Досуг полковника Волобуева

Отложил я в сторону бортжурнал (забыл закрепить – он поплыл невесомый, разворачиваясь и шевелясь, будто живой, с карандашом, извивающимся на бечеве – да пусть его, так веселей)… и подумал, что я же, елки-моталки, без пяти минут генерал… Сколько уже накрутил, налетал. Плюс еще домотать десять тысяч витков – это вам не хухры-мухры. Десять тысяч витков, едрит твою налево ( а также прямо, с перекосом и в дугу), это десять тысяч витков.

       Это когда-то, как говорится в начале космической эры, героями нарекали можно сказать ни за что (ни за понюшку табаку, ни за гулькин нос, ни за хрен огородный, ни за клык моржовый) – ну там за смелость, за риск. Может быть. А теперь все совсем по-другому, иначе, и не так как было.

       Руководству теперь особенно трудно приходится. Теперь им нужно сильно кумекать, чтобы новое что-нибудь сотворить, чтобы удивить, престиж создать или видимость его, интерес у трудящихся поддержать, места за собой сохранить. Вот и катаем, как на карусели, то болгар, то монголов, то французов, то англичан, то японца с лягушками. Или как в моем случае – длительный эксперимент, то есть летать в прямом смысле до опупения… Маленько не повезло – видно планида моя такая. Да ладно, где наша не пропадала.

       Поэтому лучше зазря голову себе не дурить и думать о чем-нибудь приятном. Дал себе вводную: «Волобуев, развеселись!» И тут же подумал, что ведь и умный же я, собака. Даже самому не верится. Ум так и прет. Особенно я имею в виду свои записки. А вот и они тут как тут, болтаются перед носом. Ну-ка, протянем-ка руку, да откроем и посмотрим, что я сегодня записал: «… вероятно, в силу удаленности от земли, с которой я связан только системой сигналов и наличием визуального впечатления (могу, к примеру, взглянуть в иллюминатор или на экран дисплея и увидеть округлый объект и память подскажет, что это и есть дом родной), а также и то, что нахожусь в оболочке наподобие эмбриона, то есть окружен земными предметами, то есть продуктами той же цивилизации (и опять связь через память, которая подсказывает, что это оттуда, а то оттуда, то значит то, а это нужно для того, а может быть и для этого) – такое исключительное положение и еще, в общем, наличие свободного времени наводит на философские размышления, настраивает на патетический лад, на высокий слог, на орбиту глубоких мыслей.

       Размышления мои здесь, в салоне начиненного механикой-электроникой корабля совершающего полет по заранее рассчитанной траектории, касаются исключительно глобальных тем и проблем. Они касаются, в частности, количественности, исчисляемости всего земного, ведь все, чего ни коснись (я подумал недавно) можем исчислить: пищу, одежду, овощи, фрукты, вино, тело животных и человека, растения, сезоны, расстояния, время. Причем, мы не только можем, но и желаем, или ищем возможность исчислить. Интересно, таково устройство Вселенной? Или мы только исчисляемая-исчисляющая составная часть общей гармонии? Интересно, еще раз здесь заметить в скобках, что и само понятие гармонии, видимо, исчисляемо. Или высшая гармония должна выступать, как некое неразложимое единство?.."

       Представляю, как удивятся те эксперты, что будут читать эти записки. «Ну, Волобуев, - наверное потом скажет мне кто-нибудь, - ты нас прямо-таки удивил, не ожидали мы от тебя, честное слово… Это не бортжурнал, а какое-то пособие по философии». А я им отвечу (конечно, в конфиденциальной обстановке, у себя дома, за столом, за бутылочкой, за картошечкой, за свининкой, за вырезкой лучшей, что принесут по знакомству, под белым соусом с шампиньонами, что у тещи, в деревне, сразу за огородом, растут на старой колхозной навозной куче, с теневой стороны, и видимо их там невидимо; да за огурчиком – не из тюбиков «Огуречная смесь», вроде лосьона, а за самым настоящим натуральным родным кубанским хрустящим подлецом). Я им отвечу:

       - Философия, говорите? Это хорошо… Да, а как же. Не дураки, чай. Чай космонавты. Читаем кое-какие брошюрки, программы научно-познавательные смотрим. Ну а дальше – все дело техники… Да, вот, к примеру, «служил я сторожем на даче, у инженера одного, под Томском городом, а дача в лесу стояла»… Шучу-шучу, - это я им, экспертам скажу, держа в одной руке хрустящий огурец и слегка захмелев, - это я вам одного писателя процитировал, а откуда, то есть из какого тома полного собрания сочинений - это уж вы сами знать непременно должны, или должны догадаться – на то вы и эксперты, и ваша профессия экспертиза.
 
