Книги любовь моя

Сколько помню себя, меня всегда окружали книги. Книги были моими друзьями и собеседниками, учителями и помощниками. Когда я ещё не умела читать, то любила раскладывать вокруг себя книги с картинками и говорить с ними, придумывать содержание, которое могло быть у них, но которого я не могла ещё прочесть. Я «читала» собственные придуманные истории, и, может быть, от тех давних времён и явилась во мне страсть к сочинительству.
В детстве мне много читали вслух, читали на ночь, перед «тихим часом», во время прогулок (упоительные мгновения!), и это были самые радостные часы, которых я ждала с нетерпением, потому что они уносили меня в другой мир, возбуждая воображения и рождая перед взором яркие картинки. Чтобы я ни слушала, ни читала сама, перед моими глазами тотчас возникает некий фильм, живые образы, голоса, и в таком виде всё откладывается в памяти. Я органически не могу ни понять, ни запомнить того, что не могу представить себе в виде живых образов. Оттого, вероятно, так нелегко давались мне точные науки, казавшиеся мне «мёртвыми» из-за сухих схем, аксиом, формул, готовых и не дающих пище для фантазии.
Когда чтение заканчивалось, я долго вспоминала прочитанное, представляя себя на месте героев или вместе с ними, и эти грёзы сами по себе были маленькими детским счастьем.
Лучшим другом моего детства была огромная книга, жившая у бабушки и носившая гордое имя – А.С. Пушкин. Она была огромнее энциклопедии, так как включала полное собрание сочинений поэта, и такая тяжёлая, что я в свои 4-5 лет едва могла поднять её. А ещё – и это самое главное – в ней было много картин, портретов, рисунков, а потому перелистывание её являлось для меня неким ритуальным священнодейсвием. Благодаря этой книге, я узнала царя Бориса и Императора Петра, многочисленную родню Александра Сергеевича и его няню. А больше всего я любила сказочные картины, написанные столь ярко, что сами по себе они создавали некую иллюзию волшебства…
О, богат был мир моего детства! Перечисление читаемых сказок, рассказов повестей заняло бы, пожалуй, целую страницу. Раз окунувшись в волшебный мир книг, ощутив жажду к чтению, остановиться было уже невозможно, и я никогда впредь не расставалась со своими друзьями, никогда не покидавших и не предававших меня, но всегда утешавших, лечивших тело и душу, верных мне всегда.
Сказки сменили чудесные повести Кира Булычёва. Толстые книги в белых супер-обложках одним видом своим дарили ощущение праздника. Стоило этой книге попасть в мои руки, и я уже не могла выпустить её, зачитываясь до глубокой ночи. А ещё были Астрид Лингрен, Марк Твен, детские детективы, входившие тогда в моду, и детективы классические – Конан-Дойля и Агаты Кристи… На смену им классе в 3-м явился не менее притягательный мир Дюма, покоривший меня на довольно продолжительное время и лишь немного разбавленный сочинениями Хаггарда, и продолженный Морисом Дрюоном… С этих пор повелась моя неистребимая любовь к Франции, подкреплённая к тому и французскими приключенческими фильмами с блистательными Жаном Маре и Жераром Филиппом. «О, Франция, Дама Прекрасная…» - я всегда буду любить тебя в благодарность за те счастливые мгновения, мечты и сны, которые ты мне подарила!
Так, шаг за шагом я добралась до серьёзной литературы. Добралась очень рано и погрузилась в неё с головой. Вначале я читала бессистемно: то есть не избирая исторических времён и тем читаемых книг – брала те, к которым тянулась рука. Позднее, уже начав всерьёз писать сама, отбор книг стал более строгим. Понимая, что прочитать и изучить всё вне пределов человеческих возможностей, я решилась сузить круг потребляемого материала, взяв в разработку, в первую голову, те книги, которые содержали сведения, необходимые мне для воплощения собственных замыслов. Я стала читать с прицелом – попутно отмечая в книгах то, что может когда-нибудь пригодиться.
Литература историческая, публицистическая – мир бесконечный, затягивающий. Одна беда: даже самые интересные серьёзные книги не подарят такого наслаждения, которое дарилось когда-то приключенческими романами и иной лёгкой литературой. Впрочем, и человек с возрастом теряет способность воспринимать всё так, как в детстве, чувства притупляются, рассудок и анализ выступают на передний план, мешая подчас просто получать удовольствие от книги. Да и темы книг уже не те, чтобы очаровываться и веселиться. Стоит ли огорчаться тому? Вряд ли. Всему своё время.
Но будет неправдой сказать, что среди серьёзной литературы нет такой, какая могла бы подарить чувство упоения, наполнить душу неизъяснимым светом и радостью. Такая литература есть. Это литература духовная. Лучшие её образцы. Эти книги не взывают к анализу, не возмущают душу, но наоборот – успокаивают и вносят порядок в царящий в ней хаос. Русские писатели первой половины 20-го века, пережившие ужасы революции и гражданской войны – им, в первую очередь, удалось каким-то чудом сохранить в своей душе нечто, позволившие им написать произведения, наполненный тихой и светлой радостью, радостью, которой нет и не может быть вне Христа. Ни один, даже самый одарённый писатель-атеист не умел создать произведения, дарящего сердцу светлую радость, мир. Да и как бы могли они создать такое, когда ни мира, ни радости не было в бунтующих и непокойных их сердцах? А православные русские писатели оказавшиеся на чужбине, смогли дать пример таких произведений, читая которые, кроме художественного наслаждения, читатель получает и духовную пользу, впитывая, как пересохшая губка, драгоценные крупицы живительной влаги. Иван Шмелёв, Борис Зайцев, Иван Ильин с его книгой тихих созерцаний – вот, литература, дающая отдохновение уставшей от царящих кругом распрей душе, целительная и укрепляющая дух.
Я вспоминаю душный май этого года. Температура стремилась к 3о-градусной отметке, воздух был настолько плотен, что казался твёрдым. Но какой дивный запах стоял от цветущих кругом сирени, яблонь, черёмух, от промокшей под недавним дождём листвы! Аромат этот пьянил и кружил голову. Во дворах было тенисто, а оттого не так жарко, лишь местами сквозь ветви благоухающих ладаном тополей просачивались янтарные лучи солнца. Я садилась на скамейку, недалеко от резвящихся в песочнице детей, и раскрывала книгу Бориса Зайцева о Валааме, Алексее – Человеке Божием, Царе Давиде, Святом Сергии, Афоне, Оптиной Пустыни… Эти чудные повествования о святых и святынях сливались с душноватым ароматом сирени и тополей, со струящимися нитями солнца, и рождали единый волшебный и прекрасный мир, из которого не хотелось возвращаться. И, вот, оторвавшись от книги, я вдруг поняла, что только что была счастлива: я успела поймать за хвост комету счастья, это стремительно удаляющееся мгновение, узнать счастье в тот миг, когда оно коснулось меня легкой своей ладонью…