Каринское поле

Когда я девяти лет оказалась здесь впервые, я не имела понятия о том, что нахожусь на историческом месте, о том, что на этом поле почти 400 лет назад русский войска разбили польских интервентов, о том даже, что поле это называется Каринским. Но каждый раз, когда глазам моим открывалась эта необъятная ширь с зерцалом озера, обрамлённого деревьями, посередине, с подымающимися местами вековыми соснами, меня охватывало какое-то невыразимое чувство: трепета, восхищения – и душа моя стремилась ввысь, к лазурному небу, замершему над этим пространством. Всем существом я ощущала необыкновенную ауру этого места, и потому меня неудержимо тянуло к нему. Быстро утомляясь даже от коротких прогулок, после долгого «паломничества» к Каринскому полю я возвращалась бодрой, словно зарядившись энергией его. Много позже здесь появился вначале огромный чёрный камень, а после памятный щиток и крест, и я узнала подлинную историю этого места.
И, вот, Каринское поле… Жаркий день клонится к концу, и уже пламенем багровеет на горизонте медленно уползающее солнце. Мы пришли сюда вчетвером: я, моя подруга Кристина, её трёхлетний сын Валерка и её младшая сестра Наташа. Много раз мы бывали здесь прежде, и есть, что вспомнить. Я тяжело переношу жару, но пренебрегаю этим ради этого похода. На мне длинная полотняная юбка, облегающая майка на бретельках, просторная рубаха нараспашку. На ногах – старые босоножки на платформе с отпоротыми задниками. Обувь неподходящая для такой прогулки, обычно от неё быстро начинают ныть ноги, но в этот раз я не чувствую неудобства.
Мы с Кристиной хотим пройти к озеру, где когда-то стояли рыбацкие лодки и цвели кувшинки. Тропинка туда лежит через болото с высокой в человеческий рост травой. Мы идём по дороге и ищем эту тропинку. Наташа отговаривает нас от этого предприятия. Младшая из нас, она всегда была рассудительнее, строже и взрослее нас, взрослых дылд, ищущих приключений. Особенно подходит такое искательство мне, вечно задыхающейся, хилой и умудряющейся споткнуться там, где нет ни одной колдобины. Но никакие проблемы не смогли истребить во мне некоторую долю сумасбродства. Таковым, например, был наш с Кристиной уход на озеро несколько лет назад утром накануне отъезда. Пустынное поле, ни души, и мы – отважные, пробирающиеся к воде. Моя подруга в тот раз сорвалась в воду, и мы сидели и сушили её джинсы, после чего явились домой, где нас уже искали. Наташа, узнав об этом нашем приключении, заявила, что не пошла бы с нами ни за что. Она, конечно, права. Но скучно, люди добрые, жить по правилам! В наше неромантичное время нам нужен хоть иногда глоток романтики! В нас ещё не исчез «дух авантюризма», и мы продолжаем совершать «большие хорошие глупости». Поэтому, несмотря на Наташино недовольство, мы ищем тропку к озеру.
Нашли! Гуськом движемся по ней, боясь оступиться и провалиться в болото. Мои ноги облепляют слепни, но, чудо, даже их укусы, на которые я, аллергик, реагирую обычно болезненно, почти не беспокоят меня. Потом я с удивлением обнаружила, что ступни мои сплошь покрыты укусами. И, вот, мы на берегу! Перед нами сияющее озеро, лодки. Мы делаем фотографии на память и пробираемся обратно на дорогу.
По этой дороге мы доходим до мемориала: камень, щиток, крест. Тут же живописные пни, напоминающее языческое капище, сосны… Очередная фото-сессия, и мы отправляемся обратно. Обратный пусть – вниз. Впереди за перелеском гаснет солнце, плывут облака.
- Солнце спать ложиться, - говорит мне Валерка.
Я ненадолго останавливаюсь на возвышении, переводя дух, стараясь унять колотящееся сердце и оглядывая в очередной раз всю панораму, открывающуюся взору с этого наблюдательного пункта. Разными цветами огнится небо, дремлет сияющее озеро в окружении деревьев, вздымаются ввысь сосны… Я смотрю на эту картину, и в памяти моей возникают строки Николая Рубцова:
Взбегу на холм и упаду в траву,
И древностью повеет вдруг из дола,
Засвищут стрелы, будто наяву,
Сверкнёт в глазах кривым ножом монгола…