Письмо из захолустья

      Когда ты отъехал в горы, было время сплошной пустоты. А потом город наш в чашке гор стал мне всё больше напоминать тот самый городок на дне песочных часов. И время, как и всё остальное здесь, наконец потеряло своё направление и бежит то туда, то сюда. Городские часы полдень бьют по нескольку раз на день. Иногда даже сказать сложно: то ли сумерки сгущаются, то ли восход назад к закату покатился. Люди, измотавшись от этой карусели, не то через вечер в ночь на кроватях въезжают, не то снова сквозь утро в неё вкатываются.

      Городская управа самораспустилась, потому что более половины управителей сошло с ума от происходящего и предпочитает гулять с собаками по Воробьёву лесу или в Старозагородной роще, домой не возвращаясь и по-человечески говорить отказываясь. Последним указом управы велено было присудить Витьке, писателишке нашему, пожизненное наказание через наручники, руки за спину. Расхаживает он теперь по тюремному двору, в небо смотрит и смеётся зло. Диссидент. На волю не хочет, хоть охрана и разбрелась, а оставшийся один Василий Издревой не то Витьку стережёт, не то не пускает к нему никого. Идущих мимо ружьём пугает.

      Всё у нас как на качелях стало. Совершенно ни о чём сказать нельзя так, чтобы потом самому себя не поправить. Можно сказать, что я тебе сейчас письмо пишу, лёжа под колоколом, а можно решить, что это ты мне рассказываешь, как всё тебе с гор видится, потому как сам я давно уж здесь ничего не понимаю. А вот когда пишешь - всё равно, что с тобой говоришь. Ты в последнее время часто говорил о лукошке, из которого выбраться хочешь, и что не так интересны горы, как бескрайний простор над ними.

      Я мало в чём теперь уверен: зыбко всё, как акварель на облаке. Да и как здесь что-то можно понять, когда начал я тебе письмо писать в без четверти двенадцать, а сейчас только на три минуты больше. Но время, худо-бедно, бежит, пусть и в обе стороны. И хоть половина письма им и съедена - ни про Митьку-глухаря, ни про Алладина Батрутдинова - татарина, коего нам прислал Аллах, - ни слова не осталось, надо дописать и отправить тебе, пока оно его и вовсе не съело.  Да и меня вместе с ним.

      Сам я всё так же. Чудесный всё же вид с моей колокольни на этот город! Вдалеке облака меж гор дымятся, ближе - пятна крыш сквозь тополя пробиваются, ласточки над рекой вьются, дом мой на самом берегу почти и не виден...