Бес в ребро

Ребята, простите. но это продолжение. Начало в рассказе "Наследство".
Впрочем, если лень, то начало можно и пропустить...

- Добрый день, дядя Миша. Клюет?
- Привет, «тетя Катя». Не очень, как видишь. Что не спишь-то, обед еще, рань такая, а ты уже на ногах, - улыбка разбежалась лучиками от глаз.
Надо же, задумался. Не услышал, как подкатила на велосипеде новая знакомая. Три дня назад эта девчонка окликнула его через забор, попросила аппарат починить. Отчего ж не помочь, делать нечего, а руки к железу приучены. Старенький дорожный «Урал» с облупившейся эмалью еще лет двадцать назад возил ее матушку. Второй, он поинвалидистей был, пошел на запасные части. Из двух один собрал, подрегулировал, сам опробовал. Послужит еще! Вон как славно сделал: не стукнет, не скрипнет. Бесшумно едет. Хорошо бы только резину поменять, потрескалась, лопнуть может. Да еще цепь в масле прокипятить.
Пока возился с техникой девчонка не отходила. Помогала: одно подай, другое поднеси, это протри... Шустрая. И — грешен — взгляду приятно. Сколько ей? Лет шестнадцать... или около. Пойми их сегодняшних. Бройлерные же. В десять лет уже все при всем. Еще совсем дети, а уже беременеют. С другой стороны есть иная крайность, некоторые в погоне за стройностью и в двадцать лет сорока килограммов не набирают. Эта складная. Короткие по моде джинсики из тонкой ткани, как там их... «бермуды»... обливают-обтягивают попку. Под футболочкой все, что надо на своем месте. Не много, еще почти по-детски все, но очень даже есть. Без лифчика, не признает она их что ли. Вон сосочки обозначились, как на манекенах в универмаге. Не увлекайся, Миша, посмотри на что-нибудь другое. Только не в глаза, а то она прочитает блудливые мысли. Женщины проницательны. Хоть в пять, хоть в пятьдесят сразу видят, что нравятся. Понимают, что от них ждут, чего хотят.

- Возит? - кивнул Николаевич на велосипед.
- Спасибо, возит. Только наездница попалась плохая.
- Что такое?
- Да вот... - показывает глубокую едва подсохшую глубокую царапину на ноге чуть выше щиколотки. – Только что в кусты заехала. Хорошо хоть совсем не убилась.
- Ну-ка, садись. Надо забинтовать.
Михайлович усадил девушку в шаткое походное четырехногое «кресло», сорвал лист подорожника, приложил к ранке, закрепил разорванным носовым платком. Пока врачевал, отвлекся от грешных мыслей.
Закончил — они тут как тут. Вернулись. Не отвязаться. Еще бы! Стоит на коленях перед девчонкой. Она вся перед глазами. Ножка тоненькая, загорелая, в нежном золотом пушке. Еще не надо ни брить, ни удалять. Такой же пушок вокруг пупка на животике под короткой футболкой. Интересно, а что там ниже...
- Пить хочешь? - хотя впору самому глотнуть, горло промочить, голос перехватывает.
- Ага.
- Угощайся, - открыл, протянул бутылку с квасом.
Подставила горлышко к пухлым губкам. Глотнула, резкий напиток щекотнул во рту. От неожиданности Катя поперхнулась, оторвала посудину ото рта, не изменив наклон. Шипучая струйка кваса пробежала по подбородку, мокрым пятном расползлась на футболке.
Ну вот! Не везет сегодня ни в чем, - смеясь, оттянула она пальчиками ткань, и от резкого движения потеряла равновесие, стул качнулся.
Упала бы, но спасительно сильные мужские руки рыбака поймали за тонкую гибкую талию. Как приятно быть в их плену! Не отпускал бы...
Испытанный женский прием, безотказный!
Сказать, что никто и никогда не обнимал? Вранье. В школе наглые потные руки мальчишек давно уже и часто касались и талии, и того, что ниже и того, что выше. Идиоты. До синяков. Думают, что чем сильнее схватят, тем приятнее. То ли дело дома...

