Последний берсерк. Мгновение счастья

       Времени у него оставалось всё меньше и меньше. Брошенный всеми, отвергнутый гнилым, уродским обществом, что позабыло Правду предков, их заветы, и даже деяния их… Нормальный в мире безумцев, по определению считавшийся сумасшедшим.
       Никогда не ведавший счастья, ласки, тепла…
       Он не умел любить, ибо никто не потрудился научить его этому…
       Он не умел радоваться, ибо в жизни ничто и никогда не давало ему повода для этого…
       Долгие годы лишь ненависть, ярость и злость копились в его организме, и именно сейчас готовы были прорваться наружу страшным катаклизмом, с которым и близко не стоят наводнения и землетрясения…
       Он был готов к этому. Твёрдыми и решительными жестами он точил меч и мастерил щит, собираясь вершить уже давно невиданное на этом свете действо. Электрическая лампочка, горевшая где-то под потолком комнаты, раз от раза мигала от возрастающего напряжения.
       Он не чувствовал страха. Страх – удел слабых, беспомощных…именно тех, кто собирался принести его в жертву своему ужасу и трепету перед живым прошлым. В этот тихий летний вечер должна была грянуть великая битва…
       Те, кого он считал друзьями, предали его, в конце концов, не желая мириться с его «безумием». Именно они, с кем он мечтал о светлом будущем и грядущих победах, выдали его убежище воле слепой и тупой толпы, быдла, управляемого чем-то большим и грозным. Но настолько ли грозным, чтобы превозмочь потомка Славных?
       Ему было всё равно выживет он или умрёт. Ему вообще уже было всё равно, что происходит вокруг. Он подходил к финишу, к которому двигался и который искал всю свою недолгую жизнь. Ничто более не было важным. Он знал: вместе с лютой телесной болью придёт великое душевное счастье, ради которого стоит положить жизнь. Ведь ему больше не было за что сражаться: все надежды и мечты рухнули в один миг, вместе с гибелью Руси. Он не был приспособлен для жизни в современном мире: он явился из другого времени… А, значит, пора было и ему уходить вслед за своей Родиной.
       Где-то за оградой дома послышался рёв толпы, и он понял: пора! Медлить больше не имело смысла. Он напрягся и почувствовал, как ярость кровавой пеленой застилает ему взор. Все обиды, раны души, нанесённые ему кем-либо, вспыхнули одновременно ярчайшим пламенем, пробуждая в жилах нечто древнее, до поры дремавшее безмятежным сном. Волна жара пробежала по его телу, и он начал то, чему давно уже не была свидителем земля.
       Окружающие небольшой одинокий домик посреди степи люди в страхе остановились, услышав нечеловеческий рык, что сотряс ночную тишину, начисто заглушив человеческий ропот. Потом у входа в домик было движение, больше всего похожее на то, как рассерженный медведь выпрыгивает из своей берлоги. Миг – и перед сотней вооружённых ножами, дубинками и арматурой людей предстал полуголый юноша, сжимающий в руках меч и щит. Глаза его горели безумной яростью, на губах пузырилась пена. Всё его жилистое тело, казалось, было напряжено до предела. Каждая мышца готова была ринуться вперёд и нести смерть всему живому, что находилось рядом. Ведь во всём мире для этого человека остались лишь враги, которым он не намерен был сдаваться. Хотя, по большому счёту, он уже был не человеком, а зверем, заганным стаей боязливых шавок, способных действовать только в толпе, в глухой угол. Медведем или волком…но никак уж не человеком.
       Вначале ряды быдла дрогнули, но потом, будто воспряв духом, двинулись вперёд. Он только этого и ждал. Под новый нечеловеческий рык, рвущийся из глотки, он впился зубами в свой щит, задерживая на мгновнение поток ярости, а потом прыгнул на толпу, и закружилась смертельная карусель. Кровь хлестала во все стороны, обильно орошая плодородную землю; меч пел древнюю песню на непонятном языке. Словно волны на утёс посреди моря, накатывалось быдло на последнего в своём роде берсерка и так же откатывалось прочь. Ножи затуплялись и ломались об его кожу, пули отскакивали, как резиновые. А юноша всё убивал и убивал… На него вдруг неожиданно нахлынули все добрые чувства, что не дала испытать ему за жизнь судьба. Познал он великое счастье, свободу, и готов был теперь проститься с этим миром навечно. Он даже не обратил внимание, когда выпал из его руки меч, и щит тяжело упал не землю: он продолжал кромсать врагов кулаками и рвать их пальцами, которые превратились в острые железные крюки. Он видел уже лишь свет, всеобъемлющий и всепоглощающий, но по инерции продолжал драться. К сожалению, любое счастье имеет свойство заканчиваться. Вот и до него донёсся мерзкий хруст собственных костей, треск разрывающейся плоти, и почему-то больше не смог пошевелиться. Деревянным истуканом рухнул он на промёрзглую землю, пуская кровавые пузыри и подрагивая в предсмертных конвульсиях.
       Толпа в ужасе шарахнулась от него, переступая по трупам, начисто укрывшим внутренний дворик дома. А юноша тем временем уходил… Он получил то, за чем пришёл в этот мир – он обрёл своё счастье. И неважно, в какой форме оно было… Ибо ничто на свете неважно…


Использованные материалы: элементы сюжетов песен группы "Butterfly Temple", а также описаний ярости берсерков из книг Марии Семёновой.

05.04.08