Мой дом

Я шел по улицам города. Шел медленно, не спеша, с любопытством смотря по сторонам. День сегодня был самый обыкновенный, один из множества теплых солнечных летних дней, которые ярким, цветным платком, похожим на тонкое пляжное парео, тянутся от весны к осени. Обыкновенный, и даже почему-то лучше обыкновенного. Солнце светило нежно и ласково, не обжигая, свежий ветерок приносил прохладу, и во всем теле была бодрость, легкость и, как следствие, желание идти вперед. Вперед, к своей цели. Правда, цель моя даже мне самому казалась странной – я искал свой дом. Я искал свой дом в этих хитрых переплетениях улиц, похожих на линии на ладони, на тоненькие прожилки на зеленом листе, искал среди сотни, тысячи, тысячи тысяч других домов. Странность заключалась в том, что я, по какой-то неведомой мне причине, не знал, как выглядит мой дом и где он находится. Более того, я никогда там не был. Но я искал его и знал, что обязательно, во что бы то ни стало найду. Потому что у каждого человека есть дом. А значит он есть и у меня.
Настроение мое было приподнятым и немного взволнованным, сердце, как бокал с вином, было наполнено ожиданием чего-то неизвестного и прекрасного, ноги шли твердо и уверенно. И люди по дороге мне встречались самые приятные. Казалось, все они знали меня, хотя я не был знаком ни с кем из них. Я проходил мимо ярких, причудливо украшенных витрин магазинов, мимо открытых дверей кондитерских и кафе, откуда так приятно и заманчиво пахло шоколадом или кофе, мимо веселых, уставленных разными аттракционами парков, и люди выходили мне навстречу отовсюду. И каждый человек приветливо улыбался мне, здоровался и спрашивал, как мои дела. Тогда я останавливался и говорил с каждым. И все они звали меня, звали уйти с ними, пойти за ними, они обещали, что с ними мне будет очень хорошо. Особенно запомнился один музыкант, играющий на гитаре так красиво, что хотелось растворится в мягких волнах его музыки, стать морской солью, пеной морской, и слушать, превратиться в один только слух… При виде меня он перестал играть и протянул мне свой божественный инструмент. Я нерешительно взял в руки его гитару (играть я не умел) и – о чудо – мои пальцы сами забегали по струнам, и, совсем другая, но, тем не менее, прекрасная, музыка полилась из моих рук. И музыкант сказал мне: «Останься». Но я не мог остаться. Я не знал, где находиться мой дом и как он выглядит, но сердце мое подсказывало, что мой дом не здесь. Я чувствовал, что каждый человек, встречающийся мне на пути – будь то красивая девушка, юноша, женщина, которая годиться мне в матери или пожилой мужчина, старуха или старик – всего лишь прохожие, всего лишь мгновения моей жизни. И хотя все они говорили, что мой дом рядом с ними, я был уверен, что это не так. И продолжал идти дальше.
Смеркалось. Темно-голубая вода сумерек лилась с неба, заливая все пространство, работая, как художник, своей маленькой аккуратной кисточкой, размывая контуры, меняя очертания. Я проходил мимо совершенно разных домов –сереньких пятиэтажек, трехэтажных, новостроек в 10-16 этажей, но все было не то. Я шел уже очень долго, и хотя я все еще был уверен, что достигну своей цели, вместе с волнением в душе прорастала смутная тревога, тревога и беспокойство. Людей на улицах стало еще больше, чем прежде, но теперь они не обращали на меня никакого внимания, проходили мимо, не здороваясь со мной, не замечая меня.
Медленно спустилась ночь. Маленький человечек-маляр пришел на смену аккуратному и трепетному художнику, большой широкой черной кистью кое-как закрасил город. И все стало одинаковым и неразличимым. Я понял, что заблудился. Улицы опустели. Мне не с кем было поговорить и не куда идти. А тревога в душе все нарастала, мысли путались между собой, сплетались в паутину, связывались в узлы, теряя всякую ясность. Сквозь тревогу прорезалось одиночество, сквозь одиночество – чувство потерянности, и все это вырастало до размеров отчаяния, ощущения безысходности.
«А что, если я никогда не найду свой дом?»-- я задавал вопрос сам себе и он дрожью страха пробегал по моей коже.