В деревню к бабушке она ни за какие коврижки не поехала бы. Лето губить на монотонную скучную жизнь в домике в деревне? Фи! Впереди последний год учебы в школе. Кровь молодая играет. Развлечений полно, а главное...
Главное, что ОН стал не только смотреть. Его взгляды Катя ловила на себе давно. Уже несколько лет. Сначала не понимала и даже злилась, потом не придавала особенного значения. Дальше — больше, это стало нравиться. Приятно, когда так смотрят. Не хватают жадным, наглым, ненасытным взглядом, а словно гладят. Воровато. Исподтишка. Нежно. Ласково.
Недавно случайно услышала отрывок Его разговора с другом.
- ...с удовольствием вставил бы!
- Что ж мешает? Нормальный ход. Созрела.
- С ума сошел, не дай бог, кто узнает.
- Да кто узнает, она ж не дура... да и все равно даст, не тебе, так другому...

Конечно, она не дура. Конечно, никто не узнает. Поэтому стала иногда позволять себе маленькие провокации. Стандартная квартира в панельном доме предоставляет бездну возможностей. Одна кухня чего стоит! Достать чашку для чая из-за спины, ненароком прижавшись к ней. Не к чашке, разумеется. Протиснуться между плечом и стиральной машинкой в дверь, прижавшись к горячему предплечью низом живота. Пройти в туалет ночью, когда он смотрит футбол, не особенно озаботившись прикрыться. В другой раз с детской непосредственностью забраться в кресло перед тем же теликом с ногами, едва прикрытыми юбчонкой.
Однажды покачнулась на стуле, протирая пыль на полке, и как раз в тот момент, когда он проходит мимо. И ведь сообразил, поймал! Не дал упасть. И руки убрал не сразу. Нехотя, не спеша. В тот же день он предложил с огромной возможностью для отступления, потереть спинку, когда она пошла принимать ванну.
- Кто обещал потереть? - перекрывая шум льющейся воды, поинтересовалась она.
- Намыль мочалку, - как бы шутя, как бы согласился он, как бы и ничего такого.
- Уже...
- Сейчас!
Не особенно веря в реальность происходящего, отчим нажал на желтую ручку двери в санузел. Вот это дела! Не заперто. Дверь охотно открылась. Она, не глядя на вошедшего, протянула руку с мочалкой назад. Черт бы побрал эту пену! Что тут такого, если сорокалетний отчим, у которого она, можно сказать, выросла с шести лет на руках, потрет спинку? Она же в ванне, и почти вся в этой проклятой пене. Да и на что смотреть? Кожа да кости, ну и... еще кое-где маленько. Унимая дрожь в руках, ощущая неловкость от того, что она может неправильно истолковать все происходящее, он прошелся, никуда не спеша, мягкой мочалкой по хрупкой спинке с выпирающими острыми позвонками. Сверху вниз, снизу вверх, поперек, по кругу. Поднял мокрый хвостик волос, потер: «Сейчас мы кое-кому шею намылим!» - тонкую нежную шейку. Провел несколько раз мочалкой по одному плечу, по второму. Почти не встретил сопротивление, когда взялся за запястье, снял ладошку с груди и стал тереть предплечье. Молодец девочка, закрыла глазки, не мешает жадно рассматривать ее упругую сисечку с набухшим розовым сосочком. Потрем ручку медленно, не спеша. Вот... Теперь другую. Умница, свободной рукой не закрывает ничего, дает полюбоваться. Умница... да... только вот пены могла бы и поменьше набуровить. Не видно, что там под водой. Что ж, продолжим. Что у нас не помытым осталось?
- Теперь надо потереть животик и ножки, встань, - пересохшими губами скомандовал он. И она послушно стала подниматься. Тут как раз и принесла нелегкая жену и мать в одном лице. Увлеклись, не услышали щелчок замка из-за шума воды.

 Так и оказалась Катя в ссылке у бабки. Мать взяла на себя труд за лето устроить дочку и соперницу в лицей в соседнем городе. А пока с глаз долой, из ванны вон. Но попробуй тот случай сотри из дочкиной памяти. И греховно-сладкие ощущения тоже. Странное совпадение, но дядя Миша очень похож на отчима, только усы у него. Он и по возрасту такой же, и нравится она ему не меньше. Даже, пожалуй, больше. И одинокий он, и живет у старой глухой бабки... Удобно.

