Последний шаг
Директор Института автоматизации приборов и систем Кардинский сидел в своём кресле, глубоко задумавшись. Никто его не тревожил, что по прежним временам было необычным – жизнь в организации, кажется, замерла. Нечем платить зарплату сотрудникам, отпускные, даже больничные листы не оплачиваются – на счету предприятия нет средств, исчерпан фонд социального страхования… Ставят науку на колени самым настоящим образом! Люди разбегаются в коммерческие структуры. Нет средств для амортизации исследовательской и испытательной аппаратуры и оборудования. И никакой помощи от министерства, куда он звонил уже несколько раз, одни отговорки и предложения брать кредиты, без ответа остаются запросы непосредственно в правительство.
Кардинский попросил секретаршу вызвать к нему главного бухгалтера.
- Какие, Роман Вадимович, есть предложения у нашей экономической службы по выходу из положения? - спросил он главного бухгалтера, сорокапятилетнего черноволосого и подтянутого мужчину, назначенного относительно недавно взамен ушедшего с этого поста Равинова; не выдержал старик перемен и ушёл на пенсию.
- Продавать надо часть материалов и оборудования, - предложил главный бухгалтер, усаживаясь за приставной стол со стороны окна. Он взглянул на директора – измождённое бессонницей лицо сильно старило его, даже волосы как будто обесцветились, добавив седины.
- Так кому они теперь нужны? Все предприятия в таком положении, как мы - неплатежеспособны и недееспособны.
- На металлолом принимают с большой охотой.
- На металлолом оборудование и приборы? Это же самое настоящее варварство - уничтожать результат труда людей!
- А куда деваться, Юрий Сергеевич? Обстановка вынуждает...
Да, вот такая обстановка создалась в связи с ускоренной реставрацией капитализма. Разрушительные процессы! Но народ голосовал за такую жизнь и надо принимать её как есть.
- Ну, и что мы получим? – спросил Кардинсий бухгалтера.
- Вот! – подал тот подготовленный список. – Если учесть, что всё это числится у нас по старым, советским ценам, а разница между ними новыми ценами нигде не учитывается, то мы получим хорошую неучтённую сумму. Которую можем использовать по своему усмотрению.
Директор взял список. Станки, измерительные приборы… Трубы из нержавейки, прокат из цветных металлов, которые некогда с трудом выбивали, теперь должны сплавить на сторону, на уничтожение, скорее всего.
- Вилка цен, говоришь? Но это же… спекуляция самая настоящая!
- Юрий Сергеевич, нет уже такого слова в современной экономике.
- Слова нет, а спекуляция есть?
- Это сейчас называется коммерческой операцией и она вполне легальна. Всем организациям дано право на такую самостоятельную финансовую деятельность.
- И что предлагается конкретно?
- Я уже подготовил весь пакет документов на поставку, - подал бухгалтер папку.
- Что это за организация, которой мы всё это… сдаём? – бегло просмотрев документы, спросил директор.
- А чёрт их толком знает! Рождаются и закрываются различные фирмы каждый день.
- Ну… откуда они? Кого представляют?
- На базе бывшего областного потребсоюза образовались.
- А есть там люди, которым можно доверять? Там ещё в советское время шухерили! Не один на скамью подсудимых и далее, в места не столь отдалённые, перекочевал.
- Времена изменились!
- В их пользу?
- Как сказать…
- Оставьте документы, я их повнимательнее посмотрю! Есть ещё какие другие предложения?
- Сдача институтских площадей в аренду, о которых я уже докладывал вам. Не передумали?
- И кому же?
- Коммерческим структурам, разумеется. Больше не кому, неплатежеспособны.
- И что они просят? Всё то же?
- Да, готовы взять в аренду для торговли наш входной холл. Хоть сейчас…
- Наш входной мраморный холл в барахолку превратить? Гм!
- А что делать?
- Завалят тряпьём…
- … Под склад сдадим цех прессформ.
- Так там же оборудование.
- Если полагать, что мы уже договорились частично реализовать его, то пустого места будет достаточно. И за него нам готовы платить.
;
Доход от реализации части оборудования и материалов на которое пошло руководство института, оказался довольно неплохим – несколько десятков миллионов рублей.
- За какое время мы можем выплатить зарплату сотрудникам? – спросил Кардинский главного бухгалтера.
- Юрий Сергеевич, я бы повременил с выплатой.
