4

 «Ты должна это сделать.»
Холодный пол, старенькая деревянная дверь, облезлый, советских времён письменный стол, диван на гнутых ножках. Чёрное, чопорное, уже давно не лакированное пианино с затейливой резьбой. Пожелтевшие костяные клавиши тихо шуршат, шепчут:
 «Должна-должна. Отпусти её, Марго. Поверь мне, я в два раза старше тебя по своему истинному возрасту. Давай, возьми трубку. Да, вот так. Набирай номер… Зачем же ты бросила трубку… Марго… Марго?»
 - Нет, Плачущая, ты можешь говорить что угодно, но я знаю, где ты была и что ты говорила. У тебя чувства атрофировались, а я жить хочу! Понимаешь – Жить, а не Существовать…
Она сидит на полу, уткнувшись лицом в колени. Музыка, слетающая с клавиш вместе с шёпотом, мягкими ударами сотрясает, заставляет сердце биться. Страшно. Страшно всего и сразу: куда, когда, с кем, что делать и что знать… Кого предавать и какой долг исполнять. Как объяснить, в конце концов. В уме – диалог и низкий голос с шуршащим акцентом и легко-истеричными нотами.
Чёрт с тобой, Плачущая.
Она тянет руку – и трубка, словно испугавшись, испуганно визжит, заполняя трелью весь воздух и грубо перебивая старое пианино.
«Ответь», - властно протянул инструмент.
«Ответь», - истерично визжит телефон.
«Ответь», - сказал в голове шуршащий голос.
Она берёт трубку, нарочито холодным тоном произносит:
 - Да, это Марго. Что? Срочно поговорить? Ратуша? Ах, ресторан так называется? Отлично, Лиса. До свидания.
«В путь», - коротко высказались клавиши. Крышка с грохотом захлопнулась, показывая, что тайм-аут окончен – пора собираться на перекрёсток.
Вниз по лестнице, пять минут пешком, за угол, ещё десять минут, купить билет, вниз на 3 остановки, красная вывеска, третий столик. Второе место. Место второе всегда, тут уж ничего не поделаешь.
Естественно, Лиса собственной расчётливой персоной уже была там. И, естественно, сейчас начнёт упрекать. Может, выбить ей челюсть и убежать? Или расплакаться и признаться?
«Признаться... Марго, ты не ведаешь что думаешь», - насмешливо сказал голос. – «В чём же признаться? Может, в том, что должна убить, пусть даже морально?» Морально… Аморально… Всего лишь слова.
 - Привет, Рита.
 - Не надо называть меня…
 - Я буду называть тебя как хочу, - отрезала Лиса.
 - Ну уж нет! – вдруг спокойно сказала Марго. – Я могу требовать, чтобы меня звали только Марго. И для тебя никаких абсолютно исключений не будет.
 - Выросла из платьица? В Детском Мире уже на размер больше покупаешь? – помолчав, угрожающе сказала Лиса.
 - Когда ты перестанешь издеваться??? – зло повысила голос Марго. Не хочу обидеть, но…
 - Да говори, не обидишь, ты мне и не такое говорила – помнишь?
 - Так вот. Всю жизнь ты наживаешься на других. Всю жизнь! Зачем ты мстишь всем и каждому? Зачем ты ищешь в других только плохое? Подминаешь под себя людей? Если тебе неприятно или хочется поиграться, не лучше ли помолчать??? – после этих слов и ещё маленькой паузы из Марго словно бы выпустили воздух. Она обессилено упала на спинку стула и краем глаза увидела в зеркале отражение бледной светловолосой девушки, с рассеянной улыбкой поигрывающей красным камнем на цепочке. «И сюда добралась, Плачущая? Зачем? Я бы и так решилась, но не так…не так…»
«Не так резко», - подсказал порыв ветра.
 - Знаешь, я принимаю твоё предложение. Я… попробую. Слушай, сходишь со мной в дамскую комнату? – последнее предложение в устах Лисы звучало особенно нелепо, но отказаться Марго не могла. Оказавшись в «укромном уголке», Лиса захлопнула дверь и встревоженно посмотрела на Марго.
 - Я вообще позвала тебя сюда не за таким разговором. Я должна тебе рассказать кое-что, что узнала… Что ты знаешь об Охотницах?