- Ну вот, облилась! Кулема! Что теперь делать, пятно останется, - воскликнула Катерина.
- Надо застирать, - деловито и провокационно предложил Николаевич, ему интересно, как она отреагирует.
- Надо, но у меня под ней ничего нет, - как о чем-то обыденном и естественном сообщила юная подружка.
- Держи мою рубашку, - протянул заботливый дядя Миша.
- Только вы не подглядывайте! - кокетливо наклонила голову к плечу девчонка.
- Одним глазом, не больше, - заверил он.
- Одним можно, - отшутилась она и крест накрест взялась за футболку. - Ну!
- Я один глаз закрыл, - показал он пальцем.
- Хорошо, - она одним движением стянула футболку через голову и кинула ему в лицо. Хорошо, что не оба глаза были закрыты. Едва успел поймать. Облачилась в его огромную для девчонки хламидину, наклонила голову, занялась непривычными пуговицами.
Ошарашенный Николаевич пошел с невесомой тряпочкой к воде. Удивило не увиденное. Эко чудо, не больше второго размера. Поразила простота, с которой все происходит. Впрочем, эти современные фильмы на СD и DVD, нудистские пляжи, интернетовские сайты... «Сексуальная подростковая революция свершилась», - бормотал он себе под нос, отжимая послушный трикотаж. Развернулся, сделал пару шагов, встряхнул, чтобы расправить ткань, бросил футболку на удилище. Пусть повисит, пока не клюет. На солнышке и ветерке через пятнадцать минут высохнет.
- Идиотские какие-то пуговицы всего две сумела застегнуть, - капризно пожаловалась девчонка.
- Давай помогу, - как что-то само собой разумеющееся предложил он. Опустился перед ней на колено. Большие пальцы ловко справились с еще одной, а вот дальше застегивать не хочется. Умелые руки уверенно развернулись. Грудки сладко накрылись шершавыми ладонями. Хорошо! И ему, и ей. Он слегка раздвинул ладони, не спеша поцеловал изюминку одного отвердевшего соска. Лизнул другой. Оторвался. - Увидят нас здесь!
- По фигу, - махнула она рукой, обхватила его затылок, в сладкой истоме выгнулась в пояснице, потянула к себе...

Перебрались в недалекую укромную тень под черемуху. Прилегли на старое одеяло. Рыбак его брал, чтобы поваляться на солнце, если не будет клева. Удобнее.
Что ни говори, а молодая кожа сладка. Николаевич не спеша исследовал ее и пальцами, и носом, и языком. Тут, и тут, и здесь за розовым ушком. Девчонка захорошела, дышит прерывисто, неумело подставляется под ласки, но нет-нет да и настороженно замрет...
Не понимает еще ничего. Но хочет. И понять, и попробовать. А что же она сама ничего не делает? Это не правильно. Николаевич взял узкую ручонку, положил себе на волосатый живот. Привыкай.
Никакой инициативы. Расстегнул брюки, с удовлетворением отмечая, что все под ними как у молодого. Передвинулся, чтобы её рука оказалась там, где надо. Ага. Схватилась как Анка за рукоятку пулемета. Держит. И опять ни шагу вперед. Всему-то этих соплюшек учить надо.
Куда соли из организма подевались! И скрипы исчезли. Не убирая правой руки из-под нежной шейки добровольной жертвы, Николаевич одной левой, слегка изогнувшись, стянул с себя брюки вместе с трусами, они остались возле колен. А не хотела выпускать из руки добычу. Охотница! Вернул в ее ладонь свое самое дорогое. Горячо, не обжечь бы непривычную ладонь! Рука поверх руки, показал, что надо бы поработать. Поняла. Поза, конечно, не самая удобная, но извернулся на локте, поцеловал её еще там и там. Попробовал приспустить бермудные штанишки. Бросила сладкий для обоих труд. Испуганно вцепилась обеими руками в пояс.
- Что такое?
- Да у меня... это...
- Некстати!
- ...
Но не останавливаться же на полпути. Ничего, можно и по-другому. Николаевич, перевернулся. Сел на колени. Одна ее рука, согнутая в локте, между его ног. Вторая — ага, включается в игру — тянется к промежности. Гладит, тонкие пальчики скользят вверх — вниз, вверх — вниз... Закрыла глаза. Облизнулась. Блестят пухлые губки. Дышит прерывисто. А ведь не похоже, что умеет. Ничего. Научим. Сейчас мы встанем на колени над тобой, поласкаем членом соски, а там и еще что-нибудь попробуем!
Черт!
Мотоцикл трещит за кустами. Ближе, ближе, ближе...

