Гири - чтобы не улететь

Наблюдая за прохожими, можно заметить, сколько груза тот или иной человек возит на себе, куда бы ни отправился.

       Солнце на причудливых фасадах барокко. Дома ремесленников. Иллюстрации к сказкам Гримм. Жёлтый и терракота. Черепица. Липы и тротуары.
       В Поставах старушка подметает тротуар возле центральной площади. Начало рабочего дня. Она совершенно не напоминает человека, вынужденного зарабатывать подобным образом. На ней даже нет униформы, какую обычно носят уличные рабочие. Аккуратная причёска; новая, опрятная одежда и обувь. Ярко зелёного цвета пластиковые ведро и щётка, наверняка, недавно куплены в ближайшем супермаркете. Умное интеллигентное лицо в очках принадлежит скорее служащей какой-нибудь небольшой конторы.
       Вызвало любопытство. Знакомый, житель местечка, поздоровался с пожилой дамой. Я спросил.
       - Это Наталья. Немного чудная бабушка, - поделился мой приятель тем, что ему самому известно – говорят, раньше работала где-то бухгалтером. А, выйдя на пенсию, не смогла понять, как может такое быть, чтобы она, ежемесячно получала деньги, но при этом оказалась свободна от обязанности каждый день ходить на работу. Вот так вот однажды взяла вдруг, да ощутила внутреннюю потребность не быть должной. И занялась уборкой своей планеты. Ежедневно с восьми до одиннадцати.

       Наталья, добросовестно отработавшая бухгалтером почти четыре десятка лет, уходя на пенсию, решила сдать все дела в самом, что ни есть, безупречном виде. Перепроверяя таблицы цифр, бланки, счета, отчёты, она невольно вспоминала, с какими событиями, людьми, впечатлениями, чувствами в её жизни была связана та или другая бумажка. После нескольких заполненных кропотливой работой дней, она чувствовала себя как после исповеди у психоаналитика. Документы находились в идеальном порядке. Коллеги по работе купили торт и бутылку красного сухого вина. Бухгалтерская карьера, хоть и закончилась пару часов назад, достигнув своего совершенства, оказалась позади. Завершилась тихо и благополучно. Какая разница, прошло с этого времени несколько часов или десятилетий. Муж Натальи, намного старше супруги, умер четыре года назад. Родной брат, директор местной строительной фирмы, жил со своей семьёй в соседнем доме. Дети давно уже повзрослели, получили образование, женились, повыходили замуж, растили детей – её внуков, которых привозили каждое лето к бабушке в гости. Домашних питомцев у Натальи не было. Даже комары не беспокоили её дома, остановленные натянутой на окна москитной сеткой.
       Совсем скоро у шестидесяти пятилетней женщины начала ухудшаться память, стали случаться истерики, беспричинные нервные срывы, шокировавшие даже торговцев на продуктовом рынке. Несколько раз во сне её тело методично разбирали на части, мышцы раскладывали на столе в строгом порядке, тщательно разгладив каждую из них и распрямив. Кости подвергались дотошной инвентаризации, нумеровались, а номера их вместе с латинскими названиями Наталья выучила наизусть и могла на отлично сдавать экзамен в медицинском университете. Под утро педантичные чудовища оставляли своё занятие, после чего Наталья, следуя подробной инструкции, собирала себя снова, пока последний ноготь не оказывался на своём положенном месте. Временами ей стало мерещиться, что она не видит себя в зеркале. Разве что одежду. Иногда то, что там появлялось, больше напоминало творчество художников авангардистов, чем отражение человека. Самое ужасное, что день за днём бедная пожилая дама мучилась сомнениями, не забыла ли она утром какого-нибудь жизненно важного органа, как последнее время ей случалось забывать ключи, выходя из дома. Если забыла, начинала рассуждать Наталья логически, возникает вопрос, жива ли она, либо ужасные странные сны и томительная реальность поменялись местами, а самой её давно уже нет. Каждый щипок или укол себя иголкой в указательный палец принимались как доказательство обратного. Но только на некоторое время.
       Родственники, несмотря на ругань и отчаянные протесты, отвезли женщину в ближайшую психиатрическую больницу.
       Врач, всего на несколько лет моложе поступившей к нему пациентки, по виду мог бы сгодиться последней в сыновья. Поджарый каратист, загорелый, с короткой стрижкой выгоревших на солнце русых волос, он предложил Наталье кресло, что стояло в стороне от рабочего стола. Женщина послушно присела. Осознание, где она находится, и этот необычный субъект, отвлекли Наталью от кипевшей внутри неё бури.
