Гальего, внук Сусанина...

       1

       Господи, наконец-то каникулы!
       Даже – не верится: ведь каждый, покидая аудиторию «последнего экзамена» с зачёткою в руках, выходит в институтский коридор, и идёт, идёт, идёт – ничего не видя, с кем-то сталкиваясь – в каком-то сомнамбулическом трансе, так до конца и не веря – в свалившееся на него счастье….

       Каникулы! Два с лишним месяца кайфа, да ещё в статусе студента архитектурного института, дающем право – совершенно легитимно бухать и визжать - где и как попало: ведь раз ты до сих пор не изгнан – значит всё, что ты не делаешь – ты делаешь правильно!
 
       Итак, раз у нас каникулы, и мы едем на тюменский Север, где нас ждёт вовсе не то северное лето, которое навевает непосвящённому дрожь, а, напротив, несусветная жара, монолитные сибирские реки, грибы, ягоды…. Плюс – экзотическая панорама – царства бескрайних болот и белесых, выгоревших на солнце песков.
 
       Мы - это я и Гальего, окрещённый так мною - по имени легендарного тёзки из мадридского «Реала». Не знаю, как на свой прототип, – а вот на знаменитого немецкого полузащитника Берндта Шустера – он действительно похож: сероглазый и светловолосый….
       Впрочем, его мирское имя – Андрей…. А фамилия, если мне память не изменяет, довольно корпоративная. Кажется Коллегов…. Или - Колегов? Впрочем, разве это важно?

       * * *

       После полуторачасового полёта, наш самолет садится в местном аэропорту, где, когда-то, в далёкие шестидесятые, и началось освоение здешних краев….
       Ведь именно аэропорты – стали транспортными форпостами, «дорожными заставами» – Великого Нефтяного Освоения. Если Америку завоевывали и покоряли мореплаватели, то огромные пространства Сибири – отважные северные авиаторы.
 
       Кстати, именно здесь, в этом городке, вернее, поблизости с ним, – было открыто первое месторождение сибирской нефти, о чём свидетельствует огромный, непрерывно полыхающий, и восходящий к прямо небу, из земли – оранжевый факел…. Да и нефтяные качалки, неустанно качающие головами буквально повсюду, в таёжных урочищах вокруг города, настраивают приезжего - на особый, экзотический лад.

       * * *

       На одной из площадей города стоит огромный памятник – «Первооткрывателям Сибирской нефти». Он представляет собою - исполинского мужика, восторженно воздевшего левую руку к небу, и – к своим невидимым собратьям; а, в правой же ручище этого экспрессивного гиганта – плещется, льётся через край, излеченная из недр – нефть.
       Местное население как-то неделикатно именует этот величественный монумент - «мужик с соплями», видимо, имея ввиду – ту самую субстанцию, что обильно спадает ниц – с его огромной ладони.

       Впрочем, народные названия тут доминируют повсюду: так винно-водочный магазин, который мы, по странному стечению обстоятельств – посещали гораздо чаще, нежели библиотеки или музеи города – здесь называют «Вечный Зов»…. Что - как мы убедились позднее – абсолютно соответствует истине!

       2
 
       Первым нашим занятием стало празднование «Дня Прибытия»….
       На второй день – мы праздновали «Второй День прибытия», потом, соответственно – Третий, потом - Четвёртый….
       Когда первая декада торжеств была позади, моя строгая мама сказала: «Слушайте, может вам хватит - пить?»

       Мы решили, что подобный вопрос – просто неуместен: ибо каникулы, как и добротная восточная свадьба – должны искриться долго и неугасимо; как факел - на месте первого сибирского нефтяного фонтана!
       Но, так как мама – выступала генеральным спонсором нашей поездки, включая её наиважнейшую, гастрономическую часть, мы решили пойти на компромисс; и начали искать работу.

       Любой студент знает: весть о том, что ты устроился на работу – пусть даже дворником – резко повышает твою репутацию в глазах родителей. Однако – роняет в глазах окружающих девушек.
       Учитывая последнее обстоятельство, мы, издали обошли стороной – здание местного ЖЭКа, и направились в одну из близлежащих школ.

       Эта многострадальная школа уже не раз уже была жертвою моего живописного творчества, существенно пострадав - от нанесенных мною, в её интерьерах – фресок и панно. Но я, руководствуясь старинной пословицей: «Семь бед – один ответ!» - вновь решил навестить именно её.
       Ну – не в дворники же идти – в самом-то деле?
       Доверчивый Гальего, с оглушительным хрустом поедая кедровые орехи, семенил рядом.

       * * *

       …Флегматичная женщина-директор приняла нас приветливо, ведь, в отличие от своих предшественников, она ни разу не становилась объектом – моей творческой деятельности.
       Ну, в принципе, это было – дело поправимое, в чём она имела счастье - вскоре убедиться…
.
       В ходе недолгих переговоров, выяснилось, что нам предстоит оформить класс, где преподают музыку (Гальего поморщился….), и, заодно - одну из рекреаций третьего этажа, где преподавались военно-патриотические науки (Гальего - патриотически подтянулся)….
       Тем не менее, вдохновлённые - быстро полученным кредитом педагогического доверия, мы пообещали незамедлительно предоставить эскизы, и сразу отправились - осмотреть будущий фронт – наших художественных работ.

       3

       Решив начать - с самого трудного – мы отправились в кабинет музыки.
       Дело в том, что патриотическое настроение Колегова – неизбежно передалось и мне…. И, вдохновлённый настроением своего товарища, я сразу посчитал, что - нарисовать двух пионеров, а, точнее, пионера и пионерку, стоящих с автоматами Калашникова у Вечного Огня – будет делом несложным…. Тем более, что там, в этой многолюдной школе, недостатка - в патриотично настроенных натурщицах и натурщиках – не было….
.
       А вот с музыкою – было посложнее: душу терзало какое-то внутреннее сомнение, или, как иногда говорят поэты – смятённое чувство…. Как выяснилось – терзание это было не напрасным.

       * * *

       Кабинет музыки мы разыскали довольно быстро….
       Поговорив с нашем непосредственным «контактором» - учителем музыки Риммой Павловной, мы быстро убедились в праведности весьма распространённого утверждения, что – как среди художников, так и среди музыкантов – встретить нормального человека – практически невозможно.

       Отбросив политическую игривость и витиеватый дипломатический антураж, скажу так: Римма Павловна сразу показалась нам – абсолютно сумасшедшей…. И эта горькая гипотеза – быстро подтвердилась, в ходе нашей дальнейшего сотрудничества. Наше суровое провидение, увы, не подвело нас….
       Единственное, что сгладило горечь этого открытия – так это наш богатейший опыт общения с неадекватными людьми – в собственном ВУЗе, который просто кишел самобытными оригиналами….
 
