хотя качество у тебя хорошее. Напрягись, и выпустишься с неплохим - третьим - разрядом. Постарайся, хорошо?.. Кирилл - второй разряд, отличный результат. Но всё равно
- качество нужно улучшить... Так, Алексей - первый разряд. Не хмурься, для дэцэпешника твоего уровня - вполне достойный результат. Ремонт ты делаешь неплохо - мелкий, для сложного ты ещё не дорос. А изготовление обуви у тебя ещё хромает. Будем с тобой работать... Дима - первый разряд. Если бы не пил, получил бы второй. Отвечал как попало, качество - тоже не ахти... Костя - второй разряд, поздравляю. Замечание - только одно: никто тебя не может переспорить... Роберт - первый разряд. Единственное, что умеет хорошо делать - точить ножи до
бритвенной остроты. Качество - ужасное, отвечал плохо. Будем решать насчёт тебя на педсовете, Роберт - учиться тебе дальше или нет...Толя - первый разряд, мог бы учиться получше, да мешает лень. Учителя на тебя жалуются - дерзишь им, уроки срываешь. Тоже - педсовет... Олег! Первый разряд. Много пьёшь, направим тебя лечиться от алкоголизма.
Моряк отрицательно помотал головой:
- Не поеду, не хочу.
- Не хочет он... - сокрушённо вздохнула мастер. - Приезжаю я в Купино, да? Иду по улице, смотрю - какой-то бомж копается в помойке, да? Весь грязный, в лохмотьях, небритый, лицо ужасное... Смотрю - а это Олег... Так и будет с тобой, если пить не бросишь...
- Не поеду, - уперся Моряк. - Я бомж не буду...
Мама Света поиграла желваками:
- В наручники бы тебя, не спрашивая - хочешь ты или не хочешь. И в ЛТП... Так ведь нет их сейчас, а жаль. Олег! Педсовет, понял?
- Что толку? - буркнул Чикатило. - Выгнать - не выгонят, а насильно его вы на лечение не отправите...
- Уверен? - зыркнула на него мастер.
- На все сто. Это вам не Соловей...
Мама Света невесело хмыкнула, немного помолчала и продолжила:
- Ещё раз поздравляю всех со сдачей экзаменов и с присвоением разрядов. Вы сегодня доказали, что мы с вами бились не зря. Определённые успехи налицо. И если вы на втором курсе обучения отнесётесь к учёбе посерьёзнее - можете получить самое большее количество третьих-четвёртых разрядов за последние пять лет... Далее. У вас три дня на отдых. Постарайтесь поменьше пить, набирайтесь сил. Почти весь июнь мы будем только работать. Теоретических занятий на первом курсе больше не будет. Одна только практика, с девяти до пяти.
Задача проста: с каждого ученика - по пять пар обуви плюс доделать то, что не успели сделать выгнанные... Работаем в предельном темпе, хватит вас баловать. Кто быстрее сделает, тот и дольше будет отдыхать на каникулах. Ещё одно уточнение: если раньше в субботу учились, то теперь выходных дней - два. По-моему - это плохо. Поэтому - берите текущую работу в комнату на выходные, вместо того, чтобы пить... Во-о, Алексею эта идея пришлась по душе, я вижу. Я права?
- Абсолютно, - искренне ответил Чикатило. - Хоть чем-то буду занят. Надоело уже пить и ничего не делать...
- Значит, у тебя ещё не всё потеряно, если ты так рассуждаешь. На сегодня всё, встречаемся через три дня. И смотрите у меня...
Три дня весь первый курс обмывал удачную сдачу экзаменов и присвоение
разрядов. Пьянствовали по-чёрному, но без всяких драк и разборок, к счастью. Просто веселились, радуясь тем достижениям, которые достигли за год учёбы. Радовались, что хоть чему-то научились, что умудрились после всех передряг остаться на второй курс. И конечно же, было немного обидно за тех ребят, которых считали за своих и которые не доучились вместе со всеми...
Воспитки к этим вполне обоснованным гульбищам отнеслись с пониманием,
предупредив лишь, чтобы не расслаблялись: сдача экзаменов и получение
разрядов не защищали от исключения из ''сотки'', в случае каких-либо
чрезвычайных ситуаций, наподобие февральских... На что Чикатило полушутя-полусерьезно схохмил:
- Особо шебутных вы уже повыгоняли. Мы - те, что остались - так, типы средней шебутливости. От нас особых неприятностей и не ждите, всё равно не дождётесь. Ну, разве что кого над частным сектором в свободный полёт отправим...
Тридцать первое мая Чикатило запомнился тем, что именно в этот день он в последний раз увидел ту, которую он полюбил, но безответно и ту, которая полюбила его. Что характерно - тоже аналогично...
Гуля с Надюшей подошли к скамейке, на которой Чикатило сидел в гордом
одиночестве, ломая голову над поистине гамлетовским вопросом: пить или не пить?
- Привет, Чикатило...
Алексей поднял голову и тупо уставился на девчонок, чувствуя, как сердце опять заходится в смертной тоске. В висках гулко забарабанило, дыхание вдруг резко перехватило, вены на руках вдруг вздулись причудливым узором.
- Привет... - глухо отозвался Чикатило. - Вы зачем здесь?
- Потому что, - весело рассмеялись девчонки, словно бы и не замечая его паскудного состояния, вызванного ихним приходом. - Сдал экзамены? Молодец!
- Сам знаю, - вяло огрызнулся Чикатило, про себя вопивший дурноматом: да уйдите же вы обе, мать вашу...
Гуля присела перед ним на корточки и заглянула ему в глаза:
- Ты заболел, что ли? Что-то у тебя вид далеко не цветущий. Случилось что?
- Случилось, - сам того не ожидая, бухнул Алексей. - Тебя, дуру такую, забыть не могу, всего и делов. Надя, милая, прости меня, но я не могу больше ИГРАТЬ. Я её люблю...
- Ого, - тихо выдохнула Гуля, мельком взглянув на застывшую подругу. - Дурак. Ой ты и дурак!
- Дурак у меня в штанах, - отпарировал Чикатило, наливаясь бешенством. -Пожалуйста, родные мои! Сделайте сейчас так, чтобы я вас больше никогда в жизни не видел, ни в этой, ни в следующей...
Гуля медленно встала, не сводя с Чикатилы своих прекрасных чёрных глаз. Чикатило вовсе уж задохнулся, разрываясь пополам от обуревавших его чувств, он и любил её всем сердцем, и в то же время ненавидел всеми фибрами души. Он так и сидел на лавке, его отчётливо трясло крупной дрожью и он еле сдерживался, чтобы не вскочить и не заорать на весь Новосибирск, выплёскивая весь негатив, скопившийся в душе...
Гуля наклонилась к нему, потрепала его по бритой голове и шепнула:
- Прости...
И, подхватив под руку Надюшу, торопливо потянула её за собой.
Всё, отрешенно подумал Алексей, амба, сопьюсь... Где бы ты не была, что бы ты не делала, кем бы не стала - я по гроб жизни тебя не забуду, обещаю... Удачи тебе и будь счастлива... И ты, Надюша, тоже... Прости...
ГЛАВА 45.
Было решено: работаем до двадцать пятого числа, после чего все учащиеся разъезжаются кто куда, на двухмесячные каникулы. Парни с превеликой радостью окунулись в работу, окончательно закрепляя практикой теорию. В конце концов, эти профессии должны были стать основным источником дохода, вторым после пенсии. А может и первым, если зарабатывать куда гораздо больше, чем пенсия. Ну, это уже у кого как сложится. Есть ещё и третий вариант. Найти абсолютно другую работу, получать пенсию и калымить по той специальности, которую
приобрёл в ''сотке''... Только тогда тебе будет хватать на жизнь. Не на роскошную, конечно, но и не на бомжовую. Так, будешь висеть где-то посерединке.
Самое главное - это не бросаться в крайности, навроде алкоголя или наркотиков. Уж лучше тогда сразу повеситься, чтобы и себя не мучить, и окружающих тебя родных и близких. Хуже нет, от лишних денег начать бухать или колоться. А ведь, к сожалению, это удел многих и многих... Это при том, что здоровья нет практически с самого твоего рождения. Вова Еврей, к примеру, СТАВШИЙ инвалидом, свалившись под поезд в ''коматозном'' состоянии, продолжал пить. Ему предоставили неплохую возможность стать человеком, нужным обществу, занять свою нишу в социуме. Но он ею откровенно пренебрег, продолжая бухать вовсе уж не по-человечески. И хотя Еврей, периодически звоня в ''сотку'', и
говорил, что он взялся за ум, нашёл работу, открыл своё дело и так далее - ему никто не верил. Что впоследствии и подтвердила одна девчонка, землячка Вовы, увидевшая его дома спавшим чуть ли не под забором...
Все эти нудные теории о том, что алкоголизм и наркомания - это тяжёлые болезни - есть несусветная херня, от которой понимающим людям хочется блеваться и плеваться. Это не болезни, это - человеческое тупоумие, лень и нежелание хоть как-то постараться изменить свою жизнь к лучшему. Потом эти самые алкаши и наркоты обвиняют в своих бедах кого угодно, но только не самих себя, прикрываясь полюбившейся фразой - не мы такие, жизнь такая...
Бред, ребята. Стопроцентный патентованный бред. Мужик просто обязан держать удары жизни и при возможности - давать сдачи. В противном случае - ты не человек, а чмо и твоё место на помойке...
Так рассуждал Чикатило, в одно рыло валяясь на кровати. Вчера, после ухода девчонок, он напился до потери пульса, пытаясь заглушить ярость и боль. И сегодня утром ему было гораздо хуже, потому как ко всему прочему донимало жутчайшее похмелье.
Ну уж нет, подумал Чикатило, хрен я сломаюсь. Не для того я на этот свет появился, чтобы закончить свои дни предельно похабно...
В дверь постучались дважды: условно-деликатно и пинками. Уже
настропалившись отличать гостей по стуку, Чикатило определил - Мотя и
Весёлый.
Так и есть - братья по несчастью, коллеги по болезни, никогда не унывающие Матвей и Виталя:
- Ну, ты вчера и дал копоти! Вот это ты вчера наелся!
- Пацаны, заткнитесь, пожалуйста, а? Что вы прямо в ухо орёте?
- А мы специально, чтобы ты побыстрее очухался. Давай, дружище Чикатило, ешь в темпе и собирайся в дальнюю дорогу.
- Не понял... Какая дорога, завтра на учёбу... то есть - на работу.
- Лёнь, мне больше некого о помощи просить, - сказал Мотя. - Почти все
разъехались. И я подумал, что вы оба-двое мне поможете вещи домой отвезти. Чтобы потом уехать до хаты налегке. День ещё впереди, два часа туда, два - обратно, у меня дома побудете малёха. Да и Сашка рад будет, если вы нагрянете...
- А кстати, где он? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило. - Почему эта дылда родному брату не помогает, а?
- Во-первых, он на учёбе. Во-вторых, после неё он с родителями едет на дачу. А в-третьих, никто меня домой с вещами не ждёт. Но делать-то всё равно нечего, так? Чем киснуть в общаге, лучше поехали ко мне, развеемся...
- Ну, если так... Тады ой... У вас в Искитиме я был только проездом, давно хотел там побывать, да всё как-то было не с руки... Не у кого было зависнуть, так сказать, не у Коня же...
- А теперь - будет, - улыбнулся Матвей. - Увидишь, где я живу, как до меня дойти. И, если когда-нибудь будешь в Искитиме, со спокойной совестью можешь заруливать на ночлег ко мне. Тебя, Весёлый, это тоже касается... Едем?
- Угу, через полчасика примерно. Успеем?
- Легко. Ладно. Весёлый, ком цу мир, поможешь чемоданы упаковать.
- Яволь, герр кактамтебяфюрер! Жаль, Фюрер не слышит, он бы оскорбился...
Есть, помимо традиционной опохмелки, ещё одно замечательное средство изгнать из крови алкоголь - тяжёлый физический труд в дикую жару. Пот, перемешиваясь со спиртом, попросту испаряется с поверхности кожи, едва выступив наружу. А поскольку Чикатило пёр на себе самую ''лёгкую'' сумку, то и от жары ему досталось качественнее остальных. Порой ему казалось, что люди вокруг принюхиваются, пытаясь определить источник спиртового запаха. И наткнувшись взглядом на Чикатилу , Весёлого и Мотю, торопливо отводили глаза. Вот что Алексею нравилось в жителях больших городов, так это то, что они не пялились изумлённо и не охали от удивления, увидев каких-нибудь людей с явными признаками физической неполноценности. В маленьких городах и сёлах - картина иная. Тамошние аборигены чуть ли не тычат в инвалидов пальцами, ударяясь в две
крайности - либо жалеют со страшной силой, либо издеваются. Что, поверьте, очень неприятно. Даже непонятно, что неприятней - первая крайность или вторая...
По Искитиму шли примерно минут сорок, частенько останавливаясь перевести дыхание. А Чикатило, несмотря на пекло и уже спадающее похмелье, чуть не заработал двухсторонний вывих шеи и расходящееся косоглазие. Девчонки и женщины в Искитиме настолько потрясающе красивы, что, как подозревал Алексей - знаменитый город невест и рядом не котировался. Жаль, не было возможности вплотную пообщаться с этими неземными существами, на предмет стервозности характеров. Но на первый взгляд - очень даже не вредные.
- Хочу здесь жить! - заявил Чикатило, провожая восхищенным взглядом
очередную красавицу.
- Слышь, ты, озабоченный, - одёрнул его Весёлый. - У тебя денег не хватит, чтобы здесь себе хату купить. У меня-то подешевле будет, да и девки тоже ничего...
- А кто спорит? Это я так, на будущее варианты прикидываю. Нет, пацаны, в натуре. Я на всю жизнь вынес стойкое убеждение, что самые классные деревенские чувихи - это коченевские, а самые шикарные городские чувихи - это как раз искитимские и есть. Ну нигде я больше не наблюдал столь плотной концентрации красоток, понимаете?
- А как же Гулька? - подковырнул Весёлый. И, заметив напрягшееся лицо
Чикатилы, виновато сказал: - Извини. Бахнул не подумавши...
- Не делай так больше, понял? И без твоих язвительностей тошно.
- Не буду, честно.
- Рискну поверить. Видишь ли, Весёлый, в чём дело... Гулька - это моя душевная травма на всю оставшуюся жизнь, высокопарно выражаясь. Из-за того, что у нас с ней ни хрена не получилось, я не собираюсь вешаться или уходить в монастырь. Я не настолько уж сентиментальный, чтобы так делать. Клин клином вышибают. Тебе дальше разжевать или сам поймёшь?
- Сам. Что тут понимать? Удачи тебе в поисках своей половины, серьёзно говорю, без всякой насмешки...
Матвей выругался:
- Едрёна мать, я так и думал. Я так и знал, что мои на дачу упедалят. А поскольку их дома нет, то и пожрать по-человечески нам не удастся.
- Давай что есть, - крикнул из ванны Чикатило. - Нам ли, студентам, бояться совмещения несовместимого?
Раздался громкий смех Весёлого и Моти. Алексей, умывшись, зашёл на кухню и сам заржал: на столе стояла полторашка кваса и коробка конфет ''Птичье молоко''.
- Ну нечего больше вам предложить, - виновато развёл руками Матвей. -
Перекусите пока так, вы же не жрать ко мне ехали, в самом-то деле. Шучу, конечно.
- Оригинально, - проворчал Виталя. - Похлеще, чем молоко с огурцами...
Пока Чикатило с Весёлым вкушали конфеты, запивая их квасом, сопровождая этот процесс всякими матерными хохмами, Мотя поскрёб по сусекам и предложил гостям ещё один изыск кулинарной мысли: кофе с бананами.
- Увидали бы нас сейчас какие-нибудь английские аристократы - застрелились бы от зависти, каждый из двух пистолетов сразу, - предположил Чикатило. - Нет, в самом деле. Они бы сроду до такого не додумались. Так что, парни, утешайте себя мыслью, что все эти сэры-пэры и прочие лорды с герцогами - британский отстой, по сравнению с нами, истинными джентльменами...
- Это точно, - с чувством подтвердил Матвей. - Накорми их этими
высокохудожественными явствами - слягут с несварением желудков, альбионцы из тумана. А вот мы-то - наоборот. Накорми нас этой ихней овсянкой с беконом - схаваем за милую душу и добавки попросим, аж целых два раза.
- Гурманы вы, я смотрю, - хыкнул Весёлый. - А как насчёт того, чтобы этих самых херцогов заставить отведать нашего фирменного блюда? Непроваренные голуби со спиртом, а? Или гречневой каши из нашей столовой?
- Сударь, да вы откровенный извращенец! - перекрестился Чикатило. - Не дай бог, если откровенно. Хана тогда бриттам, точно вам говорю, ни одна реанимация не откачает...
Хлопнула входная дверь. На кухню зашёл, едва не доставая макушкой потолок, Санёк, родной брат Матвея. В отличие от своего старшего брата, Саня был абсолютно здоровым человеком. Вот вам ещё одна загадка природы. Один отец, одна мать, разница в три года, а дети - антиподы. Старший - инвалид с детства, дэцэпешник средней степени тяжести. Младший же - без малейших изъянов, как в физическом плане, так и в психическом...
- Здорово, мафиозники! - тепло поприветствовал всех Саня.
- Привет, привет! Сам такой нехороший.
- Да ну? Куда там мне против вас, хилому и маленькому против таких крутых перцев... Вы же мафия, новосибирских пацанов строите как хотите, вас все беспредельщики боятся, ха-ха-ха! Какими судьбами у нас?
- Да понимаешь ли, какое дело... Мало нам Новосиба показалось, решили ваших типов погонять, вдоль и поперёк Искитима.
- Ну и как? - осведомился Саня. - Успехи есть?
- А как же? - воскликнул Весёлый. - Не успел Чикатило из вагона выйти,
окрестных баб как ветром сдуло. А встречные - сворачивали. Пацаны ваши его бочком-бочком обходили, мужики пьяные трезвели, едва его завидев. Мы в Искитиме всего часа полтора, а сколько шороху успели навести...
- А ещё я у вас жить хочу, - подсказал Чикатило.
- А, точно! Понравилось ему у нас в городе, понимаешь ли, особенно бабьё приглянулось. А те, бедолаги, не знали, в какую сторону убегать...
- Нет, Чикатило, - воинственно скривился Саня. - У нас ты но пасаран! В рот-фронт, как говорится. Мы не позволим, чтобы какой-то залётный
некропедозоофил изголялся над нашими сёстрами, подругами, жёнами, а также над нашими матерями и бабушками, вот!
- Ты ещё прабабушек приплети, клоун, - беззлобно огрызнулся Алексей. - Ну, не виноватый я, что похож на Чикатилу. Шлюхи иной раз сутенёров на разборки со мной зовут... Боятся, курицы безмозглые. Хорошо хоть, ''пастухи'' при понятии, понимают что к чему и что почём...
Саня, узнав про то, чем его брат угощал своих друзей, ржал минут пять без передыху. Отсмеявшись и вытерев выступившие слёзы, он принялся
гастрономировать, выгнав всех из кухни:
- Компьютер пока посмотрите, я клипы там новые на ''винт'' скинул.
Саня учился в каком-то радиотехникуме и разбирался во всех этих новомодных электронных прибамбасах. Его даже в армию хотели взять в войска ФАПСИ - Федеральное Агентство Правительственной Связи и Информации, так ему сказали на приписной комиссии в военкомате (а попал в конце концов в танковые войска)...
Пока Саня готовил - приехали родители. Познакомились. Поев, парни обменялись жестами - мол, пора и честь знать. Матвей ехать передумал, сославшись на какие-то домашние заморочки. И Весёлый с Чикатилой, сходив перед дорогой в туалет, попрощались с родителями и скатились по лестнице на улицу, где их уже ждал Саня.
Оп-па... Две девчонки, стоявшие рядом с Саней, буквально ЛОМАНУЛИСЬ, но Саня их удержал, смеясь:
- Да куда вы рванули, дуры такие? Это же Лёха и Виталя, они вовсе даже добрые внутри, пока трезвые...
У Чикатилы аж зубы заныли, настолько были хороши Санины знакомые. А те, заметив раздевающий взгляд, покраснели. Ничего, подумал Чикатило, привыкайте к таким вот стриптизным взглядам... Эх, где мои красота, ум и смелость...
Чикатилу всё-таки прибило в электричке, по малому делу, прямо посередине пути. А как общеизвестно, среди многочисленных недостатков электричек есть ещё и такая мерзопакостная, как полное отсутствие туалетов. Весёлый заметил это нехорошее состояние и посоветовал, склонившись к уху:
- Встань между вагонами и...
- Ага, спасибо большое! - с сарказмом шепнул Чикатило. - Там же везде ток, высокое напряжение. А вдруг там что-нибудь плохо заизолировано? Недолго мучился Алёшка в высоковольтных проводах...
Вскоре терпеть уже не было мочи. И Чикатило вышел в тамбур, под хрюкающий смешок Весёлого. Там стояли два мужика, пьяные если не в дымину, то в дым, точно. Внимательно выслушав Алексея, мужики заверили, что с ихней стороны никто через них не пройдёт, ну а за ту сторону они не ручаются, смотри сам, браток...
Обошлось. Ни током не шарахнуло, ни менты не шли с очередным обходом
вагонов. Один только Виталя долго хохмил на эту тему, предлагая провести тот же эксперимент, только между другими вагонами, авось и попадётся незаизолированная проводка и много-много киловатт ударят прямо промеж вовсе даже не глаз, оставив на полу одни только расплавленные стёкла от очков...
Прибыв в ''сотку'', Чикатило с Весёлым наткнулись на одну девчонку по имени Марина, принадлежащая к числу соблазнённых Фюрером. У неё было ДЦП в самой страшнейшей стадии, какая только есть - Марина жутко мучилась с ногами, передвигаясь на костылях и волоча ноги за собой. Смотреть на неё спокойно было практически невозможно, сердце кровью обливалось, когда она ШЛА... Между тем, Марина была очень даже
неглупой, что, впрочем, не помешало ей запасть на Фюрера.
И вот сейчас Марина сидела на бетонном приступке, загадочно смотря куда-то вдаль. Она всегда там сидела, в тёплую погоду, словно ждала кого-то.
- Привет! Алексей, можно тебя на минуточку? Ты Фюрера часто видишь?
- Вообще не вижу, я к нему в больницу не хожу. А что такое?
- Сможешь ему как-нибудь записку передать?
- Ну... Если что-то срочное, я могу к нему сгонять, только не сегодня. Срочное?
- Да не особенно и срочное. Просто хочется, чтобы он об этом поскорее узнал...
- Мне ты, разумеется, не скажешь, - уточнил Чикатило. - Или все же?
- Извини, не скажу. Это личное дело, касается только нас двоих, и никого больше. Пусть он ответ напишет, интересно будет узнать, как он отреагирует...
- Ладно, скажу, - пожал плечами Чикатило, пребывая в недоумении.
Весёлый как мысли читал:
- Беременная, что ли? - вполголоса предположил он. - Вот это будет переполох, на всю ''сотку''... А уж Фюрер будет рад...
- А уж Белке-то сюрприз... - подхватил Чикатило. - Короче, весело будет всем. По кофе?
- С удовольствием, - Виталя зашёл в 20-ю, вслед за Алексеем и закрылся на три оборота.
- Зачем?
- А сейчас поймёшь... - и Весёлый стал аккуратненько отрывать заклееную вчетверо записку. - Надо же узнать, что там у них происходит. А то напустили тут туману, загадочные какие, надо же... Тьфу ты... Я-то думал... На, прочти.
- Прочитай сам, а? Всё не читай, основные моменты выдели и харе.
- Короче, Марина разобралась наконец-то, кто такой и что такое наш Фюрер. О чём ему и сообщает, в довольно мягкой форме. Бросает она его, в общем... Слу-у-ушай... А давай Фюреру подлянку сделаем, а?
- Белке покажем? - догадался Чикатило. - А это мысль, пожалуй что. Тем более, что Фюрер давненько уже хочет с ней рвать, да всё никак не соберётся. Надо ускорить процесс, как думаешь?
- И я тебе про то же самое, - кивнул Весёлый и жестко добавил: - Пора уже Таньке взрослеть. А то бегает за этим придурком, как дворняга, смотреть противно... А вообще, надо бы с Мутантом посоветоваться, что он скажет.
...Мутант вылупился на Весёлого и Чикатилу:
- Вы что, с Марса упали? Или со ''Сникерса''? Нафига вы вообще лезете в чужую жизнь, тем более в личную?
- Дык это... За Таньку же обидно!
- Эх, молодёжь... Обида их взяла, понимаешь. Где ваша мужская солидарность?
Чикатило ответил насквозь матерно, но зато в рифму, насчёт местонахождения этой самой солидарности. Мутант продолжил:
- Ты же сам говорил когда-то, помнишь? Никогда не лезь в личную жизнь других, иначе сам же и останешься крайним... А это тот самый случай и есть. Не забивайте себе головы чужими проблемами. Отдайте Фюреру эту маляву, пусть они с Танькой сами разбираются. Взрослые люди ведь, не школьники. Ну поплачет Танька в подушку, узнавши про Фюрера, и что? Фюрер ей наплетёт сорок бочек арестантов, то, что она ЗАХОЧЕТ услышать. И будет эта дура смешливая снова за ним бегать. А вот вы насквозь испортите с обоими отношения. Оно вам надо? Р-разлучники, тоже мне... А Марина - молодец, вовремя сообразила, что из себя этот Казанова представляет. Я-то думал, что она такая же тупоголовая...
ГЛАВА 46.
За два дня до разъезда на каникулы Чикатило стал упаковывать свои шмутки в коробки, для сдачи их в камеру хранения при училище. Нет резона увозить все вещи для того, чтобы через два месяца переть всё назад.
Пистолет Чикатило решил оставить в одной из коробок, рассудив, что дома он ему не понадобится. Жил же раньше столько лет без оружия? Вот именно, и дальше проживу...
Алексей планировал уехать ровно двадцать пятого, с первой утренней
электричкой, но кое-кто решительно этому воспрепятствовал.
В комнату зашёл Пончик:
- Что, собираешься нах хаузе? Держи...
И протянул Алексею несколько сотенных купюр:
- Дядька остался очень доволен. Говорит, на первое время потянет. Вот только аккумулятор новый будет ставить, но это уже его проблемы...
Продал всё-таки Чикатило свой ''эриксон'', решив, что на данном промежутке времени он ему не нужен. Да и деньги нужны были. Он бы и пистолет продал, только кому он нужен? Ну и ладно, ствол жрать не просит, в отличие от ''трубы'', которую "кормить" нужно исключительно долларами, как валютную проститутку. Да и аккумулятор жрал энергию как подорванный, заряжать приходилось чуть ли не каждый день, хорошо хоть - электричество дармовое. Также Чикатило продал Моте электрочайник, который достался ему задаром, можно сказать: Соловей его в своё время пропил, за две полторашки пива. Которые, кстати, выпили вместе...
- Когда едешь? - спросил Пончик.
- Двадцать пятого, наверное, - пожал плечами Чикатило. - Если ничего не изменится, конечно. А ты?
- Я в городе остаюсь, работать. В той фирме, где я раньше пахал. Кстати, тебе Гуляй бабло отдал?
- Еле как... - хмыкнул Алексей.
- Во-во, будешь знать, как верить некоторым.
- Да уж. Ну, а с другой стороны, люди именно в таких вот щекотливых ситуациях и познаются, не так ли?..
Эта история началась ещё в апреле, а закончилась буквально на днях. Хорошо хоть, хорошо закончилась, могло получиться с точностью до наоборот...
Чикатило зашёл в комнату, на ходу вытираясь после душа. В комнате сидели Фюрер, Гуляй и Коленвал, все трое - хмурые. И не успел Чикатило войти, как Гуляй его огорошил: ему нужна была крупная сумма денег, чуть ли не трёхмесячная пенсия Чикатилы, для того, чтобы откупиться от каких-то там крутых ребят, поставившие Гуляя на счётчик. Короче, история была запутанная напрочь, усугублявшаяся ещё и тем, что все дела были наворочены по пьянке и Гуляй ни хрена не помнил. Но деньги надо было отдать.
Андрей обратился сначала к Фюреру, но тот прикрылся своей стандартной
отмазкой: не могу дозвониться до крутого дядьки. И посоветовал обратиться к Чикатиле: мол, уж он-то точно поможет, девяносто девять процентов гарантии...
Алексей деньги-то достал, не столь уж и великая сумма для Борисыча, менявшего иномарки чаще, чем менялась погода. Вот только дальше начались сплошные заморочки, со стороны Гуляя. Пообещавшись отдать долг в начале мая, Андрей, по истечению срока, и не чесался в этом плане: завтра, послезавтра, через неделю, извини, потерпи, не получилось...
А тут ещё и Витас, будучи в подпитии, накачал Чикатилу информацией: дескать, Гуляй входит в доверие, занимая и отдавая мелкие суммы денег, а вот заняв сумму покрупнее - не отдаёт ни в жизнь. И Чикатило, отыскав бухого в сиську Гуляя, прямо ему заявил: не отдашь долг -
подставишь меня, подставишь меня - не посмотрю, что мы с тобой в хороших отношениях, приедут волкодавы из СБ, церемониться не будут...
И вот, на днях, Гуляй отдал долг Чикатиле, а тот отвёз их Борисычу, который искренне удивился:
- А я уже и забыл, что тебе одалживал. Ну что же, молодец, что отдал...
После этого случая Чикатило понял, что Гуляй вовсе даже и не собирается делать то, о чём он разглагольствовал всем, на каждом углу. Напившись, Андрей начинал строить планы на ближайшее будущее: подкоплю денег, открою какое-нибудь своё дело, куплю квартиру, куплю ''пятнадцутую'', обязательно на литье, женюсь на хорошей бабе и буду ездить к вам в гости...
Хрена лысого. Ему и в ''сотке'' было неплохо. А что? Крыша над головой есть, накормлен, одет-обут, ни за что платить не надо, всегда найдёт где побухать, баб - море. Зачем ещё суетиться? Правда, работу Гуляй всё-таки сменил, уйдя из грузчиков в частную охранную фирму, охраняя строящийся мост через реку Обь, сутки через двое. С каких денег, интересно, он накопит на всё, о чём талдычил? По пьянке-то все - космонавты и секретные агенты ФСБ...
Алексей хотел было лечь спать пораньше, чтобы выспаться перед дорогой. Не тут-то было - дверь комнаты сотряслась от мощных пинков. Так... Ну конечно - Весёлый и Мутант, уже привычно определил Чикатило.
- Ты куда это, интересно, собрался? -заорали с порога два друга, метель и вьюга. - Ты чё, в натуре, опух? Какой такой ''домой''? Ничего не знаем, никуда ты не поедешь, пока с нами на отдыхалово не съездишь...
- Да что-то меня не тянет. Это же опять, водка пить, земля валяться. Надоело.
- Ой, Чикатило, что ты прямо как маленький? - поморщился Мутант. - ''Не тянет, надоело''... Такое раз в жизни бывает - с такими личностями, как мы, собраться вместе на природе, шашлыки пожарить, водки попить на свежем кислороде... Вон, Шмат в восемь часов должен приехать, мяса привезти. Давай, не ломайся, поехали с нами.
- Нет, - отрезал Чикатило. - Хватит, наотдыхался.
- Ну, как хочешь... - и вышли из комнаты.
Когда Чикатило уже кемарил, в дверь снова забарабанили. Да мать вашу,
затрахали...
Семён, по своему обыкновению прогудел басом:
- Тебя на вахту вызывают, ''семёрочные'' девки. Говорят, срочно...
Что за дела, обалдел Алексей, издеваются они надо мной, что ли? И, не закрывая комнату на ключ, помчался на вахту.
- Где девчонки? - спросил он у охранника.
- Какие?
- Которые меня вызывали, две девки, из ''семёрки''.
- Ты что? Не было никаких девок, никто тебя не вызывал.
- Шутки шутите? - нахмурился Чикатило.
- Делать мне больше нечего. Сидел и думал, как бы над тобой пошутить... Не было никого, я тебе серьёзно говорю.
Чикатило мысленно матернулся и пошёл обратно, яростно сопя. И только зайдя в комнату, он допетрил до смысла этого идиотского розыгрыша: исчезли сумка и жилетка с документами...
- Ох вы и суки! - заорал Чикатило, врываясь в 29-ю. - Нет, ну к чему такие фокусы?
- Купился, - удовлетворённо потёр руки Борман. - Принимай ультиматум, коря. Или ты едешь с нами, или ты вообще никуда не поедешь, пешком по шпалам домой потопаешь. Шмутки твои вернём, но только после того, как сгоняем на Мочище...
- Куда? - не понял Чикатило. - Ты бы ешё нас в Мочилово загнал, гы-гы.
Мутант терпеливо объяснил:
- Мочище - это такая курортная зона, за Новосибом. Там есть санаторий и рядом - хороший пляж, на притоке Оби.
- Кто ещё едет? - устало спросил Алексей.
- Сдался, - констатировал Весёлый. - Неохота ему пешим ходом добираться до дому. Едем мы трое, ты, Шмат, Мотя и моя Надька. Вас что-то не устраивает, сэр?
- Вот именно, - сварливо сказал Чикатило. - Ты, в натуре, молодец. Один ты у нас с бабой едешь. А мы? Ты там с Надькой кувыркаться будешь, а нам что, дрочить, на вас глядючи? Нафиг ты её берёшь?
- И не говори, Чикатил, - поддержал Мутант. - Договорились же, что едем без баб, так нет же - прилипла, хрен отдерёшь.
- Да вы задолбали! - завопил Весёлый. - Вот докопались же, а? Объясняю в последний раз. Я отучился, я её бросаю, ясно? Могу я напоследок её трахнуть, на свежем воздухе? Почему бросаю? А просто так, надоела она мне... Всё, хватит на эту тему базарить.
- Так, стоп, - вскинулся Чикатило. - Ладно, черти языкастые, уболтали вы меня, еду я с вами. Вы по сколько скидывались?
- А я всё жду, - ухмыльнулся Мутант, - когда же ты, наконец, про деньги вспомнишь? По полторы сотни с рыла.
- Нормально, - кивнул Алексей. - Жилеточку верните, будьте так ласковы. У меня в ней финансы заныканы. Да и сумку, пожалуй, тоже. Да не ерепеньтесь вы, ёлы-палы, сказал же, что с вами поеду.
- Ну, смотри, Чикатило, - прищурился Борман. - Ежели что не так - наша месть будет страшной и беспощадной... Значит, так. Скоро идём на остановку, встречаем Шмата. А завтра с утра пораньше выдвигаемся. Лишь бы погода не подвела, а то есть у неё такая поганая привычка... И придётся нам тогда шашлыки прямо здесь жарить, на подоконнике.
- Уно моменто, амигос, - сказал Чикатило. - Как я понимаю, мы с ночёвкой едем, натюрлих? И как мы спать будем?
- Покрывала с собой возьмём, возле костра и завалимся. Не волнуйся, ночи сейчас тёплые. Да и пьяные мы будем, не должны простыть.
- А хрен нас знает, раз на раз не приходится. Можем и не простыть, а можем и наоборот, в лазарет загреметь, на все каникулы...
Как до этого самого Мочища добирались - эт-то было что-то. Мало того, что перепутали номера автобусов, так ещё и сели не на той остановке. Где-то на полпути Борман, задумчиво глядя в окно, сказал:
- Хотите анекдот? Мы не туда едем...
- А где смеяться? - не понял Мотя.
- После слова ''лопата''... Я серьёзно, мы не на тот лоховоз сели. И едем, соответственно, не туда, куда нам надо. Пойду у кондуктора спрошу, успокоения ради.
Поговорив с кондукторшей, Борман вернулся, подхватил сумку:
- Десантируемся. Смена средства передвижения. Мы чуть в Первомайку не
упороли...
На этот раз вместо какого-то иномарочного автобуса подъехал ветеран советской автобусной промышленности - старенький, немилосердно гремящий ''ЛиАЗ'' жёлто-серого цвета. С трудом залезши в него, с полчаса ехали стоя - народу было битком, в основном дачники, с сопутствующими инструментами. Мутант, используя свою природную наглость и людскую жалость, быстренько раздобыл себе сидячее место. Борман тут же водрузил ему на протезы тяжеленную сумку,чем вызвал негодование двух старушек:
- Ты что делаешь, ирод проклятый?! У человека ноги увечные, а он сумку на них ставит.
- Мамаши, - обратился к ним Мутант, махая возле их носа культей руки. - У меня ног нету, поэтому мне и не тяжело...
А Борман продемонстрировал им свой рубец на груди:
- Мне вообще больше пяти килограмм поднимать нельзя. Могу крякнуть...
Божьи одуванчики смолкли, сделав большие глаза. А Мутант, вспомнив одну историю, начал рассказывать:
- Идём мы с одним мужиком по городу, пивом накачанные по самые уши. Шли-шли и зашли в частный сектор. Идём мимо одного дома, а там сад цветочный - закачаешься. А мы, чтобы вы знали, надумали к подругам забуриться. Я возьми и предложи: мол, давай спросим у хозяев маленько цветов. Боря кричит: да как-то неудобно, мол. Я говорю: стой здесь. А сам внаглую захожу во двор, ору: дома есть кто? Вылетает мне навстречу какая-то шавка, вся из себя такая боевая - как же, чужой. Подскакивает ко мне и за ногу - хвать! Аж звон по двору пошёл, когда эта дура мохнатая меня за протез укусила. Шавка ничего понять не может, сидит
рядом, хвост поджала и скулит. Я такой - раз-раз - нет никого. Семь раз прицелился, один раз пнул - шавка прямой наводкой в конуру залетела, визжит обиженно... Выходит хозяин, два на полтора, не меньше: а где Рекс? И свистит. Что интересно, Рекс не отозвался. Я так полагаю, пытался осмыслить происшедшее... Ну, в общем, пришли мы с Борей к бабам, как правильные - с двумя букетами...
Ржач стоял на весь автобус, перекрывая рык старенького мотора. Смеялись даже эти самые старушки. А один мужик, дыша на всех ядрёным перегаром, от которого хотелось закусить, сказал:
- Я в-вас, ин-нв-валидов-в, ув-важаю, со страшн-ной с-силой! У мен-ня кум, Петька, тож-же того, без-з руки ос-стался. Молод-дец муж-жик, держится н-на плав-ву. И в-вы тож-же держитесь, ув-важаю!
Старушки, обрадованные сменой темы, тут же насели на алкоголика, долбя его в два голоса, на что тот лишь вяло огрызался. Обычная картина, везде можно увидеть и услышать. Бабки активно возмущаются упадком нравов, ни к селу ни к городу приплетая политику, инфляцию и Сталина с Зюгановым. Алкаш отпирается, во всём виня свою стерву Верку, раздолбая-сына Димку и обуревшее начальство какого-то завода...
Вылезли, наконец, из душного салона автобуса, закурили. Постояли немного, перебрасываясь фразами о предстоящем отдыхе. И, взвалив на себя всё своё и училищное имущество, двинулись к речке, безымянному притоку одной из самых великих рек Сибири в частности и России в общем.
С чего начинается любой отдых на природе? Ну разумеется, с заготовки дров. Пока Надька занялась накрытием достархана, парни полезли на высоченный холм, рассчитывая надыбать там костровое топливо. Мутант наверх, само собой, не полез, стоя у подножья с фотоаппаратом и подбадривая морально, иногда фотографируя самые уматные моменты. Таких, например: сверху по склону несётся бревно, едва не смяв Мотю, а следом кубарем катится Весёлый, оглашая окрестности высокопробным матом. Когда дерева набрали, по общему мнению, достаточно, парни, грязные и потные после заготовки дров, полезли купаться. Вот тут и выяснилось, что ни один из дэцэпешников плавать не умеет, абсолютно. Разве что ''топориком''. Так что Весёлый, Мотя и Чикатило плюхались на мелководье, когда как Борман со Шматом переплыли приток туда-сюда, особо не напрягаясь. Мутант в воду не полез, не желая привлекать внимание к себе...
Развели костёр, стали нанизывать куски мяса на шпажки, заранее облизываясь. Между приятными делами по приготовлению аппетитной пищи вмазали по пять капель водки, для аппетита. Неподалёку рыбачили два мужика, приехавшие на ''волге''. Конечно же, они были удивлены такой компании по соседству, но не подавали вида, молодцы...
Зато на огонёк и на запах приканали трое пьяных в уматень ''расписных'', бухавшие малость поодаль. ''Синие'' с ног до головы, в смысле - все в зоновских татуировках, судя по расплывчатому виду, сделанные хрен знает когда: купола, кресты, черепа, голые бабы...
Сначала всё было нормально. Бывшие зэки подошли, попросили одну шпажку уже готового шашлыка на закуску. Дали, благо шашлыка и в самом деле было немеряно.
Через полчаса урки снова подвалили, уже в открытую нарываясь:
- Кто отгадает загадку, тому ничего не будет. Шестиструнный инструмент, но не гитара. Кто умный?
- Слышь, урла, - Чикатилу затрясло. - Мы сюда отдыхать приехали, а не загадки разгадывать. Может, разойдёмся?
- В самом деле, мужики, - подключился Мутант. - Ну нельзя же так. У нас праздник, мы его отмечаем, никого не трогаем.
- А вы чё, инвалиды, что ли?
- А то вы сами не видите...
Плохо, подумал Чикатило. Это - не авторитеты, хотя и посидели немало, сразу видно, по бытовухе. Кто-то по пьянке кого-то завалил насмерть, в таком духе. Вот только сами урки полагают себя самыми раскрутыми, подогретые вдобавок самогоном. Насквозь несерьёзный народ, но от этого не менее опасны, ибо терять им уже нечего, кроме собственной жопы...
Мутант каким-то образом сумел убедить уркаганов не мешать отдыхать и те ушли, еле держась на ногах.
- Что делать будем? - испуганно спросила Надька, прижавшись к Весёлому.
Чикатило молча взял одну неиспользованную шпажку, пальцем потрогал острие, удовлетворенно кивнул, нехорошо улыбнувшись.
- Ну, Чикатил... - укоризненно протянул Мутант. - Я надеюсь, что ты не
попрёшься их ЛОЖИТЬ, а?
- Я что, ломом подпоясанный? - нервно хмыкнул Алексей, пытаясь взять себя в руки. - Это - на случай откровенного нападения.
Рыбаки посоветовали:
- Ребят, попросите помощи вон у той толпы.
Ниже по течению, метрах в ста, расположилась компания молодёжи, судя по репликам - такие же студенты, только поздоровше.
А рыбаки стали сматывать удочки:
- Мы, если по дороге ментов увидим, скажем им, чтобы они сюда приехали.
По быстрому свернувшись, рыбаки запрыгнули в ''волгу'' и умчались. Борман, задумчиво поглядывая на толпу, сказал:
- Ну, менты мужикам могут и не попасться, а вот подстраховаться не мешает... Пойду, поговорю.
Хлопнул полстакана водки и ушёл. Весёлый положил Бормановский охотничий нож поближе к себе. Чикатило изогнул конец шпажки, сделав импровизированную ручку. Придётся резаться, если что, подумал он. Урки, хоть и пьяные, а махаться умеют, этого у них не отнять. Видел несколько раз, как же...
Борман вернулся чуть повеселевший:
- Баран ты, Чикатило. Зачем ты мобильник сбагрил? Сейчас бы позвонил своему майору, он бы всё устроил в лучшем виде. Если до приезда ментов эти черти на нас полезут - толпа вмешается, пообещали. Там один паренек - твой ''коллега'', так сказать, тоже сын мента. Уже звякнул своему отцу...
И в самом деле, экипаж вневедомственной охраны прикатил буквально минут через пятнадцать. Уркаганов даже и скручивать не пришлось, они уже были в невменяемом состоянии. Менты выкрутили им руки назад, нацепили на них наручники. Двоих закинули на заднее сиденье ''жигулей'' шестой модели, а третьего - без лишних церемоний запихали в багажник. Чем вызвали жизнерадостный смех у всех, кто наблюдал за этой процедурой.
Всё правильно, подумал Чикатило. Если человек приехал отдыхать, то он должен отдыхать, а не лезть в драку, которой, вполне возможно, и не было бы. А милиция на то и есть, чтобы не только приезжать на место происшествия, но ещё и пресекать возможные происшествия. Что мы только что и наблюдали.
Самое интересное, что спустя полчаса на пляже появилась ещё одна милицейская машина, на этот раз ''нива''. Проехав на медленной скорости туда-обратно, вэвэошники остановились возле Мутанта с Борманом, которые в это время возвращались из кустов, куда ходили по малому делу. Произошёл короткий диалог, после чего ''нива'' взревела мотором и скрылась из вида.
- Хотите, угадаю, что они у вас спросили? - хитро прищурился Чикатило. - А также - что вы им ответили?
- Тоже мне, гадалка нашлась, - проворчал Мутант. - Ну, давай, прорицатель ты наш...
- Рыбаки эти то ли встретили ментов, то ли, учитывая прошедшее время,
позвонили им, так?
- Позвонили, - подтвердил Борман.
- Угу. Ну, а дальше уже неинтересно. Менты отреагировали на сигнал, приехали, видят - нет уркаганов. Инвалиды на месте, а вот ''синих'' нема. Менты у вас спросили - куда вы, мол, зэчар-то дели? А вы им - а утопили нафиг, не будут рыпаться... Так? Шучу, конечно, ха-ха. Вы им сказали, что это я их зарезал нафиг...
- Да-да-да, именно так всё и было, - с сарказмом протянул Мутант. - В общем так. Чикатиле больше не наливать, а то он уже пурген начал нести.
- Поприкалываться уже нельзя, - обиделся Алексей.
- Так я тоже прикалываюсь. Ты над нами, мы над тобой. Все прикалываются. Наливай, Борман...
Когда начало темнеть, Мутант тоже решил искупаться, вместе со всеми. Он подошёл к самой воде, сел на песок, снял брюки, в несколько приёмов
освободился от протезов и пополз в воду. Плавал он исключительно, держась на воде, что твой поплавок. Или буй, учитывая размеры.
Надо же, изумился Чикатило. Парень без ног, практически без рук, а плавает не хуже какого-нибудь чемпиона на дальние заплывы. Потому-то он и полез в воду по темноте, что не хотел, чтобы посторонние ЭТО видели...
Самый хороший способ пить и не пьянеть - очень прост. Как только чувствуешь, что начинаешь косеть и криветь - смело бросайся в воду, только не заплывай слишком далеко. Минут через десять такого вот плюханья хмель проходит, проверено на себе.
Борман, втихомолку от всех, оказывается, помимо водки затарился ещё и
полторашкой спирта. Про которую никто не знал, до тех пор, пока не кончилась водка. После спирта уже никто в воду не полез - надо было готовиться ко сну...
Чикатило проснулся из-за того, что ему показалось, будто кто-то льёт ему на лицо воду. Оказалось - не показалось, это моросил маленький, но оттого ещё более противный дождик.
Борман сидел возле костра, который, как ни странно, ещё горел.
- Ты хоть маленько спал? - спросил Чикатило.
- Нет, огонь поддерживал, - ответил Борман. - Да и вас, спящих красавцев, охранял. Всё равно спать не хотелось, в общаге отосплюсь. А интересно было за вами наблюдать, ей-богу. Ты во сне к камню жался, как к бабе, он же от костра нагрелся. Гульку во сне вспоминал, звал её... Весёлый с Надькой пыхтели-пыхтели, быстро что-то угомонились... Шмат с тобой во сне воевал, ты у него покрывало стягивал, а он - у тебя. Матерились друг на друга, прямо-таки изощрённо, а ты ещё и лягался... Я чуть не сдох, на вас глядя. Жаль, видеокамеры нет, такие угарные кадры получились бы. Можно было бы в ''Сам себе режиссёр''
отправить, прославились бы на всю страну... Ну, ничего, зато я всю оставшуюся плёнку использовал, вас щёлкая...
- Как ТОГДА? - съехидничал Чикатило.
Борман негромко засмеялся:
- А неплохой хипеж получился тогда, а? Тебя, правда, малость подставили... Ну, ничего страшного, зато на тебя с интересом училки поглядывают...
- Манал бы я такой интерес, - проворчал Чикатило. - Хотя... От двух таких ''интересов'' я бы, пожалуй, не отказался.
- Я тебе на твой день рождения, наверное, подарю губозакаточную машинку, - обрезал Борман. - Чтобы не раскатывал губу на кого не надо... Ведь не получится же у тебя с ними ни хрена.
- А то я сам не знаю, - вскинулся Чикатило. - Это я так - мечтаю.
- Ну-ну, мечтай... Нет, а фотки должны угарные получиться, честно. Вот Мотя с Мутантом всю ночь только храпели, крокодилы, на весь пляж. Но на фотках этого, увы, не отобразишь... Па-адъём!!! Хватит мокнуть! Просыпайтесь, дома будете дрыхнуть.
Даже Надька спросонья послала Бормана туда, куда нормальному парню ходить западло. Остальные же послали Бормана вразнобой, кто куда: и на три буквы, и в пять букв, и к какой-то там непонятной матери.
- Оскорбляют... - злорадно ощерился Борман. - Ладно, не хотите по хорошему - я не виноват...
И стал брызгать водой из полторашки, прямо на лица лежащим. Ор поднялся неописуяемый, как выражался Пончик. Прямо-таки вселенский хай поднялся. Но зато Боман своего добился - все стали вставать, постанывая и покрякивая, кто от похмелья, кто от затёкших суставов, а кто - от всего вместе.
- Это надолго, - сказал Борман, имея в виду дождь. - Сейчас едим, убираем за собой... Жаль, похмелиться нечем. Денег ни у кого не осталось? Нет? Какая жалость... Ладно, будем болеть, ничего не попишешь...
Дождь не прекратился даже тогда, когда вернулись в ''сотку''. По дороге от остановки до училища встретилась Луна, которая разразилась гневной речью, насчёт того, что уехали неизвестно куда, никого не предупредив. Предоставив Мутанту это дело - препираться с воспиткой, остальные тихой сапой слиняли в комнаты. Выпили по чашечке кофе, приняли горячие ванны и завалились спать. Первый курс практически уже отсутствовал, за исключением детдомовских и тех, у кого билеты на поезда датировались концом двадцатых чисел. Второй курс и одногодичники готовились к выпускному вечеру, затариваясь водкой и спиртом. Несколько человек из второго курса предложили Чикатиле
остаться на него, но он отказался. И, с ночи попрощавшись со всеми, рано утром Чикатило вышел из ''сотки'', пожелал охраннику удачи и пошёл в сторону метро, пыхтя сигаретой, немного сгибаясь под тяжестью сумки, висевшей на левом плече.
Что же будет на втором курсе? Знать бы заранее... Увы, не дано. И слава богу. Говорят, что если знаешь своё будущее, ты можешь попытаться его изменить в ту сторону, какую тебе надо. И эта попытка изменить своё будущее может привести к печальным последствиям, гораздо хуже тех, что были запланированы раньше.
Ладно, поживём - увидим...
ММ Глава 1
Новосибирск. Кировский район. Улица Немировича-Данченко, 100.
Профессиональное училище-интернат для инвалидов. 28 августа 2002 года.
Алексей откровенно клевал носом, сидя на стуле в актовом зале, где заседала приемная комиссия. Дернувшись, он очнулся и поискал взглядом чернявого паренька, за которым занимал очередь. Ага, вон он. Однако, пора.
Тяжело встав (болела поясница), Алексей пересек зал и сел перед женщиной в белом халате. Хрен ее знает, кто она такая, врач или медсестра, но Алексею она не понравилась сразу. Бывает...
Врач (или медсестра), подняла взгляд от разложенных на столе бумаг и глаза ее на миг округлились. Алексей про себя ухмыльнулся - прекрасно знал, какое впечатление производит на окружающих, особенно на так называемый слабый пол. Ну и плевать.
- Вы кто? - спросила врачиха, справившись с собой.
- Человек Божий, обшит кожей, - Алексей представился.
- Вы приехали поступать? - более спокойным голосом осведомилась врачиха.
Алексей кивнул и уточнил:
- На обувщика.
Врачиха приподняла подведенную бровь.
- Да? Я вам могу сразу сказать: учиться вы у нас не будете. У вас же ДЦП? Ну вот... А какое у вас зрение? Минус восемь? Тем более!
Алексей улыбнулся и посмотрел на врачиху по-ментовски, в переносицу. Та заерзала:
- Нет, ну поймите...
Довольно невежливо Алексей перебил:
- Чтобы попасть сюда, я прошел дома три медкомиссии, три недели тестировался в Центре на Крамском, мне дали два направления на учебу и, наконец-то, я здесь. И тут вы мне говорите... А, простите, вы здесь одна, единолично принимаете такие решения?
И улыбнулся еще шире, не сводя глаз с переносицы обескураженной врачихи. Что, судя по всему, обаяния Алексею отнюдь не добавило.
Весь фокус состоит в том, что невозможно поймать взгляд человека, который сидит напротив и смотрит вроде бы как в глаза.
Поворошив большие конверты, врачиха вытащила один и протянула его Алексею:
- Идите к мастеру производственного обучения, к Светлане Александровне и разговаривайте с ней. Возьмет она - будете учиться, нет - значит не судьба. Желаю удачи.
Алексей встал, отошел от медиков и осмотрелся. Столы приемной комиссии
стояли Г-образно, половина - медики, половина - преподаватели и мастера.
Найдя табличку с нужной фамилией, он присмотрелся к мастеру. Миловидная женщина, лет 40 на вид. Из той породы русских женщин, что и коня на полном галопе тормознет, и в горящий коттедж не побоится войти, подумал Алексей. Ладно, побачим.
Когда подошла очередь, он сел напротив "своего" мастера и поздоровался.
Женщина посмотрела на Алексея и ее глаза потемнели:
- Ты кто? Расписной, надо же, какая честь!
Алексей мысленно охнул. Представился.
- Ах вот кто к нам приехал! - с сарказмом протянула Светлана Александровна. - Прямиком из зоны?
- Почему вы так решили?
- Ну как же! Лысый, зубы золотые, очки затемненные, татуировка на плече, речь тягучая.
Алексей посмотрел ей в глаза:
- Светлана Александровна, у вас неверное мнение. Лысый я почти всегда. Зубы выбили в драке. "Хамелеоны" я ношу из-за светобоязни, возникшей после трех операций на глазах. Татуировка на плече не зоновская и стыдиться мне ее нечего. Жарко сегодня, потому я и в майке. И наконец, я двое суток не спал. И если я буду говорить быстро, то вы меня поймете не сразу.
Некоторое время мастер молчала, нахмурившись, потом вдруг засмеялась.
Красивый смех, приятно слушать, подумал Алексей.
- Ну ладно, ладно, ощетинился он, видите ли, с характером он у нас, -
примирительно сказала мастер. - Давай документы, устраивайся поудобнее, будем беседовать. Итак, Алексей Владимирович, 25 лет, диагноз - детский церебральный паралич, третья группа инвалидности. Когда тебе на ВТЭК?
- У меня группа пожизненно.
- Хорошо, с этим у тебя проблем нет. Только вот почему группа не вторая?
Алексей горько усмехнулся:
- Спасибо, что хоть третью дали, крохоборы. Зато пожизненно, и то хлеб.
- Что, были сложности?
- А куда же без них? - и Алексея поневоле передернуло.
Были сложности, чего уж там. Шесть лет без группы, пока не подтолкнули и не помогли добрые люди, дай им Бог здоровья и счастья. Шесть лет унижений... Бр-р-р! Мороз по коже, как вспомнишь!
Светлана Александровна продолжила беседу:
- Я ознакомилась с твоими работами, тестами и прочими бумагами, которыми тебя озадачивали в Центре. Результаты очень неплохие, мозги у тебя работают хорошо. А вот руки - не очень. Обувщик - это ручной труд, требующий точной координации. Ты уверен, что сможешь учиться и потом работать? Тем более, что у тебя зрение слабое.
Алексей пожал плечами:
- Попробую. Мне главное - моторику наработать.
Мастер кивнула:
- Ну что ж, попробуй. А как у тебя с дисциплиной? Учти: резкие у нас долго не держатся. Куришь? Пьешь? Наркотики? Какие-нибудь фобии есть?
Алексей усмехнулся:
- Светлана Александровна, вы не могли не разговаривать со специалистами из Центра. Не знаю, как они меня охарактеризовали, думаю, не самым плохим образом. Я не резкий, но и не лопух, смею думать. Курю, да, есть грех. Пить - не пью, но изредка выпиваю. Наркотой сроду не увлекался, не тупоголовый. Никакими фобиями или там маниями не страдаю. Комплексы кое-какие есть, не без этого, но тут уже ничего не поделаешь.
- Например? - заинтересовалась мастер.
- Ну... К примеру, не на шутку бесит, когда что-то не получается сделать, а надо.
- В смысле?
- В смысле мелкой ручной работы. Ювелирной, так сказать. Не поверите, но даже элементарное, простейшее - вставить нитку в иголку - и то... Минут десять-пятнадцать, семь потов и девять этажей матов. Такая математика.
Мастер отсмеялась и продолжила:
- Ну, ладно. А теперь представь такую ситуацию: мы предложим тебе учиться в Куйбышеве на социального...
И осеклась, увидев, как Алексей яростно мотает головой.
- Да ни в жизнь! Ни за какие льготы! Я эту идею еще в Центре зарубил на корню.
- Почему?
- Нет, я понимаю - вы хотите, как лучше. Но поверьте: кабинетная, письменная работа - не для меня. Это во-первых. Во-вторых, это далеко. В-третьих, здесь, в Новосибирске, у меня есть и родня, и знакомые. В случае чего, есть куда обратиться. А в Куйбышеве у меня нет никого. Так что - не пойдет.
Светлана Александровна подумала и спросила:
- Ну а если у тебя и обувщик не пойдет? Что, переводить тебя на лозу или переплетчика? В слесаря дэцэпешников не берут. Разве что - часовщиком. Так и это не для тебя. А остальные профессии - женские.
Алексей кое-что вспомнил:
- На лозоплетение я уже пробовал учиться. Год назад, в Барнауле. Не пошло. И если честно, не очень и хотелось. Насколько я знаю, у вас в училище на лозу и переплетов берут тех, у кого с головой не все в порядке. Ну, допустим, изъявил я вдруг такое желание. Да я там рехнусь! И отношение ко мне будет соответствующее. Нет уж, увольте. Или я учусь на обувщика, или еду домой и ищу что-то другое.
Мастер решилась и сказала, прихлопывая ладонью по столу в такт своим словам:
- Ладно, Алексей. Я беру тебя к себе, но пока только на испытательный срок, до первого октября. Это касается не только тебя, это для всех. За месяц вы все должны познакомиться, освоиться, ну и все сопутствующее. Иди пока покури, потом я соберу всю группу, иногородних заселим в общежитие, получите белье, мебель и начнете обустраиваться. Вещей с собой много?
- Да не особенно, пять сумок, сущая мелочь.
- Ну да, всего ничего. Вот только на питание вас поставят дней через пять.
Алексей усмехнулся:
- Четыре сумки - это еда, на первое время.
Вот тут мастер грохнула так, что на нее не смотрели разве что глухонемые.
Алексей спустился со второго этажа, прошел через вертушку на вахте и вышел на улицу. Достал пачку "Терра инкогнито", закурил. В небольшом, но ухоженном дворике было много людей. Некоторые будущие студенты приехали со своими родителями. На лавочках - ни одного свободного места. Кто-то курил, кто-то перекусывал. Галдеж стоял неописуемый, усиливающийся из-за шума машин, мчавшихся в обе стороны по улице имени Немировича-Данченко.
У Алексея были два знакомых парня, уже отучившихся в этом училище. Они
рассказывали ему, что из-за оживленного движения, отмороженных водителей и отсутствия каких-либо переходов, на этой улице погибло немало народа.Эти же "дембеля" и подковали его насчет всего, что касается жизни в интернате.
Студенты-инвалиды делятся на две основные категории: говорящие и глухонемые. Последние, в свою очередь, бывают двух видов: слабослышащие и полные "глухари".И если слабослышащие способны хоть что-то и услышать и сказать, то "глухари" не способны ни на то, ни на другое.Глухари - это особый мир, со своими законами и понятиями, которые нормальному человеку кажутся дикими.
Говорящие же делятся на несколько категорий:
- с физическими недостатками (ампутанты, дэцэпешники, травмированные);
- с психзаболеваниями (умственно отсталые, олигофрены);
- прочие (сердечники, астматики, а также люди, страдающие рассеянным
склерозом, белокровием, артериальным давлением, нарушенным обменом
веществ, и тэ дэ, и тэ пэ).
Некоторые говорящие со временем начинают общаться с глухарями на ихнем
языке жестов. Тут главное - хорошая память. И тогда отсутствие слуха и невозможность говорить - не проблема...
К Алексею подошел тот самый парень, за которым занимал очередь к медикам:
- Ну и как, взяли?
- С ба-а-альшущим напрягом,- ответил Алексей. Протянул руку и представился.
- Колян, - сказал чернявый. - На кого учиться?
- На обувщика. А ты?
- На переплетчика.
Алексей внутренне напрягся и более внимательно разглядел собеседника. Все лицо в шрамах, длинные черные волосы, одет во все черное. Колян, заметив оценивающий взгляд, невесело улыбнулся:
- Ну да, ты правильно подумал. Я - трепанатор. В армии впятером отметелили. Результат, как говорится, налицо и на лице...
Алексею стало не по себе. Похоже, Леха, узнаешь ты здесь и ощутишь массу интересных вещей и впечатлений. Если только Вано и Седой не врали... И если ты здесь удержишься.
Колян спросил:
- Ты по зрению на группе?
- По ДЦП, -ответил Алексей и видя недоумение визави, пояснил: - Детский церебральный паралич.
- А по тебе не скажешь.
- Ты меня еще в работе не видел. Вот там все и проявляется.
Мимо проехал на инвалидной коляске парень лет тридцати. У него не было обеих ног. Колян кивнул:
- Вот кому хреново, не то что нам с тобой.
- Это точно, - согласился Алексей.
Завязался обычный разговор: откуда приехал, начали искать общие интересы.
- Знаешь здесь кого-нибудь? - поинтересовался Алексей.
- Угу. Девчонка одна тут учится, невеста моего кента. Веркой зовут. На второй курс пошла. И пацан с моей улицы - слесарь-второкурсник. А ты?
- Да говорили мне про одного бывшего спецназовца, здесь живет. Он тут навроде смотрящего по общаге.
- Андрей Гуляй?
- Ты и его знаешь? - удивился Алексей.
- Да нет, просто рассказывали за него.
- Ну и как?
- Если коротко, то так. Скорифанишься с ним - проблем не будет. Но если ты черт по жизни - лучше сразу езжай домой.
- Ну, мне немного иначе говорили, но смысл аналогичный.
Вано говорил, что Гуляя поперек шерсти лучше не лохматить, а Седой нецензурно выразился, что будет с лохматившим... Что-то типа того, что лохмативший станет гомосексуалистом. Причем - пассивным, что характерно.
На улицу вышли преподаватели и стали собирать свои группы. Самыми
многочисленными оказались группы "О-134" - обувщики и "Л-136" - портные легкого платья: 26 и 29 человек, соответственно. Причем, что интересно, глухари имелись только в этих группах. И в аналогичных группах второго курса.
Светлана Александровна, собрав своих, повела будущих обувщиков в цех под несчастливым номером 13. Забегая вперед, нужно отметить, что в этот раз из этого цеха к концу второго курса вышло ровно 13 дипломированных обувщиков широкого профиля, ровно половина от первоначального набора...
Парни зашли в цех; один, правда, заехал - без ног, на коляске. Цех как цех, где-то 8 на 4, четыре ряда деревянных столов, табуретки, стулья, шкафы справа, слева - умывальник, трехстворчатая доска и рабочее место учителя. В общем - стандарт.
Когда все расселись, мастер начала свою речь:
- Итак, ребята. Повторю: меня зовут Светлана Александровна. Сейчас будет небольшая вступительная часть, я коротко расскажу, что почем. По идее, вас должно быть 26 человек, по числу заявлений. Сейчас вас гораздо меньше, значит, остальные подъедут позже. Возможно, после испытательного срока кого-то переведут к нам из других групп, кого-то придется переводить от нас. Всякое бывает... Алексей, не мотай головой, я же не про тебя конкретно. В общем, поживем - увидим... Далее. Городские сейчас могут ехать домой. Первого числа, в девять часов утра - линейка. Прошу без опозданий. Тех, кто будет жить в
общежитии, сейчас будем устраивать. Занятия - со вторника. Все, что касается учебы, узнаете после линейки. И еще. У вас впереди четыре дня. Не вздумайте пить! А то начнете сейчас - за знакомство, за нас с вами и черт с ними, за охоту, за рыбалку... Пить будете дома. Сюда вы приехали учиться, получить специальность. Вы все приехали сюда не от хорошей жизни, верно? У нас разговор будет короткий: что-то тебе не нравится - бога ради. Забирай документы и езжай домой, насильно никого держать не будем. А сами имеем право выгнать за неуспеваемость, за систематические прогулы без уважительной причины, за пьянки, за драки, ну и за прочие аморальности.
Кто-то ехидно спросил:
- А трали-вали можно?
Взрыв хохота. Мастер же даже не улыбнулась. Ледяным тоном она отчеканила:
- Потом вместе с ребенком родителям на шею сядете? Или будешь отпираться, мол, не мой ребенок, не виноватый я, она сама пришла, силой женить хотят, а я еще молодой и не нагулялся?! У тебя потом совести-то хватит ребенка своим признать?!
Все обалдели. Ни фига себе, подумал Алексей, что это с ней?
Подавив гнев, Светлана Александровна продолжила более спокойно:
- Особо подчеркиваю. Здесь учатся восемьдесят пять процентов психически неполноценного народа, особенно среди девчонок. Поэтому, ребята, я вас умоляю: прежде, чем дружить, трижды проверьтесь. Даже можно сделать проще: подойдите ко мне и я вас просвещу. Иначе сдуру натворите таких чудес - жизни не хватит расхлебать.
Вот это порядочки, ошарашенно подумал Алексей. За всю свою жизнь он с
подобным сталкивался впервые. Нет, ну было так, что особо бдительные мамаши некоторых его подруг начинали выпытывать через соседей, кумовьев и бабок про него: чем дышит, с кем общается, какие у него жизненные перспективы... Как правило, ничего хорошего из этого не выходило.
Но здесь-то иная ситуевина! Ага, представляю: Светлана Александровна, мне вон та Маруся понравилась, вы не против? Да ты что, с ней тебе никак не можно! Лучше всего тебе подойдет вон та Василиса, иди знакомься... Бред!
Мастер хлопнула ладонью по столу:
- Так, все! Ликбез закончен. Городские - домой, иногородние - за мной!..
ВЫДЕРЖКИ ИЗ БУКЛЕТА УЧИЛИЩА
Администрация Новосибирской области.
Управление социальной защиты населения.
Государственное образовательное учреждение начального профессионального
образования общего типа "ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ УЧИЛИЩЕ-ИНТЕРНАТ
ДЛЯ ИНВАЛИДОВ".
Государственное образовательное учреждение начального профессионального
образования общего типа "Профессиональное училище-интернат для инвалидов"
создано в соответствии с постановлением Государственного комитета обороны за
номер 41/17 от 12. 10. 1943 г. "О создании в г. Новосибирске на базе прежних
учебно-производственных мастерских Профтехшколы для инвалидов
Отечественной войны".
За 60 лет существования училище подготовило более 8 тысяч
высококвалифицированных специалистов из числа людей с ограниченными
возможностями. Училище дает инвалиду не только путевку в жизнь, но и быть
востребованным.
В настоящее время Профессиональное училище-интернат для инвалидов
осуществляет профессиональную подготовку и обучение инвалидов 2-ой и 3-ей
группы в возрасте от 15 до 45 лет по следующим профессиям:
1. ПОРТНОЙ
Портной должен научиться изготавливать женское легкое платье, детскую одежду
и частично мужскую по индивидуальным заказам. Искусство создания костюма
требует от создателя фантазии, вкуса, определенных навыков, которым учат в
училище.
Условия приема: образование 9 классов общеобразовательной школы. Срок
обучения 2 года.
2. ШВЕЯ
(Оператор швейного оборудования).
В программе - пошив несложных изделий. По окончании училища может
выполнять операции швеи-мотористки.
Условия приема: образование 9 классов на базе вспомогательной школы. Срок
обучения 2 года.
3. ОБУВЩИК ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ
(индивидуальный пошив и ремонт обуви).
Могут работать индивидуально и в составе бригады, иногда на конвейерных
линиях.
Условия приема: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок обучения 2 года.
4. СЛЕСАРЬ - РЕМОНТНИК.
Ремонт всех бытовых приборов, должен уметь выполнять работы по разборке,
ремонту и сборке узлов и механизмов.
Условия приема: образование среднее.
Срок обучения 2 года.
5. ЧАСОВЩИК - РЕМОНТНИК.
(Ремонт механических часов).
Перспективно создание кооперативных и индивидуальных частных предприятий
малого бизнеса.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Прием 1 раз в 2 года.
6. ПЕРЕПЛЕТЧИК - БРОШЮРОВЩИК.
Ремонт, реставрация и изготовление полиграфической продукции.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Пием 1 раз в 2 года.
7. ПОРТНОЙ С УМЕНИЕМ РАСКРОЯ.
Условия приема: образование на базе швеи.
Срок: 1 год.
8. ЗАКРОЙЩИК.
По окончании училища работает в ателье по индивидуальному пошиву и ремонту
одежды. Проводит примерку, определяет операции пошива между членами
бригады и проводит сдачу заказа клиенту.
Условия: образование на базе портных.
Срок: 1 год.
9. СБОРЩИК ВЕРХА ОБУВИ.
По окончании училища возможна работа на обувных предприятиях (в том числе
ремонтных).
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
10. ИЗГОТОВИТЕЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ИЗДЕЛИЙ ИЗ ЛОЗЫ.
По окончании может работать на фабриках художественных изделий, а так же в
кооперативах и малых предприятиях, специализирующихся на производстве
изделий народного промысла.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 2года. Прием 1 раз в 2 года.
11. СЛЕСАРЬ ПО РЕМОНТУ ШВЕЙНОГО ОБОРУДОВАНИЯ.
Условия: образование 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
12. ВЫШИВАЛЬЩИЦА.
Условия: 9 классов общеобразовательной школы.
Срок: 1 год.
Для каждой профессии есть свои требования к состоянию здоровья учащихся и противопоказания. К примеру: астматиков никогда не возьмут учиться на обувщика, так как на этой специальности вовсю работают с клеями и растворителями. Или: олигофрену в слесаря путь заказан. Мало ли что ему в голову взбрендит. Возьмет какой-нибудь штепсель не туда воткнет и привет родне...В общем, оттенки нюансов, так сказать.
...За иногородними группы "О-134", коих набралось шестнадцать человек,
закрепили четыре комнаты, с семнадцатой по двадцатую. С Алексеем, в 17-й, поселились еще трое парней: Вовка, Леха и Кашпал. Колясочник Вовка (тот самый, без ног) приехал из Тюмени. Как выяснилось из
разговора, он, по его словам, "срочную" служил в Казахстане на космодроме Байконур, в роте охраны. О чем свидетельствовала татуировка на правом плече: ракета-носитель "Энергия" с состыкованным беспилотным космическим кораблем "Буран" в предстартовой позиции и ниже - аббревиатура: ВКС. То есть - военно-космические силы. А после дембеля, отдохнув, воевал в Чечне, снайпером. Ноги Вован потерял уже на гражданке, по пьянке попав под поезд...
Леха прибыл из Купино, но последние два года жил в Верх-Туле, в пригороде Новосибирска, у своей любимой девушки по имени Таня. Леха оказался ампутантом - не было левой ноги. Таня тоже оказалась инвалидом: у нее были так называемые "детские ручки"...
Кашпал - горноалтаец чистой воды. По-русски он говорил очень плохо. Судя по нормальному внешнему виду, у него была какая-то внутренняя болячка.
Алексей рассказал про себя. Вован гыгыкнул:
- А я думал, что Алтайский край и Горный Алтай - это одно и то же. Нет? Говорила мне мама - учи географию, а то заблудишься. Зря я маму не слушал... Однако, братва, не пора ли нам пожрать?
В этот же день, когда все более-менее обустроились, Алексей узнал, что в 20-й комнате поселился пацан с Алтая и пошел знакомиться. Вообще, те, кто приезжает куда-либо издалека, стараются найти земляков. Так уж
устроен человек. Оно и понятно - общение, взаимопомощь и, может быть, общие знакомые.
Зайдя в 20-ю, Алексей спросил:
- Мужики, кто из вас из Алтайского края?
- Ну я, - встал с крайней койки обритый налысо крепыш. - А что такое?
- Да расслабься, брателло! - миролюбиво улыбнулся Алексей. - Откуда именно?
- Благовещенский район.
- А я из Алейска. Далековато друг от друга, но все равно, выходит, что мы земляки. Степное Озеро от тебя далеко?
- Да не очень, километров двадцать пять. Ты что, знаешь там кого?
Алексей назвал фамилию своих знакомых. Игорь, так звали земляка, выпучил глаза:
- О, е-мое! Да кто их у нас не знает?! Две семьи врачей? Ну ты и спросил! Я у них в больнице лежал хрен знает сколько раз. А ты их откуда знаешь?
- Друзья нашей семьи. Наши матери в одном классе учились. Ну и все такое прочее.
- Во дела! А я тут сижу и горюю. Думаю: нет, ну как я здесь жить-то буду? Хоть бы один знакомый, что ли, попался. Или зема. Веришь - нет, только подумал, хоп - и ты заходишь! Ништяк, хоть не так грустно будет. Ты на кого?
- На обувщика.
Игорь гулко захохотал:
- Ты не поверишь, я тоже!
- Я знаю, - улыбнулся Алексей.
- Откуда? - удивился Игорь.
- Ты в "обувной" комнате. С семнадцатой по двадцатую - наша группа. Я - в семнадцатой.
- А-а... Понятно. Ты с чем? В смысле, с какой болячкой? А то я смотрю на тебя и понять не могу. Вроде проблемы со зрением, да и говоришь ты, уж извини, плоховато.
- ДЦП, - процедил Алексей.
- Слышал про такое, серьезная штука. А я вот на цыпочках вынужден ходить. В пятнадцать лет с крыши спрыгнул и пятки об щебенку отшиб. Веришь - нет, год вообще ходить не мог, только ползал. Потом кореец один на ноги маленько поставил. Сейчас хожу помаленьку с костылем, разрабатываю. Блин, больно, спасу нет. Но уже не так, как раньше. А то поначалу волком от боли выл...
Четыре дня пролетели быстро. Все приводили комнаты в божеский вид. По ходу марафета вслух было произнесено немало нелестных слов в адрес предыдущих обитателей комнат. Сказать, что комнаты были грязными - значит, ничего не сказать.
Постепенно знакомились. Особо шустрые уже зависали в женском крыле. Шибких пьянок не было, так, пили пиво втихаря.
В 17-й произошли изменения. За Кашпалом приехала его тетка. Они быстренько поговорили и он стал собираться.
- Ты куда?
- Домой. Учиться не буду. Мать умирает. Зовет...
Попрощался и выскочил. Алексей заскрипел зубами. Плохо, очень плохо, когда ребенок растет безотцовщиной. Что же говорить про детей, которые рано теряют матерей? Хорошо, если есть родня, которая поддержит сироту.При всем своем негативном отношении к азиатским и арабским странам, Алексей безмерно уважал их за то, что в них не бросают сирот на произвол.Бедный ты или богатый, но ты примешь в свою семью племянника или племянницу, потерявшую родителей. Поэтому в этих странах практически нет детских домов и интернатов. Не то, что в России...
Вместо Кашпала в 17-ю прибыл Мишка из Тогучина, большой любитель женского пола. Бугаила, каких поискать и сильный, как трое припадочных, он страдает высоким давлением и небольшим дефектом ног.
А как он врал, ребята! Мюнхгаузен в подметки не годится. То Мишка - браконьер, то - телохранитель директора пивзавода, то - спецназовец, то - дальнобойщик...
Вообще, инвалиды очень много врут, на словах делая себя круче, чем они есть. Сначала слушаешь эти байки из склепа, развесив уши, потом начинаешь сопоставлять, анализировать, наконец - просто смотришь, как люди ведут себя в той или иной ситуации. И делаешь выводы.
ГЛАВА 2
Первое сентября. Знаменательный день для всех учителей, учеников, студентов и прочих доцентов. Начало учебного года.
В "сотку" уже приехали второй и третий курсы. Собственно говоря, третьего курса, как такового, не существует. Только первый и второй. Есть третий год обучения на первом курсе по другой специальности, в продолжение к уже имеющейся. А само понятие "третий курс" - выдуман для солидности.
В девять часов утра все собрались в холле возле актового зала. Группы
выстроились квадратом. В центр этого живого, почти равностороннего
прямоугольника вышел мужчина невысокого роста лет пятидесяти.
- Тихо!!! - рявкнул он, перекрывая гомон толпы.
Воцарилась мертвая тишина.
- Здравствуйте! Меня зовут Александр Викторович, я являюсь директором этого
училища. Это - для тех, кто не знает. Значит, позвольте поздравить учащихся и педагогический коллектив с началом нового учебного года!
Переждав аплодисменты, директор продолжил:
- Позже ваши мастера и классные руководители проведут с вами более полный инструктаж, а сейчас - краткое введение в курс дела. Значит, сентябрь у нас полностью - это испытательный срок для всего первого курса. За вами будут наблюдать, как вы учитесь, как работаете на практике, как ведете себя в общежитии, как уживаетесь друг с другом, и так далее. Только не думайте, что после официального зачисления вам можно будет распоясаться. Второй и третий курсы - то же самое и для вас. Никакой дедовщины в училище! Всем ясно? Никаких драк и разборок! А то были у нас тут деятели... Далее. С завтрашнего дня всех ставим на питание. К одиннадцати часам всем группам сдать заявки. После зачисления проживающим в общежитии будут выдаваться мыло, зубные
пасты, стиральные порошки. Запомните: наше училище - единственное в Сибири и одно из трех в России, где учатся инвалиды и где они живут на полном государственном обеспечении. Разве что стипендии не платим, но они вам и не нужны - все получают пенсии. Если мы кого-то выгоняем, то он или она либо учатся в другом учебном заведении ПЛАТНО, либо работают где-нибудь за копейки. Конечно, и наши профессии золотых гор не приносят, но на хлеб с толстым слоем натурального сливочного масла заработаете. Главное - ваше желание научиться, а за педагогами не заржавеет, поверьте мне. Так, все свободны, десять минут на перекур и по цехам на инструктаж. Сегодня, по традиции, учиться не будем. Да, и еще: в семь часов вечера для проживающих в общежитии состоится собрание, в актовом зале. Явка для всех обязательна. Р-разойдись!
Девяносто девять процентов гарантии, что дирик - бывший военный, подумал Алексей.
Обувщики зашли в свой 13-й цех и расселись. Мастер обвела всех взглядом:
- Итак, сначала сделаем заявку на питание, потом побеседуем. Сколько вас в наличии? Двадцать два, а должно быть двадцать шесть. Значит, четверых ждем. А в общежитии сколько? Шестнадцать. Ясно. Минутку посидите, я заявку в медпункт отнесу...
Алексея кто-то толкнул в бок. Он повернулся - ага, не опять, а снова.
- Я тебя сегодня бить буду! Ты мне не нравишься! Мне вообще очкарики не по нутру!
Группа притихла. Алексея этот Юрко уже начинал доставать. Ну и что прикажете делать? Из всех обитателей общаги Юрко прицепился именно к Алексею. За четыре дня - три наезда. И ведь очевидно, что с головой у него рамсы. Очкарик, говоришь, подумал Алексей, наливаясь яростью. Ладно...
И локтем заехал Юрко в грудь. Тот с воплем рухнул на пол. Алексей подскочил к нему, заломил руку и вцепился ему в горло:
- Еще раз залупишься, сука, я тебе гланды без наркоза вырву! Как понял? Прием.
Посиневший Юрко с ужасом глядел на Алексея. Тот, с трудом отцепившись от горла, сел на свое место. Его начало легонько потряхивать - пошел откат...
Вован, выглядывавший за дверь, развернулся на коляске:
- Идет! - и прошипел вставшему с пола Юрко: - Сиди тихо, тварь!
Легкий дэцэпешник Толя, сидевший справа от Алексея, удивленно покрутил
головой:
- Ну ты даешь. Однако, видок у тебя.
Алексей криво усмехнулся:
- Снимаюсь в фильмах ужасов без грима.
Те, кто сидел рядом, грохнули. Вошла Светлана Александровна:
- Чего веселимся?
- Анекдот рассказал, -ответил Алексей. -Шел по лесу ежик в каске. Не смешно, зато про войну.
На этот раз заржали все, кроме глухарей, разумеется. Мастер села за свой стол и заговорила:
- Ладно, посмеялись и будет. Настройтесь на долгую и серьезную лекцию. Ребята, учиться будем так: до обеда - теория, после обеда - практика до пяти часов. Расписание потом спишете с доски объявлений. Наша группа будет называться "О-134", то есть тридцать четвертая группа обувщиков по счету, первый курс. Я думаю, что после испытательного срока группа сократится до двадцати человек, как это обычно и бывает. Посмотрим. Думаю, не надо объяснять, что нужно делать и чего не нужно делать, чтобы быть зачисленным. Что касается свободного времени, то у вас его будет много. Только вот что: старайтесь в город в одиночку
не ходить. Здесь - очень криминальный район, рядом - частный сектор, всяких там блатных, приблатненных, наркоманов - куча. Поэтому - будьте предельно внимательны. При любом наезде немедленно сообщайте мне или воспитателям. И не вздумайте с местными заводить дружбу. Сегодня - они друзья, а завтра они тебя оставят в одних носках. Бывали прецеденты... Был у нас один деятель, запустил к себе в комнату троих лбов, сказал, что это его земляки. Утром проснулся - ни земляков, ни денег, ни вещей... Далее. Если вы куда-то едете с ночевкой - пишете на имя директора заявление, указываете в нем точный адрес и, если имеется, телефон, приносите мне на подпись и отдаете его в воспитательскую. Без разницы, домой вы едете, к родне или еще куда: мы должны знать, где вас искать, в случае чего. Повторяю - в город без особой надобности
старайтесь поодиночке не ходить. Особенно на массовые мероприятия в
праздничные дни. Приведу два примера, чтобы вы не думали, будто я сгущаю краски. В позапрошлом году двое заготовщиков пошли на День города. Шли себе и шли, сердечник и легкий дэцэпешник, навроде Толи. И на Сибиряков-Гвардейцев напоролись на пьяную толпу. Дэцэпешник успел убежать, примчался сюда и делает вид, что ничего не произошло. Потом приехали милиция и "скорая", привезли сердечника, мертвого. Ему одного удара в грудь хватило, чтобы сердце остановилось. Начали выяснять, кто был с ним, раскололи друга этого сбежавшего. "А я испугался, их много было!" - тонким голоском передразнила Светлана Александровна. - И все! Увезли хорошего парня домой в гробу. Его родители сразу лет на двадцать постарели... А в прошлом году вот здесь недалеко, возле остановки, какие-то твари обкуренные на иномарке пытались двух глухонемых девчонок снять. Одна вырвалась, а вторую увезли. Та, что вырвалась, прибежала в училище. Хорошо, парень, с которым она дружила,
говорящий оказался, он и поднял тарарам. Сообщили в милицию, там по всем постам дали описание машины - девка умудрилась номер запомнить.
"Перехват", машинально отметил Алексей.
- ...нашли их, озабоченных. И то слава Богу. Так что, ребята, я вас очень прошу, будьте осторожны!
- А вопрос можно? - подал голос Юрко.
Все насторожились. Алексей подумал: помирать - так с музыкой. Если сдаст, урою не отходя от кассы.
- Можно, - разрешила мастер.
- А вот у меня дядька - генерал милиции...
- Ну и?
- А братан родной - чемпион области по каратэ...
- Ну и к чему ты это?
- Да просто так, к слову.
Дружный хохот. Алексей поглядел на Игоря, потом на Вована. Игорь, вытянув губы трубочкой, многозначительно крутнул пальцем у виска. Вован свел глаза к переносице и вывалил язык набок. Дебил, даун, олигофрен, хромой на голову, дом стоит, а крыша едет - нужное
подчеркнуть...
Отсмеявшись, Светлана Александровна предложила:
- Так, а теперь давайте выберем старосту группы, его заместителя и ответственных за разные дела. Старостой я предлагаю поставить Алексея.
Тот вздрогнул:
- Елы-палы, не было печали. Самоотвод.
Мастер нехорошо прищурилась:
- Какой еще самоотвод? Что за разговорчики? Ответственности боишься?
Алексей ответил:
- Я не справлюсь. На полном серьезе говорю. Это не для меня. Все что угодно, но только не староста. Лучше Леху бугром сделайте.
Мастер посмотрела на Леху:
- Пойдешь?
Тот пошевелил усами и кивнул.
- Так, голосуем. Лес рук. Единогласно.
Леха мечтательно-мстительно прошептал:
- Ох и наплачетесь вы у меня, парни... Ох и нарыдаетесь...
Все дружно фыркнули.
- Так, староста у нас есть, - сказала мастер. -А заместитель должен быть из городских. Кирилл, ты себя хорошо зарекомендовал в том году. Будешь?
Кирилл, вечно жизнерадостный крепыш, хохотнул:
- Люди с годами на повышение идут, а у меня наоборот. Буду.
Толя наклонился к Алексею:
- Мы с ним на заготовщиков год уже отучились. Мы двое и ещеДэн Штык-нож с Ершом.
Алексей про них уже знал. У обоих - легкая степень ДЦП, отразившаяся на ногах. Живут в 20-й.
- Теперь выберем ответственного по кухне. Алексей?
Тот мысленно чертыхнулся. Да не хочу я в актив, елы-палы...
Но ради интереса спросил:
- Что там делать?
- Составишь график дежурств по столовой, будешь подавать заявки на питание в медпункт и контролировать работу дежурных. Все.
Леха шепнул:
- Соглашайся, дурень! Малина же голимая!
Вован поддакнул:
- Подальше от начальства, поближе к народу. И себя, родимого, в еде не обидишь.
Алексей "обреченно" вздохнул:
- Согласен!
Кто-то спросил:
- А можно покурить?
- Ладно, даю десять минут.
На улице уже дымили слесаря-перваки. Сердечник Саня, с кем Алексей был в Центре профессиональной ориентации, спросил:
- Кристинку не видел?
Имелась в виду одна мадам легкого поведения из того же Центра, жившая через комнату от них. Алексей удивился:
- Это чудовище здесь?
- Была. Не взяли ее, короче.
- А вот это жаль. Я бы с удовольствием еще раз с ней покувыркался. Умелая девочка в этом плане...
Пацаны заинтересовались:
- Ну-ка, ну-ка, кто такая, почему не знаем?
- Да была там одна кошелка, - ухмыляясь, пояснил Саня. -Мы ее по очереди драли. Было ведь, Лень?
- Угу. Три подушки зубами в клочья изорвала, клуша.
- Во-во! В голове ни бум-бум, но шлюха - пробы ставить негде.
Пацаны взвыли:
- У-у-у, маньяки! Вдвоем - и на одну! Она после вас там, поди, на учебу не могла ходить?
- Чего?! Да это мы после нее на второй этаж ползком по ступенькам забирались! Она нас до состояния сухофруктов выжимала! Всю кровь свернула, Дракула в юбочке из плюша! А ей хоть бы хны! Скачет по коридору, как та дурочка из "Ералаша" и песенки напевает: "Ля-ля-ля-ля-ля, а мне все мало!"...
Пацаны ржали так, что с тополей сыпалась листва.
- ... гарантирую, вы у меня забудете про все свои болезни и болячки. На теории будете писать так, что ручки будут дымиться, - стращала мастер.
- ... ваш дом на эти два года. Будете убираться в комнатах, дежурить по этажу и по общему коридору. На территории училища каждой группе выделят участок и
вы будете наводить там чистоту и порядок, - чеканила Ольга Борисовна,
заместитель директора по учебно-педагогической работе, а также - преподаватель материаловедения и конструирования. К слову, самые трудные из всех предметов.
- ... есть медпункт, спортзал, библиотека, душ, массажный кабинет, физиокабинет. Для досуга - различные кружки и клубы. К праздникам все вместе готовим концерты, КВНы, развлекательные программы, - объясняла Людмила Анатольевна, зам по учебно-воспитательной работе.
- ... и лучше бы вам не попадать в рапорта. Если кто-то из вас все-таки попадет в него три раза подряд - его выселяют из общежития и он либо едет домой, либо снимает квартиру, - втолковывала воспитатель Надежда Павловна, одна из четырех.
Пацаны жаловались:
- То - нельзя, это - нельзя. А что можно? Туда - не ходи, сюда - не ходи, а то снег в башка попадет, совсем мертвый будешь. Дурдом! Зона!
Другие спокойно пожимали плечами:
- Поживем, осмотримся, обнюхаемся, освоимся - а там видно будет...
Алексей же сильно не переживал по поводу всех этих запретов. Перед поездкой в училище Вано с Седым хорошенько проинструктировали его насчет всего и всех...
ГЛАВА 3
Бугры в 17-й ужинали. Леха стал старостой группы "О-134" и заместителем старосты этажа. Вована избрали физоргом группы и старостой этажа. Алексей - ответственный по кухне и старостой 17-й комнаты. "Бугорская хата", одним словом. Пацаны в общаге ржали - мол, непонятно, кто над кем у вас командует.
Дверь с треском распахнулась и вошли двое. Наглые морды лица, этакие пупы общаги, мальчики на шарнирах. Атас, второй курс пожаловал, извольте бояться и дрожать.
- Хаваете? Это хорошо, это мы вовремя. Ух ты, вот это хавка! Я такое не ел никогда, и даже не видел такое. Так, ну это мы у вас забираем, а то у нас закуска кончилась, а водки, как назло, еще много.
От обоих прямо-таки шибало алкоголем. Алексея начало трясти:
- Вы откуда вылупились, старички?
- А ты че, против нас че-то имеешь?
- Я имею только баб. Вышли вон, вежливо постучали, вежливо вошли и вежливо спросили.
Втораки оторопели:
- Не, ты че, не понял?! Хавку на закусь, бегом!
Леха вмешался:
- Мужики, парашюты с собой есть? Окно-то открыто.
- Щас ты у меня полетишь, в натуре!
Вован, глядя в потолок, проговорил:
- Гуляй сказал - выкидывать.
Алексей ощерился:
- Не, выкидывать мы их не будем, второй этаж все-таки. Только кости переломают и выйдет сплошная похабень. Да и орать будут, внимание привлекут. У меня идея получше: чуток придушить их, а потом...
Один "дед" зарычал и кинулся на Алексея. Тот ударил нападающего кулаком в горло, чисто рефлекторно. "Дед" захрипел и сполз по стене на пол.
Вован, оттолкнувшись от койки руками, обрушился на второго. Оба загремели. Вован, поудобнее устроившись на груди поверженного, прошипел:
- Обзовись, тварь! Кличка?
- Музыка!
- А второго?
- Хохол!
- Сейчас оба встаете и выметаетесь. Вы, твари, по-любому не правы. Если что, я звоню своим кентам, с кем вместе воевал и всему второму курсу - кранты. Это я на тот случай говорю, если Гуляй для тебя не авторитет. Вымогатели, в рот вам "тампакс" использованный. Брысь, пулей!
Оба выползли, шипя и охая от боли.
- Интересные дела, - заметил Алексей, успокаиваясь. - Как этот Музыка не смог из-под тебя вылезти?
- А ты че думаешь, если без ног, значит, легкий? Да ни фига подобного. Вдобавок, у меня кости на культях острые. Ему было очень больно, поверь.
Часа через два, постучавшись, в комнату вошел невысокий худощавый парень лет двадцати пяти.
- Здорово, орлы! Почему трезвые?
- Здорово, Гуляй! - вскинулся Вован. - Так никто не наливает, гады.
Так вот ты какой - знаменитая гроза "сотки", подумал Алексей. В свое время Вано с Седым все уши прожужжали: о, ты что, Гуляй - это сила! Гуляй - это мужик!
Андрей - бывший боец спецназа войск МВД. Был в Чечне, в первую кампанию. В одном из боев был ранен и контужен. В целях социальной реабилитации был направлен в ПУ-интернат. Отучившись три года, так и остался в общаге из-за своей любимой девушки. Работает где придется. Когда пьян - впереди все разбегаются, сзади все рыдают, кто не успел разбежаться. Но зря никого не тронет. Только за дело. По пьяне обожает учить друзей приемам рукопашного боя, коими владеет в совершенстве. Благо, срок подписки о неприменении закончился...
Гуляй посмотрел на Алексея:
- То ли я тебя где-то видел, то ли мне про тебя говорили.
Алексей усмехнулся:
- Скорее всего - второе. Тебе привет от Вано и от Седого.
Гуляй удивился:
- Да ну? А докажи! Что знаем мы трое, чего не знает никто?
Елы-палы, конспирация - Штирлиц рядом не стоял...
- Вано просил передать одно имя - Алина. Можешь за эту тему не рассказывать, я про это знаю, сам там был неделю...
Гуляй заржал:
- Правда, что ли? Ну ты даешь!
- На себя посмотри, - парировал Алексей, ухмыляясь. - А Седой просил передать: вспомни Новый год в Первомайке. Что там было, он не рассказывал ни мне, ни Вано.
- Ну еще бы... Ладно, друг моих друзей - мой друг. Пиво пить будете?
Спускайтесь на улицу.
- А это... Нам же вроде как нельзя? - удивился Леха.
- Знаете что, пацаны? Я вам одно скажу: здесь пьют и трезвенники, и язвенники, и те, кому можно, и те, кому нельзя. Вы попали в "сотку", пацаны. Добро пожаловать в ад!
На улице Немировича-Данченко, в районе остановки ''издательство Советская Сибирь'', помимо "сотки", находятся еще несколько общежитий смешанного типа, где живут студенты, преподаватели и прочий народ, неведомо какими путями попавший в эти общаги. Ближе всех к "сотке" находятся три - "сто семнадцатая", "семерка" и "четверка". И если "четверка" традиционно сохраняет стойкий нейтралитет по отношению к "сотке", то "сто семнадцатая" и, особенно, "семерка" периодически наезжает по пьяному делу на инвалидов.
Так было и в этот раз. Алексей, отдохнув после практики (она давалась очень тяжело, в отличие от теории), решил сходить в 20-ю. И еще в коридоре услышал, как Игорь матерится во весь голос.
- Что за шум, а драки нет? - спросил он, войдя в комнату.
И малость опешил. В комнате было человек пятнадцать: обувщики и слесаря обеих групп первого курса, еще пацаны.
- ...их в рот! Угандошил бы, как делать нечего! Они, суки, видят же, что херово хожу, с костылем, вот и поставили на гоп-стоп, педики корявые! По ногам пинали, уроды тупоголовые! И нет никого...
Во-о-он оно что! Алексей помрачнел и вспомнил себя в четырнадцать лет: в тот вечер его хорошо попинали девять солдат-самовольщиков за то, что у него не было сигарет...
Остальные подавленно молчали. Игорь, обхватив голову руками, раскачивался телом, сидя на своей койке.
Сердечник Леха, слесарь-швейник, протянул:
- Найти бы их..., - и мечтательно улыбнулся, прищурившись.
- Где? То ли они городские, то ли откуда.
- ''Семерочные'' это, судя по описанию, - сказал Денис Штык-нож.
- Очень похоже, - подтвердил Ерш. - Стопудово, это - Окунь и Фут. Короче, мужики, мы с Дэном тут уже второй год. После заготовщиков пошли на обувщиков. Обычное дело, многие так делают... В общем, эти двое - из ''семерки''. Пили с ними пару раз, был грех. Ты, Игорек, не первый, кого они трясут и, боюсь не последний.
- И что, никто ничего не сделал? - спросил Вован. - Можно же было их выцепить и вломить? Наконец, Гуляю сказать, пусть бы он что-нибудь сделал...
- Что он один сделает? Тем более, он на работе целыми днями, почти без
выходных и проходных. Нет, ну базара ноль, он пытался как-то собрать нас в единую толпу. Только вот в последние два года заезды какие-то трахнутые. Никому ничего не надо. Когда пьяные, все - друзья, все - братаны. Как до реального дела доходит - все в кусты. А, типа, нафига мне эти заморочки, меня не тронули - и слава богу...
Олигофрен Сережа, непонятно как очутившийся здесь, ехидно посмотрел на
Вована:
- Ну что. Владимир, звони своим кентам.
Тот быстро ответил:
- А что я им буду звонить? Надо попробовать самим раскидать, не получится - тогда и позвоню.
- Что они у тебя забрали? - спросил Алексей у Игоря.
- Да пытались полтинник выцыганить. Я им говорю: нет у меня денег. Они
попытались плеер забрать. Не получилось, он у меня в кармане был. Тогда стали по ногам пинать. Зема, не заводись, ничего страшного не произошло.
- Это ты так думаешь, - тихим голосом возразил Алексей.
Его начало трясти. Это происходило каждый раз, когда он очень сильно
волновался. На руках вздувались вены, лицо делалось багровым (память от взрыва), рот перекашивался так, что сидящие рядом на всякий случай
отодвигались подальше, белки глаз становились фиолетовыми (последствия трех операций). Глядя в пол, он хрипло сказал:
- Это - быдло. Животные. Жвачные. За таких выкидышей ни один реальный
человек не подпишется. Зуб даю, эти гондоны по ''семерке'' скачками
перемещаются. Их там по-любому дрочат, сукой буду. И эти двое просто
оттопыриваются на таких, как мы. Давить их надо, как клопов. В унитазе топить, жертв абортов. В общем так: если кто их увидит, тихонько, не привлекая внимания, выходим на улицу и хороним этих уродов заживо. Раз спустим такую херню, другой - нас потом задрочат. Оно нам надо? Нет, оно нам не надо. В общем, хороним, а там будет видно.
Окунь с Футом появились в ''сотке'' через день. Они подловили за углом одного слабоумного переплетчика, Семена, избили, отобрали деньги (парень шел в магазин), запугали и спокойно ушли. Трепанатор Колян, сосед Семена по комнате, увидев, что тот плачет и узнав, в чем дело, влетел в 17-ю:
- Семена прессанули!
Вот это они зря, вскипел Алексей, не надо было им этого делать. Семен был похож на его родного брата. Не внешне, по болезни. Почти такой же...
Минут через десять второй этаж мужского крыла ''сотки'', где разместился первый курс, напоминал разворошенный пьяным пасечником пчелиный рой. На улицу вышел почти весь первый курс, за исключением глухарей. Хотя им предложили...
Вообще, глухари - это такой высокомерный народ, что выше некуда. Не все, правда, но большинство. Зато когда им припекало, они бежали за помощью не куда-нибудь к своим, а к говорящим. Со временем им, глухарям, припоминали все хорошее...
Вооружились все, кто чем мог. Ножи, палки, кастеты, отвертки, шилья, газовые баллончики - незаконное начинающее бандформирование, одним словом.
Пока те, кто на улице, ждали остальных, от ''семерки'' пришли две девчонки - Арина и Люба, нынешние подруги Алексеев из 17-й. Познакомились по пьянке, конечно.
- Парни, вы что, на войну собрались? У вас такой вид, будто собрались жмурить всех встречных-поперечных. Что случилось?
Юрко заорал:
- Ваши наших трамбуют, это можно, да?! Ну пусть потом не жалуются!
Девчонки опешили:
- Кто - наши? Кого - ваших? Да не орите вы! Не на базаре. Леша, давай отойдем, а?
Арина посмотрела на Алексея:
- Господи, ну и вид у тебя! Ты, случайно, не заболел?
Алексей никак не мог прикурить - руки ходили ходуном. Арина забрала у него спички и сигарету. Прикурила, сделала затяжку, еще одну, сунула фильтром в губы Алексею. Тот за три захода прикончил "Терру", выплюнул бычок.
- Еще? - участливо спросила Арина.
- Не надо, тошнит уже. Слушай, не лезьте вы в эти дела, душевно прошу. Сами разберемся.
Арина прищурилась:
- Да-а? Милый мой, если есть возможность обойтись без крови, почему бы вам ею не воспользоваться?
- В смысле?
- В прямом. Кто там на ваших наехал? Ну, скажи, скажи. У нас с Любкой в ''семерке'' есть пара парней с нашей группы, авторитетные ребята, тем более у одного из них брат такой же, как ты, даже похуже. Ты же не дурак, сам додумай. Да не косись ты так, не спала я с ним, честное слово. Ну, кто?
И Алексей сдался:
- Фут и Окунь. Как их зовут - не знаю.
Арина удивленно присвистнула:
- Ни хрена себе! Леня, да это первые "шестерки" в ''семерке''! Я тебе отвечаю!
Подбежала Любка:
- Нет, ты прикинь! Знаешь уже? Да им там такое за вас сделают, они сами инвалидами станут, пожизненными! Марату с Андреем скажем, они этих пресмыкающих уработают в легкую. Блин, ну вы и идиоты, мужики! Хорошо, хоть трезвые, а то устроили бы резню. Будьте здесь, сейчас им устроят Армагеддец!
...Девчонки вернулись где-то через полчаса. С ними были пятеро парней. Они подошли к скамейке, на которой сидели полностью в сборе 17-я, 20-я и 21-я:
- Здорово, пацаны! Ну что, поговорим мирно? Кто тут у вас пострадал?
- Вот, они...
Арина, сев Алексею на колени, прошептала ему в ухо:
- Это - Марат. Вон тот, светлый - Андрей, рыжий - Саша, лупоглазый - Окунь, длинный - Фут. Не волнуйся, все нормально будет.
- Ну и кто из нас пятерых вас тронул? - обратился Марат к Игорю и Семену.
- Вон те, двое...
Фут пролепетал:
- Да че вы гоните? Не было нас здесь!
Игорь аж подпрыгнул:
- Слышь, ты, мудак! Я отвечаю перед пацанами: если бы я ходил нормально, я бы вас обоих порвал, как бумагу туалетную. Еще позавчера. Ладно - я, его зачем били? - кивнул он на Семена. - Он и так богом обижен.
Андрей подошел к Алексею и тихо сказал:
- Бог ты мой, как ты на моего брата похож... Один в один.
Алексей ответил:
- А вон тот, Семен, на моего брата похож. Только мой еще похуже будет.
- И моментально поняли они друг друга, - Андрей одним шагом вплотную
подошел к Окуню и Футу. - Ур-р-рою... Шестерить будете, козлы, на две общаги. Где деньги, ****во? Ах, на шлюх спустили... То-то вас и искали долго, озабоченных. Короче, как хотите, но чтобы к вечеру отдали в два раза больше.
Фут приободрился:
- Да базара нет! Пацаны, может, поляну накроем за мировуху, а?
Марат прошипел:
- За упокой бы твой поляну накрыть! Думай, что мелешь! Кто с вами, шестерками, за одним столом сидеть будет? Дешево не отделаетесь, даже не надейтесь. С-суки, жили же спокойно, так нет же, чуть войну не развязали, надо же... Ладно, парни, извините за этот инцидент,
виновные будут наказаны. Деньги тебе, Семен, принесут. Пиво вместе еще
попьем. Что нужно будет - обращайтесь.
Когда пацаны ушли, девчонки стали передразнивать, кривляясь:
- Не лезьте... Не ваше дело... Мы круче всех... Мы всех победим... А-а! У-у! На Речном вокзале, поди, слышно было, как вы орали.
- Серьезные ребята, - задумчиво проговорил Леха.
- Не то слово! - подтвердила Люба. - Ладно, мальчики, пойдемте к вам, погреете малость продрогших одиноких женщин...