- Привет, батя! Клюет? - интересуется подъехавший рыбак.
- Глухо пока, - откашлявшись, отвечает Николаевич, меняя на крючке остатки давешнего неоплеванного червяка.
- Рано ещё, ближе к вечеру должно пойти. Я тут рядом пристроюсь?
- Конечно, берег общий, не купленный, места всем хватит.
- Дядя Миша, вечером велик посмотрите? - интересуется Катя. Только шалые глаза выдают, что здесь три минуты назад что-то происходило. А так все путем. Каталась девчонка на велосипеде, остановилась возле соседа, попросить о помощи. Кто ж подумает, что между седеньким дедком и этой секульдявкой с перевязаной ногой может произойти что-нибудь такое.
- Ты где-нибудь автола найди, можно отработки из мотора... и старую кастрюльку. Надо будет цепь прокипятить, - напутствует слесарь.
- Ладно, я поехала. А во сколько вы вернетесь?
Как рыбалка пойдет. Да я, как только вернусь, позову, не сомневайся, сделаем - Николаевич выразительно смотрит в глаза, неторопливо встает, поднимает с одеяла рубашку, накидывает на плечи, - твой велосипед. Жарит-то как! Не сгореть бы.

НЕ БЫЛ!
- Добрый день.
- Здравствуйте, - не поднимая головы ответил хозяин кабинета.
- Извините, что отвлекаю, но мне сказали, что вы сможете помочь.
- Что у вас случилось? - посмотрел на Розалию Петровну собеседник.
- У меня муж исчез...
- При чем же здесь наш банк? В милицию надо обращаться.
- Дело в том, что... В общем мы с ним решили, что нужно положить в ваш банк кое-какие вещи. В тот день, когда муж пропал, он пошел сюда, чтобы абонировать ячейку.
- Вы хотите узнать, сделал он это или нет?
- Да.
- На чье имя?
- Вот.
Посетительница положила на стол свой паспорт и свидетельство о браке. Чиновник снял трубку. Коротко отдал распоряжение проверить, есть или нет в числе клиентов Михаил Николаевич...
- Извините, у нас ваш супруг не ячейку не абонировал. Может быть в другом банке?
- Спасибо. Не знаю...

ЗАСАДА
Не получилось. Ни рыбу пожарить, ни цепь прокипятить, ни другого чего. Перепуганная подружка перехватила возвращающегося с рыбалки Николаевича в переулке.
- Не ходите домой, дядя Миша. Там вас какие-то дядьки на машине ждут.
- Милиция? - остановился Николаевич.
- Нет! Наоборот. Они минут двадцать назад приехали, про вас у меня спрашивали: что, да где, да во что одеты, да когда вернетесь... Хорошо, что наши бабки куда-то в гости ушли.
- Что ты им сказала?
- Сказала, что вы одеты в куртку, ушли с рюкзаком на рыбалку и не скоро придете. А главный их, противный такой, на щеке шрам, сказал, что придется подождать.
- А может, мне самому они нужны? - криво усмехнулся Николаевич.
- Я бы не сказала, - Катя заглянула в глаза соседу. Шутит или правду говорит?
- И сколько их?
- Трое, на БМВ. Один, тот со шрамом, в машине сидит возле Черкашиных, напротив дома. Второй на вашем крыльце ждет, а третий на нашей скамеечке.
- Значит, на БМВ, трое и шрам... Вот здесь? - уточнил Николаевич.
- На себе не показывайте, да здесь... наискосок от носа к уху, - согласилась Катя.

