Глава 35 дом

После наведения порядка я приступил к работе. Я работал как сумасшедший, отводя на сон три часа. Заказов у меня было предостаточно. Как только я приступил к работе, ко мне потянулись вереницей старые клиенты и график моей работы, за пару дней, был расписан на два месяца вперед. Начав зарабатывать, я сразу стал устраивать дом по моему желанию. Первым делом я занялся оборудованием спальни. Я заказал огромную кровать, которая в короткие сроки была выполнена по моим эскизам, через две недели обустройство спальни было завершено. Спальня. Самая любимая моя комната сделанная в соответствии с моей фантазией. Вторая комната по продолжительности пребывания меня в ней, после мастерской. Огромная низкая кровать занимала большую часть этой большой комнаты. Пол полностью покрывал мягкий ковер с длинным ворсом. В углу находился музыкальный центр. Вся спальня была выполнена в африканском стиле, на стенах висели картины с пейзажами Африки и этнические маски, которые придавали спальной мистическую загадочность, ощущение тайны и уют. Неожиданной формы бра, являлись основным источником света в этой комнате. Из музыкального центра, в котором было радио, заиграла музыка, наполняя дом жизнью. Слушать было особо нечего, и я покупал диски с любимой музыкой пачками. Время от времени я слушал радио. Единственной радиоволной, которая играла чисто, была волна “авторадио”, к тому же это радио крутило более менее приличную музыку. Время от времени у них проскакивали Deep Purple, Led Zeppelin, Queen и другие темы конца шестидесятых начала семидесятых. Еще оставалось две свободные, абсолютно пустые комнаты и я уже обдумывал, как я хотел бы их видеть. Через некоторое время я перевез от мамы все свои комнатные растения, которыми я увлекался с детства, коллекционируя их, разделяя по видам, постоянно пополняя коллекцию. Предпочтение я отдавал тропическим крупнолистным растениям без цветков. Затем я приобрел огромный аквариум со всем оборудованием. Аквариум всегда был необходимой частью моего жилища во все времена. Любовь к нему мне привила мама, купив мне в шестилетнем возрасте первых рыбок, которые поселились у меня в трехлитровой банке. С этого началась моя страсть к аквариумистике. Через некоторое время Гуппи перекочевали в небольшой аквариум, купленный мной на сэкономленные за счет школьных обедов деньги. Потом к гуппи стали присоединяться меченосцы, скалярии и прочие неприхотливые рыбки. Я мог часами сидеть у аквариума в полной тишине и наблюдать за рыбками, за их повадками, за их играми и ухаживаниями в брачный период. Я мог сутками ждать начала процесса рождения мальков. Я постоянно обустраивал его, добавляя растения, фильтры, различные ракушки. Я строил из раковин гроты и наблюдал, как рыбки в него заплывают и прячутся, следил за температурой и состоянием воды. После недели кропотливой работы по обустройству гостиной она представляла собой джунгли. Огромный аквариум стоял в нише, которую я расписал красками в виде каменистого подземного грота. Светильник в виде силуэта акулы, сделанный мной собственноручно из старого полена, создавал впечатление проплывающего морского монстра над стайкой пираний, плавающей в аквариуме. Всю картину морской жизни дополняли коряги окружавшие аквариум и напоминающие змей. Вся комната была обставлена тропическими растениями, толстые стволы деревьев обвивали Филодендроны, Монстеры, тропические лианы, плющи. Между многочисленных фикусов и пальм различных видов произрастали папоротники, Вриезии, Стрелиции, спатифилуумы. На стенах висели картины с тропическими пейзажами. Диван был обит темно-зеленым материалом с таким же тропическим орнаментом. Журнальный столик черного цвета был сделан из ротанга. Создавалось полное ощущение тропического леса. Последнюю, свободную комнату я сделал своим кабинетом. Одновременно она служила библиотекой и фонотекой. В нее была перевезена моя библиотека, состоящая из сотен книг прочитанных мной в разные периоды моей жизни, начиная с пятилетнего возраста. На разных полках расположились книги с фантастикой, мистикой, книги по психологии и философии, история и приключения. Тут расположились Гетте и Гюго, Фейхтвангер и Данте, Мопассан и Бальзак, Шиллер и Стендаль, Дюма и Вольтер, Шекспир и Лао-Цзы, Маркес и Достоевский, Пушкин и Рембо, Бредбери и Есенин. Лучшие писатели различных жанров со всех концов света спокойно соседствовали в одной комнате на соседних полках. Огромная коллекция разнообразной музыки, которая раскрашивала мою жизнь красками звуков, расположилась тут же, составив компанию лучшим писателям и поэтам всех времен и народов. Я в шутку называл их всех “Мой творческий коллектив”.