Пацаны явственно хрюкнули.
Спустя два дня произошло еще одно нехорошее дело.
В ''бугорскую'' комнату зашли двое: часовщик второго курса Костя Биджо, дэцэпешник, и слесарь-бытовик первого курса Вова Коленвал, астматик:
- ''Бугры'', у нас тут проблема возникла. Ваша помощь нужна.
''Бугры'', переглянувшись, тяжело вздохнули. В этой общаге не могли или не хотели жить тихо-мирно.
Леха посмотрел на Костю:
- Давай, Биджо, излагай.
Тот начал рассказывать. Чем больше Костя говорил, тем больше 17-я обалдевала: второй курс стравливал между собой его и...Юрко. Зрелищ захотел второй курс. Мало того, втораки устроили натуральнейший тотализатор. Делали ставки на дэцэпешника и олигофрена. Не общага, а Лас-Вегас.
- Перебор! - прорычал Алексей.
- И еще какой, - согласился Вован.
- Что делать-то будем? - спросил Леха. - Надо как-то разруливать, товарищ майор.
Алексей поморщился. Вчера Леха увидел его пенсионное удостоверение МВД. Взял, открыл, прочитал.
- У тебя что, отец в Чечне погиб?
- Да. На противопехотке подорвался. В 95-м, в Грозном.
И пошло-поехало: майор, товарищ майор, господин майор...
- Ну так что делать-то?
Алексей, подумав, сказал:
- Да есть у меня одна мысля. Короче, Леха. Если что-нибудь со мной произойдет - позвонишь по этим телефонам. Особо постарайся пробиться по этому, - он подчеркнул ручкой номер на визитке и протянул ее Лехе. - Это телефон службы безопасности.
- Ох и непростой ты человек, господин майор, - покачал головой Коленвал. - Гадом буду, непростой.
Алексей хмыкнул:
- Простыми, Вольдемар, бывают только карандаши, и те не все. Сидите здесь. Биджо, ты со мной.
В дверях Алексей обернулся:
- И еще. Не называйте меня майором. Это звание моего отца и я не имею на него никакого права.
И вышел. Спросил у Биджо:
- Где эти черти?
- В 25-й вроде бы собирались.
Навстречу попался сердечник Леха, слесарь-швейник. Уникальный уникум, как показало будущее...
- Куда намылился, тезка? На какую разборку? Подожди, я с тобой, только в комнату схожу.
Через минуту он выскочил:
- Пошли. Если что, у меня для них сюрприз будет.
И втроем они вломились в 25-ю, угловую комнату на шесть койкомест. Там было человек десять, среди них был и Юрко. Он вскочил:
- А вот и Биджо! Ну че, биться будем? Щас я тебя на счет раз уделаю!
Алексей с ходу заехал ему ногой в грудь и тот с грохотом улетел под дальнюю кровать:
- Блин, как ты мне надоел, Юрко, если б ты знал! Ну, втораки, что с вами делать?
Те набычились:
- Слышь, бугор, мы тебе что, дорогу перешли? Обоснуй наезд!
- Обязательно, только на один вопрос ответьте: вы с рождения дауны или в общаге ими стали? Вам что, жить стало скучно? Ну давайте я вам ее веселее сделаю...
- Сидеть!!!
Алексей резко обернулся. Леха стоял, оскалившись, с разведенными руками, в одной был нож, в другой - газовый баллончик:
- Кого не порежу - того травану!
- Э, резкий, угомонись! Я просто так встал.
- Ты лучше просто так посиди. Так оно спокойней.
Алексей процедил:
- В общем так, втораки. Мне насрать, что вы - второй курс, а мы - первый. Это еще ничего не значит. Я не пугаю, а предупреждаю: еще раз устроите нечто подобное - пеняйте на себя. Если я с вами не справлюсь, сюда приедут мои ребята, которые с вами задушевных разговоров вести не будут... Ясно?
Гробовое молчание. Алексей взбесился и заорал:
- Я спрашиваю - ясно?!
Все аж вздрогнули:
- Да ясно, ясно... Бугор, ты сидевший, что ли?
- Я вовсе даже наоборот. Пошли, пацаны.
Леха предложил, выходя из 25-й:
- Пойдем-ка к нам в гости, - и подмигнул. - Надо стресс снять, а то тебя колотит, как проститутку на морозе.
- У меня всегда так.
- Да я понял, видел уже, - склонился к замочной скважине у 29-й. - Виталя, открывай!
Дверь распахнулась. Виталя, дергаясь, прошипел:
- Что ты орешь, как потерпевший?! Заходите.
У Витали - ДЦП такой степени, что у непривычных мороз по коже пробегал. А те, кто привык - воспринимали его болезнь как само собой разумеещееся.
Алексей нервно хихикнул.
- Чего ржешь в одно рыло? - поинтересовался Леха.
- Анекдот вспомнил.
- Рассказывай, вместе поржем.
Алексей смутился:
- Виталя может жестоко обидеться. Про дэцэпешника анекдот.
- Да ладно тебе, я не обидчивый. Давай, трави.
- Ну смотри, я предупредил... Заходит дэцэпешник в публичный дом, весь из себя трясется, дергается. К нему подходит "мамка" - типа, чего желаете? Он - ей: мол, желаю пять самых лучших баб, какие у тебя есть. Та обалдела: у вас денег-то хватит? Ну, он достает ''котлету'' баксов, отстегивает ей ''косарь''. У "мамки" - глаза по полтиннику. Ладно, говорит, раз такое дело, идите в комнату, девочки сейчас придут, пятеро, самые лучшие, как вы и заказывали. Мужик заходит в комнату, раздевается, ложится на огромный ''траходром''. Заходят пять лялек, все как на подбор. Он им командует: одна пускай держит мне правую руку, другая - левую, третья пускай держит мне правую ногу, четвертая - левую. Крепко держите? Крепко держим. Ну, а ты, пятая, садись сверху. Села? Села. А теперь, все разом - отпускайте!
Пацаны от дикого хохота сломались пополам. Ржали минут пять. Леха, все еще похрюкивая, выдавил:
- Надо же, а? И про инвалидов анекдоты уже есть... Малой, организуй что-нибудь закусить, а?
Саня Малой, астматик, полез в тумбочку. Алексей поинтересовался:
- А где еще один, который с вами живет?
- Черт его душу знает, поди, где-нибудь у баб зависает. Да и фиг с ним. Не по нутру он нам всем, мутный он какой-то...
Алексей покрутил головой:
- Отчаянный ты, однако. Не побоялся.
Леха фыркнул:
- Кого там бояться-то? Лохи конченые. Нас двое, их одиннадцать, сидят,
сократились, шары вылупили. Олени... Ладно, давайте...
Жахнули. Алексей прохрипел:
- Что это?
- Ха-ха-ха! Ты думал - водка? Спирт это, разведенный. Его тут почти все пьют. Убойность - такая же, как у водки, а по деньгам в два раза дешевле выходит. Что, не пил ни разу?
- Как-то не приходилось.
- А мы тут почти каждый день бухаем. Ну, как, колотун прошел? Банкуй, Малой...
Спать разошлись далеко за полночь. Точнее сказать - расползлись.
На улице было холодно, поэтому курить пошли в умывалку на первом этаже. Там уже курили двое незнакомых. Оба на костылях (потом узнали, что у обоих вместо ног - протезы), у одного - сросшиеся клешневидные пальцы рук, у второго пальцев не было вообще, по одному полупальцу на обеих руках. Поначалу волосы дыбом вставали, видя их. Потом ничего, привыкли...
Один из обувщиков, Виталий, тут же до них докопался:
- Мужики, а почему вы такие?
Костя, тоже из "О-134", хмыкнул и негромко, но четко процедил:
- Дебила кусок.
Один из мужиков обернулся к Косте:
- Да все нормально, обычный вопрос, - и, хитро подмигнув, обратился к Виталию. - Видите ли в чем дело, молодой человек. Мы с Валерой раньше были космонавтами. Работали по заказам Главного разведуправления, производили в открытом космосе ремонт и демонтаж спутников-шпионов. И один раз, когда мы шли на посадку, спускаемый аппарат разгерметизировался. Ну, само собой - разреженный воздух, высокое давление, прочие прелести. Нас даже к званию Героев России представили, правда, Путин не подписал.
Во заливает, восхитился Алексей, прилагая усилия, чтобы не заржать во все горло.
У хромых на голову мальчиков и девочек челюсти находились в районе пупка. Таня-Гномик, пигалица ростом метр пятьдесят с кепкой в прыжке, блатная по самое не могу, затарахтела.
Если опустить все маты, то ее гневная речь сводилась к следующему. Типа, президент - редиска, нехороший человек, пожалел какого-то звания для рисковавших жизнью настоящих мужчин...
Вот тут уже никто не сдержался. Глухари недоумевали, конечно. Ну а как им объяснить? Никто пока по-ихнему не волок.
- Господа, кто-нибудь из Оренбурга есть? - спросил ''космонавт''. - Нет? А алтайские есть?
- Какие именно? - уточнил Игорь.
- Ну, в смысле, из Алтайского края.
- А... Я оттуда и вон, Алексей, в очках.
- О! Здорово! Я хоть и живу в Оренбурге, но сам - из Бийска. Позвольте
представиться, господа земляки - Сергей Василич.
И завязался разговор: кто откуда, есть ли знакомые там, там и там и т. д. и т. п.
Прозвенел звонок и все ломанулись на выход. Игорь придержал Алексея:
- Не торопись, зема, успеем. Тут такое дело... Давайте после практики соберемся - ты, я, Леха, второй Леха, Виталька. Кто еще из путевых?
Алексей подумал:
- Костя, Толян. А что такое?
- Да я тут подумал... Пацаны мы или не пацаны? Надо бы нам всем погремухи припаять. Общаться легче будет, да и запомнить друг друга будет проще. А то пока там все фамилии запомнишь - памяти не хватит. А тут назвал погоняло - и сразу понял, о ком базар идет. Как?
- Ну, не знаю. Соберемся, обмозгуем. Из бытовиков кого звать будем?
- Вот кстати, о бытовиках. Не нравятся они мне до ужаса. Какие-то они не такие. Не пойму я их. Мутные какие-то типы. Остальные - их насквозь видно. А бытовики, те бронированные, в натуре.
Алексей хмыкнул:
- Как выражается мой друг Серега по прозвищу Хищник: броня три пачки
маргарина. Не ссы, зема. На каждую броню есть свой пробивной калибр.
Прорвемся. А насчет погремух - идея хорошая, мне она нравится.
После практики собрались в 20-й. Игорь изъяснил суть своей идеи. Всем она, в принципе, пришлась по душе. Начали со своей группы. Первую ''окрестили'' свою мастачку: Мама Света. Игорь вспомнил:
- Она нам как говорила? ''Я вам на эти два года буду и мамой, и папой''. На папу она по известным причинам не тянет, а вот на маму - самое то. Нехай будет Мама Света.
Затем начали припаивать погремухи пацанам из своей группы. Игорь, как
инициатор, говорил больше всех. Остальные только гоготали. В итоге получилось следующее.
17-я комната. Ампутант Леха стал Фюрером. ''Ты у нас бугор группы и усы у тебя в масть''.
Вован-колясочник - Еврей. ''Рассекает на своей тачанке по всей общаге и шкуляет у всех подряд все подряд''.
Дэцэпешник Алексей превратился в Чикатило. ''Не в обиду, зема, но похож ты на него капитально''.
18-я. Слабослышащий бугай Дима - Конь. ''Здоровый как конь и глухарок своих трахает, как конь''.
Слабослышащий Олег, не мудря, получил кличку Моряк, в созвучии со своей фамилией.
Глухонемой Сергей - Вертолет. ''Руками быстро семафорит и фамилия похожа на винтокрылый аппарат''.
Слабослышащий Женя Кузема, добродушный и безобидный увалень, остался без прозвища. ''С его фамилией погоняло не требуется''.
19-я. Казах Бекназар, этакий квадратный паренек (метр семьдесят, как в высоту, так и в ширину), с пудовыми кулаками, хромавший из-за неправильно сросшейся после перелома бедровой кости, также остался без прозвища. ''Или Бек, или Назар, больше и думать нечего''.
Олигофрен Сережа - Колобок.
Горноалтаец Роберт, страшный заика и немного недослышивавший, самый
молодой в группе: Банзай.
Олигофрену Юрко дали новый псевдоним - Косяк. ''Косячит же, падла, по-
черному''.
20-я. Себя Игорь объявил Руденом. Также в этой комнате появились новые
персонажи: Леха Ерш, Денис Штык-нож и психованный Ваня Композитор...
- Стоп, братва! - всполошился Фюрер, - про Мишку-то мы забыли.
Все грохнули так, что дверь в комнате открылась сама по себе. Причина смеха была в следующем: Мишкину фамилию в приличном обществе невозможно было произнести без содрогания. Ибо в вольном переводе она означала - много мужских половых органов... Алексей вспомнил:
- Помните, он нам травил про ''службу в спецназе''? Типа, у него был позывной - Паук. Вот и хрен с ним, пусть будет Пауком.
Городские пацаны группы ''О-134'' тоже не были обделены. Появились: Костя Маршал, Толя Слеза, Саня Ботаник, Максим Калмык, Виталий Резкий и Князь Кирилл.
В конце концов, практически у всех учащихся были свои''опознаватели''. А если честно и откровенно, то у мастеров и преподавателей - тоже.
Сложнее всего оказалось ''окрестить'' девок. Большая часть так и осталась в памяти лишь поименно...
ГЛАВА 4.
Так уж повелось в ''сотке'' - либо что-то происходило, и, как правило, в один день, либо не происходило НИЧЕГО. Вернее даже будет сказать - в один вечер, потому как основные хипежи бывали только после пяти часов вечера, за исключением выходных дней.
Педагоги забили тревогу: в общежитии появились наркотики. Медсестра,
закрывавшая мужской душ вечером, обнаружила два использованных шприца.
Сначала подумали, что это кто-то из диабетиков оставил их, не озаботившись выкинуть в урну. После просмотра всех медкарт выяснилось: среди мужской половины общаги диабетиков нет. Среди девчонок есть, а среди пацанов - ни одного.
Тогда так и не выяснили, кто ширялся. Зато нашли тех, кто завозил в общагу анашу. Как всегда, пацаны пришли в 17-ю.
- Слышь, бугры! Вы тут прохлаждаетесь с бабами, а у вас под носом анашой торгуют. Причем не кто-нибудь, а Косяк...
Алексей взвыл:
- Да в рот его чих-пых, этого Косяка! Все, он меня достал!
Бомбой влетев в 19-ю, Алексей с порога заорал:
- Какая сука начала наркотой банковать?! Ты? Или ты? А может - ты?
Обалдевшие пацаны-втораки только головами мотали: мол, нет, не я. Один из них начал было возмущаться, типа, че ты, Чикатило, рога суешь не в свои дела, но вкатившийся следом Еврей ласково ему посоветовал:
- Рот закрой, чмо!
Алексей выхватил у Юрко спичечный коробок и открыл его: так и есть, травка. И, широко улыбнувшись персонально Юрко, рассыпал ее в открытое окно. Косяк сдавленно икнул.
- Еще раз увижу или услышу про эти дела - вылетишь следом. Понял?
Юрко понуро кивнул. Алексей повернулся к вторакам.
- Что я вижу? Никак хочется меня грохнуть, ага? И хочется, и колется, и мамка не велит? Рискнете?
Те дружно замотали головами, удивляясь, как это Чикатиле пришла в голову подобная глупость, и в мыслях даже такого не было про рисковать, не говоря уже про грохнуть... В общем, все все поняли и осознали и в будущем такого не повторят, честное слово.
Спустя некоторое время Алексей поднимался к себе в комнату, размышляя, чем бы заняться. Навстречу шел Ваня Мороз, трепанатор-лозоплетчик второго курса, с которым у Алексея установились нормальные отношения. Он предупредил:
- Чикатило, у вас в комнате пьяная Арина. Если воспитка спалит - вам кердык. Прими экстренные меры...
Алексей в три прыжка оказался на втором этаже. Дернул дверь 17-й. Закрыто. Постучался условной дробью. Открыл Фюрер:
- Уже не знаем, что с ней делать. Брыкается, кобыла бешеная.
- Зато я знаю. Фюрер, организуй шухер, чтоб Луна не видела...
Алексей схватил Арину в охапку и поволок ее в ванную, благо та находилась напротив. Перегнув ее через борт, открыл кран и сунул голову Арины под струю ледяной воды.
А орет, а лягается, весело подумал Алексей, продолжая экзекуцию. Сучка, будешь знать, как пьяные истерики закатывать.
- Хватит! Буль-буль... Хорош!
Алексей взвалил на плечо обмякшую, кашляющую, мокрую Арину и занес ее в комнату.
- Как она сюда попала? - спросил он у Еврея, отдуваясь.
- Да поди, через третью залезла.
Алексей кивнул. Третья комната на первом этаже называлась ''контрабандной''. Через нее по ночам уходили за ''добавкой'', через нее в ''сотку'' залезали нужные люди... Разумеется, за услуги рассчитывались с жившими в 3-ей девчонками.
- Чикатило, держи ее!!! - завопил Еврей.
Алексей гигантским скачком оказался возле окна и рывком сдернул Арину, уже успевшую взобраться на подоконник. Подхватил ее, падающую и уложил на свою кровать. В целях профилактики впечатал ей пару пощечин:
- Сбрендила, овца?! Экстремалка хренова, елы-палы. Да что с тобой сегодня?!
Арина вдруг вцепилась в Алексея:
- Трахни меня. До потери сознания. Ну!
Фюрер задумчиво поскреб подбородок:
- А она права, это лучший способ ее утихомирить. Пойдем, Вова, не будем мешать лечебной процедуре...
Алексей курил у окна, время от времени поглядывая на спящую Арину. И думал о том, что Вано и Седой ни капельки не врали насчет ''веселой'' жизни в общаге. Создавалось стойкое ощущение, что корифаны малость даже преуменьшили реальность былых событий...
На счету Алексея было уже четыре учебных заведения, два из них, впрочем, незаконченных. И если три общежития в Барнауле были более-менее спокойные, то ''сотка'' разительно от них отличалась. Все тридцать три удовольствия, как говорится. И ведь это только начало. А что дальше?..
В дверь забарабанили:
- Чикатило, открой, это Люба!
Алексей открыл дверь и шепотом предупредил:
- Не орать.
Люба яростно зашипела:
- Хотела бы я знать, где эта дура нажралась. Что она тут отчебучила?
- Да пустяки, собственно говоря. Орала, дрыгалась, в окно хотела выпрыгнуть, еле остановили. Пусть спит, до утра она железно не проснется.
Люба вдруг сказала:
- Бросил бы ты ее, а? Не пара вы с ней.
- Я ее что, на цепи держу? - удивился Алексей. -Пусть уходит, если хочет, я рыдать не буду. И вены вскрывать - тоже.
Люба ехидно спросила:
- А она тебе хоть чуть-чуть нравится?
Вот крокодил в мини-юбке по имени Любка... Алексей огрызнулся:
- И чуть-чуть не нравится, и вообще не нравится. Особенно после этой выходки идиотской. Пусть катится колбаской на все четыре стороны.
- Ну и правильно. Так она что, так и будет здесь ночевать?
- Ни фига подобного. Договорюсь с девками из третьей, пусть у них спит, утром уйдет через окно. Ближе к отбою я ее туда перенесу и финита ля комедия. Пошли на улицу.
Все прошло как по маслу. Алексей поговорил с Надей Пышкой, жившей в 3-й, та все поняла. И перед обходом воспитателя по прозвищу Луна, он перенес Арину.
Утром Надя поведала, что Арина спала у них под кроватью на полу, Луна ее не видела и в семь часов, буквально перед подъемом, Арина была выпровожена из 3-й.
- Здравствуйте, дети!
В комнату зашел Костя Маршал. Такое приветствие уже стало традицией как для Кости, так и для обитателей 17-й комнаты.
- Как прошел вчерашний день?
- Охренительно, - буркнул Алексей. - Весело и непринужденно.
- Кто опять отличился? Чикатил, а что это у тебя коленки такие, будто по ним наждаком шоркали?
- А это он вчера истерику гасил в самом разгаре, народным, так сказать, способом. Ну и разошелся не на шутку, вернее всего, - захихикал Фюрер и объяснил Косте, что было.
Костя захохотал:
- Ой, не могу! Коленки, ха-ха-ха!
Малость успокоившись, он стал рассказывать:
- Чикатил, не обижайся, это я не над тобой ржу, а над собой. Короче, была у меня одна баба-огонь, большая любительница хорошего траха. И в одну прекрасную ночь драл я ее у себя дома, прямо на ковре. На следующий день заходит ко мне сосед Димка. Ну, я ему возьми и похвастайся: мол, завидуйте мне, вчера у меня была ночь любви. Закатываю штанины и демонстрирую ему свои колени, а они тогда ''покрасивее'' были, чем у тебя. И этого Димку ржач сломал. Вроде
успокоится, глянет на мои колени и опять по полу катается. Минут через десять он мне сквозь слезы хрипит: ''-Локти покажи''.
17-я полегла. И началось: Чикатило, а ну-ка, покажи локти, нет, ты погоди, ты локти-то покажи, да не стесняйся ты, здесь все свои, ты лучше локти нам покажи, так, на всякий случай, чтобы мы спокойно себя чувствовали, а то мало ли что...
Алексей накрыл их девятиэтажным матом. Фюрер аж присвистнул:
- А повторить можешь?
- Да пошли вы, остряки-недоучки...
Фюрер все-таки спалился с Любкой, несмотря на все меры предосторожности. И спалился по-дурному. Танюха Белка, невеста Фюрера, приезжала в ''сотку'' каждые выходные, дабы побыть со своим любимым наедине. Любила она Фюрера до беспамятства, это было видно. Приедет, привезет полный пакет всяких-разных вкусностей, дождется, пока все угостятся, со всеми поговорит, покурит и только тогда делает намек: мол, выметайтесь, создайте для влюбленных интимную обстановку.
Уезжала она, как правило, затемно, причем на остановку ее провожал Алексей Чикатило или Мишка Паук.
А в этот день была среда, Танюху никто не ждал, а она появилась, как всегда, с полным пакетом. На этот раз вкусностями были пельмени, пять
полукилограммовых упаковок.
Алексей взял у Семена ключ от бытовой комнаты и 17-я в полном составе, вкупе с Танюхой принялась варить пельмени. В ''бытовке'' были: электрическая плита, холодильник, два стола и стулья. ''Вечно голодные студенты'' варили там еду из домашних или покупных ингредиентов. Также в ''бытовке'' отмечались дни рождений и прочие знаменательные события. Всего же бытовых комнат было четыре.
...Любка, неведомо через кого, узнала, что Фюрер находится в ''бытовке'' и примчалась туда. Поздоровалась и, обняв Фюрера, стала его при всех целовать. У Танюхи глаза стали размером с блюдце.
Все, подумал Алексей, кранты, Танька его порвет, как Тузик грелку. Фюрер, стоя спиной к Таньке, глазами показал на Любку: мол, Чикатило, убери ее нафиг отсюда!
Алексей оторвал Любку от Фюрера:
- Пойдем-ка, родная, я тебе кое-что покажу.
И так, чтобы та не видела, мимикой дал понять Таньке: дескать, не обращай внимания, девочка малость скорбная на голову...
Если быть до конца откровенным, то надо заметить, что Алексей прямо-таки заводился от таких герлов, как Любка: чернявая, с какой-то нерусской примесью, с обалденной фигурой, красивая по-****ски, по ней видно, что в постели она - ураган.
Вот только далеко не всегда подобные бабы отвечали взаимностью. Увы...
Затащив Любку в комнату, Алексей закрылся на три оборота. Эта обезбашенная особа с подначкой спросила:
- Насиловать будешь? Я же вижу, как ты меня хочешь.
Алексей фыркнул:
- Хочу, спорить не буду. Только веришь - нет, силой баб никогда не ломал. Во-первых, сидеть по поганой статье не хочется, а во-вторых, не настолько оскотинел. А в-третьих, вы, девки - дуры. Знаешь почему? Потому что смотрите только на внешность пацана. Ну и на количество денег при нем. Насмотрелись бразильского и мексиканского ''мыла'', кошелки безмозглые.
Любка усмехнулась:
- Ох и нравится мне, когда ты вот так кипятишься, - и внезапно свалила Алексея на койку. - Дуры, говоришь? Кошелки, говоришь?
И Алексей получил порцию одуряющего, изматывающего секса...
Уже вечером, после отбоя, Фюрер поинтересовался у Алексея:
- Ты чем Любку-то занял так надолго?
- Трахал, - не стал лукавить Алексей.
Фюрер вылупился на него:
- Да ну?! И ты мне спокойно об этом говоришь?! Ну и кто ты после этого?
Алексей набычился:
- Молочный братишка, едрить твою налево, вот кто. Я у тебя что, Таньку трахал? Кто тебе Любка? Жена, сестра, сноха? Тебе она никто, просто твоя, грубо выражаясь, подстилка. Правильно? Яволь. Так какого же, пардон, хрена, ты в дыбы встал? И потом. Я больше чем уверен, что это было в первый и в последний раз. Завтра же она в мою сторону и не посмотрит и также будет виснуть на тебе. В конце концов, тебе с ней детей не нянчить, так что завязывай рогоносца изображать.
Минут через пять Фюрер сказал:
- Ну извини дурака, Чикатило. Все правильно ты говоришь. Извини.
- Проехали. Ты лучше объясни, как ты выкрутился перед ними обоими.
- Да как, очень просто. Таньке сказал, что Любка хромает на оба полушария мозга и втемяшила себе, будто влюбилась в меня. А Любке сказал, что Танька - моя сестра, причем жутко ревнивая. Что интересно: обе, судя по всему, поверили.
Алексей очумело потряс головой:
- Ну ты и жук, елы-палы. Это же как надо тебя любить, чтобы проглотить
подобный бред, а?
- Вот в этом все и дело, Чикатило. Учись, пока я жив!
ГЛАВА 5.
Каждый понедельник, в восемь тридцать утра, в ''сотке'' проходит линейка по итогам прошедшей недели. Происходит она следующим образом. Все учащиеся и педсостав выстраивается в холле второго этажа, возле актового зала. Затем старосты всех групп зачитывают итоговые недельные рапорта, где указывается количество учащихся в группе, количество проживающих в общежитии, кто отсутствует и по какой причине, общий табель успеваемости группы (''пятерок'' - столько-то, ''четверок'' - столько-то, ''троек'' - три штуки, а вот ''двоек'' - ни одной, про ''колы'' и речи не ведем), и, наконец - графа ''замечания''. Туда записывались: кто с кем пил, кто с кем дрался и прочие антидисциплинарные проступки учащихся, про которые воспитатели умудрялись узнать.
Наиболее часто в рапортах упоминались слесаря-бытовики и обувщики первого курса. Впрочем, так всегда и было. Алексей знал это из рассказов Вано-обувщика и Седого-бытовика...
И вот - первая учебная линейка, если не считать той, торжественной. Староста ''бытовиков'' Дима Пончик ''заметил'' Серегу Ступню на предмет его ежедневных пьянок и беспричинных пропусках занятий, а Фюрер - Ерша и Штык-ножа, на предмет одной-единственной пьянки. Собственно говоря, Ерш и Штык-нож всего-навсего выпили по бутылке пива. Но их спалила, на несчастье, не кто-нибудь, а Луна, раздувшая из мухи слона.
Директор училища, прозванный Солдатом, распорядился:
- После линейки жду всех вышеупомянутых, вместе с классными руководителями, у себя в кабинете.
Толя Слеза горестно покачал головой:
- Выгонят их, как пить дать. Ерша и Штык-ножа взяли-то с трудом из-за прошлых ''заслуг'' и ясно сказали: до первого залета.
Так оно и оказалось. Выгнали всех троих, даже слушать не стали. Мама Света вернулась в кабинет злее злой собаки.
- Говоришь им, говоришь - как об стенку горохом. В одно ухо влетело, в другое - вылетело. Семнадцатая совсем обнаглела: пьют почти каждый день, второй курс их боится, девки какие-то посторонние у них в комнате чуть ли не ночуют...
Оба-на! Вот это осведомленность! Алексей заскрипел зубами. А Мама Света продолжала песочить всех общаговских. Наконец, она выдохлась и начала задушевным голосом проповедовать. Натуральнейшим образом. Вся группа обалдела.
И на протяжении двух лет не было ни одного урока Мамы Светы, чтобы она не прочитала лекцию религиозного характера. Она истово верила в Бога и пыталась обратить в веру парней своей группы. Приносила литературу и видеокассеты, на все события в мире и в стране смотрела исключительно с точки зрения верующей.По большому счету в этом не было ничего плохого, если бы не одно ''но''... Уж слишком навязчивыми были эти нотации.
Алексей придерживался такого мнения: верь ты хоть в Бога, хоть в Будду, хоть в Аллаха, но не нужно навязывать свою веру другим. Будет только хуже, даже если ты действуешь, исходя из самых добрых побуждений.
Почти все ребята-инвалиды являются стойкими атеистами, резонно замечая: а, собственно говоря, если в этом мире все зависит от бога, зачем он позволил мне родиться уродом? Почему, а главное, за что, я должен страдать всю свою жизнь? Пусть в бога верят те, у кого есть все: здоровье, достаток, любимые...
Алексея трясло. Только что он чуть не подрался с Вовой Роботом, слесарем-бытовиком второго курса. Вова стал куражиться над Евреем, Алексей, как говорится, впрягся за него. Робот, дэцэпешник, оказался очень вспыльчивым товарищем и попер на Алексея, размахивая правым кулаком (левые рука и нога были короче правых).
Дело было на улице. За Алексея, в свою очередь, втянулись местные пацаны, пившие пиво на скамейке. В виду численного превосходства Робот капитулировал и признал, что был не прав.
Со временем Вова и Алексей скорифанились, но это было потом.
В ''сотке'' существовало неписаное правило: ампутант не может бить ампутанта, дэцэпешник - дэцэпешника, глухонемой - глухонемого и так далее. Других - бей, если они этого заслужили, если они не понимают по-хорошему, а бить своего собрата по болезни - западло. Правило это, конечно же, нарушалось, но только теми, у кого с головой был непорядок...
В этот же понедельник была еще одна разборка. В 20-й жил психованный мальчик Ваня, по кличке Композитор, обладающий крайне взрывным характером. И была у него еще одна отрицательность: запредельная жадность. А в общежитиях этого ох как не любят.
Обычно же как? С соседями по комнате ты должен поделиться всем тем, что привез из дома. Тогда и с тобой поделятся. Композитор же никогда не отказывался от угощения, но то, что он привозил - съедал в одно рыло, втихаря. Ему по-хорошему объясняли: мол, Иван, так нельзя
делать, нехорошо это. Думали - поймет. Ни хрена подобного. Ну, парни сгоряча ему и навешали по репе...
Другой бы после этой обработки призадумался, но только не Композитор. Он и раньше пугал всех своим крутым братом. Дескать, у моего братана ''мобила'' есть и золотая печатка и он работает в крутой фирме, значит, мой братан - крутой. Не могите меня трогать, а не то я его позову - и всем вам придет звиздец.
В общем, поехал Ваня за братом и привел его в ''сотку''. Их встретили втроем: Вова Еврей, Вова Коленвал и Серега Огонь. Илья, так звали
брата, оказался полной противоположностью Композитора. Он не стал гнуть пальцы и пускать сопли пузырем. Подошел и спокойно спросил:
- Здорово, пацаны. За что Ваньку избили?
Огонь процедил:
- Мы его пока так, слегка поучили жизни. Жадный он у тебя, через край. С ним пытались по-человечески, он не понял.
- Так вот и я не понял: за что. Примчался, весь в мыле, пена изо рта летит, орет: собирай братву, меня избили! Кто избил, за что избил? Молчит. Ну, поехали, разберемся... Объясните хоть вы, что ли. А то он как воды в рот набрал.
Пацаны коротко объяснили Илье, что к чему и что почем. Тот внимательно
выслушал и повернулся к Ивану:
- Если ты еще раз такое сотворишь, они тебя еще раз изобьют. Ты приедешь ко мне, а я добавлю, мало не покажется. На, бери деньги, дуй в ''комок'', купишь пива, две полторашки ''Толстяка'', отдашь пацанам. Не хочешь делиться - не надо, но внаглую не вздумай нарываться.
Композитор слинял. Илья обратился к Еврею:
- Не трогайте его больше. У него с головой нелады, сами понимаете. Пусть жрет в одну харю в свое удовольствие, игнорируйте его и все дела, договорились? Ну вот и хорошо. Бывайте.
Коленвал озадаченно почесал затылок:
- Вот и пойми этого брата. То ли он лох, то ли настолько крут, что не стал по пустякам рамсить.
- Коленвал, ты это, найди Чикатилу и спускайтесь в душ. А мы с пивом туда подрулим. Заодно и помоемся, и по пиву вдарим.
- Только вы там без нас не салдырьте, а то вдруг вы от Композитора жадностью заразились.
Еврей цыкнул:
- А не пошел бы ты на хутор бабочек ловить? Да не просто пошел, а бегом, мать твою!
Впоследствии Еврей по пьянке много раз хвалился, как он, один, развел на ящик пива одного лоха, брата Композитора, который приехал на разборку лично к нему и у них оказалось много общих знакомых в Тюмени. Якобы из-за этих знакомых Илья и побоялся связываться с Евреем...
И еще. В ''сотке'' почти все уже знали про то, что у Чикатилы есть мечта, насквозь нереальная: ''хаммер''. Если пацаны, не дай бог, заговорят про автомобили, Чикатило тут как тут: мол, о чем вы тарахтите, все равно круче ''хаммера'' только ''хаммер'' и не надо песен.
И тут Еврей заявляет:
- У меня дома, в Тюмени, батя мой пригнал себе из Югославии бронированный ''хаммер'' за сто тысяч долларов. Батя-то у меня богатый.
Чикатило и Руден доказали всем, что Еврей трандит, как трактор ''ЧТЗ'' старого образца.
- Если у него батя настолько богат, что купил ''хаммер'', да еще в броне, который, кстати, стоит гораздо больше, чем сто тысяч, тогда почему Еврей такой бедный? У него коляска на соплях держится. Что, ему родной отец не купил бы новую и получше? И деньгами бы его не подогревал? Сказки...
ГЛАВА 6.
Обувщики-перваки занимались практическим занятием у себя в цехе. Вдруг
влетела Мама Света и с порога заорала на Косяка:
- Ты кого тут убивать собрался, а?! Тебе что, жить спокойно расхотелось? Приключений на свою голову ищешь? Думаешь, тебе твой дядя-генерал поможет?!
Косяк с перепугу выронил обувной молоток себе на ногу, чего даже не заметил. Он покрылся испариной и залепетал:
- Да вы что такое говорите, Светлана Александровна? Кто вам эту фигню сказал?
Мастер испепеляюще посмотрела на Косяка. Тот вжал голову в плечи:
- Я вам в натуре говорю - даже и не думал никого убивать. Нафиг мне это надо?
Мама Света призадумалась. Потом тряхнула головой и пробормотала:
- Нет, это не ты. Ладно, сиди, работай, - и вышла.
Все грохнули. Косяк недоумевал:
- Чуть что, сразу я виноват. Как будто поорать больше не на кого.
Минут через десять мастер снова зашла в цех:
- Алексей, бросай свою пару и за мной.
Тон ее не сулил ничего хорошего. Фюрер вопросительно взглянул на Алексея: мол, чего ты натворил такого сверхъестественного? Тот пожал плечами: сам, типа, не догоняю, с чего бы ради такая честь...
И вот Алексей сидел в комнате мастеров напротив Мамы Светы и мысленно
матерился. Вон оно в чем дело, оказывается. А я уже и думать-то про это забыл...
Алексея приняли за потенциального убийцу. Вся эта канитель началась после вопроса, заданного Алексеем штатному юристу училища: что будет ему, Алексею, если он при самообороне кого-нибудь непреднамеренно убьет?
Некоторые, вполне солидные, люди утверждали - ничего не будет, потому как ты, Алексей, инвалид с детства. Вот и понес черт удостовериться: так это или вовсе даже наоборот?
Юрист, женщина-ампутант, без обеих ног, раньше работала судьей. Она провела разъяснительную беседу: мол, все зависит от обстоятельств, а вообще - упекут за решетку, как делать нечего.
Ну и ладно, значит, в дальнейшем ведем себя насквозь осмотрительно и стараемся смертоубийственных приемов не применять. Был у Алексея один знакомый, бывший морской пехотинец, прошедший в свое время Вьетнам, Камбоджу и Лаос, он и научил кое-чему...
И Алексей начисто забыл про этот разговор. А вот юрист - нет. Мало того, сдала она Алексея со всеми потрохами Маме...
- Сижу я, обедаю. Залетает юрист, вся запыхалась, глаза вытаращенные. Ты только представь себе, как она на своих протезах бежала! У вас в группе, говорит, есть один мальчик, он, как я поняла, кого-то собирается убить! - размахивала руками мастер. - Я сразу подумала на Юрко. А это ты черт знает что надумал! С кем воевать-то собрался?!
- Ни с кем, - буркнул Алексей.
- Тогда к чему такие вопросы идиотские? Ты хоть понимаешь, что тебя выгонят, во избежание возможных последствий? А если не выгонят, то будут контролировать КАЖДЫЙ твой шаг, вплоть до туалета.
- Да елы-палы! - взорвался Алексей. - Ну спросил и спросил, чего из этого трагедию делать? Нет, сейчас выйду на улицу и буду всех попавшихся под руку жмурить. Мне, знаете ли, неохота остаток своих дней пожизненно в тюрьме или в спецпсихушке сидеть. Я, знаете ли, с головой дружу.
И тут его осенило. Нет, ну неужели?
Светлана Александровна усмехнулась:
- Догадался, о чем речь? Правильно, молодец. Да, Алексей, юрист приняла тебя не за дэцэпешника, а за умственно больного. И отреагировала она абсолютно правильно, согласно инструкциям.
- Она что, первый год замужем? Не может отличить дэцэпешника от олигофрена?
- А это в ее обязанности не входит, - парировала мастер. - Она не обязана разбираться, кто есть кто. Она смотрит по внешнему виду. Вот скажи честно: тебя принимали за умственно отсталого?
- Миллион и один раз, - фыркнул Алексей.
- Ну вот, видишь. И юрист тоже ошибается. Так что заруби себе на носу: в этом училище нормальному человеку, прежде чем что-то сделать, следует тысячу раз подумать. Понял, Чикатило?
Алексей вздрогнул.
- Да, кстати. Что за ерунду вы понапридумывали? У всех клички какие-то
дурацкие, как у собак. У вас что, имен нет? Ты знаешь, что как корабль назовешь, так он и поплывет?
И дальше последовала религиозная лекция...
Пацаны удивленно смотрели на хохочущего Алексея.
- Чикатило, ты что, с дуба рухнул?
Отсмеявшись, Алексей выдавил:
- Караул, елы-палы. Оказывается, парни, у меня не ДЦП. Я, оказывается,
социально опасный тип, такие дела, - и рассказал про юриста.
Рассказ периодически прерывался гоготом. Маршал пожал плечами:
- Я тебя, Чикатил, когда первый раз увидел, тоже подумал: дебил. Ты не обижайся, но внешность у тебя специфическая. Бывает... Вон, меня сколько раз то за наркомана, то за бухарика держали. Задолбался объяснять, что у меня рассеянный склероз, что я не пью и уж тем более - не колюсь. Так что, Чикатил, я тебя понимаю, как никто другой...
Месяц испытательного срока пролетел быстро. На теории, как Мама Света и обещала, ручки дымились и бумага тлела. Писали много и быстро. Специально для глухарей Мама дублировала конспекты на доске. Кроме нее так больше не делал ни один из преподавателей. Конечно, в штате училища есть сурдопереводчица, но разорваться на четыре части она не могла. Поэтому глухари списывали у говорящих, после учебы, в свободное от пьянок время...
Морока с ними, с глухарями. Такой пример. Два часа ночи. Все уже дрыхнут без задних ног. Сережа Вертолет долбится в 20-ю, грохот на всю общагу. Ему, видите ли, надо переписать сегодняшнюю, в смысле, уже вчерашнюю, тему по материаловедению.
Ему семафорят: ты что спать не даешь, время сколько?! Он в ответ: а мне по фигу, МНЕ НАДО. Ему пробуешь объяснить, что так делать нельзя. Бесполезно. Уперся: МНЕ НАДО или Я ХОЧУ. И ладно бы он один такой непробиваемый был. Так нет же, большинство глухонемых такие.
Некоторые преподаватели тоже зубами скрипели, когда до глухонемых пытались донести элементарные правила поведения, а они только психовали: Я! МНЕ!
Уже собирались их проучить, заставив полетать по комнате в поисках пятого угла, но Гуляй это дело пресек:
- Вы что, обалдели?! Вы не знаете, как они друг за друга жопы рвут. Вы их сегодня отметелите, а завтра здесь соберутся половина глухарей Новосибирска. Они же через одного владеют каратэ или кикбоксингом. Порвут они вас, как с добрым утром. И еще, пацаны, запомните: глухарей отсюда не выгоняют. НИКОГДА. В прошлом году Ырыка нунчаками пробил головы двоим говорящим пацанам. Их выгнали, а этот чурбан нерусский до сих пор учится и в ус не дует. Так что, терпите или перевоспитывайте их...
Выходки глухарей пацаны терпели до ноября, потом не вытерпели...
Зачисление было в понедельник, третьего октября. Конечно, все немного
мандражировали, хотя и не подавали вида.
Мама Света зашла в цех, поздоровалась и начала ''церемонию'':
- Итак, ребята. В течение месяца наша группа лишилась четырех человек: двоих выгнали за пьянку, один перехотел учиться, а у Кашпала, к сожалению, мать умерла. Звонила его тетка и все рассказала... Один парень до сих пор не приехал и навряд ли уже приедет. И вот только что закончился педсовет, на котором рассматривались дёла оставшихся учеников. Результаты, я вам скажу, удовлетворительные. Итак, начнем по порядку...
В принципе, могло быть гораздо хуже. Глухарей зачислили, всех четверых. Городских парней - тоже. А с общаговскими, как всегда, начался разбор полетов.
Еврея Мама предупредила, что если он будет и дальше пить с местными
пацанами, то будет жить на квартире, а если ему это не по карману - поедет домой. Фюреру и Чикатиле влетело за то, что путались с левыми бабами. Косяка без разговоров отправили домой. А Композитора направили во ''Владимирский централ'', то есть в областную психиатрическую больницу, располагавшаяся на Владимирской улице, для прохождения курса лечения. И если Косяк начал возмущаться против такого решения, то Композитор поступил как правильный пацан: молча собрался и, попрощавшись и извинившись за свое поведение, уехал. Его аж зауважали все...
Остальные были зачислены.
Слесаря-бытовики потеряли двоих парней: Серегу Ступню и тувинца Сашу по прозвищу Моя-твоя, чему второй был только рад. Он так и говорил, на радостях напившись:
-Моя учиться не хочет, моя заставили учиться. Моя поедет домой, в Тыва, большие деньги заработать. Моя завтра домой поедет, сегодня моя твоя угощать водка...
Вот так, с подачи Моя-твоя, практически весь первый курс нализался, кто во что смог. Обувщики - в стельку, слесаря-бытовики - в драбадан, слесаря-швейники - в дугу, лозоплеты - в лозу, ну а переплетчики - в хлам.
ГЛАВА 7.
На следующее утро было плохо всем, так как количество выпитого накануне спирта не могло не отразиться на здоровье и самочувствии.
В восемь утра в 17-ю вломился Леха Борман, свеженький, как огурчик. Как будто не пил вчера больше всех.
- Ну что, сукины дети, болеете? Плохо, ага? Зато вчера было так хорошо!
Чикатило простонал:
- Ты сюда издеваться приперся? Иди в ... . Как тебе не стыдно глумиться над старыми, больными инвалидами, сволочь ты бессердечная?
Борман ухмыльнулся:
- Дурак ты, Чикатило. Что, если мне на сердце операцию делали, так сразу - бессердечный? Наоборот, я очень даже сердечный.
И жестом фокусника извлек из кармана куртки бутылку калибра ноль целых пять десятых. Что характерно, не пустую.
- Ускоренная помощь с доставкой на дом. Чикатило, у тебя там не осталось твоей армейской еды? Ею закусывать приятно, ей-богу.
Фюрер театрально замахал руками: дескать, убери сие богомерзкое пойло, сто лет бы его не пить, не нюхать и не видеть. Еврей же себя долго упрашивать не заставил. Чикатило тоже решил не сопротивляться.
Борман объяснил, что похмеляться лучше всего тем, на чем остановился давеча. Тогда толк будет. А давеча был спирт...
К началу учебы 17-я выглядела как люди из приличного общества, в отличие от остальных, непролечившихся.
Маршал и Слеза, каждое утро заходившие в 17-ю, оторопели от того, что
открылось ихним взорам. Костя наставительно сообщил:
- Всегда имейте при себе что-нибудь освежающее дыхание, которое заодно
поможет избавиться от запаха перегара, как делаю это я.
И, достав ''рондо'', раздал каждому по мятной таблетке. Еврей удивился:
- Ты же говорил, что не пьешь.
- Не пью, - подтвердил Костя, - зато курю, тоже запах пакостный...
Мама Света зашла в класс не одна - с ней были два пацана. Слесарь-бытовик Эдя Чебак, живший в общаге и Толик Гамми, тоже слесарь-бытовик, но городской, живший через дорогу от училища.
Руден зло прошептал:
- А эти-то васи чего у нас забыли?
На днях Чебак, родом из Карасука, рыпнулся на него. Просто так, походя. Алексей вмешался. Чебак стал орать, что он позовет грузин и карасукских пацанов.
Ехавший мимо Еврей спокойно так обрезал:
- Давай, зови. Они же тебя и похоронят заживо, когда увидят моих и чикатилских волкодавов.
И Чебак увял - был прекрасно осведомлен, кто есть кто...
И тут мастер ''обрадовала'' группу:
- Этих ребят решением педсовета из слесарей перевели к нам, на второй
испытательный срок. Прошу любить и жаловать.
Ага, как же, сейчас, только шнурки погладим...
- Проходите, ребята, садитесь. Ну, что? Как вчера зачисление отметили? Конечно же, семнадцатая и восемнадцатая отличились, как же без них? Как вы не поймете, что вам нельзя пить...
И началось - Бог, Иисус Христос, святые апостолы и прочая.
Отпроповедовавшись, Мама Света начала занятие:
- Записывайте тему сегодняшнего урока: ''Инструкционные карты сборки обуви клеевого метода крепления''...
Лично Алексею нравилось, как в училище преподавали. Хотя поначалу он
удивлялся, что обувщиков готовят женщины. Оказалось, что свое дело они знают туго. Что касается преподаваемых дисциплин, Алексей с удовольствием отменил бы добрую половину из них. Светлана Александровна потом призналась, что она сделала бы то же самое.
Взять, к примеру, историю. Многие ее проходили в школе. Спрашивается: зачем повторяться? Время, затраченное на историю, куда с большей пользой можно было потратить на практику. Физкультура, бесспорно - вещь нужная. Так же, как и основы безопасности жизнедеятельности. Но вот зачем нужна история, психология, этика и прочая эстетика, было непонятно.
И еще один момент: после занятий делать было абсолютно нечего. Если и были домашние задания, то очень редко. Конечно, были всякие кружки, но в основном для девчонок. Некоторые пацаны устраивались работать, но не каждому удавалось совмещать работу с учебой.
Скучно было в общежитии, другими словами, потому и пили без меры...
На одном из старостатов, (хохмач и балагур Дима Пончик называл их
''стратостатами''), "бугры" слесарей и обувщиков выдвинули такую идею:
использовать более-менее крепких парней из числа общаговских на текущем ремонте училища, но она была категорически отвергнута руководством.
Вот и пили, чтобы не увять с тоски. Воспитатели - тоже люди, и на некоторые попойки они закрывали глаза. Если бы пьяные инвалиды еще контролировали бы себя - было бы замечательно. Но увы...
Как обычно, после зачисления последовали переезды. Кто-то сам просился
перевести его в другую комнату, но чаще всего воспитатели и социальные
педагоги сами решали, кого и куда переселить. На беду, ''обувным'' комнатам первого курса досталась соцпедагог Екатерина Владимировна, тут же получившая кличку Катя СС, поскольку ее методы работы и ее отношение к подопечным были недалеки от эсэсовских. Так что ненависть была взаимной.
Благодаря СС, ''бугорскую хату'' расформировали, как ни сопротивлялись этому сами ''бугры''. На все возражения и доводы был один ответ - если что-то не нравится, забирай документы и уматывай домой. Оставалось только зубами скрипеть и подчиниться.
В итоге получилось следующее. В 17-й остался Еврей, а к нему поселили Чебака.
18-я осталась нетронутой. Фюрера перевели в 19-ю, к Колобку и Банзаю. А Чикатило, Бек и Мишка Паук обосновались в 20-й. Руден был рад только первым двум, а на месте Паука предпочел бы видеть Фюрера. Но против Кати СС не попрешь. Пацаны-втораки, с кем из них удалось наладить более-менее нормальные отношения, только головами качали:
-Попьет она вашей крови, парни...
СС очень любила встревать в личную жизнь учеников. Доходило до смешного.
Была в общежитии такая пара: детдомовская Рита и русский пацан из Горного Алтая Виталя Витас. Между ними была любовь в натуральном виде.
Уже никто и не сомневался, что в конце концов они поженятся.
Рита, довольно тяжелая в общении с другими парнями, отчего-то прониклась симпатией к Чикатиле, в общем то, взаимной. Витас в это время работал, совмещая ее с учебой, копил деньги на свадьбу.
Однажды СС увидела, что Рита и Чикатило сидят вместе в телевизионке и
непринужденно беседуют, обнявшись.
Разоралась Катя так, что даже слабослышащие вышли из комнаты. Под конец соцпедагог пригрозила рассказать обо всем увиденном Витасу и гордо удалилась.
На следующий день в умывалку, где Чикатило курил, ворвалась смеющаяся Рита:
- Чикатило, хочешь хохму? Прикинь, эта дура вчера Витальке наябедничала про нас. А он ей: ''Какой Алексей? Чикатило? А, ему можно''. Видел бы ты ее лицо!
То-то СС и смотрела на меня, скажем так, немного изумленно, понял Алексей.
Короче, доставала она всех качественно.
Фюрер узнал у старосты училища, Юли, как быть. Эта девчонка, с Алтайского края, училась третий год и знала все ходы и переходы, что касалось старостатской деятельности. Она посоветовала маленько потерпеть, а потом, если ничего не изменится, написать общегрупповое заявление - жалобу на имя директора, с просьбой назначить другого социального педагога. Также Юля сказала, что за два года от Кати СС избавилось таким образом четыре группы...
Мама Света как-то раз призналась, что не видит от этих соцпедагогов
никакого толка. Дескать, непонятно, чем они занимаются и какую пользу
приносят.
ВЫДЕРЖКИ ИЗ БУКЛЕТА УЧИЛИЩА.
Для социальной адаптации инвалидов, решения проблем поиска их места в
социуме, выхода из психологического вакуума, определения их способностей и ориентирования в профессиональной среде, при ПУ-интернате создан Центр профессиональной ориентации с выбором профессии для лиц с ограниченными возможностями.
Ежемесячно на три недели формируется группа для профотбора. В ''Центре'', в течение трех недель, инвалиду помогут подобрать профессию, к которой он пригоден и которая его устраивает.
В период пребывания в ''Центре'' инвалид получает квалифицированную
социально - педагогическую и психологическую помощь.
ПСИХОЛОГ - изучает психологические особенности инвалида, определяет
самооценку, социально - психологическую активность, дает оценку интеллекта, пытается прогнозировать степень успешности работы инвалида в той или иной профессиональной сфере и т. д.
СОЦИАЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ - проводит социальную диагностику, выявляет
интересы, потребности, проблемы. Изучает и анализирует его практические навыки, умение общаться, творческие способности.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ОБЩИХ ПРОБ - проверяет уровень школьных знаний по
русскому языку, математике, а так же определяет степень работоспособности.
ПРЕПОДАВАТЕЛЬ - ПРОФКОНСУЛЬТАНТ - проводит профессиональные
пробы - выявляет уровень умений, навыков, способностей.
Время занятий: с 9.00 до 16.00 ежедневно, кроме выходных.
Зачисленные в ПУ-интернат для инвалидов обучаются бесплатно, обеспечиваются общежитием, питанием. Пенсия сохраняется полностью.
К заявлению о приеме на имя директора прилагаются документы:
1. Документ об образовании.
2. Справка бюро медико-социальной экспертизы.
3. Справка формы 086-У с обязательной отметкой ФЛГ и прививок.
4. Справка от нарколога.
5. 4 фотографии 3 на 4.
6. Паспорт.
7. Справка с места жительства (прописка, состав семьи).
8. Собственноручно написанная автобиография.
9. Карта ИПР (индивидуальная программа реабилитации).
Проезд всеми видами транспорта до остановки "Издательство ''Советская
Сибирь''".
Еще до поступления, Алексей уже бывал в ''сотке''. Первый раз с Вано, второй - с Седым. Вторая поездка оказалось более чем приятная в том смысле, что они и водки попили, и девок потрахали. Причем Алексею попалась, как это ни странно, глухарка, обожавшая трахаться с теми пацанами, у кого есть татуировки.
Инга, так звали глухарку, на Алексея внимание поначалу не обращала. Седой тогда поспорил с Алексеем на бутылку водки, что сейчас он, типа, просемафорит Инге кое-что, и та сама запрыгнет на него. В конечном итоге, так оно и оказалось...
Потом Седой объяснил весь секрет фокуса. Глухари изначально, если увидят у человека татуировку, посчитают его за крутого. Инга же вбила себе в голову, что будет трахаться исключительно с крутыми. И Седой, прекрасно знавший об этом заскоке, на этом и сыграл. Инга была первая и последняя глухарка у Алексея. А пожив некоторое время в общаге, он вообще зарекся иметь с ними дела...
Большинство глухарок - очень красивые девчонки, аж дух захватывает. Куда там Синди Кроуфорд и Памела Андерсон попали! Секс - символы, ага, как же. Не видели они русских глухонемых девчонок! А увидели бы - от зависти удавились.
Кстати, если кто-то не видел французский боевик ''Доберман'' - обязательно посмотрите. Актриса Моника Беллуччи великолепно сыграла глухонемую гангстершу. Один в один! Жесты, мимика, пластика, смех, поведение - как будто она и в жизни глухарка. Не говоря уже про красоту...
Женя Кузема стал давать Алексею уроки жестов. И по ходу обучения Чикатило тысячу раз проклял свою болезнь - детский церебральный паралич. Пластики - никакой, одни судорожные движения; мимики - никакой, одни гримасы. Но, как говорится в народе: если долго мучиться - что-нибудь получится. Это не поговорка, это анекдот про дэцэпешника - невесело шутили сами дэцэпешники.
В конце концов, хоть что-то у Алексея стало получаться. Более-менее общение с глухарями налаживалось, в смысле жестов.
Руден страдал. Причем не как-нибудь, а по-черному. Он уже и не рад был, что приехал в ''сотку''.
На Рудена запали глухарки, числом две. Городская Таня Белоснежка и
общаговская Лариса. Вот от них то он и страдал. Руден, парень довольно крупных габаритов, отличался от остальных одной деталью: смехом. Когда он хохотал, то
выдавал такие децибеллы и прочие гигагерцы, что даже полные глухари начинали оборачиваться. Как так выходило - было совершенно непонятно, но факт оставался фактом, глухари его слышали.
С Белоснежкой Руден пробыл недолго. А все из-за того, что у Тани были мозги как у пятилетнего ребенка. Она психовала, если Руден ее не понимал, писала записки, пробуя объяснить, что она от него хочет. Но.
Если бы глухари писали как нормальные люди, так нет же. Пишут они так, что невозможно понять, что они хотят сказать. Глаголы не спрягают вообще, в слове из трех букв делают четыре орфографические ошибки, в предложениях не ставят никаких знаков препинания, а уж слова умудряются так местами поменять, что проще повеситься, чем пробовать расшифровать эти письмена.
А уж ее, Танино, поведение могло вывести из себя кого угодно. Лежит Руден, к примеру, кемарит. Залетает Белоснежка и начинает его, спящего, кусать. Игорь спросонья орет как мамонт, которому яйца прищемили и падает с койки на пол. Не смертельно, конечно, но приятного мало...
Насилу он от нее отделался. Но радость его была недолгой - на горизонте появилась Лариса Два На Полтора.
Лариса в своей комнате, как говорится, держала вышку. Ну и настропалила своих девок бегать в 20-ю. То Рита прибежит, записку от Ларисы принесет и требует, чтобы Игорь писал ответ. То слабослышащая Оля придет и тонким голосом начинает уговаривать Рудена, чтобы он начал дружить с Ларисой, потому что та его любит.
Вот с Ларисой Руден продружил до декабря, потом бросил. С трудом, правда.
Он часто ходил к Ларисе в комнату, общался с другими глухарками и своими впечатлениями и замечаниями делился с Чикатилой, Фюрером и Беком. Из наблюдений Рудена выходило следующее:
ПОЛНЫЕ ГЛУХАРИ НЕНАВИДЯТ СЛАБОСЛЫШАЩИХ;
НЕНАВИСТЬ - ВЗАИМНАЯ;
ГЛУХАРИ - ОЧЕНЬ ЖАДНЫЕ ЛЮДИ, причем настолько, что даже живущие в
одной комнате еду готовят только сами себе, а не группой, как обычно.
У глухарей, как оказалось, был свой авторитет - Дима Боксер, слабослышащий, бывший студент училища. Любая его просьба воспринималась как приказ и выполнялась в максимально короткие сроки.
Руден скорифанился с этим самым Боксером. И в одном разговоре Дима сказал:
- Если мои глухари начнут вести себя по беспределу - бейте их, я разрешаю. Но это на крайний случай. Будут рамсить - я разберусь. Давно их надо проучить, а то они что-то обнаглели...
ГЛАВА 8.
Поначалу те, кто жил в общаге и был издалека, все свободное время писали письма домой и друзьям. Это как в армии: первый год пишешь обо всем, что происходит, потому что это в диковину, а на второй год вроде бы и писать-то не о чем. Конечно же, домой писали, чтобы успокоить матерей: мол, все нормально, все тихо и спокойно, сплошная лепота, ''вышли сала, здравствуй, мама, извини, что так мало написал, до свиданья, мама''...
Зато друзьям писали всю правду о том, как живется на самом деле.
Алексей писал двум своим друзьям: Сереге Хищнику и Косте Близнецу, который в это время служил в войсках МЧС, в роте радиохимической разведки.
В одном из писем Чикатило поклялся Близнецу, что он поставит три литра водки своим парням в общаге, чтобы они выпили за тех, кто служит в МЧС.
До дня МЧС было еще две недели, а пока мастера совместно со студентами
готовились ко дню рождения училища, к седьмому октября.Все группы должны подготовить какие-нибудь номера: песни, танцы, театральные
постановки, ну и прочее. Мама Света стала отбирать в своей группе парней, способных выйти на сцену. Бек, Паук, Калмык, Чикатило и Князь должны были отплясаться под музыку, а Фюрер с Евреем - спеть. Слабослышащий Димка Конь предложил Маме: мол, мы, глухари, поставим какую-нибудь сценку, как в ''Маски-шоу''. Будут одни жесты и мимика, но всем будет понятно и смешно. Мама дала добро.
До концерта все группы репетировали в актовом зале, по расписанию. ''О-134'' репетировала с десяти до двенадцати утра. Светлана Александровна где-то раздобыла пять комплектов театральных костюмов, наподобие цыганских женских юбок с блузками. В этих нарядах обувщики и должны были выйти на сцену.
Алексей попробовал было отказаться от своего участия, но мастер и слышать не хотела об отказе. Или пойдешь на сцену, или поедешь домой...
И если на репетициях все проходило более-менее гладко, то выйти на сцену, где на тебя будут смотреть сотни людей, для Алексея было выше его сил...
Концерт начинался в одиннадцать утра. Все, кто в нем участвовали, последний раз прорепетировали и начали переодеваться. Все, кроме Чикатилы. Для себя он уже решил: пусть выгоняют, но на сцену не выйду. Хватит. Как еще в тот раз уцелел, тогда, в школе, на присяге...
- Что за фокусы? - спросила мастер ледяным тоном. - Что за бунт на корабле? Быстро, переодевайся и не дури.
- Нет.
- Но ты же репетировал, у тебя все прекрасно получается.
- Хоть что делайте - не пойду.
Фюрер засемафорил из-за спины Мамы: ты что делаешь, дебил, она же тебя с потрохами сожрет! Чикатило, засунув руки в карманы штанов, стоял, набычившись, напротив Мамы Светы. Если бы взгляд мог воспламенять, то от Чикатило бы осталась горстка тлеющего пепла...
- Трус! - выпалила мастер, и круто развернувшись, вышла из комнаты.
Толя Слеза спросил:
- В самом деле, Чикатило, ты что? Нормально же все получалось.
- Да в рот вас всех, поймите вы! Все чего-то боятся, и я тоже. Вот боюсь выступать, и все тут!
Пацаны только головами покачали. Зашел Борман:
- А где ваша Маманя? Ушла? Фюрер, давай стаканы, сейчас помаленьку вмажем и пойдем петь, - и он достал из-за пазухи поллитровку.
Чикатило пить отказался. Руден объяснил удивившемуся Борману, что тут
недавно было. Тот уверенно сказал:
- Да ну, понты какие! Подумаешь, выступать не стал. За это не выгонят, будь уверен. Мало ли какие у тебя причины. Мама же у вас не дура, побесится и успокоится. Выпей лучше, а то тебя опять трясет...
Концерт и без Чикатилы прошел на ура. Группа ''О-134'', по итогам жюри, заняла второе место и была награждена чайными кружками. Почему-то одной кружки не доставало и Сережа Вертолет, глухарь, которому ничего не досталось, начал истерику.
Руден потом плевался:
- Немтырь крохоборный, бля! За копейку мать родную удавит, сука рваная. Нет, ну за что их так жалеют, не понимаю... Единственный из наших глухарей, конкретный пацан - это Кузема. Остальные - черти беспантовые...
С чем все были абсолютно согласны. Матвей Полетай, заготовщик-дэцэпешник, удивлялся:
- Я уже третий год учусь, а таких дурных глухарей, как ваши - не помню. У нас в группе тоже были четверо, но они нормальные пацаны были, не то, что ваши.
- А эти, которые сейчас в шестой хате живут, ты с ними как, общался? А то Гуляй про Ырыку рассказывал, что он двоих отделал нунчаками...
Матвей задумался:
- Да вроде не было такого. Может, когда я болел, дома был? А при мне все тихо было, вроде бы. А вообще, пацаны, я вам так скажу... Эти глухари, конечно, среди нас - самые сильные, когда они толпой. А за пределами ''сотки'' с них вся эта спесь слетает. Это здесь они - крутые, а ТАМ - зайцы. Так что не верьте вы этим басням Крыладзе, что они такие - рассякие...
Алексей шел по коридору, когда его остановил физрук Виктор Иванович, по прозвищу Шизик:
- Ты мне время не уделишь? Я с тобой поговорить хочу.
- На какую тему? - удивился Алексей.
- Ты почему ко мне в спортзал не ходишь? У тебя спортивная такая фигура. Чем раньше занимался?
- Да чем... Качался года четыре, маленько кикбоксингом занимался, маленько - айкидо, ''мягким стилем''. Ну и в школьном возрасте чуть-чуть самбо захватил. Все, вроде бы.
- А почему - маленько?
- Я занимался неофициально, нигде не был записан. А когда требовали справку от врачей, что мне можно заниматься и ездить на соревнования, тут же уходил. Меня ни одна медкомиссия не пропускала.
- Ну, качался-то ты долго, - заметил Шизик.
Алексей объяснил:
- Бывший руководитель клуба - мой хороший знакомый. Он и позволил мне без разрешения заниматься. А бросил потому, что выбил сустав на жиме штанги. Потом мне сделали три операции на глазах и заниматься мне категорически запретили.
Шизик подумал и сказал:
- Значит, давай сделаем так. Сходи в медпункт, к Виктории Николаевне, пусть она тебя посмотрит и, если можно, даст справку - разрешение. До декабря потренируемся, потом поедем на параолимпиаду. У тебя все шансы на первое место есть, поверь мне. Сходи, потом подойдешь ко мне.
И Алексей после занятий обратился к главврачу с просьбой обследовать его. Виктория Николаевна просьбу выполнила, но в разрешении отказала:
- Тебе ВООБЩЕ нельзя тяжелым спортом заниматься. Ты что, ослепнуть хочешь? Ты и так наполовину слепой. Забудь про спортзал...
О чем Алексей и сообщил физруку.
Было у Алексея такое правило: выполнять свои обещания. Не хотел он, чтобы его считали пустолаем. Из кожи вывернется, а слово свое сдержит. Редко такое было, чтобы он кого-нибудь наколол. А если и было, то не по его вине. Он себя потом погано чувствовал и всеми силами старался выправить ситуацию. Даже если обещание было дано по пьяному делу...
А тут он не просто пообещал, а поклялся. И тринадцатого октября, в день МЧС, Чикатило и Борман пошли в вино-водочный магазин, благо он располагался недалеко. Борман предложил взять спирт, но Чикатило уперся:
- Я сказал, что водку поставлю, значит водка и будет. Хорошая водка будет, в кои-то веки, вместо спирта-то...
Борман только головой покрутил.
Купив четыре флакона, калибра ноль семьдесят пять, они вприпрыжку помчались назад, к ''сотке''. Способ транспортировки был оговорен заранее. Подойдя к училищу с торца, со стороны 20-й комнаты, Борман коротко свистнул. Из окна 20-й высунулась усатая морда Фюрера:
- Взяли?
- А когда это мы не брали? Спускай трос!
Фюрер вытравил обувную капроновую нитку, которой обувщики прошивают
подошвы. Борман тщательно привязал ее к холщовой сумке и скомандовал:
- Майна! Только аккуратнее, мать твою! Об стенку не шарахни!
- Не учи отца детей строгать! - огрызнулся Фюрер.
Убедившись, что контрабанда прибыла в конечный пункт назначения, Чикатило и Борман перевели дух и, закурив, не спеша пошли в общагу.
- Если бы пузыри разбились, - пробормотал Борман, - у меня был бы инфаркт, со смертельным исходом. Я бы этого не пережил.
Чикатило заржал.
В коридоре их остановила психолог Татьяна Валерьевна, временно подменявшую заболевшую воспитку Надежду Павловну. Валерьяновна, так прозвали психолога, жила в общежитии. Ровесница Алексея, она ему нравилась весьма и весьма. Высокая, черноволосая, черноглазая, приятное лицо, аппетитная фигура. Как подозревал Алексей, была в ней татарская примесь...
- Так, откуда идем? - насмешливо спросила она. - Наверное, за водкой или за пивом бегали, а? Курточки свои расстегните, будьте так добры.
Чикатило весьма натурально оскорбился:
- Какая водка? Какое пиво? Сигареты кончились, за ними и ходили. А на алкоголь денег нет, увы.
- Нет, я не понимаю, почему вас так тянет пить? - всплеснула руками психолог. -Есть ведь и другие занятия, поинтереснее. Можно же организовать конкурсы, игры, в таком духе.
- Лично мне это неинтересно, я уже не ребенок. Я бы куда с большим интересом работал. Но пока я не нашел такую, чтобы совмещать ее с учебой.
- Аналогично, - подтвердил Борман. - Мы же предлагали: дайте нам работу. Так нет же. Вы одного сами понять не можете - мы, большинство, приехало из деревень. А там испокон веков делают только две вещи: работают и пьют. Нет работы - пьют, есть работа - работают, потом все равно пьют...
Валерьяновна неопределенно пожала плечами:
- Ладно, чем сейчас будете заниматься?
- Хвосты по предметам подтягивать...
В 29-й собралось немало народа. Чикатило заранее позвал Гуляя, Огня, Коленвала, Бека, Еврея и Фюрера. Руден зависал у своей глухарки Ларисы. Малой был где-то в городе. Веселый должен был подъехать с минуты на минуту: он каждые выходные ездил домой, благо, жил в рабочем поселке Коченево, что в сорока пяти минутах езды на электричке от вокзала ''Новосибирск - Западный''.
- Вы что так долго? Водка же киснет.
- Да Валерьяновна нас шмонала, наивная.
Разлили по первой. Чикатило сказал тост:
- Чтоб нам никогда не пришлось воспользоваться услугами Министерства по чрезвычайным ситуациям... Вот с этим другом, который сейчас в МЧС служит, я познакомился интересно, -продолжил он, закусывая. -Два года назад я работал киномехаником в нашем клубе. И Костя устроился к нам разнорабочим. Бляха-муха, как мы с ним поначалу дрались! Ну не понравились сперва друг другу, бывает. Что характерно, всегда он
меня уделывал. Что вы хотите - у него черный пояс по каратэ. Потом я на две недели свалился, заболел. Выздоровел, выхожу на работу и крайне охреневаю. Костя передо мной чуть ли на колени не падает! Братишка, орет, прости урода тупоголового! Ну, в таком вот духе. Оказывается, он, пока меня плющило, умудрился попасть в ту компанию, где я всех безмерно уважаю. И начал хвалиться: вот, мол, я у себя на работе каждый день одного фраера метелю, киномеханика Леху... Эти люди сначала Костю обработали, как надо вломили, а уже потом стали ему заяснять, кто я и что, и какие могут быть последствия. Потом эти же люди и мне дали бани, за то, что молчал. И вот с тех пор мы с Костей -
друзья. Чуть что, он сразу же, без разговоров... Не подводил ни разу! И я, пацаны, в который раз вспоминаю песню Игоря Талькова, царство ему небесное: ''Понимаешь, ты не знаешь - где найдешь, где потеряешь''... Ну, вторую пьем за самих эмчеэсников. Мужики нужное дело делают, рискуя своими жизнями, недаром в народе их уважают.
Третью пили стоя - за погибших...
И понеслась пьянка! Начали подходить другие пацаны. Приехал Веселый, привез 0полтора литра самогона, Малой привез пива. Один раз зашли слесаря-перваки - Антон Шрам, Вова Робот и Дима Каратэ, авторитеты среди своих. Увидев Гуляя - присоединились. Обувщики-втораки тоже попытались, но их спровадили: с тормозами никто не хотел общаться, особенно на пьяную голову...
Ближе к вечеру, в 29-й яблоку негде было упасть. Первым отрубился Саня
Кольщик, слесарь-бытовик. Огонь с Коленвалом унесли его к себе, в 28-ю.
Гуляй стал петь под гитару свои любимые песни: ''Не плачь, гитара'' и ''Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь''. Остальные подпевали, кто как умел. Фюрер тоже спел, песню Цоя - ''Звезда по имени Солнце''. Чикатило попросил:
- Спой еще что-нибудь из его песен, а?
- А больше я, к стыду своему, ничего и не умею, - признался тот.
Несколько раз в комнату стучала Валерьяновна. Парни мгновенно убирали
бутылку и стаканы и только потом открывали ей дверь. Психолог заходила, но, видя полное благолепие, недоуменно спрашивала:
- Я не пойму - чего вы здесь все сидите? Ах, просто общаетесь? Ну-ну...
И выходила.
Спустя некоторое время улегся спать Веселый. Ему много и не надо было, чтобы перейти в горизонтальное положение...
И тут проявил себя Еврей. Когда он напивался, то начинал нести всякую чушь. В этот раз он стал с пеной у рта доказывать, что он, будучи в Чечне снайпером, уложил ровно четыреста чеченов, что приклад его ''СВД'' был сплошь в отметках об убитых, что за эти четыре сотни его наградили орденом '' За боевые заслуги''.
Борман прищурился:
- Еврей, ''За боевые заслуги'' - это не орден, а медаль, если мне не изменяет память. И, по-моему, ты также в Чечне был, как и я, то есть - не был.
Чикатило поддержал:
- У меня много ребят знакомых, которые ТАМ были. Я уже про отца не говорю. И у всех есть фотографии ОТТУДА. Ты же показывал только армейские фотки, с Байконура. Короче, Еврей, врешь ты, как сивый мерин. Я тебя еще на бронированном ''хаммере'' подловил...
Еврей взорвался:
- Да пошли вы на ...!
И выкатился из комнаты. В коридоре он заорал:
- Моя фамилия Шумахер и посылаю всех я нахер!!! - и зарычал, имитируя звук гоночного мотора.
Фюрер хихикнул:
- Еврею больше не наливать.
Вдруг раздался страшный грохот. Все вздрогнули, а Чикатило поперхнулся
водкой.
- Шумахер финишировал! - констатировал Коленвал. - Ну что, пацаны, пошли его подбирать...
Все гурьбой высыпали в коридор. Смеялись долго.
Еврей, разогнавшись, проехал через весь коридор и со всего маху въехал в двери, выходящие в холл. От удара он вылетел из коляски и приземлился в одном углу. В другом углу валялась перевернутая ''тачанка'', а между ними вращалось оторванное от нее колесо.
Чикатило с Коленвалом подняли Еврея и, матерясь, потащили его в 17-ю. Хорошо, что двери были открыты, а то бы выбили их к едрене фене. Борман в это время прилаживал колесо на место.
Пока успокаивали разбушлатившегося Еврея - проснулся Кольщик. Прописывая вензеля по коридору, он добрел до дверей туалета и рухнул, блаженно при этом улыбаясь.
Все грохнули с новой силой - из-под Кольщика вытекала лужа. Огонь коротко взрыкнул, подскочил к нему и стал долбить Саню кулаком по лицу.
- Э! Огонь! - Чикатило с Беком еле оторвали Серегу от потерявшего сознание Кольщика. - Ты что творишь, идиот?!
Антоха Шрам тормознул двоих чуваков со своей группы и тихо им приказал, показывая на лежавшего Саню:
- Быстро, утащите его отсюда.
Те моментально унесли Кольщика обратно в комнату.
Пили часов до десяти вечера. Кто-то отрубался прямо за столом и тогда болезного транспортировали к месту жительства. Чикатило, чувствуя, что ему уже хватит, буквально дополз до своей койки и уснул на ней, не раздеваясь.
Фюрер попытался тоже уйти своим ходом, но не рассчитал своих сил и растянулся на полу во весь рост. Прямо перед Валерьяновной...
Только тогда она поняла, что половина мужской части населения общаги - пьяная в дым. Психолог потом долго удивлялась:
- Как они умудрились напиться, когда? Я через каждые полчаса заходила в двадцать девятую и ничего подозрительного не замечала...
Не пьянели только Борман и Бек, хотя они пили больше остальных. Они-то и легли спать позже всех, почти трезвыми.
А Еврей ночевал в... ванне. Как он сам потом рассказывал: проснулся, посидел маленько, подумал, что неплохо бы помыться. Ползком добрался до ванны, закрылся, налил воды, в одежде залез, чуть-чуть поплюхался и уснул... В заполненной до краев ванне.
ГЛАВА 9.
На следующее утро в 20-ю забежал ржущий Чебак:
-Поугорать хотите? Айда в ванну!
Над водой торчало только лицо, причем здорово опухшее.
- А может он уже того? Труп? - предположил Чебак и осторожно толкнул Еврея.
Ноль реакции. Только немного проплыл. Чебак неожиданно для всех гаркнул в ухо Еврею:
- Па-адъе-ем!!!
Видимо, сработали армейские рефлексы... Вова, спросонья хлебнувший воды, перегнулся через борт и его вырвало.
- Ы-ы-ы! - взвыл Чебак. - Проснулся, водолаз Гоша! С добрым утром, страна!
Еврей недоуменно вытаращился на всех осоловевшими глазами:
- А что я тут делаю?
- Ты принимал уанну, - прохрипел Чикатило голосом Анатолия Папанова. - Тебе еще осталось уыпить чашечку кофе. Ты хоть переоденься, чудо в перьях, линейка скоро...
Чебак многозначительно протянул:
- А теперь - гвоздь нашей утренней развлекательной программы. Пошли в
девятнадцатую!
Пацаны, увидев Фюрера, витиевато выматерились. И было от чего.
Фюрер лежал в койке изуродованный, самым натуральным образом. Он весь, с головы до ног, раздулся и был похож на фирменного надувного резинового человечка с логотипа шинной компании ''Мишлен''. Этот, как его... А, Бибендум, во, точно. Самый натуральный Бибендум, только с усами.
- Фюрер, мать твою за ногу и об стенку, что с тобой? Ты разговаривать-то можешь?
- Могу. Ничего страшного, пацаны, это со мной периодически бывает, особенно после пива. У меня же почки долбанутые, ко всему прочему.
Руден захохотал:
- Ни хрена себе - ничего страшного. Ты себя в зеркале видел? Ты сейчас знаешь на кого похож? На Диму Пончика!
Пацаны грохнули. Пончиком Диму прозвали из-за того, что он был неимоверно толстый. Нарушенный обмен веществ, ничего не поделаешь...
Рядом с Фюрером сидела его Танюха. Чикатило спросил у нее:
- Ты когда успела приехать? Время-то восемь часов всего.
- А я никуда и не уезжала. Здесь ночевала.
- Как это - здесь? А Валерьяновна?
- Да она меня и не видела. Я от нее в шкафу спряталась, когда она обход делала...
В общем, в рапорт попали абсолютно все, кто пил. Разумеется, Мама орала на всех, и на виноватых, и на невиновных.
Среди воспитателей существовало такое понятие, как трудотерапия. Все, кто попадал в рапорт, наказывались дежурствами. Провинившиеся подметали этажи и общие коридоры, на радость бабулям-уборщицам; выносили баки с мусором; дежурили в столовой и так далее, в том же духе. Другими словами - наряды вне очереди, как в армии.
Конь с Моряком получили внеочередное недельное дежурство по 13-му и
механическому цехам. Чикатило, Бек и Фюрер залетели на недельное дежурство в столовую. На что Чикатило гнусно ухмыльнулся: напугали ежика голой задницей. А то я без наказаний как будто каждый день не торчу в столовке...
Воспитатели добавили ''штрафникам'': по вечерам подметать пол на втором этаже в течение недели.
Дима Конь, слабослышащий, стал возмущаться. Типа, чуть-чуть пил у друга, что тут такого, я работать не буду.
Глухари вообще чураются любой физической работы. Только куда они, нафиг, денутся с подводной-то лодки? Ушли в ботву, как миленькие...
Мама Света, зайдя в цех, поставила на стол красную коробку с прорезью вверху:
- Вот, изготовлено переплетчиками, по моему индивидуальному заказу. Отныне, кто сматерится на практике - кладет по пять рублей в эту копилку.
Группа зашлась смехом. Ну да, конечно, матерились. А попробуй смолчать, когда попадешь молотком по пальцу, уколешься шилом, порежешься ножом или что-нибудь тяжеловесное само уронится на ногу. И не захочешь, а выдашь такое, что Мама Света краснеет...
Руден, все еще похрюкивая, спросил:
- А можно сразу пятаков накидать на месяц вперед?
Светлана Александровна, отсмеявшись, зарядила очередной религиозный ликбез, на тему о вреде сквернословия...
Под конец она спросила:
- Хотите ''хорошую'' новость? К нам возвращается... Юрко.
Все взвыли.
- Да-да, к нам вернулся наш ''любимый'' Юрко. Сегодня утром он вместе со своим дядькой-генералом приехал. Собственно, никакой этот дядька не генерал, а всего лишь полковник, преподает в милицейской академии.
То-то во дворе с утра и стоит ''волга'' с синими номерами, подумал Алексей. А это, оказывается, Косяк свою ''крышу'' привел. Ну-ну...
Дверь распахнулась и в цех зашли Косяк и здоровенный такой, дородный мужик в милицейской форме. Алексей мельком глянул на его погоны. Точно, полковник.
- Здорово, братва! - развязным тоном поздоровался Косяк.
Все встали, тем самым приветствуя полковника, но никак не Косяка.
Лично для Алексея все милиционеры делились на две группы: менты и мусора. Менты - в хорошем смысле этого слова, мусора - в насквозь отрицательном. Судя по реакции, полковник был из клана ментов. Он кратко со всеми поздоровался, а Косяку впечатал подзатыльник, отчего тот чуть не улетел в противоположный угол:
- Не юродствуй, племянничек. Светлана Александровна, пройдемте, пожалуйста, в кабинет директора, там и поговорим. Не будем мешать ребятам работать. Нет-нет, ребята, не нужно вставать.
Фюрер спросил у Чикатило:
- Ну и как, кто он по твоей классификации?
- Мент. Стопроцентный такой, патентованный мент.
Маршал пробурчал:
- Мусора, они везде - мусора.
Чикатило вскипел:
- Костя, мой отец был не мусором, а МЕНТОМ. И этот полковник - МЕНТ.
Понял? Он что, тебе информацию сливает о работе ментовки? Или ты ему взятку давал? Он тебе что, дело липовое шил? Нет же? Нет. Так почему ты его мусором называешь?
- Для меня они все - мусора. Хорошие они или плохие, все равно - мусора.
Чикатило не стал ввязываться в спор. У Кости имелась одна черта характера - его невозможно было переспорить. Даже Мама Света, после нескольких неудачных попыток, перестала с ним спорить, потому что это было бесполезно: Костя все равно стоял на своем...
Алексей лишь сказал:
- Когда тебе прижмет, не дай бог, ты куда побежишь? В ментовку.
- Все равно, - упрямо ответил Костя. - Мусора, и точка.
Алексей зло сплюнул и пошел курить на улицу. Через несколько минут Маршал вышел следом:
- Чикатило, не обижайся. У тебя своя точка зрения, у меня - своя. Я не хочу с тобой ссориться, давай каждый останется при своем мнении...
Косяка взяли обратно. Его поселили в 17-ю, к Еврею с Чебаком. По лицам
пацанов, живших в общаге, было ясно - спокойно Косяк жить не будет.
На следующий день Юрко доказал, что он - стопроцентный олигофрен: он во всеуслышание заявил, что Еврей - его босс, а сам он, Косяк, ''шестерка'' при боссе...
Так оно, кстати, и было. Косяк опустился до того, что стирал вручную Евреевские трусы.
Олигофрен Сережа Колобок, вечно изображавший из себя насквозь делового
человека, как-то раз обратился к Фюреру:
- Товарищ Фюрер, у меня появилась такая идея - давайте назначим Косяка
ответственным за туалет. И пусть он там каждый вечер убирается сам. А то туда невозможно зайти...
Это была еще одна головная боль всего училища: были такие ублюдки, которые за собой не смывали. И если кого-то ловили на этом деле, мало им не показывалось.
И Фюрер дал добро, поставив в известность Еврея: мол, проследи за своей ''шохой'', чтобы он свои обязанности выполнял.
Чикатило только головой покачал, обалдевший вконец от всех этих пертурбаций.
И он задумался: а не бросить ли учебу? Пока окончательно крыша не поехала?
Алексей где-то вычитал нечто про психические болезни. Американские ученые, проведя исследования, пришли к выводу: некоторые виды психзаболеваний передаются то ли воздушно-капельным, то ли вирусно-капельным путем...
Все равно на практике ни хрена не получается как надо. А если и получается, то криво, косо и коряво.
И Чикатило собрал так называемый консилиум из общаговских парней. Помимо Бека, Рудена и Фюрера, он позвал Леху Бормана, Виталю Веселого, Серегу Огня, Матвея Полетая и Антона Лысого.
Чисто для хохмы Алексей начал со слов из сериала ''Бригада'':
- Ладно, послушайте, пацаны, только поймите меня правильно. Я тут подумал и решил с вами посоветоваться. Короче, я хочу свалить отсюда.
Руден уточнил:
- Откуда - отсюда? Ты что, на хату уезжать собрался?
Чикатило поморщился:
- Да какая хата? Я с дочерью миллионера не сплю. Домой я собрался. Не хочу учиться. Эта ''сотка'' - дурдом натуральный, - сам того не замечая, Алексей уже начал орать и жестикулировать. - Я здесь скоро сам дауном стану, в натуре! Я привык к нормальной, человеческой жизни. Я привык работать, зарабатывать деньги, отдыхать так, как я хочу, делать то, что я хочу. А здесь мне неуютно, пацаны. Мне не хватает моих друзей, моих баб, да всего мне не хватает!
Полетай заметил:
- Это у тебя самый настоящий депрессняк. Мне поначалу тоже было невесело. А теперь что? Третий год, благодаря вашей Маме, учусь и еще столько же по пять раз проучился бы. Ты потом всю оставшуюся жизнь будешь ''сотку'' вспоминать...
- Аналогично! - поддержал Лысый. - Обычно, к концу учебы, отсюда уезжать ох как не хочется, поверь мне. По себе знаю.
Руден покачал головой:
- Лично мне не хочется, чтобы ты сваливал. Ты - единственный земляк, из нормальных, я имею в виду, с кем можно по-человечески пообщаться. И потом, Чикатило, нам всем нужна будет твоя служба безопасности, мало ли что... У нас таких связей, как у тебя - нет. То, что Еврей трандит - это и ежику понятно. На Гуляя надежды мало. Втораки - сами по себе. Да что я тебе объясняю? Сам все понять должен.
- Бабу тебе надо! - вдруг выдал Борман. - Че вы ржете? Я серьезно говорю: Чикатиле нужна баба. И по этому поводу есть у меня одна мысль...
Впоследствии Чикатило признал, что предложенный Борманом способ изгнания депрессии срабатывал как надо, лучше всяких там психологов и прочих там психотерапевтов.
В районе остановки ''Советская Сибирь'' снималось немало "бабочек". Стоили они не так уж и дорого. Рядом с остановкой находилось местечко под названием "карьер", более чем, приспособленное для амурных дел. Всего и делов. А если на улице дубак, то к вашим услугам ''контрабандное'' окно на первом этаже...
И после первого же похода на ''карьер'' Чикатило передумал уезжать. Да и пацанов, если честно, не хотелось бросать, сдружился уже. А еще Алексей сам себе напомнил про один из своих принципов - всегда доводи до конца однажды начатое.
ГЛАВА 10.
В группе ''О-134'' появился новый ученик - Иван, тут же получивший погремуху Хип-хоп. Чуть повыше Алексея, белобрысый, без внешних изъянов.Когда Мама Света начала его расспрашивать о том о сем, до пацанов дошло: Иван - коллега Косяка...
Поселили Хип-хопа в девятнадцатую. Фюрер там уже вешался от таких соседей по комнате:
- Ладно - Банзай, еще куда ни шло. Но Колобок - это что-то с чем-то. Век бы его, падлу, не видеть и не слышать, скунса узбекского. А тут еще и Хип-хоп, здравствуй, жопа, новый год...
А двадцатая, наоборот, хотела сделать так, чтобы Фюрер жил у них, вместо Паука. Увы, Катя СС все еще оставалась соцпедагогом...
Все равно, Фюрер большую часть времени проводил в 20-й.
- Не могу я с ними жить! - жаловался он. - Один раз чуть в окно не сиганул с перепугу. Просыпаюсь ночью, хрен знает во сколько, вижу такую картину: Колобок стоит у окна с протянутыми руками и что-то шепчет. Осторожненько так спрашиваю: ты чего там увидел? Он ко мне поворачивается, у меня пот по спине потек - у него глаза желтые, бешеные. И замогильным таким голосом бормочет: луна большая и белая - это очень плохо. Тьфу!
- Как выражается один мой знакомый мент: страна рожает героев, а пьяная баба рожает дебилов. В натуре, так оно и есть, - сказал Чикатило.
В дверь постучали и вошла Катя СС:
- Так, в комнате грязно. Я когда еще сказала - очистить стены от порнографии? Ах, не будете? Ладно, будем разговаривать по-другому.
Она спятившим метеоритом пронеслась по комнате, сбрасывая все со столов, с тумбочек, с полок, срывая со стен плакаты и вырезки из журналов.
Руден завопил:
- Вы че творите, в натуре?!
СС повернулась:
- Плюс оскорбление социального педагога. Через полчаса вернусь, проверю, чтобы в комнате была идеальная чистота.
- Так чисто же было!!!
- Где чисто? А на полу что валяется? А на стенах что творится? Все, я сказала - полчаса. Потом приведу директора...
И выскочила из комнаты. Руден зло прошипел:
- Кур-рва. Что она к нам прицепилась? У других еще хуже и ничего, как будто так и надо.
Чикатило вскочил:
- Фюрер, давай, садись и пиши телегу, вчерашним числом. Пиши, что она учиняет погромы ежедневно, после того, как мы уберемся, в таком духе, короче. Оскорбляет по-всякому, типа, на наши недостатки тыкает, ну, не мне тебя учить. И убираться не будем до тех пор, пока ее не уберут от нас к чертовой матери. Обурела тетенька, в самом деле, пора ее заставить попрыгать...
Фюрер обалдевшим взглядом глядел на Чикатилу:
- Ну ты даешь! А не пересолим?
- Знаешь, какой у меня один из жизненных принципов? Как ко мне - так и я. Только я или еще хуже или лучше постараюсь сделать, в зависимости от ситуации... Не пересолим, не боись, самое то. Пиши.
И Фюрер постарался от души. Хай поднялся до небес. И все было бы хорошо, если бы не одно ''но''. Катя СС отделалась выговором. И она так и осталась соцпедагогом в ''О-134''.Единственным плюсом было то, что СС стала относиться к обувщикам более доброжелательней. И стала менее придирчивой...
Хип-хоп вел себя так, что полностью оправдывал свой диагноз. Корчил из себя умнейшего человека, наотрез отказался дежурить, объяснив отказ такими словами:
- Я везде живу по своим правилам. И здесь буду жить так, как я хочу. И никто мне не указ.
Мама Света по лицам парней поняла, что Хип-хоп подписал себе смертный
приговор. И дождавшись, пока Иван уйдет, ледяным тоном предупредила:
- Если, не дай Бог, хоть чей-нибудь кулак дотронется до него - обладатель этого кулака поедет домой, без права на возврат в училище.
А вот это было уже более чем серьезно. Без этого права исключались единицы. Если однажды выгнанный имел шанс повторно поступить в ''сотку'', то слова "без права на возврат" говорили сами за себя. Хоть через пять лет, хоть через десять - тебя не возьмут ни под каким предлогом, ты в пожизненном "черном списке"...
Тогда 20-я посовещалась и решила обратиться за помощью к слесарям-вторакам. Те сначала отнекивались, но потом согласились принять участие в деле перевоспитания Хип-хопа. Тем более, что в конце декабря они уходили на практику и терять им было нечего: свое они уже, в принципе, отучились.
На ''дело'' пошли двое: Вова Робот и Слава Дрищ, своим внешним видом
напоминавший напоминающий скелет с венами. В общем-то, неплохой пацан,
только большой любитель почесать языком...
Чикатило их обоих предварительно проинструктировал:
- Короче, пацаны, играете по схеме ''плохой - хороший''. Ты, Вован - насквозь отрицательный персонаж, хмурый, дерганный, психованный. Изредка многозначительно так помахивай своей кувалдой, типа, примеряешься к его челюсти. Для пущего понта ори какие-нибудь угрозы: порву, как туалетную бумагу. А ты, Слава, наоборот - добрейшей души человек. Когда Вова будет ''психовать'', успокаивай его. Так Хип-хоп инстинктивно будет жаться к тебе, хорошему дяде. Может быть, что-нибудь да и выйдет. Должно выйти, по крайней мере.
Дрищ кивнул:
- Постараемся сделать все в лучшем виде.
Потом Слава, выпучив глаза, взахлеб рассказывал. Хип-хоп на обработку не поддался, ни на миллиметр. Как стоял на своем ''ничего не буду делать'', так и остался стоять. Робот уже был на грани того, чтобы и в самом деле зарядить Ивану в торец, да Дрищ не позволил...
- Ладно, пацаны, - нехорошо прищурился Чикатило. - Отныне мы его в упор, падлу, не видим. Он у меня покушает, ага. До отвала нажрется, я его накормлю, воздухом.
Хип-хоп, жестоко обломавшись с обедом, побежал жаловаться не к кому-нибудь, а к директору. Который, в свою очередь, отфутболил его к своему заместителю по учебно-воспитательной работе, к Людмиле Анатольевне.Про нее рассказывали, что она раньше работала в милиции и на пенсию ушла в звании капитана. Фюрер, на одном из ее уроков эстетики, не поленился спросить у Тортиллы (так прозвали Людмилу Анатольевну), насчет ее милицейского прошлого. Тортилла округлила глаза:
- Первый раз об этом слышу. Нет, ребятки, в милиции я не работала и никакого звания у меня нет. А раньше я работала учителем русского языка в исправительно-трудовой колонии для малолетних преступников. Потом уже попала сюда, в училище. В следующем году ухожу на пенсию. Надо же с внуками понянчиться...
Так вот, Тортилле удалось каким-то образом заставить Хип-хопа дежурить в столовой и убираться в комнате. Фюрер с Чикатило хотели узнать, как это у нее так получилось, но зам по УВР своих профессиональных секретов не раскрывала.
Один хрен, через неделю Хип-хопа выгнали из училища. Как то, будучи в подпитии, наорал на Татьяну Степановну, воспитку по прозвищу Косая. Та такое хамство терпеть не стала, доложила директору и на следующий
день Хип-хоп вылетел из ''сотки'', что твоя пробка...
Чему, если откровенно, никто не огорчился, вовсе даже наоборот.
Пацаны ''сотки'' увлеклись татуировками. Еще с самого начала, увидев у Чикатилы дракона, у Фюрера - тигра, а у Еврея - ''Буран'', парни загорелись: тоже хотим ходить с ''синяками''.
Из общаговских, с машинкой умели работать только двое: Саня Кольщик и Колян Рыбак. И Саня, в своей обычной приблатненной манере, пообещал:
- Я, в натуре, попробую смастерить машинку из бритвы электрической. И тогда вы у меня все синие будете, с головы до ног. Мужик сказал - мужик сделал, век воли не видать и на лодке не кататься.
И за три дня собрал эту самую машинку. Не шедевр техники, конечно, но
работала, хоть и с перебоями.
Первый под иглу пошел Руден. Он хотел себе какой-нибудь орнамент вокруг креста, который означает - безотцовщина. Кольщик требуемое сделал. Пацаны, придирчиво осмотрев сие произведение, решили: потянет. И стали записываться в очередь.
Второй был Чикатило. Ему загорелось сделать на груди символ ''инь - ян'', то есть разделенный надвое зигзагом круг, одна сторона которого - черная, а другая - белая. По идее, этот символ означает противоположность составляющих мира: черное - белое, зло - добро, тьма - свет и так далее.
Сделано. Руден, увидев готовое, тоже захотел такой же.
- Да базар тебе нужен, любой каприз за ваши деньги, - ухмыльнулся Кольщик и вытатуировал Игорю символ, только не на груди, как у Чикатилы, а на плече.Руден, трохи поразмышлявши, выдал:
- Не, не пойдет!
- Ты про что? - удивился Чикатило.
- Ну, мы русские? Русские...
- Да какие вы нафиг, русские? - грохнул Бек. - Хохлы хохлами. ''Вышли сала, здравствуй, мама''.
- Да я не про это. Надо какое-нибудь русское значение нашим символам
придумать. А то будешь потом иньянкать... О, придумал! ''Друг друзьям, враг врагам''. Как?
- Браво! - зааплодировал Фюрер. - Я не прикалываюсь, серьезно - круто.
Безотцовщину Кольщик еще сделал Диме Пончику и Ваньке Морозу.
Детдомовский Игорь Соловей попросил сделать ему на плече большое число ''13''. Это - своего рода опознавательный знак практически всех детдомовцев, означающий ''несчастливое детство''...
Колян Рыбак сделал сам себе татуировку дельфина, означающий, по его словам, верность.
Машинка окончательно накрылась на Бормане, когда и он, и Кольщик были
пьяные в дугу. И Саня пытался сделать Борману татуировку ангела на ключице. Мало того, что машинка накрылась медным тазом, так еще и ангел получился кривым и недоделанным и под конец, воспитка Надежда Павловна по прозвищу Родинка, спалила их пьяными, записала в рапорт и конфисковала машинку.
Разбор полетов был короткий. Кольщика выгнали, а его ''клиенты'' получили внеочередную неделю трудотерапии....
ГЛАВА 11.
Чикатило лежал на своей койке и читал книгу, когда в комнату зашел Дима Качок. Хоть он и был астматиком, тем не менее, довольно серьезно занимался бодибилдингом. Прямо-таки фанат строения тела, честное слово. Свободные деньги Дима вбухивал на биодобавки и различное питание, способствующие развитию мышц. И, насколько Алексей мог судить по собственному опыту, Качок работал на массу. В отличие от Алексея, который во времена оны работал на рельеф...
- С тобой можно поговорить? - спросил Качок, поздоровавшись.
Чикатило удивленно приподнял бровь. Дима не курил, с пацанами не пил, да и вообще не пил, поначалу. Не было у них общих тем и точек пересечения, у Чикатилы и Качка. Интересное начало...
- Присаживайся, излагай. Какие проблемы тебя гложут?
Качок поморщился:
- Слушай, давай серьезно, а? В натуре, не до шуток.
Совсем интересно, озадачился Алексей.
- Что случилось-то? Да не мнись ты, елы-палы! Раз уж пришел, значит,
выкладывай.
- Ты с Ариной дружил? - бухнул Качок.
Ах вот оно что, вник Алексей. Влюбился наш Дима, оказывается. Вполне
житейское дело.
- Ну, дружил - это сильно сказано. Так, мимолетное увлечение друг другом. Только я не понял, сейчас-то от меня что требуется? Мы с ней уже давно в ''разводе''.
- Вот ты и объясни, что она за человек. Какой у нее характер, ну и все в таком духе.
Чикатило фыркнул:
- Ну ты и кадр, откровенно говоря. Ну что я о ней могу сказать хорошего? После того, как я в ней разочаровался напрочь? Да ничего!
- Ну а все-таки, - не унимался Качок. - Как думаешь, стоит мне с ней мутить, нет?
- А я откуда знаю?! - изумился Алексей. - Это уже тебе решать. Пробуй, вдруг с тобой она другим человеком станет. Хотя, навряд ли...
Эх, Качок, подумал Алексей. Знал бы ты, что кроме меня, ее уже драли Еврей и Коленвал. А что она в ''семерке'' делает - одному богу известно...
Качок-таки замутил с Ариной, правда, ненадолго. Сумел парень вовремя
соскочить с этого дурного паровоза, раскусил он ее быстро.
Бек, и тот говорил про Арину:
- Это она по ошибке в ''семерке'' прописалась, ей бы к нам. Наш клиент, стопроцентно, наш.
И с тех пор повелось. Если кто-то видит пьяного, к примеру, или человека, который своим поведением выделяется от остальных, все - наш клиент, инвалид на голову, и точка...
До сих пор неизвестно, что же такого наворотили Люба с Ариной, если их за какие-то полдня выгнали из ''семерки''.
Девки примчались в ''сотку'' и стали просить денег на дорогу домой. Арина ринулась по своим бывшим любовникам, которых оказалось намного больше, чем Чикатило с Качком знали. У всех - туз-отказ.
А Любке у кого просить? У Фюрера, конечно, ну и у Чикатилы можно.
Фюрер в то время был в интимном уединении со своей Танюхой. Только тогда Любка узнала, что Танюха - не ревнивая сестра Фюрера, а самая что ни есть почти жена. Еврей любезно просветил...
Чикатило был в комнате один. Бек где-то на улице был, Руден - у своей Ларисы Два На Полтора, Паук тоже зависал у баб.
Любка ворвалась в комнату так, будто за ней гналась ополоумевшая орава
маньяков.
- Ты один? - спросила она и закрыла дверь на замок.
Скользящим шагом она приблизилась к Алексею и встала перед ним на колени. У Чикатилы чуть линзы на очках не треснули от удивления.
Любка, умоляюще глядя снизу вверх, сказала с придыханием:
- Чикатило, родной ты мой. Больше не к кому мне обратиться, кроме как к тебе. Фюрер гондоном дырявым оказался. А ты - человек.
- Встань! - рявкнул Алексей.
Терпеть ненавижу, когда бабы комедию ломают, подумал он, мертвея лицом.
Любка испуганно вскочила. Алексей кивнул ей подбородком на стул и она
послушно села.
- Упаси тебя бог, - отчеканил Чикатило, - мне дифирамбы петь.
Закурив, он продолжил:
- Тебе деньги нужны, так? Ну а я при чем? С чего ты взяла, что я тебе их дам?
- А потому, что ты меня любишь и мне вряд ли откажешь!
Чикатило с минуту оторопело смотрел на нее:
- Ну ты и ляпнула, старуха. Небольшая поправочка, с твоего позволения. Я тебя не люблю. Ты мне нравишься, да, но с любовью прошу не путать. Не знаю я, что такое любовь, поняла? Не было у меня такого. Влюбленности - были, а вот любовь меня пока что мимо обходила... Сколько тебе надо?
- Две сотни, до дома доехать.
Алексей полез в шкаф и вытащил из куртки пятисотку:
- Меньше нет, извини, - сказал он с иронией, протягивая купюру.
- Я тебе верну, честно. Я скоро обратно приеду и верну.
Подошла к Алексею и стала его раздевать.
- Это что, проценты? - усмехнулся он.
- Заткнись! - прошипела Любка и толкнула его на кровать. - Молчи, ради бога. И расслабься, я сама все сделаю...
Фюрер пафосно перекрестился:
- Слава богу, уехала! - сказал он, имея в виду Любку. - А то я уже не знал, как от нее избавиться. Я надеюсь, денег ты ей не дал?
- Дал, пятихатку.
- Сколько?! Ты что, обалдел? Ты хоть знаешь, что мне про нее пацаны рассказали? Она в ''семерку'' поступает уже четвертый раз, четвертый год подряд. И четвертый раз ее выгоняют. Она уже столько раз с инвалидами трахалась, что пацаны со счета сбились.
- Я не понял - ты к чему мне это рассказываешь?
- Да к тому, что я хочу, чтобы ты знал - с КЕМ мы с тобой связались.
Чикатило фыркнул:
- Тоже мне, бином Ньютона. Шлюха, Фюрер, она и в Африке - шлюха. Только у нее своя шиза: нравится ей с НАМИ трахаться, всего и делов. Ну и бога ради и флаг ей в руки и хрен в зубы. Арина, кстати, из той же породы. Нам с тобой плохо было? Вовсе даже наоборот, согласись. Тем более, что в сентябре они нам очень помогли, если помнишь. Ну и всё, забыли про них.
Эту девчонку и имя этой девчонки Чикатило не забудет до самого гроба.
Даже если и правы писатели насчет того, что якобы перед смертью, у человека перед глазами молниеносно проходит вся его жизнь, то, Чикатило был уверен, ОНА будет первой и последней, кого он увидит перед своими глазами.
Наверное, это и есть любовь. Когда ты до конца своих дней будешь думать только о НЕЙ. Пусть ты даже женишься, у тебя будут дети и все сопутствующие радости и заботы. Пусть ОНА не просто разбила, а РАЗВОРОТИЛА тебе сердце.
Все равно. Не признаваясь в этом никому, ты будешь думать о НЕЙ. Ты будешь проклинать тот день, когда ЕЕ увидел и полюбил, ты будешь материть ЕЕ последними словами и в то же время, постоянно, ты будешь сожалеть о том, что ОНА не с тобой, а с кем-то другим. Ты будешь завидовать черной завистью тому, кто станет ЕЕ мужем и отцом ЕЕ детей.
Несмотря на все ЕЕ недостатки, ты будешь помнить ЕЕ только с самой хорошей стороны, потому что плохое со временем имеет свойство забываться.
