Учите матчасть!

       Памяти Б.Т.А.



Кто бы спорил, что материальную часть – технические средства, оружие и механизмы, которые обслуживаешь, нужно как следует знать?! По-моему это вопрос элементарной культуры, признак того, что ты хоть немного отличаешься от неандертальца.
В самом деле, если Вы берете в руки молоток или ножницы, то Вы хотя бы в первом приближении должны себе представлять, для чего они предназначены, и не пытаться резать что-либо молотком и забивать гвозди ножницами.
Желательно, чтобы знания эти на первой ступеньке тоже не останавливались. Ведь если Вы даже усвоите, что ножницами надо резать, а молотком забивать, то этого для успеха Вашего безнадежного дела тоже будет недостаточно. К примеру, если Вы на основании осознанной Вами специфики молотка и ножниц начнете первым забивать сваи, а вторыми резать металлические листы, прутья, проволоку или даже деревянные доски, то успеха вряд ли достигнете.
Меня всегда умиляли горе-автомобилисты, у которых на дороге глохла машина, и они, выйдя из нее, начинали стучать ногой по колесам, хлопать остервенело дверцами, или, в лучшем случае, открыв капот, тупо упирались ничего не видящими глазами во внутренности, как будто там само собою засветится то, что вышло из строя, даже не подозревая, как это «то» называется и для чего оно предназначено.
В не меньший восторг меня всегда приводят те, у кого, к примеру, при запуске машина не заводится, даже не схватывает. Ведь, как говорится, и ежику понятно, что это может быть следствием того, что у них сел аккумулятор. Правда, если стартер работает, а двигатель все-таки не схватывает, то тут дело уже не в аккумуляторе. Скорее всего, у них или нарушено (разрегулировалось) зажигание, или не срабатывают свечи (пропал контакт, или их «закидало» бензином). Но эти Шумахеры все равно продолжают упорно крутить стартер до тех пор, пока машина вообще не перестанет подавать признаки жизни, в следствие чего реанимировать ее без посторонней помощи после этого уже никак не удастся.
Они мне напоминают летчиков (правда, не в самом лучшем, утрированном понимании этого слова). Это у тех все четко разграничено: одни (пилоты) летают, а другие (механики) возятся в моторе. Пилоты только, возвратясь на аэродром, высказывают свои претензии и замечания механикам, а сами в технику никогда не лезут, - не царское это дело!
Но чтобы «вылезшие» и обнаруженные недостатки быстро и качественно устранить, механик должен очень четко знать, что же именно случилось, что не так, где нужно искать поломку, и что нужно подрегулировать или отремонтировать. Поэтому нормальный летчик тоже должен очень хорошо разбираться в той технике, на которой летает, и замечания после полета механику выдавать, не вообще, разводя неопределенно руками, а вполне грамотно и конкретно.
Помню, в каком-то старом фильме про летчиков был показан момент, когда в самолете при выполнении штопора что-то заклинило. На аэродроме все с замиранием сердца наблюдали, как стальная птица неумолимо несется к земле, внешне даже не пытаясь прекратить вращение и хоть как-то изменить траекторию своего движения. Изумленные и испуганные «зрители», краснея, обливаясь потом, нервно заламывая руки и пытаясь рвать на себе волосы, кто шепотом, кто во весь голос (хотя ни того, ни другого летчик все равно услышать не мог) советовали ему:
- Отводи! Отводи! Ну, давай же, ну!!!
 В кабине же летчик, несколько раз безрезультатно попробовав надавить на не слушавшуюся педаль и поняв, что терять ему уже больше нечего, весьма выразительно применив ненормативную лексику (но в рамках цензуры – в те времена даже ругались вполне прилично), отстегнул ремни и с головой скрылся под приборной доской, даже не интересуясь, где же он в данный момент находится, и не пора ли вспомнить и быстренько проанализировать уже прошедший кусок его жизни, который дальше может уже и не продолжиться.
Наконец, когда до земли уже оставалось безнадежно мало, и все на аэродроме зажмурились в ожидании страшного удара и взрыва, самолет каким-то чудом все-таки вытянул из пике, чуть не срезав макушки окаймляющих летное поле деревьев...
После приземления на глазах у изумленной толпы летчик, ничего не объясняя первым подскочившему к нему и пытавшемуся задавать какие-то вопросы технику, хмуро протянул ему вырванную «с мясом» педаль и буркнул что-то вроде «Вовремя все регулировать нужно!».
