4. Современность ислам политический - ислам военны

Ислам. Философские проблемы военного аспекта       

4. Современность: ислам политический - ислам военный.
Исследование и обсуждение вопросов, связанных с религией, требуют осторожного и деликатного подхода, уважительного отношения к чувствам верующих.
Любая религия обладает двойственностью: это теория, основанная на каких-то, иногда бесспорных, иногда – спорных исторических фактах и первоисточниках, и практика становления и самоутверждения религии.
Последние десятилетия ХХ и начала ХХI века характеризуются ростом активности экстремистских мусульманских группировок, и более того, - мощных движений мусульманских масс целых государств и групп государств. Эта активность охватила не только регионы традиционного проживания мусульман, таких как Ближний и Средний Восток, в том числе – бывших советских республик и самой России, но и территории Африки, США, Европы, Австралии, Индонезии, стран Океании и Филлипин, т.е. стала чрезвычайно острой проблемой и, вероятно, относится к области явлений всемирно-исторического характера.
В предшествующей 1400-летней истории ислама аналога этим движениям нет (по крайней мере – в глобальном масштабе). В ХХ веке с падением авторитарных режимов в мире исчезло силовое сдерживание исламского экстремизма. Воинствующий исламизм получил возможность выплеснуться за национальные пределы слаборазвитых государств и угрожает мирной жизни целых народов. Международный контекст, созданный Черным вторником — трагедией, происшедшей в США 11 сентября 2001 года, — задал новое и достаточно противоречивое направление отношению немусульманского мира к исламу. С одной стороны, большинство политиков, государственных деятелей и средств массовой информации, отдавая дань политкорректности, заверяют, что не ставят знак равенства между понятиями “террорист” и “мусульманин”, что операция США и их союзников в Афганистане направлена не против ислама, а против окопавшегося в этой стране “международного терроризма”. С другой — в дебатах, которые ведутся по поводу непроизвольно обозначившейся связки “ислам и терроризм”, вольно или невольно проскальзывает мысль, что именно приверженцам ислама легче всего совершать акты террора — и в силу прочно укоренившейся в сознании мусульман идеи жертвенности, мученичества, и по причине особенностей самого исламского вероучения с его догматом о предопределении, который доведен до полного фатализма и слепого подчинения судьбе.
       Добавляет черных красок в общую картину ислама и напоминание о том, что одной из главных религиозных обязанностей мусульманина является “священная война” с неверными (джихад). Напомним, что мусульманский мир, да и сам ислам более, чем какой-либо другой религиозно-культурный ареал, притягивал к себе внимание западного мирового сообщества задолго до Черного вторника и военных операций в Ираке и Афганистане. И это не удивительно, если учесть как геополитическую значимость мусульманских государств Ближнего и Среднего Востока, Персидского (или, как его называют арабы, Арабского) залива, так и наличие на их территориях огромных запасов нефти.
       Можно предположить, что Запад, стремящийся к сохранению стабильности в жизненно важных регионах, интересовался исламом чисто прагматически — из стремления понять, является ли ислам стабилизирующим или же дестабилизирующим фактором. Ислам нередко сводят к стереотипной триаде: “ксенофобия, насилие, женоненавистничество”, а “великий страх” по поводу “исламского фундаментализма” и его вариаций — исламизма и интегризма — то и дело смыкается с идеями антимусульманства и даже расизма. Рассуждают о том, что именно мусульман отличает повышенная политизированность, склонность к экстремизму и терроризму во имя веры. Ставшее популярным противопоставление Север — Юг (богатые — бедные) начинает интерпретироваться как неизбежность столкновения христианской и исламской цивилизаций.
Разумеется, пишущие и говорящие об исламе на Западе демонстрируют и иные, более содержательные, подходы, в рамках которых мусульманская религия, исламская традиция рассматриваются как часть цивилизации, компонент общемировой культуры, образ жизни.