Ты будешь каменеть лицом и сердце на миг остановится, когда ты увидишь
абсолютно незнакомую женщину, лишь самую чуточку похожую на НЕЕ. И тебе захочется зайти в ближайший магазин, купить бутылку водки, а то и две, выжрать их в одно рыло и забыть о НЕЙ, пребывая в ''волшебном состоянии''. Вот только утром будет хуже вдвойне...
Два варианта. Первый: забыть ЕЕ, колоссальнейшим усилием воли. Второй:
спиться к чертовой матери и пропади оно все пропадом.
Гульнара, Гуля, Гуленька...
Что же ты со мной сделала? Чудовище ты мое...
Самое смешное, что она оказалась родной сестрой Бека и училась не где-нибудь, а в ''семерке''. Собственно говоря, сестер было две - Гульнара и Антоха, по-русски Аня. И обе учились на одну специальность: метеоролог-радист. Жили, разумеется, тоже вместе.
Вроде бы и родные сестры, и мама, и папа - одни и те же, но вот характеры - земля и небо. Гуля оказалась жизнерадостной, цветущей дамой, не чуравшаяся прелестей студенческой жизни. А уж красивая - спасу нет.
Аня же, наоборот, больше была домоседкой и основной упор делала на учебу.
Когда Чикатило первый раз увидел Гулю, сидевший рядом Фюрер шепнул ему:
- Челюсть верни на место, не пугай народ.
Был у Чикатило друг по прозвищу Фикса. Много раз выручали друг друга, а однажды Фикса спас ему жизнь, без преувеличения...
Так вот. Фикса, как-то раз, за полторашкой самогона, просветил Чикатилу:
- Я как баб проверяю? У меня не самая хилая ''тойота'', денег - пресс, одет с иголочки, верно? Я знакомлюсь с бабой с полпинка, благо, язык подвешен как надо. И начинаю ее ухаживать. Рестораны - кабаки, водка - селедка, шашлык - балык. И как следствие - постель. Само собой, баба начинает таять. Как же, такого чувака себе урвала, ага. И вся эта малина продолжается неделю, от силы - две. Потом я резко перекрываю кран и объявляю себя полнейшим банкротом. И смотрю, что из этого получится. Они сначала-то и не понимают, думают, что я их разыгрываю. А денег-то нет, а машина-то не ездит. И так тоже - недели две - три.
Вот тогда и начинает проявляться ихняя вшивость, если, конечно, таковая присутствует. Ну, ты всех моих баб знаешь, вспомни, сколько я пробыл с каждой из них. И делай оргвыводы...
И Чикатило, не будь дураком, перенял у Фиксы этот метод.
И со следующего же дня начал претворять его в жизнь. Что характерно, осечек не было ни разу. До Гули...
Она сначала тоже пугалась его, но, будучи весьма неглупой девушкой, быстро освоилась. Тем более, Бек поручился за Чикатило, в смысле благонадежности последнего. Она не шарахалась оттого, что Чикатило предлагал ей прогуляться по вечернему Новосибирску. Наоборот, она с удовольствием (по крайней мере, Алексей так надеялся) принимала его предложения. И не стеснялась того разительного контраста между ней и Чикатилой.
Вот пила она по черному. Но этим грешат все, кто хоть раз учился вдали от дома, подальше от родительского надзора. Ну, почти все.
Пикантность ситуации состояла в том, что Фюрер тоже влюбился в Гулю, о чем он честно предупредил Чикатилу. А потом и ее тоже.
Уже потом, по прошествии некоторого времени, до Алексея дошло: Гульнара просто играла с ними обоими. Но легче от этого не стало, отнюдь.
Уж если куда более крутые, битые жизнью, прошедшие и Крым, и Рим, мужики с легкостью попадались на крючок к таким вот роковым феминам. Одни после этого оставались в живых, благодаря своим навыкам. Другие - нет...
То что говорить про простых пацанов? А ведь иные из них и таблетки глотают, и вены режут бритвой, и в сараях вешаются, чудики.
В общем, Гуля была в курсе того, какие ЧУЙСТВА к ней питают двое парней-инвалидов. И наверняка, смеялась над ними обоими.
А Чикатило и Фюрер, на полнейшем серьезе, заключили меж собой
''джентльменский договор''. Мол, нам из-за бабы ссориться не резон, поэтому давай поступим мудро: за Гулей ухлестываем оба, каждый по-своему, гадостей друг о друге не говорить, и, если одному из нас повезет, второй уходит в сторону, без обид.
Бек, прекрасно видевший все происходящее, сказал:
- Я в ваши отношения лезть не собираюсь. Мне как-то по фигу, кто у меня зятем будет. Но наши родители и старики будут против русского, категорически. Я как-то раз в дом привел русскую бабу. Едрить твою налево, как они на меня орали, вы бы слышали! Чуть из дома не выгнали. Пришлось с этой телкой все связи рвать, куда деваться...
Но Чикатило твердо решил бороться за свою любовь. Как, впрочем, и Фюрер.
ГЛАВА 12.
Время от времени те, у кого было ежегодное переосвидетельствование, уезжали домой на неделю-другую. Им надо было пройти медкомиссию по месту жительства, собрать все необходимые ГУМАГИ, и только потом ехать на ВТЭК, или, по-новому - БМСЭ.
Как ни переименовывай все организации и предприятия, суть от этого не
изменится ни на йоту. Раньше, к примеру, был ВТЭК - врачебная трудовая
экспертная комиссия. А сейчас, извольте жаловать, БМСЭ - бюро медико-
социальной экспертизы. Что раньше, что сейчас, сидят там практически одни и те же лица, так же максимально усложняют процедуру прохождения комиссии, так же инвалиды всеми фибрами души ненавидят втэковцев, как их называют по старинке. Это Чикатило знал исходя из собственного опыта.
Тем, кто учился, группу продлевали на весь срок обучения. Мелочь, а приятно...
Вот и Лехе Борману пришла пора ехать на комиссию. В этот раз ему должны были дать группу пожизненно. Как и все, кому предстояла эта невеселая процедура, Борман отчаянно матерился.
- Эх, знать бы, что не посадят, взорвал бы этот ВТЭК. Как с добрым утром. Не просто дом, где они сидят, нет. Дом-то здесь не при делах. ИХ самих бы рванул...
- Мечты, мечты, где ваша сладость? - насмешливо протянул Чикатило. - Хотя, в свое время у меня было аналогичное желание. И будь я малость побеспредельнее, я бы это желание осуществил, хватило бы возможностей. Хорошо хоть, тормоза вовремя сработали, а то бы натворил делов...
- Нет, ну ладно, не могут они на уступки идти, хрен с ними. Но ведь они с тебя группу снимут - получат премию. А завтра твою же группу продадут, за нехилые бабульдосы, тому, кому она сроду не нужна. Есть справедливость на свете? Нет! Ладно, пацаны, до скорого, ждите меня и я вернусь.
Борман приехал через две недели. За это время в ''сотке'' ничего такого, из ряда вон выходящего, не произошло. Рутина. Пили спирт, залетали в рапорта, получали втыки от мастеров и классных руководителей, отрабатывали свои порции трудотерапии.
В 20-й, правда, были две небольшие разборочки, из них одна - внутренняя.
Мишка Паук стал буреть. На уроки не ходил, притворяясь смертельно больным. Зато после пяти часов все хвори с него слетали разом, чудесным образом. И он вприпрыжку убегал к своей Альфие. Была такая шустрая мадам, причем шустрая в буквальном смысле этого слова. Маленького роста, чернявая, симпатичная. Вот только диагноз у нее был насквозь психический... В комнате Паук убирался абы как, из-за чего 20-я получала сплошные ''двойки''.
И однажды нервы у Рудена не выдержали. Надо заметить, что к концу октября Игорь стал ходить намного лучше. Он, скрипя зубами и выпучивая глаза от боли, упорно разрабатывал свои покалеченные ноги. И это стало давать результаты. Косил от учебы, конечно, тоже, но до Паука ему было далеко. В общем, дал он бани Пауку, совсем маленько. И тут же, как по заказу, появилась Луна, в миру - Галина Сергеевна, большая любительница читать морали и давать насквозь правильные советы. Разняв дерущихся, она поинтересовалась, в чем дело.
- Да сил уже нет его терпеть! - заорал Игорь. - Только и знает, что у своей дурочки торчать! В общак денег не вносит, продукты из дома не привозит, хотя жрет, сука, за троих. Его очередь комнату драить, а ему хоть бы хны. Вот смотрите, Галина Сергеевна, вот это - Бек. Ему денег дома не дают по той простой причине, что он их пропивает. И деньги идут сестрам. Ладно, понимаем. Но он из дому столько еды привозит, что хватает недели на две. И нам помогает в том, чего мы не можем сделать. Или, взять Алексея. Он еще ни разу дома не был, но он всегда при деньгах. И деньги он вкладывает регулярно. И он не жадный, что
интересно, всегда деньгами выручает. И тоже помогает, чем может. А вот он - я. С деньгами у меня напряг, но ко мне каждую неделю приезжает машина с двумя-тремя сумками еды. И тоже, если смогу - помогу. А от Мишки - никакого толка. Фюрер, и тот все свое волокет сюда, к нам.
Луна терпеливо выслушала и возразила:
- А может, у него семья бедная, у Миши.
- Нет, ну конечно, всякое бывает, я не спорю. Но ты хоть будь пацаном, будь как мы, помогай нам, мы же тоже не двужильные. А он - ночь проспит, день отваляется, к вечеру - он уже у баб. Ну уберите вы его от нас, а? Он же не будет спокойно у нас жить, сразу говорю. Летать он будет, на бреющем...
Луна пообещала подействовать на Маму Свету и Катю СС. Но Паук так и жил в 20-й, до середины декабря.
Борман рассказывал о том, как он проходил ВТЭК... то есть - БМСЭ.
- Я из-за чего инвалидность-то получил? Шесть лет назад у меня начал какой-то там клапан на моторе мозги парить. И отправляют меня, значит, на операцию, вживлять такой же клапан, только искусственный. Как они, РВАЧИ эти, говорили: типа, гарантия - девяносто девять с половиной процентов, что клапан приживется и будет нормально фунциклировать. А после операции оказалось, что я, мол, попал в эти самые ноль пять процента. Ну, а на повторную операцию я уже и сам не согласился, тем более, денег требовали. Сколько - не помню, но до хрена. Вот
поэтому-то я и пью как подорванный... А эта овца, которая меня осматривала, мне заявляет: мол, у вас все нормально, а вот если бы вы пили, то все было бы вовсе даже ненормально. В таком духе, короче... Я про себя думаю: дура ты трахнутая, видела бы ты, курица, КАК я пью! Посмотрел бы я на тебя тогда...
В дверь загрохотали. Малой открыл и в комнату ввалился Конь, кривой, как турецкая сабля.
- Дай гитара! Я играть уметь, дай. Завтра отдать, честно.
Блин, ведь не уйдет, пока не получит то, что хочет. Борман спокойно достал гитару и сказал, помогая себе жестами:
- Знаешь, чья гитара? Андрей Гуляй, знаешь? Сломаешь гитару - он тебя потом самого сломает. Понял? На, держи.
Когда Конь свалил, Чикатило удивленно присвистнул:
- И нахрена козе баян? Она порвет его к хренам...
На следующее утро в рапорте группы ''О-134'' появилось следующее замечание, сделанное Луной: "Глухонемые Дима Такой-то и Олег Сякой-то в час тридцать ночи, пьяные, распевали песни под гитару в умывалке на втором этаже".
Эта хохма вошла в фольклор ''сотки''. Даже сами глухари катались по койкам, давясь смехом, не говоря уже о говорящих, извините за каламбур...
Среди обувщиков второго курса был такой чувырло - Вова Адвокат. Судя по всему, из психически неполноценных. Не сказать, что конченый псих, вовсе нет, но что-то в нем такое было. Один раз, подпив, решил он построить перваков. Дескать, мы, как-никак - второй курс...
Голый по пояс, с татуировкой ''Смерть активу'' на груди, с тлеющей сигаретой в зубах, Адвокат ввалился в 20-ю. Чикатило, уже раздетый, лежал в постели и читал. Больше в комнате никого не было.
- Что за дела? - спросил Алексей.
- А че такое? У тебя че, проблемы? - с полоборота завелся Вова. - Ты че быкуешь? Давно не получал?
- С сигаретой выйди, - потребовал Алексей.
И тут зашел Фюрер и недоуменно остановился на пороге.
- О-о! Еще один! - повернулся Вова. - Щас я вас двоих урабатывать буду!
Фюрер спокойно прошел мимо него и сел на койку Рудена:
- Наехать решил? Ты последствия-то хоть просчитал? Ты чем думаешь, жопой? Свинти по-бырому, пока цел, душевно прошу.
Вова взбеленился:
- Да вы все домой поедете!!! Я вам устрою!
- Домой мы поедем, это понятно, только - после тебя, - процедил Чикатило, наливаясь кровью. - Ты себе уже нажил неприятности, я тебе отвечаю.
Адвокат круто развернулся и вышел. Фюрер тут же вскочил следом.
- Ты куда? - поинтересовался Чикатило.
- К Гуляю, - ощерился Фюрер. - Он как раз бухой в сиську. Сидит и думает, кому бы рыло начистить. Пойду, подскажу...
- Так ничего же не было, по большому-то счету.
Фюрер многозначительно покрутил пальцем в воздухе:
- Профилактики ради, Чикатило, профилактики для.
- А... Ну тады - ой. Тогда - конечно.
Когда зашли Бек с Руденом, Чикатило им сказал:
- Слушайте внимательно, парни, через некоторое время будет большой трах-бабах...
И только он это произнес, из коридора и в самом деле послышался грохот. Чикатило аж сам вздрогнул. Бек округлил глаза:
- Это кто там на кого обиделся?
- А это, судя по всему, Гуляй проводит разъяснительную беседу на тему ''К вопросу о том, как вредно для здоровья задевать двадцатую комнату''...
Вернулся Фюрер, довольно потирая руки:
- Двадцать вторая полностью признала свою вину. Клятвенно заверили, что подобных экцессов больше не повторят. Там Адвокат чуть-чуть полетал, обещал извиниться.
На следующее утро Адвокат действительно извинился перед Чикатилой. Больше подобных наездов, со стороны обувщиков второго курса, не было.
ГЛАВА 13.
Как уже упоминалось ранее, в шестой комнате на первом этаже жили четверо полностью глухонемых обувщиков второго курса. Один был русский, трое остальных - горноалтайцы. Имена у них были настолько трудные для русского языка, что их никто и не запоминал. Горноалтайцев называли по кличкам: Ырыка, Змея и Хан.
Само по себе сочетание ''глухарь - горноалтаец'' ничего не говорит
непосвященному народу. Зато оно многое скажет людям понимающим...
Самые трудноконтролируемые ребятки из всех глухарей. Великолепно развитые физически, владеющие какой-то своей национальной борьбой, они держались крайне высокомерно. Зато когда их ПРИЖИМАЛО, вся спесь с них слетала мгновенно.
Так было и в этот раз. Накануне вечером глухари пили в своей комнате. Уже давно прошел отбой, а они все еще пили. Сколько бы водки ни было, а она всегда заканчивается в самый неподходящий момент. И Хан, как самый трезвый, поперся за добавкой. Время было что-то около
двенадцати ночи. Хан, беспрепятственно пройдя через вахту (охранник даже не потрудился его задержать), дошел до дороги, но так ее и не перешел. По той простой причине, что был качественно СМЯТ так называемым внедорожником - ''тойотой - СУРФ'', она же ''тойота - 4 - раннер''...
Хан, со множественными переломами ног и сильнейшим сотрясением мозга, три недели пролежал в реанимационном отделении, и около месяца - в травматологии. Когда Алексей видел его в последний раз, в июне 2003 года, Хан все еще с трудом ходил на костылях...
В ''сотке'' только о Хане и разговаривали. Как-то, сидя в 29-й, Чикатило поведал пацанам такую историю:
- Лет пять назад поехали мы вчетвером в Горный Алтай, на отдыхаловку. И нам надо было заехать в Горно-Алтайск, к своим кентам. Поехали на машине, в первый раз, города не знаем совсем. Ну и заблудились нафиг. Свернули на повороте, прямо под ''кирпич'', смотрим - ментовский пост. Мы прямо в наглую подъехали к ним, радостно так орем: родненькие, наконец-то мы вас нашли! Спрашиваем, где тут у вас улица Пимокатная? Менты местные, нерусы, на нас шары свои выпучили: какая улица? Мы им давай объяснять, как детям: Пимокатная, где пимы катают, валенки такие. Они что-то там по своему - гыр-гыр-гыр. Один сержант нам и говорит: не знаем мы такую улицу, вы дальше проедьте, там еще один пост стоит, барнаульские омоновцы, у них и спросите. Как мы ржали, это надо было видеть! Ну, что делать, поехали дальше, нашли омоновцев, рассказали им все как было, они вместе с нами поржали. И под конец,
подробно рассказали, куда и как ехать. Дремучий народ, эти горноалтайцы, спасу нет. Как так? Жить в своем родном городе и не знать своих же улиц. Ладно бы эта самая Пимокатная где-нибудь на отшибе была, а то - чуть ли не центр города...Так нет же! Барнаульский ОМОН и то лучше них, оленей, город знает.
- Интересно, а что это барнаульцы делали в Горно-Алтайске? - с подковыркой спросил Фюрер. - Это же другая республика, совсем не ихняя территория.
- Ну и что? Барнаульский ОМОН и Горный Алтай курирует, и Алтайский край. Куда прикажут ехать в рейд, туда и едут. Чечня тоже не ихняя территория, однако и там они тоже были...
Олег Моряк, слабослышащий обувщик первого курса, имел крайне нехорошую
привычку: когда он был пьян, то дергался на всех подряд. Типа, какой я крутой, а вы все - лохи.
Он и ходил-то пьяным, расставив руки в стороны, согнув их в локтях и
переваливаясь. Короче, блатного из себя изображал. Как в анекдоте, право слово: когда трезвый, человек - человеком, когда напьется -
то не так свистишь, то не так летаешь...
На Чикатило, Рудена и Фюрера глухари поперву тоже наезжали, пока Чебак им не объяснил, что лучше этого не делать. Они и не наезжали, пока были трезвыми.
Один раз Конь, сука такая, внезапно вывернул руку Чикатиле и, забрав у него сигарету, вразвалочку удалился. Руден, узнав у трясущегося от ярости Алексея, в чем дело, поймал Коня и доходчиво, жестами, растолковал тому, что если он еще раз вытворит нечто подобное - сядет в тюрьму, надолго.
Руден с Борманом потом говорили Чикатиле:
- Глухари до жути боятся тюрьмы. Поэтому, если не хочешь беспокоить по
пустякам своих парней, говори им про тюрьму, милицию. Покажи им свою ксиву, чтобы они прониклись и они сядут на жопу.
Наутро Конь подошел к Чикатиле:
- Я тебя вчера обида? Извинять, пожалуйста! Больше не будет, честно!
Чикатило жестами просемафорил: на первый раз прощаю, но если подобное
повторится, сюда приедет милиция, мои друзья и переломают тебе все кости, какие есть. И достал свою пенсионку, продемонстрировав ее Коню. Тот забыл про свое похмелье и стал горячо заверять, что все понял...
Неизвестно, чем думал Моряк, когда решил наехать на Бека. И неизвестно, думал ли он вообще. Но факт оставался фактом - Моряк рыпнулся на Бека.
И вот тут Бек себя и проявил. Ему просто-напросто надоело терпеть, когда его стал хлопать по плечам какой-то дохляк. Кулаки у Бека были самую чуточку поменьше, чем голова Чикатилы. И эта, с позволения сказать, кувалда с коротким чавкающим звуком впечаталась в лицо
Моряка. Четыре метра, расстояние от двери до окна, Олег пролетел, не касаясь пола. Когда он с грохотом рухнул на пол, самортизировав о подоконник, то он был уже трезвым. Поднявшись с пола, с ужасом глядя на Бека, держась за челюсть, он бочком-бочком обошел его и скрылся из вида.
Бек молча вошел в комнату и стал вытираться. В коридоре раздался топот ног, приближавшийся к 20-й. Дверь с треском распахнулась и влетел Вертолет. Сначала Чикатило не врубился, что его так удивило. Лишь потом до него дошло: полный глухарь Вертолет... говорил! Точнее, орал во все горло:
- Ты песец! Зачем бить?! Савтра приходить наш много друг, бить ты!
Ух ты, мимолетно восхитился Чикатило, как шпарит! Чудо произошло, не иначе...
В двадцатой мгновенно стало не протиснуться. Примчался Конь, подбежали
пацаны-слесаря. Фюрер, хлопая глазами, недоуменно спросил:
- А из-за чего, собственно, хипеж? Бек?
- Я в рыло Моряку засветил, задолбал уже, баран.
Подбежали воспитка по прозвищу Добрая и психолог. Кое-как разобравшись в происходящем, они стали выпихивать глухарей. Гам стоял невообразимый, оглохнуть можно было. Основное действие переместилось в коридор. Добрая орала, чтобы все расходились по комнатам, Конь с Вертолетом орали, угрожая Беку, Руден с Чикатилой орали на глухарей, угрожая, в свою очередь, глухарям. Бедлам стоял еще тот.
Тут поднялись глухари из 6-й, числом трое. Моряк уже и до них успел сгонять. Они постояли-постояли и обратно спустились, махнув на все руками.
Ну конечно, они же не дураки, втроем на толпу кидаться, ехидно усмехнулся про себя Чикатило, чем бы серьезным они там не владели.
Надо заметить, что почти все были слегка нетрезвыми, так сказать. И глухари, и говорящие. Бек, засунув руки в карманы штанов, спокойно стоял напротив ''танцующего'' перед ним Конем. А тот аж слюной брызгал:
- Ты жить не будет! Мои друзья тебя резать! Я сам тебя резать!
Бляха-муха, надоел мне этот балаган, подумал Алексей.
- Слышь, ты! - схватив за руку Коня, он развернул его к себе. - Ты Боксера Диму знаешь? Ты знаешь, что он сказал? Он сказал, что вас бить можно.
Конь вылупился на Чикатило и как-то неуверенно потрепал себя за ухо: мол, врешь.
- Не веришь? - уже более уверенно продолжал жестикулировать Алексей. - Завтра он сюда придет, ты у него сам спроси. Давайте, все по комнатам, а завтра поговорим, когда трезвые будем...
Валерьяновна удивленно смотрела на еле стоящего на ногах Чикатило. Тот
ухарски ей подмигнул: учитесь, мадам психолог, конфликты гасить.
Руден пробормотал:
- Молодец, зема, вовремя сообразил. Я и забыл про Боксера.
Когда на этаже стало тихо, парни вернулись в свою комнату и закрылись. Фюрер достал из-под подушки пластиковую двухлитровую бутылку, где еще плескалось чуть больше половины.
- Ну что, продолжим чаепитие? Ох и воплей завтра будет, мать-перемать!
- На кого, на нас? - спросил Чикатило. - Да ну! Вот на восемнадцатой завтра оттопырятся, как пить дать. Сначала - Мама, потом - Боксер. Фюрер, ты как, в состоянии переговоры вести?
- Да вроде бы. А что? Ты что там опять придумал, маньяк клонированный?
- Ты вот что. Побазарь с Доброй, толкни ей, что глухари первыми начали, что Бек не виноват. Чтобы она нас в рапорт не закатывала. Понял?
И Чикатило отрубился прямо за столом. Бек аккуратно перенес его в кровать, снял с него очки и уложил. А пацаны пили часов до двух ночи...
Фюрер-таки поговорил с Доброй, но она и так не собиралась записывать 20-ю в рапорт. Мало того, сказала:
- Хотите пить, ради бога - пейте. Вы не буйные ребята, себя умеете
контролировать, в отличие от лозоплетов...
Сущая правда, между прочим. Когда эти слабоумные ребятишки напивались, то, как правило, начинали драться между собой. Не было им резона с другими махаться. Особенно после того, как они попробовали драться с обувщиками, но те их быстренько ушатали...
В коридоре было слышно, как Мама Света орет на глухарей. Досталось им тогда, по полной программе, как Чикатило и предполагал. Потом Мама, смеясь, рассказывала всей группе в цеху:
- То, что Бек врезал Олегу - только с одной стороны правильно. Шелковые теперь будут, надолго. С другой же стороны - ты, Бекназар, мог его покалечить или убить. С твоими то маховиками это не трудно. Но больше всех меня удивил наш Дима. Он сразу же, как проснулся, стал орать на Олега. И даже козлом его обозвал. Он же что вчера своим глухонемым сказал: Бек меня ударил просто так, ни за что. Вот они и встали в дыбы. А сегодня, видите ли, разобрались... Хорошо, что двадцатая вчера трезвая была. А то могло быть хуже.
Молодец, Николаевна, подумал Алексей, не подвела.
А Мама Света, как обычно, начала новую религиозную лекцию. На тему:
агрессивность - нехорошо...
Боксер зашел в 20-ю еще до начала своей тренировки. Внимательно выслушал Рудена, показал большой палец Беку и сказал:
- Пойду добавлю. Сколько раз говорил: ведите себя по-человечески. Не понимают по-хорошему. Буду по-плохому.
Фюрер пошевелил усами:
- Все боялись глухарей, пока двадцатая за дело не взялась. Бригада! Горячая двадцатка! Ну ничего, теперь они нас зауважают...
Так оно потом и было. Рудена глухари уважали за то, что он дружил с Ларисой,
Бека - за то, что сильный и смелый, Чикатилу - за его друзей и за то, что он был справедливый, а Фюрера - за то, что он был другом всех вышеперечисленных. По крайней мере, Женя Кузема именно так всё и расписал...
А к Беку, помимо всего прочего, стала клеиться Ларисина подруга - Рита. Девка, на взгляд Чикатилы, красоты необыкновенной. Хотя Бек и Руден этого взгляда решительно не разделяли. Ну что ж, на вкус и цвет товарищей нет...
ГЛАВА 14.
Биджо шел навстречу Чикатило, закрывая левой рукой левый же глаз. Вид у Биджо был какой-то помятый, какой-то не такой.
- Ну-ка, ну-ка, Фатима, открой личико, - подошел к нему Алексей.
Костя убрал руку. Хороший такой синяк, с душой поставленный, на весь глаз.
- Кто, за что? - спросил Алексей, закуривая.
- Ванька Мороз, - буркнул Биджо. - Дурь ему девать некуда.
Тут в умывалку зашел сам Мороз, злой, как собака. Увидев Биджо, он на ходу размахнулся. И если бы Чикатило не перехватил его руку, Биджо, как пить дать, получил бы еще один фингал.
Иван, вырываясь, заорал:
- Погоди, Чикатило, дай я ему еще врежу, суке! Гондон дырявый!
- Угомонись! - рявкнул Алексей, оттолкнув Мороза. Тот, красный, как вареный рак, тяжело дышал и взглядом буравил Биджо.
- А теперь тихо и спокойно, объясни, с чего ты на него взъелся?
- Зря ты за него впрягаешься, Чикатило. Это же черт натуральный! Гнида
конченная! Знаешь, что он сделал? Вашего Банзая пытался заставить носки стирать. Перед бабами красовался. Чикатило, ты же меня знаешь, я просто так хрен кого трону...
Алексей кивнул. У Мороза было очень развито чувство справедливости. И просто так, действительно, никого и пальцем не трогал, не то что кулаком.
Алексей повернулся к Биджо:
- Это как же, твою мать, прикажите понимать? Крылья расправил?
- Так это... Я, типа, пошутил, я же не всерьез.
- Да ну? Правда, что ли? - протянул Иван. - Ну, извини, брат, погорячился. Только почему Банзай до сих пор плачет? Ты, случайно, не знаешь? А пошли у него спросим, а? Или у пацанов в телевизионке спросим, как ты ему угрожал. Как грозился ему глаза русскими сделать. Что, тоже - шутка? Не знаю, как ты, Чикатило, а я таких шуток не понимаю.
Алексей приблизился к Биджо и прошипел, сделав страшное лицо:
- Не дай бог, это - правда. В таком случае, ты сам будешь у Банзая ВСЕ белье стирать, гарантирую. И пацанам разрешу тебя гонять, как волка позорного. И не дай бог, ты кого-нибудь сдашь. Удавлю, собственными руками...
Народ, смотревший телевизор времен застойного периода, все подтвердил. И через две недели Биджо не выдержал. Он попросил своего мастера досрочно отправить его домой, на практику. Неизвестно, что он там напел, но его просьбу выполнили...
Как-то раз, еще в начале октября, слесаря - второкурсники забухали, не по-детски. И Дима Каратэ попытался заставить Паука сгонять за добавкой. Дело происходило в 20-й, но никто за Паука встревать не стал, хотя все были на месте. Просто хотелось посмотреть, на что Паук способен, как ''боец спецназа''...
Оказалось - ни на что. Тряпкой половой оказался Паук, всего-то. Если бы он действительно служил раньше в войсках специального назначения, он бы смог аккуратненько вырубить Каратэ, легко и ненавязчиво. Вот так и вранье наружу и выходит...
Чтобы в дальнейшем оградить парней из своей группы от подобной ''дедовщины'', Алексей договорился с Антоном Шрамом, наиболее авторитетным парнем среди слесарей, чтобы в будущем такого не повторялось. Шрам пообещал проследить за этим...
Но у Каратэ иногда по пьянке куку замыкало, довольно чувствительно для
окружающих. Под руку ему, как назло, подвернулся Банзай. Каратэ приказал, буквально, сгонять в магазин. Роберт отказался. Тогда Каратэ
стал швырять тщедушного Банзая по всему коридору. Тот еле вырвался и забежал в 20-ю. Дима вломился следом, сперва не поняв, куда он, собственно, забурился. Только потом, рассмотрев Бека и Чикатилу, он ретировался, успев все-таки дать Банзаю пинка.
Алексей, по пояс голый, выскочил из комнаты следом, но Каратэ уже и след простыл. И Чикатило, кубарем скатившись на первый этаж, стал ногой пинать по двери тринадцатой комнаты, где и жили слесаря.
Отпихнув Музыку, открывшего дверь, он ворвался в комнату. Помимо слесарей, там были две девчонки из ''сто одиннадцатой''. Обе лежали со Шрамом, еле уместившись в койке. Все ошарашенно глазели на Чикатило.
Столкнув Хохла, он взял его стул, развернул в воздухе и с грохотом утвердил его напротив койки Шрама. Сел на стул и ощерился, глядя на Антона своим коронным ментовским взглядом:
- Я думал, что ты вышку держишь среди своих балбесов. А мои глаза видят нечто противоположное. Почему так, Антон? Ты своих предупредил, чтобы они моих парней не задевали?
- Обижаешь, Чикатило! В тот же день и довел до всеобщего сведения, отвечаю.
- Значит, один из твоих плюет на твои слова, а следовательно, на тебя тоже. Так выходит, что ли? Сперва один, потом, глядишь - другой. А дальше что будет?
Шрам вскочил:
- Так, короче, Чикатило. КТО? И на кого?
- Каратэ. На Банзая. Чуешь разницу в весовых категориях? Я, сразу признаю, с Каратэ не справлюсь. Но, Антон, у меня есть мои друзья, местные. И не вам или кому-либо с ними тягаться. Мне им звонить? Или сами разрулим?
Антон побагровел и выдал такой отборнейший мат, что ему позавидовал бы
любой боцман. Девки вжались в стенку. Судя по всему, ТАКОГО Антона они еще, бедолаги, не знали. Да и Чикатило выглядел сейчас не лучшим образом...
Добро пожаловать в ад, про себя усмехнулся Алексей.
Шрам, тяжело дыша, прохрипел:
- Найти его, бегом!
Несколько слесарей опрометью бросились исполнять приказ, едва не сшибая друг друга.
Шрам безумными глазами посмотрел на Чикатило. Тот даже не шелохнулся.
Антон криво ухмыльнулся:
- Неплохо держишься, уважаю. Ах да, ты же сын мента, я и забыл... В общем так, Чикатило. Никому звонить не нужно и ты не напрягайся. С Каратэ я сам разберусь. У него третья группа инвалидности, будет первая. Больше ''дедовщины'' не будет, слово пацана даю. За другие случаи не ручаюсь. Если что, на тебя можно рассчитывать? Я же не могу на части разорваться, тоже пойми... Банзай - это Роберт? Малолетка? Понятно. Разберусь, обещаю.
Фюрер вскинулся:
- Слава богу! Вернулся наконец-то. Сударь, да вы мертвецки пьяны!
Чикатило мотнул головой:
- Ик! Я не пьян. Я - труп!
Снял очки, аккуратно положил их на полку и только после этого рухнул на свою койку.
Бек заржал:
- Называется - пошел на разборку, попал к теще на блины. Ну, Чикатило. Ну, перец. Руден, вы все такие, алтайские, крученые?
- Через одного, - буркнул Игорь. - Не мешай слушать.
Руден недавно купил с рук магнитофон, с усилителем и двумя колонками по двадцать пять ватт, каждая. До отбоя он гонял кассеты с блатной музыкой, которая также нравилась Фюреру и Беку. Зато Чикатило эту ''блатную романтику'' и за музыку-то не считал. А после отбоя Руден брал у слесарей китайский магнитофончик с радио и через наушники слушал его. Один раз, ночью, Руден увлекся и загрохотал во все горло. Чикатило с Беком шикнули на него: тише ржи. Руден не услышал, из-за наушников. Во второй раз предупреждать не стали. Просто взяли и закидали его тапочками. Матов было...
Утром зашел Каратэ, весь всклокоченный и суетливый:
- А где ваш Банзай? Ни хрена не помню, что вчера делал. Шрам бани дал. Надо бы извиниться перед Робертом, а то говорят, что я его вчера на пинках носил. Чикатило, только не звони никому, ладно?
- Посмотрим на твое поведение. У вас там, в комнате, ничего не осталось? А то дыня трещит, аж не могу.
- Спускайся, подлечим, - подмигнул Каратэ.
Но похмелиться Чикатило не успел. В комнату ворвался трясущийся Семен и забубнил:
- Чикатило, тебя Рыбак просит зайти, срочно!
Лицо у Семена было белым как мел и глаза были навыкат, едва из орбит не вылезали. Алексей спросил устало:
- Что там на этот раз?
- Зайди, говорю, увидишь...
Рыбак стоял у окна, спиной к дверям:
- Чикатило, ты? - спросил он, не оборачиваясь. - Подойди сюда, будь другом.
Алексей подошел к Коляну и заглянул через его плечо. Твою мать...
На подоконнике стояла литровая банка, куда стекала кровь из руки Рыбака, точнее, из левого запястья.
- Все вопросы потом, - спокойно сказал чуть побледневший Рыбак. - Сможешь найти спирт, иголку с ниткой и бинт?
Чикатило, не проронив ни слова, помчался в 13-ю.
Шрам, слегка опухший, аж передернулся:
- Ты чего такой взмыленный?
- Антоха, спирт или водку, быстро, потом все объясню. Быстрее, Антон, пацан кровью исходит!
К чести Шрама, тот сориентировался мгновенно. Рывком вытащив из-под
подушки полторашку, он метнул ее Чикатиле. Тот, поймав ее двумя руками, выбежал из комнаты и расталкивая встречных, рванул в свою комнату. В тумбочке он нашарил катушку ниток с воткнутой в нее иголкой и рулончик бинта, который неизвестно зачем приволок Фюрер. Пригодился, однако, кто бы мог знать.
И со всем этим Чикатило заскочил в 21-ю:
- Семен, выйди и закрой нас. В комнате никого нет, понял? Соловей где?
- У тетки, в городе.
- Тем лучше. Все, закрывай нас.
Вот где в первый раз пригодились все уроки по ОБЖ, точнее, один урок - ''Первая помощь пострадавшему от ножевого ранения или пореза''.
Ремнем перетянув чуть выше раны, Чикатило спросил:
- Где ты так умудрился?
- А нигде, сам себя полоснул бритвой...
- Ты что, в голову трахнутый, что ли? - изумился Чикатило, пропитывая бинт спиртом. - Ну и зачем?
- Дай бинт, я сам... Понимаешь, Чикатило, тут такая фигня имеет место быть, называется - любовь, причем безответная.
- Понимаю, у самого - аналогично... Только вены вскрывать зачем, баран ты безрогий?
- Ничего подобного! Смотри.
Вон оно что... Рыбак секанул не поперек, а вдоль руки. Ясно.
- Дурную кровь хотел спустить? Как в старину?
- Ну да. Просто настроение какое-то хмарное, ядовитое, что ли, не знаю, как правильно выразиться. А тут еще и Натаха мозги парит...
Чикатило хотел было отпустить кое-что в адрес этой самой Натахи, но не стал. Никогда не лезь в ссоры между женой и мужем, или между влюбленными. Сам же крайним и останешься. Бывали, обжигались, как же...
Кровь уже остановилась и Рыбак взял в правую руку иголку с уже вдетой в нее ниткой. Сам себе сноровисто наложив четыре шва, он попросил:
- Забинтуй, не в падлу.
Чикатило спросил:
- Я что-то не догоняю, ты боль чувствуешь или нет? А то про вас, трепанаторов, столько баек ходит, что вы чуть ли не терминаторы...
Рыбак усмехнулся:
- Смотря какая часть черепа и мозга задеты. Лично я - не чувствую. Меня хоть на ремни режь, я и слова не пикну. Раньше - чувствовал, сейчас - нет...
Алексей раньше никогда не оказывал помощь раненым и порезанным. Не потому, что не хотел, вовсе нет. Просто не было в его жизни ситуаций, таких, где бы пролилась кровь. Своя не в счет, понятное дело...
И до случая с Рыбаком он не знал, испугается ли он вида крови или нет, грохнется в обморок или нет, вырвет его или нет.
Ничего подобного. И крови не испугался, и в обморок не упал, и не вырвало. Ни тогда, ни потом...
ГЛАВА 15.
20-я любила вкусно и сытно покушать. И Мама Света, и парни по этому поводу недоумевали:
- Да что такое? Как ни зайдем, они все время едят! В любое время суток заходим - едят. Вы, парни, уже потолстели. Не замечали? Однако, так и есть.
Чикатило схохмил:
- Есть такой стишок, начало не помню, а концовка такая: ''Ласково мама смотрит на сына, когда ж ты нажрешься, хромая скотина''... Бек, ты глазами-то не сверкай так гневно, я же не виноват, что так придумали. А если так дело дальше пойдет, то к концу первого курса мы будем как Колобок.
- Ага, - кивнул Фюрер. - А к концу второго - как Пончик. Кстати, кто знает, сколько в нем весу?
- Сто семьдесят с копейками, - сказал Чикатило. - Че вы ржете? Он мне сам сказал. Весов пять штук, говорит, уже сломал...
Как-то так повелось, что именно в двадцатой комнате слесаря-швейники, слесаря-бытовики и обувщики устраивали сабантуи.
Чикатило еще в начале октября предложил создать общую кассу. Все, кто
постоянно ел в 20-й, должны были складывать деньги на питание, кто сколько может. Попутно, таким образом, выявляли, кто есть халявщик... И потихоньку старались удалить обуревшего от общего котла.
Таким образом, со временем, от общего стола были ''отречены'' Коленвал и Еврей. Первому прямо в глаза предъявили претензию, а второго - проучили, не без юмора.Еврей любил пить крепкий чай с сахаром. Ну и один раз, когда Еврей заехал в 20-ю на чашку чая, ему вместо банки с сахаром подсунули такую же банку, только с солью.
Надо было видеть его рожу. Еврей, с обидой глядя на гогочущих пацанов, послал всех на ''икс, игрек и что-то еще из высшей математики''.
Впоследствии Еврей появлялся в 20-й только тогда, когда там шел гульбан.
Фюрер, в одной из пьянок, булькнул: мол, мы не толпа, мы - бригада. Сравнение всем очень понравилось. С тех пор началось - бригада, бригада... Даже ''гимн'' себе выбрали - ''Бригада'', в аранжировке группы ''Триплекс''. Дети малые, ей-богу.
Бригада собиралась нехилая, по количеству. Одиннадцать человек, ни много, ни мало. И когда эти одиннадцать ''мафиозников'' собирались вместе, чтобы дружно выпить - было тесно, шумно и весело.
В бригаду входили:
Алексей Чикатило, дэцэпешник;
Игорь Руден, с проблемными ногами;
Бек, с неправильно сросшейся ногой;
Леха Борман, сердечник;
Виталя Веселый, дэцэпешник;
Вова Коленвал, астматик;
Серега Огонь, после мотоциклетной аварии оставшийся инвалидом;
Колян Рыбак, трепанатор;
Вова Еврей, ампутант-колясочник;
Леха Фюрер, ампутант и Андрей Гуляй, смотрящий, так сказать.
Пьянствовали по накатанной схеме. Между первой и второй - промежуток
небольшой, третья - стоя, не чокаясь, за погибших. Фюрер пил третью так: немного постоит, потом перекрестится рукой со стаканом и жахает. Потом и остальные парни переняли эту привычку. Дальше, как водится,
перекур, потом разговоры. Ну о чем еще можно разговаривать? О жизни, о
политике (в которой разбирались самую малость получше, чем макака в
космонавтике), о бабах, о машинах. Мечтали, рассказывали анекдоты, хвалили друзей, проклинали врагов, восхищались одними, ненавидели других.И конечно же, пели песни, а как же. Пьянка без музыки - это не пьянка, а похороны. В общем, все как у нормальных, полноценных людей.
Конечно, воспитатели гоняли ''веселую банду инвалидов''. Наказывали
трудотерапией, но это уже было как-то привычно. Две воспитки вообще смотрели на эти гульбища сквозь пальцы.
Как-то раз, в конце ноября, ушли в запой переплетчики: Рыбак и Игорь Соловей. Последнему вообще было противопоказано пить, так как у него было белокровие.Как только не воздействовали на Соловья! И психолог с ним занималась, и деньги Соловья хранились у Тортиллы, и несколько раз его отправляли в принудительном порядке в наркологический диспансер.
Бесполезно. Как раньше пил по-страшному, так и потом.
В один из вечеров у Соловья переклинило. Чего-то они с Рыбаком не поделили. Соловей выскочил в коридор и стал орать во все горло:
- Ну иди сюда, ты! Пусть все видят, как я тебя уделывать буду!
Надо заметить, что рост Соловья - метр пятьдесят с гаком, при том, что у Рыбака - далеко за метр семьдесят...
Колян тоже был хорош. Вместо того, чтобы хоть как-то успокоить Игоря, он вышел в коридор, где уже помаленьку собирался народ. Рыбак всех попросил:
- Не вмешивайтесь. Сейчас будет американский боевик.
Когда Соловей налетел на Рыбака, тот продемонстрировал нечто такое, отчего у всех отвисли челюсти.
Чикатило сперва не понял. Потом до него, как говорится, дошло: Рыбак неслабо владел айкидо.Он плавно уходил с линии атаки, изящно крутил Соловья, используя его силу инерции, отчего Соловей буквально порхал по коридору.
- Твою мать! - восхищенно прошептал Фюрер. - Это в каких же он войсках
служил-то, а? Где такому учат?
- Самому интересно, - ответил Чикатило. - Никак не мог он в своей деревне этому научиться. Только в армии. Только где? Сколько знаю парней из зубодробительных войск - ни одного айкидока.
Чикатило быстренько перебрал в уме все элитные войска. Спецназ МВД? Не похоже. Воздушно - десантные силы? Не то. Спецназ ФСБ? Вполне возможно. ГРУ? Наверняка. Морская пехота? Отпадает, не тот типаж. СВР? А хрен их знает, откровенно говоря. Так, что у нас еще имеется? Служба
охраны президента обучает своих волкодавов айкидо, точно. Но Рыбак никак не мог там служить, не та комплекция. Остается анекдотический стройбат, где служат такие матерые головорезы, что им даже оружия не дают...
Фюрер сказал:
- У меня три варианта: ФСБ, СВР, ГРУ. Больше не знаю.
- Аналогично. Только вот разведка - вряд ли. Ладно, Фюрер, потом у него спросим, чего голову зря ломать.
Фюрер с Чикатило ошиблись.
Впоследствии Рыбак признался, что да, служил в армии, да, не в стройбате.Вот только не в Федеральной службе безопасности, не в Службе внешней разведки и уж никак не в Главном разведывательном управлении.
- Туда таких дураков, как я, не берут, - рассказывал Колян, криво усмехаясь. - Я служил в ''смертниках'' - ДГМ МО. И неудивительно, что вы про эту спецгруппу не знаете. Формально ДГМ не существует. Это, парни, расшифровывается так: диверсионная группа минирования.
Наша группа относится к ведомству Министерства обороны. Так сказать,
последняя линия обороны. Допустим, идет война. Наши отступают. Вот тогда в дело вступаем мы. Минируем пути отхода, закрепляемся сами и изо всех сил стараемся противника задержать, чтобы наши смогли отступить как можно дальше. Причем группа раздваивается: одни ввязываются в бой, другие в это время пакостят с хвоста наступающих. Кончились боеприпасы - извольте вступить в рукопашку, до тех пор, пока все не сдохнете... Вот в ДГМ и научили убивать и калечить. Был у нас один инструктор, здорово владел ''йосинканом'' - одним из стилей айкидо. Он нас и тренировал. Кстати, Чикатило, ты вроде говорил, что занимался айкидо?
- Да так, мало-помалу. Я только пару приемов и запомнил. Выручало несколько раз, правда. Приходилось применять. Простейшие приемы, но эффективные.
- А ну-ка, продемонстрируй. Я хочу посмотреть и сравнить со своими.
Чикатило и Рыбак встали посреди комнаты, друг напротив друга. Колян внезапно схватил Алексея за шиворот правой рукой. Чикатило, сделав шаг назад и чуть наклонившись, одной рукой вывернул кисть Рыбака и чуток надавил на нее. Колян, ожидавший, судя по всему, другого, от
неожиданности вскрикнул и упал на колени.
- Колян, как так? - не понял Алексей. - Ты же боль не чувствуешь. Что ты тогда орешь?
-Это ДРУГАЯ боль, ее я чувствую. Резанную - не чувствую, а когда кости
выворачивают - чую. Неплохо, Чикатило. А второй?
В итоге Рыбак лежал на полу. Прием сложно описать словами, его нужно видеть. Поднявшись, Колян заметил:
- Ты работаешь в мягком стиле - ''айкикай'', верно? Так вот, мой стиль стоит на пару ступенек выше твоего. Я им могу убить человека, а ты своим - нет.
- Я знаю, - кивнул Чикатило. - Я к этому и не стремлюсь, не та натура.
Алексей не стал упоминать своего знакомого морского пехотинца, научившего кое-чему в одной из пьянок...
Алексей толкнул дверь своей комнаты, намереваясь войти, но та оказалась заперта. Странно, время-то уже к отбою. Где их черти носят?
Чикатило сам только что пришел с улицы. Гулял с девчонками из ''семерки''. Пить - не пили. Дамам захотелось просто побродить по парку и позвали с собой Алексея, на что он с радостью согласился. Ну еще бы...
На условную дробь открыл... Адвокат.
- Не понял, что за дела? - протянул Чикатило, зайдя в 20-ю.
Бек, Руден и Сережа Грань, обувщик-второкурсник, толпились у настежь
распахнутого окна. Перегнувшись через подоконник, они что-то высматривали внизу. Свет был погашен, что совсем интересно.
С улицы послышался свист. Бек что-то скинул вниз. Через несколько секунд в комнате появился новый персонаж. Кто именно, Чикатило в темноте не мог разглядеть. Свет зажгли после того, как закрыли окно. Тем самым персонажем оказался Рыбак, а непонятным предметом - пожарный рукав, который до этого лежал себе спокойно в шкафу, возле бытовки.
Что характерно, Грань, Адвокат и Рыбак были готовыми. И тут Чикатило понял, что тут происходит: Рыбак ходил за добавкой...
- А почему через нас, а не через третью? - поинтересовался Алексей.
- У них на зиму все закупорено, - пояснил Адвокат. - Теперь - до весны. А закроют на зиму у вас, будем сигать через двадцать пятую. Она зимой - самая жаркая хата, ее никогда не утепляют.
Рыбак потом много раз по пожарному рукаву спускался вниз, покупал ''горючее'', и так же по рукаву, возвращался на исходную позицию.
Чикатило один раз спросил у него, зачем он это делает.
- А мне в кайф, - огорошил его Рыбак. - Понимаешь, такое дело. Я в последнее время испытываю острое желание дать кому-нибудь в дыню. Ну не в ''сотке'' же бить, в самом-то деле. Домой отправят быстрее, чем я ''мама'' успею сказать. Потому-то я и хожу, в надежде напороться...
- Ну и как, напоролся?
- Один раз двоих оставил лежать. Не до смерти, не выпучивай глаза. Так, кусты ими украсил, делов-то на пять секунд. Максимум - на семь...
ГЛАВА 16.
И до двадцатого декабря все пьянки, (а они были почти каждый день), протекали относительно спокойно. Никто никого не бил, не было никаких разборок, никто не летал по коридору на бреющем.
А вот двадцатого декабря - как прорвало.
По словам одной девчонки, учившейся уже седьмой (!) год, такого массового побоища не было в ''сотке'' лет пять...
Если спросить у любого из ''сотовой бригады'', какие дни были самые кровавые, то каждый из них, не задумываясь, назовет ровным счетом три даты: 20 декабря 2002 года, 11 февраля 2003 года и 13 февраля, того же года.Это если у кого память хорошая. А у кого с ней на даты плохо - все равно расскажет о событиях, которые произошли именно в эти три дня...
И если декабрьская ''битва'' - в принципе, нормальное явление для всех
общежитий, то в феврале поседели многие из ''бригады''...
Двадцатого декабря произошел беспрецедентный случай: Мишка Паук, съездив домой, привез деньги в ''общак'', полную спортивную сумку еды и две ''полторашки'' самогона. Про последнее он молчал до самого вечера, паразит. А сначала, выгрузив хавку и отдав Чикатиле деньги, он предложил ему съездить с ним в одно место...
- Куда хоть едем? - спросил Чикатило, когда они вышли на улицу.
- А никуда. Пошли вдвоем пива или водки попьем. Да и поговорим заодно, о твоей дальнейшей жизни.
- В каком смысле?
- В личном. Ты какого черта за эту Гульку вцепился? Давай я тебе бабу найду. Потом сам спасибо скажешь!
И Мишка стал перечислять достоинства той, которую он хотел сосватать
Чикатиле. Выйдя из магазина с бутылкой водки и двухлитровым баллоном газировки, они сели на спинку скамейки в каком-то дворе. Откупорили сосуды. Пили прямо из горлышка. Глоток водки, два - три глотка лимонада. Лепота... Если учесть, что пили на полупустой желудок.
И Чикатило закатил речь:
- Идеальная баба, навроде той, про которую ты мне так живописно рассказывал, существует только в сказках и в кино. В реальной жизни так не бывает. Обжигался, знаю... Теперь насчет Гульки. Миха, заруби себе на башке: никогда не лезь в чужую личную жизнь, даже если твои намерения насквозь благородны. Это благородство всегда выходит боком, для всех. Я же тебя не критикую за Альфию. Вот и ты не лезь в душу с сапогами.
- Да ты пойми, на тебя смотреть больно, сердце кровью обливается. Она же тебя крутит, как не знаю кого. И потом, я ведь не зря весь этот базар затеял. На тебя одна баба запала, хошха ты тупоголовая!
Чикатило подавился водкой и закашлялся. Паук похлопал его по спине. Так, что Алексей начал опасаться, как бы позвоночник не ссыпался в трусы.
- Кто такая? И ты-то откуда знаешь?
- Нет, ты в натуре - ишка! Да ты с ней почти каждый день видишься...
Чикатило озадаченно посмотрел на Паука:
- Зато ты такой загадочный, как три рубля одной купюрой. Колись, Кривой, раньше сядешь - раньше выйдешь... Ну откуда я знаю, если я каждый день сотни три баб вижу, всех мастей. НАША?
Паук отрицательно помотал головой, улыбаясь.
- Гулькина подруга. Надька.
- Че-е-во-о?! Да она в мою сторону и не смотрит! Чего ты мне пилишь?
Паук горестно посмотрел вверх:
- Ишка в квадрате, если не в кубе. Чикатило, у тебя вроде бы четыре глаза, а дальше своего носа не видишь. Вот запал ты на Гульку и все! И весь свет она тебе затмила! Для тебя теперь что, других баб не существует?
Алексей тихо сказал:
- Знаешь, Паук, так и есть. Как выражается мой друг Фикса: не ем, не сплю, страдаю я, и понял я, что лав пришел...
Мишка взвыл:
- Как тут все запущено! Смотри, Чикатило, я тебя честно предупредил: тебя любят. Потом локти кусать будешь. Когда и Гулька тебя продинамит, и Надьку упустишь... Допивай и пошли, а то на ужин опоздаем.
После ужина, в комнате, Паук достал из-под матраса три литра самогона:
- Пейте без меня. Я - к своей.
Чикатило догнал водку тремя стопками самогона и плавно перешел в ''коматозное состояние''. А ''бригада'' продолжала квасить. То ли самогон был таким термоядерным, то ли еще что, но у всех, кто его пил, сорвало крыши, напрочь.
В это время, внизу, на первом этаже, пили слесаря-втораки, вместе с
заготовщиками...
Утром, 21-го, Чикатило проснулся задолго до подъема. Открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, резанувшего по глазам. Проморгавшись, он с трудом встал. Как встал, так и сел. Ноги не держали, абсолютно.
А почему это, собственно говоря, в комнате горит свет? А эт-то еще что за натюрморт...
Нашарив на полке очки и одев их, Чикатило аж содрогнулся. Голова Рудена, равно как и подушка, была вся в крови. Собственно, кровь была везде, по всей комнате: на постели, на стенах, на полу, на одежде.
Чикатило заорал:
- Руден!!! - и попробовал снова встать на ноги.
Получилось. На полусогнутых подковыляв к Игорю, он осторожно, как смог, повернул его голову влево. Руден застонал. Из-за засохшей крови трудно было понять что-либо. Ну, хоть живой, и то слава богу.
Заворочался Бек, зашевелился Паук. Чикатило снова заорал:
- Бек! Мишка! Уроды, мать вашу, вы что вчера натворили?! Да вставайте вы, гондоны!
Паук соскочил с койки. Бек нехотя вылез из-под одеяла.
- Что ты разорался? Ох, ни хрена себе... А что вчера было-то, а? Бли-ин, не помню ни черта.
- На кулаки свои глянь, - нервно хихикнул Паук
Бек недоуменно обозрел свои маховики. Костяшки сбиты в хлам, на них тоже кровь...
Руден открыл глаза:
- Идиоты, что же мы натворили, в рот чих-пых.
Дверь открылась и ввалился Фюрер, такой же опухший и благоухающий свежим перегаром.
- М-да, - протянул Бек. - Я сегодня не такой, как был вчера...
Фюрер, сев на койку, пошевелил усами:
- С одной стороны, майор, тебе крупно повезло, что ты вчера вырубился. Тоже бы огребся по самое не хочу, как пить дать. А с другой стороны - ты вчера такие кадры пропустил! В боевиках такого не было и вряд ли будет...
Вздохнув, Чикатило процедил:
- Вертел я твои кадры на одном половом органе. Что вы, уроды, вчера откололи?
Руден, отмывая мокрым полотенцем свою голову, шипя и охая, стал рассказывать:
- Что-что, передрались все, всего и делов. Сначала мы с Беком выцепили Чебака и вломили ему. Как он удирал, ты бы видел! Аж из своих тапочек выпрыгнул. Бек ему вдогонку металлической шваброй запулил, правда, не попал...
- Ну, оно и понятно, - хихикнул Фюрер. - Выражаясь по-научному - скорость бега Чебака несколько превышала скорость полета швабры.
Доигрался Чебак, мимолетно оскалился Чикатило, к этому давно шло.
Чебак поначалу прикидывался, что он абсолютно нормальный человек. А в ''сотку'' попал якобы из-за того, чтобы отмазаться от армии. Это потом стало понятно, что он стоит рядышком с Косяком. Рыпался на всех подряд, грозился своими грузинами... Дорыпался, значит, догрозился.
- Ну а потом Бек куда-то делся, - продолжал Руден. - Гляжу, Еврей катит, тоже кривой, тачанка синусоиду чертит. Вышли мы с ним на улицу покурить. А там солдат какой-то стоит. Еврей на него и попер: мол, ты, салага, прапорщиков уважаешь? Тот: да я их терпеть, сук, не могу. Ну, Еврей и взбеленился. Как он это сделал - понятия не имею. Подрывается с коляски, прыгает ему на грудь и оба падают на землю. Еврей солдата сверху трамбует, я сбоку его пинаю, руки в карманах. Замесили мы его, короче...
- Это вам простой солдат попался, не СПЕЦИАЛЬНЫЙ, - заметил Фюрер. - А был бы на его месте какой-нибудь десантник, к примеру - было бы все с точностью до наоборот. Дальше что?
- Тут выходит Батя, охранник, загнал нас обратно и вызвал ''скорую''. Она минут через десять приехала и забрала этого солдата...
- Хорошо, что у вас хватило ума на Батю не кинуться, - хмыкнул Чикатило.
- А что было бы?
- Да так, ничего особенного. У Бати сын - капитан милиции, в спецотряде быстрого реагирования работает... Комментарии излишни, я полагаю.
Руден, уже полностью пришедший в себя, удивился:
- Откуда ты все знаешь?
- А я раньше в детской телепередаче работал, ''Хочу все знать'' называется. Ты как дите малое, ей-богу.
- А... Ну да. Ну и все. Мы пошли вроде как наверх. Смотрим, Каратэ стоит, Дрищ, еще пацаны и Равиль Татарин. И что-то слово за слово, прибором по столу - Татарин начал с Евреем рамсить. Я за Еврея впрягся, слесаря - за Татарина. И понеслась звезда по кочкам. Я двоих-то положил, а вот Каратэ мне чем-то башню пробил. Кулаком так голову не пробьешь, по любому, что-то у него в кулаке было, отвечаю. Тут наши ссыпались. В итоге - полобщаги передралось.
Чикатило посмотрел на Бека:
- А ты где был в это время?
Бек немного смутился:
- У глухарок зависал.
Все грохнули. Вот это Бек!
- Ты же их избегаешь, как не знаю кто - кого. Чего это ты вдруг?
- А я помню? Я, когда пьяный, что угодно могу натворить. Сам не знаю, на хрена я туда поперся. Вот трезвый - я их вообще не понимаю, а тут сам семафорил, как Вертолет...
Дверь снова открылась и зашла воспитка, Косая:
- Доброе утро, мальчики! Ой, какие вы у меня сегодня красивые, слов нет. Довожу до вашего сведения, что вы все - в рапорте. Как это за что? А кто вчера пил, я, что ли? Откровенно говоря, мало вам вчера местные дали, могли бы и побольше...
И вышла. Чикатило был в ступоре:
- К-какие еще м-местные? Что она буровит?
Руден хмыкнул:
- Молодцы втораки... Посуди сам, Чикатило. Что нам говорить? Что мы вчера пережрались, как свиньи и переметелились? Вот мы и сказали: мол, пили на карьере и там на нас якобы местные наехали и малость нас побили...
Фюрер восторженно усмехнулся:
- За все, что мы делаем - отвечаем вместе! Бригада! А я вчера лежу себе, читаю. Вдруг слышу - грохот, вопли! Встаю, открываю дверь. Не успел выглянуть - мимо носа швабра просвистела. А, думаю, идите вы все нафиг! И обратно - в койку...
- Елы-палы! - вздохнул Чикатило. - Опять разбираться, опять разруливать. Надоело мне все это дело, честно говоря.
- Да ну! - самоуверенно махнул рукой Фюрер. - Ничего не будет. Ну, подумаешь, перепили, подрались. С кем не бывает?
- Бывает со всеми, проходит не у всех. Хорошо, если преподы съедят всю лапшу, которую вы сочинили на ходу... А если нет? А вдруг Чебак возьмет и всех сдаст?
Фюрер нахмурился:
- Блин, точно. Я об этом и не подумал. Надо хоть предупредить его, что ли, чтоб молчал. Пойду, побазарю...
Когда Фюрер вышел, Руден, со смешанным чувством восхищения и презрения, выматерился.
- Это ты в чей адрес? -поинтересовался Чикатило.
- Да в Чебака, в чей же еще. Сначала я его начал охаживать, вот в чем дело. А он, сука, скользкий, как уж. Если бы не Бек - удрал бы в самом начале.
- Так он и у меня выворачивался, только у меня так просто хрен вывернешься. Успел я ему приложить, аж самому приятно. Это потом, когда я хватку ослабил чуток, он и выскочил из тапочек. Только я не помню, откуда швабра-то взялась...
Мама Света, Тортилла и Катя СС в ложь поверили. И Чебак никого не сдал. Мало того, он во всеуслышание заявил, что зла ни на кого не держит, что все понимает, за что он отоварился, понимает, что вел себя неконкретно и откровенно восхищался Беком:
- От Игоря я бы ушел, как тот колобок. Но тут появился Бек. Ну и куда я денусь от этой дурмашины? Как я вырвался, сам не понял, думать было некогда. Давно я так быстро не бегал...
Двадцатая сидела у себя, до сих пор перебирая в памяти подробности вчерашнего вечера. Руден все время повторял, что Каратэ ну никак не мог пробить ему голову голыми руками, то ли кастет у него был, то ли еще что.
Дверь распахнулась и в комнату ворвались двое: Виталя Деловой и Димка Каратэ, легок на помине.
- Слышь, ты! - с порога заорал Каратэ на Рудена. - Ты что на всех углах всякую хрень несешь?! Ты чего, сука, сплетни раскидываешь, а? Не было у меня в руках ничего, понял?!
На Каратэ страшно было смотреть. Глаза бешеные, рот перекошен, лицо багровое. Руден аж передернулся и на всякий случай отодвинулся подальше, прикрывая руками голову, опасаясь, как бы Каратэ снова не впечатал по ней.
Деловой, с важным видом, поддакнул:
- В натуре, не было. Сам видел.
Как вы меня все достали...
- Каратэ, заткнись нахрен, - тихим голосом прошипел Чикатило. - И так башка по швам трещит. Сядь. Сядь, я сказал.
Димка сел на стул напротив Чикатилы. Деловой остался стоять.
- Леня, ну не было у меня в руках ни трубы, ни кастета, - сказал Димка. - Я сам не знаю, как так вышло, но руки у меня были пустые. Это первое. Второе. Ты, Руден, мне вчера ''олимпийку'' порвал. Ты мне должен три сотни, за нее.
- Ты что, опух? - возмутился Игорь. - Какие три сотни? А ты не думал, сколько ты мне должен за голову? Я тоже могу залупить тебе столько, что в жизни такую сумму не поднимешь.
- Ты не прав, - покосился Деловой на Рудена. - Голова - это не вещь, а
''олимпийка'' денег стоит.
- Короче, ничего не знаю, - отрезал Каратэ. - Не можешь себя по пьянке
контролировать, будешь на деньги попадать.
Чикатило вызверился:
- Ка-акие мы блатные, надо же, а... Ты что тут из себя крутого корежишь? Контролировать, смотри ты, как заговорил. Ты сам-то, когда бухой, много себя контролируешь?! За примером далеко ходить не надо, Банзая вспомни! Контролер, мать твою... Не позорился бы, а? Скажи спасибо, что Банзай тебя не сдал, Фюрер отговорил... В общем так. С пьяного спроса нет и давайте без взаимных претензий. Оба хороши. Вопрос исчерпан? Исчерпан. Всего хорошего...
- И тебе не хворать, - буркнул Каратэ, выходя.
Руден тихо прошептал:
- Хана Деловому. Земляк называется, мать его за ногу. Он недалеко от меня обитает и если он после учебы дома будет жить, я ему устрою райское наслаждение, кровью ссать будет, чума ходячая... Спасибо, Чикатило, за то, что впрягся.
- Кушай с булочкой. Руден, я и тебя сейчас проканифолю, уж не обессудь. Тебе не кажется, что с тех пор, как ты начал ходить - ты начал буреть, натуральным образом? Ты обороты сбрось, пожалуйста. Нет, я не говорю, что надо спускать все хамство, вовсе нет. Просто не нужно самому скотинеть. Ты просто границу чувствуй и все будет тип-топ...
Руден познакомился с одной мадам, по имени Саша. Нормальная девка,
абсолютно здоровая, местная, в ''сотке'' у нее училась подруга, тоже Саша. И Саша-первая часто навещала Сашу-вторую. А поскольку Саша-вторая была частой гостьей в 20-й, то и Саша-первая тоже стала туда наведываться.
Ну вот. Между Игорем и Сашей завязался роман. Из-за Саши-то Руден и бросил глухарку Ларису Два На Полтора.
Чикатило по-прежнему волокся за Гулей, не обращая внимания на
предупреждения Паука и других доброжелателей. Чикатило готовился ко второй стадии своей ''коварной операции'': собирался ''перекрыть кран''. И это несмотря на то, что Чикатило питал все-таки искренние чувства к Гуле.
Фюрер же, бабник этакий, вообще работал на три фронта: Танюха, Гуля и
Катенька-переплетчица, влюбившаяся в него со страшной силой. Над чем Фюрер откровенно насмехался:
- Ну и что, что она дурочка? Зато фигурка какая! И потом: ну не отказывать же даме, которая сама под тебя стелится, а? Вот и я про то же...
К концу первого полугодия пацаны шутили:
- Тут уже не понять, кто с кем. Перетрахались все со всеми так, что Санта-Барбара отдыхает...
Мама Света и Катя СС, принципиальные противницы любовных похождений
внутри ''сотки'', пытались хоть как-то повлиять на ход событий. Частично им это удавалось, но за всеми же не уследишь.
В ''сотке'' существовала такое правило: если ты пошел в какую-нибудь комнату, неважно в какую и зачем, то, прежде, чем войти в нее - внимательно послушай, не скрипят ли там койки... И если ты услышал характерный такой, специфический звук - будь человеком, не ломай кайф влюбленным. Иначе тебя потом самого поломают...
Один раз Чебак, шалун такой, влетел в 20-ю:
- Порнуху будете смотреть? Да нет, не по ящику, а у Ящика, гы-гы! Пошли за мной, только тихо.
Все, кто в это время был в комнате, радостно вывалились в коридор и гуськом потянулись к 26-й комнате, где жил Саня Ящик, лозоплетчик. Кроме него, в ней жили еще два пацана, которые практически ни с кем не общались. Даже не знали, как их зовут.
Ящик получил свою кличку за то, что его назначили ответственным за
телевизионку. Какая у него болячка, чем он страдал - полный мрак. Он был абсолютно нормальным в плане психики, ходил ровно, без перекосов, физических изъянов не было. Как то Ящик обмолвился, что у него в ступнях вставлены титановые кости, так как свои он раздробил в аварии. Ему никто не поверил, потому что уже знали, что Саня - мастак на всякие душещипательные и слезоточивые истории...
Пацаны по очереди приникали к замочной скважине и восхищенно матерились, одними губами. Умудрившись не произвести ни малейшего шума, все, один за одним, смотрели на то, что происходило в 26-й и, пресытившись зрелищем, отходили в сторону, уступая просмотровое место следующему.
Пацаны долго потом поражались изобретательности и фантазии Ящика.
Некоторые даже пытались повторить со своими подружками подсмотренные позы. Впоследствии они удрученно признавались, что у них ТАК ни хрена не получилось, то ли гибкости не хватило, то ли ловкости...
ГЛАВА 17.
Приближался Новый год, а за ним - долгожданные зимние каникулы. Все группы готовились, по традиции, к концерту, посвященному этому событию. Также учащиеся ''сотки'' готовились к не менее традиционной пьянке, которая, как правило, начиналась сразу же после окончания торжественной части.
В этот год концерт назначили на двадцать пятое декабря. Сориентировавшись с этой датой, те, кто жил далеко от Новосибирска, уже заранее взяли билеты, дабы попасть домой. Этим не озадачивались только те, кому домой ехать на электричках. Ну и еще - детдомовские, которых на зимние каникулы всегда оставляли в общаге...
Чикатило с Руденом тоже не волновались. Еще черт знает когда договорились добираться до дому на электричках. Слов нет, долгая песня, зато ощутимая экономия на деньгах, да и вместе - веселее. Более того, в попутчики парням напросились две девчонки: слабослышащая и глухонемая. Одной надо было ехать до Барнаула, как и парням, другой - всего лишь до Черепаново...
Ехать договорились двадцать шестого, в пять тридцать утра, чтобы успеть на первую утреннюю электричку и чтобы не ждать долго пересадки. Таким образом, в Барнауле Игорь, Алексей и Оля оказывались часа в два дня.
Оля-то жила в Барнауле, Алексею до своей ''пряхи'', сиречь, до пригородного поезда, надо было ждать до семи часов, а Игорю вообще - до одиннадцати вечера... И вот, наконец-то - Новый год, так сказать. До обеда, как всегда, был концерт, подготовленный силами учеников. Мама Света в этот раз даже и не пыталась привлечь Алексея к выступлению, заранее зная, что это - дохлый номер. Так же не вышли на сцену Маршал, Еврей и Бек. Костя - по причине хренового самочувствия, а Бек с Евреем упороли домой задолго до двадцать пятого, так с билетами вышло.
Дождавшись, когда отпоются и отпляшутся свои ребята и горячо им
поапплодировав, Чикатило, Фюрер, Борман и Веселый пошли в бытовку, варить, жарить и парить. Вообще то, именно эту бытовку хотели занять обувщики - втораки, но по причине своей малочисленности они от этой затеи отказались. И тогда ее прочно оккупировала ''бригада''.
Остальные пацаны, не занятые в готовке, мотались по оптовым рынкам, по
дешевке скупая все необходимые продукты. Алкоголем озадачился Гуляй,
пообещав надыбать пять литров спирта, которые после несложных процедур
превращались в десять литров водки...
Поскольку отсутствовали Бек, Еврей и Рыбак, то на гулянку напросились другие парни - Банзай, Малой и Калмык, отчего-то сдружившийся с Пауком. Также в эту дружную компанию влился Сергей Василич, земляк Чикатилы и Рудена, окрещенный в свое время Мутантом. Бесспорно, кличка жестокая, но более чем точно отражающая действительность... Тем более, что в глаза Серегу так никто не называл и он, до поры до времени, о своей кличке не ведал ни сном ни духом.
Мутант притащил с собой трех глухарок. Барнаульская Оля в то время дружила с Коленвалом и ее присутствие было понятным. Но вот Рита и Лариса Два На Полтора были там, как говорится, ни в звезду ни в свастику.
В общем, компания подобралась разношерстная, но все-таки - своя. Чикатило хотел, ради прикола, позвать Гулю с Надюшей. Хотелось посмотреть, как Фюрер будет выкручиваться из этой щекотливой ситуации - его Танька была здесь же. Но девчонки к тому времени уже были дома.
Конечно же, и Мама Света, и воспитатели, и другие мастера прекрасно знали, что их подопечные будут пьянствовать. Праздник есть праздник, традиции есть традиции, инвалиды - тоже люди...
И все бы хорошо, но в самом начале гулянки имела место быть небольшая
разборка. На этот раз - за Калмыка.
Сидевшие в бытовке парни услышали грохот, крики. Это Равиль Татарин,
ампутант-заготовщик лупцевал Калмыка. ''Бригада'' высыпала в коридор. Калмык не делал никаких попыток как-то защищаться, хотя Макс утверждал, что в свое время занимался кикбоксингом. Ничем он не занимался, судя по всему. Иначе бы не летал от стены к стене.
Борман с Чикатило вклинились между Калмыком и Татарином и аккуратненько так оттеснили их друг от друга. Тут же, рядом стояли Грань и Грудина, из комнаты Адвоката. Они с удивлением вылупились на пацанов:
- Вы че приперлись, перваки? Дуйте отсюда, пока целы!
- Разуй глаза, балбес! - прошипел Огонь. - Ты на кого батон крошишь, чувырло?! Этот пацан - наш. Понял?
Грудина, засунув руки в карманы брюк, пьяно ухмыльнулся:
- А мне по барабану, чей он. Не будет на баб рыпаться... Он на Серегину Гальку что-то там сказал, то ли обматерил ее, то ли на три буквы послал.
Татарин порывался ударить Калмыка, но Борман держал его крепко.
- Вы что, ребятки, очумели? - удивленно спросил Фюрер. - Сами толком не разобрались, из-за чего хипеж и начали тут права качать. Кто так делает?
- А пошли до баб и у Гальки спросим, что к чему, - вкрадчиво предложил Грань.
Все гурьбой ломанулись в женскую половину общаги. Вызвали из комнаты эту самую Гальку, которую Чикатило с удовольствием бы поимел, если бы у нее с головой был порядок...
- Рассказывай, - потребовал Равиль.
- А че рассказывать, че рассказывать? - недоуменно протянула Галька. - Смотрю - идет по коридору симпатичный мальчик, я с ним поздоровалась, а он на меня что-то такое сказал, а я не расслышала. Все.
- Как все? - оторопел Грань. - Ты же орала, что он тебя послал...
- Я не расслышала, мне показалось.
Чикатило с чувством выдал девятиэтажный мат, Галька вздрогнула.
- И все? - насмешливо поинтересовался Чикатило. - Тебе показалось хрен знает что и ты, дура, подняла из-за этого хай? Я фигею в этой ботве!
Он развернулся и пошел прочь по коридору. Проходя мимо Грудины, Алексей усмехнулся:
- Тоже мне, рыцари нашлись, елы-палы... Пошли, пацаны, больше я в такие игры не играю. Надоело распыляться ни за что.
Грудина сказал вслед:
- Смотри, Чикатило, доиграешься. Я, в натуре, позову блатных из Академгородка и ты им пятьсот рублей отдашь просто так, за то, что они приехали.
- Слышь, ты! - ощерился Чикатило. - Эти твои ''блатные'' - где они найдут деньги?
- Какие деньги? - опешил Грудина.
- Откупные. Им ведь придется заплатить за свой наезд. И тебе, кстати, тоже, куда ж ты денешься. Рискнешь, а? Зови своих, я один выйду, пару слов им скажу. Если они не такие дебилы, как ты - пострадаешь только ты один, причем качественно, от своих же. Ну, а если твои дружки с детства по уму недоразвитые - под пресс пойдут все. Я свое слово сказал. Действуй, Маня!
Тут подлетел глухарь Миша из шестой комнаты и стал ожесточенно
жестикулировать Чикатиле: мол, ты их не трогай, они мои друзья, я тебя за них порву, как британский флаг. Чикатило просто-напросто отпихнул Мишу в сторону и презрительно бросил Грудине:
- Переведи ему все, что я только что сказал, ИХ это тоже касается...
И ушел в бытовку. А Фюрер с Огнем еще долго убеждали втораков, что с
Чикатилой шутки плохи и что кровь запросто может политься рекой...
Коленвал потом долго смеялся:
- Веришь - нет, эти двое так расписали, что может быть с непонятливыми, что втораки, в натуре, тряслись, они аж протрезвели. Глухарь этот сразу помчался к своим, пересказывать все эти ужасы. Они теперь тебя за километр обходить будут, вот увидишь...
Гульбан прошел как надо, то есть очень хорошо. Хватило всего и на всех. Чикатило с Руденом много не пили, так как предстояла долгая дорога домой. Впрочем, у Игоря была еще одна причина не пить, насквозь житейская - его подруга Саша. В ту ночь, по словам Игоря, они в первый раз сделали ЭТО. И неплохо сделали, судя по их сияющим физиономиям.
Малой, Банзай и Веселый довольно быстро перешли в горизонталь. Их
складировали в одной комнате, в двадцать девятой, чтобы Борману наутро было с кем похмеляться...
Несколько раз заходили дежурившие в ту ночь воспитатели и соцпедагоги,
проверяя, все ли в порядке. А все было в полнейшем ажуре. Огонь, правда, порывался пойти к вторакам и дать им в дыни, но Гуляй молча поднес к его носу свой немаленький кулак. Огонь утихомирился.
Чикатило попробовал, эксперимента ради, подбить клинья к глухарке Рите
(аппетитная была девочка, чего уж там), но получил решительный отпор.
''Бригада'' ржала долго...
Маленько погодя, к веселой и шумной компании присоединилась другая, не столь многочисленная, но от этого ничуть не менее шумная - заготовщики : Мотя, Антикиллер, Татарин и Горбатый со своей подругой, тоже из их группы. Калмык к тому времени уже уехал домой, получив от "обработанного" Гуляем Татарина извинения...
Руден, проводив Сашу на трамвайную остановку, завалился спать. В бытовке оставались Борман, Чикатило, Мутант и Гуляй. А остальные уже были в отрубе...
Домой Чикатило добрался нормально. Первым делом он позвонил своему другу Хищнику. Серега приехал на своей новенькой ''семерке'' буквально через десять минут.
- Это мы с тобой первый раз так долго не виделись, - сказал Серега, когда друзья обнялись, похлопывая друг друга по спине. - Ну, давай, рассказывай, как оно там ничего. А то ты в письмах такие ужасы писал... Погоди, сначала два вопроса: у тебя деньги есть? А то мы тут складываемся, новый год будем у Фиксы отмечать. И второй вопрос: ты надолго?
- Ответ первый: деньги есть, правда, немного, но это поправимо. А приехал я на две с половиной недели, стандартно, как у всех. Каникулы как каникулы, ничего особенного. А вот потом я уеду и - до лета. Конечно, если раньше домой не отправят...
ГЛАВА 18.
Каникулы пролетели, как ''МиГ-29''. И Алексей уже ехал обратно, в ''сотку''. Ехал так же, на электричках, с пересадками в Барнауле и в Черепаново, без попутчиков.
Первый, кто встретился Алексею на пороге училища, был Семен. Клички у него не было, Семен был один такой на всю ''сотку''.
- Кто из наших уже приехал? - спросил Чикатило, поздоровавшись с Семеном и охранником Батей.
- Бек с Чебаком уже приехали, - прогудел Семен. - И Огонь с Коленвалом тоже здесь. Руден только что звонил, просил передать, что приедет через неделю, у него дома какие-то проблемы. Рыбак у вас в комнате сидит. Фюрера еще нет.
Батя протянул Алексею клочок бумаги:
- Тут еще ваш Еврей звонил, просил, чтоб вы его встретили, а то у него вещей много. Я записал номер поезда, номер вагона и время прибытия. До поезда еще три часа, так что ешь с дороги, собирай ваших и дуйте на вокзал.
Алексей поблагодарил охранника и пошел к себе в комнату, волоча на себе две тяжеленные сумки, попутно здороваясь со всеми, кого еще не видел.
Пинком открыв дверь комнаты, Чикатило радостно заорал с порога:
- Ну что, суки, не ждали? А я приперся! Здорово, инвалиды!
Сидевшие в комнате пацаны также обрадовано взвыли:
- От инвалида слышим! Здоровый нашелся, тоже мне! Здорово, угроза баб!
Обнявшись с каждым, Чикатило сообщил:
- Так, парни. Сейчас быстренько похаваем и отправляемся в путешествие на же дэ вокзал, Еврея встречать. Паровоз прибывает в пять часов, так что время еще есть. По пути зайдем на телеграф, я домой позвоню, своих успокою. Поедете?
Бек пожал плечами:
- Поехали, все равно делать нечего. Хоть поугораем. Может быть, опять Еврей денег нашкуляет, как в тот раз, на рынке...
Пацаны со смеху покатились. Дело было так. В ноябре Еврей предложил съездить на крупнейший оптовый рынок Новосибирска, купить зимних шмоток. И по ходу дела, пока вся банда рыскала по оптовке, Еврею насовали денег, около двухсот рублей. Некоторые торговцы впридачу даром отдали Еврею вещи, которые он хотел купить. В итоге, все, кто ездил на рынок, обратно приехали пьяные в дымину...
Встречать Еврея поехали Чикатило, Бек, Рыбак, Огонь, Коленвал, Чебак и Грань. Пока Чикатило звонил домой, Чебак успел купить ноль семьдесят пять водки. В троллейбусе, когда чуточку ошалевшая контролерша проверила у всех пенсионные удостоверения и села на свое кресло, Чебак с невозмутимым видом достал бутылку, откупорил ее и стал наливать водку на виду у всего народа. Стоявшие неподалеку какие-то пацаны изумились:
- Вы что, рехнулись?
- А мы - инвалиды, нам можно, - ответил Чебак. - Давайте, присоединяйтесь, если хотите.
- Ну вы и беспредельщики! - еще больше удивились пацаны, но от предложенной выпивки не отказались.
В вагоне метро Чебак стал требовать продолжения банкета:
- Давай, Грань, доставай флакон. Ехать долго, а парни замерзли, поди.
Сидевший напротив Чебака молодой парень внушительных размеров достал из кармана дубленки красную книжечку, раскрыл ее и показал Чебаку, ласково при этом сообщив:
- Если ты сейчас не заткнешься, я тебе этот флакон в жопу засуну, донышком.
Чебак мгновенно успокоился, правда, ненадолго. Заметив стоящую в углу вагона симпатичную девчонку, он стал специфически махать рукой, пытаясь обратить ее внимание. Таким жестом обращаются к глухарям, которые стоят неподалеку...
Ноль реакции. Огорченно вздохнув, Чебак уставился в потолок, не обращая внимания на то, что парни ржут, спрятав лица в ладонях. Мент, наклонившись к Беку, что-то спросил у него. Бек, уже не в силах сдержаться, грохнул на весь вагон, перекрывая шум несущегося поезда. И смеялся до самого вокзала.
Выйдя из метро на улицу, Чебак спросил у него:
- Насчет меня, поди, спрашивал?
- Ну. Спросил, все ли у тебя дома.
- М-да, не понимают менты юмора.
- Это уже не юмор, - сказал Чикатило. - А нарушение правил поведения в
общественном месте. Скажи спасибо, что он тебя не повязал. Просто не захотел, а мог бы, запросто.
Спрятавшись от пронизывающего северного ветра под переходным мостом, за широкой стойкой опоры, допили водку, поглядывая по сторонам, чтобы не проворонить милицейский патруль.
Уже стемнело, когда объявили о прибытии тюменского поезда на пятый путь.
- Какой вагон? - спросил Бек у Чикатило.
- Тринадцатый. Везет нам на эту чертову дюжину, обалдеть можно...
Еврей уже был на улице. Рядом с ним стояли два парня в военной форме, но Чикатило не смог разглядеть, к какому роду войск они принадлежали.
- Здорово, старшина! - играя на публику, поздоровался Алексей.
- О, Чикатило, салям алейкум!
Стоящие возле вагона девки шарахнулись в сторону. Побросав окурки, они
шустро залезли в вагон. Пацаны сломались пополам от хохота.
- Видали? - с гордостью сказал Еврей. - Пока ехал - познакомился с курсантами Кремлевского полка. Ну и побухали с ними маленько...
Ясно, подумал Алексей, Еврей асфальтовым катком проехался по свободным
ушам. Чечня, снайпер, старшина, четыреста жмуров, ''За боевые заслуги'' и прочая...
Судя по ехидным лицам Огня и Рыбака, они подумали примерно так же. Ну что поделать, Еврея уже поздно перевоспитывать. Как врал, так и будет врать. И что обидно, многие будут покупаться на эту лапшу. Ну и хрен с ним.
Народ наблюдал следующую картину: по лестнице поднималась донельзя
странная процессия. Бек волок на себе коляску. Еврей рюкзаком висел на спине Коленвала. Чикатило пер на себе огромный рюкзак с торчащими из него протезами, а под мышкой у него были костыли. Огонь с Рыбаком с натугой несли по два мешка, доверху забитые чем-то тяжелым. А вот Чебак с Гранью куда-то испарились. Вся банда пыхтела, ржала и материлась.
Подойдя к автобусной остановке и свалив в кучу все мешки, парни перевели дух и закурили, понося Еврея на чем свет стоит.
- Щас догонимся, братва! - и Еврей укатил к небольшому магазинчику.
Минут через пять он вернулся и вытащил из-за пазухи две бутылки водки, по ноль семьдесят пять каждая.
- Одну купил, вторую бесплатно дали! - похвастался Вован. - А мне что,
отказываться?
Эти две бутылки приговорили тут же, не отходя от кассы. В процессе выпивания к пацанам подошли мужик и баба, неопределенного возраста, одетые во всякий хлам. Бомжи, явно. Скромненько так попросили налить им ''для сугреву''. Еврей, уже пьяный в дымину, начал с ними разговаривать. В итоге Еврей объявил себя Вованом Тюменским и вопя во все горло, стал приглашать бомжей в гости:
- Да век воли не видать, если у вас какие-то проблемы возникнут, найдете меня, Вована Тюменского, в ''сотке'' и я со своей бригадой любой рамс распинаю! Только пыль столбом стоять будет, или я не я буду!
Ошалевшие бомжи тихо слиняли, от греха подальше. А Еврея понесло:
- Так, братва! Ну их в баню, этих лоховозов! Поедем на такси, с ветерком и музыкой, до самого парадного хода!
- Какое, нафиг, такси? - возразил Огонь. - Ты что, больной? Тут ''газель'' нужна.
- А? А, ну да. Значит, поедем на ''газели''! Я сегодня плачу за все! Вон наша, как раз, в нее и грузимся!
- Угомонись, Еврей, там уже люди сидят...
- А нас - рать! Э, шеф! Выгружай всех, плачу за все места! Повезешь одних инвалидов!
- Сколько вас? - процедил наголо стриженый мужик.
- Тебе какая разница? Я все места покупаю, сказал же! Повезешь нас до
Немировича-Данченко. Ну?
А Бек тем временем уже залез в салон ''газели'' и шуровал там. Выгнал троих пацанов, помогая им тычками. Те что-то начали возмущенно возмущаться, но наткнулись на забыченные взгляды Рыбака и Чикатилы. Рыбак выразительно помахал в воздухе кулаком, а Чикатило дружелюбно оскалился:
- Не балуйтесь, хлопцы, не надо. А не то полетите, как фанера над частным сектором.
Те буркнули что-то неразборчивое и отошли к другой маршрутке. Коленвал с Огнем уже закончили погрузку вещей и Еврея. Когда все с пьяными воплями расселись, Еврей скомандовал:
- Трогай, шеф! Немировича-Данченко, сто, училище для инвалидов.
Чикатило сострил:
- Первый подъезд, второй этаж, двадцатая квартира, гы-гы!
Сколько ехали, столько и галдели, орали всякую чушь, пели, причем каждый - свое. ''Шеф'' только морщился. Поскольку все были пьяные и стекла в ''газели'' были запотевшие, никто не видел, куда все, собственно говоря, едут...
- Прибыли, Немировича, - объявил водитель, остановив микроавтобус.
Все радостно завопили и гуськом десантировались наружу. Еврей отдал водиле деньги и вывалился из салона прямо в снег.
- Не понял, - удивленно протянул Огонь. - А где мы есть? Эй, стой! Ты куда нас завез, сука?!
Но ''газель'' уже рванула с места, прошлифовав задними колесами наледь на дороге. Оглядевшись вокруг, Чикатило зло выматерился:
- Отставить истерику! Он нас, гад ездучий, наколол примерно на километр, грубо говоря. Это - перекресток Немировича и Ватутина. Так что - кругом и минут двадцать топаем своим ходом. Авось, протрезвеем, пока дойдем...
И Чикатило, взвалив на себя мешок с Евреевскими ''ногами'', на автопилоте побрел в сторону ''сотки''. Костыли он держал так, чтобы в любую секунду можно было на них опереться. Дойдя до ярко освещенной бензозаправки, Алексей остановился покурить. Остальные отстали. И только тогда его кинуло в жар, когда он сообразил, ГДЕ курит...
Мать твою, зло подумал Алексей сам на себя, мало тебя газом обжарило? На бензинчик потянуло, идиот?! В натуре, ишка с хошхой...
Как то, в одной из пьянок, Еврей докопался до Бека, говорит ли тот по-казахски или нет. Получив отрицательный ответ, Еврей принялся обучать Бека казахскому языку. Я, мол, на Байконуре за два года навострился бегло шпрехать по-ихнему, и тебя научу. Пацаны ржали на всю общагу, глядя на эти кадры. Со слов Еврея, ишка по-казахски - свинья, а хошха - то ли осел, то ли олень, спьяну точно не запомнили. А переспрашивать было лень, да и к чему?.. Нет, это же надо было
додуматься! Русский учит казаха казахскому же языку. Фраза для коллекции Михаила Задорнова, который писатель - сатирик... Кстати, Алексей воочию видел написанный на бетонном заборе ''шедевр'' русского
языка, про который Задорнов упоминал в одном из своих концертов: "ДА
ЗДРАВСТВУЕТ ТО, БЛАГОДАРЯ ЧЕМУ МЫ, НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО!". Действительно, существует такая достопримечательность...
У обочины резко остановилась милицейская ''пятерка'' с опознавательными знаками вневедомственной охраны. Из нее выскочили двое: лейтенант и сержант.
- Эй, друг, не торопись!
Сержант подошел к Алексею справа, лейтенант - слева, чуть поодаль, взяв Чикатилу на прицел своего ''АКСУ''.
- Документы! - потребовал сержант.
- Да бога ради, - Алексей, стараясь не делать резких движений, достал из кармана куртки свое милицейское удостоверение.
Сержант, внимательно изучив его, кивнул:
- Ясно, извини за беспокойство. Ты как, нормально себя чувствуешь? Может, подвезти?
- Спасибо, ребята, не нужно. Я не один. Да и идти недалеко.
Лейтенант, опустив автомат, усмехнулся:
- Поди, тех ждешь? - он указал стволом на согнувшихся под ветром пацанов.
- Ну да, мы с одной общаги. Что, уже проверяли?
- Разнимали мы их, - засмеялся лейтенант. - Они там драку затеяли, меж собой. У вас там все такие? И дерутся, и смеются. Вы поаккуратнее, что ли...
- Ой, лейтенант, ну напились на радостях, давно не виделись. Это они не дерутся, а ваньку валяют. У нас так не дерутся, честно говоря.
- Да? Ну тогда ладно, друг, не болей!
- Спокойного дежурства, ребята!
И ''пятерка'' умчалась. Чикатило, дождавшись, пока подойдут остальные,
обматерил их. Пацаны удивились:
- Ты чего лаешься?
- Вы что, парни, с дуба рухнули? Это хорошо, что менты нормальные попались. А то уехали бы сейчас в шестое отделение...
- А мы что? Мы ничего, это Бек начал шалить, - пожаловался Коленвал. - Ни с того, ни с сего начал своими кувалдами размахивать. Мне в ухо зарядил, а с Огнем стал в снегу валяться. Блин, у меня завтра ухо будет как лопух.
- Ты что, обиделся? - захихикал Бек. - Я же шутейно. Давай во второе ухо дам, чтобы одинаковые были.
- Иди ты! - шарахнулся Коленвал.
- Падла, сильный, как бык, - пробормотал Огонь, отряхиваясь от снега.
Пока банда инвалидов дошла до ''сотки'', Бек еще раз, прямо возле самого порога, помял обоих слесарей.
Дверь в семнадцатой Чикатило выбил ногой, так как ключ от комнаты был у Чебака, а сам Чебак был неизвестно где. Еврей, сняв с себя армейский бушлат с нагрудной нашивкой ''Вооруженные силы РФ'', протянул деньги Рыбаку:
- Сгоняйте с Беком, водяры возьмите.
- Еврей, может хватит, а? Лучше Чикатиле отдай, в ''общак''.
Вова упрямо мотнул головой:
- На ''общак'' деньги есть. А сегодня я угощаю, пить, так пить! Дуйте, говорю!
В конце концов, пришлось разнимать Рыбака с Евреем, когда они начали
вспоминать свое армейское прошлое. Сначала все было тихо - мирно, потом Еврей вдруг заорал, разорвав на груди свою камуфляжную майку:
- Ну давай, давай, врежь мне! Покажи, чему тебя научили! Покажи, как ты умеешь убивать!
Чикатило в одну секунду стал трезвым. В его мозгу вихрем пронеслось: если Рыбак съедет с катушек, Еврей - труп, в буквальном смысле.
Рыбак уже вставал с койки, лицо у него стало вдруг МЕРТВЫМ, когда Чикатило вклинился между ними. А там и Бек встал:
- Еврей, тебе уже спать пора. Давай, поехали баиньки.
Рыбак несколько секунд тупо смотрел СКВОЗЬ Чикатилу, потом его отпустило. Он крепко обнял Алексея и... заплакал. В комнате воцарилась абсолютная тишина, прерываемая всхлипами Рыбака.
Пускай проревется, подумал Алексей, стиснув зубы.
Сколько раз он наблюдал такие картины! Когда бывший мент или военный,
напившись, впадали в пьяные истерики. Не жилось бывшим опогоненным
спокойно, не хватало им того напряга, который они испытывали на службе. Тосковали они по своим СИСТЕМАМ, пытаясь заглушить эту тоску алкоголем. Алексей эту тоску ох как понимал! Вот только алкоголь - это не выход из положения...
Еврей опять устроил себе водные процедуры. И опять уснул в ванне, Ихтиандр недоделанный. Мама Света в последний раз его предупредила:
- Еще одна такая ночевка - и ты поедешь домой, ты меня уже достал своими выходками! Дома будешь в ванне ночевать, если она у тебя есть, конечно. Ты меня понял?
Вова понуро кивнул. И на перемене сказал всем:
- Да пусть выгоняют, мне по фигу! Приеду домой, найду блатных. Они мне давно предлагали киллером стать. А что вы ржете? Ни один мент не додумается, что я - убийца...
- Дурак ты, Еврей, - молвил Чикатило. - И уши у тебя холодные. Заруби себе на носу одну простую истину: никогда не считай ментов дурнее себя. Это я тебе на тот случай говорю, если тебе так называемые блатные все же действительно предложили эту работу, в чем я лично глубоко сомневаюсь. Тоже мне, Александр Солоник нашелся. Не смешил бы людей, а?
Неделю Чикатило с Беком жили в комнате вдвоем. Первым приехал Руден,
сверкая синяком под левым глазом. Смеясь, он поведал:
- Я в сентябре сюда приехал с ''фонарем'' под этим же глазом, уехал на каникулы с ''фонарем'', опять же, под левым глазом. И сейчас - та же песня. Блин, я в натуре, скоро на это моргало ослепну, ха-ха-ха! Ну, а вы тут как?
Борман рассказал о недавней хохме:
- Тут к глухарям в гости один вася приходил, весь из себя крутой. Стоит такой в раздевалке, курит с важным видом. И на меня: типа, я - крутой, я восемь лет боксом занимаюсь, я тут любого отделаю... Я ему семафорю: мол, я сейчас Бека найду, налью ему стакан спирта и все, тебя уже никакой бокс не спасет. Он шары выпучил, спрашивает: а кто такой этот Бек? Я ему твои, Бек, габариты отметил, потом говорю, показывая на его башку: у него такой кулак, как твоя дыня. Тут ваши глухари заходят, этот вася к ним: кто такой Бек? Е-мое, я думал, меня сдует от ихней жестикуляции. И на меня: ты только Беку ничего не говори, ладно?
Что правда, то правда. Глухари, узнавши, что Бек пьет, закрывались в своей комнате до утра. Единственный, кто спокойно себя чувствовал - Женя Кузема. Его Бек искренне уважал, да и не только Бек, откровенно говоря...
Затем приехал Фюрер, все каникулы проведший у своей Танюхи. На вопрос Мамы Светы, почему он так долго отсутствовал, Фюрер, не моргнув глазом, соврал: дескать, от Верх-Тулы вся дорога была заметена, автобусы не ходили. А сам хвалился пацанам: мол, решил Таньке побольше внимания уделить, а то девка совсем изголодалась...
Последним прибыл Паук, заявив, что после Нового года он проходил
переосвидетельствование в БМСЭ.
ГЛАВА 19.
В одно прекрасное январское утро, перед началом уроков, в 20-ю влетел
запыхавшийся Князь. Переведя дыхание, он выпалил:
- ''Хаммер''!
Пацаны тут же забыли про завтрак и толпой выглянули в окно. Пусто, один древний ''ГАЗ-69'' стоит возле одного из гаражей.
- Да нет! -засмеялся Кирилл. - Не здесь, а возле Речного вокзала. Ты, Чикатило, просил сказать, если увижу. Вот я и говорю. Возле Речного вокзала есть один автосалон под открытым небом, там сегодня твой любимый ''хаммер'' выставили на продажу...
Что там говорить, все уже знали про мечту Чикатилы, включая Маму Свету. Весь участок стены над койкой Чикатилы был сплошь заклеен вырезками из журналов и компьютерными распечатками ''хаммеров''. Вот только в живую, этот автомобиль - легенду пока увидеть не удавалось, сколько не ездил Алексей по Новосибирску. Жутко хотелось увидеть, не говоря уже о том, чтобы поездить на нем...
Чикатило аж ходуном заходил, чем развеселил парней. На смех заглянули Борман с Веселым. Узнав причину хохота, они стали подкалывать:
- Чикатило, ты смотри, не кончи прямо тут, гы-гы!
Всю теорию Чикатило просидел как на кактусе. Учителя с удивлением
поглядывали на Алексея, но никто ничего не спрашивал. Еле дождавшись
окончания уроков, Чикатило, наспех пообедав, ворвался в свою комнату и стал переодеваться.
- Что, на ''хаммер'' поехал смотреть? - фыркнул Маршал. - А на практику?
- О чем ты говоришь, какая практика? - возмутился Чикатило. - Она и так у нас каждый день. А тут такое событие! Тебе не понять, ты не фанат по тачкам.
Бек тоже стал одеваться:
- Я на практике все сделал, так что, я с тобой. Там что-нибудь Маме напилите.
- А зачем ей пилить? - ответил Костя. - Так и скажем, поехали на мечту Чикатилы смотреть, пусть посмеется.
- А в-в-вы к-к-уда, Бек? - в комнату зашел Банзай. - О! Я с в-в-вами!
И тоже умчался одеваться. Куда ехать к этому автосалону, Чикатило уже знал, сразу же спросил у Князя.
Только вот Кирилл, объясняя, перепутал левое с правым и в итоге парни пришли совсем в другое место, прямо противоположное конечному пункту назначения - к автовокзалу. Один таксист, у которого Чикатило спросил дорогу, рассказал, как и куда нужно идти. Бек до самого автосалона материл Князя, Сусанина хренова.
Когда Чикатило увидел, наконец, свой ''хаммер'', он перестал что-либо слышать и видеть. Все внимание было сосредоточено на нем, Его Величестве Хаммере. Длиннющий, широченный внедорожник с кузовом ''универсал'', черного цвета, излучал волны мощи и превосходства над окружающими его людьми и автомобилями.
Охранник и консультант - продавец с любопытством смотрели на то, как
Чикатило нарезает круги вокруг этого мастодонта, восхищенно и виртуозно при этом матерясь. Жаль, что тогда у Алексея не хватило смелости попросить открыть дверцу машины, чтобы посидеть внутри.
На лобовом стекле ''хаммера'' мелом были написаны некоторые его техданные: год выпуска - 1995, пробег - шесть с половиной тысяч километров, салон - кожаный, коробка - автомат, шестилитровый дизельный двигатель о восьми цилиндрах, расход на сто километров - 18 литров солярки, мама, роди меня обратно! Цена - ровно 50000 долларов...
И тут Чикатило запоздало всполошился: фотоаппарат забыл взять, дебил! Так, стоять, без паники. Нужно сначала разрешение на съемку спросить.
- Отец, вопрос можно? - обратился Алексей к охраннику лет сорока пяти. - Понимаешь, такое дело. Мы сами из Казахстана, в командировке находимся. Ну вот. А наш шеф просил ему ''хаммера'' легального найти, купить его хочет человек. И я его вполне понимаю. Можно мы его сфотографируем? А фото в Казахстан уйдет факсом. Дня через три приедут люди и купят эту баржу...
Ох как складно вру, сам себе удивился Алексей. А Бек с Банзаем стояли рядом и кивали головами: да, мол, из Казахстана, ага, в командировке...
- Ну, я не знаю, - протянул чуточку ошалевший охранник. - Я бы разрешил, конечно, что тут такого. Знаешь что? Вон, видишь, мужик идет? Это - хозяин всей этой богодельни. Лучше у него спроси.
Чикатило рванул на перехват.
- Друг! Извини меня, пожалуйста, гада такого. Один вопрос. Разреши нам
''хаммер'' сфотографировать, а?
- Да ради бога, мил человек! Хоть всю стоянку снимайте, хоть на фото, хоть на видео...
- Благодарю! - просиял Чикатило. И вновь обратился к охраннику: - Мы приедем завтра, сейчас с собой фотоагрегата нет. Ты уж, отец, передай по смене, чтобы нас пропустили, хорошо? И, если можно, расскажи, откуда он у вас появился.
- Ты про легальность, что ли? Успокойся, машина насквозь чистая, без
криминального прошлого. Мы ее сами просвечивали, через Интерпол. Ну, не мы сами, честно говоря, а хозяин машины. В угонах не числится, железно. Хозяин - шишка из городской администрации. Если говорить совсем уж откровенно, то машину он не покупал, а получил ее как взятку. Аппарат по проходимости - что-то с чем-то. Сам бы взял эту машину, да зарплата маленькая... Так что приходите,
фотографируйте, вас пропустят, я завтра утром своему сменщику накажу.
Обратно Чикатило ехал в подавленном настроении. Причина была в следующем: отчетливо понимал Алексей, что никогда в жизни ему не купить машину своей мечты. Что ''хаммер'' был, есть и будет мечтой, причем насквозь несбыточной...
Вечером уже все знали, что Чикатило ездил на встречу с ''хаммером''. И Мама Света, вопреки ожиданиям, не распекала парней за пропущенную практику. Она только с грустью посмотрела на Алексея и начала очередную лекцию на тему ''Не сотвори себе кумира''...
На следующий день фотографироваться рядом с ''хаммером'' поехали аж пять человек: Чикатило, Бек, Банзай, Веселый и Борман. Веселый с Борманом, увидев мечту Чикатилы, уронили челюсти. На территорию автостоянки их пропустили беспрепятственно. Охранником на этот раз был молодой парень. Он проводил компанию круглыми глазами и только головой кивнул, когда Чикатило ему сказал:
- Вас должны были предупредить, мы из Казахстана...
Сначала Чикатило сфотографировался на фоне ''хаммера'', один. Потом уже всей бандой. Борман поинтересовался:
- На нем сигнализация стоит или нет? Мы же машину руками мацали, и ничего. Отключили, наверно?
- ТАКОЙ машине, Борман, сигнализация, по идее, нафиг не нужна, - ответил Чикатило. - Но она стоит, ее просто продавец отключил, я видел.
Пацаны уже собрались уходить, а Чикатило все стоял, задумчиво глядя на
''хаммер''. Бек с Борманом, заметив это, подошли к Чикатиле, молча взяли его под руки и потащили к выходу.
- Я, конечно, тебя прекрасно понимаю, - сказал Борман. - Машина стоит того, чтобы о ней мечтали. Но, по крайней мере, в этой жизни тебе ее не купить. Только если кто-нибудь тебе подарит. И то, на солярке разоришься. На этом баркасе только вокруг заправки ездить...
Чикатило, в который раз, думал о том, что в ЭТОЙ жизни ему не достичь ничего из того, что хотелось. Хотелось или служить в спецназе, или работать шофером, или работать автослесарем, или работать в МЧС, спасателем. То есть заниматься тем, к чему душа тянулась. Однако, здоровье, здоровье и еще раз здоровье плюс ДЦП...
И в тот же вечер Чикатило напился, в хлам.
ГЛАВА 20.
Остаток января прошел более - менее спокойно. Не пили слесаря, не пили
обувщики. Теперь первый курс был предоставлен сам себе, так как второй курс практически в полном составе ушел на практику. Общежитие наполовину опустело. Как это ни странно, но стало еще скучнее, чем в первом полугодии. Раньше хоть со вторым курсом периодически разборки были, хоть какие-то острые ощущения были. А теперь и тех нема.