- Это почему же? Людям есть нечего. Вон у меня куча заявлений лежит, - показал он на папку.
- Представьте себе, что мы их выплатим. А завтра что? То же самое.
- И что вы предлагаете? Что я отвечу вот на это заявление, - открыл он папку, - «Помогите, уже который день нет денег на хлеб». Иванкова пишет, старая наша работница, орденоносец.
- Предлагаю положить деньги в банк. Инфляция вон как несётся! Через месяц на нашем счету станет вдвое больше. Тогда можно будет и выплатить столько же, сколько хотелось бы сейчас, и почти столько же оставить на счету для такого же прироста.
- А как же быть с этими… заявлениями?
- Потерпят! Зато потом стабильно получать станут.
- Нет, всё же надо кое-что выплатить. Аванс или что-то подобное.
- Надо, конечно! Вот мы и подготовили ведомости, - подал бухгалтер.
- Роман Вадимович, не много ли нам с вами тут причитается? В сравнении с другими?
- А за что платить остальным? За то, что на работу приходят время отсидеть, ничего не делая? Вы что, не видите какое отношение к труду стало? А дисциплина - приходят с опозданиями, уходят раньше… А мы тут боремся, надрываемся, чтоб предприятие сохранить.
- Вижу, конечно. Но хотя бы ведущим специалистам…
- Если выплатить большие деньги многим, всем известно станет. Сразу много вопросов возникнет у коллектива – что, кому, откуда. Не то время, чтоб перед всеми отчитываться.
- Но профсоюз…
- Председателю профкома я тоже приличную сумму выделил, - показал бухгалтер. – Промолчит или замнёт вопрос, если кто поднимет. Да и расписали мы всё по разным ведомостям, чтоб не так бросалось в глаза каждому…
;
Следователь капитан Альков пришёл на работу раздосадованным. После того, как дело по приватизации механического завода было закрыто и материалы расследования положены на полку, браться за какое-либо новое расследование не было никакого желания. А ведь сколько трудов пришлось приложить, чтоб раскрутить хитроумную затею преступных дельцов, которая выводила и на ряд нераскрытых убийств. Об одном из которых сам Президент заявил, что дело чести государства раскрыть его; перед тем, как сказать, видно, не посоветовался с настоящими хозяевами страны. Сколько труда, нервов, отложенного на неопределённый срок отпуска, бессонных ночей ему это стоило. Даже угрозы следовали, одно время с пистолетом в кармане пришлось ходить. С женой нелады начались из-за того, что дома редко бывал – на работе торчал допоздна. «Ты работу больше любишь, или меня?» - заявила недавно…. Но, видать, у преступников нашлись всемогущие покровители где-то наверху, и дело приказано прекратить. Сдать в архив, откуда оно может вообще исчезнуть, как уже было с другими подобными делами – когда забудется, последует запрос на их отправку куда-то в Управление, и с концами.
Да, не хотелось идти на работу вообще, уйти куда-нибудь к чёртовой бабушке совсем. Но, размышляя так, по привычке точно явился в свой тесный кабинет. Автоматически, ноги как будто сами принесли; прикипел к этой адской работе, стал её рабом.
И вот поручено новое дело – предписание на расследование от прокуратуры. Признаться, не хочется даже браться за него.
Альков повесил фуражку и, не садясь за стол, вышел покурить. Зашёл к коллегам поговорить о том, о сём – вчера состоялся третий тур встречи финалистов хоккейного чемпионата страны, после чего вернулся. Делать нечего, надо браться за новое дело. Нехотя он раскрыл папку. Ого, уже и в науке дельцы завелись! Распродают учёные мужи оборудование и материалы, скрывая доходы, с нарушением законов сдают в аренду помещения… Раковая опухоль разлагает мораль общества, стремление к наживе, дух стяжательства, похоже, не миновали и научную интеллигенцию.
Через две недели был арестован главный бухгалтер Института автоматизации приборов и систем Лоськов Роман Вадимович.
;
В тот день с утра Кардинский навестил находящегося под следствием Лоськова. Уже три месяца тот провёл в камере – следствие зашло довольно далеко и до сих пор разматывался клубочек преступного сговора целого ряда лиц. Сникший и сильно похудевший, утративший прежний лоск и блеск, с потухшим и даже каким-то пугливым взглядом бывший бухгалтер сказал ему:
- Я, Юрий Сергеевич, один здесь сидеть не буду! Все договора были подписаны нами обоими.
