3

Тонкий лучик солнца на полу, аромат орхидей, лёгкая зябкость. Она сидит не здесь, она – в мире своих дум. Она вынуждена жить в этом маленьком пыльном убежище, которое то и дело заставляют цветами, стараясь скрыть его захламлённость. Громадные, нависающие, комически-готические стеллажи с книгами – что хотите, Гомера или пособие по фотографии? Полки ломятся от дисков, кассет, сувениров и всякого хлама. По полу раскиданы рисунки, наброски, зачёркнутые, полураскрашенные, исписанные, разорванные, не замечаемые и не убираемые. Библия и Коран на сканере, учебники на телевизоре и чёрти что в голове. Озябшие пальцы, невидимые аккорды, тонкий аромат, скрип двери.
Отец молчалив и обижен – как всегда. Он не понимает, как можно валяться на полу, разбирая рисунки с включённой музыкой и занятым компьютером. Он ворчит про себя, но всё-таки приносит в комнату то, ради чего пришёл – огромный букет вянущих белых роз. Захватив пару вещей, он укоризненно глядит на неё.
«И никакого внимания мне. Тебе всё это заменяет жизнь, воздух и еду. Ни минутки, а я должен просить тебя уступить. Просить – самое большое унижение, ты не знала, девочка? Я уйду. Я уйду, так и быть».
Его ленивые, занудные, каждодневные мысли – она этому уже не удивляется. Она поднимает телефонную трубку и задумывается. Что она может сказать? Зачем звонит? Выходной – время скуки, болтовни, пыли, солнца и озябших пальцев. Привет? Ну привет. Как дела? Нормально. И у меня нормально. Ну пока? Пока…
Она поднимается с пола и невидящий взгляд устремляет в хлопнувшую дверь. Тягостно и странно. Белые розы в канистре, засохшие мандарины, винтики, шпунтики, прибамбасики, музыка из колонок, мягкие игрушки и многострадальный стол. Она берёт уже упавший лепесток и вдыхает запах. Запах терпкий, резкий, проникающий тысячами иголок по тысячам сосудов. Неожиданно голова кружится и, как в нелепой комедии, она хватается за стул, опрокидывая его вместе с собой, в танце, в падении, в шоке, в неосознанном оглушении. Она лежит – ей больше нечего делать.
«Неужели у меня нет хранителя? Или, может, они все надеются, что это моё тихое счастье – жить в маленькой захламлённой комнате и плакать в ванной в текущим краном, биясь головой о стоящую рядом стиральную машину? Или, может быть, это моя судьба – болтать по разу в месяц со знакомыми студентами и не давать списывать одноклассникам? Смотреть на их круглые красные лица и рисовать на переменах их шаржи? Смотреть на уроках вместо доски на слепого мотылька, медленно сгорающего на лампочке? Орать дома до хрипоты, а потом с месяц вообще не разговаривать? Постоянно чувствовать, как что-то чёрное падает в тебя день за днём?»
Она лежит и слушает музыку. Затем поднимается и выбегает на улицу – без ключей, накинув едва-едва куртку и захлопнув дверь. Так часто принимаются ей решения – от того, что надеть, до того, ночевать дома или нет. Внезапно, без осмысления, без раздумий и философий, с пеленой в глазах и кошачьими движениями.
Свежий, влажный, словно губка, воздух принимает её в свои объятья.
Потеплело.
Её причуды порой достают и её саму. Не в этот раз – уж лучше кутаться в куртку и бегать по двору, до изнеможения, вытряхивая себя из наваждения и наваждение из себя, уж лучше просить гитару у подростков и, осмотрев, тут же возвращать. Уж лучше так, чем никак – вечное, безумное веселье, лишь бы было что-нибудь кроме черноты и глаз Кота по полнолуниям. Ей так безумно хочется сделать что-то, но фантазия так и не желает просыпаться. Она – дух, бесплотное создание, без имени, без увлечений, без друзей, без иного выхода, кроме как терпеть и ждать очищения. Иногда показывать другим правду и тихо-тихо смеяться.
Ей никогда не понять себя…