Разнобой в трактовках и взглядах на ислам, как религию, и на ислам, как прикрытие терроризма, наблюдается в России, где общественное сознание, научная мысль стремится отрефлектировать новый феномен — “постсоветский ислам”. Как и на Западе, внимание к этому явлению обусловлено не только академическим интересом, но и политическим императивом: Россия имеет собственную крупную мусульманскую общину и непосредственно соприкасается на своих южных границах с неспокойным морем ислама. В военной операции США в Афганистане Россия и бывшие среднеазиатские республики поддерживали своих бывших противников — моджахедов Северного альянса, в котором видят силу, способную создать барьер на пути проникновения в СНГ радикального ислама, носителями которого являются афганские талибы. Социологи отмечают, что под влиянием американских “ударов возмездия” по Афганистану, воспринятых россиянами (преимущественно немусульманами) в целом положительно, прежнее и достаточно терпимое отношение к исламу начинает меняться: так, на вопрос ВЦИОМ: “Изменилось ли после терактов в США и начала бомбардировок в Афганистане ваше отношение к исламу и мусульманам?” — больше трети опрошенных россиян ответили, что их отношение “намного или несколько” ухудшилось.
       Итак, в западном, да и в российском общественном мнении именно ислам прочно ассоциируется с экстремизмом и терроризмом. Между тем примеров проявления “крайностей” предостаточно и в христианской, и в буддийской, и в индуистской, и во многих других религиозно-культурных средах.
       Во-первых, история, в том числе и современная, знает немало войн между самими мусульманскими государствами — между Ираном и Ираком в 1980 — 1988 годах или же между Ираком и Кувейтом в 1990-м. Вступают в вооруженную междоусобицу и приверженцы разных течений ислама: сунниты против шиитов и ахмадийцев в Пакистане; алавиты, сунниты и шииты в Ливане. Но не меньшую враждебность проявляют друг к другу и немусульмане — приверженцы разных вероисповеданий: вспомним о длительной конфронтации католиков с протестантами в Северной Ирландии или конфликте тамилов-индуистов с сингалами-буддистами на Шри-Ланке.
       Во-вторых, внутрирелигиозные разногласия в исламе (между шиитами и суннитами, между шиитскими сектами и проч.) острее, чем проявления враждебности к иным религиям. И этим ислам не отличается от того же христианства, где разногласия, скажем, Русской православной церкви с Ватиканом или с украинскими униатами куда острее, нежели отношения, которые сложились у РПЦ с российским исламом.
       Теоретически ислам не проповедует вражды к иным религиям: христиане, иудеи и другие религиозные общины обозначены в Коране как “люди Книги”, так как имели, как и мусульмане, свое Писание, а потому обладают статусом “покровительствуемых”.
       Что касается найденных в исламском вероучении оправданий действий террористов-смертников как мучеников веры, то представления о том, что воин, павший в бою, попадает в рай, свойственны не только исламу, но и другим религиям. К тому же мученичество, шахидизм (от слова шахид, буквально “свидетель” — тот, кто жертвует своей жизнью, чтобы засвидетельствовать свою преданность вере) больше свойственны догматике и культовой практике шиитской ветви ислама, где идея страдания и искупления — один из важнейших элементов вероучения.
       На совершение акта самопожертвования ради идеи решаются и представители иных конфессий, и члены вполне светских организаций, и просто далекие от религии люди. Достаточно вспомнить эсеров-“бомбистов” в России, японских камикадзе, подвиги времен Отечественной войны, другие, относящиеся уже к новейшей истории, эпизоды: подорвавшую себя вместе с Радживом Ганди террористку-тамилку, “Красные бригады” в Европе... Словом, акции мусульман-фанатиков, уносящих жизнь других людей в Америке, Израиле либо Ливане вместе со своей жизнью, имеют опосредованное отношение к исламу как религиозной системе. Сама исламская религия объявляет запретным убийство невинных людей и покушение на чужую собственность. Так, ведущие государства мусульманского мира, в числе которых была и Саудовская Аравия, осудили террористические акты 11 ноября, квалифицировав их как “нарушение заповедей всех небесных религий, всех нравственных и человеческих ценностей”.
