Встреча с Гагариным

       Часов около девяти утра 8 ноября 1961 года раздался настойчивый грохот в дверь, сопровождаемый возгласом «Игорь, скорее!»
К неожиданным стукам в дверь мы в общежитии академии привыкли. Если нужно кому-нибудь мебель доставить на какой-то этаж, если кто-то приобрёл на будущее пианино, если какой-нибудь телелюбитель решил установить на крыше антенну как у порядочного радиолокатора, чтоб принимать Германию, Францию, Нидерланды («Приходите смотреть!») – все пользовались таким методом: стук в двери всем подряд, и желающих помочь набиралось в достатке. Но восьмого ноября, да так рано, да «Скорее!» -- что-то непросто. Выскакиваю: мой горячий осетин Лёва – председатель Монинского фотоклуба.
-- В доме офицеров Гагарин выступает перед военными строителями…
-- Лёва! Дом офицеров после пожара официально ещё не открыт. Да перед строителями? Сегодня не первое апреля.
-- Не веришь? Я бегу…
Лёва исчез.
 Ну что? Запасные кассеты и сменные объективы – в карман, два аппарата – на шею и – бегом в Дом офицеров.
Точно: зал полон солдат-строителей, в президиуме нач. академии маршал авиации Красовский Степан Акимович, незнакомый медицинский полковник, на трибуне Гагарин, вокруг него вьются члены нашего фотоклуба.
Условия съёмки отвратительные: темно, свет не упорядочен. Но… Гагарин! Живой! Вот он! Нащёлкались мы. Хранятся у меня эти фотографии. Хоть они и «дохлые» (качество далеко от желаемого), но и на них видно, насколько мил и обаятелен наш первый космонавт, первый человек Земли, посмотревший на нашу планету «оттуда», издалека. И мы чувствовали, что именно за ним, нашим посланцем, длинной колонной выстроится отряд разведчиков «нового измерения» – необъятного, неизученного, таинственного космоса.

Закончил он выступление, отзвучали слова благодарности, отгремела овация и публика стала расходиться.
Красовский, Гагарин и полковник медицинской службы пошли в кабинет нач. Дома офицеров, одевать плащи. Мой настойчивый Лёва (и я с ним) крутился возле них, всё ждал нужного кадра. Так всей группой и двигались к кабинету. Глядя на открытое лицо Юры (вот он, улыбается не с кадров кинохроники, не с экрана телевизора, а тут, живой), я очень захотел побыть с ним рядом ещё, послушать неофициальный рассказ о столь необычном – полёте в космос, и у меня мелькнула мысль:
-- Лёва, давай Гагарина пригласим ко мне. У меня всё готово.
-- Точно!
Я начал деликатно:
-- Юрий Алексеевич, если у Вас есть время, то приглашаю Вас ко мне. Там Вас ждут лётчики, настоящие лётчики-истребители, которые желают побеседовать с Вами, задать Вам вопросы, послушать Ваши впечатления…
Тощий и длинный (под стать моему Лёве) медицинский полковник очень оживлённо беседовал с Красовским, возле них крутился майор – нач. ДО. Лёва, почувствовав в этом медицинском полковнике нашего недруга, своей спиной отгородил Юру и меня от них и, конечно, не выдержав, вступил в наш диалог:
-- Юрий Алексеевич, Вы, как лётчик, должны встретиться у Игоря с офицерами, слушателями выпускного курса…
Гагарин замялся и мы стали наседать, почувствовав, что вот-вот.., и мы поведём его… И когда Юра уже был согласен, но только не решался произнести это вслух, к нам просунулся мед. полковник:
-- Что такое?
Лёва – есть Лёва. Осетин, он и есть горячий… Капитан -- полковнику:
-- Да иди ты… Без тебя обойдёмся.

Полковник захлебнулся своей яростью. Скорее догадавшись, чем поняв о чём идёт речь, он закричал: «Нельзя!»
Тут и Красовский вмешался:
-- Асанов, что такое?
-- Тов. Маршал, мы пригласили Гагарина в гости на встречу с лётчиками, Юрий Алексеевич согласен, а этот…
-- Ну, Асанов, нельзя же в такой форме…
       -- А чего он раскомандовался? Не его же приглашаем…

Не догадался Лёва, что этот мед. полковник был приставлен к Гагарину «бонной» и от него зависело, соглашаться или нет на любые мероприятия, приглашения.

Вышли мы с затухающей перепалкой между капитаном и полковником из ДО, сел наш дорогой и любимый космонавт в ЗИМ. Залез в него и сложившийся пополам длинномерный «бонн», и они уехали.
Маршал Красовский:
-- Асанов, ну нельзя же так…
-- А чего он лезет не в своё дело?
-- Его это дело. Его…


       Раздосадованные неудавшимся, понурые, «обесточенные», стоим мы у клумбы.
-- Что будем делать?
-- Пошли, Лёва, ко мне… Праздник… Жена наготовила… Не пропадать же добру….