***

Солнечно. Небо излучает лазурный свет и отражается в стеклопакетах. Тонкие ветви деревьев рисуют на нём различные картины – принцессы, замки, драконы, инопланетяне, соседские собаки… Дома будто светятся, купаясь в солнечном свете, и весь мир, кажется, улыбается тебе.
Два слова – началась весна.
Девушка идёт и отвечает миру улыбкой до ушей. Легко, неожиданно легко на душе. В голове непостижимым образом отбивают чечётку джентльмены в строгих костюмах под развесёлый вальс и высокий, потусторонний голос. Вокруг проносятся улицы и медлительные люди. Быстрей, ещё быстрей! Убежать в ритме вальса от всего - раз, два, три, раз, два, три. Купить открытку в ближайшей палатке – дурацкое «Люблю тебя» и два сердечка. Пусть, пусть думают, что я счастлива – ведь я и сама сейчас в этом уверена!
Волосы развеваются, глаза горят, губы растянуты в улыбке – идеальные условия для сумасшедшего танца. Идти, бежать с беспечностью – куда-то занесёт, долго ли домой добираться? Купить растворимый кофе на оставшуюся мелочь и, обжигаясь и подставляя лицо ветру, брести с пластмассовой кружкой. Чёрт с ним, с домом. Кто там у нас поблизости живёт? Правильно, люди. На которых иногда интересно посмотреть – в их же жилище, со своей, абсолютно своей точки зрения. Где-то старушка говорит с соседкой – надо чувствовать себя причастной ко всему, в том числе к сплетням. Там сидит парочка со включённым светом – негласный знак: мы тут! Вы нас видите? Вот сейчас мы погасим свет, и нас не будет, идёт?
Танец, ветер. Закружиться, завихриться, и понять, что что-то не так.
Слишком силён этот ветер.
Вырывает волосы, толкает в неизвестном направление. Заглушает вальс и голос, оставляя чёткие, ритмичные удары каблуков о паркет. Туда, и ещё раз завернуть. Не спорь со мной, девочка, я – ветер, я сильнее тебя. Тебе надо туда, и точка. Вот так, правильно, надень капюшон. Следующая остановка – бесконечность…
Девушка остановилась и, как только ветер утих, повалилась наземь, продолжая движение. Она смотрит с непониманием на себя, на асфальт, на расколовшуюся пустую кружку и огромное здание буквой «п», так мягко и по-хозяйски обнявшего яркий детский двор.
Воспоминания прошлого – как же можно забыть то детское восхищение? Тепло и веселье вот этих, например, качелей? С них никогда не упадёшь. А вот здесь был большой вытоптанный участок, теперь – удивительно! – густо поросший травой. Она оглянулась. Да, так и есть. Облезлая дверь. Один год житья у прабабушки. А к кому идти? Разве что… разве что к Ане, давней знакомой, которая старше её на пять лет. Да, пожалуй, именно этого они и хотели. Кто «они»? А разве сейчас это важно? Заодно и подругу повидать…
Она поднимается по свежевыкрашенной нарядной лестнице – пятый этаж, дверь рядом с лестницей на чердак, всё просто и понятно.
 - Привет, Ань. Узнала?
 - О, дурдом на колёсиках припёрся! Заходи, гостем будешь! Смотри не повтори судьбу предыдущего… гостя…
 - Можно поинтересоваться о нём?
 - Не… не надо. Да ты проходи, садись, пойду чай вскипячу.
Это было определяющей чертой Ани – ничему не удивляться и приспосабливаться к любым условиям. Весьма полезная черта для дьяволом носимых черноволосых девчонок, заваливающихся к ней в гости.
 - Да, Ань… забыла спросить, ты не против, если я сделаю вид, что я произвожу дома уборку? – последовало утвердительное «Угу». Убедившись, что госпожа Анна со временем не изменилась, девушка прошла в огромную светлую комнату. Правда, комната была более чем спартански обставлена – кровать, стол, стул, ноутбук.
 - Ах да, сидим мы на подушках, возьми с кровати, на стуле ночует кот! – Аня вошла с двумя бокалами и чайником.– Никогда не пила чай из бокалов? Попробуй, вкусно. Другой посуды, окромя блюда, не водится.
 - Да бог с ними, с бокалами… Ань, ради бога, расскажи мне о себе… мне интересно.
 - Ну да. Что может быть интереснее – поахать над историями других? Ладно, кошмар психиатра, слушай…

Девушка вышла на лестничную клетку – посмотреть в окно и просто обдумать происходящее и услышанное. Значит, кошмары. Значит, заброшенный город. Значит, чёрт побери, тяжесть и безнадёжность? Как же знакомо…
Как и знаком лопоухий пацан, сидящий за спиной на ступеньках. Как тебя там… Артём… или Антон? Да, точно, Антон.
 - А почему без гитары? – резкий оборот, расширенные зрачки и выпавшая сигарета.
«Кажется, он действительно в шоке».