Палач

ПАЛАЧ.

Темная и сырая камера вот и все что получил он за свое служение церкви. Он был палачем, и не просто палачем, а палачом легендой. Вот уже двадцать лет он колесил по всей европе, наказывая грешников и еретиков. Он был оружием в руках святой инквизиции. Оружием которого боялись и ненавидели. Только он был способен добиться признания от любого самого гордого и невинного христианина. Он уже и не помнит скольких людей он пытал, и скольких после его пыток отправили на плаху. Он просто выполнял свой долг, как он считал предначертанный ему свыше. Он был богом в своем ремесле. Непривзойденным мастером - символом инквизиции.

Он пытал всех, и царей, и крестьян, не считаясь с их титулами и званиями. Если кто-то не оказывал ему знаков почтения, что проявлялось в том, что они отказывались здороваться с ним, или брезгливо отворачивались, то он подвергал их страшным пыткам. Но если кто-то кланялся ему и просил о нисхождении, то он откликался на их мольбы. Палач был суров и безжалостен к врагам церкви и Папы. Перед пыткой он спрашивал у них, согласны ли они с обвинением и если ответ был положителен, то бедолага умирал быстро и практически без боли, но если ответ был отрицателен, то палач прикладывал к нему все свои навыки, и тот всеравно соглашался с приговором. По началу люди гордились и плевали в сторону палача, а потом становились на колени и просили, нет не просили, а молили о пощаде. Они сулили ему золото и даже родовые замки, но палач был глух к их мольбам. Сколько было таких гордых дворян, которые уже через час после начала пытки, унижались как дворовые собаки, целовали его ноги и ползали на коленях. Таких палач пытал на площадях прилюдно. Он применял к ним самые изощренные и унизительные пытки. Он наслаждался видом изнеможденных дворян, просящих милости, будто нищие с рыночной площади.

Он мог добиться признательного показания от самых стойких. Даже от тех, от кого уже отказались остальные палачи, признав свою беспомощность. За годы служения святой инквизиции он побывал во всех, даже самых удаленных уголках европы. Его слава опережала его караван, с которым он и путишествовал. В караване было около двадцати повозок. С ним ехали его ученики и подмастерья, кузнецы и плотники, инквизиторы и биографы. Когда его караван приближался к городу, то вельможи и сановники этого города выстраивались в очередь у епископа, или кардинала, что бы замилостивить его щедрыми подарками. Священники умело пользовались этим. И если кто-то из них хотел приручить того или иного феодала, то запрашивал у Папы палача. И только новость, о том, что караван палача повернул к его городу. заставляла дворян седеть и впадать в панику. Свой караван палач размещал на рыночной площади. Высокий и широкий эшафот был разделен на три части. В центре восседал инквизитор, по правую руку от него была пыточная, где находился палач и его ученики. Именно туда и приводили грешников и еретиков для пыток. По левую руку от инквизитора эшафот был накрыт огромным савоном. Его срывали тогда, когда пытки заканчивались и приходило время казни. Под саваном скрывались гильотина и висилица, дыба и плаха, и еще целая куча приспособлений помогающих людям отойти в мир иной. Когда палач заканчивал, площадь окрашивалась в багряный цвет, и еще долго ее не могли отмыть от крови. Палач облаченный в кожанные штаны и алый колпак, скрывавший его лицо, вселял панический страх во всех, и даже в инквизитора. Его глаза заливались кровью как у быка на кариде. Иногда он терял контроль над собой, от чего зачастую страдали даже невинные. Однажды он даже чуть не казнил самого инквизитора. Потеряв рассудок, он бросил священника на плаху и уже занес топор над головой, но его ученики вовремя остановили палача. Палача боялись и ненавидели, но он был нужен святой инквизиции, и поэтому ему прощалось все, и даже его одержимость.