Не знай он устройства своего агрегата, пришлось бы ему, как в старом анекдоте (когда летчик прорезает низкую облачность: нет земли, нет земли, нет земли, вдруг – бах, и полный рот земли!), попробовать матушку-землицу на вкус.
А может случиться и так, что в полете выйдет из строя что-то незначительное, что, зная технику, летчик может исправить тут же сам и очень даже легко, не выламывая целые блоки, как говорится, не отходя от кассы, просто протянув руку, но от чего зависит не только выполнение поставленной перед ним задачи, но и его жизнь. Но, не зная, куда именно нужно эту руку протянуть, какой тумблер повернуть, что сделать, включить или выключить, можно не только не выполнить задание, но и угробить самолет и самым глупейшим образом погибнуть самому.
Ни для кого сейчас не является секретом, что, когда американцы воевали во Вьетнаме, мы помогали вьетнамцам не только продовольствием, медикаментами, техникой и оружием, но и направляли туда немало своих специалистов в качестве инструкторов, чтобы научить вьетнамцев этой техникой пользоваться. Но вьетнамские летчики очень часто бились (именно не сбивались противовоздушными силами противника, а бились сами), поскольку, с одной стороны, физически были весьма слабы и не выдерживали перегрузок, с другой стороны, все-таки имели недостаточно опыта, а с третьей стороны, несмотря на все занятия, проводимые нашими инструкторами, и, в общем-то, высокие трудолюбие, старательность, ответственность и работоспособность, как национальные черты этого народа, и многократно усиливающую их ненависть к врагам, плохо знали материальную часть.
В связи с этим в ту пору даже бытовал такой анекдот. Как-то сбили американцы одного вьетнамского летчика, летавшего на одном из наших, достаточно современных самолетов. Тот успел катапультироваться, но ветром его парашют снесло на вражескую территорию, и он попал в плен. Через несколько дней вьетнамцы осуществили боевую вылазку как раз в ту деревню, где американцы держали сбитого летчика, и освободили его. Но когда освобожденного доставили во вьетнамский штаб, его соотечественники были просто шокированы его внешним видом – и к гадалке не нужно было ходить, чтобы понять, что беднягу пытали самым жестоким образом.
- Вебяфа! Усифе маффясьсь! – Так прозвучало бы по-русски то, что просипел и прошепелявил бедолага через выбитые зубы, судорожно сглатывая начавшую после заданного ему вопроса о происшедшем выделяться слюну, напомнившую обильно заполнявшую рот во время допросов кровь. – Фам спвафываюф пофиффе, сем нафы инсфукфова!!!*
____________________
* для расшифровки: в зависимости от места нахождения в данной фразе
       В = Р; Ф = Т, Ч, Ш или ТР;
       С = Ч или Т; ФФ = Щ
Это, конечно, шутка, но отнюдь не лишенная смысла, поскольку незнание материальной части может и в самом деле порой поставить человека в весьма неприятную ситуацию.
Один мой знакомый был назначен заместителем по политчасти командира большой дизельной подводной лодки, до этого некоторое время прослужив на тральщиках, и о подводных лодках имея весьма смутное представление. Нет, он, безусловно, не мог спутать их ни с самолетами, ни с танками, но устройства их, особенно отдельных узлов и агрегатов, толком не знал.
В принципе, это, по большому счету, не мешало ему довольно качественно исполнять свои обязанности, поскольку политработником он был очень даже неплохим, повышение по службе вполне заслужил, а сам по себе политработник – он и в Африке политработник, так как предметом его деятельности является личный состав, который практически всюду одинаков.
Конечно, чтобы более качественно работать с людьми, надо бы знать и технику, которую они обслуживают, и их обязанности, и действия, которые они должны выполнять в той или иной ситуации. Но дело в том, что буквально на третий-четвертый день после назначения моего знакомого на должность его лодке предстоял выход в море на несколько дней.
За имевшееся в его распоряжении время до выхода в море, мой знакомый успел только в общих чертах ознакомиться с конструктивными особенностями подводной лодки, не вникая в частности. Но, поскольку человек не верблюд, то и есть, и пить, а следовательно, и отправлять естественные надобности ему требуется значительно чаще, и уж за несколько дней нахождения в море воспользоваться услугами подводного гальюна ему придется непременно, как ни сдерживайся и ни напрягайся.