Николаевич задумался. Похоже, что нежеланной встречи не избежать. Он перебросил через невысокий плетень удочку и сетку с рыбой, повесил свою сумку на плечо девчонки.
Вот что, Катя, помоги мне еще чуть-чуть в этом деле, раз уж ввязалась. Иди к автобусной остановке, там спрячь сумку в крапиве и посиди, меня подожди. Если долго не будет, значит — судьба такая. Возьмешь сумку со всем, что в ней себе... и удочку с рыбой тоже.
- Не ходите!
- Не лезь, девочка. Это мужские дела. И спасибо, что предупредила.
Николаевич вернулся на околицу, прошел по извилистой тропинке за огородами до дома соседей. Глядя на него, трудно было сказать, что это идет не молодой почти пятидесятилетний мужик. Волк — не волк, змея — не змея, но не совсем человек, это уж точно. Слегка оперся рукой на колышек плетня, перемахнул через него. Вот так же ловко прыгают через ограждение молодые пацаны в метро, чтобы сократить дорогу к эскалатору. Нисколько не таясь, как у себя дома, прошел до сараев по меже между рядами разросшегося, разметавшего хрупкие плети картофеля. То тут то там приходилось огибать микродеревья пограничных подсолнухов. Их желтые шляпы уже налились солнечной энергией. Над одной неплохо потрудились воробьи, выклевали половину семечек. Открыл калитку во двор... кособокую, некому забить хорошие гвозди взамен разболтавшихся. Катькина бабка ремонтировала, что с нее взять! Нашла в хозяйстве гвоздики на восемьдесят, ими и приколотила... плотник в юбке... Надо бы нормальными гвоздями на сто или на сто двадцать пять пришпилить навес к столбику. Соседская вертлявая улыбчивая дворняжка приветливо вильнула хвостиком. Познакомились, пока втроем велосипед чинили.
Николаевич выглянул на улицу.
- Парень, слышь, подсоби чуток, не могу один картошку из подвала поднять, - попросил он долговязого, который лениво покуривал сигарету.
- Некогда мне.
- Да брось ты! Некогда. Николаевич раньше чем через два часа не вернется, а тут дел всего на две минуты.
Парень сокрушенно покачал головой. Привяжется такой дед-пердун, и ведь не пошлешь. Старших уважать надо, научили в школе, блин. Бросил окурок в усеянную лузгой от семечек пыль перед скамейкой, притопнул подошвой. По вечерам здесь теперь часто сидит молодежь. «Дружат».
Появление бабкиной внучки сделали посиделки ежевечерними. Только вот девчонка никак не реагирует пока. Не то глупая, не то гордая слишком... городская же!
- Пошли, где твоя картошка?
- Да тут вот, тут... - подобострастно семенит перед ним дедок, показывая дорогу. Зашли в огород, свернули к вросшему в землю столетнему амбару.
- Нах, дед столько сажал... Да… Ты чё?
- Всего-то и дел, и двух минут не понадобилось, - бормотал Николаевич, подтягивая ноги тимуровца к скрученным за спиной рукам.
Простит бабка соседка за белье и бельевую веревку. Прикрутил, проверил узел, удовлетворенно хмыкнул. Надежно получилось. Не разучился вязать. Засунул в рот парню два носка. Ничего, они постиранные, мог бы и его. Но это уже садизм, они такие грязные, что противно в руки брать. Как же их в рот? И разувать дурака некогда... повязал кляп сверху бабкиным чулком, чтобы не выплюнул угощение. Верзила замычал, похоже, что и недовольно как-то. Пришел в себя, открыл глаза. Михаил Николаевич приложил палец к губам. И по выражению глаз парень понял, что лежать надо тихо-тихо, смирно-смирно. И ничего, что в бок что-то упирается. Глядишь, и доведется еще пожить. Победитель быстрыми движениями обыскал поверженного верзилу. Из внутреннего кармана ветровки на свет появился небольшой пистолет. «Макарыч». Нормальный аппарат: тихий, хлесткий, аккуратный. Мальчик хорошо подготовился, но плохо сыграл свою роль. Николаевич проверил обойму, удовлетворенно хмыкнул. Полная. Умело передернул затвор, поставил на предохранитель, сунул задний в карман.

