Рука помощи из раннего
- Тебе ли ныть! – швыряла подруга в лицо, и она молчала, хотя в такие минуты ей хотелось закричать на весь мир, сорвать с себя все эти дорогие шмотки; золотые серьги, подаренные на день рожденья; разломать навороченный телефон, только бы получить то, что так хотелось, что так грезилось во сне и светилось в глазах прохожих; только бы сбросить весь тот холодный пепел, который ржавчиной разъедал сердце и замолкал только в угарном тумане «веселья», но все это так и оставалось несбыточной мечтой, далекой сказкой из другой жизни, из другого фильма.
- Тебе ли ныть!
Домой она пришла рано – на первом начинались ночные новости, и горячо любимый папаша с пивом в руке устраивался у телевизора; мать накладывала очередную маску на лицо; сестра, надувшись, сидела на диване; собака ластилась и скулила у ног, но она молча прошла в ванную и долго там плакала под рев взбешенной струи, смывающей с нею всю ту грязь, которая липла и липла к ней всю жизнь, изо дня в день. И больше всего ей хотелось, чтобы сейчас, когда она, закутавшись в халат, бежит в комнату, к ней подошел хоть кто-нибудь и прошептал то, что она так жадно ищет, чего ей так не хватает, но все, словно, и не замечали, что в их жизни появился кто-то еще, такой же живой, как и собака, которую так усердно гладила и ласкала сейчас мать, и с которой играла сестренка, и которую кормил отец. А она… она сидела в своей комнате и смотрела на застывшие по стенам отблески ночного города, манящего и зовущего к себе, но внезапно соскочила и кинулась к шифоньеру, и стала срывать с вешелок платья, юбки, надоевшие блузки, раскидывала джинсы, пока не нашла то самое платье, в котором она когда-то была по-настоящему счастлива в такие короткие часы выпускного. И спешила, и путалась в кружевах, пока одевала его, и бежала к окну, манящему, протягивающему руку помощи, и вдыхала ворвавшийся сыроватый аромат бурлящей жизни, и то закрывала, то открывала глаза и оглядывалась зачем-то на специально приоткрытую дверь, чего-то ждала, на что-то надеялась. Но только приглушенные звуки рекламы залетали в щель и смешивались с шумом машин и выкриками мальчишек во дворе. Ноги закаменели, по венам заструился твердеющий свинец, сердце колотилось как бешенное, и что-то словно тянуло ее назад, назад в унылую пустую жизнь, но высота манила, звала к себе, и она решилась, шажок еще один и – вот он головокружительный полет, свист ветра в ушах, шум дороги, мелькающие огни. Воздух словно смягчился, загустел, поддерживая ее, дом вытянулся, рассыпался смеющимися глазами давно ушедшей бабушки, лицами подруг, запахом маминых духов; звенел первым и последним школьным звонком, теплыми солнечными днями у реки; таял первым мороженным; и охватывал ее вдруг подкатившим к самому горлу ужасом. Она замахала руками, пытаясь оталкнуться от затягивающей высоты, закричать, позвать на помощь, вернутся, но стремительная лавина асфальта вдруг подскочила и поспешно обняла ее, словно боялась упустить свою жертву…
…В квартиру через приоткрытую дверь ее комнаты ворвались какие-то крики, вой сирен.
- Что это? – недовольно проворчала мать, - и когда ты только построишь дом за городом. Ты посмотри, эта мерзавка, опять раскидала свои шмотки да и еще окно забыла закрыть.
И она раздраженно хлопнула рамами и задернула занавески, а дверь уже разрывалась истошными воплями звонка…
Свидетельство о публикации №208040800471
Антонина Курманова 26.09.2010 08:51 Заявить о нарушении