       Пожив в одной комнате с челябинским сюрреалистом Старцевым, с хрустом пожирающим сухой суп – прямо из пакетов, повидав самого князя Трубецкова, выливающего этот же суп – но уже в жидком его исполнении – на головы своих собутыльников, и, будучи свидетелем пьяных полётов дизайнера Бредихина – из окна девятого этажа - я уже практически ничего не боялся!
       Даже - учителя музыки Римму Павловну.

       * * *

       Колегов, поняв, что я её не боюсь – тоже перестал её бояться.
       Озноб и лихорадка оставили его, и он полностью пришёл в себя. Более того, он даже бросил – что-то нежное – нашей музыкантше, которая, безо всяких сомнений, восприняла его слова – как ростки их будущей любви.

       Колегов, в отличие от меня, выглядел довольно интеллигентно, и его, несмотря на очевидную принадлежность к «Арху» – все же могла полюбить какая-нибудь женщина. Мне же, судя по реакции той же Риммы Павловны, это абсолютно не светило.

       Однако, забегая вперёд, замечу, что, к сожалению, Андрей как приехал на Север один, так и уехал – один, без верной подруги….
       Ни девушки-манси, в изобилии водящиеся в этих краях, ни нефтедобывающая женская поросль – его так и не заинтересовали. Хотя, учитывая, что Колегов вырос в Удмуртии, априори считающейся языческим краем, то вывоз им - мансийской девушки из Югры – такого же языческого региона, мог бы привести к вполне органичному браку….

       4

       Брак, у него, собственно, и состоялся; но он носил какой-то - заведомо временный характер, и прошёл - в весьма экзотическом, «шведском» варианте.

       Если же поподробнее остановиться на этой деликатной теме, то Колегов - попросту поселился в одной квартире - с двумя весьма фривольными девицами, имеющими в этом славном городке довольно широкую популярность, причём - весьма неоднозначную. Как я понял, к ордену монахинь – они точно не относились!
       Не знаю – чем уж они там занимались, но, судя по одухотворённому лицу Колегова, можно было заключить, что большую часть свободного семейного времени - они либо посвящают чтению таких глубоких по смыслу романов – как «Джейн Эйр» или «Унесённые ветром»…. Либо – поют древние религиозные песни о моногамной о долгой любви….

       Кстати, одна из них, – была дочерью известного в городе педагога, весьма ненавидимой многими учениками - за строгость…. За это, её подопечные, нарекли педагогическую матрону - вполне заслуженным прозвищем «Половик».
       Как сообщил мне один из изобретателей этого – ставшего, впоследствии, знаменитым псевдонима – названа она была им так – отнюдь не за какие-то успехи в половой жизни…. А потому, что – как поделился автор популярного прозвища: «Дома у нас – точно такой же половик был, из такого же грубого полотна, как и ткань её платья, причем – точно такой же расцветки!»
       
       Её прекрасно сложенная дочь, одна из периодических жён – в гареме нашего интеллигентного Колегова, судя по всему – не унаследовала аскетизм своей педагогической матери, и, полагаю, что если б ей присвоили такую же кличку, то, отнюдь – не за фасон или расцветку платья….

       В перерывах, между этими глубоконравственными чтениями и пениями – они изредка посещали местный ресторан, где надежно прижившееся здесь жульё, в жанре вестернов Дикого Запада – непременно похищало, у интеллигентного Колегова – то стул, то – кушанья со стола.
 
       Когда же местная «братва», выслушивая претензии спровоцированного ими Колегова – злорадно усмехалась и предлагала ему «выйти и поговорить», он, как и подобает бывалому студенту САИ, действовал иным путём, избегая в прямого контакта – с превосходящими силами противника.
 
       Чтоб не доставлять радость злобствующим аборигенам, он, обладая уже достаточно высоким авторитетом в местных футбольных кругах (об этом пойдёт речь – чуть ниже), попросту обращался к кому-то из сидящих в зале спортсменов, те – уже разбирались – между собой….
       А мудрый и спокойный Колегов - продолжал пить шампанское и любоваться очаровательными ножками – своих одиозных спутниц….

       Может именно этим – своим спокойствием, а также – столь вызывающим присвоением двух лучших представительниц женской половины города – он и навлекал на себя – первородную кобелиную зависть и озлобленность аборигенов?

       Да, подобно молодому Печорину, покорившему кисловодское сердце княжны Мери, наш простой Колегов, похитивший сердца двух молодых мансийских сабинянок, вызывал тугую ненависть – у своих, обделенных духовной красотою – неказистых конкурентов.
 
       5

       ….Музыкантша Римма Павловна оказалась энергичной и деловой женщиной. Она с ходу обрисовала нам своё видение будущего интерьера, завершив свои умозаключения твердым убеждением, что основной визуальной доминантой - должен стать групповой портрет двух корифеев классической музыки – Ленина и Глинки.
 
       Я, поняв, что душевное состояние нашей заказчицы близится к критическому, оставил пациентку на попечение доктора Колегова, и незамедлительно отправился к директрисе. Дело в том, что мне нужно было – как можно быстрее – предоставить ей эскизы нашей будущей работы, а создавать – даже в эскизе – портрет основоположника русской классической музыки В.И. Ленина, мне как-то – не представлялось возможным.

       Тем более, если господина Глинку - я как-то еще мог нарисовать с виолончелью там, или тромбоном, то подобрать подходящий инструмент для Владимира Ильича – мне не представлялось возможным. Как гусли, так и балалайка – для этой цели явно не подходили…. Я, например, не смог бы представить себе – историческое полотно: «Ленин играет в Разливе на арфе». Даже на – тривиальном рояле. Не вписывался в моё воображение и вождь мирового пролетариата – в косоворотке, и с балалайкой.

       Флегматичная директриса, выслушав мои доводы и сомнения, милостиво согласилась заменить спорного Ленина - на бесспорного Кабалевского; и – разнести два главенствующих портрета – по разным сторонам от школьной доски.

       Удовлетворённый этим – воистину соломоновым решением, я вернулся в кабинет музыки, где вспотевший Гальего - выслушивал драматичные монологи местной музыкальной звезды.
 
       …Надо было уходить….
       Дальнейшая полемика – не имела смысла, и, учитывая патологическую тягу местных женщин к моему интеллигентному напарнику – их диалог о музыке – вполне мог завершиться чем-то вроде нежелательной беременности.
       Об овуляционном цикле, в те годы – люди ещё не знали, а слово «презерватив», в здешних краях, приравнивалось к ругательству древних шумеров, обнаруженному на глиняной табличке, при раскопках Месопотамии.