Тенгиз Теймуразович – так звали новоиспеченного подводника – что-то слышал об особенностях конструкции этого агрегата (подводного туалета или, как его называют на флоте, гальюна), но спросить кого-либо о подробностях стеснялся, более того, - считал зазорным и унижающим его достоинство. Последнее в значительной степени усиливалось еще и национальными чувствами и особенностями моего знакомого.
В самом деле, - у командира спрашивать не будешь: ну какой ты после этого, к чертовой матери, замполит, если начинаешь свою службу с того, что расспрашиваешь у своего единоначальника о том, как тебе, извините за выражение, посрать! А все остальные на корабле по отношению к замполиту – подчиненные, у которых тем более не спросишь!
Да и, честно говоря, до выхода в море этот вопрос Тенгиз как-то упустил. А в море, на самой лодке технической документации, описывающей такие приспособления и узлы, как гальюн, не имеется (вообще вся техническая документация хранится на берегу в секретной части соединения), поэтому самостоятельно почерпнуть ему эти сведения было неоткуда.
В принципе, там нет ничего сложного. Внешне этот агрегат практически идентичен аналогичному сооружению, устанавливаемому в местах общего пользования в железнодорожных вагонах. Разница заключается лишь в том, что на железной дороге при нажатии на педаль смыв происходит водою из соответствующего бачка в образовавшуюся брешь, выводящую все содержимое унитаза прямо на шпалы.
На подводной лодке, особенно в подводном положении, такую операцию проделать весьма проблематично, поскольку в соответствии с законами физики с погружением на каждые десять метров давление за бортом увеличивается ровно на один килограмм на квадратный сантиметр. Следовательно, через открывшееся «очко» диаметром примерно в десять сантиметров на глубине в сто метров на изумленного пользователя (именно на него, а не за борт) хлынул бы мощный поток с силой примерно в семьсот пятьдесят килограммов.
Поэтому на подводных лодках слив производится как раз забортной водой, причем, чем глубина погружения больше, тем сильнее напор смывающего потока. А вот моментальный сброс за борт не предусмотрен. Все то, что в результате физиологических процессов отбраковывает и извергает из себя человеческий организм, на подводных лодках бережно утилизируется в специальном баллоне, который со временем, естественно, наполняется и требует периодической очистки.
Очистка эта по своей сути тоже предельно проста: открыв забортное отверстие, в баллон подают сжатый воздух, своим давлением значительно превышающий забортное, и все содержимое баллона выдавливают за борт. Потом забортное отверстие закрывают, а давление из баллона стравливают.
Чтобы противодавление забортной воды было меньше, а, следовательно, продувание баллона гальюна было эффективнее, продувание это осуществляют при всплытии подводной лодки в надводное положение, или уж хотя бы в более близкое к поверхности, если всплытие в надводное положение в ближайшее время не предвидится. Больше того, чтобы не допустить переполнения баллона и тем самым не поставить экипаж в ситуацию, когда гальюном пользоваться будет невозможно, поскольку даже на большой подводной лодке на весь экипаж человек в семьдесят-восемьдесят имеется всего два отхожих места, одно из которых находится в центральном посту и считается офицерским, то есть, далеко не каждый матрос может им воспользоваться, и выход из строя любого из них неминуемо создаст страшные, непреодолимые проблемы, продувание это, независимо от степени заполнения баллона, осуществляют при каждом всплытии. Это входит в обязанности одного из трюмных.
Поэтому каждый подводник знает, что перед пользованием подводным гальюном, особенно после всплытия, обязательно нужно проверить давление в баллоне, и, при необходимости, стравить его. Тем более что не перевелись еще на флоте и шутники, которые в старые времена отправляли молодых за кипятком на клотик, заставляли продувать макароны или двигать кнехты, а теперь либо не стравливают давление из баллона после его продувания (по забывчивости или специально), либо даже именно специально поддувают баллон перед пользованием гальюном кем-нибудь из незадачливых членов экипажа.
