Мужчины и женщины

***
Ваши письма - это всегда неожиданность, всегда изумление, всегда настроение. Их можно вкушать с таким же наслаждением, как спелую, морозную, сочащуюся соком хурму - зимнее оранжевое солнышко. Сначала немного надкусить - открыть письмо с Вашим именем в поле отправителя. Потом втянуть в себя немного густого сока, только чтобы попробовать - прочитать первые строки. Потом замереть, предвкушая удовольствие - остановить бег глаз по строчкам. И со всей неудержимой силой страсти вонзиться зубами в золотую лопающуюся шкурку и лакомую мякоть - прочитать на одном дыхании письмо все, до подписи, по последней точки. А потом долго облизывать липкий нектар с губ, потягиваясь от физического наслаждения - еще раз, уже не торопясь, вчитаться в каждое слово, снова вглядеться в нарисованные воображением картины.
Ваши письма - обжигающая прохлада горной воды, которая манит и страшит своей глубиной и хрустальностью. Иногда вода мутнеет, приобретает завораживающий темно-синий цвет, отражая нависшую над ней скалу, но скоро вновь проясняется, становится вновь прозрачной и понятной.
Ваши письма - глубокий сон после тяжелых суток работы. Когда можно вернуться домой, принять горячий душ, выпить бокал «Мартини» и лечь на безупречно чистые, хрустящие крахмалом простыни под обволакивающее пуховое одеяло, зная, что впереди десять часов крепкого, сладкого, опьяняющего своей доступностью сна. В Ваших письмах мне так же сладко и пьяно как в этом сне.
Ваши письма - шипение мудрой, изрыгающей сарказм, старой змеи.
Ваши письма - детская улыбка резинового пупса.
Ваши письма - сверкающий кристалл соли на белой нитке.
Ваши письма - желтый свет бабушкиного торшера, стоящего у кресла.
Жаль, что Ваши письма не написаны. Жаль, что Вы - придуманы мной. Жаль, что я способна лишь придумать, а не отыскать среди прочих.
***
Не любить кошек и хотеть быть кошкой, чтобы пробираться в его дом и чувствовать на себе тепло его руки.
Ненавидеть снег и мечтать превратиться в снежинку, чтобы опуститься на карниз его окна и до утра наблюдать за тем, как он спит.
Бояться холодной воды и стремиться стать ею, чтобы выплеснуться утром из крана на его ладони и умыть его сонное лицо.
Испытывать отвращение к пыли и рваться распасться на миллиарды пылинок, чтобы покрыть собой стул, на котором он иногда сидит, книги, которые он открывает, плед, которым укрывается холодными ночами; пропитать собой воздух, которым он дышит.
Не нравиться самой себе и желать остаться собой, той, которую он любит, которую он ждет, о которой видит сны под пыльным пледом, незадолго до утреннего умывания, во время снегопада за окном, положив тяжелую от сна руку на серую кошкину спину.
***
Врешь ты, дерзкое стекло,
Я не ведьма, не старуха,
Крем на шею и лицо,
А седую прядь за ухо!

Я ненавижу зеркала за их честность и неподкупность. Ну почему даже самые старые зеркала, которые десятилетиями пытаешься подкупить, протирая их новомодными средствами и мягкими тряпочками, даже они не соглашаются хотя бы разок показать тебе то, что ты хочешь увидеть, хотя бы намек на то, что для тебя еще не все потеряно?
А утром? Разве человечно утром отражать действительность объективно, ярко и контрастно? Утром зеркала должна спать, поддернутые пленкой размытости, тогда можно будет не бояться заходить в ванную.
А вообще у зеркал должно быть три состояния, три режима отображения: «Ты еще ничего», «Ты ослепительна», «Ты опять забыла накрасить правый глаз». Другого мне не надо. Ну не надо мне правды, зеркального реализма, честности и принципиальности этих серебряных окон.

Я в глаза твои, как в зеркало смотрюсь,
Отраженье потерять свое боюсь.

Глаза любящего тебя мужчины - вот идеал зеркал. Они отражают не тебя, с твоими морщинками у носа, седыми волосами в прическе, мешковатым свитером. Они всегда, изо дня в день отражают Марлен Дитрих, Софи Лорен или Жюльетт Бинош, в зависимости от твоего настроения. Зеркала, учитесь, наматывайте на ус, перенимайте опыт! Это оценят и увесят вами все стены в малогабаритных хрущевках и в монстрообразных особняках. Это - единственный путь к размножению вашего зеркального племени, к всеобщему признанию.
И не надо мне говорить про «нечего на зеркало пенять...» - больше пенять не на кого.
***
Когда мне было шестнадцать лет, я случайно увидела его в метро: высокий, голубоглазый, сосредоточенно читающий, он чем-то привлек мое внимание. Потом часто, лежа в постели, и, уже почти засыпая, я представляла себе, как именно этот красивый и ВЗРОСЛЫЙ мужчина лишает меня невинности, естественно, просто таки сгорая от любви и желания. А что? Это всего лишь полусонные фантазии и не более.
Когда мне было восемнадцать, Саша познакомил меня со случайным принцем из моих девических грез. Через три дня высокий голубоглазый красавец превратил меня в женщину, вовлекши меня в круговерть первого в жизни настоящего романа.
Когда мне было почти девятнадцать, и первый роман уже отгремел и стих за горизонтом, лежа все в той же постели, я рисовала упоительные картинки моей неземной любви с высоким зеленоглазым парнем моей подруги. Это были лишь фантазии, зеленоглазый кавалер был недосягаем, порукой чему служила моя порядочность.
Когда мне было уже девятнадцать, и моя подруга зеленоглазому предпочла сероглазого, я нечаянно встретила ее бывшего в неожиданных гостях, а на следующее утро мы уже подавали заявление в ЗАГС.
Когда мне было двадцать три, засыпая с ним уже в разных постелях, я представляла себе, что высокий и кареглазый хватает меня за руку, со смехом валит в сугроб и обжигает мои губы своими. В этот момент было очень сладко засыпать, зная, что в своих иллюзиях я могу быть безнаказанной и свободной - этот мужчина никогда не увлечется мной.
Когда мне было почти двадцать четыре, я каждую ночь засыпала в постели рядом с кареглазым героем моих фантазий, и он не оставлял мне сил на мечтания перед сном.
Вчера вечером, проваливаясь в сон, я рисовала в своем воображении, как высокий брюнет с глазами цвета спелой пшеницы ведет меня за руку по трапу огромного белого теплохода, а я, дрожа, предвкушаю нашу с ним первую ночь. Наверное, Оле-Лукойе открывал надо мной свой разноцветный зонтик и не более того.
***
Он подошел ко мне во дворе института, студенткой которого я числилась.
- Вот, послушайте, - сказал он и надел мне на голову огромные наушники, полностью перекрывающие вход всем звукам извне. Я услышала надрывный, какой-то безнадежный голос, разрывающийся крик гитары и слова:

Катафалк не остановить
Сожгите знамя,
Этот катафалк не остановить.
Однажды ночью что-то случится
Со всеми нами,
Однажды ночью...
Пригвожденный к мертвой звезде,
Навсегда забыв, где мой дом.
После и до,
Здесь и везде
Черным лучом
Я обрушусь на белый день.

