Под созвездием Удачи

       
       Вообще-то Витюшка Понятовский родился в рубашке. Но то ли снимавшие мерку архангелы были сильно навеселе, то ли материалец попался лежалый, подгнивший — назвать его везунчиком язык никак не поворачивался. Каждой его удаче обязательно сопутствовал какой-нибудь локальный катаклизм, из которого любой другой, нормальный человек, выбрался бы только в катафалке или, в лучшем случае, пожизненно оседлав инвалидную коляску.

       С самого раннего детства Витюшка "запал" на морскую форму. Ещё когда его возили на прогулки в коляске, он вертел головой, как сова — на 360 градусов — лишь только на горизонте замаячат чёрные бушлаты. Поэтому, завидев в пятилетнем возрасте в витрине "Детского Мира" голландку с почти настоящим гюйсом и прилагающуюся к ней бескозырку с золотыми якорями и надписью "ГЕРОЙ" на ленте, Витюшка остолбенел. Его сманивали в отдел игрушек, предлагали заводные машинки, конструкторы и прочую крайне необходимую дребедень, но Витюшка, словно заворожённый, вырывал ручонки из цепких лап родителей и вновь возвращался к вожделенной витрине. Нет, он не капризничал, не устраивал истерик со слезами и соплями, но в глазах его плескалось столько отчаяния и горечи, сколько не отыщешь и в познавшем тщетность бытия старце. Обещания непременно купить костюм ко дню рождения, а то и раньше — например, ко дню Военно-Морского Флота — успеха не имели, и родители Понятовские раскошелились. Витюшка облачился в форму тут же, у кассы, и умилённые продавщицы преподнесли ему адмиральский подарок: всамделишный, сверкающий золотом ножен и сталью клинка игрушечный кортик. Обняв родителей где-то в районе коленок, Витюшка блеснул влагой изумрудно-зелёных, цвета балтийской волны, глаз и сказал:
       -- Я обязательно вырасту и стану моряком!

       После окончания второго класса Витюшку отправили на лето к бабушке в Шлиссельбург. Бабуля ковырялась неспешно в своём огородике, а Витюшка день-деньской пропадал на берегу Ладоги, возле судоремонтных мастерских. Перезнакомившись с чумазыми корпусниками и дизелистами, он по-свойски просачивался в цеха, бродил среди залежей огромных поршней и коленвалов, украдкой поглаживая проржавевшие якоря и обшарпанные, поросшие илом смычки якорных цепей. При этом он что-то прокручивал в своей головёнке, продумывал и просчитывал. К концу июля Витюша из мастерских исчез. "Что-то не видать нашего морехода, небось, в кругосвет отправился" — шутили работяги; а Витюшка, поднабравшись морской премудрости, в три дня сколотил плот, поставил парус из диванного покрывала, и ушёл открывать неизвестные острова. Подвёл его тяжеленный, никак не соответствующий хлипкой конструкции, якорь: от волны входившего в Неву пассажирского теплоходика якорь соскользнул с плота и булькнул на дно, перевернув "Титаник" метрах в трёхстах от берега. Витюшка, оглоушенный ударом мачты и нахлебавшийся воды по клотик, мёртвой хваткой вцепился в останки своего ковчега; вытащили мальца шлиссельбургские рыбаки, случайно наскочившие на плот. Весь август горе-капитана выхаживала местная больничка, персонал которой проникся глубочайшим уважением к стоически переносящему уколы пациенту.

       После кораблекрушения Витюшка всерьёз задумался об умении плавать. Не барахтаться по-собачьи, как большинство сверстников, и не преодолевать дистанцию на время изящным кролем, а — быть своим в воде, как рыба. Разыскав где-то в дебрях городской библиотеки книжку о ловцах жемчуга, Витюша начал усиленно тренироваться в ванной по классической, дополненной своими разумениями, системе. Года через полтора огромная, несоизмеримая с худеньким детским телом, грудная клетка позволяла ему задерживать дыхание под водой почти на четыре минуты. Дабы как-то устранить диспропорцию, Витюшка записался в секцию вольной борьбы. К концу восьмилетки он стал чемпионом города, но на очередной тренировке порвал связки плеча и получил сотрясение мозга; в девятый его перевели без положенных экзаменов — Витюшка при всём желании не мог на них придти, а экзаменовать чемпиона в больничной палате педагоги сочли непедагогичным.