Зато воспитки нарадоваться не могли, видя сплошную лепоту. Ну понятно, для них-то это было хорошо, а пацаны на стенку лезли от тоски. И так продолжалось около двух недель...
На любовном фронте у Чикатилы произошли небольшие изменения. Он стал
дружить с подругой Гули - Надюшей. Паук, сукин сын, оказался прав насчет нее. Неровно она к Чикатиле дышала, как оказалось.
В конце января у Фюрера и Ани, которая Антоха, были дни рождений. Фюрер предложил девчонкам совместить оба мероприятия и отметить их в ''сотке''. Те не возражали.
Заранее договорившись с воспиткой, Надеждой Павловной, насчет разрешения погудеть в бытовке, парни стали активно готовиться. Гулянка получилась на славу. Пили, пели, танцевали. Вот тогда-то Надюша и дала понять Чикатиле, что он ей небезразличен. Откровенно признаться, Чикатило по-прежнему сох по Гуле, но ему начало надоедать то, что Гуля никак не могла определиться.
А тут Фюрер, после одной из вечерних прогулок с Гулей, заявил Чикатиле
открытым текстом:
- Уговор наш помнишь? Ну так вот, Чикатило, хочешь - обижайся, хочешь - нет, но Гулька сегодня сделала мне официальное заявление: она - со мной. Так что, такие дела... Чикатило, я тебя умоляю, перестань так на меня смотреть. Все по-честному. А для тебя так даже лучше. Можешь со спокойной совестью дружить с Надюшей. Потерял одну, нашел другую.
- Я не смогу так! - бешено заорал вдруг Чикатило. - Понимаешь?! Не. Смо. Гу.
- Не понял, как - так? Тебе чего надо, дурень? Тебя такая баба любит! Хватайся за нее всеми конечностями! Нет, я понимаю, что ты Гульку любишь. Только вот, за что? За что ты ее любишь? За красоту? Речи нет, красивая. Ты ее хоть раз целовал? Нет. А я неоднократно. Ты ее трахал? Нет. А у нас все к этому идет, на всех парусах. Не завтра, так послезавтра. Она тебе слово ласковое хоть раз сказала? Нет. А ты бы послушал, как она мне слух ласкает. Так нахрена ж ты так по ней убиваешься? Тем более... Блин, не хотелось тебе этого говорить, но
придется. Иначе тебя ничем не пробьешь. Они в июне заканчивают учебу и
уезжают по распределению. Гулька с Анькой уедут в Якутию. Угадай с одного раза, кто с ними третьим поедет? Молодец, Чикатило, садись, пять! Она меня спросила: если позову с собой, поедешь? Я, конечно, обалдел сперва. У меня просто слов не было, одно мычание. Ну, я согласно и промычал...
- Погоди, Фюрер. Я не понял, какая Якутия, куда ты собрался? А Танька?
Фюрер поджал губы и с важным видом заявил:
- Таньку, конечно, жаль бросать, но Гулька для меня важнее. Танька - это пройденный этап...
И Чикатило, поверив словам Фюрера, скрепя сердце, отошел в сторону, как и договаривались. Он стал дружить с Надюшей.
Что Алексея в ней удивляло, так это то, что Надя страдала астмой, но при этом у нее не было группы инвалидности. А может и была, но скрывала это. Кто их поймет, женщин?
Гуля рассказывала, что у Нади несколько раз были приступы астмы. Хорошо хоть, баллончик этот с собой носила. Правда, один раз Надя его забыла взять, когда пошла с Гулей в ''сотку''. И там ее приступ и достал... Хорошо, что у Коленвала был такой же аэрозоль или как там его...
Как потом Чикатило орал на Надю! Как он ее костерил, это надо было слышать и видеть. Вот тогда-то ''семерочные'' девчонки увидели вживую триллер - ''Чикатило в ярости''...
Из-за того, что произошло в ''сотке'' в течение февраля, как уже упоминалось, многие поседели. Причем не только пацаны - свидетели и участники всех этих дебилизмов, но и некоторые из педсостава...
Кто в этом виноват? Прежде всего, конечно же, виноваты были сами парни. Виновата была вся ''бригада'', все без исключения. Потерпевшие были виноваты в том, что под влиянием и под вливанием в организм непомерного количества алкоголя, не разобравшись, полезли в разборки. Пострадавшие были виноваты в том, что они довели потерпевших до той кондиции, когда всякое терпение лопается. Остальные были виноваты в том, что вовремя не уследили, не пресекли...
В феврале вся ''бригада'' как с цепи сорвалась. И все опять начали пить. Причем напивались до такой степени, что каждый раз утром, с дичайшего похмелья, вспоминался бородатый анекдот, про американского летчика, который нализался с русскими летунами: лучше бы я вчера умер...
Но, с другой стороны, в пьяном виде жить было гораздо веселее, что ни говори. Веселье било ключом и все - по голове.
Бек, который пил больше всех, по количеству, запустил в обиход ''бригады'' такую поговорку - живешь спокойно до первой нашей пьянки. Обычно такими словами пацаны честно предупреждали какого-нибудь провинившегося в чем-либо. Как правило, если предупрежденный не исправлялся, эти слова претворялись в жизнь. Но это были уже крайние меры.
И если пацаны предпочитали пить сугубо в своей компании, то Чикатило с
Фюрером почти всегда пили исключительно с Гулей и Надей. Иногда к этой
четверке присоединялись другие девчонки, ''семерочные''. Пили в основном на улице, возле карьера. Только в лютые морозы собирались в ''сотке'', в двадцатой комнате. Места хватало всем, так как Руден с Беком перетащили из умывалки длиннющую скамейку, а также где-то конфисковали еще один стол. В крайнем случае, если в 20-й собиралось особенно много народа, вокруг столов ставили тумбочки.
Все было бы хорошо, если бы Чикатило сумел выкинуть из головы Гулю. А как ее выкинешь, когда Гуля - вот она, рядом сидит. Надя прекрасно чувствовала ЗАЖАТОЕ состояние Чикатилы. И только один - единственный раз сказала ему:
- Не пойму, чего ты со мной, ты же Гульку любишь...
Чикатило тогда тихо психанул. Схватил со стола бутылку водки, где оставалось чуть меньше половины, и в четыре глотка опустошил ее. Спустя некоторое время он отключился...
А Фюрер, штуцер ему в ухо, как будто не замечал того самого паскудного
настроения Чикатилы, после прогулок с Гулей начинал красочно пересказывать все диалоги, которые были во время этих прогулок.
- Эх, Чикатило, слышал бы ты ее слова в мой адрес! Все, она - моя. И до лампочки мне, что их родители будут против. Мы с Гулькой их просто перед фактом поставим, и пускай они протестуют сколько влезет. Тем более, что мы будем жить в Якутии. Теперь надо думать, как с Танькой мирно порвать...
Ну, что еще Чикатиле оставалось делать? А ничего, только зубами бессильно скрипеть. И тихо спиваться.
Чикатило, вместе с остальными обувщиками, сидел в своем цехе и работал на сборке обуви. Тяжелая была работа, кропотливая. Но, когда он был с похмелья, получалось все, что удивительно. Казалось, должно быть наоборот, ан нет! Вопреки всем и всему, лучше всего у Чикатилы получалось работать именно в похмельном состоянии. Впрочем, у Веселого, Полетая и Лысого дело обстояло точно так же... Во где загадка природы, а не всякие там аномальные явления и прочая чертовщина. Впрочем, никто из вышеперечисленных не ломал голову над
этим феноменом. А зачем, собственно говоря? Работается, и ладно.
Почти вся обувь, по словам Светланы Александровны, которую собирали
обувщики, шла в новосибирские и областные детские дома, приюты, дома
престарелых. Некоторые экземпляры обуви выдавались самим учащимся ''сотки'', в рамках Декады инвалидов, проходившей, как правило, в декабре.
- Слышь, Чикатило, - сказал Фюрер. - У нас сегодня стрелка в шесть часов, возле карьера.
- Ты что, обалдел? Какие шесть часов? Я так рано не встаю.
Князь захохотал:
- А на ''хаммер'' поехал бы смотреть?
- С превеликим удовольствием! То ''хаммер'', а то стрелка какая-то, разница же огромная.
- Ты это, кончай прикалываться. Нас девки наши звали. Попросили закуску организовать, хорошую. Пойло у них свое будет. Так что, берем после практики пельмени, варим их и - на карьер. Ферштейн?
- Яволь, герр обергруппенфюрер!
Дверь распахнулась и в цех заглянул Борман. Он с хитрой ухмылкой поманил Алексея. Тот вздохнул:
- Во, еще один фашист пожаловал по мою душу.
И в это время в цех зашла Катя СС. Вся группа полегла от смеха. Чикатило, так, чтобы соцпедагог, не дай бог, не услышала, прошептал:
- Третий рейх в полном составе, елы-палы, хайль Гитлер, короче...
И сквозанул мимо СС. В коридоре Борман протянул ему несколько фотографий. Чикатило оживился:
- Ну, наконец-то, дождался! Всем сделали?
Это были фотографии с ''хаммером''. Борман кивнул:
- И даже более того. Специально для тебя, Чикатило!
И вытащил из-за пазухи большущую фотографию, где Чикатило был запечатлен с ''хаммером'' один.
- В комнате на стенку приклеишь, пусть все смотрят и охреневают.
- Вот за это, в натуре, огромное тебе спасибо! - расстроганно сказал Чикатило. - Молодец, Борман! А я и не додумался до этого, хошха пархатая...
В цехе фотография пошла по рукам. И каждый, кто смотрел ее - восхищенно матерился вполголоса. А Чикатило улыбался этак горделиво, как будто ''хаммер'' и в самом деле был его собственным.
- Почему не работаем? - в цех зашла Мама Света. - Ах, вот оно что. Ну-ка, дай посмотреть. М-да... Алексей, неужели ты и в самом деле наивно полагаешь, что ты его купишь?
- Нет, Светлана Александровна. Я и так знаю, что не куплю. Обидно, конечно, но пускай хотя бы одна моя мечта так и останется мечтой. Но если вдруг мне так фантастически повезет и ''хаммер'' у меня все-таки появится, я вам обещаю - я на нем приеду сюда, под окна училища. А потом поеду по своим друзьям. И не надо на меня смотреть таким жалостливым взглядом, я вас умоляю. Я всего лишь мечтаю. Как говорится - мечтать не вредно, вредно не мечтать...
На карьер Чикатило не пошел. По той простой причине, что его скрутило
буквально за час. В принципе, в этом не было ничего удивительного - по стране широко шагал очередной вирус гриппа. Не смертельно, однако, приятного мало.
В ''сотке'' тоже свирепствовал этот самый грипп. И Чикатило не стал
исключением, грипп и его сломал. Фюрер, видя такое гнусное положение дел, на карьер пошел сам. Девчонки уже были там, числом четверо, вся пятьсот двадцать пятая комната в полном составе.
- Ты один? - удивились они. - А Чикатило где?
- Дома. Ну, в смысле, в комнате. Срубил его гриппозный грипп, как ту елочку, под самый корешок. Так что, айда к нам. У нас уже швейники собрались тусоваться.
- Как это - к вам? - не поняла Надя. - Это что получается? Лешка лежит больной, а мы - сидим, пьем? Как-то не по-людски будет.
- Да мы его усыпим, - хмыкнул Фюрер. - Борман уже над лекарством колдует, Менделеев болотный. Так что, Чикатило будет дрыхнуть без задних ног, как под общим наркозом, Борман гарантировал.
Девчонки переглянулись и пожали плечами: ну если Борман гарантировал...
Бормановское ''лекарство'' оказалось простым до безобразия. Он дал Чикатиле таблетку аспирина и заставил запить ее... спиртом, которого налил полный двухсотграммовый стакан. Смесь оказалась настолько убойной, что Чикатило вырубился уже минут через десять.
Он не видел и не слышал ничего из того, что происходило в комнате. А впрочем, на что там смотреть? Пьянка есть пьянка, и пишется с мягким знаком, аминь.
Утром Чикатило проснулся и ужаснулся. Вся постель была насквозь мокрой от пота.
- Как самочувствие? - спросил Руден.
Чикатило прислушался к себе и констатировал:
- Бывало и похуже. Жить можно, вот только слабость во всем теле, аж самому противно.
- Ну, это нормальное явление, - заметил Маршал. - Только постель долго будет сохнуть. На уроки ты, ясное дело, не пойдешь, так?
- Да уж, куда мне. Дня два буду в себя приходить, не меньше. Ничего, раз в год можно поболеть. Мама, правда, орать будет...
Парни фыркнули. Был такой пунктик у Мамы Светы: кричать на заболевших.
Дескать, не можете пересилить себя, поддались какой-то мелкой болячке,
расклеились...
Не кричала она только на троих: на Фюрера, на Банзая и на Паука. Остальные огребались по полной программе.
- Ложись на мою шконку, - предложил Руден. - Сейчас развесим твое бельишко, а уходя - включим обогреватель. Блин, когда нам стекло новое вставят, а? Заколебались уже напоминать. На улице такой дубак, что хоть в холодильнике грейся, е-мое.
Руден, складывая свои продукты между рамами окна, перестарался. И продукты, в один прекрасный момент, выдавили внутреннее стекло. Хорошо, что в тот момент никого рядом с окном не было...
И всем обитателям 20-й приходилось спать одетыми, под двумя одеялами. Это потом уже, плюнув на все обещания комендантши общежития, парни купили стекло и сами его вставили...
-...как ты спишь. Борман в доказательство потормошил тебя - ноль реакции, сопишь себе в две дырочки, - рассказывал Фюрер. - Бабы на тебя полюбовались, спящего красавца, особенно Надька. Сели за стол, и все пошло по накатанной колее. Попили мы ужасно хорошо, лучше некуда. Надька потом возле тебя легла, я с Гулькой, уж извини, в одном углу сосусь. Борман эту, черненькую, к себе увел. Бек Ирку раздевает, прямо здесь, при всех. Руден со своей Сашей воркует о чем-то интимном. В общем, полная благодать... В конце концов, все получилось, как в
анекдоте: пришла Павловна и всех разогнала к чертовой матери. Она и тебя сгоряча хотела в рапорт закатать. Кое-как ее убедили, что ты не пьяный спишь, что ты гриппер подхватил и, наглотавшись колес, ушел в нирвану...
ГЛАВА 21.
Чикатило с Фюрером, забыв про еду, сидели, озадаченные так, что дальше некуда. Руден находился в 28-й комнате, уединившись со своей Сашей. Коленвал, смеясь, говорил, что одна из коек издает характерные скрипы, с ужасающей амплитудой. Бек был в душевой. И Мама Света, зайдя в 20-ю и застав в ней двоих квартирантов, из четверых, огорошила их новостями. И двое парней, потеряв аппетит, теперь ломали голову, думая, как выйти из этой вонючей истории. Причем выйти требовалось так, чтобы не потерять авторитет в глазах пацанов. И попутно, помочь Маме Свете. Хотя, если быть предельно откровенными, в ЭТОЙ просьбе больше всего хотелось отказать. Категорически не хотелось встревать
именно в эту разборку. И не встряли бы, обратись к парням кто-то другой, а не Мама Света. Другому бы отказали, не моргнув глазом и не покривив душой. Но своей мастачке парни отказать никак не могли...
На Сережу Вертолета наехали, как это ни странно, городские глухари. И за что-то требовали деньги.
- Ваша комната самая авторитетная во всей ''сотке'', - сказала
Светлана Александровна. - Вас если не боятся, то уважают, это факт. К вам прислушиваются практически все. Поэтому, ставлю перед вами задачу: выяснить, за что городские требуют у Сергея деньги и не допустить его избиения. Как вы это сделаете - ваши проблемы. Считайте, что я вам дала карт - бланш, если вы, конечно, понимаете, о чем идет речь...
Парни понимали.
- Можно уточнить? - спросил Фюрер. - Откуда вы узнали про наезд на Вертолета?
- А он побежал к Алле Филлиповне, а та сразу - ко мне. Ну, а я, естественно, к вам.
- Так почему переводчик не спросила у него - за что? - удивился Чикатило.
- Спросить-то она спросила, только молчит наш Сережа. Только плечами
пожимает. В общем, так. Городские дали ему срок до послезавтра. Послезавтра, в шесть часов вечера, они придут сюда, человек десять - пятнадцать. Сами догадаетесь, что ему будет, если он деньги не отдаст? Или объяснить?
- Не надо, не первый год замужем, - буркнул Чикатило.
Ежу понятно, что Вертолет скорее удавится, чем отдаст деньги.
- Бляха-муха, ну и где ихнее клановое братство? - выдохнул Чикатило, когда мастер ушла. - Про которое нам все мозги пробили. Жопой чую, Фюрер, дело нечистое.
- Адекватные ощущения, - кивнул Фюрер. - Собираем бригаду, будем думать.
- Такие дела, парни, - Фюрер перевел дыхание, объяснив пацанам суть проблемы.
В 20-й собралась вся ''бригада'', до единого человека. Все подавлено молчали. Оно и понятно, никому не хотелось впрягаться за глухаря, который вдобавок натворил неизвестно что. Ну не могли городские глухари просто так, от делать нечего, поставить Вертолета на деньги.
- Я немного знаю этого Ваню, - сказал Гуляй. - Он хоть и глухарь, но связи у него - мама дорогая. И дерется он чуть похуже меня. Кто-то, видать, из наших бывших спецов ему рукопашку ставил. Димку бы Боксера сюда, но его сейчас в городе нет.
- Так, стоп машина! - вскинулся Чикатило. - Я чего-то не догоняю. Кто такой этот Ваня? Откуда он взялся? Почему мы раньше про него не знали? Все говорят, что у глухарей один-единственный авторитет - Боксер. Так?
- Так то оно так, да не совсем, - ответил Гуляй. - Боксер в основном общается с глухарями. А Ваня - с крутыми ребятами. С говорящими, естественно. Если Боксера глухари уважают за его справедливость, то Ваню они боятся, как смерть, из-за его связей с крутыми.
- А они, вообще, есть, связи эти? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило. - Допустим, есть. Тогда возникает другой вопрос: а так ли эти ребятки круты?
- Чикатило, ты что задумал? - с тревогой спросил Огонь.
- Тихо! - рявкнул Чикатило. - Заткнитесь, пожалуйста, Чапай думать будет...
Несколько минут в комнате висела оглушающая тишина. Затем Чикатило
расплылся в довольной улыбке, которую не знающий его человек легко мог
принять за идиотскую.
- Уй, мать-перемать! - взвыл Фюрер. - Вот когда он так лыбится, мне уже заранее жаль тех типов. Делись соображениями, мы тебя внематочно слушаем.
- Ты можешь своему дядьке позвонить? - спросил у него Чикатило. - Дело в том, что я не уверен, что мои эсбешники приедут. Завтра, после занятий я к ним поеду, поговорю. Но на всякий случай подстрахуй меня. Далее. Руден, ты в хороших отношениях с Валерой? Поговори с ним за этого Ваню. Коленвал, будь добр, сгоняй за Вертолетом. Устроим ему допрос. Посмотрим, что он нам лепить будет... К остальным такая просьба: пройдитесь по комнатам, поговорите с пацанами. Нужно сделать
так, чтобы городские глухари не пошли на прорыв. Толпа должна стоять возле вахты, на всякий пожарный. Кто послезавтра дежурит? Из охранников, я имею в виду.
- Батя, - сказал Гуляй. - Я ему сегодня позвоню, предупрежу. Если что, его сын сюда подтянется в два счета.
У Чикатилы были кое-какие сомнения насчет Фюрера. Он сходил в 21-ю и
попросил Семена кое-что сделать для него. Семен, возбужденно гудя что-то неразборчивое, ссыпался вниз, на вахту...
Коленвал привел Вертолета. Вместе с ними пришел Женя Кузема, в качестве переводчика. На один - единственный вопрос: за что с тебя трясут деньги, Вертолет компостировал мозги без малого два часа. Ни Фюрер, ни Чикатило не могли понять, что Вертолет, через Женю, хочет сказать. Он твердил одно и тоже: Ваня - плохой мальчик, требует много денег, если я не отдам, он меня убьет, у меня нет много денег. В таком духе, короче. И так крутили, и сяк - бесполезно. За что? Не знаю, но Ваня - плохой, денег нет.
Наконец, Чикатило, вконец вымотавшись, предложил Фюреру:
- А что мы мозги насилуем? У него в городе родня есть, вот пусть она его и вытаскивает. Не хочет отвечать - не надо. Пиши записку его сестре, у тебя кучерявей получится. И пусть он катится ко всем чертям!
И жестами объяснил Вертолету: иди к сестре, передашь ей эту записку.
Вертолет кивнул и улетел. Женя тоже вышел, но вернулся через пару минут.
- Сережа ушел сестра. Леша, послушай. Ваня плохой, я знать. Когда Сережа деньги даст, Ваня думать: слабый, лох. Надо Женю пугать, Женя тоже меня боится. А у меня друзей нет, брат или сестра нет. Что делать? Я деньги отдать, Ваня скажет: мало, давай еще! Пожалуйста, помоги! У тебя много друг крутой, у меня - нет...
Вот оно что! А вот это, ребятки, другой разговор. Беспредел надо давить в зародыше, в эмбрионном состоянии, так сказать. Вот тебе и братство! Которого, как оказалось, и в помине нет. Обалдеть не надо, до чего додуматься: запугал всех своими крутыми друзьями, теперь спокойно доит их, как коров. Интересно, а Ванины ''крутые друзья'' об этом знают? Или они есть Ванин вымысел?
В любом случае, надо было подстраховаться. За Женю впрягаться не стыдно, не то, что за Вертолета.
- Фюрер, я пошел в душ. Давай, дядьке своему звони, - сказал Чикатило и вышел.
Посмотрим...
Когда Чикатило через час зашел в комнату, там сидели Гуля с Надей. Поцеловав Надю, он спросил у Фюрера:
- Ну, как?
- А никак. Не могу я до него дозвониться. Четыре раза набирал, без толку.
- Откуда ты звонил?
- Как это откуда? С вахты, разумеется. Только зашел и девчонки пришли. Вот, ввожу их в курс дела.
- Может быть, мы сможем чем-то помочь? - поинтересовалась Надя. - Вы только скажите, мы половину ''семерки'' поднимем.
Чикатило фыркнул:
- И кого вы приведете? Одних баб? Ага, представляю: заходят это глухари в ''сотку'', а навстречу им толпа пьяных девок. И все - чужие. А главное, здоровые. А инвалиды в это время из-за угла выглядывают и издевательски хихикают: а вот вам, вот какую мы вам подлянку приготовили. Вы же их порвете, зверюги. И никакой рукопашный бой им не поможет. А то я не видел, как бабы дерутся... Мы с пацанами, у себя дома, такую битву наблюдали - боевики отдыхают. Бабы наши стенка на стенку дрались, школа против школы. Так туда даже менты не полезли
разнимать. Потому, что жить хотели. Нет уж, не надо нам вашей помощи, сами справимся. По крайней мере, попробуем. А не получится, тогда в дело вступят мои друзья. Во всяком случае, я очень на них рассчитываю. Завтра я к ним сгоняю, почирикаю за нашу проблему. Послушаю, что они скажут. Даже если они откажут мне в помощи, в запасе пара вариантов разрешения этого конфликта есть.
Гуля достала из пакета полуторалитровую пластиковую бутылку:
- Закрывайтесь, будем пить. Мы сюда две бутылки водки залили, ноль семьдесят пятых.
Чикатило встал:
- Вы пока без меня пейте, мне надо к пацанам сходить, кое-что им объяснить. И кое-что выяснить...
Семен как раз поднимался по лестнице. На немой вопрос Чикатилы он только отрицательно помотал головой.
Вот сука, зло подумал Алексей, хоть бы краснел, что ли, когда брешет.
Фюрер, сам того не ведая, попался в элементарную ловушку, устроенную
Чикатилой. Никуда он, тварь такая, не звонил. Семен все это время проторчал на вахте, по просьбе Чикатилы. Фюрер там и близко не появлялся. Что и требовалось доказать.
Ладно, теперь у меня руки развязаны, мысленно оскалился Чикатило, как
говорится, кто не спрятался - я не виноват...
Пацаны сидели в 29-й. Чикатило передал им просьбу Куземы. ''Бригада''
обрадовано взвыла:
- Так с этого-то и следовало начинать! Нет базаров, за Женьку мы все выйдем! Это совсем другое дело! Только это, Чикатило. Ты своих все равно подтяни, мало ли что. Фюрер дядьке звонил?
- Никуда он не звонил, хмырь позорный, - и Алексей поведал парням о
своей проверке. - Так что, имейте в виду и поменьше ушами хлопайте. Фюрер - это второй Еврей, я в этом убедился. Еще посмотрим, как он послезавтра себя поведет. Я не удивлюсь, если у него протез сломается в самый неподходящий момент или еще что-нибудь в этом роде...
Выйдя из 29-й, Чикатило натолкнулся на Вертолета. Тот жестами поведал: к сестре сходил, муж сестры завтра придет, поговорить.
- Ты где так долго ходишь? - Накинулась Надя, когда Чикатило зашел в свою комнату. - Мне же скучно.
- Да так, небольшие подготовки проводил.
И тут Надя бухнула:
- Чикатило, а это правда, что ты в милиции работал? Говорят, что у тебя звание майорское.
Алексей оторопел:
- Кто тебе такое сказал? Во-первых, я в милиции никогда не работал, а только хотел работать. В школу милиции пробовал поступить, было дело. Во-вторых, никакого звания у меня нет. Отец мой в звании майора погиб. А у меня с какой стати звание, да еще майорское?
- А ты знаешь, - встрял Фюрер, - что по закону звание погибшего отца
автоматически переходит к его старшему сыну? Не знал? А это - факт, между прочим.
- Что ты буровишь? - возмутился Чикатило. - Где ты этот закон откопал? А если какой-нибудь генерал-майор погибнет, а у него две дочери останутся, близнецы? Что, обе будут генерал-майоршами?
- Про дочерей не знаю, - упрямо гнул свое Фюрер. - А про сына черным по белому в Конституции написано, сам читал.
- Ты лучше пей поменьше, - посоветовал ему Алексей. - И не пори ерунды...
На следующий день Чикатило отпросился у Мамы Светы, чтобы съездить к
знакомым из службы безопасности одной довольно известной в Новосибирске фирмы. Фирмой владел сводный дядька Чикатилы, брат его отчима. Борисыч, как звал его Алексей, к сводному племяннику относился как к родному. Узнав, что Алексей собирается учиться в Новосибирске, он сам предложил:
- Если будут какие-то проблемы, смело обращайся. У меня в штате есть один паренек, мой заместитель по непонятным вопросам, так сказать, ха-ха! Решает все проблемы с наездами, откуда бы они не возникли.
Начальник службы безопасности, другими словами. Я тебя с ним познакомлю и в дальнейшем будешь общаться с ним. И не стесняйся. Новосибирск - город опасный...
Коленвал увязался с Чикатилой. Мол, все равно делать нечего, мастак опять забухал, занятий нет. И вместе они поехали за ''консультацией'', как съязвил Чебак.
На входе в фирму стояли два охранника, которые уже знали Алексея в лицо. Поздоровавшись с ними, он спросил:
- Борисыч у себя?
- Нет, он в Якутию улетел. Где-то через недельку будет.
- А Серега, главный ваш, где?
- А тоже где-то мотается. В чем дело, Алекс? Проблемы?
- И нешуточные, - вздохнул Алексей. - Свяжитесь с ним, если можно, а? Пусть сюда приедет, мы подождем на улице.
- Да брось ты! Идите к девкам нашим, они вас чем-нибудь вкусным угостят. Сейчас свяжемся, не беспокойся.
Серега приехал через час.
- Пошли в мой кабинет, там поспокойней. Присаживайтесь, рассказывайте, что и кто вас гложет.
Внимательно выслушав Чикатилу, Серега задумчиво сказал:
- Ну что, все ясно. Разводом этот ваш Ваня занимается. Знакомо такое понятие? Это решается элементарно. Значит, так. Когда они должны за деньгами прийти? Завтра? Ну вот. Завтра и послезавтра у нас предстоят небольшие напряги. Мы будем рыскать по городу, но, если ты позвонишь мне на сотовый, в течении пятнадцати - двадцати минут мы приезжаем и разводим уже его, Ваню этого. И всех, кто с ним будет. Устраивает вас такой сценарий? Ну вот и замечательно...
Когда Чикатило с Коленвалом ехали обратно, в ''сотку'', первый спросил у второго:
- Признайся, Вольдемар, ты ведь специально со мной поехал, а? Чтобы убедиться, что я не трандю?
- Ну-у, ты не обижайся, но были у пацанов некоторые сомнения. Теперь я вижу, что зря мы так, по отношению к тебе. Блин, теперь хоть знать будем, что у нас нехилая ''крыша'' есть.
- Так, стоп! - Чикатило прикурил сигарету. - У кого - у нас? У ''бригады''? Запомни одну вещь: ''крыша'' есть у меня одного. По крайней мере, ты в этом убедился. И только я буду решать, когда и в каких случаях мне звать СБ. И я не собираюсь при каждом рамсе напрягать их. А то у них своих проблем мало. Если уж совсем будет плохо, тогда да - я к ним обращусь. А так, все остальные - решаем сами. Без посторонней помощи. Яволь?
- Угу, - уныло кивнул Коленвал, - намек понял.
Часов в шесть вечера в ''сотку'' приканал зять Вертолета, тезка Чебака, тоже Эдик. Блатной по самые уши, пальцы веером, волосы стаканом, сопли пузырем. Вертолет привел его в 20-ю. Фюрер объяснил этому зятю, что к чему. Зять встал в дыбы:
- Да вы че, пацаны, опухли? Да Серега сорокалетнего мужика чуть насмерть не забил! Куда этот Ваня-то лезет?! Ну, выйдите вы все, да вломите этим бомбилам! Че вы за мной-то посылаете?
Ну и все в таком духе. Быдло, подумал Чикатило, гондон штопаный. Нашел место, где выделываться, шваль...
А вслух сказал:
- Слышь, кореш! Серега твой родственник? Вот ты за него и выходи, и вламывай, если ты такой крученый, как тут рисуешь. А сорокалетнего и я могу до смерти забить, если он заведомо слабее или бухой.
Зять стушевался:
- Базара нет! Я выйду. И пацанов блатных с собой приведу. И больше глухари эти здесь не появятся.
И ты тоже, мысленно добавил Чикатило.
И вот наступил тот день, когда всё должно было либо решиться, либо, наоборот, еще сложней запутаться. Почти весь первый курс, так же, как и в сентябре прошлого года, вооружался всем, что попадётся под руку. До обеда все учились, как положено. А после обеда группа обувщиков перешла в режим ожидания. Ну, а где обувщики - там и слесаря, обоих направлений.
Вопреки всем писаным и неписаным правилам, инвалиды начали ''заправляться горючим''. Собственно говоря, на любую разборку полагается идти трезвым. ''Сотка'' же этим правилом откровенно пренебрегла...
В четыре часа дня в 20-ю пришли девчонки из ''семерки''. Помимо Гули с Надей, пришли пять ихних подруг, знакомые по прошлым пьянкам. Разумеется, от предложенной выпивки они не отказались. Надя опять затянула свою песню:
- Нет, ну давайте мы выйдем, если не одни, то вместе с вами, а?
Чикатило, уже хорошо ''заправленный'', молча посмотрел на нее. Этого взгляда оказалось достаточно, чтобы девчонки больше не затрагивали эту тему...
Алексей пошел на вахту, проверить, все ли спокойно. Навстречу попалась
Валерьяновна, психолог:
- Так, я не поняла. Ты что, пьяный?! Какой повод у вас на этот раз?
- Похороны, - ляпнул Чикатило.
- Как-к-кие ещё похороны?! - опешила психолог.
- Будущие. Правда, самим ещё неясно, кто кого хоронить будет. Но то, что они состоятся - это стопроцентно.
- Да вы что, с ума посходили?! Какие похороны?! Опять драться с кем-то
собрались?!
- Татьяна Валерьевна, все вопросы зададите завтра, оставшимся в живых. А сегодня закройтесь в своей комнате и никуда не выходите, ладно?
Городские глухари оказались на редкость пунктуальными. Тютелька в тютельку, ровно в шесть часов вечера, они прибыли в ''сотку''. Правда, вместо обещанных десяти - пятнадцати человек пришли всего семь глухарей.
Дверь в 20-ю распахнулась и в комнату вполз Еврей, на карачках, поскольку был он без коляски.
- Чикатило, они пришли! - выпалил он. - Семеро лбов.
- Фюрер, общий сбор, - спокойно сказал Чикатило. - И не дай бог, вы, бабьё, туда сунетесь. Переломаю все кости, какие есть.
Чикатило кубарем скатился по лестнице, на бегу успев услышать, что Фюрер орет на весь второй этаж:
- Пацаны, на выход!!!
Ничего и никого Алексей уже не боялся, по той простой причине, что был, как выражался Борман, ''кривой в дугу''. Пробегая мимо воспитательской комнаты, он услышал, как ему вслед кричит Галина Сергеевна, она же Луна.
Выскочив за ''карусель'' вахты, Чикатило прямой наводкой подошел к Ване и жестами показал: пошли на улицу, поговорим. Ваня обращение высокомерно проигнорировал. Тогда Чикатило, недолго думая, схватил его за шиворот пальто и потащил Ваню на выход. Ошалев от столь хамского обращения, тот даже и не пытался вырваться. Остальные глухари тоже ломанулись вслед за своим главарём.
Только Чикатило собрался отмахиваться от насевших на него глухарей, как вдруг из темноты появились четверо - Вертолет, его сестра, зять Эдик и какой-то мужичок в очках. Они вломились в толпу глухарей, оттеснив их от Чикатилы. И все стали ожесточенно жестикулировать, кроме мужичка. Этот мужичок вытащил из кармана кожаной куртки какое-то удостоверение и стал махать им перед носом Чикатилы:
- Видишь эту ксиву? Видишь? Догадываешься, где я работаю? В КОНТОРЕ я
работаю, понял? Так вот, передай этим уродам, которые ни хрена не слышат, что если они ещё раз залупятся на Сергея - ими займутся очень серьёзные люди!
Мужичок этот еле стоял на ногах, с трудом ворочая языком, поскольку был ещё пьяней, чем Чикатило.
- А где блатные-то? - ''удивился'' Алексей. - Эдька нам втирал про каких-то блатных, а привел то ли мента, то ли комитетчика. Ты откуда именно?
- Неважно, - буркнул мужичок и отошел.
И всё. На этом вся разборка благополучно закончилась. Городские глухари смылись, родственники Вертолета - тоже. Чикатило зашёл в ''сотку'' и сказал:
- Всё, ушли.
На вахте собрались почти все пацаны первого курса. Они стояли, надежно
перегородив выход. Можно было ручаться, если бы глухари рванулись в
общежитие, то их бы на вахте и затоптали.
Вот так родилась очередная легенда ''сотки'': как Чикатило в одиночку разогнал городских глухарей... Еврей, Коленвал и Фюрер, рассказывая кому-нибудь про это дело, откровенно преувеличивали роль Чикатилы. Ну, выскочил один, против семерых, что-то там начал им втолковывать, а те взяли и испугались. Да так, что больше в ''сотку'' и носа не казали...
Луна наорала на Алексея, просто так, под руку подвернулся. Чикатило в ответ психанул, зашел в комнату, взял последние деньги. И с девчонками пошел пить водку на карьер.
В ''сотку'' он вернулся далеко за полночь. Редко так было, что выпив больше своей обычной нормы, он ещё стоял на ногах и всё соображал. Так оно получилось и в тот раз. Пацаны, конечно же, ещё не спали. Сидели и гадали, что предпримут глухари, которые городские...
Эта история не имела никаких последствий, ни для Вертолета, ни для остальных глухарей, ни для ''бригады''. Мама Света, зайдя в 20-ю на следующее утро, поинтересовалась:
- Ну как, разобрались?
- Какой там! - хихикнул Фюрер. - Алексей, в одно рыло, выскочил к ним. Через две минуты их уже и в помине не было.
Светлана Александровна наверняка уже была в курсе дела. Не могли ей не сказать. Всяко - разно, и Луна, и Валерьяновна, уже доложили ей об имевшем место инциденте. По крайней мере, обязаны были доложить.
Мама Света пристально посмотрела на Чикатилу, но ничего не сказала, ни
плохого, ни хорошего.
Чикатило лежал на своей койке. Просто лежал. Ничего не хотелось делать, никуда не хотелось идти. Пацаны, с подачи Бормана, опять глушили спирт. Слышно было, как они галдят в 29-й.
Чикатило уже начал дремать, когда в комнату забежал Семен, бледный и
трясущийся:
- Чикатило, тебя на вахту вызывают.
- Кто?
- Не знаю, первый раз их вижу. Какие-то пацаны, с оружием, на двух джипах.
Чикатило опешил:
- С каким ещё оружием?!
- Ну это, у них пистолеты торчат, видно же - куртки-то нараспашку.
Ни хрена не понимаю, смятенно подумал Чикатило. Ванины дружки, что ли?
Встав с койки, он пошел в 29-ю, постучался условной дробью. Открыл Малой:
- Передумал не пить?
- Да нет, я по другому поводу. Борман, ты ещё баллончик свой газовый не израсходовал? Нет? Дай его мне, а? А то там ко мне со стволами приехали. Помирать - так с музыкой...
Пацаны притихли:
- Кто приехал?
- Дед Пихто! - огрызнулся Чикатило. - Я откуда знаю? Дай баллончик, и я пошёл. Хоть одному, но больно сделаю.
Борман вскочил:
- Один ты не пойдёшь! Пошли вместе. И никаких ''нет'', я друзей не бросаю...
Засунув охотничий нож устрашающих размеров в рукав ''олимпийки'', он достал из тумбочки ''черемуху'' и перебросил её Чикатиле.
Остальные даже не пошевелились. С одной стороны, правильно. Никому не
хочется лезть под пули, ещё неизвестно, кто стоит на вахте. С другой же стороны, Борман же пошёл! Глупо, конечно, с ножом и баллончиком идти на пистолеты. Но Чикатило с Борманом пошли...
Идя по коридору первого этажа, Алексей заметил:
- Что-то на вахте тихо. Обычно же гвалт стоит, сам знаешь. Прикинь, сейчас выходим, а там куча трупов валяется в живописных позах...
Борман только хрюкнул. Чикатило вытащил ''черемуху'' из кармана штанов, прикидывая, сможет ли быстро её вытащить, в случае чего. Вроде бы сможет.
Выйдя на вахту, парни увидели следующее. В одном углу сжались в ужасе
глухари, городские, только другие, не имеющие отношения к давешним
эксцессам. В другом углу застыли несколько девок, которые постоянно ошивались возле охранников. Любительницы сплетен, другими словами.
Охранник же, дед по прозвищу Тарас Бульба, внимательно читал газету,
старательно изображая, что вокруг него нет никаких странностей.
А посерединке стояли пятеро жлобов. У двоих из них и в самом деле, из-под курток выглядывали кобуры со стволами. Только не боевыми, Чикатило это доподлинно знал, а газовыми, марки ''Айсберг''. Жлобы были насквозь знакомые.
- Отбой воздушной тревоге, Борман, - облегченно выдохнул Чикатило. - Это свои, приехали о моем самочувствии поинтересоваться. Парни, вы хоть морды попроще сделайте, а? Глядишь, люди к вам потянутся.
Эсбешники Борисыча дружелюбно оскалились. Один из них, Паша Ходунец, бабник жуткий, даже ручкой сделал, проказник этакий.
- Как оно ничего? - спросил Серега. - Проблему-то свою решили?
- Да вроде бы, - пожал плечами Чикатило. - Я тут сгоряча подумал, что это вчерашние приехали, мстить.
И продемонстрировал баллончик. Паша ухмыльнулся:
- Только не стреляй, ладно? Я сегодня бронежилет забыл одеть, ха-ха!
- Вы как тут оказались? - спросил Чикатило. - Я же не звонил.
- Потому и заехали, что не звонил. А может, тебя уже мочканули. Думаем, надо заглянуть, проверить. Ну что ж, это хорошо, что у тебя всё хорошо. А то Борисыч нам головы бы поотрывал.
- Нет, парни, извините, что потревожил, - покаянно сказал Чикатило. - Просто ситуация была насквозь незнакомая. Я и не знал, как правильно сделать.
- Всё нормально! - успокоил Серёга. - Всё ты правильно сделал. Надо будет - ещё раз приезжай, ничего страшного в этом нет. Давай, будь здоров!
Парни вышли во двор. Там стояли два джипа, "тойота-лэнд-круйзер-100" и
"мицубиси-паджеро". Эсбешники не спеша расселись по машинам и джипы
неторопливо отчалили от ''сотки'', дав по гудку.
- Ни фига себе! - выдал Борман. - Это что, и есть твоя служба безопасности?
Чикатило кивнул. К Алексеям подбежал Моряк и жестами спросил: это твои, типа, крутые друзья? Борман, тоже жестами, нагнал страху: да, мол, очень крутые, приезжали Ваню убивать, жаль, что его здесь нет, а то убили бы, как пить дать...
Моряк, округлив глаза, упедалил к своим, пересказывать. Вернее,
пережестикулировывать. Борман тихо засмеялся:
- Ну, всё! Теперь разговоров будет... Как же! Чикатило, друг крутых и ментов!
- Ага, особенно ростовских, - хмыкнул Чикатило.
Борман сначала не понял. Потом он ржал долго, до самого отбоя...
А после отбоя Руден, уже лежа в койке, сказал парням такое, отчего у них встало дыбом все, что встаёт.
Руден смог выцепить слабослышащего Валеру только сегодня. Вообще то, Валера приезжал в ''сотку'' практически каждый божий день. Он всеми правдами и кривдами пытался завоевать глухарку Риту. Каковая его категорически отвергала, поскольку ей нужен был всего лишь один пацан, причем говорящий - Бек. А тот, в свою очередь, всячески избегал Риту, чего Чикатило откровенно не понимал...
Руден поговорил с Валерой за всё, что касается Вертолёта и Вани. И Валера выдал Рудену нечто противоположное. Из его рассказа выходило следующее: Ваня всё делал правильно, ставя Вертолёта на деньги. Вот почему Серёжа, змей мелкий, дуру включал...
Когда Вертолёт учился в Искитимской школе-интернате для глухонемых, там был один слабослышащий, который ''держал вышку'', Саша. И Вертолёт этому Саше ''шестерил''. Спустя некоторое время Саша умер. Так вот, ВЕРТОЛЁТ ПРЫГАЛ НА САШИНОЙ МОГИЛЕ И ОРАЛ "СВОБОДА!".
Ваня был одним из друзей этого Саши. И когда глухари увидели, чисто случайно, прыгающего на могиле Вертолёта, они рассказали об этом Ване. Ваня поклялся найти Вертолёта, выбить из него деньги и отдать их Сашиным родителям. И Ваня так бы и сделал, не обратись Вертолёт к сурдопереводчице, та - к Маме, а Мама - к двадцатой комнате. По правде сказать, Чикатило сомневался, что Ваня отдал бы деньги родителям своего друга, но хрен его знает...
Чикатило изумленно покачал головой:
- Ни хрена себе, расклад. А Кузема, он то здесь с какого боку? Он же в Кемерово учился. Ему этот Ваня, по идее, что шёл, что ехал.
Руден ответил:
- Кузема здесь не при делах, стопудово. Его Вертолёт загрузил по полной программе. Женя и купился. Впрочем, мы тоже лоханулись, причем качественно.
Чикатилу затрясло. С трудом справившись с яростью, он процедил:
- Я вам клянусь, пацаны. Если я увижу, что Вертолёта ГАСЯТ - я подойду и помогу, тем, кто его будет гасить. С-сука, тварь, гондон... Бля, это надо же! Всё, отныне ни в какие впряги за глухарей я лично не пойду, кроме Куземы. А остальные пусть хоть поубивают друг друга, мне всё равно.
''Бригада'' придерживалась аналогичного мнения...
ГЛАВА 22.
Девятого февраля не выдержали нервы у Бека, в очередной раз. Долго он смотрел на всё гадство, творящееся в ''сотке'' и, в частности, в двадцатой комнате.
Дело касалось Паука. Мишка, сделавший в декабре первое и последнее вливание в ''общак'', на этом счёл нужным остановиться. Он, вдобавок ко всему, так и не убирался в комнате по-человечески, так и продолжал пропускать уроки. Что было обидней всего, ему всё сходило с рук. Ко всему прочему, у Мишки случайно обнаружили склонность к крысятничеству. В итоге, Бек, копивший всю грязь в душе, девятого февраля, во время пьянки, не выдержал...
Как обычно, гуляли в 20-й. Толпа была шибко большая: Бек, Руден, Чикатило, Фюрер, Борман, Веселый, Малой, Рыбак, Огонь, Коленвал. К Фюреру нагрянула его Танюха, поэтому Гули с Надей не было. А Фюрер, судя по всему, рвать с Танюхой пока не собирался. Более того, после случая с глухарями, Чикатиле в душу закралось сомнение, насчет Фюрерского рассказа, про предложение Гули...
Так получилось, что в этот раз, со всеми постоянными участниками сабантуев, были двое типов - Паук и Дятел. Мишкина Альфия свинтила домой, поэтому Пауку некуда было деваться. А Дятел забурился просто так, настроение у него было игривое. Более того, он был не один, а со своей кралей, слабослышащей Олей, той самой, с кем до Нового года дружил Коленвал.
Сначала всё было нормально, всё шло как обычно. Разговоры, танцы-шманцы. Один Руден немного грустил. Причем причина грусти была такова, что пацаны по полу катались от смеха: его нынешняя подруга Саша умудрилась скорифаниться с его бывшей подругой, глухаркой Ларисой Два На Полтора. Пикантность состояла в том, что обе находились тут же, в 20-й.
И вот, по ходу гульбища, Дятел распоясался. Орал всякую ерунду, якобы подпевая магнитофону, скакал по комнате, как жеребец. Чёрт его маму знает, что на него нашло. Может, Олю свою удачно трахнул, и его
переполняло от гордости. А может - наоборот, опарафинился перед ней, глуша неудачу веселухой.
Руден, глядя на Дятла изподлобья, задумчиво проговорил:
- А ведь ты сегодня огребешься, родной.
- А мне пофигу! - рявкнул Дятел, приплясывая.
А Бек сидел, молчал, ни на кого не глядя. Руден переглянулся с Чикатилой, многозначительно поиграв бровями: дать ему бани или не стоит? Алексей равнодушно пожал плечами: а как хочешь, мне все равно.
- Так, кто меня пойдёт провожать? Чикатило, ты как?
Это Танюха стала собираться домой. Алексей протянул:
- Не, я в таком виде не могу. Меня ветром сдует, точно тебе говорю. Нехай Паук с тобой топает, а то он сидит тут, как дурак и не пьёт.
Коленвал тоже поднялся:
- Я с вами. Проветрюсь. - и тихо сказал, кивнув на Олю. - Не могу я рядом с ней сидеть. Спирт поперёк горла встаёт...
А Дятел всё горланил. Наконец, он выдохся и сел за стол:
- Ну чё, пацаны, наливайте! А то обижусь!
Никто не пошевелился. Дятел обвёл всех мутным взглядом:
- Вам чё, в падлу мне спирту налить? Вы чё, меня за пацана не держите?
- А ты себя ещё ничем не проявил, - процедил Огонь, - чтоб тебя реальным пацаном считать.
- Во-во! - кивнул Фюрер. - Ты здесь вообще по ошибке находишься.
Дятел ткнул пальцем в сторону Чикатилы:
- Он - реальный? Интересно, а чем это он успел себя проявить?
- Ты стрелки-то не переводи, не на железной дороге работаешь, - сказал Чикатило. - Я своими делами хвастаться не буду, не в моей натуре.
Бек молча встал, вылез из-за стола, вышел на середину комнаты. И, когда Дятел начал сыпать блатными словечками, грозясь своими земляками, сделал один шаг, схватил его за шиворот и поднял со скамейки. Развернул Дятла к себе лицом, несколько мгновений изучал его.
Удар! Второй! Третий! Четвертый! Дятел согнулся пополам, закрываясь руками. А Бек продолжал наносить скупые, но страшные удары. Дятел завизжал по-бабьи, пытаясь вырваться, но хватка у Бека была железная.
Парни кинулись отрывать Бека, однако, это оказалось непросто. Ибо у Бека и в самом деле сила была немерянная.
Девчонки сидели, закрыв ладонями рты. Оля вообще была белее снега. Наконец, Бек выпустил Дятла и тот рухнул на пол, всё ещё визжа.
- Заглохни! - прошипел Руден. - Тебя, суку, по-хорошему предупредили. Бегом в умывалку, чмо! Оля, помоги ему!
- Сдурел? - осведомился Борман у Бека. - Он же тебя сдаст, как пить дать...
- Пускай, - сверкнул глазами Бек. - Выгонят - перед отъездом вообще в снегу закопаю, до весны хрен кто найдет.
Весёлый пьяно хихикнул. Остальные, глядя на него, тоже фыркнули. Вскоре парни ржали гомерическим хохотом, складываясь пополам.
Чикатило, всё ещё похрюкивая, сказал Беку:
- Ты свои скуловороты отмой, а то они все в крови...
Выйдя из комнаты, они направились в сторону умывалки. Дятел уже шёл оттуда, весь мокрый, опухший. Сделав непроницаемое лицо, он хотел обойти Бека с Чикатилой. Однако, Бек ужом скользнул в его сторону. Дятел не успел увернуться. И Бек с новой силой принялся охаживать его. Чикатило скатился по лестнице, схватил одного лозоплёта по кличке Карась и прошептал ему:
- Стой на стрёме! Если Луна появится - дай знать. Понял?
Карась, сам детдомовский, схватил всё на лету:
- Разборка?
- Мозги вправляем, - ощерился Чикатило. - Карась, не подведи, бога ради.
Тот кивнул:
- Вправляйте спокойно.
На втором этаже уже была сплошная лепота. Проходя мимо комнаты глухарей, Чикатило ради интереса толкнул дверь. Закрыто, что и следовало ожидать...
- Ты успокоился? - спросил Чикатило, зайдя в умывалку.
- Не знаю, - хихикнул Бек. - Всё, Чикатило, это - кранты. Теперь я на каждой пьянке буду косячникам морды вскрывать. Пока кто-нибудь мне не вскроет...
- Тогда не пей.
- А не пить я не могу, - развёл руками Бек. - Я тогда совсем сдохну.
- Да ты от алкоголя быстрей сдохнешь, - заметил Чикатило.
- Ну и плевать, одним дебилом на земле меньше станет...
Народу в комнате поубавилось. Глухарки, вместе с Дятлом, ушли к себе, в женское крыло. Весёлый и Малой уже пребывали в отключке. Их уже перенесли в 29-ю. Остальные сидели как пришибленные. Посмотрев на зашедших Бека и Чикатилу, Руден сказал:
- Если Дятел сдаст - как всегда, толкаем нашу версию. Начал кидаться на Бека, отоваривали Дятла все вместе. В смысле - успокаивали. Должно проканать...
Тут вернулись Коленвал, Паук и... Танюха.
- Не понял, - недоуменно протянул Фюрер.
- Опоздали мы на последнюю маршрутку, - объяснил Коленвал. - А такси, знаешь ли, дороговато. Да и денег всё равно нет.
- Блин, - озадаченно почесал затылок Фюрер, - сегодня же Луна дежурит. Ну, и куда тебя прятать?
Это он к тому сказал, что Луна каждую комнату осматривала, как хороший
офицер внутренних войск шмонает камеры зэков. Скольким она кайф поломала - одному богу известно...
И тут Бек, до этого волком глядевший на Паука, вдруг вскочил и, обхватив правой рукой его шею и пригнув Мишку, левой начал молотить Паука, прямо в лобешник. Танюха с воплем кинулась отрывать Бека от Паука. С таким же успехом она могла бы попытаться сдвинуть танк с места. Чикатило, равнодушно глядевший на это месиво, вспомнил басню Крылова ''Слон и Моська''...
Руден тоже успел пару раз приложиться к морде Паука. Вытерев кулак
полотенцем, он зло выдохнул:
- Говорили же Луне, что будет летать. Вот и получите...
Фюрер поднялся:
- Так, парни. Я переезжаю к вам. Иначе от Паука завтра к утру один труп останется. А Мишка пусть на моё место переселяется. И плевал я на этих соцпедагогов.
Если не считать склонность Фюрера к вранью, то в целом он был неплохим
пацаном. И деньгами выручал, и парней ''бригады'' всячески отмазывал, если те куда-нибудь врюхивались, и мелкие рамсы разруливал, бывало.
Это потом уже он обурел до беспредела...
Наутро, обновленная 20-я получала от Мамы Светы и Кати СС прежестокий втык. Пункты разноса были следующими:
А) постоянные пьянства; с чем парни были абсолютно согласны.
Б) самовольное переселение, без разрешения коменданта и социального педагога; с этим пунктом парни попытались было спорить, но были, мягко выражаясь и грубо говоря, лишены права голоса.
Под конец разноса парни получили порцию трудотерапии - месячное дежурство по столовой. А также, были награждены очередной лекцией религиозного характера.
А вот это уже было интересно, без дураков. Так как тема лекции была такова: "ПОЧЕМУ люди становятся или рождаются инвалидами".
С медицинской точки зрения, люди рождаются инвалидами по нескольким
причинам, среди которых доминируют две - генетическая несовместимость
родителей и проживание вблизи радиоактивной местности. Это при том, что эти причины нередко СЛИВАЮТСЯ в одну. На втором плане стоят общеизвестные причины: родители-алкоголики, родители-наркоманы. Ну, а становятся инвалидами всего лишь по двум причинам: по неосторожности,
своей или чужой, и по дурости, проистекающая от чрезмерного употребления алкоголя и наркотических средств. Всего и делов...
Однако, по глубочайшему убеждению Мамы Светы, существует единственно
верная причина. Если её выразить коротко, то она выглядит примерно так: ребёнок рождается инвалидом потому, что именно ему предстоит расплачиваться за прижизненные ошибки своих родителей, своих бабушек и дедушек, своих прабабушек и прадедушек, и так далее. И становятся инвалидами исключительно по той же причине. Вот только СТАТЬ инвалидом - это во сто раз хуже, нежели им родиться. А значит, у того, кто им СТАЛ, ошибки и грехи предков были гораздо более тяжёлые.
И Чикатило волей-неволей призадумался. Ладно, допустим - Мама Света права и её теория оказалась правильной. Это что тогда получается? Что каждый инвалид просто обязан будет проклянуть ВСЕХ своих предков, начиная от Адама и Евы и заканчивая своими родителями? Нет, ну не говорить же им мысленно искреннее ''спасибо''? Мол, спасибо вам огромное, товарищи и господа предки, за то, что вы в своё время хорошо накосячили, да так, что это на мне и отразилось... Нет, ребята, тут есть какая-то нестыковка. Не знаю, правда, какая, но она есть, точно...
Да я что, серьёзно? Чикатило про себя фыркнул. М-да, занесло же в религиозно - философские дебри. Алексей вспомнил уроки истории. Ведь вера в бога - это просто вера, не более того. Появившаяся со времён Древней Руси, причём взятая у византийцев, что характерно. А ведь история России пошла бы совсем по другому пути, возьми древляне не христианство, а буддизм или ислам...
ГЛАВА 23.
Нет, ну в самом деле, почему? Почему самые страшные события из жизни
''бригады'' произошли именно в феврале, с разницей в два дня?
Конечно, по сравнению с войной в Чечне, то, что было в ''сотке'' - это детский сад, если не ясли. Но, во-первых - разный контингент людей, во-вторых - места разные. Если Чечня - это самая что ни есть зона боевых действий, где схлестнулись интересы нескольких стран, которые обычному человеку понять трудно, то ''сотка'' - это, по сути своей, санаторий, как ни крути.
Наверно, всё дело было в том, что в училище смешались три группы инвалидов: с физическими недостатками, с психическими и глухари. Если бы для каждой категории существовали бы отдельные училища, многие трагедии можно было избежать.
Но, увы. В России всё, абсолютно всё, идёт не так, как в нормальных
цивилизованных странах. Даже через рабовладельческий строй Россия умудрилась перепрыгнуть, если отследить историю. И ещё развитой капитализм пытаемся построить, чудаки...
Чикатиле, для профилактики, врачи прописали одну процедуру - банки. Хорошая вещь, простая, как перпендикуляр и при этом - эффективная. Банки ставили часиков в десять вечера, поэтому Алексей был рад, что наступила некоторая передышка в пьянках. Вернее, это он не пил. А вот остальные - увы, керосинили по-чёрному.
Не зря Костя Маршал, инвалидом СТАВШИЙ, неоднократно предупреждал
пацанов, что когда-нибудь они допьются. Он сам получил инвалидность из-за алкоголя. В смысле, из-за неумеренного употребления оного. Рассеянный склероз - штука по настоящему страшная. Человека, болеющего им, в любой момент может парализовать, на всю оставшуюся жизнь...
Но кто бы Костю слушал? А зря. Ох, как зря...
В медпункте сидела медсестра, абсолютно незнакомая. Ну да, эта-то овчарка заболела, а эта, видно, на подмене. Ясно.
- Слушаю вас, - произнесла медсестра, оторвавшись от книги.
- Собственно говоря, у меня банки в это время, - сказал Чикатило.
- Фамилию вашу назовите. Да, всё верно. Проходите, раздевайтесь.
Алексей едва удержался, чтобы не ляпнуть "Покуда?". Медсестра выглядела очень даже ничего. Высокая, статная, чернявая, с толстой длинной косой. Конфетка, одним словом. За косу Чикатило и окрестил медсестру Василисой.
- Ложитесь, - сказала медсестра и обернулась.
Чикатило стоял перед ней, голый по пояс. Бровь Василисы изумленно изогнулась - это она увидела татуировки.
Родная, вздохнул Алексей, ты ещё моей погремухи не знаешь. Поглядел бы я на тебя тогда.
Минут через десять процедура закончилась. Василиса, пока Чикатило одевался, сделала какую-то отметку в журнале регистраций.
- Завтра у вас последний раз, - сообщила она. - Больше ни на что не жалуетесь?
- Да нет. Вроде бы ничто пока не беспокоит, - пожал плечами Алексей. - Спасибо вам.
- На здоровье!
Алексей, выйдя из кабинета, подумал: ах, какая женщина, мне б такую.
Поднимаясь по лестнице, он услышал возбуждённые крики. Да мать вашу, что опять?
Борман стоял, держась рукой за челюсть и сплевывал кровь прямо на пол. Коленвала трясло. Огонь жутко матерился.
- Хочешь новость? - криво усмехаясь, спросил Дима Пончик. - Рыбак сбрендил. Борману вон, три зуба выбил с одного удара. Беку нос сломал, опять же, с первой попытки. Фюрер его сейчас успокаивает...
- Вы что, тормоза?! - опешил Чикатило. - Да Рыбак его порвёт к дремучей матери! Где они?
- У Рыбака в комнате, - сказал Огонь. - А мы что? Фюрер сам туда пошёл, говорит: Луну караульте.
- Бек где?
- В нокауте Бек, - нервно хихикнул Коленвал. - Блин, такой чёткий удар был, ты бы видел! Ну, Бека и вырубило. Мы его в вашу хату перетащили.
Тут из 21-й комнаты вышел Фюрер, на первый взгляд - целый и невредимый. Встав на пороге, он хрустнул пальцами.
- Успокоился вроде бы, - сказал он.
Коленвал с опаской заглянул в комнату. Потом он круглыми глазами поглядел на Фюрера:
- Ты что с ним сделал? Ты его бил, что ли?
- С чего ты взял? - удивился Фюрер.
- Так это... А откуда лужа крови на полу?
- А это он сам, я здесь ни при чём. Это он головой об пол бился, крича: "Служу России!". Не трогайте его, пусть спит.
Чикатило протянул:
- Кажется мне, други, что я что-то пропустил. Ну-ка, все, в двадцать девятую, и рассказывайте.
- Сидели мирно, пили тихо. Всё, как обычно. Никто ни на кого не рыпался. Тут Рыбак, сидел - сидел, потом просит Бека: ударь меня, говорит, хочу силу твоего удара на себе почувствовать, - возбуждённо рассказывал Борман, время от времени болезненно морщась и потирая челюсть. - Ну, ты же Бека знаешь, его хлебом не корми, дай только кому-нибудь в дыню дать. А тут такое счастье, надо же - ударить просят. Короче, зарядил Бек ему в фанеру. И понеслась звезда по
небосклону. Рыбак вскочил, встал по стойке ''смирно'', отдал честь, заорал: ''Есть''! И чётко так, смачно, врезал Беку, прямо в переносицу. Аллес, нокаут. Тут меня черти понесли на Рыбака. Как он от ударов уклоняется, ума не приложу. Я - и так, и этак, не могу его, падлу, зацепить. Тут мне и прилетело...
Вдруг раздался душераздирающий вой, какой-то нечеловеческий, полный тоски и боли. Так воют те, кто потерял нечто такое, без чего дальнейшая жизнь не имеет смысла. Пацаны содрогнулись.
- Рыбак! - сдавленно просипел Коленвал.
Выскочив в коридор, парни увидели Луну, недоуменно озиравшуюся. Борман, первый заскочивший в 21-ю, с разбега ударил Рыбака кулаком в горло. Колян, пытавшийся встать с кровати, упал обратно.
- Вяжем его! - заорал Огонь. - К койке привязать надо!
Колян отчаянно брыкался, размахивая руками и ногами, никого к себе не
подпуская. Чикатило взглянул на его лицо и содрогнулся. Ничего человеческого, абсолютно ничего. Абстрактная маска, пародия на лицо,
вся в крови. Вытаращенные глаза, отливающие желтизной. Оскал, каких у зверей нет.
Луна, бестолково мечась по комнате, умоляюще кричала:
- Коленька, миленький! Успокойся, бога ради! Я тебя прошу, успокойся!
Парни навалились на Рыбака всем скопом, пытаясь прижать его к койке, лишить движений. Дима Пончик, сто семьдесят пять килограммов чистого веса, сел Рыбаку на ноги, заявив с довольной ухмылкой:
- Ниже пояса он блокирован. Кто-нибудь, ремень дайте, ноги ему привязать.
Потом уже, Пончик долго ходил озадаченным, пытаясь понять, каким образом Рыбак умудрился скинуть его. Да так, что Дима отлетел к противоположной стенке, едва её не проломив.
В комнату вбежали ещё несколько чуваков, не из ''бригады'', поглазеть на бесплатное кино.
Огонь, красный от натуги, рявкнул:
- Брысь отсюда!!!
- Галина Сергеевна, вызывайте ''скорую''! - крикнул Фюрер. - Его усмирять надо!
Луна бомбой выскочила из 21-й. Фюрер удовлетворительно мотнул головой:
- Порядок! Видит бог, не хочу я этого делать. Но придётся...
Коротко взмахнув рукой, Фюрер ударил Рыбака ребром ладони, чуть пониже уха. Рыбак на несколько секунд обмяк и парни, воспользовавшись короткой передышкой, быстренько, но надёжно спеленали его, привязав затем к кровати.Чикатило, шумно дыша, повернулся к Семену:
- Догони Луну! ''Скорую'' не надо, пусть медсестру сюда приведет, с
успокоительным, быстро!
Семен исчез. Парни, семь человек, как насчитал Чикатило зачем-то, вытирали пот с лиц. Коленвал несколько раз пшикнул ингалятором себе в рот. Борман, усмехаясь, повернул рукой лицо Рыбака к себе:
- Ну вот, теперь можно и побеседовать по душам за мои зубы...
- И за нос Бека тоже, - добавил Фюрер. - Сучонок, такого боевика из строя вывел, а! Ну и кто ты после этого?
Рыбак снова взвыл, так, что Малой шарахнулся. Пацаны грохнули. Борман
констатировал:
- Во-во! Правильно! Волк ты позорный, точно. Курвёныш...
- Хана Рыбаку, - тускло сказал Чикатило. - Домой поедет. Бляха, завтра хипежу будет, в рот меня мама целовала...
- Во Владимирский централ он поедет, а не домой! - в комнату зашёл Руден, в верхней одежде. - Бек где?
- Спит, - ответил Фюрер. - Погоди, а ты откуда знаешь?
- Да там Луна орёт на весь этаж, её даже глухари слышат, по-моему. Сейчас сюда припрутся, с медсестрой. Пока до вахты добежала, телефон ''скорой'' забыла с перепугу. Хорошо, её Семен тормознул. Ну, драконьте, что тут и как.
Руден только что проводил на трамвайную остановку свою Александру. И, так же, как и Чикатило, не присутствовал в разыгравшейся драме.
Руден, выслушав Бормана, зло хмыкнул:
- Кранты. Пойду, разденусь, да на Бека взгляну, как он там.
В комнату ворвалась Василиса, за ней - бледная Луна. Медсестра несла шприц в упаковке и какую-то ампулу. Подойдя к связанному Рыбаку, она пощупала ему пульс, потом положила руку на его грудь. Вдруг она спокойнейшим голосом произнесла:
- Развязывайте его, быстро. У него сердце остановилось...
Чикатило похолодел. И вместе с Борманом кинулся распутывать верёвки и ремни на теле Рыбака. Руки и ноги почему-то не стали развязывать. И правильно сделали...
Василиса начала делать Рыбаку прямой массаж сердца. Секунд через пять, в абсолютнейшей тишине, раздался торжествующий рык Коляна:
- А-а, суки!!! Как я вас, а?! - и он пытался вскочить.
Но из-за привязанных конечностей он только выгнулся дугой. Медсестра
шарахнулась, прямо на Чикатилу, тот еле сумел её удержать и сам чуть не упал.
- Вы в порядке? - поинтересовался он у Василисы.
Та молча кивнула, глядя на Рыбака расширенными от ужаса зрачками. Чикатило аккуратненько потеснил её к окну и она в изнеможении села на подоконник, благо, они все - низкие.
Так, хватит, вскипел Чикатило. Наклонившись над Рыбаком, он обеими руками схватил его за голову и заорал тому прямо в лицо:
- Заткнись, солдат! Заглохни, кому сказал, сука!
Рыбак сфокусировал взгляд. Более - менее осмысленно посмотрев на Алексея, он тихо прорычал:
- А-а, Чикатило. И ты здесь? Почему тебя там не было? Я знаю, ты бы меня остановил. Тебя бы я не тронул, ни за что на свете. Тебя и Гуляя...
Чикатило мельком глянул на Василису. Так и есть, теперь вытаращилась на него. Ну, спасибо, дружище... Теперь хрен я с ней познакомлюсь, она меня к себе на пушечный выстрел не подпустит, железно.
- Укол сможете поставить? - спросил Алексей, не глядя на медсестру. - Колите в руку, переворачивать его не будем.
Выйдя в коридор, он подошел к Семену:
- Ночуешь у нас. А я - у вас. А сейчас надо кровь в комнате отмыть. Сам сможешь?
Семён испуганно замотал головой. Фюрер, стоя рядом, негромко сказал:
- Я помогу. Иди спать, Семен, только постель свою возьми.
- Я к Сашке Ящику лучше пойду, - прогудел Семен. - Он все равно один в комнате спит. Чего я вас буду стеснять?
- Как хочешь. Мы все равно спать не будем, по крайней мере, я - точно не буду.
- Я тоже, - кивнул Чикатило. - Пропал мой сон, что, в общем-то - объяснимо...
И Фюрер с Чикатилой всю ночь просидели в 21-й, каждый час выпивая по бокалу кофе. Но Рыбака отключили надёжно. Всё равно, отвязывать его не стали.
А Бек, посреди ночи, встал. И Чикатило, зашедший в свою комнату за кофе и сигаретами, увидел его плачущим. Неясно, правда, отчего он плакал - от боли или от обиды. Скорей всего, от обеих причин сразу.
Вот и осуществилась твоя мечта, подумал Чикатило, что характерно - довольно быстро. Как это дико бы не звучало. Бек сам признался пацанам, что мечтает о том, чтобы кто-нибудь дал ему люлей. И ладно бы, скажи он это по пьяне. Так нет же, был абсолютно трезвым, даже не с похмелья...
- Выгонят его, как с добрым утром, - задумчиво сказал Фюрер, имея в виду Рыбака. - Луна ещё лохмаче распишет в докладной, чем оно на самом деле было.
- Это точно, - хмуро кивнул Чикатило. - К гадалке не ходи, распишет так, что Пушкин с Гоголем позавидовали бы. Сучонок, не мог в дежурство Доброй побуянить, а? С ней бы можно было договориться.
- Запросто. Я бы её уболтал, не напрягаясь.
Что было, как ни удивительно, сущей правдой. Имелся у Фюрера такой талант - мог уговорить практически любую особь женского пола, на что угодно. И иногда он своим талантом беззастенчиво пользовался, как в личных целях, так и в интересах ''бригады''...
Но Луна, в отличие от Доброй, была в этом плане абсолютно непробиваемой. Поднимала из совершеннейшего пустяка такую пыль, что все диву давались. Вот только случай с Рыбаком, как ни крути, пустяком всё же не был, по меркам ''сотки''. И Коляну оставалось жить в общаге дней пять, от силы. До линейки, на которой огласят окончательный приговор, обжалованию не подлежащий.
Жаль, тоскливо подумал Чикатило, бог ты мой, как же жаль! За полгода все как-то привыкли друг к другу, скорифанились. А Рыбак, несмотря на свою БОЛЯЧКУ, всё же был хорошим пацаном. И то, что он СТАЛ инвалидом - не его вина. Единственное, в чём он был безоговорочно виноват - в том, что пил. Нельзя ему было пить, никак нельзя. Рано или поздно, но он бы СОРВАЛСЯ. Это был бы вопрос времени. До сих пор, никто из ''бригады'' не знает точно, был ли Рыбак в Чечне. Сам он про это ничего не рассказывал. И никто не спрашивал. Не было так принято - с
сапогами в душу лезть. Захочет - сам расскажет, не захочет - его право. А всё-таки, по мнению всех парней, Рыбак там был, судя по всему. Ну откуда бы он знал методы проведения диверсий и засад? Откуда бы он знал тактико-технические характеристики почти всех видов стрелкового оружия? И наконец, его армейская травма. Уж не в рукопашном ли бою с моджахедами его так уделали? Одной службы в диверсионной группе минирования мало. Нужно пройти через ''горячую точку'', чтобы стать ТАКИМ.
Хотя, быть может, Чикатило со товарищи и ошибались. Кто знает?..
ГЛАВА 24.
Иногда эта самая ночь, с тринадцатого на четырнадцатое февраля, потом долго снилась Чикатиле. Не во всех подробностях, правда, - отрывками. Но и этого хватало, чтобы по ночам орать во сне и просыпаться в поту...
И ведь было же неясное предчувствие! Было! Чикатило и сам не мог толком объяснить, что он чувствовал. Первый раз это было примерно за неделю до того, как в декабре первый курс схлестнулся со вторым. Чикатило в тот момент рассказывал ржущим пацанам про то, как он со своими друзьями малость подшутил над девчонками - официантками в баре.
Вдруг Чикатило на полуслове запнулся. Дыхание перехватило так, что Алексей согнулся пополам. Пацаны переполошились, кинулись помогать.
- Эй, эй! Ты что, умирать собрался?
Чикатило, чуть отдышавшись, тупо уставился в одну точку и прохрипел:
- И здесь достало... Всё, хана. Ждите событий, парни. Когда меня вот так ломает, это означает только одно - что-то будет.
- В смысле? - не понял Руден, - хорошее или наоборот, плохое?
- Не знаю, честно. Но будет, стопроцентно...
Как правило, предчувствия не обманывали. После того случая Фюрер, когда в комнате никого не было, посоветовал Чикатиле:
- Ты это... Старайся не показывать свои ломки, сдерживай их. А то, фиг их знает, как пацаны это поймут. Скажешь, например, что будет что-то очень даже хорошее, а на деле выйдет вовсе даже наоборот. Ты же крайним и останешься...
Чикатило хмуро кивнул. И нахрена мне такой талант, в смятении подумал он, от него и в самом деле, никакой пользы. Но в том-то вся и штука, что эти ломки накатывали внезапно, резко. Иногда их удавалось скрывать, иногда - нет. Трудно, знаете ли, скрыть то ощущение, что
тебя как будто ударили под дых.
День святого Валентина, на взгляд Алексея, праздник всё-таки хороший, добрый, несмотря на то, что импортный, взятый с Запада. Влюблённые лишний раз делают друг другу подарки, признаются в любви. Всё красиво, с душой, по-человечески.
Перед Чикатилой ребром встала такая проблема: кому признаться в любви, кому сделать душевный подарок? Хоть он и дружил с Надей, но по-прежнему тосковал по Гуле. О чём, что характерно, обе прекрасно знали. И делали вид, что всё нормально. Что Чикатилу бесило несказанно. Поломав голову над этой промблемой, он нашёл воистину соломоново решение: никому ничего не дарить.
Тем более, к Фюреру приехала Танюха, что автоматически исключало
присутствие ''семёрочных'' девчонок в ''сотке''. Да они бы и так не пришли, по той простой причине, что в тот день они работали. Гуля, Надя и Аня умудрились найти работу в каком-то пельменном цехе. До обеда учились, а потом ехали работать. По этой причине дружеские встречи в тёплой, непринуждённой обстановке происходили реже, чем обычно.
Именно поэтому Чикатило и Фюрер в ту злополучную ночь были абсолютно
трезвыми. Зато Руден с Беком напились от души. А всё из-за того, что к Рудену приехала Саша. Лариса Два На Полтора предложила пить вместе. Ну а где Лариса, там и Рита. А где Руден, там и Бек.
Пацаны пришли в комнату к отбою, хорошо накачанные алкоголем. Чикатило с Фюрером уже лежали в своих койках и лениво переговаривались о том, о сём. Руден, хохоча, проговорил:
- Ё-моё, не было печали. Я, блин, не знаю, что мне с этой глухаркой делать. Прикиньте, пацаны, она моей Саше семафорит - мол, брось Игоря, потому что я его люблю. Всё, пока я отсюда не уеду, она будет с каждой моей бабой знакомиться и отбривать от меня. Дёрнуло же меня с ней переспать... Бек, ты смотри, Риту не вздумай трахнуть. Иначе запутаешься в нешуточных сложностях, как я.
- Да нахрена она мне нужна?! - удивился тот. - Ни поговорить с ней, ничего. Ещё жесты ихние придётся учить. Нет, нафиг мне такое счастье? Вон, Чикатиле везёт, на него ни одна глухарка не западает.
- Да уж, - подтвердил Руден. - В натуре, Чикатило, везёт тебе, как не знаю кому. Они же на внешний вид смотрят, кошёлки.
- Знаете что? - лениво проговорил Алексей. - Я вам уже рассказывал про одну глухарку, ту, которая меня чуть ли не изнасиловала. Сыт по горло одной, аж жрать охота. Нет уж, парни, мне такое счастье, как и Беку, даром не нужно. Так что, зёма, будешь ты у нас за всю комнату с глухарками отдуваться. Что поделать, карма у тебя такая, вместе с чакрой.
- Какой ты умный, Чикатило, - издевательски восхитился Фюрер, - спасу нет. Куда нам, убогим, до тебя.
Чикатило добродушно ощерился:
- Позвольте внести два немаловажных уточнения, убогие. Во-первых, я не умный, а начитанный. А это само собой подразумевает второе уточнение: был бы умный - был бы богатый. Не самые хитромудрые философские высказывания, конечно, зато полностью отражают нынешнее моё положение в данный момент... Блин, как я выразился, а? Аж самому понравилось.
Пацаны грохнули. Фюрер сквозь слёзы выдавил:
- Ты сам то понял, что сморозил? Спиноза, мля...
- Айда покурим, Бек, - предложил Руден. - Попутно глухарей наших пошугаем. Может быть, у них догонимся...
И Бек с Руденом вышли.Если бы у Чикатилы был дар заглядывать в будущее хотя бы минут на пять - десять, он бы не пустил их. По крайней мере, постарался бы сделать так, чтобы пацаны из комнаты не выходили. Увы, не было такого дара. И машины времени тоже не было...
Фюрер опять агитировал Чикатилу:
- Ты пойми одно, балбес. Гульку тебе не добиться при всём твоём желании. Во-первых, она мне по-русски сказала, чётко и ясно, что будет со мной. Во-вторых, ты, не в обиду будь тебе сказано, не в её вкусе, абсолютно. Это она мне сказала, а не я придумал. Надьку бы пожалел, дурень! Девка по тебе откровенно сохнет. Согласись, что она не самая плохая баба, а? Ну так держись за неё всеми конечностями! А вдруг? А может быть, тебя судьба сюда не просто так занесла? А ради того, чтобы вы с ней встретились, а? И зажили бы с ней счастливой семейной парой, каких, кстати говоря, в нашей стране удручающе мало.
- Всё сказал? - ледяным тоном осведомился Чикатило. - А теперь я тебе речь толкну. Насчёт Надьки ты откровенно прав, признаю. Вот только есть одно ''но''. Дело в том, что я никогда не женюсь на той бабе, которая мне не нравится. С Надькой я завис лишь потому, что нет пока у меня других вариантов. Далее. Гульку я буду добиваться до тех пор, пока не добьюсь своего. Или пока она мне в глаза не скажет, что она с тобой. Тогда, речи нет, я от неё отвяжусь. Ибо умные люди на этот счёт придумали мудрейшую поговорку: насильно мил не будешь.
- Айн момент, - вскинулся Фюрер. - Уж если ты обратился к народному
фольклору, позволь отпарировать аналогично. Как насчёт другой поговорки, тоже придуманной не менее умными людьми? К примеру, стерпится - слюбится, а?
- Не спорю, такое тоже случается. Но я то себя, любимого, лучше знаю. Поэтому я тебе авторитетно заявляю - эта поговорка ко мне не подходит. Потому как...
Дверь с треском распахнулась. Первым влетел Бек, хохоча во всё горло. Следом ковылял Руден с... костылём, матерясь так, как Чикатило не умел, пожалуй что.
Бек стянул с себя олимпийку. Думать было некогда. Чикатило резко соскочил с койки, аж в глазах потемнело.
- Фюрер, бинт! - заорал он, подскочив к Беку.
Но тот уже сам слетел с кровати. Метнув один рулон Чикатиле, Лёха сунул в зубы второй рулон и, прыгая на одной ноге, подскочил к Рудену.
У Бека кровь била фонтаном из плеча и чуть пониже лопатки, забрызгивая всё вокруг. А Бек, словно не замечая этого, стоял и смеялся, засунув руки в карманы штанов. Зрелище было настолько диким, что Чикатило на миг усомнился, что всё это происходит наяву.
- Руку подними! - крикнул он Беку. - Идиот, руку подними, говорю!
Бек нехотя поднял правую руку, продолжая смеяться. А Чикатило, пачкаясь в его крови, пытался наложить повязку. Некогда было придавать повязке должный вид. Главное - остановить кровотечение...
Туго затянув узел на плече, как учили, Чикатило оглянулся. Фюрер проделывал точно такое действие на ноге Рудена, у которого кровь хлестала из коленного сгиба.
- Кто?! - рявкнул Чикатило, перекрывая стоны и мат Игоря.
- Колобок, сука жирная! - простонал тот. - Бля, только ходить начал... Опять на костыли вставать, твою мать!
В комнату ворвались пацаны: Рыбак, Борман, Огонь, Коленвал. Глаза у них стали квадратными, когда они увидели, что происходит. Рыбак
подлетел к Рудену и стал помогать Фюреру. Борман с Огнём подскочили к Беку и Чикатиле.
- Откуда кровь?! - гаркнул Огонь на Чикатилу. - Где порез, спрашиваю?!
- Это не моя - его, - кивнул Чикатило на Бека, которого осматривал Борман.
- Коряво наложил, Чикатило, - заметил он. - Зато грамотно, кровь почти не льётся.
- У тебя связки перерезаны, под коленом, - сказал Рыбак Рудену. - Не смертельно, жить будешь. А вот ходить будешь на костылях, месяца два...
В комнату тихой сапой вошла воспитка - Косая, которую ненавидели практически все пацаны.
- Ну, что, доигрались? - молвила она, кутаясь в шаль. - Допились, мальчики?
- Чем издеваться, лучше бы медсестру позвали, - рявкнул Руден.
- Да ну? - изумилась Косая. - Правда, что ли? Молодую нашли?
Она стояла слишком близко от двери и в этом была её ошибка. Когда в комнату вломился Колобок, её ударом двери просто впечатало в стену.
А Колобок, не заметив этого, встал на пороге, сжав кулаки. Из его носа обильно текла кровь, падая на рубашку, но он не обращал на это никакого внимания. Вперившись в Бека взглядом зомби, Колобок процедил:
- Что, сучары, досталось?! Я вас на куски порву, падлы, дайте только оклематься!
- Ну давай, сейчас и рви! - заорал Бек.
И ринулся было на Колобка, но на нём гирями повисли Борман с Огнём. Колобок тоже рванулся в комнату. Однако... Рыбак, немыслимым финтом оказавшись в углу, где стояли швабра с веником, схватил швабру. Волчком крутнувшись, он концом ручки нанёс короткий удар в корпус Колобку. Тот охнул и свернулся эмбрионом.
- Попробуешь рыпнуться, забью до смерти, - мрачно пообещал Колян. - Мне уже терять нечего...
Косая, высвободившись из западни, вытолкала Колобка в коридор. Обернувшись на пороге, она сказала:
- Я вызываю милицию, - и хлопнула дверью.
У Бека снова пошла кровь. Вся комната была в крови - палас, пол, стены, дверь. Выйдя в коридор, Чикатило обалдел. Расстояние между девятнадцатой комнатой и двадцатой было сплошь в крови. На полу были большие пятна крови, на стене слева - красные потёки и полосы. Из двадцать девятой выглянул полусонный Весёлый:
- Что за шум, а драки нет? Тва-а-ю м-мать! Что я пропустил, Чикатило?
- Колобок Бека с Руденом порезал, - процедил Алексей.
- Ни хрена себе! - охнул Виталя. - А ты-то чего в крови?!
- Бека перевязывал. С него там хлестало, как из Бахчисарайского фонтана. Весёлый, не в службу, а в дружбу. Слетай за медичкой, а? Пацанов зашнуровывать придётся, чует моё сердце...
Виталя без лишних слов ссыпался на первый этаж. А Чикатило в изнеможении присел на корточки возле стены. Слишком много крови, ошалело билось у него в голове, слишком много для одной группы...
Он сидел, привалившись к стене, тупо уставившись в одну точку. Очнулся
Алексей, когда чья-то рука дотронулась до него. Чикатило поднял голову - на него смотрела новенькая медсестра, по прозвищу Василиса.
- Тебя порезали? - почти спокойно спросила она.
Чикатило мотнул головой:
- Это не моя кровь. Пойдёмте...
Пропустив Василису вперёд, Алексей вошёл следом.
- Господи ты боже мой! - тихо выдохнула медсестра.
Если у Рудена нога была забинтована более-менее на совесть, то раны Бека были выставлены на всеобщее обозрение. Забинтовать их никак не получалось, уж очень неудобные получились раны. И кровь из Бека всё лилась, несмотря на все усилия.
- В медпункт, быстро! - скомандовала Василиса и обернулась к зашедшей Косой. - Придётся ''скорую'' вызывать, их зашивать нужно. Я этого сделать не смогу, нет необходимых приспособлений...
- Я знаю, - кивнула воспитка. - Уже вызвала, уже едут.
Чикатило переглянулся с Рыбаком. И оба невесело усмехнулись. Мысли у них, судя по всему, шли параллельным курсом. Рыбак, без сомнения, смог бы в комнатных условиях заштопать парней. Пускай кустарно, но смог бы... Но официальная машина была уже запущена, ничего не попишешь.
Чикатило с Рыбаком пошли в умывалку, отмываться от крови, пока не засохла. Спустя некоторое время туда приковылял Фюрер, тоже отмываться.
- Надо бы комнату отмыть, - сказал он. - Блин, ну ни хрена себе! Зачем они вообще пошли к Колобку? Идиотов куски!
- Комнату пока не трогаем, - хмуро ответил Чикатило. - Менты уедут - тогда и займёмся уборкой. Ёлы-палы, по любому, всю ночь не спать.
- Да уж, какой там нафиг, сон, - кивнул Рыбак. - Кстати, пацаны. Спасибо вам. За всё спасибо. И извините, если сможете...
Фюрер с Чикатило удивлённо вылупились на него.
- За что спасибо? За что извините?
- То есть как это, за что? - Рыбак, в свою очередь, тоже удивился. - Да за всё, ё-моё. За то, что относились ко мне путёво, за то, что усмирили, за все беспокойства, связанные со мной.
- А-а, вон ты про что... Речи нет, благодарность мы, пожалуй, примем. А вот насчёт извинений - ты не по адресу. Извиняться тебе следует перед Борманом и Беком. Согласись, что мы правы.
- Абсолютно, - кивнул головой Рыбак. - И всё равно...
- Да брось ты! Свои люди, сочтёмся. Пошли к нам.
В комнате уже сидел Весёлый:
- Пацанов увезли в травмопункт, - поведал он. - Только вот обратно их навряд ли привезут. Пешком будут добираться.
- Это плохо, - вскинулся Чикатило. - Рыбак, может, рванём марш - броском, а? По-любому, их в тридцать четвёртый увезли. Пять минут хорошего бега.
- А как из ''сотки выходить?
- Да-а, - озадаченно протянул Чикатило, - это большая проблема, пожалуй что.
- И потом, - резонно сказал Фюрер. - Почему именно тридцать четвёртая
больница? На Сибиряков тоже травмопункт есть. Уж оттуда-то они дойдут, всяко-разно.
Бека с Руденом привезли через час, что удивило всех. В смысле, что их привезли, а не пешком пришли. Руден объяснил:
- На земляка напоролся, тоже с Алтая. Он там водилой на ''скорой'' работает. Познакомились, я его и попросил нас привезти.
Чикатило, улучив момент, попросил:
- Так, потерпевшие. Сейчас вы быстренько нам растолковываете, за каким хреном вас понесло к Колобку. Ежу понятно, что не на чашку чая вы к нему пришли, а он вас угостить категорически отказался.
Руден помрачнел:
- Да сил уже не было смотреть на его выкрутасы! Вот и попёрлись мозги
вправлять. Откуда мы знали, что у него нож обувной под матрасом заныкан? Короче, пацаны. Официальная версия будет такая - мы впряглись за Банзая. Типа, он не мог в комнату попасть, Колобок закрылся и, своих колёс наглотавшись, завалился спать. Ну, мы и помогли Банзаю комнату открыть. А Колобок на нас спросонья с ножом кинулся. А мы, типа, защищались...
Бек, молча куривший, невесело хмыкнул. Фюрер, прищурившись, спросил:
- А реальная версия какова? Что на самом деле было?
- А практически всё так и было, - откликнулся Руден. - За исключением
некоторых моментов. Что Банзай не мог в комнату попасть - правда. Мы с Беком за это просто ЗАЦЕПИЛИСЬ. Повод нашли, короче. Бек просто дверь выдавил, вместе с косяком. Колобок сидел в кресле. Не спал, конечно. С ходу начал права качать: мол, кто вам позволил ко мне врываться? Ну, мы с Беком по паре ударов ему сделали... Он упал на колени, типа, прикрылся. А сам нож из-под матраса выхватил и мне под колено. Я ору: Бек, уходим! И первый выскакиваю. Чувствую - нога отнялась. Тут Татарин мимо шёл. Я ему говорю: быстрее, костыль дай. У него глаза на лоб - кровь увидел. А Бек пока выходил, Колобок ему сзади два раза
и всадил, сверху вниз.
- Плохо били, значит, - заключил Фюрер. - Если он после двух пар на ноги поднялся. Ладно, ты, но Бек-то... У тебя-то удар такой, что ты лошадь с первого раза валишь, а?
- Не лошадь, а жеребца, - хмуро уточнил Бек. - Да я не сильно бил, так, для профилактики. Странно, я даже не почувствовал, что он мне перо всадил... Сюда зашёл, слышу, Чикатило орёт под ухо: руку подними. Я сперва не понял. Потом уже стал боль маленько ощущать.
- В рот меня мама целовала! - взвыл Чикатило. - Вы, в натуре, не тормоза, а гораздо хуже. Вы стоп-краны. Табун терминаторов. Один вообще боли не чувствует, другой - чувствует, но попозже... Я куда попал, а? У меня от вас скоро волоса на жопе поседеют! Я уже про голову не говорю. А им хоть бы хны, гляньте-ка! Чё вы ржёте, мать вашу?
Дверь открылась, вошла Косая. За ней вошли два молодых парня в кожаных
куртках и девушка в дублёнке, с папкой в руке.
- Вот, полюбуйтесь, - злорадно сказала Косая, указав пальцем на Бека и Рудена. - Вот они, любители подраться...
Шесть пар глаз зло вперились в воспитку. Если бы пацаны знали, что им ничего не будет, Косой не поздоровилось бы. Сначала бы оттрахали, во все дырки, потом бы убили... И ведь прекрасно же знала, стерва, какие мысли крутятся в голове у парней. И упивалась этим, что они ей, при всём желании, ничего не сделают.
Парни в кожанках оказались оперуполномоченными уголовного розыска шестого отделения милиции, а девушка - следователем, того же отделения. Сначала увели Бека. Чикатило заметил:
- Ничего он им не скажет. Будет им мозги парить, отвечая невпопад. Скоро отпустят. А вот за тебя, Руден, возьмутся вплотную, потому как язык у тебя подвешен, даже чересчур.
- Что ты меня пугаешь? - вскинулся Игорь. - Да я у себя в деревне нашего участкового не раз по пьянке лупил!
- Ты сейчас не в деревне! - отрезал Чикатило. - Новосибирские опера - хваткие ребятки, ты уж мне поверь.
- Верно, - поддержал Фюрер. - Вон, у Танюхи моей, отец раньше опером работал. Крутой мужик.
- Ладно, - махнул рукой Руден. - Поглядим. Вы, главное, нас отмазывайте. Как ты там говоришь, Фюрер? За всё, что мы...
- ... делаем - отвечаем тоже вместе! - закончил Фюрер.
- Вот-вот, - мотнул головой Руден. - А уж я в долгу не останусь, отвечаю...
Потом их всех увезли в отделение - Рудена, Бека и Колобка. Но и там пацаны стояли на своём. Правда, неизвестно, что Колобок говорил ментам. По большому счёту, что бы он ни говорил - это было всем абсолютно безразлично. Какой дурак всерьёз воспримет слова олигофрена? Да никакой. И если уж Руден и Бек выставляли себя насквозь потерпевшей стороной, то менты, перед тем, как отпустить всех троих, спросили - будет ли кто-нибудь писать заявление? Все трое ответили отрицательно.
И все трое благополучно вернулись в ''сотку'', пешком. В четыре часа утра. Без приключений, что было удивительно. Хотя могли по ходу дела продолжить разборку. Ох, как могли! Заранее исход трудно было бы спрогнозировать...
Бек остаток ночи проспал. Руден тоже заснул под утро. Чикатило, Рыбак и Фюрер всю ночь отмывали комнату и коридор от крови. От этого зрелища Чебака и Коленвала, заглянувшие в 20-ю, затошнило. Коленвала ещё и прополоскало вдобавок.
Еврей, сука такая, пока пацаны суетились, пил у своей дурочки Алёны. Когда приехали менты, он стал кидаться на них, вопя что-то невразумительное. Опера, не скрывая презрения, посоветовали ему ехать спать. Рыбак с Чикатилой, выскочив на шум, увидели, как Еврей раскатывает на своей коляске вокруг оперативников. Обменявшись жестами, парни стали действовать. Рыбак, подойдя к Еврею, незаметно и молниеносно нажал какую-то точку на шее Вована, отчего тот обмяк. А Чикатило, развернув коляску, закатил Еврея в его комнату. После чего они невозмутимо продефилировали мимо чуточку обалдевших оперов,
жестикулируя друг другу. И только оказавшись в комнате, грохнули...
А в восемь часов утра пришла Мама Света. С каменным лицом посмотрев на обитателей 20-й, она тихо, спокойно сказала:
- Встали. К директору в кабинет, сейчас же.
Бек молча вскочил с койки. А Руден, идиота кусок, стал бить на жалость:
- Я не могу идти, Светлана Александровна, нога болит.
Чикатило зажмурился в ожидании грома и молний. Однако, их не последовало. Мастер, посмотрев на Рудена так, что тот передёрнулся, отчеканила:
- Не сможешь идти - приползёшь. Пять минут, время пошло. Алексей, помоги ему.
Чикатило кивнул. Когда Мама Света вышла, он прошипел Игорю:
- Ты что делаешь, баран безрогий?! Засунь язык в задницу и не
вздумай ей перечить! Молча всё делай, понял?
- А что я такого сказал? - удивился Руден. - Нога-то в самом деле болит.
- И что? Ты думаешь, что тебя пожалеют? Да ни хрена подобного. Какие же вы дебилы, в рот вам конфету! Говорил же, предупреждал: угомонись, а то угомонят... Нет, блин, залили полные баки, шары выпучили. Море им, видите ли, по колено. И чего вы добились, олени? А ни хрена...
- Кроме того, что вы домой поедете, - поддакнул Фюрер.
- Слышь что, пацаны, - поморщился Руден. - Кончайте на мозги смолу капать, без вас тошно.
- Нет уж! - взорвался Чикатило. - Ты послушай, чтоб тебя до самых печенок продрало! А дома порассуждаешь, коровам хвосты крутя. И придёшь к такому же выводу, что я был прав...
Директор училища не стал выслушивать ни Бека, ни Рудена, ни Колобка. Ему было достаточно прочитать рапорт Косой. Это потом уже, когда Солдат остыл, был созван педсовет. На его голосование выставили девять кандидатур, кого оставить, а кого исключить: Руден, Бек, Колобок, Косяк, Еврей, Огонь, Рыбак, глухарки Рита и Оля.
Результаты голосования были вполне ожидаемые. Большинство педагогов
высказалось за то, чтобы глухарок оставить в училище. И то же большинство проголосовало против того, чтобы вышеперечисленных парней оставить для дальнейшего обучения...
Утром в ''сотку'' прибежала Гуля, которой Косая позвонила ещё ночью. А ближе к обеду приехал их отец. Как он орал на пацанов из двадцатой! Его зычный голос был слышен по всей общаге. В принципе, мужик орал на них абсолютно справедливо, поэтому никто и слова не пикнул ему против шерсти. Гуля, и та огреблась. Чикатило с Фюрером кинулись было её защищать, но Гуля сделала на языке глухарей жест: не надо. Конечно, маленько и ''семёрочных'' девок поднатаскали, в смысле жестов. Авось, в жизни пригодится, кто знает...
Дядя Саша, так по-русски звали отца Бека и Гули, попытался договориться насчёт того, чтобы Бека всё-таки оставили в ''сотке''. Но Солдат был неумолим:
- Если я его оставлю, меня перестанут уважать. Я не имею права идти против решения педсовета.
И отец уехал, строго-настрого наказав Беку ехать домой, а не куда-нибудь:
- Домой, понял? Тебя уже наша скотина заждалась. Гуля, позвонишь, когда он уедет, хорошо?
- Да, папа...
Весь день пацаны были как пришибленные. Двадцатая отсыпалась после очередной бессонной ночи, положив на учебу с прибором. Остальные же учились. В обед вся "сотка" стала свидетелями такой картины: в столовой на отдельный стол выставили еду. и по столовке, в абсолютной тишине прошествовал Колобок, сияя свежими фингалами под обоими глазами и хорошо опухшим носом. И ладно, пройди он к столу один. Нет, к столу его конвоировали Мама Света и Катя СС. И ел он, гондон, под их чутким присмотром. Охраняли его, понимаете ли. Даже в туалет водили под охраной, предварительно выгоняя из него парней... И так продолжалось до тех пор, пока Колобка не препроводили домой. Слов не было, были одни маты...
А вечером примчалась Саша. Та вообще криком исходила, что твоя сирена. Руден страдальчески морщился, пытаясь остановить её. Бесполезно - Саша закусила удила. Лишь потом, выдохшись, она разревелась, уткнувшись лицом Рудену в плечо.
- Что ты сразу истерику закатила? - бурчал Руден. - Подумаешь - ногу порезали, велика беда. Вон, на Бека посмотри, ему ещё хлеще досталось.
- А вдруг ты больше ходить не сможешь? - ляпнула Саша. - А впрочем, какая разница? Всё равно тебя выгнали уже, считай.
- Тьфу на тебя, дура! - в сердцах сплюнул Руден. - Что ты мелешь? Накаркать хочешь? Да я тебя потом найду...
- ...и горло перережу! - закончил Рыбак. - В самом деле, Александра, что ты херню несёшь? Будет он ходить, я тебе, как Чикатило выражается, авторитетно заявляю. И ходить будет, и бегать, и прыгать. Поверь мне, я в этом маленько разбираюсь. У него под коленом связки перерезаны. Ему месяца два поменьше ногу тревожить нужно, всего и делов.
- Вот кстати, Рыбак, - встрепенулся Игорь. - Объясни-ка, зачем нам в раны трубки вставили?
- А это специально, чтобы через них вся параша вроде гноя выходила. Неудобно, спору нет, но необходимо. Иначе раны загноятся, будет ещё хуже.Бек, тебе ещё несказанно повезло, что у тебя артерия не задета...
- Во-во, - подхватил Фюрер. - Истёк бы кровью за три - четыре минуты. И хрен бы тебя спасли... Это я тебе как несостоявшийся медик говорю.
- Так что, дружище, запомни это число - четырнадцатое февраля, - сказал Чикатило. - Это - твой второй день рождения. Так что - с днём рождения!
ГЛАВА 25.
В понедельник, семнадцатого, была самая мрачная линейка, особенно для
''бригады''. Как обычно, старосты групп зачитывали рапорты. Самое большое количество замечаний было, конечно же, у обувщиков первого курса - группы "О-134". Небольшая, с позволения сказать, хохма произошла в тот момент, когда Рыбак, староста своей группы, зачитывал замечание о самом себе...
Директор, собрав рапорты, задумчиво поворошил их, потом негромко сказал:
- Значит, четырнадцатого числа, мы провели заседание педсовета, на котором рассматривали один - единственный вопрос: оставлять всех вышеперечисленных нарушителей дисциплины или нет. В ходе голосования мы пришли к такому решению: отправить домой девять человек. Восемь человек из первого курса и одного - из второго. Более того, один человек, первокурсник, исключается из училища без права на возврат. Далее. Из обувщиков первого курса, помимо исключённых, уходит ещё один человек, в академический отпуск, по состоянию здоровья. Глухонемых девушек мы решили оставить, до первого замечания. Больше поблажек им не будет, хватит. И так мы вас жалели-жалели... Больше жалеть не будем. Не понимаете по-хорошему - езжайте домой. Чтоб вы знали,
группа "О-134" была на грани расформирования. Так что, обувщики, благодарите Светлану Александровну, что она спасла группу... Далее. Мастерам групп, из которых исключаются учащиеся, довести до сведения всё, что было решено на педсовете. Разойдись.
Парни ждали, что Мама Света будет орать, рвать и метать. Обычно, перед тем, как начать разнос в пух и прах, она мутным взором убийцы со стажем осматривала всю группу. В общем, все подсознательно ждали ОБЫЧНОГО. И были к этому готовы, уже привыкшие к подобным выволочкам.
Однако, когда мастер зашла в цех, все пацаны тихо ошалели. Потому что лицо Мамы было ДРУГОЕ. Такой её никогда не видели, честное слово. Спокойное такое лицо, умиротворённое, как у святых на иконах, ей-богу.
Когда Мама заговорила, группа ещё больше одурела:
- Ну что, ребята? На сегодня новости таковы: группу покидают пять человек. Миша взял академический отпуск, до сентября. Уехал уже?
Фюрер кивнул. Мама Света продолжала:
- Вова, - обратилась она к Еврею, - ты должен покинуть училище сегодня, до часу дня. Приказ директора. Сдавай инструменты и собирайся. Обходной лист отдашь старосте, он его сделает как нужно.
Еврей начал было бормотать про то, что у него много вещей и ему нужны
помощники, чтобы добраться до вокзала. Мама спокойно отрезала:
- Никто с тобой не поедет. Мир не без добрых людей, не пропадёшь.
Но потом, подумав, сдалась:
- Ладно. Эдик, Анатолий, Саша и Кирилл - поможете ему собрать вещи и
посадите на поезд.
Чебак, Гамми, Ботаник и Князь свернули работу и вышли из цеха. Мастер, ни на кого не глядя, жёстким голосом произнесла:
- Приучили на свою голову. Без посторонней помощи ничего сделать не может. Размяк, как тесто. Не мужик, а тряпка половая... Ладно, дальше поехали. Игорь и Бекназар, к вам обращаюсь. Сроку вам - до среды, чтобы доделать все дела и уехать отсюда. Что касается Сергея, то его уже отправили домой с социальным педагогом...
И правильно сделали, подумал Алексей, иначе кто-нибудь сделал бы из него неживого мертвеца. Кто-нибудь по пьянке бы не выдержал, многие уже давно точили зубы на Колобка. И была бы новая кровь...
- Также домой едет Николай из группы переплётчиков. Из слесарей - бытовиков исключены Сергей, который после аварии и Саша, сердечник - детдомовец. Юрко уже уехал? - вновь спросила Мама у Фюрера.
- Уехал, - ответил тот. - Мишка его до Черепанова довёз и посадил на автобус. Потом вернулся и в тот же вечер уехал сам. Светлана Александровна, один вопрос, если можно. Кто исключён без права на возврат?
- Переплётчик, - нехотя ответила Мама.
- Интересное кино, - поднял голову Чикатило. - А почему он, а не Колобок? Что получается, Рыбак опасней его? Глупости это...
- Знаешь, почему так получилось? - спросила мастер. - Да потому, что Галина Сергеевна более расписала происшедшее в её смену, нежели Татьяна Степановна. А директор наш смотрит не по человеку, а по бумажкам. Такие дела. Что касается остальных... Учимся, как раньше. Если в группе или в общежитии произойдёт нечто подобное, с кровью - я больше группу отстоять не смогу. Вас расформируют. А за меня не беспокойтесь, я без работы не останусь...
От её тихого голоса веяло такой неумолимостью, что парни сидели как на иголках. Не по себе было группе, другими словами. Даже те, кто ни разу не нарушил дисциплину, кто ни разу не залетал в рапорт - и те чувствовали себя не в своей тарелке. Хоть бы заорала, что ли. Но нет, даже тона не повысила, отчего делалось вовсе уж жутко...
Еврей позвонил с вокзала в три часа дня, позвав к телефону Маму. Та, поговорив с ним, зашла в цех:
- Вова плачется, - невесело хмыкнула она. - Кричит: бросили его
сопровождающие на произвол судьбы, один Саша с ним стоит, и тому, видите ли, домой скоро надо. Кирилл на работу уехал, а эти два друга вообще на полпути с метро сошли... Поезд отходит в восемь вечера. Алексей, поедешь? А ребята тебе ужин в комнату принесут.
Чикатило кивнул. А Мама Света напомнила:
- Да, кстати, насчёт заявок на питание. Пока пусть остаётся по-старому. Со следующей недели будешь подавать новые заявки и попутно, переделаешь график дежурств. Что не так? Не мотай головой, я же вижу, что ты чем-то недоволен. Давай, выскажись.
- Зря вы так с парнями, - изо всех сил сдерживаясь, чтобы лицо не ПОПЛЫЛО, сказал Алексей. - Нет, я не про вас лично, а про педсовет этот. Неправильно вы решили насчёт них, несправедливо. По крайней мере, четверых можно было оставить, максимум - троих. А вы всех в одну кучу свалили, и правых, и неправых. Зато глухарей все почему-то жалеют... Непонятна мне политика училища, категорически.
