Анекдот

рассказ

       На третий день Самохин уже ощущал настоящую усталость: фантастическая работоспособность шефа в состоянии убить не один десяток людей, кружащихся подле него в свободном или зависимом полете.
       Сначала заболела (а, возможно, прикинулась заболевшей) секретарь шефа Аннушка, отчего Самохину пришлось закинуть свои фотоаппараты и сесть за аккуратный офисный стол с телефаксом и пишущей машинкой, а затем шеф придумал эти три дня для приема всех желающих журналистов. Три дня, занявшие все праздничное время православного рождества.
       Самохин вместо того, чтобы после долгого напряжения предвыборной борьбы «оттянуться» в кругу семьи, лежа на диване, провел новогодний праздник почти до полуночи, запечатляя Новый год «а ля Жириновский», и вот теперь третьи сутки безвылазно «пахал», окруженный алчущими журналистами. После феноменальной победы на декабрьских выборах журналисты ежедневно осаждали шефа, пытаясь взять у него интервью, но желающих объявилось так много, что у них не было никакой возможности доставить радость своему любимому изданию, не договорившись заранее с шефом, а шеф неожиданно установил твердую таксу за время, потраченное на журналистов.
       Самохин обзавелся бланками приходных кассовых ордеров, предварительно отштамповав их партийной печатью, чтобы все выглядело вполне законно, и стал регулировать поток журналистов, облегчая их карманы на десять долларов за каждую минуту интервью. С самого утра первого же дня «сорвалась с крючка» обаятельная Корина из канадской газеты. Потупив прекрасный взгляд, она с придыханием открылась Самохину, (которого «бодала» уже три дня, переназначая встречу), что не обладает средствами для оплаты интервью. Мягкосердечный Самохин великодушно позволил Корине поработать бесплатно, а за это был вознагражден шампанским и каким-то импортным печеньем.
       «Оно и лучше, - подумал Самохин, пряча деликатесы в ящик стола. - Доллары - партии, а шампанское – мне». Тогда он еще не думал о том, что и доллары могут задержаться в его кармане.
       Первые два дня рождественских праздников прошли относительно неплохо. Самохин, видя, что шеф не спрашивает о количестве заработанных им долларов и не предлагает сдать их в партийную кассу, исправно носил доллары во внутреннем кармане пиджака, сохраняя все корешки приходных кассовых ордеров, изрядно привык к зеленым бумажкам и уже не желал с ними расставаться.
       Утром третьего дня он еще раз украдкой пересчитал две с половиной тысячи долларов, проверил наличие проштампованных бланков приходных кассовых ордеров и оглядел ожидающих шефа журналистов.
       Опять какая-то молодая женщина-американка, похожая на селедку, три турка из Стамбульского телевидения, похожий на армянина грек с оператором и видеокамерой, а также группа польских тележурналистов.
       Самохин порылся в своих записях: первой пойдет «селедка», за ней поляки, турки, дальше были записаны шведы, немецкие и литовские мастера телерепортажа, но грека в списке не было.
       - Вы у меня записывались на сегодня? - спросил он грека, картинным движением устало поправляя очки и очень натурально вздыхая.
       Грек как-то странно улыбнулся и подошел ближе, а Самохину пришлось подняться, ибо он весьма невежливо выглядел, развалясь в кресле перед стоящим человеком.
       - Мне поручили это интервью сегодня утром, и я не мог заранее предупредить, - на довольно чистом русском языке объяснил грек.
       - В таком случае я сомневаюсь, что вам удастся сегодня получить интервью у шефа, - самым дружелюбным тоном произнес Самохин и сел, посчитав, что простоял достаточно долго для вежливого человека.
       Грек отошел от стола, присел на диван и стал внимательно разглядывать присутствующих.
       Шеф влетел в приемную как обычно - вихрем. Его появление предварилось едва заметными звуками с лестничной клетки и из коридора, которые были хорошо знакомы Самохину, но ничего не говорили журналистам, поэтому Самохин стоя - как положено - встретил пронесшегося по приемной шефа, а журналисты едва успели открыть рот, как дверь за шефом захлопнулась.
       «Селедка» тут же покинула кресло и придвинула свою ярко-красную одежду вплотную к Самохину. Тот успокаивающе кивнул и скрылся в кабинете.
       Шеф, отдуваясь (кабинет был на четвертом этаже старого особняка в центре Москвы), повесил пальто в шкаф и потер покрасневшие от холода руки.
       - Кто-нибудь есть сегодня на работе? - спросил он у стоящего в ожидании Самохина.
       - Только я и охрана.
       - Третий день отдыхают, мерзавцы! - произнес шеф ласковым тоном и добавил: - Россию проспят, подлецы!
