Забор крови

Алмат Сапфиров получал эстетическое удовольствие, когда у него брали кровь из вены. После этого он ловил кайф. Странно, ведь многие падают в обмороки, боятся этих плотных пакетов крови, очередей, самого осознания того, что у тебя забирают частицу твоего сущего. А с другой стороны, как редко человек задумывается о том, что он может помочь своему собрату кровью, или чем–нибудь еще! Как глупо, как глупо боятся за свои органы после смерти, - ты умер! Какая разница похоронят тебя или кремируют! После твоей физической смерти есть заботы и поважнее, чем трансплантация внутренних органов. Так оно вот так!

- Какая у вас ориентация? – спросила милая тетенька врач и Алмата.

- Что? – не понял Алмат.

- Какая в вас ориентация, вы любите мальчиков или девочек?

Алмат удивился. В том месте где он родился, никогда не было вопросов о том, что ты можешь вступать в контакт с лицами своего пола. Где-то лет с четырнадцати, вездесущие родственники подбирали отроку будущую жену, и потом, когда решали что его детородный орган сможет воспроизвести стадо новых отпрысков, кидали его под венец. Сама мысль о такой связи вызывала в сознании Алмата не то что отвращение, а страх. Дикий, первобытный страх и ничего более. Он не собирался с оравой единомышленников идти и громить этих людей. Для него гомосексуальность и зеленые человечки – синонимы.

- Я не понимаю вас, через год я женюсь, и что…

- Все хорошо…

Все хорошо. А чего хорошего, когда твоя личная жизнь мешает тебе помочь (хоть как-то) обществу, и это общество создает преграды. Алмат долго сидел в интернете на слове «гей». Сначала выскакивали какие-то тексты, где то, или иное известное лицо говорило об этом и в отрывках это слово выделялось жирным шрифтом. Потом менее известные люди говорили о том, что положение сексуальных меньшинств в России, практически такое же как и положение ведьм во времена инквизиции. Что, типа, надо защищать их законом. В Википедии боле ясно Алмат нашел определение, но то, что он понял из всего прочитанного, что никто толком не может определить свое мнение по данному вопросу. Все только ссылаются на авторитетов, а авторитеты в большинстве своем авторитарные.



* * *


Госпожа врач, та самая что спросила у Алмата об его ориентации, возвращалась домой уставшая, озлобленная на мир. Дома ее ждали: безработный муж, нелепое сорокатрехлетнее существо, обитающее, в основном, на диване, и коротающее свои дни у никогда не угасающего экрана телевизора. Два сына:

Один – семилетний сопливый мальчик, неоправданно худой, скорчившийся, и постоянно молчащий. Со стороны можно подумать, что у него проблемы с интеллектуальным развитием.

Второй - четырнадцатилетний постный подросток, находящийся в постоянном сексуальном возбуждении. Он может испустить сперму только от упоминания полового органа. От одного только слова.

Когда госпожа врач все это видит, в глазах ее бегают белые паучки и вид изо окна мерещится долгожданным эдемом, к которому так и хочется лететь от домашнего ада существования. Но она никак не может это сделать, ибо все домашние обязанности впитались в ее тело как южноамериканский паразит. Ничего она сделать не может.
Остается только страдать.

Госпожа врач идет в туалет, какать. Ведь во время работы она никак не могла сотворить этого благородного дела. Госпожа врач стянула свои необъятные трусы и распластала свой не менее объятый зад на рундуке. И началось (во дает госпожа врач!) – какой взрыв эмоций кишечника! какое неописуемое напряжение! Госпожа врач напрягает все мышцы своего медицинского личика, извергая из своего нутра коричневого младенца – он падает на белое и пропадет в бездне канализации, вслед она ним она рожает второго (угу!) – он толще первого, он колет не переваренными зернами и поэлителеном. Госпожа врач корчится. Ей нелегко. Она чувствует сотрясание. Легкий озноб. Мурашки, беспорядочно бегающие по плечам и ногам. Госпожа врач падает на кафельный пол туалета уже не в силах сдерживаться. Она рожает третьего, и он застревает в ее домашнем халате. Оставляет следы везде, где это только можно.
Госпожа врач счастлива. Неописуемо счастлива.
У нее кайф.


* * *


Алмат Сапфиров шел по улице, центральной пешеходной улице этого города. В этом месте собираются разные люди. Можно дойти до такой мысли, что у нас разное общество, плюрализм и свобода. Однако, если хорошо всмотреться, то можно увидеть за углом книжного магазина господина полицейского с резиновой дубинкой; всевидящее око государственного презрения никогда не спит. НИКОГДА! ОН ВСЁ ВИДИТ.

Слезотечение, словно вымышленный мир, призраки везде (даже на небе), угольные глазки малых гномов, кривые руки из люков канализации, иностранная речь, каждодневные аварии, соль – а вокруг всего этого мощный забор крови, чтобы было понятнее забор из кровавых кирпичей – это символ того, что жизнь есть страдание. Похороны несбывшихся иллюзий.



3-4 апреля 2008 г.