- Объясняю первый и последний раз, - вздохнула мастер, - коротко и доходчиво. Большинство баб, которые здесь работают - бабы и есть. Истерички, проще говоря. Знал бы ты, какие тут сплетни плетутся и заговоры делаются... А парней я отстаивала, как могла, поверь мне. Думаешь, только вам они как родные стали? И мне тоже. Теперь понятно?
Чикатило хмуро кивнул. Чем меньше заведение, тем больше всяких мелких
внутренних распрей, это азбука жизни, сталкивались, как же...
С Чикатилой увязались ещё четверо пацанов: Банзай, Коленвал, Женя Кузема и Рыбак. Колян ещё оставался в ''сотке'', заявив, что уедет в последнюю очередь, после того, как проводит всех остальных.
Еврея на вокзале нашли быстро. С ним был только один Ботаник, слинявший сразу, как только парни подошли.
- Мамка на меня ругаться будет! - загудел Саша. - Я ещё в шесть часов дома должен быть. Так что, я побежал!
- Где эти васи? - спросил Чикатило у Еврея, имея в виду Чебака и Гамми.
- Хрен их знает, - пожал плечами Еврей. - Мы и не заметили, где они сошли. Пиво будете?
- Давай...
Оглядев груду мешков и сумок, Алексей поинтересовался:
- Ты мне вот что заясни, Еврей. Зачем тебе всё то, что ты стырил в ''сотке''?
Надо сказать, что Вова тащил в комнату всё, что плохо лежало в цеху и в так называемой ''колодочной''. Запчасти, материалы, колодки - всё. Все это видели, но все молчали...
- Как это зачем? - вскинулся Вова. - Дома мастерскую открою, буду работать. А зачем я буду всё это дело покупать, когда есть возможность свистнуть? Я же не у Мамы лично украл, а у училища, а значит - у государства. Тут, Чикатило, своего рода игра - кто кого хлеще обманет...
Алексей хмыкнул:
- Государство, Еврей, своё ещё возьмёт. Ему эти твои мелочные кражи, знаешь ли, по барабану. Я не удивлюсь, если скоро будут потихоньку у НАС льготы отбирать, всучивая взамен крошечные деньги... Которые у нас долго в руках не пробудут, потому как цены полезут вверх. Сколько раз такое было... И что самое печальное, хуже всех придётся таким, как ты - любителям посинячить до посинения. А я больше чем уверен, что дома ты будешь так же бухать, как и здесь. Тебе просто некогда будет работать. И потом, чему ты успел научиться? А ничему...
Через час Еврей отправился в Тюмень. Надо было видеть, как парни грузили вещи и Еврея в вагон. Выстроились цепочкой, закидали мешки, потом тюки, затем сумки. Под конец разобрали коляску, зашвырнули её в вагон и сверху, прямо в тамбуре, посадили Еврея. Проводница дальше не пустила, объяснив, что вагон и так загружен под завязку. И вообще, Еврей превысил лимит багажа чуть ли не втрое...
- Вот по кому, а по нему я грустить не буду, - уверенно сказал Чикатило.
С чем пацаны согласились.
Вечером, когда Чикатило с пацанами приехал в ''сотку'', состоялся тяжёлый разговор со всей, пока ещё, ''бригадой''. Не было только Огня, который свинтил практически сразу после линейки. В последнее время у него РВАЛО во время попоек. И от него избавились, как от ''прямой угрозы жизни и здоровью учащихся''... Впрочем, остальные парни тоже попали под эту формулировку, те, которых исключали. Со второго курса вылетел, как оказалось, Вова Адвокат, в пьяном виде осмелившийся послать Косую на три буквы и в пять. Косая этого не спустила...
Чикатило тоже решил ехать домой. В конце концов, виноваты во всех этих
инцидентах были все, а не только те, кого выгоняли. И если уж пообещались за всё отвечать вместе, так надо эти обещания выполнять. Иначе ты не мужик.
Собравшиеся в 20-й парни были мрачнее мрачной тучи. А чему веселиться,
спрашивается? Решительно нечему...
- В общем так, пацаны, - сказал Алексей, закурив. - Не знаю, как вам, а мне дальше учиться в ломы. Поэтому, я тоже того, домой собрался.
- А смысл? - спросил Руден. - Оно тебе надо? Ладно, нас выгнали, потому что мы, в натуре, идиоты. Нас правильно выгоняют, в принципе. А тебе зачем уезжать? Учись дальше.
- С кем учиться?! - вскипел Чикатило. - В группе остаются ровным счётом три нормальных человека - Маршал, Слеза, Фюрер. Кроме последнего, остальные - из города. Что мне по вечерам делать? С кем общаться? Фюрера вот-вот снова в больницу положат. А мне что, в комнате одному торчать?
- А нас ты в расчёт, значит, не берёшь? - обиделся Борман. - Спасибо, друг.
- Борман, я пока что речь веду о своей группе. Потом и про вас поговорим. Ну, так что? Делать, как обещались? Или по-другому?
Руден щёлкнул пальцами:
- Погоди, Чикатило. Я, кажись, понял, в чём дело. Хочешь, мы тебя освободим от обещания? А заодно, всех остальных. Учитесь, пацаны. И не надо из-за нас себе жизнь ломать. И потом. То, что мы уедем, вовсе не означает, что мы сюда больше не вернёмся. И нам надо будет твёрдо знать, что нас здесь встретят насквозь знакомые типы, которым можно доверять. Бек?
- Дурью не майся, - буркнул тот. - Учись давай. Я на следующий год снова приеду, родители заставят.
- А я буду сюда наведываться, просто так, - сказал Рыбак. - Просто посидеть, пообщаться. Не уезжай.
- И потом, Чикатило, - задумчиво сказал Борман. - Ты не думаешь, что твой отъезд может вызвать цепную реакцию? Что за тобой остальные потянутся? Сначала Фюрер, потом я, Весёлый, да все, ё-моё! Да и Маршалу со Слезой будет тоскливо...
- В рот вам мокрую сигару, - тяжело вздохнул Чикатило. - Второй раз уехать не даёте. Нет, точно говорю, у меня крыша когда-нибудь потечёт... Ладно, раз вы так повернули, так и быть - останусь. Чёрт с вами, если вы меня повязали - я вас тоже того, адекватным образом. Попляшете вы у меня, короче, вприсядку и в три притопа...
На той беседе не было одного - Гуляя, который в то время работал. И на
следующее утро разговор получил неожиданное продолжение.
Чикатило натуральным образом валился с ног, так как не спал всю ночь. В пять часов утра четверо парней - Бек, Руден, Рыбак и Чикатило вышли из ''сотки''.
Руден ехал домой, Бек поехал с ним, а Рыбак и Чикатило их провожали до самой электрички.Пацаны решили ехать с Речного вокзала, так было ближе. Поскольку на улице стоял жуткий мороз, Чикатило на прощанье отдал Рудену свою зимнюю шапку - ушанку, из меха Чебурашки и рыбьей кожи. Чикатило вообще предпочитал одеваться дешево и сердито. А в этой шапке было три достоинства: во-первых, несмотря на искусственные материалы, из коих она была сделана, в ней было очень тепло; во-вторых, она выглядела вполне даже ничего, пока новая; в-третьих,
её хрен кто снимет, по той простой причине, что она нафиг никому не нужна...
Долгие проводы - лишние слёзы. Поэтому прощались скупо, быстро, благо,
электричка стояла всего три минуты.
Чикатило боролся со сном, сидя в умывалке с Фюрером. Сидели, курили,
спокойно разговаривали, никого, как говорится, не трогали.
Вдруг в умывалку буквально влетели трое, решительно неуместно выглядевшие все вместе - Гуляй, Маршал и Чебак. Следом за ними ворвался Толя Слеза. Парни выглядели так, будто собрались метелить и Чикатилу, и Фюрера. Гуляй, сделав страшное лицо, сказал:
- Если вы, двое, отсюда всё-таки уедете - я узнаю об этом через две минуты. Я лично вас догоню, отобью вам всё, что отбивается и сброшу обоих под поезд. Вы меня знаете, если я так говорю, значит так оно и будет.
Маршал кивнул:
- А я помогу. Вы что надумали, дурики? Куда собрались?
- Так дела не делаются, пацаны, - сказал Слеза. - Нас осталось мало, так что давайте уж до конца вместе быть.
Фюрер и Чикатило вытаращились на них, забыв про сигареты.
- Короче, я вас предупредил, - прошипел Гуляй. - Вздумали уезжать - давайте, линяйте. Только ни один из вас до дома не доедет, зуб даю.
И круто развернувшись, вышел чуть ли не строевым шагом. Чебак, хмуро
глядевший на пацанов, ляпнул:
- Я своих грузин на уши поставлю, чтобы вас найти, имейте в виду.
- Чебак! - рыкнул Слеза. - Скройся!
Чикатило поднял на парней красные глаза и устало спросил:
- Ёлы-палы, какое вам дело, уедем мы или нет? Вы-то от этого ничего не теряете...
И тут Костя, добродушнейший человек, ЗАГОВОРИЛ. Да так, что у Чикатилы
мороз по коже пошёл. И глядя на него, Алексей первый раз, за всё время, испугался Маршала. Лицо у Кости стало ЧУЖОЕ, абсолютно не подходившее тому человеку, которого все знали. Даже голос стал отдавать металлом:
- Приедешь ты домой, и что? Опять киномехаником работать, за копейки? Это пока ты не женат, тебе будет хватать этих грошей. А женишься, ребёнок появится? Что ты будешь говорить жене? "Извини, родная, я не умею деньги зарабатывать?" Ты потом будешь проклинать самого себя, за то, что не доучился. Ты своему ребёнку в глаза не посмеешь посмотреть, когда он попросит купить ему что-нибудь, а ты не сможешь. Он тебе потом в морду плюнет, когда вырастет. И правильно сделает. Есть возможность учиться - учись, не выделывайся. Получай профессию, она тебе лишней не будет, по-любому. Это - что касается тебя... Теперь про нас. Вы уедете - с кем нам прикажешь общаться? С Чебаком? С Ботаником? С Гамми? Большое спасибо, но мы не слабоумные, как они. Да мать вашу! Ради чего, ради кого уезжать?! Куда нам с Толькой идти, кроме вас?! О себе ни хрена не думаете, так хоть о других подумайте!
- Вот оно что! - протянул Фюрер. - Шкурный интерес, а?
- Ну да, - спокойно подтвердил Костя. - Он самый. Некому больше в нашей группе доверять, кроме вас. Так что, думайте. А Гуляю я помогу, в случае чего, жопой клянусь...
Вот это да, оторопело подумал Чикатило, вот это расчесал! Твою мать, Алексей, пора взрослеть, однако. Хватит с тебя юношеской романтики, пожалуй. Пора на жизнь по-взрослому смотреть, давно уже пора...
Рыбак уехал домой в тот же день, после обеда. Зайдя в 20-ю комнату попрощаться, он увидел, что Чикатило дрыхнет без задних ног. Рыбак не стал его будить, только черкнул коротенькую записку: "Я сюда ещё вернусь. Поэтому не прощаюсь".
Фюрер говорил, что Рыбак плакал, выходя из ''сотки''...
ГЛАВА 26.
Чёрт её маму знает, почему остатки ''бригады'' восстали, после того, как её личный состав сократился чуть ли не наполовину. Скорее всего, даже наверняка, причина "восстания" была простой, как одноимённый карандаш - обида. На себя, на непонятную политику училища, на преподавателей, на хромых на голову учащихся и глухарей, которым делались всяческие поблажки... Короче, на весь мир.
Ну, восстание - это слишком громко сказано, скорее - злостное неповиновение. Которое заключалось в двух вещах: в течение двух последующих недель пацаны не ходили на занятия и вовсю глушили благородный напиток под гнусной кличкой ''разбодяженный спирт''.
В одной из попоек парни вспомнили об одном незаконченном деле, которое
''бригада'' начала, но не довела до конца. Дело было, если можно так выразиться, ТУХЛЫМ, воняющим за километр. Вот уж не думали, что некоторые педагоги и воспитатели способны на такую гнусь...
В ''сотке'' завелись "дятлы", или проще говоря - стукачи. Некоторые из них добровольно освещали администрацию училища о происходящих в нём
безобразиях, по причине своей подлой натуры, другие - как ни странно, были завербованы, самым натуральнейшим образом. С одной стороны, завербованных трудно в чём-либо обвинять, потому как за свои
поступки они не отвечают, ибо не дружат с головой. Что, впрочем, не мешает им сливать педсоставу достоверную информацию. С другой же стороны, стукачей не любят, мягко выражаясь. Нигде. И при первой же возможности припоминают им всё хорошее и весёлое...
Выявить стукачей оказалось не так уж и сложно, как казалось вначале. Не сложно, но времени было затрачено изрядно. Чикатило сразу же предложил способ, который себя впоследствии оправдал. Каждому подозреваемому впаривали дезинформацию, а потом, через надёжных людей, наблюдали за его поведением. Рано или поздно, кандидат в ''барабанщики'', если он таковым и был, сломя голову нёсся к воспитке или к своей мастачке. С их стороны тут же следовали проверки и меры пресечения. Парни делали недоумённые лица, начисто отрицая всё на свете. "Какая пьянка?! Да бог с вами, сидим вот, пельмени кушаем, какао с чаем прихлёбываем, за жизнь светски беседуем..." И брали стукача на заметку, приговаривая полюбившуюся фразу: живёт спокойно до первой пьянки...
И если бы не случаи с Рыбаком, Беком и Руденом, эти самые ''дятлы'' давно бы порхали по ''сотке'' бабочками. Коих успели выявить немалое количество. К нешуточному огорчению Чикатилы, среди завербованных оказался Семён. Алексей сразу же предупредил пацанов:
- Его не вздумайте бить, хлопот не оберёмся. Я с ним сам поговорю, по-хорошему. Он же жертва наших педагогов. Вот увидите, больше он барабанить не будет...
Семён лежал на своей койке, уставясь в потолок бездумным взглядом.
- Семён, у тебя курить есть? - спросил Чикатило, зайдя в комнату. - Угости, будь добр, а то мои благополучно скончались.
- И я заодно покурю, - прогудел Семён, вскакивая.
К слову, курить он стал, пребывая в ''сотке''. А перейдя на второй курс - и пить научился. За два года совместного проживания Соловей научил своего соседа по комнате и курить, и пить...
Сейчас Соловей находился в очередной ''командировке'', на лечении, и Семён жил в комнате один. И Чикатило начал свою обработку, затянувшаяся без малого на полчаса. Насколько Алексей знал подобных Семёну людей, с ними надо было разговаривать по методу "пряник - кнут". Сначала Чикатило задушевным тоном припомнил Семёну сентябрьские события. Потом, злым голосом обрисовал ему те последствия, которые непременно были бы, не вмешайся ''бригада'' в его проблему. И под конец, когда Алексей стал журить его за необдуманные действия в отношении парней, столь много для него сделавших, - Семён разрыдался, что и следовало ожидать...
Путаясь в слезах и соплях, Семён клятвенно заверил, что со стукачеством он завязал, отныне и навсегда.
- Нет, Семён, совсем завязывать не надо, - сказал Чикатило, поняв, что
переборщил. - Продолжай информировать воспиток там, мастачку свою, кого хочешь. Вот только старайся больше не упоминать о том, что происходит в трёх комнатах: в двадцатой, в двадцать восьмой и в двадцать девятой. Если спросят про них, отвечай - всё нормально, всё тихо...
Семён приободрился. И окончательно успокоившись, назвал Алексею четыре
фамилии, обладатели которых, как оказалось, барабанили не в пример хлеще, нежели те, кто хромал на оба полушария...
Некоторые стукачи оказались вовсе даже и не стукачами, а стукачками. Их со спокойной совестью сплавили девкам, которые верховодили в женской половине общежития. Что они с ними сделали, это надо было видеть. Злые молодые девки, знаете ли, зрелище не для слабонервных. Особенно, когда они дерутся... Порхали клочки по закоулочкам, короче.
Ну, а парни... А, чего уж! Били стукачей, жестоко и долго, заодно обрисовывая им их же будущее, если они не возьмутся за ум и не бросят свои паскудные привычки закладывать кого не надо.
Конечно, попадались упёртые типы, которые не понимали с первого раза.
Прибегали мастачки, с дико вытаращенными глазами, чьими учениками были
наказанные. Но парни, предельно честно глядя в глаза, говорили этим горящим жаждой мести дамам, что имело место быть не нападение с целью избиения, а вовсе даже наоборот. Самооборона чистейшей воды, хоть пополам тресните. Ничего, сходило с рук, выходили сухими из воды, как те гуси...
Что было самым удивительным, ни Мама Света, ни другие мастера и классные руководители, не реагировали на ''восстание''. Даже воспитки, против своего обыкновения, никого из ''восставших'' в рапорт не записывали.
А в ''бригаду'' влились, в прямом и переносном смысле, двое новых персонажей - Денис Вехотка и Серёга Мутант, оказавшиеся столь ярыми любителями покуражиться, что поначалу все одуревали. Конечно, с ними общались и до ихнего ''вливания'', но по большей части - эпизодически.
И если Денис был свой в доску, бесхитростным пацаном, то Серёга был ему полнейшим антиподом. Про таких говорят - хитрожопый. С ним боялись спорить воспитки и мастера, потому что это заранее было бесполезным мероприятием. Загрузит так, что не унесёшь... А уж любитель путешествий - мама дорогая! Хлебом не корми, дай куда-нибудь смотаться.
Вся Серёгина хитрожопость, как и любое другое, имело две стороны. Хорошая - это то, что Мутант постоянно кого-то отмазывал, порой вытаскивал из самых безнадёжных, казалось бы, ситуаций. Именно благодаря его усилиям многих парней оставили в училище, хотя при другом раскладе их давно бы уже выпнули, с радостью. А плохая заключалась в том, что Мутант был очень жаден на деньги. Откровенно психуя, когда кто-нибудь ему на это намекал.
В конце концов, идеальных людей не существует изначально. А уж среди
инвалидов и подавно.
После февральской ''чистки'' последовало очередное перезаселение. С целью освобождения комнат парней стали утрамбовывать по-новой. И только комнаты обувщиков первого курса так и остались закреплёнными за ними, все четыре, только жили теперь в них по два человека. Хотя сначала Катя СС хотела сделать так, чтобы в них жили по четыре парня. Из этого следовало, что к Чикатиле и Фюреру подселили бы Банзая и Чебака. А это было бы неправильно, категорически неправильно.
После того, как в это дело вмешалась Мама Света, картина стала выглядеть следующим образом: 20-я комната - Чикатило и Фюрер, 19-я - Кузема и Вертолёт (на радостях вопивший "Свобода!", что лишний раз доказывало правдивость рассказа глухаря Валеры...), 18-я - Конь и Моряк, 17-я - Банзай и Чебак. Вот такое положение дел устраивало практически всех.
Сначала две пары (Чикатило с Надюшей и Фюрер с Гулей) пили водку в 20-й комнате ''сотки''. В тот вечер дежурила Косая, которая имела обыкновение заглядывать в комнаты три раза за всё дежурство - по приходу на работу, перед отбоем и на ''подъёме''. Так что парни не боялись спалиться.Хорошенечко подпив, Чикатило предложил Гуле:
- Пойдём в коридор, почирикаем... - и выведя сестру Бека из комнаты, прислонил её к стене. Глядя её прямо в глаза, продолжил: - Гуленька, родная моя, единственная и неповторимая! Я тебе сейчас, уж прости, выскажу всё, от А до Я. А ты уж выслушай, будь добра...
- Хорошо, я слушаю, - Гуля улыбнулась так, что у Чикатилы сердце ухнуло куда-то вовнутрь организма.
- Что ты со мной делаешь, а? - прошептал Алексей. - Я же голову от тебя теряю, совершенно. Неужели ты не видишь, что я тебя, дурочку этакую, люблю? Что ты глазки вытаращила так удивлённо? Да, люблю! Хотя, сам не понимаю - за что. Вроде бы у нас с тобой ничего не было, а вот поди ж ты, люблю. Гуль, ты мне хоть отлуп дай, что ли? Чтобы я уже точно, наверняка знал, чего мне ожидать... Подумай, определись, с кем ты будешь, со мной или с Фюрером. Если со мной - я тебе клянусь, я из кожи наизнанку вывернусь, чтобы ты была счастлива, чтобы ты не пожалела, что выбрала меня. Посмотри мне в глаза, пойми - я не шучу! Какие шутки, мать - перемать?!.. Ну, а если всё-таки его, - Алексей кивнул в сторону комнаты, - ну, тады, как говорится, ой. Тут я уже ничего не сделаю. Насильно мил не будешь...
- Дай мне маленько времени, - тихо сказала Гуля, упрямо глядя в пол. - Чуть-чуть, ладно? Я всё понимаю, но... Я должна подумать, взвесить. А это лучше всего делать на трезвую голову, согласись.
- Твоя правда, - вздохнул Чикатило. - Пошли пить дальше... Ты только долго не думай, ладно? Хуже нет - ждать и догонять...
И чего их потом на улицу понесло? За каким хреном? Тем более, что на улице зима. Сидели бы себе, в сухости и в тепле, благо - и выпивки, и закуски было более чем достаточно. Так нет же, бляха - муха! Распихали по карманам чикатилской камуфляжной жилетки бутылки с водкой и лимонадом, пакет с закуской, оделись и попёрлись на свежий воздух...
Несколько слов нужно сказать про эту самую жилетку Чикатилы, так называемую ''разгрузку''. Жилетка стала в ''сотке'' если не легендарной, то уж знаменитой точно. Сшитая Мутантом по индивидуальному заказу, она имела ровным счётом двадцать три кармана различных размеров. В них можно было переносить всё, что душа пожелает. Из-за чего Чикатило и заказал её Мутанту. А тот, уже по ходу
дела, внёс в конструкцию жилетки свои усовершенствования...
Особым спросом жилетка пользовалось у ''контрабандистов'', то есть у тех, кто хотел незаметно пронести в ''сотку'' всяческий алкоголь, не прибегая к крайним мерам вроде третьей комнаты или пожарного рукава... Потому как без шмона и не увидишь, что в жилетке лежит и где, особенно, если поверх неё одеть куртку или пуховик. Чикатило, как-то раз, лично пронёс в общагу две полторашки лимонада и две бутылки водки, ёмкостью по ноль семьдесят пять каждая. Причём - на виду у
всех. А никто и не заметил...
- Парни, побудьте здесь, а? - попросили девчонки. - Мы по-быстрому, к себе в комнату и обратно.
Чикатило с Фюрером лишь пьяно кивнули, стоя в обнимку, поддерживая друг друга. В ''семёрку'' попасть постороннему человеку было практически нереально, в отличие от ''сотки''. Стой на вахте и жди, пока дежурный не позовёт тебе кого ты вызвал. Помимо злющих тёток на вахте, там ещё имелся стационарный пост милиции, где круглосуточно дежурили отнюдь не хилые ребята. И в случае чего, за три минуты туда подъезжали дежурные наряды вневедомственной охраны или
патрульно-постовой службы, которые редко с кем миндальничали. И будешь ты, вульгарно выражаясь, бодать ментовские кулаки своей пьяной рожей. Нам бы такую охрану...
- Чикатило, друг мой! - возопил Фюрер. - А не отойти ли нам с дороги? По малому делу, а?
- Абсолютно глубокая мысль, герр оберст! - икнул Чикатило. - Абсолютно с вами согласен! Я бы даже сказал - полностью.
И ампутант с дэцэпешником, кривые, как турецкие сабли, качаясь и спотыкаясь, полезли в сугроб. Якобы затем, чтобы их не засветили. Хотя темень стояла - хоть моргала выколи.
В снег они рухнули почти одновременно, плашмя, не успев выставить руки
вперёд. Чикатило, яростно и весело матерясь во всё горло, выплёвывая попавший в рот снег, встал первым. Проверил содержимое карманов, вроде всё цело, ничего не разбито.
- Фюрер, твою мать за ногу, через коромысло и об стенку! Ты долго так лежать собрался?
Тот промычал что-то неразборчивое. Чикатило, жизнерадостно взвыв, помог ему встать. Утвердив Фюрера на ноги, заботливо отряхнул его, понося на чем свет стоит. А тот только глупо улыбался.
Малую нужду парни справили вовремя, как раз успели до появления девчонок. А то были бы кадры, ещё те.
Дальше последовало продолжение банкета на карьере. С трудом забравшись на самую верхотуру карьерной вышки, на ''своё'' место, откупорили бутылку. Чтобы спастись от пронизывающего ветра, парни попытались укутать девчонок в свои пуховики. Но, поскольку Гуля и, особенно Надюша, были дамы отнюдь не субтильного телосложения, то ничего у них не получилось. С хохотом и шуточками, мол, хлипкий мужик пошёл - бабу за пазухой спрятать не может, они расстегнули свои дублёнки. Ну, Чикатило-то пристроился, более-менее, а вот Фюрер не смог, чем вызвал новый взрыв смеха.
Тут Надюша неожиданно спросила у Чикатилы:
- Это правда, что у тебя ребёнок есть?
Алексей напрягся. Вот сучонок, подумал он в адрес Фюрера, оповестил уже, гад безногий. Лучше бы тебе вместо ноги язык ампутировали...
- Это с какой стороны посмотреть, - тяжело вздохнул Чикатило.
- Как это? - не поняла Гуля.
- А так... Был у меня один ЭПИЗОД с новосибирской девчонкой, её бабка у меня в городе жила. Познакомились в одной тусовке. Не с бабкой, конечно, а с девчонкой... Тили-тили, трали-вали, ночка тёмная была, короче говоря. Потом она уехала. Единственное, что я про неё знаю
- её имя, Вика. Проходит около года, встречает меня эта самая бабка и говорит: так и так, Вика от тебя сына родила, Никиту. Только ты, сынок, Вику не ищи, она с родителями переехала в Ленинград... Старики же не говорят Санкт-Петербург, они его по старой памяти Ленинградом так и называют... Можно было бы, конечно, её найти, хватило бы возможностей. Вот только - зачем?
- То есть как это - зачем? - пробубнил Фюрер. - А сына увидеть не хочешь?
- А где гарантия, что это мой сын? - вопросом на вопрос ответил Чикатило. - Бабки, Фюрер, это такой народ - хлебом не корми, дай только языком почесать. Запутают всё так - ни один Шерлок Холмс до истины не докопается... Ладно, допустим - нашёл я её. И что? Замуж она за меня не пойдёт и сына мне не отдаст, даже на время, ежу понятно. Хай оно так всё и останется, так лучше... Вот, кстати, невыдуманная история из жизни моего друга Фиксы, как раз в тему. Сидит это он,
бедолага, с похмелья поутру болеет. Вдруг, откуда ни возьмись - заходит его давняя подружка, так сказать. Что характерно - подружка с пузом, приблизительно шести - семи месяцев. Она тычет пальцем в свой живот: видишь, спрашивает у друга, это - твоя работа. Ну, Фиксу просто так врасплох хрен заставишь, не тот типаж. Он что делает? Ослепительно так улыбается и восторженно орёт: милая, родная, я так рад, что просто словами не выразить! Давай, говорит, рожай. Если у ребёнка будут такие же золотые зубы и родимое пятно на плече в виде моей татуировки - речи нет, я признаю, что это мой киндер и женюсь на тебе, прямо из роддома в ЗАГС поедем...
- И что дальше? - спросила Надюша, когда все отсмеялись.
- А что дальше? Наш город - маленький, все друг друга знают. Выяснилось, что эта будущая мамаша приходила ещё к четверым потенциальным папашам. В результате, полку матерей - одиночек прибавилось, что и следовало ожидать...
Обычно парни провожали девчонок до самых дверей их ''семёрки''. Только в этот раз вышло всё с точностью до наоборот. Гуля с Надюшей волоком пёрли Фюрера, который никак не хотел идти своим ходом, по причине насквозь житейской - перебрал. Чикатило плёлся сзади, рисуя вензеля, что твой художник.Во дворе ''сотки'' Фюрер всё-таки навернулся. Когда стали его поднимать, процесс поднятия напоминал сказку про репку: Чикатило - за Надьку, Надька - за Гульку, Гулька - за Фюрера. Тянем - потянем с матами, поднять не можем. Более того, падают все персонажи сказки, образуя кучу - малу.
Непонятно, как Чикатило с Фюрером попали бы в свою комнату, если бы не
Борман и не охранник Батя.Борман, возвращавшийся с ''добавкой'', сначала не понял - кто во дворе валяется и уже хотел было прошмыгнуть в ''сотку'', мимо валяющихся на снегу тел, которые весело ржали. Однако, на пороге училища, он услышал знакомые голоса и не менее знакомые матерные хитросплетения слов, коими выражаться мог только
один человек - Чикатило.Приглянувшись, Борман понял, что на снегу валяются свои, которые нуждаются в транспортировке. Чикатило-то мог идти своим ходом, а вот Фюрер - ни в какую. Кое-как подняв его, Борман дотащил Фюрера до вахты. У Бати глаза на лоб полезли, когда он увидел, в каком состоянии находятся два инвалида. Он протянул ключи Борману:
- Открывай второй этаж со стороны актового зала, - сказал Батя тихо, - да смотри, чтобы Косая вас не увидела. Если что - я её задержу, пока ты их не перенесёшь.
Борман взвалил на себя мычавшего Фюрера и, пыхтя, потащил его наверх.
Чикатило, вихляясь и спотыкаясь, поплёлся следом. Борман открыл двери и уже хотел было снова тащить Фюрера. Но тот отлепился от стены, отстранил Бормана, прохрипев с важным и гордым видом:
- Не надо! Я сам...
Сделал один - единственный шаг и плашмя грохнулся на пол. Борман аж присел:
- "Я сам!" - передразнил он, беззвучно смеясь. - Мудак с усами!
Поднял Фюрера. В это время из радиомастерской вышел Коленвал, который
услышал звук падения и решил посмотреть, кто же это так громко падает.
Борман кинул ему ключи и жестами показал Вове, мол, отопри вторую дверь с той стороны. Коленвал понятливо кивнул и хихикнув, ссыпался вниз. Борман снова взвалил на себя ''рюкзак'' в виде Фюрера и бегом (!) помчался по коридору. Чикатило лишь вытаращил глаза в неподдельном изумлении и поковылял следом, мотаясь от стены к стене, как мячик для пинг-понга.
Коленвал уже открыл дверь и успел поставить пацанов, чтобы они высматривали воспитку. Поэтому до двадцатой комнаты парни добрались без остановок и атаса. Отобрав ключ от комнаты у Чикатилы, который безуспешно пытался попасть им в замочную скважину, Борман открыл её и втащил Фюрера вовнутрь.
- Фу, тяжёлый, чёрт! - отдуваясь, выдохнул Борман. - По-моему, у него один протез весит больше, чем он сам...
Чикатило пьяно гыгыкнул.
Кажись, обошлось, подумал он, прежде чем рухнул на койку и захрапел. Борман лишь усмехнулся. Укрыв обоих покрывалами, он погасил свет и вышел из комнаты, закрыв её чикатилским ключом.
На следующий день, созвонившись с Гулей, Фюрер и Чикатило, пошли на встречу с ними. Проходя мимо того места, где они вчера упали в сугроб, Фюрер резко остановился.
- Чикатило, иди сюда, - позвал он звенящим, напряжённым голосом. - Смотри...
Чикатило, приглядевшись, длинно присвистнул. В снегу отчётливо отпечатались силуэты с раскинутыми руками. И примерно в трёх сантиметрах, если навскидку, от обоих силуэтов голов, из снега, торчали три арматурины... Продвинься Фюрер с Чикатилой маленько вперёд - и они бы своими дурными тыквами нанизались на эти стальные прутья, как куски мяса - на шампур...
ГЛАВА 27.
Гуля ворвалась в комнату как вихрь, злая, как сто кавказских овчарок, причём - которых две недели не кормили.
- Где Бек?! - выкрикнула она с порога. - Я вас спрашиваю: куда он уехал?!
Чикатило переглянулся с Фюрером.
- Тебе водички дать? - ехидно осведомился Алексей. - Или, быть может - водочки налить? Успокоения нервов для, а?
- Иди ты! - огрызнулась Гуля. - Вы сами скажете или мне к вашей Маме идти? Где Бек?
- К Рудену поехал, на Алтай, - ответил Фюрер. - Так что - успокойся. Доехали они, всё нормально, звонили. А что такое?
- Родители вчера звонили, - объяснила Гуля, - полчаса на меня орали. А я откуда знаю, где он? Ни он ничего не сказал, ни вы. Идиот... Зачем он туда поехал?
- А просто так, - пожал плечами Чикатило. - Руден предложил, Бек согласился, сели - поехали. Я не знаю - Бек же должен был домой позвонить. Так что, родителей своих успокой, скажи - всё нормально, поехал на Алтай, раны зализывать...
Гуля изрыгнула порцию высококачественных и высокооборотистых матов, в адрес Бека. Парни лишь уважительно на неё покосились.
Резко выдохнув воздух, Гуля спросила:
- Пить будете?
Парни снова переглянулись, в некотором замешательстве.
- Что такое? - не поняла Гуля. - Чего вы мнётесь?
- У меня финансы запели романсы, недели на две, - объяснил Чикатило,
решивший, что давно уже ПОРА. - Может быть, месяца на два, не знаю. Не от меня зависит...
- Присоединяюсь к предыдущему оратору, - буркнул Фюрер, глядя в окно.
Гуля фыркнула:
- Я-то думала - что-то серьёзное. У вас нет - у нас есть. Одевайтесь, минут через двадцать встречаемся на повороте, как всегда...
И вышла. Чикатило посмотрел на Фюрера круглыми от удивления глазами:
- Ни хрена себе... Вот такое у меня, если откровенно, первый раз. Нет, честно. Другая на её месте начала бы язвить, подкалывать, мол, что вы за мужики, у которых денег нет, да вы вовсе даже и не мужики! Сколько раз такое было, и не у одного меня... А тут - на тебе! Я в шоке, честно. Блин, повезёт ведь с ней какому-нибудь балбесу!
- То есть, я - балбес? - притворно изумился Фюрер.
Чикатиле эти его театральные выступления уже надоели, изрядно.
- Слушай, Фюрер! - набычился он. - Завязывай врать, а? Слушать уже противно, ей-богу. Тебе сказать, на чём я тебя дважды подловил? Нет, сказать?
- Ну, скажи...
- Изволь. Первый раз - на том, что ты якобы звонил своему дядьке четыре раза, когда у нас рамс с глухарями был. Помнишь? А второй раз - после каникул. Ты говорил, что у вас в Купино живёт один крутой авторитет, который якобы ездит на ''хаммере''. Я тебя ещё просил сфотать его, помнишь? Так вот, Фюрер. Ты забыл две вещи. Первая: я - сын мента, как-никак, и кое-чему научился у отца и у других
ментов... Вторая: рано или поздно, любая ложь вскрывается. Ты никуда не звонил, даже из комнаты не выходил. Я спецом пацанов попросил посмотреть за тобой... А самая крутая иномарка у вас в Купино - ''ауди''. Модель, правда, не знаю, но что ''ауди'' - точно. Ты и дальше будешь стоять на своём?
У Фюрера даже уши покраснели.
- Недооценил я тебя, - констатировал он. - Но кто ж знал, что ты такой дотошный? Тебе бы и в самом деле, в ментовке работать, с твоими способностями.
- Да ну, какие там способности? - ухмыльнулся Чикатило. - Я же говорю, научили кое-чему. Вот Чебак, честно тебе признаюсь, мне не по зубам. Шибко вертлявый, сука. Но, в конце концов, я не мент. А он, помяни моё слово, доиграется. Настоящие менты когда-нибудь его за жопу схватят, если он не остановится в своих шалостях... Ну что, пошли?
- Подожди, оденусь.
Чикатило с Фюрером вернулись в ''сотку'' незадолго до отбоя, продрогшие, как партизаны зимой 1812 года. Хоть они и были пьяные, а дошли на своих ногах.
Пьянка получилась хорошей, весёлой. Пили, как обычно, на карьере.
И совсем одубев от мороза, пошли греться в ''четвёртую'' общагу. Вот туда-то можно было заходить спокойно - ни вахты, ни охраны там отродясь не было, что не мешало ей иметь репутацию самой спокойной общаги в районе.
Веселье началось, когда встретили самого натурального янкеса, учившегося в каком-то то ли институте, то ли университете. Фюрер с
Чикатилой насмешили девчонок, пытаясь разговаривать с янкесом на его родном языке, хотя ни тот, ни другой, английского языка практически не знали, ибо в школе оба изучали немецкий.
Но по пьяне чего только не бывает! Заплетающими языками парни поведали
Джоссу, что они есть '' рашн инвалидз, вери кранг мэнз, просто тудэй мы немного передринкали, со своими бьюти гёрлфрендами''... Джосс прекрасно всё понял, в свою очередь на ломаном русском сообщив пьяной компании, что он ''льюбит Сибериа, льюбит рашн баб и уважайт инвалидз''. Гуля с Надюшей со смеху умирали, глядя на эти кадры. Но постепенно и они втянулись в эту беседу, которая продолжалась минут сорок.
Вдруг все услышали громкий храп, слышимый откуда-то с пола. Это Чикатило, исчерпав свой словарный запас английской мовы, присел на корточки возле горячей батареи и уснул, сотрясая своим храпом стены коридора. Смех сотряс всё общежитие.
Из какой-то комнаты выскочила бабуля и пригрозила вызвать милицию. Фюрер ткнул пальцем в храпящего Чикатилу и сказал ей:
- Мать, нам ментовка не страшна. Он и есть самый что ни на есть мент, майор милиции. Менты - тоже люди, и им тоже надо расслабиться...
Бабка в ответ подняла вонь на тему ''Упадок нравов в милиции''. Еле разбудив Чикатилу, компания тепло попрощалась с Джоссом и покинула здание, от греха подальше.
Умудрившись пройти в комнату незаметно для Луны, парни первым делом
сварганили себе кофе. Но Чикатиле, на пьяную голову, этого показалось мало.
- Ты куда намылился? - спросил Фюрер, увидев, что Чикатило не собирается ложиться спать.
- Да это... Я, по-моему, почки себе на карьере продул, что-то побаливают. Пойду, в ванной трохи посижу, прогреюсь. Блин! Сколько можно на таком дубаке пить?!
- А что ты предлагаешь? - развёл руками Фюрер. - В комнате пить? Давно в рапорт не попадал?
- Да лучше уж в рапорт, чем в больнице потом валяться. Всё, не знаю, как ты, а я больше на улице в такую погоду пить не буду. Здоровье дороже. Перед Луной отмажешь?
- Базар тебе нужен...
В последнее время среди проживающих в общаге появилась новая мода -
принятие пенных ванн. Тем шампунем, что выдавали в ''сотке", стирали носки, а потом уже стали добавлять его в воду, благо, пены он давал больше чем надо.
Чикатило закрылся в ванной, отрегулировал воду в смесителе, выкурил ''Яву'', разделся и, кряхтя от удовольствия, погрузился в воду.
Лепота, хорошо-то как! Тепло проникало в каждую клеточку тела, водичка
журчала, умиротворённо действуя на организм... Чикатилу разморило, глаза стали слипаться, тело расслаблялось. Не хотелось вставать, хотелось пролежать всю ночь в этом блаженном тепле... Чикатило уснул, а водичка всё журчала, всё прибывала и прибывала...
Коленвал зашёл в 20-ю и внимательно посмотрел на Фюрера.
- Опять с бабами пили? - хмыкнул он. - И охота вам? По такому-то морозу.
- Когда рядом с тобой находится твоя любимая дама, - наставительно произнёс Фюрер, - никакой мороз не страшен.
- Это тебе, может быть, и не страшен. А даме твоей? И вообще, бугор, раз уж вы так спелись и спились - водите вы их сюда, пока можно. Блин, я как вспомню, как мы раньше тут зависали - ностальгия пробивает, честно. Какая банда была, ё-моё! А сейчас что? Швейники - отдельно пьют, редко когда с нами скооперируются, мы - по большей части - тоже отдельно, Гуляй заработался в доску, вы с Чикатилой, вообще, мудрее всех, с бабами бухаете... Кстати, а Чикатило где?
Фюрер с тревогой посмотрел на часы:
- Долго он что-то купается, уже полчаса прошло. А ну-ка, пошли глянем, на всякий пожарный, мало ли что...
Не получив ответа на яростный шёпот, Фюрер скомандовал:
- Дуй на стрём, а я двери ломать буду. Он там, похоже, уснул, сучонок! Бормана бы сюда...
- Кривой твой Борман, в дугу, спит уже! Давай, только постарайся потише!
Фюрер рванул на себя дверь ванной. Хлипкая щеколда с треском вылетела и дверь открылась. Из ванной повалил пар. Фюрер в два шага оказался возле ванны и увидел, что Чикатило безмятежно спит. Вода уже была возле самых ноздрей. Фюрер беззвучно выматерился и, схватив Чикатилу за волосы, вытянул его голову из воды.
Какой крепкий алкогольный сон, язвительно хмыкнул про себя Фюрер и влепил пару хлестких пощёчин Чикатиле. Тот замычал и с трудом разлепил глаза:
- Тебе чего надо?
- Тебе что, жить надоело?! - шёпотом проорал Фюрер. - Ты чуть не захлебнулся, урод! Тоже мне, Еврей - два, бляха-муха! Выныривай, мать твою! Начитался книг про боевых пловцов и туда же! Быстрей, говорю!
Чикатиле лень было одеваться. Он вылез из ванны, нацепил свои очки, сунул ноги в домашние туфли. И в костюме Адама потихоньку пробежал расстояние от ванной до комнаты. Фюрер, спеша следом, зажимал рот рукой, чтобы не заржать на весь этаж.
Когда он зашёл в комнату, Чикатило уже лежал в постели, не озаботившись одеться. Давясь смехом, Фюрер выдавил:
- Как ты сзади сексуально выглядишь, гы-гы! Блин, если бы сегодня Косая дежурила и она бы тебя увидела в таком виде - кранты бы тебе пришли, стопудово! Она бы тебя изнасиловала, точно тебе говорю! Прибашмачил бы ей, а?
- Хороша Маша - да не наша, - промямлил Чикатило, проваливаясь в сон...
Утром Чикатило, глядя Фюреру в глаза сказал ему:
-Ты, конечно, гад редкостный. Но... Вчера ты мне жизнь спас. За что я тебе, конечно, благодарен. Меньше всего хотелось сдохнуть в воде, паскудная смерть получилась бы... В общем, за мной должок, имей в виду.
- Ой, да ладно тебе! - отмахнулся Фюрер. - Свои люди, сочтёмся, не переживай.
Маршал, сидевший тут же, лишь сказал:
- Дебил ты, Чикатило. Первый раз тебе повезло, второй раз, допустим, тоже повезёт - уйдёшь ты от костлявой. Но вот в третий раз - хрен ты от неё увернёшься. Это если по максимуму... А по минимуму - получишь первую группу, вместо своей третьей. Такая тебя судьба ждёт, если не бросишь пить.
- Костя, дорогой ты мой, - проникновенно ответил Чикатило. - Тебе хорошо говорить, ты дома живёшь, не в общаге. Чисто ради эксперимента поживи с нами, хотя бы недельку, а? Посмотришь на то, что мы видим, послушаешь то, что мы слышим. Сам запьёшь, чтобы с ума не сойти.
- Не запью, - отрезал Маршал. - Я свою цистерну уже выпил. Я на те деньги, что пропил, самолёт бы мог купить...
- Ага! - съязвил Фюрер. - А дальше, как в анекдоте: только вот нахрена он тебе нужен? Самолёт, я имею в виду.
- Нет, вы оба - тормоза! - потемнел лицом Маршал. - Мало вам Рудена с Беком? Мало вам Еврея? Рыбака? Всё, хватит. Я вас больше перевоспитывать не буду... Я просто уверен в том, что вы ещё не раз меня вспомните. Потом, когда ВСТРЯНЕТЕ...
- Слушай, Маршал, - вскипел Чикатило. -Ты, когда пил, сам к таким вот советам прислушивался? По любому - нет. Ну а чего сам теперь морали читаешь?
- Речи нет, не прислушивался, - не стал спорить Костя, - потому что дураком был. И хочу, чтобы другие, просто-напросто, моих ошибок не повторили. У вас и так здоровья нет ни хрена, так совсем его угробите. Смотри, Чикатило. И думай. У тебя голова не для того, чтобы ты в неё ел...
Прав был Костя. Тысячу раз прав...
ГЛАВА 28.
Была у Бормана такая привычка - продавать что-нибудь из своих вещей, когда у него кончались деньги, благополучно пропитые. Чаще всего он мог сбагрить ту вещь, которая ему нафиг была не нужна, какая-нибудь безделушка. Но в этот раз он превзошёл самого себя. Зайдя в 20-ю, Борман закрыл замок на три оборота.
- Чикатило, купи ствол, а? - предложил он. - Недорого продам, как другу...
И вытащил из-за пояса штанов пистолет. Чикатило отметил, что ствол Борман таскает в правильном месте - сзади и справа. Никуда не провалится и не выпадет, а выхватывается мгновенно, если, конечно, хорошенечко потренироваться.
Пистолет был не боевой и не газовый, что не мешало ему быть довольно опасной игрушкой, - газобаллонный, пневматический "МР - 651". Ствол стрелял двумя видами боеприпасов: обычные сферические пульки и свинцовые шарики калибра четыре с половиной миллиметра. У пистолета имелись два сменных барабана. У одного были шесть отверстий для пулек. А для шариков у пистолета имелась канавка на стволе, сверху, и отдельный барабан, для передачи шариков непосредственно в дульный канал. Вот шариков можно было запихать аж тридцать два.
Корпус рукоятки пистолета - съёмный. Снимаешь корпус, вставляешь в пазы рукоятки обычный сифонный баллончик, аккуратно всё это дело закрепляешь, делаешь два - три пробных выстрела, заряжаешь шариками под завязку и всё - пистолет готов к труду и обороне.
Баллончика хватает на три полных заряда шариками, правда, последний заряд получается уже дохлым. Зато первый, без дураков - смертельный. Особенно, если знаешь, где находятся у человека уязвимые точки...
У Чикатилы загорелись глаза. Ну, питал он к оружию слабость, что там скрывать. Нормальные, в принципе, увлечения, истинно мужские: автомобили, оружие, женщины, кино, книги, музыка. Нечего стыдиться, право слово. Наоборот, гордость испытываешь, что есть у тебя хоть что-то, чем ты интересуешься...
- Сколько? - задал Чикатило один - единственный вопрос, поскольку других и не требовалось, в принципе.
Борман назвал цену. В общем - то, да, цена божеская, учитывая то, что в оружейном магазине такой же, только новый, пистолет стоит в два с половиной раза дороже. Что характерно, эти игрушки продаются абсолютно легально, даже разрешения не нужно, в отличие от того же газового, нарезного или гладкоствольного оружия.
- Я тебе в придачу отдаю шарики, пульки, все прибамбасы в комплекте и ещё - подмышечная кобура, которую я, кстати, отдельно покупал, - торопливо сказал Борман, видя, что Чикатило размышляет.
- Была - не была! - махнул рукой Алексей. - Неси свои прибамбасы. Уговорил - покупаю.
Борман просиял:
- Нет, Чикатило, ты не думай, что я тебе барахло впариваю. К чему мне эти заморочки? Ну, сам понимаешь - трубы горят, мочи нет терпеть.
- Угу, - кивнул Чикатило, - понимаю, когда вынимаю...
Сделка состоялась, к обоюдной выгоде обеих сторон. Алексею давно уже хотелось иметь в своём распоряжении какое-нибудь насквозь легальное оружие. Мало ли какие сюрпризы будут, Новосибирск - город опасный, тут Борисыч прав на все двести процентов. Хорошо, что тогда сумел от двоих пьяных малолеток отбиться. Суки дурные, рожа им, видите ли, не понравилась... Так что, нужно вооружаться и в случае чего - отстреливаться, может быть, и не придётся, достаточно будет припугнуть. Ну, а если всё-таки не поймут по-хорошему - опыт в стрельбе имеется, будем надеяться, что не растерял... Если какая-нибудь банда пьяных идиотов докопается, волкодавов Борисыча рядом не будет... Ну. Алексей, что-то у тебя мысли похоронные возникли, ёлы-палы! Одним словом - прорвёмся!
Как Чикатило с Фюрером не подгоняли ремни кобуры, как не регулировали - один хрен, быстро выхватить пистолет не получалось никак. Да и сама кобура была жутко неудобной вещью. Чикатило весь изматерился, пока не плюнул на это дело. Хорошо, что в продаже оказались поясные кобуры. Алексей, съездив с Весёлым в ''оружейку'', купил такую, под габариты своего ствола. Приладив её на пояс джинсов и потренировавшись чуть-чуть, Чикатило воспрял духом. Получалось не хуже, чем у киношных ковбоев из всяких там вестернов. И всё равно, возникло одно ''но''. Поскольку дура, а с ней и кобура, были довольно габаритными штуками, то приходилось одевать длинную куртку, чтобы их не было видно. Хрен
его знает, если откровенно, то ли заберут менты ствол, то ли нет. Поэтому Чикатило, выходя из общаги вооружённым, всегда брал с собой документы на пистолет.
Нет, честное слово, с оружием чувствуешь себя намного уверенней. Не сказать, что ты стал крутым, но всё же - настроение улучшается.
Забегая вперёд, надо отметить, что пистолет Чикатиле пришлось применить в городе всего один раз, когда какой-то пьяный дебил натравил на него немецкую овчарку. С перепугу Чикатило разрядил в собаку весь запас заряда. Урод этот, хозяин собаки, слинял при первых же звуках выстрелов. Овчарка осталась лежать на дороге, подрыгивая лапами, а сам Чикатило по-быстрому сделал ноги, от греха подальше. Дело было в частном секторе, выстрелы были тихие, по сравнению с
реальным оружием, поэтому шухера никто не поднял...
Костя Маршал, увидев пистолет, повертел его в руках и хмыкнул:
- Не спорю, вещь хорошая. От мелкого хулиганья, может быть, и спасёт. Но, если захотят убить всерьёз - он тебе не поможет...
- Так я вроде ничего такого пока не сделал, - пожал плечами Чикатило, - из-за чего меня стоило бы убивать. Однако, если что - те васи, что нападут, дешево не отделаются, уж я постараюсь...
И Чикатило всё это время, куда бы он не ходил и не ездил, постоянно таскал пистолет на себе, в наплечной кобуре или в поясной, в зависимости от погодных условий. К счастью, никто и не думал нападать на Чикатилу, с самыми что ни на есть злодейскими помыслами. Соответственно, и у Алексея не было случая воспользоваться дурой, не считая той овчарки. Правда, один раз, бухая с девчонками во дворе ''семёрки'', было дело... Ну, тогда вся эта орава - как с ума
посходила. До сих пор вспоминать стыдно, ей-богу.
Дело было двадцать третьего февраля, тогда ещё не ''красный'' день календаря. Но в этот раз праздник выпал на субботу, поэтому почти все мужики, даже те, кто отродясь не служил в армии, праздник начали отмечать ещё в пятницу, после работы...
Накануне девчонки пришли в 20-ю и предложили отметить День защитников
Отечества вместе. Парни сникли. Выражаясь словами незабвенного Попондополы из советской кинокомедии ''Свадьба в Малиновке'' - нема золотого запасу... На что девчонки жизнерадостно расхохотались:
- Да ладно вам! Подумаешь - денег у них нет, какая досада! Это - ваш праздник, поэтому мы вас и кормим и поим. Кончайте ломаться, в самом деле! Всё мы понимаем...
Не зря ковбой Билли предупреждал другого ковбоя, когда тот забурился в бар выпить стаканчик виски: никогда не пей эту гадость, привыкнешь - и жизнь твоя не будет стоить и ломаного цента. Для тех, кто не понял юмора - кадры из фильма ''Человек с бульвара Капуццинов''...
Так и здесь. Повадились отчего то вдруг все пить одну и ту же водку, под названием ''Честное слово''. На вкус - водка как водка. Вот только чердаки с этой водки сносило напрочь, с завидным постоянством. Без разницы, здоровый ты, или инвалид, результат был у всех один и тот же. Как выражалась одна из олигофренок - дом стоит, а крыша едет.
Сначала пили в 20-й, потом - на улице. Потом одна из девчонок открыла двери ''седьмого'' училища, взяв ключи у своей мастачки, якобы для того, чтобы в тишине и спокойствии тщательней подготовиться к предстоящим контрольным работам. Там и пили, с комфортом разместившись в раздевалке.
Фюрер возьми и ляпни:
- Новосибирские менты Чикатиле оружие подогнали. Всё чин - чинарём,
разрешение, регистрация, боеприпасы...
Чикатило было хотел опровергнуть эту фигню, но Фюрер, незаметно для
девчонок, состроил ему страшную маску: заткнись, пусть думают, что это и в самом деле так. Солидности ради, короче.
- А он заряжен? - спросила Гуля, вертя пистолет в руках.
- Конечно, - ответил Фюрер. - Стал бы Чикатило его пустым таскать, ага, как же.
- Ты хоть стрелять-то умеешь? - с подначкой спросила Ира.
Чикатило встал, забрал пистолет у Гули, взял со стола коробок спичек и прошёл в дальний угол раздевалки. Поставил коробок на красный ящик с песком, Алексей вернулся назад, на ходу снимая пистолет с предохранителя. Надюша всполошилась:
- Да ладно, ладно, верим! Не надо стрелять, грохоту же будет!
- Не будет, у него глушитель имеется, встроенный, - ухмыльнулся Чикатило.
Что было откровенным враньём. Откуда у ''воздушки'' глушитель, скажите на милость, да ещё и встроенный? Ну, девчонки в оружейных тонкостях не
разбирались, Фюрер промолчал из солидарности, так что враньё девчонки
скушали и не поперхнулись.
Не прищуриваясь, он поднял ствол обеими вытянутыми руками и, прицелившись, плавно нажал на спусковой крючок. Раздался короткий резкий хлопок. Ирка взвизгнула. А коробок улетел за ящик. Подняв его, Чикатило продемонстрировал Ирке небольшую дырочку в коробке, в правом верхнем углу, объяснив:
- Руки чуть дрогнули в последний момент, хотя целился точно в центр. Теперь веришь?
- А в человека сможешь выстрелить? - округлив глаза, спросила Ирка.
- Не знаю, - честно ответил Чикатило. - Дай бог, чтобы не пришлось проверять...
Сколько водки не бери - её всегда будет мало. И кончается она, зараза, на самом интересном месте. Однако, девчонок эта скоропостижная водочная кончина не опечалила. Они пошли в магазин и купили ещё, опять же - ''Честное слово''.
Погода стояла чудесная, поэтому продолжение банкета устроили на лавочках, возле ''семёрки''. Что началось потом, после распития добавочной порции, можно выразить одним словом - сумасшедствие. Причём групповое...
Вроде бы всё было нормально, весело. Вдруг Гуля соскочила со скамейки и бросилась бежать, ни с того, ни с сего.
- Как мне всё это остозвиздело! - кричала она на бегу.
Люди, шедшие ей навстречу, в испуге шарахались. Фюрер, а за ним и Ирка, кинулись её догонять, причём Фюрер БЕЖАЛ, что было насквозь нереальным, при его-то протезе.
Вся эта троица бегала, как ополоумевшие, через дорогу и обратно. Было слышно, как истошно визжат тормоза и шины машин, как возмущённо рявкают клаксоны. Хорошо, что не было ни одной аварии, что было, откровенно говоря, прямо-таки удивительно...
В конце концов Гуля забежала в ''семёрку''. Фюрер было рванул за ней, но вовремя сообразил, чем это чревато и вернулся к Чикатиле с Надюшей. Надюша поднялась:
- Побудьте здесь, парни. Сейчас мы её, суку истеричную, живо успокоим.
Фюрер, тяжело дыша, набулькал себе полстакана водки и одним махом жахнул, не поморщившись. Вытер пот со лба, закурил:
- Быстро бегает, лань трепетная, бля...
Чикатило, тупо глядя в никуда, пробормотал:
- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша... Фюрер, надо завязывать с этим гнилым делом, ик... Уже башни сносить начало, не к добру это.
- Да ну! Мы-то нормальные. Я не пойму, с чего ради у неё завихрения начались, - мотнул он головой в сторону ''семёрки''. - Выпили всего ничего, ни в одном глазу, ни в одном ухе.
Девчонки вышли минут через двадцать. Гуля, как ни в чём ни бывало, засмеялась:
- Ну что, скучаете?
Чикатило вперился в неё мутным, тяжёлым взглядом. В голове у него пронеслось: достать шпалер, малость наискосок, снизу вверх, выстрелить ей в глаз, баллон полный, первый заряд, гарантированная смерть... Гуля оторопела:
- Ты что на меня так смотришь? Аж мороз по коже...
Чикатило опомнился, потряс головой.
- Дура ты всё-таки, Гульнара... - буркнул он. - Ни хрена ты в жизни не
понимаешь, откровенно тебе скажу.
- Вот оно что, - протянула Гуля. - Вон ты про что... Не определилась я ещё, Лёшенька, не обессудь.
- И долго ты намерена определяться? - спросил Фюрер, тем самым признавшись, что в наглую врал Чикатиле.
Гуля лишь пожала плечами. Надюша сидела рядом с Чикатилой, понурив голову. Ирка выразительно поглядела на Чикатилу и покрутила пальцем у виска: ну ты и дурак!
В это время, справа от них, проходили двое мужиков. Проходили - мягко сказано, вернее, ковыляли на полусогнутых. Тоже отмечали День защитника, не иначе...
- Не, братан! Вон, видишь? - орал один. - Вон и выпивка, и тёлки! Пошли с ними познакомимся! Эй, бабы!
- Пошли отсюда! - уговаривал второй. - А то мы сейчас огребёмся, там ещё пацаны сидят, если ты не заметил.
- Фигня война! Пацаны подвинутся! А не захотят - подвинем! Бабы! Айда с нами! Бросьте вы своих лохов!
Чикатилу затрясло. Он молча вытащил пистолет, снял его с предохранителя.
- Стой! - рявкнул Фюрер, но Чикатило уже подбегал к этим двоим.
Даром что был пьяным, а кое-какие уроки дали о себе знать. На бегу подпрыгнул, оттолкнувшись от земли левой ногой. А правая в это время впечаталась в грудь тому, кто не переставал орать, отчего он кубарем покатился по дорожке. Второй дёрнулся было на Чикатилу, но увидел нацеленный на него ствол. Попятился, выставив руки:
- Эй, эй! Братишка, ты чего?
- Трипперный ишак тебе братишка, - задыхаясь от ярости, отчеканил Алексей. -Поднимай своего кента и хромайте на пятой скорости. Пока я вас, выкидыши, свинцом не нафаршировал, как утку яблоками. Бегом!
Тот пнул валяющегося на снегу собутыльника:
- Вставай, падла! Говорил же, не выпендривайся! Как жопой чуял, что на мента нарвёмся! Всё, командир, уже уходим...
Тут подбежали Надюша с Иркой, обняли Чикатилу:
- Пойдём, пойдём! Они больше не будут, они уже уходят.
Усадив его за столик, Надюша налила ему водки на два пальца:
- Пей, защитничек. Твою мать, ну нахрена ты полез, спрашивается?! Жить
надоело?
Вместо ответа Чикатило сгрёб её в охапку и впился в её губы. Фюрер
присвистнул:
- Во, это по-нашему!
Потом был повтор пройденного, в том смысле, что у Гули опять замкнуло. На этот раз за ней бегали уже всей оравой, но так и не догнали. Так же бегали через дорогу, туда-сюда. Так же визжали тормоза, мяукали клаксоны иномарок, преимущественно - из страны Восходящего солнца, то бишь Японии. Как их ещё не сбили - непонятно. И уж в чём особо повезло, так это в том, что не попались на глаза патрулям. Недаром всё-таки говорят, что больше всех везёт дуракам и пьяным. Правда, до
поры до времени...
ГЛАВА 29.
Что вчера было? Таким вопросом озадачился Чикатило, едва продрав глаза. Судя по опухшей и задумчивой роже Фюрера, он тоже пытался вспомнить вчерашний, бурно проведённый вечер.
Ага, что-то вспоминается понемногу... Двор ''семёрки'', короткая стычка с двумя залётными, мелькающие машины... Так, ладно. А дальше?
- Как мы домой попали? - спросил Чикатило хриплым голосом.
- Ползком, - хмыкнул Фюрер. - А мимо воспитательской, вообще, по-пластунски, гы-гы.
- В рапорт, естественно...
- Ничего подобного, вчера Добрая дежурила.
- А-а... Повезло, однако. Ну, а дальше?
- А вот дальше, друг мой, начинается самое интересное. Мы с тобой, видишь ли, друг другу в любви объяснялись, - и увидев, что у Чикатилы удивлённо вытянулось лицо, Фюрер расхохотался и уточнил: - К Гульке, я имею в виду...
Чикатило кое-что вспомнил:
- А мы на полу не сидели в обнимку? Ревели ещё, по моему, а?
- Ага, было дело. Не веришь? У Бормана с Коленвалом спроси. Мы же не
закрылись ни хрена, и они зашли. Увидели, как мы тут истерим, и снова вышли.
Чикатило сокрушенно помотал головой:
- В натуре, дебилы. Чего мы в слёзы-то ударились? С чего ради?
- Это всё водка, я так полагаю. И вообще - наболело...
Без Бормана Чикатиле с Фюрером пришлось бы хорошенько помучиться с
жутчайшего похмелья. А так - ничего, Борман пролечил, причём качественно.
После обеда пришли Гуля с Надюшей, свеженькие, как огурчики. Чикатилу всегда удивляла эта ихняя способность - сколько бы они не выпили накануне, - всегда выглядели на все двести. Ни бледности, ни опухлости, ни мешков под глазами, ничего подобного. Свежие, бодрые, весёлые, как будто и не пили никогда. Обалдеть...
Пацаны, знаете ли, после таких вот длительных и множественных вливаний
выглядят не в пример красочнее, если кто понимает, о чём речь...
На язвительное предложение Гули, насчёт снова сделать, как вчера, Чикатило взмолился:
- Девки, ну вас в баню! Давайте хоть один день передохнём, а? Крыша уже протекает от бухалова, в самом деле! Нет, я серьёзно, как хотите, а я пас.
- Аналогично, - кивнул Фюрер. - Мне сегодня уехать надо, дня на два.
Чикатило недоумённо уставился на него, а тот, незаметно для девчонок, показал ему кулак. И двумя жестами пояснил: потом расскажу...
Когда они зашли в комнату, Чикатило спросил:
- Ну, что за тайны мадридского двора?
- Ты про что? А, ну да... Тут такое дело, понимаешь ли. Танька сегодня приедет. Хочет меня забрать на пару дней, у неё роды куда-то едут. Дальше объяснять?
- Не дитя, понял уже. Фюрер, знаешь что меня интересует?
- Когда я Таньку брошу. У тебя на морде лица этот вопрос во-о-от такими буквами написан, - Фюрер развёл руки в стороны. - Скоро, Чикатило. Не сегодня - завтра. Это вопрос времени.
- А если Гулька всё же со мной будет? - прищурился Алексей. - Тогда?
- Чикатило, я не знаю, что там она тебе пела, но мне она говорила, что будет со мной.
- Да-а? - протянул Чикатило с видом крайнего простодушия. - Странно
получается, потому как вчера она по-русски сказала обоим: ещё не определилась. Уж что - что, а это я помню, как ни удивительно.
- Не знаю, - отрезал Фюрер. - Мне говорила - со мной.
Чикатило задумчиво уставился в потолок:
- Устроить вам очную ставку, что ли? То-то вы оба извертелись бы, как караси на сковородке...
- А смысл? - быстро спросил Фюрер, даже чересчур быстро. - Отмажется она от всего, как пить дать.
- Да это я так, чисто теоретически рассуждаю...
Нет, всё-таки права поговорка - горбатого только могила исправит. Если пьют, то до могилы, если врут - тоже до неё, сколько не убеждай, что тебя постоянно ловят на лжи. Бесполезно. Так же и будет по ушам ездить, наивно считая себя самым хитрым и ловким, в смысле базара...
- И ещё, - вдруг тихо сказал Фюрер. - Независимо от того, с кем Гулька будет, а Таньку я всё равно буду бросать. Надоела она мне. Я знаю, что она меня любит, прекрасно знаю. Но я-то её - нет, вот что печально...
Чикатило внимательно к нему присмотрелся:
- А ведь ты, дружище, пожалуй что, и вправду бросишь. Только вот что... Вновь вынужден обратиться к русскому народному творчеству, то есть к поговоркам, ибо они сплошь и рядом излагают истину, чтоб ты знал. Есть такая истина, насквозь житейская, прямо-таки жизненная: имеем - не ценим, потерявши - плачем.
- А ты сам, хоть раз, по ком-то плакал? - вскинулся Фюрер.
- Отец... - с застывшим лицом процедил Чикатило.
- Тьфу ты... Чикатило, ну извини дурака! Не подумавши спросил. Извини...
- Я, чтобы ты знал, ревел по двум человекам, из всех, кто у меня умер - отец и мой друг по кличке Батя... Вот этих двух близких мне людей будет не хватать всю мою оставшуюся жизнь. Остальные, слава богу, живы. Вот что, Фюрер. Хоть наизнанку вывернись, хоть как, но завтра вечером ты должен быть здесь. Завтра годовщина со дня смерти Бати, поэтому я проставляюсь.
- Сделаем, - серьёзно сказал Фюрер. - Как он умер-то, друг твой?
- Глупо умер, если откровенно, - Чикатило закурил и продолжил: - Я и узнал-то о его смерти спустя месяц, жена его потом письмо написала... Как там на самом деле было, я не знаю. Наташка, жена его, писала, что он повесился. Батя стремился стать зажиточным, чтобы хоть как-то двоих короедов прокормить. То ''гербалайфом'' занимался, то ещё какой-то СМУТНОЙ торговлей, но всякий раз прогорал. В итоге стал таксовать на дедовском ''москвиче''. Всё вроде бы нормально было, скопил денег, купил вазовскую ''четвёрку''. И в один прекрасный день попал в аварию. Бросил машину, пришёл домой. Жили они в общаге. Открыл шкаф, привязал верёвку к перекладине, на которую плечики вешают, петлю - на шею... И упал плашмя на пол. Ну, Батя в пограничниках служил, там учат всякие
хитрые узлы вязать... В общем, он не мучился, по крайней мере, так менты сказали... А ремонт машины, кстати, обошёлся бы в десять тысяч, максимум, по ценам двухтысячного года... Вот и гадай, то ли он из-за денег покончил с собой, то ли достали его все и всё.
- М-да... Люди гибнут за металл, который презренный. Ты с ней сейчас
общаешься, с женой друга?
- Я её, если честно, в глаза ни разу не видел. Тогда и у меня время паскудное было, не до поездок было. Я, веришь - нет, четыре года проходил в камуфляже и в солдатских ''берцах''. По той простой причине, что денег не было на цивильную одежду. Даже и такие дни бывали, что и на хлеб денег не было, мать лепёшки пекла... Я четыре года курил один ''беломор'', ёлы-палы! Иногда, когда уже совсем туго было, у соседа самосад брал. У себя на работе, на киноаппаратах его сушил, во время сеансов, потом шинковал и курил. И пусть мне детдомовские не тарахтят, насчёт того, что я не знаю, что такое жить впроголодь. Хлебнул досыта, знаешь ли... А насчёт жены друга - нет, не общаюсь, нет такого желания, откровенно говоря. Пусть сама выкручивается...
- Это жестоко, Чикатило.
- Ничего, зато жизненно. Иммунитет вырабатывается, понимаешь ли. У нас, когда отец погиб, многие его так называемые верные друзья от нас просто отвернулись. Похоронить помогли, всё такое, а вот дальше - шиш. Ничего, выкарабкались. Это сейчас мы живём более-менее нормально, по сравнению с тогда. Сильно жить хотелось, потому и выжили. Отчим более-менее нормальный мужик. У нас с ним, конечно, отношения далеко не идеальные, но ничего... У некоторых родные отцы - звери, натуральные. Повидал, знаю...
- Привет! - в комнату впорхнула Танюха. - Ты готов?
- Всегда готов! - браво рявкнул Фюрер. - Ладно, Чикатило, не скучай. Как говорится: жди меня и я вернусь.
Ну, и что делать? Домашних заданий нет, обуви на ремонт нет, денег нет, ни хрена нет. Книги перечитаны на три-четыре раза, музыка задолбала, по всем радиоканалам - одно и то же, почти все пацаны уехали на выходные домой, Борман с Мутантом куда-то упедалили, по телевизору - ничего интересного. Генеральной уборкой заняться, что ли? А пожалуй что, всё равно делать нечего, хоть таким макаром время убить...
Уборка уже подходила к концу, когда в дверь постучались условной дробью. Алексей открыл дверь. На пороге стоял тот, кого Чикатило меньше всего ожидал увидеть - Мишка Паук.
- Здорово, хошха пархатая! - громогласно выпалил он, дружелюбно скалясь.
- Во, бляха... Здорово, ишка! Ты как тут?
- А! -махнул Паук клешнёй. - Надоело дома сидеть, решил вас навестить. А где все? Вы что, вдвоём живёте? Ничего не понял...
- А, ну да, ты же не в курсе. Я теперь с Фюрером, Бека с Руденом выгнали, вместе с Рыбаком, Евреем, Колобком, Огнём, Адвокатом и ещё двоими...
Паук выпучил глаза:
- Ни фига себе! Что вы тут наделали?
Чикатило коротко рассказал Пауку о событиях полуторанедельной давности. Паук, пока Чикатило рассказывал, периодически изрыгал сложносочинённые конструкции, целиком и полностью состоящие из сплошных непечатных и нецензурных слов.
- Такие вот грустные дела, - наконец закончил Чикатило. - Так что, группа почти ополовинела... Осталось нас ровным счётом четырнадцать человек, вместо первоначальных двадцати шести. Жопа, короче...
- Да уж, - с убитым видом произнёс Паук. - Вот это новости недели... А Фюрер-то где?
- У Таньки, буквально час назад уехал, завтра будет.
- А пацаны, в общем-то, правильно сделали, что вас здесь тормознули, молодцы. Скучно, должно быть, теперь, а?
- Вот уж ни хрена подобного! Не дают нам скучать, видишь ли...
В комнату вломился Семён:
- Чикатило, там тебя сестра Бека спрашивает. Позовите, говорит, Алексея, и Мишкину фамилию называет...
Алексей спустился на вахту и, пройдя через карусель, накинулся на девчонок:
- Вы что, сдурели?! Вы бы ещё Мишку Чикатило позвали, совсем весело стало бы.
Гуля и Надюша засмеялись, Алексей аж заслушался. Чистый такой смех,
приятный на слух, век бы его слушал, особенно Гулю... Бляха - муха, смятенно подумал Алексей, как же тебя добиться-то, а? Как сделать так, чтобы ты стала моей? Попал в переплёт, ёлы-палы, первый раз этакое в моей жизни. Прямо-таки треугольник получается - люблю одну, меня любит другая, подруга той, которую люблю. Нарочно не придумаешь, короче...
- Чикатило, пойдём с нами, а?
- Куда?
- А куда нам ещё идти, как не на карьер? Бросай все свои дела и пошли. И не говори опять, что у тебя денег нет.
- Так ведь в самом деле нет. Я, извиняюсь за банальную пошлость, с дочкой миллионера не сплю. Это во-первых. А во-вторых, я уборку не закончил. И наконец, я не один.
- В смысле? - изогнула бровь Надюша. - Ты что, бабу какую-то завёл?
- Ты ещё букву "Ф" изобрази, - ядовито посоветовал ей Чикатило, чем вызвал у девчонок новый приступ смеха. - Изобрази мне ревнивую жену, потом схвати вон ту скамейку, и об мою голову ею, чтобы у меня в будущем всякая охота отпала баб других в комнату водить. Можешь даже заорать что-нибудь такое, например: ''Ах ты, такой - сякой, да чтоб ты жил на одну зарплату! Чтоб ты ходил только в белых тапках!'' В таком духе... Паук приехал, в гости, так сказать.
- А у него деньги есть? - хитро поинтересовалась Гуля.
- Он мне не докладывал, знаешь ли, - пожал плечами Чикатило. А про себя подумал: лучше бы их не было. А если всё же есть, то их очень быстро не станет.
И тут его осенило:
- Сдаётся мне, мадамы, что вы уже маленечко того, вовнутрь приняли, так сказать... Нет, ну точно! Сколько уже успели, признавайтесь.
- Да по чуть-чуть, поллитра на две персоны. Сущий мизер...
- Ага, как всегда. Сначала мизер, потом ещё один мизер, ещё, и ещё. В результате - домой ползём на бровях...
- Ну, а что делать, такова се ля ви, - усмехнулась Надюша. - Значит, Мишка приехал, говоришь? А ну-ка, свистни его сюда, мы с ним мило поболтаем. А у тебя, дорогой мой, ровно двадцать минут на то, чтобы закончить уборку и выйти на улицу. Ферштейн?
- Яволь, фрау. То есть - фройляйн...
Конечно, Чикатило мог бы гордо и непреклонно отказаться. И предаться пошлому ничегонеделанью. Мог бы, но не стал. Потому что, хуже, чем ждать и догонять, только, вот именно - бездельничать. Уж лучше провести вечер в пьянствовании, тем более, в хорошей компании.
Мишка помог Чикатиле по быстрому убраться и ровно через двадцать минут
парни были на улицеВопреки бородатому анекдоту, тому самому, где женщины похожи на трамвай, потому как постоянно опаздывают, девчонки уже стояли на излюблённом месте встреч, где совсем недавно Фюрер с Чикатилой едва не нашли свою смерть, идиотов куски...
Перво-наперво, девчонки раскулачили Паука, выманив у него изрядную долю денег, оставив только на дорогу домой. Когда Гуля с Пауком ушли за водкой, Алексей спросил у Надюши:
- Меня давно интересует такой вопрос: тебе сколько лет?
- Ты что? Дамам не положено такие вопросы задавать.
- Это незнакомым дамам не положено, а знакомым - можно. А то фигня какая-то получается - дружим, а я твоего возраста не знаю.
- Тридцать один, - сказала Надюша с самым невинным видом.
Чикатило ухмыльнулся:
- Родная моя, у меня с собой вилки нет. Всю лапшу, которую на уши вешают, рукой снимаю. Не тянешь ты на тридцать один, никак не тянешь.
- А на сколько тяну?
- На шестьдесят два, - Алексей легко уклонился от кулака Надюши. Смеясь, он выставил перед собой руки: - Да шучу, шучу! Нет, серьёзно, сколько?
- Я же тебе говорю - тридцать один. Веришь ты мне или не веришь, дело твоё, а мне - тридцать один год.
- Поздновато для студенческой жизни.
- А мне что, лишняя профессия помешает? В Штатах вообще студентами можно стать и в пятьдесят, и в семьдесят, ежели такая блажь возникнет. И ничего, учатся же люди. А я чем хуже? Вон, ваш Мутант тоже в студенты подался, хотя он старше меня. Учится же человек. Вот и меня с работы сократили, а другой нет. И поехала учиться, чтобы зря время не терять. Что тут такого? Тем более, что не замужем и детей нет, что не особенно и огорчает.
Ладно, подумал Алексей, потом у Ирки спрошу. Он не понимал, зачем Надюша сочинила всю эту историю, а в том, что она сочинила, он ни капельки не сомневался. Загадочности на себя напускает, что ли? Если это так, то неудачно. Точнее выразиться - неумело.
Подошли Паук с Гулей. Она прямо - таки сияла, а вот Мишка, наоборот,
откровенно грустил. Ну а кто тебе виноват, про себя усмехнулся Чикатило, что ты позволил себя раскрутить? Сам же и виноват...
- Воркуете? - иронично спросила Гуля. - Пойдёмте быстрее, надо поддать, потому что стало холодать.
- Да ты прямо поэтесса, - хмыкнул Алексей. - Агния Барто отдыхает.
- А ты думал! Я такая, талантливая.
Когда на карьере Мишка вытащил из пакета бутылку водки, Чикатило
содрогнулся - опять ''Честное слово''.
- Кто водку покупал? - тихо спросил он.
- Я, - отозвалась Гуля. - А что такое?
- Другую взять не могла?
- А что тебе в этой не нравится? Водка как водка.
- Я, дорогая моя, за тобой больше бегать, как в тот раз, не буду, учти. Начнёшь выкидывать какой-нибудь фортель - сразу же врежу. Мне такие фокусы ни к чему.
- Ой, да ладно тебе! - Гуля налила в пластиковый стаканчик водку и протянула его Чикатиле. - Пей.
Алексей мелкими глотками выцедил алкоголь, резко выдохнул, закусил чипсами и буркнул, жуя:
- Как выражается мой друг Джонни, - вот за что я её, падлу, люблю...
Согреться никак не получалось, холодало всё сильней. И вообще, мура это всё - насчёт того, что водка или другой крепкий алкогольный напиток в холод якобы согревает, а пиво в жару охлаждает. Ерунда на постном масле. Один дурак сказал, другие обрадовано подхватили...
Недолго думая, решили пойти в ''сотку'', в двадцатую комнату, разумеется. Пока шли с карьера, навстречу повстречалась Ирка.
- Вы куда это дружной кодлой?
- А к Чикатиле в гости. А ты куда одна?
- Да я вообще-то к вам шла...
- Ну и присостыковывайся, - великодушно пригласил Чикатило.
- С превеликим удовольствием!
Охранник Батя, увидев девчонок, вскочил:
- Алексей, тут такие дела... Воспитатель сказала, чтобы никого в общежитие не пускал, пока она не удостоверится в благонадёжности посетителей.
Узнаю Луну, мимолётно оскалился Чикатило.
- Вызовите её по громкой связи, будьте добры, - попросил он Батю.
Луна появилась на вахте буквально через две минуты. Поскольку она знала в лицо девчонок, то дала добро на вход.
Сняв с себя дублёнки, Гуля с Надюшей уволокли Мишку в коридор, чтобы тот покараулил их, пока они попудрят носики. Момент был самый что ни есть подходящий, и Чикатило экстренно допросил Ирку насчёт Надюши. Ирка от души посмеялась над ними обоими:
- Сдурела она, что ли? Да и ты тоже хорош. Восемнадцать ей, и нигде она не работала. Откуда знаю? Детский вопрос, в самом деле. Паспорт её видела - это раз. Второе - мы сдавали трудовые книжки в приёмную комиссию, а у неё её не было. Бегала в издательство покупать. И третье, наконец, - поменьше верь пьяным бабам...
- Да я и так не поверил, - ответил Чикатило. - Но проверить не мешало. Тридцать один год, надо же было додуматься, а? Ну, я ей устрою, жертве безработицы...
Несмотря на то, что ''бригада'', как таковая, перестала существовать, ''общий котёл'' всё же сохранился. Двадцатая по-прежнему была самой затареной комнатой, в смысле еды. Да и Чикатило пользовался тем, что по-прежнему был заместителем старосты группы по кухне. Уж с кем, а с работниками пищеблока у Алексея были чуть ли не панибратские отношения. Поэтому хорошая закуска в комнате имелась, в любое время суток.
Может быть, эта попойка и закончилась без всяких последствий, если бы не Паук. Он, чуток отмякнув, пустился в глубокие философские рассуждения на тему: ''Надо учиться, надо бросать пить, и вообще, надо браться за ум''...
Чикатило долго слушал его пьяное нытьё, потом не стерпел:
- Кто бы говорил? Ты сам-то учился?! Ни хрена ты не учился! Не был бы таким хитрожопым - жил бы сейчас здесь, а не дома. Тебя по-хорошему предупреждали? Не один раз. Ты за ум взялся? И не подумал даже. Нет, ну речи нет, мы все далеко не ангелы. И Фюрер, и Руден, и Бек, и я в том числе. И мы между собой ссорились, а с Руденом вообще один раз подрались... Но мы хоть друг друга уважаем, мы смогли как-то притереться. У нас тоже свои болячки, но мы учились. Мы тоже бухали, но мы, опять же - учились. Мы делали всё, что можно и что нельзя, но при этом - ВМЕСТЕ! Ты понимаешь, о чём я тебе хочу сказать? Так что, не тебе нам мораль читать...
И тут Гуля качественно ошарашила всех. Ну ещё бы, никто и не ожидал от неё подобной прыти. Она вскочила из-за стола и коротко размахнувшись, довольно умело впечатала кулак в левую скулу Паука. Его голова нелепо мотнулась. Все повскакивали и стали оттеснять Гулю от Мишки. Чикатило, смеясь, обнял её так, чтобы ее руки были блокированы. Гуля отчаянно вырывалась, но Алексей рявкнул ей в ухо:
- Врежу ведь! Брыкайся сколько влезет, всё равно не вырвешься.
И Гуля обмякла. Алексей усадил её на койку, присел перед ней на корточки, гладя её, целуя и шепча что-то нежное и успокаивающее. Она вдруг разрыдалась. Чикатило сперва растерялся, потом снова принялся её успокаивать.
- Это у меня водка выходит, - всхлипывая, прошептала Гуля.
Через некоторое время истерика закончилась. Гуля, вскочив, стала одеваться.
- Проводишь нас? - спросила она у Алексея.
- Конечно.
Дождавшись, когда все оденутся и выйдут из комнаты, Чикатило закрыл дверь комнаты на ключ. Гуля неожиданно схватила его за руку и побежала, тяня его за собой. Алексей неуклюже топал следом, на поворотах его чуток заносило и он врезался в стены. Всё это его несказанно развеселило и он захохотал во всё горло, как обкуренный.
- Ну и к чему этот кросс? - спросил Чикатило, когда они выскочили на улицу.
- А просто так, захотелось поскорее на свежий воздух...
Чуть погодя из ''сотки'' вышли Ирка, Надюша и... Мишка. Гуля, заметив его, коротко взрыкнула, подскочила к Мишке и со всего маху зарядила ему в торец.
И Мишка исчез. Вот только что был рядом, бах, и нет его, нигде не видно. Как сквозь снег провалился, в самом деле. Чикатило недоуменно озирался, пытаясь разглядеть в темноте, где Паук всё-таки есть, но ничего не увидел.
Гуля кинулась бежать, за ней с воплями бросилась Ирка. Надюша, сцапав за руку Алексея, потянула его за собой, надеясь догнать девчонок. Что, конечно же, ей не удалось, тем более, ржущий на весь квартал Чикатило вздумал изобразить себя якобы едущим на лыжах...
Когда запыхавшаяся Надюша, с Чикатилой на буксире, подбежала к крыльцу
''семёрки'', Гуля со всей мочи колотилась в дверь, с отборным матом в адрес вахтёрши требуя её открыть. На что привыкшая ко всему на свете тётка предпенсионного возраста никак не реагировала.
- Нет, мы что, так и будем на улице ночевать?! - завопила Гуля. - Тёть Зин, ну откройте же, в рот вас мама целовала!
- Общежитие закрывается в десять часов, - раздался по ту сторону двери
сварливый голос вахтёрши. - После двадцати двух часов никого не пускаем.
- Слышь, ты, калоша старая! - взбеленился Чикатило. - Девчонки не виноваты, что автобус в пробку попал! Открой дверь, душевно прошу!
- А ты там не ори, сопляк! А то сейчас милицию вызову!
- Бабуль, я тебя умоляю, вызови поскорее. Тогда и девчонки быстрее домой попадут.
В дверях открылось маленькое окошечко. Алексей сунул туда руку с закрытым удостоверением, на обложке которого было написано тиснёной позолотой ''Управление внутренних дел''.
- Да какой ты мент? - выглянула в окошечко тётка. - Может, у тебя и пистолет есть?
Чикатило молча расстегнул куртку и повернулся правым боком к свету, чтобы вахтёрша рассмотрела кобуру со стволом. Лицо тётки вмиг переменилось и она загремела засовом, бурча под нос что-то неразборчивое, навроде того, что ходют тут всякие тёмные личности, не пойми кто...
- Бабуль, ну что ты шуршишь? - с укором спросил Чикатило, пошатываясь. - Менты - тоже человеки, им тоже расслабиться треба...
Гуля с Иркой первыми проскользнули мимо вахтёрши. Надюша поцеловала
Алексея и спросила:
- Завтра увидимся?
- Там видно будет, не знаю. Придёте, а там посмотрим.
И, пожелав друг другу спокойной ночи, Чикатило не спеша побрёл в ''сотку''.Зайдя в комнату, разделся. И уже хотел было закрыться и лечь спать, как в комнату вломились Борман, Мутант, Вехотка, Весёлый и... Паук. Чикатило вытаращил глаза:
- Ты где был, сучонок?
- А, так, - махнул рукой Мишка, пряча глаза, - гулял...
- Гуляют с бутылкой, - фыркнул Весёлый, - а ты так, прогуливался. А вот мы сейчас гулять будем, и пофигу нам всё и все.
И Борман выудил из рукава своей ''олимпийки'' полтора литра спирта, уже готового для употребления.
Кстати говоря, процесс разведения чистого девяностошестиградусного спирта Алексей впервые наблюдал как раз в ''сотке''. Спирт и вода смешиваются в пропорции один к одному, желательно в ''полторашке''. Затем, завинтив пробку, несколько раз с силой переворачивают сосуд, как это делают бармены, смешивая коктейли. Потом, когда сэ два аш пять о аш хорошенечко переплетётся с аш два о, бутылку переворачивают вверх дном и резко бьют раскрытой ладонью по её донышку. Снова несколько раз встряхивают и, быстро открутив пробку, подносят зажжённую спичку к горлышку бутылки. Из горлышка с рёвом должно вылететь небольшое реактивное пламя. Если оно вылетело, значит, пойло получилось знатное, приятного вам времяпрепровождения...
Ну, как пили спирт и кто кого разносил - это неинтересно. Ничего особенного, всё как всегда, если не считать того, что Мутант, изрядно подпив, разорался на Луну, когда та, по своему обыкновению постучала ключом по двери и напомнила, что время - уже половина первого ночи.
Серёга высказал ей всё, что можно и что не можно... Итог: все - в рапорте, Луна накатала докладную Солдату.
- Подотрётся она потом своей докладной, - зловеще прищурился Мутант, когда Луна ушла. -Солдат же не дурак, понимает, что НАМ нужно пар выпускать. И никто нас за пьянство не выгонит, итак уже народу мало осталось. Если ещё и нас разогнать - преподы одних только дурачков и дурочек учить будут, и без толку. Да ещё и соцзащита дирику может ввалить, за испорченную отчётность... Так что - пьём спокойно, аминь!
ГЛАВА 30.
Конечно же, наутро имела место быть разборка с Мамой Светой. Сначала она вломила Коню с Моряком, в результате чего те получили недельный двойной наряд вне очереди - и по столовой, и по цехам. Потом взялась за Чикатилу.
- Домой захотел?! Можешь забирать документы!
- Вы мне это официально говорите? - встал Алексей, положив на стол
инструменты.
- Сядь, шустрый! - ласково прошипела Мама Света. - Вскочил... Работай давай, работай. И попутно меня слушай, и не перебивай. Ты зачем с этим Сергеем связался? Ладно, я понимаю - молодые парни слесаря, но этот-то портной тебе зачем? Он же хитрый, как сто евреев. Ни рук, ни ног, а туда же - в бутылку... Зачем связался, спрашиваю?
- Во-первых, он - мой земляк, во-вторых, я тоже не малолетка. Что он хитрый и жадный - знаю, но на этом сыграть можно не один и не два раза, что я и делаю, небезуспешно. И наконец, помимо всего прочего, он ещё и умнейший человек. С ним побеседуешь - массу полезного узнаёшь, честное слово. Нет, ну а с кем мне ещё общаться?
- Вот и Эдька мне тоже самое говорит, что и ему не с кем общаться...
Тоже мне, авторитета нашла, мрачно подумал Алексей. Нет, ну с чего ради благоволить этому недоумку, который перед Мамой изображает богом
обиженного, а при нас ту же самую Маму хает на все лады?! Слышали бы вы, дорогая наша Мама Света, его слова, откровенно ублюдочные, в ваш адрес, посмотрел бы я тогда на вас... И ведь, тварь такая, знает же прекрасно, что Мама вытащит его из любого дерьма, вот и ныряет в него, совершенно не думая о последствиях...
Между тем, Мама продолжала разнос:
- Тут у нас ещё и Роберт номер отколол - сдружился с Валерой, портным. Роберт, тебе что, своих земляков мало, а? Зачем тебе эта дылда великовозрастная? Или ты у него, как вы выражаетесь, шестеришь?
Банзай испуганно помотал головой:
- Нет. Я просто.
- Да ты не бойся, - нажала на него мастер. - Если он тебя заставляет что-то делать - ты скажи, мы его живо приструним. Нет, не заставляет? Ну смотри...
И Мама стала внимательно изучать табель успеваемости, время от времени
бормоча: мол, безобразие, учиться не хотите, как вы ещё умудряетесь
контрольные работы на ''хорошо'' сдавать, и вообще, раньше, до вас, ребята учились гораздо охотнее...
- Алексей, я не поняла, в чём дело? - удивлённо протянула мастер. - Почему у тебя по истории одни ''тройки''? Ты же мне говорил, что в школе это был твой любимый предмет, наравне с НВП, а?
- Так оно и есть.
- А по оценкам этого не скажешь.
- А это и есть главная загадка. Нет, честно, сам ничего понять не могу - отвечаю правильно, ведение конспекта - близко к идеальному, контрольные сдаю как надо, а получаю одни ''трояны''.
- Мы с ним даже все ответы сравнивали, - поддержал Маршал, - один в один, что у него правильно, что у меня. Только у меня стоит ''пять'', а у него - нет... И это при том, что никто ни у кого не списывает.
Мама Света хитро прищурилась:
- Слушай, Алексей, а может она в тебя влюбилась, историчка наша?
Все говорящие заржали, кроме Чикатилы, которому было не до смеха.
- А что? - хлопнул его по плечу Кирилл. - В жизни всякое бывает, даже такие вот коллизии. Нет, правда, молодая, симпатичная, все преимущества, для тех кто понимает.
- Да нафига мне эти преимущества? - взвыл Чикатило. - Если она в меня
втюрилась - так пускай скажет мне с глазу на глаз. А то начала меня загадками бомбить, как будто без неё их мало. И пусть не путает личное с работой, это редко когда хорошо заканчивалось...
Нет, парни, подумал Алексей, даже если это и серьёзно, всё равно - связываться с Истеричкой мне не с руки, всяко - разно. Это она только прикидывается, что вся такая из себя примерная. Сталкивался с подобными ''оборотнями'', чего уж там, есть опыт общения, еле ноги унёс...
В цех заглянул Весёлый и поманил пальцем Чикатилу. Тот вышел в коридор. Виталя ему шепнул:
- На вахте ваши бабы стоят. По моему, с ними что-то не то.
- Во, ёлы-палы! - удивился Алексей. - А что это они в такую рань приканали?
- Сам удивился, - пожал плечами Весёлый.
Чикатило вышел на вахту, где действительно стояли Гуля с Надюшей.
- А чего это вы какие то не такие? - присмотрелся к ним Алексей. - Как будто вы в смерч попали. Что стряслось?
Девчонки переглянулись:
- Ничего не стряслось, - и нервно хихикнули.
- Вы сказки-то не травите. Пришли бы вы с утра пораньше, ага, как же, да ещё и в будний день. Ну?
- А ты ругать нас не будешь? - медовым голосом спросила Надюша.
- Совсем лохмато, - опешил Чикатило. - А там посмотрим, вы, главное,
расскажите.
- Пошли на улицу, - предложила Гуля, оглянувшись вокруг.
- Ой-е-ёй, - тихо протянул Алексей. - Чует моя жопа, что дело - швах.
- Ну, не совсем швах, но где-то около того...
И девчонки поведали Алексею о тех происшествиях, имевшие место быть после того, как вчера они попали в свою общагу. Чикатило от удивления забыл, что в таких случаях нормальному пацану нужно материться. Ибо то, что девки натворили, было достойно того, чтобы на некоторое время забыть про маты.
Как выражался Евгений Леонов в фильме ''Полосатый рейс'': хотите - верьте, хотите - не верьте, а дело было так...
Гуля с Надюшей, придя к себе в комнату, уже собирались спать. Но тут
неожиданно им принесли долг. В наше время, если вам приносят долг - это всегда неожиданно и, прямо скажем, приятно, что и говорить. А вся пикантность заключалась в том, что долг девчонкам отдали не деньгами, а водкой - пузырь калибра ноль семьдесят пять того же ''Честного слова'', чтоб ему вчера разбиться... И Гуля сдуру закусила удила - мол, чем добру пропадать, треба это добро оприходовать не отходя от кассы. Что девчонки и сделали. Опустошив флакон, они принялись творить безобразия: для начала - перевернули в комнате всю малогабаритную мебель, некстати попавшуюся под пьяные руки, потом разбили окна в своей комнате и в туалете, затем вульгарно передрались между собой, как-то умудрившись не поцарапать друг друга и не повыдирать волосы. Но и это ещё не всё. Для усмирения распоясавшихся девок была вызвана бригада ''скорой помощи'', которая прибыла довольно оперативно. И Гулю с Надюшей увезли в психиатрическое отделение тридцать четвёртой поликлиники, в смирительных рубашках, где они пробыли до трёх часов ночи. Девчонки как-то сумели убедить дежурную смену врачей в том, что пьяный психоз у них прошёл и их отпустили. Около часа они пешком шли до своей общаги, ещё с полчаса их в неё не пускали. В общем, девки были на грани изгнания. Опять же, сумели уболтать всё руководство общежития, чтобы их оставили...
- Мать вашу за ногу, об стенку поперёк и вдоль через шлагбаум! - в совершенном обалдении выдохнул Чикатило. - Две дурочки с переулочка.
И следом за этим выдал такую нецензурную конструкцию высотой с небоскрёб, что девчонки в комическом ужасе закрыли ладонями уши.
- Чикатило, ты лучше, чем лаяться - приласкал бы и поцеловал, что ли, а? - грустно сказала Надюша. - И без твоих словоизлияний тошно.
- А у меня садистские склонности вдруг появились, - криво ухмыльнулся Алексей. - Маньяческие, я бы сказал. Знаешь такой анекдот? Нет? Женится садист на садомазохистке. Первая брачная ночь. Она в нетерпении срывает с себя всё: ''-Давай, давай, сделай мне больно!'' Жених - садист руки на груди скрестил и с издевкой: ''-Не-е-ет, ты погоди, погоди!'' Вот и я так же... Нет, ну вы даёте, в самом деле! Вам обеим пора на инвалидность оформляться, по психе. Вы обе - наши клиентки, в натуре! Вы в ''сотке'' с психами не общались, случайно?
- А как же? - обрадовано вскинулись девчонки. - Общались, конечно. Особенно с двумя, мы их фамилий не помним, только погремухи - Чикатило и Фюрер, не знаешь таких?
- О-о-о! - взвыл Чикатило с серьёзным выражением хари морды. - Первые психи на деревне! Остальные рядом с ними - нормальнейшие человеки, честное пионерское... А если серьёзно - если ещё раз кто-нибудь из вас возьмёт ''Честное слово'' - не обессудьте, разобью об ваши дурные головы, не посмотрю, что женского пола. Я ясно излагаю?
- Ты только Фюреру ничего не говори, - попросила Гуля. - А то и он орать будет...
- По любому, будет. Потому что я ему всё-таки скажу. И никаких ''не надо''. Пусть и он на вас оттопырится. Чтоб у вас в следующий раз и тени мысли про всякие выходки не возникало.
Алексей помолчал, затем прикурил ещё одну сигарету и глядя на девчонок, деланно равнодушным тоном сказал:
- И последнее. Если вы всё-таки устроите ещё одну выходку, подобной
вчерашней, я приеду в это психотделение со своими знакомыми ментами и буду вас бить, долго и жестоко. Ох, как я вас бить буду, мать моя женщина! Вы у меня обе криком изойдёте, это я вам гарантирую.
- А сможешь? - с иронией поинтересовалась Гуля. - Мы ведь тоже умеем
кулаками махать...
- Ни капельки в этом не сомневаюсь, - усмехнулся Чикатило. - Вот только ты один момент упускаешь, очень даже существенный: когда я вас буду избивать, вы ни одного движения не сможете сделать, по той простой причине, что вы будете в рубашках не по вашему фасону и размеру, то есть в ''смирилках''. Дошло? Вижу, что дошло, вон как побледнели...
Конечно же, это были сплошные понты. Никуда Чикатило бы не поехал, ясен день. Просто он хотел, чтобы баб как следует тряхануло. Что и было достигнуто, судя по их изменениям в лицах.
Гуля опомнилась первой:
- Слушай, Чикатило, мы же потом всё равно из этой психушки выйдем. И куда, как ты думаешь, мы в первую очередь пойдём?
- Ко мне, конечно, что тут думать. Мстить будете, обидчику вашему...
Поприкалывавшись друг над другом эдаким извращённым образом, бабы
засобирались к себе, отсыпаться. Напоследок Чикатило всё-таки приласкал обеих жертв палёной водки, но поцеловал, конечно, одну Надюшу. Гулю он просто чмокнул в щёку. Хотя ему до жути хотелось сделать наоборот...
Борман уже второй день находился в ''сухом состоянии'' и поэтому
выглядел неважно. Откровенно говоря, кто его знает, может быть действительно алкоголь помогал ему. Пьют же те, у которых рак в запущенной стадии? Говорят, что водка или другой высокоградусный напиток помогает заглушить боль. По мнению Алексея, алкоголь только убыстряет прогрессию неизлечимой болезни, что приводит к более быстрой смерти. С одной стороны, это плохо. А если посмотреть с другой, то всё правильно - лучше быстрая смерть, чем долгая и мучительная...
Борман несказанно обрадовался возможности выпить, даже сам вызвался сгонять в частный сектор за спиртом. Особую пьянку Чикатило закатывать не хотел, так что был литр чистого спирта на пятерых.
Раньше, с непривычки, этот литр качественно свалил бы пятерых парней. Раньше, но не теперь. Привыкли организмы к этому донельзя мерзкому пойлу, адаптировались, так сказать. Пьянели, конечно, но вырубались вовсе уж от непомерного количества выпитого разведённого спирта. От водки торкало быстрее, а самогон в ''сотке'' не употреблялся с декабря месяца. Конечно, будь инвалиды богатыми людьми, они бы не пожалели денег на всякие там виски и коньяки. Максимум пенсии для того времени был, имеется в виду - по инвалидности - около тысячи семисот рублей. Максимум. Для сравнения: в новосибирском ГУМе бутылка виски ''Джонни Уокер'' стоила тогда ровным счётом десять тысяч рублей...
Так что разговор на этот раз завёлся про несовместимость цен и пенсий
инвалидов. Многие парни придерживались такого мнения, что если бы пенсия была больше, настолько, чтобы не работать, то инвалиды жили бы лучше. Однако, Мутант и Чикатило были с ними частично не согласны:
- Ладно, допустим, получили мы вдруг такую офигенно большую пенсию.
Допустим, денег много, можно не работать. Во-первых, мы от больших денег быстрее в могилы уйдём, либо от завистников, либо от алкоголя, либо - ещё хуже - от наркоты. Работать? А нам в падлу будет работать за смешную зарплату. Так? Так. И что делать? А нечего. Более того, не нужны будут училища типа нашего, не нужна будет соцзащита и всякие там общества инвалидов. Сотни тысяч людей, причём с высшим образованием, потеряют работу. В общем, будет как в начале девяностых, только гораздо хуже... А теперь - оборотная сторона медали. Ежу понятно, что для нормальной жизни нашей пенсии не хватает. Тут, парни, идёт
искусственно-естественный отбор, так сказать. Захочешь выжить - выживешь, даже с теми крохами, что у тебя есть. Не захочешь, значит - не судьба. Зато те, кто выживает, обладает таким иммунитетом, какой не у каждого здорового человека есть. Так что нам нужно работать, а не сидеть дома и сопли жевать, себя жалеючи. Инвалидом родился? Что поделать, с каждой семьёй может случиться. Но ты должен держаться, даже не должен, а обязан. Ладно - мы, ещё не самые ХУДЫЕ. Есть и такие, что на пожизненно к койке прикованы. И ничего, они не унывают,
анекдоты травят и песни поют...
Когда спирт закончился, Чикатило с Фюрером оделись, спустились на вахту, позвонили девчонкам в ''семёрку'', вызвали их на постоянное место встреч. Фюрер, узнав про баб, долго и витиевато выражался насквозь непечатными словами. Так что девки, как Чикатило и сказал, огреблись и от Фюрера.
Когда девчонки ушли к себе, Фюрер сказал такое, что Чикатило остолбенел от неожиданности:
- Тебе не кажется, дружище, что девки наши передрались из-за тебя?
- Ты что, сдурел?! Я-то здесь при чём?
- А что? Смотри сюда, я сейчас попробую мыслить, как они. Значит, что мы имеем? Ты любишь Гульку, так? Надька любит тебя, дураку ясно. Однако, проблема в том, что они - подруги. Трезвые, они хрен разборку меж собой начнут. Догоняешь? Классика любовного жанра, с поправкой на местные реалии.
- Ага, а зачинщик драчки, конечно же, Надька, так, что ли?
- Ну конечно! Если выразить коротко, всё равно получится длинно. А именно: Надька считает Гульку виноватой в том, что ты запал на неё, а не на Надьку... Ну, понял?
- А то! Понял, конечно. Был бы дурак, тогда бы не понял. Не, Фюрер, лажа это, голимая лажа!
- А почему? Только потому, что у тебя раньше никогда не было таких ситуаций? Ну дык, всё когда-нибудь случается в первый раз.
- Всё равно, - не согласился Чикатило. - Не столь уж я значимая персона, чтобы из-за меня бабы дрались. Из-за чего тут драться-то? Я бы ещё понял, будь я насквозь неотразимым или сказочно богат. Но ведь нет у меня ни неотразимости, ни богатства. Если честно, Фюрер, я со своей внешностью не всегда могу себе шлюху купить, веришь - нет? А ты говоришь - из-за меня... Понты это всё, я тут ни при делах.
Фюрер от Белки приехал, разумеется, не с пустым карманом. Он и стал
инициатором продолжения пьянства, но в гораздо более узком кругу - он и Чикатило. Один из лозоплётов собрался было идти за спиртом, но был ими перехвачен. Алексей дал ему свою ''контрабандную'' жилетку и лозоплёт упедалил. Через ''таможню'' спирт прошёл благополучно,
воспитка ничего не заподозрила. Впрочем, в тот вечер дежурила Павловна, которую глухари на языке жестов звали Родинка, а она сроду не шмонала народ, в отличие от Луны. Да и Косая нет - нет, да и обыскивала проходящих через вахту парней...
Обложившись учебниками для пущей наглядности, Фюрер и Чикатило
приступили к ''трапезе''.
- Слушай, Чикатило, давно хочу тебя спросить, - после третьей стопки произнёс Фюрер. - Ты так смачно стреляешь, что при твоём зрении и координации движений просто удивительно. Признайся, ты какую-то подготовку проходил? Ну не мог ты взять ствол и сразу попадать куда надо, никак не мог. В таких делах тренировка нужна. А?
Чикатило ответил не задумываясь:
- Если ты имеешь в виду официальные тренировки по стрельбе, то из них у меня был только обычнейший тир, где из ''воздушек'' пуляют. Я, конечно же, просил ментов знакомых, чтобы они хоть раз взяли меня с собой на стрельбища, но, сам понимаешь, никакой дурак не возьмёт. А вот в приватной обстановке, подальше от лишних глаз - да, меня и отец учил стрелять, и другие ребята в погонах. Что было - то было, чего уж там. Как видишь, учителя у меня были неплохие...
Помолчав немного, Фюрер вдруг бухнул:
- Тебе людей приходилось убивать?
