Трое богатырищ часть 2

       Часть 2
       Скоро сказка сказывается да не наскоро дельно делается. Долго ли, коротко ли, они так ехали, только встал пред ними град некий. И въехали они в град тот и, ну пытать всех, об Юлеше выпытывать. А и немного стойких-то оказалося. Прознали: Юлеша в школу поступил церковноприходскую, грызёт там с усердием науки гранит.
       – Ну, ясно теперь! – а то Ильня с Добрылою всё никак в толк взять не могли, отчего это в округе все земли каменьями усыпаны.
       И наведались они к Юлеше.
       А Юлеша в ту пору какраз на переменке с огольцами местными в «запуски» резвился. Увидал он дружков своих и, в миг понял: не бывать ему сегодня на уроках более. Подозвал он тогда одного из однокашников своих:
       – Ты, Филипупок, скажи батюшке нашему, чтоб не гневался на меня, а отпустил бы с миром до завтрева. А за то обещай ему от меня шмат сала, да яиц дюже…э, знаю, любит он их.
       – Лады, – ответствовал Филипупок, в носу колупая. – Токмо, слышь, Юлешка, мыслю я: одного шмата маловаста будет. Пару надо. И один в тряпицу заверни. Отдельно. А уж я, так и быть, передам гостинцы.
       – Ах ты, пострел! Знаю я тебя! – усмехнулся Юлеша, уши тому накручивая. – Ну, да ладно. Сторгуемся.
       И повёл Юлеша гостей дорогих к себе в хоромы. То бишь, туда, где школяры хором жили. Но, была у него там светёлка своя. И, надо сказать, скромненькая светёлка. Потому и отзывалась на Свет-тёлку – Скромницу.
       Сажал Юлеша друзей за стол, хлебом солью потчевал. Беседу вели они неспешную, степенную, как и подобает мужам зрелым.
       – Ты, Юлеша, вижу, в науку ударился, – молвил Добрыла, густо солью посыпая сухарик ржаной. – Ну и как оно? Как успехи-то?
       Отвечал ему Юлеша горделиво подбоченившись:
       – Пусть и пребываю я ещё только в начале пути славного но, кое в чём уже поднаторел. Кириллицы три буквы осилил. Хоть и на пальцАх, а уж, до трёх слагать умею.
       – Ну!– воскликнул Ильня, доселе молчком сидевший, исподтишка светёлку разглядывавший да дланью своей вожделенно суча. – До трёх на пальцах-то и я сподоблюсь! О! Глянь-кось, как ладно складывается!
       Отстранился Юлеша обиженно от Ильнёй руки протянутой:
       – Зря ты так. Я ж токмо третий год в школярах пребываю. И потом, не все ж такие усидчивые! А фигурки сии от тебя мне зреть не в диковину.
       А Добрыла своё всё гнул:
       – И что же? Нешто по сердцу тебе дело этакое? Много ли корысти через сие ремесло имеешь?
       – Кое-что от наук и мне перепадает, – отвечал ему Юлеша. – Практику имею. Частные уроки даю отрокам селян местных. Благо, есть где развернуться. Всяк забор для меня, что доска школьная. Да, что я, вы ж и сами, должно быть, по дороге сюда, всюду буквицы те славные видели. И, хоть, народец здеся не шибко богатый, но, кто яичком, а кто и сальцем одарит. Не бедствуем.
       – Так, где ж оно, сальце-то твоё?! – воскликнул в сердцах Добрыла, отпихивая сухарь недогрызаный. – Эх, Юлеша! Ты на меня погляди! Кольчуга серебряная, шлем чернёный. А конь?! Узда золотом шита, седло жемчугами унизано!
       – Так-то оно так, конь у тебя славный. За живое так и задевает. – вздохнул Юлеша. – Но ты, Добрыла, послухай, я, ведь, чё удумал-то. Вот окончу школу и пойду далее науки постигать. В стольный град идти мыслю.
       – Нешто пешком пойдёшь? – изумился Добрыла. – Брось, Юлешка, ты ж не в Холмогорах родился!
       А Ильня меж тем, утомлённый речами витиеватыми, давно уж оставил друзей своих и бродил по граду в надежде отыскать заведение какое ни то. Для здоровья своего поправки. И отыскал-таки, хоть и косился боязливо на лес вдали чернеющий. Сам поправился и о дружках своих не забыл. Радостный воротился, обдал спорщиков духом своим взбодрённым и молвил:
       – Отведай-ка, Юлеша, теперь нашего хлеба-соли!
       По-новой сели за стол сотоварищи. И уж другие речи слышны стали. И, хоть, Юлеша всё ещё артачился, но, уж не так стойко да пылко.
       – Ну, а чем пробавляться-то мыслите? – всё ещё сомневался он.
       – О том не тужи, – умасливал его Ильня. – Дорог, что-ли мало? Выйдем на «Большак» – всё наше! А не хошь, так наймёмся кому на службу, где ни то дозором стоять, либо, охранять что, лабаз какой с провизией, а лучше – медоварню!
       – А ведомо ли вам, – молвил Юлеша. – Что в краях многих от дружин да от дозоров ныне отказываются.
       – Как то? – изумились Ильня с Добрылою.
       – То-то и оно, – просвещал их Юлеша. – В ратном деле ныне много нового. Цари теперь всё больше на боку лёжа правят! И не нужны им более ни кордоны, ни заставы. А рубежи их и без того под зорким приглядом пребывают. О, как!
       – С востока сии безобразия новомодные насаждаются! – грозно молвил Добрыла. – Как-то, гонец мне иноземный повстречался. Скороход! Допытывался, как бы ему поскорей до Шалтанова терема добраться. Должок ему там какой-то стребовать надобность неотложная приспела. Дорогу-то я указал, а сам вижу, поспешает сердешный не на шутку. Скороход, видишь ли! Ну и пустил этому скороходу вдогонку пару стрел калёных. Пущай, думаю, с ними в скорости-то посостязается. Уж и не ведаю, чем там у них окончилось.
       – Эх, чую я, порядок всюду возвести требуется! – воскликнул Юлеша и грянул оземь ендову единым духом опорожненную.
       И, решили они не отлагать более дела сего важного. Коней взнуздали. Юлеша на прощанье ввалился в светёлку свою. Свет-тёлка только мукнула. Потом сели на коней и пустились в путь-дорогу.