У Марго перехватило дух. Но она лишь промолчала. В конце концов, ей же может повезти. Правда, Плачущая?
 - Неужели ничего? – взгляд Лисы пронизывал, вырывал слова с губ. Но Марго помнила одно: нельзя. - Что ж…тебе положено знать лишь одно: они убийцы. Хладнокровные, каждая со своими тараканами в голове… Когда надо кого-нибудь убрать из этого мира, они тут как тут. Азарт – великая штука… я когда-то такой была… И знаешь, почему я ею перестала быть? Почему переехала на другой конец света? Потому что они могут убить даже лучшего друга. В общем, Марго, ты должна меня убить потому, что я сбежала? Я верю, ты попытаешься сделать всё, что в твоих силах. Но приятно знать… в чём я провинилась.
- Я не должна тебя убить, - растерянно выдавила из себя Марго. Она это точно знала, потому что иначе это было бы просто бессмысленно. Со всех точек зрения.
 - Марго, не играй в эти дурацкие игры. Думаешь, я не видела твою сущность? Ну пусть есть у меня подруга-Охотница… Но когда ты прервала связи со мной, думаешь, я не поняла этой чёртовой ситуации?
Видимо, на светловолосую голову съёжившейся девушки свалилось слишком много для допустимой ей нормы. Красные круги перед глазами чередовались у Марго с синими полосами. Грохот, трубы, мелодия на рояле, какие-то странные звуки… Какофония прервалась, сознание Марго было задёрнуто чёрной беззвёздной завесой.

 - Спи, Марго. Отличная неосознанная работа. Шефу я ещё скажу пару ласковых. Будет знать, как связывать невесть с кем. А, Лиса, привет, - нарочито небрежно произнесла Плачущая.
 - Здравствуй-здравствуй, - прошипела Лиса.
 - Давно не виделись… кажется, ты с тех пор так и не показывалась нигде? Жалко если так. Пропадают годы тренировок, совершенствования. А ты остаёшься на одном затоптанном, прогнившем месте…
 - Мне это не нужно.
 - Просто ты ещё ребёнок, - с улыбкой покачала головой Плачущая.
Наверное, эти слова всё-таки были лишними для вспыльчивой Лисы.
Разбрызгивая кровь, разбрасывая клочья кожи, перебивая кости, девушка, отрастив грубые перья, накинулась на Плачущую чёрной птицей через мгновение после того, как та исчезла и появилась за углом. Вспышка молнии, короткий разряд, миг, нет, одна двенадцатая мига... Телу чёрной птицы сейчас было больно, очень больно. Словно одним уколом забрали всю энергию.
Медленно превратившись обратно в человека, Лиса отдышалась и дёрнула ручку двери.
Та не поддалась.
Лиса дёргала ещё и ещё, с отчаянием, задыхаясь, пока не почувствовала дуновение ветерка за спиной, боль и холод тонкого лезвия под рёбрами.
 - Всё-таки красиво – алая кровь, чёрное платье… Ты просчиталась, ведь, отрекаясь от себя, ты никогда уже не сможешь победить тех, кто пошёл дальше…- задумчиво проговорила Плачущая. На её лице застыла маска безразличия. Посмотрев на вышедшую из кабинки полумёртвую от ужаса старушку, она, не меняя выражения лица, спросила:
 - Который час?
 - Ч-ч-ч-час д-д-д-двадцать, - старушка сползла по стене. Плачущая посмотрела на останки. Кровь впитывалась в кафель, кожа, нервы таяли, превращались в сиреневые тени.
 - С вами всё в порядке? Учтите: вам привиделось. Просто воображение разыгралось. Надо провериться у врача, да, ещё и сердце проверить… - бросила Плачущая в пространство старушке. Затем поправила причёску и спокойно вышла.
Если только дикие кошки могут быть спокойны.


Она смотрела на закат. Из глаз непроизвольно падали слезинки. Промозглый холод, бурые листья, размазанные силуэты, словно в сюрреалистической картине. Витающий запах чего-то неземного, лёгкий ветерок. Тонкое пальто. Она сжимала в руках мокрый листок и сломанный карандаш. В кармане лежал сувенирный нож – как довод «за». Строки, совсем уже расплывшиеся, оканчивались маленьким росчерком – как довод «против».
