На скамейке у Эйфелевой башни

Она шла медленно, плавно, беспечно скользя по тротуару с букетом жёлтых, булгаковских мимоз в руках, которые мирно ютились в маленькой, аккуратной корзиночке. Её нежно-розовое, шёлковое платье осторожно шуршало по асфальту. Медленные, грациозные шаги не меняли своего ритма. Было такое впечатление, будто она просчитывала каждый свой шаг, перед тем, как искусно прочеканить его по дороге. Сладкий аромат её дорогих духов просочился в каждую щель пространства и заставлял всех дышать ею. Она была довольно молода и необыкновенно красива. И как сказал бы любой художник: настоящее произведение искусства. Её истинная французская женственность добавляла ей ещё больше привлекательности к её и без того неповторимой красоте. Изящная, молочно-розовая шляпка с резными розами на полях немного скрывала её блондинисто-волнистые волосы. Они были немного убраны сзади, но нисколько не теряли своего прелестного вида. Длинные, пленительные ресницы её ясных, обворожительных глаз едва не касались её чётко выделенных бровей. Алые губы, словно купающиеся в росе лепестки горных, диких роз, пленили каждого, кто когда-либо встречал её. А очаровательная родинка на левой щеке игриво пружинила по её матовому, совершенному лицу, когда она улыбалась.
На этом же бульваре стояли скамейки, на одной из которых сидел один молодой человек. Вид у него был странный. Его грустное, полное кричащей безысходности лицо выражало глубокую неприязнь к этому миру. Казалось, он ненавидел всех и себя в первую очередь. Что-то непримиримое тяготило его оскорблённую душу и тащило в адскую пропасть, из которой не было пути назад. Он сидел, облокотившись о спинку недавно выкрашенной скамейки, и о чём-то тяжело думал. Все его мысли бродили где-то далеко, даже не на Земле, а на какой-то другой, известной только ему, планете. Вероятно, это был его мир, который он сам построил для себя. Это был мир его мечты, выстроенный из боли, страданий и потерь, которых у него было в жизни немало. Он столько всего пережил, что ему хотелось только одного: простого человеческого счастья. Но пока его не было даже в его воздушном замке, который он уже почти воздвиг и практически довёл до совершенства. Казалось, там было всё, чтобы быть истинно счастливым. И красивый дворец, построенный по последней моде в мире архитектуры, и райская местность вокруг, и желание жить, которое било ключом прямо из самого сознания, взрываясь в фонтане бешеной энергии чувств и эмоций. Но там не было одного: той единственной, которая разделит с ним всё его прошлое, настоящее и будущее, которая будет любить его самого, а не ту оболочку, в которую он облачён, и которая будет заботиться о нём не потому, что это её долг, а потому, что она сама этого хочет.
Он был совершенно одинок. Один во всём мире. Ему не к кому и некуда было пойти. То место, где он жил, ему было совершенно ненавистно. Те стены, мебель, даже обшарпанный потолок напоминали ему о той жизни, которую он ненавидел. Но он не мог ничего изменить. Возможно, потому, что он привык существовать, а не жить. И поэтому его душа омертвела, а когда-то умеющее любить сердце окаменело. Ведь живое отличается от мёртвого возможностью изменяться. Даже камень на пыльной дороге когда-то приобретает иной вид. Значит, он живёт, а не существует. А если человек не меняется, значит, он не живёт. Стоит только посочувствовать таким людям, которые довели себя до того, что им безразлично жить, или не жить. Они похожи на растения, которые находятся на одном и том же месте и ни вправо, ни влево не сдвигаются. Они не могут чувствовать всю красоту этого мира, они просто её не замечают. Им всё равно весна, или зима, стихи, или проза, огонь, или вода. Они живут только в себе. В своём тёмном, беспросветном пространстве, в котором нет места эмоциям, а тем более чувствам. Они далеки от обычных людей. И, вряд ли, когда-нибудь они с ними сойдутся.
Девушка продолжала свой путь по бульвару. Она шла свободно и легко, будто знала, что её ждёт впереди, или, по крайней мере, думала, что знала. Проходя мимо той скамейки, на которой сидел молодой человек, она случайно обронила несколько цветов из корзинки. Молодой человек, заметив это, нагнулся, чтобы поднять их. Он взглянул сначала на цветы, потом на неё. И что-то вдруг перевернулось в нём. Он как будто почувствовал тепло, которого раньше не чувствовал.