Он еще раз погрозил связанному пальцем и выразительно провел кончиками пальцев по горлу. Парень послушно кивнул и послушно закрыл глаза, показывая, что он ничего не видел, ничего не слышал и ничего никому не хочет сказать. Впрочем, даже и хотел бы, все одно не смог бы.
Никуда же не спеша, по-хозяйски Николаевич вернулся во двор, встал на перевернутый бочонок, заглянул в соседний двор через высокий сплошной забор из строганого теса.
- Здорово, паря. Чё, Николаич еще не пришел? - спокойно поинтересовался он у крепыша, сидящего на крылечке в расслабленной позе.
- Не... на рыбалке он ещё, - лениво ответил парень, не открывая глаз. Пригрелся на солнышке, дремлет, рассолодел.
- У тебя курить есть?
- Есть.
- Я тогда зайду, угостишь, да?
- Угощу. А ты кто такой?
- Да я, это, сосед вот, Катькин... - что сказать-то... не дед же! Хм, ничего не надо говорить, кому нужны подробности. - Я заодно и лопату верну, брал намедни.
- Неси, долги надо отдавать, - согласился собеседник.
Николаевич снова по-стариковски сгорбился, вышел на улицу, едва передвигая ноги. Опираясь на лопату как на посох, проковылял к соседским воротам. Кряхтя, вошел. Остановился. Парень, ждал не меняя позы. Над перилами торчала его бейсболка. Вошел Николаевич во двор, встал напротив, оперся на лопатку с небольшим, отполированным за долгие годы, высотой только-только до пояса черенком. Универсальный инструмент. Катина бабка очищала этой лопатой деревянный тротуар от грязи после дождей, ею же рубила молодую крапиву на корм поросенку.
- А вы к Мишке по делу, или как? - поинтересовался дед у парня.
- Тебе какое дело? - недовольно буркнул, не открывая глаз, парень. - Запомни, дед, меньше знаешь - крепче спишь.
- Да я просто , если что, я проводил бы, знаю, где он рыбачит. Здесь рядом... мне бы сигаретку, ты обещал угостить, - растерялся Николаевич.
- А... - расслабился парень, вытянул вперед правую ногу, не глядя на докучливого старика, сунул правую руку в карман джинсов за пачкой с сигаретами.
Николаевич сделал небольшой бесшумный шажок левой ногой вперед и с коротким выдохом точным тычком лопаты перерубил толстую накачанную в спортзале шею. Почти до позвоночника. Повторять или добавлять не надо. Отскочил в сторону, чтобы не попасть в фонтан крови. Тенью метнулся к калитке. Посмотрел в щель. Все спокойно. Третий сидит в машине, музыку слушает. Вот и чудненько... Спасибо, внучек за заботу, запомню!

«Этот меня знает, к нему незаметно не подойти».
Николаевич повернулся к агонизирующему. Картина не для слабонервных. В кино, когда пуля попадает в человека, ножиком или чем другим его прикончат, труп лежит красиво. Не дергается. В настоящей смерти все не так эстетично. Противно даже.
Слетел парень с крыльца, изрыл кроссовками землю, все ступеньки и тротуар кровью залил. Ведро с помоями опрокинул. Хрипит и посвистывает перебитое горло. Кровь пузырится. Дыши — не дыши, все одно через аорту жизнь выплескивается короткими толчками. Хорошо, молодец просто, что бейсболку при падении не испачкал. Николаевич вернулся к калитке. Приоткрыл, высунулся немного, коротко свистнул, махнул рукой и тут же спрятался. Поди-ка разбери, кто звал и зачем! В этом нелепом уборе на таком расстоянии он за подельника вполне сойдет.
Отзывчиво рыкнул двигатель, лень седоку пешком через дорогу идти. Поезженная машина притормозила возле ворот. Водитель выскочил из машины, резко распахнул калитку.
- Пук! Пук! Пук! - трижды передернулся затвор «Макарыча».
Снизу вверх, чтобы в машину не попасть, с двух рук. По жизненно важным. Как будто есть у нас не важные... Хватило бы и первых двух. Парня откинуло назад. Упал на спину в проходе. Он еще пытался сунуть руку за спину, вытащить свою пулялку, но смерть вот она. Садится, пружинисто встает на ноги. И никакая она не бабка с косой, а тот самый дурак, что продал две недели назад редкую монету антиквару.
Только не дурак он, получается.
Или она... Наклонилась смерть, умело и цепко взялась за лодыжки, резким рывком втащила гостя во двор, похлопала по карманам завернувшейся куртки, вытащила бумажник с деньгами и документами. Подмигнула.
- Короткая жизнь получилась, да? - спрашивает.
А что ей ответишь, и как? Наполняет алая кровь рот, помадой проступила на губах, стекает струйкой к уху по шраму на щеке. Капает в пыль, превращается в серые шарики. Они намокают, чернеют. Смерть попалась гуманная. Полуигрушечный «Макарыч» неотвратимо как электричка к собаке, с лапой зажатой на стрелке путей, приближается к глазам. Еще один хлопок. Чтобы не мучился. Аккуратная дырка на почерневшем от пороха лбу.