       Но, если серьезно, товарищи, то вспоминается мне другая, однако, как будто, аналогичная ситуация, или, если хотите, даже одна философская притча. Вспоминается мне рыбалка на далекой сибирской реке. Мы ж не какие-нибудь там простые людишки, мы же летчики-испытатели, мы космонавты, мы ж исключительные и тренированные во всем ( надеюсь, никто тут спорить не будет), поэтому не удивительно, что мы любим и ценим удовольствия посерьезней и поромантичнее, чем остальная шатия-братия. К тому же, мы все офицеры, то есть, как дети – побаловаться, да потешить себя хлебом нас не корми, и у нас же масса дружков во всех концах необъятной державы – везде же есть военные базы, везде боевое дежурство несут, а что до гражданских (летунов я имею в виду, а не штатскую размазню), то они тоже, как говорится, в нашем же профсоюзе...
 
       И вот на самолете, значит, у друга в кабине, точнее в предбанничке, втроем: я, Герман Титов, да Юрка Гагарин. Летим, соображаем на троих, кайфуем, балдеем, одним словом отдыхаем. Стюардесса освободилась, разнесла жмурикам сосучки, присела к нам на коленки, не помню – кажется, Наташей звали. Ну летим, выпиваем коньяк, запиваем пассажирским лимонадом. Юра тогда, между прочим, замечательно на юге загорел. Вообще, он как в песне поется «хороший парень был», удалой и бесшабашный, и веселый, и свой в доску. И он рассказывал все про то, как он отдыхал на турбазе «Приморье». Это в Коктебеле, он любил там отдыхать – деревенька на берегу морской бухты, но рестораны и все дела. Там даже сам изобретатель смертоносных стратегических ракет Королев отдыхал. Кстати, под его руководством одну такую в шестьдесят первом году для Юры слегка переделали.

       «Ну вот, - рассказывал он, - познакомился я там с одной девочкой в ресторане. Симпатичный такой ресторанчик прямо на берегу, «Эллада» называется, что в переводе значит Греция. Пригласил ее на танец. Девочка ничего такая вся из себя, ноги от ушей растут, носик, зубки точеные, губки свеженькие, ей, наверно, только-только восемнадцать исполнилось. Пионерка совсем. Эх… Налей, Волобуев. Ну, вздрогнули!.. Хороший коньяк, армянский, что ли?..

       Короче, танцуем. Потихоньку кладу ей руку на блистер. Она – ноль эмоций. Тогда включаю форсаж, вывожу ее тут же из ресторана… Хотел было прямо у моря, да дождь, видно, недавно пролился – сыро. А море шумит, звезды горят и она, подружка моя, как зачарованная, как обдолбанная, чувствую, что плохо соображает, и готова на все и надо ловить момент.

       Я ж понимаю, я же Гагарин, легенда, первый человек в безвоздушном пространстве, во всех газетах портреты, а тут вот он я, рядом с ней, звездное счастье. Да честно признаюсь, ребята, мне и самому бывает не верится, что я Юрий Гагарин, жуть какая-то… Конечно, она знает – семья и все такое, там, где и я, в газетах, в журналах нередко фото жены и детей, но женщина все-таки, хоть и пионерка совсем, а они, как известно, всегда самое главное и существенное упускают – на то они и слабый пол. А кто их психологию лучше всех понимает и изучил?.. Правильно мыслите, ребята – летчик-космонавт!..» - Это он нам в предбаннике говорил, у кабины пилотов. Галочка-стюардесса говорит: «Ты не устал, Юра, а то я к Герману пересяду?..»

       Пили, помню, еще Столичную (когда коньяк кончился). Огурцы были свежие. У меня из дома были взяты помидоры в банке – мы Галку заставляли нам из банки их доставать – у нее рука узкая. Куры были – на «Аэрофлоте» всегда одни куры. Не «Аэрофлот», а курятник какой-то. Этот «Аэрофлот» уже так зае… так достал, что дальше некуда. Но тогда было все нормально и куры еще не так надоели, как впоследствии, многое тогда по молодости, по Оттепели, было в новинку.

       Юрка байку стравил, как он повел ту девчонку на турбазу и там каким-то непостижимым образом, каким-то семнадцатым чувством обнаружил пустой домишко и повалил ее на пол не долго думая, она и гакнуть не успела, совершил с ней полет по заранее рассчитанной траектории, и даже не один раз, и даже задом наперед. А потом, внутри того же домика, он, как и подобает настоящему джентльмену, стоял с ней еще довольно долго у стены. Когда девочка – конфетка, с ней не так уж легко бывает расстаться… Вот такая, значится, смешная история…

       «Так в чем же юмор?» - спросит меня какой-нибудь эксперт. А в том, что и пол и стены, и весь домик были свежепокрашены. Только-только перед тем турбазовские маляры закончили красить. Трудились, надо сказать, без большого желания и через силу, потея от жары и без конца прикладываясь к трехлитровой банке мочевидного пива, с завистью поглядывая на беззаботных отдыхающих… И вот утром пришли они, носатые, красномордые, конопатые, крабовидные работяги-охламоны, с проверяющим пришли свой домик сдавать и видят: мама моя! – Все заляпано и захватано, пол изуродован вконец, а на стене форменное издевательство: отпечаток фигурки рюмочкой, спинка, плечики, две половинки – кружочки упругого зада, и рука Юры Гагарина.
       
