Пророчество в облаках

Странные, до чего же странные ощущения испытывала она, стоя на высоком берегу канала Москва-реки почти в самом центре бушующего и гудящего города. Города-монстра – красивого, элегантного, неудержимо молодеющего из века в век, манящего и увлекающего и, в тоже время, колюче-бездушного, пропитанного развратом и слезами, властью и безвластием. Города, поедающего и выплёвывающего ежедневно тысячи приезжих, проезжающих, кочующих, заблудившихся и заблудших...

Она стояла молча. Ветер, словно юноша, теряющий голову под напором первой пылкой любви, но неисправимо робеющий в присутствии своей возлюбленной, осторожно касался её златокудрой шевелюры, запускал в шёлковую гладь прозрачные пальцы-шупальцы и тут же отдёргивал их, как бы пугаясь пуховой мягкости дивных кудряшек. Но отступая, он вновь возвращался, не в силах совладать с собой и падал ниц у её длинных стройных ног, покрытых бронзовым загаром, обдавая их тёплым весенним дыханием.

Красивое лицо девушки сохраняло присущее ему живое выражение, а глаза – голубые бездонные глаза, обрамлённые бесконечно пушистыми ресницами, притягивающие и светящиеся – эти чудные глаза были полны восторга и ожидания, исполненного спокойствием, умиротворением и нетерпением одновременно.

Красота города, который она любила всей душой и красота момента, за которым она сейчас наблюдала, стоя на возвышающейся набережной, рождали в ней чувство неописуемой окрылённости, готовности взмыть ввысь и окунуться в бескрайний небесный океан.
 
Спереди на неё неслись бурные автомобильные потоки, сверкающие тысячами огней, подмигивающие ей, как будто призывающие сыграть в догонялки, зовущие тысячами голосов к опасной, но такой заманчивой игре. Не дождавшись её снисхождения, автомобили грустно ныряли в глубь эстакады и выныривали за спиной девушки, делая последнюю попытку завоевать её внимание. Девушка же словно не видела их. Нет, конечно, она не могла их не заметить, но только как частичку значительно больше её увлекавшего целого - бушующего и завораживающего. Целого, которое, как и она сама, было полно очарования и движения, энергии и силы.

Движение автомобилей контрастно, но гармонично сливалось со шлёпаньем медленно спускавшегося с эстакады красного, залатанного рекламными текстами двухсоставного трамвайчика, издали похожего на божью коровку; гусеничным шагом пробегавшей по насыпи электрички; осторожно выкарабкивающимся из шлюзов канала бело-голубым красавцем теплоходом; плавно поднимающимся в небесную высь самолётом, отбывшим из ближайшего аэропорта и, наконец, уточками, мирно покачивающимися на буро-коричневых волнах канала.

Налюбовавшись вволю движением на земле и слегка устав от навалившихся на неё чувств и воспоминаний, девушка подняла лицо к небесам, к солнышку, стремясь сбросить неприятные думы, которые вдруг, подобно искре, вспыхнули в её прекрасной головке.

Движение чувствовалось и здесь. Подгоняемые разгульником-ветром, по небу плыли легкие, пушистые, похожие на сахарную вату или взбитый яичный белок, облака. Большие, поменьше, совсем маленькие, похожие на тоненькие полоски. Бесформенные и очаровательно оформленные, рыхлые и плотные. Разные. Да. Они все были очень разные, не похожие одно на другое.
 
- Какие милые. Они прямо как люди – индивиды, ин-ди-ви-ду-аль-нос-ти! Вон то, что самое большое, наверно самое креативное. Строит рожицы – вот превратилось в мишку, а вот оно уже стало старичком, бредущим с клюкой. Ага, цветочек! Неплохо, милое облачко, неплохо! Есть ещё идеи? – девушка мысленно разговаривала с облаками, и приветливая улыбка блуждала на чувственных алых губах.
- А ты что такое хмурое? Кто тебя обидел? Ты же такое нежное, прям как кружавчик, - нашептывала девушка небольшому толстенькому облачку, проплывающему над её головой и закрывшему солнышко. Облачко словно услышало девушку и, обрадовавшись её вниманию к себе, неожиданно улыбнулось пробивавшимися сквозь него солнечными лучиками.
- Вот так то лучше! Всегда помни, что ты неповторимо красивое! Ты самое лучшее! - продолжала подбадривать девушка облачко.

Помахав ему вслед, девушка переместила взгляд и оторопела. Картина, нарисованная на сей раз облаками и представшая перед её глазами, эта хрупкая, но четко прорисованная небесными красками картина, заставила её вздрогнуть.

Затаив дыхание, девушка смотрела на плывущий в небе красавец-корабль, устремившийся по морю к чудесной красоты замку. Белые паруса живо развивались на ветру. Оторвав взгляд от парусов, она заметила очаровательную пару, стоявшую под парусами на корме красавца корабля. Она и он. Именно Он и Она.
Он - тот, которого она так безуспешно старалась забыть, изгнать навсегда из своих мыслей и чувств. Тот, который принёс ей так много страданий, пусть и возвышающих её над самою собой, пусть и заставивших её измениться в лучшую сторону, пусть и принудивших переосмыслить отношение к миру, жизни, дружбе и любви, но... всё же... страданий! Тот, которого она боготворила, которому отдала своё сердце, за которым была готова идти на край света, разделяя горести и радости.
 