       * * *

       Мы, судорожно и плаксиво извиняясь, попятились к дверям, и, с виноватыми улыбками, выскочили в широкий школьный коридор. А там, уже не мешкая - помчались к выходу, на который, спасительно указывал нам – синий пиктографический человечек, нарисованный на стенах.
       Коридоры школы, к счастью, были ещё не испохаблены нашей живописью, поэтому, следуя эвакуационным указателям, мы быстро выбрались на улицу.

       Римма Павловна неслась за нами чуть поодаль, на ходу излагая партитуру своей гениальной пьесы. Или – сюиты. Может быть – даже оратории!

       Выскочив на улицу, мы сразу двинулись туда, куда и влек наши души - какой-то, недавно появившийся у нас, – сугубо региональный инстинкт.
       Римма Павловна, застопорившись на школьном крыльце, что-то продолжала выкрикивать нам вслед….

       6

       Наши души, серьёзно деформированные этой встречей – с представителем смежной творческой профессии, остро нуждались в немедленной релаксации. Мы, не мешкая, отправились к магазину, именуемому аборигенами «Вечный зов»….
       Ведь и в самом деле: с каждым днём – какая-то неведомая, неодолимая сила – всё сильнее и сильнее тянула нас к этому – действительно заколдованному месту!

       Купив две бутылки лучистого «Портвейна», мы, примостившись на берегу местного Гудзона, под названием Колос, с радостью опорожнили их, любуясь на бескрайние сибирские ландшафты.

       На следующий день я принёс директрисе тщательно вырисованный шариковой авторучкою эскиз, и та благосклонно дала нам отмашку - на оформление своего храма наук.

       Мне, как человеку, обладающему более высокою иммунной системой, предстояло рисовать на стенах кабинета музыки – фрагменты известных русских опер…. А вот депрессивному Колегову, остро нуждающемуся в уединении, – досталось изображение патриотично настроенных – юноши и девушки, вметнувших свои руки – в гордом пионерском салюте….
       Там, на далёком третьем этаже, у нарисованного им же – Вечного Огня, он и провёл свои каникулярные дни, рисуя двух патетичных тинэйджеров - с автоматами наперевес….

       * * *

       А пока – наша творческая работа потихоньку раскручивалась.

       Примерно, дней через пять, после первого настенного мазка, наш милый куратор, дорогая Римма Павловна, придя в свою аудиторию, удовлетворенно осмотрела – первые вехи на пути – зарождающегося шедевра. И, как всякая неравнодушная к искусству женщина, она тут же, внесла свои рацпредложения….
       Ей сразу же захотелось - несколько реформировать наметившийся наскальный сюжет.
 
       Так, по её мнению, Царь Дадон, смотрящий на башню со шпилем – где истерично кудахтал пресловутый Золотой Петушок, – в недостаточной мере мог видеть подлетающего к нему с тыла – Конька-Горбунка.
       Она предложила перерисовать Царя Дадона, переместив царскую особу - на новое место. Там, по её мнению, открывающаяся царю панорама, была бы, по её мнению – неизмеримо богаче.
       Благодаря такому живописному фэн-шую, считала Римма Павловна, мы бы очень осчастливили сказочного монарха!
 
       Напуганный перспективой её неустанной творческой опеки, я сразу предложил ей компромисс: подрисовать в руку царю – небольшое зеркальце, с помощью которого он, как водитель в автомобиле, - обогатит свою обзорную панораму. Это позволит нам – оставить бедного царя на месте, не перерисовывая его десять раз.
       Кроме того, добавил я, это поможет поющим детям – параллельно с пением – осваивать могучее влияние оптических законов, и, проникаясь этими физическими догмами – вместе с царём Дадоном – наслаждаться сладкой гармонией, царящей между углами падения и отражения!

       Римма Павловна, пытаясь усвоить, переварить – сказанное мною, начала медленно грузиться и скрипеть изнутри – как старый, допотопный компьютер – при загрузке огромного несъедобного файла…. И, видимо, от переизбытка информации, что-то у неё внутри неслышно хрустнуло, и она надолго исчезла…. Скорее всего, она свила гнездо в Ленинской комнате.
       Теперь именно там находилось основное место её пребывания: ведь именно туда и были эвакуированы все поющие дети – на период наших живописных работ.

       7

       По вечерам мы с Колеговым ходили по гостям, предаваясь знакомству с местной интеллигенцией, с обязательным распитием напитков. Местные к нам - относились чрезвычайно уважительно – примерно, как рабочие Красного Сормово или Путиловского завода слушали, приходящих к ним – народовольцев, анархистов, и прочую вольнолюбивую студенческую молодёжь.

       Бывали там и девицы в красных блузках, которые с нами тоже – и распивали, и распевали.
       В смысле: распивали недорогое вино, и распевали песни – про узников владимирских централов, бродяг Забайкалья, а также – про арестантов Колымы и далёкого ванинского порта…. И вообще – про узурпированный и гнетущийся люд – на необъятных просторах северных территорий.
       На меня девушки особо не засматривались; что же касается Колегова – тот был по-лебединому верен – двум своим пассиям, временно исполняющими обязанности - его жён.
       Природная порядочность доминировала над ним.

       * * *
 
       Проспав до обеда, мы приходили в любимую школу, где, скрипя зубами – приступали к своей, уже заметно опостылевшей нам – работе.
       А где-то через час – после нашего появления, к нам, в школу, – подтягивались и вчерашние собеседники (и собутыльники), из числа почитателей – живописного таланта…. Посещали нас и представители местного художественного бомонда.
       Этот уютный школьный кабинет - по количеству выпиваемого вина, и живости философских дискуссий – вполне мог конкурировать с воспетым в классической литературе – богемным салоном Анны Павловны Шерер.

       Приходить к нам, в кабинет музыки – без бутылки вина – считалось дурным тоном….
       Многочисленные визитёры хорошо знали об этом, и, входя в класс, они сразу же брезгливо отодвигали ногою в сторону – ведерки с олифою и банки с эмалями…. После чего – уже заботливо и ласково – выставляли на стол или подоконник - бутылки с портвейном.

       Работа, серьёзно препятствующая интеллектуальному развитию северных территорий, разумеется – немедленно сворачивалась. Правда, кое-кто из наших гостей, перепив, иногда рвался взяться за кисть, и тогда я, чтоб успокоить этот внезапный приступ сублимации в человеке, давал ему – проолифить какой-нибудь кусок стены. Так – приятное сочеталось с полезным, а КПД нашей работы – неуклонно рос….