Проверить готовность гальюна к использованию предельно просто, надо только знать, на какой манометр посмотреть и какие маховички каких клапанов отвернуть-завернуть…
В первые дни после выхода в море все шло хорошо. Тенгиз вовсю вживался в роль замполита подводной лодки: изучил тактико-технические данные корабля, его вооружение, штатное расписание, личный состав, его расстановку по отсекам, специальностям и боевым сменам, хорошо представлял себе, кто, где и чем занимается, изучил личные качества подчиненных и уровень их подготовленности и уже даже знал, на кого и в чем можно положиться, а кто требует дополнительного контроля. Не мешая, а, напротив, умело способствуя общему процессу, ненавязчиво делал свое дело, начиная даже нравиться и морякам, и мичманам, и офицерам. Нашел он общий язык и с командиром и старпомом, что за такой короткий срок удавалось далеко не каждому.
В общем, все было нормально, и, несколько успокоившись, Тенгиз как-то потерял бдительность и расслабился (не в смысле службы и работы – тут он был собран до предела, а в смысле своего собственного внутреннего состояния, какое всегда сопутствует человеку, оказавшемуся в незнакомой обстановке).
Случалось ему и пользоваться подводным гальюном, но никаких проблем это не вызвало. Правда, в первый раз он, помня о рассказах и байках, нажимал на педаль очень осторожно, весь изогнувшись в три погибели и закрутившись винтом, отстранившись всем корпусом к дальней переборке, присев на корточки, чтобы голова оказалась ниже крышки унитаза, и невообразимым образом вытянув ногу для нажатия ею на педаль. Но ничего не произошло (да, в общем-то, и не могло произойти, поскольку гальюн еще ни разу не продували), а приобретенный за несколько посещений священного места, в которое даже короли ходят пешком, опыт убедил его в том, что ничего страшного нет, и что все, что ему рассказывали – это действительно просто байки. С каждым посещением гальюна он приседал и отстранялся все меньше, а на педаль нажимал все решительнее.
Примерно через неделю, после очередного погружения Тенгизу вдруг приспичило в туалет по большой нужде, да так, что он еле-еле дождался объявления «боевой готовности-2, подводная», влетел в вожделенную выгородку, задраился изнутри, пристроился на сиденье и замер в состоянии полного блаженства… Благополучно справив свои дела и придя от этого в еще более нежное, мягкое, трепетное и удовлетворенное состояние, не успев даже до конца надеть штаны, Тенгиз безо всяких задних мыслей и опасений решительно надавил на педаль смыва…
В первый момент он даже не понял, что произошло, но, направив свой взор в висевшее тут же рядом, над умывальником, зеркало, пришел в полный ужас: все то, что он несколько минут назад так любовно и бережно сгрузил в унитаз, мощным потоком воздуха, вырвавшегося из баллона при нажатии на педаль, равномерно-тонким слоем распределило по подволоку и переборкам гальюна, а также по одежде и физиономии Тенгиза. И на том индейско-китайско-негритянском блине (по расцветке, разумеется), который представляла из себя последняя, лишь безумным огнем светились, непонятно откуда взявшиеся там, наполовину вылезшие из орбит два неправдоподобно-белых глазных яблока.
С минуту, наверное, Тенгиз стоял абсолютно бездвижно, лишь лихорадочно вращая глазами, которые, казалось, вот-вот выпадут из глазниц. Потом, несколько придя в себя и приняв решение, отдраил дверь, чуть приоткрыл ее, но лишь настолько, чтобы не было видно интерьера приведенного им в непотребное состояние места уединения, просунул по самое плечо в образовавшуюся щель руку с растопыренными и судорожно сгибающимися, стараясь что-то или кого-то ухватить пальцами, и звериным ревом возопил:
- Шампу-у-унь!!!
В центральном посту мгновенно наступило гробовое молчание, и все находившиеся там изумленно уставились на высовывающуюся прямо из переборки без каких-либо признаков тела руку замполита, описывающую какие-то непонятные кренделя и покрытую чем-то уж очень подозрительным…
В следующую секунду вся лодка вздрогнула от дружного взрыва хохота, которым разразились обитатели центрального поста.
Вот уж во истину, не хотите попасть в идиотскую ситуацию и оказаться в дерьме и в прямом, и в переносном смысле, - учите качественно и своевременно материальную часть.
На отношение к Тенгизу, правда, тем более в отрицательную сторону, это происшествие никак не повлияло. Наоборот, все сочли его за боевое крещение и за весьма оригинальное посвящение в подводники. Но трюмному, в чьем заведовании находился данный гальюн, командир выдал все по самое первое число!




20.03.06.