Было непроглядно темно. Все, наверное, спали. И только в одном окне на третьем этаже горел свет. Я встал под этим окном и молча ждал, что будет. Через некоторое время в окне появилась молодая женщина. Она ничуть не удивилась при виде меня и спокойным, будничным тоном сказала:
; Коля, иди домой.
Меня звали не Коля, и эта женщина была мне незнакома, как и все в этом городе, но мне вдруг показалось, что мой дом именно здесь. Я поднялся на третий этаж. Дверь была открыта. Я вошел в квартиру. Передо мной стояла женщина лет тридцати, самой обыкновенной внешности, не красавица, но достаточно приятная, и одета она была совсем просто и обычно: тапочки, зеленоватый домашний халат, русые волосы были собраны в хвост. Квартира также была самой обыкновенной: обои в цветочек, шкаф в прихожей, коридор, небольшая кухня. Стол на кухне был накрыт совершенно по-будничному, его покрывала белая в синюю клетку скатерть, на которой стояла полная тарелка борща и корзинка с нарезанным ржаным хлебом. Я сел и начал есть. Оказалось, что я очень голоден, и одной тарелки борща мне оказалось мало – я попросил добавки. Странно, но я почему-то не чувствовал вкуса еды. Женщина села рядом со мной. Она посмотрела на меня и внешне также спокойно, но все же со скрываемым где-то внутри чувством, произнесла:
; Хорошо, что ты все-таки дома. Ты пришел.
Я ничего не ответил и улыбнулся одними уголками губ. Подняв глаза я увидел, что вся кухня уставлена фотографиями одного мужчины. Он был очень красив, у него были густые черные слегка вьющиеся волосы, смуглая кожа, правильные черты лица и большие голубые глаза. Правда, глаза эти несколько портили общее впечатление своей безжизненностью, отрешенностью, пустотой, они были словно остекленевшие.
; Кто это? – спросил я.
; Это ты,-- ответила женщина.
Это был не я. Но я согласился с ней, что это я, потому что, мне казалось, что так все и должно быть.
В комнату вбежал мальчик лет семи. При виде меня он остановился, дав тем самым рассмотреть себя. Он был как две капли воды похож на мужчину на фотографии, те же черные волнистые волосы, только глаза другие, живые, как будто проникнутые сотней маленьких солнечных лучиков. Мальчик смотрел на меня сначала с недоверием, но потом лицо его просияло. Он подошел ко мне и крепко обнял меня.
; Папа, ты дома, -- сказал он.
Это был не мой сын, но я ответил:
; Да, я дома, сынок.
Тогда женщина встала, высвободила меня из объятий сына, взяла меня за руку и проводила в комнату. Те же обои в цветочек, бежевые шторы, письменный стол у окна, черная лампа на столе, светящая тускло-желтым светом – комната тоже была самой обыкновенной.
; Это твой стол. Здесь ты пишешь свои книги,-- тем же будничным тоном произнесла женщина и показала рукой на книги, стоящие на полке, якобы мной написанные.
Я никогда не писал книг, но все же подошел к полке и взял одну из них, раскрыл наугад, пробежал по строкам глазами, и к моему удивлению, строки эти показались мне знакомыми. Мне в друг страшно захотелось спать. Я молча подошел к темно-коричневому дивану, прилег и забылся каким-то тяжелым, беспокойным сном.

…Спал я, кажется, около часа. Проснулся внезапно, словно от кошмарного сна, и хотя мне ничего не снилось, все существо мое переполняла тревога, сердце отбивало быструю барабанную дробь. Открыл глаза, осмотрелся. Я находился в незнакомом мне месте, в чужой квартире, в чужой комнате, на чужом темно-коричневом диване и рядом со мной сидела незнакомая, совершенно чужая мне женщина. Я не мог понять, как мог оказаться здесь да еще и заснуть. «Я не дома»,-- подумал я и произнес вслух:
; Я не дома. Я пожалуй пойду. Искать свой дом.
; Уже поздно, --спокойно и невозмутимо ответила женщина.
Я быстро встал и подошел к окну, заглянул за штору – и не поверил тому, что увидел. За окном была страшная вьюга. Ветер кружил белые крупные хлопья снега, бросал их в непроглядный мрак ночи, свистел и смеялся, как сумасшедший.
; Сколько времени я провел здесь? --боясь услышать ответ и не веря происходящему, спросил я.
; Тридцать шесть лет, -- бесцветным будничным тоном сказала женщина.
Я, как безумный, бросился к зеркалу. Оттуда на меня смотрел старик, с седыми, серебристо-белыми редкими волосами, лицом, покрытым морщинами, этой безвременной паутиной лет, с запавшими, потухшими глазами. В чертах его лица с трудом, но все же узнавались мои прежние черты. Я взглянул на свои руки. Больные, старческие руки! Теперь мне было чуть больше шестидесяти, но даже для этого возраста я выглядел слишком старым. Я обернулся и увидел, что женщина, с которой я по случайности прожил тридцать шесть лет тоже уже в годах, и, хотя выглядела она моложе меня, волосы ее также были седыми и на лице лежала маска из морщин. Я снова подумал о доме.
; Это не мой дом, -- тихо, в бессилии прошептал я.
; Это твой дом, -- ответила женщина.
; Но я знаю, что этот дом – не мой, -- сказал я громче и тверже.
; Что ж, этот дом действительно не был твоим. Я признаюсь, что обманула тебя. Мы с сыном ждали совсем другого человека, но он все не приходил и не приходил. А потом появился ты. И мы приняли тебя, потому что ждать того, кого мы хотели видеть, больше не было сил. И теперь, после тридцати шести лет этот дом стал твоим, он твой целиком и полностью. А другого дома у тебя нет.
Я посмотрел вокруг. На стенах висели мои фотографии, книжные полки все снизу до верху были заставлены книгами, на которых было написано мое имя. Я сел на темно-коричневый диван, сел и тяжело вздохнул.