Я молчала и слушала, он молчал и смотрел на меня. Потом мы шли по маленькой аллейке маленького московского парка, носящего имя какого-то революционного деятеля, пахло липовым цветом, в мутноватой воде пруда плавала кувшинка и смятая жестяная банка.
Он говорил о голосе из наушников, о перепечатке «Чайки» Ричарда Баха, которую ему дали вчера, о сачке для ловли бабочек, потерянном в этом парке двадцать лет назад, о какой-то комете, которая все летит и летит к земле, еще о чем-то. Около метро мы расстались, и я уехала домой, вспоминая длинные пальцы с ухоженными ногтями и немного хриплый голос. В воспоминаниях о нашей прогулке я называла его Атос, потому что он чем-то был похож на молодого Смехова, а имени своего назвать не догадался.
Через неделю он опять нашел меня на том же месте. Он достал из кармана конверт, а оттуда - маленькие кусочки картона, на которых черной тушью были нарисованы ночной дом с парой светящихся окон, беременная женщина, стоящая около кирпичной стены, догорающая спичка, какая-то мохнатая собака с огромными печальными глазами.
- Тебе нравится? - спросил он и положил конверт в мою сумку.
Мы ехали на трамвае, глядя в окошко на трясущиеся дома, машины, деревья и столбы. Он достал уголек и нарисовал на спинке впередистоящего сиденья маленький трамвайчик с хитрой улыбкой и подмигивающими глазами.
Мы поднимались по лестнице огромного старого дома в самом центре Москвы, недалеко от Трубной площади: каменные ступени холодили воздух вокруг нас, немытые с прошлого века окна пропускали серый туманный свет, было страшно и весело до лопающихся пузырьков где-то в животе. Потом тяжелая дверь на чердак, запах горелого дерева, скрип песка под ногами, выход на крышу. С этой крыши был виден почти весь город: все высотки, купола храмов, небоскребы Калининского, где-то поблескивала вода Москвы-реки. Было много-много воздуха. И много-много неба, настолько много, что отнимались ноги и прогибался позвоночник. И он опять забыл сказать, как его зовут.
Мы катались на «Ракете» в Серебряный Бор, мы гуляли под дождем в зоопарке, мы кричали и смеялись на каруселях в городке аттракционов, мы часами сидели на «нашей» крыше, пили розовый «Мускат», читали вслух по очереди Набокова. Я называла его Атос, он меня - Пчела.
Я ничего не знала о нем, он обо мне, на подобные разговоры у нас не было ни времени, ни желания.
Скоро мы начали видеться ежедневно. Улицы, переулки, подземные переходы, кафешки, подъезды старых домой, скрипучие шатающиеся лифты-клетки, залы музеев, магазины часто впускали в себя странную пару очень близких и одновременно с этим чужих друг другу людей. Он всегда находил меня во дворике института, ради этих встреч я стала самой частой гостьей на лекциях и семинарах.
- Ты думаешь, что у нас роман? - спросил Атос во внутреннем дворике-садике огромного дома на Тверской.
- Я думаю, что если это роман, то это очень хороший роман, - ответила Пчела.
Мы гуляли, говорили, дышали вместе полгода. Мы были так сыты разговорами, взглядами, держанием за руки, что не хотели чего-то большего, не ждали продолжения. Я любила его. Он, наверное, тоже любил меня.
А потом он не пришел в тенистый дворик. В этот день выпал первый еще осенний легкий снег, на тонком пушистом снежном коврике хорошо отпечатывались мои следы, я шагала по замысловатой траектории, выводя следами «Атос», а потом наблюдала, как тают снежинка за снежинкой, уничтожая букву за буквой.
***
«Она ушла от мужа к любимому человеку». Формально абсолютно все верно, не подкопаешься: если ушла, значит муж уже перестал быть любимым человеком, если вообще когда-то таковым являлся. Но все равно, каждый раз, когда произносят эту фразу, несколько... не то, чтобы напрягаюсь, скорее, морщусь.
В этой фразе я слышу второй, скрытый от ушей, но открытый для внутреннего слуха, текст: «Любимый мужчина - это романтика, высокие чувства, страсть и волнения любви, муж - это нечто приземленное, не заслуживающее любви, временный родственник, как какой-нибудь надоедливый кузен». Наверное, так оно и происходит, когда в браке все чувства либо умерли, либо уснули летаргическим сном, когда нашлась новая яркая жизнь для души и тела где-то вне семьи, тогда муж становится докучливой помехой будущему счастью, не более. Но, неужто в такой ситуации к нему не остается ни капли любви? Любви не как к мужчине, а хотя бы как к отцу твоих детей, к близкому человеку, к хорошему другу, просто симпатичному человеку?
Я пережила один развод, очень давно, но до сих пор могу честно сказать, что люблю своего прежнего мужа, как верного друга и по-настоящему родного человека. Я не уходила от мужа к любимому человеку, скорее, я уходила от мужа к другому мужчине, или к не-мужу, или к любовнику, вариантов формулировки масса. Да и просто бывших любимых мужчин в своей жизни я люблю до сих пор, каждого по-своему, но люблю ведь.
Или это мне так повезло?
***
Если смотреть из настоящего, то видно, что первая любовь как свадебное платье - больше не нужно, а выбросить, продать или подарить - жаль.
***
«Бабьелетний» сентябрь, раздухарившийся перед неизбежной слякотной промозглой смертью, ярко светит солнцем, пахнет прогретой землей, шелестит нереально красивыми листьями. Это все там, за прямоугольным кусочком прозрачного стекла, оттуда же доносятся гудки машин, грохотанье очередного эскаватора-будьдозера-асфальтоукладчика, чириканье ошалевших воробьев. А здесь, внутри, другие радости.
- Алло?
- Привет. Ты болеешь? Конечно, болеешь, такой голос у тебя бывает только при твоем традиционном бронхите. Как поживаешь? Хотя чего это я, как ты можешь поживать при таком голосе - хреново поживаешь, я опять прав? А мы вчера тебя вспоминали по случаю моего дня рождений. Молчи. Я сам все знаю - ты не смогла дозвониться, потеряла мой новый номер, у вас отключали телефон, закрутилась и вспомнила уже после полуночи, пропал голос, боялась нарваться на мою матушку. По-моему это все версии, которые я слышал последние девять лет, каждый год, двадцать шестого сентября, когда звонил, чтобы убедиться, что ты жива и просто забыла меня накануне поздравить. У меня все замечательно, собаки здоровы, мама по-прежнему в маразме, жена отупела еще больше, живу на работе. Из наших никого не видел. Приезжай в гости, что ли, хотя знаю, что не приедешь, но если тебя не звать, твоя маниакальная гордость уж точно не позволит тебе приехать. Ну, пока, не кашляй.
 Ту-ту-ту-ту...
Я опять успела выговорить только неопределенное «алло». Я опять не успела даже попрощаться. Каждый год, двадцать шестого сентября, я успеваю сказать ему только «алло» и не успеваю сказать «пока». А еще не успеваю сказать то, что писала в письмах, которые теперь аккуратной стопкой лежат в моем ящике с женскими финтифлюшками, что сотни раз проговаривала, тщательно артикулируя каждый звук, в вагоне метро, на аллее парка, в очереди к парикмахеру. Все, что я хочу ему сказать - это ящик Пандоры, клубок Ариадны, рог изобилия, сундук со сказками, «горшочек, вари», сад расходящихся тропок, пергаменты Мелькиадеса, сага о Форсайтах и сказание о земле сибирской. Все, что я хочу сказать ему, он не услышит, вполне удовлетворяясь моим безличным «алло» раз в год.
Это тоже игра, со своими правилами, игроками, проигрышами, выигрышами и патовыми ситуациями. Выйти из нее невозможно, как невозможно выбраться из тридцатиметрового колодца по склизким зелеными стенкам. Смахнуть фигуры решительным жестом, запустить доску в голову соперника? Все это уже было, за этим привычно следует валерьянка, «Ну зачем ты так?», понимание с примесью укоризны, расстановка фигур по местам, «Ну, давай продолжим, теперь мой ход».
Очередная игра, одна из сотен, не самая скучная, не самая безнадежная. Поиграем?
***
Вообще-то, мне даже нравится эта история про половинки. Про то, что каждый человек - по сути, ангел с одним крылом, всю жизнь стремится взлететь, но это произойдет только при наличии другого ангела с точно таким же крылом: они встретятся, крепко обнимутся, чтобы не потерять друг друга в полете, и взмоют в небеса. Знаете, это мне напоминает упражнение в детской развивающей книжке: нарисована корова с ромашкой во рту - большая, с добрыми и глупыми глазами, с россыпью черных пятнышек по белому боку, а ниже в таблице еще десяток подобных коров с ромашками, но, если приглядеться, выясняется, что только одна из нижних коров является зеркальным отображением верхней, у остальных то конфигурация пятен другая, то цвет носа, то количество лепестков у ромашки не сходится. Вот развиваемому ребенку и нужно найти эту одну, единственно правильную корову.
Нам всем тоже приходится искать «свою корову», то есть своего и только своего ангела с ответным нашему крылом, если, конечно, нам хочется взлететь. Уверена, что успех приходит к десяткам, а то и единицам: сами посудите, найти в нашем густонаселенном мире одного единственного, причем вполне конкретного человека, да еще и без изначальных представлений о конфигурации его пятен и количестве лепестков. Как бы нас не развивали в детстве, задачка нетривиальная.
Когда-то, несколько лет назад я встретила свою половинку, своего однокрылого ангела. Поняла я это далеко не сразу, но сразу, в первое же мгновение, почувствовала. Оказалось, что не нужен в этом деле ни интеллект, ни аналитический ум, ни логическое мышление, ни дедуктивные способности - только случайность плюс готовность поверить своему счастью. Мы сделали все, как указано в рецептуре: крепко прижались, обвив друг друга руками, сказали: «Поехали!» и махнули крыльями. И полетели. Сначала так, как летит выпущенный злым мальчишкой камень из рогатки, потом так, как летит Икар, загипнотизированный солнечным лучом, потом так, как парит ястреб, играя в поддавки с ветром и воздушной струей, затем так, как опускается на землю пожухлый кленовый листок, потрепанный и оглушенный своим путешествием над домами и парками. Никакой полет валькирий, шмеля, Челленджера и Незнайки на воздушном шаре не могли сравниться с нашим ангельским полетом. Роскошный пестрый бразильский карнавал и тихая смерть с улыбкой на устах уже вдоволь поживших и всласть полюбивших людей - вот что это было.
Через год полета мы расцепили объятия, зачехлили наши два уставших крыла и разошлись каждый к своим жизням, супругам, заботам, семейным праздникам. И это показалось нам обоим правильным и самым лучшим решением, ведь крылья требуются только для полета, а для совместных ужинов, выборов кухонного гарнитура, взращивания детей и ежесубботних шоппингов они не нужны.
***
Сегодня случилось продолжение разговора о родственном отношении к тем, с кем была раньше, к кому-то в большей степени, к кому-то в меньшей, и подумалось мне вот что...
Да, несомненно, это родственное отношение присутствует даже к тем, с кем были близки много лет назад, а за прошедшее с того момента время почти не общались никак. И выражается это не только в нежности, которую я к ним испытываю, не только в приятности воспоминаний, а и в том, что во мне присутствует готовность возобновить эту близость, если правильным образом сложатся обстоятельства. Нет, такое отношение есть не ко всем бывшим близким, только к троим, возможно, самым важным мужчинам в моей жизни, но оно есть. И когда я об этом думаю, во мне не нарастает внутренний протест, который появляется всегда при даже намеке мысли о возможности другого мужчины в моей жизни, то есть я не воспринимаю подобный возврат к прежним отношениям как измену нынешнему единственному мужчине. Единственному, потому что к тем, другим, это уже не любовь, не страсть, скорее - нежность, возможно не до конца реализованное влечение, не до конца вычерпнутые удовольствия от общения. Короче, есть ощущение, что эти три истории не закончены, что пока поставлено только многоточие, обещающее приятный финал, который обязательно когда-то должен случиться.
***
Еще из раздумий по следам разговоров с замужними подругами-приятельницами: многие из них думали, а некоторые думают до сих пор, что брак - это защита себя от себя же самой. То есть, вот с момента, когда поставишь свою подпись в книге регистраций в ЗАГСе или обвенчаешься в церкви, или просто в романтической обстановке подставишь свой палец под красивое тонкое колечко - все изменится, в тебе самой в первую очередь. Тебе уже не захочется провести время наедине с тем симпатичным парнем, ты не уже не станешь заглядываться на обтянутые джинсами аппетитные попы мужчин в метро, ты перестанешь видеть откровенные сны с не-мужем в главной роли, ты всегда сможешь устоять перед искушениями. Потому что ты вышла замуж, и теперь все стало по-другому. Нет, многим, особенно тем, кто подвластен самовнушениям, удалось защититься от своих «неправильных», «запрещенных» желаний, но остальные попались в ловушку. Ловушку, над которой на огромном транспаранте аккуратно выведена довольно очевидная, если подумать, фраза: «Когда влюблен, проще влюбляешься». Сердце, голова, тело уже размялись, как разминается спортсмен перед соревнованиями, уже ощутили всю прелесть влюбленного состояния, они все трое - стали плодородной почвой, на которой прорастает любое семечко новой влюбленности. Когда женщина долгий период существует одна, вне романтических отношений, перед тем, как завести таковые, влюбиться, загореться, ей нужно раскачаться, вспомнить и сердцем, и головой, и телом: а как это бывает. Для влюбленной женщины такой проблемы нет: она уже влюблена, новая влюбленность въезжает в нее по накатанной колее, не встречая на своем пути никаких преград, кроме моральных, если они успеют появиться.
Брак не защищает. Брак провоцирует.
***
Мужик на улице шел сзади и говорил:
- Ах, ты моя хорошая... Ну что ты не обернешься даже. Ты даже не знаешь, кто я, какой я, а убегаешь. Голову вверх, грудь вперед, руки вытянулись вниз от сумок, и бежишь, как будто не слышишь, как будто тебе неинтересно, как будто тебе не хочется оглянуться. Вот ты кто? Подруга? Мать? Жена? Любовница - вряд ли, у любовницы всегда есть заинтересованность. А для меня ты стала бы любимой девочкой. Ты помнишь еще, как оно - быть любимой... девочкой? Когда от тебя ничего не требуют, когда ты никому ничего не должна, когда тебя любят и балуют просто так. Ну, обернись, посмотри мне в глаза, и я уйду.
И он ушел.
***
Несмотря на традиционный романтический ореол, окружающий понятие влюбленности, все-таки я думаю, что на практике чаще всего влюбленность возникает вследствие работы мысли. То есть, нет разницы между «решила влюбиться» и «влюбилась». А вот любовь рассудку не подвластна. По крайней мере, в начальной стадии. Поэтому так просто «вылюбиться», и так сложно, почти невозможно, разлюбить.
***
Для говорящего в большинстве случаев проще (легче, удобнее, комфортнее) сказать: «Я полюбил (-а) другого (-ую)», чем: «Я разлюбил (-а) тебя». А как оно для того, кому обращены эти слова? Есть ли разница?
***
- Ведь это неспроста, когда спящий муж случайно кладет мне на попу руку, а я возбуждаюсь до безумия? Ведь с мужем мы живем уже больше десяти лет! А я возбуждаюсь. Значит, это все-таки настоящая любовь?
- Про любовь не знаю, зато то, что задница - это твоя эрогенная зона, можно считать доказанным.
***
Для женщины абсолютно естественно боготворить своего ребенка, одновременно требуя от него в определенном возрасте покорности. Почему же тогда та же женщина не может признать, что мужчина тоже способен гармонично соединить в себе стремление властвовать над женщиной и возведение ее на пьедестал своей жизни.
Женщины часто с гордостью говорят: «Он покорял меня много лет. И покорил». При этом они же рассказывают с презрением: «Такая-то покорилась своему мужчине. Где же ее гордость?» То есть, когда тебя покорили - это победа, повод для гордости. Когда ты покорилась - это поражение, заслуживающее жалости. А по сути-то это одно и тоже.
***
Люди не существуют отдельно от. Людей всегда что-то окружает, люди остаются в нашей памяти своими любимыми словечками, привычками, запахом, сочетанием цветов. Чтобы вытянуть из памяти лицо конкретного человека, свои эмоции, с ним связанные, вспоминаю сначала мелочи, детали, а они тянут за собой весь мир этого персонажа, хранящийся в моей памяти.
У меня нет никакой системы, все происходит само собой, какие-то забавные, значимые или бросающиеся в глаза эпизоды, обстоятельства, характеристики стираются, а иные, казалось бы, мелкие и малоинтересные остаются внутри меня навсегда.
Своих мужчин я вспоминаю по музыкальным отрывкам, иногда это куплет песни, иногда просто гитарный наигрыш, но каждому соответствует свой мелодичный набор звуков. Так уж сложилось.

Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Можжевеловых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине мне понравился он.

Ему я не прощу. Он был самый первый и самый жестокий. Его лицо часто вижу в лицах случайных мужчин в метро, в магазине, в окошке машины. Сердце охает, тело по привычке наполняется горячим желанием, голова включается в последнюю секунду, одергивая зарвавшийся организм, напоминая и предупреждая: «Не сметь!»

Дождь прекратился, последние капли шарят по крыше.
Вышел из тучи горбатенький карлик. Замер, не дышит,
Где-то звезда пролетела, другая, взмыли созвездья,
- Где же ты, где же моя дорогая?
- Глупенький, здесь я.

Какие смешные, нелепые, скандальные, авантюрные годы получились у нас с тобой! Кто бы знал, что мы сможем ужиться, что мы сможем за столько лет даже не попытаться убить друг друга, что мы сможем дружить, ежедневно ссориться, вместе стирать постельное белье и орать как кошки по ночам, за много лет ни разу не заговорив и не вспомнив о любви!

Трещит земля, как пустой орех,
Как щепка трещит броня.
А Боба вновь разбирает смех -
Какое мне дело
До вас до всех?
А вам до меня!

Он - стартовый выстрел. Рука, крепко держащая ножницы, пока они перерезают все ниточки, выпуская куклу на свободу. Букварь, по которому изучают мужчин и женщин, сначала складывая кусочки в целые понятия, а потом уже, бойко собирая огромные, сложные, многоуровневые картины. Он - боль моя и самые сумасшедшие угарные ночи. Он - то, как не надо, и как необходимо. Он - половина всего навсегда.

Should I die?
Don't take time to wonder.
Is she near?
Or are her brains asunder?
This spirit must exist
And move on to better things
Ecto Ecto Ecto Ecto.
Самое странное и непостижимое мое воспоминание. Зачем? Ради чего? Что притянуло? Как это все случилось и длилось? На чем держалось? Хрупкий карточный домик, построенный чародеем на песочной дюне. Ветер, пыль, песок проносятся мимо, не задевая и оберегая. Разве ветер может рассказать, чем ему дорог этот домик? А понять? Но еще в тот момент, когда умелая рука поставила на ребро первую карту, стало понятно, что скоро, совсем скоро вся колода разлетится по миру, застревая в листьях деревьев или плывя на случайной волне.

И у Тани на стене нарисовал я облака,
И слона с ослом, летящих в «никуда»,
И она ложилась спать, схватив слона за крыла,
И просыпалась с хвостом осла...

Моя вина и мой стыд. Знала, что нельзя. Долго держала руки за спиной, вонзая от старательности ногти в мягкую ладонь. Но не смогла, не удержалась, не выстояла. Неделя чудес и сладкого опьяняющего сна. От него можно было заряжаться, как от розетки, легкостью, светом, упоением свободой. Ты слышишь? Я виновата, но я до сих пор счастлива этой своей виной. Гореть мне в аду? Теперь пускай, за эту неделю я готова вечность жарить бока на чертовых сковородках.

I've been mistreated, I've been abused.
I've been struck downhearted, baby, I've been confused
'cause I know, yes, I know I've been mistreated.
Since my baby left me I've been losing my mind, you know I have.

Глоток незнакомого чужого воздуха. Мне казалось, что даже молекулярный состав этой воздушной смеси совсем другой, поэтому пришлось быстро учиться дышать по иному. Жизнь, превращенная в одно нескончаемое удовольствие, где маленькие радости бытия сменяли одна другую. Привычный мир заброшен и забыт. Стиль, темп, смысл, тональность - все сменилось, спрятав до поры-до времени старые одежки. Каждый день удивленные глаза, каждый день ломаем вчерашние представления и быстренько, на скорую руку, возводим новые на пыльных обломках. «Карусель», «Свадьба в Малиновке», калейдоскоп, лермонтовский «Маскарад» - это не жизнь, это «загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?»

Крысы, раскладушки, дома,
Гадость, паралич, эпатаж,
Танки, паразиты, чума,
Срача, передача, понос, фиксаж.
На их стороне подвалы,
На их стороне могилы,
На их стороне каналы
В стену головой!