       Вскоре, после начала очередного импровизированного банкета, к нам спускался – с третьего этажа – и сам Гальего….
       Измученный постоянным контактом с такой фундаментальной и мистической субстанцией - как Вечный Огонь, он, с ходу, присоединялся к распитию спиртных напитков. Его лицо – на глазах теплело, оно становилось смиренным просветлённым, как у маститого иконописца XVII века….
       В такие минуты - он чем-то напоминал семинариста Хому Брута, досрочно освобождённого от отпевания панночки.

       Скоро присутствующие начинали громко горланить и брататься, и текущий рабочий день – торжественно объявлялся законченным.
 
       Среди навещавших нас в ту пору - был даже представитель Свидетелей Иеговы. А так как он не пил и не курил, то, во время философских бесед, он, чаще других, вставал на стул и – старательно олифил стену. Его вклад – в подготовку эпохального настенного шедевра, можно было назвать неоценимым, ведь на несколько раз проолифить стену – очень нелегко и муторно, и, пока мы пили – он добросовестно вершил свой рутинный труд.
 
       Благодаря этому волонтёрскому подспорью – наше дело продвигалось довольно споро, и если б он, этот верующий юноша, как и другие постоянные посетители, умел бы ещё и рисовать – школа понесла б значительно меньший моральный урон – терпя нас, и наших гостей - в своём чреве.

       Постепенно - создаваемые нами живописные творения - обретали свой стиль, и теперь на нас со стен поглядывали – не только царь Дадон, но и мужественный Александр Невский, отперевшийся на свой меч, и Иван Сусанин, окруженный толпою – нервически размахивающих саблями – поляков.

       8

       Чтоб хоть как-то разнообразить свой спортивный досуг, мы втянулись в какую-то авантюру – с розыгрышем городского кубка по футболу, и вывели команду, принявшую нас в свои ряды – в полуфинал…. Команда принадлежала какому-то малоизвестному и немногочисленному предприятию, и по местным спортивным меркам – далеко не флагману. Её выход в квартет сильнейших, был схож с выигрышем хоккейного кубка Стэнли, какой-нибудь сборной Марокко. Подобный успех привел их физорга – в настоящий восторг, и он с умилением смотрел на нас – как смотрят на спустившихся с неба ангелов.
 
       В полуфинале мы встречались с командою местного авиапредприятия, считавшегося одним из фаворитов турнира. На стадион пришло довольно много зрителей. Игра была довольно грязной и упорной, и под занавес встречи, при нулевом счете, Колегов мощно пробил штрафной. А я – головой замкнул эту передачу, и, к разочарованию многих зрителей, болевших за фаворитов – мы победили 0:1.
       Я умышленно пишу так счёт, потому что все считали, что должно быть 4:0, 5:0, естественно – не в нашу пользу….И мы, как выскочки, должны быть повержены.
 
       В финале мы играли с командой местных транспортников – также « грандов» местной спортивной богемы…. Матч завершился вничью, игра была очень жесткой, рубились мы нещадно, но, больше всех, досталось – бедолаге Колегову.
       Он, можно сказать, отдувался за всю команду, поначалу – организовав её игру, а когда наша малоопытный коллектив, заметно подустав, стал проваливаться, он бегал, словно обожравшийся допинга вепрь, по нашей штрафной, и отчаянно сражался – за троих…. Поле было сырым, песчаным, и очень тяжелым, и бедный Андрюха самоотверженно – бился, как мог!

       При битье пенальти мы проиграли: их вратарь всё время прыгал, как злобный орангутанг, нарушал правила, выбегая до свистка, однако наше возмущение - никто и не слушал! Кстати, не забил пенальти именно Колегов, однако, его – ни один из нас – даже и не посмел упрекнуть: напротив, все подходили и утешали….
       Все прекрасно понимали: если б не он, мы б, скорее всего, не сумели б – довести игру до послематчевых пенальти…. Сибиряки очень ценят мужество в других, и они, безусловно, увидели его - и в Гальего….


       Тем не менее, ничья с грандами местного спортивного Олимпа, да ещё и в финале городского турнира – это была настоящая сенсация – ведь «нашу» мелкую контору – до этого, вообще – никто в расчёт и не брал! Здесь доминируют транспортные предприятия: от них, на северах, зависит практически всё; эти конторы очень мощные и богатые. Да и народ там боевой, поголовно спортивный!

       При вручении нам наград, бедный физорг даже прослезился – почетная грамота финалиста городского кубка была первой и, наверное, последней – в коллекции его предприятия.
       У меня до сих пор где-то хранится набор красивых значков, подаренных нам - в числе прочих призов – на том далёком северном стадионе.

       9

       Помимо культурных заслуг мы не могли обойтись и без традиционных студенческих интриг. Так, например, пресыщенный общением с безмолвными персонажами моей кисти, я, в один из моментов, когда Колегов спустился с высот патриотического воспитания ко мне, в кабинет, неслышно шепнул Андрею: «Ты, слышал, Клименко-то – снова в вытрезвитель попал!»
       Клименко - был школьным физруком, и стабильная трезвость – не относилась к числу его личных достоинств.

       Римма Павловна, зашедшая на минутку, к нам в кабинет - за учебными пособиями, естественно, эту реплику услыхала. Она и среагировала мгновенно: «Как, опять? Да что же это творится!». И, тут же, стремглав, исчезла.
       Мы удовлетворённо потирали руки…. В Абвере это называлось: «умышленная утечка информации»! Конечно, мы догадывались, что у этой шутки будут последствия, но - чтоб такие….

       Утечка была организована вечером, а уже наутро - бедного учителя физкультуры, а, по совместительству, и нашего частого собутыльника Сергея Клименко – вызвали на допрос - к директору школы.
       На десять часов - было назначено заседание профкома.
       На одиннадцать – заседание педсовета.
       На двенадцать – … там пахло – уже Международным Гаагским Трибуналом!
       Скандал разгорался на глазах.
       Тяжелая участь Милошевича и Пиночета – показалась бы бедному Клименке – сахаром!

       Мы, к счастью, во время кипения всех этих страстей, мирно спали….
       Когда, в районе двенадцати часов дня, мы, как обычно, прибыли в школу - разборки уже понемногу угасали: апофеоз их, слава Богу, произошёл в наше отсутствие.

       Истерзанный и - заметно поседевший Клименко - успел к тому времени оббегать все официальные инстанции родной школы и клятвенно, стоя на коленях доказать, что хотя б на минувшей неделе – он ни разу не попадал в упомянутый вытрезвитель.