       Усевшись в свое кресло с высокой резной спинкой под изображением сокола, распростершего свои крылья над Россией, включающей в себя Финляндию и Аляску, шеф вновь обратился к Самохину.
       - Этих болванов много? - спросил он, кивнув на приемную.
       - На целый день хватит. Опять работать допоздна придется.
       - Ничего, дело полезное, - пробурчал шеф, перебирая бумаги на столе. - Раньше я за ними бегал, теперь пусть они побегают. Видал, как зашевелились?
       Самохин едва успел кивнуть головой, а шеф вновь к нему с вопросом:
       - Кто-нибудь хоть платит?
       Самохин думал меньше секунды.
       - Да почти никто.
       - Я так и думал. Хорошо хоть всякая мелочь отсеялась, а то с самих выборов продохнуть не дают. Кто там первый? Зови!
       «Селедка» уже предупредила Самохина, что устав их информационного агентства категорически запрещает платить за интервью, и тот пропустил ее без предварительной оплаты.
       - Я могу предложить обед в ресторане, - заискивающе сказала она Самохину, но тот отмахнулся.
       - В вашем распоряжении пятнадцать минут, как мы договаривались.
       Пока американка исполняла свои профессиональные обязанности, грек вновь подошел к Самохину.
       - Если никого, кроме этих господ, не будет, - он обвел рукой приемную, - у меня есть надежда на интервью сегодня?
       - Давайте лучше завтра, - устало возразил Самохин, прекрасно зная, что шеф никого завтра принимать не будет, и посмотрел в оливковые глаза грека.
       - Нельзя, - коротко резюмировал грек. - Сегодня в 22.00 по афинскому времени должен пройти пятиминутный ролик с интервью. Его уже в программе объявили.
       Самохин с удивлением посмотрел на нахального грека. Придвинув к себе список, он ткнул в него пальцем и произнес:
       - После американки - турецкая телекомпания, затем поляки, шведы, немцы и так далее...
       - Мне всего десять минут надо.
       - Ты что, - неожиданно перешел на «ты» Самохин, - хочешь сказать, что из десяти минут интервью, включая подготовку к нему, сумеешь «вытянуть» пятиминутный ролик?
       - Да, - коротко ответил грек и уставился на Самохина.
       Тот стал перебирать бумаги на столе, показывая всем своим видом, что разговаривать больше не о чем.
       - Ты посмотри, кто собрался: американцы, поляки, турки, - заговорил грек тише, придвинувшись к Самохину почти вплотную, - ты мне как православный православному можешь помочь?
       - Не могу, - так же тихо ответил Самохин и бросил свою возню с бумагами. - Я молоканин.
       Грек еще с минуту ошалело поглядел на Самохина, затем вяло махнул рукой и отправился к своему дивану.
       В приемную ввалились немцы, гомоня и цепляясь за все углы своими штативами.
       Самохин встретил их и предупредил, что их очередь за шведами, которые пока не прибыли, взглянул на часы и вошел в кабинет к шефу.
       Американка домогала шефа по-русски, коверкая слова и путая падежи. Услышав ее вопрос: «Сколько у вас было женщин?», Самохин понял, что и это интервью не блещет оригинальностью.
       Проводив до дверей американку и дожидаясь, пока турки втащат свою аппаратуру, Самохин поинтересовался у шефа:
       - А почему вы сказали, что у вас было много женщин? Это может кому-то не понравиться.
       - Я же не сказал, сколько. Кому две - много, а кому и ста мало, - философски отпарировал шеф, и Самохин вернулся в приемную.
       Грек опять подошел к Самохину.
       - Шведов нет. Я могу вместо них пройти?
       - Если их не будет - пожалуйста, - уже приязненно улыбнулся Самохин.
       Когда появились шведы и лицо грека приняло похоронный вид, Самохину стало его жалко. Встретив шведов и разобравшись с их проблемами, Самохин подозвал грека и успокоил его:
       - Не волнуйся, что-нибудь придумаем. Выйдут твои новости сегодня вечером.
       Зайдя в кабинет шефа на исходе заказанного турками времени, Самохин увидел, как шеф дает интервью по-турецки, удивляя журналистов хорошим знанием турецкого языка. Встав сбоку от шефа, Самохин незаметно постучал пальцем по стеклу наручных часов, давая понять, что время вышло, но турок сделал вид, что не заметил.
       В этот момент шеф запнулся и произнес по-русски:
       - Как это по-турецки: «заморозить ситуацию»?
       - Дондурмаг, - неожиданно перевел Самохин и стушевался под удивленными взглядами шефа и двух турок.
       Воспользовавшись заминкой, он откровенно показал на часы, и турки согласно закивали головами.