       Для благоустройства дома, согласно моим замыслам и фантазиям, понадобилось немного больше времени, чем я ожидал. Прошло четыре месяца, до того момента, как дом был приведен в то состояние, которое я хотел. Теперь это была моя берлога, только моя. Я наслаждался одиночеством, упивался им. Когда дом был полностью приведен в порядок я решил устроить себе выходной под девизом “День лентяя”. Очень хотелось просто развалиться на солнце и пролежать тюленем весь день, ничем не занимаясь.

Утром я дал себе выспаться вволю. Проснувшись около десяти часов утра, я не стал сразу вставать с кровати. Лежа в постели с закрытыми глазами я прислушивался к звукам. Через открытое окно в спальню проникал звуковой вакуум моря, только крики чаек носящихся над водой, время от времени с диким воплем бросающихся вниз, нарушали полную тишину. Море спит. Штиль. Абсолютный штиль.
-У моря сегодня выходной.- Подумал я, открывая глаза.
- И у меня выходной.- Продолжил я начатый диалог самого с собой.
Провалявшись в кровати с полчаса, я встал и пошел на кухню, совершенно машинально, взяв с прикроватной тумбочки пульт от музыкального центра, нажал кнопку “Play”. Led Zeppelin затянули свою “Since I’ve been loving you”, и я, мурлыча ее себе под нос пошел варить кофе. Стоя у плиты и подпевая Led Zeppelin, я следил, чтобы не сбежал кофе. Аромат только что молотых кофейных зерен щекотал ноздри, возбуждал чувства, улучшая настроение, которое и без того было приподнятым. Настроение. Я положительно пребывал в замечательном расположении духа. Я смотрел, как в турке поднимается шапка из кофейной пенки и улыбался. Улыбался этому утру, своему замечательному настроению, улыбался Led Zeppelin, этому кофе и еще черт знает чему. Просто улыбался. Дождавшись готовности кофе к употреблению, я перелил его из турки в чашку, поставил на стол и со словами: “ Подожди меня здесь” отправился в душ.
 Жесткие струи холодной воды ошпарили мою кожу, заставив меня задержать дыхание, а мои мышцы напрячься. От напряжения вены вздулись, и волна мурашек пробежала по всему телу. Через несколько секунд, я сделал глубокий вдох и расслабился, позволяя ощущениям полностью завладеть мной. Я чувствовал, как упругие струи воды, покалывая, уперлись мне в грудь и, разрушаясь, мягкими потоками стекали вниз, ощупывая рельеф моего тела. Поразительная разница одной материи, одного состояния: одновременно и колючая жесткость, и ласковая мягкость воды. Я, улыбаясь, стоял в душе, получая огромное удовольствие от этого ощущения. Мне хорошо. Простояв так около получаса, я вышел из душа, окончательно проснувшись и не обтираясь, пошел на кухню.
-Молодец. Я же говорил, что скоро. – Сказал я стоявшей на том же месте чашке кофе. Аромат кофе уже успел заполнить все пространство кухни, проникая даже в поры стен. Сделав громкость на половину мощности, я вышел с чашкой во двор и подошел к забору. Толстый, вытянувшись, спокойно дремал в тени виноградника и, услышав меня, поднял свою морду. Убедившись, что со мной, все хорошо он положил ее обратно и продолжил досматривать сон. Начиналось полуденное пекло.
-Должно быть под пятьдесят сегодня.- Подумал я и посмотрел на море.