- И ты туда же?! - наигранно вспылил Чикатило. - Да мать вашу, ну сколько раз вам объяснять, что я страшный только снаружи?! А изнутри я вовсе даже добрый, пушистый и ласковый...
Фюрер крякнул, пытаясь заглушить смех:
- Ну, мне-то можешь не рассказывать, какой ты есть - я и так знаю. Я к тому спросил, что один раз, лет шесть назад, я нечаянно застрелил одного мужика...
Чикатило вытаращил на него глаза. Во, дела...
- Есть у меня дома один хороший знакомый, опер, - без запинки начал Фюрер. - Опер как опер, таких сотни тысяч. Несколько раз он меня выручал из щекотливых ситуаций. Ну вот. И как-то раз едем мы с ним на его ''девятке''. А у него в тачке - рация. И вот по этой рации идёт объява: так, мол и так, один чувырло сделал ноги из КПЗ, последний раз его видели в районе недостроенной пятиэтажки, принять все меры к немедленному задержанию, преступник вооружён и очень опасен, всё в
таком духе, короче. Ладно. Опер подтвердил приём сообщения, круто
разворачивается и прёт прямым ходом к этой самой пятиэтажке. И вот дальше, Чикатило, начинается сплошной боевик с перестрелками. Только мы подлетели к этому дому, а мы были, как это ни странно, первыми, эта сука открывает огонь по нам, из ''калаша''. И лупит, тварь такая, очередями. Опер орёт: сиди здесь, не высовывайся! А сам, короткими перебежками, - к дому. И вот сижу я в машине, как дурак, пули свистят, страшно мне до ужаса. Тут опять рация: типа, не суйтесь в дом, будет работать снайпер. Я им, уродам, ору в ответ: какой, в жопу, снайпер,
сотрудник милиции в зоне поражения! Не знаю, что меня толкнуло. Пошарился я в бардачке, нашёл там ''ПМ'', и тоже рванул к дому. На ходу прикинул, где этот стрелок ворошиловский: ага, третий этаж, фигня война. И то ли он меня увидел, то ли услышал, то ли нутром своим почуял, не знаю, но он меня, сука, чуть не срезал. Хорошо, я за стену вовремя отпрыгнул. И такая меня злоба взяла! В общем, я руку из-за угла высовываю и веером высаживаю всю обойму, не видя, куда стреляю. В
итоге, этот хрен моржовый словил две пули - в живот и в голову. Насмерть, само собой. Опер этого трупа потом на себя взял, разумеется. Меня там как бы и не было, естественно. Такие вот дела, Чикатило. Конечно же, было расследование, а как же? Комиссия вынесла вердикт: применение оружия признать правомочным, претензий к сотруднику нет. Если бы ты видел, как мы потом с этим опером квасили, ёкарный бабай! Его жена на стенку лезла от злости...
М-да-а, подумал Чикатило, кто-нибудь, далёкий от методов работы
ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ментовки, может быть и слопал бы эту вермишель, давясь и чавкая, но только не я...
Во-первых, откуда у периферийных ментов снайпер? Во-вторых, ни один
здравомыслящий мент не будет возить в БАРДАЧКЕ СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ
МАШИНЫ левый ствол, по той простой причине, что он ему просто ни к чему. В-третьих, ни один здравомыслящий опер не повезёт с собой на захват вооружённого мужика насквозь постороннюю гражданскую личность. И наконец, ни один опер не пойдёт на захват один, без подстраховки, это ежу понятно. И потом, откуда у сбежавшего из КПЗ взялся автомат?
В общем, как говорят в народе - фигня на постном масле. Фюрер в очередной раз выдал сплошную липу, будучи в подпитии. Нет, но до чего складно-то, едрён - батон...
ГЛАВА 31.
Весну в 20-й комнате ждали с нетерпением, потому что ужас как надоело дубеть. Мало того, что комната находилась на наружней стороне училища, открытой всем ветрам и морозам, так ещё и были проблемы с отоплением - батарея была совершенно холодной, скорее всего - из-за воздушной пробки в системе. И если в других комнатах температура была нормальной, то ''горячая двадцатка'' ложилась спать одетой и под тремя одеялами. Фюрер, как староста группы, несколько раз писал сигнальные листы штатному сантехнику, но тот даже и не думал хоть как-то реагировать. То ''потом'', то ''завтра'', то ''послезавтра''...
Первого марта в ''сотке'' полдня стоял легонький переполох, источником которого являлся Бек, внезапно нагрянувший в училище. Поэтому в 20-й яблоку негде было упасть. Собрались практически все пацаны, с кем Бек был в хороших отношениях. Разумеется, в спешном порядке были вызваны Гуля с Аней.
Погостив у Рудена, Бек заехал в училище забрать свои вещи. Поскольку у Бека, как правило, не было денег, то ему хотели дать сёстры, на билет. Но Чикатило с Фюрером решительно взбунтовались против этого.
В итоге, пацаны наскребли в своих карманах даже гораздо большую сумму, чем надо было. Отложив на автобус, остальные деньги были потрачены на еду и питьё в дорогу, ибо ехать Беку предстояло ровным счётом шесть часов. А дома его ждал ''тёплый приём''...
- У нас ведь как принято? - сказал Бек. - Если с одним из нас хоть что-то более-менее этакого происходит, - собирается весь клан, вся родня. Сначала орут все, потом всё заканчивается охрененной пьянкой... Я ещё в дороге буду, а они, родственники наши, уже будут скапливаться. Короче, дадут мне бани. И никого не волнует - прав я или нет, всем надо свой ум показать, бля...
Немного помолчав, пацаны спросили про Игоря.
- Лежит, матерится от боли и обиды, - ответил Бек. - У него там рана гноиться начала. Вроде бы как ничего страшного, трубку только другую вставили.
- А у тебя как?
- А у меня уже швы сняли, заживает помаленьку.
- Покажи-ка, - встрепенулся Фюрер. - И я тебе точно скажу, всё у тебя в порядке или нет.
Бек молча обнажил плечи и спину. Парни, сталкиваясь лбами, стали разглядывать его раны. Зрелище было ещё то, не для слабонервных. Если шрам под лопаткой выглядел более-менее презентабельно, если можно так выразиться, то шрам на плече выглядел вовсе уж жутко. Какая-то раскоряченная медуза с начинавшим уже грубеть наростом по центру...
- Такое ощущение, что тебя штопали два разных хирурга, - заметил Чикатило. - Если под лопаткой тебя зашивал опытный врач, то плечо работал в сиську бухой коновал.
- Да нет, вроде бы один и тот же штопал. Ну, как там у меня дела, Фюрер?
- А всё ништяк. Никакой инфекции, заживает нормально. Метки, конечно, будут неслабые. Память о ''сотке'' - на всю жизнь. Только ты поменьше плечо дери, дурень.
- Так чешется же, сука, мочи нет!
- Знаю. Так и должно быть. Всё равно - терпи.
- Жрать с нами пойдёшь? - спросил Чикатило. - Пошли, накормим хоть по-
человечьи.
- Ни в жизнь! - отрезал Бек. - Не хочу, чтобы на меня вся шарага пальцами тыкала. Я здесь, в комнате, похаваю.
- Тогда жди нас...
Бек уехал после обеда, пообещав писать письма, насколько у него будет свободное время. Пацаны хотели его проводить до автовокзала, но Бек наотрез отказался:
- Не надо из-за меня суетиться. Доеду сам, не маленький... - и вышел из комнаты.
Чикатило глухо проговорил:
- Ёлы-палы, только стали привыкать, что его с нами нет. И, нате вам, пожалуйста, - появился, взбаламутил всем души, теперь опять привыкать.
- А скоро, Чикатило, и меня в больницу положат, вот тогда тебе совсем кисло будет, - невесело усмехнулся Фюрер. - Зато, с другой стороны, хата полностью твоя, что хочешь, то и твори.
- Ну, Чикатило тогда оторвётся по полной, - хихикнул Борман. - Баб будет водить со всей округи. Слышь, Чикатило, ты потом хоть койкам все болты с гайками подтяни, смажь их, что ли. А то они у вас так скрипят при ''туды-сюды-обратно'', аж самому бабу охота, ей-богу. Пацаны иной раз стоят в коридоре и вовсю комментируют весь этот приятный процесс, особенно Чебак...
Вся банда загоготала во все глотки.
- Вот оно в чём дело, оказывается, - протянул Чикатило. - То-то я во время приятного процесса периодически и слышал ваш ржач. А это вы тут веселуху устроили, кони ретивые...
В тот же день, вечером, в ''сотке'' возник ещё один насквозь гнусный персонаж - Колобок, мать его так-разэтак. Явился как ни в чём ни бывало и попросился переночевать. Луна его, как это ни странно, впустила. Только повела она его не в мужское крыло, где многие Серёжу удавили бы с превеликим удовольствием, а в женское, в комнату, где жила подруга Колобка, крайне гнусная особа, по кличке Крокодилица. Эта самая, с позволения сказать, дама отличалась тем, что откровенно, чуть ли не у всех на виду, сдавала с потрохами, особенно Косой, которая всячески приветствовала стукачество. Само собой разумеется, у
Крокодилицы был психический диагноз - олигофрения.
- Мать-перемать! - орал Борман, лупя кулаком по столу. - Ну почему так, а?! Почему Бека пустили только для того, чтобы он забрал свои шмотки? А какого-то гондона дырявого, который вдобавок чуть убийцей не стал, пускают для того, чтобы он переночевал! Где справедливость?! Ну, Луна, ну, тварь лохматая! Сучар-р-ра, я ей устр-р-рою... Её Солдат р-р-раком поставит, прямо у себя в кабинете...
- Разбежался, - фыркнул Весёлый. - Не станет Солдат свой член об Луну марать. У него для этих надобностей бабы помоложе имеются.
- Только что так, - с убитым видом буркнул Борман. Чуть погодя он заметно оживился. - Ну, тогда я напьюсь! Хоть так, хоть этак, но у Луны спокойного дежурства не будет. Кто со мной?
- Мог бы и не спрашивать, - за всех ответил Чикатило. - Пить - так всем, чтобы потом вместе получать прежестокий втык.
- Тогда давайте по сусекам скрести...
Главное - начать, а там всё пойдёт как надо. Где-то в середине попойки, Борман с Чикатилой решили устроить небольшой переполох на ''своём'' этаже, с непосредственным участием шпалера. Для начала они продемонстрировали глухарям пробивную мощность пистолета, расстреляв вдребезги поллитровую стеклянную бутылку из-под пива.
Конь и Моряк были в ступоре. Конь, малость придя в себя, с подначкой сказал:
- Бутылка стекло слабое. Банка кофе железо пробить.
И выставил на стол, наивный, жестяную банку из-под кофе. Банка, после
произведённых по ней прицельных выстрелов, стала похожа на дуршлаг.
- А зеркало? - не успокаивался Конь.
Борман презрительно фыркнул и в три выстрела выхлестал всё зеркало, висевшее у них в комнате. Чикатило, изобразив на лице превосходство и иронию, жестами предложил глухарям: мол, давайте вашу шкуру на прочность испытаем. На что Конь зажато хихикнул, а Моряк спросил, опять же жестами: почему не слышно звука? Дескать, я один раз слышал, как пистолет стреляет. Громко, однако. Борман просемафорил: типа, это не простой, а особый ствол, для бесшумного ведения стрельбы...
Нет, а в самом деле, пистолет при выстреле издавал хлопок не громче, чем если бы человек хлопнул в ладоши. Такому стволу цены бы не было в
спецподразделениях, будь он раза в два помощней. А уж с глушителем - был бы вообще идеальным оружием...
Потом Борман куда-то исчез. Только что был рядом - бац! - уже нет его. Весёлый хмыкнул:
- Точно вам говорю - это он к одной марусе на сеанс секса упедалил.
Ну, кенты Бормана прекрасно были осведомлены о том, что он каждый раз,
пребывая в ''волшебном состоянии'', периодически заглядывал к одной
слабоумной даме, которая сама раздвигала перед ним ноги, без малейшего нажима с его стороны. Никто из парней не осуждал Бормана, у многих рыльце было в пушку, откровенно говоря. Слабоумные - тоже человеки, им тоже охота потрахаться. Так почему бы и не воспользоваться оказией?
Забегая вперёд, надо отметить, что до середины мая всё проходило тихо-мирно и к обоюдному удовлетворению. Потом - грянуло...
Борман вернулся, как говорится, цветущим и пахнущим. Парни приветствовали его мощным утробным рёвом, вовсю изображая руками и телом характерные движения. Борман, давно уже привыкший к подобным хохмам, лишь довольно крякнул:
- Моё от меня не уйдёт. Учитесь, пока я жив.
Мутант, выпросив у Чикатилы пистолет, в это время пытался выстрелить из него. Что, учитывая его обрубки, совсем не получалось. Серёга и так пистолет крутил, и этак, и правильно, и рукояткой вверх - не получается, хоть тресни. В конце концов Чикатило отобрал волыну, спьяну булькнув Мутанту:
- Серый, не хочешь в туалет - не мучай задницу, только без обид.
- Да какие обиды, Чикатило? Давай лучше выпьем! За нас с вами, за хрен с ними!
Под занавес пьянки на втором этаже стало темно, как у негра в одном месте. Ни одна лампочка на этаже не горела. Причина этого всеобщего негорения была простой, как перпендикуляр. Это Борман и Чикатило перестреляли все до единой лампочки, соревнуясь друг с другом в меткости. Пять - три, в пользу Бормана...
Луна, поднявшись на второй этаж и оказавшись в полной темноте, стала ломиться в ближайшую комнату, молотя со всей дури ключом по двери. Уже из-за вот этой манеры, так стучаться в комнаты, Луну хотелось убить.
Леденящий душу звук, ей-богу. Многие пацаны, за время каникул отвыкнув от этих звуков, поначалу не на шутку пугались, снова спросонья услышав эту мерзкую дробь...
Комната, как назло, оказалась двадцатой. Поскольку Чикатило был уже в отрубе, а Луна никак не успокаивалась, гремя железом по дереву, то Фюрер, с трудом допрыгав до двери, всё-таки открыл Луне. Ей срочно понадобилось узнать, отчего это свет не горит. Фюрер сходу навешал
воспитке лапши: мол, было кратковременное короткое замыкание, вследствие чего лампочки и сдохли. Луна чуточку угомонилась и, пожелав Фюреру спокойной ночи, торопливо удалилась. Староста группы обувщиков долго матерился вполголоса и, поскольку Луна отбила у него всю охоту спать, он пристегнул протез, оделся и пошёл к Борману, который тоже не спал и естественно, всё слышал.
Тут неожиданно на пороге комнаты возник Чебак, тоже маявшийся бессонницей...
Утром Чикатило вышел из комнаты, немного пошатываясь и страдальчески
поглаживая лысину. Сначала Алексей не понял, почему он внезапно остановился, потом до него дошло, как до жирафа: лампочки в коридоре горели, все до одной, а на полу не было ни малейших намёков на осколки.
Выкурив натощак сигарету и приняв ледяной душ, Чикатило ворвался в 20-ю, на ходу яростно растираясь полотенцем и дрожа от всего вместе - и от холода, и от похмелья.
- Ни хрена не понимаю, - недоумённо пожаловался он Фюреру, который
преспокойно валялся в кровати и курил.
- Ты про что?
- Про свет в коридоре...
- А-а... Ну, это объяснимо. Это мы втроём ночью ликвидировали последствия ваших с Борманом стрельбищ. Тоже мне, тир надыбали халявный, мать вашу, стрелки ворошиловские, снайперы - недоучки.
- Скорее всего, не недоучки, а недоумки, - мрачно поправил Чикатило.
- Причём - во всю голову, - охотно подхватил Фюрер. - В общем, скажи спасибо Чебаку...
- Во, ёлы-палы! А он-то здесь при чём?
- Очень даже при том. Ты знаешь, что в углу коридора есть одна неприметная дверь? Что там находится, знаешь?
- Ну. Склад комендантши. И что?
- И то. Чебак этот склад аккуратненько вскрыл, благо, сигнализации там отродясь не было...
- Погоди, - не понял Чикатило. - Как это так - вскрыл? Чем?
- А ему кто-то из слесарей-втораков по слепку ключ сварганил. Вот Чебак туда изредка наведывается, если ему или кому-нибудь что-то понадобится... Ну вот, Чебак, выходит, очень даже крепко вас с Борманом выручил. Я на шухере стоял, Чебак вскрыл этот склад, нашёл там лампочки, а Борман их тихонечко ввернул. Потом мы коридор подмели и всё, как будто так и было. Так что, Чебак хоть и олигофрен, но по части где что достать, не потратив ни копейки - это он мастак, что ни говори. А самое главное, что никто ни до чего не докопается. Всегда можно всё свалить на комендантшу - а может быть она сама подворовывает, а на нас бочку катит...
- Ну вы и даёте! - покрутил головой Чикатило. - А я-то думаю, то ли у меня вчера пьяные галлюцинации были, то ли что. Да нет, думаю, стреляли мы вчера, точно. А тут такие дела. Одним словом - молодцы, речи нет...
Многие могут подумать, что инвалиды в ''сотке'' ничем другим не занимались, кроме учёбы и пьянства. Тут нужно сделать небольшое пояснение. В основном - да, учились и пили. А вы проведите хоть один день в ''сотке'', где вместе с нормальными людьми обитают и те, у кого психдиагнозы. Посмотрите, что они вытворяют, как они держатся, как разговаривают между собой. Это - тихий ужас. К этому невозможно привыкнуть, хоть ты два года проучись, хоть двадцать два. Это - во-первых.
Во-вторых, педагоги прекрасно осознавали, что учащихся ''сотки'' больше никуда не возьмут учиться, если только у их родителей - денег куры не клюют. Поэтому педагоги хоть и наказывали за пьянки, но слишком мягко, опять же, из-за специфического контингента ''сотки''. И выгоняли лишь тех, кто вовсе уж перегнул палку, при этом давая им шанс поступить в училище ещё раз.
В-третьих, в некотором смысле, во всех пьянках было виновато так называемое ''полное государственное обеспечение учащихся''. То есть инвалиды были обеспечены практически всем: жильём, едой, одеждой, обувью, средствами личной гигиены. Причём учащиеся ни за что не платили, ни копейки. Деньги тратились в основном на спиртное и на курево.
В-четвёртых, несмотря на все заверения педагогов, режим учёбы был щадящий. Не было дополнительных нагрузок в виде домашних заданий и работы.
В-пятых, многие ребята хотели заниматься каким-нибудь спортом, но им
заниматься не давали - запрещали медики. А бутылка или стакан весят гораздо меньше, нежели штанга, гиря или гантеля...
Вот пять основных причин, по которым народ в ''сотке'', как выражаются моряки, - заливают трюмы по самую ватерлинию. Будь в ''сотке'' одни лишь ''физические'' инвалиды'' - одной причиной было бы меньше. Будь режим построже, а наказания повесомее - ребята всё равно пили бы, но уже с оглядкой и не так много. Не будь обеспечения - деньги бы шли на то, чтобы содержать самих себя во время учёбы. Была бы нагрузка, хотя бы в виде работы - было бы не до пьянок. Как видите, любая из этих причин, по отдельности, стоила того, чтобы квасить без меры. А их - целых пять, да ещё и в куче...
Конечно, были в училище такие ребята, которые и работу находили, и спортом занимались. Даже ездили на соревнования и нередко занимали первые места. Но таких было очень мало...
Частенько бывало так, что в ''сотке'' одновременно бухали, к примеру, обувщики и лозоплёты или, скажем, слесаря и переплётчики. И уж совсем не редкостью были столкновения между ними.
Когда люди с психическими отклонениями пьют, у них частенько случаются
мозговые завихрения. Они могут без причины ударить кого-нибудь, кто заведомо слабее их. А то и на сильнее их иногда могут кинуться, впоследствии огребаясь по самые помидоры...
Были среди лозоплётов-перваков такие типы - Витя Беспалый, Антон Колосок, Рома Карась, горноалтаец с непроизносимым именем, по кличке Циклоп и Дюха Квазиморда. У Беспалого, амбала ростом метр восемьдесят, были ампутированы все пальцы на обеих руках. Колосок, судя по всему, был из психов. У Карася зрение было ещё хуже, чем у Чикатилы - минус одиннадцать. У Циклопа один глаз был нормальным, зато другой - сплошное бельмо. У Дюхи же было такое лицо, что на него было страшно смотреть - челюстно-лицевая патология. Тем, кто помнит сериал ''Человек, который смеётся'', будет понятно...
Если эта гоп-компания пила, в ''сотке'' становилось жарковато. Ибо всех их объединяло одно - перепив, они начинали бушлатиться либо на своих же, из своей группы, либо, что ещё хуже, на слесарей или на обувщиков.И если за эту психованную пятёрку лозоплётов никто не впрягался, то за обувщиков шли в ''бой'' слесаря, и наоборот, - за слесарей рвали задницы обувщики. После одной из таких потасовок, наутро лозоплётчики предложили обувщикам и слесарям выпить на мировую. С той целью, чтобы в дальнейшем сосуществовать в мире и согласии...
И те, не будь дураками, согласились. А зря...
Сначала вроде бы всё шло нормально, тихо-мирно. Когда закончилась первая порция спиртного, за добавкой рванули все вместе. Некоторое время пацаны пили на улице, во дворе ''сотки''. Лозоплёты клятвенно заверяли остальных парней, что они уважают как обувщиков, так и слесарей. Беспалый, уже хорошо клюкнутый, убеждал:
- В натуре, пацаны, бывает с нами такая вот хрень - переквасимся, чердаки перекосит, море по колено и всё, мы - супермены. А наутро, верите - нет, ни хрена не помним. Что делали, кого били, на кого рыпались - вообще не помним. Я один раз по пьяне вломил Циклопу, он кровью истекал, под ним лужа целая скопилась... Утром просыпаемся, Циклоп спрашивает: кто меня вчера бил? А никто и понятия не имеет. Потом уже пацаны наши, которые не пили, всё нам и рассказали. Я к чему? Жить надо дружнее, вот что. Мы все одной бедой повязаны, у кого-то одна болезнь, у кого-то - другая, и нам не нужно между собой
собачиться. Нет, в натуре, пацаны, вы извините нас, если что не так. Мы потому и проставились сегодня, чтобы с вами замириться. Вы реальные пацаны, мы тоже не лохи, поэтому давайте держаться вместе, в натуре! Нам вместе ещё полтора года жить...
Другие бы ребята, не знавшие лозоплётов, может быть и поверили в эту речь, но только не обувщики со слесарями, только не они. Борман поделился своими соображениями с Чикатилой и Фюрером, отозвав их в сторонку:
- Гладко стелит, мужики. Я так думаю: сейчас, пока лоза ещё не шибко кривая, всё будет в норме. А вот когда они шары по самые зрачки зальют - тут возможны варианты, я полагаю. Или они действительно хотят типа исправиться, и дёргаться не будут, или всё будет как всегда...
- Борман, ты прямо-таки мои мысли читаешь, - заметил Чикатило. - Я
аналогичного мнения про всё происходящее.
- Что-то мне подсказывает, - вставил Фюрер, - что второй вариант будет верней, нежели первый. Ладно, если что, нам не привыкать им в дыни давать. Да и Гуляй с нами. Он их один порвёт, если что.
Чикатило не стал делиться с парнями своими некоторыми подозрениями насчёт Гуляя. Даже если они и вправду верны, не следует орать об этом на всех углах. Конечно же, с Борманом стоит поделиться своими наблюдениями, с Мутантом тоже, а вот с Фюрером - даже и думать нечего, уж он-то Гуляя боготворит...
- Пошли к нам в комнату, - предложил Карась, пританцовывая от холода. - Иначе мы тут ласты склеим, в натуре.
В двадцать пятой хате, в самом деле, можно было устраивать танцплощадку, людей этак на двадцать, места бы хватило. Поэтому продолжение ''мировухи'' последовало именно там, а не в двадцатой или в двадцать девятой, как обычно. Карась, осоловевши в тепле, приняв на грудь ещё пару порций высокоградусного алкоголя, первый перешёл в лежачее положение. Квазиморда тоже рассолодел, но не укладывался, а сидел на своей кровати, со своей жуткой ухмылкой глядя в стену. Те, кто случайно натыкался на Дюху взглядом, торопливо отводили глаза -
настолько СТРАШНО тот выглядел...
Когда среди пацанов зашла речь о том, кто из них больше всех знает крутых и блатных, Чикатило понял, что верным оказался всё-таки вариант номер два, что и следовало ожидать.
Так оно и вышло. Всё больше распаляясь, пацаны стали уже не говорить, а орать друг на друга, с пеной у рта доказывая, что именно он, а не кто-то другой знает та-а-а-ких людей, что все остальные им и в подметки не годятся. Особенно старался Беспалый, который орал, что у него почти все родственники мужского пола отмантулили не по одной ходке и именно они, со своими кентами - уркаганами уложат штабелями всю остальную шушеру, посмевшими назвать себя блатными.
Короче, гвалт стоял ещё тот.
Молчали лишь двое - Чикатило и Борман, но не потому, что им нечего было сказать. Просто они достаточно пожили на белом свете и немало повидали, чтобы понять одну простую истину: своими заступниками, зачастую вымышленными, как раз и бахвалится тот, у кого их на самом деле нет и не было. По ходу жизни эта истина себя оправдывала не раз и не два. Серьёзный человек просто - напросто спокойно предупредит один - единственный раз. Спокойно. Предупредит. Без всяких жутких угроз, не распуская пальцы веером и сопли пузырём, без всякой блатной фени. От таких людей и следует ждать действительно нечто такое, что может не на шутку осложнить жизнь тем, кто намеренно нарывался. Поэтому Борман с Чикатилой сидели молча, не встревая в этот насквозь тупоголовый спор, имея все основания полагать, что в случае чего лозоплётов ухайдокают в два счёта. Зато все остальные, включая Фюрера и Гуляя, аж слюной
брызгали, доказывая, что именно у них впряга круче всех. Назывались какие-то фамилии, клички, сроки отсидок, должности, звания, и тому
подобная информация, как будто оппоненты, услышав их, просто обязаны были бы собрать задницы в горсть.
Как этого и следовало ожидать, перепалка перешла в откровенную махаловку, инициатором которой стал Колосок. Он подковылял к Борману и Чикатиле:
- А вы чё молчите, как немые? Или вам сказать нечего? Раз вам сказать нечего, значит вы - лохи. А лохов надо бить...
Борман зыркнул на него прищуренным, недобрым взглядом, будто смотрел в
прицел ствола:
- Шлифуй базар, чертила! Ты кого за лохов держишь, тростинка?
- А чё ты мне сделаешь? Да я кикбоксингом занимался!
Борман успел уклониться от удара ногой, а Чикатило - нет. Удар пришёлся в плечо. Алексей вскочил. И вовремя. Потому как Колосок и не думал успокаиваться. Поймав под мышку ногу Антона, Чикатило сделал простейшую подсечку и Колосок, потеряв равновесие, загремел на пол. Борман подскочил к Антону, присел возле него и без замаха ткнул его кулаком в солнечное сплетение.
Колосок задохнулся и свернулся эмбрионом. Вот тут всех удивил Беспалый. Как ему не больно было бить своими руками без пальцев, Чикатило так и не понял. Но факт: Витя бить умел. Он нанёс всего лишь
три удара. От первого - с подоконника слетел на пол Циклоп и больше не встал. От второго - точно в кровать отправился Колосок, уже успевший подняться, да так там и остался. Третий удар достался Квазиморде. Стопроцентный нокаут.А у Вити даже дыхание не сбилось. Он повернулся к парням и виновато развёл изувеченными руками:
- Замирились, называется... Давайте расходиться, пацаны. Скоро обход, надо комнату в пристойный вид привести. И всё-таки, у меня круче подмога, чем у всех вас, вместе взятых...
Чикатило мысленно сплюнул. Да хрен с ним, в сердцах подумал он, пусть думает так, если ему это нравится. Один чёрт - он не прав, категорически...
ГЛАВА 32.
Накануне Всемирного женского дня Восьмого Марта, который, несмотря на
пышное название, отмечается исключительно в России, Чикатило предпринял ещё одну попытку сблизиться с Гулей.Ему вдруг остро захотелось расставить все точки, в русском варианте - над ''ё''.
Алексею просто-напросто надоело играть в любовь с Надюшей, надоела вся эта неопределённость. На этот раз, решил он, или Гуля всё-таки будет со мной, или никто из них больше в ''сотке'' не появится.
Как известно, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, а путь к сердцу женщины - через её уши, ибо женщина любит ушами.
И надо же было такому случиться, что Фюрер, послушав Чикатилу, тоже решился в последний раз на тот же самый шаг. Откровенно говоря, сначала Чикатило верил, что Фюрер тоже любит Гулю. Это потом уже, разобравшись в характере Фюрера, он понял, что Фюрер просто
колотит понты, так сказать. Если человек любит кого-то, он добивается любви своим путём, а не дублирует действия соперника. Стоило Чикатиле заикнуться про подарок к 8 Марта, Фюрер тут же, как выражался Чебак, - подбаянился, то есть подстроился.
Чикатило посоветовался с Маршалом, большим знатоком женских душ, - на
предмет, чтобы эдакого подарить любимой девушке. Костя, недолго думая,
предложил купить какую-нибудь бижутерию:
- Бабы любят такие безделушки и носят их с большим удовольствием. Если и потеряешь - не жалко, потому как стоят они всего ничего. Нет, конечно, если у тебя немеряно бабла, тогда можешь купить пимпочки из натурального золота. Но ты-то не миллионер, верно? Вот и не выделывайся, не занимай ни у кого денег, купи бижутерию и не ломай голову. Если баба тебя любит, то она тебе и за этот подарок будет благодарна, поверь мне.
Фюрер тоже слышал весь этот разговор и тоже купил бижутерию, сукин сын.
Гуля никак не отреагировала на оказанные ей знаки внимания. Вообще никак. И Чикатило на неё, впервые за всё время знакомства, жутко обиделся. Гордо отклонив её предложение пропьянствовать все выходные и праздничные дни, Чикатило уехал к себе домой, где его ждал очень приятный сюрприз: в отпуск приехал его друг детства Джонни, живший в то время на Камчатке.
Джонни - это прозвище, а зовут его Женька. Кутила жуткий, остряк - Петросян отдыхает, имевший на тот момент троих детей - двух близнецов, сделанные им одной даме, впоследствии укатившей в Якутию, и сына от первой официальной жены. Вторая жена в тот момент была беременной. Потом уже, после рождения дочери, Джонни шутил, что у него, мол, двое левых детей и двое правых...
Дружба между ними ещё более окрепла, когда Чикатило в буквальном смысле спас всю его семью от беспредела. Дело было в середине девяностых. Джона подставил его так называемый друг, сперев на него воровство документов из машины, что Джон никак не мог сделать, не та личность. Вот только хозяин машины, не став разбираться, послал своих ''шестёрок'' - наркоманов к нему домой, с требованием: или заплатишь, или вырежем всю семью. Джон, весь в слезах, пришёл к Алексею домой и попросил помочь. Алексей сгоряча хотел было позвать на помощь своих знакомых ментов, но Джон в испуге замахал руками: не хотел давать этому делу официальный ход, боясь, что это затянется надолго.
К счастью, у Алексея имелись связи в криминальном мире, куда он и обратился с просьбой эффективно разобраться в этом непростом деле. Ребята из ''общака'', узнав, кто является хозяином машины, кто приходил к Джону домой, и кто подставил Джона, - проблему решили в течении двух часов. Настолько эффективно, что потом эти наркоманы обходили Джона десятой дорогой, едва завидев издалека...
На всякий пожарный, сразу после этих разборок, Алексей три дня жил у Джона дома, чтобы в случае чего или поговорить с непрошеными визитёрами похорошему, или валить их подручными средствами, до приезда основных, так сказать, сил.
Обошлось. А Джон до сих пор с содроганием, как он сам признался, вспоминает о том деле.
- Если бы не ты и не твои связи, кто его знает, может быть и меня в живых бы не было, и Ирки, и Серёжка бы не родился... Век помнить буду.
За те два года, что Алексей не видел Джона, тот нисколько не изменился. Встречу отметили в одном баре, поговорили за жизнь, ну и всё такое прочее.
По домам разъезжались на такси, так как идти пешком они были уже не в
состоянии. На прощание Джон сказал:
- В середине апреля мы с Алёнкой полетим назад, на Камчатку, через
Новосибирск. Если я позвоню, приедешь в аэропорт? А то нам там целый день самолёт ждать.
- Базар тебе нужен, - промычал Алексей. - Звони - обязательно приеду, хоть в будний день, хоть в выходной.
- А с учёбой как? Тебя отпустят?
- А я что, отпрашиваться буду? Возьму и уеду, мои парни меня отмажут, не в первый раз...
Первое, что увидел Чикатило, открыв дверь своей комнаты, было лежащее на полу письмо. Послание оказалось от Рыбака, уже второе за время его отсутствия. Кроме Рыбака, в ''сотку'' писал Бек. Руден и Еврей периодически звонили на вахту, приглашая к телефону или Чикатилу, или Фюрера.
Всех изгнанников объединяло, помимо исключения из училища, ещё одно -
''теплейший'' приём дома. А мастачка Рыбака вдобавок накатала его матери письмо, в котором правды было примерно процентов сорок. Мастачка выставила Рыбака капитальным чудовищем, беспредельщиком и тираном. Якобы Колян заставлял всех пацанов поголовно пить с ним, а если те отказывались, то он их жестоко избивал, бедняжек... Уж кто - кто, а ''бедняжки''-то Рыбака знали почти досконально, в отличие от мастачки переплётчиков.
Чикатило распечатал конверт, прочитал письмо и тихонько выпал в осадок. Ну, Рыбак, ну, кадр...
Колян прислал два стихотворения собственного сочинения. И они настолько понравились Алексею, что он решил их сохранить.
''Вот, от нечего делать, занялся вот этой стихоплётной ерундой. Надеюсь, оцените...''
Учиться в ''сотке'' нам досталось,
А осень только начиналась,
Когда мы прибыли сюда.
Мы теперь - другие люди,
Только вряд ли мы забудем
Где и как нам водку жрать.
А мы помним то, что нужно,
Выпивать - так вместе, дружно.
Мы тогда устроили запой.
В ''сотке'' было нас с десяток,
Но за это в день расплаты
Семеро поехали домой...
И каждый день зарок даём,
Что с понедельника не пьём,
А сами пьём.
И так проходит день за днём,
И плачет каждый день Луна,
Орать замучилась она.
А нам плевать на это свысока...
Конечно, не шедевр художественной поэзии, но всем, кто эти стихи читал, - очень понравилось. Чикатило сравнил этот опус с произведениями Виктора Цоя. То же самое, сначала кажется, что читаешь бессмысленный набор слов, но только тот, кто жил в этой среде (или в похожей), поймёт, что за этой бессмыслицей стоит жизнь и судьба тех, кто жил в ''сотке''.
Зато второе стихотворение с полным правом можно было назвать шедевром
военной прозы. На взгляд Алексея, ТАК написать мог только тот человек,
который побывал на войне, пребывая отнюдь не в тылах...
РОССИЙСКОМУ СПЕЦНАЗУ ПОСВЯЩАЕТСЯ.
Я помню дорогу на Грозный,
Погибших друзей имена,
Я помню, как ночью холодной
Нам путь освещала луна.
Я помню, как нам говорили:
''Под Грозным вас всех перебьют''.
И мы под огнём отходили,
Не закончив работу свою.
Я помню, как мы умирали
От гнева чеченских стволов.
Как ''вертушка'' потом прикрывала
Наш запоздалый отход.
Я помню, как мы прорывались
К ''вертушке'' по мокрой земле.
Я помню, что нас тогда было
Всего двадцать пять человек.
Мы дрались, патрон не жалели,
Прижимая к щеке автомат.
А позже в ''вертушке'' летели
Уже лишь двенадцать ребят...
Я помню, как плакали тучи,
Как дождь под ногами краснел.
И что до последней минуты
Я вспоминал о тебе...
Ты запрещала мне, мама,
Понапрасну людей убивать.
Но до сих пор ты не знала,
Что сын твой ушёл воевать.
Не суди меня, мама, так строго
За то, что пишу я сейчас.
Но трусить пред смертью под Грозным
Мне не позволил спецназ.
Честь нашу мы не забыли,
Наш ярко-красный берет.
Потом и кровью сложили
В боях наше братство навек...
Гуляй, как никто другой знавший войну не понаслышке, прочитав письмо Рыбака и узнав, что тот служил в ДГМ, удивлённо выпучил глаза:
- Ни хрена себе! Ё-моё, а ведь были же у меня подозрения, что он непростой парнишка. А потом думал, что раз он переплётчик, то не может он быть спецназовцем, не мог он быть в Чечне. А оно вон как оказалось... Ну что ж, если он приедет в ''сотку'', если я его увижу - обязательно с ним потолкую. У нас с ним много общих тем найдётся, я полагаю... ДГМ, надо же, а?..
- А ты его не хотел брать к себе в группу, на занятия, - заметил Чикатило.
- Так нет, ну я-то думал... А впрочем, если он действительно такой верчёный боевик, - тем более, чему я его научу, если он и так всё умеет?
Дело было в сентябре, после достопамятной разборки с ''семёрочными''. Гуляй тогда приказал Еврею и Фюреру составить списки тех, кто смог бы заниматься рукопашным боем по методу спецназа МВД, с той лишь разницей, что основной упор будет делаться на самооборону.
''Бугры'' накатали список на большую половину первого курса, кто хотел бы заниматься, но Гуляй большинство кандидатов забраковал, в том числе и Рыбака.
Группа рукопашников из восьми человек прозанималась ровно две недели, после чего сенсэй Гуляй в очередной раз ушёл в дикий запой. Но кое-каким приёмам Андрей успел всё-таки научить. На взгляд Алексея, эти приёмы были чересчур уж сложными, чтобы их проводить мгновенно и эффективно. Поэтому со временем они, приёмы, забылись...
Как это водится, пацаны, собравшись вместе после столь непродолжительной разлуки ( ну что такое пять дней?), отметили это дело. Пили, как всегда, спирт.
Гулянка протекала весело и непринуждённо. И всё было бы замечательно, если бы у Фюрера не исчезли деньги...
Он обнаружил пропажу утром следующего дня. Полез в барсетку, доставшуюся ему в наследство от Рудена, достал из неё сигареты, закурил и изменившимся голосом сказал:
- Атас, Чикатило, у меня деньги пропали.
- Какие деньги?
- Я от Таньки косарь привёз, последний взнос за дублёнку, ты же в курсе.
- Я в курсе, что ты Банзаю косарь должен, а что он у тебя был - я не знал, ты мне ничего не говорил. Поищи получше, может быть где-нибудь в каком-нибудь кармашке лежит.
Спустя несколько минут Фюрер обречённо вздохнул:
- Нету. В ''сотке'' - крыса. Зови народ, будем решать, что делать.
Ещё через несколько минут в 20-й собрались Весёлый, Борман, Малой, Коленвал, Мутант и Гуляй. У всех были похмельно - злые лица, что было понятно - за всё время учёбы это была вторая денежная кража. Первая была два месяца назад, у Тортиллы украли четыре тысячи рублей, прямо из кабинета вынесли сумочку. Правда, её потом подкинули к порогу кабинета, без денег, разумеется. Кража, само собой, осталась нераскрытой...
- Я так думаю, что деньги свистнули, - сказал Фюрер, - когда мы все дружно попёрлись курить в умывалку. Потому что в тот момент комната оставалась открытой, все свободно ходили туда-сюда. Бляха-муха, ведь все свои были!
- Да нет. - возразил Борман. - Не все. Баб куча была, бытовики, отродясь с нами не пившие, были, заготовщики были. Ты кому-нибудь про деньги говорил?
- Вообще никому, даже Чикатило про них не знал. В общем, что у нас получается? Вы все, здесь присутствующие - вне подозрений. Остальных надо как-то проверять.
- Дениса Вехотку тоже не подозревай, - сказал Борман. - Он не станет воровать, зуб даю.
- Думаешь?
- Отвечаю. Вехотка - не крыса.
- Ладно. В итоге нам надо проверить... - Фюрер воздел глаза к потолку и про себя стал считать, беззвучно шепча. Сбился со счёта: - До хрена, короче.
- А как ты проверять собрался? - поинтересовался Весёлый.
- Не ''ты'', а мы, - посмотрел на него Фюрер. - Я вас попрошу, чтобы мы все это дело раскрутили до конца. Есть у меня трое подозреваемых, начнём с них.
- Кто? - спросил Чикатило. - Давай, скажи, а потом я выскажусь, сверим.
- Чебак, Дятел и Бобёр.
- Частичное несовпадение, - хмыкнул Алексей. - Я тоже, в первую очередь, подумал на Чебака. Но вчера его с нами не было. Или он заходил?
Парни, наморщив лбы, вспоминали вчерашний вечер:
- Да вроде бы не было... Нет, я его не видел... Я его тоже не помню... И я...
- Значит, Чебак отпадает, но не совсем. Далее. Дятел - да, это я согласен, целиком и полностью, он мог эту мерзопакость сделать. Когда у Тортиллы бабло ушло, она тоже его пыталась на чистую воду вывести. Бесполезно, правда. Поэтому к делу надо глухарей подключить. Почему - объясню позже. Или сами уже поняли?
- Один ты у нас самый умный, - с сарказмом произнёс Гуляй. - А остальные - дураки. Ежу понятно, зачем - чтобы за его бабой приглядели, на предмет каких-нибудь денежных подарков. Так?
- Не все мозги ты, оказывается, пропил, - покосился на него Чикатило.
- В ухо дать? - осведомился Гуляй.
- Чё ты быкуешь? - чуть отодвинулся Алексей. - Я пошутил.
- Я тоже. Давай дальше, речь двигай.
- Хм... Насчёт Бобра. На него я не думаю. Согласен, паренёк он с гнильцой. Но на крысятничество он вряд ли пойдёт.
- Я тоже так думаю, - поддержал Мутант. - Из него Маша-Масяня, с кем он дружит, с моей группы, она из него верёвки вьёт. Пластилин ходячий, бля... Как она захочет, так он и делает, и ни слова поперёк. Кто вчера у нас из баб был?
- А как всегда, - ответил Борман. - Саша была с Иркой... Так, стоп машина! А что это у нас эта, как её, Марина делала?
- Стукачка, что ли? - не понял Фюрер.
- Она самая. Сдаётся мне, что эта тварь спокойно могла в твоей барсетке порыться. И потом, она ведь детдомовская, верно? Вот тебе, Фюрер, кандидат вместо Бобра. Бабы за неё очень много всяких нехороших вещей травят. Косметику у них тырила, ловили её на этом деле. У Надьки - старосты деньги один раз ушли, а Марина потом блатные сигареты смолила, пацанов пивом угощала.
- Может, стипендия? - предположил Чикатило.
- В те дни детдомовские никакой стипендии не получали, узнавали. Вопрос - откуда дровишки? Что не из леса - это точно. Бабы на неё тогда хорошенько насели, она сказала, что якобы встретила в городе своего дядьку и тот ей отслюнявил маленько филок. Лично мне в это плохо верится.
- Ладно, - пожевал губами Фюрер. - Марину я сам бабам сдам, пусть они ей пресс-хату устроят. Ты, Чикатило, с Куземой потолкуй, насчёт Дятловской Оли. Посмотрим, может что-нибудь путнее и получится... Только мне что делать? Банзаю так и так, деньги отдавать надо.
- Не проблема, - вскинулся Гуляй. - Посчитаем, сколько нас вчера бухало, косарь делим на всех, и до пятнадцатого числа сдаём деньги. Если пропажа находится - отдаёшь. Нет - мы не обеднеем. По-честному?
- За всё, что мы делаем - отвечаем вместе, - напомнил Фюрер. - Найдём
крысу - она у меня кровью умоется...
Через несколько дней пацаны вновь собрались вместе, чтобы поделиться
собранной информацией, проанализировать её и сделать выводы. Кузема каждый вечер, перед отбоем, заходил в 20-ю и жестами выкладывал: Дятел
никаких подарков своей Оле не делал. Девчонки, пользующиеся авторитетом в женском крыле, устроили стукачке Марине такой допрос, что позавидовали бы гестапо и абвер, вместе взятые. Марина, ревя в три ручья и ползая на коленях, клялась и божилась, что денег не брала. Само собой, Марина сдала всех Косой. Воспитка хотела было написать докладную Солдату, но не успела, потому что за всех вступилась Тортилла, давшая добро на розыск вора. Оказывается, Фюрер, без
труда просчитав все действия Марины и Косой, опередил их обеих, поговорив с замдиректора по УВР о имеющихся непорядках в ''сотке''. И Тортилла просто-напросто укоротила Косую...
Тут в расследование, неожиданно для всех, вмешался Чебак. Хрен его знает, как и от кого он узнал, что входит в число кандидатов в ''крысы'', но это факт - он об этом узнал. Эдька пришёл в 20-ю, сел напротив Фюрера и при всех, глядя ему прямо в глаза, заявил без вступления:
- Я знаю, вы думаете, что это я взял твои деньги. Думайте что хотите, ваше право. Только я при всех говорю - мамой своей клянусь, я не брал. Да, я - раздолбай, не отрицаю, но до такого скотства я бы не опустился. У чужого, базара нет, я бы деньги украл. У своих же, с кем я учусь и живу - никогда.
- А кто тогда, Чебак? - спросил Фюрер. - Кто мог взять?
- Да кто угодно, если по идее. Даже я мог. Но это не я, жопу ставлю. Если хотите, я тоже, вместе со всеми, буду искать. Через тех же глухарей, к примеру.
Фюрер было открыл рот, но Чикатило, из-за спины Чебака, замаячил ему: мол, пускай пробует, там видно будет. И Фюрер согласился:
- Ладно, действуй. Может быть, ты и не такой уж пропащий, каким кажешься...
В общем, итоги были неутешительные. Вор никак себя не проявил, что, в
принципе, следовало ожидать. Гуляй сказал Коленвалу:
- Зови остальных, кто тогда с нами пил.
- Баб тоже?
Гуляй вопросительно взглянул на Фюрера. Тот отрицательно помотал головой.
- В общем так, мужики, - начал Гуляй, когда собрались почти все, за исключением Малого и Татарина. - Нас тогда было четырнадцать человек, верно? Косарь делим, таким образом, на тринадцать персон. Итого сколько?
- По семьдесят шесть девяносто два на рыло, - посчитал на клочке бумаги Чикатило. - По восемьдесят, короче.
- Лады, нехай будет по восемьдесят, - кивнул Гуляй. - До пятнадцатого числа все должны сдать Фюреру деньги. Всем ясно?
И тут выступил Бобёр:
- А почему это мы должны? Мы деньги не брали, пили совсем мало, а туда же, в общую кучу? Я так не согласен!
Бобра поддержал Электроник:
- Правильно он говорит, так не пойдёт. Надо сначала найти того, кто деньги взял, и с него уже требовать.
Гуляй немигающим, тяжёлым взглядом поглядел на них и тихо сказал:
- Оба встали и пошли нахер.
Бобёр начал было качать права, но Гуляй его перебил:
- Повторяю для особо одарённых - исчезните. Больше повторять не буду...
Бобёр с Электроником торопливо встали и вышли из комнаты, провожаемые
ненавидящими взглядами пацанов.
- Ты того же мнения? -спросил Гуляй у Пончика.
- А я что, ушёл? - спокойно пожал плечами Дима. - Я с вами.
- Хорошо. Чикатило, сделай-ка новый расчёт, с учётом поправки.
- Девяносто рублей девяносто копеек.
- Короче, - поморщился Борман. - Что вы мозги парите? Давайте по сотне
скинемся, всего делов. А то сидят тут, копейки считают, слушать противно.
- В самом деле, - хыкнул Весёлый. - А то бы каждый горсть мелочи впридачу к куче купюр волок. По сотне, и всё!
- Я до пятнадцатого не смогу сотню поднять, - буркнул Коленвал.
- Ничего, я за тебя вложу, - сказал Гуляй. - Уж мне-то ты вовремя отдашь.
- Ну да, - вздохнул Коленвал. - Попробуй тебе вовремя не отдай, как же. Сразу же коридоры короткими станут...
Все грохнули. Гуляй, несмотря на его частые запои, если и занимал деньги, - старался отдавать их вовремя. И требовал того же с других, если кому-то занимал сам.
Нужная сумма была собрана за два дня и Фюрер, наконец-то, выкупил у Банзая дублёнку.
Чёрт его душу знает, почему так вышло, но все пацаны почему-то решили, что деньги украл всё-таки Дятел. Решили на сразу, конечно, а постепенно, вспоминая всё, что он выделывал, как в общаге, так и на учёбе.Масла в огонь подлили соседи Дятла по комнате, показав рапорт группы, где в замечаниях чаще всего был отмечен как раз Дятел: пропуски занятий, приход в комнату в пьяном виде и так далее. А Чебак вспомнил, что ещё до его перевода к обувщикам он жил в одной комнате с Дятлом и у Чебака исчезли некоторые вещи...
ГЛАВА 33.
В общем, все были уверены, что обе кражи - дело рук Дятла, только вот доказать этого не мог никто. Любой мент подтвердит вам, что одним из самых труднораскрываемых преступлений и является кража, без разницы, какая. Если вор не оставил своих ''пальчиков'', если вора никто не видел, если не найдёшь при обыске ворованных вещей - дело можно считать классическим ''висяком''.
Ну, отпечатков пальцев никто из парней снимать не умел. Дятла за руку никто не поймал. Тщательный обыск его вещей ничего не дал.
Однако все, включая Тортиллу и Гуляя, были на все сто процентов убеждены: вор - Дятел. И оставался только один способ раскусить его: экстренное потрошение...
Фюрер на всякий случай ещё раз заручился поддержкой Тортиллы. Та попросила лишь об одном: потрошите, только как можно аккуратней, чтоб следов не было...
Процедурку назначили на ночь, на после отбоя, когда Дятел вернётся, либо из города, либо от своей глухарки. Однако, всё пошло маленько не так, как изначально задумывалось...
После обеда, когда обувщики уже работали у себя в тринадцатом цехе, туда вломились двое взмыленных швейников - Борман и Весёлый. Мамы
Светы в цехе не было, поэтому пацаны внаглую прошли к столу, за которым сидели Фюрер, Слеза и Чикатило:
- Такие дела, мужики, - немного смущённо сказал Борман. - Дятел смылся.
- Как это? Когда? Куда?
- Его с утра на учёбе не было. Ну, мы ничего такого не подумали. Он с нами в столовой пожрал. И пока мы курили - он втихаря свинтил. Опять же, сперва ничего не заподозрили, мало ли, может, он к своей ушёл.
- А я потом за своей курткой в шкаф полез, - продолжил Весёлый. - Смотрю, а ни Дятловской кожанки, ни его сумки спортивной нет.
- С-сука! - прошипел Фюрер. - Гондон пупырчатый! Ну и что делать?
- Перехватывать его, падлу! - предложил Чикатило. - Во сколько у него паровоз отходит?
- Нет, Чикатило, - покачал головой Борман. - Дятел, если и уезжает домой, то только на автобусе, а он отходит в три с чем-то.
- Ладно, - быстренько просчитал Чикатило все варианты. - А паровоз всё-таки во сколько у него отходит?
- Что-то около восьми вечера, - ответил Весёлый. - Точно не помню.
- Ясно. Значит так, парни. Сейчас я звоню своим, попрошу их снова приехать. Если они приедут, то мы поедем на автовокзал. А вы одевайтесь и дуйте на ''железку''. Возьмите с собой ещё кого-нибудь, Коленвала хотя бы, Вехотку. И шарьтесь там, на вокзале, до упора, пока я не приеду. Если увидите Дятла, не дайте ему, козлу, уехать. Свистните ментам, что ли, якобы он у вас мобильник украл, а вы его поймали... Если я вас на вокзале не найду, значит, вы - в отделении, там я вас и найду. Кстати, Борман, дай ''трубу'', я прямо отсюда и
звякну...
Закончив разговор, Чикатило улыбнулся, нехорошо так, с прищуром:
- Закрутилась карусель, парни. Фюрер, пошли переодеваться, через пятнадцать минут приедет машина. А вы, - обратился он к слесарям, - дуйте на вокзал.
Фюрер с Чикатилой, выйдя на двор, успели выкурить по сигарете, прежде чем к ним подъехала белая ''тойота - калдина'', за рулём которой сидел глава СБ, Сергей.
Сев в машину и поздоровавшись, парни рассказали о своих проблемах. Сергей усмехнулся:
- М-да, не можете вы спокойно жить. Значит, вы уверены, что деньги спер этот самый Дятел?
- Ты знаешь, уверены, - сказал Чикатило. - Он, наверное, почуял, что его вот-вот за жабры возьмут. Иначе, с чего бы ради он так резко свалил? Слушай, у меня такой вопрос: если мы его не найдём, у вас связи в Карасуке имеются?
- Увы, - покачал головой глава СБ, - у нас там своих интересов нет. Да и вообще, мы с периферией не работаем, не наш профиль. Ладно, не вешайте носы, если этот урод ещё в городе - мы его найдём, никуда он с подводной лодки не денется. Куда едем?
- У тебя со временем как? Нам бы желательно оба вокзала прошерстить.
- Нет, пацаны, боюсь, что не получится. На автовокзал мы сгоняем, а на же дэ - навряд ли, у меня другие планы. А что вы, никого не можете послать туда?
- Да нет, почему? Четверо парней уже ломанулись туда. Я им сказал, чтобы в случае чего, они ментов задействовали.
- Правильно сделал. Ладно, поехали. Сейчас я пару звонков сделаю, помолчите пока.
Сергей нажал несколько кнопок на своём сотовом:
- Здорово, Боря!.. Ты где?.. Сможете на автовокзал приехать?.. Надо одного васю там найти... Ну, всё тогда, через десять минут, возле моста... Эти парни, - пояснил он Алексеям, - всю территорию автовокзала держут. Если вдруг этот ваш Дятел уже уехал, - пересаживаетесь к ним в джип и мчитесь догонять автобус. Эти же парни, если он действительно деньги свистнул, они у него быстро признание
выбьют...
Чикатило увидел в зеркало, что у Фюрера глаза сделались размером с тарелку. И усмехнулся про себя: пойдёт писать губерния...
Потом Сергей позвонил ещё одному человеку...
Сергей припарковал ''тойоту'' возле чёрного ''джипа гранд чероки'', который в народе ласково обзывали '' джип большой, широкий''. Возле ''джипа'' стояли двое парней, коротко стриженные, в чёрных кожанках и в солнцезащитных очках. Из нутра ''джипа'' изрыгались звуки рок-группы ''Раммштайн''.
- Сиди здесь, - сказал Чикатило Фюреру и вылез из машины вместе с Сергеем.
Тот представил Чикатилу парням и объяснил им суть дела. Боря и Роман, так звали парней, синхронно почесали в затылках, потом Боря спросил:
- Фотографии его с собой нет? Нет? Плохо. Быстрей бы нашли. Ладно, не
проблема. Ты иди к карасукскому автобусу и скажи водиле, если он там, чтобы не уезжал, пока мы не подойдём. Как он одет, вася этот?
Чикатило объяснил и описал внешность Дятла, насколько смог понятней.
Автобус на Карасук стоял на стоянке, но шофёра в нём не было. Чикатило закурил и встал так, чтобы солнце светило ему в спину. И стал внимательно осматривать окрестности стоянки, пытаясь взглядом выцепить знакомую сутулую фигуру. Два раза ему казалось, что он нашёл разыскиваемого, но оба раза оказывалось, что это были совсем другие пацаны, не Дятел.
Минут через десять Алексей увидел, что Сергей машет ему рукой. Чуть погодя к ним присоединились и Боря с Романом.
- Что, водилы не было? - спросил Боря.
- Никого не было. Ни водилы, ни Дятла.
- Ну вот, слушай сюда. Рейс на Карасук отменили, потому и водилы нет. Под твоё описание никто не подошёл. Никто из частников сегодня на Карасук не уезжал. Вывод: здесь его нет. Либо он рванул на железнодорожный вокзал, либо он хоронится где-то в городе. У этого васи есть тут родня?
- Нет, узнавали. Никого нет.
- Ну, тады ой. Больше ничем помочь не можем, извини.
- Угу. Ладно, парни, благодарю за всё и извините за беспокойство.
- Слушай, друг, одну минуту. Ты не обижайся, но тебе никто не говорил, что ты ужасно похож на одного маньяка?
Фюрер, опустивший заднее боковое стекло и всё слышавший, хихикнул:
- А у него даже погоняло в масть - Чикатило...
Парни зашлись в хохоте. Роман сквозь смех спросил:
- Правда, что ли?
Алексей чуть смущённо кивнул и парни грохнули с большей силой. Боря, всё ещё похрюкивающий, похлопал Чикатилу по спине:
- Без обид, ладно? Нет, правда, похож до ужаса... Ладно, друг, бывай. Будут проблемы - обращайся.
Выехав с территории автовокзала, Сергей спросил:
- Обиделся?
- Да ну, с чего? Ну похож и похож, ну и что тут такого? Что я, юмора не понимаю, что ли?
- Ну и молодец. Так, вас обратно отвезти?
- Его отвези, если не трудно, - кивком показав на Фюрера, сказал Чикатило. - А меня возле Речного высади, будь добр.
- На же дэ поедешь? - догадался Сергей. - Жаль, не по пути. Да и дела надо делать. Ничего, вам там помогут...
- Кто?
- А увидишь. Будь здоров! Звони, если что.
- Угу. Привет твоим парням, Борисычу тоже.
Когда Чикатило вышел из метро на площади Гарина - Михайловского, он увидел, что возле киосков стоят Борман, Весёлый, Вехотка и Коленвал. Он подошёл к ним:
- А вы почему не в зале ожидания?
- А что там делать? - пожал плечами Борман. - Мы уже всё обшарили, Дятла там нет. И что характерно, Чикатило. Ходим мы, ходим, вдруг подваливают к нам трое. Это не вы, говорят, ''крысу'' ищете? Мы обалдели. Мы, говорим. Они: ну и как, нашли? Да нет, говорим, пока глухо. Эти пацаны говорят: давайте, мол, вместе поищем. Ну, мы по второму кругу весь вокзал облазили - пусто, как в барабане. Ладно. Пацаны кричат: мол, здесь его искать - дохлый номер. К восьми часам подтягивайтесь к поезду и если он там - мы его снимем. Так что есть
предложение: поехали домой, поедим, и к восьми часам приедем обратно. А кого тут четыре часа торчать, как те тополя? Ну как?
- Добро, так и сделаем. Быстрее, вон одиннадцатый автобус стоит...
У Фюрера глаза до сих пор были круглые:
- Ну, Чикатило, ты даёшь! Пацаны эти твои - насквозь реальные, нет базара.
- А ты сомневался?
- Поначалу - да, теперь - ни на грамм...
- Ещё бы твою крутизну увидеть, про которую ты нам все чердаки пробил. А?
Фюрер вильнул взглядом:
- Ты про моего дядьку? Я по-прежнему до него не могу дозвониться.
Старая песня, подумал Чикатило, нет у тебя никого. Иначе бы ты, сучий потрох, за мою помощь не вцепился, как репей...
- Хочешь новость? - хитро ухмыльнулся Фюрер. - Дятел здесь, в ''сотке''.
- Как?!
- Раком. Пока мы по всему Новосибу за ним гонялись, он преспокойно сюда вернулся. Сейчас он у своей бабы завис. И ещё. Я тут маленько подстраховался. Снова пообщался с Тортиллой, попросил её, чтобы Дятлу не отдавали документов до тех пор, пока он либо деньги не отдаст, либо пока мы не отучимся.
- Мудро, - согласился Чикатило. - Только мне непонятно, чего он обратно припёрся? Валил бы на паровозе, мы бы его там сняли, по любому.
- Ну-у... Все чего-то не любят и Дятел не исключение. Вот не любит он на поездах кататься, автобусы ему подавай, желательно - иномарочные.
- Я ему, курве, дам автобус, - прошипел Чикатило. - Блин, надо отбой делать, ёлы-палы! А то потом свои же на бабки поставят, за напрасный труд...
И только он это сказал, как в комнату влетел Борман, протягивая мобильник Чикатиле:
- Звони своим, отзывай всех! Дятел, оказывается, здесь.
- Ты что, мысли читать умеешь, что ли? - Алексей вытаращил на Бормана глаза. - я про это не успел подумать, и ты - тут как тут...
Фюрер захохотал, глядя на них обоих:
- Ой, не могу! Видели бы вы себя со стороны...
Дятел отчего-то завалился спать не у себя в комнате, а в соседней, у Коленвала с Вехоткой. На что он рассчитывал, хрен его пойми. Наверное, думал, что про это никто не узнает. Если это так, то он глубоко ошибся...
Ровно в двенадцать ночи, когда на этаже более-менее стало спокойно, Коленвал встал со своей койки, тихонько подошёл к двери и открыл её. В комнату гуськом просочились Фюрер, Чикатило, Борман, Весёлый и Чебак.
- Дрыхнет? - весело поинтересовался Борман. - Придётся прервать его сладкие грёзы, мы же не будем ждать, пока он выспаться изволит...
И со всей дури обрушил свой кулак на спину Дятла. Тот аж дугой выгнулся. Сев в кровати, он проморгался:
- Сдурел?!
- Не ори, гондон, а то зубы пересчитаю, с недостачей. Проснулся? Давай, вставай, разговор есть.
- Да отвалите вы, я спать хочу! - и Дятел, укрывшись, снова лёг, спиной к пацанам.
Фюрер, ощерившись, одной рукой скинул с него одеяло, а другой впечатал Дятлу в бок.
- Да вы зае..., - но крик заглушил Чикатило, всем телом навалившись на Дятла и прижимая к его лицу подушку.
- Я тебя последний раз предупреждаю, - прошептал Борман, склонившись к лицу Дятла. - Ещё раз заорёшь, - и работы у стоматологов будет больше. Чикатило, ты аккуратней, не задуши его.
- Не боись. Ну что, поговорим? - и Алексей убрал от лица Дятла подушку, готовый снова накинуть её, если тот вздумает орать.
- Ладно, ладно, - испуганно прошептал Дятел, - слезь с меня, давайте побазарим. Только покороче, а то я спать хочу, в натуре.
- А это уже целиком и полностью от тебя зависит, - сказал Фюрер. - Где деньги, сука?!
Дятел уставился на него:
- Какие деньги?! Вы что мне шьёте?!
- Ты, тварь, дуру не включай, - выдохнул Фюрер, приблизив своё лицо к
испуганной роже Дятла. - Те бабки, что ты у меня из барсетки стащил, плюс четыре косаря Тортиллы. Лучше по-хорошему отдай бабло и мы тебе ничего не сделаем, даже Тортилле сдавать не будем.
- Так это... Погодите, пацаны! А с чего вы взяли, что это моя работа?
- Дедуктивный метод, Дятел. Слышал про такой?
- Ну...
- Загну. Интересно, кто тебе нас сдал, что ты так резко домой собрался? Даже если бы твой рейс не отменили, ты бы всё равно не уехал. А если бы уехал - не доехал бы. Так чего ты именно сегодня хотел свалить?
- Учиться надоело.
- Да ты что?! Правда, что ли? Прямо до такой степени надоело, что ни обходной лист не сделал, ни постель не сдал, ни с довольствия не снялся? Ты нас что, за идиотов держишь?! Где деньги?
- Да не брал я никаких денег! - взвизгнул Дятел. - Почему именно я?!
- Смотри сюда, гондон! Три разных человека, разными путями, по своим каналам, вели расследование, каждый - своё. И все три человека, независимо друг от друга, вышли именно на тебя. Параллельно, за тобой следили. В общем, это сделал ты, а не кто-то другой. Дальше. Вот рапорт вашей группы. Читаем. Везде - одно и то же: ''не был на теории, не был на практике, перед отбоем находился в нетрезвом состоянии''. Что характерно, эти записи стали появляться именно после того, как у
Тортиллы ушли эти самые четыре косаря... Потом всё тихо. Надо полагать, что ты все деньги пробухал. После двенадцатого числа - опять ''не был... не был... был замечен''...
- И что? Совпадения... - буркнул Дятел, буравя взглядом пол.
- Многовато для совпадений. Скорее - закономерность. В общем так. Вот тебе два варианта. Первый - отдаёшь деньги, в два раза больше, чем взял. Итого - десять косарей. Восемь - Тортилле, две - мне. Я из-за тебя, членососа, в долги залез по самые яйца. Где ты деньги возьмёшь - меня не волнует... Вариант второй - если мы не получим через две недели долги, тобой вплотную займутся волкодавы Чикатилы, которые, кстати, сегодня тебя и искали. А им ты должен будешь намного больше, чем червонец, поверь мне...
Тут встрял Чебак. Глядя на Дятла равнодушным взглядом зомби, он стал
бомбардировать его именами и кличками карасукских авторитетов, которые и дома, вздумай Дятел всё-таки сбежать из ''сотки'', сумеют его достать и тогда жизнь его, Дятла, станет вовсе уж грустной... Свою лепту внёс и Чикатило, назвав одну фамилию, обладатель которой имел нехилый пост в Карасуке и приходился Чикатиле седьмой водой на киселе, совсем далёким родственником...
На Дятла было тошно смотреть, до того он раскис, чуть ли не ревел. Перед тем, как выйти, Фюрер отобрал у Дятла его паспорт и пенсионное удостоверение, дабы связать того по рукам и ногам. Теперь домой Дятел мог разве что уйти пешком. Или на попутках...
Вся эта история закончилась так. На следующее утро Дятел зашёл в 20-ю и попросил у Фюрера свою пенсионку, якобы для того, чтобы съездить к одному человеку за деньгами... Фюрер сдуру, на радостях, надо полагать, отдал Дятлу и удостоверение, и паспорт. Больше Дятла в ''сотке'' никто не видел.
А Чикатиле позвонил Сергей, глава дядькиной ''безпеки'', и предложил
встретиться в Центральном парке, попить пива. И вот, бродя по парку, попивая ''третью'' ''Балтику'', Сергей объяснил Алексею:
- Борисыч об этом разговоре, надеюсь, не узнает. Можешь, конечно, ему
рассказать, но, право же, не стоит. У нас с тобой чисто приватный разговор. Ты пойми одно. Один раз ты нас напряг за глухаря, второй раз - за деньги своего соседа по комнате, не за свои. Ты, пожалуйста, больше так не делай. Ладно, мы с тебя денег не берём за свои услуги, потому что с тебя, по большому счёту, и взять нечего... Но я больше не могу людей срывать по пустякам. У нас - глобальные цели, глобальные задачи. В общем так. К нам обращайся только в том случае, если
действительно существует угроза для ТЕБЯ, а не для кого-то. Я понимаю, что ты хочешь как лучше, но и ты меня пойми.
- Я всё понимаю, Серёга. Вот только пацаны, чуть что, сразу идут ко мне. Они на меня надеются, они верят в то, что я им смогу помочь. А теперь что? Мне их посылать куда подальше? И кто я после этого буду? Сейчас хоть какой-никакой, а вес я там имею. И ко мне прислушиваются. А потом меня свои же и заклюют, вот в чём парадокс.
- Не заклюют, не бойся. Вот тебе визитка, держи. Этот человек - ''прикормленный погон'', майор милиции. Не продажный, боже упаси! Нормальный мужик, хороший мент. Просто работаем с ним по принципу взаимопомощи. Ну, если быть предельно откровенным, то этот мент получает у нас вторую зарплату, нигде не отмеченную, ни в каких ведомствах... Так вот, этот майор и будет твоей ''палочкой - выручалочкой''. Твоим средством поддержания авторитета, так сказать. Он в курсе, потом ему позвонишь, встретишься с ним, побеседуешь. И
если майор решит, что не сможет ТЕБЕ помочь, вот тогда - милости просим в нашу ''зондеркоманду''...
ГЛАВА 34.
Нет, это уже чёрт знает что! Как пели в одном советском шлягере: ''ни минуты покоя, ни секунды покоя''... Эти слова как нельзя точно отражали жизнь в 20-й комнате.
С самого утра и до поздней ночи в комнату заходили пацаны и девчонки, кто просто так, пообщаться, а кто, что было чаще всего, - поделиться своими проблемами, выслушать совет, а то и получить практическую помощь в виде решения этих самых проблем. Иногда даже городские ребята - учащиеся ''сотки'' - обращались к Фюреру и Чикатиле за какой-либо помощью. Голова шла кругом от всех этих чужих забот.
Мама Света, прекрасно знавшая о положении дел, как-то раз сказала:
- А не надо было приучать их всех к себе.
- Минутку! - возмутился Алексей. - Кто, как не вы, усиленно хотел сделать меня старостой группы? У меня хватило ума отказаться, так нет же - Фюрера им сделали. Мало того, Еврея в своё время ''бугром'' этажа сделали... А чуваки в первую очередь бегут куда? Правильно, к начальству, каковым мы и являемся. Насквозь неофициально, правда, но всё же. Кстати, вы в своё время тоже не побрезговали к нам обратиться...
А про себя подумал: мы же и остались виноватыми. Ёкарный бабай, да если бы вы хоть половину правды узнали, о том что на самом деле было, вы бы, педколлектив, за голову схватились, в непритворном ужасе. Мы, конечно, в первую очередь себя спасаем своим враньём, но и вас жалеем... Вам вовсе даже не обязательно про правду знать. Чего вы не знаете, то вам и не повредит.
Вот и Коленвал припёрся со своими проблемами. Что интересно, пришёл не к Гуляю, за которым всё время следовал как тень, а в 20-ю.
- А Фюрер где?
- Уединился Фюрер.
- С кем? - хохотнул Вова.
- На этот раз с Белкой.
- В каком ''номере''?
- А вот этого, Вольдемар, я тебе хрен скажу, потому что ты сразу же начнёшь туда ломиться. И всю малину, пардон, обгадишь. Подождёшь, ничего с тобой не сделается.
- Да ты пойми, я же не просто так его ищу, а по делу. По очень крупному делу.
- Что это за дело такое? Говори, если у тебя времени ждать нету, я потом Фюреру передам.
- Короче, наехали на меня в больнице...
Коленвалу скоро надо было ехать на БМСЭ, а для этого, как правило, нужны всякие медицинские справки и прочие документы. А для этого, в свою очередь, надо пролежать три недели в больнице на обследовании. Желательно подгадать так, чтобы сразу из больницы пройти эту комиссию. Иначе эти кровососы в белых халатах, эти Дракулы наших дней, могут зацепиться за то, что у всей этой макулатуры истечёт срок действия. И пошлют на повторное обследование...
Жуткая муть, дебилизм, бюрократия, чтоб ей сгореть синим пламенем.
И вот Коленвал, находясь на обследовании в областной больнице, подвёргся прессингу со стороны своих соседей по палате, троих пацанов, одного возраста с Вовой. Они забрали у него часы, взятые им у Фюрера, и ещё какие-то вещи.
- Прямо вот так вот, подошли и забрали? - уточнил Чикатило.
Коленвал кивнул:
- И сказали, что отдадут их взамен на деньги. Я пытался у них отобрать, да куда там. Один из них так мне врезал, что я чуть не умер там же. Их трое, я один. Что я могу сделать?
- А чего ты к нам-то пришёл? Иди к Гуляю, он с ними и без нас разберётся, - посоветовал Чикатило и с сарказмом добавил: - А что? Его же хлебом не корми, дай только кому-нибудь в дыню дать. Тем более, есть повод...
- Да что он там один-то сделает? - махнул рукой Вова. - Они его там базаром так загрузят, что он ничего и не сделает. У этого, который меня ударил, язык подвешен будь здоров, в три счёта с ног на голову всё перевернёт. И останется Гуляй насквозь виноватый...
- Можно подумать, что Фюрер сможет их переболтать, - проворчал Чикатило.
Тут дверь распахнулась и вошёл Фюрер, сияя как отполированный.
- Выполнил, так сказать, свой супружеский долг! - возвестил он и первый расхохотался своей шутке. - А что это у вас, други мои, морды такие кислые? Али что стряслось? Улыбнитесь, парни, жизнь прекрасна!
- Жизнь хороша, когда пьёшь не спеша, - пробурчал Чикатило.
- Истину глаголешь. Так... У кого из вас неприятности?
- У меня, - тяжело вздохнул Коленвал. - Короче, такая история...
Вечером, когда Вова ушёл в больницу, как на эшафот, Фюрер кликнул всех пацанов в 20-ю, включая и Гуляя.
Борман с Вехоткой наотрез отказались идти в областную на разборки.
- Нахрен он нужен, этот Коленвал? Ещё неизвестно, что там на самом деле было. Ну, мало ли, что Коленвал рассказал. У каждого своя правда, вы это не хуже нас знаете. Нет, за него мы не пойдём. И вам не советуем..
Фюрер посмотрел на Чикатилу:
- Ну, что? Вызываешь своих волкодавов? Или сами попробуем всю бодягу
распинать?
- Сами. Хватит людей зазря беспокоить. А то привыкли на других надеяться. Пора уже самим хоть что-то сделать.
- Грустно, - сник Фюрер. - Ладно, сами так сами. Только ты ствол с собой возьми, на всякий случай.
- А что толку? Всё равно баллончик скончался, а новый покупать - денег нет. Да и зачем он нужен, ствол-то? Если вдруг дело до махаловки дойдёт, мы их что, не ушатаем? Один Гуляй чего стоит, ты тоже в этом деле подкован, да и я кое-что могу. Справимся, поди.
- Хрен его знает. Это смотря кто к нам выйдет. А то появятся трое, как Гуляй, и будем мы потом носами траншеи рыть.
- Да брось ты! - махнул рукой Чикатило. - Я тебе вот что скажу. У меня почему-то сразу возникло такое ощущение, что эти типы - неконкретные ребята. Почему? Ну ты сам посуди. Стали бы нормальные пацаны, как говорится, мелочь по карманам тырить? Не стали бы. А тут - часы, жилетка, минирадио... Это же мелочь, по большому счёту-то. Если честно - у меня тоже нет ни малейшего желания идти на разборку. Борман прав: то, что Коленвал рассказал, ещё ничего не значит. Вертолёт тоже до хрена чего ''наговорил'', а что в итоге получилось?.. Помнишь?
- Век бы не помнить... Так я не понял: ты с нами или нет?
- Да с вами я, с вами, - Чикатило вдруг хитро улыбнулся. - Вы же без меня пропадёте.
- Вот за что я тебя и уважаю. Дай я тебя расцелую, а?
- Ой, отстань, противный!
И оба заржали.
На том и порешили: завтра, после практики, втроём двигать в областную.
Как назло, на следующий день была очередь Чикатилы дежурить по цеху,
поэтому, когда он влетел в свою хату, Фюрера уже не было.
- Давно упедалил? - спросил Алексей у Маршала, который переодевался в
комнате. У Кости был свой ключ, который он сделал, спросив разрешения у обитателей ''горячей двадцатки''. Обитатели нисколько не возражали, ибо кому-кому, а ему они доверяли.
- Да минут пятнадцать назад. Напялил твою наплечную кобуру, сунул туда шпалер и гордо удалился. Видел бы ты его рожу, когда он вооружался...
- Да уж, представляю. Коммандос, бля. Вот баран безрогий, а! Сказал же ему русским языком: не бери шпалер, всё равно он пустой. Нет, ёлы-палы, всё равно схватил. По тыкве бы ему настучать этим шпалером, чтоб в другой раз не выделывался. Стопудово, если там рамс будет, он начнёт махать им. Отберут ведь и в жопу сунут. И правильно сделают, кстати... В какой они корпус пошли, не в курсе?
- Понятия не имею. Слушай, Чикатило, может мне с тобой пойти, а? Попробую этих чуваков убедить, чтобы они так больше не делали. Думаю, у меня получится...
И в облике Кости вновь промелькнуло что-то насквозь чужое, тёмное, страшное. Чикатилу передёрнуло.
- Костя, у тебя что, своих забот мало? Оно тебе это надо? Хоть ты не распыляйся, а? Было бы там что серьёзное, а то - детский сад, ей-богу. Ладно, я помчался ужас наводить, сеять хаос и панику, а ты угощайся тем, что в тумбочке и за стеклом. До завтра!
Выбежав из ''сотки'', Чикатило успел увидеть, что через дорогу, на крыльце ''седьмого'' училища, стоят несколько девчонок, среди них - Гуля, Надюша и Аня.
Ну, поскольку Алексей не на шутку оскорбился на Гулю, а перед Надюшей
надоело ломать комедию, - он не стал перебегать дорогу, чтобы с ними
пообщаться. И свернув направо, побежал в сторону областной больницы, не обращая внимания на крики девчонок...
Даже не добежав до издательства ''Советская Сибирь'', Чикатило уже выдохся. Дыхание стало прерывистым, лицо покраснело. Вдобавок ко всему - закололо в правом боку. Совсем разрегулировался, переходя на быстрый шаг, самокритично подумал Алексей. А ведь были времена, бегал по два - три километра, особо не напрягаясь. Тут же его второе ''я'' возразило: тогда и ты, и твои друзья-соседи тренировались, готовясь к поступлению в школу милиции. А сейчас тебе вредно спортом заниматься, тебе про это сто раз врачи говорили...
Минут через двадцать Чикатило подходил к областной больнице, включавшей в своей территории, помимо поликлиники, пять корпусов с палатами, морг и крематорий.
Так, ну и где их всех искать? Коленвал - астматик, значит, лежит он в этой... как её... забыл, короче. Ладно, будем методично заходить в каждый корпус, они - либо в коридоре, либо, что вероятней всего, на улице.
Они отыскались в самом последнем корпусе, в пятом - Фюрер, Коленвал, Гуляй и трое пацанов, двое из которых были явно деревенскими или сельскими, а третий - явно из небольшого города. Он-то, судя по его тарахтенью, и был тем самым, у которого язык подвешен - мама не горюй...
Стояли пацаны не в коридоре и не на улице, - во входном тамбуре.
- Здорово, чуваки! - ощерился Чикатило, одним движением руки сбивая на
затылок свою ''менингитку''.
Больничные пацаны чуточку шарахнулись к стене. А Чикатило, закрепляя успех, ощерился ещё шире и спросил:
- Как оно ничего? - и обратился к Фюреру: - Ну что? Ломаются?
- А это смотря в каком смысле, поскольку их два. В данный момент - ломаются как целки, прости, господи, мою душу грешную!
Это он у Мутанта нахватался...
- А что так? - Алексей применил ''ментовский'' взгляд, глядя на ''языкастого''.
- А ты кто такой? - вытаращился тот.
- Я Чикатило, - с простецким видом представился Алексей. - Только в отличие от моего реального прототипа, я не баб режу, а таких непонятливых, как ты. В общем так. Предлагаю два варианта. Первый: ты отдаёшь все вещи, которые ты забрал у Вольдемара и мы про тебя забываем. Это - хороший вариант. Второй, он же не хороший: в противном случае лично я тебе устраиваю грустную жизнь в наше и без того невесёлое время... Ты так криво не ухмыляйся, этак недоверчиво. Я
потому до сих пор и жив, что многие идиоты покупались на мой внешний вид. И жестоко за это расплачивались, поверь мне...
- Слушайте, мужики. Вы, вообще, откуда? Где живёте-то?
- Это имеет значение? - холодно поинтересовался Фюрер. - Лично я - купинский, Чикатило - с Алтая. Дальше что?
- А местные-то среди вас есть?
- Я местный, - хмуро бросил Гуляй. - Ты что-то против имеешь?
- Да бог с тобой! Я просто, если честно, восхищаюсь вами, кроме шуток. До чего же вы, инвалиды, горой друг за друга стоите. Вот только, пацаны, при всём моём уважении к вам троим... Его, - ''языкастый'' презрительно зыркнул на Коленвала, - я за пацана не считаю. Это тряпка, а не пацан. Кисель фруктовый... Я не знаю, как он там у вас себя поставил, но здесь он оказался полнейшим гондоном. Мы, если
честно, даже не ожидали. Шутя, особо подчёркиваю, шутя, рыпнулись на него - да, было дело. Реальный бы пацан, он бы хоть как-то защитился, теми же угрозами. А ваш Вова знаете что сказал? Берите всё что хотите, только не лезьте ко мне... Наверное, надеялся, что мы всё ему отдадим. А с чего ради? Мы не украли, не отбирали, не били его, даже пальцем не тронули... Нужны вещи обратно? Выкупай. Я так понимаю, что шмутки-то и не его? Иначе бы вы не пришли...
Фюрер задумчиво взглянул на Коленвала:
- Это правда? Что ты сам отдал?
Коленвал уставился в потолок, временами тяжело вздыхая.
- Во-о, молчит, - удовлетворённо протянул ''языкастый''. - А раз молчит, значит, правда. И не надо меня, браток, неприятностями пугать. Любой блатной скажет, что я правильно сделал, ибо лохов надо наказывать. А менты там, или всякие твои ''секьюрити'', про которые нам Вова травил, - они на такую мелочь не подпишутся. И тебя в довесок высмеют... Поэтому предлагаю вам свой вариант: Вова выкупает у нас ваши вещи, и мы все, включая вас, без Вовы, разумеется, накрываем поляну. Я вас зауважал, честно, но у меня свои принципы и я их стараюсь соблюдать.
В какой-то момент Чикатило пожалел, что с ними нет Маршала. Интересно было бы послушать словесную дуэль. Это нам нечем возразить, а Маршал просто так бы не отступил...
- И как ты умудряешься до сих пор небитым ходить? - по инерции удивился Фюрер.
- Интуиция, браток, помноженная на опыт. Вова у меня далеко не первый
''клиент''. И надеюсь - не последний. Это - мой хлеб, я так себе на пропитание зарабатываю и мне это нравится...
- Доиграешься ты когда-нибудь, - предостерёг Фюрер.
- А это уже как масть ляжет, - пожал плечами ''языкастый''. - Постараюсь выскользнуть.
Двое его корешей за всё это время не проронили ни слова, лишь изредка хмыкая и гыгыкая, где было нужно. Впрочем, Коленвал вообще не проронил ни звука, будто его здесь и не было.
- Ну так как, насчёт поляны, согласны? Чьи это вещи, кстати?
- Ну, мои, - шевельнул усами Фюрер.
- Вот и требуй теперь с Вовы, чтобы он деньги искал. Просто так не отдам, говорю же - принципы не позволяют. Конечно, можете нас прямо тут отфуярить, но тогда, братва, вы будете вовсе уж не правы. Я на вас и ментов, и блатных натравлю, моё право. Как видите, я с вами предельно откровенно базарю. Ну что, по рукам?
И он протянул руку стоявшему ближе всех Чикатиле. Тот, не вынимая рук из карманов, пожал плечами:
- Я с тобой за руку не здоровался. Извини, сам понимаешь - принципы...
И вышел на улицу вслед за Гуляем. Андрей был мрачнее тучи:
- Тварь он, конечно, та ещё. Но он по-своему прав. Если Коленвал действительно лоханулся, а я этому склонен верить, тогда - положи мы их мордами в грязь - будем насквозь виноваты, как ни печально...
Прошло минут пять, прежде чем вышли Фюрер с Коленвалом.
- Сучий потрох! - восхищённо высказался Лёха. - Не дай бог ему в будущем к власти прорваться! Всю страну обует и не поморщится...
- Ты, оракул хренов! - напустился на него Чикатило. - Ты нахера пистоль взял, балбеса кусок?
- Да так, думал, что-нибудь серьёзное будет. На крайняк припугнул бы...
- Дай сюда, пугало. В очко бы тебе его засунули. Тоже мне, Рэмба...
Фюрер великодушно простил Коленвалу все его ''косяки''. Вова не стал выкупать его вещи, но в качестве компенсации отдал ему свою жилетку, которая, в отличии от Фюрерской, была из натуральной кожи и стоила больше, чем синтетика, часы и радио...
ГЛАВА 35.
Учащиеся ''сотки'' до сих пор не переставали удивлять Чикатилу своими
''подвигами''. И ладно, если бы всё это происходило в нормальной общаге, а не в столь специфической, как ПУ - интернат для людей с ограниченными возможностями. Порой Алексей думал, что уж чем-чем, а возможностями сделать какую-нибудь пакость инвалиды обладают как раз вовсе уж неограниченными...
Поначалу, когда Алексей только-только, с подачи Вано, собирался поступать в ''сотку'', он рассуждал так: это должна быть спокойная шарага, поскольку люди - насквозь больные, а раз больные - то и ведут они себя тихо - мирно. И даже рассказы Вано и Седого не могли поколебать его уверенности - мало ли, может, пацаны просто преувеличивают. В общем, интернат просто обязан был быть если не раем земным, то по крайней мере - курортом, как минимум.
Оказалось, что в действительности всё оказалось с точностью до наоборот. Не зона, конечно, и не война, но всё же... Хватило, чтобы поседеть. Другими словами выражаясь - добро пожаловать в ад, дамы и господа, леди и джентльмены!
На этот раз виновником этого ''торжества'' был один из глухарей, по кличке Ырыка. Вот это уже было верхом беспредела, тут глухарь даже олигофрена Косяка умудрился обойти.
Банзай, Коленвал и Чикатило после обеда собрались ехать на оптовый рынок, пополнять ''общий котёл''. День был будний, но все уроки и всю практику почему-то отменили. Чему, ясное дело, никто из учеников не огорчился.
За углом ''сотки'', на дороге, которая ведёт одновременно и в ''семёрку'' и на карьер, стоял довольно свежий, выпуска года этак девяносто девятого, белый как снег ''марковник'' - ''тойота-марк-2'', довольно-таки популярный в Сибири и на Дальнем Востоке седан бизнес - класса. Стёкла ''тойоты'', как это водится, были наглухо затонированы.
Как только парни поравнялись с машиной, у той распахнулись обе задние дверцы и из неё вылезли двое бритоголовых. Качки, одним словом.
- Эй, пацаны, секунду!
Пацаны остановились. Качки вразвалку подошли к ним и оба пристально
поглядели на Банзая. Тот, видно было, сразу растерялся. Чикатило подумал: плохо, что кобура наплечная...
- Мы не с тобой позавчера базарили? - спросил один качок у Роберта. - А то у вас, у чурок, морды одинаковы.
- Н-н-нет, н-н-не со мной, - от испуга Банзай заикался ещё хуже.
- Да нет, Артём, - возразил второй качок. - Тот повыше был, и к тому же, глухой. А этот - заика.
- В чём дело, пацаны? - спросил Чикатило у качков.
- Ты отсюда? - спросил у него Артём, кивнув на здание училища.
Чикатило кивнул:
- Кого ищете?
- Глухонемого одного, нерусского. Может, знаешь? Погоняло у него Ырыка.
- Знаю такого, только сегодня я его не видел. А что такое?
- Да надо у него должок один забрать.
- Эт-то проблема, пацаны, - фыркнул Чикатило. - Глухари, знаете ли, если и отдают долги, то очень нескоро и с большой неохотой. Сталкивался, как же.
- Ничего, - зловеще протянул второй качок. - Нам долги не отдавать - себе дороже выйдет. Может, сгоняете, позовёте его?
- Нет, пацаны. Вам надо - вы и ищите, это ваши проблемы.
И Чикатило пошёл к своим парням, которые уже отошли и стояли неподалёку. На ходу обернулся, взглянул на номер машины и достав ручку, записал его на руке. Так, на всякий пожарный...
Часа через полтора, когда пацаны возвращались обратно, ''тойоты'' уже не было. Зато в ''сотке'' царил натуральный переполох. Возле вахты стояли толпой чуть ли не все глухари училища, как девки, так и пацаны. Рядом с ними отчаянно жестикулировали сурдопереводчица и мастачка обувщиков второго курса.
Поскольку Чикатило зарёкся встревать в дела глухарей, он хотел пройти мимо, но ему наперерез кинулся Кузема:
- Лёша, послушай! Ырыка комната шесть украсть документы и деньги, все.
- Ну, а я что сделаю?
- Ты говорить два мальчик, белая машина. Я видел.
- И что?
- Ырыка говорить, они украсть.
Вот оно что... Однако, резкие мальчики, чересчур даже.
- Как они украли? - спросил Алексей.
- Спокойно прошли через вахту, - пояснила подошедшая мастачка, Бабуля. - Зашли в комнату, обшарили её, нашли документы и все деньги. И спокойно ушли.
Алексей оглянулся. Ну да, на боевом дежурстве - Тарас Бульба, дед лет
семидесяти. Ему, понятное дело, не резон кидаться на молодых и сильных. Те, в случае чего, дали бы ему по голове и фамилии бы не спросили...
- Ты их видел? - спросила Бабуля.
- Подходили они к нам, спросили про Ырыку. Я сказал, что не видел его. Всё.
- А номера, случайно, не запомнил?
- А зачем? - простодушно пожал плечами Чикатило, засунув левую руку в карман. - Они же нам ничего плохого не сделали, даже не грубили. Вызывайте милицию, она для таких вот дел и существует.
- Ну а саму машину сможешь описать? Ты же в них разбираешься...
- Машину опишу, а вот номер - увы. Если что - я в двадцатой комнате.
Догнав Банзая с Коленвалом, Чикатило жестами показал: пошли в нашу
комнату...
- Короче, парни. К нам подходили эти, из белой ''тойоты''. Спросили про Ырыку и всё. Номер я не записывал, понятно? Иначе хлопот не оберёмся. Я-то выкручусь, если что, мне не в первой, а вот вы огребётесь по самое не хочу. Хотите спокойно дальше жить? Тогда держитесь моей версии. Банзай, тебя это в первую очередь касается. Если менты тебя спросят про этих жлобов, стой на своём: спросили и
всё, номера не помню. Ясно?
Пацаны кивнули и вышли из комнаты. Сидевший на койке Фюрер деланно
невозмутимо поинтересовался:
- Может, пояснишь смысл этого не совсем понятного мне инструктажа?
Ну, Фюрер не сдаст, в этом плане на него можно облокотиться, подумал Чикатило, и посвятил его во всё происходящее.
- Эти, из ''марковника'', - наркоторговцы, я полагаю, - начал рассуждать Фюрер, когда Чикатило закончил. - Чисто логически размышляя, получаем следующие выводы. Первый: эти торгаши ''дурью'' отдали товар на реализацию глухарю, глухарь наркоту сбагрил, деньги решил оставить себе...
- Навряд ли, - возразил Чикатило. - Какой из глухаря продавец, сам посуди? Смех один. Скорее всего дело было так: глухарь взял ширево в долг. А деньги отдавать ему стало жаль. Знаешь, почему я склоняюсь к своей версии?
- Да понял я уже. Шприцы в душе, так?
- Угу. Совершенно верно. Едрить твою налево, ну это уже конченное хамство. Ладно там, бухаем мы не по-детски. Что мы, что глухари. Но наркота - это уже ни в какие ворота не лезет... Ёлы-палы, знать бы, что ничего не будет - убивал бы, и наркоманов, и торговцев. Жаль, что сейчас нет расстрельных команд - а то бы я туда попросился...
- Ты про те, которые смертные приговоры исполняли? - уточнил Фюрер. - Угу, слышал я про такие. И даже одного мента знаю, который раньше там служил...
И Фюрер, в который уже раз, начал на ходу сочинять всякие истории, якобы услышанные им от этого самого мента. Дескать, мент клялся и божился, что в лучшие времена его команда почти каждый день намазывала лоб зелёнкой десятку - двум ''вышакам''.
Чикатило вполуха слушал его, рассуждая о том, как поступить правильно и при этом остаться живым. Сдать с потрохами этих наркодилеров? Всё равно, кто-нибудь из них рано или поздно выйдет. Или откупятся, или толковый адвокат отмажет. И тот, кто выйдет, вспомнит троих инвалидов, с которыми они незадолго до ареста беседовали. Сами убивать они не станут, пошлют какого-нибудь наркошу - отморозка. И ствол не поможет, подойдёт этот киллер сзади, а там уже, как пишут в объявлениях, возможны варианты - либо одноразовый китайский ''ТТ'', либо ''перо''...
И тут Чикатило вспомнил модификацию ''марковника'' - "Grande". А ведь это зацепка, пожалуй что...
В течение дня, как всегда, в 20-ю заходили парни и девчонки, на этот раз - чтобы поделиться с новостью дня: шестую комнату обокрали, унесли все деньги, какие там только были, и документы Ырыки: паспорт, пенсионное удостоверение, справку БМСЭ, карточку страхования и лист временной прописки. Надо полагать, качки из ''тойоты'' решили хоть как-то осложнить жизнь должнику. А могли ведь и вещички, наиболее путние, в сумку покидать и вынести. На память, так сказать.
Заходил и Чебак, по секрету поведавший, что Ырыка, помимо того, что сам ширялся и накуривался, ещё и помаленьку фарцевал травкой. Эдька
признался, что несколько раз брал, в смысле за деньги, у глухаря анашу, которую и скуривали в ''бытовке'', вместе с Гамми и Адвокатом. Для поднятия настроения, ага...
Чикатило с Фюрером полдничали. В комнате также находились Коленвал с
Вехоткой, от нечего делать рассматривающие висящие на стене вырезки с
изображениями ''хаммеров''. Парни восхищались его видом, размерами, чем услаждали слух Чикатилы, как будто все эти армейские джипы принадлежали исключительно ему. В конце концов Денис с Вовой пришли к такому выводу: ''хаммер'', бесспорно, вещь хорошая, только нафиг она нужна, такая дурмашина - и сама дорого стоит, и запчасти стоят, как японская микролитражка конца девяностых, да и ездить на ней будешь разве что вокруг заправки, учитывая зверский аппетит джипа. На что Чикатило, немного обидевшись, резонно возразил: мол, если у тебя нашлись этакие деньжищи на такую культовую машину, - значит у тебя найдутся деньги на то, чтобы её содержать.
- Я, парни, настолько болею этим ''хаммерм'', о чем мои друзья прекрасно знают, что они мне анекдот про него нарыли. Рассказать? Слушайте. Стоит ''хаммер'' на заправке, бензобак набивает. Час стоит, два стоит, за ним уже очередь выстроилась. А он всё заправляется. Сзади него стоит шестисотый ''мерин''. И стекло переднее опускается, у ''мерина'', из окна распальцованная грабля появляется: ''-Эй, на джипе! Двигатель-то выключи!''
- Во-во! - заржали пацаны. - Это если и анекдот, то он из реальности взятый, не иначе...
Раздался стук в дверь и на пороге явилась Катя СС, сосредоточенная и хмурая. Что характерно, без своей обычной тетради, куда она заносила оценки за чистоту в комнатах своих подопечных.
По наши души, сообразил Чикатило. И точно, соцпедагог скомандовала:
- Алексей, Владимир, пойдёмте со мной в шестую, опишите милиции всё как было. Где Роберт?.. А впрочем, он и не нужен, вас двоих будет достаточно...
В шестой уже было людно: Ырыка сидел с испуганным видом, слабослышащая
Таня - подруга Хана, староста училища Юля (обе - с Алтайского края), ещё две девки - глухарки и молодой, моложе Алексея, лейтенант - участковый.
- Вот эти парни, - объявила Катя СС, - видели тех, из иномарки.
Мент оторвался от протокола опроса потерпевшего, взглянул сначала на
Коленвала, затем на Чикатилу и лицо его на секунду выразило удивление - Алексей сам смотрел на него по-ментовски...
- Где научился? - поинтересовался он.
- У отца.
- Он что, тоже мент?
- Был, погиб в девяносто пятом... Мина...
- ТАМ?
Алексей кивнул и мысленно заорал: мать-перемать, да не знаю я, как он погиб, ДО СИХ ПОР не знаю!!! Никто не хочет правду говорить...
- Присядь, - предложил лейтенант. - Как оно всё было?
И Чикатило рассказал всё, кроме эпизода с номером. Коленвал подтвердил.
- Ну, а машина-то какая была, не знаешь?
Держитесь все, кто слышит, подумал Алексей и выдал, как читал:
- Белая японка, праворульная ''тойота-марк-2'', девяносто восьмого - девяносто девятого года выпуска. Инжекторный двигатель, объёмом в два с половиной литра, сто семьдесят кобыл под капотом. Машина в версии ''гранд''. У машин в такой версии обычно имеется полный электропакет, плюс - цифровой спидометр, вместо стандартного стрелочного. Диски - литьё, пятиспицевые, в форме звезды. Пятнадцатидюймовая резина, низкопрофильная, ''Йокогама''. Регистрация - местная, регион - пятьдесят четвёртый. И ещё. На машине стоит двойной патрубок выхлопов, что может быть простым наворотом, поскольку двигатель - четырёхцилиндровый.
Участковый, соцпедагог, Коленвал и староста училища смотрели на Чикатилу с некоторой оторопью. Лейтенант опомнился быстрее:
- А теперь, будь добр, тоже самое, только помедленней... - и нацелился ручкой в отрывной блокнот, положив его поверх наполовину исписанного бланка допроса...
Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Менты получили более чем хороший ориентир, а паршивцам из наркомафии нечего будет предъявить Чикатиле, сами виноваты, нечего на разборки ездить на таких приметных аппаратах... Алексей, вернувшись в комнату, протянул Фюреру клочок бумажки с номером:
- Если вдруг что... Знаешь, куда звонить...
- Я визитку посеял, - виновато развёл руками Лёха.
- Бляха... Ладно, не беда, в моей записной книжке найдёшь, в разделе
''Новосибирск''...
- Не можешь ты спокойно жить. Нахера ты вообще сказал, что видел этих васей?
- Это не я сказал, во-первых, а Кузема. Во-вторых, я тебе уже говорил, что всеми клетками своей души ненавижу этих вы****ков - наркош. И если уж мне в этой жизни не суждено стать ментом, как я хотел - извиняйте, хлопцы, бананов у мене нема, в том смысле, что я в меру своих способностей буду палки в колёса вставлять. И плевать мне на всё...
И всё. Больше менты к Чикатиле и Коленвалу не обращались. Если и нашли эту ''тойоту'', то наркоманы, или кто они там, никак не связали это с инвалидами. Поскольку ВИЗИТЁРОВ не было. Ну, а если не нашли, то это целиком и полностью вина ментов - плохо искали.
Ырыка, падла такая, стоял на своём: мол, я не знаю никого и ничего. А поскольку никто ничего не сказал участковому насчёт его фарцовки, глухарь считался личностью насквозь потерпевшей. Не выгнали его, короче говоря. Более того, соцпедагоги помогли ему в кратчайшие сроки восстановить все документы, какие у него спёрли...
ГЛАВА 37.
Надо заметить, что учащиеся ''сотки'' очень любили фотографироваться. К концу учёбы практически у каждого была довольно-таки солидная стопка фотографий. Конечно, в основном ''щёлкались'' во время всяких пьянок - гулянок или где-нибудь в городе, возле чего-то более-менее достопримечательного, чтобы дома показать друзьям - подругам и при случае ввернуть этак небрежно: а это мы стоим там-то и там-то...
Вот тогда-то Чикатило и понял, почему парни и, особенно, - девчонки смотрят на него, когда он выпивает, малость охреневшими взглядами...
Как-то раз Борман умудрился запечатлеть Чикатилу как раз в тот момент, когда он выцеживал из пластикового стаканчика спирт. Потом, сделав фотографии, он показал Алексею одну из них, ту самую. Чикатило, глядя сам на себя, откровенно содрогнулся: мать-перемать, ну и маска... Словами этого не объяснить, эту маску надо видеть, тогда всё станет ясно. Хотя нет, можно - такое ощущение, что на фото изображён пьющий человек с врождённой челюстно-лицевым изъяном...
Из всех праздников, существующих в России, Мама Света признавала лишь
церковные. Остальные она бы, будь её воля, отменила. Даже любимый русскими женщинами Восьмое марта Светлана Александровна трактовала по своему, по религиозному... А уж всякие крещения, посты и прочие пасхи - это она уважала.
На чём и сыграл хитрейший Мутант.. В воскресенье была Пасха и Серёга
предложил:
- А не отметить ли нам, господа обувщики, этот безусловно святой праздник? Погода на улице чудесная, грех водочки не попить. Даже если и пережрёмся, как свиньи - Мама на вас орать не будет. Праздник ведь, она сама, поди, дринькает, в честь этого. Ну, как?
- А пожалуй что, - согласился Фюрер. - Вон, солнышко блестит, травка зеленеть начинает. Чикатило, что скажешь?
- А где пить? Везде грязь, на карьер сейчас разве что в сапогах пройдёшь.
- Вот так всегда, - заметил Мутант. - Чикатило всю романтику опошлит... Возле ''протезки'' сухо и чисто, если тебя это успокоит.
- С кем пить? - не унимался Алексей. - Бормана нет, Весёлого нет, Вехотки нет, Гуляй на работе. С кем?
Фюрер взглянул на будильник:
- Вот-вот Танька приедет, ближе к обеду Весёлый подтянется. Оба, что
характерно, будут не пустые, это точно... Всё равно же делать нечего. А? Шибко нажираться не будем, хотя... кто его знает, поглядим.
- Что пить?
- А вот сейчас дождёмся обоих, там и порешаем. Скорее всего, спирт, даже наверняка. А, впрочем, какая разница?
- Финансовая разница, - буркнул Чикатило. - И так денег осталось с гулькин хрен...
- Ты больной, что ли? Откуда у Гульки хрен? - подковырнул Фюрер и видя
секундное замешательство Чикатилы, расхохотался.
- Вроде умный, а дурак, - съязвил Алексей. - Хохмочки у тебя, прямо верх остроумия, бля...
В итоге, на ''протезку'' пошли ввосьмером: Мутант, Фюрер, Чикатило, Белка, внезапно приехавший из дома Борман, Весёлый со своей подругой Надей и увязавшийся за всеми Коленвал.
На ''протезке'', то есть протезной фабрике, работали как специалисты по изготовлению ножных и ручных протезов, так и обувщики не ниже третьего разряда, специализирующиеся на ортопедической обуви. Текучесть кадров на фабрике была не шибко большая: большинство работников ценили своё место работы. Алексей подумывал о том, что если он всё-таки отучится и получит диплом, - попробовать устроиться туда на работу. Но потом, после зимней экскурсии туда, всей группой, - передумал. Мужики производили обувь с фантастической скоростью, о которой Чикатило мог только мечтать...
Для начала Коленвал с Белкой, собрав первую порцию финансов, сходили в
магазин, располагавшийся на первом этаже училища, где была ''своя'' продавщица, втихаря банковавшая водкой, поскольку официально её как бы и не было...
Вот тут настала пора прояснить некий феномен с этажами. Глядя на училище прямо в упор, с фасада, ясно и чётко видно, что ''сотка'' имеет всего два этажа, ни больше ни меньше. Но... Обойдя училище и глядя на него с тыла - начинаешь протирать глаза, недоумевая - так же ясно и чётко видишь ТРИ этажа. Спереди - два, сзади, хоть тресни - три.
Ларчик открывается до обидного просто, никаких тебе полтергейстов и прочих параненормальных явлений. Весь фокус заключается в особенностях холмистой местности, на которой, собственно, и расположен практически весь Новосибирск. Многие здания и строения просто-напросто ВРЕЗАНЫ в пологие склоны холмов. Сан-Франциско по-сибирски, короче. А сначала, наивно полагаешь, будто у тебя вдруг начался оптический обман зрения... Так что, справедливости ради, надо сказать, что ''сотка'' - всё-таки трёхэтажное здание. Магазин - это первый этаж, официально числившийся подвалом. Общежитие, соответственно, третий этаж, официально, опять же, называемый вторым...
Водка, слава богу, была нормальной, не худой памяти ''Честное слово'', мозги б её не вспоминали. Мутант, обеими кистями рук держа стаканчик с водкой, неумело, скорее - иронично, перекрестился:
- Ну что, господа, Христос воскрес?
- Уже доложили, - откликнулся Фюрер, вспомнив анекдот про незабвенного
Ильича.
- Христос акбар, - хмуро процедил Чикатило, осушив свой сосуд.