       «Вот такой я им автограф оставил, - сказал он и весело рассмеялся, и мы расхохотались вместе с ним, - пришлось им все переделывать, а я потом полдня в душе отмывался… Говорят, один мужик откуда-то разузнал, что это был я, грозился «космонавту, позорному, всю сопатку раскровянить», но я был уже далеко… Кстати, в Греции. Меня туда срочно вызвали наградить… А ну, налей, Николай». Я налил, мы выпили не заморщившись.

       «Споемте, друзья, ведь завтра в похо-од», - пропел Герман. Он хорошо поет. Я тоже ничего. Юра нас поддержал. Потом мы еще пели: «Заправлены в планшеты космические карты, и штурман уточняет в последний раз маршрут. Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом…» -знаменитую песенку, которую крутили тогда по радио и телевизору – нельзя сказать, чтобы очень уж замечательную, но поскольку ее крутили без конца и без края, как у них обычно бывает на их сраных "средствах массовой иноформации", то у людей наступал как бы ступор и они насвистывали и повторяли, не вдаваясь даже в смысл того… И какой только оптимист ее сочинил? Очень хотел заработать, наверное. Да точно, хотел приработать и увлекся темой: «На пыльных тропинках далеких планет!» – Тьфу, привязалась… «Дунай, Дунай, а ну узнай, где, чей подарок, где, чей пода-арок?!»… «Куба - любовь моя, остров зари багровой… Куба – любовь моя!.. Куба – любовь моя!»… «Если бы парни всей земли, трататарарарататайрара!»… И так мы, веселясь, долетели до Иркутска. Там отоспались, на другой день утром опохмелились и уже на вертолете отправились в Н-ск…

       А к чему эти мысли и это все, я и забыл. Вероятно, хотел проиллюстрировать сам себе, а также воображаемым экспертам, какую-то глубокую философскую мысль. Интересно, что перед самым почти полетом меня познакомили с одним прикрепленным писателем. У нас есть, между прочим, еще прикрепленные художники и композиторы, которые подвизаются на космической теме и питаются от нее. Есть поэты, артисты, всякие затейники, но я вспомнил другое. Я вспомнил, что он предлагал в соавторстве с ним написать книгу о том, как я дошел до жизни такой, в которой я буду перемежать описание полета с эпизодами из своей многотрудной жизни.

       Но теперь, я думаю, у него кишка тонка, мы и сами с усами. Да и побоится он, например, про Гагарина записать, за билет свой члена Союза писателей он побоится, потому что для того и билеты им выдаются, чтобы они боялись их потерять. Побоится он и в том случае, если даже ему намекнуть, что многое, если не все, из того, что я только что злесь натрепал, навалял, предназначалось не для какого-то дяди, и не для тети из ЦУПа (центра управления полетами в неизвестное), которые там, как пить дать, только и делают, что подглядывают да подслушивают, но было исполнено для себя, согласно нехитрой и указанной вводной: "Волобуев, развеселись!"...

       И в этом смысле вспоминается еще один случай, как Юрий Гагарин и Герман Титов пришли в ресторан «Эллада», и попросили у официантки Раи Новиковой дать им на закуску несколько огурцов. «РаЕчка, – обратился Юрий Гагарин, - мы сегодня обедать не будем, мы решили прогуляться в Тихую бухту и отдохнуть там культурно, - при этом он показал на горлышко завернутой в газету «Правда» бутылки, - ты дай нам вместо обеда хотя бы парочку огурцов».

       Рая отправилась на кухню и попросила у шеф-повара Василия (морда шайбой) дать ей несколько огурцов. «Нет, нету у меня никаких огурцов! – закричал раздраженно Василий, – ходят тут всякие, то одно, то другое, надоели, честное слово!.. Ну, ладно-ладно, тока не обижайся, вот возьми этот желтый семенной огурец и дай своим туристам, пусть они им подавятся!» Рая взяла и отнесла семенной огурец. «Вот спасибо», - сказали летчики-космонавты, и весело отправились в свое путешествие. Они совершенно не заметили никакого подвоха. Или они не разбирались в огурцах, или им было тогда все равно…

       Прошло какое-то время, может быть даже год, а может быть годы, и однажды, когда Рая была на кухне, она остановила вечно занятого Василия: « А помнишь, Василий, я у тебя попросила огурцов, а ты мне тогда швырнул невкусный и противный семенной огурец?» «Ну?» -переспросил Василий. «А ты знаешь, что это меня Юрий Гагарин и Герман Титов попросили. Они решили тогда пойти отдохнуть в Тихую бухту, бутылку купили, а закусить нечем»… «Что же ты, дура, мне раньше-то не сказала! - вскричал Василий, - да если бы я знал, что это они, герои космоса, я бы!.. Да я бы!.. Да я бы!..

       ВООБЩЕ, ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ СВЕЖИХ ОГУРЦОВ...


       
       1991г.