Перед высадкой

       ПЕРЕД ВЫСАДКОЙ


       Рассказ





- ЁКЛМН! – раздражённо произнёс рядовой Лу Тибет (рота «Г» 16-го полка 1-й пехотной дивизии), ёжась от пронизывающего всё его существо предрассветного ветра, достаточно удивительного, если вспомнить несколько предыдущих, вполне себе летних дней. – Неужто опять весь день просидим?
- Ну и просидим, и что? – проворчал сержант Гриншпун, командир отделения, в котором служил Тибет. – Ты чего, торопишься куда-то, что ли?
- Нет, ну... – неловко буркнул Тибет. – Нет, в смысле, я...
- В тебя, зараза, никогда из пулемёта не херачили, - перебил Тибета Гриншпун, тяжело глядя ему в глаза. – По тебе, гнида, никогда «чемоданами» не лупили, ты б тогда, поц, по-другому запел. Знаешь, как оно бывает, когда полжопы тебе сто пятью миллиметрами сносит? Знаешь?
- Нет, - пробормотал Тибет, стараясь не встречаться с Гриншпуном взглядом.
- Я тоже не знаю, - мрачно сообщил Гриншпун. – И вот как-то не горю желанием узнать, понял?
Тибет промолчал.
- Ты видишь, я к чему клоню, - продолжил Гриншпун уже почти дружелюбным тоном. – Я понимаю, что тошнит, и качка, и голова кружится, и блевотиной воняет, но по сравнению с тем, что на берегу будет, это рай земной, ты мне поверь. Я бы тут и ещё две недели проторчал за милую душу, и три, и четыре. Тебе сколько лет?
- Это не имеет значения, - уклонился от ответа Тибет, которому только два дня назад исполнилось восемнадцать.
- Да, - согласился Гриншпун, - скоро это перестанет иметь значение, точно.
Он хотел сказать что-то ещё (сухое семитское лицо его бледнело от гнева с каждой секундой всё сильнее), но тут в разговор, к вящей радости Тибета, вмешался комвзвода лейтенант Андерсон, давно уже наблюдавший за разговором.
- Сержант, можно вас на пару слов? – самым задушевным голосом обратился он к Гриншпуну. Тот метнул на взмокшего Тибета презрительный взгляд и проследовал за Андерсоном к борту ДСП. Некоторое время они оживлённо о чём-то переговаривались; до Лу доносились изрекаемые лейтенантом обрывочные словосочетания «великая миссия», «боевой дух» и «настраиваются на яростную схватку» и неубедительно оправдывающийся бубнёж сержанта – что-то про «зелёных желторотиков», «да по шее бы его, поучить» и «мой долг как командира отделения»; последнее прозвучало на фоне остальных ламентаций весьма искусственно и выспренно. Впрочем, нельзя было сказать, что разговор ведётся на повышенных тонах; к концу беседы они заулыбались, Андерсон хлопнул Гриншпуна по спине и отошёл к противоположному борту, к командиру роты капитану Доусону. Сержант, благодушно ухмыляясь, вернулся на своё место, вытянул из сумки флягу и отхлебнул.
- Я хочу, чтобы это всё поскорее началось, - неожиданно для самого себя брякнул Тибет. – Поскорее началось и поскорее закончилось, вот и всё.
Гриншпун посмотрел на него, подняв брови.
- Скоро всё и закончится, - сказал он. – Быстрее, чем ты думаешь.
Он закрутил крышку фляги и спрятал её за пазуху. Это натолкнуло приунывшего Тибета на мысль о том, что было бы неплохо проверить и, может быть, получше уложить своё снаряжение, общий вес которого составлял порядка сорока килограммов: гранаты, сухой паёк, патроны, баллон с зажигательной смесью (Лу был помощником огнемётчика). Пистолет, который Тибет выменял у «томми» из 50-й дивизии. Винтовка «М1». Блок сигарет «Кэмел». Штык-нож. Компас. Пять пачек презервативов.
- Вот скажите, - промолвил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – На кой хер нам столько гондонов выдают? Больше чем патронов, в самом-то деле! Кого мы там е#ть собираемся?
Мучимые тошнотой, беспрестанно свешивающиеся за борт «джи-айз» несколько оживились.
- «Джерриз», ясен месяц, - проурчал рядовой Фьоре, позеленевшим от качки лицом напоминавший монстра из рассказа Лавкрафта «Зов Ктулху». – А ты что, на баб, что ли, губу раскатал? Или вот друг дружку тоже можно.
- Да, Лу, - мечтательно протянул сидящий рядом с Тибетом рядовой первого класса Хоум. – Отойдём мы, значит, с тобой по нужде... И тут я, допустим, ширинку застёгиваю... А ты, стало быть, её обратно – хоп-с! – и расстёгиваешь...