Но Папа умер и на его место пришел другой. Епископ из восточной Пруссии. Он отрицал инквизицию и решил покончить с ней. Он говорил, что с годами истинное ее предназначение было искажено и она потеряла свой смысл. А что бы покончить с ней, нужно покончить с ее символом. С палачем. Эра пыток и казней подошла к концу и палача схватили. Когда его аристовывали швейцарские гвардейцы, палач не сопративлялся. Для него приказ Папы был священен. Так его воспитали. С трехлетнего возраста палача воспитывали монахи в монастыре на юге Франции. Они воспитали его в строгом смирении и фанатичном почитании церкви и Папы. Палач предстал перед Папой и выслушал обвинение. Его обвинили в одержимости и приговорили к пыткам и последующей казни. Палач был брошен в темницу. Сидя здесь он молился и вспоминал свою жизнь. На мгновение он даже поддался соблазну и пожалел что отказывался от щедрых даров и земель. А ведь ему предлагали даже замки и целые графства. Но он был верен церкви. Он и сейчас закованный в кандалы остался верен Папе.

Палача вывели на центральную площадь Рима. Его, некогда грозу всего и вся, вели по улице под улюлюканье толпы, закованного в кандалы. Толпа бросала в него тухлые яйца и яблоки, они требовали его смерти. На эшафоте восседал сам Папа. Рядом с ним сидели все кардиналы церкви, а возле них стояли его самые лучшие ученики. Пытки начались с заходом солнца и закончились когда оно взошло на востоке. Обессилившие палачи, на рассвете сидели на скамейках и пытались придумать новые пытки для своего учителя. Они, за эту ночь, подвергли его всему, тому, чему он подвергал своих жертв, но все в пустую. Палач не издал ни звука. Ни стона, ни мольбы. Даже слезы не потекли из его глаз. Ученикам было не вдомек, что их учитель уже давно не чувствовал боли. Сперва исчезла боль душевная, затем его покинула и физическая. Он лежал распятый на дыбе и молчал. Толпа ревела и стонала. Она жаждала покаяния от палача и не получала его. В конце концов палач, порвав цепи, встал с дыбы и подошел к своим ученикам. Он обнял каждого из них поочереди и что-то прошептал на ухо. Отойдя от них он перекрестил их и подошел к Папе. Путь ему преградили гвардейцы, но увидев его взор, полный нежности и любви, Папа отослал их. Палач встал перед Папой на колени и попросил его об исповеди. Папа выслушал палача. Его рассказ длился долго несколько часов. И слезы текли по лицу Папы, от услышенного им. Он впервые увидел христианина, достойного его самого, по благочестии и силе веры. Палач не был зверем, он был жертвой. Кардиналы и епископы использовали его в достижении своих корыстных целей и палач знал это. Но всеравно выполнял их приказы, так как они для него были священны. После исповеди палач встал и подошел к гильотине. Он лег на нее и через мгновение его голова упала в корзину. Толпа встретила это аплодисментами и радостными криками, чем вызвала вспышку ярости у Папы. Он подскочил со своего трона и заорал на толпу. Толпа притихла, а сердце старого Папы, не выдержав такого напряжения, остановилось. Папа сделал пару робких, дрожащих шагов по эшафоту и рухнул с него на площадь. А уже на следующий день, таже толпа, на той же площади, радовалась и приветствовала нового Папу, забыв о той трагедии, что разыгрывалась здесь менее суток назад.

Палач, символ великой святой инквизиции был казнен. И тот, кто всем сердцем хотел уничтожить инквизицию, погиб в ту же секунду что и палач. Вот так два самых преданных церкви людей умерли в один день и час. Но те ради кого они жили и трудились никогда не вспомнят их добрым словом. Ни Папу, ни темболее палача. Инквизиция продолжилась и еще множество невинных было замучено ей. А эта история, лишь одна из многих родившейся в те темные и ужасные времена, когда умами людей правили не любовь к богу, а страх перед палачами и инквизиторами. И еще не известно точно, кто был большим зверем, тот кто стоял на эшафоте с топором в руках, или тот кто отдавал приказ поднимать этот топор. Кровь ручьями текла по рукам обоих, но только вот один был рабом, а другой хозяином.