Я глубоко затянулся сигаретным дымом и отхлебнул ароматного напитка из чашки. Идеально гладкая поверхность моря лежала перед моими глазами, поблескивая, переливаясь золотом солнца, сверкала так ярко, что заставило меня прищуриться. Идеальный штиль. Ни ветерка. Я стоял, курил и пил кофе, безмолвно общаясь с дремлющей стихией. Допив кофе и выкурив еще одну сигарету, я вернулся в кухню, вымыл чашку, открыл холодильник и достал из него кастрюлю с кашей и трехлитровую банку с кровью. Положив в миску порцию каши и, залив ее свежей кровью я вышел во двор. Толстый вскочил на лапы и заметно оживился. Его хвост заработал из стороны в сторону, как ручная пожарная помпа.
- Обжортерьер, кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.- Позвал я Толстого.
Собственно особого приглашения ему не требовалось. Завидев у меня в руках миску, Толстый в нетерпении затоптался на одном месте, пустив слюни.
-Потому я и называл тебя обжортерьером, за его непреодолимую тягу к пище.- Подшутил я над ним.
 Он ел все подряд, сметая как пылесос после себя крошки. У меня складывалось впечатление, что если бы я не ограничивал его в пище, он бы лопнул от переедания через сутки. Аппетит ему не мог испортить ни пятидесятиградусный мороз, ни пятидесятиградусная жара. Не было такой силы, включая сверхъестественную, которая успокоила бы в нем желание пожрать. Он с жадностью набросился на еду, покончив с ней в мгновение ока. Слышен был только грохот вылизываемой миски, о кафельную плитку, которой была вымощена половина двора. Покончив с миской, он вылизал кровь с кафеля, работая носом как пылесос, внюхиваясь в поверхность, с целью не пропустить ни одной капли. Закончив стандартную процедуру, Толстый посмотрел на меня непонимающим взглядом и улыбнулся своей окровавленной пастью. В глазах его читался немой вопрос: “И это все? Добавки не будет?”
Убедившись, что тут ему больше ничего не обломиться, он развернулся и поплелся в поисках места попрохладней.
-Сиеста. – Улыбнулся я, глядя, как пес вытягивается на земле у виноградной лозы.
Я повернул голову в сторону моря и посмотрел на воздух. Именно посмотрел НА воздух потому как полуденная жара, безумное пекло властвовало в этот июньский день, превращая воздух в нечто осязаемое. Казалось его можно пощупать, потрогать руками, ощутить его вкус. Все пространство от земли до неба было заполнено некой субстанцией похожей на апельсиновый сироп. Вязкий густой сироп двигался перед глазами, размывая очертания предметов, оживляя их, как бы растворяя в себе. Жидкий воздух двигался, деформируя предметы и стирая контуры. Я с трудом оторвал взгляд от этого гипнотического сна и вошел в дом. Взяв с полки диск Deep Purple, вставил его в дисковод. Теперь комнату наполнила “Machine had” набирая свои обороты, после этого я подошел к полке с книгами и взял “Собор парижской богоматери” В.Гюго купленную в книжной лавке не далеко от дома пару дней назад.
-Такое пекло не выдержит даже моя смуглая, привыкшая к солнцу кожа.- Подумал я и взял с полки в душе масло для загара. Тщательно обмазавшись маслом, я снова вышел во двор и абсолютно голым лег на лавку.
-К вечеру жаркое будет готово.- Произнес я, обращаясь к Толстому.- Вот только солью и перцем не натерся, так что специи по вкусу.
Двор был обнесен высоким глухим забором, поэтому вариант быть замеченным в таком виде равнялся нулю. Я раскинул руки в стороны и капитулировал перед солнцем. Пекло и отсутствие ветра быстро сделали свое дело. Через пять минут я уже тек, как масло на сковородке, превращаясь из замороженного куска в жидкую кашицу. Было ощущение, что меня положили на противень и засунули в духовку запекаться до готовности. Выступившие капельки пота смешивались с маслом для загара и тонкими струйками по бокам стекали на лавку. Я оторвал голову от лежака и посмотрел на себя. Тело блестело, переливалось на солнце, отражая солнечные лучи. Я снова опустил голову на лавку. В колонках надрывался Ян Гиллан. Ощущения попадания в рай, непередаваемое блаженство вырвало меня из реальности и погрузило в нереальность. Солнце медленно вскарабкалось в зенит и палило нещадно. Присутствовало ощущение отсутствия век, солнце светило так ярко, что создавалось впечатление, что я лежу с открытыми глазами. Я сильно зажмурился, и глаза обожгло ядовито-фиолетовым свечением.