       Ислам — динамично развивающаяся религия, свидетельством чему служит стремительно увеличивающееся число его приверженцев. В наши дни ислам представлен более чем в 120 странах мира (включая Россию и составляющие ее субъекты) и занимает после христианства второе место в мире по числу верующих — 1,2 млрд. человек. Крупнейшим мусульманским государством является Индонезия, затем идут Индия, Пакистан и Бангладеш. В большинстве государств Ближнего и Среднего Востока (и в некоторых африканских странах, где мусульмане составляют значительную часть населения), ислам объявлен государственной религией.
Приверженцы ислама есть и в других частях света. В США, где церковь отделена от государства и потому вопрос о вероисповедании не включен в официальные переписи населения, по приблизительным подсчетам мусульман от 4 до 6 млн. — больше, чем традиционных для этой страны протестантов. В Германии насчитывается около 3 млн. мусульман, подавляющее большинство которых составляют турки, и ислам стал в этой стране второй по значимости религией. Францию избрали местом своего проживания более 4,5 млн. выходцев из мусульманских стран (главным образом арабских). В других западноевропейских государствах — Испании, Великобритании, Италии — также наблюдается быстрый рост мусульманского населения. Даже скандинавские страны, находившиеся долгое время на периферии мировых миграционных процессов, ощутили приток мусульман, многие из которых бежали из конфликтных зон. В Восточной и Центральной Европе — в особенности в Болгарии, бывшей Югославии и Албании — исламский фактор заметно усилил свое воздействие на общественно-политическую жизнь. В Китае в местах компактного проживания мусульман (Синьцзян-Уйгурский автономный район) численность последних (около 18 млн. человек) растет, но не быстрее, чем население всей страны в целом.
       Однако события Нового времени — начиная с покорения Египта, считавшегося сердцем мусульманского мира, Наполеоном в 1798 году и последовавшие затем европейские колониальные завоевания, вынудившие мусульман жить под европейским правлением, — привели к утрате исламом своих позиций и стали для исповедовавших эту религию болезненным шоком. В новейшее время мусульманские государства оказались на периферии постиндустриального мира. Хотя мусульмане составляют одну пятую всего мирового населения, более половины из них (свыше 500 млн.) живет в условиях абсолютной бедности.
       Осознание этого породило в исламских обществах растерянность. Возник “синдром неполноценности” и ощущение того, что национальной идентичности грозит смертельная опасность быть уничтоженной не в результате военного вторжения, а мирно, путем внедрения “западной отравы”, как именуют консерваторы в арабских странах и Иране рыночную экономику, светские идеалы, общество потребления. Травма современного ислама — в контрасте между ушедшим в историю расцветом средневекового ислама и нынешним бедственным положением многих мусульманских государств, в углубляющемся различии между “бедными” мусульманскими государствами и процветающим христианско-западным миром. Выход из этого затруднительного положения в мусульманских странах пытаются искать в основном в следующих альтернативных проектах:
       - в секуляризме, который означает выведение шариата как юридической системы из области общественных отношений;
       - в реформизме, или модернизме — путем согласования ислама с достижениями современной науки, с новыми общественно-политическими реалиями;
       - третьей альтернативой становится фундаментализм, или его разновидность — исламизм, который пронизан идеями политического радикализма.
       Какой из этих путей выбран – всецело зависит от активной части исламского религиозного руководства, обычно преследующего корпоративные интересы духовентсва.
В целом модернизацию частично удалось осуществить лишь в немногих государствах Азии и Африки, в числе которых — государства Персидского залива. Несколько десятилетий ускоренных социально-экономических преобразований по капиталистическому пути привели эти некогда архаичные восточные общества к поистине революционному скачку из отсталости в современный, постиндустриальный мир. И хотя исламская составляющая на общественном и государственном уровне в монархиях Персидского залива выше, чем в большинстве других мусульманских стран, здесь утвердились определенные элементы секуляризации государственно-правовой системы. Таковы, например, существующие в Саудовской Аравии консультационные советы, построенные по принципу шуры — совещательной традиции в исламе.