Он был человеком-злостью. Он видел мир только черным. Он ненавидел, презирал, лез на рожон, падал на амбразуру, попирал все и всех. Он был демонстрантом во всем. В нем бурлила черная кровь, в нем фонтанировали мрачные мысли, он рвался и рвал. Он никогда не спал спокойно, он метался по кровати, по полу, раскидывая черные жесткие волосы, его смуглое тело было словно каменным: иногда мне становилось больно и страшно обнимать его. Для него не было границ и условностей, законов и правил. Борец, ниспровергатель, революционер. Сила и напор во всем. Меня каждый вечер тянуло в его логово, это была наркотическая зависимость. Страх впервые ужился с наслаждением.
Не буду про остальных. Чьи-то песенки как бабочки-однодневки: попорхали, порадовали пестрым узором и, спрятавшись в темном углу, засохли и перестали быть. А чьи-то еще не допеты.
***
Когда этот самый «Секс в большой городе» показывали по НТВ, я его не смотрела. Наверстываю сейчас, смотрю три раза в неделю по СТС. И знаете что? Фильм стал меня раздражать. Нет, правда. Вернее, не фильм, а главные героини, в которых я не верю.
Успешные, красивые, умные женщины за тридцать, у каждой богатое прошлое, в котором много романов, отношений, мужчин, встреч и расставаний. А ведут они себя так, как будто до тридцати лет все годы прожили в дамском пансионе и мужчин никогда не видели.
Саманта декларирует полную свободу в отношениях, отрицание замужества и создания пары, бросается на каждого симпатичного мужчину, превозносит секс без обязательств, при этом не прощает измен, стремится быть единственной для каждого своего избранника.
Шарлотт во всем видит романтику, в каждом новом мужчине сразу начинает искать склонности к созданию семьи «прям щас, немедленно», и что самое удивительное, искренне верит в то, что каждый раз находит.
Миранда из всей четверки, на мой вкус, самая разумная и живая женщина. Она не морочит себе голову иллюзиями, вполне умеренна и объективна в оценках себя и окружающих. При этом все ее мужчины странны до невозможности, эдакий паноптикум.
Кэрри иногда напоминает дамочку с куриными мозгами. Ей все время нужна определенность. В ее жизни слова имеют наиважнейшее значение. Ночами она ходит с сигаретой в руках по своей квартире, сидит за компьютером, за это время придумывает себе множество схем, не основанных ни на чем реальном, и затем ждет, что мир вокруг начнет соответствовать этим схемам. Во вчерашней серии был очень показательный эпизод: Кэрри после того, как сама разрушила отношения с Мужчиной Ее Жизни, через некоторое время опять же сама возобновляет их. Пару недель они встречаются, чтобы вместе проводить вечера и ночи, и тут Кэрри задает своему герою потрясающий вопрос: «Мы можем считать, что теперь мы встречаемся ОФИЦИАЛЬНО?» И на этом делается акцент, создатели фильма дают понять, что для нее это очень важно.
Короче, эти четыре женщины выглядят довольно жалко и ненатурально. Они повторяют свои собственные ошибки раз за разом, ничему не учась в процессе, они ждут от мужчин того, чего большинство из них дать (совершить, подумать, почувствовать) не могут, они постоянно пытаются анализировать себя, свое поведение, поведение мужчин, проблемы в отношениях, но делают это довольно своеобразно, ставя акценты на мелочах и игнорируя довольно важные моменты, они все очень хотят создать семью (даже Саманта и Кэрри), но именно такую, какую они напридумывали себе за долгие годы. Для хоть какой-нибудь достоверности так не хватает еще одного образа, который мог быть сказать вот так:
«Почему принято считать, что женщина каждого своего партнера по постели рассматривает как потенциального мужа? Как это общераспространенное заблуждение мешает жить самим женщинам!»
Я всегда была не против легких необременительных романов, недолгих и стремительных. И когда в таких случаях подруги начинали сокрушенно качать головами, сочувствовать и пытаться меня утешать, я изумлялась и не понимала слова про «он тебя использовал», «ты ему нужна только для постели». Что в этом требующего жалости и утешения? Я-то ведь тоже по своему его использовала, и частенько он мне тоже был нужен только для постели. Это же идеальная ситуация, когда встретились двое с одними и теми же претензиями и ожиданиями.
А сколько проблем создавали мужчины, которые на третий день романа зажимались и откровенно начинали бояться, что я заговорю про наше совместное будущее. Вместо того, что бы полностью и ради взаимного кайфа расслабиться, оторваться и просто наслаждаться друг другом, приходилось тратить время на убеждения партнера об абсолютном моем нежелании повиснуть на нем и его будущем якорной цепью с гирей на конце. И ведь не сразу верили!
Да, несомненно, что женщины более сентиментальны, романтичны и чаще стремятся к какой-то устойчивости и стабильности. Но при этом они еще и просто женщины, желающие приятных свиданий, совместных развлечений и занятий любовью ночами напролет. Просто так. Потому что хочется. Потому что хочется сейчас, а о том, что будет дальше, думать будем уже когда-нибудь потом, если вообще будем думать.
Вот тогда было бы все довольно логично, хотя бы.
***
Когда-то давно, в той, прошлой жизни я «запала» на своего коллегу. Влюбилась, по-женски страстно, по-девичьи восторженно. Восторгаться было чем, это я даже сейчас понимаю. Но, увы, все взгляды, бросаемые Им на меня, носили сугубо деловой характер. Это злило, расстраивало, но и еще больше заводило. Между нами было пятнадцать лет разницы, и это стало серьезной преградой. Как известно, такая разница особо хорошо чувствуется и осознается «сверху» - тем, кто старше.
Однажды в нашей конторе случилась вечеринка: стол, разговоры, шутки, танцы под музыкальное радио.
И я решилась. Это была последняя попытка, и я понимала, что в случае неудачи на моих мечтах возникнет большой, основательный крест. Я пригласила Его на танец. Разговор не клеился. Он, как мужчина галантный, напрягался в попытках найти тему, интересную обоим. Но постоянно натыкался на те самые пятнадцать лет разницы.
- Ты слышишь, подо что мы танцуем? Правда, вряд ли тебе это знакомо, сейчас вы слушаете совсем другую музыку.
Я была несильна в музыкальной тематике, но все равно поняла, что мне выпал лотерейный билет на самый большой выигрыш. За неделю до этого я впервые услышала музыку Deep Purple, и одна композиция меня буквально потрясла, я ее запомнила. Сейчас мы танцевали именно под нее.
- Ну почему же? Это Deep Purple, «Child In Time», кажется, семидесятый год.
Он взглянул на меня со смесью удивления и заинтересованности. Это была его ошибка. Потому что дальше я могла уже действовать не против течения, а по, сначала медленному, равнинному, а потом все убыстрявшемуся до скорости водопада.
А потом мы были счастливы отведенное нам время. И каждый день я вспоминала Deep Purple, «Child In Time» и свой лотерейный билет с нежданным, нереальным выигрышем.
***
- Когда ты по-настоящему испытывал в ней нужду?
- Когда она была чужая, пока еще недоступная, не моя.
- А потом никогда?
- Еще когда она впервые мне ответила заинтересованно, когда впервые была со мной, и потом еще. Но недолго.
- И все? И больше никогда?
- Почему никогда? Потом она ушла и опять стала чужой и недоступной. И я понял, что она мне нужна.
- И что ты сделал?
- И я нашел другую, потом еще одну, потом следующую. Я сменил работу и номер мобильного.
- А почему ты не пошел к ней и не сказал, что она опять тебе нужна?
- Потому что я понял, что люблю ее. По-настоящему.
- ???
- Ну, вот ты представляешь, я ее люблю. А она где-то далеко, не со мной. Ушла от меня, потому что тогда я еще ее не любил. И вот я приду и скажу: «Вернись. Ты мне нужна!» А она может ответить, что уже поздно, и ей наплевать. После этого у меня не встанет больше ни на одну женщину. Разве я могу так рисковать?
И он - неглупый человек, очень неглупый. И все вокруг говорят, что у него железная мужская логика и потрясающее аналитическое мышление.
***
Возможны ли человеческие отношения (в большей степени меня интересуют отношения между мужчинами и женщинами) совсем без игры, лукавства, недоговариваний, провокаций, осознанного или невольного манипулирования? Или это все - неотъемлемая часть отношений? А может быть, суть? Или способ до сути добраться?
***
Так вот, ревность. Я тут пару дней назад в дополнение к какой-то записи написала несколько строк про это дело, но тема не отступает.
Фактическая сторона вопроса.
Ревность я почувствовала поздно, уже далеко не с первым своим мужчиной, и даже не с пятым. При этом того, кого я ревновала, я тогда не любила: была влюбленность, симпатия, желание, но ничего сильного, глубокого, серьезного. До того момента я очень завидовала сама себе, наблюдая мучения подруг и приятелей, которые зеленели, напивались в хлам, совершали безумства, страдали от ревности. Я думала, что вот таким волшебным образом устроен мой организм, что способность ревновать в комплектную поставку не входила. Недолго радовалась, дурочка. На собственной шкуре выяснила, что все же-таки входила, но молчала до поры до времени.
Попытка осмыслить.
Ревность - это желание обладать единолично, собственничество, эгоизм. Это уже черта характера, которая либо есть, либо ее нет. Не встречала людей, которые под властью обстоятельств или влиянием окружающих из эгоистов превращались в альтруистов или наоборот. Но в моем случае не было, не было, и вдруг проявилось. Значит, либо эгоизм - не неизменная составляющая личности, либо ревность не равна собственничеству.
Говорят и пишут уже веками, что ревность - спутница настоящей любви. Но! Опять же, в моем случае ревность появилась задолго до настоящей любви. И любовь, если она любовь, автоматически поселяет в тебе желание счастья любимому, даже во вред себе. Любовь это самопожертвование. И как сюда засунуть ревность?
С другой стороны, ревность - это сильное чувство. Очень сильное. Которое дается сильным людям, не желающим мириться с потерями, не способным отпустить свое просто так; тем, кто готов замкнуть весь мир на себя, отдать себя тому, кого любит. С одной стороны. С другой - ревность ходит за руку с неверием в себя, с подозрительностью и вечными сомнениями в партнере, в его чувствах, а это удел людей слабых.
При этом, ревность - чувство неконструктивное, оно может сломать и того, кто ревнует, и того, кого ревнуют. А природа - явление с мозгами, да еще и с рациональными, она не любит бессмысленности и откровенного деструктива, значит, при создании ревности что-то полезное и важное ввиду имелось. Что? Зачем? Почему? Кому? Как?
***
Вот что странно. Все-таки сейчас большинство людей уже некоторым образом избавилось от классического романтического муара в сознании и пришло к выводу, что любовь, влюбленность, страсть, желание - чувства хоть и близкие, и часто пересекающиеся, но не являющиеся неразрывными частями одного целого, а также возникающие по отдельности друг от друга и на фоне друг друга. Но! При том, что сейчас считается абсолютно естественным и не вызывающим протеста – и влюбленность в своего мужа, давно любимого человека; и возникновение страсти к любимому, когда за спиной десять-двадцать лет брака с ним; и исчезновение желания по отношению все к тому же любимому и родному - при всем этом до сих пор большинство не одобряет и не понимает влюбленность в одного на фоне любви к другому, страсть, направленную на кого-то вне счастливой семьи, желание кого-то, когда рядом есть любимый и любящий тебя. Причем, такие чувства у мужчин обществом не то, чтобы одобряются, но встречаются снисходительной улыбкой и словами: «Ну, что поделать, это же мужчина!» Зато все то же самое в исполнении женщины вызывает бурную реакцию непонимания, неприятия, протеста и презрения. Ну ладно, когда взвиваются под потолок пожилые люди, в которых десятилетиями вдалбливали непререкаемые истины о том, что основное назначение женщины - быть преданной женой и матерью, что секса в нашей стране нет, и т.д. Но ведь и те, кому сейчас двадцать пять, тридцать или сорок лет, довольно часто придерживаются тех же взглядов: мужчине не то, чтобы позволено все, но многое из этого всего прощается, а вот женщина - это другое дело, ее любовь не предусматривает влюбленностей, страстей и желаний, направленных не на любимого мужчину.