- Воистину акбар, - поддакнул Коленвал.
Серёга, жуя пельмень, взглянул на них поверх очков:
- Нехорошо богохульствовать, господа. Веру, хоть какую, нужно уважать. Особо подчёркиваю - ВЕРУ, а не религиозный фанатизм.
- Слышь что? - зыркнул на него Чикатило. - Хоть ты заткнись, а? Дня нет учебного, чтоб мы лекцию по религии не слышали... Дай хоть на выходных от них отдохнуть, будь человеком.
- В натуре, Серый, - поддержал Фюрер. - Тут Мама наша каждый день мозги обрабатывает и ты туда же. Смени кассету.
- Ладно, - произнёс Мутант с подковыркой. - Поговорим про ''хаммер'' - великий и могучий внедорожник всех времён и народов...
- Не надо! - взвыл Фюрер. - Он мне уже по ночам снится, бля буду...
Борман спросил:
- Слышь, Чикатило, ну вот представь себе такую ситуёвину... Допустим, подгоню я тебе твою мечту на колёсах, и попрошу за неё всего... ну, скажем, десять косарей зеленью... Возьмёшь?
- С полпинка! - решительно кивнул Чикатило. - Возьму денег у дядьки, ради такого случая в долги залезу. Насрать, года за три рассчитаюсь...
- Точно, больной, - поставил диагноз Борман, покрутив пальцем у виска. - Смотри, поймаю на слове-то...
- Я сказал? - набычился Чикатило. - А раз сказал, значит - сделаю. Ты мне только подгони, а там уже мои проблемы, не твои.
Борман присмотрелся к нему, щурясь:
- А ведь возьмёшь, чует моё изрезанное сердце. Нет, не пойму я тебя никогда, насчёт этого. Чем ''уазик''-то хуже? Ведь тоже армейский джип...
- Сравнил! - фыркнул Чикатило. - Хрен с трамвайной ручкой... А если честно, дамы и мужики, то не знаю. Просто в один прекрасный момент увидел его фотку в журнале и понял - моя тачка! И другой мне не надо. Это я вам к чему объясняю-то. Это я вам на тот случай речь толкаю, что вдруг кто-то из вас ПОДНИМЕТСЯ, в финансах, имею в виду. Вдруг кому-нибудь захочется мне на старости лет подарок сделать...
На этот раз взвыли уже все, дружно:
- Ы-ы-ы! Вон ты какой, северный олень! А мы-то гадаем - чего он так усиленно вкручивает? А оно вон как! Ну ты и жук, Чикатило!..
- Опачки! - тихо воскликнул Фюрер. - Справа по борту, сорок пять градусов...
Все синхронно повернулись по заданному ориентиру. М-да, хрен спокойно
посидишь...
Прямо на них целеустремлённо пёрлись два молодых пацана, явные акселераты - здоровые, широкоплечие бугаи. Головы налысо бритые, идут чуть неестественно, как наркоманы после дозаправки... А, собственно говоря, почему ''как''? Это и есть самые что ни есть, доподлинные наркоши: стеклянные глаза, движения, как у роботов, тупые выражения лиц, прямо-таки братья - близнецы...
- Зда-а-ро-о-во, бра-а-тва-а... Типа, познако-о-мимся, а?
Танька Белка вдруг сделала шаг и со всей силы залепила одному из них оплеуху, у того аж голова дёрнулась.
- Своих не узнал, сукин сын?! - рявкнула она. - Очнись, хмырь! Кому говорю?!
Тот наконец смог сфокусировать свой взгляд на Белке:
- О-о-о, Танюша! Ты как здесь?
И они обнялись, на удивление всем. Обалдевшие, Чикатило с Фюрером
переглянулись: мол, кто такие, почему не знаем?
- Спокойно, ребята. Знакомьтесь - Вова, мой бывший одноклассник. Кстати, - подмигнула она Фюреру: - брат той самой Кати, что по тебе сохнет, переплётчицы...
Фюрер на миг изменился в лице, но быстро с собой справился. А Вова, растягивая ударные гласные, тупо уставился на него:
- Дык это... По тебе, что ли, Катька дома слезами умывается?
- В смысле? - изумился Фюрер.
- Ну дык... Люблю, орёт, Лёшеньку - обувщика, всем сердцем... А он, гад такой-сякой, как будто меня не замечает... Повешусь, орёт, вены перережу, под поезд кинусь, под трамвай лягу...
У Фюрера на лбу появились крупные капли пота.
- Что, прямо так и заявляет?!
- Натурально... Только кто бы её, дуру, слушал...
Фюрер запаренно взглянул на Чикатилу:
- В рот компот, полный маразм... Угораздило же, а?
Чикатило мысленно поморщился: в целях непонятно чего, Фюрер сказал Белке про эту переплётчицу. Якобы, не знает, что с ней делать, достала своими признаниями в любви. Нету Таньки в ''сотке'' - Фюрер валяет Катеньку, как хочет. Танька в ''сотке'' - Фюрер вместе с ней смеётся над дурочкой, разумеется, не говоря ей про постельный амур...
А Фюрер с самым серьёзным видом заявил Вове, указывая на Таньку:
- Вот эту подругу видишь? Вот она и есть моя без пяти минут жена...
Вова, по прежнему тупо, посмотрел сначала на Фюрера, затем на Белку:
- В натуре, что ли? Во, дела... Вася! Этих не трогаем, это - свои...
Вася, второй наркот, стоял, покачиваясь:
- А нам пополам. Свои, чужие, порвём и не моргнём...
- Поэт, - с сарказмом ощерился Чикатило, выпив ещё.
Справимся, подумал он. Ствол на поясе, выхвачу в момент, у них, на счастье, движения ватные, заторможенные...
Вася услышал и разлепил глаза:
- Это кто сейчас сказал? Кто меня сейчас поэтом обозвал?
- Ну, я...
Вася подошёл к Чикатиле:
- А ты кто такой? Очки сними... - и потянулся рукой к его лицу.
Ну, это мы уже проходили... Без труда поймав Васино запястье, Чикатило провёл самый простейший приём айкидо, один из двух, каких знал. Вася рухнул на колени и взвыл:
- Уй, бля, отпусти! Пусти, а то хуже будет...
Левой рукой удерживая Васино запястье, Чикатило правой достал пистолет и сунул его под нос наркоману:
- Сдаётся мне, что будет вовсе даже навыворот. Вова, добром уйдёте, или как?
- Это кто? - опешивший Вова повернулся к Белке. - Мент, что ли?
- Почти что. Ты помнишь, что я дочь мента? Ну вот, а он - сын мента. Чуешь неприятности? Чикатило, да отпусти его, он больше так не будет... Не будешь, Вася?
- Не буду, я ж не дурак, я жить ещё хочу...
Чикатило руку отпустил, но пистолет убирать не торопился. Вова спросил:
- Настоящий или игрушечный?
- Да нет, не игрушечный, - пробормотал Вася. - Я своей мордой железо отчётливо чувствовал... Пойдём, братан, отсюда. Пусть пьют, не будем им мешать.
- Ага, а то ещё потом стрелять в нас вон тот чувак станет. Ладно, братва, с праздником вас и до скорых встреч в эфире!
- И вам тем же концом в то же место, - зло прошептал Фюрер. - Блин, Катин брат, надо же... Танька, а ну-ка дай полный расклад по этим наркотам: где живут, с кем повязаны, и всё такое.
- А зачем тебе?
- На всякий пожарный, мало ли что.
- Да успокойся ты. Ничего такого особого в них нет. Живут они оба на Затулинке. То пьют, то колются, то просто накуриваются, в зависимости от настроения. Крутых друзей у них нет и никогда не было. Обычные раздолбаи, каких миллионы. Этот Вова со мной в одном классе учился, прекрасно знает нашу семью. Как и мы его, впрочем...
- Так, стоп, - озадачился Фюрер. - Это что получается? Когда я тебе про эту Катю рассказывал, ты уже про неё и без меня знала?
- Ага, - хихикнула Танька. - Вот только про то, что она на тебя ''упала'' - это я от тебя и узнала...
- Та-а-ак... Почему сразу не сказала, что ты её знаешь?
- Я говорила, ты просто по пьяне запамятовал. Я тебе русским языком сказала, что знаю всю её семейку, соседствовали с ними раньше. И про Вову говорила. Чем ты слушал?.. Так что, ничего они нам не сделают, при всём их желании повыделываться...
И то хлеб, подумал Чикатило, ещё неизвестно, чем всё кончилось бы. Называется - повезло.
Водка кончилась и все стали скрести по карманам, на добавку. Ну и наскребли, конечно, на литр чистого спирта, путём несложных махинаций превращающийся в два литра пойла. Как выразился Мутант - божественный шнапс...
То место, где брали спирт, находилось в частном секторе, примерно в километре от ''сотки'', и называлось оно ''ключик''. Потому как на заборе того дома был прикреплён вырезанный из железа ключ, стилизованный под старину, не иначе, как из книжки про Буратино.
Пошли втроём - Чикатило, Борман и Коленвал. К ''ключику'' шли все вместе, а вот на обратном пути Чикатило отчего-то захотел пойти по короткому пути, непосредственно через частников. Пацаны пошли назад так же, как и пришли, ну а Чикатило рванул своим путём.
Поражало то, что среди откровенно убогих домишек нередко попадались
навороченные коттеджи в два, а то и в три этажа. Вот этого Алексей откровенно не понимал. Есть деньги на постройку хорошего коттеджа? Ну так строй его там, где он будет гармонично вписываться в окружающую среду, не в элитном районе, но хотя бы в более-менее престижном. Так нет же, строят там, где коттедж этот - ни к селу, ни к городу. Чем только паскудят вид улицы. Ага, как же, у соседей - хибары, а у меня - приходи, кума, любоваться - натуральный дворец, куда деваться... Надо полагать, все эти ''вентиляторы'' таким макаром тешат свой комплекс неполноценности, ежели пытаются выделиться столь извращённым образом. Проходили мы, помнится, эту тему на уроках психологии...
- Рекс, фас!
Чикатило резко обернулся. По дороге, прямо на него, вывалив из пасти алый язык, неслась немецкая овчарка.
Некогда было экспериментировать в духе Данди-крокодила, который, если верить австралийским кинематографистам, мог загадочными жестами и пассами гипнотизировать любую зверюгу, от коров до львов. Брехня, конечно...
Чикатило даже испугаться толком не успел, рука сама рванула из поясной кобуры пистолет. Предохранитель, расположенный на самом спусковом крючке, был уже снят. И Чикатило вдавил спуск.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп! Алексей всё ещё стрелял, хотя запас шариков уже кончился и пистолет хлопал вхолостую.
Овчарка лежала на дороге, суча лапами и взвизгивая. Ну, конечно, заряд был первый, убойный... Пьяного вы****ка, хозяина собаки, уже не было видно, свинтил при первых же хлопках, урод корявый, пидер гнойный...
Вот теперь-то и начался запоздалый отходняк. Алексей, кое-как засунувший трясущимися руками пистолет в кобуру, развернулся и пошёл дальше, тяжело дыша, как после километровой пробежки. С трудом закурил. Хотелось заорать во всё горло, просто так, чтобы сбросить нечеловеческое напряжение, скинуть испуг, разрядиться. Бля, хорошо, что на улице никого нет, смятенно подумал он, а то бы началась свистопляска...
Борман пристально посмотрел на Чикатилу:
- Ты чего красный такой? Что стряслось?
- Налей, а? - хрипло попросил тот.
Спирт был ещё неразбавленным, но Чикатило выцедил его как воду. Танька
поднесла к его рту пельмень:
- Жуй!.. А теперь рассказывай.
И Алексей коротко рассказал про овчарку. Все синхронно присвистнули, лишь Мутант подковырнул:
- Врёшь, поди?
- Сходи, взгляни. Тут недалеко...
- И пойду. Кто со мной?
С ним пошли Борман и Весёлый. Пока они ходили, Чикатило скурил три ''явы'' подряд и дважды приложился к полторашке.
- Ну-ка, ствол покажи, - попросил Фюрер. - Ты что, весь боезапас изнахратил?
Чикатило угрюмо кивнул. Фюрер зачем-то понюхал дуло, повертел пистолет в руке, поставил его на предохранитель, хотя надобности в этом не было, уже не было, неумело сделал им пару оборотов на указательном пальце и рукояткой вперёд протянул его Алексею. Сказал:
- Верю. Да и видок у тебя... Такое не сыграешь, пожалуй что.
Господи, подумал Чикатило, в очередной раз повезло. Ах, как крупно повезло-то! Что Борман продал ствол, что взял в привычку везде его таскать на себе, что был заряжен под завязку. Порвала бы эта дура мохнатая, как с добрым утром, порвала бы. И что бы я сделал против неё, голыми-то руками? В конце концов, не спецназовец, отнюдь... Видать, жить сильно хочу, раз тело, практически на автопилоте, всё выполнило само. Бляха-муха...
Минут через пятнадцать вернулись пацаны, с круглыми от удивления глазами.
- А не зря я тебе ствол-то продал, а? - прищурился Борман. -Пригодился ведь? Ну вот, видишь...
- Как ты так стрелял? - спросил Мутант. - У собаки вся морда в дырках. Сдохла, короче...
- Хозяину бы этому так же! - зло процедил Весёлый. - Только не до смерти и в жопу... То-то врачи бы в хирургии посмеялись, в жопе пинцетами ковыряясь, гы!
В тот день Чикатило нажрался в стельку, ежели говорить по обувному жаргону. Когда на улице стало холодать, все дружной толпой попёрлись в 29-ю и продолжили банкет там. Это был единственный случай, когда Чикатило применил пистолет в действии. Не было у него другого выхода, всего и делов... И это был разъединственный раз, за все два года, когда Чикатило вырубился позже всех, даже позже Бормана.
Разумеется, никто из посторонних об этом случае с собакой так и не узнал. А Мама Света, тут Мутант оказался прав, Фюрера с Чикатилой не репрессировала, хотя прекрасно знала, что они напились. Только кулаком погрозила...
ГЛАВА 38.
Чикатило рывком проснулся. Да нет, не во сне приснилось, в дверь кто-то тарабанил. Взгляд его упал на будильник. Мать вашу, полседьмого только, даже ещё подъёма не было... Нет, ну кто это такой настойчивый и упрямый?
Это оказался... Семён. Когда Чикатило открыл дверь, щурясь от яркого света, он радостно прогудел:
- Встал? Наконец-то... Дуй на вахту, тебя там к телефону вызывают.
- Кто? - задал Алексей насквозь идиотский вопрос.
- Не знаю. Бате сказали - срочно... Давай быстрей, человек уже пять минут ждёт!
Первой мыслью было: что-то случилось дома. Вроде бы никакому дураку, из числа знакомых и друзей, не пришла бы в голову такая идея - просто так звонить в такую рань. Значит, что-то стряслось...
И Чикатило окончательно проснулся. Натянув штаны, он выскочил из комнаты и ссыпался по лестнице, голый по пояс, мимо молоденьких практиканток из кулинарного техникума, чуть не сбив их. Девчонки, взвизгнув, размазались по стенке, пропуская лысого, в татуировках, оскаленного и с вытаращенными глазами какого-то чумного. У Алексея мелькнуло в голове: сто процентов, записали в умственно неполноценные... Ну и плевать.
Батя - охранник, изумлённо покачал головой:
- Ну ты и спать...
Схватив протянутую трубку, Чикатило выдохнул в микрофон:
- Да! Слушаю!
И облегченно ссутулился, услышав знакомое:
- Здорово, Лёлик... Это я - Джонни...
Ну да, конечно, поезд на сей раз прибыл без опоздания, в шесть - десять, сообразил Чикатило, как же я сразу-то не подумал, дурень.
В общем, самолёт на Камчатку улетал в два часа ночи и Джону с Алёнкой
предстояло зависать в аэропорту восемнадцать часов, до объявления посадки. Посему Джон и приглашал Алексея вместе скоротать время, пока его жена не нашла заначку на пиво...
Чикатило расхохотался, как от облегчения, так и от предстоящего приятного времяпрепровождения.
- Ждите, часа через два буду...
Спросив у Бати, на чём можно добраться до аэропорта, Чикатило, уже спокойным шагом, вернулся в комнату и растолкал Фюрера.
- А? Что? - вскинулся тот.
- Проснулся? Слушай меня внематочно... Я сейчас ем, сгребаюсь и уматываю на весь день в аэропорт, квасить пиво. Помнишь, я тебе про своего друга рассказывал, с Камчатки? Звонил он, только что, ждёт меня в ''Толмачёво''.
- Ну а я при чём?
- То есть как это? Очень даже при том, будете меня отмазывать. Быстренько, придумай отмазку, для заявления.
- А что тут думать? Пиши, что поехал провожать свою мать, делов-то. А мы с Маршалом, делая честные глаза, так и подтвердим.
Чикатило написал заявление для Мамы Светы, протянул его Фюреру и спросил:
- Денег одолжишь? Рублей двести?
- Базар тебе нужен? Потом можешь не отдавать, в ''котёл'' сбросишь.
Чикатило шутовски шмыгнул носом:
- Считай, что я умилился от твоего благородного поступка и скупо пролил мужскую слезу...
Фюрер заржал:
- Ну ты и сучонок! На, держи. Сильно не напивайся, а то потянет тебя на подвиги. Авиалайнер там захватишь, или стюардесс возьмёшь в заложницы, хо-хо! Шучу, конечно, только имей в виду: постарайся уехать оттуда не позднее девяти вечера, иначе пойдёшь оттуда пешком. В аккурат, к завтрашним занятиям и приползёшь. После девяти маршрутки и автобусы там не ездят, только такси. Почему - не знаю...
Аэропорт запомнился двумя деталями, связанные с деньгами. Первая - дикие цены, практически на всё и в особенности - на еду и питьё. Поэтому, если вы не долларовый миллионер (или хотя бы рублёвый), то,
отправляясь в аэропорт надолго, постарайтесь запастись продуктами питания. Иначе - разоритесь.
Вторая деталь, вообще, рассмешила. У Джона оказалась заначка на пиво,
тысячерублёвая купюра. Друзья, выйдя из здания аэровокзала, битых полчаса переходили от одного киоска к другому: нигде не было сдачи...
- Новосибирск! - рычал Джон, озверевший от беготни. - Деревня! Расскажи кому - не поверят ведь!
Так и не купив двух бутылок пива, Чикатило предложил:
- Айда к таксистам, авось они разменяют...
Так оно и вышло. Первый же водитель маршрутной ''газели'', на просьбу
разменять тысячу, полез в карман. В итоге, у Джона оказалось двадцать
пятидесяток. Направляясь к киоску, Джон сказал, скорчив зверскую рожу:
- Ну, если у этих крохоборов и с полтинника сдачи не будет... Разнесу на клочки, я уже на грани белого каления...
Сдача нашлась, чему друзья обрадовано взвыли:
- Наконец-то! Дорвались до пива, слава богу!
Чикатило ржал на весь аэропорт, когда Джон, отхлебнув пива, свёл глаза к переносице и дебильно улыбнулся, вдобавок высунув набок язык:
- Лепота!
Чикатило не раз говорил Джону, что с его чувством юмора и мимикой клоуна ему надо работать в ''Маски - шоу'' или в ''Каламбуре''. В самом деле, великий талант пропадает...
Ещё поездка в аэропорт запомнилась по одному автомобилю, что характерно - не ''хаммер''. На стоянку возле аэровокзала зарулил шикарный седан, почти что лимузин, премиум-класса - ''ауди-А-8'', 2003 года рождения. Двигатель у него был не самый мощный в гамме ''А-восьмых'': объём - четыре и два литра, мощностью в триста тридцать пять лошадиных сил. Есть ''А-восьмые'' и помощнее - с шестилитровым двигателем о двенадцати цилиндрах, под капотом таких монстров
прячутся аж четыреста пятьдесят ''кобыл''... К слову, это одна из немногих элитных машин, которая оснащается полноприводной трансмиссией. ''Ауди'' была с номером, где фигурировали аж три буквы "Н".Потом уже Борман пояснил, что машины с такой буквенной серией принадлежат городской администрации Новосибирска, а расшифровывается это тройное "Н" очень даже незамысловато - ''Не хочешь Неприятностей - Не лезь''...
Джон подтвердил, что да, после девяти вечера в город возможно добраться только четырьмя способами: такси, электричка, до которой ещё нужно дойти, попутка, и, наконец - свои же собственные ноги. Поэтому лучше всего уехать на последней маршрутке. Надо ли говорить, что в ''сотку'' Чикатило прибыл не то, чтобы готовый в усмерть, но где-то около того. С непомерного количества пива, ребята, тоже можно и вырубиться, и болеть с похмелья, как с водки. Проверено на себе...
Фюрер, несмотря на его положительные качества, всё же иногда откровенно бесил Чикатилу, своим непредсказуемым поведением. Конечно же, дело касалось Гули, и только её. То он заявляет, что всё, прошла любовь - завяли помидоры, то вдруг громогласно объявляет, что они с Гулей, извольте радоваться, снова вместе. Да и Гуля, как нарочно, то делает вид, что в упор не замечает Чикатилу, то наоборот, зовёт его с собой прогуляться. Тут у любого крышу сдует...
Вот и сейчас, сидя с сигаретой на своей кровати, Фюрер разглагольствовал:
- Всё, амба! Я её больше добиваться не буду, не мальчик, в конце концов. То тебя крутит, то меня, то вообще - левых охмуряет.
- Не понял, - вызверился Чикатило. - Какие такие левые?
- ''Семёрочные'', мать их за ногу! Стою это я в тамбуре, курю. И что я наблюдаю, как ты полагаешь? А наблюдаю я такую, прямо скажем, нерадостную картину: идёт моя... твоя... тьфу, бляха... наша Гуля посередине, а по краям её нежно так двое чувырл поддерживают. Пьяные, само собой. Ладно, думаю, я с тобой потом потрещу за жизнь, в частности и вообще. И пока ты пивасил в аэропорту, она к вечеру заявляется. Спросила, где ты есть, я ответил. И вот, значит, приглашает Гуля меня чинно прогуляться. Я на неё в ответ клыки оскалил: типа, ты совсем уже обнаглела, родная! Она глазами эдак недоуменно хлопает - мол, за что такое ко мне обращение? Ну, я ей всё высказал, от и до... Обиделась, конечно...
Чикатило, посмурнев, признался:
- Первый раз у меня такое. Раньше я своим бабам давал только лишь один шанс, ни за кем так упорно не волочился...
- И много у тебя их было?
- Да как тебе сказать? Не столь много, как хотелось бы, но и не столь уж и мало. Вот только замуж за меня предлагал выйти лишь трём, Гулька будет четвёртой...
- Это... Ты с ума сошёл? - недоумевающим голосом протянул Фюрер. - Дохлый номер, авторитетно тебе заявляю! Дохлее не бывает.
- А что? - пожал плечами Чикатило. - Попытка - не пытка, за спрос в лоб не дадут. Попробую. Вот только это будет мой последний раз, в том смысле, что больше с ней общаться не буду. Я её избегать стану, чтобы её лишний раз не видеть.
- Круто берёшь, маньяк.
- Самое то. Кто знает, герр оберст, как у неё жизнь сложится. Если хорошо - бога ради, я за неё только рад буду. Если плохо - пусть потом локти кусает, меня или тебя вспоминая. Хотя... Навряд ли она будет таким сантиментам предаваться. Не знаю. ****ь, ну нахера она тут появилась?!
В возгласе Чикатилы было столько боли и отчаяния, что Фюрер испугался. Он стал уговаривать его не кипятиться, выбросить Гулю из головы, мол, какие твои годы, у тебя ещё всё впереди, будет много баб, найдёшь себе такую же, а может, и получше...
В комнату зашёл Мутант:
- Вечер добрый, господа! Кофейком не угостите?.. Чикатил, ты чего такой мрачный? Погоди, попробую сам угадать. Шерше ля фам?
- Фемине фатале, - огрызнулся Чикатило.
- Ага, я так и знал! Слушай, маньяк, я тебя прекрасно понимаю. У самого когда-то был амур с мадам казахской национальности. Ну, там малость по другому было, но конец - почти такой же...
- Это как? - удивился Фюрер.
- А вот... Была в моей жизни одна фройляйн, тоже Гуля. Только у вашей - полное имя - Гульнара, а у моей - Алмагуль. Но не в этом дело. Значит, приходит ко мне домой один человек, простой, как перпендикуляр. Обычный работяга, никакой не крутой, не блатной, ничего такого. И с ходу берёт быка за рога: так и так, мол, гуляли мы давеча с девочками по вызову и попалась мне одна лялька обалденной красоты, нерусская. В общем, говорит, Серёга, надо девке помочь, схорониться ей
надо, недель на несколько, пока весь шухер не устаканится... Ну, я возьми и согласись. Жила она у меня полтора месяца. Имел я её на завтрак, на обед и на ужин. Прихожу с работы, дома - чистота и порядок, всё постирано и выглажено. А уж как она готовила! Я на восемь кэгэ поправился... И до того я к ней прикипел, что когда она уезжала, я чуть ли не рыдал, уж очень удобная была дама. И хозяйственная, и красивая, и умная. А уж трахалась - мама не горюй!..
- СОСКОЧИТЬ хотела, надо полагать, а? - предположил Чикатило. - Вообще-то, насколько я знаю, в ''эскорте'' никого силой не держат...
- Я не знаю, что она натворила, - ответил Мутант. - Кто я такой, чтобы к ней с расспросами лезть? Но факт, её я не забуду...
- Ну и к чему ты это рассказал? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило.
- К тому, что не надо за ними гоняться. Нет, ну я понимаю - раз, второй, третий. Но не вечно же, мать твою! Мозги крутит? Плюнь и разотри. Любовь? Это не любовь, Чикатил, а нервотрёпка... Кстати, маньяк, у меня идея возникла, хо-хо! Сможешь у себя дома бабу приютить?
- Да я последние лет пять только об этом и мечтаю! - завопил Чикатило. - Я тоже человек. Я тоже хочу, чтобы у меня была семья. Вот только до сих пор ни хрена не получается, хоть вой...
- А может, не тех выбираешь? Ну вот, видишь... Ну так как, насчёт приютить? На время, а там видно будет. А?
- Да без проблем! Нет, серьёзно, - не вопрос. Я понял, что ты задумал. Давай попробуем, чем чёрт не шутит.
- Добро. Если что, мы сажаем её на самолёт, в Барнауле встречаешь, а там - по обстоятельствам...
А в самом деле, подумал Чикатило, может что-то да и выгорит. Ведь не зря же считается, что самые верные жёны - как раз бывшие проститутки.
Лет восемь назад был такой случай. Алексей с Джоном попали на одну пьянку, где бухали военные из ракетной дивизии, войск РВСН. И один капитан пожаловался, что до сих пор не может оттрахать ни одну бабу, так как они сознание теряют, чуть ли не в самом начале процесса. Разумеется, капитана подняли на смех, в том плане, что ему никто не поверил. Тот, недолго думая, спустил штаны с трусами, взял со стола стакан и надел его прямо на свой член. Вояки притихли. Капитан, стоя с закрытыми глазами, чуток напряг нужные мышцы. И стакан... разлетелся
на мелкие осколки! Какие у всех были глаза - это надо было видеть... Тут один прапорщик предложил капитану:
- Слышь, Михалыч! Есть у меня одна тёлка, любит потрахаться до одурения. Вот она-то под тобой ни в жизнь не отрубится. Наоборот, ты на ней сдохнешь...
Короче, капитан поспорил с прапором на ящик водки. Оно и понятно, оба были уже хорошо поддатые, кровь забурлила и никто не хотел уступать.
Прапор бомбой выскочил на улицу, сел в свою ''шестёрку'' и умчался. Вояки радостно потирали руки: кто бы ни проспорил, а пить-то всем вместе... Прошло минут сорок, вернулся прапор с этой самой тёлкой лет тридцати. Довольно симпатичная, не худая и не толстая, белобрысая. Не Клава Шифер, но и не, прости господи, Валерия Новодворская... Дамочка оказалась вовсе даже своим мужиком, компанейская, без комплексов. Пропустив пару стаканов, она взяла капитана за руку и увела его в соседнюю комнату. Все, забыв про водку, затаили дыхание. Минуты через три послышался короткий протяжный стон. Вояки еле сдерживались, чтобы не заржать. Но, когда ещё секунд через десять в дверях появился капитан, в одних трусах, и виновато развёл руками - ракетчики грохнули, даже проигравший прапор, и тот гоготал, до слёз. Сейчас капитан, теперь уже - майор, женат на этой самой белобрысой тёлке,
имеют двоих сыновей, живут и в ус не дуют...
Так что, правильно пел Игорь Тальков: понимаешь, ты не знаешь, где найдёшь, где потеряешь... А с Гулькой не сегодня - завтра будем иметь серьёзный разговор. Надоело. Пора бы уже и определиться, или я, или Фюрер, или никто из нас...
Гуля пришла на следующий вечер, одна, без подруг. Чикатило как раз изволил пить кофе, как истый аристократ или не менее истый дегенерат.
Фюрер зависал в одной из комнат с Белкой. А они постоянно уходили в какой-нибудь другой ''нумер'', поспокойней. Ибо 20-я, как уже неоднократно отмечалось, спокойствием как раз не отличалась.
- Привет! Ты один?
Чикатило ''недоуменно'' осмотрелся:
- Надо же, и вправду один, а я и не заметил...
Гуля засмеялась, отчего Алексею на миг стало откровенно паршиво. Он чуть не взвыл от тоски, чуть не заорал: да что же ты со мной делаешь?!
Не заорал, конечно, не взвыл, сумел сдержаться. Подумал отрешенно: сопьюсь, к херам...
- Кофе? Чай? - предложил он Гуле.
- Нет, спасибо. Долго есть будешь?
- А что?
- Пойдём, прогуляемся. Девки там, в общаге, к экзаменам готовятся. А у меня настроение какое-то не учебное. Даже не знаю, как я диплом защищать буду, хотя мастачка наша говорила, что я ''иду на красный''.
- Ты сдашь, - уверенно сказал Алексей. - И диплом защитишь, куда ж ты
денешься? Вот только, что потом? Якутия?
- Не знаю. Честно говоря, мне туда ехать не улыбается. Мы недавно посидели с девками, порешали, что дальше делать. В общем, мы втроём - Надька, Анька и я - либо останемся работать здесь, в городе, либо будем поступать ещё куда-нибудь. Хотим на штукатуров - маляров, но не знаем, получится или нет. Но от Якутии надо отмазываться, по любому.
- Угу, - согласно кивнул Чикатило. - Ездили мои родственники в эту Якутию, по работе. Муть, говорят, тихий ужас...
- Вот и я про то же самое. Ладно, посмотрим... Не поняла... Ты зачем пистолет с собой берёшь?
- А я теперь без него никуда не хожу. Знаешь, Гуль, бывшие менты всё-таки правильно говорят: привыкнешь к оружию за время службы, а потом без него, как без штанов. Так оно и есть.
Не успели Чикатило с Гулей переступить порог, нос к носу столкнулись с
Фюрером и Белкой. Танька была несказанно удивлена и не скрывала этого, а Лёха, сделав непроницаемое лицо, буркнул ''привет'' и с независимым видом прошмыгнул в комнату.
- Чего это он? - удивилась Гуля. - Как будто с прошлого года мне тысячу должен.
- В смысле?
- Ну, не остановился, не поговорил. Кстати, кто она ему? Я про Таню...
- А хрен их знает, откровенно говоря, - искренне сказал Чикатило. - Не забивай голову. Лучше настройся на серьёзный разговор.
- Шибко серьёзный? - лукаво покосилась Гуля.
- Ну... Не знаю, как для тебя, а для меня - очень даже шибко. Сейчас, в парк придём и поговорим. Там тихо, умиротворяюще, и орать не придётся...
Собственно говоря, парк - это слишком громко сказано. Небольшая территория за жилыми пятиэтажками, с асфальтированными дорожками, скамейками и озелененным участком. Другими словами - общий двор, где резвится детвора, молодые мамы гуляют с колясками, собаководы выгуливают своих питомцев, а по вечерам на скамейках тусуется молодёжь, с гитарами и, непременно, с пивом, а то и с водкой. Сами здесь пили не один раз, и не два...
- Опять будешь мне в любви признаваться? - кокетливо спросила Гуля.
Чикатило мысленно чертыхнулся, взял её за руку, остановился и развернул её лицом к себе.
- Не опять, а снова... - поправил он. Помолчал, собираясь с духом, резко выдохнул: - Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. Выходи за меня замуж?
Гуля некоторое время обалдело смотрела на него, хлопая своими раскосыми чёрными глазами. Горы бы свернул ради неё, пронеслось в голове Алексея. Банальность, конечно, но так и есть...
Гуля вдруг засмеялась. Потом поцеловала Алексея в щёку и сказала:
- Молодец, не ожидала. А теперь послушай меня внимательно, пожалуйста... Я не хочу замуж. Ни за тебя, ни, боже упаси, за Фюрера, ни за кого другого. Вообще не хочу. Далее. Ты меня любишь, это понятно и, не скрою, - приятно. Но... Я тебя тоже люблю, только - как друга, понимаешь? Семейная жизнь не для меня, пойми. Я люблю повеселиться, походить в кафешки, на дискотеки, побухать в хорошей компании. Я молода и, смею надеяться, красива, я хочу погулять, насладиться
жизнью, покуражиться. Ты - серьёзный парень и я не та, которая тебе нужна. Совсем не та. Пожалуйста, бога ради, не обижайся, но - нет...
Чикатило подавленно молчал, дымя сигаретой, что твой маневровый тепловоз. Что-то подобного он, если честно, и ожидал. Но, бог ты мой, как же он яростно желал услышать желанное ''да''... Бог свидетель, несмотря на всё, он любил, любит, и будет любить её, до самой смерти... Это груз, ребята. Кто не любил, тот не поймёт. Только тогда он понял, что чувствовала Надюша. Понял и мысленно попросил у неё прощения: извини, не сложилось...
- Обиделся? - тихо спросила Гуля. - Прости, пожалуйста.
- Всё нормально, - глухо отозвался Чикатило. - Уважаю тех людей, которые не постесняются правду в глаза высказать.
Сопьюсь, отстранено подумал он. ****ь, да за что мне это?! За какие такие грехи?! Я же не смогу её забыть, никогда не смогу, я-то самого себя лучше знаю....
- Гуль?
- Аюшки?
- Сделай мне, пожалуйста, всего одно одолжение, а?
- Если смогу, сделаю.
- Думаю, что сможешь... Я тебя попрошу лишь об одном: пожалуйста, бога ради, ради всех святых - не приходи больше к нам... Ты умная, поймёшь...
И Чикатило, резко свернув вправо, пошёл в ''сотку'', чувствуя, как лицо стягивает, кривит вовсе уж страшно. Он шёл, низко опустив голову, но не оттого, что СЛОМАЛСЯ, нет - просто не хотелось пугать своей маской людей, они-то здесь при чём?
Зайдя в комнату, Чикатило, не глядя на Фюрера с Танькой, снял с себя куртку. Повесил её в шкаф, закрылся на три оборота. Достал пистолет, подошёл к окну. Глухо сказал, по прежнему ни на кого не глядя:
- Одеялом накройтесь, что ли, не дай бог рикошетом зацепит... - и сдвинул предохранитель на спусковом крючке.
Фюрер без лишних слов повалил Таньку на кровать, лёг сам и укрыл обоих
покрывалом, изнутри чуть приподняв его, чтобы было как в шатре. Грамотно, в общем.
Над дверью в их комнате была прибита полка из ДСП, а на ней стояла коробка, где хранились всякий инвентарь с инструментом. Чикатило, держа ствол обеими руками, разрядил весь запас шариков в эту коробку. Несколько раз промахнулся, потому что было слышно, как отскочившие от полки шарики ударяют то в окно, то в койку, то в стоящие на столе банки. Два шарика срикошетили в самого Чикатилу, - в правое колено и в грудь. Танька, сжавшись под покрывалом, периодически взвизгивала.
Когда хлопки смолкли, Фюрер осторожно выглянул из-под покрывала:
- Идиот! - заорал он. - А если бы тебе в морду попало?!
- А плевать, - тусклым голосом ответил Чикатило. - Ничего бы не было.
Тут завопила Танька:
- Чикатило, баран ты безрогий! Что на тебя нашло?!
- А ничего особенного, выяснили отношения, только и всего...
- Во-о-он оно что... - протянул Фюрер. - Следовало бы догадаться по твоей чёрно-белой фотографии... Расскажешь?
- А зачем? - пожал плечами Чикатило, пряча кобуру с пистолетом под подушку. - И так всё ясно, я полагаю. Есть что выпить, а? Нажраться охота, до полной потери человеческого облико морале.
Танька тихо присвистнула. Фюрер округлил глаза:
- Откуда? У нас это дело долго не залёживается, сам знаешь.
Чикатило открыл дверь на условный стук. Вошёл Борман:
- У вас ничего из спиртного не завалялось, случайно?
Танька с Фюрером сложились пополам, от хохота. Чикатило обескуражено
протянул:
- М-да... Аномалия, однако, не иначе...
Борман растерялся:
- Что вы ржёте, кони педальные? Спросить нельзя?
- Ой, не могу... - выдавил Фюрер, переведя дыхание. - Два сапога пара, в натуре... Борман, ты - кадр. Не успел Чикатило поинтересоваться насчёт бухла - и ты нарисовался, туда же.
- А-а... Займите денег, кто-нибудь, а? Напиться тянет, мочи нет. Чикатило?..
- Да есть у меня, есть. Я тебе и занимать не буду, пошли кого-нибудь за спиртом, пусть литру возьмут. Держи. Пьём вместе, у меня аналогичное желание, какое совпадение... Сегодня кто дежурит? Добрая? Тады ой, пить - так пить. На ещё, пусть полторашку берут.
Борман аж просиял:
- Где пьём?
- А у нас и сядем. Закуски навалом, музыка есть. И пошло оно всё, куда
подальше...
Чикатило, Борман, Фюрер и Мутант пили без продыху ровно неделю. За неделю две комнаты, 20-я и 29-я, четыре раза попадали в рапорт. Но на это всем было наплевать свысока. Когда дело доходило до разборов с мастерами и воспитками, в дело вступал Мутант, а иногда и Фюрер. Чикатило же, с Борманом, все упрёки и угрозы слушали молча, не вступая в перепалку. Выгонят - подчинимся, не выгонят - тоже ничего. В общем, оба они плыли по течению, ни во что не вмешиваясь. Просыпались утром, опохмелялись, завтракали, шли на учёбу, потом на практику, получали свои порции трудотерапии, отрабатывали их и вечером, после ужина, напивались опять, в дымину.
Иногда у Чикатилы, по пьяне, замыкало ку-ку, и он начинал строить всех, кто ему не нравился. Однажды ворвался в шестую комнату, к глухарям, хотел дать бани Ырыке. Выковыривали Чикатилу оттуда свои же - Конь с Куземой. А глухари - втораки сидели, суки, как мыши под метлой... Один раз пошвырял по комнате Колоска, вспомнив ту пьянку, у лозоплётов в комнате. И совсем уже ни в звезду ни в Красную Армию - накинулся на Банзая, рыча тому в лицо: ''-Из-за тебя, урода, реальных пацанов повыгоняли!''. Затем переключился на Моряка, лупя его куда ни попадя: ''-Лохи, говоришь?! Ты крутой, говоришь?! А вот как бы не так...'' Кузема с Вертолётом насилу оттащили тогда Алексея от Моряка, который был ни жив ни мёртв...
Единственный, перед кем Чикатило потом долго извинялся - Банзай. А перед остальными - не посчитал нужным, перебьются.
ГЛАВА 39.
Странно, что даже после этих выходок Чикатилу не выгнали. Хотя, по идее - должны были, просто обязаны. Но нет, даже на педсовет не вызывали.
Зато в конце апреля выперли сразу троих лозоплётов: Ящика, Беспалого и
Квазиморду. Хотя, нет, Квазиморда ушёл сам - не захотел дальше учиться. И ведь никто же его не удерживал. Что было вовсе странно, поскольку он, в отличие от других, скорбных на голову парнишек, особой ''свирепостью'' не отличался. Наоборот, учился нормально, в рапорт практически не залетал, а пил крайне редко. И то, напившись, практически сразу заваливался дрыхнуть.
Витьку Беспалого выгнали с подачи Надежды Павловны, когда та увидела, что стало с Циклопом после того, как Витька избил его. Как это ни парадоксально, но Витька всё сделал правильно. Циклоп, будучи подшофе, начал буянствовать. Наехал на Семёна, вспомнив некстати, как тот его сдал воспитке. Ну и начал качать права. Беспалый тоже был в предкоматозном состоянии, но ещё соображал. Он пытался по хорошему разрулить щекотливую ситуацию, но Циклоп и слушать ничего не хотел. Забычив шары, он тупо продолжал терроризировать Семёна. Беспалый, видя, что все уговоры бесполезны, привёл последний аргумент: тремя
сокрушительными ударами разбил рожу Циклопу, в хлам. В это время Родинка делала обход. Зайдя в комнату Семёна, она увидела следующее: на полу, в луже крови, лежит Циклоп, над ним исполняет дикарский танец Беспалый, жутко вопя нечто вовсе уж невразумительное, а в углу комнаты, на полу, сидит съёжившийся Семён, белый, как снег...
По идее, их должны были выгнать обоих, и Циклопа, и Беспалого. Но, как это водится, воспитка составила докладную, исходя из того, ЧТО она видела. Никто не стал докапываться до истины, Циклоп стал пострадавшей стороной, Беспалый, соответственно, виновной, а Семён - вроде как ни при делах. И Беспалый стартовал из ''сотки'' быстрее крылатой ракеты...
От кого, а от Ящика такого выбрыка не ожидал никто. Залетавший в рапорты исключительно по двум ''статьям'' - кража изделий из лозы и последующая их продажа на площади Маркса, а также нахождение его подруги Ирки в его комнате после отбоя, - Ящик на этот раз сошёл с ума, натуральным образом. И ведь не был он тогда ни пьяным, ни обкуренным, ни обколотым - достоверно известно.
Коленвал вломился в 20-ю и с порога заорал:
- У Ящика крышу снесло!
Фюрер, стоявший ближе к двери, выскочил первым. А там и Чикатило выглянул. Со стороны 27-й, и в самом деле, доносились звуки, свидетельствующие о нешуточной свалке - крики, вопли, удары, охи, маты... Семён держался за челюсть - это, оказывается, Ящик его угостил, когда Сёма полез успокаивать буяна. Потом из 27-й колобком выкатился Соловей, тоже подраненный - Ящик умудрился засветить ему в левый глаз.
Во, подумал Чикатило, прекрасный шанс набить морду и встряхнуться, при этом оставаясь незапятнанным... И вдвоём с Коленвалом они влетели в комнату к Ящику.
- Валим его, на пол! - скомандовал Чикатило и врезал Саше в грудь кулаком. Вроде бы и удар был нехилым, нанесённый по всем правилам, как учил Гуляй. Однако, Ящик на это никак не среагировал - не упал, не согнулся, даже не пошатнулся. Коленвал попытался провести бросок через бедро, но в итоге сам оказался на полу, в недоумении хлопая глазами. Секундой позже возле него приземлился Чикатило - Ящик исхитрился свалить и его.
- Едри его маму! - прокряхтел Алексей, вскакивая. - Сопротивляется ещё, курва!
И нанёс удар ногой под коленный сгиб Ящика. Тот упал на правое колено и тут же на него обрушился Вова, припечатывая того к полу. Чикатило ребром ладони нанёс несколько ударов по бицепсам Ящика, чтобы у него отнялись руки. Помогло. Тогда вдвоём они перевернули Сашу на живот, завели ему руки за спину и скрутили их чьим-то ремнём, валяющийся на полу. Чикатило вытер пот со лба, встал и обернулся, тяжело дыша. На пороге комнаты стояла Косая и с любопытством, как показалось Алексею, смотрела на происходящее, скрестив руки на груди. Ящик, повернув голову, заметил воспитку и заорал на неё:
- Что, довольна, сука?! Иди сюда! Развяжи мне руки! Я тебя трахну так, что у тебя дым из ушей пойдёт! Ну?!
Косая ни на йоту не изменилась в лице. Молча развернулась и вышла в коридор. Коленвал, стоя возле Ящика на коленях, наклонился к нему и двумя пальцами нажал ему на лицо под верхней челюстью:
- Дебил, ты что творишь?! Выгонят же, урод!
В ответ Ящик взвыл и попытался укусить Коленвала. Вова успел отдёрнуть руку и костяшками пальцев несильно врезал ему под нос, отчего Саша ужом заизвивался на полу. На протяжении всего этого времени Ящик не затыкался ни на секунду - выл, рычал, хрипел, издавая жуткую какофонию звуков. Всё равно, до Рыбака ему было, как до Китая раком...
Через несколько минут в комнату зашла медсестра, которую ненавидели
практически все пацаны, на что ей, понятное дело, было начихать. Она сделала Ящику укол и вскоре тот уснул. Парни переложили его на койку, развязали ему руки и вышли из 27-й.
Все сходились в одном мнении - кранты Саше, вылетит, как пить дать. Косая такого хамства в свой адрес не простит...
На следующее утро Ящик зашёл в 20-ю:
- Простите меня, пацаны. Особенно вы, - обратился он к Чикатиле и Коленвалу. - Сам не думал, что сотворю вот такое...
- Вот, кстати, - вскинулся Фюрер. - Не соизволишь ли нам объяснить, что на тебя вчера нашло?
- А всё подряд, - сгорбился Ящик. - Мать жутко заболела, отсутствие денег. Думаете, я от нечего делать корзины с вазами тырил и продавал? Ага, делать мне больше нечего. Да тут ещё и Ирка, тварь такая, хвостом завиляла. А я её люблю, без дураков. Вот и слетел с катушек...
Чикатило благоразумно промолчал - сам не без греха.
- Даже если меня и выгонят, - продолжал Ящик. - Домой я не поеду, мне там, в Кургане, ловить нечего, абсолютно. Я останусь здесь, в Новосибе. Нравится мне этот город. Устроюсь куда-нибудь на работу, сниму комнату у какой-нибудь бабки, буду жить и работать.
- А мать? - вкрадчиво поинтересовался Коленвал.
- Там есть кому о ней позаботиться, - отрезал Ящик. - Я хочу с нуля свою жизнь построить, без чьей-либо помощи, сам.
- Так не бывает, - покачал головой Чикатило. - Пословицу такую знаешь? Один в поле не воин? Ну вот...
- Всё равно, я попробую, - упрямо сказал Саша.
- Да ради бога, флаг тебе в руки и - вперёд, с песней...
Как и предполагалось, Ящика всё-таки выгнали. Педагоги рассчитывали на то, что он сразу же поедет к себе, в Курган, к больной матери. Но Ящик сделал всё по-своему, как и говорил - остался в Новосибирске, несмотря ни на что. Поселился в Северо-Чемском жилмассиве, в том же самом доме, где жил Костя Маршал, что оказалось не более, чем совпадением. А работать он устроился на площади Маркса, в летнем кафе, с которым у Чикатилы связаны самые мерзкие воспоминания...
Мама Света зашла в кабинет, где обувщики изучали теорию, положила на стол классный журнал, поправила причёску и сказала:
- Сегодня, ребята, у нас будет необычный урок. Нет-нет, никаких лекций, никаких видеофильмов, ничего подобного. К нам в училище приехали гости - мужчина и женщина, из Швеции. И с ними сопровождающая, из соцзащиты. Зачем? Дело в том, что у шведов, как это ни странно, нет такой системы по оказанию социальной помощи ихним инвалидам. У них нет аналогов нашей соцзащиты, нет училищ, подобных нашему, ничего нет. И они решили восполнить этот пробел. Эти двое
шведов сейчас ездят по городам России, где имеются училища-интернаты,
собирают всю информацию о работе НАШЕЙ системы. Потом они у себя дома
проанализируют всё, что собрали и, исходя из этого, попробуют сделать как у нас, только, я думаю, гораздо лучше... Если по ходу дела у кого-нибудь возникнут вопросы - пожалуйста, можете их задавать. А пока, чтобы не терять времени, давайте запишем тему сегодняшнего урока...
Раздался стук в дверь и в кабинет вошли трое. Швед оказался очень худым и очень высоким мужчиной, прямо-таки баскетболист какой-то, этакая коломенская верста по-шведски. Его спутница выглядела обычнейшей женщиной, не зная и не скажешь, что она иностранка. Импортные люди, что удивительно, были одеты совершенно даже обыкновенно: оба - в джинсах, в свитерах крупной вязки и в кожаных куртках. Сибиряки, и только. Разве что лица у них были чуточку иного типа, НЕНАШЕНСКИЕ, одним словом.
Зато третья женщина была из тех, на кого засматриваются практически все мужики с нормальной ориентацией. Красивейшая дама, роскошно одетая. Это и была работница соцзащиты и, по совместительству,
переводчица. Рядом с ней шведка откровенно не смотрелась, по всем статьям.
Группа встала, как и положено воспитанным ученикам. Шведы синхронно
замахали руками: мол, что вы, не нужно утруждаться, к чему эти церемонии. Но парни сели только после знака Мамы Светы.
Швед, увидев образцы обуви, изготовленные предшественниками группы ''О-134'', сразу же схватился за цифровой фотоаппарат, висевший у него на груди. Сделав несколько снимков, он спросил что-то у переводчицы, судя по всему - на английском. Та перевела:
- Он интересуется, вся ли обувь сделана руками инвалидов?
- Да, конечно, - кивнула мастер. - Это дипломные работы наших ребят, которые уже отучились. Могу вас заверить, что повседневную обувь делают так же красиво, как и эту... Дима!
Алексей обернулся и хмыкнул вместе со всеми: Конь подскочил к шведу,
разглядывая фотоаппарат. Швед, поначалу немного удивленный, понял что к чему, снял камеру с груди и с широкой улыбкой протянул его Коню. Тут уже удивился Дима. У него аж глаза стали круглыми. Он обернулся к Чебаку и жестами спросил: подарок? Вот тут уже грохнули все. Эдька бытрыми жестами всё разъяснил. Конь, так и сяк повертев ''кэнон'', с видимым разочарованием протянул его обратно шведу и сел на место. Мама Света, из-за спины гостей, показала ему кулак.
Шведка задала вопрос и социальный работник перевела:
- Спрашивает, много ли у вас в группе глухонемых ребят?
- Четверо, - показала на пальцах мастер импортной гостье. - Трое слабослышащих и один полностью глухонемой...
Шведка, что очень не понравилось Алексею, смотрела на всех парней с явной жалостью. А НОРМАЛЬНЫМ инвалидам эти взгляды ох как не по нутру. Терпеть ненавидят, когда их жалеют и сердобольничают... Сопровождающая, видимо, поняв это, перевела ещё несколько вопросов и ответов и поспешила увести иностранцев в другой кабинет.
- Садитесь, - махнула рукой Мама Света, когда гости вышли. И, поскольку Чикатило сидел прямо напротив неё, она заметила его изменившееся лицо:
- Лёша! Чем недоволен?
- Да так...
- Ну а всё же?
- Эти шведы... Они ходят здесь, как по зоопарку... Как же, экзотика, рашен инвалидз...
- Угу, - добавил Маршал, далеко не жизнерадостно. - Будто мы - смертельно больные и не сегодня - завтра перемрём.
- Во-во, - поддакнул Фюрер. - Вы-то у них за спиной стояли, не видели, КАК шведка на нас смотрела... Вам бы тоже не понравилось.
Мастер посмотрела на них по очереди, невесело хмыкнула:
- Как в зоопарке, говоришь... Ладно, продолжаем урок...
Вечером, после ужина, Чикатило направился на улицу перекурить, но на вахте его остановил охранник дядя Серёжа:
- Это ты в двадцатой комнате живёшь? Будь здесь, тебе сейчас звонить будут, по межгороду. Какой-то парень. Сказал, что раньше с вами учился...
Или Руден, подумал Чикатило, или Еврей, больше некому. Бек звонить не будет, Рыбак с Огнём - тем более, у них дома и телефонов-то нет.
Дядя Серёжа был ''нашим клиентом'', по двум причинам - пил безбожно, даже находясь на смене и у него на правой руке не было четырёх пальцев...
Чикатило снял трубку:
- Да, слушаю.
- Здорово, зёма! Не забыл ещё?
- Забудешь тебя, как же... - иронично протянул Алексей. - Здорово, Руден! Как оно ничего?
- Да ничего, нормально. Уже ходить начал. Всё, нога уже капитально зажила, как Фюрер с Рыбаком и говорили. Группу, правда, сняли...
- А почему?
- А сказали, не полагается... Да и хрен с ними, я по другому вопросу звоню. Тут меня глухарки достали...
- В смысле? - удивился Чикатило.
- Да это... Лариса, бывшая моя, настропалила Олю эту, которая с Дятлом дружила, и она теперь мне почти через день звонит. Задолбали уже, - Руден захохотал. - Лариса тебя любит, говорит. Спрашивает, а ты её любишь?
- Делать им нечего, - проворчал Чикатило.
- Так вот и я про то же самое! Ну, ты знаешь же - будут звонить теперь до самой смерти...
Вот это была ещё одна отличительная черта глухарок: если те пацаны, в которых они влюбились, уехали домой - откровенно тосковали, всяческими правдами - кривдами узнавали номер телефона и всё, тушите свет, пацаны... Так же и Оля тосковала по Дятлу, и Адвокатова Катя, и Рита - по Беку.
- Ну, а я что могу слелать? - спросил Чикатило.
- Зёма, ты - мой последний шанс, в натуре говорю. Ты им скажи, глухаркам, что я, типа, женился, что у меня жена ревнивая, скандалы закатывает. В таком духе. Блин, ну я уже не знаю, что с ними делать, честное слово! Хоть телефон обрезай. Выручай, зёма.
- Да сделаем, без проблем. Ёлы-палы, Руден, это же шухеру будет до небес...
- Знаю, - снова захохотал Игорь. - Пусть, вам не привыкать. Зато от меня отстанут, может быть... Вы-то как?
- А всё так же, только уже без вас. Пьянки, разборки, трудотерапия. Ящика помнишь? Выгнали. Долго рассказывать, мы тебе потом напишем, обалдеешь... Скучно тебе дома, поди? После ''сотки''-то?
- Не то слово! Вы мне по ночам снитесь, ей-богу. Ладно, Чикатило, давай закругляться, а то мать орать будет...
- Хорошо. Держись там, Руден. Даст бог, ещё увидимся...
- Надеюсь. Ладно, передавай всем пацанам привет, скажи - скучаю. Давай, будь здоров!
- Ты тоже!
Чикатило положил трубку и в обалдении покачал головой. Ну, глухарки, ну дают! Блин, это хорошо, что мы вовремя сообразили не давать Рите телефон Бека, а то он дома с горя вздёрнулся бы, на первом же фонарном столбе.
- Кто звонил? - спросил Фюрер, когда Чикатило подошёл к парням.
- Руден... - и Чикатило кратко пересказал телефонный диалог.
Как пацаны ржали - это надо было слышать... А Чикатило продолжал:
- Ну что, осколки бригады? Надо спасать Рудена. А посему - запускаем глухарям дезу, всем без исключения, ради вящей правдоподобности: Руден женился, жена ревнивая, скандалы с мордобоем и тэ дэ...
- Вай-вай! - взвыл Фюрер. - Они же нас затерроризируют!
- Да уж! - с чувством сказал Мутант. - Нет, вот сделал же господь созданий - красивые, сильные, талантами нехилыми блещут, а вот поди ж ты, тупые, как валенки...
Моралисты парней бы осудили за такие слова, но что поделать, если всё так и обстояло. Глухари и в самом деле талантливы во многом, что касалось работы, сделанной руками. Ибо ни у кого из инвалидов руки так не развиты, как у глухарей. Ну, ещё пожалуй, у безногих...
В тот же вечер 20-я комната подверглась массированной атаке глухарей. Все, и особенно девчонки, хотели узнать - правда ли, что Игорь ( а глухари называли его ''игОрь'', с ударением на ''О'') женился? Руки уже устали жестикулировать им одно и то же: да, женился, просил, чтобы больше не звонили, жена очень ревнует, бьёт Игоря... Глухари уходили, ожесточённо семафоря друг другу с такой скоростью, что Чикатило с Коленвалом не успевали понять, о чём идёт ''речь''. И буквально
через пять минут, вместо одних приходили другие и всё повторялось... На Ларису Два На Полтора жалко было смотреть, не ожидала девка таких вот пертурбаций. А Рита снова взялась за своё - дай ей номер телефона Бека. И Чикатило, хрен знает в какой раз, объяснял: у Бека дома телефона нет...
Вот эта карусель продолжалась три или четыре дня. Потом глухари угомонились. Но Лариса, Рита и Оля, изредка заходили в 20-ю, напившись, вновь и вновь расспрашивая про Игоря и Бека, бедолаги...
И Чикатило, в единственный раз в своей жизни, не пожалел о том, что глухарки на него не клюют, как говорится. С одной стороны - да, это хорошо, что глухарки такие верные, но с другой - запарился бы от них отмазываться, про относительно спокойную жизнь можно было бы забыть, напрочь...
ГЛАВА 40.
Самые долгие выходные - праздничные дни - приходятся на май: они по
количеству лишь самую малость уступают зимним каникулам. И если на Первое мая Чикатило, вместе со своими братьями, рванул на Алтай, в деревню, где все они и родились, где и пробыли четыре дня, то на Девятое мая он остался в ''сотке'' - хотелось, вопреки строжайщим предупреждениям, выйти в город, на народные гуляния...
В 29-й, на месте Дятла, поселился Лёха Шмат, сердечник, как и Борман,
перенёсший операцию на сердце. Поначалу у Шмата была всего одна вредная привычка - курение. И только попав в двадцать девятую, снюхавшись со всей бандой, стал пить, материться и волочиться за бабами. Стал своим в доску, короче...
На Горскую поехали вчетвером - Мутант, Весёлый, Шмат и Чикатило. Они ещё с обеда пили пиво, поэтому к вечеру были уже хорошенькими. Чикатило, как всегда, взял с собой пистолет, в поясной кобуре. На Набережную Оби решили не ехать, чтобы, если вдруг не смогут попасть в
общественный транспорт, далеко не переться на своих двоих. Да и народу там было - вишне негде упасть, не говоря уже о яблоке...
Остальные пацаны разъехались на праздники кто куда: Борман - домой, Коленвал с Вехоткой - тоже, Фюрера забрала Танька. Вообще-то он ужас как не хотел ехать к ней, но Белка закатила скандал, чуть ли не с битьём тарелок, и бугор обувщиков сдался.
...Еле вылезли из переполненного ''рогатого'', внутри которого было как в час пик. А впрочем, он и был, только разве что внеплановый.
Маленько побродив по парку аттракционов, затарились пивом и взобрались на небольшой холм, откуда открывался прекрасный вид на правый берег. Сели прямо на землю, откупорили бутылки и принялись неторопливо потягивать пиво, благо - время ещё было и до салюта, ради которого, собственно, пацаны и приехали, оставалось часа два-три. Мутант с Весёлым беззлобно прикалывались над Шматом, который уже вовсю улыбался, пошатываясь, так же беззлобно огрызаясь, слегка заикаясь. А Чикатило был не в духе: он видел Гулю, хорошо поддатую, в компании трёх пацанов. Его она не заметила, так как Чикатило сидел в тени
деревьев. Зато он прекрасно расслышал, как Гуля громко похвасталась, проходя мимо ''сотки'':
- А вот тут в меня влюбились аж двое, один даже замуж звал...
Пацаны, сопровождавшие её, громко и, как показалось Чикатиле, издевательски заржали. Чикатило дёрнулся было, но на нём повисли Мутант с Весёлым:
- Куда?!
- Нет, ну пустите, - вяло проговорил Алексей. - Я им ничего делать не буду, просто по яйцам постреляю...
- Чикатил, - укоризненно поглядел на него Мутант. - Что ты, в самом деле, как ребёнок? Не пори горячку, пусть себе идут... И кончай ты сам себе мозги выкручивать, верно тебе говорю. Не любит она тебя, понимаешь? Не любит, заруби себе на носу. И не стоит себя накручивать, это добром не кончится. Плюнь и разотри.
- Бляха, да я всё понимаю! - взорвался Чикатило. - Умом понимаю, что она из меня верёвки вьёт, вот только сердце, ****ь, в смертной тоске заходится, когда я её вижу...
И вот Чикатило, сидя на траве, попивая пивцо, пытался вернуть себе хорошее настроение, которое было утром, но ни хрена не получалось.
Салют был так себе, далеко не фонтан. А может, так только казалось. Люди вокруг радостно вопили при каждом разрыве фейерверка, Шмат тоже что-то орал, Мутант, вообще, тряс в воздухе своим костылём и тоже старался во все лёгкие. Весёлый больше хлопал в ладоши и Чикатило, посмотрев на них, лишь самую чуточку улыбнулся и подумал: завидую я вам, ребята, вашему природному пофигизму, жаль, что я не такой, глядишь, и жить было бы легче...
- Ну что? - спросил Мутант. - Надо домой ехать, однако. Неохота чего-то пешком пилить. Чикатил, ты с нами?
- Нет, пройдусь пешком, развеюсь.
- Ну, смотри, давай без приключений...
А не было никаких приключений, всё обстояло как нельзя лучше. И до ''сотки'' Алексей дошёл минут за сорок, никуда не торопясь, выглядывая по пути какую-нибудь автомобильную ''экзотику''. Но в этот раз ничего путнего на глаза не попалось. Если честно, каждый раз, когда Алексей выходил или выезжал в город, он надеялся увидеть ''хаммер''. Хотелось посмотреть, как он едет, хотелось услышать звук его двигателя. Увы, "первый" ''хаммер'' Алексей больше не видел, хотя пацаны, жившие в Новосибирске, с гордостью говорили: мол, у нас в городе аж три ''хаммера'' ездят...
И тут Чикатило вспомнил, как через некоторое время после того, как он с парнями ездил на ту автостоянку, фотографировать ''хаммер'', Князь сообщил, что её, стоянку, выпотрошили какие-то летчики-налетчики, проникнув на её территорию ночью, застрелив охранника и угнав три "сотых" ''лэнд-круйзера''... Пацаны тогда цинично угорали - мол, хозяин наверняка запомнил троих ''командированных из
Казахстана'' и сейчас на Чикатилу, Бека и Банзая уже объявлен розыск...
На следующее утро в комнату зашёл Весёлый, по своему обыкновению открыв дверь могучим пинком. Даже не оглядываясь, можно было по звуку определить - ага, это Виталя культурно так вошёл...
- Скучаешь?! - жизнерадостно завопил он с порога.
- Отдыхиваю, душой и телом.
- Да-а? А где баба?
- А в окно успела выпрыгнуть.
- Шутник, - проворчал Весёлый. - Слушай, Чикатило, имею до тебя одно
предложение: поехали ко мне домой, а? Что тут два дня делать? Поехали, не пожалеешь.
- Можно, в принципе-то... Долго ехать?
- Да ну, меньше часа. На Западной площадке сядем и - до Коченева. Тебе у нас должно понравиться. А там, глядишь, и вообще туда после учёбы переедешь... Чуток поработаем, мне кое-что сделать поможешь, баню натопим, домашней хавки порубаем, самогонки попьём. Заодно с моими познакомишься, кусаться не будут, не боись... Поехали?
Виталя оказался прав: Коченёво Алексею очень понравилось. Небольшой рабочий посёлок, тихий и спокойный, весь утопает в зелени, чистый и опрятный. Особенно пришлась по вкусу коченевская колодезная вода, не шедшая ни в какое сравнение с новосибирской хлорированной. Курорт, право слово. И если бы у Алексея были бы свободные деньги, он не задумываясь переехал бы в Коченево, на постоянное место жительства. Да и те люди, с кем Чикатило успел там познакомиться, радушно приняли его: Виталькина семья, соседи, его друзья, друзья родителей...
И Чикатило взял моду: практически каждые выходные ездил в Коченево, с
превеликим удовольствием помогая Весёлому в работе, с не меньшим
удовольствием общаясь с Виталькиной мамой, тёть Галей, его младшей сестрой Иринкой, с подругой матери, тоже Галя, да со всеми, короче.
Вот там-то по настоящему и отдыхаешь, душой и телом, даже если работаешь. Чикатило с удивлением понял, что он соскучился по домашней повседневной работе, которой в ''сотке'' сроду не было, трудотерапия не в счёт...
А какие в Коченёво девушки! Кровь с молоком! Вообще, Алексей вывез из Коченёво стойкое убеждение, что самые красивые и по характеру далеко не самые вредные женщины, из числа деревенских, живут как раз там. Городские женщины - это отдельная тема... У Чикатилы было с чем и с кем сравнивать - помотался в своё время немало, и по деревням, и по городам...
В общем, влюбился Чикатило в Коченёво, капитально. Уж больно там хорошо, жаль, что не получилось туда переехать, ах, как жаль...
Май две тысячи второго года от Рождества Христова в ''сотке'' протекал довольно-таки бурно, прежде всего - из-за хорошей погоды. Было тепло, зеленела травка, светило солнышко, девчонки надели короткие юбочки и у многих, после зимней спячки, вновь взыграли гормоны.. Прямо как в одной полупошлой песенке: лето наступило, расцвела капуста, у меня возникли половые чувства... Любой мужик согласится, что с началом весны женщины становятся ещё прекрасней, сексуальней...
С наступлением тепла на карьере вновь стало оживлённо - вокруг котлована с водой размером с небольшое озерцо студенты из ближлежащих общаг и училищ пили пиво и водку, жарили шашлыки или сосиски, особо безбашенные, ''объевшись ваксы'' ( проще говоря - перепив ), ныряли в воду, оглашая истошными воплями всю округу - водичка была ещё холодноватенькой...
Чикатило вышел во двор и закурил ''яву'', не золотую, а простую, в мягкой пачке. Эти сигареты обладали двумя ''достоинствами'' - были самыми дешёвыми из всех сигарет с фильтром и самыми крепкими. Одной сигаретой запросто накуривались двое-трое пацанов. Крепче них только сигары или ядреная махорка. Чикатило посмеялся про себя, вспомнив один забавный эпизод, бывший с ним в Барнауле, в офтальмологической поликлинике...
Алексей лежал там, дожидаясь своей очереди на операцию, третью по счёту. Вместе с ним лежал один парнишка, Игорь, которого привезли из Чечни. У него было осколочное ранение в голову, после которого у Игоря начались проблемы со зрением. Денег и у Алексея, и у Игоря хватало и тратить их оставалось разве что только на сигареты да на шоколадки для девчонок из медперсонала... Ниже ''бонда'' не опускались, каждый день покупали на пробу новые, относительно дорогие пачки сигарет. Несколько раз покупали сигары и сигарильи. В один прекрасный вечер парни, уже изрядно пресытившись импортным табаком, решили отведать нашего, отечественного. И они попросили одного деда свернуть им на двоих ''козью ножку''... Дед, посмеиваясь, предупредил:
- Да вы от моей махры помрёте! Она же термоядерная...
На что пацаны только презрительно фыркали. Дед, всё ещё похехекивая, скрутил им цигарку толщиной в большой палец. Пацаны, поблагодарив деда, зашли в курилку...
Им хватило по одной затяжке, полной грудью. Назад в палату оба буквально ползли по стеночке, кашляя и перхая, выкатывая глаза и согнувшись в три погибели. Под дружный хохот стариков, сидевших в коридоре, парни еле-как добрались до своих коек, сделали по несколько глотков воды и упали спать...
...Чикатило успел заметить только размазанное чёрное пятно в воздухе, даже хоть как-то среагировать не успел, как оказался в железных тисках обьятий.
- Здорово, Чикатило! - прохрипел кто-то прямо в ухо. - Ну-ка, попробуй
вывернуться...
Бесполезно, скрутили его грамотно. Хотя... И Чикатило резко дёрнул головой назад, пытаясь попасть невидимому сзади в предполагаемый нос, один раз такой фокус здорово помог... Видимо, просчитав действия Чикатилы, напавший сзади отпустил его и отскочил подальше. Алексей крутанулся на сто восемьдесят градусов, сжимая кулаки. И разжал их, узнав того, кто стоял в метре от него и с хищной ухмылкой смотрел,
чуть прищурившись:
- Примерно вот так и снимают часовых...
- Рыбак!!! - заорал Чикатило, кинувшись с распростёртыми обьятиями. - Курва ты такая! Чуть заикой меня не сделал, хошха!
- Так ведь не сделал же...
Друзья крепко обнялись, лупя друг друга по спине от избытка чувств и вопя нечто невразумительное, но насквозь радостное.
Рыбак, оторвавшись, внимательно посмотрел на Чикатилу:
- А ты изменился, слушай. Не кардинально, но всё же... Морда более жесткой стала, что ли, старше. Да и глаза тоже... А так - тот же самый, старый добрый Чикатило.
- Я тебя тоже люблю, - проворчал Алексей. - Ты как здесь?
- Как-как... Паровозом, естественно. Я же обещал приехать? Ну вот, сдержал слово. Зови остальных, что ли, будем брататься. Знал бы ты, как я по всей этой шараге скучал! Вы мне снились даже, правда.
- Во, и ты туда же, - удивился Чикатило. - Тут не так давно Руден звонил, то же самое базарил. Бек писал - аналогичная картина... Карась! Ты - наверх?
- Ну! А что?
- Свистни там сам знаешь кому - у нас гость, дюже дорогой.
- Ага, вижу. Базара нет.
- Ну, рассказывай! - потребовал Рыбак, когда Карась скрылся. - Пока вся эта шобла не выползла...
- Слушай! -спохватился Чикатило, вспомнив о правилах приличного поведения. - Ты, наверное, жрать хочешь? Пошли к нам!
- Не пустят ведь...
- Да ну, брось. Сегодня свой дядька дежурит, с ним завсегда дотрещаться можно. О, а вот и он вышел.
Чикатило подошёл к дядь Лёше, с которым скорифаниться оказалось легче, чем выпить пива, с последующей процедурой...
- Дядь Лёш, парня одного пропустишь, а? А мы тебе потом, всей бандой, пива купим.
- Кто такой? - деловито поинтересовался охранник.
Чикатило молча указал подбородком на Рыбака. Дядь Лёша замялся:
- Тезка, я бы с удовольствием, да тут такая незадача вышла... В общем, недавно на улицу выходил директор. Позвал меня на крыльцо, показал как раз на этого чернявого и сказал: " -Не вздумай его пропустить на территорию общежития. Узнаю - уволю на...!". Не веришь - спроси у Сёмы, он рядом стоял. Так что, тёзка, извини, но... Тем более, воспитка сегодня - Луна. Я тебе, конечно, ничего не говорил, но на твоём месте я бы закинул его через третью. И попробуйте только
спалиться... Кишки через жопу вытащу, всей банде, понял?
Чикатило криво ухмыльнулся, свойски подмигнул охраннику и отошёл. Сев рядом с Рыбаком, он покачал головой:
- Тебя ещё помнят, отнюдь не с хорошей стороны...
- Да я слышал, - кивнул Колян. - Забыл тебя на радостях огорчить... Было дело, да - выходил Солдат, подозвал этого мужика и дирик ему что-то внушал, на меня зыркая. Следовало ожидать, в принципе. Ладно, переночую на лавочке...
- На фуявочке! - вызверился Чикатило. - Плохо о нас думаешь, Рыбак. Ты будешь ночевать у нас, будешь накормлен и напоен, зуб даю. Вот насчёт бабы - сложно, сразу говорю.
- Ну, ты даёшь! - изумлённо уставился на него Рыбак. - А если спалимся?
- А мы себя будем тихо-тихо вести... Запомни, Рыбак: я всегда помогу тем, с кем я охрененно сдружился. А если всё-таки спалимся - фигня, домой поедем вместе... О, начали стягиваться, молодец, Карась...
Вся банда, чтобы не мозолить глаза кому не надо, рванула на автобусную
остановку, отмечать приезд Рыбака. Особо решили не напиваться - предстояла сложнейшая операция по контрабандированию Рыбака в двадцатую комнату, поэтому парни купили несколько полторашек пива, поудобнее устроились под крышей остановки и разговаривали, разговаривали...
Когда на улице стало темнеть, Мутант, Фюрер и Коленвал пошли договариваться с девками из третьей комнаты. Даже если бы те и отказали в помощи, у парней было два запасных варианта. Первый: Рыбак лезет в 20-ю по пожарному рукаву, второй: лезет на крышу магазина, оттуда - в двадцать пятую, по покрывалу и пулей - в ту же 20-ю...
Охранник, получив условный сигнал, по громкой связи вызвал Луну, якобы к телефону. И, как только воспитка умчалась на вахту, Рыбак молнией метнулся на второй этаж. В 20-й уже всё было готово для встречи дорогого гостя: еда, чай, койка и два места, где Рыбак смог бы заныкаться, раздайся в дверь неусловный стук. Оба места заранее обмозговал сам Рыбак, прекрасно знавший расположение всех предметов мебели в 20-й. Кто-нибудь другой наверняка не смог бы воспользоваться этими ''тайниками'', но только не Колян, прошедший в своё время
неслабую подготовку. К слову, обоими местами Рыбаку всё же пришлось
воспользоваться...
Парни знали примерное время предотбойного обхода воспитки. Поэтому, когда Луна была в девятнадцатой, - Колян преспокойно запрыгнул на подоконник и держась за него, задом вылез наружу, в распахнутое окно. Чикатило перекинул через подоконник своё покрывало и Рыбак, вцепившись в его нижний край, повис на нём. Чикатило с Фюрером изо всех сил держали покрывало, пока Рыбак не сполз по нему и не встал на решётку, закрывающего окно пятой комнаты, где жили Мутант с Крабом, которые предварительно погасили свет...
Чикатило, быстренько накинув покрывало на свою постель, взобрался на
подоконник и всмотрелся вниз: порядок в танковых войсках, Рыбака внизу не видать, не зря он был одет во всё чёрное.
Как только Луна, предварительно заглянув под койки и в шкаф, никого не найдя, разумеется, - вышла из комнаты, пожелав спокойной ночи, - Фюрер с Чикатилой понимающе переглянулись и синхронно хмыкнули. Луна ещё разов несколько будет стучаться в комнату, так что не стоит обольщаться и нужно быть к этому готовым...
Второй раз Рыбак мгновенно нырнул в шкаф, практически бесшумно залезши под нижнюю полку, где стояла обувь. Луна, поторопив парней с едой (Рыбак наедался), вышла. Рыбак вылез из шкафа, оттряхиваясь от пыли и шёпотом матерясь. Ночь прошла спокойно, никто больше в комнату не стучался.
Встали утром часов в шесть, Рыбак выпил чашку кофе и вылез из комнаты через окно, по покрывалу, крикнув снизу приглушенно:
- Куртку кинь! Колотун на улице, мама родная...
Уехал он после обеда, вместе с Адвокатом, который, как оказалось, тоже ночевал в ''сотке'', у Чебака. Парни наложили Рыбаку в сумку еды и воды, на двоих и изгнанники, тепло поблагодарив за все хлопоты - свинтили. Ехать им было в одну сторону, на одном поезде - до Куйбышева, а там их пути-дорожки расходились...
Через полторы недели 20-я получила от Рыбака письмо, где он сообщал: до Куйбышева доехали нормально, а вот дальше, не дождавшись своего автобуса, Рыбак пёрся через лес двое с половиной суток, около шестидесяти километров - пешим ходом... То-то Рыбак и вёз с собой плащ-палатку, камуфляж и толстый свитер. Ничего, писал, дошёл нормально, спал в лесу, на деревьях, малость простудился...
- Сдурел он, что ли? - недоумённо пожал плечами Чикатило, прочитав письмо.
- А почему? - возразил Фюрер. - Он же говорил, что ему природа нравится, помнишь? И заодно, видать, себя проверил на выносливость, вспомнил, чему его в армии учили.
- Только что...
ГЛАВА 41.
В тот день практически все глухари были напуганы до предела, когда они
увидели, что вытворяют на улице пьяные говорящие. А напуганы они были
потому, что всё видели, вот только ничегошеньки не слышали. Потом уже,
протрезвев, Чикатило подумал, что он сам, если бы был глухонемым, - испугался бы не в пример сильнее. Как известно, пугает незнакомое, насквозь непонятное.
Ведь о том, что у Чикатилы имеется пистолет, знали только четверо глухарей, из его же группы. А они, что странно, никому из своих об этом не ''рассказывали''. Странно было потому, что глухари мало-мальские новости разносят чуть ли не со скоростью света...
Эта идея пришла в голову Борману, озверевшему от скуки и жаждавшему хоть каких-нибудь развлечений. Он поделился ею со всеми и, после
непродолжительного шлифования, идея была принята на ''ура''. Надо сказать, что в тот момент и Борман, и все остальные, были слегка нетрезвые. В противном случае - сработали бы тормоза и идею ни за что в жизнь бы не претворили. И если уж совсем откровенно - Борман ни за что не додумался бы до этого, будучи трезвым...
На ''дело'' вышли втроём - автор идеи (Борман), владелец оружия (Чикатило) и автор сценария (Фюрер). Немного покачиваясь, втроём вышли во двор, изо всех сил притворяясь, что вышли просто так, свежим воздухом подышать.Закурив, придирчивым взглядом осмотрели предстоящее место диверсии. Народу на улице было многовато, но что поделать, не загонять же их всех на пинках в общагу? Авось никто не сдаст...
- В воздухе? Или на земле? - задал Борман вопрос, до истинной сути которого не допетрили бы Холмс, Штирлиц и Коломбо, вместе взятые.
- Конечно, на земле! - категорически сказал Чикатило. - Ближе, да и удобнее...
- Ну, давай, начинай, - кивнул Борман. - Фюрер, готовь пакет...
Чикатило вытащил из бокового кармана камуфляжной жилетки пистолет,
предварительно оглянувшись по сторонам. Снял с предохранителя, прицелился в сидящего на бордюре голубя и плавно потянул спусковой крючок. Хлоп! Голубя будто смело с бетонной окантовки двора. Борман подбежал к нему, схватил его и, держа его за крыло, опустил в раскрытый пакет.
Вот тогда-то глухари и забеспокоились. Они не могли понять - как так? Пистолет при стрельбе должен плеваться огнём и громко бабахать, сами в кино видели. А тут - ничего подобного и в помине нет! А голубь-то - мёртвый! Эстафету по уничтожению пернатых перенял Борман, с одного выстрела СНЯВ ещё одну птицу. Она даже до земли не долетела, Борман успел её подхватить на лету и швырнул в пакет. А глухари сидели пнями, раскрыв рты...
- Дайте я попробую! - взыграл у Фюрера охотничий азарт. Он протянул пакет Чикатиле: - Подержи-ка дичь...
Хлоп! Промах... Хлоп! Голубь, кувыркаясь в воздухе, упал на землю, бешено молотя крыльями по асфальту, пытаясь взлететь. Борман подобрал добычу:
- Живой ещё, гляди-ка... - погладил его по тушке. - Даже добивать жалко.
Фюрер, молниеносно выкинул руку, двумя пальцами обхватил голову голубя и с вывертом дёрнул. Голова осталась между пальцами, из обезглавленной птицы хлестнула кровь, растекаясь по асфальту.
- Ну, ты и монстр! - выдохнул Чикатило, раскрывая пакет.
- А что его мучить? - пожал плечами Фюрер, швырнув голову в урну. - Опачки...
Это глухарки, все до единой, зажав руками рты, ломанулись ко входу, не вынеся такого зрелища и вконец обалдевши. Рита, пробегая мимо с расширенными от ужаса глазами, на бегу провела пальцами по подбородку: мол, дураки...
- Так, ещё одного бьём и хватит, - решил Борман. - Так, где ... Ага!
С первого выстрела он попал голубю в крыло, со второго - добил. Поднял с травы, сунул в пакет, отдал пистолет Чикатиле и скомандовал:
- Ноги! Фюрер, ключ от бытовки дай...
Схватил ключ и пакет, вприпрыжку помчался наверх. А Чикатило с Фюрером сели на скамейку, закурили. Фюрер вытащил из рукава ''олимпийки'' плоскую пластмассовую фляжку, открутил пробку, протянул Чикатиле:
- Глотнёшь?
Чикатило понюхал - в ноздри шибануло спиртом.
- Какие пошлости, - иронично-презрительно скривился он. - На улице, из горла, да ещё и без закуси?! Фи, сударь, вы дурно воспитаны! Не иначе, как в хлеву... А впрочем, я тоже не аристократ...
И сделал большой глоток, тут же занюхав рукавом собственной рубашки. Так же поступил и Фюрер, только занюхивать не стал, затянулся своей ''арктикой''.
- Гульку видел, - сообщил он. - Приходили всей толпой - Надька, Ирка, Анька, ещё две бабы... Ты как раз к брату ездил.
- И что? - хмуро поинтересовался Чикатило. - Опять, поди, понтануться хотела?
- Да нет, в принципе, никакх понтов. Денег просила занять, я отказал - типа, нету. Спросила тебя, я сказал, что ты тоже пустой. Ещё просила сапоги ей на халяву отремонтировать, зимние. Ты извини, Чикатило, но ты - баран. Догадался?
- Опять про Надьку? - покосился Чикатило. - Задолбали вы меня, ребята,
откровенно говоря.
- Не пойму я тебя...
- И не надо. Ты сам от Таньки сдёрнуть хочешь? Не срослось? Вот и у меня тоже не стоит... Не лезьте вы в мою личную жизнь, душевно прошу. Со своими сначала разберитесь... Сапоги где?
- В комнате, в шкафу. Погоди, ты что, ремонтировать их собрался? Сдурел?
- Пока просто взгляну, а там видно будет. Если ремонт лёгкий - с меня не убудет, сделаю. Если тяжёлый - даже и не прикоснусь, зазря уродоваться я не собираюсь. Что там, кстати?
- Понятия не имею, я не смотрел. Мне пополам - я их делать вообще не буду, хоть лёгкий, хоть тяжёлый... Что, пошли дичь готовить?
- Иди, я докурю пока...
Зайдя в комнату, Чикатило выматерился во весь голос - на столе лежала куча перьев, под столом и в мусорном ведре - тоже. Свиньи, вскипел Чикатило и яростно заорал, высунвшись в коридор:
- Борман, твою мать!!!
Из бытовки выглянул Весёлый:
- Чего шумим?
- Вы, сучьи потроха, аккуратнее не могли голубей общипать?! В комнату страшно зайти, в рот вас чих-пых!
- Гы-гы... И ты из-за этого и разоряешься? Мы сами уберёмся, только потом. Заходи сюда. Крикун, блин...
И только Виталя закрылся, как раздался стук в дверь. Что характерно, ключом... Ну, так и есть, Луна.
- Так, ребятки, что вы здесь делаете? - она подошла к электроплите. - М-м, как вкусно пахнет! Что варите?
Борман, честно глядя воспитке в глаза, сморозил:
- А это мать моя курицу привезла. Суп варим...
- А где его хранить будете? - воспитка заглянула в холодильник. - Полный, ставить некуда.
- Да вы что? - натурально изумился Борман. - Да эти крокодилы всё сожрут и костей не выплюнут! Ещё и кастрюлю вылижут и скажут ''мало''! Так что, Галина Сергеевна, боюсь - холодильник не понадобится, даже наверняка.
Луна посмеялась вместе в парнями и на полном серьёзе предупредила:
- Вы, ребятки, курочку-то хорошенечко проварите, а то магазинная птица
особой...
- Да она же домашняя, - перебил её Борман. - Ну а так, конечно, проварим...
Луна вышла, напоследок сказав, чтобы потом убрались в бытовке, а пацаны её горячо заверили, что непременно так и сделают.
- Курица, говоришь? - ''задумчиво''спросил Чикатило и пацаны вновь грохнули. - Домашняя, говоришь? М-да, обманули воспитку, редиски, нехорошие человеки...
Голуби были сьедены, несмотря на то, что оказались малость сыроватыми. Под полторашку разведённого спирта они пошли нормально, никто потом в туалет не бегал.
Никто тогда из педсостава не узнал, что в ''сотке'' есть какое-никакое, а всё же оружие. Никто не осмелился стукануть, хотя могли, и ещё как. Чикатило с Фюрером, проснувшись поутру, в первую очередь про это и подумали. И, после непродолжительного совещания, перепрятали пистолет, вместе с наплечной кобурой, засунув его за батарею.
Утром Мама Света тревожно спросила:
- Кто-нибудь знает, куда Толя подевался? Никто не знает? Алексей, Костя, может быть, вы вдвоём съездите к нему домой? Узнаете, в чём дело, я вам адрес напишу. Я бы позвонила, да у него телефона нет. Шутка ли, две недели не появлялся...
Мастер имела в виду Слезу, который и в самом деле, как сквозь землю
провалился. Нет, ну в самом-то деле, мог бы изыскать способ дать о себе знать: мол, жив-здоров, лежу в больнице, сыт по горло, жрать хочу, приезжайте чаще в гости, я вас видеть не могу... А то - ни слуху, ни духу, ни писем, ни телеграмм...
Но Маршалу с Чикатилой никуда не пришлось ехать, потому что Слеза объявился буквально после обеда. Группа работала в цеху, когда зашёл Толя и как ни в чём ни бывало спокойно поздоровался. Мама Света вперилась в него тяжёлым взглядом:
- Ну и как это всё понимать? Где вы изволили пропадать столько времени?
- Уезжаю я от вас, Светлана Александровна, - огорошил всех Толя.
Чикатило, Фюрер, Маршал и Князь даже работать перестали, удивлённо
вылупившись на него. А мастер растерялась:
- То есть как это - уезжаешь?
- А вот так у нас в семье всё повернулось. Переезжаем мы жить аж в Подмосковье. Потому меня и не было, весь в хлопотах был, тут не до учёбы. Пока с документами вопросы улаживали, пока вещи собрали, пока продавали всё, что с собой не повезёшь, пока дом продавали, переоформляли - всё в таком духе...
- Ну а что, у тебя нет возможности доучиться? До конца, как положено? Жил бы в общежитии, подселили бы тебя в двадцатую комнату... - Фюрер с Чикатилой непроизвольно дёрнулись и Мама Света это заметила. - Ага! Вон у них глаза как загорелись... Что, третьим возьмёте?
- Да запросто! - откликнулся Чикатило. - Давай-давай, Толян! Сам же базарил, что нас мало осталось... Никуда это Подмосковье не денется, за год-то. А на следующий год, глядишь, и я с тобой до Москвы сгоняю, сто лет там не был...
Слеза на несколько секунд призадумался и все аж вперёд подались, уже
приготовившись обрадованно взвыть. Взвыть-то взвыли, только огорчённо,
потому что Слеза покачал головой:
- Я бы с удовольствием остался, мужики. Только это не от меня зависит. Отец уже туда уехал, дотарахтелся насчёт работы для меня, в обувной мастерской. Извините, мужики, но не получится, завтра вечером мы с матерью уже укатим, на паровозе... Светлана Александровна, пожалуйста, выполните одну мою просьбу? Мне нужна справка, что я отучился здесь столько-то дней, прослушал столько-то часов каждой лекции. Я её должен буду там, на работе, предъявить.
- Хорошо, сейчас пойду сделаю, - мастер встала и вышла из цеха.
Видно было, что ей очень не хочется терять ещё одного своего воспитанника, одного из самых лучших. Да и парням не хотелось, чтобы уезжал один из НОРМАЛЬНЫХ, слишком их мало осталось в группе, по пальцам можно пересчитать...
Вечером в комнату зашёл... Ящик. Как уже говорилось, домой он не поехал, остался жить в Новосибирске. И периодически появлялся в ''сотке'', исключительно для того, чтобы хоть ненадолго уединиться со своей Иркой. Которая, кстати, не чуралась перепихнуться с другими пацанами, наплевав на высокие чуйства Ящика. Один раз, двое поддатых парней полушутя-полусерьёзно предложили Ирке потереть ей спинку в мужском душе. Пошла...
- Чикатило, ты что в воскресенье делать собрался? - поинтересовался Ящик.
- Вообще-то, к Весёлому собираюсь поехать. А что такое?
- Да понимаешь, какое дело... Ты же знаешь, где я работаю?
- Ну, на Маркса, в летнем кафе. Слушай, давай без долгих вступлений, покороче.
- Угу. Короче, я тебе предлагаю подработать. Пока - на один день, а там посмотрим. Если тебе понравится - бога ради, я тебе буду хоть каждые выходные уступать. А в воскресенье я Ирку хочу куда-нибудь сводить.
- Условия какие? - деловито спросил Чикатило.
- В принципе - неплохие, мне нравится. Работаю с восьми до восьми, иногда до десяти. Работой особо не грузят, кормят три раза в день, бесплатно. Я там даже ночую иногда, вместе с охранником пиво всю ночь дуем.
- Что делать?
- Утром - расставить столы и стулья, в течении дня разгрузить пару ''шиньонов'' с товаром, на тележке, со склада, привозить пиво в кегах и в упаковках, когда оно заканчивается. Несколько раз вынести мусор, в пластиковых мешках. Вечером - собрать столы и стулья, помочь охраннику зашнуровать тент. Всё. Сотня в день.
И Чикатило согласился...
В воскресенье он встал в шесть тридцать утра. До площади Маркса, если идти пешком - минут десять-пятнадцать, не больше. И без десяти восемь Чикатило доложился о прибытии трём сидящим за столиком женщинам. Они с некоторым сомнением обозрели Алексея, но ничего не сказали: Ящик их предупредил заранее.
Сначала было не так уж и тяжело. Алексей расшнуровал верёвки на тентах, открыл с их помощью два входа-выхода, расставил пластиковые столы с пластиковыми же стульями. Подъехал красный ''каблук'', под завязку набитый коробками с чипсами и прочими орешками. Коробки были лёгкими, машина опустела за какие-то полчаса - на склад приходилось топать окружным путём, из-за невозможности подогнать ''москвич'' вплотную.
Когда подошла очередь пива, вот тут-то и пришлось попотеть: одни только пустые кеги весили около пятнадцати килограмм, а полные - вообще были неподъёмные. Ничего, справился.
Охранники, все поголовно одетые в камуфляж различных расцветок, с некоторым изумлением смотрели на красного от натуги очкарика, которому, по их мнению, здесь было не место, о чём они не постеснялись сказать Алексею. Он в ответ криво усмехнулся, вытирая пот со лба:
- Знаете такое выражение, мужики? ''Джентльмен на мели, в поисках удачи''? Это - про меня, в самый раз... Вот только, чует моё сердце, здесь мне этой самой удачи не найти.
- Эт точно! - не стали возражать охранники. - Хрен её здесь кто найдёт, не только ты. Тут удача - только у хозяйки этого шалмана...
К часам двенадцати стало похуже. Народ всё прибывал и прибывал, и пиво
кончалось с обратной пропорциональностью, Чикатило уже замучился таскать эти кеги. Да и на помойку приходилось ходить всё чаще. Она находилась на пустыре, за метро и приходилось вытворять чудеса маневрирования, что бы, не дай бог, не задеть кого-либо мешком. Тут же на голову и оденут... Какие-то нерусы, не то азербайджанцы, не то таджики, сжигавшие мусор на этой самой помойке, недоумевали поначалу:
- Куда Сашу дел? Где Саша?
- Ваш Саша с бабой прохлаждается, - огрызался Алексей. - Сегодня я за него.
- Вай, зачем тебе эта грязный работа? Чистый работа мало, да?
- На чистую работу так просто не попадёшь, там своих хватает, без меня... Блат нужен, понимаешь? А у меня его нет. И потом, я здесь - в первый и последний раз...
Никто Алексея кормить даже и не собирался. Это стало понятно уже после того, как время обеда уже миновало. Аккуратненько прозондировав этот вопрос, он рванул в ''сотку''.
Фюрер, узрев взмыленного Чикатилу, тихонько присвистнул:
- Не для тебя этот калым, явно. Пойдёшь дорабатывать? Или забьёшь на это дело?
- Да нет. Если уж подписался, нечего труса праздновать. Насчёт ужина
распорядись, будь добр.
- Дык это... А что там Ящик трандел? Насчёт трёхразового питания?
- Вот в том-то всё и дело, что трандел. А я, идиота кусок, поверил...
После обеда работалось уже не так рьяно. Чикатило наматывал километраж по нехитрому маршруту: кафе-склад-кафе-помойка-кафе. Пот лился градом, заливая глаза, из-за этих мусорных мешков одежда стала настолько грязной, что казалось - её не отстираешь никакими ''ариэлями'' и прочими там ''тайдами'', которые в рекламных роликах лихо справлялись с зело невыводимыми пятнами. Клиентура кафе, в массе своей состоящая из простого народа, на Алексея смотрела брезгливо-высокомерно, с превосходством, словно миллионеры - на нищих. Он, лавируя между столиками, то и дело натыкался на этакие взгляды, отчего становилось не по себе.
А так тебе, барану, и надо, мысленно сказал сам себе Чикатило, не будешь верить кому попало. Развесил уши, осёл самаркандский...
Эта, с позволения сказать, работа продолжалась почти до полуночи. Алексею ещё повезло, что успел вскочить в троллейбус, судя по времени - последний, шедший уже в депо или как там оно у них называется.
В комнату Чикатило не вошёл, а буквально ввалился, еле держась на ногах. Фюрер посмотрел сначала на часы, потом на него:
- Это и есть - с восьми до восьми? Мать твою, Чикатило! Ты отпахал, грубо говоря,четырнадцать, ну пусть, пятнадцать часов. И это - за какую-то сотню?! Да на одном половом органе я бы вертел такую работу!
Чикатило молча разделся, свалил в таз грязное бельё, задвинул его подальше под кровать, сел и закурил:
- Фюрер, ты прав, я не спорю. Хрен я, конечно, больше на такой приработок пойду. Только, веришь-нет, бывало и похуже, гораздо хуже. Я бы мог тебе перечислить те виды работ, с которыми мне пришлось столкнуться, но на это много времени уйдёт... Да ты можешь и не поверить. Я просто расслабился, понимаешь? Я, чтоб тебе понятней было, РАЗМЯК, находясь здесь. У нас здесь - сидячая работа, особо не перетруждаемся. И это плохо, а вдобавок - страшно. Когда мы отсюда выйдем, нам будет очень паскудно. Лично я с ба-а-альшим трудом буду возвращаться в тот, прежний ритм работы. И то, если захочу...
Просекаешь, о чём я? Мы здесь разленились, Фюрер. Капитально. Возьмись я за сегодняшнюю работу года этак четыре назад - я бы даже и не вспотел... А завтра, насколько я себя, любимого, знаю, я буду валяться трупом... Пойду, обмоюсь, а то разит от меня, поди...
- Лёша! Лёша, вставай! Пора на линейку!
Кто-то тормошил Чикатилу, пытаясь его разбудить. Алексей с титаническим усилием разлепил веки - над ним стояла Мама Света. Он пошевелился, пробуя встать. И застонал от боли, охватившей всё тело. Мышцы отказывались подчиняться сигналам мозга, отзываясь на них тупой, ноющей болью...
- Светлана Александровна, не трогайте его, пусть лежит, - попросил Фюрер.
- Что такое? - по голосу можно было понять, не глядя, что мастер грозно нахмурилась. - Перепил вчера?!
- Да если бы... Скорее - переработался. Он вчера, в смысле - уже сегодня, - полпервого ночи приполз, натурально. Грузчиком поработал, дурило.
- Вот оно что... - Мама Света хохотнула. - Мышечная реакция, а?
- Ну конечно. Сами понимаете, ученик из него сегодня аховый. Хоть бы к завтра оклемался...
- Ну, ладно. Пусть откисает, раз такое дело. А ты давай побыстрее, тебе рапорт зачитывать.
- Сейчас буду... - и когда мастер вышла, Фюрер спросил: - Ну, как я тебе выходной день устроил, а?
- Мерси боку...
- Кушай на здоровье. Ладно, дрыхни дальше, я тебя закрою.
- Я вот лежу и анекдот вспомнил, прямо точно про меня... Война, идёт бой. Ползёт наш боец по полю, видит - воронка от снаряда. Скатился он туда, а там раненый. Говорит: "Добей, браток, сил нет терпеть...". Ну, боец, делать нечего, выполз из воронки, подальше откатился, швырнул туда гранату. Взрыв. И тихий голос: "Спасибо, браток...".
Фюрер, сквозь смех, спросил:
- Это ты к тому, чтобы я тебя тоже добил? Спи уж, браток, хе-хе...
Чикатило провалялся целый день, только к вечеру смог встать и маленько
походить. Он даже есть самостоятельно не мог, ложка из рук падала. Хорошо, Белка приехала, она и кормила его, и поила, просидев с ним до конца занятий. В последнее время Танюха приезжала в ''сотку'' чуть ли не каждый день. В то время она жила в Центре на Крамском, проходя там курс профориентации - готовилась к поступлению в ПУ-интернат. Чему Фюрер был откровенно не рад...
Парни, выслушав все подробности того калыма, единогласно сходились в одном мнении: Чикатило - дебил, в том плане, что позволил Ящику взвалить на свои уши не один килограмм высококачественной макаронной продукции... С чем он был согласен на все сто восемьдесят процентов, без всяких обид. Пожалуй что, именно с того дня он и стал меньше доверять всяким словесам, стал больше анализировать услышанное...
А вот ко всяким кафешкам у Чикатилы выработалось стойкое отвращение.
Поработав там всего один день, он узнал всю эту беду изнутри. Ну, почти всю...
Это и в самом деле - сифилис. Когда хозяева экономят на всём, даже на своих рабочих. Не говоря уже про ''многоразовые'' пластиковые мешки, которым изначально полагается быть одноразовыми, как презерватив. Когда хозяева накрывают роскошный стол представителям налоговой и санитарной инспекций, а те закрывают глаза на явные нарушения в декларациях и санитарных условиях. Когда хозяева ящиками сдают пустые бутылки, скрупулёзно пересчитывая мятые десятки, на пять раз проверив ''выручку'' на калькуляторе. Когда посетители кафе свысока смотрят на запаренных работяг, как бы говоря: "Мы - люди, а вы - быдло"... Хотя, по большому счёту, сами практически ничем не отличаются от него...
ГЛАВА 42.
Чикатило, вертя сапоги и так и сяк, никак не мог понять, с какой стороны к ним подступиться. В том смысле, что опыта было маловато, и он не знал, как их можно отремонтировать. Гуля пришла одна. Узнав, что ни Чикатило, ни Фюрер за них даже и не брались, она взмолилась:
- Парни, мне ходить не в чем, а вы... - и пустила слезу, натурально.
Чего Чикатило, понятное дело, не смог вытерпеть. И он клятвенно пообещался сапоги отремонтировать...
- Маме покажи, - хмуро посоветовал Фюрер. - Ох ты и баран! На слезу купился, Ромео четырёхглазый...
- Я её люблю, - с застывшим лицом отчеканил Чикатило. - И в отличие от
некоторых товарищей, не буду показывать пальцем, - нисколько не притворяюсь. Я всё понимаю, Фюрер. Только потом я буду точно знать, что я перепробовал все средства, чтобы её добиться. Один чёрт, мне недолго мучиться осталось...
- Как это?
- Ну, в том смысле, что она скоро уедет, на два года. Я так думаю, что им придётся ехать в Якутию, практику отрабатывать. И когда она вернётся сюда, в Новосиб, нас здесь уже не будет... Оно и к лучшему, время всё лечит...
Чикатило самонадеянно вообразил себя специалистом в области ремонта обуви, за что вскорости и поплатился. Мама Света подробно объяснила, как правильно сделать ремонт, но Алексей решил сделать посвоему. Вооружившись шилом, он уселся на свою кровать, по-турецки сложив ноги и принялся за дело.
Борман, Фюрер и Коленвал сидя напротив Чикатилы, вели свои разговоры,
изредка поглядывая на пыхтящего и крывшего матом Алексея...
Вдруг Чикатило дёрнулся всем телом, обвёл круглыми глазами пацанов и сказал:
- Ой... - и продемонстрировал им левую руку с торчащим из указательного пальца шилом. - Называется ''доигрался хрен на скрипке, слишком музыку любил''...
Парни непроизвольно захихикали, всё громче и громче. И вскоре ржали так, что в комнату стали заглядывать любопытные рожи.
Чикатило осмотрел свой травмированный палец: шило вошло глубоко, вместе с крючком, аккурат в средний сгиб пальца. Скверно... Боли почти не было, Чикатило был слишком взбудоражен, чтобы её чувствовать.
Первый опомнился Борман:
- Ну-ка, покажи... Потерпи маленько...
И он потянул шило на себя, потихоньку его вращая. Чикатило взвыл:
- Стоп, бляха, больно!
- Крючок, похоже, за сухожилие зацепился, - почесал затылок Борман. - Давай шило сквозь палец тихонько проэтоваем, крючок бокорезами откусим и всё вытащим.
- Шило жалко, ёлы-палы, - сказал Чикатило, чуть дрожа. - Я его четыре дня делал...
- Ну а как ещё? - пожал плечами Борман. - Остаётся только рывком выдирать. Палец в клочья порвём...
- Резать, - подал голос Фюрер и объяснил: - Сделать надрез на пальце, вытащить крючок, перерезать сухожилие и всё. Тем более, что на ручке шила помечено, с какой стороны крючок. Вот он, сверху. Значит, резать - тоже сверху. Не так уж и сложно. Решай сам...
- А ты сможешь? - засомневался Чикатило.
- Смогу. Хоть я и не закончил медучилище, а резать научили, штопать и
перевязывать - тоже. Лезвие есть?
- Ножом, - подсказал Коленвал.
- Не пойдёт, - мотнул головой Фюрер. - Лезвие нужно, или скальпель, только где бы его ещё найти...
В комнату заглянул Дима Качок:
- Вы что тут орёте? В коридоре слышно...
Чикатило продемострировал ему свою ''композицию'' и Качок побледнел, шумно сглотнув.
- Лезвие есть? - спросил у него Фюрер. - Неси быстрее, щас мы Чикатилу резать будем. А то - всё он да он режет... Пора уже и его малость покоцать...
- Шуточки у тебя, - скривился Чикатило. - Специфические...
Качок принёс новенькое лезвие, ещё в упаковке. Фюрер развернул его и пересел на стул, поближе к пострадавшему:
- Ну, маньяк, не дрыгайся. Борман, подержи его, что ли. Слабонервных просим покинуть операционную.
Это было сказано для Качка и Коленвала, поскольку все уже знали, что эти двое крайне болезненно переносят вид крови, чуть ли не до рвоты... Вова с Димой слиняли из комнаты.
- Ну-с, начнём, пожалуй. Все готовы? - Фюрер ''прицелился'' лезвием.
- Всегда готовы! - синхронно прошептали Борман и Чикатило.
Фюрер с коротким замахом пластанул лезвием по пальцу Чикатилы. Тот
вздрогнул, но не проронил ни звука. Борман ногой придвинул таз, чтобы кровь лилась в него, а не на пол. Фюрер присмотрелся к разрезу:
- Пардон, дружище. Маленько не туда попал...
- Спасибо большое! - съязвил Чикатило. - Страна понесла невосполнимую
потерю, лишившись одного из самых выдающихся хирургов, в твоём лице...
Фюрер внёс поправку, резанув по пальцу ещё раз. Пошевелил ручку шила и из разреза показался крючок, и в самом деле с зацепившимся за него красной ниткой сухожилия. Фюрер аккуратненько перерезал его и освободил шило, кинув его в таз. С иронией взглянул на побледневшего Чикатилу:
- Пациент скорее жив, чем мёртв. Да ты челюсти-то разожми, дурень. Борман, перетяни ему палец, пониже распила... Вот так, ага. Блин, надо что-нибудь твёрдое подложить, а то будет палец сгибать, и рана будет открываться... В неудобное место ты шило загнал, долго заживать будет. Так, что бы подложить, а?