       Но в большинстве исламских государств секуляризация, а с ней и модернизация встретили стойкое сопротивление. Ценности европейского безрелигиозного гуманизма там не прижились. Всерьез о приверженности секуляризму на государственном уровне заявлено только в Индии и Турции, где многое делается для того, чтобы религия становилась частным делом. Правящие элиты в этих государствах последовательно, на протяжении нескольких десятилетий, следуют принципу секуляризма, стремятся сделать государство независимым от религиозных организаций и духовенства, добиться равноправия религий. При этом приверженность секуляризму не стала синонимом осуществляемого “сверху” насильственного перевода религиозности масс в сторону нерелигиозности. Она свелась лишь к отделению религии от других сфер социально-политической деятельности.
       В современной истории можно найти немало обратных примеров, когда неосторожная, непродуманная попытка “задвинуть” ислам на второй план во имя реализации какого-либо модернизаторского проекта приводила к трагическим последствиям, к расколу общества, своего рода “реакции отката”. Наиболее яркий пример — Афганистан, где после попыток “запретить” религию в период правления левых прокоммунистических сил на политическую арену вышла новая, ранее не участвовавшая в межафганском конфликте сила — исламское движение “Талибан” (от слова талиб, означающее “спрашивающий”, “находящийся в поиске”; талибы — это также “благоговейно постигающие ислам” ученики духовных и религиозных наставников). До антитеррористической операции осени 2001 года движение контролировало 90 процентов территории Афганистана и в восприятии немусульманского мира стало воплощением фанатизма и варварства. В известной мере так оно и было, поскольку талибы использовали “исламское оружие” для радикального переустройства общества — в сторону реанимации религиозно-патриархальных устоев и насильственного утверждения их.
       Другой пример — Алжир. Здесь в течение нескольких десятилетий проводился социалистический эксперимент. После краха главного спонсора мирового социализма — Советского Союза в этой арабской стране началась гражданская война, породившая терроризм “с религиозным лицом”.
       В Иране шах, продемонстрировав пренебрежение к религиозной традиции в ходе реализации светской прозападной модели, не смог предотвратить исламскую революцию. В результате победил теократический режим Хомейни. Иран, истерзанный кровавой гражданской междуусобицей, этническими распрями, вооруженным конфликтом с Ираком, оказался на протяжении длительного периода искусственно изолирован от мировых экономических и политических процессов в мире, отброшен в своем развитии назад.
       С выходом на политическую арену социальных групп, чья жизнь оказалась дезориентирована, нарушена в результате модернизации, быстрых социальных и общественных перемен, связано явление политизации ислама. Это — своего рода радикальный ответ мусульманского мира на вызовы, рождаемые современным развитием. Этому феномену способствовали периоды социальных и политических кризисов, внутренней и международной нестабильности, когда экономические трудности, политические потрясения, идеологическая путаница работали в пользу лозунгов “обновленного”, “очищенного от западной скверны” исламского общества, а ислам превращался в наиболее доступный и приемлемый способ обретения национальной идентичности.
       Политизации ислама способствовала и сложившаяся в большинстве государств исламского мира политическая атмосфера: они отстают в создании структур гражданского общества, утверждении демократических прав и свобод. Гарантами стабильности во многих странах является армия с присущим ей специфическим пониманием демократии и прав человека; диктаторские и авторитарные режимы остаются главной политической приметой мусульманского мира.
       В условиях отсутствия, подавления или запрета политической оппозиции, партий, профсоюзов, массовых политических организаций, попрания гражданских свобод — мечеть, религиозно-политические и националистические объединения и движения становятся единственно доступной формой противостояния власти (напр. – Узбекистан).
       К числу обстоятельств, благоприятствующих превращению ислама в оружие, относится и то, что мусульманский истеблишмент в политических структурах стран Азии и Африки — одна из немногих сравнительно независимых и сильных “групп давления”. Она устанавливает нормы поведения, которым должны следовать общество и государственные руководители, ответственные за принятие решений. Возвращая общество к истокам, традициям, в том числе и религиозным, идеологи политического ислама утверждают таким способом культурную самобытность, противопоставляют “превосходящие духовные ценности” Востока, занятого “поисками бога”, Западу, погрязшему в материализме.