- Вы же всё время мне утверждали, что всё по закону.
- Да, утверждал. Но кто же знал, что банк этот лопнет и исчезнет со всеми нашими счетами.
- Надо было предвидеть!
- Надо было, конечно, но кто же мог предположить…
«Предвидел, скорее всего, - подумал Юрий Сергеевич с горечью. – И сам, наверное, в доле был. Перепадало кое-что из этих исчезнувших миллионов. Как это всё мерзко!».
«Какая же мерзкая жизнь наступила! – сидя в машине, думал Кардинский по дороге из Управления внутренних дел. – Главный бухгалтер – и вор. Какой позор для института, за добрую славу и утверждение лучших традиций он сам и коллектив боролись годами. И вот сейчас, хотя он выступает лишь как свидетель совершённого преступления, но, как руководитель, несёт ответственность за всё. И какой же будет позор, если люди подумают, что и он – соучастник преступления. А так, как стало ему уже известно, в коллективе думают многие…»
«Оказывается главный бухгалтер – совсем другой человек, как он не раскусил его раньше? - размышлял меж тем Кардинский. – Положился на него, решил, что в новых условиях сам чего-то недопонимаю, молодые более хваткие и расторопные, смогут вывести институт из тупика. Впрочем, по-настоящему люди познаются только вот в таких критических ситуациях, - вспомнил он неприятный разговор. - Да и меняются люди, даже те, кто ранее был на хорошем счету, становятся вдруг изворотливыми, а порой и самыми настоящими проходимцами. Известный закон: есть порядочные люди, которых не изменят никакие обстоятельства, и есть непорядочные в любых условиях, но тех и других – меньшинство, большинство ведёт себя сообразно обстановке».
А как он сам ведёт себя сам? – задал себе вопрос Кардинский. И должен был признаться, что проявлял, мягко выражаясь, слабинку. Подписывал ведомости с высокой зарплатой и для себя; привык жить почти ни в чём себе не отказывая и счёл это само собой разумеющимся. Где-то, конечно, возникало сомнение и сравнение себя с другими сотрудниками, но тут же являлось и оправдание – раз все отказались от социализма и решили жить по-новому, по капиталистическим законам, то пусть каждый сам о себе и заботится. В соответствии с законами этого общества. До чего же мерзко жить, и даже соприкасаться с этим миром, который, оказывается, так повлиял даже на него!
В таком отвратительном настроении он зашёл в свой кабинет, попросив секретаршу никого к себе не впускать. Она слышала, что несколько раз шеф звонил куда-то сам, два раза просил связать его с министерством и долго о чём-то разговаривал.
Оставшись один, Кардинский посидел в тягостном размышлении, открыл ящик нижнего стола и достал несколько фотографий. Вот он молодой специалист, на лице которого так и светит радость и уверенность в себе, в своём будущем. Вот тридцать лет, после защиты диссертации, когда вошёл в число ведущих специалистов института. Потом докторская… Дальше пошло быстрое продвижение по службе, первые награды, радость за успешно выполненные заказы правительства… И вдруг всё как будто оборвалось. Неизбежна гибель института, особенно после этих событий, которые её ускорят. Институт теперь никому не нужен, и это очевидно давно, хотя он сам не раз убеждал других что якобы вот-вот изменится что-то. Теперь должен признаться, что лгал себе и другим: в развалившейся вмиг экономике, где остановились или уже исчезли сотни предприятий и лишь качают на Запад нефть и газ, плавят для них металл, чтобы потом закупать даже самые простецкие товары, нет никакой потребности в ни их работе, ни в их научном потенциале.
;
Рабочий день закончился и секретарь, Ирина Леонидовна, передала дежурство «ночному директору», бывшему сотруднику управления института Рачкову, человеку медлительному и рассудительному.
- Как, Ирина, дела у нас сегодня? – осведомился он.
- Неважно! Юрий Сергеевич в очень плохом настроении, - кивнула она в сторону кабинета.
- М-да, обстановочка – хуже не придумаешь!
Часов в восемь вечера Рачков услышал из кабинета директора странный звук, похожий на хлопок. «Уж не случилось ли что?» - подумал он с тревогой – вдруг хозяину кабинета стало плохо и он упал, зацепил и уронил что-то. Однако решился войти не сразу. Так он стал первым свидетелем происшедшего - рокового выстрела решившего уйти из жизни Кардинского.
Свидетельство о публикации №208040800105