       Нас, конечно, спасло и то, что учителя обладают устойчивым чёрным юмором, и, соответственно, к чужому чёрному юмору – тоже относятся терпимо. И все драматические коллизии своей жизни - переносят стоически с большой долею этого самого юмора, воспринимая окружающее - как роковую и неизбежную реалию.

       Но, видимо, даже у Клименко – при его могучем педагогическом стаже – нервы сдали…. Что ни говори, а безумным воспитанникам нашей родной архитектурной школы, и выкидываемым ими – дурацким фортелям – очень сложно противостоять! Даже закалённому российскому педагогу.

       10

       Поначалу мы услышали отдалённый рёв…. Это был голос возмездия!
       Этот гул, неотвратимо приближающийся к дверям класса музыки, заставил меня приоткрыть эту самую дверь – и осторожно выглянуть в коридор.
 
       Картина напоминала чем-то эпохальное полотно кисти Ивана Сурикова – «Боярыня Морозова».
       В роли боярыни выступала наша славная музыкантша, а, по совместительству – доносчица и клеветница – Римма Павловна…. А вот роль саней и тяглового конского экипажа исполнял сам – незаслуженно опороченный, и оттого гневно ревущий и шумящий – педагог Клименко. Он, как подраненный буйвол – рывками волок по коридору свою обидчицу.
. В массовке этого живописного шоу, участвовала большая толпа младших школьников, динамично мечущихся возле двух ключевых фигур – музыкантши и физкультурника…. Всё это сопровождалось широкополосным звуковым сопровождением, и превосходило красочностью и акустическим эффектом – свой оригинал.

       Римма Павловна упиралась и сопротивлялась, не желая идти, словно разоблачённая инквизицией ведьма – к лобному месту.
       Физрук же, подбадриваемый толпой – из малолетних беснующихся тиффози, то тянул свою противницу, то толкал, перемещая музыкантшу вперёд, по коридору, несмотря на её неистовое сопротивление.

       Вся эта сцена так же – напомнила мне древнебиблейские сюжеты о забивании галилейских блудниц камнями.
       Картина - была весьма и весьма драматичной, и в ней как-то неуловимо содержалось нехорошее предчувствие того, что буквально в ближайшие минуты и наш милый статус – свидетелей – будет переквалифицирован в иной, и весьма нежелательный – обвиняемых…. Или, что ничуть не лучше – соучастников!
       С последующей карою, разумеется….
 
       Надо было - что-то предпринимать. Бежать, увы, уже было поздно!
       Справедливо полагая, что, в присутствии детей, физрук – ни меня, ни музыкантшу, а уж тем более – интеллигентного Колегова – бить не решится, я вышел навстречу надвигающейся опасности….

       Колегов же остался в классе…. Заслышав шум – он сразу метнулся к подоконнику, и, гулко расстегнув оконные шпингалеты, приоткрыл окно….
       Но, ужаснувшись высоты, он повернулся переполненными ужаса глазами – сначала к летящей фигурке Конька-Горбунка, а уже затем – с немой мольбою – к фигуре Александра Невского…. Потом его мольба дошла – и до Ивана Сусанина…
       И, бедный Колегов, до глубины души прочувствовав – ощущения своего далёкого соотечественника, окруженного враждебными поляками, как-то обречённо обмяк, и начал истово креститься, полагаясь на матушку-фортуну.

       11

       …Итак, сделав решительный шаг навстречу этой безумствующей толпе, я строго, как мог, посмотрел на враждующую парочку, сцепившуюся – в эпицентре кишащего осиного роя.
       «Что здесь происходит, что за безобразие - вы тут устраиваете?» – Говорил мой гневный, просто испепеляющий взгляд. – Вы забываете, что здесь вам не балаган какой-нибудь, а наша, советская школа!»

       Клименко выпустил из мускулистых физкультурных рук изрядно потрепанный торс Риммы Павловны, а та – шагнув навстречу мне, под взорами гудящей толпы, промямлила что-то невразумительное, вроде: «Дима…. Ну скажи ты ему…. Вы ж сами…. Вы ж сам что-то – про вытрезвитель говорили…. Вы ж сами говорили – про Клименко…»

       Что мне оставалось? Я холодным металлическим взглядом (в стиле Сергея Юрского) посмотрел на неё, потом – ещё строже (в стиле Маргарет Тэтчер) - на притихшего физрука, а уже затем, деланно усмехнувшись (в стиле Андрея Миронова), надменно произнес:
       – Мы, Римма Павловна, говорили о Сергее Дименко…. Вы просто - не так нас поняли…. И, наверное, что-то перепутали!
       ...Она сбивчиво попыталась – что-то промычать, а дети, словно дивизия на строевом смотре, – синхронно с физруком, переводили взгляд то на меня, то на неё….

       В коридоре повисла немая, упругая тишина.
       За дверью, в кабинете музыки, я слышал метания и всхлипы Колегова…. Он, судя по всему – судорожно искал в шкафах музыкантши - валидол или валерьянку.

       ….Первым нарушил тишину Клименко…
       - Ы-ы-ы-ы…. – Промычал он, силясь сказать что сокровенное.

       Но - сокровенное, так и осталось – невыдавленным наружу, и физрук – просто патетически простер руки над коридором, как украинский бедняк – с плаката о голодоморе…. Помедлив, он промычал:
       - Ну, нахрена, нахрена – об этом всем говорить то было? – И махнув рукой, вновь добавил своё нечленораздельное, –….Ы-ы-ы-ы-ы….
       После чего, он резко развернулся, и, пробравшись сквозь толпу, умчался вниз, к себе в спортзал….

       …Я зашёл в кабинет музыки. В воздухе густо пахло валерьянкой. Бледный Гальего стоял у окна, и держался за спинку стула, готовясь отбиваться до последнего….
       Римма Павловна ушла в Ленинскую Комнату, где вскоре должен был начаться очередной урок музыке.

       12

       Физруки, в том числе и пострадавший Клименко – невзлюбили нас.
       Я попытался объяснить ему, что всё это - форменное недоразумение. Но он - не верил!
       Дело в том, что я уже работал в этой школе, в том числе – и оформлял стены спортзала, и уже тогда бедный Клименко - изрядно натерпелся от меня…. В том числе и – от тематики, связанной с вытрезвителем…. Полагаясь на его короткую память, я думал – он забыл мои прошлые грехи…. Ан, нет!

       ….Римма же Павловна, как настоящая леди от искусства, - не могла на нас долго обижаться, и вскоре мы – с нею помирились….
       Она рассказала нам ужасную историю – про своего нынешнего кавалера, который, по её словам, усиленно пытается затащить её – на какой-то гала-концерт местных рок-групп, чрезвычайно, по её словам – бесталанных и вульгарных….