Да, я понимаю, что корни подобных распространенных заблуждений уходят глубоко. И тут я не удивлена. Даже психологическую подоплеку понимаю. С чего тогда меня пробрало? Да с одного недавнего разговора с сорокадвухлетней приятельницей, которая минут сорок делилась своими мыслями по этому поводу. «Одно дело те, кто изначально выбрал свободную любовь, бисексуальные связи, групповой секс и отсутствие клятв и обещаний в своей жизни. Я их понимаю, хотя и не отношусь к этой категории. Но ничего против них не имею - это их жизнь: если они никому не мешают, они имеют право выбирать свой путь. Другое дело - замужние женщины, которые начинали свою жизнь вполне традиционно: вышли замуж, родили детей. И вдруг в тридцать или сорок лет некоторые из них понимают, что влюблены, что наступила вторая молодость, что внутри опять все бурлит и пузырится. И они почему-то считают, что двадцать первый век за окном дает им право подчиняться этому бурлению, искать свиданий, отваживаться на секс на стороне, уступать ухаживаниям. На каком основании? Только потому, что вдруг захотелось? Только потому, что их мужья позволяют себе небольшие слабости? Так у них природа такая - мужицкая, кобелиная. А в женщинах этого нет. И не может быть. Если уж ты выбрала путь традиционный для женщины, значит, не было в тебе этой тяги к свободной любви. И неоткуда ей взяться!»
Я осмыслила и поделилась этим мнением с приятелем, которому тоже еще далеко до преклонного возраста. «Умные у тебя подруги, - сказал он мне в ответ. - Жаль, что дур сейчас становится все больше и больше. Тех дур, которые считают, что им тоже надо поиграть в эти игры с изменами, романами на стороне и бурной сексуальной жизнью на фоне добротного брака».
Вот я и думаю.
***
Одной из тем нашего кинематографа восьмидесятых были одинокие женщины, которые очень хотят замуж. «Одиноким предоставляется общежитие», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Дамы приглашают кавалеров», «Сладкая женщина», «Москва слезам не верит» и еще, наверное, с десяток фильмов на ту же тему. В центре каждой картины одна или несколько красивых, умных, состоявшихся женщин лет тридцати, которые, тем не менее, плачут ночами от одиночества и тоски по своей собственной семье. Слушайте, а в восьмидесятые это и вправду была серьезная проблема? А почему? Вот сейчас, я точно знаю, ситуация изменилась в противоположную сторону: жаждущих жениться, и все никак не реализующих это свое желание мужчин куда больше, чем женщин с теми же сложностями.
Посмотрела сейчас «Одиноким предоставляется общежитие». Остался неприятный осадок: создатели фильма постоянно акцентировали внимание на том, что одинокая женщина настолько несчастна, что готова выскочить замуж за первого, кто позовет. В фильме так и происходит: сваха Вера Николаевна подбирает своим подругам мужчин из газет с объявлениями, некоторое время обменивается с потенциальными кандидатами письмами, потом приглашает приехать и посмотреть на невесту вживую, и невесты глаз оторвать от визитера не могут, так и светятся и лучатся, а следующий кадр - свадьба. И никаких «Он мне не нравится», «А как же любовь?», «А другого нет?» И правильно, потому что нравится - не нравится, а замуж-то хочется, и не до любви уж в такой ситуации, а другого не будет, потому что из невест очередь на несколько месяцев выстроилась. Ощущение безнадежности и беспросветности. Замужество становится желанным, почетным статусом, к свадьбе стремятся так, как будто это не жизнь, а детская сказка, в финале которой обязательные слова: «Сыграли они свадьбу, потом жили долго и счастливо и умерли в один день». То есть вот такая неразрывная связка: свадьба - долгая и счастливая жизнь - смерть в один день. И неужто верили?
***
«Вот Вы могли бы пригласить в Вашу супружескую кровать друга Вашего мужа, третьим?» - с этого начался разговор во вчерашнем ночном метро. Обратился ко мне элегантный мужчина лет сорока-сорока трех, сидящий рядом.
- Нет.
- Вот! Я все-таки был уверен, что порядочные, приличные замужние женщины еще встречаются. А все друзья в один голос: «Они все суки, они все стервы и шлюхи. Стоит им мужика окольцевать, и тургеневские барышни превращаются в чудовищ!» Вот Вы, как порядочная замужняя женщина, объясните мне простыми доступными словами, почему Вы так не сделаете? Я Ваши слова запомню и буду цитировать друзьям.
- Потому что друг моего мужа - муж моей подруги. И она меня убьет. Это первое. А второе - я с удовольствием провожу время с другом моего мужа, с ним можно поговорить, выпить, с ним приятно общаться. Но я его не хочу. Подобных объяснений достаточно?
- Вы меня разочаровываете. А как же приличия, нравственная чистота, моральные принципы?
- Для Вас важнее мотивации? Или сами поступки?
- Конечно! Вот жена говорит, что Олега она позвала в наш дом заняться с нами любовью только для того, чтобы вызвать во мне ревность и воспламенить во мне погасший к ней интерес. И поэтому, мол, винить ее не в чем. А как это не в чем? Если она даже меня забыла предупредить! Оказался в дурацком положении: пришел Олег, я думал, бокс со мной посмотреть, пива выпить, а он, оказывается, пришел трахать мою жену! Я ему: «Сейчас пивка достанем из холодильника, Ирка картошечки нажарит, устроимся на диванчике и начнем!» А он: «А зачем картошечка и пиво?» - «Ну, как зачем? Так половина кайфа же в том, чтобы комфортно устроиться, чтобы все под рукой». – «А Ира?» - «А Ира на диете опять, ей картошку с пивом нельзя, она с нами чуть-чуть побудет, потом заскучает, ну ты же знаешь этих женщин, им всегда с мужчинами скучно, а потом пойдет займется чем-нибудь, а мы уж сами как-нибудь справимся». А он зеленеет на глазах. Чуть в морду мне не дал. Хорошо, Ирка вошла вовремя. А уж потом все выяснилось. И вот результат - Олег от меня прячется, на звонки не отвечает, а мы с ним с института дружили. Бокс я пропустил. А жена... Жена плачет все время. И от секса отказывается. Пойди, пойми ее. Вот такие вы женщины - суки. Такой вечер испортила! Такого друга отняла! И все ради чего? Ревности ей моей не хватало, интерес, видите ли, угас. Если ей мой интерес нужен, что ж она теперь-то к телу не допускает? Как порядочный мужчина такое пережить может?.. Вам выходить, да? А давайте я Вас провожу? А потом позвоню, как-нибудь, а?
***
Вот интересно, как человек понимает, что он любит? Основываясь на чем, он делает такой вывод? Ведь в данном случае не предусмотрено учебников с правилами и энциклопедий по типу медицинских: посмотрел набор симптомов, сравнил с тем, что чувствует, если совпало, значит это любовь, не совпало – опаньки... Когда кто-то из знакомых говорил мне, что вот, мол, люблю, каждый раз меня подмывало спросить, а откуда такая уверенность? А может это влечение? Может, влюбленность? Может просто симпатия, наложенная на усталость от одиночества?
Но про себя я теперь все знаю. С двадцати четырех лет, когда у меня родился Мишка-младший. Именно тогда я почувствовала и поняла, что же это за штука такая - любовь. Да, любовь к детям не совсем то же самое, что любовь к мужчине, но для меня эти чувства во многом похожи. Формулу своей любви я вывела. Даже не так: она сама возникла в моей голове, когда я задумалась на эту тему. Для меня основным симптомом любви является органичное и естественное самопожертвование ради любимого: ребенка, мужчины - не важно. Не только то самопожертвование, при котором жизнь отдам, а еще и вполне себе бытовое, обычное, будничное. При котором, не задумываясь на эту тему, отдаешь самый вкусный кусочек, меняешь свои планы, отказываешься от своих желаний в пользу того, кого любишь. Оно само все происходит. И вот если происходит, значит, я люблю. По-настоящему.
Видимо, у каждого своя формула. И у каждого свой срок, когда приходит ее понимание и осознание. Ведь как-то же люди узнают, что пришла любовь, именно любовь, и ничто иное.
***
Как-то надо учиться любить, не растворяясь целиком в объекте любви. Потому что иногда и такая любовь проходит, а вот собрать себя, восстановить обратно, воссоздать свою целостность и самость очень и очень трудно. Когда такая любовь еще живет, тебе кажется, что быть полностью в Его власти, врасти в Него, перенять Его привычки, думать и чувствовать как Он - это естественно и единственно возможно. Потому что ощущаешь себя частью целого, частью без четких границ, так, наверное, могла бы ощущать себя водка частью сухого мартини. А потом любовь либо уходит, либо умирает, либо перерождается во что-то иное, и целого больше не существует. И ты остаешься с чужими привычками, мыслями и чувствами, которые уже не кажутся настолько органичными для тебя, а твои, родные и привычные составляющие покинули тебя вместе с Ним. Ведь из приготовленного сухого мартини довольно проблематично вычленить водку в изначальном виде. А дальше начинается тяжкая, нудная работа по собиранию песчинок и составления из них той себя, которая была когда-то и которой снова хочется стать. А часть песчинок не найдется уже никогда, а те, которые нашлись, не хотят лежать вместе. А потом еще одна любовь, и еще одна... И с уходом каждой следующей ты теряешь саму себя по песчинке, по камешку, по валунчику.
***
Теребил мои волосы. Дарил купленную на рынке у какой-то бабушки связанную крючком салфетку. Водил гулять по рельсам метро на тогда еще Ленинских горах. Пел блюзы, подыгрывая себе на пластмассовой расческе. Ночными часами по телефону рассказывал, какие пришлет мне сны. Приходил ко мне в этих снах и кружил меня в танце на крыше старого, пустого и полуразрушенного дома. Сажал цветы под моим балконом. Вытирал слезы шелковым платком с моих щек.
- Ты плачешь, значит, тебе больно?
- Я плачу, значит, с тобой я могу плакать.
- Когда ты вырастешь, ты станешь сильной и храброй и никогда не будешь больше плакать, даже со мной.
- А ты тогда будешь со мной?
- Я всегда буду.
Варил глинтвейн и поил им меня с ложечки. С серебряной чайной ложечки с гномиком на черенке. Читал мне книги вслух, Кортасара и сказки Туве Янссон. Держал меня за руку во время прогулок. Поднимал на руки и кружил под снегопадом. Показывал звезды и давал им новые имена. Смотрел в глаза и касался губами моей щеки. Смешил до истерических рыданий. Молчал, сидя рядом и горячо дыша мне в шею. Прятал свои глаза, когда в них бесновалось желание. Напоминал мне про недоделанную курсовую, когда замечал желание в моих. Терпел тяжесть моего спящего тела у себя на коленях. Знал, что он и я созданы для всего этого, но бОльшим легко все разрушим. Молча ушел, когда отчаялся дождаться моего понимания такой, в общем-то, простой вещи: любовей много, и они разные, как яблоки разных сортов, нельзя требовать от одной любви то, что может дать другая, надо лишь благодарно принимать то, что есть, и что может быть.