Послышался гогот. Тибет, обидевшись, отвернулся.
- Не, ну во Франции, говорят, чалки нормальные, - вмешался в разговор кто-то, кого Лу со своего места не видел. – Ну там... «французская любовь», и всё такое...
- Какие угодно, лишь бы лучше, чем в Англии, - веско сказал доселе не проявлявший интереса к дискуссии Гриншпун, тем самым как бы закрыв тему. – Если хочешь, - продолжил он, обращаясь к Тибету, - я тебе скажу, для чего эти резинки нам понадобятся. Смотри, делаешь так: достаёшь гондон и натягиваешь на ствол... Не на тот ствол, мудаки! – гаркнул он заржавшим «джи-айз». – На винтовку надеваешь, понял? Вышел на берег, снял, прицелился, выстрелил. Снял, прицелился, выстрелил. Ясно?
Тибет решил, что Гриншпун издевается над ним.
- Послушайте, сержант... – начал он возмущённо.
- Нет-нет, точно, - подтвердил, кивая, рядовой Корелли. – Так в ствол ни вода, ни песок не попадут, точно. Мы так делали уже, это нас морпехи научили. Лучше даже не один натягивать, а два-три. Можешь в них часы, деньги заворачивать, что угодно, лишь бы влезло.
Корелли был одним из самых опытных бойцов во всей дивизии – он прошёл через бои в Северной Африке и Сицилии, потому его мнение было вполне авторитетным. Тибет изумлённо покачал головой. При зрелом рассмотрении во всём этом чувствовалось рациональное зерно. Он извлёк из кармана пачку презервативов, распечатал её и натянул одно из «изделий» на ствол своего «гаранда». Презерватив сразу же порвался.
- Вот говно, - добродушно прогудел Фьоре. – Сколько раз я на этой херне накалывался уже. Жениться даже из-за этого пришлось.
Лу матюгнулся и достал другой презерватив.
- Ты сразу два натягивай, - посоветовал напряжённо наблюдавший за его манипуляциями Корелли. – Так прочнее будет.
- Вот и воюй с фрицами после этого, - посетовал рядовой Роллинз. – Сами-то даже гондоны нормальные делать не умеем. Меня, кстати, немецкие никогда не подводили. Теперь-то их и нету нигде.
- Чего ты хочешь, - философски заметил Фьоре. – Эмбарго, оно и в Африке эмбарго.
- Нет, ну я понимаю, что воюем, ну и что? – горячился Роллинз. – Но если гондоны качественные делать не можем, ну хоть через третьи страны их ввози, что ли.
- Дурачина, - пробасил Фьоре. – Демографический спад в стране, понимаешь? Вот они специально такие резинки и делают. Ну и что, в конце концов? Я вот женился – и не жалею. Вернусь, у меня дочке уже три года будет.
- С демографическим спадом не так надо бороться, - полемично молвил Роллинз. – Зарплаты надо поднимать, а цены снижать, и не будет никакого вам спада. А то спад, надо же, ебитьческая сила! На детей сейчас столько башлей уходит, проще... проще, ну, я не знаю...
- У меня вот дома кошек десять штук, - ни с того ни с сего подал голос рядовой Хоум. – На ферме.
- Ну вот видишь, - обрадовался Роллинз, - и то, наверное, дешевле обходится, чем одного ребёнка вырастить.
- Не вопрос, - согласился Хоум. – Да чего там, я в неделю на курево больше трачу, чем на них за месяц.
- А ты сам-то откуда? – с неподдельным интересом обратился к нему Роллинз.
- Из Арканзаса, - ответствовал Хоум.
- Ого, - покачал головой Роллинз. – Чего-то, говорят, у вас там вообще жизнь дешевле.
- Да какое там дешевле, - махнул рукой Хоум. – Своим трудом просто кормимся, и всё. Так это что на Юге, что на Севере. Покупать-то всё равно всё самим. Вот, пожалуйста, трактор полетел – вот ты и в жопе. Где на новый-то денег взять? Тут что ты фермер, что ты клерк какой-нибудь – разницы никакой. Или неурожай, так вообще голодом сидишь. Как Чарли Чаплин, помнишь, шнурки ел – типа макароны? А ты говоришь, дешевле. Да ни хера не дешевле, может, ещё и дороже выйдет.
- Ну да, это точно, - вздохнул Корелли. – Фермерам сейчас тоже несладко. Ну, да всё равно богаче сейчас жить стали. А то, до того, как Рузвельта выбрали, веришь, нет – в петлю уже лезть собрался на полном серьёзе. Жрать нечего, с завода попёрли. Сейчас не так, конечно. Говорят, после войны совсем хорошо жить будем. Англия нам столько уже должна, да и русские, кстати говоря.