       Она же, как истинный ценитель музыки, категорически не хотела участвовать в этой псевдомузыкальной оргии, и ни за что - не хотела туда идти! Но её горячий поклонник, заранее приобрётший билеты, всё же - настаивал на своём.
       Её утончённая натура – упрямо отказывалась от этого преступного соучастия; а её любовный роман – был под угрозой распада.

       * * *

       Мы с Колеговым, заочно испытывая уважение к её кавалеру, базирующееся – на чисто мужской солидарности – подсказали ей компромиссный вариант.
       - Римма Павловна, а вы пойдите с ним на концерт, чего ж мужика-то расстраивать! – Участливо заблеяли мы в один голос с Гальего – точно сказочные козлятушки-ребятушки. – Вы пойдите, пойдите…. А там, на концерте, два комочка ваты – в уши воткнёте, и сидите себе преспокойненько! Делов-то!

       Судя по восхищенно раскрытым глазам Риммы Павловны, наше предложение - привело её в тайный восторг.
       А мы, глядя на её широко раскрытые уши, не сговариваясь, подумали – туда уйдет не один килограмм дефицитной в то время – медицинской ваты….
       Вряд ли она – стала б пользоваться, для реализации нашей идеи более доступными – стекловатою или паклей….

       Зато, с этого момента, мы с Гальего – словно мексиканские падре из мыльных опер – стали «поверенными во всех делах» нашей дорогой Риммы Павловны: и советниками, и психоаналитиками…. Её – лучшими наперсницами! Аринами Родионовнами.

       Наши консультации – по актуальным житейским вопросам - существенно поддерживали моральный дух нашей нервной подопечной, и распространялись – практически на все сферы её жизни: от производственной – до сексопатологической….

       …Придя на следующий день в школу – после принудительного посещения концерта, она подробно рассказала нам об этом псевдомузыкальном бедламе, и, особенно акцентировано остановилась на детальном описании своего вызывающего, протестного поведения…. Римма Павловна особо отметила также, что она сидела - на первом ряду, вальяжно положив - нога на ногу, а рекомендованные нашим консилиумом куски ваты – демонстративно торчали из её ушей!

       Наша интенсивно растущая дружба привела ко многим трогательным моментам, отмеченным искреннею человеческой теплотою.

       Во-первых, она перестала играть роль мэтра современной живописи, и давать нам категоричные советы по колористическому и композиционному решению – наших настенных фресок, должных в скором времени – украсить её кабинет.

       Во-вторых, она пригласила нас к себе в гости. Мы, немного стесняясь, посетили её уютную «малосемейку», и деликатный Колегов – даже выпил с нею – немного портвейна… Портвейна типа «Агдам», любезно предоставленного нам – из её домашней коллекции.
       Мне, кстати, показалось, что на тот момент, вся её коллекция - состояла именно из этой, одной-единственной бутылки.

       13

       Дух её небольшой квартирки - был всецело проникнут энергетикой древнего народа манси, к каковому, она, видимо, имела самое непосредственное отношение….
 
       Колегов, время от времени, брал в руки различные гравюры, подаренные ей – её многочисленными поклонниками, и, вдохновенно расхваливая их на все лады!
       Он громко отмечал – несомненную талантливость их авторов, а также – гениальную стилистику…. И, главное – печать вдохновения, которую способна внушить творцу – только такая самобытная женщина и прекрасная хозяйка, каковою и была – наша милейшая музыкантша!
 
       Римма Павловна – просто млела от счастья, а сам Коллегов – напоминал военного эксперта-искусствоведа, наткнувшего – на тщательно спрятанный клад, в котором отступающий враг, спешно бросил – самые бесценные реликвии.
       Судя по количеству трофейных экспонатов – Римма Павловна не теряла времени даром, и её муза находила своё воплощение – во множестве шедевров, оставленных ей на память – многими местными творцами….
 
       В целом, атмосфера нашего визита - была самая наиблагоприятнейшая, и мы, упиваясь счастьем нашего культурного общения, допили коллекционный «Агдам».

       * * *

       Ну, а на третьем аспекте – нашей великой дружбы, получившей своё новое развитие – хотелось бы остановиться особо.

       Ведь он-то и лег – в основу красивой Югорской легенды, отраженной в заголовке данного повествования…. Ведь, именно – благодаря этой дружбе, Колегов, пусть и ненадолго, стал всеми почитаемым человеком, внуком – героя российского национального эпоса! Причём – ни кого-нибудь, а самого Ивана Сусанина!

       А стал он – близким родственником, легендарного русского героя – так… Римма Павловна не была б – Риммой Павловной, если б для неё существовали хоть какие-то ограничения - как в личном саморазвитии, так и воспитании – подведомственных ей детей.
       Вскоре она прибегла – к весьма своеобразному приему, целью которого было – создать некий синтез – музыкального и живописного искусств.

       Жертвами этой новации стали бедные дети, и, конечно, мы, её лучшие друзья – я и Колегов.
       Выглядело это – примерно так. Когда какой-нибудь шестой «В» - побеждал в певческом состязании, между классами, то, в этот коллектив-лауреат - в качестве слушателей – приглашались высокопоставленные гости.
       Это считалось поощрением. Исполнять роль – этих самых высоких гостей, по несчастью, выпало нам. Причём – не один раз!
 
       14
 
       Выглядела эта обоюдная – наша и детей, экзекуция – примерно так.
       …Нас, в заляпанных краскою халатах, под конвоем из трёх-четырёх отличников, специально присылаемых за нами - вводили в Ленинскую Комнату…. И – ставили к стенке, что было весьма символично.
       Мы стояли у стены – как два обречённых, но гордых коммуниста – на картине художника Б.Иогансона «Допрос коммунистов».
       После чего Римма Павловна, как командир расстрельного взвода, давала своим бойцам отмашку – и дети обреченно завывали хором: «Встает моя заря…Заря алая….»

       Мы вжимались в стену, и с содроганием – смотрели в безумные глаза детей – винтовочными стволами – направленными на нас.
       Параллельно с воображаемой зарёй, алели и наши смущенные рожи: нам было очень и очень неуютно – стоять вот так, распятыми – под мощным давлением, консолидированных вокальных децибел.

       Десятки округлённых детских глаз с немой мольбою – взывали к нам, словно мы были представителями театра «Ла Скала», и именно от нас зависело – всё будущее в их жизни: миллионные оперные контракты, яхты, свет софитов и широкие ковровые дорожки – в Голливуде и Монте-Карло….