Лена была похожа на белую больную птицу. Сил не было, слов не было, истории тоже не было. Она думала о многом в эти часы сидения в парке – о Питере, о родном дворике, о поездке… О толпе, страхе и наплыве звуков. О крике, которого не услышали, и о силуэтах, мелькающих где-то там, на дороге. В голове складывались рифмованные строки, но тут же размывались осенним дождём. Приклеенная напротив афиша сообщала, что группа с непроизносимым названием выйдет на сцену какого-то модного клуба уже через два дня. Буква «о» в этом самом непроизносимом названии на фоне неумело нарисованного готического замка была сделана, как пятно крови. Лена усмехнулась.
Кровь… её много было тогда. Надо же, они подумали, что это его кровь. И никто не заметил свежезажившей раны у хрупкой маленькой девочки. Даже знакомого из Москвы, приехавшего тогда, удовлетворила простая отговорка про «я напоролась на сук, но ничего, заживёт»…
Вот чёрт. Только оного помяни…
Фигура подошла ближе.
Нет, не он. И слава богу. Ну как бы объяснить этому недотёпе, что она делает в вечернем осеннем парке одна и с ножом в кармане?
Не иначе спятила.
Ну проходи же мимо. Скорее, а то я начну сомневаться, что ты засмотрелся на листья. Я не хочу, чтобы хоть кто-то заметил мои излияния души. Мне по-хорошему надо думать над ситуацией, обращаться в органы… Ну-ну. Как же это нелепо – единственным органом, к которому можно обратиться – это своё собственное сердце, червивое, потерянное, раз за разом, минута за минутой умирающее от болевого шока.
Собака, рычащая и воющая на луну, была доводом «против». Нож же, лежавший в кармане, был по-прежнему доводом «за».
Ну успей. Пусть тебя спасёт твой инстинкт самосохранения. Мне всё равно, чем действовать – карандашом на бумаге или…
Лена поёжилась. Фигура с отчуждённым лицом медленно, словно вняв её мыслям, стала отдаляться. Лена перевела взгляд с закатного сиренево-розового неба на листок, упавший на землю. «Они побудут без меня ещё один короткий миг» - единственная запись, сохранившаяся от довода «против». Лена вынула из кармана лезвие и воткнула его в землю. Ей надо, чтобы всё было по-честному.
В конце концов, это всего-навсего один из окружающих людей. Шепча что-то, неведомое ей самой, она подпрыгнула, тем самым стряхнув внезапные странные чувства. Она начала жалеть, что выбросила нож – а поднять его представлялось чем-то совершенно невозможным.
 - Представляешь, он… - прошла рядом галдящая компания. Лена пошла им навстречу, словно пытаясь противостоять нарастающему потоку. Конец дня – и «мёртвое» время прошло. Масса людей стремилась забиться в тёплые норы. Наверное, Лена была бы такой, если бы не одно досадное недоразумение в виде той же массы людей. Ненависть или просто злость - а может быть, депрессия – но в проходящих мимо хрупкой девушки людях ей виделись лишь потные толстые физиономии, наглые девицы и парни с перекошенными лицами.
 - Бывает. Всё бывает. Главное – не так это показывать, - раздался сзади голос. Обернувшись, Лена увидела удаляющегося знакомого, того самого, увлечённо что-то рассказывающего почтенной даме пожилого возраста. Вот и всё. Оказывается, у неё ещё была надежда. Как же… надежда – мазохистка, которая страдает мазохизмом вместе со страхом. Правда, страх уже давно начал уходить из сознания Лены. Ну что же это такое, слишком длинный день, слишком тягучие мысли, слишком внезапна каждая последующая минута.
 - Не хочу! – выкрикнула она и торопливо замахала руками на обернувшихся людей. Уйти, уйти куда подальше… Но идти уже нет сил – неопределённость и воспоминания истачивают гораздо сильнее, чем самая напряжённая работа. Силы есть только на то, чтобы привалиться спиной к дереву и рисовать едва видными движениями пальцев в воздухе буквы. По букве – в слово, по слову – в мысль. По мысли – в забытье…

…Плачущая с силой распахнула глаза. Затем опустила руку, на которой виднелись следы собственных её зубов – свидетельства боли и реальности.