Николаевич вернулся в соседский огород к третьему. Освободил рот. Взгляд у парня затравленный. Слышал выстрелы, понимает, что они не по воробьям были.
- Вам, дружочек, от меня чего надо-то было?
- Монеты.
- Кто послал?
- Сами.
- Сами с усами, - пробормотал Николаевич. - Кто про монету сказал?
- Антиквар. Сразу, как ты ее сдал. Мы и подумали, что еще могут быть. Ты нас не видел, мы его крышуем, как раз у него были в соседней комнате. Шрам за тобой в тот раз и прошел.
- Не повезло... Зря вы думать стали. Вредно, если не умеешь. Было у меня подозрение, что неспроста парень в деревне вместе со мной выходил, да не поверил чутью. Думал он и в самом деле домик для дачи купить хочет. Надо было твоему шраму сразу башку оторвать. Теперь вот всех вас «дачников» зачищать приходится...
- Дяденька, не надо, - почувствовал парень черное крыло беды.
- Не надо было, мальчик, во взрослые дела вмешиваться. Чья машина?
- Шрама, он ее в прошлом году из Германии пригнал.
- Меня такие подробности мало интересуют, закрой-ка глаза.
- Дя...

«Макарыч» сделал дело, теперь может и уходить. Николаевич аккуратно протер пистолетик подвернувшейся тряпкой. Булькнула вода в колодце, разошлись круги, ударились в замшелый сруб. Не успела вода успокоиться, а Николаевич уже взял в своей комнате куртку с документами. Осмотрел убежище, вроде все... Не думал, что так быстро покидать уютное логово придется.
Закрыл дверь на замок, сунул ключ под коврик. Бабка найдет, когда убираться будет. Ей он пригодится. Уверенно сел за руль БМВ.
Машина вывернулась на трассу, её немного занесло, но она послушно выправилась, за рулем не блондинка и не пижон желторотый. Одним прыжком авто преодолело расстояние до автобусной остановки. Мертво встали в гравии колеса, водитель эффектно затормозил на юз. Катя дернулась, но успела только подняться. Кто там едет, не видно же за черным тонированным стеклом. Но куда убежишь?
Да и не надо убегать. Ничего страшного, из нее вышел дядя Миша. Как это он... у них машину выпросил.
- Спасибо тебе еще раз, малыш. Не хотелось, но приходится уезжать, - прошел сосед как мимо столба, сунул руку (и как он ужалиться не боится) в густые заросли темно-зеленой запыленной крапивы, вытащил свою верную спутницу. Вернулся. Открыл пассажирскую дверь, кинул сумку на продавленное, прожженное в нескольких местах пеплом от сигарет, гряноватое сиденье.

Подошел к девчонке. Вообще-то не стоило бы свидетелей оставлять, но жалко, и не виновата она ни в чем. Да и кроме нее кто-нибудь мог слышать-видеть. В деревне за каждым плетнем бдительные глаза и чуткие уши.
Взгляд у дяди Миши нехороший, колючий, знобкий. Слова жесткие. Говорит, словно резкими ударами гвозди вбивает.
- Лучше будет, девочка, если ты меня забудешь. И машину, и все остальное. Навсегда. Рыбу с удочкой себе все-таки возьми. Незачем добру пропадать. Ментов сама не спеши вызывать, пусть кто-нибудь другой. И вообще, лучше пока домой не ходи. Погуляй пока. Там зрелище не для тебя. Дай мне время выиграть, - посмотрел долгим взглядом в глаза, убедился, что все правильно поняла, повернулся, упал за руль. Рванул с места. Через несколько секунд уже и мотор не слышно. Мигнули стопсигналы на повороте. Еще в воздухе запах выхлопных газов. А как и не было. Ни его, ни машины, ни берега, ни крепких мужских поцелуев. Ничего. С собой не позвал. И даже на прощание не обнял. Скотина!

Николаевич гнал машину, не жалея, но при этом аккуратно. Нет нужды нарушать правила дорожного движения, внимание привлекать. Доехал до областного центра. К антиквару бы еще зайти... отблагодарить. Некогда. Ладно. Пусть живет.
На окраине остановился, протер носовым платком все, чего касался руками. Возле конечной остановки автобуса бросил машину открытой с ключами в замке зажигания.

Продолжение - Одиночество в толпе