 - Красивые цветы, - сказал он, протягивая их девушке.
- Вам нравятся мои цветы?
- Да, они мне напоминают солнце.
- Солнце?
- Да, солнце. Его тепло, которого мне так не хватает.
- Но сейчас же лето. Как же вам может не хватать солнца? – присела она рядом.
- Это другое, - сказал он.
- Что же это?
- Вы всё равно не поймёте. Да вам это и не надо.
- Откуда вы знаете? Или вы считаете меня глупой? Вы думаете, если девушка – блондинка, к тому же симпатичная, так она обязательно полная дура?
- Нет, я так не думаю.
- А что же вы думаете?
- Я давно уже ничего не думаю, - сквозь грусть пробормотал он.
- Так не бывает. Человек всегда о чём-то думает. Мыслить – значить жить, и никак по-другому.
- Я тоже раньше так думал.
- А сейчас?
- Сейчас всё изменилось.
- А что изменилось? Мир всё такой же, и люди всё такие же, как и двести лет назад.
- Не все люди одинаковы.
- Да вы правы, не все люди одинаковы. Но все они мыслят. Это свойство природы, которое дано каждому человеку, и которое невозможно просто так взять и выбросить. Этим мы и отличаемся от животных.
- Значит я не такой, как все.
- А какой же вы?
- Я другой.
- Другой? Какой?
- Я не такой, как вы. Я не такой, как они. Я просто другой, - сказал он и замолчал.
- Вы с другой планеты?
- А вы в это верите?
- Да, я в это верю.
- Нет, я не с другой планеты. Я оттуда же, откуда и вы.
- Но что же тогда вас отличает от других людей?
- Душа.
- Душа?
- Да, душа. Она у меня не такая, как у всех, а вместе с ней и я не такой.
- А какая она у вас?
- Тёмная и беспросветная, пустая...
- Но почему? У вас что-то случилось?
- Нет, ничего. У меня уже давно ничего не случалось.
- Вы больны?
- Нет, я здоров.
- Но тогда что с вами?
- Со мной? Ничего. Понимаете, совсем ничего. Мне чужд этот мир. Он мне противен до невозможности. Но, прежде всего, я противен самому себе. Знаете ли вы, что это такое? Нет, не знаете. Я же вижу, что вы не знаете.
- Да, вы правы. Я действительно не знаю. Но может быть, вы расскажите мне?
- Зачем вам чужая боль?
- Я разделю её с вами. И она станет нашей общей.
- Зачем это вам?
- Здесь уместнее спросить, нужно ли это вам.
- Мне это не нужно.
- Вы так думаете?
- Да, это моя боль и она останется только со мной, - произнёс он с глубокой безысходностью.
- Но так не должно быть! Человек не должен жить только в себе.
- А что же он, по-вашему, должен? Если он противен себе, если он отброс для самого себя. Он что должен гордиться этим? И кричать об этом направо и налево?
- Нет. Что вы такое говорите! Всё совсем не так.
- А как?
- Человеку нужна опора. Чтобы в трудный для него период опереться на неё. И неважно кто это: близкий человек, или первый встречный. А может даже просто такая же одинокая, бродячая кошка, которая забрела случайно на ту же тропу, что и человек.
- Быть может, вы и правы. Но у меня нет такого человека и даже кошки. У меня вообще никого нет. Я совсем один. Я никому не нужен. И никто не нужен мне. Я просто привык к одиночеству, которое уже срослось со мной, и мы стали единым целым. Вы думаете, так было всегда? Нет. Когда-то я был счастлив. Но стоило мне один раз оступиться, как все забыли о моём существовании, как будто меня никогда не было вообще. Мне некуда и не к кому пойти. А ведь у всякого человека должно быть хотя бы место, куда он может пойти. Об этом ещё сказал Достоевский устами Мармеладова. Вы читали Достоевского?
- Нет, я не читала.
- Тогда вы не сможете меня понять, - резко отрезал он и встал со скамейки.
Девушка смотрела на него удивлёнными глазами и не могла ничего сказать.
- Прощайте, - сказал он и ушёл с такой же грустью в душе, с какой и пришёл. Куда он направился неизвестно. Но, шагая по тенистой аллее, в руке он сжимал цветок мимозы, оставшейся от таинственной незнакомки.