       После двух-трёх поощрительных «прослушиваний», мы с мольбою обратились к Римме Павловне – избавить нас от этой почетной миссии.
       Она, с плохо скрытым сожалением, согласилась….

       * * *

       Но её неугомонная натура не давал ей покоя, и, буквально через пару дней, она вновь выкинула очередной фортель.
       Когда я спокойно и задумчиво писал заснеженные ели, и синие тени на снегу – в дверь настойчиво постучали.

       …Я открыл, и – в заставленный банками с краской и прочими художественными причиндалами класс – ворвались пятеро детей.
       Они довольно самоуверенно прошлись – по разбросанным на полу газетам, и стали важно, по-инспекторски – разглядывать изображения на стене.
       Как мне удалось выяснить, это были лучшие певцы из того класса, урок в котором, в эти минуты - вела Римма Павловна.
       То есть, она решили предоставлять лучшим из лучших - что-то вроде права на экскурсию – в будущий класс музыки, где шли живописные работы.

       Мне её затея не понравилась: снование детей туда-сюда, пусть даже – самых лучших , между банок с краскою – меня не устраивало.
       Единственное, что пока меня успокаивало – эти визиты носили краткосрочный характер.

       * * *

       Однако, когда уже третья или четвёртая по счёту группа, влетевших в кабинет детей – начала бесцеремонно разглядывать настенные изображения, меня эти визиты стали «доставать».
       Дети же, внимательно просмотрев всё отображенное на стенах, и, особенно тщательно осмотрев – окружённого врагами Сусанина, разочарованно изрекли:
       - У-у-у…. Мы-то думали – он живой, а он, оказывается, нарисованный….

       И тут у меня в голове – мгновенно родилась довольно свинская идея.
       Медленно, и с расстановкой, положив кисть на стол – я чрезвычайно слащаво, с расстановкой – сказал детям:
       – Ну, что вы, милые! Иван Сусанин давно уже умер…. Но, зато внук его – жив!
       …Заинтригованные дети – ошеломлённо смотрели на меня, с нетерпением ожидая – что же я скажу дальше?

       …Выждав нужную паузу, я добавил в голос – максимум торжественности, а в выражение лица – глянцевой помпезности, и гордо изрёк:
       - И он, по счастью, сейчас приехал в ваш город! И, сегодня – даже работает в вашей школе! Вам просто повезло! Вы можете его увидеть! Своими глазами!

       Дети остолбенело уставились на меня. Их широкие глаза – были полны неподдельного изумления.
       - Да, да, - с той же милою, слащавой улыбкой, продолжил я, - он - известный советский художник, и сейчас он здесь, в рекреации третьего этажа, где рисует панно – с пионерами.
       Я полагаю, что если б известная передача – «От всей души», во главе с «тётей Валей» – легендарной Валентиной Леонтьевой – видела меня в этот момент, то, я, наверняка – получил бы вакансию соведущего.

       * * *

       Дети быстро переглянулись и - с криками ринулись искать внука легендарного героя!
       В этот момент прозвучал звонок на перемену, и весь коридор наполнился этой – грохочущей, клокочущей и кричащею – оравой!

       15
 
       Естественно, бешено летящие на поиски Колегова дети - сталкивались с такими же, как они, бешено летящими им навстречу….
       Они сталкивались, их портфели летели в разные стороны, и, вскочив на ноги, они быстро обменивались друг с другом сенсационной новостью друг с другом: «ты знаешь, там, на третьем этаже, работает «сам внук» – самого Ивана Сусанина!»
 
       Короче, когда, быстро разросшаяся до огромных размеров рокочущая толпа - достигла третьего этажа – рабочего места Колегова, знаменитый потомок легендарного дедушки тихо раскрашивал полыхающие сполохи Вечного огня. И ни о чём – пока – не догадывался.

       * * *

       Мирный размеренный труд школьного баталиста - был прерван грохотом сотен ног и множеством истошных воплей.

       Я, всё бросив, помчался за детьми, что посмотреть на эту трогательную сцену.
       Когда я прибыл, месту встречи внука Сусанина – с народом, действо уже достигло кульминации. Колегов, стоящий на школьном столе, развернулся лицом к детям, как белый миссионер, захваченный толпой папуасов.
       Опустив кисть, и – ничего не понимая, он испуганно смотрел - на стремительно прибывающую толпу….
       Наконец, он тихо, трогательно, голосом сельского дьякона спросил:
       - Дети! Что случилось?

       Один из наиболее отчаянных школьников вышел чуть вперед, и, дрогнувшим от волнения голосом, спросил:
       - А, правда…. А, правда …. Что…. А, правда, что вы – внук Ивана Сусанина?

       Вместо ответа – Колегов недоумевающим взором оглядел поверх детских голов школьную рекреацию, и, убедившись, что кусок моей рожи, выглядывающий из-за косяка – это вовсе не галлюцинация – сразу всё понял….
       И горько, как прозревший отец гомосексуалиста, или – предателя Родины, сказал опустошённым голосом:
       - Да…. Правда…. Идите, дети, учитесь…. – И ни один мускул не дрогнул на его арийском лице.

       * * *

       ….Ошеломлённые услышанным откровением, печального потомка, дети молча расходились, стараясь не толкаться и громко не разговаривать
       Они были просто потрясены этим, – внезапно обрушившимся на них – соприкосновением с живою легендою, с дыханием столетий!
 
       Внук великого, многократно воспетого человека - стоял буквально в двух метрах от них, неся на своём челе героическую печать Истории Отечества. И она, эта неуловимая метка легенды, отчетливо читалась - в его мужественных, нордических глазах.
       Безусловно, она незримо присутствовала, и – в изображенных им – пионерах с автоматами наперевес…. Во была во всём – к чему бы не прикасалась его мужественная длань….

       16

       Колегов потом – долго не разговаривал со мной; но потом – нас пригласили на шумную уездную свадьбу, и это гульбище – нас примирило.
       Но и там – Андрей умудрился проявить свой мужественный, поистине сусанинский характер. Фамильные гены проявили в нём – и ту родовую смелость, и те недюжинные лоцманские способности – что возвеличили когда-то – и его знаменитого деда.

       А началось всё с того, что в самый разгар пьянки, один из аборигенов, внезапно схватил огромный тесак, и, словно сеятель с плакатов Пролеткульта, начал широко – от плеча до плеча - размахивать им…. Его хищная десница – вооружённая сверкающим ножом, летала – туда-сюда, словно он разбрасывал зерно - по своей незримой пашне!
       Помахав вокруг, он двинул прямо на гостей, которые с визгом шарахнулись от него – в разные стороны!