-Deep purple.- Произнес я в слух с улыбкой.
Я любил, лежа на спине, загорая на солнце, зажмуриваться и видеть этот цвет, расслабляя веки и снова жмурясь. Через пять минут я погрузился в дрему разморенный и обласканный солнцем.
Проснулся я оттого, что прекратилась музыка. Ян Гилан доскрипел свою “Lease” и смолк вместе с музыкой. И снова воцарилась мертвая тишина, нарушаемая криками чаек. Покрывало на лавке было мокрое насквозь.
-Да. Потолстеть, мне не грозит.- Протянул я вслух.
Я приподнялся и сел на лавке. Лужица пота перемешанного с маслом, скопившаяся в районе солнечного сплетения, струйкой стекла по животу. Тело приобрело цвет горького шоколада. Я знал, что я загораю быстро, но не знал, что настолько быстро. Должно быть это действие масла. От расслабленности и жары слегка кружилась голова, и предметы продолжали плыть в апельсиновом сиропе. Я встал с лавки и, пошатываясь, вошел в дом, натянул плавки и вернулся во двор. Я подошел к забору и открыл калитку, ведущую к лестнице в море. Услышав скрип открываемой калитки, Толстый вскочил на лапы и уставился на меня удивленно-вопросительным взглядом, в котором читалось: ”Что, без меня?” Потом, почувствовав мое колебание, выражение морды сменилось на глупо-надеющееся.
-Ладно. Пойдем.- Сказал я ему и Толстый, как пуля, сорвался с места, чуть не сбив меня с ног. Быстро слетев по лестнице и не в силах преодолеть последние ступеньки, он прыгнул с метровой высоты и с грохотом плюхнулся в воду, поднимая кучу брызг.
-И все-таки ты рыба.- Улыбнувшись, сказал я.
 Медленно спустившись по лестнице, я ступил в это прохладное зеркало воды, ожидая, что в это мгновенье вода вокруг меня закипит, но ничего подобного не произошло и я, лишь ощутил обволакивающую прохладу моря. Толстый быстро превращался в маленькую точку, яростно работая в воде лапами, с шумом вдыхая и выдыхая воздух через ноздри. Я нырнул в воду с головой и поплыл за ним. В несколько гребков я догнал пса и переключился на брасс, плывя рядом со своей собакой. Медленно и не торопясь, мы уплыли на расстояние около километра от берега, наслаждаясь каждой секундой своей жизни, каждым мгновением этого заплыва. Толстый искоса поглядывал на меня, сжав челюсти и все так же, с шумом, дыша носом. Мы могли так плыть долго, пока берег не исчезнет из вида, но пора было разворачиваться и, я повернул в обратную сторону. Пес, увидев мой маневр, последовал примеру. Выйдя на берег, я еще минут пятнадцать пытался выгнать эту “рыбу” из воды. На берегу я увидел соседа, перекладывающего рыбу из лодки в мешки. Он меня тоже заметил, и мы поприветствовали друг друга, подняв руку.
-Сосед. Возьми рыбы себе на обед.- Крикнул он мне, бросая на камень трех лещей и судака.
Я поблагодарил его и взял рыбу.
 Мы с Толстым взобрались по лестнице домой. Бросив рыбу в холодильник, я снял плавки, снова обмазался маслом и вернулся к лежаку, подставив на этот раз солнцу спину. Толстый, довольный купанием, снова растянулся в тени.
