В плену

Прямой бесхитростный взгляд, устремленный вперед, в нем сочетались и переплетались тонкость и прямолинейность, пронзительность и отрешенность. Он смотрел прямо на нее, прямо в ее глаза, в ее душу, извлекая по кусочкам все ее мысли о нем. Она была для него, как бутон, лежащий на столе. Можно было взять его в руки, можно почувствовать приятный терпкий запах, можно оторвать лепесток за лепестком, причинив цветку боль, но можно и положить в горячую ванну, где цветов обретет совершенно новую жизнь.
Она нисколько не опасалась этого пронизывающего взгляда, потому что была влюблена. Она подошла ближе и поцеловала его в краешек губ. Ей хотелось оставаться рядом всегда и никогда не делать даже шага в сторону от него. Она хотела, чтобы он заботился о ней, чтобы отдавал всего себя ее маленькой изящной персоне. Это было пленение, ее зависимость от него. Она представляла, как он будет брать ее на руки и нести, уносить от всех проблем ее жизни, от ее семьи, где она никогда не находила понимания, от холодного ветра улицы, где она каждый день боролась с дождем и сыростью, от нее самой, предрасположенной к самокопанию и вечной неудовлетворенности собой. Он был для нее самым идеальным и самым поражающим мужчиной. Его голос проникал сквозь нее и игрался с ее воображением, его мягкие волосы, которые она, как ребенок, тянулась потрогать, его губы, такие ненасытные и такие чувственные, и его оптимизм, с которым он всегда шел через тысячи проблем и тысячи препятствий. И он действовал на нее, как ветер, уносящий в своем плену пожухлый желтый лист. Ощущение было, как во время полета на самолете, когда вдруг начинаешь проваливаться в воздушную яму, и не за что держаться.
Но его жестокость в миг остановила ее.
 - Чего ты от меня хочешь? Я же сказал, что на этом все. Забирай свои платья и проваливай.
Так сказал он ей в тот вечер. Но в тайне, где-то в глубине она знала, что он принадлежит ей, что он полностью ее и никто не может посягать на этого мужчину. И все же эта жестокость, с которой он произносил сейчас эти слова, ужалила ее так сильно, что захотелось закричать. Где-то внутри все разрывалось и поражало все больше нервных окончаний. Хотелось биться в истерике, хотелось выцарапать его пронзительные глаза и оцарапать его лицо, вырваться из плена его взгляда и его слов. Но она стояла пред ним после этого поцелуя в недоумении и тревоге.
Вот опять они подобрались к самому краю отношений, вот вновь они балансируют на грани полного краха какой-то совместности своих сердец. И ей, такой бойкой и такой красивой, знающей цену себе и любящей свободу, так не захотелось падать вниз, когда можно было схватиться за его шею, обнять его и прижаться щекой к его щеке. Да, без него она будет совсем другой.
Слова стали вырываться сами собой. Будто бы тот крик, рождающийся в ее сердце, преодолел слишком многое, чтобы не превратиться в шепот, который будет исходить из ее уст.
 - Прости меня. Я не хочу. Не бросай меня. Я просто не смогу без тебя жить.
Слезы стали выступать на глазах как-то предательски и слишком откровенно. Она же никогда до того не плакала при нем! Только один раз, когда бурная ночь сменилась тишиной этой маленькой комнаты в Брюсселе. Она повернулась к стенке и заплакала. Он давно уже спал и не слышал ее. А слезы текли и текли, слезы счастья, слезы поражения перед ним, победителем ее строптивости. Она всегда стеснялась слез.
А ведь он столько раз говорил ей, что она невероятно элегантна, в ней есть манящая горделивость, статность, какой нет ни у одной женщины, что он встречал. Он брал ее руку, ласково целовал ее запястье и, смотря прямо в глаза, шептал ей о том, что будет дальше. И после, он брал ее на руки и относил в их номер в мотеле. Ей ничего не надо было делать: ни раздеваться, потому что он расстегивал ее одежду и нежно снимал с нее, целуя каждый сантиметр ее обнаженного тела, не надо было двигаться, потому что он восхищался ею такой, какая она была, и не нужно было злиться после, ведь он заботился о ней и на ночь всегда целовал ее губы, произнося слова: «Сладких снов». И она уверовала в свою исключительность. А теперь она стоит в слезах, таких предательски соленых, и смотрит на него, как маленькая девочка, провинившаяся в чем-то.
Если бы она тогда знала, в тот момент, когда стояла перед ним в этой кофточке и плакала, что в плену находился именно он, что его слова были незначительным визгом маленького котенка на настоятельный призыв хозяйки вернуться домой. Он был очарован ею в первый раз, когда впервые прочел ее. И он оставался в зависимости от ее запаха и ее чисто женского обаяния. В плену ее слез.