       Колегов часть гостей эвакуировал в спальню, другая – с воем, самостоятельно умчалась на кухню, задраив наглухо двери.
       Остатки набились в узенький туалет, вход в который, изнутри, доверили охранять мне.
       Сквозь приоткрытую дверь я хорошо видел, как перепивший орангутанг, ничего не видя перед собой, и, ритмично размахивая ножом, словно робот – на японской выставке, вышел в подъезд, а затем – и на улицу.

       Высыпавшие из укрытий гости, разделились на две половины.
       Первая гневно, по-корсикански, призывала настичь Терминатора, и набить ему рожу…. Вторая предлагала – закрыться и «залечь на дно»!

       * * *

       Но Колегов – поступил иначе….
       Поняв, что все на свадьбе – более-менее знают другу друга, и мордобой, как форма воздействия – неприемлем, он, вопреки традициям Сицилии и Кавказа, решил бороться со злом – не «после», а «до»…. По-сусанински….Он, как и его великий дед, решил по-своему – нейтрализовать врага….И, если дед Иван – заманивал врагов в непроходимое болото, то его героический внук – решил затянуть врагов – в непролазные трясины пьянства….
       
       Поняв, что это инцидент «с сеятелем» – может перерасти в систему, Колегов решил «обесточить» всех вероятных дебоширов, заведя их, как другой дедушка – Фрейд, в дебри бессознательного. Согласовав свои действия с модератором вечеринки, Андрей – за пятнадцать минут – обошёл всех наиболее буйных представителей местного истеблишмента, и как кудесник, на зависть любому Кашпировскому – уложил их под стол!
       Это был великий сеанс «группового ступенчатого гипноза», когда-либо – виденный мною…. Что-то вроде гроссмейстерского сеанса одновременной игры, когда великий игрок, поочерёдно обходя одного за другим противником, по одному – выбивает их из игры, не оставляя им – шансов….

       Андрей подсаживался к потенциальному буяну, и доверительно приобнимал его – левою рукой за плечо…. А затем – ласково начинал шептать тому на ухо – какой-то скабрёзный анекдот.
       Пока притихший хулиган расплывался в безмятежной улыбке, Колегов, по-шулерски, наливал ему стакан за стаканом, и, ободряюще похлопывая того по плечу, нахвалил его – как ребёнка….Усыпив бдительность своего подопечного, он, по-мефистофельски, пришёптывал тому, приговаривая: «Ну, а теперь – за маму! А теперь – за бабушку…. А за удачу-то, за удачу, братан, мы ведь – так и не выпили!»
       Проходило буквально пять минут, и «братан» – теряя сознание, сползал вниз, с лавки, и бездыханно падал под стол!

       Деятельность Колегова – оказалась чрезвычайно полезною для общества. Во всех отношениях.
       Во-первых – свадебные лавки были довольно неуклюже сколочены, и от этого – ноги гостей быстро уставали…. А когда что-то, вроде удобной подставки, появлялось у них под ногами, то гости – охотно использовали эту бытовую новацию, изобретённую – всеобщим любимцем, дизайнером Колеговым….
       Незаметно, за болтовней, пьющие, вдруг, обнаруживали, что теперь, наконец-то, можно и ноги – на что-то – поставить! Господи, как удобно-то! И, облегченно потирая затёкшие бёдра – они с вдохновением кричали: «Горько!»
       Во-вторых, за столом, – сразу появились дополнительные свободные места! Распрямив плечи, гости, дружно сдвигались к эпицентру образовавшейся воронки, смыкаясь – как раз над тем местом, где ещё недавно сидел собеседник – Андрея Суса…тьфу, ты. Колегова. Собеседник, так рано и безвременно – их покинувший!

       …А неутомимый Колегов, между тем, неслышно подсаживался к очередному пациенту и – что-то ласково – шептал ему на ухо.
       После двух-трех минут – этой завораживающей беседы, и пары стаканов водки, чуть ли не насильно влитых в бедолагу – нашим новоявленным Робинзоном, обессиленный «экстремал», бесчувственно сползал под стол, вслед за своими буйными сотоварищами…. И, тем самым, освобождал новое место – для более покладистых и спокойных гостей.
       Вскоре, «обработав» всех проблемных визитёров, Андрей отправил их – в глубокий, длительный нокаут….

       * * *

       За столом - воцарилась атмосфера мирного и искристого веселья
       Таким образом, наш былинный герой Гальего – преобразовал вредный и агрессивный застольный элемент – в чрезвычайно полезный и миролюбивый….

       
….

       16

       ….Но, пришёл день «Х», и наступило время – прощаться с городом первооткрывателей сибирской нефти….
       Вздыхающая мама уложила в мои сумки – несколько банок дефицитных, в то время, мясных консервов, пять упаковок – недоступного тогда сливочного масла, и с десяток пачек – ленинградского «Беломора», предназначенных нашей институтской бабушке-лифтёрше, именуемой, среди студентов – «белый гриб».
       Иногда их с удовольствием покуривали и известный общаговские философы и живописцы.
       Что-то достать, из перечисленного ассортимента, в Свердловске – было довольно сложно, а в городах тюменского Севера – всё это продавалось свободно.

       * * *

       По стукающим плитам местной дороги-«бетонки», словно вросшей в бескрайние просторы из белёсого песка и зелёных мхов, мы приехали в местный аэропорт, чей футбольный коллектив был совсем недавно – и так неблагодарно – повержен нами с Колеговым.
       Огромные пространства болот, усеянных морошкою, клюквой и брусникой, а также – раскиданными до горизонта – пушистыми коврами багульника – приветливо шумели, провожая нас. Сосны - церемонно кланялись нам вслед.

       Вскоре мы зашли - в специфично пахнущий салон самолёта, и нас поприветствовала стюардесса, попутно сообщив, что: «…рейс по маршруту Урай – Свердловск будет проходить на высоте – пять тысяч метров…. Время полёта…. Ориентировочное время прибытия в аэропорт Кольцово – четырнадцать часов пятнадцать минут….»

       Колегов вскоре заснул, а я грустно смотрел – на проплывающие в иллюминаторе огромные пространства тайги…. А в голове проползали - красными мигающими огнями – живущие в этих краях, словно диковинные животные, слова-названия: «Югра», «урман», «Шаим», «ронжа»…. И – усатое, шумное лицо - физрука Серёги Клименко….

       …Колегов спал, и рука его – инстинктивно скользнула вниз, по ручке самолетного кресла, словно отыскивая – её руку…. Руку – той стройной мансийской девушки, которую мы, непременно, должны были б – отсюда увезти….
       Хотя бы – в качестве редкого, экзотического трофея….