       Открыв книгу, я погрузился в чтение. Через некоторое время описания улочек старого Парижа стали клонить меня ко сну. Размеренно и монотонно В.Гюго рассказывал в мельчайших подробностях убранство домов, название и направление улиц. Стало присутствовать чувство, что я жил в этом городе сто лет и могу пройти по нему с закрытыми глазами, не зацепив при этом ни одного предмета. Половину первого тома я отчаянно боролся со сном, лишь изредка отвлекаясь на действия персонажей. Когда описаний становилось все меньше и, перед глазами начинались разворачиваться события, сюжет стал поглощать меня все больше и больше до тех пор, пока я не ощутил себя парижанином того времени, наблюдающим все происходящее своими глазами. Очнулся я, когда в животе начало неприятно крутить и посасывать. Я вспомнил, что с утра кроме чашки кофе в желудок ничего не попадало. Только тогда я очнулся и посмотрел на часы. Уже было около пяти вечера. Я провалялся на солнце около пяти часов, жаркого из меня не получилось и, я чувствовал себя замечательно. Я встал и закрыл книгу. Сюжет прокручивался в моей голове и не давал мне покоя. Однозначно, что книга меня зацепила, и мне натерпелось продолжить чтение. Поднявшись со своего импровизированного лежака, я направился в душ и, встав под струю горячей воды, смыл с себя пот и масло. Кожу приятно покалывало и пощипывало, я чувствовал ее натяжение, солнце и море подтянули ее и окрасили в медно-коричневый цвет. Я был доволен и счастлив этим своим выходным днем. Я достал из холодильника рыбу и вышел во двор. Быстро почистив и разделав рыбьи тушки, я порезал две из них для того, чтобы пожарить, а две оставшиеся отправил обратно в холодильник. После того как я переехал в этот дом, рыба составляла основной рацион. Я жарил ее, запекал, варил из нее уху, делал рыбные котлеты, тушил в томате и всячески импровизировал с этим морепродуктом. Рыбы было в изобилии. Я мог есть ее постоянно, одну рыбу, не утруждая себя приготовлением гарнира, а просто есть ее с хлебом. Толстому тоже перепадало. Его организму требовался фосфор и витамин “Д”, которые помогали ему быстрее заживлять раны после боев. Подсолив куски двух рыбьих тушек и, приправив их перцем, я обвалял их в муке и разложил на раскаленной сковороде. Через пятнадцать минут пища был готова. Я с аппетитом и неприкрытым удовольствием уплел свой обед, заедая рыбу хлебом и зеленью. Толстый поглядывал на меня с неприкрытой завистью, его ужин был еще впереди строго в установленное время. Поняв, что его жалобный, просящий взгляд в очередной раз на меня не подействовал, он печально выдохнул, положил морду на лапы и закрыл глаза, из-под тешка втягивая запах жареной рыбы своим чувствительным соплом. Убрав со стола и помыв посуду, я уселся в кресло, в тени виноградника с предварительно сваренной чашкой кофе и с сигаретой и с наслаждением курил, прихлебывая кофе. Море оставалось все таким же спокойным. Такой же покой и спокойствие царили и в моей душе. Хорошо, спокойно и уютно мне было в этом доме в этом месте одному с моим лучшим другом, Толстым. Допив кофе, я снова с нетерпением взял книгу и погрузился в эпоху средневековья.
       В девять часов вечера, когда стала спадать жара, я запряг Толстого в шлейку сел на велосипед и приступил к привычной, часовой прогулке с собакой. Прогулкой это назвать было сложно, особенно для Толстого, потому как она имела вид полутора часового бега с максимальной скоростью, прорабатывающую все группы мышц собаки, подсушивая их и вырабатывая их выносливость. Кто кого тренировал в этой ситуации, было не понятно, так как даже с моей выработанной годами выносливостью, я приезжал с прогулки и с трудом передвигал ноги. После пробежки получасовой массаж собаки и ужин, часть тренировки наиболее любимая Толстым. Проделав все это, я включил свет во дворе и снова погрузился в чтение, время от времени отвлекаясь на рычание Толстого, во время обхода своей территории. Выходной. День удался. Я полностью разгрузил себя от всего негативного, что было в моей жизни. Я отдохнул и душой и телом, освободив место для положительных эмоций и ощущений. Я снова получал удовольствие от жизни по-максимуму, в полном объеме. Вдыхал жизнь полной грудью, каждой порой своей загорелой кожи. Я снова жил в полном смысле этого слова. Я вернулся в жизнь, и она любили меня, а я любил ее. Полная гармония в себе, ощущения способности улавливать все колебания этой жизни, сводили с ума. Я подошел к забору, набрал воздух в легкие и крикнул во все горло:
-Я люблю тебя, Жизнь!
Вечером я заснул счастливым человеком.