- Ну, русские-то тебе кукиш с маслом отдадут, - сказал Роллинз скептически. – Да и у «лайми», поди, дырка в кармане. – Тут он заржал. – Они с нами своими бабами расплачиваться будут, понял?
- Боже ты мой, - сказал Корелли. – Лучше уж пускай совсем ничего не отдают.
Тибет засмеялся вместе со всеми, когда заметил, что молча слушавший их болтовню Гриншпун поднялся со своего места и направился к стоявшим у аппарели ДСП офицерам. «Джи-айз» по инерции посмеялись ещё некоторое время, но затем постепенно, по одному, замолкли, вглядываясь в длинную тощую фигуру сержанта, о чём-то беседовавшего с капитаном Доусоном, и пытаясь вслушаться в их разговор.
Через несколько минут Гриншпун вернулся обратно.
- Ну что, - сказал он, - через двадцать минут отходим от берега. Проверьте снаряжение. Кому надо посрать или стошнить, сделайте это сейчас, потом времени не будет. Если у кого оружие не заряжено, зарядить. Начинаем.
Слова его были встречены молчанием. Никто не шелохнулся. Желчный обыкновенно рядовой Роллинз неуверенно улюлюкнул, но под негодующими взглядами других солдат моментально стушевался.
- Ну же, чёрт бы вас побрал! – рявкнул Гриншпун. – Я сказал – проверить снаряжение! Хотите это делать на берегу, под пулями? На вас лично мне насрать, но у меня есть задание и я должен обеспечить его выполнение! Проверить стволы, кому сказал!
«Джи-айз» зашевелились. Все схватились за оружие или начали рыться в вещмешках. Охваченный общей деятельной волной, Тибет тоже взялся за свой «гаранд» – заряженный ещё на берегу и уже обтянутый презервативами с обоих концов – и принялся бессмысленно вертеть его в руках.
Сказать по правде, винтовка Тибета никогда не вызывала в нём ни страстной любви, ни восторженного благоговения. Лу она казалась весьма тяжёлой и громоздкой, к тому же из-за неотъёмного магазина её нельзя было перезарядить до полного отстреливания заряженной пачки патронов. Куда больше Лу нравился «томми-ган» сержанта или карабин «М1А1» лейтенанта Андерсона. Самой же затаённой эротической мечтой Тибета была тяжёлая штурмовая винтовка «БАР», которая во всём отделении имелась у одного лишь рядового Фьоре (собственно говоря, из всего отделения только Фьоре, как самый здоровенный сукин сын, и мог вести из «Браунинга» относительно прицельный огонь – самому Тибету, к примеру, на учебных стрельбах чуть не сломало ключицу отдачей). Впрочем, так было раньше – до того, как на тех же учебных стрельбах Лу опробовал трофейный немецкий карабин «98К» и британскую «Ли-Энфилд». После стрельбы из этих допотопных монстров Тибет научился относиться к своей прекрасной самозарядной винтовке с тем уважением, какого она заслуживала.
Лу проверил, на месте ли свежая патронная пачка, провёл ладонью по ложу, приложил приклад к плечу, целясь в луну. Всё было в порядке. Собственно говоря, Лу не вполне понимал, что могло быть не в порядке. Винтовка его всегда была в идеальном состоянии, этим он мог дать фору многим офицерам во всём полку.
Впрочем, дело было не в самодурстве сержанта и не в состоянии снаряжения, проверенного и перепроверенного уже на десять раз. Людей нужно было чем-то занять. Уже через несколько часов им предстояла высадка на голый пляж, без единого, если не считать воронок от снарядов, укрытия, простреливаемый и заминированный со всех сторон. За день до того, как их в первый раз погрузили на суда, перед ротой «Г» выступил некий бригадный генерал, в своё время нещадно битый японцами на Филлипинах. Солдатам он представил часовую лекцию на тему «Зов долга в современном демократическом социуме», в которой невзначай упомянул, что потери в первой волне десанта могут достигать ста процентов личного состава, чем поднял боевой дух «джи-айз» необычайно, а рядовой Бен Резнор из взвода лейтенанта Маллина так и вовсе при всех прострелил себе ногу из карабина, даже не попытавшись придать этому вид несчастного случая (потрясённому Маллину он не моргнув глазом заявил, что ни в одной тюрьме нет пулемётных гнёзд с «MG-42», а если и есть, то их не нужно штурмовать всем табором). Таких случаев было немало – не сказать, чтобы великое множество, но не заметить тут некую настораживающую тенденцию тоже не представлялось возможным.
Лу ещё раз осмотрел свою винтовку и уже было собрался повесить её на плечо, как вдруг из обтянутого презервативом ствола раздалось отчётливо слышимое кряхтение, после чего «гаранд» дёрнулся в руках Тибета и полыхнул белым. От звука выстрела у Лу заложило уши. Рядовой Хоум, в сторону которого в этот момент была направлена винтовка Тибета, побледнел и рухнулся оземь, схватившись руками за живот.