       В движениях, вдохновляемых идеями политического ислама, ощущается стремление очистить мусульманское общество от западной “скверны”, создать новую модель, противостоящую “глобальной системе империализма”, которую поддерживают “богатые в богатых странах совместно с богатыми в бедных странах”.
       При отстаивании своих религиозных убеждений люди неоднократно обращались к оружию. Но часто обращение к оружию диктовалось не чисто религиозными убеждениями, а прагматическими интересами определенной части элиты общества, которых легче было достичь под религиозными лозунгами.
       Например, кровопролитная война между Ираком и Ираном 1980-1988гг с каждой стороны велась под лозунгами защиты «истинного ислама». В действительности, в войне были заинтересованы правящие круги обеих стран для решения своих внутренних проблем; были и прагматические интересы - за богатые речными породами рыбы воды пограничной реки Шат-эль-Араб и спорные участки суши вдоль границы.
       О войне в Чечне не сказать лучше, чем известный тележурналист Владимир Соловьев: «Вот чего я совсем не могу понять в этой затянувшейся чеченской драме, так это то, как случилось, что когда погибли уже 160 тысяч чеченцев и десятки тысяч наших солдат, и десятки тысяч славян, ранее проживавших в Чечне, - даже случайно не пострадал ни один бензовоз, и ни метр нефтепровода, и во время любых, самых ожесточенных боев нефтяной бизнес продолжался». (В.Соловьев «Русская рулетка», Москва, ЭКСМО, 2006, с.115).
       Играет существенную роль и факт поддержки властями главенствующей в государстве религиозной конфессии («царь – божий помазанник»). В этом случае прочие религиозные сообщества либо приспосабливаются, пользуясь благосклонностью и заигрыванием со стороны правительства и его СМИ, либо уходят в подполье, иногда – вооруженное, обычно отрицающее божественность власти (например, ордена шиитов в Средние века). Такое подполье может столетиями вырабатывать методы партизанской войны и тактические приёмы боя, средства борьбы с более сильным противником, в том числе – террор.
       В зависимости от заинтересованности правящей элиты в поддержке со стороны религиозных учреждений может изменяться и отношение к ним. Так, Сталинская администрация с началом Великой Отечественной войны резко повернулась лицом к церкви, помощь которой потребовалась для того, чтобы сделать войну всенародной; Турция, чтобы интегрироваться в европейское сообщество, объявлена светским государством и постоянно проводит кампании, ограничивающие применение правил и традиций шариата.
       Сегодня в российской высшей школе показательно изменение отношения к религии в учебном процессе. Курс марксизма-ленинизма был пронизан атеизмом: «Религия – опиум для народа». А вот откроем учебник А.Г.Спиркина «Философия» (Москва, изд. ГАРДАРИКИ 2005), гл.18, § 5 - «Философия религии». Здесь роль религии восхваляется со ссылками на известных авторитетов, включая Бродского и Достоевского, её значение представлено в розовом цвете.
       А ведь на практике мы видим: террористы и сепаратисты для привлечения в свои ряды всё большего количества людей, провозглашают себя защитниками религии. Мы видим, как после развала СССР легализовались и расцвели всевозможные религиозные секты; видим, как угождающая властям церковь захватывает все новые позиции и уже поднимает вопрос о преподавании религиозных предметов в средней школе (в этом вопросе проявили редкое единодушие главы всех трех крупных конфессий страны).
       В своём исследовании мы будем вести разговор исключительно о тех мощных движениях, которые серьезно угрожают миру, ставят мир на грань гражданской войны, о тех «защитниках Ислама», которые воспитывают враждебных всему миру фанатиков и всерьез готовят военные кадры для будущей войны.
5. Военные составляющие в «Исламском поясе» от Атлантики до Тибета.

Далее - http://www.proza.ru/2008/04/05/351