       Когда турецкие журналисты покидали кабинет, шеф поднял глаза на Самохина и спросил:
       - Откуда вы турецкий знаете?
       - Азербайджанский, - поправил Самохин, и шеф согласно кивнул головой:
       - Понятно, родственные языки.
       Пока поляки настраивали аппаратуру, Самохин объявил туркам на их родном языке, что они должны еще пятьдесят долларов, и те неохотно, но все же расстались с этой суммой, получив взамен «липовый» корешок кассового ордера. Подошедшему греку Самохин пообещал, что втиснет его между поляками и шведами, чем значительно поднял настроение потомка Диогена. Когда время поляков подошло к концу, Самохин потихоньку проник в кабинет и стал подавать знаки, намекая на окончание интервью. Хитрая полячка тут же обратилась к шефу с вопросом:
       - Скажите, это обязательно - платить за интервью? Дело в том, что у нас нет на это редакционных денег, и придется тратить собственные средства.
       - Конечно, нет, - вежливо улыбаясь, успокоил шеф. - Эта такса только для западных зубров журналистики. Бедных родственников мы отпустим бесплатно.
       Услышав про бедных родственников, полячка покраснела, а шеф невозмутимо обратился к Самохину:
       - Владимир Николаевич, верните польским товарищам их деньги.
       - Ну что вы, они и не собирались платить, - весело ответил Самохин и впустил грека с его оператором и камерой.
       Ровно через десять минут грек вышел и с победным видом показал на часы.
       - Успел? - поинтересовался Самохин.
       - Успел, - однозначно ответил грек и присел возле Самохина. - Сколько я должен?
       - Сто долларов, - ответил Самохин и достал бланк.
       - А если не заплачу? - поинтересовался грек, роясь в своем бумажнике. - Я ведь уже взял интервью.
       - Тогда будет как в анекдоте, - ответил Самохин, не меняясь в лице и продолжая заполнять приходный ордер.
       Озадаченный грек оглянулся на своего оператора, собирающего штатив, и попросил:
       - Расскажи!
       - Чего «расскажи»?
       - Анекдот.
       - Сто долларов.
       Грек согласно кивнул головой и Самохин стал рассказывать анекдот.
       «Идет по лесу лиса, глядь - а на поляне лев сидит.
       - Ну-ка иди сюда, лиса. Видишь - в блокнот записываю: «Явиться завтра в девять часов». Я тебя есть буду.
       Пригорюнилась лиса, что делать - не знает.
       Пробегал недалече волк, и его такая же судьба постигла: записал его лев на десять часов для съедения.
       А тут как раз и заяц льву попался.
       - Иди-ка сюда, косой. Смотри, в блокнот записываю: «Явиться завтра в одиннадцать». Есть тебя буду.
       - А вопрос задать можно? - осторожно спросил заяц.
       - Можно, - согласился лев.
       - А можно не приходить?
       - Конечно можно. Смотри - вычеркиваю тебя».
       Несколько мгновений грек смотрел на Самохина с недоумением, а затем вдруг разразился хохотом. Удивленные немцы застыли, глядя на хохочущего грека, его оператор стоял в дверях приемной, переступая с ноги на ногу и не зная, что делать, а из-за спины оператора выглядывали изумленные лица новых журналистов, прибывших только что.
       - Так ты говоришь, можно не платить? - спрашивал грек Самохина, задыхаясь от смеха и повизгивая, а Самохин спокойно кивал головой, демонстрируя неизменно вежливую улыбку.
       Вволю насмеявшись, грек вытащил наконец из бумажника двести долларов и положил перед Самохиным.
       - Сто за интервью, а сто - за анекдот.
       Увидев протянутый ему корешок кассового ордера, грек отрицательно покачал головой.
       - Не надо!
       - Это за интервью, - спокойно возразил Самохин, но грек еще раз повторил: «не надо» и подмигнул Самохину.
       Когда Самохин выдворял из кабинета шведов, шеф недовольно поинтересовался:
       - Кто это надрывался от смеха в приемной?
       - Да сумасшедший один приперся, - серьезно ответил Самохин. - Я его отправил восвояси.
       Еще через пять минут Самохин, оставив приемную на попечение одного из охранников, стоял в кабинке туалета и делил всю пачку долларов из внутреннего пиджачного кармана на две равные части, напевая при этом скороговорку «Ехал грека через реку» на мотив «Чижика-пыжика». Затем он вытащил из другого кармана корешки приходных ордеров, также разделил их на две части, одну из которых вернул в карман, а другую, мелко изорвав, бросил в фаянсовую пасть общественного сортира.
       Все еще напевая скороговорку, он дернул за рычаг и спустил воду в унитазе.
       
Буденновск, июнь 1997г.