У Тибета подкосились ноги. Чтобы не упасть, он осторожно снял с себя каску и подложил её под зад. Время остановилось. Краем глаза Лу увидел Гриншпуна и Андерсона, вязко продирающихся сквозь липкую паутину опутавшего всё густого фиолетового дыма.
Неожиданно темпоральный поток помчался с привычной скоростью – так же внезапно, как и остановился. Подскочивший к Тибету Гриншпун отвесил тому апокалипсической мощи затрещину, от которой у Лу потемнело в глазах. Он плюхнулся спиною в ледяную воду, плещущуюся на дне ДСП, и, бессмысленно моргая, вытаращился на рядового Хоума, не подававшего признаков жизни.
К Хоуму подскочил лейтенант Андерсон.
- Рядовой! – зашипел он. – Рядовой! Врача!
Словно в каком-то сомнамбулическом оцепенении Тибет взирал на то, как Хоум разъял сложенные на животе руки и тупо уставился на них. Ни на его ладонях, ни на куртке не было никаких следов крови.
- Я живой, - возвестил Хоум без выражения. – Я живой!
Андерсон отшатнулся от него так, словно, оставшись в живых, Хоум нанёс несмываемое оскорбление самим основам существования. Несколько секунд он глядел на Хоума с подозрением и ненавистью; затем, вцепившись в потрясённого рядового, как клещ, лейтенант чуть ли не обнюхал каждый дюйм его куртки. Хоум, походивший на большого плюшевого медведя, позволял Андерсону вертеть собой, словно был не более чем куском мяса.
Убедившись в том, что Хоум жив и даже не ранен, Андерсон с Гриншпуном обменялись изумлёнными взглядами.
- Какого хера? – сентенциозно промолвил Гриншпун. – Ты стрелял в него? – рявкнул он, адресуя свой вопрос дрожащему Тибету. – Чёрт побери, я спрашиваю, ты стрелял?
- Я... Я... – пробубнил Лу, еле ворочая деревянным языком. – Я не х... не х...
- ****ь, заткнись уже наконец! – зарычал Гриншпун, страшно тараща глаза. Большинство солдат, находившихся на ДСП, к тому моменту столпились вокруг них, так что судно ощутимо накренилось на левый борт. Стоявший у противоположного борта капитан Доусон, хмурясь, смотрел на них. Он, как и все, слышал выстрел, но предоставил младшим офицерам возможность самим во всём разобраться.
- Ничего не понимаю, - произнёс Андерсон озабоченно. – Где его винтовка?
Он покрутил головой, озираясь, затем наклонился, подобрал «гаранд» Тибета и принялся пристально его осматривать.
- Холостые? – предположил наблюдавший за его операциями Гриншпун.
- Н-нет... нет, вряд ли, - покачал головой Андерсон. – Смотри, гондон целый. От холостого его всё равно разорвало бы. Это точно его винтовка?
Он ещё некоторое время вертел «гаранд» в руках, после чего повернул винтовку стволом вниз и стянул с неё презерватив.
Лу, выпучив глаза, следил за его действиями.
- Это что, какая-то шутка, чёрт возьми? – брезгливо морщась, вопросил лейтенант и сдавил презерватив.
Из кондома на руку лейтенанту вытекла струйка вязкой, серовато-белой жидкости, без сомнения, знакомой любому подростку, вступившему в эру активного полового созревания.
- Ай, ****ь! – взвизгнул Андерсон, пытаясь отряхнуть руку и швырнув наполненный до краёв презерватив за борт. – Что за херня?!
Кто-то из бойцов, кажется, Роллинз, нервно хихикнул, но никто не поддержал его почин. Солдаты в гробовой тишине наблюдали, как лейтенант мечется по палубе, матерясь и вытирая руку о штаны.
- Ну, что там у вас, лейтенант? – крикнул со своего места капитан Доусон.
- ****ь, малафья! – ревел Андерсон в исступлении. – Это же спермач! *****! *****, *****, *****!
- Чем Тибет свою винтовку заряжает? – шепнул рядовой Фьоре стоявшему рядом с ним рядовому Эмброзу.
Эмброз долгое время молчал, глядя то на неистовствующего Андерсона, то на позеленевшего, блюющего прямо себе под ноги Тибета, то на окаменело сидящего на палубе Хоума. Лицо его было задумчиво.
- Знаешь, Ник, лучше бы я в воздушно-десантные пошёл, честное слово, - наконец произнёс он и с нарочито бесстрастным видом двинулся к рампе ДСП.
       



       КОНЕЦ