       - Простите, когда будет доктор? – осведомилась она.
       Хозяин кабинета назвал своё имя, должность и учёную степень. Хоть почти всё из этого значилось на табличке в коридоре, даме необходимо было внушить чувство надёжности и хоть какого-то, максимального, насколько возможно в подобных обстоятельствах, доверия. Усевшись в кресло напротив, доктор осведомился у своей собеседницы о детях, попросив не осуждать их за то, что доставили её сюда. Разговор плавно затронул работу Натальи, обстоятельства её выхода на пенсию, родственников, коллег, просто знакомых, привычки, увлечения… Казалось, их общение длилось не меньше часа, хотя с его начала успело пройти ровно тридцать четыре минуты. Большую часть времени, разумеется, говорила посетительница, для которой лаконичность не была характерна как таковая.
       Как выяснялось, никому не известным образом духовное развитие бывшего бухгалтера слишком уж опередило физическое и психологическое. «Это похоже на то, как если бы машинку, работающую от сети с напряжением в двести двадцать вольт, подключили прямо к генератору электростанции» - пояснил психиатр. Личность, как целостная система, вышла из равновесия.
       - В каком-то смысле, - заметил доктор – вы стали жертвой своей целеустремлённости. Я не хочу сказать, что советую вам научиться жить бесцельно. Скорее наоборот. Просто желательно, чтобы выбор своих жизненных целей вы делали как можно более тщательно. Так или иначе, ставя себе цель, человек отчуждает часть своей жизни, никогда не зная, какой величины долей он рискует. Это вопрос рентабельности. Проект должен окупиться. Постарайтесь не отдавать себя под залог таких вещей, как идеальное состояние ваших бумаг. Когда-то Фидель Кастро пообещал, что не сбреет бороды, пока не… Не помню, точно, что именно. Пока не наступит мир во всём мире, пока не победит мировая социалистическая революция... Так и живёт по сию пору команданте, заключённый в свою бороду. Хотя, впрочем, вероятно, неважно. Это всё лирика, если хотите, можете не обращать внимания. Теперь к делу.
       Даме был прописан метод Льва Толстого – простой физический труд, Кастанеда по тридцать страниц перед сном десять – пятнадцать после обеда, и, своеобразная техника безопасности, на тот случай, если личность Натальи опять разбаллансируется.
       - Гири, сударыня. Японцы называют такие штуки простым русским словом «гири». Это долги, или обязательства, вернее даже чувство долженствования. Например, я практикующий врач, а вы – бухгалтер на пенсии. То, что я сейчас занимаюсь вашими заботами – моя профессия. Я обязан это делать. Но если я попрошу вас помочь мне разобраться с некоторыми документами, и вы согласитесь, я, с учётом всех обстоятельств, буду должен вам бутылку коньяка. Иначе быть на мне гирям. В тех случаях, когда у нас принято говорить спасибо, японцы пользуются словом «аригато». Наиболее точно это можно перевести, как «вы ставите меня в неловкое положение». Есть, правда, и покруче словечко – «сумимасен», например - «мне с вами вовек не рассчитаться». Тьфу-тьфу-тьфу! Чур меня! Неудобняк. Вполне обычное чувство человека, на которого только-что была повешена очередная гиря, пусть даже небольшая. Привычное нам выражение благодарности несёт в себе сходный смысл: «спаси Бог» - мы как будто выписываем чек на счёт небесной канцелярии. Или сообщаем адрес, на который доставить груз. Главное условие, чтобы от подобных обязательств вы могли освободиться в любой удобный момент по своему усмотрению. Гири применять в качестве балласта, каким пользуются аэронавты на своих воздушных шарах. Достаточно задуматься о своём долге или постараться, чтобы вам оказали услугу. Можно, на худой конец, вознамериться кому-нибудь отомстить. Можно оказать услугу самостоятельно – это не так надёжно, но иногда тоже помогает удержаться на своём месте. В общем - регулируйте вес, который носите. Когда бухгалтерию сдавали, небось всё рассчитали до последней копеечки, всё вспомнили, со всеми рассчитались, всё списали… Так ведь было? Ну, ничего, зато доставили мне уникальную возможность за всю мою практику. Ох, Шура, пилите гири!
       - Вам бы только случай позаковыристей. Интересно, доктор, что может случиться, если на мне так и будут висеть эти японские гири? Или, когда я не буду работать, как Лев Толстой, в поле, у меня и огорода-то нет… – осведомилась Наталья насчёт противопоказаний.