***
Наименее точное и достоверное представление о человеке можно составить по тому, что он говорит. Даже жесты, мимика, походка дают больше правдивой информации, чем произнесенные слова. И, понимая это, все равно раз за разом я ловлюсь на текст, на высказываемое. Как крысы в детской сказке шли за музыкантом, так я слепо, теряя с каждым шагом контроль, иду за тем, чьи слова западают в душу, греют, возбуждают, зажигают внутри меня огонь симпатии и желания. Поэтому столько ошибок. Поэтому столько упреков самой себе в последствии. Но удержаться очередной раз? Что вы, это невозможно.
***
Когда я лишалась девственности, кстати сказать, в не слишком раннем возрасте - в восемнадцать лет, мне не было ни страшно, ни больно, ни странно, ни приятно - мне было скучно. Никаких особых физических ощущений я не испытывала, был лишь эмоциональный подъем от осознания двух фактов - нашелся мужчина, который в меня влюблен, и я становлюсь женщиной. Вот все становлюсь и становлюсь, ну, сколько же можно?! Ну давай уже, заканчивай физические упражнения, и мы начнем разговаривать. Тогда разговоры о любви и сексе и, конечно, о нас вызывали во мне куда больше эмоций, чем совместное пребывание в постели. И довольно долго после этой такой скучной дефлорации я считала, что секс - это непременный, хотя и тоскливый атрибут романтических отношений, который почему-то важен для мужчин, но ужасно надоедает женщинам. Я чувствовала себя почти декабристкой, очередной раз ложась с героем своего романа в постель, когда моя душа требовала прогулки под луной, пристальных взглядов глаза в глаза и тому подобных оборочек да финтифлюшек, но я жертвовала своими желаниями во благо любимого. Конечно, сейчас это все выглядит довольно забавным. И тот образ своего первого любовника, который я придумала, и который вообще имел очень малое отношение к оригиналу. И тот романтический флер, который витал в моей голове. И мои размышления о сексе, размышления уже «опытной» женщины. И попытки придумать, что кроется за словом «оргазм», чтобы поддерживать с подругами разговор на равных. И то, что, живя регулярной половой жизнью (ну, раз в неделю - это вполне себе регулярно) с мужчиной в течение года, я так ни разу и не смогла преодолеть в себе смущение и рассмотреть тот его орган, который довольно много времени проводил внутри меня. Если я так и не смогла дотронуться до него даже взглядом, то понятно, что о большем речи не шло вообще. И при всем этом, какой же я была счастливой! Больше такого обволакивающего, теплого и абсолютного счастья в моей жизни не было.
***
С ним я оказалась в совместной командировке. Банальная история. Командировали нас на загородную базу отдыха подготовить там встречу нашего руководства с будущими партнерами. Был конец осени, отвратное время, когда серость и промозглость пропитывают все насквозь. Для жизни нам выделили избушку, самую настоящую, бревенчатую, с огромной русской печкой, стоящей ровно посреди дома. К счастью, еще был холодильник и газовая плитка. Спальных мест в доме было два, в разных комнатах. В одной - высокая кровать с продавленным дном, продавленным настолько, что стоило лечь, как попа оказывалась сантиметров на тридцать ниже ног и головы. Спать в такой позе сможет не каждый. Второе ложе представляло собой диванчик с торчащими пружинами. О сне, дарующем отдохновение от дневных трудов, говорить не приходилось. При этом было холодно. Так что нам ничего не оставалось, как освоить полати на печке, где в тесноте, но вдвоем мы вполне умещались. Естественно, что в первую ночь, сразу после тяжелой и долгой дороги, после разочарования, связанного с условиями обитания, преодолев неловкость от необходимости спать, прижавшись друг к другу, мы заснули быстро и крепко. Было тепло, вполне удобно, хотя и немного странно от такой непредвиденной близости. Ну, а на вторую ночь нам ничего не оставалось делать, как стать еще ближе, настолько, насколько это вообще физически возможно между мужчиной и женщиной, тем более, что крепкий восьмичасовой сон в объятиях друг друга предыдущей ночью дал нам ощущение почти супружества. Опасение свалиться с полатей, близость потолка делали это развлечение забавным и нелепым. Мы все время смеялись, перемежая хохот стонами и криками через закушенные губы. В какой-то из моментов, пытаясь сменить позу, я ткнулась горячими губами в его локтевую впадину, тем самым открыв для него еще одну эрогенную зону, про которую до этого момента он и не подозревал. Растопленная печь, разогретые страстью тела довольно скоро сделали дальнейшее пребывание на полатях просто невыносимым, поэтому вскоре я со смехом укладывала его между выпирающих пружин диванчика, а сама пыталась устроиться рядом. Потом, уже на кровати с никелированными шишечками на спинке, мы требовали выдать нам лыжи, поскольку кровать являлась классическим гамаком. Никогда до и после этого я не занималась любовью так весело. При этом веселье не было наигранным или неестественным, оно казалось органичным и должным в этой ситуации с этим человеком. И оно придавало некий новый вкус ощущениям от секса, как ни странно, делало наслаждение резче, ярче, давало силы на то, чтобы не отрываться друг от друга часами, встречать рассвет умиротворенными и все равно не пресыщенными. До сих пор, иногда встречаясь в общей компании, мы с ним не можем удержаться от улыбки, глядя друг на друга и вспоминая те три наши ночи в избушке почти на краю света.
***
Чтобы там ни говорили, но я уверена, что среди браков, заключенных по любви, несчастливых ничуть не меньше, чем среди остальных. Да и объяснение очевидно.
Соседка Ольга опять разводится. То ли в третий, то ли в четвертый раз. Замуж она выходит каждый раз по страстной взаимной любви. Разводится всегда потому, что «он - козлом оказался». Я спрашиваю, как это - вот три года козлом не был, а на четвертый неожиданно стал? «Не знаю, - отвечает. - Видимо, они все козлы, только до поры до времени скрывают свою суть».
Я с ней спорить не стала, нет смысла с ней сейчас спорить, ей сейчас не до поиска истины. А про себя подумала, что и женщины, и мужчины чаще всего попадают в одну и ту же ловушку. Не знаю, как точно это происходит у мужчин, могу говорить только про женщин. Вспыхнула любовь, и конечно, любимый видится только в самом радужном свете, потому что очень-очень хочется верить, что уж с ним все сложится, что уж с ним проживешь вместе всю жизнь в счастье и упоении друг другом. Все сомнительные его черты и характеристики трактуешь только в положительном смысле. Жаден? Да нет, что вы, он просто экономный. Врет? Да это фантазия богатая. Жесток? Нет, это мужественность, а не жестокость. Ленив? Да просто устает очень от размышлений. И так далее. Потом свадьба, потом первый год семейной жизни, а потом эйфория проходит, любовь становится более «зрячей», возвращается способность к объективной оценке. И муж оказывается не столько экономным, сколько жадным, не безвредным фантазером, а записным лгуном, не благородным рыцарем, а тем самым козлом распоследним. И винить некого, кроме себя.
Конечно, не каждый брак по любви кончается разводом. И не каждый развод случается по причине «а он козлом оказался» или «а она – сука». Но происходит так довольно часто - факт. Вот и Ольга четвертый раз наступила на одни и те же грабли. Говорит теперь, что уж в пятый раз не промахнется, замуж выйдет только по расчету: расчетливо найдет честного, порядочного, щедрого, умного и трудолюбивого мужика и вот его уже охомутает, чтобы до конца дней прожить не в любви, так зато в счастье и благополучии.
***
Можно человека знать. Тогда довольно легко предсказать его реакцию, понять его резоны, спрогнозировать его поступки. Знание дает силу, чаще всего ты готов к повороту, потому что знаешь о нем заранее. Поэтому легко вписаться, не вылететь на обочину, не врезаться во встречного.
Еще человека можно понимать. То есть, постфактум понимать его мотивации, его решения, его жизнь становится довольно прозрачной, и в ней невозможно утонуть: все водовороты, коряги и омуты видны, понятны и объяснимы, если появится надобность их объяснить. Не тратится лишних слов, не задается лишних вопросов.
И как же тяжело человека чувствовать. Не зная и не понимая. Просто чувствовать внутри то ледяной осколок, то распускающуюся розу, то раскаленный в костре камень, то штилевое море. Когда ворочаться начинает кусок льда, становится страшно. Потому что нет знания и не понимания, есть только ощущение: плохо. Человеку где-то там плохо. По какой причине, насколько сильно, как помочь - неясно. Ходишь, сидишь, работаешь, куришь, смотришь в окно, спишь с шевелящимся колючим осколком внутри.
Иногда живешь с ощущением теплого, июльского, спокойного Черного моря. Когда синяя гладь, легкие завитки волн у берега, нет ни тревоги, ни боли, становишься человеком с умиротворением в животе. Тогда легко. Легко и тепло от спокойного моря внутри. А потом вдруг оно сжимается, стягивается в единую точку, прессуется и становится огромным, неделимым, обжигающим камнем. И ты даже понять не можешь, что это, о чем этот камень пытается тебе сказать, что происходит с твоим человеком, нужно ли обрывать телефоны, чтобы спасать, или открыть бутылку шампанского и обмыть его успех. Просто этот камень внутри что-то значит. И минута за минутой, день за днем, год за годом ты живешь с ощущением каждой загогулины на жизненном пути твоего человека. Каждому ощущению ты придумал свое значение, потому что понимать или хотя бы знать - значительно проще, чем слепо чувствовать. Ты по первому движению внутри себя узнаешь и осколок, и розу, и море, и камень, и всех остальных, кто поселился в тебе, когда какой-то человек стал твоим человеком. И ничего не изменить.
***
Женщины любят так, как будто нет ничего важнее, а мужчины - когда нет ничего важнее.
***
Мужчины, они, конечно, все разные. Но их можно объединять в группы, если кому-то очень хочется добиться порядка в своем восприятии. В группы-то объединять можно, но, как правило, только по одному критерию. По-другому и группы будут другие. Я вот всех мужчин, которых близко знала и знаю, объединила в группы по одному параметру, на том и успокоилась, поскольку ни счастья, ни просветления, ни легкости в общении мне это не добавило. Но рассказать-то хочется. Вот и рассказываю.
Вот приходишь ты к своему любимому и говоришь: «У меня проблемы». Одни мужчины на это отвечают: «Забудь, я все решу». Другие: «Не переживай, ты выкрутишься, как всегда». Третьи: «Успокойся, мы что-нибудь придумаем и все починим».
С первыми всегда спокойно, но тяжело психологически. Они всегда сверху. И даже если это твоя любимая поза, рано или поздно захочется чего-то другого: сесть сверху самой или решить хотя бы одну свою проблему самостоятельно. Но не дадут - только рыпнешься, на тебя рыкнут и придавят весом. Такие мужчины обладают силой, чтобы подчинить весь мир, и подчиняют и тебя, как часть этого мира.
Со вторыми сверху всегда ты. Мечешься, дергаешься, прыгаешь, но сама, не чувствуя вообще никакой помощи снизу. С ними ты - лучший в мире собеседник, надежный друг, сильный человек, развитая личность, но очень редко - женщина. Это утомляет.
С третьими комфортнее всего. Потому что вы рядом, на равных, иногда, когда ты устаешь, он берет все на себя и оказывается сверху, когда тебе хочется порулить, он безропотно передает тебе руль. И не заметно переходов, все органично и как бы само собой.