- Карандаш, - подсказал Борман. - Отломи, сколько нужно, всего и делов.
Фюрер так и сделал, подложив огрызок карандаша под палец и туго всё это дело забинтовал, предварительно попшикав на него одеколоном.
- Операция прошла успешно, - торжественно молвил Фюрер, вытерев пот со лба. Закурил. - Молодец, Чикатило, вёл себя достойно.
- Не язви, - буркнул Алексей, тоже закуривая.
- И не думаю. Другие, помнится, истерики закатывали в аналогичных случаях... И в обмороки падали, случалось. Ну, что? Будешь дальше ремонт делать?
- Нет, ну их... Отдам Вертолёту, он путёво сделает. Напиться бы сейчас...
- А в чём дело-то? - оживился Борман. - Давайте комнату примарафетим децл, хавку возьмём и - к нам. Я ещё с утра в ''ключик'' сгонял, так что - полторашка уже готова...
Хорошо сидели, пили, впрочем, тоже неплохо. Последний стакан разведённого спирта достался Чикатиле, который уже буровил что попало, окосев . И только он поднёс стакан ко рту, как в дверь постучали, насквозь неусловно, но нагло, требовательно. Весёлый открыл дверь и в комнату вошёл Мутант. Поскольку Чикатиле было уже всё равно, он не спрятал стакан со спиртом, а по=прежнему держал его в руке. Мутант с одного взгляда оценил обстановку и конечно же, догадался, что у Чикатилы в стакане находится если и вода, то непременно ''огненная''... И он завопил:
- Чикатил, оставь мне хоть половину!
А в дымину бухой Алексей поднял левую руку, с забинтованным пальцем:
- Их бин больной, ик! Их бин бытовая... не-е, производственная, точно, травма! Самому л-лекарства м-мало, вот!
И зачем-то опустил забинтованный палец в стакан. Наверное, для того, чтобы как следует продезинфецировать рану. Заразы опасался, конечно. Кому охота без пальца-то остаться?.. Некоторое время продержав палец в спирту, Чикатило решил, что рана уже достаточно обеззаражена. Вытащил палец из стакана, помахал им в воздухе, подул прямо на бинт и в три глотка осушил спирт.
И потихоньку стал заваливаться набок. А поскольку лёг он там же, где и сидел, то есть на койке Весёлого, а не на пол, то очень быстро Алексей захрапел.
- Труп! -поставил диагноз Фюрер. -До утра не проснётся, всяко-разно...
- Здесь оставим? - спросил Борман у Весёлого.
- А я где спать буду? - пьяно хихикнул Весёлый.
- А к Чикатиле подложим, пусть его утречком тряханёт, слегка, - предложил Мутант. - Нет, ну какая сволочь, а? Выдул спирт в одно рыло, вместо того, чтобы поделиться с товарищем... Никакой солидарности...
- Борман, сможешь его перенести? - кивнул Фюрер на Чикатилу, уже успевшего свернуться калачиком. - Погоди, я комнату открою... А то Косая у вас его увидит, сразу поймёт, что он в коме. А так скажу - заболел, мол, напился таблеток и вырубился...
Потом пацаны долго вспоминали этот случай, Чикатило тоже ржал вместе со всеми. У этого случая было несколько продолжений, то есть на пьянке дело не закончилось.
Косая не стала записывать Чикатилу в рапорт, поверив в то, что он заболел. Ну, тут уже Фюрер постарался, капитально грузанув воспитку медицинской терминологией.
Утром Мама Света поинтересовалась у Чикатилы:
- Что с рукой, Лёша?
- Порезался, палец с салом перепутав... - грустно ответил Алексей. И добавил под дружный гогот: - До того по салу соскучился, до того торопился его покушать...
Сапоги, разумеется, Чикатило делать больше не стал, перепоручив это дело Вертолёту. Глухарь сделал всё, очень качественно, и затребовал за работу некоторую сумму. Чикатило денежку отдал, предупредив Фюрера, чтобы молчал про это как жопа в штанах, если вдруг Гуля спросит...
Надо сказать, что подобного рода травмы были не так уж и редки, среди учащихся ''сотки''. Кто шило себе в руку загонит, кто ножом порежется, кто молотком по пальцу себе врежет, да так, что под ногтем образуется синяк. Чаще всего, конечно же, травмировались обувщики и лозоплёты. В принципе - обычнейшее дело, никто не застрахован. И никто из этого не делал трагедий, руководствуясь нехитрой поговоркой: в следующий раз будешь осторожней. И были...
Грянуло всё-таки. Допились всё-таки, довыкобеливались. Сами педагоги потом признавались, что ТАКОГО они не видели за всё время работы в ''сотке''...
А началось всё с того, что Борман решил продать ''трубу''. Прекрасно зная, что Чикатило давно уже хотел купить мобильник попроще и подешевле, он к нему и направился.
- Чикатило, купи у меня сотовый, а? Как раз то, что тебе надо...
У Бормана был ''эриксон'', по отзывам - весьма даже неплохой аппарат. Конечно же, далеко не новый, не самый навороченный, без дублирования русских букв на кнопках. Ну и что? Звонки принимает? Только так. Звонить можно? Да хоть куда. Сообщения можно писать, отправлять и принимать? Влёгкую. Ну и всё, на первое время пойдёт, а там будет видно. Ещё Чикатилу этот телефон устраивал своими размерами, что для него было жизненно важно. ''Кирпич'' начала девяностых годов
- это пошлость. А маленькими телефонами Чикатило управлялся с большим
трудом, из-за своей болезни. Сущая мука, если откровенно. Пробовал.
''Эриксон'' же был золотой серединой, по размерам. К тому же управлять им было очень легко, а главное - удобно. А уж за ту цену, которую просил Борман - сам бог велел купить. Вдобавок Борман отдавал всё, что идёт к телефону в комплекте - SIM-карту, с тремя долларами на счёте, свой номер телефона, зарядное устройство. В общем, покупка была выгодной со всех сторон, грех упускать такую возможность. То, что у Чикатилы не было денег, оказалось вовсе даже не проблемой - деньги имелись у Фюрера. И он занял Алексею нужную сумму.
Так у Чикатилы появился первый в его жизни мобильник. Зачем? Ну как же! Чтобы звонить в ''зондеркоманду'', если возникнет такая нужда, майору милиции, братьям, да мало ли... Другими словами - цивилизация наступает и нужно сделать так, чтобы она тебя не задавила.
Причина, по которой Борман продавал телефон, была насквозь тривиальной - хотелось хорошенько выпить, а денег не было. Да и мобильник ему был без надобности, так как работу Борман бросил, успев поработать грузчиком на развозной ''мазде'' всего две недели.
Короче говоря, и Борман был доволен, и Чикатило был просто счастлив. Но на этом стороны не разошлись каждый в свою сторону, вовсе нет. Борман закатил, в буквальном смысле, пир на весь мир, то есть - на несколько комнат. Лучше бы он этого не делал... Если бы на той пьянке были только пацаны, всё бы обошлось. Но Борман позвал ещё и девок. Их было трое: белобрысая Саша, чернявая Ира, слабая как на ум, так и на передок и Надька, подруга Весёлого. И понеслось! Пили водку, запивая её пивом, затем стали фотографироваться.
''Ёрш'' сделал своё дело - Чикатило отрубился первым. Его организм, привыкший к спирту, не шибко-то и противостоял смене напитка. До такой степени не противостоял, что Чикатило уснул прямо в 29-й, на койке Малого. Пацаны Алексея переносить не стали, всё равно Малой был на работе, в ночную смену. А ещё, Фюрер в это время зависал в 20-й с одной мадам по имени Марина...
Чикатило проснулся от того, что кто-то тормошил его. Это оказалась Надежда Павловна:
- Доброе утро! Ты в рапорте. Возмущаться будешь?
- За что в рапорт-то? - прохрипел Алексей, стараясь не делать резких движений.
- Как это за что? - удивилась Родинка. - Ты же напился вчера до такой степени, что не смог даже в свою комнату уйти. В смысле - уползти. Я тебя вчера даже разбудить не смогла. А уж в каком виде вы все вчера были... В общем, готовтесь к педсовету...
- Где очки? - спросил Чикатило у Весёлого, когда воспитка ушла.
- Сверху, на полке, - хриплым голосом отозвался Виталя, тоже мучившийся похмельем. - Каюк всем, накуролесили мы вчера...
- А что такое? А то я ни хрена не помню.
- Что бы ты помнил? Ты самым первым трупом оказался. Это мы с Борманом
чудес навертели. А Коленвал с Вехоткой помогали...
- Рассказывай, - потребовал Чикатило.
В течение всего повествования Чикатило не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться. Дело пахло изгнанием, хорошо, если с правом на возврат. Запросто могли лишить этого права, как делать нечего.
Когда Чикатило уснул мертвецким сном, Борман решил незатейливо приколоться. Вдвоём с Коленвалом они сняли с храпящего Чикатилы штаны и трусы, задрали ему футболку на грудь и под хихиканье пьяных девок протянули к его члену руки. Тут их Вехотка и щёлкнул...
Затем Борман хотел было срулить к своей безотказной дурочке, но передумал, вовремя сообразив: а зачем куда-то переться, если в комнате имеются аж две кандидатуры на снятие спермотоксикоза? Масла в огонь подлил Весёлый, который устроил траходром прямо в комнате, наплевавши вдвоём с Надькой на то, что в комнате полно народа. И Борман, глядя на эти возбуждающие кадры, стал раскручивать Сашу на секс. Та оказалась очень даже не против...
Однако, после Саши он не успокоился, к сожалению. А поскольку Саша уснула, едва Борман с неё слез, он стал крутить Иру, на то же самое дело. В конце концов Борман кинул-таки несколько палок этой Ире, в перерывах не забывая опрокинуть стаканчик - другой водки с пивом.
Когда Борман пресытился, наконец, - всех удивила Ира. Оказалось, что она жаждет продолжения. И удовлетворять дурочку полезли Коленвал с Вехоткой, меняя друг друга.
По большому счёту - ничего из ряда вон выходящего в двадцать девятой комнате не происходило, бывают коллизии и похлеще. Подумаешь - перепились и перетрахались. Никого силой не ломали, в конце-то концов, вся эта Кама Сутра (вернее, Кама с вечера) происходила с обоюдного согласия. Всё бы ничего, но пацаны забыли про один нюанс и не учли один из оттенков этого самого нюанса...
Дальше - больше. Раздухарившись, парни устроили в комнате самую натуральную порностудию. Сфотографировали для начала Весёлого с Надькой, в тесном переплетении обнажённых тел. Потом пошло-поехало: Борман с Сашей, Борман с Ирой, Коленвал с Ирой, Вехотка с Ирой. Над девками изголялись самым непринуждённым образом, принимая перед фотоаппаратом позы, подсказанные пьяным и оттого разгулявшимся воображением...
И вот - финишная прямая. Воспитка, зайдя в комнату, увидела такое, от чего она долго приходила в себя. Борман валялся на полу со спущенными штанами возле Саши, Чикатило валялся на койке Малого, опять же - со спущенными штанами, сверкавший своим ''хозяйством''. Весёлый сидел на своей койке, глупо и счастливо лыбясь в пространство. Вехотка ждал своей очереди на Иру, пока та делала минет Коленвалу...
Но и это ещё оказалось не всё. Надежда Павловна, опомнившись, начала наводить порядок в комнате. Первым делом она выгнала из комнаты Иру, потом Вову с Денисом. Пыталась разбудить Чикатилу и Бормана - не вышло. Тогда воспитка вышла в коридор, кликнула трезвых пацанов и баб, сидевших в телевизионной. Бабы унесли на себе Сашу, пацаны закинули Бормана в его кровать, одев и его, и Чикатилу...
И тут к Родинке подвалила Ира, с заявлением - дескать, меня изнасиловали. И в качестве доказательства, протянула Надежде Павловне тот самый фотоаппарат, содержащий плёнку с компроматом. Для тех, кто не понял - дурочка Ира и была тем самым оттенком нюанса.
Фюрер, вышедший из комнаты на шум и гам, разумеется, всё слышал. Он понял: если не изьять плёнку, парням - звиздец, полный и безоговорочный. Педагоги не пожалеют времени и денег, отдадут плёнку на проявку и печатание. А полученные фотографии послужат натуральным вещдоком, на основании которых Бормана, Чикатилу, Коленвала и Вехотку выгонят к нехорошей матери, как пить дать.
Весёлого это не касалось, по той причине, что Надька была племянницей
Солдата...
Теперь надо было ломать голову, как выйти из этой щекотливой ситуации, с минимальными потерями для остатков ''бригады''. И Фюрер развил бурную деятельность, мобилизовав практически весь здравомыслящий состав общежития. Впрочем, один пацан из психически нездоровых, был-таки задействован - Чебак.
Фюрер сходил в воспитательскую комнату, якобы узнать все подробности
происшедшего. Истинная цель визита заключалась в том, что надо было убедиться в том, что фотоаппарат ещё лежит там. Остальное было уже делом несложным, по крайней мере - для Чебака. Как только обитатели первого этажа свистнули наверх о том, что воспитка ушла в женское крыло, Чебак открыл ключом воспитательскую, проник туда, вытащил из фотоаппарата плёнку, положил его так же, как он и лежал, вышел, закрыл комнату и молнией сделал ноги. Откуда у Чебака был ключ от комнаты воспитателей - один аллах ведает, у Эдьки много чего неположенного было...
-...надо что-то делать, чтоб не выгнали, - закончил Весёлый. - По любому, будет и педсовет, и нас на разбор поведут всей вчерашней толпой, и преподы будут дважды голосовать, явно и тайно... Здорово, стёбарь-перехватчик! Как головка, не болит? А голова?
Это встал Борман, очумело глядя на кавардак, царивший в комнате. Везде, где только можно, валялись пустые бутылки из-под водки, пустые полторашки, стаканчики, объедки, пустые сигаретные пачки, пара использованных презервативов и один целый, зато надутый, словно шарик.
Тут же в комнату вошёл Фюрер, встал на пороге, обвёл всех и всё непроницаемым взглядом. Задумчиво сказал:
- Картина Репина ''приплыли''... В общем так, братва. Времени у нас мало, поэтому про похмелье забудьте, нужно в темпе заметать следы. Чикатило, тресни по стенке, нехай Вовка с Денисом подбегут... Слушайте сюда. Чикатило вчера с вами не пил, ясно? Он вчера пришёл в общагу УЖЕ в виде трупа, не смог попасть в свою комнату и пришвартовался у вас. Ты, Алекс, сам уж что-нибудь сочини на эту тему, понял?.. Далее. Остальные, в ритме брейк-данса, бегут в фотоателье, проявляют плёнку, вырезают компромат. Остальное пусть лежит у кого-нибудь в тумбочке, на открытом месте, чтобы сразу заметили, если полезут искать...
- Кого искать? - не понял Борман. - Зачем искать?
- А, ну да... Борман, ты - баран, полный и законченный. На тебя Ирка, дебилка эта, заяву накатала, что ты её злодейски изнасиловал. И в качестве доказательства отдала воспитке фотоаппарат, с плёнкой... Ага, дошло... Да ты не ройся в тумбочке, там пусто. Фотик у воспитки, а плёнка - вот она, родимая...
Фюрер достал из кармна ветровки чёрный футлярчик и подбросил его на ладони.
- Педсовет - в одиннадцать, - продолжил Фюрер. - Предупредите баб насчёт Чикатилы. И пулей - в ''кодак''...
- Мне лучше уехать, - сказал Борман. - Недельки на две. Потом они хрен что докажут, не смогут.
- Как хочешь, - ответил Чикатило. - Вообще-то, верно. Линяй. За две недели тут всё уже устаканится. А мы весь огонь на себя примем.
- Оно тебе надо? - возразил Борман. - Ты, главное, себя отмазывай. Мутанта подтяните, что ли, пусть тоже на педагогов своим базаром повоздействует. Ладно, собираемся...
Чикатило с Фюрером зашли в свою комнату, сварганили себе чай и кофе, каждый сам себе, и сели завтракать.
- За Сашу я не беспокоюсь, - рассуждал Чикатило. - А вот насчёт той дуры меня обуревают сомнения, причём нешуточные. Ещё неизвестно, кому преподы поверят, нам всем или ей.
- Знаешь, что на нас работает? - хитро прищурился Фюрер. - Вот именно то, что она дурочка. Мало ли что она может наговорить, доказательств у преподов уже нет и не будет. Это... Я вчера с твоей мобилы домой звякнул. Не в претензии?
- Да ну, какие там претензии... Как у тебя дела-то, с Мариной?
- Лучше не бывает, - довольно хохотнул Фюрер. - Знаешь, маньяк, а она не такая уж и простодушная, как я поначалу думал. Оказывается, умная девка. Вот с ногами ей категорически не повезло...
- Да уж, - согласился Чикатило. - Ну а всё же, не стыдно тебе её дурить? Она-то на тебя всерьёз запала...
- Ну, я не виноват. А отказывать бабе - не в моей натуре, сам знаешь...
Дверь распахнулась, влетела Мама Света:
- Приятного аппетита! - с сарказмом воскликнула она, нависнув над столом. - Неймётся вам, а? Уже до откровенных изнасилований докатились?
- Кто докатился-то? - недоумённо вопросил Фюрер. - Мы-то здесь при чём?
- Ну, не вы лично, - поправилась Мама Света. - Я говорю про вообще. Но вы-то тоже в этих делах замешаны.
- Ни в коем разе! - сказал Фюрер в общем-то чистую правду. - Вот это уже мимо нас.
- Пили вчера? - грозно спросила мастер.
- Из нас двоих пил только я, - вступился Чикатило. - И то, в городе, а не здесь. Друга встретил неожиданно, вот на радостях и напились с ним...
- Почему ночевал в двадцать девятой?
- Я, когда уходил, ключ забыл здесь, в комнате. Пришёл в общагу, сунулся домой, а Лёхи тут не было. Вот и забурился к соседям.
- А я в это время свою Таньку провожал на остановку, - добавил Фюрер. - Я и не знал, что он там спит, это мне уже потом Надежда Павловна сказала...
- Так, значит... - протянула Мама Света. - Девчонок насиловали? Голыми
фотографировались?
- Понятия не имею, - честно ответил Чикатило. - Говорю же, я зашёл к ним и тут же упал...
- Ох, как вы меня, м-мать вашу, достали с этими пьянками, если б вы знали... В одиннадцать - педсовет. Сейчас идёте на занятия, я за тобой зайду. Понял меня?
Чикатило с Фюрером поглядели друг на друга, одинаково офонаревшие. Впервые они услышали от Мамы Светы, пусть и печатную, но всё же брань.
- М-да-а... - удивлённо буркнул Чикатило.
- Погоди, - хихикнул Фюрер - С нами она ещё и пить начнёт, мы такие...
Когда Алексей и Мама Света подошли к учительской комнате, там уже стояли с понурым видом почти все ''порнозвёзды''. Не было только одного Бормана, который от греха подальше ударился в бега...
Пацаны успели-таки сгонять в фотомастерскую и проявить там плёнку. Там же её и посмотрели, через аппарат, соединённый с телевизором. Вставляешь в этот чудо-аппарат плёнку, включаешь телевизор и смотришь на экран, вручную протягивая плёнку. А на экране получается такое изображение, как будто смотришь на уже отпечатанные фотографии.
Конечно же, они ржали на весь зал. Даже посторонние люди, случайно взглянув на изображение, округляли глаза... Особенно ржали пацаны над одним, весьма пикантным кадром: четыре волосатые руки тянутся к члену Чикатилы...
Придя в общагу, пацаны по быстрому ''смонтировали'' плёнку, отрезав голимую порнуху. Спохватились уже после того, как в 29-ю зашла зам по УПР и изьяла ту половину плёнки, на которой были вполне пристойные кадры. Оказалось, что впопыхах пацаны не отрезали кадр с Чикатилой и руками...
...В учительскую позвали всех, ради кого педсовет и был созван. Чикатило оглядел состав: Мама Света, Тортилла, мастачка портных по кличке Люба-Вася, мастер слесарей-швейников Михалыч, мастер бытовиков Палыч, учительница физкультуры, всеобщая любимица учеников - Любовь Юрьевна, по прозвищу Камээс...
Чикатило немного воспрял духом: картину немного портили Палыч и Люба-Вася, но в принципе, нынешний состав педсовета внушал некоторые надежды. Можно было побарахтаться, и ещё как...
На повестке дня было несколько вопросов:
1) было ли изнасилование Иры;
2) как и почему Алексей оказался в 29-й;
3) кого исключить, а кого оставить, из всех собравшихся учеников.
Парни и девки, кроме Чикатилы и, разумеется, Иры - стояли на своём: никакого изнасилования не было, вообще ничего не было. В ответ на это Тортилла зачитала докладную Родинки, то место, где она описывала - в каком виде валялись ''обвиняемые''. Хорошо ещё, что в силу старой закалки Родинка не написала в докладной насчёт минета... Вот тогда крыть было бы абсолютно нечем. А так - отмазались, заявив: мол, ничего уже не соображали, где и кто находится, раздевались, чтобы лечь спать, но не хватило сил довести задуманное до конца.
Потом преподы взялись за Чикатилу. Алексей, изображая некоторое смущение, начал вешать им лапшу: шёл это он по городу, никого не трогал, и вдруг повстречал своего земляка, которого не видел уже года три. Оказалось, понимаете ли, что этот самый земляк учится в Новосибирске. Ну, само собой, на радостях дерябнули бутылочку водки, ноль семьдесят пятого калибра, после чего расползлись в разные стороны, клятвенно пообещав заезжать друг к другу в гости. Как попал не к себе? А не помню, провал в памяти...
Самое интересное, что все остальные полностью подтвердили эту туфту: сидим, опять же, никого не трогаем. Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, вваливается Алексей - еле на ногах держится, глаза в кучу, ни бэ, ни мэ, ни хрю. И падает на койку. Да, конечно, раздели, сняли очки, уложили как надо, заботливо укрыли. Какие штаны, какие трусы?! Ах, докладная... Ну, наверное пытался сам раздеться, да сил не хватило. Как, впрочем, и у нас...
Где Борман? А фиг его знает, домой уехал, быть может, он ещё вчера собирался, дела задержали... Да не было никаких изнасилований! Вы поменьше эту малохольную слушайте, а то она ещё не то может наговорить, клеветница бесстыжая. Никого не насиловали, одну её, бедненькую, ага, как же...
Фотографии? Вон те, что у вас на столе лежат? Ну, фотались, конечно, не без этого. А что тут такого? Вполне естественное дело, память, как-никак. Какая порнография? Ах, Ира сказала? Ну-ну...
Под конец Тортила устало потёрла глаза:
- Хорошо поёте, главное - складно. Ну-ну, вот только не лепите мне тут
оскорблённую невинность, ладно? Я ещё и не такие оперы выслушивала... Это вы так думаете, будто самые умные и хитрые. Мы тоже не дураки наивные. Послушайте-ка лучше моё личное мнение. У вас появились деньги и вы решили их пропить. Я больше чем уверена, что вы в комнате у швейников творили такое, что если бы стены умели краснеть, они бы сделались алыми... Что же вы так лопухнулись-то, а? Всю компру вырезали, а Алексея оставили... Торопились, а? Я верю, что он с вами не пил, что он забурился к вам в комнату и упал, верю. Но вот остальное, вами преподнесённое, извиняюсь - лажа. Конечно, один за всех и все за одного - это хорошо. Только не во всех случаях. Ваше счастье, что мы ничего не можем доказать... Отправляйтесь-ка по группам, пишите объяснительные, желательно - правдивые. Денис, ты останься, с тобой ещё не закончили беседовать. Остальные - свободны...
- Пишем то же, что и говорили, - тихо сказал Чикатило, когда вышли из
учительской. - Иначе всем - хана, и правым, и неправым.
Зайдя в ''обувной'' кабинет, где в это время шёл урок материаловедения, Алексей спросил:
- Можно войти, Ольга Борисовна?
Зам по УПР посмотрела на него поверх очков, усмехнулась как-то непонятно, загадочно:
- А, это вы, Алексей. Проходите, садитесь, - и проводила его смеющимся
взглядом.
Мельком взглянув на неё, Чикатило понял - видела фотографию...
- Что вам сказали на педсовете? - поинтересовалась Борисыч нейтральным тоном.
- Писать объяснительную, - буркнул Алексей. - Всем сказали - писать.
Обернулся - Фюрер и Маршал вопросительно глядели на него. В ответ Чикатило выразительно пожал плечами: мол, сам не знаю, чем всё кончилось, всё ещё впереди...
Он написал примерно до половины, когда Борисыч обратилась к нему:
- Алексей, разрешите задать вам один вопрос? - тот машинально кивнул. - Это правда, что вас Чикатилой называют?..
Ржач не смолкал минут пять. Все пацаны, кроме глухарей, разумеется,
растянулись на партах, не переставая гыгыкать и хахакать. А глухари, увидев что-то явно интересное, повернулись к Чебаку за разъяснениями, а тот ржал громче всех. Алексей обалдело покрутил головой:
- Есть такое дело.
Зам по УПР, уже откровенно веселясь, спросила:
- А по отношению к женщинам вы тоже, как настоящий Чикатило?
Новый взрыв хохота. Алексей, мысленно выматерившись, запротестовал:
- Ольга Борисовна, вы же умная женщина. Если бы я был такой же, как реальный Чикатило - я бы здесь, перед вами, не сидел. Не с моим здоровьем на такой промысел по ночам выходить... Говорят - похож, внешне. Потому так и окрестили... А вы-то как узнали про мою кличку?
- Девчонки просветили, с которыми вы вчера соизволили забавляться. Они ещё до педсовета писали объяснительные лично мне. И в них дружно написали - Лёха Чикатило... Ей-богу, чистая правда! Мне плохо стало, когда я это всё прочитала, у меня волос дыбом встал - я точно помню, что у нас нет ученика с такой фамилией... Я в шоке, побежала к девчонкам - кто такой? Они мне описывают: обувщик первого курса, лысый, в очках, с двумя фиксами во рту, весь испортаченный, живёт в двадцатой комнате... Тогда я и поняла, что они вас имеют в виду. Кстати, что такое ''испортаченный''?
- Весь в татуировках, - пояснил Алексей.
- Это вы-то весь в татуировках? - непритворно изумилась Борисыч.
- Да ну! Девки малость преувеличили. У меня их всего две, на плече и на груди...
Овцы драные, подумал он, не могли фамилию запомнить, сколько раз у нас
были... Во, ситуация, ёлы-палы! ''Ералашу'' и не снилось.
А пацаны аж заходились, хлопая ладонями по партам, сгибаясь, смахивая
выступившие слёзы. И тут до Чикатилы дошло, насчёт всей этой писанины. Точно такие же штучки применяются в уголовном розыске: сначала одна бумага, малость погодя -другая, ещё спустя некоторое время - третья и так далее. Потом эти бумаги вдумчиво изучаются и выискиваются новые подробности или несостыковки в показаниях. И делаются соответствующие выводы, ''клиента'' берут за жабры, если считают нужным... Ну да, конечно, Тортила же работала в колонии, запросто могла нахвататься оперских примочек...
Голосование педсовета - это классическое ''казнить нельзя помиловать'' или, учитывая реальность, - ''исключить нельзя оставить'', где одним-единственным знаком препинания решаются судьбы людей.
Представьте себе обычный лист бумаги с написанным на нём фамилией и именем того, чью судьбу предстоит решить. А внизу - этот самый приговор, два варианта которого варьируются в зависимоти от того, куда влепишь роковую запятую. Так вот, у Вехотки получилось так, что знак препинания стоял ПЕРЕД словом ''нельзя'', когда как у остальных - ПОСЛЕ...
ГЛАВА 43.
Прошло две недели. В двадцатой комнате произошли некоторые изменения -
Чикатило остался жить один. Как и говорил Фюрер, его положили в областную больницу, в урологическое отделение. У Фюрера, помимо ампутированной ноги, имелась ещё одна нездоровая болячка - очень плохие почки. Ему, дураку, как никому другому, нельзя было пить, вообще. А он только беззаботно отмахивался - мол, зараза к заразе не пристаёт...
Оказалось - ещё как пристаёт. В один чудесный день почки дали о себе знать, да так, что Фюрер до самого приезда ''скорой'' валялся на койке в позе эмбриона, яростно матерясь.
И то ли Чикатиле почудилось, то ли на самом деле так оно и было, но во всех жестах и движениях Фюрера проскальзывала некоторая фальш, этакий
наигранный драматизм. Уж больно вовремя он слёг в больницу, прямо аккурат за неделю до экзаменов...
Чикатило поделился своими соображениями с Маршалом. Оказалось, что Костя думал практически идентично Алексею:
- Нет, ну не хочешь ты учиться, тогда зачем жопу-то мучить? Сиди ты дома, живи на одну пенсию... Так нет же, он у нас и такой, и сякой, и крутой, и навороченный. Я знаешь, когда понял, что он безбожно трандит? Как-то сидели мы все здесь, в комнате. И зашёл разговор о спорте, кто чем раньше занимался... Фюрер и заявляет: я раньше качался, так у меня объём груди был сто пять сантиметров, а объём бисепца - пятьдесят три... Я сначала-то не понял, где тут что-то не то, потом дошло. Говорю ему: это что же получается? Что у тебя грудь
была больше бисепца в два раза?.. Стихоплёт, бля...
- М-да, - протянул Чикатило, осматривая своё тело, уже порядком зажиревшее. - Где моя былая атлетическая фигура? Нема, остался один целлюлоз... тьфу! Целлюлит, во! Перепутал, бывает.
Костя захохотал:
- Ты бы ещё сказал - целлофан... Скучно тебе здесь, а?
- Я бы не сказал. Пить стараюсь поменьше, работать стараюсь побольше, благо - обувь на ремонт несут. Шибко сложный не берусь делать, учён с того раза... А по мелочи - с удовольствием копаюсь.
- Я тоже дома иногда кое-что ремонтирую. Кстати, Чикатило, ты мне вчера звонил?
- Угу, только тебя дома не оказалось.
- Во-во! Прихожу вчера вечером домой, смотрю - брат мой, Женька, сидит на диване с задумчивым видом, подперев голову кулаком. Я ему: ты чего? Он мне: тебе звонил какой-то маньяк, не то Фишер, не то Джек-потрошитель...
- Ну, Костя... - Алексей шутовски оскорбился. - Это пошлость, знаешь ли - меня с какими-то забугорными отморозками путать... Я ведь и обидеться могу.
- Я Женьке так и сказал. Он пообещал, что больше так не будет.
- То-то же...
После занятий пришёл Весёлый:
- Слушай сюда, Чикатило. Предлагаю завтра совершить вояж к Борману, в
Болотное.
- Это ещё зачем?
- Экзамены на носу - раз, - Виталя стал загибать пальцы. - Мы у него ни разу не были вместе - два. Наш мастак просил к нем у сьездить - три. И наконец, беспокоится за него его так называемая невеста - Танька, чуть ли не ревёт. Поехали? Я-то у него уже был, а ты - нет. Сьездим, посмотришь, в какой он дыре живёт...
Из общаги вышли чуть свет, доехали до железнодорожного вокзала и сели на электричку ''Новосибирск-главный - Болотное''. Пилили на ней без малого три часа, пытаясь хоть маленько поспать, устраиваясь поудобнее на жёстких деревянных скамейках. Весёлый в конце концов плюнул на все эти устраивания и завалился на скамейку, растянувшись на ней во всю длину. Чикатило же так делать постеснялся, справедливо опасаясь газовой атаки, которой было не миновать, сними он свои полуботинки типа ''конверт'', из искуственной кожи, на клиновидном каблуке... Усмехнулся своим мыслям, вспомнив слова Ольги Борисовны: вы - будущие обувщики и в силу своей специальности будете засматриваться, особенно в тёплое время года, на женские ножки, точнее - на обувь, которая имеется на этих самых ножках...
И ведь засматривались, оценивая исконно мужским взглядом красоту ног, а попутно - профессиональным - красоту, стиль и качество обуви.
Пацаны - обувщики, отправляясь в магазин или на базар покупать обувь,
доводили до тихого бешенства продавцов и консультантов, грузя их обувной ''феней''. А молодые девчонки из магазинов смотрели на них, как на пришельцев из других миров, не понимая ни слова. Не говоря уже о киргизах или узбеках. Простой пример. Говоришь им: покажите, пожалуйста, во-он те полуботинки типа ''тренинг'' на клиновидной подошве из поливинилхлоридной массы. В ответ - немой вопрос в круглых от недоумения глазах. Хотя речь идёт об элементарных кроссовках... Издевались, конечно, садюги...
Приехали, наконец. Конечная станция, где слезли Весёлый и Чикатило, не зря была так названа - Болотное. Точно в цель, дырень ещё та... Полуразвалившиеся домики, с покосившимися заборами. Заросшие травой огороды, хотя самое время высаживать большинство овощей. А уж грязи - сусанинские болота отдыхают... По крайней мере, так выглядит большинство улиц Болотного. Тихий ужас, честное слово, тоска зелёная. Как люди тут только живут?!
Домик Бормана выглядел так же запущено и серо, как и большинство его
собратьев по улице. Хорошо хоть, двор был более-менее ухоженным. Всё равно, бурьяну - по колено.
На парней залаял невероятно грозный собак, из породы дворняг. Глядя на
Весёлого, уверенно перевшего прямо на облезлое чудовище, Чикатило сделал логический вывод, прямо-таки гениальный - дворняга не укусит. По крайней мере - не должна.
Так и оказалось. Весёлый яростно цыкнул на псину и та, поджав хвост, забилась в дальний угол конуры, обиженно повизгивая. Виталя взбежал на отчаянно скрипящее крыльцо и вполголоса выматерился: на двери висел здоровенный амбарный замок...
- Приплыли, - резюмировал Чикатило. - Стоило ехать...
- Мать-то на работе, это ясно... - почесал затылок Виталя. - А вот что мне не терпится узнать, так это - где этого гестаповца черти носят... Вот ур-род, а? К нему кореша нагрянули, а его дома нет. Нехор-рошо, очень даже неконкр-ретно.
- Возникает насквозь закономерный вопрос, - Чикатило закурил. - Что делать будем? Идти назад ехать?
- Ну уж нет! - зловеще прищурился Весёлый. - Не для того мы сюда ломились, чтобы замка с собачкой испугаться... Так-так-так, где же спрятан этот золотой ключик?.. Ага, нашёл...
Виталя выудил ключ откуда-то из щели в крыльце и стал открывать замок.
Чикатило ухмыльнулся:
- Классика уголовщины. Незаконное проникновение на частную собственность, взлом той самой собственности.
- Ты ещё про кражу вспомни...
- А она будет?
- А как же? Что это за взлом без кражи? Заходи. Если что - сидеть будем вместе...
Внутри домик выглядел так же убого, как и снаружи. Бардак царил неимоверный, даже описывать не хочется.
- Что тут красть? - печально спросил Чикатило. - Тут впору нести сюда что-нибудь, как в том анекдоте...
- Как это что? Еду будем тырить, конечно. Так сказать - заправляемся на обратную дорогу.
И Виталя в хорошем темпе осмотрел все места, где могли лежать какие-нибудь сьестные припасы. Каковых, впрочем, оказалось вовсе уж мизер: полсковородки жареной картошки, две корки хлеба и полбанки свиного жира.
- Хорошо хоть, чаю додумались купить, - уныло протянул Весёлый. - Ну, что? Греем картошку, кипятим воду, едим-пьём? Если за это время никто не появится - пишем маляву с извинением, закрываем хату и - на вокзал.
- А пожалуй что, - согласился Чикатило. - Ты пока грей всё это дело, а я пока Борману записочку настрочу, с матерками через каждое печатное слово...
Трапеза уже подхолила к концу, когда парни услышали, что в дом кто-то входит.
- Похоже, свои, - сказал Чикатило. - Раз собака не тявкает.
Вошла женщина, лицом очень похожая на Бормана. Посмотрела на жующих
парней, немного ошарашенно. Узнала Виталю:
- Здравствуйте, мальчики! А где Лёха?
- Сами хотели бы знать, тёть Валь.
- Как это? А он что, не с вами?
- Не-а. Вы извините нас, тёть Валь, но мы сами замок открыли. Борман в тот раз, когда я у вас был, показывал, где ключ спрятан...
- Понятно, - сказала тётя Валя, снимая куртку. - Борман, значит? Ты вроде - Весёлый, так? А ну-ка, подождите, попробую угадать... Ага, ага... Чикатило, нет?
- В точку, - улыбнулся Алексей.
Мать Бормана оказалась приятной в общении женщиной, свойская, добродушная. Малость поговорив о том о сём, парни спохватились:
- А где Борман-то?
- Он мне сказал, что у вас три недели не будет занятий. Побыл дома два дня и уехал в деревню, к бабке...
Вот же осёл туркменский, подумал Чикатило. Забурился так, что хрен его
найдёшь.
Тётя Валя пристально посмотрела на друзей сына:
- Что он натворил?
- С чего вы взяли? - довольно натурально удивились парни.
- Да мне показалось, что он в училище что-то наделал и теперь скрывается...
- Да ну, ерунда какая! Мы что, не можем просто так приехать, в гости? Всё верно, у нас занятий сейчас нет, вот мы и катаемся к тем, кто недалеко живёт. Всего и делов. Так что успокойтесь, всё нормально...
Через полчаса парни засобирались:
- Пойдём мы, пожалуй. Засветло в Новосиб успеем. А оттуда - в Искитим...
- А туда зачем? - спросила тётя Валя. - У вас там кто-то живёт?
- Ага, целых двое, один, правда - слабослышащий. Но к нему-то нам как раз и не надо...
Вздор, конечно. Врали матери Бормана внаглую, импровизируя на ходу. Но не говорить же ей всю неприглядную правдочку? Вот именно...
Парни вышли из дома, напоследок извинившись перед тётей Валей за столь
нахальное вторжение. А подходя к калитке - увидели просунутое между
штакетинами письмо. Чикатило, мельком обернувшись, прикинул траекторию меж письмом и тётей Валей, стоявшей на крыльце. Аккуратненько сместился чуть вправо:
- Весёлый, прикинься, что не можешь щеколду открыть. Я на отправителя гляну...
Днём раньше, днём позже - и Борману бы не поздоровилось. Потому как письмо было из ''сотки'', от Тортилы.
- Что я делаю, что я вытворяю... - протянул шёпотом Чикатило, пряча письмо в карман жилетки. - На какие только пакости не пойдёшь ради друга...
Выйдя на дорогу, прямиком ведущей к переходному железнодорожному мосту, Весёлый молча протянул руку. Чикатило его прекрасно понял и дал ему это злосчастное письмо. Недолго думая, Виталя вскрыл конверт, вытащил оттуда двойной тетрадный лист в клеточку и положил его к себе в сумку. А конверт рвал на мелкие кусочки, раскидывая их по ветру, приговаривая:
- Какие мы с тобой нехорошие ребята, ну просто редиски. А нехрен было на Бормана донос строчить.
В электричке Весёлый прочитал письмо, временами громко хмыкая, похихикивая, один раз вообще заржал на весь вагон.
- Что там? - поинтересовался Чикатило.
- Погоди... На, почитай и зарыдай. Точь в точь, как в случае с Рыбаком, как под копирку написано...
На нечто подобное Рыбак и жаловался в своё время. Как и Коляна, Бормана выставили вовсе уж беспредельщиком: и парней-то он лупит со страшной силой, заставляя их пить с ним чуть ли не на брудершафт, и девок-то насилует, обманом и подлостью заводя этих невинных и непорочных созданий в свою комнату, и порнографию-то он распространяет чуть ли не по всему Новосибирску, и много ещё чего...
Блевотина, одним словом. Борман сроду никого не заставлял пить, тем более - с побоями, бухая исключительно с проверенным в делах народом. Баб он тоже не силой укладывал в койку, а по взаимному согласию. Что, согласитесь - две большие разницы. Ну, а порево - это да, было, но не до такого же перебора...
Потом, кстати, пацаны всё-таки напечатали те самые фотографии. Пересмотрели их, ржавши сами над собой во всё горло, потом отдали их тем, кто на них был снят. Кто-то оставил их на память, кто-то сжёг, от греха подальше...
Тортила, узнав, что Борман вернулся в ''сотку'', сразу же вызвала его к себе в кабинет. А что она уже могла сделать? А уже ничего. Ира, дурочка эта, уже и сама не знала, что говорить, запутавшись в конец. Надо заметить, что девчонки, которые симпатизировали Борману, легонько так и ненавязчиво подвели Иру к тому, что всё это ей привиделось в пьяном угаре: и сама пьянка, и фотографии, и всё сопутствующее... А все остальные твердили одно и то же: дело было так, а не эдак. Хотя всё было совсем не так, как было на самом деле...
Бормана не выгнали. И правильно, в общем-то. Какой смысл выгонять за то, чего совсем не доказано? Правильно - нет смысла. Так пускай уж сдаст экзамены, отработает практику, получит диплом и уедет домой...
Но вот тогда становилось непонятно - почему же не дали доучиться Вехотке? Уж он-то борогозил не в пример тише, нежели Борман там, или Чикатило. Единственное, что он себе позволял, напившись - это препираться с воспитками, когда те его спаливали. Опять же, Мутант, будучи в изрядном подпитии, на воспиток вообще орал дурноматом, едва те делали ему замечания. Ничего, сходило с рук...
В общем, как была непонятна вся эта система училища, так и осталась насквозь нерасшифрованной. Как раньше выгоняли тех, кого можно было оставить и оставляли тех, кого надо было выпереть в первую очередь - так и потом, ничего не изменилось. Почти ничего...
ГЛАВА 44.
В конце двадцатых чисел мая в ''сотке'', по традиции, сдавал экзамены первый курс училища. Потом, отдохнув два-три дня (читай - пробухав), первый курс в течении июня месяца проходил практику у себя в цехах и мастерских. Второкурсники же, наоборот, в конце мая начинали изготавливать дипломные работы, подтягивали ''хвосты'', и в конце июня сдавали уже выпускные экзамены.
Это было сделано для того, чтобы оба курса не мешали друг другу, что было, в принципе, довольно грамотно придумано. Собственно говоря, к экзаменам первый курс начал готовиться ещё загодя. Как сказала Мама Света, обувщики на этот раз умудрились закончить курс обучения
гораздо раньше запланированной даты. Поэтому оставшееся время писали билеты по двум основным дисциплинам - спецтехнология и материаловедение.
И Мама Света, и Ольга Борисовна твердили всё время:
- Даже не думайте, что на экзаменах мы вам будем делать какие-то поблажки. Ничего подобного! Наоборот, будем, как вы выражаетесь - валить. Так что - учите, учите и ещё раз учите, как завещал великий Ленин...
Тут впору вспомнить анекдот про студентов, который полностью отражал
отношения учащихся ''сотки'' к предстоящим экзаменам. Значит, представьте себе: медицинский, педагогический и политехнический институты. Начало учебного года. Послал бог на землю ангела: мол, посмотри, как там студенты учатся. Ангел возвращается через три дня, докладывает: меды и педы зубрят, политех бухает. Середина учебного года, опять бог послал на землю ангела, с тем же заданием. Тот через три дня опять доложил: меды и педы зубрят, политех бухает. Конец
учебного года, уже перед самыми экзаменами. Снова послал бог ангела. Тот вернулся с несколько иным изложением происходящего в институтах: меды и педы зубрят, политех богу молится. Бог обрадовался: вот политеху и поможем...
Так и в ''сотке'': весь год пробухали, а перед экзаменами надеялись на ''авось''. Конечно же, кое-кто усиленно писал загодя ''шпоры'', а как же иначе...
Борман выдумал новейшее средство, позволявшее парням пить спирт практически при открытых дверях. Да что там, хоть при воспитках, хоть на уроках. Главное - не чокаться и не выдыхать резко в сторону, перед выпиванием... Средство было, по общему признанию, гениальным. Конечно, спустя некоторое время воспитки всё-таки догадались, в чём тут фокус и приняли адекватные меры, но всё равно, несколько недель парни их дурили по-чёрному...
Как-то раз Борман зашёл в 20-ю в приподнятом настроении, размахивая зажатой в руке полторашкой:
- Ну что, пацаны, кваску не желаете?
- А давай, пожалуй что...
Весёлый, глотнувший первым, поперхнулся, лицо покраснело,он закашлялся. Малость оклемавшись, он накрыл Бормана потоком отборнейшего мата. А тот ржал:
- Ну, как квасок-то?
Практически в каждом хлебном магазине можно купить стандартную
килограмовую упаковку сухого кваса, что Борман и сделал. Только потом он этот самый квас смешал со спиртом, Менделеев хренов, алхимик современности...
И ведь что характерно. Пьёшь вроде бы спирт, а прёт от тебя квасом. И в полторашке, сколько её не нюхай, пахнет квасом.
Воспитки долго не могли понять, как это обитатели общаги умудряются пьянеть, если они сами видели и нюхали, что пацаны пьют квас, только квас, и ничего, кроме кваса. А пацаны так и угорали. Сядут в комнате дружной толпой, обложатся учебниками и конспектами, полторашку с ''квасом'' - в центр стола и поехали. Воспитка раз зайдёт - всё в порядке, сидят, учат, от жары спасаются квасом. Второй раз зайдёт
- та же самая картина. Перед отбоем все - трупы... Да что такое?! Когда и где они успели?!
Всё рассекретила Луна, уже ближе к отбытию учащихся на каникулы. Как-то она зашла в двадцать девятую, в целях проверки. В тот день стояла дичайшая жара, все буквально обливались потом. Пацаны пьют свой ''квас'', вдруг заходит Луна:
- Добрый вечер, мальчики. Как тут у вас дела? Всё нормально? Пьяных нет? Опять квас пьёте? И не говорите, сегодня жара просто ужасная... Можно и мне глоточек сделать?..
И прямо из горлышка сделала большой глоток... Как она тогда не померла? Еле продышалась, а продышавшись - ''квас'' конфисковала. Огреблись тогда все, по самое не хочу и не могу...
Вот так учащиеся ''сотки'' готовились к экзаменам.
Чикатило, Борман, Робот и Дрищ вновь попытались воздействовать на директора, насчёт ремонта училища собственными силами в период каникул. И вновь получили категорический отказ. Хотя у всех четверых был некоторый опыт работы на разного рода стройках и ремонтах зданий. Чикатило одно время работал на бетономешалке и на отбойном молотке, а также на его счету было несколько коттеджей, окрашенных лично им. Борман имел некоторую практику в плотницком деле. Робот, до поступления в училище, работал вместе со своим родным братом на кладке цветного бетона. А Дрищ подрабатывал на кладке тротуарной плитки. Всяко-разно, рассуждали парни, они бы справились бы с ремонтом училища.Но нет, директор решил привлечь к работе наёмную бригаду со стороны. Как только парни не пробовали его убедить, даже предлагали расписки написать, на тему добровольного соглашения на работу - бесполезно, Солдат стоял на своём...
Желание работать в училище объяснялось просто. Во-первых, никто из парней не хотел возвращаться домой, в деревни. Во-вторых, всем надоело безделье, мелкие подработки в счёт не шли. В-третьих, парни хотели за лето подзаработать немного денег, чтобы прикупить себе то, что каждый хотел.Конечно, можно было остаться в городе, снять квартиру на четверых, устроиться куда-нибудь на другую стройку. Но этот вариант парни, хорошенько подумав, отмели. За квартиру надо было бы платить немаленькие деньги, на работу добираться как минимум час, работать предстояло бы от рассвета до заката, а ещё надо было добраться домой, приготовить еду и, не выспавшись, назавтра чуть свет снова на работу...
А работа в училище - идеальнейший вариант. Никуда не надо ехать, поесть можно тут же (Чикатило уже заранее договорился с завхозом насчёт основных продуктов), помыться можно тут же, постираться тоже можно. А главное - ни за что не платить. И пенсии бы накапливались, и заработали бы больше, меньше потратившись... Но - не проканало. В училище стали работать китайцы.
О том, КАК группы обувщиков, слесарей - швейников и слесарей - бытовиков сдавали экзамены, можно выразиться одним словом - беспредел. Не совсем, чтобы капитальный, но всё же - редко кто из студентов так делает...
Мандраж перед экзаменами, конечно же, присутствовал - это в порядке вещей, ничего постыдного в этом нет. Борман же этот самый мандраж попросту заглушил, настоятельно порекомендовав всем пацанам влить в себя по стакану спирта, после чего почистить зубы или зажевать мятную жвачку. Алкотестеры, конечно же, эти ухищрения бы не провели, но в том то всё и дело, что не было их у экзаменационных комиссий. Мало того, накануне этих самых экзаменов пацаны сроду не заглядывали в учебники и конспекты! Они пили ''квас''... Поэтому в спирте была аж двойная необходимость - снять и похмелье, и мандраж. Потом, уже после экзаменов, пацаны горячо благодарили Бормана за науку. А и в самом деле, экзамены прошли как по маслу. Пацаны, малость расслабленные
алкоголем, на вопросы отвечали спокойно, особо не напрягаясь. В голове, словно сами по себе, сформировывались чёткие ответы на дополнительные вопросы преподавателей. Речь лилась спокойно, никто не запинался (кроме Банзая, но тот сам по себе был заикой и никто ему, разумеется, не наливал), движения были плавные и уверенные (даже у Чикатилы, Весёлого и Моти).
Пожалуй, это был единственный случай, когда зловредный во всех смыслах спирт действительно принёс пользу, значительно облегчив такое трудное дело, как сдача экзаменов.
Распорядок дня был заранее обговорен с Мамой Светой: до двенадцати часов дня - сдача, с двенадцати до полвторого - подведение итогов и ''раздача'' категорий, в три часа - общий сбор в цехе и объявление результатов экзаменов.
Мама Света зашла в цех ровно в три часа, вся из себя сияя:
- Так, все собрались? Все. Ну,что? Поздравляю вас с успешной сдачей
госэкзаменов! (Группарадостно загалдела). Сейчас я зачитаю вам, кому какой разряд присвоили, разъясню план действий на июнь и... Ох и напьётесь же вы сегодня, а? (Группа смущённо похихикала, заверяя, что - не очень). Да ну, а то я вас не знаю... Напьётесь, конечно, повод есть... Ладно, это всё лирика, переходим к делу. Начнём так - кто где сидит. Итак, Серёжа - второй разряд, сразу через первый перескочил, молодец. Обувь - высокого качества, отвечал хорошо, замечаний никаких нет... Женя - второй разряд. Обувь - маленько похуже, чем у Серёжи, но всё равно - на должном уровне. Ни одного замечания, отвечал хорошо,
тоже молодец... Эдик, ты меня, признаться, удивил. Наверное, под шпаргалку ответ писал, а? Да ладно вам, что вы, как дети? Были у вас шпаргалки-то, чего уж там... Эдик - первый разряд и тот - с большой натяжкой. Намёк понял, Эдик? То-то... Саша - первый разряд. Отвечал неплохо, но вот качество обуви - не очень. Подтянись, Саша, иначе второй разряд не получишь... Максим - пока первый разряд. Ты очень много болел и очень много пропустил. Хотя качество у тебя хорошее. Напрягись, и выпустишься с неплохим - третьим - разрядом. Постарайся, хорошо?.. Кирилл - второй разряд, отличный результат. Но всё равно
- качество нужно улучшить... Так, Алексей - первый разряд. Не хмурься, для дэцэпешника твоего уровня - вполне достойный результат. Ремонт ты делаешь неплохо - мелкий, для сложного ты ещё не дорос. А изготовление обуви у тебя ещё хромает. Будем с тобой работать... Дима - первый разряд. Если бы не пил, получил бы второй. Отвечал как попало, качество - тоже не ахти... Костя - второй разряд, поздравляю. Замечание - только одно: никто тебя не может переспорить... Роберт - первый разряд. Единственное, что умеет хорошо делать - точить ножи до
бритвенной остроты. Качество - ужасное, отвечал плохо. Будем решать насчёт тебя на педсовете, Роберт - учиться тебе дальше или нет...Толя - первый разряд, мог бы учиться получше, да мешает лень. Учителя на тебя жалуются - дерзишь им, уроки срываешь. Тоже - педсовет... Олег! Первый разряд. Много пьёшь, направим тебя лечиться от алкоголизма.
Моряк отрицательно помотал головой:
- Не поеду, не хочу.
- Не хочет он... - сокрушённо вздохнула мастер. - Приезжаю я в Купино, да? Иду по улице, смотрю - какой-то бомж копается в помойке, да? Весь грязный, в лохмотьях, небритый, лицо ужасное... Смотрю - а это Олег... Так и будет с тобой, если пить не бросишь...
- Не поеду, - уперся Моряк. - Я бомж не буду...
Мама Света поиграла желваками:
- В наручники бы тебя, не спрашивая - хочешь ты или не хочешь. И в ЛТП... Так ведь нет их сейчас, а жаль. Олег! Педсовет, понял?
- Что толку? - буркнул Чикатило. - Выгнать - не выгонят, а насильно его вы на лечение не отправите...
- Уверен? - зыркнула на него мастер.
- На все сто. Это вам не Соловей...
Мама Света невесело хмыкнула, немного помолчала и продолжила:
- Ещё раз поздравляю всех со сдачей экзаменов и с присвоением разрядов. Вы сегодня доказали, что мы с вами бились не зря. Определённые успехи налицо. И если вы на втором курсе обучения отнесётесь к учёбе посерьёзнее - можете получить самое большее количество третьих-четвёртых разрядов за последние пять лет... Далее. У вас три дня на отдых. Постарайтесь поменьше пить, набирайтесь сил. Почти весь июнь мы будем только работать. Теоретических занятий на первом курсе больше не будет. Одна только практика, с девяти до пяти.
Задача проста: с каждого ученика - по пять пар обуви плюс доделать то, что не успели сделать выгнанные... Работаем в предельном темпе, хватит вас баловать. Кто быстрее сделает, тот и дольше будет отдыхать на каникулах. Ещё одно уточнение: если раньше в субботу учились, то теперь выходных дней - два. По-моему - это плохо. Поэтому - берите текущую работу в комнату на выходные, вместо того, чтобы пить... Во-о, Алексею эта идея пришлась по душе, я вижу. Я права?
- Абсолютно, - искренне ответил Чикатило. - Хоть чем-то буду занят. Надоело уже пить и ничего не делать...
- Значит, у тебя ещё не всё потеряно, если ты так рассуждаешь. На сегодня всё, встречаемся через три дня. И смотрите у меня...
Три дня весь первый курс обмывал удачную сдачу экзаменов и присвоение
разрядов. Пьянствовали по-чёрному, но без всяких драк и разборок, к счастью. Просто веселились, радуясь тем достижениям, которые достигли за год учёбы. Радовались, что хоть чему-то научились, что умудрились после всех передряг остаться на второй курс. И конечно же, было немного обидно за тех ребят, которых считали за своих и которые не доучились вместе со всеми...
Воспитки к этим вполне обоснованным гульбищам отнеслись с пониманием,
предупредив лишь, чтобы не расслаблялись: сдача экзаменов и получение
разрядов не защищали от исключения из ''сотки'', в случае каких-либо
чрезвычайных ситуаций, наподобие февральских... На что Чикатило полушутя-полусерьезно схохмил:
- Особо шебутных вы уже повыгоняли. Мы - те, что остались - так, типы средней шебутливости. От нас особых неприятностей и не ждите, всё равно не дождётесь. Ну, разве что кого над частным сектором в свободный полёт отправим...
Тридцать первое мая Чикатило запомнился тем, что именно в этот день он в последний раз увидел ту, которую он полюбил, но безответно и ту, которая полюбила его. Что характерно - тоже аналогично...
Гуля с Надюшей подошли к скамейке, на которой Чикатило сидел в гордом
одиночестве, ломая голову над поистине гамлетовским вопросом: пить или не пить?
- Привет, Чикатило...
Алексей поднял голову и тупо уставился на девчонок, чувствуя, как сердце опять заходится в смертной тоске. В висках гулко забарабанило, дыхание вдруг резко перехватило, вены на руках вдруг вздулись причудливым узором.
- Привет... - глухо отозвался Чикатило. - Вы зачем здесь?
- Потому что, - весело рассмеялись девчонки, словно бы и не замечая его паскудного состояния, вызванного ихним приходом. - Сдал экзамены? Молодец!
- Сам знаю, - вяло огрызнулся Чикатило, про себя вопивший дурноматом: да уйдите же вы обе, мать вашу...
Гуля присела перед ним на корточки и заглянула ему в глаза:
- Ты заболел, что ли? Что-то у тебя вид далеко не цветущий. Случилось что?
- Случилось, - сам того не ожидая, бухнул Алексей. - Тебя, дуру такую, забыть не могу, всего и делов. Надя, милая, прости меня, но я не могу больше ИГРАТЬ. Я её люблю...
- Ого, - тихо выдохнула Гуля, мельком взглянув на застывшую подругу. - Дурак. Ой ты и дурак!
- Дурак у меня в штанах, - отпарировал Чикатило, наливаясь бешенством. -Пожалуйста, родные мои! Сделайте сейчас так, чтобы я вас больше никогда в жизни не видел, ни в этой, ни в следующей...
Гуля медленно встала, не сводя с Чикатилы своих прекрасных чёрных глаз. Чикатило вовсе уж задохнулся, разрываясь пополам от обуревавших его чувств, он и любил её всем сердцем, и в то же время ненавидел всеми фибрами души. Он так и сидел на лавке, его отчётливо трясло крупной дрожью и он еле сдерживался, чтобы не вскочить и не заорать на весь Новосибирск, выплёскивая весь негатив, скопившийся в душе...
Гуля наклонилась к нему, потрепала его по бритой голове и шепнула:
- Прости...
И, подхватив под руку Надюшу, торопливо потянула её за собой.
Всё, отрешенно подумал Алексей, амба, сопьюсь... Где бы ты не была, что бы ты не делала, кем бы не стала - я по гроб жизни тебя не забуду, обещаю... Удачи тебе и будь счастлива... И ты, Надюша, тоже... Прости...
ГЛАВА 45.
Было решено: работаем до двадцать пятого числа, после чего все учащиеся разъезжаются кто куда, на двухмесячные каникулы. Парни с превеликой радостью окунулись в работу, окончательно закрепляя практикой теорию. В конце концов, эти профессии должны были стать основным источником дохода, вторым после пенсии. А может и первым, если зарабатывать куда гораздо больше, чем пенсия. Ну, это уже у кого как сложится. Есть ещё и третий вариант. Найти абсолютно другую работу, получать пенсию и калымить по той специальности, которую
приобрёл в ''сотке''... Только тогда тебе будет хватать на жизнь. Не на роскошную, конечно, но и не на бомжовую. Так, будешь висеть где-то посерединке.
Самое главное - это не бросаться в крайности, навроде алкоголя или наркотиков. Уж лучше тогда сразу повеситься, чтобы и себя не мучить, и окружающих тебя родных и близких. Хуже нет, от лишних денег начать бухать или колоться. А ведь, к сожалению, это удел многих и многих... Это при том, что здоровья нет практически с самого твоего рождения. Вова Еврей, к примеру, СТАВШИЙ инвалидом, свалившись под поезд в ''коматозном'' состоянии, продолжал пить. Ему предоставили неплохую возможность стать человеком, нужным обществу, занять свою нишу в социуме. Но он ею откровенно пренебрег, продолжая бухать вовсе уж не по-человечески. И хотя Еврей, периодически звоня в ''сотку'', и
говорил, что он взялся за ум, нашёл работу, открыл своё дело и так далее - ему никто не верил. Что впоследствии и подтвердила одна девчонка, землячка Вовы, увидевшая его дома спавшим чуть ли не под забором...
Все эти нудные теории о том, что алкоголизм и наркомания - это тяжёлые болезни - есть несусветная херня, от которой понимающим людям хочется блеваться и плеваться. Это не болезни, это - человеческое тупоумие, лень и нежелание хоть как-то постараться изменить свою жизнь к лучшему. Потом эти самые алкаши и наркоты обвиняют в своих бедах кого угодно, но только не самих себя, прикрываясь полюбившейся фразой - не мы такие, жизнь такая...
Бред, ребята. Стопроцентный патентованный бред. Мужик просто обязан держать удары жизни и при возможности - давать сдачи. В противном случае - ты не человек, а чмо и твоё место на помойке...
Так рассуждал Чикатило, в одно рыло валяясь на кровати. Вчера, после ухода девчонок, он напился до потери пульса, пытаясь заглушить ярость и боль. И сегодня утром ему было гораздо хуже, потому как ко всему прочему донимало жутчайшее похмелье.
Ну уж нет, подумал Чикатило, хрен я сломаюсь. Не для того я на этот свет появился, чтобы закончить свои дни предельно похабно...
В дверь постучались дважды: условно-деликатно и пинками. Уже
настропалившись отличать гостей по стуку, Чикатило определил - Мотя и
Весёлый.
Так и есть - братья по несчастью, коллеги по болезни, никогда не унывающие Матвей и Виталя:
- Ну, ты вчера и дал копоти! Вот это ты вчера наелся!
- Пацаны, заткнитесь, пожалуйста, а? Что вы прямо в ухо орёте?
- А мы специально, чтобы ты побыстрее очухался. Давай, дружище Чикатило, ешь в темпе и собирайся в дальнюю дорогу.
- Не понял... Какая дорога, завтра на учёбу... то есть - на работу.
- Лёнь, мне больше некого о помощи просить, - сказал Мотя. - Почти все
разъехались. И я подумал, что вы оба-двое мне поможете вещи домой отвезти. Чтобы потом уехать до хаты налегке. День ещё впереди, два часа туда, два - обратно, у меня дома побудете малёха. Да и Сашка рад будет, если вы нагрянете...
- А кстати, где он? - вкрадчиво поинтересовался Чикатило. - Почему эта дылда родному брату не помогает, а?
- Во-первых, он на учёбе. Во-вторых, после неё он с родителями едет на дачу. А в-третьих, никто меня домой с вещами не ждёт. Но делать-то всё равно нечего, так? Чем киснуть в общаге, лучше поехали ко мне, развеемся...
- Ну, если так... Тады ой... У вас в Искитиме я был только проездом, давно хотел там побывать, да всё как-то было не с руки... Не у кого было зависнуть, так сказать, не у Коня же...
- А теперь - будет, - улыбнулся Матвей. - Увидишь, где я живу, как до меня дойти. И, если когда-нибудь будешь в Искитиме, со спокойной совестью можешь заруливать на ночлег ко мне. Тебя, Весёлый, это тоже касается... Едем?
- Угу, через полчасика примерно. Успеем?
- Легко. Ладно. Весёлый, ком цу мир, поможешь чемоданы упаковать.
- Яволь, герр кактамтебяфюрер! Жаль, Фюрер не слышит, он бы оскорбился...
Есть, помимо традиционной опохмелки, ещё одно замечательное средство изгнать из крови алкоголь - тяжёлый физический труд в дикую жару. Пот, перемешиваясь со спиртом, попросту испаряется с поверхности кожи, едва выступив наружу. А поскольку Чикатило пёр на себе самую ''лёгкую'' сумку, то и от жары ему досталось качественнее остальных. Порой ему казалось, что люди вокруг принюхиваются, пытаясь определить источник спиртового запаха. И наткнувшись взглядом на Чикатилу , Весёлого и Мотю, торопливо отводили глаза. Вот что Алексею нравилось в жителях больших городов, так это то, что они не пялились изумлённо и не охали от удивления, увидев каких-нибудь людей с явными признаками физической неполноценности. В маленьких городах и сёлах - картина иная. Тамошние аборигены чуть ли не тычат в инвалидов пальцами, ударяясь в две
крайности - либо жалеют со страшной силой, либо издеваются. Что, поверьте, очень неприятно. Даже непонятно, что неприятней - первая крайность или вторая...
По Искитиму шли примерно минут сорок, частенько останавливаясь перевести дыхание. А Чикатило, несмотря на пекло и уже спадающее похмелье, чуть не заработал двухсторонний вывих шеи и расходящееся косоглазие. Девчонки и женщины в Искитиме настолько потрясающе красивы, что, как подозревал Алексей - знаменитый город невест и рядом не котировался. Жаль, не было возможности вплотную пообщаться с этими неземными существами, на предмет стервозности характеров. Но на первый взгляд - очень даже не вредные.
- Хочу здесь жить! - заявил Чикатило, провожая восхищенным взглядом
очередную красавицу.
- Слышь, ты, озабоченный, - одёрнул его Весёлый. - У тебя денег не хватит, чтобы здесь себе хату купить. У меня-то подешевле будет, да и девки тоже ничего...
- А кто спорит? Это я так, на будущее варианты прикидываю. Нет, пацаны, в натуре. Я на всю жизнь вынес стойкое убеждение, что самые классные деревенские чувихи - это коченевские, а самые шикарные городские чувихи - это как раз искитимские и есть. Ну нигде я больше не наблюдал столь плотной концентрации красоток, понимаете?
- А как же Гулька? - подковырнул Весёлый. И, заметив напрягшееся лицо
Чикатилы, виновато сказал: - Извини. Бахнул не подумавши...
- Не делай так больше, понял? И без твоих язвительностей тошно.
- Не буду, честно.
- Рискну поверить. Видишь ли, Весёлый, в чём дело... Гулька - это моя душевная травма на всю оставшуюся жизнь, высокопарно выражаясь. Из-за того, что у нас с ней ни хрена не получилось, я не собираюсь вешаться или уходить в монастырь. Я не настолько уж сентиментальный, чтобы так делать. Клин клином вышибают. Тебе дальше разжевать или сам поймёшь?
- Сам. Что тут понимать? Удачи тебе в поисках своей половины, серьёзно говорю, без всякой насмешки...
Матвей выругался:
- Едрёна мать, я так и думал. Я так и знал, что мои на дачу упедалят. А поскольку их дома нет, то и пожрать по-человечески нам не удастся.
- Давай что есть, - крикнул из ванны Чикатило. - Нам ли, студентам, бояться совмещения несовместимого?
Раздался громкий смех Весёлого и Моти. Алексей, умывшись, зашёл на кухню и сам заржал: на столе стояла полторашка кваса и коробка конфет ''Птичье молоко''.
- Ну нечего больше вам предложить, - виновато развёл руками Матвей. -
Перекусите пока так, вы же не жрать ко мне ехали, в самом-то деле. Шучу, конечно.
- Оригинально, - проворчал Виталя. - Похлеще, чем молоко с огурцами...
Пока Чикатило с Весёлым вкушали конфеты, запивая их квасом, сопровождая этот процесс всякими матерными хохмами, Мотя поскрёб по сусекам и предложил гостям ещё один изыск кулинарной мысли: кофе с бананами.
- Увидали бы нас сейчас какие-нибудь английские аристократы - застрелились бы от зависти, каждый из двух пистолетов сразу, - предположил Чикатило. - Нет, в самом деле. Они бы сроду до такого не додумались. Так что, парни, утешайте себя мыслью, что все эти сэры-пэры и прочие лорды с герцогами - британский отстой, по сравнению с нами, истинными джентльменами...
- Это точно, - с чувством подтвердил Матвей. - Накорми их этими
высокохудожественными явствами - слягут с несварением желудков, альбионцы из тумана. А вот мы-то - наоборот. Накорми нас этой ихней овсянкой с беконом - схаваем за милую душу и добавки попросим, аж целых два раза.
- Гурманы вы, я смотрю, - хыкнул Весёлый. - А как насчёт того, чтобы этих самых херцогов заставить отведать нашего фирменного блюда? Непроваренные голуби со спиртом, а? Или гречневой каши из нашей столовой?
- Сударь, да вы откровенный извращенец! - перекрестился Чикатило. - Не дай бог, если откровенно. Хана тогда бриттам, точно вам говорю, ни одна реанимация не откачает...
Хлопнула входная дверь. На кухню зашёл, едва не доставая макушкой потолок, Санёк, родной брат Матвея. В отличие от своего старшего брата, Саня был абсолютно здоровым человеком. Вот вам ещё одна загадка природы. Один отец, одна мать, разница в три года, а дети - антиподы. Старший - инвалид с детства, дэцэпешник средней степени тяжести. Младший же - без малейших изъянов, как в физическом плане, так и в психическом...
- Здорово, мафиозники! - тепло поприветствовал всех Саня.
- Привет, привет! Сам такой нехороший.
- Да ну? Куда там мне против вас, хилому и маленькому против таких крутых перцев... Вы же мафия, новосибирских пацанов строите как хотите, вас все беспредельщики боятся, ха-ха-ха! Какими судьбами у нас?
- Да понимаешь ли, какое дело... Мало нам Новосиба показалось, решили ваших типов погонять, вдоль и поперёк Искитима.
- Ну и как? - осведомился Саня. - Успехи есть?
- А как же? - воскликнул Весёлый. - Не успел Чикатило из вагона выйти,
окрестных баб как ветром сдуло. А встречные - сворачивали. Пацаны ваши его бочком-бочком обходили, мужики пьяные трезвели, едва его завидев. Мы в Искитиме всего часа полтора, а сколько шороху успели навести...
- А ещё я у вас жить хочу, - подсказал Чикатило.
- А, точно! Понравилось ему у нас в городе, понимаешь ли, особенно бабьё приглянулось. А те, бедолаги, не знали, в какую сторону убегать...
- Нет, Чикатило, - воинственно скривился Саня. - У нас ты но пасаран! В рот-фронт, как говорится. Мы не позволим, чтобы какой-то залётный
некропедозоофил изголялся над нашими сёстрами, подругами, жёнами, а также над нашими матерями и бабушками, вот!
- Ты ещё прабабушек приплети, клоун, - беззлобно огрызнулся Алексей. - Ну, не виноватый я, что похож на Чикатилу. Шлюхи иной раз сутенёров на разборки со мной зовут... Боятся, курицы безмозглые. Хорошо хоть, ''пастухи'' при понятии, понимают что к чему и что почём...
Саня, узнав про то, чем его брат угощал своих друзей, ржал минут пять без передыху. Отсмеявшись и вытерев выступившие слёзы, он принялся
гастрономировать, выгнав всех из кухни:
- Компьютер пока посмотрите, я клипы там новые на ''винт'' скинул.
Саня учился в каком-то радиотехникуме и разбирался во всех этих новомодных электронных прибамбасах. Его даже в армию хотели взять в войска ФАПСИ - Федеральное Агентство Правительственной Связи и Информации, так ему сказали на приписной комиссии в военкомате (а попал в конце концов в танковые войска)...
Пока Саня готовил - приехали родители. Познакомились. Поев, парни обменялись жестами - мол, пора и честь знать. Матвей ехать передумал, сославшись на какие-то домашние заморочки. И Весёлый с Чикатилой, сходив перед дорогой в туалет, попрощались с родителями и скатились по лестнице на улицу, где их уже ждал Саня.
Оп-па... Две девчонки, стоявшие рядом с Саней, буквально ЛОМАНУЛИСЬ, но Саня их удержал, смеясь:
- Да куда вы рванули, дуры такие? Это же Лёха и Виталя, они вовсе даже добрые внутри, пока трезвые...
У Чикатилы аж зубы заныли, настолько были хороши Санины знакомые. А те, заметив раздевающий взгляд, покраснели. Ничего, подумал Чикатило, привыкайте к таким вот стриптизным взглядам... Эх, где мои красота, ум и смелость...
Чикатилу всё-таки прибило в электричке, по малому делу, прямо посередине пути. А как общеизвестно, среди многочисленных недостатков электричек есть ещё и такая мерзопакостная, как полное отсутствие туалетов. Весёлый заметил это нехорошее состояние и посоветовал, склонившись к уху:
- Встань между вагонами и...
- Ага, спасибо большое! - с сарказмом шепнул Чикатило. - Там же везде ток, высокое напряжение. А вдруг там что-нибудь плохо заизолировано? Недолго мучился Алёшка в высоковольтных проводах...
Вскоре терпеть уже не было мочи. И Чикатило вышел в тамбур, под хрюкающий смешок Весёлого. Там стояли два мужика, пьяные если не в дымину, то в дым, точно. Внимательно выслушав Алексея, мужики заверили, что с ихней стороны никто через них не пройдёт, ну а за ту сторону они не ручаются, смотри сам, браток...
Обошлось. Ни током не шарахнуло, ни менты не шли с очередным обходом
вагонов. Один только Виталя долго хохмил на эту тему, предлагая провести тот же эксперимент, только между другими вагонами, авось и попадётся незаизолированная проводка и много-много киловатт ударят прямо промеж вовсе даже не глаз, оставив на полу одни только расплавленные стёкла от очков...
Прибыв в ''сотку'', Чикатило с Весёлым наткнулись на одну девчонку по имени Марина, принадлежащая к числу соблазнённых Фюрером. У неё было ДЦП в самой страшнейшей стадии, какая только есть - Марина жутко мучилась с ногами, передвигаясь на костылях и волоча ноги за собой. Смотреть на неё спокойно было практически невозможно, сердце кровью обливалось, когда она ШЛА... Между тем, Марина была очень даже
неглупой, что, впрочем, не помешало ей запасть на Фюрера.
И вот сейчас Марина сидела на бетонном приступке, загадочно смотря куда-то вдаль. Она всегда там сидела, в тёплую погоду, словно ждала кого-то.
- Привет! Алексей, можно тебя на минуточку? Ты Фюрера часто видишь?
- Вообще не вижу, я к нему в больницу не хожу. А что такое?
- Сможешь ему как-нибудь записку передать?
- Ну... Если что-то срочное, я могу к нему сгонять, только не сегодня. Срочное?
- Да не особенно и срочное. Просто хочется, чтобы он об этом поскорее узнал...
- Мне ты, разумеется, не скажешь, - уточнил Чикатило. - Или все же?
- Извини, не скажу. Это личное дело, касается только нас двоих, и никого больше. Пусть он ответ напишет, интересно будет узнать, как он отреагирует...
- Ладно, скажу, - пожал плечами Чикатило, пребывая в недоумении.
Весёлый как мысли читал:
- Беременная, что ли? - вполголоса предположил он. - Вот это будет переполох, на всю ''сотку''... А уж Фюрер будет рад...
- А уж Белке-то сюрприз... - подхватил Чикатило. - Короче, весело будет всем. По кофе?
- С удовольствием, - Виталя зашёл в 20-ю, вслед за Алексеем и закрылся на три оборота.
- Зачем?
- А сейчас поймёшь... - и Весёлый стал аккуратненько отрывать заклееную вчетверо записку. - Надо же узнать, что там у них происходит. А то напустили тут туману, загадочные какие, надо же... Тьфу ты... Я-то думал... На, прочти.
- Прочитай сам, а? Всё не читай, основные моменты выдели и харе.
- Короче, Марина разобралась наконец-то, кто такой и что такое наш Фюрер. О чём ему и сообщает, в довольно мягкой форме. Бросает она его, в общем... Слу-у-ушай... А давай Фюреру подлянку сделаем, а?
- Белке покажем? - догадался Чикатило. - А это мысль, пожалуй что. Тем более, что Фюрер давненько уже хочет с ней рвать, да всё никак не соберётся. Надо ускорить процесс, как думаешь?
- И я тебе про то же самое, - кивнул Весёлый и жестко добавил: - Пора уже Таньке взрослеть. А то бегает за этим придурком, как дворняга, смотреть противно... А вообще, надо бы с Мутантом посоветоваться, что он скажет.
...Мутант вылупился на Весёлого и Чикатилу:
- Вы что, с Марса упали? Или со ''Сникерса''? Нафига вы вообще лезете в чужую жизнь, тем более в личную?
- Дык это... За Таньку же обидно!
- Эх, молодёжь... Обида их взяла, понимаешь. Где ваша мужская солидарность?
Чикатило ответил насквозь матерно, но зато в рифму, насчёт местонахождения этой самой солидарности. Мутант продолжил:
- Ты же сам говорил когда-то, помнишь? Никогда не лезь в личную жизнь других, иначе сам же и останешься крайним... А это тот самый случай и есть. Не забивайте себе головы чужими проблемами. Отдайте Фюреру эту маляву, пусть они с Танькой сами разбираются. Взрослые люди ведь, не школьники. Ну поплачет Танька в подушку, узнавши про Фюрера, и что? Фюрер ей наплетёт сорок бочек арестантов, то, что она ЗАХОЧЕТ услышать. И будет эта дура смешливая снова за ним бегать. А вот вы насквозь испортите с обоими отношения. Оно вам надо? Р-разлучники, тоже мне... А Марина - молодец, вовремя сообразила, что из себя этот Казанова представляет. Я-то думал, что она такая же тупоголовая...
ГЛАВА 46.
За два дня до разъезда на каникулы Чикатило стал упаковывать свои шмутки в коробки, для сдачи их в камеру хранения при училище. Нет резона увозить все вещи для того, чтобы через два месяца переть всё назад.
Пистолет Чикатило решил оставить в одной из коробок, рассудив, что дома он ему не понадобится. Жил же раньше столько лет без оружия? Вот именно, и дальше проживу...
Алексей планировал уехать ровно двадцать пятого, с первой утренней
электричкой, но кое-кто решительно этому воспрепятствовал.
В комнату зашёл Пончик:
- Что, собираешься нах хаузе? Держи...
И протянул Алексею несколько сотенных купюр:
- Дядька остался очень доволен. Говорит, на первое время потянет. Вот только аккумулятор новый будет ставить, но это уже его проблемы...
Продал всё-таки Чикатило свой ''эриксон'', решив, что на данном промежутке времени он ему не нужен. Да и деньги нужны были. Он бы и пистолет продал, только кому он нужен? Ну и ладно, ствол жрать не просит, в отличие от ''трубы'', которую "кормить" нужно исключительно долларами, как валютную проститутку. Да и аккумулятор жрал энергию как подорванный, заряжать приходилось чуть ли не каждый день, хорошо хоть - электричество дармовое. Также Чикатило продал Моте электрочайник, который достался ему задаром, можно сказать: Соловей его в своё время пропил, за две полторашки пива. Которые, кстати, выпили вместе...
- Когда едешь? - спросил Пончик.
- Двадцать пятого, наверное, - пожал плечами Чикатило. - Если ничего не изменится, конечно. А ты?
- Я в городе остаюсь, работать. В той фирме, где я раньше пахал. Кстати, тебе Гуляй бабло отдал?
- Еле как... - хмыкнул Алексей.
- Во-во, будешь знать, как верить некоторым.
- Да уж. Ну, а с другой стороны, люди именно в таких вот щекотливых ситуациях и познаются, не так ли?..
Эта история началась ещё в апреле, а закончилась буквально на днях. Хорошо хоть, хорошо закончилась, могло получиться с точностью до наоборот...
Чикатило зашёл в комнату, на ходу вытираясь после душа. В комнате сидели Фюрер, Гуляй и Коленвал, все трое - хмурые. И не успел Чикатило войти, как Гуляй его огорошил: ему нужна была крупная сумма денег, чуть ли не трёхмесячная пенсия Чикатилы, для того, чтобы откупиться от каких-то там крутых ребят, поставившие Гуляя на счётчик. Короче, история была запутанная напрочь, усугублявшаяся ещё и тем, что все дела были наворочены по пьянке и Гуляй ни хрена не помнил. Но деньги надо было отдать.
Андрей обратился сначала к Фюреру, но тот прикрылся своей стандартной
отмазкой: не могу дозвониться до крутого дядьки. И посоветовал обратиться к Чикатиле: мол, уж он-то точно поможет, девяносто девять процентов гарантии...
Алексей деньги-то достал, не столь уж и великая сумма для Борисыча, менявшего иномарки чаще, чем менялась погода. Вот только дальше начались сплошные заморочки, со стороны Гуляя. Пообещавшись отдать долг в начале мая, Андрей, по истечению срока, и не чесался в этом плане: завтра, послезавтра, через неделю, извини, потерпи, не получилось...
А тут ещё и Витас, будучи в подпитии, накачал Чикатилу информацией: дескать, Гуляй входит в доверие, занимая и отдавая мелкие суммы денег, а вот заняв сумму покрупнее - не отдаёт ни в жизнь. И Чикатило, отыскав бухого в сиську Гуляя, прямо ему заявил: не отдашь долг -
подставишь меня, подставишь меня - не посмотрю, что мы с тобой в хороших отношениях, приедут волкодавы из СБ, церемониться не будут...
И вот, на днях, Гуляй отдал долг Чикатиле, а тот отвёз их Борисычу, который искренне удивился:
- А я уже и забыл, что тебе одалживал. Ну что же, молодец, что отдал...
После этого случая Чикатило понял, что Гуляй вовсе даже и не собирается делать то, о чём он разглагольствовал всем, на каждом углу. Напившись, Андрей начинал строить планы на ближайшее будущее: подкоплю денег, открою какое-нибудь своё дело, куплю квартиру, куплю ''пятнадцутую'', обязательно на литье, женюсь на хорошей бабе и буду ездить к вам в гости...
Хрена лысого. Ему и в ''сотке'' было неплохо. А что? Крыша над головой есть, накормлен, одет-обут, ни за что платить не надо, всегда найдёт где побухать, баб - море. Зачем ещё суетиться? Правда, работу Гуляй всё-таки сменил, уйдя из грузчиков в частную охранную фирму, охраняя строящийся мост через реку Обь, сутки через двое. С каких денег, интересно, он накопит на всё, о чём талдычил? По пьянке-то все - космонавты и секретные агенты ФСБ...
Алексей хотел было лечь спать пораньше, чтобы выспаться перед дорогой. Не тут-то было - дверь комнаты сотряслась от мощных пинков. Так... Ну конечно - Весёлый и Мутант, уже привычно определил Чикатило.
- Ты куда это, интересно, собрался? -заорали с порога два друга, метель и вьюга. - Ты чё, в натуре, опух? Какой такой ''домой''? Ничего не знаем, никуда ты не поедешь, пока с нами на отдыхалово не съездишь...
- Да что-то меня не тянет. Это же опять, водка пить, земля валяться. Надоело.
- Ой, Чикатило, что ты прямо как маленький? - поморщился Мутант. - ''Не тянет, надоело''... Такое раз в жизни бывает - с такими личностями, как мы, собраться вместе на природе, шашлыки пожарить, водки попить на свежем кислороде... Вон, Шмат в восемь часов должен приехать, мяса привезти. Давай, не ломайся, поехали с нами.
- Нет, - отрезал Чикатило. - Хватит, наотдыхался.
- Ну, как хочешь... - и вышли из комнаты.
Когда Чикатило уже кемарил, в дверь снова забарабанили. Да мать вашу,
затрахали...
Семён, по своему обыкновению прогудел басом:
- Тебя на вахту вызывают, ''семёрочные'' девки. Говорят, срочно...
Что за дела, обалдел Алексей, издеваются они надо мной, что ли? И, не закрывая комнату на ключ, помчался на вахту.
- Где девчонки? - спросил он у охранника.
- Какие?
- Которые меня вызывали, две девки, из ''семёрки''.
- Ты что? Не было никаких девок, никто тебя не вызывал.
- Шутки шутите? - нахмурился Чикатило.
- Делать мне больше нечего. Сидел и думал, как бы над тобой пошутить... Не было никого, я тебе серьёзно говорю.
Чикатило мысленно матернулся и пошёл обратно, яростно сопя. И только зайдя в комнату, он допетрил до смысла этого идиотского розыгрыша: исчезли сумка и жилетка с документами...
- Ох вы и суки! - заорал Чикатило, врываясь в 29-ю. - Нет, ну к чему такие фокусы?
- Купился, - удовлетворённо потёр руки Борман. - Принимай ультиматум, коря. Или ты едешь с нами, или ты вообще никуда не поедешь, пешком по шпалам домой потопаешь. Шмутки твои вернём, но только после того, как сгоняем на Мочище...
- Куда? - не понял Чикатило. - Ты бы ешё нас в Мочилово загнал, гы-гы.
Мутант терпеливо объяснил:
- Мочище - это такая курортная зона, за Новосибом. Там есть санаторий и рядом - хороший пляж, на притоке Оби.
- Кто ещё едет? - устало спросил Алексей.
- Сдался, - констатировал Весёлый. - Неохота ему пешим ходом добираться до дому. Едем мы трое, ты, Шмат, Мотя и моя Надька. Вас что-то не устраивает, сэр?
- Вот именно, - сварливо сказал Чикатило. - Ты, в натуре, молодец. Один ты у нас с бабой едешь. А мы? Ты там с Надькой кувыркаться будешь, а нам что, дрочить, на вас глядючи? Нафиг ты её берёшь?
- И не говори, Чикатил, - поддержал Мутант. - Договорились же, что едем без баб, так нет же - прилипла, хрен отдерёшь.
- Да вы задолбали! - завопил Весёлый. - Вот докопались же, а? Объясняю в последний раз. Я отучился, я её бросаю, ясно? Могу я напоследок её трахнуть, на свежем воздухе? Почему бросаю? А просто так, надоела она мне... Всё, хватит на эту тему базарить.
- Так, стоп, - вскинулся Чикатило. - Ладно, черти языкастые, уболтали вы меня, еду я с вами. Вы по сколько скидывались?
- А я всё жду, - ухмыльнулся Мутант, - когда же ты, наконец, про деньги вспомнишь? По полторы сотни с рыла.
- Нормально, - кивнул Алексей. - Жилеточку верните, будьте так ласковы. У меня в ней финансы заныканы. Да и сумку, пожалуй, тоже. Да не ерепеньтесь вы, ёлы-палы, сказал же, что с вами поеду.
- Ну, смотри, Чикатило, - прищурился Борман. - Ежели что не так - наша месть будет страшной и беспощадной... Значит, так. Скоро идём на остановку, встречаем Шмата. А завтра с утра пораньше выдвигаемся. Лишь бы погода не подвела, а то есть у неё такая поганая привычка... И придётся нам тогда шашлыки прямо здесь жарить, на подоконнике.
- Уно моменто, амигос, - сказал Чикатило. - Как я понимаю, мы с ночёвкой едем, натюрлих? И как мы спать будем?
- Покрывала с собой возьмём, возле костра и завалимся. Не волнуйся, ночи сейчас тёплые. Да и пьяные мы будем, не должны простыть.
- А хрен нас знает, раз на раз не приходится. Можем и не простыть, а можем и наоборот, в лазарет загреметь, на все каникулы...
Как до этого самого Мочища добирались - эт-то было что-то. Мало того, что перепутали номера автобусов, так ещё и сели не на той остановке. Где-то на полпути Борман, задумчиво глядя в окно, сказал:
- Хотите анекдот? Мы не туда едем...
- А где смеяться? - не понял Мотя.
- После слова ''лопата''... Я серьёзно, мы не на тот лоховоз сели. И едем, соответственно, не туда, куда нам надо. Пойду у кондуктора спрошу, успокоения ради.
Поговорив с кондукторшей, Борман вернулся, подхватил сумку:
- Десантируемся. Смена средства передвижения. Мы чуть в Первомайку не
упороли...
На этот раз вместо какого-то иномарочного автобуса подъехал ветеран советской автобусной промышленности - старенький, немилосердно гремящий ''ЛиАЗ'' жёлто-серого цвета. С трудом залезши в него, с полчаса ехали стоя - народу было битком, в основном дачники, с сопутствующими инструментами. Мутант, используя свою природную наглость и людскую жалость, быстренько раздобыл себе сидячее место. Борман тут же водрузил ему на протезы тяжеленную сумку,чем вызвал негодование двух старушек:
- Ты что делаешь, ирод проклятый?! У человека ноги увечные, а он сумку на них ставит.
- Мамаши, - обратился к ним Мутант, махая возле их носа культей руки. - У меня ног нету, поэтому мне и не тяжело...
А Борман продемонстрировал им свой рубец на груди:
- Мне вообще больше пяти килограмм поднимать нельзя. Могу крякнуть...
Божьи одуванчики смолкли, сделав большие глаза. А Мутант, вспомнив одну историю, начал рассказывать:
- Идём мы с одним мужиком по городу, пивом накачанные по самые уши. Шли-шли и зашли в частный сектор. Идём мимо одного дома, а там сад цветочный - закачаешься. А мы, чтобы вы знали, надумали к подругам забуриться. Я возьми и предложи: мол, давай спросим у хозяев маленько цветов. Боря кричит: да как-то неудобно, мол. Я говорю: стой здесь. А сам внаглую захожу во двор, ору: дома есть кто? Вылетает мне навстречу какая-то шавка, вся из себя такая боевая - как же, чужой. Подскакивает ко мне и за ногу - хвать! Аж звон по двору пошёл, когда эта дура мохнатая меня за протез укусила. Шавка ничего понять не может, сидит
рядом, хвост поджала и скулит. Я такой - раз-раз - нет никого. Семь раз прицелился, один раз пнул - шавка прямой наводкой в конуру залетела, визжит обиженно... Выходит хозяин, два на полтора, не меньше: а где Рекс? И свистит. Что интересно, Рекс не отозвался. Я так полагаю, пытался осмыслить происшедшее... Ну, в общем, пришли мы с Борей к бабам, как правильные - с двумя букетами...
Ржач стоял на весь автобус, перекрывая рык старенького мотора. Смеялись даже эти самые старушки. А один мужик, дыша на всех ядрёным перегаром, от которого хотелось закусить, сказал:
- Я в-вас, ин-нв-валидов-в, ув-важаю, со страшн-ной с-силой! У мен-ня кум, Петька, тож-же того, без-з руки ос-стался. Молод-дец муж-жик, держится н-на плав-ву. И в-вы тож-же держитесь, ув-важаю!
Старушки, обрадованные сменой темы, тут же насели на алкоголика, долбя его в два голоса, на что тот лишь вяло огрызался. Обычная картина, везде можно увидеть и услышать. Бабки активно возмущаются упадком нравов, ни к селу ни к городу приплетая политику, инфляцию и Сталина с Зюгановым. Алкаш отпирается, во всём виня свою стерву Верку, раздолбая-сына Димку и обуревшее начальство какого-то завода...
Вылезли, наконец, из душного салона автобуса, закурили. Постояли немного, перебрасываясь фразами о предстоящем отдыхе. И, взвалив на себя всё своё и училищное имущество, двинулись к речке, безымянному притоку одной из самых великих рек Сибири в частности и России в общем.
С чего начинается любой отдых на природе? Ну разумеется, с заготовки дров. Пока Надька занялась накрытием достархана, парни полезли на высоченный холм, рассчитывая надыбать там костровое топливо. Мутант наверх, само собой, не полез, стоя у подножья с фотоаппаратом и подбадривая морально, иногда фотографируя самые уматные моменты. Таких, например: сверху по склону несётся бревно, едва не смяв Мотю, а следом кубарем катится Весёлый, оглашая окрестности высокопробным матом. Когда дерева набрали, по общему мнению, достаточно, парни, грязные и потные после заготовки дров, полезли купаться. Вот тут и выяснилось, что ни один из дэцэпешников плавать не умеет, абсолютно. Разве что ''топориком''. Так что Весёлый, Мотя и Чикатило плюхались на мелководье, когда как Борман со Шматом переплыли приток туда-сюда, особо не напрягаясь. Мутант в воду не полез, не желая привлекать внимание к себе...
Развели костёр, стали нанизывать куски мяса на шпажки, заранее облизываясь. Между приятными делами по приготовлению аппетитной пищи вмазали по пять капель водки, для аппетита. Неподалёку рыбачили два мужика, приехавшие на ''волге''. Конечно же, они были удивлены такой компании по соседству, но не подавали вида, молодцы...
Зато на огонёк и на запах приканали трое пьяных в уматень ''расписных'', бухавшие малость поодаль. ''Синие'' с ног до головы, в смысле - все в зоновских татуировках, судя по расплывчатому виду, сделанные хрен знает когда: купола, кресты, черепа, голые бабы...
Сначала всё было нормально. Бывшие зэки подошли, попросили одну шпажку уже готового шашлыка на закуску. Дали, благо шашлыка и в самом деле было немеряно.
Через полчаса урки снова подвалили, уже в открытую нарываясь:
- Кто отгадает загадку, тому ничего не будет. Шестиструнный инструмент, но не гитара. Кто умный?
- Слышь, урла, - Чикатилу затрясло. - Мы сюда отдыхать приехали, а не загадки разгадывать. Может, разойдёмся?
- В самом деле, мужики, - подключился Мутант. - Ну нельзя же так. У нас праздник, мы его отмечаем, никого не трогаем.
- А вы чё, инвалиды, что ли?
- А то вы сами не видите...
Плохо, подумал Чикатило. Это - не авторитеты, хотя и посидели немало, сразу видно, по бытовухе. Кто-то по пьянке кого-то завалил насмерть, в таком духе. Вот только сами урки полагают себя самыми раскрутыми, подогретые вдобавок самогоном. Насквозь несерьёзный народ, но от этого не менее опасны, ибо терять им уже нечего, кроме собственной жопы...
Мутант каким-то образом сумел убедить уркаганов не мешать отдыхать и те ушли, еле держась на ногах.
- Что делать будем? - испуганно спросила Надька, прижавшись к Весёлому.
Чикатило молча взял одну неиспользованную шпажку, пальцем потрогал острие, удовлетворенно кивнул, нехорошо улыбнувшись.
- Ну, Чикатил... - укоризненно протянул Мутант. - Я надеюсь, что ты не
попрёшься их ЛОЖИТЬ, а?
- Я что, ломом подпоясанный? - нервно хмыкнул Алексей, пытаясь взять себя в руки. - Это - на случай откровенного нападения.
Рыбаки посоветовали:
- Ребят, попросите помощи вон у той толпы.
Ниже по течению, метрах в ста, расположилась компания молодёжи, судя по репликам - такие же студенты, только поздоровше.
А рыбаки стали сматывать удочки:
- Мы, если по дороге ментов увидим, скажем им, чтобы они сюда приехали.
По быстрому свернувшись, рыбаки запрыгнули в ''волгу'' и умчались. Борман, задумчиво поглядывая на толпу, сказал:
- Ну, менты мужикам могут и не попасться, а вот подстраховаться не мешает... Пойду, поговорю.
Хлопнул полстакана водки и ушёл. Весёлый положил Бормановский охотничий нож поближе к себе. Чикатило изогнул конец шпажки, сделав импровизированную ручку. Придётся резаться, если что, подумал он. Урки, хоть и пьяные, а махаться умеют, этого у них не отнять. Видел несколько раз, как же...
Борман вернулся чуть повеселевший:
- Баран ты, Чикатило. Зачем ты мобильник сбагрил? Сейчас бы позвонил своему майору, он бы всё устроил в лучшем виде. Если до приезда ментов эти черти на нас полезут - толпа вмешается, пообещали. Там один паренек - твой ''коллега'', так сказать, тоже сын мента. Уже звякнул своему отцу...
И в самом деле, экипаж вневедомственной охраны прикатил буквально минут через пятнадцать. Уркаганов даже и скручивать не пришлось, они уже были в невменяемом состоянии. Менты выкрутили им руки назад, нацепили на них наручники. Двоих закинули на заднее сиденье ''жигулей'' шестой модели, а третьего - без лишних церемоний запихали в багажник. Чем вызвали жизнерадостный смех у всех, кто наблюдал за этой процедурой.
Всё правильно, подумал Чикатило. Если человек приехал отдыхать, то он должен отдыхать, а не лезть в драку, которой, вполне возможно, и не было бы. А милиция на то и есть, чтобы не только приезжать на место происшествия, но ещё и пресекать возможные происшествия. Что мы только что и наблюдали.
Самое интересное, что спустя полчаса на пляже появилась ещё одна милицейская машина, на этот раз ''нива''. Проехав на медленной скорости туда-обратно, вэвэошники остановились возле Мутанта с Борманом, которые в это время возвращались из кустов, куда ходили по малому делу. Произошёл короткий диалог, после чего ''нива'' взревела мотором и скрылась из вида.
- Хотите, угадаю, что они у вас спросили? - хитро прищурился Чикатило. - А также - что вы им ответили?
- Тоже мне, гадалка нашлась, - проворчал Мутант. - Ну, давай, прорицатель ты наш...
- Рыбаки эти то ли встретили ментов, то ли, учитывая прошедшее время,
позвонили им, так?
- Позвонили, - подтвердил Борман.
- Угу. Ну, а дальше уже неинтересно. Менты отреагировали на сигнал, приехали, видят - нет уркаганов. Инвалиды на месте, а вот ''синих'' нема. Менты у вас спросили - куда вы, мол, зэчар-то дели? А вы им - а утопили нафиг, не будут рыпаться... Так? Шучу, конечно, ха-ха. Вы им сказали, что это я их зарезал нафиг...
- Да-да-да, именно так всё и было, - с сарказмом протянул Мутант. - В общем так. Чикатиле больше не наливать, а то он уже пурген начал нести.
- Поприкалываться уже нельзя, - обиделся Алексей.
- Так я тоже прикалываюсь. Ты над нами, мы над тобой. Все прикалываются. Наливай, Борман...
Когда начало темнеть, Мутант тоже решил искупаться, вместе со всеми. Он подошёл к самой воде, сел на песок, снял брюки, в несколько приёмов
освободился от протезов и пополз в воду. Плавал он исключительно, держась на воде, что твой поплавок. Или буй, учитывая размеры.
Надо же, изумился Чикатило. Парень без ног, практически без рук, а плавает не хуже какого-нибудь чемпиона на дальние заплывы. Потому-то он и полез в воду по темноте, что не хотел, чтобы посторонние ЭТО видели...
Самый хороший способ пить и не пьянеть - очень прост. Как только чувствуешь, что начинаешь косеть и криветь - смело бросайся в воду, только не заплывай слишком далеко. Минут через десять такого вот плюханья хмель проходит, проверено на себе.
Борман, втихомолку от всех, оказывается, помимо водки затарился ещё и
полторашкой спирта. Про которую никто не знал, до тех пор, пока не кончилась водка. После спирта уже никто в воду не полез - надо было готовиться ко сну...
Чикатило проснулся из-за того, что ему показалось, будто кто-то льёт ему на лицо воду. Оказалось - не показалось, это моросил маленький, но оттого ещё более противный дождик.
Борман сидел возле костра, который, как ни странно, ещё горел.
- Ты хоть маленько спал? - спросил Чикатило.
- Нет, огонь поддерживал, - ответил Борман. - Да и вас, спящих красавцев, охранял. Всё равно спать не хотелось, в общаге отосплюсь. А интересно было за вами наблюдать, ей-богу. Ты во сне к камню жался, как к бабе, он же от костра нагрелся. Гульку во сне вспоминал, звал её... Весёлый с Надькой пыхтели-пыхтели, быстро что-то угомонились... Шмат с тобой во сне воевал, ты у него покрывало стягивал, а он - у тебя. Матерились друг на друга, прямо-таки изощрённо, а ты ещё и лягался... Я чуть не сдох, на вас глядя. Жаль, видеокамеры нет, такие угарные кадры получились бы. Можно было бы в ''Сам себе режиссёр''
отправить, прославились бы на всю страну... Ну, ничего, зато я всю оставшуюся плёнку использовал, вас щёлкая...
- Как ТОГДА? - съехидничал Чикатило.
Борман негромко засмеялся:
- А неплохой хипеж получился тогда, а? Тебя, правда, малость подставили... Ну, ничего страшного, зато на тебя с интересом училки поглядывают...
- Манал бы я такой интерес, - проворчал Чикатило. - Хотя... От двух таких ''интересов'' я бы, пожалуй, не отказался.
- Я тебе на твой день рождения, наверное, подарю губозакаточную машинку, - обрезал Борман. - Чтобы не раскатывал губу на кого не надо... Ведь не получится же у тебя с ними ни хрена.
- А то я сам не знаю, - вскинулся Чикатило. - Это я так - мечтаю.
- Ну-ну, мечтай... Нет, а фотки должны угарные получиться, честно. Вот Мотя с Мутантом всю ночь только храпели, крокодилы, на весь пляж. Но на фотках этого, увы, не отобразишь... Па-адъём!!! Хватит мокнуть! Просыпайтесь, дома будете дрыхнуть.
Даже Надька спросонья послала Бормана туда, куда нормальному парню ходить западло. Остальные же послали Бормана вразнобой, кто куда: и на три буквы, и в пять букв, и к какой-то там непонятной матери.
- Оскорбляют... - злорадно ощерился Борман. - Ладно, не хотите по хорошему - я не виноват...
И стал брызгать водой из полторашки, прямо на лица лежащим. Ор поднялся неописуяемый, как выражался Пончик. Прямо-таки вселенский хай поднялся. Но зато Боман своего добился - все стали вставать, постанывая и покрякивая, кто от похмелья, кто от затёкших суставов, а кто - от всего вместе.
- Это надолго, - сказал Борман, имея в виду дождь. - Сейчас едим, убираем за собой... Жаль, похмелиться нечем. Денег ни у кого не осталось? Нет? Какая жалость... Ладно, будем болеть, ничего не попишешь...
Дождь не прекратился даже тогда, когда вернулись в ''сотку''. По дороге от остановки до училища встретилась Луна, которая разразилась гневной речью, насчёт того, что уехали неизвестно куда, никого не предупредив. Предоставив Мутанту это дело - препираться с воспиткой, остальные тихой сапой слиняли в комнаты. Выпили по чашечке кофе, приняли горячие ванны и завалились спать. Первый курс практически уже отсутствовал, за исключением детдомовских и тех, у кого билеты на поезда датировались концом двадцатых чисел. Второй курс и одногодичники готовились к выпускному вечеру, затариваясь водкой и спиртом. Несколько человек из второго курса предложили Чикатиле
остаться на него, но он отказался. И, с ночи попрощавшись со всеми, рано утром Чикатило вышел из ''сотки'', пожелал охраннику удачи и пошёл в сторону метро, пыхтя сигаретой, немного сгибаясь под тяжестью сумки, висевшей на левом плече.
Что же будет на втором курсе? Знать бы заранее... Увы, не дано. И слава богу. Говорят, что если знаешь своё будущее, ты можешь попытаться его изменить в ту сторону, какую тебе надо. И эта попытка изменить своё будущее может привести к печальным последствиям, гораздо хуже тех, что были запланированы раньше.
Ладно, поживём - увидим...
Сотка. часть первая
© Copyright: Леня Милениум, 2008
Свидетельство о публикации №208040300355
Свидетельство о публикации №208040300355
Рецензии
Лёня, я почитал, местами внимательно, местами поскроллил, извини уж, писал о проблемах со временем.
Вопщем так: сие читабельно и актуально.
Речь живая, моск не тормозит.
Пожалуй про повесть ты загнул - это на роман тянет по габаритам.
По удельному весу, пожалуй, не тянет.
Впрочем, я не знаю современных авторов, у кого бы тянуло.
Если нужны пояснения - приватно, не хочу на борде умом кидаться.
А вообще - пиши, брателло. И думай, когда пишешь - всё ли нужно, или можно сжать, выкинуть, пожертвовать. По собственному опыту знаю - всегда можно и то и то и то.
Вода камень точит, а творчество беспесды лечит*тоже опыт*
Успехов!
Антон Чижов 24.04.2008 22:18 • Заявить о нарушении
Вопщем так: сие читабельно и актуально.
Речь живая, моск не тормозит.
Пожалуй про повесть ты загнул - это на роман тянет по габаритам.
По удельному весу, пожалуй, не тянет.
Впрочем, я не знаю современных авторов, у кого бы тянуло.
Если нужны пояснения - приватно, не хочу на борде умом кидаться.
А вообще - пиши, брателло. И думай, когда пишешь - всё ли нужно, или можно сжать, выкинуть, пожертвовать. По собственному опыту знаю - всегда можно и то и то и то.
Вода камень точит, а творчество беспесды лечит*тоже опыт*
Успехов!
Антон Чижов 24.04.2008 22:18 • Заявить о нарушении
Спасибо, Антон! В обязалово учту твои ценные замечания. Как говорил ШЕФ ИЗ "бРИЛЛИАНТОВОЙ РУКИ" : "-Я ведь только учусь!" Вот и буду учиться на ходу...
Леня Милениум 29.04.2008 12:33 Заявить о нарушении
Леня Милениум 29.04.2008 12:33 Заявить о нарушении