       - Орёл заберёт – с серьёзным выражением лица сказал психиатр – Ну, вы же верующий человек, как вам это объяснить – «душу» съест ччорт, наврав перед этим, что он Бог, если о собственной «душе» грамотно не позаботиться. Или… Не знаю! «Бог», «Чёрт» - съест – вот это уж точно. Так что, поаккуратнее, пожалуйста, я теперь вам буду звонить время от времени, вопросы задавать, записывать, чтобы не опостылела мне окончательно моя профессия.
       - Су-мима-сен – выходя из кабинета, произнесла бабушка слово, неожиданно для неё самой врезавшееся ей в память.
       - Аригато – подмигнул доктор, изобразив лёгкий поклон. – Спасибо.
       К вечеру Наталья была уже дома, успев обзавестись рекомендованной литературой. На следующий же день, поссорившись с соседкой, она пошла в магазин, купила ведро, щётку, и вычистила тротуар перед своим домом. Вернувшись с новой «работы», села в кресло и начала читать.
       Всё-таки, тяжело быть ответственным человеком, - ворчала про себя Наталья – на одни эти книжки, вон, сколько денег угрохала, а ещё ведро со шваброй. Вся спина болит после этой уборки. Но, пообещала же.
       Кастанеда был прочитан, перечитан с карандашом, на отдельных страницах появились примечания, целые абзацы, выделенные либо перечёркнутые красным маркером. В доме возникла литература по шаманизму и философии, полное собрание Толстого, Фёдормихалыч, новая книжная полка. Улыбку Натальи вызвал персонаж одного веллеровского рассказа, писатель по имени Тихон. Когда все мыслимые и немыслимые кредитные обязательства Тихона за ближайшие тридцать семь лет были благополучно погашены, оказалось, что, зачеркнув последнюю оставшуюся запись в своём блокноте, он ухитрился провести окончательно полный перепросмотр собственной жизни. Да мало ли, каких дел он ещё натворил, от которых во Вселенной, а может быть, в самом Тихоне, сместилась некая крайне важная составляющая. Разумеется, небо не обрушилось даже на отдельно взятого героя рассказа, не прогремели громы, молнии, которые в марте вообще принципиально редкое явление, не засверкали. Никто ничего не заметил, как и положено в таких случаях. Да, собственно, некого стало замечать. Тихон исчез вместе со своей записной книжкой и домом, где жил. «Всё отражалось в витрине. Только меня не было. Я изо всей силы, покачнувшись слабо, ударил в зеркальное стекло каблуком. И ещё. И оно не разбилось».
       Взяв аккуратно заточенный карандаш, женщина мелким каллиграфическим почерком стала записывать свои мысли: «Птичка улетела, забрав с собой бренную тушку героя, заодно прихватила когтями часть привычного ему мира. Вот ведь как важно правильно выполнять древние магические ритуалы. Хотя, с другой стороны, осталось в итоге отпущенное божеством сознание.
       Так, видимо, чаще всего и бывает. Пока толпы адептов стараются годами изо всех сил, чтобы освоить хоть маломальскую какую-нибудь магическую ерунду, найдётся один бездельник, который, совершенно случайно и ничего не подозревая, оставит всех с носом, в порядке экспромта выдав на гора такие чудеса, что и не в сказке сказать, ни наукой опровергнуть. Или, бабушка вот, которая двор подметает.
       Отправиться в самостоятельный полёт, к которому долго готовился, или быть подхваченным внезапным ураганом – не одно и то же. Интересно, сколько времени понадобится этому письменнику, чтобы принять себя в новом качестве. Впрочем, куда он денется. Ён же теперь бессмертный практически. Судя по всему, парень вполне даже шустро сориентировался, внедрился в сознание г-на Веллера, и поведал таким вот образом свою душещипательную историю».

       Поставы - маленький городок. Спустя пару-тройку часов после того разговора, я снова заметил чудную старушенцию на одной из улиц. На часах было как раз полдвенадцатого. Старушка, не спеша, шла, видимо, уже домой, неся с собой своё зелёное ведро и щётку. Прямо перед ней на асфальте валялась брошенная кем-то пустая пластмассовая бутылка. Бабушка, божий одуванчик, отложила в сторону орудия своего труда, подошла к бутылке, наклонилась, повернула её.
       Отошла на пару шагов назад, подбежала. Удар! Бутылка, перелетев через ближайший забор, скрылась из виду. Снова подобрала свои вещи, и преспокойно отправилась дальше.
       Рядом с бутылкой лежала упаковка из-под сигарет, на которую Наталья, не заметив, наступила, когда разгонялась для своего пенальти. Так вот, эта пачка даже не помялась.