Вот только непонятно, почему третьих так мало, а?
***
С четырех лет я начала читать периодику. Ну вот, как научилась читать, так сразу и начала, потому как в семье денег на много детских книг не было, имеющиеся книжки я знала наизусть, а процесс составления из букв слов, из слов предложений, а уже из них - связного повествования меня очень увлекал. Всю периодику выписывал дядьтоля, ориентируясь на свой вкус. Из газет помню «Труд» и «Известия», ну еще «Литературку». А вот набор журналов мне даже в детстве казался странным: «Юность», «Красная звезда», «Роман-газета», «Искусство кино», «Узбекистан», «Октябрь», «Новый мир». Когда я уже в сознательном возрасте спросила у дядюшки: «Ну почему «Узбекистан»?» Он ответил кратко и загадочно: «Была причина». А недавно мама «раскололась». Оказывается, у дядюшки была любовь. Ну, в смысле, что женщин у него всегда было столько, что непонятно, как он со всеми ими управлялся, а вот любовь была одна. И жила она в Ташкенте. И была замужем. И выписыванием журнала дядюшка пытался хоть так быть поближе к любимой женщине.
А журнал был скучный, вот. Но дядьтоля читал его запоем. Удивительная штука - любовь.
***
Впервые я целовалась на старом продавленном диване в квартире моей бабушки. Герой моего романа еще ночью приехал ко мне домой. По делу. Мы с ним должны были формировать первый номер литературно-художественного журнала, за тем и договорились встретиться, хотя уже и ему, и мне, правда, мне еще в меньше степени, было понятно, что одним формированием мы не обойдемся. Бдительные мои родители, которые по плану должны были крепко спать в соседней комнате, заглядывали к нам раз в пять минут, интересуясь, не надо ли нам чаю, кофе, плюшек, сосисок, открыть окно, закрыть окно, оставить дверь распахнутой, закрыть поплотнее, когда же мы, наконец, закончим? Поэтому пришлось заниматься делом. А утром уходящие на работу родители категорически потребовали от моего визави, чтобы он отправлялся ко всем чертям, а мне наказали ложиться спать и вести себя, как приличествует молодой девушке из порядочной семьи, и между делом предупредили, что мама на работу, конечно, поедет, но еще по дороге может передумать и вернуться обратно. Зная маму, я понимала, что еще как может. Поэтому уже через полчаса после отбытия родителей мы сидели на диване в бабушкиной квартире, благо располагалась она в соседнем квартале. Бабушка уже была не очень здорова, физически крепка, но жила она в совсем своем мире. Нас она приняла за председателя профкома завода имени Хруничева и секретаря комитета комсомола того же предприятия и создала нам идеальные условия для совещания. Мы целовались весь день, часов восемь, иногда лишь отрываясь друг от друга, чтобы быстро затянуться сигаретой, одной на двоих или сделать глоток чая. Больше ничего не хотелось, больше ничего не требовалось. Только губы, языки и одно дыхание на двоих. Вечером мы выходили, пошатываясь, бездумно улыбаясь и приваливаясь друг к другу от усталости. Засыпая, я думала о том, что вот началась моя «взрослая» жизнь, и что она мне нравится, и что вот только непонятно, когда успевать учиться и работать, если только на одни поцелуи уходит целый рабочий день.
***
Вот ведь как все непросто устроено. Куда ни глянь, нигде нет очевидности и прозрачной ясности. Вот, например, если Господь Бог, или природа, или кто там еще создали мужчин и женщин друг для друга, то почему тогда они получились настолько разными, что найти им общий язык иногда тяжело, а в крайних случаях вообще невозможно? А уж понять друг друга...
***
А чего вы все заладили: «вторая любовь», «первая любовь»... А вот у меня приключилась минус первая любовь. Почему минус? Потому что, во-первых, случилась она тогда, когда вообще любовей еще не бывает, а во-вторых, кончилась, не успев начаться. А дело было так...
Сдали меня «злые родители» в детский сад в возрасте пяти лет. Первую неделю своего пребывания там я не помню - всю неделю рыдала от несправедливости устройства этого мира. Вторую неделю я ежедневно сбегала, и приезжала из Орехово-Борисово к бабушке на Фили. На третью неделю бабушку отправили в пансионат, сбегать было не к кому, а плакать мне запретила воспитательница, пригрозив, что разденет догола и заставит целый день стоять посреди группы. К тому моменту я уже знала, что воспитательница слов на ветер не бросает, поэтому рыдать не стала, а начала оглядываться. И первый, кого я увидела, был мальчик Андрей, высокий, стройный, кудрявоволосый, с черными глазами, просто мечта каждой пятилетней пигалицы. С того момента жизнь в садике мне показалась довольно приемлемой штукой. Но, увы мне, я была робка, поэтому подойти к Андрею и как-то завязать отношения я не решалась. Я избрала другую тактику - привлечь его внимание как бы невольно, опосредованно. Поэтому моя яма у песочницы (мы все на улице копали ямы, в надежде докопаться до метро, которого в нашем районе и в помине не было) была глубже остальных, пойманных шмелей в моем коробочке - больше, чем у остальных, ссадин и синяков на моих коленках - просто не сосчитать (как только Андрей оказывался в пределах видимости, я бесстрашно спрыгивала с качелей, лезла по шведской стенке под потолок, перепрыгивала скамейку и, конечно, непременно падала). Но Андрей не замечал ни моей ямы, ни моих шмелей, ни моих синяков, ни саму меня.
Однажды мама купила мне сарафан: ярко-красный, расклешенный, с огромной малиновой пуговицей на кармане. Мне казалось, что это сарафан - бальное платье Золушки, не меньше. Сарафан мне купили в субботу, и за выходные я выклянчила разрешение надеть его в садик в понедельник. В воскресенье вечером я засыпала в радужных мечтах о том, как я приду в сад вся такая в сарафане, и все мальчишки сложатся у моих ног штабелями, а на самом дне штабеля будет валяться бездыханное от потрясения тело Андрея. И что самое удивительное - примерно так все и случилось: в тот памятный понедельник Андрей не отходил от меня: он держал ведерко, пока я насыпала туда песок, он принес мне за обедом дополнительную ложку, он катал со мной коляску с куклой Варей. То ли от переполнявших меня эмоций и любовной лихорадки, то ли от сквозняка в садовской спальне, но к вечеру я затемпературила. У меня началась ангина, и я целых две недели просидела дома, грезя во сне и наяву о том, как я выздоровею, вернусь в садик и тем самым в последний момент помешаю Андрею умереть от тоски по мне. И я выздоровела, и пришла в садик. А там...
А там за время моего отсутствия случились перемены: прошел праздник, на который Удалова Ира заявилась в белом, воздушном, нейлоновом платье, от красоты которого можно было сойти с ума. Поэтому мой красный сарафан со мной вместе тут же забылся, и вероломный Андрей теперь держал ведерко и катал коляску вместе с этой противной Иркой-воображулей. Состязаться с белым платьем из нейлона я, конечно, не могла. В тот день я вернулась вечером из садика и, пока не видела мама, засунула свой не оправдавший надежды сарафан вниз платяного шкафа, где годами хранились старые вещи. А вместе с сарафаном туда же, лет эдак на десять, я спрятала и всяческие романтические иллюзии и надежды.
***
Странно, что так много людей разного пола и возраста, разного образования и склада ума думают, что секс спасет их от одиночества. Это ведь так просто - найти партнера (-шу) для постельных забав. Куда проще, чем обрести друга, любимого, супруга, спутника, приятеля, коллегу. Кого-то, с кем можно разговаривать, кому можно выворачивать себя по кусочкам, кому можно задавать вопросы, от кого можно услышать ответы. Того, от кого удастся получить поглаживания. То, что, собственно, и нужно больше всего остального. Чтобы обратили внимание, похвалили, признали, востребовали, выказали заинтересованность. Поэтому и проще всего искать и находить просто секс. В нем все это есть, пусть по чуть-чуть, пусть на пять минут, пусть не всегда искренне, зато все в комплекте. И без проблем, обязательств, долгов, просчитывания шагов, затрачивания особых душевных сил...
***
В суете привычных движений мы идем через серую пыль дней, оставляя позади нерешенные вопросы, непрочитанные книги, неувиденные фильмы. Я иду к покою и забвению... Я просыпаюсь, чтобы заснуть... Я открываю, чтобы закрыть... Я начинаю, чтобы закончить... Но я устала.
Я ищу чего-то, что подарит мне выход. Выход из привычности, выход из знакомости... И тогда я открываю «окно». Окно в мир, где никто не знает моих шагов. Окно, в котором мой голос теряется за щелканием кнопок. Я отправилась в приключение, где смертельная опасность не смертельна. Я вошла в роман, где безумная любовь не безумна...
А ведь забыла, что значит увидеть глаза и почувствовать, что в них отразилось твое сердце. Забыла, что значит услышать голос, который отзовется бесконечным эхом в глубинах твоей души. Я забыла, что значит почувствовать тепло рук любимого человека. Я спряталась за этим окном, я чувствую себя защищенной от всех бед, подстерегающих меня за дверями моей крепости. И тогда мой мир начинает полет в бездну. Бездну таких реальных болей и ран. Бездну таких знакомых безнадежных надежд и бесперспективных перспектив. Потому что, уйдя в сказку, я забыла, что придумала ее сама. А мы - не сказка. Потому что приключение становится нашим, и опасность смертельна для жизни. Потому что любовь безумна, лишь, если мы сами теряем разум...
Ежедневно я встречаю на дрожащем экране такие реальные глаза, что ... Но микрокристаллы не умеют впускать в себя тепло и трепет. Пусть. Пусть жизнь не дружит с моей фантазией. Пусть в мире нет места идеальным образам. И пусть мы так умны и практичны, что научились говорить себе «STOP!» уже почти уверенно. Но почему-то не хочется верить в то, что это всего лишь миф. Всего лишь игра моего воображения. И потому я жду минуты, когда чей-то мир посмотрит на меня глазами полными огня, отражая свою душу. Я жду, когда чей-то вкрадчивый голос зазвучит в унисон с биением моего сердца. Я жду, когда мое сердце пустит крошечную алую цунами по сплетению артерий и вен от прикосновения к чьим-то рукам.
***
Не понимаю я, что за чувство такое - любовь к мужчине. Может, не везло мне с этим никогда, не было его в моей жизни, от того и не понимаю? Да, книжки я читаю, фильмы смотрю и рассказы подруг слушаю, но все равно не понимаю. Вот да, хорошо знаю, что такое влюбленность. Когда сердце замирает, когда подъем эмоциональный, когда переплетаются ожидание, предвкушение и надежды. Когда нет сил ждать, когда дрожат руки и сияют глаза. Это я знаю, чувствовала, проживала не раз. А потом... А потом возможны варианты. Либо все потихоньку лишается ярких красок, красоты и интенсивности эмоций и сходит совсем на нет. Либо перерождается в спокойное чувство, состоящее из уважения, нежности, преданности и доверия. Разве именно это любовь? Или бывает какой-то третий исход, о котором я ничего не знаю?
И если уж начала эту тему, то... Как тяжело даются романы в моем возрасте. Вот те самые, с влюбленностью и эйфорией. Потому что опыт уже за плечами, потому что рассудочность давно оперилась, потому что невозможно избавиться от сомнительных, предательских мыслей о том, что так хорошо не бывает, что скоро придется платить, что ты уходишь в свое чувство с головой, а Он, скорее всего, только играет в это. К тридцати годам появляется привычка все время ждать подвоха, разочарования, удара в спину. Уже давно нет ни малейшей возможности наивно, светло, в полную силу отдаваться целиком и полностью сиюминутной радости, сегодняшней эйфории. И хуже всего тогда, когда в страхе получить тот самый удар в спину ты сама все портишь, провоцируя Его на этот удар или начиная разговор об этом. Слава Богу, все те же годы и опыт уже позволяют удержаться от подобной глупости, но научиться наслаждаться имеющимся, не думая о «потом», уже никак не получается.
