Рипсиме

Кудри путались в руках, густые, длинные волосы не слушались, но Рипсиме все-таки завязала тугую тяжелую косу, и покрыла голову тканью, концы которой скрывали даже кисти рук. Прозрачный шелк, окаймленный белым кружевом, обрамлял лицо девушки, подчеркивал темноту каштановых волос, длинные ресницы опущенных глаз, да белую с розоватым отливом кожу.
-Рипсиме, раздалось снаружи, и она, ещё раз поправив платье, стягивающее тело лишь на талии, бросилась в прихожую. Брат стоял у дверей, с губ слетали упреки, брови были нахмурены, смуглое лицо его выражало недовольство. Но Рипсиме лишь улыбнулась, ведь она знала, что брат её любит больше всех на свете. Она подошла к нему, прошептав:
-Аршак, Ес кез шат сирум ем(1)! Глаза её были лукаво нежны, но он не мог устоять, и махнув рукой со свистом произнес: Ас, подняв её личико за конец округленного подбородка, он, посмотрев ей в глаза, громко сказал:
-кянкс ктам кез(2)!
-Гитем аперик, гитем(3) – Голос лился словно самая тонкая мелодия дудука, и он наслаждался им. Её голос был для него подобен рассвету, настолько он был чист и свеж. Он мечтал встретить когда-нибудь девушку с таким же голосом, и взять её в жены, чтобы она была лучшей подругой его сестре, и дочерью матери.
Низкая массивная дверь захлопнулась от сквозняка, ветер которого закрыл дорогу назад для всего армянского народа. В те и последующие годы каждый ощущал чувство потери, словно кто-то грязными руками надломил их душу, так просто, как хлеб.
Тем утром праздновали свадьбу давние друзья Аршака, и он, после многочисленных просьб взял сестру с собой, внимательно осмотрев её наряд, он коснулся губами её лба. Репсиме была его гордость – красивая, статная, если бы она подняла свои глаза на любого из мужчин, он бы обомлел, и единственное, что слетало бы с его уст – это её нежное имя.
-Рипсиме, где ты? Рипсиме, кричал Аршак, когда где-то за скалами послышались выстрелы. Рипсиме всегда уходила с подругами подальше от брата, и он так часто её за это ругал. Но сейчас он бы не стал кричать на неё, он бы обнял её и никогда не отпустил бы. Но её нигде не было. Быстрым галопом всадники направлялись прямо к домам, стреляя в воздух, в людей, в скот.
Немой ужас исказил лица мужчин, где-то, словно сквозь воду, послышались истошные крики женщин, которые кидались к детям, и, не различая их, брали за края одежды и тащили за собой, прижимая к груди. На землю гулко падали тела, словно из чьих-то рук сыпался песок, где каждая песчинка – человек. Мужчины, Женщины Дети, словно бордовым покрывалом устилали землю, и лишь кое-где мелькал белый, нетронутый кровью шелк, которым свою красоту и невинность подчеркивали армянские девушки.
-Репсиме – пронзил воздух новый крик, когда друзья Аршака оттащили его с центра двора, дали в руки оружие, и поведи обходными путями, к обрыву, чтобы подойти к врагу со спины. Пробираясь через холмы, Аршак видел множество жизней, которые падали к его ногам увядающими в расцвете сил цветами. Перед собой, сквозь пелену ужаса он увидел глаза сестры, и волосы её усыпанные точно такими же, прекрасными, свежими цветами, взросшими на родной земле, наполненные любовью солнца, и сорванные её нежными руками у склона.
 Обрыв был залит светом, слепившим глаза, как те воспоминания. Аршак спрятался за большой камень, и, прицелившись, готовился выстрелить, как вдруг он услышал пронзительный крик, влетевший в него и опустошивший душу. Ружье его опустилось, с глаз градом посыпались серебряные слезы - он увидел, как ветер уносил в даль прозрачную ткань, подаренного сестре покрывала, он увидел девушек, связанных, в порванных одеждах, которых как добычу тащили за собой молодые Османы, улыбаясь и напевая какой-то несуществующий нашид. Одной из них была его Рипсиме, самой первой, стояла она с гордо поднятой головой, и поднятыми глазами к небу. Не целованные губы её дрожали, и даже по этой дрожи он прочитал слова молитвы, который учила их мать, когда они были совсем маленькие. Турки остановились, самый молодой из них подошел к Рипсиме, и потянул её за собой, пытаясь увести первой. Рипсиме стояла. Тогда же он обмотал веревкой, которой были связаны руки, её нежную шею, и хотел заставить её нагнуться. Рипсиме стояла. Он дернул веревку, и она упала к его ногам, тогда же он положил ей на вздымающуюся грудь свою грязную ногу и прохрипел на чисто армянском языке, запинаясь от смеха:
-Иш, какая гордая, После он нагнулся, притянул её к себе, и, касаясь её нежной кожи шепотом произнес:
-Ничего, и не таких укрощали. Где-то послышался взрыв, Аршак прицелился, но Турок резко обернулся, а Рипсиме не раздумывая, бросилась бежать. У Аршака в голове прокрутилось: К обрыву, она бежит к обрыву. Он кинул оружие на землю, бросился к сестре, но успел схватить лишь подол её когда-то белого, ныне грязно серого платья, успел схватить лишь один звук её последнего крика, и увидеть её удаляющуюся хрупкую фигуру, которая разбилась о скалы через долю секунды. Но и этого ничтожного времени хватило, чтобы почувствовать, как душа вырывается из тела.
Не прошло и недели, как Рипсиме сидела рядом, подле него, и говорил он ей:
-Рипсиме, лучше умереть, чем потерять свою честь.
-Братик, если я разочарую тебя, брось меня с этого же обрыва – сказала она усталая, и, кажется, засыпая, и он аккуратно накрыл её плечи шалью, взял на руки и отнес домой.
Он сжал руки на груди, безмолвно рыдал, смотря на лазурь неба, а слезы ручьями стеками по щекам. Он так хотел снова почувствовать нежность её рук на своих глазах, когда она закрывала их, мечтал окунуться в запах её едва распустившегося тела, а воздух пропитался лишь порохом, что наполнил облака, плывшие по скалам, и по обрыву, в котором исчезла его последняя надежда и мечта. Выстрелы оглушали Аршака, он знал, что его братья, словно звери, охраняющие свою территорию, стреляли метко, с ожесточением, а перед его глазами мелькали развивающиеся яркие платья, да черные как ночное небо глаза, усыпанные блеском звезд. Глаза его Рипсиме.
В памяти у него пронеслось, как он звал её на вершине горы, как брал за плечи и поднимал над собой, и целовал как ребенка: её щеки, её лоб, и подбородок на котором было 3 родинки, выстроенные в прямую линию. И неожиданный удар пули пронзил его сердце, но оно было уже мертво, и его пустота не чувствовала боли, а с губ слетело: Спасир Рипсиме, ес галис ем(4)!!!





Прм.
1- Я тебя очень люблю. -армянский язык.
2-Жизнь за тебя отдам - устойчивое выражение в армянском языке.
3- знаю, братик, знаю -арм. язык
4-Подожди, Репсиме, я иду к тебе - арм. язык