Да, это был не мираж. На корме стоял её любимый мужчина. Его руки нежно обвивали тонкий стан спутницы - Её стан - а щека нежно касалось её горящей щеки. Девушка всей поверхностью кожи ощутила его дыхание,его прикосновения и содрогнулась. Это продолжалось одно мгновение.В следующую минуту она увидела маленького мальчика лет трех-четырех. Каким то шестым чувством она поняла, что это их сын. Он стоял с ними же на корме, спиной к ней, а её ладонь лежала на кучерявой головке малыша. Вокруг этой счастливой семьи парило едва заметное, похожее на тонкую вуаль облачко, светящееся бледно-розовым светом.

Душа девушки застонала и из груди вырвался тяжелый вздох. По щекам потекли горячие мокрые потоки.
- Всё уже в прошлом, всё в прошлом! Всё закончено! Я должна, я обязана убить это ненужное никому чувство. Убить, задушить, задавить! – шептала девушка, глядя вдаль уплывающему облаку.

Они давно выяснили отношения. Он уехал. Уехал навсегда. Её разум более хорошо, чем кто-либо понимал безнадежность чувства. Но её душа неизменно с ним спорила, даря своей хозяйке надежду и какую-то безумную, упорную, до отчаяния упрямую веру в то, что он непременно вернётся, непременно найдёт её, что у них впереди счастливая и долгая жизнь.

Порывы и уверенность её души не находили поддержки среди подруг, и вскоре она перестала говорить с ними о своих чувствах, бережно храня их только для самой себя и для того, кому они, возможно, станут когда-нибудь нужны.
 
Успокоившись и осушив слёзы, девушка направилась к парку, тянувшемуся вдоль канала Москва-реки. Там, в глубине парка, стоял её давний друг, которому она доверяла свои самые сокровенные мечты. Он единственный знал глубину её чувств и всегда поддерживал её. Девушка отыскала своего любимца, обняла, прижалась к нему и нежно поцеловала его жесткую и теплую кору. Ветви векового тополя медленно зашелестели над головой девушки, будто утешая её и усмиряя разбушевавшиеся эмоции. Лоб, прислоненный к шершавой коре, почувствовал приятно пьянящее тепло, успокаивающее и несущее мир и покой в её исстрадавшуюся душу.

Три года спустя на открытой террасе большого, со вкусом обставленного дома сидела девушка. Большие солнечные очки скрывали лазурно-голубые глаза, опушённые длинными черными ресницами. Белый брючный костюм облегал её безупречно-стройную фигуру, открывая красивую грудь, украшенную нитью нежного розового жемчуга. Золотистые волосы девушки, забранные в низкий пучок, блестели, отражая солнечные лучи. Легкий дневной макияж выгодно подчеркивал её красоту и молодость. Девушка смотрела на голубую зеркальную поверхность океана, расстилавшегося у подножия дома, на едва заметные барашки волн и плывущие вдали белоснежные яхты. В доме пахло солнцем, морской водой и покоем. Качнувшись в кресле-качалке, девушка грациозно встала, поправляя выбившийся из прически непослушный локон, взглянула на безоблачное австралийское небо и слегка взгрустнула, вспоминая пуховые московские облака. Ей не хотелось возвращаться в дом, но в детской, положив под голову маленький кулачок и сладко посапывая, спал годовалый хорошенький мальчуган. Едва слышный шорох заставил её обернуться, и нежная улыбка тут же пробежала по чувственным губам.
 - Привет! Ты насовсем? Как дела в офисе? - спросила она у мужчины средних лет, стоявшего, опершись на косяк двери, ведущей на террасу. Его лицо было озарено внутренним светом, а глаза светились любовью и радостью, как могут светиться глаза только глубоко и бесконечно влюблённого мужчины. Он стоял здесь уже некоторое время, жадно ловя каждое движение жены, любуясь её естественностью и грацией, боясь вспугнуть её. Даже спустя несколько лет он не мог поверить в свое счастье. Он боялся даже думать, что мог потерять её, забыть и никогда не испытать того огромного счастья, которое он испытывал каждый момент, находясь рядом с этим удивительным созданием.
 - С тобой всё в порядке? – встревожилась она, приближаясь к мужу. Он улыбнулся ей в ответ, и вдруг неожиданно подхватил жену на руки и закружил с весёлым смехом по террасе. Его губы ласково прикоснулись к её губам, и она подарила ему ответный поцелуй. И он, по-прежнему купая её в блеске своих глаз, продолжал целовать жену всё более страстно и настойчиво. На её слабую попытку остановить происходящее, он нежно прошептал:
- Я заходил в детскую. Залман ещё спит, а если проснётся, няня присмотрит за ним. Давай побудем вместе. Ты мне сейчас нужна... ты мне нужна всегда! Я люблю, нет, я обожаю тебя! С каждым днём я люблю тебя всё больше и больше. И обещаю, что никогда не дам тебе плакать. Ни-ког-да!
Она благодарно ловила и впитывала каждое сказанное им слово. Он нёс жену в спальню, держа её бережно и нежно. Нёс на встречу её мечте и пророчеству облаков, которому было суждено сбыться.

Кто знает, облака, возможно, были только актёрами, исполнившими «на бис» роли в небесном спектакле. А режиссёром - Сам Всевышний, распахнувший перед ней тогда, в Московском небе, книгу её жизни и будущего, покоренный её верой и преданностью любви.