***
Та любовь, которая снится в девичьих снах, о которой грезишь всю жизнь, которой награждаешься, а чаще нет; то есть, настоящая любовь - она живет в тебе в трех местах: в теле, в сердце и в голове. Дай Бог, если повезет, и твои с ней дороги пересекутся. А пока ждешь этого момента, болеешь совсем другими любовями. Некоторые из них зарождаются внизу живота и этим местом руководятся. Другие - поселяются в сердце. Третьи - обосновываются в голове. И именно эти, последние, всегда обречены на полный провал. Любовь и разум не уживаются вместе. И вместо того, что упиваться эмоциями, эйфорией влюбленности, силой свежей страсти, ты постоянно следишь за разборками твоего рассудка с его временной соседкой. И вмешиваться бесполезно - только хуже будет.
***
Любовь к одним всегда порождает предательство других. Так было всегда. Так было всегда в моей жизни.
***
Он: Вот и наступил решающий момент: она не поднимает глаз, боясь спугнуть его, желая, чтобы он сделал шаг к ней, но ему не хватает смелости, он тоже боится спугнуть ее, тогда она поворачивается и уходит…
Она: ... отходит на пару шагов, потом все же что-то заставляет ее обернуться, наверное, это его взгляд, в котором и опаска, и интерес, и сожаление, и облегчение...
Он: И видит его спину. Нет, не спину. Она видит его насквозь, понимая, что ему безумно хочется обернуться, но что он никогда не сможет сделать этого...
Она: Она опускает глаза, в ее груди рождается вздох сожаления, она решительно отворачивается и продолжает свой путь, печально постукивая каблучками по мостовой.
Он: Но память об упущенной возможности обрести счастье навсегда поселилась в ее душе...
Она: И много лет потом она, даже не отдавая себе отчета, в метро, на улице, в очереди в банке, в отражениях витрин искала его глаза. Иногда ей казалось, что вот оно, что она чувствует на себе тот самый, только его взгляд, внутри у нее все напрягалось, она оборачивалась... но нет. Это опять было все лишь ее желание, такое нереализуемое, такое невозможное теперь.
Он: Нет ничего невозможного в этой жизни. В чудо надо верить всегда, даже когда ничего более не остается, кроме надежды.
Она: Так подумала она и в очередной обычный вечер, вышла на улицу и побрела, подчиняясь скорее желаниям своих ног, чем рассудка.
Он: И, вновь заглянув в очередную витрину, вдруг вновь ощутила на себе его взгляд, полный призыва и надежды...
Она: Но поспешила одернуть себя, напоминая, сколько раз уже обманывалась. И позволила себе лишь ответить на этот взгляд. Осторожно, не выдавая своей надежды и своего интереса. Просто посмотрела в глаза...
***
...когда невыносимо мало быть рядом, смотреть, вдыхать и касаться...
...когда скучать начинаешь еще до расставания...
...когда понимаешь, что счастье - материально, оно живет эдаким комочком где-то в тебе и умеет болеть, когда перерастает свои размеры...
...когда не хватает даже самых крепких объятий, и до горящих слез в глазах хочешь стать частью тела того, кто рядом...
...когда голод невозможно утолить ни часами вместе, ни близостью, ни словами, ничем вообще...
...когда, засыпая под утром совсем без сил, понимаешь, что единственное оставшееся желание - стать подушкой, на которой лежит его голова, одеялом, которым укрыто его тело, или хотя бы ниткой этого одеяла...
...когда кажется нереальным и невозможным жить без его лица перед глазами, его голоса в ушах и его запаха на твоих ладонях...
...когда понимаешь, насколько нелепо и смешно все это, и чувствуешь, что по-другому уже не надо...
...когда больше не замечаешь границы между болью и наслаждением, тоской и упоением, ослепительным счастьем и безысходным горем...
***
Сегодня поздно вечером в парке Царицыно на огромной поляне со старой сосной в центре какая-то компания отмечала день рождения совершенно очаровательной барышни. Компания пила, ела, танцевала, играла в слона, пела песни хором и привязывала к имениннице десятки воздушных шариков. А именинница глотала слезы. Потому что было всё и все, кроме самого главного - героя ее романа. А потом он появился. В дыму, грохоте и сверкании. А все потому, что юноша все несколько часов вечеринки прятался по окрестным кустам, устанавливая там фейерверки, салюты, петарды и остальное пиротехническое богатство. Бог мой, что это был за салют! Почти двадцать минут в небе расцветали огромные, разноцветные, переливающиеся цветы, один за другим, а то по несколько сразу. Судя по тому, как все это было, пиротехника использовалась профессиональная, настоящая. Двадцатиминутная феерия цвета, потрясающее зрелище, которое вряд ли когда забудется. Только уши заложило в первую же минуту, и хорошо, что так: грохот был ужасающий. А барышня стояла под этим сверкающим, переливающимся, разрывающимся небом, подняв к нему голову, и плакала навзрыд. А тот, кто преподнес ей этот волшебный подарок, схватил ее на руки и закружил по траве. Я смотрела на все это, впитывала и думала, что это воспоминание я положу в самое потайное место своей памяти, чтобы доставать его редко-редко, по особым случаям, тогда, когда нужно будет вернуть себе возможность любить жизнь и верить в чудеса.
***
Это только говорят, что наибольшее количество изменений во вкусах, пристрастиях и привычках происходит в возрасте до двадцати пяти лет. Возможно, у мужчин именно так и случается, но вот у женщин совсем по-другому.
«Я с детства любила бананы, а теперь вот уже десять лет их не ем. С того дня, когда мы расстались с V. Утром мы встретились, прошлись по парку, заглянули на рынок, купили связку бананов, кормили ими друг друга, а вечером он сказал мне, что нам не стоит больше быть вместе. Больше бананы я видеть не могу».
«Я всегда была довольно спортивной. Легкая атлетика, фигурное катание, лыжи - всем этим и занималась, и интересовалась. Вот только футбола понять не могла вообще: скучно было. А потом влюбилась в H. Он за «Зенит» болел, поначалу я над ним подшучивала, а через полгода уже турнирные таблицы изучала и визит в парикмахерскую отменяла, если он на трансляцию футбольного матча попадал».
«Сын постоянно в зоопарк просится, он там со мной ни разу не был, только со школьной экскурсией. А я себя заставить не могу - потому что именно там я впервые встретила К., муж тогда сказал, что это его коллега. А через месяц ту же K. я еще раз встретила, на этот раз в нашей с мужем супружеской постели. Так что с сыном в зоопарк я не могу».
«Представляешь, я по небу скучаю! Всю жизнь высоты боялась, на самолетах никогда не летала - пусть в десять раз дольше, но поездом; у Ленки боялась на балкон выходить - высоко очень. А потом встретила X. Ну, кто ж знал, что он на парашютах помешан?! Я тогда так ни разу и не смогла себя пересилить и прыгнуть вместе с ним. А потом, когда мы уже расстались, вдруг собралась, поехала в Волосово и прыгнула. Сама! Чтобы хоть так ближе к нему оказаться. И теперь вот скучаю по тому ощущению. Может еще раз прыгнуть?»
А может все не так? Может вообще не бывает привычек и «отвычек» имени кого-то?
***
Прочитала тут рассказку одну и загрузилась мыслями о том, почему же так все ломано, больно, неправильно устроено в человеках и в жизни, которой они (мы) живут. Вот есть прекрасное чувство - любовь. Красивое, светлое, глубокое, настоящее, доброе. И вот оно, такое доброе и распрекрасное, подчас разрушает, крушит, свивает в бараний рог, рвет сердца, ломает жизни. Не всегда, но случается. То ли как-то уживаться с этим чувством мы не умеем, то ли у многих из нас на него аллергия, как бывает у детей на клубнику: иногда только до прыщиков, а подчас и до смертельного приступа. То ли настолько мы нашпигованы идиотскими представлениями о том, как надо, о том, как можно, о том, как должно быть, что представления эти оказываются сильнее и разума нашего, и тем более сердца.
Это только в юности кажется, что самое главное - это найти взаимную любовь, чтобы и ты сам под небеса взлетал на ее крыльях, и чтобы тот, кого, там же оказывался на тех же крыльях. В юности все так просто. А потом вдруг вот и тот, которого рядом, под рукой, и крылья трепещут, ввысь устремляясь, только не получается парить на тех крыльях, стоит подняться вместе «с тем, кого» - как сразу либо по очереди, либо вместе камнем вниз, к твердой земле или в пустоту бездонную. И разбиваемся, и руки-ноги ломаем, и боль где-то в солнечном сплетении гнездо вьет. Навсегда.
***
Очень (очень-очень) часто случается, что вот эта самая настоящая, глубокая, яркая и огромная любовь, вот та самая, которая бывает раз в жизни, если вообще бывает, накрывает людей в среднем возрасте. А вот крики «Горько!» и обмен кольцами происходят, как правило, сильно раньше. И те, у которых уже давно семья, быт, привычки, родственная любовь к супругу (-е), дети, а тут еще и любовь эта безумная и волшебная свалилась, оказываются перед выбором. Перед не самым легким выбором: либо семья, покой детей, устоявшееся благополучие, но тогда упустить свой, может быть, единственный шанс и потом, возможно, всю жизнь кусать локти от сожаления и злости на себя - либо головой в омут, бегом, на стиснутых зубах пробежаться через развод, истерики супруга (-и), слезы и непонимание в глазах детей, дележку квартиры (машины, компьютера) и упасть в объятия того, ради и для кого ты и пришел в этот мир. И как выбрать? Как выбирают? Как вообще можно тут выбирать? И как защититься-то от такого подарка? Как сделать так, чтобы любовь эта промахнулась, свалилась не на тебя, и избавила тебя от необходимости выбирать из двух невозможностей?
***
Я говорю тебе «mio», первый звук мягко щекочет мои губы, на третьем - губы складываются колечком, как будто тянутся к тебе, к твоим губам, вкус которых до сих пор помнят.
Я произношу «caro», и мне становится тепло и спокойно, как бывает только в стенах родного дома. Еще также уютно я ощущаю себе только в одном месте - в кольце твоих рук, прижимаясь к тебе всем телом, чувствуя биение твоего сердца своим.
Я шепчу тебе «amato», вкладывая в это незатейливое слово всю любовь, которой пропитаны каждая клетка моего тела, каждая капля крови, каждый выдох моих легких. В этом слове мое тоскливое прошлое, ведь в нем еще не было тебя. В нем страшащее меня мое будущее: а вдруг в нем уже не будет тебя? В нем мое сладостное, светлое настоящее, ведь в нем есть ты - самая большая моя удача и самый головокружительный
подарок Судьбы.
Я почти беззвучно, одним губами, говорю «solo», и солоноватый вкус этого слова надолго сохраняется на моем языке. И я вспоминаю залитый закатным солнцем берег, морские капли на моем лице, твои губы, впивающиеся в мои, твои руки, лежащие на моей груди, твои бедра, крепко прижавшиеся к моим: я вспоминаю нашу первую встречу у стен древней базилики, сухой жар белых камней мостовой, от которого плавились подошвы моих туфель, сочную мякоть персика, который ты мне тогда подарил, тепло первого прикосновения твоей руки к моим волосам.
Mio caro, amato, solo: мой родной, любимый, единственный: Ты теперь навсегда для меня в этих четырех словах. Теперь навсегда они - это ты.