       Закончив школу с серебряной медалью, Витюшка Понятовский тут же поступил в Макаровку, на судомеханический факультет. Правда, без казуса и в этот раз не обошлось: острый приступ аппендицита уложил Витюшку в госпиталь, едва он успел надеть форму. И пока весь первый курс сидел на карантине в казарме, проходя "курс молодого бойца", будущего покорителя морей и океанов обхаживали ласковые руки молоденьких, весёлых и бойких на язычок медсестричек хирургического отделения.
       После третьего курса начинающих мореходов отправили закреплять теорию производственной практикой. Понятовский попал на сухогруз, зафрахтованный под челночные рейсы между Ленинградом и Гамбургом. И в первый же свой выход в увольнение в иностранном порту Витюшка... исчез. Пора отходить от пирса, а один из членов экипажа не на борту — ЧП! Капитан тянул время, как мог, но фрахт есть фрахт, и, сообщив консулу о пропаже, он отдал швартовы. На счастье и капитана, и самого Витюшки, консул оказался человеком опытным, расторопным, и к тому же имеющим хорошие связи в местной полиции: на выходе в открытое море сухогруз задержали, а через полчаса лоцманский катер причалил к спущенному трапу. Сняв с Понятовского наручники, пожилой полицейский чин передал курсанта кэпу «из рук в руки», и минут пять что-то нудел, строго тыкая волосатым пальцем-сарделькой в Витюшку; капитан согласно кивал, гневно зыркая в сторону нарушителя, и во взгляде его явственно читалось, что Апокалипсис — не более, чем ласковый попутный бриз. Тут же было объявлено общесудовое собрание, на котором выяснились подробности злоключения и заключения "злоумышленника".
       Заглядевшись в заморские витрины, Понятовский отстал от своей группы*. Паниковать он не стал, решив, что вряд ли ребята ушли далеко, и он их скоро догонит. Однако, побродив ещё с полчаса по незнакомым улицам, понял, что придётся добираться до теплохода самостоятельно. Путь в порт проходил через квартал "красных фонарей", о чём Витюшка не догадывался — не дают подобных знаний ни в школе, ни даже в самом элитном ВУЗе. Увидав на одном из перекрёстков, как молодая женщина отбивается от подвыпившего то ли французского, то ли бог его знает какого ещё морячка, Витюшка вступился, пытаясь объяснить коллеге, что тот не прав. Француз воспринял словесный демарш, как попытку отбить приглянувшуюся ему проститутку, дело дошло до драки, в итоге обоих дуэлянтов загребли в кутузку. Немец-полицейский на очень плохом английском долго выяснял причину мордобития, составил протокол, а напоследок объяснил "герру" Понятовскому, что проститутка — такой же товар, как и пиво с сосисками: заплатил — имеешь полное право кушать хоть с хреном, хоть с горчицей.
       Быть бы Витюшке отчисленным и навечно отлучённым от флота, но неведомо откуда взявшийся репортёр от оппозиционной газеты растрезвонил на всю Федеративную Германию о событии в самых пасхальных тонах: "советский моряк вступил в схватку с пьяным подонком, защитив честь и достоинство простой немецкой девушки из рабочего квартала", "распоясавшийся хулиган усмирён русским матросом", "полиция, как всегда, хватает невиновного" - и фото Понятовского, ведомого в наручниках.

       И вот — долгожданный выпуск. Отметив событие, вчерашние курсанты разъезжались по флотилиям и пароходствам согласно распределению. Витюшке Понятовскому выпал, по общему мнению, вполне достойный вариант: тёплое Чёрное море, Новороссийск и белый круизный теплоход "Адмирал Нахимов". Через месяц вся страна говорила о гибели "Нахимова".

       * * *

       Года через два на углу Невского и Марата, у входа в метро, столкнулись нос к носу два приятеля-однокашника, два бывших курсанта ЛВИМУ имени адмирала Макарова. "Ты где?.. Как?.. Женился? О-о-о!!! А помнишь?"... Вспомнили и о Витюшке. Вспомнив, решили помянуть.
       В небольшом уютном подвальчике ребята заказали бутылку водки, и, оглядываясь, куда бы присесть, заметили одинокую фигуру, сидевшую к ним спиной. Морская тужурка, обтягивающая широкие плечи, волосы с едва намеченной проседью, рядом со стулом трость.
       -- Не помешаем?
       Мужчина обернулся, блеснув им навстречу изумрудно-зелёными, цвета балтийской волны, глазами.
       -- Витька?!! Понятовский?!! Живой, чертяка!!! Да как же?..
       -- Как говорит Михал Михалыч Жванецкий — не дождётесь, -- засмеялся Витюшка, -- для меня ещё торпеду не спроектировали.
       -- Но ты же... На "Нахимове"... А?..
       -- Не попал я на "Нахимов", ребята, -- сконфуженно усмехнулся тот, -- и на тёплое море не попал, год в хирургии провалялся. -- Витюшка глазами показал на трость. -- Взял билет на самолёт до Новороссийска, утром с чемоданом захожу в лифт, а трос вдруг оборвался. С шестого этажа, да подпрыгнул не раз. Такие дела. Переломал всё, что мог, по осколочкам мой скелет собирали.
       -- Ничего себе! Ну, ты даёшь, Витёк! И как сейчас?
       -- Нормально, ребята. На спасатель взяли. На морской спасатель. Таких, как я, везунчиков из всяких ЧП выковыривать. Послезавтра в рейс.
       -- А мы тебя уж поминать собрались, -- протянул один из приятелей, -- такой повод ты, Витёк, испортил...
       -- А что я, не механик? Как испортил — так и починю, -- снова засмеялся Понятовский, -- давайте, ребята, за удачу!
       -- За удачу, мужики!       
       -- За удачу!